1. Обитель снов

Маргарита Контрерас Келлерманн, военный переводчик, гражданка Чили, потом ещё долго гадала, произошло бы с ней «всё это» или нет, если бы не сон.

Ответ был неизменен: «Да». И от этого мурашки бежали по коже: такая неизбежность граничила с обречённостью.

Всё равно нашёлся бы способ направить её по нужной траектории – и точно так же, она подыскивала воображаемые звенья, собирала альтернативные сценарии – но хоть убей, логическая цепочка разворачивалась лишь в одном направлении.

Выхода нет.

Они всё равно отыскали бы её. Хотя здесь стоило бы поправиться и множественное число местоимения заменить единственным...

Если вернуться к событиям той ночи, то не происходило ничего особенного. Она приехала к родителям на побывку из Сантьяго, был семейный ужин с креветочным пирогом и лёгким белым вином из Майпо (1), разговоры, шутки, телевизор, а потом все стали расходиться спать. Марго стянула мундир и не удержалась от того, чтоб повертеться перед зеркалом.

А смотреть было на что. Она называлась чилийкой, но в жилах её смешалась кровь кастильцев и эльзасцев, и из зеркала смотрела высокая статная девушка с каре-зелёными глазами. Стриженые русые волосы пушились мягкими волнами. Лицо её не могло претендовать на необычность, но главное, что в нём было – правильность, к тому же, Маргарита гордилась своими прорисованными, тщательно подсушенными мышцами. Одним словом – воительница. Хотя какая там воинственность с этой интеллигентской лингвистикой.

После душа сеньорита Контрерас потушила свет, чтобы постоять полминуты у окна и представить россыпь светлячков по холмам – родной город, изрядно потрёпанный, низкорослый, но всё равно романтический, многоцветный, ностальгический, упрямый. Да, теперь приходится подключать воображение. А ещё жаль, что сюда не доносится шёпот моря. Когда она была маленькой, они жили в центре Вальпараисо (2) – хотя город тянулся вдоль побережья так, что слово «центр» звучало некорректно. Уж лучше сказать: они жили сравнительно недалеко от моря – в старинном доме на улице Юнгай (3). Эта квартира досталась дону Густаво ещё от прабабушки. Но коммуникации там дышали на ладан, и крепкий, рассудительный предприниматель средней руки решил, что его семья заслуживает нечто лучшее. Поэтому, когда Марго было лет четырнадцать, они переехали в Винью (4), на улицу фон Шрёдер, в новенький чистенький домик, им же самим отремонтированный и улучшенный. Ну что ж, зато здесь был сад, и оттуда несло пряными, влажными оранжерейными запахами: донья Элена обожала цветы и превратила маленький участок в настоящий рай.

Маргарита вдохнула глубоко-глубоко и, развернувшись, почти с разбегу бросилась на кровать. Она нырнула в призрачно белеющую постель, точно с десятиметровой вышки, чтобы утонуть во снах.

Правда, поспать ей удалось недолго. Какой-то предмет влетел в окно, да приземлился прямо на кровать, стукнув девушку в плечо. Она ошалело подхватилась, заозиралась, готовясь не то драться, не то бежать, и увидела на постели свёрток, перевязанный бечёвкой. Марго почему-то сразу стукнула мысль, что он был брошен с улицы. С колотящимся сердцем она беззвучно кинулась к окну, по-военному сторожко выглядывая сбоку. Кто-то проник во двор, ведь зашвырнуть что-то прямо с улицы было нельзя. Злоумышленники?

Но сад был пуст. Не доносилось ни звука. Тем более, зачем, скажем, грабителям привлекать внимание?

Маргарита на цыпочках отошла от окна и протянула руку к свёртку медленно, как к бомбе. Но любопытство пересилило, и она начала терзать узел верёвки. Внутри оказалась книга Ремарка. Марго бездумно пролистала книгу, из неё посыпались сплющенные розовые лепестки и клочок гербовой бумаги. На нём странными чернилами (не ручкой) было написано лишь одно слово: «Дверь».

«Какая ещё дверь?» - с лёгким раздражением подумала Марго. Но её уже охватила эта роковая тревожная вопросительность: казалось, она немедленно должна во всём разобраться, куда-то пойти, что-то выяснить, - а сумасбродство представлялось единственно оправданным поведением.

Она стряхнула с плеч остатки сна и оделась, но не в домашнее, а опять неизвестно зачем напялила мундир, словно лезла из кожи вон, лишь бы быть во всеоружии. Марго сунула клочок из книги в карман кителя и, крадучись, начала спускаться по лестнице. Девушка ступала так, чтобы не разбудить никого в доме, но её преследовало ощущение, что никого вокруг нет – она осталась одна, абсолютно одна. Маргарита пробралась к чёрному ходу, медленно нажала ручку стеклянной кухонной двери и тенью пронеслась сквозь сад, стараясь не задеть пышно разросшиеся гардении.

Мягко хлопнула калитка. Интересно, как сейчас добраться до Вальпараисо? Марго вынула телефон и набрала номер такси. Водитель настроился, было, на шутливый лад, но лейтенант Контрерас наградила его мрачнейшим взглядом и сурово одёрнула мундир, так что он мигом заткнулся, и сухо отчеканила: «Площадь Сотомайор». Остаток пути они проделали в молчании под тихое мурлыканье радио. Марго была вроде и не букой, но частенько прибегала к таким приёмам, чтобы от неё отцепились. А этого она желала практически всегда. Несмотря на исполнительность и расторопность на службе, она всё равно имела репутацию задумчивой, «себе на уме» - по глазам было видно, что внутри у неё протекает гораздо более интересная и насыщенная жизнь.

Вот и сейчас Марго бездумно смотрела в тёмное окошко и смутно усмехалась: «Надо же, я бегу за белым кроликом». Но она ни на секунду не усомнилась в том, что делала, не пожелала отправиться обратно. Она вышла прямо у здания Морского командования, серого, как акулий плавник, и опрятного, как игрушечный домик с часами и башенкой.

Маргарита направилась прочь от площади по направлению к Серро-Алегре, ощущая незримое дыхание моря и цепляя на себя тени – обрывки чужих сновидений и чужих душ. Шаг её был решителен и поспешен, хотя направление оставалось неясным. Но, казалось, именно среди стареньких пёстрых домишек и обнаружится эта заветная дверь.

Когда Марго дошла до места, то испытала странное наваждение: вдоль и поперёк исхоженные улочки казались незнакомыми. Под ногами оказалась плоская брусчатка вместо асфальта, стены домов были покрыты плющом, а не кричащими граффити, сами окрестности казались как-то чище, аккуратнее. Под ногами прошмыгнула трёхцветная кошка и скрылась в лаз под водосточной трубой. Взгляд невольно проследовал за нею – тут-то и приковала внимание тёмная дверь с надраенной латунной четвёркой. Окна дома смутно светились. Ноги сами понесли к крыльцу, пальцы опустились на ручку, и девушка толкнула дверь бедром.

Из сумрачной пустой прихожей был слышен многоголосый гомон и звуки музыки. Маргарита раздвинула занавеси из коралловых бусинок и перьев. В глубине огромной гостиной расположились музыканты, по паркету скользили пары – она попала на милонгу (5). Марго несмело шагнула в большой зал с терракотовыми стенами и стоящими в углах большими вазами на полу.  У неё захватило дух от предвкушения чуда, но тут же неприятно заныло в груди от неловкости. Её ведь никто не приглашал, тем более, дамы были одеты в красивые лёгкие платья, и она застеснялась своего мундира.

Но никто не обращал внимания ни на то, во что она одета, ни на то, что она пришла незваным гостем – все вели себя так, словно её приход подразумевался сам собой.

Молодой человек с гарденией в петлице сделал ей комплимент и угостил шампанским; какие-то дамы приветливо поздоровались, как со знакомой, россыпью раскидали вопросики о пустяках; потом смуглый мужчина с лицом идальго и блестящими волосами пригласил её на танец. Он был не единственным. Марго влилась в танцевальную атмосферу и никому не отказывала. Она отдалась во власть ночи и решила ничему не удивляться – даже тому, что свечи, освещавшие зал, плавали в воздухе под потолком и вдоль стен, едва заметно покачиваясь и колеблясь, как пёрышки чаек на волнах. А у одной из дам, в длинном бордовом платье, был ручной ягуар на цепочке – он сидел и слушал звуки танго, жмурясь от удовольствия. Когда дама повернула голову, Марго увидела, что вместо головы у неё – букетик разноцветных роз. Всё, что пришло на ум: «И как она шампанское пить собралась, вон же бокал в руке?».

Вдруг она ощутила на себе чей-то взгляд, ей показалось, что это ягуар залюбовался её спиной. Но сзади стоял молодой офицер с усиками - тоже лейтенант.

 - Вы танцуете?

Вкрадчивый сдержанный голос. Марго кивнула и с готовностью приняла его руку – крепкую и простую, но приятную на ощупь.

Это была мелодия Анибала Троило, «Плач бандонеона» (6) - композиция капризная, вдохновенно-меланхоличная. Маргарита слегка заволновалась: почему-то именно перед этим партнёром ей не хотелось ударить в грязь лицом. Однако в танце он вёл её, как командир ведёт полки, так, что она всё понимала и не могла ошибиться – он просто не позволял ей сделать не то движение. Обычно приходилось контролировать, напрягаться, послеживать – а здесь она с радостью принимала лишение свободы.

В воздухе плыл аромат миндаля и томный голос бандонеона, такой же тонкий и горьковатый. Марго вспомнила, что видела своего партнёра на какой-то старинной фотографии, но не могла определить. Мелодия отзвучала, пары распадались; они с лейтенантом поблагодарили друг друга и расстались.

 - Я вас не покидаю, – загадочно сказал офицер, слегка поклонившись, и сейчас же незаметно растворился в толпе.

Зря я его отпустила, запоздало подумала Марго. Ну вот, так всегда. Тут она заметила, что музыка смолкла, но голоса нарастали. «Что такое?» - тревожно подумала Марго.

Неожиданно стены комнаты стали растворяться, отодвигаясь в никуда и рассыпаясь в песок. Девушку накрыла жуть, и она замерла, не в силах двинуться. И вот она уже стоит посреди пустыни, наблюдая, как мужчины и женщины, кружась, уносятся клубками перекати-поля. Фигуры растаяли в знойной дымке, а голоса вдруг успокоились, мягко оборвавшись.

Маргарита была ошеломлена, отравлена этой внезапной тишью. Вокруг не было ни души, только виднелись вдали одинокие скалы. На свету ярко вспыхивали разводы селитры; на них буйно разрослась колючая проволока с ярко-лиловыми цветами шиповника: металл переходил в живую зелень стебля. Вместо солнца в небе повисла гигантская алая роза. Стояла жара и жестокая сушь – вызывающая не пот, но только мучительную жажду. «Ничего себе, вышла прогуляться! - в отчаянии подумала сеньорита Контрерас. Она машинально нагнулась и зачерпнула пригоршней песок, он был рассыпчат и горяч – значит, это не наркотический бред, но тем хуже: напоминает ловушку.

Немилосердные щипки не помогли прогнать наваждение. Ясности не прибавилось, неведомая цель не приблизилась, зато она крупно влипла: Марго постепенно прошибал пот от осознания того, что она не понимает, как отсюда выбраться, раз не может проснуться. Но делать-то что-то надо -  вот только что? Она угрюмо вздохнула и медленно побрела к горизонту, куда глаза глядят. Говорят, во время аварий мужчины до последней секунды пытаются избежать столкновения и выкручивают руль – а женщины его просто бросают и в ужасе ждут конца. Её это уязвляло, и Марго решила, что погибель в пути в любом случае несёт больше достоинства. В погибели она не сомневалась, но эта мысль отзывалась в ней как-то бледно, с тупым фатализмом.

Вокруг постоянно возникали миражи. Марго увидела сбоку от себя ряд одинаковых больших зеркал в багетных рамах и любопытства ради медленно прошествовала перед ними, как перед строем придворных. В одном она отразилась в своей привычной униформе, в другом – в вице-королевском чёрном мундире, в третьем – в кроваво-красном платье в пол, с кинжалом в руке, в четвёртом – в белых одеждах епископа, в пятом – в мужском костюме с галстуком, в шестом – в платье невесты с венком из флёрдоранжа. В седьмом зеркале она не отразилась вовсе – только пустыня и задумчивая роза в небе.

Маргарита шагала через пески, казалось, уже несколько лет. Вокруг носились видения – образы сослуживцев, подруг, лица политиков и журналистов. Все эти люди что-то горячо говорили, но слов было не слышно, только нарастала грусть и отрешённость – а они исчезали один за другим.

Марго устала. Но от этого ощущала не тяжесть собственного тела, а, наоборот, бесплотность. Она стала слишком лёгкой, почти невещественной – а это было опасно. Стало тревожно от осознания, что она тоже сейчас превратится в мираж.

Но тут на горизонте обрисовалась какая-то чёрная завитушка – это были затейливые кованые ворота. «Тоже дверь!»

 - Сюда! – шепнула Марго самой себе и в следующий миг похолодела: впереди материализовалась пума – зверь приближался большими скачками. Внезапно хищная кошка замерла как вкопанная, а из пасти у неё выскочила вторая, такая же. Она пролетела в воздухе и бесшумно приземлившись, а из её пасти вырвалась третья, опустившись на песок совсем рядом с девушкой.

У неё не осталось сил удивляться. Пума подошла и встала рядом как конь, ждущий седла. Она даже пытливо оглянулась на Маргариту: «Ну что, едем?». «Не стоит так увлекаться Сальвадором Дали», - утомлённо подумала Марго и села верхом, мягко стиснув плотные замшевые бока. Зверь тихо двинулся через пески по направлению к воротам, а две другие пумы шли по бокам и поодаль, как почётный караул крестоносцев.

Ворота приближались  - они были настоящими! Сердце нетерпеливо замерло, когда Марго соскочила на песок. Она подбежала, задыхаясь, и распахнула чёрную кованую створку:

 - Да...

За ней оказался не пустынный горизонт, там родные красочные улочки карабкались на гору! Марго повернулась, помахала рукой трём большим кошкам и немедленно шагнула в ворота, ступив на серую мостовую.

Она почему-то попала в вечер. По небу разлилось нежное перламутровое сияние с угасающими переливами расплавленного золота и шлейфами розового пепла, переходящими в ровную стальную гладь. Стены домов одевались незримой сумеречной вуалью, чувствовалось лёгкое дуновение ветерка с солёным привкусом. Зажигались огни, слышались голоса прохожих – слава Богу, здесь были люди и шла жизнь. Откуда-то с разукрашенного балкона доносилась негромкая песня и бренчание на гитаре: густой мягкий голос наверняка принадлежал девушке с индейскими скулами и длинными непослушными волосами.

«Значит, я исчезла на целый день?» - соображала Марго, думая о том, что её уже должны хватиться. Но почему-то никакого волнения – опять то же чувство, что она осталась одна и может делать, что заблагорассудится. Она наслаждалась тем, что наконец-то всё было нормальное, всамделишное. Отсутствовало лишь одно – ощущение времени. Поэтому Марго не захотела искать дорогу к дому. Она вышла в центр и отправилась в бездумное вечернее плавание вместе с толпой. Только тут девушка с рассеянностью отметила ещё одну причуду неведомых измерений: её мундир исчез, теперь вместо него было нарядное чёрное платье, элегантный плащ, туфли на высоком каблуке, маленькая сумочка, да ещё на шее прощупывалась бархатка. Марго запаниковала: и как она отчитается за загубленную форму? С видимым усилием она себя успокоила: «Ну же, дурёха, посмотри в витрину, ты же красотка писаная. Ничего, ничего, всё рассосётся... Может, ещё всё окажется сном...».

Но для успокоения она решила зайти в ближайший бар и выпить немного вина. Пила она жадно, со свежими воспоминаниями о пустыне, и бокал скоро опустел, однако на вопрос бармена она вежливо, но твёрдо ответила: «Нет, спасибо», и расплатилась. Расчёт оказался верным: тревога притихла, зато скованное тело приятно расслабилось, пришла окрылённость, и тончайшая искристая дымка окутала мысли.

Постепенно темнело. Марго обнимала взглядом угасающее небо, здания, огни; заговаривала со случайными прохожими. С ней даже флиртовали, но она ускользала в неловком молчании и бежала дальше: в душе опять, как дым свечи, тонко поднималась тревожность и грусть. Словно она искала кого-то и не могла найти, и не знала, кого, только смутно ощущала, что узнает этого человека лишь при встрече.

Так она оказалась в районе улицы Монте-Алегре, откуда в солнечные дни открывается чудесный вид на бухту – сейчас она, конечно, тонула в глубоком синем сумраке. Марго свернула на боковую улочку, и взор её привлёк фисташковый двухэтажный особняк - с эркерами и мансардами, под стражей пышных пальм. Ноги сами понесли её ко входу, лишь на миг она остановилась, испуганная внезапным звоном: что-то ударило по мостовой и скатилось прямо к носкам её туфель, смутно мерцая и поблёскивая. При ближайшем рассмотрении это оказалась упавшая звезда. Марго бережно подняла её и зачем-то осторожно положила в вазон на тумбе – а потом подошла прямо к двери. Будучи в ином настрое, она бы и не подумала приближаться, звонить, уж тем более – дёргать ручку и входить, обнаружив, что не заперто.

Дом казался и знакомым, и чужим, словно она жила тут в гордом одиночестве вот уже целых два дня, нежданно-негаданно получив особняк по наследству. Чутко прислушиваясь и не ловя ни единого звука, Марго прошла прямо в гостиную с гранатовыми стенами и строгой мебелью в ортодоксальном испанском стиле. Повсюду мерцали маленькие светильники и было расставлено несколько свечей. Здесь точно кого-то ждали – не её ли? – но вокруг по-прежнему не было ни души. Её внимание привлёк пейзаж слева от камина, и Маргарита подошла ближе. Она рассматривала световые переходы в кронах деревьев, тут-то и послышался осторожный оклик, словно кто-то перед этим дожидался, чтоб она отвернулась:

- Сеньорита?

Марго узнала бы этот характерный глуховатый голос из сотен других, но уж слишком невероятно – и она обернулась, стараясь сделать это помедленнее, с достоинством.

- Здравия... добрый вечер, мой генерал.

Она сделала неловкий книксен. Стоящий перед нею высокий пожилой военный усмехнулся в усы. Ему показалась трогательной попытка соблюдения старомодного этикета.

Генерал неторопливо подошёл к ней. Как странно было видеть не на фото, а вживую эту статную плотную фигуру с чуть скованными движениями, усталое, помятое, но какое-то благородное, «живописное» лицо с пристальным взглядом небольших голубых глаз и седой щёточкой усов. Он деликатным, степенным жестом взял её за руку, и Марго залилась краской. Но не потому, что её коснулось чудовище по имени Пиночет, а потому что не верила своему счастью – впрочем, она в любом случае ужасно смешалась.

- Перестаньте смущаться, давайте присядем. Вы любите английский чай?

И вот они уселись на диван, и оказалось, на журнальном столике стояли приготовленные чашки, и они начала беседовать, сначала очень по-светски, потом более доверительно. Генерал расспрашивал её о службе, о семье, о вкусах, о книгах и всё время словно что-то сличал, и кивал удовлетворённо. Может, у Марго и не было полной непринуждённости, но она сама удивилась, насколько расслабилась. И это с кровавым тираном. Даже рассказала ему несколько случаев из детских и школьных лет, а у него уточнила: правда ли, что они с адмиралом Мерино (7) сидели за одной партой, и что девочки на их улице действительно играли «в войнушку» наравне с мальчишками. Чашки уже давно были позабыты на столе.

Они, кажется, обсуждали историю наполеоновских войн, когда генерал взял руку Маргариты и начал поглаживать. Она не противилась – не потому, что не смела, а потому что ощутила необыкновенное удовольствие. За руки её брали многие. И просто брали, и жадно хватали, и нервно тискали, и чуть касались, и патетически сжимали – но ни разу она не чувствовала того, что сейчас.

- Ошибки быть не может, вы очень похожи на Люси, – внезапно проговорил генерал туманным, задумчивым тоном.

- О, не знаю, в чём, - принуждённо улыбнувшись, отозвалась девушка.

Ну где улыбчивая пышечка донья Люсия (8), и где унылая палка Марго! Только имя частично совпадало: юную переводчицу звали Маргарита Люсия Рамона (надо же, по одному из имён и с Пиночетом совпадение).

А он заговорил что-то о переселении душ, каком-то «тождестве» какой-то сущности, о призвании, о себе и своей жене и о Смерти – ровным тоном, скупо отмеривая слова. И вдобавок назвал её валькирией. Было приятно и, конечно же, дико. А потом задал знакомый вопрос: «Вы танцуете?» - и до неё дошло, что это он, он был тем лейтенантиком с романтичной французской внешностью – она уже встречалась с ним на милонге. И поэтому не составляло труда тихо ответить: «Да».

Музыка полилась словно бы из ниоткуда, негромко, но так, словно заполняла каждый уголок гостиной, каждый глоток вдыхаемого ими воздуха. Генерал особо не изощрялся в фигурах, но как здорово было узнавать эту манеру: уверенную и спокойную. Когда последняя нота затихла, он улыбался, и она – просто сияла. Но не было покоя: её что-то грызло. Это был не стыд, не стеснение и не страх. Это была неудовлетворённость. Маргарита уже условно решила считать происходящее сном и так же, как раньше она стремилась прервать его, теперь тревожило ощущение того, что всё заканчивается, времени осталось мало, а ей ведь ещё кое-что хотелось сделать!

Ей хотелось прикоснуться к генералу, вот что.

Ей мало было пожатия руки и поддержки в танце. Она боялась что-то упустить. Марго констатировала это со странным спокойствием. По крайней мере – никаких дополнительных всплесков, кроме настойчивого, нетерпеливого влечения, не замутнённого привкусом противоречия.

Она росла на английской и французской классике и к тринадцати годам решила, что совокупление мужчин и женщин – дело мерзкое, принижающее и полностью животное. Потом и сестра Альба, и мама, и даже папа (благо в их доме не было табу) разъяснили каждый по-своему, что в этом, естественном – «ничего такого нет». Тем не менее, Марго была холодна и презрительна, как ледышка. Парни у неё были, даже привязанности имелись – но ни с кем не хотелось особо сближаться.

Как-то раз в старших классах долговязый Пако Сантильян не выдержал бесплодности своих усилий. Он был взбешён её скучающим видом, медленными фразами с ехидцей и заорал на неё при всех, бросил, что она спесивая буржуйка, нахалка и самовлюблённая мумия (9). А Марго громко расхохоталась ему в лицо, раззявив рот, и сказала, что его «классовая ненависть» - следствие комплексов, и не такой он «сознательный», раз бегает за ней, как раб за господином (послышались смешки). А потом проговорила неторопливо, чтобы все слышали: «Уж лучше б я целовалась с Пиночетом, чем с тобой!». Тогда её многие осуждали, но многие сходились во мнении, что Пако – просто озабоченный, да и вообще Маргарите не пара.

А теперь, по прошествии лет... теперь ей действительно было интересно, каково целоваться с Пиночетом.

Мысли пронеслись за несколько секунд, и теперь она лишь услышала после танца степенное: «Благодарю». Прихлынул страх – и перед атакой, и перед отступлением – но генерал словно прочёл её мысли и сделал первый шаг. Вместо того, чтобы отпустить свою юную партнёршу, он притянул её к себе – вспыхнув счастливой догадкой, Марго обвила руками его шею.

Она закрыла глаза и ощутила прикосновение его губ к своим – сначала осторожным касанием, потом требовательным нажимом, потом она сама начала отвечать, пытливо ища и медленно, медленно возгораясь. Кто бы мог подумать, что в этих тонких, вечно сжатых губах такая чувственность, не растерянная с годами? С каждым прикосновением его седых усов волна дрожи пробегала вдоль по спине.  Прижаться, прижаться теснее к его груди, обнимать за шею... каждый сантиметр её плоти – к каждому сантиметру генеральского кителя, чтобы чувствовать его тело...

Пальцы дона Аугусто скользнули по её обнажённой спине, и внутри мучительно-звонко, с протяжной сладостью побежал электрический разряд. Марго понимала, что пропала, во рту у неё вспыхнула искра, а оттуда внутри тела протянут бикфордов шнур – и что же случится через минуту? Она поняла одно: именно ради этого она отправилась в ночь – и теперь получила награду получше любого ордена.

И ей было плевать, как они смотрятся вместе, главное, что старый вояка не забыл своего военного искусства!

Его язык показался чуть сладковатым на вкус, и Марго хотелось слиться с генералом полностью, «стать плотью единой», зажмурив глаза, нырнуть в тёмную бездну и потеряться там. И ночь была нежна...

Потом они медленно разъединили губы, но явно не хотели расставаться. Генерал осыпал её плечи чередой лёгких поцелуев, а Маргарита, млея от восхищения, начала ласкать его лицо. Она осыпала старого генерала самыми нежными, умилёнными ласками, она любовно целовала каждую морщинку, каждую складочку на его лице, кончиками пальцев касалась его усов и губ, гладила по щекам.
А потом они вернулись на диван, чтобы исключить любую возможность спешки и обыденности. Марго отмечала, какие у генерала тёплые, мягкие руки - от их прикосновений замирало всё внутри. Он как-то повернул руку ладонью вверх, и Марго не выдержала, схватила её и, чуть поддёрнув рукав кителя, прижалась горячими губами к самому запястью, прямо там, где вены. Генерал не оставил без внимания эту дерзкую выходку, в ответ он, не говоря ни слова, решительно и бережно взял Маргариту за предплечья и исцеловал ей с нежной внутренней стороны все руки, одну за другой. После этого он крепко обнял её гибкое тело и прильнул к её груди.

«Господи, дон Аугусто, - подумала Марго, - какая у вас красивая седина...». Она не решилась произнести это вслух, просто несколько раз ласково провела по его волосам.

- Так вы говорите, я валькирия? – медленно проговорила она, пытаясь прощупать почву этим полушутливым переспрашиванием.

- Да, вы ведь меня слушали.

- А вы, мой генерал? Кто вы?

- Чего уж проще – убитый воин, – с улыбкой шепнул генерал ей на ухо, завершая предложение точкой: поцелуем в шею, плотно прижимаясь губами и касаясь её кожи языком. Марго подумала, что сойдёт с ума. Только реванш!.. Потому что это была провокация, а они не должны оставаться без ответа – контрнаступление, и немедленно.

Она  мягко изловчилась и начала одну за другой аккуратно расстёгивать пуговицы его строгого мундира.

 - Нет! – скорее удивлённо, чем протестующе произнёс дон Аугусто – а она уже принялась за белую рубашку. Он в этот момент почувствовал любопытство – и приглушённые толчки собственного пульса.

Расстегнула накрахмаленный воротничок, погладила его под подбородком, потом расправилась с оставшимися пуговицами, скользнула дальше и слегка сжала его тёплое плечо, всё ещё крепкое, несмотря на возраст. Затем, нежно прижимая гладкую ладонь, прошла по груди и боку... ещё, ещё... Потом Маргарита обняла генерала и стала целовать, перебирая губами мягкие складочки у него на шее. Старый вояка вздохнул и с изнеможением закрыл глаза, распростёршись полулёжа. Капитуляция.

Она некоторое время тоже просто тихо полулежала, приобняв его. Потом поглядела на него и произнесла:

 - Послушайте, дон Аугусто...

 - Да... – отозвался он негромко.

 - А я знаю все ваши ордена.

 - Неужели? – усмехнулся тот, и, открыв глаза, чуть прищурился. Марго заметила, что у Пиночета забавная привычка по-кошачьи жмуриться в моменты наслаждения

 - Да-да. Медаль Минервы... – Она обозначила место поцелуем. Генерал понял – он принял правила игры и понимающе, тонко улыбнулся. – Звезда за военные заслуги... ещё Большая звезда за военные заслуги, тридцать лет службы... – Тут Марго поцеловала крепче. Так она обозначила и назвала все, все его знаки отличия, отечественные и иностранные. А затем, соскальзывая вниз подобно шёлковой ткани, трижды поцеловала его в грудь там, где сердце – опять, и совсем по-другому. Губами она ощущала его биение, пару раз оно сбилось с ритма, и её пронзила горечь за то, что это – из-за неё.

Её переполняла любовь, горячая, как слёзы – тоже неизведанное, новое чувство. И как хотелось бы, чтобы это продолжалось вечно – её сердце так зашлось в сладкой, щемящей тоске, что она сказала об этом генералу; а он только вздохнул и произнёс с сожалением:

- Когда-нибудь и у нас будет вечность, конечно, но...

- Что же «но»? – уже хмурясь, спросила Марго. Она уже предчувствовала недоброе.

- Нам сейчас придётся расстаться, - огорчённо проговорил дон Аугусто.

- Но почему?! – в отчаянье воскликнула Маргарита.

Она не задумывалась, имеет ли она в принципе право претендовать на генерала. Ей просто казалось, что мир рушится, а она теряет что-то бесконечно ценное, то, к чему шла всю свою жизнь!

А на вопрос её генерал лишь снова вздохнул и молча показал на старинные часы. Они начали бить – и с каждым ударом приближалось непоправимое.

- Обнимите меня крепче и запомните...

Марго прижалась к нему, словно закрывая собой от пуль.

- ...запомните, что в сердце стреляют, а не целуют.

Маргарита чуть не закричала от ужаса: она чувствовала, как тело генерала становится бесплотным, растворяется, исчезает прямо под её руками.

Кажется, именно от этого ей стало дурно, и красная гостиная начала темнеть перед глазами.

Маргарита очнулась в своей постели, обнимая подушку. В комнату светило яркое солнце, а ветерок раздувал занавеску, как парус, и снова доносил из сада аромат гардений. Девушка потянулась и встала, ещё одурманенная сновидением. Никакой книги или бумажек на постели не валялось. Маргарита направилась умываться с твёрдым знанием, что будет вести себя так, будто с ней ничего не случилось.

Когда она наклонилась над умывальником и плескала в своё разгорячённое румяное лицо прохладной водой, от её ночной рубашки что-то отцепилось и со звоном упало на кафель. Марго, вытершись, подняла предмет и сжала в ладони, будто желая убедиться в его реальности. Медленно переведя невидящий взор в окно, она разжала кулак. Там была офицерская пуговица.
______________________
1.Знаменитый винодельческий регион в Чили, граничащий со Столичной областью.
2. Вальпараисо - город и морской порт в Чили.
3. Улица названа в честь победы чилийской армии при г. Юнгай в Перу 20 января 1839 г. В сражении противостояли друг другу Чили и Перуанско-боливийская конфедерация (государство, просуществовавшее 3 года).
4. Разговорное название города Винья-дель-Мар, который входит в состав агломерации Большой Вальпараисо.
5. Милонга - танцевальный вечер, на котором танцуют танго, а также креольский вальс и милонгу - танец, давший название вечеринке.
6. Эту мелодию можно услышать в фильме Салли Поттер «Урок танго», в самом начале. (прим. авт.)
7. Сантьяго Хосе Торибио Мерино Кастро (1915-1996) - чилийский адмирал, командующий ВМФ. Участник военного переворота 11 сентября 1973 года. Член правительственной хунты генерала Пиночета, председатель хунты в 1981-1990. Куратор экономической политики хунты.
8. Люсия Ириарт Родригес (1922) – супруга Аугусто Пиночета.
9. Мумия, по-испански momia, - унизительная кличка консерваторов и правых в Чили.