Дольче Габана

   В аудитории ленивая тишина. Ольга (мы зовем ее Оля) Сергеевна в колышущейся вокруг нее легчайшей васильковой блузке и черной модной юбочке в обтяжку, неспешно что-то пишет, пишет, пишет. Она уже исписала половину откидной зеленой доски, и конца ее задумчивому писанию не видно. Мы переписываем старательно и бездумно, уже не пытаясь вникнуть в таинственный смысл шагающих по доске рядов.

   Идет снег, крупные снежинки залепили стекло. Настроение становится мечтательным и безмятежным. И мы просто тонем в начерченных Олей Сергеевной рядах бесконечно малых…в которых сам Ньютон и сам Лейбниц до конца так и не разобрались. И умный Лейбниц наконец объявил, что «актуальной беспредельностью» он признает одного Бога. Нам этого в жизнь не понять, потому просто автоматически пишем вслед за мерцающе колеблющейся на фоне широкого окна Олей Сергеевной.

- Ах!  - вдруг нарушает благостную тишину Оля Сергеевна, - я ошиблась…

Она берет мягкую серую тряпочку и стирает с доски добрую половину написанного ранее.  По рядам проходит дружный недовольный гул:

- Сотрите!.. ага… интересно – как?!

- Ну, что тако-о-о-о-е… ну, зачеркните, - оборачивается Оля Сергеевна, - что у вас за группа! Так смотрите, как будто я нильский крокодил!

   Нет, на нильского крокодила она не похожа. Оля Сергеевна такая вся «Дольче Габана», как бы сейчас сказали. Элегантно женственная…в отличие от нас. Мы перед ней просто гадкие угловатые утята с фермы. Она и ходит «от бедра» на своих высоченных каблучках, причем без тренировки. Она то в черных маках, то в коричневых иероглифах, то в бледной блузке с водным рисунком и без бюстика, как модно в этом сезоне…
   И знает, что хороша, и привыкла принимать поклонение восхищенных почитателей со всех факультетов. Просто у нас действительно не та группа. Девичья, что в нашем институте редкость.
   Конечно, у буровиков или геофизиков в подобном случае прозвучал бы совсем другой возглас:
-О! О! О-о-о-о-о-о-о-о-ольга Сергевна, не берите в голову, все сейчас же сотрем и перепишем!!!
   Там почти одни ребята, а в разведка месторождений редких элементов и вообще ни одной девчонки.

   Оля Сергеевна, в переводе на современный Дольче Габана, вызывающе обиженно откладывает мел и объявляет внеплановый летучий зачет, о котором не удосужилась предупредить в прошлый раз. Нам грустно нарушать гармонию зимнего утра, но она, колеблясь в синем морозном воздухе, таки нарушается, хотя снег все продолжает мирно и утешительно кружиться и влетать в открытую форточку, украшая и без того красивую головку Лены Соколовой тающей короной. Красиво…мерцающая корона на тициановой волне волос.

   Отвлекаюсь, глядя на эту красоту. Лена Соколова идеально похожа на Ирину Скобцеву, когда в кино та была Дездемоной. Такие же широкие веки над глазами чудной глубины, классически правильные черты лица, и, как писала Долли Фикельмон про Наталью Николаевну, жену Пушкина, у нее «зеленые глаза и трагически нежное лицо».

  Когда мы жили в подвальном этаже нашей общаги, то часто слышали отрывки разговоров проходящих мимо ботинок, туфелек и сапог, смотря от сезона за окном. Однажды целых двадцать минут две пары ботинок у нашего окошка делили между собой Лену Соколову. Два молодых голоса, один помягче, другой приятно низкий, спорили, кто из них больше в нее влюблен. Мы с интересом слушали, тихо обмениваясь репликами, что не худо бы у самой Лены спросить, кто из двоих в нее влюбленных ей больше по сердцу.

   Мысли мои прерываются репликой в пустоту Дольче Габаны, назовем ее так для приближения к современному веку.   

- И знайте, что, между прочим, у меня сегодня плохое настроение, я злая, и принимать работы буду плохо! Кто не готов, сразу может покинуть аудиторию.

   Половина моих однокурсниц со вздохом снимается с мест. Остаются отличники или авантюристы. Я остаюсь, не относясь ни к тем, ни к другим. Просто за окном снег…гаснущие утренние фонари…а у группы, в которой учится моя неразделенная любовь, сегодня по расписанию нет занятий в нашем корпусе…Не увижу. Некуда спешить…

   Пока мы готовимся к безнадежному предприятию, Дольче Габана капризно и томительно вздыхает…

- Не выходите, девочки, рано замуж. Взрослые дети так старят, так старят!

   Сама Оля на третьем курсе стала женой маститого профессора, светила науки, местного мастодонта, члена Государственной комиссии по запасам.
   А сегодня за стеной  нашей аудитории идет совещание по отчислению ее дочери из института. Дочь – высокая такая девица с килограммом штукатурки на лице, помню ее по шляпе. Прямо настоящая буржуинская шляпа, у нас такую бы никто не надел. Пока дочь наживала себе хвосты на каждом курсе, ее проделки на кафедре терпели, но пропуск производственных практик восполнить невозможно ничем, это каждый знает. Мы сочувствуем обиженной Оле: отчислят – это точно! Да она и сама об этом знает, но на нас злиться уже перестала.

   Настроение Дольче Габаны, или Оли Сергеевны, смягчается после того, как она выгоняет прочь глупую ленинскую стипендиатку, как всегда первой двинувшуюся на бастион. Оля делает ей «отлуп» с явным удовольствием. Да уж, сегодня явно не Зинин день. Наш грубиян классный папа Ник Ник еще с утра погнал ее после сданного зачета по технике разведки, потому что стипендиатка, успешно зачет преодолев и снисходительно оглядев наши скучно-задумчивые физиономии, тонким детским голоском попросила «еще задачку».

- Вами бы Недозорова, гвозди забивать, - недовольно констатировал вечно растрепанный Ник Ник, подергивая правой скулой, которая не пришла в себя после давнего взрыва в шахте в 1962 году («заряжаем, взрываем, убегать не успеваем»).

   А зачет тогда все сдали! И, помню, счастливые, помчались через дорогу в кафе «Марс», где можно было съесть крошечный бутерброд и заказать коктейль или кофе гляссе со взбитым в облако мороженым.   Много ли надо для счастья в 20 лет?

   А дочка Оли Сергеевны вышла замуж за посла. Венгерского или югославского, я не помню.