Мейлах в октябре. Книга 1. Глава 2

                МЫ В ГОРОДЕ            
       Кто ковал день вчерашний – уходят,
                День грядущий - в руках молодых.
               
 В нашем маленьком городке жизнь проходила тихо, спокойно, без каких либо аномальных потрясений. В те далёкие пятидесятые – шестидесятые годы прошлого столетия люди были бедны, не завистливы, доброжелательны и скромны. Их сплачивало ещё не забытое горе военных лет, поэтому они ценили то, что есть и этим были счастливы.

В каждом доме могли принять постороннего человека, голодного   накормить, замёрзшего обогреть, поделиться последним куском хлеба, приютить и оказать посильную помощь.

         Дети, следуя примеру взрослых, были такими же отзывчивыми.  Радость, как и огорчения, была искренней, сопереживания – сердечными, поступки – бесхитростными, несогласия – честными. В такой атмосфере и таком людском окружении прошло наше прекрасное, незабываемое детство и юность, на долгие годы связавшее нас дружескими чувствами.
 
         Мы не были избалованы ни материальным достатком, ни развлечениями, ни возможностью прилично одеваться. Мальчики носили одежды военного образца – перешитые шинели, телогрейках цвета хаки, ходили в сапогах, пилотках армейских шапках – ушанках, будёновках и танковых шлемофонах. Из военной амуниции, к счастью, только каски не приходилось носить, а так – всё подряд!

         Наряд девочек состоял из многократно перешитых старых платьев, или платьев, сшитых из портьер, из самотканого льняного полотна отбеленного на солнце. Ничего нас не огорчало. Мы были такими же, как миллионы наших сверстников – оптимистичными, жизнерадостными, уверенными в светлом будущем своём, страны  и народа.
 
Каждый второй из нас, не имел отца – война была безжалостна к нашему поколению и мы отцов потеряли не в любовных приключениях, а на фронте. Бедные наши мамы, разрываясь в заботах между работой,  детьми и заботами, как этих детей прокормить, одеть и обогреть – выбивались из сил, но находили их в самой сложной обязанности – вырастить  детей людьми порядочными. И это им удавалось.

  Удавалось это и моей маме. Она умела вовремя надрать уши, чтоб не хулиганил, дать подзатыльник - чтобы учил уроки, дать по рукам – чтобы не брал чужого, залепить по губам, чтобы не курил и не сквернословил.  И добилась прекрасного воспитательного эффекта! Сформировала нормального, честного порядочного человека, не замаравшего себя на протяжении жизни ни в чём.

         Город был разрушен войной до основания. На главной площади, если её тогда можно было так назвать, посреди выбитой булыжной мостовой на фоне выгоревшего здания исполкома, зияющими пустыми глазницами окон, стоял подбитый танк, оставшийся со времён войны. Вокруг – пустыри с россыпью красного битого кирпича: жалкие остатки уничтоженных бомбёжкой и пожарами домов. Центра города, в постройках не существовало, он был обозначен только в названии.

         Постепенно город отстраивался. Появился Дом культуры, начал функционировать кинотеатр  «Родина». Узкое, тесное и душное помещение вмещало примерно две сотни человек. 

Зрители смотрели то, что предлагалось: «Чапаев», «Котовский», «Ленин в октябре», «Два бойца, «Волга – Волга» и другие, такого же типа. Выбора не было. Зрители запоминали не только содержание фильма, но и фразы, реплики, песни, даже монологи персонажей.

 Позже появились киноленты трофейного происхождения, как например, многосерийный фильм «Тарзан». Билеты можно было достать с большим трудом. Чтобы их раздобыть, люди буквально лезли по головам.

 А происходило это так. Группа молодёжи поднимала на руках одного из компании, наиболее проворного, и подталкивала, поверх голов людей, к началу очереди, к кассе. Тот, отталкиваясь от всего, что могло быть упором ногам и рукам в движении, подползал к маленькому окошечку и, лёжа на головах людей, протягивал деньги кассиру.

 Кассир, из сочувствия к людям, на головах которых лежал наглец, выдавал билеты без задержки. Обратно с билетами в зубах, смельчак продвигался точно так же. Падение было исключено. Плотная, многочисленная толпа не способна была расступиться.

         Мы тоже ходили в кино, но не лезли по головам, а честно отстаивали свою очередь,  прогуливая уроки, и не всегда могли попасть в кинотеатр.

         В то время  в одном классе учились школьники разного возраста, это различие могло составлять несколько лет. Во время немецкой оккупации Белоруссии школы не работали.

 После изгнания оккупантов они открылись, и классы комплектовались не по возрасту, а по тому, сколько их было пройдено до войны.
В седьмом классе могли быть дети четырнадцати лет и юноши семнадцати – восемнадцати. Окончив семилетку, многие шли работать или призывались в армию, а мы, соответствующие школьному возрасту, продолжали учиться в дневной школе до её окончания.

         У нас, в отличие от переростков, взгляды и интересы были детские, и поведение соответствующим, но влияние на нас старших, безусловно, сказывалось. Благодаря старшим ребятам мы были активны в труде. Помогали родителям по хозяйству – пилили, рубили дрова, обрабатывали огороды, опекали младших, помогали беспомощным соседям совершенно бескорыстно. Иногда нам за такую активность делали подарок – давали  десять копеек на кино.

         Учились по - всякому, но примерными были единицы. С тёплыми весенними денёчками начинались пропуски уроков, а с началом экзаменов мы всё светлое время суток проводили на речке, т.к. в школу нужно было приходить только в дни экзаменов.

         Наши родители были занятыми людьми, а детей в то время в каждой семье было не менее двух – трёх. Нас никто не контролировал, не баловал. Сами готовили еду на всю семью, стирали одежду, убирали жильё, старшие смотрели за младшими и получали ремня за каждую свершённую шалость.