Октябрьский одуванчик

     Дул прохладный осенний ветер. Несмотря на погоду, лёгкая куртка была расстёгнута. Но Лиза не замечала холода – по сути, какая разница? В наушниках звучала мрачная музыка, на земле лежали осенние листья, перемешанные с грязью. Они не хрустели под ногами, и потому являлись дефектными.

    «Мне уже не больно, – думала Лиза, – в душе лишь пустота. Там нет боли, грусти и слёз. Просто-напросто огромная зияющая дыра. Наверное, я лишилась способности чувствовать не только душевную, но и физическую боль». Девушка сжала левую руку в кулак, сильно впившись ногтями в ладонь. Нет, всё-таки неприятно.

     Всё началось в январе. Тогда у Лизы стала проявляться депрессия: она рассталась с любимым человеком. В паре случился разлад. Было такое ощущение, что молодые люди стали разговаривать на разных языках без переводчика: он – на японском, а она – на языке суахили. Было принято обоюдное решение расстаться. Лиза совершенно замкнулась в себе: она перестала встречаться с друзьями, устраивать вечеринки. Сначала приятели звонили ей, приходили в гости с гостинцами и приятными безделушками, пытались утешить. «Плюнь и разотри, ты такая красивая, найдёшь лучше»… И так далее, и тому подобное. Но из депрессии у Лизы выйти не получалось, а возможно, не слишком она и пыталась. Постепенно друзья, даже самые близкие, стали от неё отдаляться. Никто не захотел так долго возиться с ней. Душа компании и оптимистка превратилась в мрачную девочку с вечными синяками под глазами. Потеряла пять килограммов, и до этого не имея лишнего веса. Правда, сил на учёбу в институте у неё ещё хватало.

     Весной родители отвели Лизу к психотерапевту. После двух сеансов девушка категорически отказалась ходить к врачу, и родителям не удалось на неё повлиять. Кстати, весь курс лечения был уже оплачен.

     Став в сентябре третьекурсницей, Лиза поняла, что больше не может учиться в своём институте. Родители никак не могли уловить смысл фразы «Это не моё». В квартире Никитиных разразился скандал мирового масштаба. Лиза убежала из отчего дома, сильно хлопнув дверью. Она понимала, что поздно вечером ей придётся вернуться: остановиться на ночь было уже не у кого, а такой вариант, как шарахаться всю ночь по городу без денег, не слишком прельщал.

     Надо сказать, что сейчас, в октябре, рана на сердце не зарубцевалась. Лиза по-прежнему мучилась от расставания с парнем, правда, теперь её рыдания уступили место мрачно-монотонному состоянию. И она не знала, чем хочет заниматься в жизни. Лиза запуталась, мозги обрели аморфное состояние. Проще говоря, растеклись. «Для чего я живу? – думала Лиза, покусывая губу. – Мне совершенно нечем гордиться. Мир хоть капельку лучше не сделала. Какой смысл в моей жизни? Друзья перестали звонить – оно и понятно: я совсем провалилась в бездну. И я до сих пор вижу его во снах. Мучаюсь. Родители взяли деньги в кредит на обучение, ведь у меня даже не хватило мозгов поступить на бюджет. И теперь не понимают моё кваканье: «Я не хочу быть экономистом, мне хочется чего-то иного…» И устраиваться на работу сейчас я тоже не желаю. В конце концов, мне двадцать. И никто не обязан содержать великовозрастную девицу, а уж тем паче исполнять всякую блажь».
Лиза выходила из леса, впереди показалась железная дорога. «Вот бы броситься под поезд, – неожиданно пролетело в голове, – всех перестану мучить. И себя, и родителей».

     Она поднялась на небольшой холмик, дорога находилась метрах в двадцати. Ветер так трепал её волосы, что Лиза закрутила их эластичным браслетом с руки. Она оглянулась на лес. «Красота! – подумала. – Только хрустящих листьев под ногами не хватает». Полюбовавшись на разноцветную листву на деревьях, Лиза вновь развернулась на сто восемьдесят градусов. Она увидела, как железную дорогу переходят девушка с ребёнком – девочка шла от мамы примерно в двух шагах. Мамочка чуть старше Лизы, ребенку года два-три. Лиза была единственной в семье, поэтому не очень разбиралась в детских возрастах.
«Интересно, – удивилась она, – почему мама не взяла дочку за руку?»
Мамочка почти перешла дорогу, девочка, не дойдя пару шагов до безопасного места, замешкалась, склонившись над землёй. Видимо, увидела один из последних в этом сезоне одуванчиков. Семафор загорелся красным. Молодая мама, перейдя железную дорогу, сначала немного полюбовалась на открывающийся вид – море, а потом произнесла:
– Светочка, смотри, какая красота. И лес тут, и море. Замечателен наш Приморский край!
И лишь затем обернулась. В глазах застыл ужас.

       Поезд был совсем близко. Доносился оглушительный гудок, который Лиза слышала со своего холмика через музыку. Она выдернула наушники и кинула их на землю, полагая, что они ей будут мешать. В листву полетел и телефон.

       Куртка была расстёгнута, и ветер дул прямо в лицо, что затрудняло движение. Лиза почувствовала, что шнурок на кедах развязался. Взмолилась: «Только бы не упасть!» Больше в её голове не было ни единой мысли. В ушах, борясь друг с другом, сплелись свист ветра и гудок поезда. Мама ребёнка, хотя и находилась ближе к девочке, не сделала ни шагу. Она, вся бледная, истошно визжала: «Света, беги!» – и сползала на землю. Светочка, услышав жуткий рёв, выпрямилась. На неё надвигался жуткий монстр. Девочка заревела, села на корточки и зажала ладошками уши. Лиза выбежала на железную дорогу, схватила сжавшийся комочек и прыгнула. Перед глазами стало темно, затем её поразила острая боль в ноге. Под собой Лиза чувствовала девочку...

      ...Наконец она открыла глаза. Собралось немало народу, в основном дачники, которые останавливались на этой станции. Бледный машинист грузового поезда шёл, приседая. Светочка сидела на сырой земле, нижняя губа тряслась. В руке она сжимала жухлый, лысый одуванчик. На первый взгляд травм не было, не считая несколько ссадин на лице. Но к врачу всё же следовало сходить: ведь Лиза придавила девочку к земле своим весом. Мама Светы, Юля, рыдала, не переставая:
– Это я во всём виновата! Не досмотрела! Спасибо тебе! Я буду всю жизнь за тебя молиться! – Юля упала на колени перед Лизой и стала целовать её пыльные кеды.
Бледная Лиза не могла сказать ни слова. Она лишь чувствовала и наблюдала, как трясутся её руки.
– Скорую надо вызвать! – сказал дедок в зелёной куртке. В руках у него была корзинка, полная грибов, – мало ли чего, может, внутренние травмы какие. Да и мамаша вон как трясётся.
– Я врач, сейчас сделаю первый осмотр на видимые переломы, – вызвался один мужчина. Он поставил две сумки на землю. – Но, конечно, в больницу всё равно обратиться стоит.
– Так скорую вызывать? – спрашивала бабуля в синем свитере.
– Вызывайте, мама, вызывайте! – отвечал машинист, – дела нешуточные!
– Надо в телевидение позвонить, – голос подал ещё один мужчина, – пусть осветят эту историю. Чтоб люди осторожны на железных дорогах были. А девчонке, может, Героя дадут. А вы, мамочка, – он обратился к Юле, – чего же вы так...
– Не трогайте её, – вмешалась полная женщина с красными короткими волосами, – девушка в шоке. Думаю, теперь по десять раз будет всё проверять...
– Понарожают в восемнадцать, – прозвенел ещё один голос, – а за ребятёнком кто следить будет?

       Лиза никак не могла собраться с мыслями. Полный шок. Вакуум в голове. Сердце бешено стучало.

       Через две недели Лиза выходила с бинтовой повязкой в районе локтя из Краевой станции переливания крови. Четыреста миллилитров крови для незнакомого человека – это огромное дело для всей Планеты. В руке девушка держала вчетверо сложенную справку, подтверждающую, что она является добровольным донором. Лиза подняла голову к осеннему солнцу – оно ласково обогревало её лицо. Под ногами хрустели опавшие листья.