Наглец!

- Не предлагай свои услуги, коли не попросят!  Не будут тобой пользоваться, - говаривала старая моя соседка. 
     Лет прошло много,  жизнь другою стала, соседка ушла в мир иной. А слова её живучи.
А я всё распахиваю душу, отдаю сердце – помогаю.                Выкладываюсь на все сто. Пользуются, благодарят. А как полегчает – забывают обо мне напрочь.   Иногда и подножку ставят.
-Обидно? А что поделаешь? Натура у меня  странная.   Всякий   раз в такой момент  вытираю слёзы обиды, а может быть сожаления, может быть радости, ведь помогла же! Но странное дело, мне  от содеянного, легче на душе становится, вроде бы как удовлетворение испытываю.  Помогла, и ладно! Им хорошо и мне тоже.
          Пришёл к нам в лит. Объединение  юноша. Вижу Божия искра в нём – талантлив, своеобразен. Стихи свои читает – плачет. Эмоции поэту надо выплеснуть.  А читает – заслушаешься.  Смеются над ним, не воспринимают прочтение  всерьёз. И ринулась я в бой за это чудо. Убеждала собратьев по перу, доказывала правильность в написании и поведении Вадима.
Поверил он в меня, потянулся ко мне. Таскаю я его с собой, на семинары, фестивали, работаю с ним над его творениями.  Будто с матерью он делится сокровенным  своим. Горести, радости выплёскивает.
         Продолжалось это содружество не год, и не два. Писать он стал хорошо, грамотнее гораздо.  Да и   читать без срывов ему всё чаще  удавалось.
Получал дипломы, грамоты. А потом  и в союз писателей  потянула  я  парня.
Тут, то он  и показал своё нутро.
-Зачем нам старики,- при мне, не стесняясь громко, чтобы все слышали, «разглагольствовал»  он. Они нам для того, чтобы помогать, а командовать «парадом» будем мы, молодые!
         Обидно мне стало, но не смогла я на хамство это ответить. Не хотела показывать слёзы, душившие меня!  Промолчала, отвернулась, отошла в сторону.
- Зарвался немного юноша,- думаю,- пройдёт эта  спесь,  небось, почувствовал себя значимым на гребне поэтической волны.
      Женился Вадим как то неожиданно, никого на свадьбу  не пригласил. А мы, его друзья по перу, как то и не в претензии были на невнимание нашего мальчика.
Поздравили дружески и всё.
            Случилось нам всей «литературной компанией», в Москву поехать, удостоверения союза писателей получать. Москва приняла нас с распростёртыми объятиями, радовала каждый день своими новшествами.      Правда,  мы  восприняли  её по – разному. Кто-то побежал модный галстук купить, кто-то музеи обследовал.  А мы с  Вадимом побывали в храме Христа Спасителя.
   Но прежде  устроилась группа наша  в дешевой гостинице на новом Арбате. А наутро пошёл дождь. Расползлись господа литераторы  кто куда, а  парню захотелось по букинистическим магазинам побродить. Денег,  мол,  нет, просто поглазеть бы!
Ну, куда же  он от мамки денется, и жена просила приглядывать за  её милым мальчиком – мужем.
- Мне бы Веронике позвонить,- говорит Вадим, а денег нет на телефоне.
-Возьми мой,-  протягиваю ему  мобильный.
Он благодарит, звонит своей любимой. А она отвечает опять на мой же.
Через несколько минут   парень  соскучился вновь и опять звонит. Так вот несколько раз подряд.
-Вадим, пожалей мой телефон и меня тоже,- начинаю раздражаться я,- какая в том необходимость перезваниваться?
-Ксения Львовна,- умоляюще смотрит  юноша  на меня,- ещё немного, ладно?
-Возьми деньги,- протягиваю ему две сотни,- положи на свой.
Берёт, улыбаясь, тут  же засовывает их в автомат.
           Идём под дождь, холодно, ноги промокли.
-Я устал,- ноет Вадим,- чаю горячего хочу,  и перекусить бы не мешало. Где искать столовую?  Если бы в кафе?  А денег нет.
-Ну, коли так, так пойдём в кафе,- смеюсь я.
 Он заказывает добрый кусок торта  и кофе со сливками. Я расплачиваюсь.
Мне разве жалко?  Он не работает, инвалид,  хотя  руки, ноги на месте, голова соображает.     Пенсия  больше моей.  Мама с папой помогают, и у жены зарплата приличная.
    Отогрелись мы.   На душе теплее будто бы стало. Столько лет я не пила кофе, радуюсь, что  преодолела свой запрет.
- Надо бы в  книжный магазин,- говорит довольный Вадим,- букинистическая литература -  моя слабость.
-Денег то нет,- отвечаю, может быть в гостиницу, промокли же.
Но юноша настойчив в своём решении. И мы сворачиваем в книжный.
Вадим долго роется на  полках,  будто бы выбирая что-то.
Я иду к отделу с сувенирами.  Гляжу, мой мальчик  с книгой в руках направляется к кассе. В недоумении останавливаюсь.  Парень платит деньги и идёт уже в другой отдел.
Подхожу.
-Вадим, а деньги?
-На книги есть, - отворачивает он глаза, - книги – это святое.
И вновь выбрав две, изрядно потрёпанные,   идёт к кассе.
-И сколько это всё?-  спрашиваю.
-Очень много, - улыбается юноша, - на книги мне не жалко.
-Позволь, а  нытьё к чему,- удивляюсь я, - зачем такой бедной , несчастной овечкой давеча прикинулся?
- А вам чего жалко?  Вам уже надо начинать о душе думать. Вот и помогайте
Нам молодым. Вам то, зачем деньги?
- Я, думаю, ты наглеешь, мальчик,- растерялась я ,- разве совесть не мучает?
     Я быстро  вышла из магазина. Вадим догнал меня. В руках он нёс увесистый пакет.
- Да ладно вам,  Ксения Львовна,- примирительно сказал он,- вы же знаете, что я на пенсии.  Ну,  может быть, иногда не соображаю чего-то.
-Всё ты,  мальчик,  соображаешь,- предательская слеза побежала по щеке,- просто на помощь мою больше никогда не рассчитывай!






.