Крыша

Я отвинтил глазок и придвинул глаз дырке. Так и есть.

Стрелкина, стоя перед зеркалом, задумчиво водит расчёской по волосам. Наклонила го­лову к плечу, смотрит внимательно. Нахмурилась, улыбнулась.

Повернула лицо в «три четверти», опять вглядывается. Соглашусь, эффектный ракурс. Глаз не оторвать. Тряхнула головой – волосы по плечам веером. И так, и эдак - все краси­во. Но есть вариант – что вряд ли: «Фу, уродина. Глаза б не смотрели».

Тема для диссертации: «Загадочное поведение женщины перед зеркалом». Занятие неис­чер­паемое. Бесконечное. 0торвать от высокого созерцания может только вмешательство грубой ма­териальной силы, вроде меня. Моя богиня, вдоволь наобщавшись со своим отражением - прошли, кажется, годы - насилу вспоминает, ради чего собственно, она встала в такую рань. Вдевает руки в рукава блузки. Сги­ба­ется пополам - тощий зад обтянут синим вельветом джинсов - чтобы завязать шнурки. Пора прятать­ся.

Я быстро ввинчиваю глазок обратно и отхожу к стене. В подъезде темень. Опять все лампы кто-то повыкручивал. Найти бы этого «кто-то» и посмотреть хоть одним глазком, как оно выгля­дит, это загадочное существо, которое настолько нуждается, что ворует лампы в подъездах. В моём воображении рисуется существо наподобие Горлума. Такое нечто скользкое, влажное и со щербатой ухмылкой.

Котята какие-то странные, с ромашками в зубах, шныряют мимо ног. Отобрал у одного цве­ток для Инки.

Ну, вот. Наконец! - Дверь, щелкнув замком, отворилась, и в сером проеме, как в раме, возникает моя Стрелкина. Стрелкина - копуша, Стрелкина - противная девчонка, Стрелкина в белом сверху и в темном снизу, со своей длинной шеей и толстыми розовыми губами, сложенными банти­ком. Стрель! Ки! На!

Она делает в темноте шаг, натыкается на меня и визжит так, что уши закладывает. Звук висит еще в воздухе, когда я говорю:

- Скажи дяде добрый вечер и улыбайся. Отдаю ей ромашку.

- О! Леха! Ты! Как ты меня напугал! Она проговаривает эту фразу с сильным ударением на "как". Всё у неё не как у людей. - Ну ты дура - а - ак... "Дурак" Инка тянет уже плавящейся от нежности интонацией.  И улыбается, переводя дыхание. Укоротив у цвтка стебель, в два ловких приёма прикрепляет его к заколке в волосах. Хрусь, щёлк - и готово.

Зачем она такая?

- Я тут успел со всеми котами перезнакомиться, пока ты... Странные какие-то у вас коты. Вверх мимо нас скачет котёнок, волоча в зубах ромашку.

- И вправду, странные.

-  Давай ускоряться. Мы можем прозевать, уже светает.

Она поднимает глаза к потолку, видит посветлевшие квадраты окон в подъезде, и немедленно взволновывается. У них, у девчонок, это так быстро. Он смеха до слёз три удара сердца.

- Тогда нужно бежать..

И мы бежим. К тому дому на улице Украинской, где чердаки открыты.

В небе розовые полосы, вкусное сочетание, хочется языком лизнуть. Почему-то, когда я смотрю на красивую женщину, мне хочется и на руки её поднять, и ведро ей на голову надеть. Причём то и другое одновременно. Однажды пришел к Кеше на тренировку и увидел, как она бежит по дорожке, перепрыгивая через препятствия. Это было. Это было так. Вобщем, я не смог к ней подойти. Это было похоже только на ...Стрелкину, которая бежит и легко, как во сне - весу в ней пушинка - перелетает через препятствия, растягивая в шпагате над ними свой циркуль. И я ушел в коридор, сел на скамейку и полчаса там си дел. Не мог успокоиться.

Зачем она такая?

А потом она вышла, это был декабрь и деревья стояли в инее, и я увидел, что щеки у неё бледные, и голубой пушистый свитер – который ей мама связала - так мягко облегает своим мохеровым воротом шею и нижнюю часть впалые щёк.  Долго в тот вечер шли - это называлось: «Пришёл тебя проводить до дому» - и даже разговаривали, и заходили во все встречные кафе то за чашечкой кофе, то за стаканом молочного коктейля. Воздух постепенно темнел и становился синим – синим – синим. Как иней.

Вдруг в круглых колпаках уличных фонарей быстро забились вечерние бражники. Это включили ночное освещение, и лампы некоторое время разгорались, хлопая лиловыми крыльями. Вот так: "Пых - пых - пых!"

Мы очень быстро бежали, мне не хватало дыхания, а Стрелкина в каждом прыжке успевала зависать в воздухе. Не вру.

Особенно заметно, когда перепрыгивала через лужи. В балете это называется "эффект баллона". А я пыхтел, еле поспевая, рядом.

Проехала поливальная машина, поливая и без того мокрый после ночного дождя асфальт. Катастрофически быстро светлеет. Красный червяк, желтый червяк, зеленый червяк. Светофор в луже. Волосы вздыбливаются и опадают, опять взлетают и снова падают. Над головой несутся ветки пальмообразных деревьев - молодые ясени – быстро промелькивают и поворачивают изумлённо свои шеи нам вослед.  Под ногами голубыми полосами прыгают зигзаги асфальта – в нем светится, отражаясь, небо. Вон и он - тот самый дом - скачет, кривляется, к нам приближается.

Двери наотмашь, две пары ног по ступеням, лифт на ремонте,  множится грохот, от стен отскакивает, чердачные двери. - Хоп!

Не успели. Нет, не успели.

Солнце от горизонта уже оторвалось. Жалость.

Кеша похожа на человека, который ворвался в вагон отходящей электрички и понял, что не в ту сел. И стыдно и досадно и глаза некуда деть. Да и я тоже, наверно, похож. Мы ведь хотели увидеть, как солнце выбирается из-за линии горизонта, и поэтому так спешили.

- Не плачь, бабка, я тебе новое яичко испеку.

 Гримаска почти плача перетекает в нормальное состояние. Чудо восстановления душевного равновесия психотерапевтическими средствами. Моя невозможная девушка приваливается спиной к трубе, вытягивает расслабленно через колени вперёд руки и отдувает кверху, выпятив нижнюю губу, свою вспотевшую льняную чёлку.

- Отдыхать?

- Фигушки. Видела внизу на площадке солому? Это специальная вытирательная солома. Чтобы мокрые крыши после дождя вытирать. Вишь, сколько вокруг работы.

Мы таскаем тюки на крышу, обняв их за соломенные талии и раскладываем по блестящей скользкой жести слоем толщиной с ладонь и долго старательно вытираем крышу. Досуха. Отдавливая коленки, обеими руками, от усердия разве что языки не высунув.

Тонкие листы металла пружинят в ребрах, и гремят в промежутках между ними. Солнце поднялось еще выше и немного парит.  Через полчаса вся крыша сухая. Мы сгребаем солому в стог и валимся на него в изнеможении. Нега и расслабление. Удовлетворение от хорошо выполненного задания.

Теплота разогретых мышц совершает круг от пальцев к перекрестку тела и обратно. Кеша подгибает ноги - у худых, ещё не отлившихся в женские формы коленок индиговосиний вельвет джинсов морщится, собираясь в мягкие, нежные и приятные на ощупь складки.

- Ты, когда в этих штанах, похожа на щенка - дога.

- А – ха…

- Мадам. Небесное сочетание ультрамарина с золотом рождает божественную гармонию, тысячекратно подтверждённую и зафиксированную мэтрами и децимэтрами мировой живописи. Законы цветоведения подтверждаются вашим царственным присутствием, гармоническим аккордом, наложенным на единение с упоительным созвучьем тональных отношений, что в свою очередь приводит к несравненной красоте, сквозящей в каждом пятне, каждой линии этого нежного изменчивого, не побоюсь сказать, неуловимого мига...

Кеша улыбается.

- Это весна. Мадам! Весна!

Я ложусь животом вниз на край крыши я свешиваю нос за борт. Иннокентия делает то же самое.

Как это случилось.

Я увидел, что стена кирпичная, освещена розовым солнцем, и уходит отвесно вниз, шершавая. На нее падали косые синие тени оттопыренные форточек. Все окна дома чисто вымыты, а рамы покрашены свежим суриком. Глубоко внизу в тени прячется двор, заслоненный кронами деревьев. Такие уже вполне упитанные, как для конца апреля, кроны. Густой велёлой зелени.

Между ними медленными привидениями летают голуби, описывая правильные овалы, растопырив во все стороны свои голубиные крылья. Это особенные голуби. Дикие. Когда они взлетают с ветки, получается характерный звук. Хлопок, немедленно взрывающийся мурлыканьем. Что-то вроде: "Фррр" и свист потом. А окраска у них такая. Под мышками голубое, все тело фиолетовое, а горло черной ленточкой перетянуто.

Мы смотрели на птиц и внезапно от какого-то движения – или самопроизвольно? - клок соломы вдруг сорвался с края крыши и присоединился к полету голубей, чертя круг в воздухе. Одновременно постепенно распадаясь на множество вращающихся соломинок.
В две пары глаз мы с Кешей зачарованно смотрели, как золотое растворяется в голубом. А вот и самая последняя искорка растаяла далеко в глубине.

Тогда Стрелкина уже специально сжала в пальцах еще одну горсть соломы и, отнеся руку в сторону, разжала ладонь. И мы некоторое время заворожено следили за тем, как описывая правильную спираль, сверкая в свете солнечного луча, золото уплывает вниз и медленно  исчезает.

После этого уже я сам взял целую охапку и выпустил в небо. Все синее пространство наполнилось танцующими искрами. И мы с нею долго расслабленно лежим, упершись боками друг в друга, глядя вниз, а волшебство длится и длится. Птицы бесшумно вздрагивают перьями под редеющим золотым дождём.

И внезапно я понимаю, до чего это просто и мне становится очень смешно: почему не додумался раньше, ведь так просто, вот просто берёшь, и. Продолжая смеяться, оттолкнулся от края крыши и вытянул в стороны руки.   

Это сначала кругло и упруго, а потом ничего не чувствуешь, одну легкость. И руки нужно сильнее натягивать, так парение легче. И для управления слегка смещаешь в нужную сторону центр тяжести – как при езде на велосипеде без рук.

… Меня сносит в сторону, вращая замедленной соломинкой, и всё небо заполняет лицо Стрелкиной: она хохочет, она тоже поняла. Потом я вижу тень на её животе, крест её рук и кричу ей снизу вверх:

- Руки! Руки сильней натягивай! Длинная!

                ///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\

Иллюстрация: коллаж автора


 ©Моя сестра Жаба