Взгляд на икону

На скамейке у дома сидели два пенсионера. Они грелись на весеннем солнышке, жмурились от него и так радостно смотрели на мир, что мне захотелось их сфотографировать. Но так, чтобы они этого не заметили.
Я достал фотоаппарат и начал  неожиданную сессию, да так увлёкся,  что увидел в кадре, как оба старика смеются надо мной и показывают на меня пальцами.
- Для чего ты это делаешь? – спросил один из них в демисезонном плаще цвета хаки. – На хрена мы тебе нужны, старые хрычи?
Я понял, что надо остановиться. Но и объяснить азарт надо было. Подошёл к ним:
- Извините, соседи, я фотограф и, показалось, что вы очень колоритно разговариваете.
- Ты захотел заснять интересный момент. Как зовут? - спросил в хаки.
- Андрей я.
- Ишь, ты, и мой друг Андрей. А меня Степаном Васильевичем зовут. Ты не из 33 квартиры?
- Оттуда.
- Добро! А можешь показать, что заснял?
Я подсел на скамейку, включил Nikon и на экране стали видны сюжеты. Деды посмотрели немного, наверное, просто из уважения к своей просьбе. Хотя Степан сразу отметил удачные кадры.
- Ты не в газете работаешь, Андрюха? – поинтересовался он, возвращая аппарат.
- Нет, в журнале «Город».
- Там хорошая бумага, - одобрительно отозвался мой собеседник.
Я понял, что журнал по содержанию не подлежит оценке. Наверное, неважная отметка. Но не выдержал:
- И только бумага?
- А как же? Снимки хорошие получаются! Разве это тебе самому не нравится?
Ну вот, неожиданно дедки стали соучастниками моей утешительной мысли о том, что мне, как фотографу повезло работать в таком богатом издании, где фотографии получаются на все сто! И меня осенило:
- Так вы, вероятно, тоже работали в СМИ?
- Работал… - ответил Степан Васильевич, -  главным редактором «Индустриального вестника». Помнишь такой? Ушёл на пенсию и его закрыли. В принципе, я это знал. А Андрей был у меня водителем.
- Да, было дело, - подтвердил другой дед.
- Скучаете по работе?
- Не без этого. Планёрки, вёрстка, удачи, провалы… Эх, хорошее было время!
- Даже по проколам скучаете?
- А почему бы b нет? Да же по некоторым дамочкам грустить приходится.
Степан откинулся на спинку скамьи и закрыл глаза. Но тут же открыл:
- Не целься. Это не тот момент, чтобы снимать. А может и как раз тот, когда в человеке обнажаются глубокие чувства…
- По дамочкам? – уточнил я.
- Ох, ты и злыдень, - пошутил бывший редактор. – Тут такое дело. Когда я принял газету от бывшего редактора, со штатами была неразбериха, ответственным секретарём работал случайный человек. Одним словом, мне нужен был помощник. Обратился в местный союз журналистов,  прислали девушку. Мне бы при беседе с ней не на фигуру смотреть, да грудь, а в мозги ей заглянуть.
В принципе, она была состоявшимся человеком, замужней дамой, с дипломом местного университета. Начали работать. Через полгода всё выправилось, Галина показала умение ладить с людьми, казалось, всё отдаст ради работы. Назначил её своим заместителем. И рад был, что снял с себя часть обузы. Скажу, что у меня было хобби, я писал романы. И так увлёкся, что перепоручил все текущие дела Галине. А однажды, опомнившись, увидел, что она, как это сказать, увела из под меня коллектив. Что ни вопрос, что ни проблема – бегут к ней, решают. Да, как говорится, Бог с ней! Так ведь нет, написала материал и опубликовала без моего просмотра. Вышел, читаю, что за детский лепет! Стыдно даже стажёру такое писать!
Это я сейчас думаю, какие мы были высокими мастерами слова да знатоками текстов! Как мы легко судили о работе других. Но… Одним словом, вызвал я эту Галину к себе на ковёр, накричал, натоптал ногами. Люди то слышали. Ну и пошли за спиной обсуждения. Так эта дурёха, вместо того, чтобы прекратить, снизить накал, показать, что она может оставаться человеком, стала потакать раздраю. И вот ведь ситуация, вроде работает хорошо, а коллектив расслаивает. Раз вызвал, два, где поспорили, где повинились друг перед другом, а кувшин с большой трещиной оказался. Ей захотелось занять моё место.
Я то многого не слышал, не до этого, а люди шептались с её подачи я тупой, ретроград… И так далее. Когда всё-таки прознал, да поймал за язык, предложил уволиться. Кстати, нас в то время переводили из одного ведомства в другое. По новому штатному расписанию предложил ей менеджера по рекламе.  Думал, утихомирится, а там видно будет.
Вроде согласилась, а потом взбрыкнулась, мол, не те деньги! Ну и начала катать письма в Москву, в наш головной офис. Да так жалостливо, убедительно, что позвонил мой начальник и пригрозил отправить уже меня на отдых. Уже получал пенсию.
Думаю, да не такой я, меня не сломишь! Посмотрим, чья возьмёт! Прямо какая-то злость на «писательницу писем» и гнев на руководителя  меня обуяли. Вот в таком настроении хожу как-то по редакции, заглядываю в кабинеты. Уже все ушли, а я всё негодую…
Зашёл к ней, на новое, менеджерское место, смотрю, за принтером Галины стоит маленькая иконка Богородицы. Пригляделся и тут на меня напало раскаяние, что же я, осёл, делаю! Что же я Галине судьбу ломаю! Сам ведь во всём виноват! Сам проглядел и потакал!
Так и закончился наш с ней конфликт. Поработал года два ещё и ушёл из газеты. Надоело!  На даче спокойнее. А газету превратили в Москве,  чёрт знает во что! Всё реклама, всё жёлтые статьи, бульварщина. Разве такое  я мог дальше издавать. Нет, уж, пусть другие! Ну и оставил всё Галине. Хотя, скоро прикрыли нашу головную фирму, а вместе и филиал.
Степан Васильевич посмотрел на меня, словно спрашивая, понял ли я его? Но быстро отвёл глаза и насупился. И  его товарищ по скамейке опустил голову, сопереживая бывшему шефу.
- Степан Васильевич, сучка она, сколько вам крови попортила! А вы её
пожалели!
- Да не её, друг мой, - похлопал бывший редактор бывшего водителя по плечу, - а свою душу. Ну, ввязался бы и глубокую распрю, может и добился её увольнения, исчезла бы она с моего горизонта. Забыл бы о ней. А вот выражение лица Богородицы на иконе не могу забыть. Не то, чтобы осуждающее, и жалостливое, с какой-то уничижающей мою гордыню любовью.
Дед, да какой дед, ещё достаточно импозантный человек с седыми волосам, гордым взглядом и осанкой человека, умеющего повелевать, встал, опираясь на трость. И, не прощаясь, пошёл в дом. Лишь у самого подъезда оглянулся и бросил нам:
- Может тогда мне показалось всё это у иконы, но на душе легко стало. Нельзя отягощать себя гордыней и упрямством. Нельзя! А ты Андрей, снимки приноси!