Амулет колдуна глава 1

  Пролог
 
   - Что ты видишь?
   - Куст, под которым кто-то наложил кучу.
   - А я вижу цветение роз и рой трудолюбивых пчел.
   - Зачем ты мне это говоришь?
   - Хочу понять, почему мы так по-разному смотрим на одно и то же. Где он?
   - Вон улыбается, слева!
   - А это точно он?
   - Я не первый день за ним наблюдаю. Так что не сомневайся.
   - Невзрачный какой-то, не думаю, что сможет выдержать.
   - Твоя забота не думать, а сделать как надо. И не подведи меня, как прошлый раз.
   - Все будет в лучшем виде, не беспокойся!
   - Надеюсь! Начали!
 
  Глава 1
 
   На перроне вокзала трое задумчиво глядели вдаль.
  Они переговаривались между собой, а я выглядывал из контейнера для перевозки животных, которым оживленно болтал Павел, и ещё издевался:
   - Кеша, тебе там удобно? Не мешает тряска? Ну, потерпи-потерпи, скоро поезд приедет, тогда вволю набегаешься по купе. А сейчас представь, что ты готовишься к полету в космос и помещен в центрифугу. И ты сейчас суперкосмонавт - Иннокентий Гагарин.
   После таких одобряющих слов шалун начинал вращать ящиком из стороны в сторону, и от этой болтанки я запевал истошным голосом, лапы упирал в стенки, пушистым хвостом старательно буравил потолок. Старался исполнять арию тореадора из оперы "Кармен", пел громко, но противно - зато от тошноты спасало и привлекало внимание других двуногих. Моё сольное выступление прекращалось вместе с остановкой ящика, когда Маргарите Павловне надоедали не способствующие раздумиям серенады, и она командовала прекратить.
   - Павел, вот стошнит кота, тогда сам будешь рвоту со штанов отстирывать! А ты их и не поносил ещё толком, вот что значит - не заработанное!
   - Мам, ну Белка и Стрелка летали в космос, почему же Кешке не полететь? Или хотя бы не подготовиться?
   - Пашок, слушай Маргариту! Котов сейчас не пускают в космос - их жалеют, для космоса люди есть. Так что не перечь и не канючь, и без тебя тошно! - подключался к разговору глава семейства.
   На короткое время я получал передышку, пока Павел не начинал исподтишка покачивать контейнер. Нашел Белку и Стрелку в одной кошачьей морде, испытатель доморощенный.
   Сунуть бы изобретателя пластиковой переноски в его творение и отдать на забаву Павлу, вот тогда в этом душном ящике и туалет бы появился и стенки, войлоком обитые, и самое главное - возможность по-тихому слинять. Однако, это всё мечты, а в реальности я болтался в метре над землей, и терпеливо ждал прибытия поезда до Сочи.
   Я - кот Иннокентий, для домашних Кешка, а для разных злопыхателей "полосатая зараза" и "дрянь подзаборная".
   Я из благородной семьи египетских котов серой окраски, что нежатся и купаются в молоке и сметане. А то, что меня подобрали на улице маленького, грязного и исхудавшего, так это лишь происки врагов и стечение обстоятельств. Сам не помню, но много раз представлял, как злые бандиты выкрали с целью выкупа наивного котенка. Однако, я каким-то чудом, путем неимоверных усилий и множества душевных травм, сбежал и успешно заблудился. Павел даже снимал на телефон, как я во сне борюсь с врагами.
   Когда Павел принес котенка домой, домашние встретили громогласными возгласами радости на странном языке (позже я узнал, что этот особый язык называется ·мат?), и другими выражениями счастья по поводу новоявленного члена семьи. Они выказывались в спринте по пересеченной местности (в частности - по квартире) за моей скромной персоной с предметом уборки в руках (в частности - веником). Впрочем, упрямый Павел смог отважно отстоять мое право проживать на жилплощади, за что я ему несказанно благодарен и по сей день.
   - Семён, ты посмотри на нашего сына! Он сейчас снова начнет крутить кота, весь в тебя, такой же непослушный! - послышался голос Маргариты Павловны, и я внутренне сжался.
   - Пашок, хорош Кешку мучить! Так не поступают настоящие пионеры, - проговорил глава семейства. - Я в твоем возрасте скворечники мастерил и планеры запускал, а не мучил котов и родителей.
   - Так пионеров же нет давно! - возразил мой наставник по полетам в космос.
   - Это не повод вертеть кота! В общем, перестань и не нервируй меня, Муля! - грохнула мама Павла так, что ящик опустился чуть ниже. Это Павел присел от громогласного голоса, однако переноска снова начала поворачиваться.
   Как раз с него я и начну: Павел, чудо четырнадцати лет, в связях порочащих его замечен не единожды, причем не только мной, но и нашим инспектором по делам несовершеннолетних. Сейчас красуется в новеньком джинсовом костюме, купленном накануне, и бежевых кроссовках, которые я заприметил для своей лютой мести. Характер спокойный, нордический - когда спит, а во время бодрствования окружающим кажется, что у него хронические уколы шилом в одном месте. Лицо лунообразное, веснушчатое и курносое, глаза карие, то веселые, когда затевает какую-нибудь пакость, то невинные и раскаивающиеся, когда его ловят, и наказание по имени "Папазол" вытаскивается из шкафа, поблескивая пряжкой.
   В целом, Павел мало хулиганил и задирался, но всегда заступался за слабых и немощных. Если этот слабый жил на нашей улице, и отстегивал малую толику из своих денег на завтраки в пользу голодающей крыши в лице Павла Семеновича. Кстати, что там эта "крыша" прошептала? "Три, два, один?"
   Извините, секундочку, - МЯЯЯЯЯ-ААА-УУУ!!!
   - Павел, перестань мучить кота! - протянул отец Павла.
   Мелькание цветных картинок и разбушевавшаяся центробежная сила тут же стихли. Отец семейства удовлетворенно прочистил обе ноздри, из джинсового костюма вылез носовой платок, и элегантно обтерлись слегка осопливленные пальцы.
   Семен Алексеевич Латуфьев заслуживает отдельного разговора, "да под поллитра, да под хорошую закуску" - как обычно он говорил соседу, предлагая поддержать дружескую беседу. Сосед последнее время открещивался, ссылаясь на вечную занятость, но я-то знаю, в чем скрывалась истинная причина отказа. В тот теплый апрельский вечер "наказание с блестящей пряжкой" впервые использовалось Маргаритой Павловной не для внушения Павлу норм этикета, но для объяснения дорогому соседу правил поведения с главным добытчиком семьи. Сам "главный добытчик" спал в тарелке с макаронами и не мог внести веские аргументы для защиты соседа в конструктивный диалог.
   - Маргоша, может, я мухой слетаю до ларька? Отпуск всё-таки, а я сухой как лист! - без особой надежды на успех обратился Семен Алексеевич к своей дражайшей половинке.
   Он работает слесарем-сантехником в местном ЖКХ и считается обладателем "золотых рук", а по дням аванса и зарплаты еще и "бриллиантового горла", если жена не успеет отобрать получку.
   - Ага, улетишь-то ты мухой, под ней же и вернешься, а нам ещё твой храп и перегар два дня терпеть. Нет, когда доберемся до места, обустроимся, искупаемся, тогда и...
   - Тогда и домой уже пора будет собираться, и весь отпуск пойдет насмарку, - буркнул Семен Алексеевич и отвернулся по направлению к ожидаемому поезду.
   - Не бурчи, в кои-то веки выбрались дальше дачи, а ты по привычке норовишь наклюкаться и завалиться спать. Терпи, на вот минералки попей. Ну не хочешь, как хочешь, - послышалось шипение бутылки и следом мощные глотки.
   Ну и наконец, самая главная в семье, самая большая и сильная, самая великолепная и неповторимая - Маргарита Павловна. Неповторимым является пронзительный голос, когда она сердится или делает внушение - пробирающий до глубины души фальцет вступает в полную силу. В таких случаях я убегаю и прячусь под матрасами или зарываюсь в подушки, если конечно там не занято Павлом. Глаза серого, стального цвета, румяные щеки, нос картошкой - в целом вид нормальной русской женщины, как о них грезят иностранцы (это я в какой-то передаче видел). Химическая завивка напоминает спутанную в комок медную проволоку, и на солнце горит ярче лазерной указки. Такая есть у Павла, и иногда забавляюсь с неуловимым пятнышком, а один раз он и поиграл в доктора, проверил на светочувствительность. Я тогда ослеп и полдня ничего не видел, собирал лбом углы и истошно орал, пока зрение не вернулось, зато из-за моего ответа ему пришлось выкинуть любимые ботинки.
   Вот снова отвлекся, но поймите правильно - когда приходится молчать (из-за непонимания двуногими особями нормального кошачьего языка), накапливается куча слов, мыслей, претензий. Так вот, Маргарита Павловна женщина прямая, уверенная в себе, из тех, что тянет на горбу всю семью, держит под строгим контролем домашних и никого не боится. Семен Алексеевич любил рассказывать, как она расправилась с двумя матросами, которые по несчастию пожелали огорчить её кавалера на танцах. Он не говорил, как звали кавалера и почему-то заливался краской, когда спрашивали об имени этого хлюпика. Зато с огромной гордостью демонстрировал боевой трофей, который теперь служит предметом увещевания Павла.
   Латуфьева работает бухгалтером в том же самом ЖКХ, что и муж (поэтому "бриллиантовое горло" редко смазывается), и именно по её инициативе мы находимся на вокзале. Маргарита Павловна выбила, или вернее все же будет сказать - выкричала, путевки на отдых, и начальник вынуждено их дал, так как беруши в этот раз забыл дома. Скомканная бумага вовсе не спасала от разрушительных децибел, а медленно тлела в волосатых ушах.
   Меня тоже взяли с собой, все же я полноценный член семьи и жизненно необходим в путешествии как мудрый наставник и руководитель. Хотя что-то подсказывает, что меня банально не с кем оставить, почти всем соседям я в той или иной степени досадил, а оставлять дома одного чревато последствиями.
   Один раз, в качестве наказания, оставили одного... но в свое оправдание могу сказать, что Латуфьевы давно собирались делать ремонт, да всё откладывали, а я их к этому ненавязчиво подтолкнул. Конечно же, я простил, и последующую ругань стерпел со смирением святых - такие уж мы, коты, по натуре незлопамятные. Отомстим и забудем, если только не забудем, что уже отомстили.
   Пока я вам это рассказывал, перрон оживился. Люди подходили к прибытию поезда, а не то, что мы - за два часа до посадки прибежали, чтобы только не опоздать. К нам подошла соседка по дому Екатерина Николаевна:
   - Марго, ты тоже собралась косточки погреть? Ну, надо же, и семью прихватила, и блохосборник не забыла взять!
   До чего же вредная особа, ну подумаешь, один раз царапнул до крови, так сама виновата - не надо об меня руки вытирать. Нашла, понимаешь, тряпочку. И ведь ещё удивляется так натурально - им же вместе путевки давали, сама вчера собираться помогала.
   Маргарита Павловна почему-то также громко ответила:
   - Катрин, какой сюрприз!!! Да вот наконец-то собрались немного мир посмотреть, а то все дома, да дома. А ты тоже с нами? Ой, как здорово, а почему без благоверного?
   Так, стоп, кажется, понял - это такая специальная манера общения, для на окружающих. Пусть смотрят и слушают, завидуют и облизываются. Две взрослые дамы, как любит говорить Павел, "понтуются на песке" или выделываются, проще говоря.
   Я заметил данную особенность не только у людей - у соседского кота Васьки понты составляют саму суть жизни. Жаль меня забрали как раз накануне профилактической беседы. А ведь я лишь собирался доказать полное несоответствие его философских взглядов на окружающий мир с действительной реальностью путем вырывания половины усов и рунического татуажа вечно поднятого носа. То есть хотел настучать по сопатке, а меня забрали в поездку. Однако я обещал вернуться, хотя он истошно орал вдогонку, что "Кешка - трус и побоялся выйти на поединок". К сожалению, в тот миг я сдерживал приступы тошноты из-за неожиданно заработавшей "центрифуги", чтобы достойно ответить. Впрочем, запомнил все тезисы, что пришли на ум, и при личной встрече обязательно выложу их на надменную морду.
   Тем временем фарс под названием "мы на море - вы пашите" пошел на второй виток развития. Катрин удивленно распахнула глаза и жеманно сложила губки куриной гузкой:
   - Марго, ну кто же в Тулу ездит со своим самоваром? Мой-то дома остался, деньги зарабатывает, доверяет - поэтому и отпустил одну. Ох, как бы ни пожалел! Вот украдут меня там горячие южные парни, будет потом локти кусать.
   Зная её мужа, могу с уверенностью сказать, что он пробил потолок, прыгая и радуясь привалившему счастью. А если Катрин еще и украдут, то он никаких денег не пожалеет, лишь бы не отпускали. И уже горячие южные парни будут ногти сгрызать до самых локтей и деньги вагонами грузить, лишь бы муж забрал обратно свою "благоверную".
   Маргарита Павловна сделала вид, что не заметила подколку:
   - А мне похищение не грозит, мои мужчины любым южанам накостыляют. Помнишь моего сыночка Павлика? (Как же не помнит - он вчера у неё в "подкидного дурака" сто рублей выиграл). И муж мой - Семен, с такими орлами ничего не страшно.
   "Джинсовые орлы" гордо выпятили цыплячьи грудки, Павел даже на цыпочки встал, чтобы казаться выше:
   - Здрасте, Катерина Николаевна. Мы с папой маму в обиду не дадим, всем по ушам достанется. А почему вы Кешку блохосборником назвали? Он у вас блох собрал? Тогда мы к вам больше пускать его не будем, нам лишнего не надо.
   За это он получил немую благодарность от меня и более звонкую словесную затрещину от матери.
   - Павел, мы еще поговорим на эту тему дома, а пока не встревай во взрослые разговоры. Лучше слушай и молчи - умнее покажешься!
   Как-то по телевизору показывали, как зреют яблоки, как они наливаются красным цветом - довольно интересно смотреть, особенно в ускоренной съемке. Теперь же похожая метаморфоза происходила и с лицом Катрин. Краска залила лицо до корней волос и дальше остановилась, как будто раздумывая - стоит ли дальше соваться или оставить все как есть.
   Волосы, окрашенные хной, не желали переходить в более яркий и насыщенный цвет, поэтому уговорили остановиться захватчика и не переходить в крайности - все же солидная дама, а не малолетка-эмо. Катрин набрала в грудь больше воздуха, чтобы перейти на завершающий виток общения, но гудок поезда прервал благое начинание.
   Огромный серый змей, медленно подбирался к нам, сверкали на солнце многочисленные стекла глаз, малиновая полоса на середине борта изгибалась по мере приближения к дверям. Мерно стучали колеса, постепенно замедляли ход. Вся эта громадина внушала уважение своими размерами и поведением. Люди замерли, как кролики перед удавом, и молчаливо смотрели на подползающего полоза. Он остановился в своем блеске и великолепии, пшикнул в последний раз, и оцепенение спало с присутствующих, а тут еще и какая-то тетка противно и громко прокричала, что поезд стоит недолго, поэтому не прощелкайте. Может, кричала другими словами, но смысл тот же.
   Широкая платформа превратилась в муравейник, где шевелилось все и у всех. Разноголосый гул хлынул волной, словно кто-то снял с паузы просмотр фильма, и жизнь завертелась дальше.
   - Ай, мужчина, не щипайтесь!
   - Извините, я нечаянно.
   - Ну вот, а я думала, что с серьезными намерениями! Все вы, мужчины, одинаковые...
   - Эй, ты что в кармане ищешь?
   - Да кошелек никак не могу найти!
   - Чудак, так ты в своём ищи, у меня-то жена в другое место деньги зашила! И отодвинься, а то не дай Бог зашибу за такие шалости.
   - Паша, следуй за папой и не отставай! Мужчина, отойдите в сторону, а то нечаянно наступлю на вас, вряд ли вам нужен перелом в трех местах, - на весь перрон раздался голос Маргариты Павловны.
   Я видел только руки, сумки, ноги. По стенкам переноски постоянно стучали и похлопывали - Павел прорывался в вагон.
   Хотя поезд стоит двадцать минут, но стремление зайти первым и занять главное место у окна присуще всем. Неважно, что пассажиры рассядутся согласно купленным билетам - само осознание того, что ты вошел и сел первым, даже если потом сгонят с чужого места, подталкивает людей к физкультминутке в виде работы локтями и коленями. У людей в крови стремление к первенству.
   Какая-то тетка в синем костюме, наслаждалась своей властью над будущими пассажирами, проверяла билеты и отшугивала излишне прытких и лезущих без очереди. Ее надраенные лычки пускали шаловливых зайчиков по серому перрону, заставляли жмуриться и протирать глаза. И тут она обратила взор, полный праведного гнева на мою скромную персону:
   - У вас кот привитый? Не лишайный? Блохами и паразитами не страдает? А то проводи потом после вас дезинфекцию.
   - Нет, Кеша - домашний кот, на улицу его не выпускаем, даже кастрировали, чтобы не рвался гулять! - честно, даже не моргнув глазом, соврал Павел.
   Я понимаю, что он соврал из лучших побуждений, чтобы не было проблем с дальнейшими расспросами, но все же поставил галочку на память - еще три косяка с его стороны и снова придется выкидывать любимую обувь. Это же надо так меня унизить! Пусть никогда больше не увижу эту тетку, но она же может другим рассказать, а те третьим - так и докатится до нашего двора, где я с малых когтей завоевывал авторитет. А нам еще возвращаться!
   Нет, сидение в камере-переноске не лучшим образом сказывается на измученных нервах.
   Наконец-то погрузились, и, честно говоря, я был в шоке от нашего Семена Алексеевича. Втащить три баула а-ля "мечта оккупанта" и при этом ни разу не вспомнить про тещу в матерном эквиваленте - это верх сдержанности, хотя в глазах были написаны все высказывания на этот счет. Ведь именно теща подбила взять с собой все ненужное на Юге, но так необходимое для хорошего времяпрепровождения на Севере. Тот факт, что мы едем по путевке "все включено" и для поездки достаточно мыльно-рыльных принадлежностей и купальника, ни мало не смутил ее:
   - Ты всегда против меня, и куда глядели глаза, когда отдавала свою малышку? Сейчас такая переменчивая погода, что не угадаешь, как она себя поведет, вот идет потепление, а в следующую секунду наступит похолодание. Поэтому нужно быть готовым ко всему, берите и без разговоров!
   У мамы и у "малышки" одинаковый диапазон голоса, и когда в разговор вступила и Маргарита Павловна, то спор решился не в пользу разума. Двух сирен в одном помещении Семен Алексеевич не вынес и согласился, скрепя сердце и скрипя зубами.
   Наконец наша семья смогла пробиться сквозь людскую массу, и оказалось, что в купе поедем не одни. Меня поставили на небольшой столик у запыленного окна, и я тут же состроил умную морду, и уныло посмотрел на провожающих. Всегда грустно уезжать, даже если знаешь, что возвращение неизбежно. Хотя грусть возникла еще и от того, что давно пора прогуляться до ближайшей песочницы, а в азарте переезда об этом позабыли. С физиологией трудно спорить, все равно она свое возьмет, но надеюсь, меня выпустят раньше ее победы. Второго контейнера не взяли, так и придется ехать в одном - ужасно не хочется вдыхать пары триумфа матушки-природы.
   Вот и перрон опустел, и провожающих вытолкали из вагонов, наступила благоговейная тишина, как перед нашествием урагана. Через секунду послышалось шипение такой силы, что я не утерпел и стал искать взглядом роту котов, которым наступили на хвост. Не найдя искомых, я слегка успокоился, за что сразу же и поплатился - раздался ужасающий рев такой силы, словно у ненайденных мной котов, без заморозки, отняли самое дорогое. От испуга я чуть не сходил не то что по-маленькому, а по самому что ни на есть большому.
   Ревом обозначился сигнал к маханию руками и платочками, к заверениям в вечной любви и огромном уважении, к перечислениям имен и фамилий, а также родственных связей, которым обязательно нужно передать приветы, в общем, к массовому психозу, какой бывает при отправлении поезда. Затем стол под переноской ощутимо дернулся, и платформа побежала прочь вместе с вокзалом и провожающими. Мы поехали, и вот Павел наконец-то взял меня с собой в уборную. Жизнь понемногу налаживалась.
   ***
   Наш спутник, сухонький старичок благообразного вида, забился в угол при виде Маргариты Павловны и, судя по виду, не собирался вылезать оттуда до конца поездки, чтобы не рисковать. Прекрасно его понимаю, хотя наша хранительница добра и нежна где-то глубоко внутри, на вид воспринимается как воительница из Амазонии, причем очень голодная и злая.
   Единственное, что насторожило, так это то, как он попал в вагон раньше нас. Основная толкающая сила, подобно ледоколу, оставив за бортом остальных пассажиров, увлекла всё семейство за собой, и мы первыми просочились в вагон. Однако, когда Павел просунул мою переноску в купе, для того, чтобы убедиться, что все в порядке и хищников на полках не присутствует, этот старичок мирно сидел и читал местную газету.
   Вошедшая за Пашкой Маргарита Павловна, казалось, сразу же заполнила собой купе и если добавить к этому громкие приказы мужу, то ясно, почему наш сосед прикинулся наволочкой от подушки. Светлый парусиновый костюм из дореволюционной эпохи и субтильное телосложение позволяли это сделать. Длинный нос придавал старичку сходство с нахохлившейся обиженной птицей.
   Вторым, после носа, отличием от подушки, являлась побрякушка на шее - амулет в форме звезды с множеством разноцветных лучей. Одни лучи короче, другие длиннее, похоже на солнышко, каким его рисуют дети. В центре изображена морда кота, что сразу вызвало у меня симпатию к этому "парусиновому" типу.
   Однако, как только вещи легли на верхние полки, Семен Алексеевич тут же обратил внимание на присутствие в купе постороннего предмета и по-партизански вложил его взглядом дражайшей половинке. Когда та не поняла, он тактично вымолвил:
   - Маргоша, ты пока не переодевайся, мы тута не одни!
   Маргарита Павловна резко развернулась и своей мощной грудью едва не вынесла супруга в коридор, муж едва успел зацепиться за поручень на лежанке. Мать Павла всегда с подозрением относилась к случайным попутчикам, тем более, если они могли составить компанию Семену Алексеевичу в злоупотреблении и распитии. Внешний осмотр удовлетворил ее и, так как путь длинный, а Катрин упорхнула в своё купе строить глазки какому-то дядьке с большими усами, Маргарита Павловна решила познакомиться поближе:
   - Добрый день, дедушка, надеюсь, мы не очень сильно потревожили ваш покой? Вы с нами до конца едете или раньше будете выходить?
   А сама демонстративно спрятала кошелек в сейф между молочными железами, давая понять, что ворам ловить в этом вагоне нечего. Хорошо, что она стояла спиной к Семену Алексеевичу и не видела, как страдальчески скривилось лицо, но мне-то хорошо видно, как в его глазах тает надежда стибрить "полтишок на пиво".
   - Гангурам азкинон, донрег кенау!!! - громогласно раздалось из угла.
   Я аж подпрыгнул от неожиданности - такого могучего баса ну никак не ожидал услышать от "Божьего одуванчика", как впрочем, и остальные. Слегка на выкате глаза Семена Алексеевича и вовсе вылезли из орбит и, цепляясь ресничками, полезли на лоб, но в пути устали и неспешно вернулись на свои места.
   Вихры моего друга наконец-то перестали топорщиться в разные стороны, а дружно вытянулись вверх, то же самое произошло и с моей шерстью. Одна Маргарита Павловна осталась стоять ровно, незыблема как айсберг, о который споткнулся "Титаник", единственно, у нее озадаченно поднялась левая бровь.
   - Это кого ты назвал "гангреной языкастой", сморчок неадекватный? Нет, вы посмотрите люди, к нему как к человеку, с уважением к возрасту, а он обзываться начинает, - голос Маргариты Павловны начинал набирать обороты.
   Я по привычке оглянулся в поисках дивана, но, вспомнив, где нахожусь, смирился и решил наблюдать за развитием происходящего, однако на всякий случай зажал уши лапами, чтобы не получить контузию. Павел начал приглядываться к коричневой полке, на глазок прикидывая расстояние до пола.
   - Должен пролезть, - пробурчал мальчик себе под нос, - главное, чтобы голова пролезла.
   Старик закашлялся и опустил голову вниз, похлопал себя по груди. На самом-то деле он что-то повернул на побрякушке, ощутимо нанесло холодом, увидел и почувствовал только я один, остальным было не до этого. Когда же он прокашлялся и поднял голову, наша родная фурия как раз запаслась большим количеством воздуха, чтобы вылить очередную порцию праведного гнева на неблагодарные седины.
   - Прошу прощения, многоуважаемая хранительница домашнего очага, за то, что ввел вас в такую ярость родной речью, я забыл, что нахожусь в другой стране, и вы не понимаете моего языка, - сказал старичок приятным баритоном, ничем не напоминающим тот рык, что прозвучал недавно. - Прошу Вас не понять меня превратно - я лишь пожелал здоровья и благополучия, хотя, судя по Вашему румянцу и жизнерадостному виду остальных членов семьи, мои пожелания излишни. У Вас и так все прекрасно, и я буду счастлив, если и в дальнейшем на Вас и Вашу семью будет изливаться лишь покой и благоденствие.
   - Ух, вы прямо как наш начальник говорите, когда зарплату задерживают. Вы уж простите, дедушка, с этой кутерьмой да сборами совсем нервы сдали. Так я интересовалась - вы с нами едите до конца, или раньше выйдете? Так не хочется менять спутников, особенно когда к ним привыкаешь, - витиеватой речью старик растопил гнев Маргариты Павловны, что не могло не радовать, и с мужской стороны послышался еле слышный выдох облегчения. Я тоже непроизвольно выдохнул и отнял лапы от ушей.
   - Скорее всего, я с вами проследую до конца, о великомудрая правительница мыслей благороднейшего мужа, мне на старости лет захотелось развеяться, и я буду рад, если смогу скрасить время путешествия в такой приятной компании, - старичок продолжал петь соловьем, все более и более остужая пыл нашей "великомудрой".
   Она слегка раскраснелась и окончательно растаяла. Вот что с женщинами комплименты делают - это она ещё меня в марте не слышала, то есть слышала, но не понимала.
   - И мы будем рады провести время с пользой - так хочется расспросить вас о чужих краях, обычаях. А то сидим как сычи в гнезде и не видим и не слышим ничего, кроме телевизора. Хочется из первых уст услышать заграничные новости, что там да как? Меня зовут Маргарита Павловна, это мой муж Семен Алексеевич и наш сын Павел.
   - Для своих - Паштет! - протянул руку Павел. - А это наш кот Кешка, если у вас есть лишняя еда, то он тоже будет рад помочь в ее истреблении.
   После этого мужская часть нашей семьи расслабилась, и Павел даже выпустил меня из плена, куда вновь недавно заточен после посещения санузла, дабы не путался под ногами. И я с рвением Миклухи-Малая приступил к исследованию непонятного объекта, который все заливался и заливался.
   Как оказалось, и зовут-то его Железер Молния, и в нашей стране-то он впервые, и русский-то знает от своей прабабушки, которая умчалась заграницу в годы революции и до сих пор жива-здорова. Железер Молния - надо же имечко выдумать, вот бы мне такое, а то все Кешка да Кешка, и иногда "хмырь полосатый", а вот если бы Иннокентий Гром или Кешуэль Гроза...
   Пахло от нашего спутника луговыми травами, пылью и еще одним резким запахом, с которым у меня связаны крайне неприятные воспоминания.
   Как-то во время ночной вылазки по чужим садам, я забрался в большой сарай. Он очень похож на курятник, и я решил устроить себе праздник пуза, стащив цыпленка, или яйцо. Какое же постигло разочарование от ошибки, когда существо великанского роста схватило зубищами мой хвост и подтащило с ознакомительной целью.
   Правда я исследовательского порыва не оценил и оставил клок шерсти в гигантских зубах, зато вырвался на волю. Отбежав на безопасное расстояние, я оглянулся и обозрел животное на четырех мосластых ногах с вытянутой мордой и выпуклыми глазами, что помахивало длинным хвостом. Оно фыркало, шумно топало и, когда я захотел забрать клочок шерсти (стараюсь никогда не оставлять следов), вскинуло голову и заржало с такой силой, что меня вынесло за дверь одной звуковой волной. Больше в этот "курятник" я соваться не рисковал. Запах и название существа - "лошадь" запомнил на всю жизнь. Вот и от Железера пахло лошадьми, может он конезаводчик какой, или в поло гоняет, кто их разберет этих иноземцев.
   - А может, за знакомство смочим горло? По чуть-чуть, чтобы облегчить путь и чтобы поменьше трясло, - подмигнул Семен Алексеевич Железеру.
   - Да-да, конечно, досточтимый Семен Алексеевич, - старичок потянул из внутреннего кармана фляжку, но наткнулся на ледяной взгляд Маргариты Павловны и поспешил исправиться. - Однако я обещал своей супруге до конца пути ни-ни, поэтому не смогу составить вам компанию.
   Семен Алексеевич подталкивал глазами руку Железера, но под леденящим взглядом Маргатиты Павловны благородный призыв к братанию народов и наций умер в зародыше. Он горестно вздохнул и отсел обратно, обиженно уставившись в окно.
   А Павел расспрашивал старичка об его родной стране, об обычаях и нравах, оно и понятно - дальше областного центра мы не выезжали, все сведения получали от телевизора, а там лишь четверть правды, все остальное сказка. Железер же охотно отвечал на все вопросы, но рассказывал почему-то не о современности, а о каких-то исторических событиях, то и дело в его речи проскальзывали "варвары", "рыцари" и другая галиматья в том же духе. Я задремал под стук колес да под неспешный говорок старичка.
   - Железер, а чем вы занимаетесь в своей стране? И какие у вас трубы ставят на воду, чугунные или металлопластик? - подключился к расспросам Семен Алексеевич. Ответить на этот важный вопрос старик не успел. Вновь нанесло холодом, и дверь купе распахнулась.
   На пороге появился еще один старик, по древности лет похож на Железера. У нас сегодня, похоже, наметился слет старых натуралистов, ибо пахло от него также - травами и дорожной пылью. Правда, наносило еще прогорклым жиром и каким-то противным медицинским запахом.
   Наряд, в смысле вкуса, оставлял желать лучшего: желтый балахон с вышитыми цаплями и лягушками, дополнялся красным ночным колпаком с бумбончиком. Бумбончик то и дело падал, закрывал то правый, то левый глаз, и старику приходилось вскидывать голову, чтобы убрать надоедливый шарик. Седая борода, любовно заплетенная в косички, спускалась ниже пояса и шевелилась сама по себе, без участия ветра. Еще раздавалось какое-то потрескивание, словно искрила неисправная розетка, или я искры пускал.
   Из любой толпы его выделяли горящие зеленым сигналом светофора глаза. Вот этими полыхающими очами он и обвел нашу небольшую компанию, задержал взгляд на Железере. Тот съежился под взглядом и попытался пройти сквозь стену, но стена оказалась упорной и несговорчивой, так что все его усилия пропали втуне. Настала немая сцена, очень беспардонно прерванная словами нашей хозяйки.
   - Дедушка, вы ошиблись, и ваше купе дальше по коридору. У нас все места заняты! - сказала Маргарита Павловна - И мой вам совет - прекращайте курить, у вас и так глаза зеленые.
   Причем здесь курение и светящиеся глаза, я до сих пор не могу понять, но хозяйка старше и ей виднее. Резкие слова оторвали нежданного гостя от любования Железером, и он медленно шагнул к нашему спутнику, не отводя зеленых перископов от намеченной цели.
   - Отец, ну куда ты намылился, тебе же громко и по-русски сказали - мест нет, и не предвидится, может помочь найти купе? - Семен Алексеевич умел быть строгим, когда нужно, а тем более, когда исчезла надежда на сокращение дороги путем братания и распития.
   Старик в балахоне не обратил внимания на слова Семена Алексеевича и продолжал надвигаться на съеживающегося Железера. Потом негромким голосом зеленоглазый старец что-то непонятное пробормотал, и пришло ощущение дискомфорта.
   - Гарам, туавринот кохдан!
   Маргариту Павловну зеленоглазый старик отодвинул в сторону, как надоедливую мушку, и та остолбенела с открытым ртом. Заодно волна оцепенения накрыла и нас, я застыл на коленях у Пашки, не в силах пошевелить кончиком хвоста.
   Поезд въехал в тоннель, в купе потемнело, вспомнились безлунные весенние ночи, когда моим песням внимали благосклонные слушательницы, а затем благодарили, как могли. Порой случались и неблагодарные слушатели, что не в силах оценить моих блестящих вокальных данных, так и норовили запустить чем-нибудь тяжелым.
   - Кароноат, грундерон тарован, - послышался жалобный голос Железера.
   Светящиеся глаза продолжали движение. В зловещей тишине, разбавленной стуком колес, в купе творилось что-то непонятное, и даже мое хваленое зрение, не могло что-либо прояснить.
   - Харутим тосгеан тожданро!!! - послышались гортанные слова, затем возник глухой звук удара, и в это время я почувствовал, что хвост обрел подвижность.
   Ни мгновения не сомневаясь - правильно поступаю, или лучше сидеть тварью дрожащей, я прыгнул на странного визитера и ударил его лапой. Вернее собирался ударить, так как в полете вновь напало оцепенение и, лишь слегка зацепив когтем за какой-то шнурок, я плашмя шлепнулся на пол.
   Металлически дзенькнуло, вновь пахнуло ледяным холодом и кислотные глаза исчезли. Вмиг посветлело и оказалось, что мы давно уже выехали из тоннеля и... поезд застыл на месте, так как стука колес я не слышал, и картинка за окном не менялась.
  В окошко купе заглянуло солнце, обозрело открывшуюся картину и стыдливо спряталось за облаком. Желание подвинуть солнце и спрятаться вместе с ним возникло и у меня, когда увидел, что осталось после визита старика в желтом балахоне. Маргарита Павловна и Семен Алексеевич застыли в позе, в какой их оставил загадочный визитер.
   В купе шевелились обалдевшие глаза Пашки, мой хвост и борода Железера, которую обмакнули в красную краску. Краска оказалась кровью, что вытекала из-под торчавшей в груди рукояти кинжала. Стальной зуб переходил в короткую ветку, которую обвивала небольшая змея, в зубах гада блестел круглый шарик с выбитым орнаментом. Казалось, что змея пытается проглотить шар, и по рубиновым глазкам нельзя сказать, что он ей по вкусу. Судорожные вдохи Железера придавали гадине живой вид, и я на мгновение застыл в ожидании, что она бросится на меня, выплюнув надоевший шарик.
   - Дядя Железер, а что произошло? Куда этот старик подевался? Мама! Папа! Что с ними, почему они не шевелятся? - волна вопросов захлебнулась, лишь только взгляд Пашки упал на рукоять. - Дядя Железер, вам в больницу надо, сейчас я за проводницей сбегаю.
   - Не надо, Павел, мне все равно не поможешь, а время мы потеряем. Скоро Гарион вернется за амулетом, который отбило ваше храброе животное, - еле слышным шепотом выговорил Железер. - Ты должен спасти Кирию... повернешь розовый луч и попадешь в мой мир... найди Кристана...он расскажет. Торопись, мой мальчик, осталось так мало времени...
   После этих слов Железер последний раз вздохнул и распался водой, "парусиновый" старик с крючковатым носом превратился в обыкновенную лужу. Я подошел и понюхал, вода как вода, только пахнет чем-то незнакомым. Обидно! Ведь только принюхался к нему. И змейку забрал с собой, мог бы и оставить на добрую память. Посреди лужи лежал блестящий амулет, но и тот почему-то без двух лучей - на их месте торчали обрубки, как наполовину съеденные кариесом зубы. Из центра всё также нахально пялилась морда кота.
   Павел поднял упавшую на пол челюсть и кинулся тормошить родителей, но те не реагировали. Я тоже внёс свою лепту в это благородное начинание и даже сделал стрелку на колготках Маргариты Павловны, за что раньше схлопотал бы по ушам, но сейчас мои шалости не возымели никакого воздействия.
   Я замер, когда увидел за окном странную ворону. Не подумайте, что я такой дикий и впервые вижу это пернатое чудо. Нет, в свое время их громкоголосое племя доставило мне немало неприятных минут, особенно в борьбе за территорию на крыше. Однако, эта ворона висела в воздухе, ни на что не опиралась и даже не болталась на лесках, как один известный фокусник. Я протер глаза, думая, что какая-то шутка и неизвестный шутник повесил нам на окно фотографию. Но нет же - ворона объемная, и я могу добыть себе ужин, не прилагая никаких усилий, но пока как-то не до этого.
   - Папа! Очнись! Я нашел стольник, пойдем по ситру вдарим? Мама, а знаешь где у папы заначка? - слышался голос Павла, но родители не подавали признаков жизни.
   Я как-то видел по телевизору восковые фигуры мадам Тюссо, и сейчас показалось, что два экземпляра её коллекции ехали вместе с нами.
   В полной тишине, окутавшей наше купе, слышен шелест одежды, за которую Павел тряс отца, удары головы Семена Алексеевича о стенку и перестуки моего хвоста о пол. Нервы не только у людей присутствуют, у котов они тоже есть, хотя у кастрированных все же меньше. В нашу бодрую какофонию влился еще один звук, что донесся из коридора - чьи-то неторопливые шаги.
   - Пашка, немедленно прекращай болтать отцом, к нам гости идут! Вряд ли от них удастся чаем отделаться! - гаркнул я в сторону друга, но меня снова не поняли.
   Природное любопытство, обостренное последними событиями, попросило меня узнать, чьи шаги так грубо нарушают нашу замороженную идиллию. Я не смог отказать чудесному чувству и выглянул одним глазком в коридор. Столбом поднялась шерсть при виде бородатого маньяка, он неторопливо шествовал по коридору к нашему временному пристанищу. В изумрудных глазах плескалось то же море всеобъемлющей любви, что и в прошлое посещение.
   Очень не хотелось наблюдать змейку с рубиновыми глазками в полосатой груди, поэтому я прыгнул к лежащему амулету. Сохранить бы здоровье себе и Павлу, в зубы залез шелковый шнурок, и я полетел к другу. Павел шаркающих шагов не слышал, продолжал трясти отца, и поэтому не оценил моих усилий в плане проведения спасательной операции. Шаги приближались, пришлось запрыгнуть к Семену Алексеевичу на грудь, чтобы привлечь внимание к нашей назревающей проблеме.
   - Кешка, брысь!!! Не видишь, я занят? Слезь с головы моего папы и не смей елозить этой штукой по носу, поцарапаешь еще! - Павел попытался спихнуть меня на пол.
   Вот за что всегда любил его, так это за понимание и схватывание на лету, Павел всегда выслушает, посочувствует, но сделает по-своему. Однако шарканье в коридоре придало сил, и я более настойчиво сделал тонкие намеки на толстые обстоятельства: мол, линять нужно, пока не поздно.
   - А ну брысь! Вот же кошак противный! Не видишь, что не до тебя сейчас! - упорствовал Павел.
   Нет, ну никак он не понимает, что вот еще чуть-чуть, и мы повторим участь Железера, пришлось принимать кардинальные меры. Извини, Павел, но жизнь дороже. Поднял голову вверх и, сделав умиленную морду, с зажатой в пасти блестящей звездой, я вцепился всеми лапами в дружескую руку, словно в ветку дуба. Это подействовало, и Павел с криком попытался стряхнуть меня, но за моими плечами богатый опыт спасения от собак. Другу пришлось оставить попытки разбудить отца и задействовать вторую руку, и тогда удалось всучить наш путь спасения.
   Павел ошалело посмотрел на эту фиговину, потом смог осмыслить увиденное. После небольшой умственной работы (я прямо слышал, с каким перестуком сталкиваются шарики в мозговой коробке), он забрал из моей пасти звездочку-амулет. Семен Алексеевич рухнул головой на подушку, и в этот миг Павел услышал злополучное шарканье.
   Я молнией взлетел на плечо, и мы тихонько выглянули из купе. Балахонистый дедушка с зелеными глазами чуть не клюнул носом Павлу в глаз - так близко подошел к нашему купе. Павел тут же отпрянул, налетел на Маргариту Павловну, отскочил как от батута и почти ничего не понимая, прижал меня к себе и все же повернул розовый луч на побрякушке.
   В дверях показалась желтая пола балахона, дохнуло холодом, и наступила темнота.