Города-зацепки Авиньон

Безысходность и бритые затылки... Кажется странным, как этого не замечают толпы туристов, в фальшивом восторге озирающиеся посреди улицы Репюблик.

- Excusez-moi, est-que vous savez comment on peut aller au Palais des Papes ? (Извините, Вы не подскажете как пройти до Папского дворца?)

Пожилая французская пара, как и тысячи им подобных, на закате обустроенной жизни решили наконец-то познакомиться со своей Родиной. Явно не местные. Местным и в голову не придет обращаться к бритоголовому  индивиду с абсолютно не французской внешностью. Этакий забавный бытовой расизм в стране свободы, равенства и братства: безработные арабчики из ситэ вызвают гораздо меньше негатива, чем военные. Пара смотрит на меня смущенно-добрыми глазами. Кажется, до них начинает доходить, что с потенциальным гидом они немного ошиблись. Изображая самую дружелюбную улыбку, начинаю строить фразу, стараясь не напутать с грамматикой. На фоне сослуживцев я вполне себе франкофон, что порождает определенные иллюзии. Нормальных французов эти иллюзии и попытки хотя бы обозначить грассирующее «р» волнуют мало. В глазах пожилой пары мелькает разочарование:
- Pardon ? (Извините?)
Все ясно. Буркаю « la-bas » (там) и сопровождаю красноречивым жестом в направлении Папского дворца. В принципе, объяснять тут особенно нечего, поднимайся по Репюблик и упрешься в этот самый дворец. Пенсионеры благодарят и двигаются дальше. Сто к одному, что спросят у кого-то еще, а между собой перекинуться парой слов о «понаехавших».

Авиньон считается одним из интереснейших городов Франции. Хорошо сохранившиеся крепостные стены, знаменитый мост, Папский дворец, естественно, - самый большой из сохранившихся объектов готической архитектуры в Европе. В свое время мне хватило одной субботы, чтобы обойти все это, закончить тур во всем известном пабе и понять, что характерами мы не сойдемся. На несколько лет любимым местом стал вокзал TGV, откуда скоростной поезд уносил меня на выходные в несравненный Париж, солнечную Ниццу или в любой другой французский город, лишь бы подальше.

Единственным более-менее дружественным местом был ирландский паб, неподалеку от вокзала, где можно было пережить пересадку между поездами. С него же обычно начинались выходные, когда по каким-либо причинам я не мог убраться от части на максимально возможное расстояние и приходилось ограничиваться Авиньоном. Одно это уже означало, что выходные будут паршивыми. Пара кружек Kilkenny позволяли нам с городом настроиться на нейтральную волну и не замечать друг друга, хотя бы временно.

Даже зимой провансальское солнышко пригревает, стараясь убедить, что все не так уж плохо. Хочется просто подставить лицо под его лучи, бродить по городу, чувствовать жизнь и улыбаться, - все равно тебя никто не знает.
- Привет, камрад!
Лысый добрый молодец в джинсах, кожаной куртке, темных очках и с военным рюкзачком, почти зеркальная копия меня, приветливо скалит зубы. Молодого легионера ни с кем не спутаешь. Поначалу я тоже с гордостью выходил в город, чувствуя прохладный ветерок лысым черепом и гордясь тем, что уже по прическе можно понять, что я не просто военный, а солдат Иностранного Легиона. Даже самые отпетые циники в первые год-два службы где-то в глубине души надеется, что окружающие, увидев их, внутренне восторгаются, только виду не показывают. А девочки всех возрастов сразу начинают напевать «Мой легионер» Эдит Пиаф. Рано или поздно понимаешь, что все совсем не так, но ностальгия по этой наивной гордости остается на всю жизнь.
- Что делаешь? Тоже на weekend вышел, да? Ты куда сейчас?
Авиньон ухмыляется: этот город никогда не позволит тебе остаться наедине со своими мыслями, он просто наводнен «коллегами», большинство из которых почему-то свято уверены, что если ты гуляешь один, то тебе дико скучно.
Меньше всего хочется сейчас кого-либо посвящать в свои мысли и планы...
- Да так, пару дел надо сделать по-быстрому...
- Может, по пиву?
-Не-не, не сейчас, тороплюсь немного
- Ну, смотри, если что звони.
-Ок, давай!
Надо сворачивать в переулок потише, улицу Репюблик в выходные смело можно переименовывать в бульвар легионеров.
- О, здорово! А ты чего один? Ты куда сейчас?
И диалог начинается снова, под ехидную усмешку Авиньона.

Эта усмешка перерастает в злорадный смех, когда уже «тепленькими» в субботний вечер мы пытаемся пройти в сколь-нибудь стоящее заведение. Прически и акцент в карман не спрячешь и разговор с охраной ограничивается риторическим вопросом:
- Военные?
- Да.
- Извините, сегодня клуб заполнен. Приходите в следующий раз. Хорошего вечера.
«Элита Франции» с акцентом бурчит пару ругательств и разворачивается в сторону паба, с которого, собственно, день и начинался. К полуночи туда подтягиваеются такие же невезучие любители вечерней культурной программы и стартует массовый праздник под названием «Первая суббота недели».

Delirium - один из тех редких клубов, куда нас пускают. Как ни парадоксально, но именно это заведение считалось в определенной степени культовым среди представителей (и представительниц) местного интеллектуального среднего класса. Целый этаж старинного дома в самом центре Авиньона заполнен предметами стиля ретро, которые язык не поворачивается назвать хламом, посреди возвышается барная стойка, а вконце зала - импровизированная сцена. Думаю, во всем клубе не найти двух одинаковых стульев, но это почему-то не создает атмосферу цыганского хаоса или арабского бардака.  Девочек класса «тп» там практически не водилось. Была там неповторимая полу-домашняя обстановка, располагающая к свободному общению без лишнего пафоса. Этому в немалой степени способствовал дешевый алкоголь и хорошая охрана, которая веселиться не мешала, но и пересечение дозволенных лимитов карала жестко. Плюс к этому парни не пускали арабов, черных, совсем пьяных и всегда запускали русских. Секрет прост: все были легионерами из бывших союзных республик.

Когда я попал туда впервые, вечер закончился тем, что мы с лучшим другом сидели на полу, выставив на всеобщее обозрение ноги, обутые в роскошные ковбойские сапоги (предмет зависти и критики сослуживцев) и орали друг другу в ухо, что это самый демократичный клуб, который мы посещали в жизни. Как ни странно, в дальнейшем свое мнение мы не поменяли.

Здесь я впервые увидел Машу... Когда француженка поет под гитару на чистом русском, этого вполне достаточно чтобы обратить на нее внимание. По какой-то непонятной причине она обожала Россию, писала что-то вроде кандидатской по обучению русских французскому, свободно говорила по-русски и так же свободно могла соревноваться с русскими по количеству потребляемого алкоголя. Статная брюнетка со светлыми глазами слегка за тридцать, не сказать, что красавица, черты лица несколько крупноваты... Извечное русское философское томление сочеталось в ней с французской легкостью бытия.
- Сыграешь «Чижа»?
- Да, только потом, когда посидеть останемся.
Клуб закрывался, оставалось парочка самых выносливых посетителей, охранники, которых дома не ждали, Пьер – хозяин клуба, пара барменш и Мари с гитарой. Общие темы, распадающиеся на отдельные разговоры, вино, выставляемое Пьером, сигареты в руках даже тех, кто бросил... Периодически всеобщий гул прерывался негромким Машиным пением. Из всего репертуара почему-то больше всего запали в память не регулярно исполняемый по заказу «Чиж», а задумчивая «Эта женщина в окне» и такая французская Les petits papiers. Авиньон, похоже, в такие моменты утомлялся и оставлял меня в покое.

- Мари, почему-то любишь Россию?
Мы сидим на берегу Роны и смотрим на заходящее солнце и паром, перевозящий туристов на остров Бартелас. Мой вопрос банален. Она, тем не менее, пытается быть искренней:
- Потому что это настоящая страна. У вас там все по-другому и одновременно так похоже на Францию, какой она могла бы быть... Я не знаю как тебе объяснить. Я очень люблю русскую классику, мне кажется, что я понимаю Достоевского почти как русская.
- Не напрягает раздвоение?
Шутка не удалась. Она совершенно серьезна:
- Я научилась думать. Не знаю, хорошо это или плохо. Французы ко всему относятся гораздо легче.
Сижу и туплю. О русской классике могу заливаться соловьем, благо образование позволяет, но по-французски легко не получается. Хочется просто слушать ее голос про «две дороги, ту и эту», смотреть в задумчивые глаза и остановить время.
Потом был Афганистан, Африка, конец контракта и неожиданная встреча в Delirium.
- Ну, моего парня ты видел – он на входе стоит.
- Это тот молодой серб что ли?
- Ага, мы уже полтора года живем вместе.
Laissez bruler les petits papiers, - поет Джейн Биркин. В тот вечер на берегу Роны мы проговорили до полуночи обо всем, но самую простую фразу я так и не сказал. Думать все-таки плохо – начинаешь усложнять простые вещи...

Welcome to the Hotel Californiaaaaa, - тянет музыкант на площади Пи, странно профессионально перебирая по струнам. Не менее профессионально он смотрит на открытую бутылку «Совиньона» у меня в руках. Город в очередной раз подкидывает мне сюрприз – эксклюзивный концерт в ночи и весьма своеобразного собеседника. Если учесть, что бутылка «Совиньона» уже не первая, своеобразность следует принимать как должное.
- Воооот... А ты думаешь, что Авиньон тебя не принимает, хотя ты его даже не знаешь
Ладно, спишем это тоже на французское вино. Кстати, его музыкант вполне заслужил:
- Тебя как зовут, артист?
«Артист» делает эффектную паузу:
- Называй меня... Коооот.
И в самом деле он напоминал тех бродячих котов, которые ни за какой «Вискас» не променяют свободу на отрезанные первичные половые признаки. Неопределенный возраст, скорее поношенная, чем грязная одежда и характерный блеск в глазах, когда искусство купается в вине.
- Не много у тебя сегодня слушателей... хм, Кот
- Слушать и слышать – разные вещи, ты сам это знаешь. Так же как смотреть и видеть. Вот Папский дворец, к примеру...
- Ты сам-то из Авиньона?
- Я уже и забыл, откуда я, но хорошо знаю куда иду.
- И что жы ты потерял в Авиньоне? – я решил включится в эту непонятную словесную игру.
- То, что скрыл покойник, окрыл иезуит и вспомнил илюминат.
Это было уже слишком. Во Франции каждый третий, как минимум, любит порассуждать о франкмасонах, илюминатах и прочих участниках мирового заговора. Тема настолько изъезженная, что дискутировать мне не хотелось.
- Сыграй лучше что-нибудь, это у тебя лучше получается.
Кот посмотрел на меня круглым глазом, хихикнул и затянул Sur le Pont d’Avignon.

Я бы и не вспомнил про эту встречу, если бы не зажигалка Кота, которая случайно обнаружилась у меня в кармане. Что он там плел про покойников и Папский дворец... Сам дворец, к своему стыду, изнутри я до сих пор осмотреть так и не удосужился. Чем не повод исправить культурный пробел?
Стояла зима и туристов было немного. В огромных пустых залах гулким эхом отзывалась вечность. Гармония ассиметрии и власть в камне... Какими они были, люди, что создали эти стены, - от понтификов, до самых простых каменщиков? Чья воля сложила их случайные жизни в невероятное по сложности полотно, от которого остались только отдельные образы, как этот дворец?

В общих чертах историю Авиньонского пленения пап я знал, однако теперь меня заинтересовали детали. В 1309 году Климент V решил переехать в Авиньон, принадлежащий графам Прованса. Причина прозаична – в Италии беспокойно, а ввязываться в конфликт папа желанием не горел. Климент V и его преемник Иоанн XXII жили при доминиканском монастыре, рекострукция старого епископского дворца началась лишь при Бенедикте XII. Как оказалось, Иоанн XXII - личность весьма занимательная. Настоящего имени его мы не знаем, зато известно, что он написал около 70000 писем и собрал в казну более 700000 золотых флоринов. Кроме того, понтифик активно занимается оккультизмом и достигает в нем немалых высот. Его перу принадлежит несколько фундаментальных герметических трудов, в числе которых «Философский Эликсир и Искусство трансмутации». При это папа активно использует административный ресурс и нещадно карает всех остальных оккультистов. Разгораются самые настоящие колдовские войны, понтифика пытаются извести приемами белой и черной магии, но большая часть покушающихся заканчивает на костре.
Именно он начинает настоящую охоту на колдунов, которая в будущем трансформируется в охоту на ведьм. Длинные руки дотягиваются из Авиньона до Италии и Германии. Умирает папа-оккультист в возрасте 90 лет, унося в могилу открытые алхимичекие секреты. Похоронен тут же, в Авиньоне.
 
Авиньонский покойник? Вряд ли полупьяный уличный запевала делал экскурсы в историю, но ради интереса я решил поискать иезуита.

Задача оказалась посложнее. Сначала был найден иезуитский колледж в Авиньоне, а потом всплыло имя ученого Атаназа Кирхнера. Персонаж уникальный своей многогранностью и богатой биографией, в которой присутствует любопытный момент: с 1633 по 1635 годы он жил в Авиньоне, преподавая в этом самом колледже математику. Во время преподавания он приложил руку к оформлению стен «уранографическими проекциями», которые являлись основными принципами авиньонского герметизма (sic !). Далее воображение вырывается на стратегический простор и фантазия начинает играть всеми красками.

Однако, есть еще илюминат. Им оказался некий Пернетти, основавший в конце XVIII века в Авиньоне одно из самых известных европейских обществ илюминатов. Дом на улице Толиньян цел и поныне. 

Узкая извилистая улица в историческом центре города, первый нежилой этаж, небольшой ресторанчик поблизости и мистраль, кружащий обрывки неразгаданных тайн. Ловлю себя на мысли, что стою у дома, бывшего одним из оккультных центров Европы и вспоминаю Кота. В отличие от него, я не знаю, куда иду.

Идет снег. Крупными новогодними хлопьями, танцует в свете фонарей «a la старина», тает, прикасаясь к мощеным улицам. Для юга Франции это всегда событие, редкие прохожие фотографируют на свои телефоны и тут же размещают в Facebook. Через оконное перекрестье виднеется башня Папского дворца и фонарь, укутанный хлопьями снега. Через два столика парочка под полтинник целуется, как подростки в кинотеатре. Я сижу в моем любимом месте Авиньона, куда не вожу ни друзей, ни подруг. Артхаусный кинотеатр  с мини-баром притулился на заднем дворе дворца под вековым платаном. Кроме меня здесь нет случайных людей. Допиваю стакан густого сладкого порто, стреляю сигарету у бармена, позабыв, что бросил и выхожу под мокрые хлопья. С наслаждением втягиваю сухой дым на глазах у вековой башни. Через пару минут опять вернусь в тепло, на столе будет ждать новый стакан с порто и я буду бесконечно долго смотреть на огромные хлопья, которые пытаются до меня добраться. Время толстым и теплым одеялом накроет меня и скажет, что все будет хорошо. Не дебильно-радостным голосом психоаналитика, а уверенным баритоном нависающей над кинотеатром башни. За тебя, Авиньон! Иногда мы понимаем друг друга.