Ошибка величиною в жизнь часть 8

Приготовив  завтрак и накормив своих мужиков, я отправилась  в  местный  магазинчик-сельпо.  Вошла в помещение, которое  едва освещалось тускло горевшей электрической лампочкой и там удивилась и растерялась одновременно от вида ассортимента товаров. Из продуктов были лишь сушеная картошка, сушеный лук, сухофрукты, кисель, вермишель, маргарин, сушки, сухое  молоко, сухой яичный порошок и немного  консервов.  По  стенам  была  развешана  одежда. Также весьма скудно были представлены  промышленные товары.
Высокая сухая продавщица, скупо  улыбнувшись, предложила  мне  помощь. Впоследствии я  узнала, что  зовут  ее Тамара и что  живет  она здесь же при магазине  через  стенку.  Никто  уже  не  помнил,  когда  и  откуда  она  приехала.  Многим  казалось, что  она  жила тут  вечно. По виду ей можно было дать лет  сорок-сорок пять, жила  она очень  обособленно, и  на  разговор ее  было  сложно  вызвать.  Многие  из  местных  смеялись и говорили, что  она  в  скором  будущем  должна  уехать  на  материк и  копит  деньги  на  дом, свадьбу  и  приданное. Многие  уверяли, что  спит  она  на  перине,  битком  набитой  деньгами. Друзей  и  подруг  у нее  не  было,  в  отпуск  она  не  выезжала. Странная, одинокая  женщина.
- Чем  могу  помочь? - спросила  продавщица.
- Да  мы  новенькие  здесь, вчера  прилетели, надо  многое, а с  чего  начать не знаю.
- Ну,  это и так  видно, что  вы  новенькая. Народу у нас мало, всех  своих наперечет  знаем. Добро  пожаловать.  Начните  с  главного,  я  слышала  у  вас  двое  детей, вот  и  купите  то,  что  им  нужно.
Купив  ванночку  для  купания  детей и  кое-что из  продуктов, я по-прежнему  в  растерянности  вернулась  домой.  Раис  собирал  свой  рюкзак  на  работу.
- Ну  как? - спросил  он.
- Ужас! Как  мы  здесь  жить  будем? Что  я  детям  варить  буду? Здесь  же  ничего  нет! Все  сушеное. Ладно, хоть пекарня своя и хлеб  есть.
- Ничего,  все  обустроится. Пока  ты в магазин  бегала, я  воду  заказал  и  уже  переносил.  В  следующий  раз  сама  это сделаешь: в  правлении  совхоза  ведется  запись  на  воду.  Дров  на  первое  время  наколол, расходуй  понемногу,  как  заготовлю  на  базе, так  и  привезу.  Сейчас  вертак  подсядет,  мне  надо  лететь  на  работу, - серьезно  говорил  Раис  и  старался  не  смотреть  на  меня.
- Как это? Мы  же  только  прилетели? Я  ничего  здесь не знаю, почему  ты  так  быстро  нас  оставляешь? - я ревела  от  горя, беспомощности, от  нежелания  расставаться  с  ним  опять.
Раис  подошел  ко  мне, обнял, поцеловал и прошептал: «Не реви, я  постараюсь  приехать  побыстрее». Он вышел, и мы  опять  остались  с  мальчишками  одни.
Когда я увидела растерянные  и  испуганные  глаза  моих  пацанов, слезы  сами  высохли  на  глазах. Захар  обнял  меня  и  успокаивал,  приговаривая: «Не  плачь, мамочка, не  плачь». Илюха  молча  подполз  по  грязному  полу  и  серьезно  посмотрел  на  меня, как  будто  понимая, как мне  плохо. Я взяла  себя  в  руки, улыбнувшись,  обняла  своих  пичуг  и принялась  кормить  их  обедом. После  обеда Захар  отправился  на  прогулку, а Илюха  уснул. Засучив  рукава  и  забыв  о  своем  одиночестве,  я  принялась  чистить и  мыть  наше  жилище.
Три дня  подряд с  утра  и  до  самой  ночи  я  чистила и отскребала от грязи  нашу  хату, готовила  обеды, кормила  детей, купала  их,  стирала, топила  печь, таскала воду. Времени скучать  и  плакать  по   Раису у меня просто не было.  И  от  одной  мысли, что  нас  уже  разделяют  не  тысячи  километров,  а  всего тридцать, мне  становилось радостнее  на  душе. Каждый  раз,  заслышав  шум  двигателя  на  улице, я с волнением  ожидала вертолета. Но  это  были  либо  пролетавший  мимо  самолет, либо  совхозный  трактор, либо  водовозка. Захар  больше  не  просился  гулять  на  улицу.  Вся  детвора  была  либо в школе-интернате, либо  в  детском  саду, ему  было   скучно  одному, да  и  напугался он однажды.   
Смешно вспоминать:  отпустила  его  гулять,  а  через  десять  минут он  влетел  домой  с  ревом.
- Что  такое, сынок? - спросила я с тревогой.
- Мам, там  что-то большое  и  страшное, ко  мне  идет  и  разговаривает, - плача  ответил  Захар.
Я  выглянула  на  улицу.  По  улице  шел  местный  эвенк-охотник  в  национальной  одежде.  Унты,  штаны, куртка с капюшоном и  рукавицы -  всё  было  из  оленьих  шкур. На  его  крупном загорелом  лице чуть  были  видны  раскосые  глаза  и большая  улыбка. Он  что-то  напевал  себе  под  нос,  увидев  меня, он  поздоровался. Я  поприветствовала  его  тоже  и медленно  закрыла  дверь.
- Захар, это человек, такой же,  как  и  мы, местный охотник, но  другой  национальности. И  одет  он в  теплые  одежды, сшитые  из  шкур  оленя.  Все  охотники  зимой  живут  в  стойбищах,  в  чумах  и должны  тепло  одеваться.  Они  в  мороз  много  работают  на  улице, - объяснила  я  сыну.  Захар  слушал  внимательно, кивал  головой  и  с  опаской  косился  на улицу.
- Ладно, мам, я дома  с  Илюхой  поиграю,- заключил  он, а я,  молча  улыбнувшись, задумалась: может,  мне  его  в  школу  отдать, всё  ему  интереснее  будет?
***
На четвертые  сутки  нашего  пребывания  на  новом  месте захотела  отдохнуть  от  уборки и погулять с мальчишками. День  был  морозным  и  солнечным.  Решила  сходить  в  школу,  узнать  относительно работы,  заодно  поинтересоваться  насчет  Захара, да  и в  детский  сад  можно  будет  заглянуть,  а  на  обратном  пути зайти  в магазин, в который обещали  завезти совхозное  молоко. 
Школа  была  начальная – четырехлетка. Поняла, что искать себе работу в ней  глупо. Отнимать  последний  заработок  у  местного  населения  я  не хотела. Познакомившись с директором  школы и  осмотрев  школу, договорились  насчет  старшего  сына и отправились в  ясли-сад. Встретила  нас  заведующая Архипова  Светлана - женщина  крупная, дородная и суровая.
- А, новенькие  пожаловали,  ну  проходите, будем  знакомиться, - гудела  она, буравя меня  своим  взглядом.
- Да я,  собственно, осматриваю  достопримечательности  Кислокана, а  также  интересуюсь  работой. Я  - преподаватель  физического воспитания.  В  школе  уже  была  и  поняла, что  спрашивать  даже  часы, а не  ставку, глупо. Скорее  всего,  и у вас  для  меня  ничего  не  найдется?
- Пока обрадовать  тебя  не  могу,  но  кто  знает, все  может  измениться. А вот, кстати,  Мария,  ты знаешь, что  живешь  в  доме, где  проживала  Бандура с  открытой  формой  туберкулеза? Хорошо, что  зашла, а то я тебя  сама  хотела  навестить. У тебя дети и это  опасно, если  не  принять  меры обеззараживания.
Я была  в  шоке  от  ее  слов, сидела  и  молчала,  не  ожидая такого поворота,  и  что  делать,  не  знала.
- Ну  что  молчишь?- спросила  Архипова. - Известка  есть? Белить  умеешь? Эту  палочку  можно  убить, лишь  тщательно  всё  побелив  известью, - учила  меня  заведующая.
Я чуть не  заплакала: извести  у  меня  не  было, мужа тоже не было рядом и  было  страшно  за  моих  мальчиков.
- Да  не  плачь,  известку  я  тебе  вечером  занесу,  здесь  это  дефицит, я  знаю,  что  сама  ты  не  найдешь. Ну а  белить  тебе  самой  придется. Здесь  я тебе  не  помощница, - сказала  она,  и  первый  раз  за  все время  улыбнулась.
- Ой, спасибо вам, а  белить  я  умею, спасибо  что  сказали  и  помощь  предложили, а то  я  никого здесь  не  знаю, - поблагодарила  я,  и  мы  вышли  на  улицу.  Купив  свежего  молока, мы  вернулись  домой.
Вечером, как и обещала, Архипова занесла  известь, и, пожелав мне всего хорошего, ушла. Уложив  мальчишек спать, стала заливать кипятком известь, запаривать кисти  для побелки, чтобы с самого утра начать работу. Завтра надо успеть побелить весь дом пока будет электричество, которое включали здесь в шесть утра, а  выключали в полночь. Наварив супа  и каши с вечера и приготовив комнаты к побелке, я улеглась в одинокую, холодную постель и тут же уснула.
Утро было такое, каким обычно оно бывает здесь, на краю земли: темное, как смола и колюче-холодное. Просыпаться не хотелось, но при одной мысли о своих пацанах я вскочила с кровати и первым делом растопила печь. Мрак вокруг меня и в душе отступал. Дрова весело потрескивали, язычки пламени освещали кухоньку, мальчишки спокойно сопели, а я наслаждалась  утренним кофе, сигаретой и тишиной.
Белить было нелегко. Известь разъедала кожу на руках, поверхности стен и потолка были  неровными, и я старалась пробелить каждую ямочку, каждую трещинку. Мальчишки давно проснулись. Они то играли, то ревели. Приходилось часто отвлекаться, кормить их,  играть с ними, объяснять, как это важно - побелить дом сегодня. День летел в темноту, а работа не кончалась. Захар ушел погулять, Илюха спал, я работала в своем привычном темпе, все чаще  морщась от ран на руках. После того, как была закончена  большая комната, полы и окна в ней были перемыты на несколько раз, мне стало полегче.
В сенцах кто-то постучал. Открыв дверь, я увидела Захарку. Сопливого, со щеками  покрасневшими от мороза. Испуганные глаза его смотрели на меня.
- Мам, - гундел он, - я нагулялся, я дома играть буду.
- Захар, сынок, что случилось?
- Там опять эти страшные дяденьки в шкурах.
- Сынок, не бойся их, они очень добрые люди.  Раздев и успокоив его, я продолжила побелку.
Дети вначале тихонько играли друг с другом, но постепенно заигравшись, Захар забылся и стал поддразнивать младшего брата. Илья начал реветь, шум усилился. Я, уставшая за день от работы и постоянного умывания от грязи и извести, беготни между  детьми  и  побелкой, рассердившись  на старшего сына и не желая  прерываться, сердито крикнула: «Ну всё, раз ты меня не слушаешь, и не хочешь помочь маме,  поиграв с  Илюшкой,  завтра же  выйду  в замуж за дядьку в оленьей одежде. Тогда  ты будешь слушать только его!»
Такого эффекта  я  не  ожидала! Захар подлетел ко мне, обнял и со слезами на глазах просил  прощения и уговаривал.
- Мамочка, не надо выходить  замуж за  этих охотников. Наш папа лучше! Я буду тебе помогать! Я не буду больше  дразнить  Илюшку!
- Хорошо  сынок, успокойся и поиграй   с братом. А я сейчас  разогрею  ужин, покормлю  вас и уложу  спать.
Вытерев  ему слезы  и поцеловав, стала накрывать  на стол: пришло  время кормить детей.  Умыв, накормив и уложив их в постель, тихонько рассказывала  им сказку. Хотелось  спать, глаза  сами  закрывались, чувствовалась  усталость во  всем  теле.
 Дождавшись, когда они оба сладко  засопели, с усилием заставила себя  встать. У меня было  еще  два часа до  того, как выключат  свет. Руки  уже  не  слушались, пальцы   вспухли  и ныли  от  ран,  снизился темп  работы,  и я все  чаще  и чаще посматривала  на  часы.   Время  летело  быстрее, чем  я работала.  На  глазах  стали  появляться  слезы, и  вдруг я услышала  знакомый  стук в дверь.  Раис! Ну, наконец-то он  приехал!
Сердце моё стучало в груди, руки  дрожали  и не  могли  справиться с дверным крючком. И вот на пороге  нашей  избы, появился он - мой  любимый и  дорогой  человек!
- Боже, как  ты здесь   очутился  так  поздно? Вертушки  я не  слышала,  и почему  ты весь  в инее?
Его  усы, брови, борода были  белого  цвета, казалось, что к нам  заглянул  в гости, молодой, симпатичный  Дед  Мороз. Раис  медленно  присел  на  высокий  порожек  и  закурил.
- Я, Маш, на лыжах  добежал, после  работы, так  захотелось  видеть  вас.
Мы, молча,  сидели в обнимку. Свет  давно  уже  погас,  но  нас  это  не  тревожило, нам  было  хорошо вдвоем,  и наша  любовь  полыхала  ярче, чем  огонь  в нашей  печурке!
А утром  мальчишкам был  сюрприз! Они  не  отходили  от  отца. Даже  Илья, который только  начал  ползать, следовал  за отцом, как  хвостик. Если  тот  курил  на  порожке  в  кухне,  Илюха  подползал  к нему, цепляясь  за  порог,  деловито  вставал  и 
также  осторожно  садился  рядом, серьезно  смотрел  на  бородатого  папку, улыбался  и  двигался  поближе  к  нему. Захар, постоянно  тараторил  с  отцом, рассказывая  ему  обо  всем, что  случилось  за  эти  дни.  Он  спрашивал  его о работе, и  о том, как он  зимой, в  такой  холод  и  ночью не  побоялся  прийти  к  нам, ведь  везде  тайга и  дикие  звери  вокруг,  а  особенно  волки.  Раис  смеялся  и  отшучивался, он  говорил,  что  он  вооружен  и  ему  не  страшно, при  этом  он  показывал  ему  перочинный  нож  и  хитро  улыбался.   Сын  с  сомнением  смотрел  на  малюсенький  ножик,  и  видно  было, как  он  представляет  огромного  волка  и  сравнивает  его  с  малюсеньким  ножичком.
- Кто  это  охотится  на  волка  с  таким  ножиком?  Пап,  ну  скажи, почему  ты  не  боишься?  У  тебя, наверное,  автомат  где-нибудь  спрятан?  - серьезно  спрашивал  он.
Мы  дружно  хохотали. Позавтракали.  Раис с Захаром носили  воду,  кололи  дрова.  Я  наконец-то,  добелила  и  отмыла кухню.  Хатка  наша  преобразилась  и  заулыбалась  нам  словно в  знак  благодарности.
После  обеда муж подхватил  свои  лыжи и  со  словами, что  вскоре  вернется  с  дровами, опять  исчез. Но  в  этот  раз,  уже  не  было  панического  страха,  и  мысли  мои  были  заняты  новыми  делами.  Нужно  было  обустроить  жилье,  узнать  о  работе.
***
Время шло. Захар  пошел  в  школу. Илюха  подрастал.  Унывать  было  некогда.
 
Муж  не  появлялся  две  недели. За  это  время я  научилась  печь хлеб  и  сдобу  в  духовке, которая  была  встроена  с  обратной  стороны  печки. Сама не знаю, но почему-то хлеб  и  булочки  у меня получались  вкусными. Но вот, что  я  еще  не  пробовала  в  своей  жизни, так  это  колоть  дрова.  Поленница  с  дровами,  таяла  на  глазах. Пришло время и от  всей поленницы осталось  всего-навсего два чурбака.
Близился  Новый  Год.  Я  вспоминала  жизнь  на  материке  и  представляла  себе  праздничную  суету. А  здесь,  все  было  спокойно, как будто  нет  ни календаря,  ни  Нового    года,  а есть  просто  сегодня,  и  это  уже  хорошо!
Как-то с  утра  почувствовала  себя  неважно.   Потихоньку  перетаскала  в дом воду  с  улицы, погладила  и  повесила  тюль  на  окна, приготовили  уроки  с  Захаром. А  уложив  детей  спать,  поняла, что  заболела.  Температура  стремительно  росла  вверх.  Но колотые  дрова  закончились,  надо  было расколоть  последние  два сучковатых  чурбака. До  утра их  хватит.  А  утром  придется занимать  дрова у  соседей.  Хуже  всего, что  Раис  не появлялся.
Чурбаки  колоться  не  желали!  Сил  у  меня  не  было,  все  тело  болело  и пылало  жаром,  по  лицу  текли  слезы,  и  только  тепло  моих  мальчишек  давало  мне  силы  для  борьбы  с чурками. Хоть я и городская, но  родилась  и  выросла  в  своем  доме.  У нас  было  местное  паровое  отопление,  и отапливались мы  углем  или  коксом.  Так  называемые   дрова, а  проще - щепки, ветки  и  всякие  древесные  отходы, отец  сам колол, пилил  и складывал  для  растопки. Я и понятия  не  имела, что  такое  топор. А  тут  пришлось постигать целую науку  по  колке  дров. Сначала  надо  было  вонзить  колун  с размаху  и разделить  чурбак на две  половинки,  потом  половинки  разделить  еще  на  половинки, а  уж  их потом  колоть  топором.
И  все-таки  я  победила  в  схватке  с  дровами,   колун  с  топором постепенно  стали  послушными помощниками. Занеся  дрова в  дом,  приняв  таблетки  и  выпив  чаю,  почти  в беспамятстве  я свалилась   в  постель. Полная  темнота  и  странные  сновидения  окружили,  опутали  и  сковали  мое  тело.
Проснулась  я от страха: в ушах  стоял страшный гул и лязганье железа, земля дрожала,  и  наш домик  трясся в такт земли. Сначала подумала, что до сих пор сплю и брежу, но  осознав, что все это происходит  наяву, я медленно поднялась с постели. От грохота и вибрации земли, мне казалось, что идет в наступление целая танковая дивизия. Бред какой-то, откуда здесь танки? Дрожанье  земли и лязг  железа  стих, но шум двигателя не  прекращался. Отдернув занавеску на окне, я действительно увидела перед нашей хатой танк, правда тот  был  без  ствола. Не поверив  своим  глазам, я  ущипнула себя. И  тут же, откуда-то  из чрева этого танка, переговариваясь и смеясь, появились  две  мужские  фигуры и начали легко и весело  выкидывать  из люка дрова. Позже Раис объяснил мне, что это была самоходка.
- Раис, дрова,- прошептала  я и без сил упала в постель. Моя последняя мысль была: «Всё, можно спокойно болеть». И я опять  уснула.
Я  спала,  и  снилась  мне  мама,  ее  дыхание,  ее  голос,  руки,  она  давала  мне  лекарство, а  потом  поила  меня  противным кипяченым  молоком со  сливочным  маслом, содой и медом. Я  давилась  этим  молоком, но  мужественно  пила  его: болеть  было хуже.
Мама… как  мне  часто   не хватало  ее  в  трудные  минуты. Обычно  ангина, длилась  у  меня  три  дня. Потом я  отказывалась  от  молока  и  требовала  газировки.  Холодная  газировка, как  бальзам, растекалась во мне.  Газированные  пузырьки лопались и  щекотали  нос. Газировка еще  ранила  моё больное  горло, но в тоже время она как будто  вымывала  остатки  болезни  из моего  тела.
- Всё, - смеялась  мама, - Мария  выздоровела, раз  требует  газировку.
***
Чья-то  рука  меня ласково  тормошила,  и я  медленно  открыла  глаза. Сверху  на  меня  смотрели  карие  глаза  Раиса.
- Вот, выпей  лекарство. А я  пойду, чай приготовлю, - улыбаясь,  сказал муж.
- Хорошо, что  не  молоко, - с радостью  подумала  я.
Выпив чай, обняв мальчишек, я  ревела,  слезы  застилали мне глаза, глотать было больно, нос хлюпал и почти не дышал,
- Зачем я здесь? - спрашивала я себя без конца. - Зачем мне учиться колоть комли? Почему я среди ночи должна просыпаться от стрельбы и  разборок между представителями местного населения? Почему  я должна хватать одеяло и детей, и как в окопе, ждать на полу, когда вся эта пьянь перестанет  стрелять  друг в друга и успокоится? В каком мире мы живем, и, вообще, какое сегодня число?
Я всё ревела и причитала. Муж забрал детей и отвел их играть в другую комнату. Присев поближе ко мне, вытерев мои слезы и сопли, он прижал меня к себе, и как маленького ребенка, тихонечко баюкал, приговаривая: «Успокойся, я здесь, все хорошо. Не капризничай, я тебе говорил, что будет тяжело, но ты была согласна. Я принесу еще чаю, выпей и поспи и не плачь, ты пугаешь детей. Пока ты спишь, сварю обед, я продуктов привез с базы. Спи». Поцеловав меня, он вышел. Постепенно успокоившись, я заснула, и мне опять снилась моя любимая и сильная мама.
***
Новый год наступил незаметно. Это был наш первый  Новый год, когда мы справляли  его  одни.
Несколько еловых веток в банке заменяли нам елку,  самодельные  гирлянды и  снежинки  украшали  наше скромное  жилище.  В  доме было  тепло и уютно,  пахло  свежеиспеченным  хлебом и сдобой.  Мальчишки, усталые  и  счастливые  после  Новогоднего  представления  в  школе  и подарков,  давно  сладко  спали.  Мы  тихо  сидели  за  праздничным  столом, слушали,  как  потрескивают  дрова  в печурке,  и  в  окно  наблюдали  новогодний таинственный  снегопад.
Нам  было хорошо  вдвоем,  молча,  мы пили  вино,  не  было  ни  радио, ни  телевизора,  и  даже  слова  были  не нужны. Счастье – оно,  в сущности, очень  простое, просто  трудно  бывает понять,  что это  именно оно - счастье. Хотелось  танцевать  и  плакать, смеяться  и любить.
В  дверь  постучали.
- Открыто, заходите, - крикнул Раис.
Вошел сосед Сычев. Неторопливо и  деловито  осмотрел,  как  мы  устроились.
- С  наступающим, - поздравил  он  нас.
- И  тебя  Саша тоже с  наступающим.
-Я, чё  заглянул-то, хотел  сказать  тебе  Раис, что молодец  ты.  Вчера  пытались  тебя  на  тракторе  догнать, не  получилось. Ты так  быстро  и  легко  оторвался  от  нас  и  исчез.
Мы,  молча,  улыбались.
- А главное, - продолжал  Сычев, - волчица  за  тобой  ходит. Ты  в  курсе?
- Да  знаю я,  Саша,  следы  видел.
- Ты  осторожней, волков  много  нынче,  охотники этой  зимой  замучались. Те всю  приваду  в капканах,  которые мы  на  соболя  ставим, съедают. У  тебя  оружие  есть?
- Откуда? Конечно,  нет.
- Ясно,  завтра  тебе  занесу.  Ствол, списанный  охотсовхозом, мне  не  нужен, я новый  получил.
- Спасибо,  Саша. Если  что  нужно спрашивай,  на базу  заезжай,  не  стесняйся.
- Спасибо. Обязательно.  Ну,  еще  раз  с  Новым  годом!
И  попрощавшись, он  ушел.
- Так  было  хорошо. А  теперь  я  буду  еще  больше  волноваться  за  тебя и постоянно  думать, съедят  тебя  волки  или  нет?
- Меня  не  съедят, - смеясь,  отшучивался  Раис,- я  невкусный  татарин.  Давай  лучше  потанцуем  под  музыку  огня  и  снега.
 
               
 
               


•