Золотое мурло

Эта книга посвящается сами знаете кому.








Блок №1



Фрагмент  1. ПОДЛАЯ ПРЕЛЮДИЯ. Сочельник в Городе Большого Яблока. Воспоминания о Дананге.  Джозефина сулит райские наслаждения. Большой чёс. Оргазм с сюрпризом. Крики и визги. Боссов Госдепа и ЦРУ вызывают на ковер. О чем поведал русский премьер.  Скандалиссимо гроссо в Каса Бланка. Кто такие ссыкуны? Чья жена --- кобра?   




Три царя Востока
Несут дары далеко…


   Кэролы звучат во всех концах Города Большого Яблока. Детки вытягивают головки, чтобы выразить в Рождественских колядках всю свою любовь к Новорожденному Христу. Взрослые псалмопевцы топают ногами, отбивая ритм, раскачиваются  из стороны в сторону,  воздевают руки горе. С утра до ночи гимны во славу Богомладенца перебивают вездесущую рекламу, вздымаются к крышам небоскребов, перекрывают автомобильную какофонию, свистки копов, музыкальный рев из несущихся неведомо куда желтоцветных такси-кэбов и оглушительные ритмы бас-гитар в выставленных из окон домов на улицу динамиков.

    Диккеносовский дух микшировался с желанием извлечь самый большой максимумом прибавочной стоимости из праздничных распродаж. Бом! --- резонансно несся невесть откуда ритмический колокольный звон. Фью! --- дули в разных кварталах ветры со всех азимутов. Где-то в хмурых облачных просветах, хвала, хвала, хвала! --- сияло небо цвета надежд на самое лучшее. В иных местах мегалополиса (смотрите, кто пришел!) из поролоново-плотных серых облаков валился крупный и вполне адекватный снег. В этих сегментах супергорода машины, ослепнув, плелись черепашьим шагом, а пешеходы брели, прикрыв глаза козырьком ладони и по-ястребиному высматривая подходящий шоппинг. Под ногами и колесами моментально образовывался мощный слой кашеобразного чичера. Повсеместно юзили и визжали шины бесшабашных и порой бесбашенных нью-йоркских лихачей. На тротуарах ряженые все громче, настойчивее бренчали колокольчиками и выкрикивали новые звуки радостных песнопений, выдыхая попутно клубы пара:


Бредут они широко,
Плывут они глубоко…


     Неопределенного, из-за снегопада, цвета темный четырехдверный «Кадиллак», совершив очередной рисковый маневр, завернул за угол и начал зигзагничать среди песнопевцев. Какой-то  дядя, очень похожий на то, как Чарльз Диккенс представлял себе Боба Кратчита, подскочил к лимузину с правой стороны и принялся отбивать ритм псалма по правому заднему окошку рукой, одетой в щеголеватую белую перчатку (которая, впрочем, не стиралась, кажется, с прошлого Рождества).
Вослед  звезде Вифлеема,


Что светит всем  высоко…


        Кривоносый водитель «Кадиллака» неодобрительно качает головой, скрипит зубами неслышимо и нажимает клаксон так, что  голуби разлетаются веером. Впрочем, седовласый пассажир на заднем сидении лимузина улыбается, как Чаплин в фильме «Огни большого города», и нажимает на кнопку. Стекло беззвучно скользит вниз. Шофер крутит головой так энергично, точно его душит воротничок. Седовласый ездок всучивает в руку кэрол-сингера впечатляющего вида пачку банкнот с портретом президента Джексона.

        Счастливый колядовщик внедряет свою голову в пространство «Кадиллака».

         ---- Леди, жентльмены…. Иик… И прочие  благотворители. Земной вам всем, как грится, поклон, гадом буду --- не забуду... Риспект ваи т большой уважак. И еще вас благодарит весь наш мальчиковый клуб  Пятидесятой улицы, Ист! Иик! Мы обретаемся в местном отделении Уай-Эм-Си-Эй. Если любите вечерушки для гэев, милости просим… Сэры, счастливого вам Рождества!

        Водитель, безошибочно определив по запаху, ворвавшемуся в салон, амбре виски «Королева гор», еще быстрее и брезгливее крутит головой в знак тотальной диссатисфакции.

        --- И вам того же самого! --- ласковым баритоном говорит седовласый пассажир. Нажим кнопки --- и он изолирован от улицы с ее сомнительными соблазнами и подозрительными адресами.

         Привстав, шофер ударяется головой о крышу салона, но, все-таки, ловит взглядом какой-то обнадеживающий просвет в потоке машин. «Кадиллак» спуртирует ярдов тридцать. Впереди душераздирающе визжат тормоза. Шофер  в последний момент избегает столкновения с замершей впереди машиной и напряжением всех фибр души удерживает за зубами площадное ругательство.

         --- Ну-ну, майор… --- благодушно успокаивает его ездок. В интонации сочувствие незаметно сливается с приказными, патерналистскими нотками. За окнами лимузина прорезаются первые признаки вечера сиреневого цвета.

        «Три года, --- думает водитель. --- Три года, тики-так, продолжаются вот такие меценатские рейсы под Рождество. И всегда эти раздачи сувениров случаются после какого-нибудь курултая в Пентагоне или какой-нибудь общенациональной заварухи! Все по Фрейду, все по Юнгу. Психологическая потребность разгрузки и разрядки. Бешеный напряг, а потом «Вези меня, майор, сам знаешь куда…». Все бы славно, но ведь не в Сочельник же, ядреный корень, не в канун же Рождества Христова!». Вслух же водитель-майор только вздохнул, да так, что запотело ветровое стекло:

         --- Все окей, господин генерал! 
         
          --- Точно окей?

          ---- Окей-окей!!

          --- Вот и славно, вот и ладушки…

           --- И я того же мнения….

           А ведь у майора, между прочим,  тоже есть личная жизнь, своя семья, сочельниковские планы. Но он всегда ставит долг превыше uber  alles. С другой стороны, разве майор Радж сторож своему высокопоставленному начальнику? Тем более, что родная жена О’Хары всегда прощала его Рождествене «экскурсы», а личный духовник из храма Непорочного зачатия неизменно отпускал генералу все грехи. 

          Темный «Кадиллак» кружит дальше по Нью-Йорку, точно уходя от невидимой погони или заметая следы. В разных частях городского архипелага снегопад то возобновляется, то замирает.  Конечная цель поездки, видимо, совсем уже недалеко.
 
          Из автомобильного приемника тараторит диктор: «Да-да, климат похож на климакс, атмосферное давление давит на всех людей, погода подстать ситуации в стране. Слушайте Радио «Эхо Динамита» и незабвенную песню «Я мечтаю о белом Рождестве»…

           Генерал время от времени опускает стекло, чтобы вручить банкноты очередным поющим на все голоса проходимцам и попрошайкам, которых он видит в первый и последний раз в своей жизни. 

        Э-хе-хе, но куда ж деваться… Ведь еще несколько лет назад «Безумный Скотт» О’Хара использовал все запасы мужества и серого вещества, чтобы пройти рейдом до самого Дананга, замочив по дороге сонмы хитро-кровожадных     Вьет-Конгов и дюжины вооруженных до зубов коварных Кремлинов... После штурма данангского концлагеря военнопленных О’Харе удалось освободить от пыток и голода семь десятков американских патриотов в униформе, среди которых был и лейтенант Радж Ковски. Прошло какое-то количество времени,  Радж получил звание майора и стал старшим помощником, шофером, преданным псом, личным секьюрити, бдительным бодигардом, сноровистым телохранителем и главным доброжелателем генерала Скотта Б. Дабл Ю. О’Хары, шефа  Объединенного комитета начальников штабов.

        В любой армии любой страны мира есть служащие с такой адаптивной психикой, которая заставляет их повиноваться любому приказу начальства. Если босс щелкнет пальцами, Радж Ковски отправится в ад и обратно, а не то что согласится покатать своего генерала в Сочельник по всему мегаметрополису.

      На Брайтон-Бич, пока они стояли в прочной «пробке», пришлось поневоле наблюдать, как явные пенсионеры  жуют горячие хот-доги, запивают их кока-колой, сидя на скамеечках, и на чистейшем русском языке рассуждают о преимуществах соцреализма с человеческим лицом. «Кадиллак» снова напропалую рыщет по Нью-Йорку, точно стараясь отделаться от невидимого преследования или запутать следы.  На Таймс-сквере народ кучкуется и циркулирует по кругу, любуясь Главной Елкой Планеты и нетерпеливо поглядывая на световое табло с часами на офисе газеты «Нью-Йорк таймс». До Нового года остается  практически всего ничего.

 Таинственный мрачноцветный «Кадиллак» скользит по коварным наледям и надолбам и ведет себя при этом совсем не так, как подобает уважающим себя солидным лимузинам, очутившимся в заторах трафика. Он юлит, юзит, вертится, делает опасные маневры багажником, лавирует в неположенных местах, манкирует правилами, наконец грудью вперед вырывается прямо на Парк-авеню, после чего сворачивает строго на север. Шумовой фон на местных улицах, кажется, постепенно приходит в русло нормы. Общее движение постепенно редеет и ослабевает, а сияние рекламных огней и надписи на баннерах становятся все очевиднее. Шпалеры респектабельного вида небоскребов медленно, но неотвратимо погружаются в фиолетовые сумерки. Еще пятнадцать блоков езды в незнаемое и генеральский членовоз оказывается на 71-й авеню.

      Майор-адъютант, он же телохранитель, не переключая скоростей, с первой же попытки уверенным штопором ввинчивает лимузин на заранее приготовленное парковочное место перед фасадом приличного на первый взгляд здания, на котором лазурно сияет манящая издалека красно-неоновая надпись «КОПУЛЯЦИИ-24».                Генерал с широкой улыбкой и легким кряхтением покидает «Кадиллак». Майор захлопывает дверцу машины и провожает шефа взглядом, в котором читается почти байроновская грусть, почти павловская верность и почти чеховское всепонимание.
      
        У стеклянных дверей появляется женская фигура в длинном платье пурпурного цвета, в бриллиантовом колье, сияющем в сумерках даже на расстоянии двадцати шагов.
          --- Привет,  Скотти! Ну наконец-то… Как дела, дарлинг?

          --- Все окей, хани. Напряжёнка, Джози, напряжёнка! --- ворчит генерал, отвечая поцелуем на приветственный кисс  хозяйки. 
   
       Генерал невольно облизывается при виде девушки, принявшей у него пальто. Красавица в максимально минимальной юбке выглядит как фрукт, только что сорванный с ветки.

        --- Нет-нет, --- укрощает генерала женщина, перехватив взоры сановного посетителя. --- Эта еще не созрела, дарлинг. --- Она подхватывает генерала под левую руку, увлекая его в недра заведения. --- Может, недельки через четыре, семь… А теперь твою напряжёнку мы снимем другими средствами. Скотти, милый, ты же знаешь, что у нас есть все, что тебе нужно. Турецкий гашиш, только что из Анкары. Абсент высшего сорта только сутки назад был бутилирован в Марселе. Доктор Ули Хайкер, ты его отлично знаешь, лично сделал анализ и отдегустировал, после чего  поцеловал себе кончики пальцев и воскликнул: «Уно перфекто!» . Кстати, как твоя жена?

      --- У Эммы тоже напряжёнка в своем роде, --- почти автоматически отвечает генерал. --- Впрочем, она шлет тебе большущий, вот такой (он разводит руки на манер рыболова), привет!

       За светской беседой парочка минует лобби, тускло и соблазнительно освещенный скрытыми где-то малиновыми софитами. В уютном переходе с голубыми, изумрудными и янтарного цвета пульсирующими огнями хозяйка и генерал целуются еще раз, расслабившись и почувствовав радость воссоединения. Тотчас перед ними открывается новый холл с такими же мягкими коврами на полу и копиями картин Матисса на стенах..

       ----- Скотти, --- произносит мадам борделя с очень адекватной интонацией, --- знаешь что? На дворе праздник, хочется чего-то сладенького. Вместо обычной Сати получи от меня сегодня в подарок Ксюху. Сати легла на косметическую операцию по изменению формы вагины, а новенькая Ксюха… Это нечто особенное, дарлинг, non plus ultra! Научно обоснованное понимание секса, натуральный половой инстинкт плюс радость вне всяких берегов и границ. Кстати, грудь на размер больше моей.

        --- Быть того не может, --- ухмыляется генерал О’Хара.--- Это, конечно хорошо, у меня слабость к большим бюстам. Позволь, а где же моя старая подружка Липси?

        --- Выбросила красный флаг и прямо так некстати. Праздник на дворе, работы у всех по горло, а она прохлаждается. Но это ничего, дарлинг, это не авария. Познав Ксюху, ты забудешь про Липси. Я только сегодня утром дважды проверяла Ксюху на СДЛ.

        --- СПИД?

        --- Нет, на СДЛ --- на Сексуальном Детекторе Лжи. 
   
        --- Надо же… А что, уже изобретен такой?

        --- Наука не стоит на месте, хани. Нам продали опытный образец люди из сверхсекретной лаборатории АНБ. Они делали проект для военно-космического ведомства и изобрели СДЛ как побочное производство. Напрасно  хихикаешь, милый. Знаешь, сколько они запросили за этот аппарат? Так вот, Ксюха с блеском прошла все тесты. Кстати, она --- землячка Афродиты!

         --- Стало быть, родилась на Кипре, --- хмыкает генерал, --- как здорово. Надеюсь, у нее не кривые ноги?

         --- Сейчас увидишь, суитхарт, --- то ли посулила, то ли пригрозила хозяйка заведения. --- И Ксюха, она будет не одна. Прошу в номер. Все как всегда --- первый этаж, окна выходят в тихий внутренний патио.

          И они обменялись теплыми воздушными поцелуями.


          Председатель Объединенного комитета начальников штабов, обладатель девятнадцати  боевых наград, закаленный в боях, политических интригах и жизненных стычках генерал Скотт Боррихайн Дабл Ю О’Хара вряд ли был бы узнан, явись в этот момент в любовный альков его соратники, подчиненные, секретарша Пусси или даже жена Эмма. Лицо генерала, его торс, все четыре конечности и орган радости, пребывавший в семидесятипроцентной готовности к ристалищу, были пестро раскрашены, как у папуаса, ступившего на тропу войны. Безумный Скотт возлежал на постели фараоновских размеров и сквозь полуприкрытые веки наблюдал через зеркало на потолке все, что разыгрывалось вокруг него внизу. В розовом полумраке горизонтально висели, не рассеиваясь, гашишные дымы из настоящего арабского кальяна. На туалетном столике, инкрустированном баньяновым деревом и бамбуком, возвышались три явно початых фужера с   обещанным ранее марсельским абсентом. Весь организм генерала был щедро разукрашен акварельными подтеками, пестроцветными пятнами то ли экзотического варенья, то ли масляной краски. Его соски были покрыты китайской тушью в тон к густой растительности на груди, Фаллического облика стрелки с боков, жировой складки на животе и прочих мест указывали строго в направлении паха. А там…

          Генерал вертел взлохмаченной головой, ерзал тазом, приподнимался на локтях и подушках, извивался, пока две компаньонки дружно делали свое дело. Девушки явно усвоили такое понятие, как разделение труда. Совершенно не мешая друг другу, они массировали, мяли, легко царапали генеральское тело, время от времени нанося на него новые порции явно афродизиастической краски, всякий раз попадая аккурат в эрогенные зоны. Брюнетка (а это и была вышеописанная Ксения, она же  Ксюха Ксенофонтис) обрабатывала лицо О’Хары, плечи, руки, а все, что находилось ниже пояса,  было епархией златовласой болгарки, которую звали, насколько расслышал генерал, Меланья.

           Джози не солгала и не преувеличила маммологические прелести гречанки. Генерал сразу убедился в этом, когда брюнетка навалилась на его лицо двумя  полновесными грудями без малейших признаков силикона или прочих искусственных ухищрений и минуты через три простонал с явной негой в голосе:

            --- Ксюха, я задыхаюсь от любви!

            Тем временем златокудрая Меланья, которая, как мы помним, позиционировала себя на уровне ватерлинии, колдовала над генеральскими гениталиями и довольно искусно имитировала предоргастическое состояние. Член О’Хары, приобретший малиновый цвет от обильных следов губной помады, отвердевал на глазах, но и профессионалка знала свое дело, отводя от пениса лишнюю энергию в пространство колдовскими пасами рук.

            --- Простикудамис алаберхи, --- чуть слышно пробормотала Ксюха, освобождая лицо генерала от сладкого бремени и давая ему возможность отдышаться. Она тоже не была заинтересована в преждевременной эрекции генерала. Бросив томный взгляд на настенные часы с пухло-розовым амуром на циферблате, на котором часовые стрелки играли роль стрел купидона, девушка отбросила черную прядь с лица, протянула руку, взяла со столика первый попавшийся фужер, глотнула сама и, приподняв голову любовника, оросила губы О’Хары волшебного вкуса абсентом. Генерал глотал тяжело падающие капли и облизывался с таким восторгом, точно впервые в жизни познал радость общения с алкоголем. В тот же момент Меланья простонала как то уж особенно громко. Ксения, изящно изогнула спину в повороте назад и поощрительно улыбнулась подруге: я, мол, твой сигнал приняла и поняла, сейчас, милая…Осыпав голову и шею любовника несчетными поцелуями, брюнетка невесомо поднялась, одним движением спрыгнула на пушистый ковер мраморного цвета и кошачьим шагом продефилировала в сторону ванной комнаты. И в этом смысле Джозефина не обманула постоянного клиента: фигура девушки была превыше любых дифирамбов, а ноги ее оказались лишены даже малейшего намека на кривизну.
 
          Не успели в ванной зашелестеть первые тугие струи душа, как рот Меланьи уже жадно впивался в губы генерала, а его питер глубоко погрузился в лоно девушки, родившейся высоко в горах Родопи. Любовное гнездышко огласилось невнятно-радостными звуками: генерал оповещал вселенную о том, что выходит на финишную прямую. Прошло пять секунд, двадцать, тридцать пять и под непрекращающиеся эйфорические вяканья Безумного Скотта и дождевой шум душа в комнате снова появилась Ксения Ксенофонтис… Но в каком виде!

          От былой наготы не осталось и следа. Девушка была облечена в строгий твидовый костюм с поднятым капюшоном. Она снова взглянула на часового амура, прошептала по-гречески «Стомахион!», подойдя к окну, разом откинула в стороны тяжелые бархатные портьеры и почему-то отступила в сторону. В ту же секунду раздался звон разбиваемого сапогом стекла. В оконном проеме появился чей-то широкоплечий силуэт. Подняв голову, Меланья рассмотрела нацеленный на нее пистолет с глушителем и издала ровно тот самый отчаянный крик, который вырывается у несчастной цыганки Кармен в финале «Кармен-сюиты» Бизе-Щедрина.

          Пуф! Пуф! Пуф! Тело блондинки обмякло и обвисло, пока пули впивались в ее тело. Не видать больше Меланье родных Родопских гор, не пить ей ракию и плиску на осенних ярмарках и деревенских свадьбах.            
       
          Мужчина в лыжной шапочке с прорезями для глаз приблизился к алькову любви. Генерал поднял голову почти на уровень глушителя. Он пытался сфокусироваться и сконцентрироваться, но глаза его все еще купались в наркотическо-геденистическом трансе, а горло изливало звуки, точно воркующий турман громоздился на льнущую к нему голубку.

          Пули вонзились в горло О’Хары, грудь, промежность и после каждого поражения наружу вырывались фонтанчики темной крови, которая смешивалась с эротическими росписями на всем генеральском теле. Покончив с делом, ассасин шагнул к гречанке.

          --- Патроклос, --- прошептала та по-гречески. --- По коридору направо последняя дверь. Там еще мигающими лампочками написано американское слово LOVE. Ее зовут Джозефина, на ней красное платье из бархата и бриллиантовое колье за сто тысяч баксов.

          Отстранив Ксюху в сторону, мужчина первым вышел в коридор и оглянулся по сторонам.




          Майорские воспоминания вокруг Дананга были резко прерваны на самом интересном месте. Он повернулся в сторону борделя и сразу понял, что там происходит нечто странное. Неоновая вывеска «КОПУЛЯЦИИ-24» вдруг тревожно замигала, а затем и вовсе погасла. Еще не веря своим глазам, майор Радж Ковски приоткрыл дверцу «Кадиллака», прислушался. По ту сторону массивных дверей фешенебельного борделя раздались явно человеческие крики и визги.

           Смуглое лицо Раджа покрывается взволнованной испариной. Он достает из широких штанин пистолет и видит мужчину, который выводит торопливо наружу неописуемой красоты девушку в капюшоне, нежно придерживая ее за локоток. В следующее мгновение майор почувствовал то же самое, что довелось почувствовать  Ли Харви Освальду осенним вечером в подвале полицейского управления Далласа при случайной встрече с Джеком Руби.

           Мужчина и женщина прыгают в поджидающий их «Форд-Эйкуэйриэс», а Ковски, скрючившись и держась за живот с погрузившейся в него пулей среднего калибра, вваливается в бордель. Внимание его привлекает женщина в красном, лежащая на пороге своего офиса. Голова женщины практически отсутствует после произведенных выстрелов ассасина, но майор сразу узнает ее --- Джози Шиндер, «мадам» заведения.

            «Боже правый! ---- пролетает в голове майора. --- Харе Кришна, Джизус Крайст! Только бы генерал О’Хара…»

            Молоденькие профессионалки разбегаются от майора, как летучие рыбки от океанского лайнера, но он парализует их мужественными криками:

            --- Всем стоять, я сказал! Вы двое, живо звоните 911, в «скорую помощь», полицию, в Объединенный комитет начальников штабов, в Овальный кабинет, повсюду!

            Девушки с испуганными визгами выполняют приказание, а Радж Ковски медленно, но неуклонно идет к цели на подкашивающихся ногах. Хозяин должен быть в том же номере, в котором развлекается всегда. Это, скорее всего, ограбление или кто-то с кем-то сводит счеты. Генерал, наверное, уже оделся и ждет его. Сейчас, сейчас…
            Он включает верхний свет и его наивные надежды рассыпаются в прах. Любимый босс с перекошенным лицом и дыркой в районе кадыка расписан, как игрушка в секс-шопе. Какая-то блондинка со свежим отверстием на затылке уткнулась мертвому генералу в гениталии, словно ища там выход из создавшейся ситуации.

            Майор возвращается в лобби. Голос его звучит негромко, но зловеще:
            --- Суки, всем оставаться на местах! Первая же сука, которая попытается удрать, получит вот что….  --- Он поднимает над головой зловещего вида пистолет. 

            «О, Иегова! Ом мани падме хум! Матка боска! Только бы продержаться …. Только бы не потерять сознание, до того, как на…». С обрывком этой мысли в голове майор-космотеист как подкошенный валится прямо на розовый палас рядом с мертвой хозяйкой борделя.



Президент Соединенных Штатов Америки, нахмурив брови и поджав губы, направлялся к кабинету, чье название столетиями рифмуется с оральным сексом. Приближаясь к залу, он мрачнел с каждым шагом, а когда Х.-Д. Диаз переступил порог и направился к своему письменному столу, на него просто страшно было смотреть. Директор ЦРУ Доуп и госсекретарь Прайс невольно отвели взоры в стороны, ожидая неминуемого разноса. Президент Диаз был известен не только как человек активной жизненной позиции, но и как страшный матершинник, который для четырехбуквенного словца не пожалеет ни мать, ни отца.

        ---- Что за хрень? --- поинтересовался Диаз своим хриплым, грубым голосом настоящего мачо, который так нравился сотням миллионов человек. --- Факты я знаю. Теперь вы мне доложите, какого хрена вы предпринимаете!

        Шеф ЦРУ шагнул на полметра поближе к столу.

         --- Мы работаем в тесном контакте с гомицидным департаментом полиции Нью-Йорка. Нам повезло, что телохранитель О’Хара встал с пистолетом на пороге и сказал, что убьет каждого, кто попытается выйти или войти. Правда он сразу впал в кому, но угроза возымела действие. Наша агентура прибыла на место первой и произвела первичную зачистку.

         --- Херня все это! --- перебил его Диаз, по-прежнему мрачный, как грозовая туча.. --- Я глубоко срать хотел на все ваши шмоны, зачистки,  расчитски, подчистки. Что реально сделано, вот главное, а не ваша косметика.

          --- Йес, сэр! Так точно!
   
          --- Ну и кто это? Мобстеры? Гребаная мафия? Вооруженные придурки, которыми кишмя кишит Нью-Йорк-Сити? 

           ---- Все не так просто, мистер президент. Слишком гладко все исполнено. Шедевр, а не работа. Даже убрали хозяйку притона. Похитили у нее колье, но это, я полагаю, для отвода глаз. Хотя колье и стоит, как десять новеньких «Феррари»… Чувствуется во всем стиль, профессиональная подготовка, я бы сказал вкус. Стильное убийство. Я и Кончите вот только что сказал…

        --- К хренам лирику! Кто?

        Дуппи Доуп снял очки, протер стекла, виновато пожал плечами.

        --- Все пули были выпущены из пистолета марки «Граз-Буря», выпускаемым на Изевском шарикоподшипниковом заводе в сердце Сибири. Это --- самое любимое оружие Кэй-Джи-Би после отравленных токсинами зонтиков и пропитанных ядом зубочисток.

         От гневного удара президентской ладони по столу даже оконные стекла задребезжали.

         --- Бастарды, вонючие лжецы и безбожные атеисты!

         --- А я имею возражения против такого предположения. --- Кончита Прайс смело выступила вперед для доклада, решительно одернула платье и посмотрела президенту прямо в его голубые глаза. --- Дуппи, конечно, разбирается в своем деле, но и я тоже профессионалка. Между прочим, я не только учила руски язык, но и темой моей докторской диссертации являлся русский поэт Айван Крайлов. Так вот у него есть одна притчевая басня….         

  .          Президент Хулио-Диминио Диаз-Венсерито с беспомощным видом огляделся по сторонам.

          --- Кончита, я не понимаю. У вас что, месячные или приступ сумеречного бреда пополам с гребаной шизофренией? Мне, уж извините на слове, с прибором положить на вашего баснописца. Какие в задницу притчи? Может, вы еще не слышали, что убит директор Объединенного комитета начальников штабов, а не библиотекарь Шмуль Московец из сельской библиотеки в Забриски-Пойнт!

          --- Дуппи тут говорил про пистолет? Но его можно запросто купить, как и любой другой, у торговцев оружия по всей Европе. Дуппи восхищается мастерством ассасина? Да разве одни только руски умеют вполне  прилично убивать по контракту, не оставляя следов, улик и прочих трейсов? Я сегодня битый час разговаривала с советским послом Говядиным. Он потрясен до состояния шока, трижды при мне пил горстями седуксен. Товарич Говядин не только дезавуировал любую причастность СССР или коммунистического блока к этому покушению, но перечислил десятки доказательств того, что генерал О’Хара вполне подходил Советам в качестве контр-агента. Да, он был ястребом, но как сказал посол Говядин, ястребом открыто, а не в овечьей шкуре! 

          --- Обычная дипломатическая ботва, --- нервно зевнул президент.           --- Русским никогда нельзя верить даже в тех случаях, когда они заслуживают доверие. Русские пьют водку литрами и закусывают речным льдом. Довэрай, но провэрай!

          ---- Мистер президент, вот вы меня упрекаете в мифотворчестве, а сами прибегаете к тому же околополитическому фольклору.

          --- Между прочим, Кэй-Джи-Би часто бывает на ножах с советским МИД-ом, --- заметил Дуппи Доуп.

          --- Это вроде совсем как наш Госдеп с вашим ЦРУ? --- не удержалась и съязвила Кончита.

          --- Это вроде как ваши консульства, которые игнорируют резидентов ЦРУ и чуть не публично плюют им в глаза по всему миру.

           --- Всё, брек, разошлись! --- прервал стычку Диаз на манер боксерского рефери. --- Факты, фак ю! Мне нужны факты. Ты первый, Дуппи.

           --- Пожалуйста, извольте. Наши аналитики перелопатили все факты за последние пятнадцать лет, опросили еще раз всех перебежчиков из Кэй-Джи-Би. Мы заложили все улики, собранные по горячим следам в «Копуляциях-24», в компьютер, сопоставили концепт таких покушений с методами Кэй-Джи-Би, выбором места убийства, фактором жестокости. Мы восстановили примерный хронометраж акции против О’Хары и скоррелировали его с умением чекистов работать в команде, эффективность покушений --- с решениями последних съездов КПСС, публикации «Правды» --- с посещаемостью в советских кинотеатрах, демонстрирующих фильмы, прославляющие Кэй-Джи-Би.

         --- Ой какая талмудистика… --- простонал президент Диаз. --- Каррамба, нельзя ли покороче, Дуппи? У меня сегодня еще столько дел… И у моей собачки Тутси, кажется, собачья чумка.

          --- И в результате мы вычислили с точностью до третьей цифры после запятой следующие кандидатуры руски хитменов. Вот, извольте, мы подготовили список самых успешных кадровых ассасинов в рядах Кэй-Джи-Би в порядке их опасности и неуловимости.

             Президент принял листок и, запинаясь на труднопроизносимых русских именах, прочел:




Таленьеков Васили. Последняя занимаемая должность --- Юго-Западный сектор.
Крайлович Николаи. Последняя занимаемая должность --- ВКР, Москва.
  Зуков Георги. Последняя занимаемая должность --- Восточный Берлин, атташе посольства


             Диаз не глядя запустил руку в сигарный ящичек, достал сигару, откусил кончик, сплюнул его куда-то себе под ноги, закурил, поерзал в кресле, закинул ноги на стол.

              --- И фамилии-то какие поганые --- хрен выговоришь. Наверное, специально себе такие выбирают, чтобы поймать с поличным было труднее. 
               
             --- Протестую! Возражаю и протестую! --- почти выкрикнула хозяйка Госдепа. --- Какие-то чистой воды спекуляции, припудренные псевдонаучной терминологией. Какие-то параноидальные домыслы и паранормальные догадки. Список они, видите ли, написали на компьютере… Все это приведет к такой конфронтации с Советами, что мало не покажется. А сейчас совсем не время для…

             --- Уважаемая сеньора Кончита, --- зловеще прошептал Диаз. --- Позвольте уж мне решать, когда, что и зачем ко времени. Кокнули уважаемого человека, генерала, селебрити глобального масштаба. Плевать, что у него были какие-то тараканы в голове и секс-закидоны. А у кого их нет? Вон у директора ФБР гомосексуалистскиские наклонности и что же? Прикажете и его тоже убивать зверским образом ровно во время полового акта? Или подбрасывать ему в любовное гнездышкр неисправный газовый камин? Меня в этом контексте больше волнует не долбаная конфронтация (слово-то какое паучье придумали…) с гребаными руски, а чтобы утечек информации не было. Я правильно говорю, Дуппи?

             --- Мы их не допустим, --- сказал, как скальпелем отрезал, шеф ЦРУ.

              На фоне этой реплики Дуппи Доупа дверь Овального зала распахнулась и бесшумно впустила какого-то молодого человека, который, не дожидаясь разрешения или приглашения, прошел прямо к креслу президента и что-то прошептал ему на ухо. Диаз позитивно кивнул головой:

               --- Давай, переключай трансляцию на Овальный кабинет и сделай так, чтобы Кончита с Дуппи послушали. Им это тоже небезынтересно будет.

                Вскоре из квадродинамиков на столе и стенах раздалось взволнованное сопение, какие-то спорадические хриплые вздохи, похрюкивания, после чего послышалась гортанная русская речь, а затем ее версия на английском.

                --- Мистер президент Диаз, говорит премьер Советской России Михал Готлов!

                --- Спасибо, что позвонили, товарич Готлов! С вами говорит Президент Соединенных Штатов Америки Хулио-Диминио Диаз-Венсерито. Слушаю вас очень внимательно.

                --- Мистер президент Диаз!  Обращаюсь к вам как руководитель одной сверхдержавы обращается к руководителю другой сверхдержавы. Я очень скорблю по поводу кончины, то есть, убийства, генерала Скотта Боррихайна Дабл Ю О’Хара. Клянусь, он был прекрасный солдат, который ненавидел войну точно так же, как ненавидим ее вы и я…

                При первой же возникающей паузе советского премьера его перебивал голос кремлевского переводчика. Когда тот замолкал, белодомовский синхронист подтверждал: «Перевод выполнен верно» и четырехчленный разговор возобновлялся.

                --- Мистер президент Диаз, в СССР все народы уважали О’Хара, ценили его стойкость, умение понять глобальные проблемы и благотворно воздействовать на советское военное руководство. В недавний юбилей генерала журнал «Огонйок» напечатал его цветную фотографию на целую страницу, а наша профсоюзная газета «Лейбор» напечатала целую сенсационную полосу под заголовком «Скотт  --- поклонник Блантера, Глиэра и Штоштаковича». Там еще фотография ТАСС была такая художественная --- Безумный Скотт стоит у векового дуба в белых шерстяных гетрах и смотрит в будущее пространство. Поверьте,   мы будем синсирли оплакивать его, нам будет риалли не доставать этого железного рыцаря холодной войны.

                Кончита Прайс прижала к глазам уголок батистового платочка.

                ---- Масиба, товарич Готлов --- поблагодарил по-русски Диаз. --  Булшит масиба.  Благодарю за сочувствие. Нам Скотта тоже будет не доставать и мы тоже оплакиваем его  кончину, то есть, убийство. Мы вот тут никак не можем взять в толк, как это вообще могло произойти. 71-я авеню, Нью-Йорк-Сити, аптаун, понимаете ли, и вдруг --- нате вам с кисточкой!

                Диаз заговорщически подмигнул своим сотрудникам: дескать, сейчас мы выведем подонка на чистую воду.

                --- А я, собственно, именно по этому поводу и звоню по прямому красному телефону. Вы будете, конечно, смеяться, но мы-то тут причем? Хочу вас заверить, что никто из ответственных руководителей Советских Социалистических Республик не мог да и не стал бы желать смерти, то есть, убийства, генерала О’Хара, тем более в столь неподходящий момент. Мы же не в каменном веке живем, а в эпоху мирного сосуществования. На дворе дейтан, разрядка, релаксация. Я даже мысли о покушениях ни в одну нашу голову не позволю прийти! Надеюся, я ясно выражаюся, мистер президент?   

                --- Каррамба, вы говорите столь изящно, что вам мог бы позавидовать чистопородный испанский гранд. Никто из ваших ответственных руководителей не мог его шлёпнуть, но ведь его мог прикончить кто-то из безответственных, да?
                --- Не более, чем кое-кто из ваших сенаторов, готовых забросать   Украину водородными боеголовками.

                --- А что, у нас в сенате действительно есть такие идиоты?
                --- Дело даже не в том, что они реалли там есть.

                --- Товарич Готлов, боюсь, я не улавливаю связь с идиотами-сенаторами. Где Потомак, а где Гудзон?

                --- Сейчас вы все поймете, мистер президент Диаз. Ваше Центральное разведывательное управление (Дуппи Доуп в этот момент начал, потеть всеми порами организма, дышать ноздрями,  заливаться пунцовой краской и продолжал это занятие до самого конца аудио-аудиенции) подготовило для вас некий топ-лист из трех фамилий, связав их с совершенным в публичном доме «Копуляции-24» отвратительным и очень негуманным преступлением. Так вот вам мое честное премьерское слово, что озвученная троица абсолютно никакого малейшего отношения к покушению на О’Хара не имеет! Все передвижения и перемещения названных агентов строго контролируются их начальством и фиксируются в служебных журналах и трудовых книжках. А теперь, алфавитно, докладываю: товарич Жуковски неделю назад госпитализирован в госпиталь ЦКБ, где и пребывает по сей день. Товарич Крылович еще одиннадцать месяцев назад переведен служить на Манчжурскую границу, откуда не отлучался ни на час. Наконец товарич  Таленков во всех отношениях и практических смыслах вышел на пенсию и сейчас в Звенигороде собирает грибы, пишет мемуары на правительственной dacha и наслаждается венцом своей бурной жизни. Если вы мне не верите, то товарищ Таленков вот он стоит передо мною, как лист перед травою. Передать ему трубку или не надо? Можете пообщаться с ним и даже без переводчика, он по-американьски добре научился балакать.

          Диаз долго сосал давно погасший сигарный окурок и наконец произнес:
           --- М-да, Кэй-Джи-Би опять на высоте.

            --- Я обязательно передам ваши приятные слова ребятам из конторы, а вы уж передайте, пожалуйста, наш интерактивный привет ЦРУ. Пусть рыцари плаща и кинжала не обижаются. Мы живем в таком мире, в котором почти не осталось секретов. Надеюсь, я избавил вас хотя бы от одной головной боли?

           --- Так-то так, но кто?

            --- Во всяком случае, мы не причастны. В Москве дикарей нет. И не думайте, что мне легко было акомплишировать этот звонок, мистер президент Диаз. В заключение хочу озвучить, что мы очень и очень встревожены покушением на О’Хара. Чем быстрее ассасинация будет раскрыта, тем спокойнее и для Вашингтона, и для Москвы, и, как говорил русско-американьский писатель Набоков,  для всей голубой планеты Зембля…




       Как не трудно убедиться, президент Хулио-Диминио Диаз-Венсерито был человек активной  жизненной позиции и большой грубиян, причем никто, включая его самого, не мог определить, где кончалось первое и начиналось второе, а также переход из отрицательной сферы недостатков в положительную ипостась личных преимуществ.

       Отослав Дуппи Доупа и приказав хозяйке Госдепа заглянуть поближе к вечеру в кабинет, чье название и по сей день рифмуется с французской любовью, Хулио Диаз пришел в неистовство. Он бил кулаком по стене и пуленепробиваемому стеклу окна, выкрикивая  при этом «Уно скандало кололиссимо де ля Касса Бланка!»,  пил большими глотками текилу прямо из горла, задумчиво бросал в камин кусочки буритто, зачем-то включал и выключал кондиционер, бегал туда-сюда по эллипсоиде, жадно курил, с какой-то подспудной целью энергично листал старую подшивку журнала «Хастлер». При этом совершенно очевидно было, что мысль президента не переставала работать ни на одну долю секунды. Наконец он вернулся в кресло и зычно потребовал в интерком:

        ----- Живо ссыкунов ко мне!

        Вошли двое, практически близнецов в серых, как мышь, официальных костюмах. Их можно было бы легко спутать, если бы не двадцатисемилетняя разница в возрасте. Тот, что слева, был коренаст, а справа --- по-баскетбольному долговяз. У одного из вошедших лицо было довольно глуповатое на первый взгляд, а глаза, напротив, голубые и проницательные, как у Сократа.  У второго же все было ровнехонько наоборот.

       --- Ну что, ссыкуны? --- беззлобно приветствовал их президент США. --- Одним нужен Бог, а другим хот-дог? Всё гужуете на свою мега-зарплату, трёте девок в служебных кабинетах и гиперхрен забили на все кричащие проблемы современности? А вот скажите мне, ссыкуны, … Ответьте на чистоту и прямо, отчего я сейчас боюсь включить телевизор?

        --- У нас есть две версии, господин гарант Конституции и Билля о правах, --- сказал тот, что слева, --- и вы прекрасно знаете, чего они касаются.

        ---- Я с О’Харой лично два раза пил текилу в отряде контрас под страшным артиллерийским обстрелом прямой наводкой.  Сандинисты тогда влупили контрас по самое не могу. Безумный Скотт был Человек с очень большой буквы, господин Верховный Главнокомандующий, --- смирно произнес дылда.

        ---- Ссыкуны, это я и без сопливых знаю, знал, буду всегда знать…  Тьфу! Мы же, глядь, не некролог собрались здесь писать или эпитафию генерала сочинять для надгробного памятника на Арлингтонском кладбище. Факт мне нужен, факт! Кто его, то есть, О’Хару, замочил в алькове? Факты давайте  А то вон в советских газетах о нас скоро начнут ноги вытирать.    

            --- Факты вещь такая, не только упрямая, но и ее еще копать надо, --- резонна заметил коротышка.

             --- Сто тысяч невадских осьминогов! Так копайте, так вас туда и обратно!




           Переговорив таким образом с ссыкунами (как он по-отечески титуловал всех сотрудников Агентства национальной безопасности) и потребовав повышенной активности от руководителей еще дюжины засекреченных, секретных и сверхсекретных ведомств, Диаз почувствовал, что силы его на исходе. Первой это почувствовала его секретарша Гваделупа Мергель, предложившая в перерыве между очередными совещаниями кухонного кабинета:  «Тайский массаж, мистер президент?».
           Президент Хулио-Диминио быстро посмотрел на часы.

           --- Нет, все равно один хрен не успеем. Через полчасика пригласи Кончиту.

           Появившейся ровно в указанное время Госсекретарю президент Диаз указал на диван и разъяснил в неожиданном приливе нежности:

           --- Чувствуй себя как дома, Кончита. Раздевайся и ложись.

            Воспринимая себя как прямого правопреемника Джона Ф. Кеннеди, Хулио-Диминио Диаз-Венсерито твердо усвоил, что ничто не может так регенерировать энергетическую прану, как старое доброе половое сношение. 



 
           Глубокая ночь антрацитового цвета уже давно и реально навалилась на столичный Вашингтон и на весь многострадальный дистрикт Коламбиа, когда президент Х.-Д. Диаз наконец добрался до спальни, разделся и, сопя носом, нырнул под одеяло. Некоторое время он просто наслаждался теплой аурой, исходившей от его явно не спящей жены.

         --- Хани, я дома! --- игривым тоном оповестил он супругу и распростер, было, руку над холмиком ее левой груди. --- Хани, ну поскорее… Не мучай меня… Беса мэ, беса мэ мучьо…

        Вместо ответа она прошипела нечто неразборчивое и зло ущипнула его в первое попавшееся место.

        Повернувшись с обиженным вздохом  на  левый бок, Х.-Д. Диаз вопросил мысленно: «О, Санта Экспозита, ну почему у всех президентов жены как жены и только моя жена --- кобра?»

        Он не успел ответить на этот мучительно-риторический вопрос. Милосердный Морфей почти одномоментно смежил его натруженные за этот день вежды.




Фрагмент 2. ВСТРЕЧНЫЙ СЮРПРИЗ. Утро секретного академика.  Ее звали Никита, его звали Наташа.  И у гениев случается похмельный синдром. Окурок в соке гевейи. DACHA в Пантелеевке. Николаи, он же Николенка. Следы у конюшни. Человек из Москвы. Как приготовить коктейль «Полярное сияние». Снежное сафари. Кто там на суку в белых колготах? Когда табачный дым висит коромыслом. Красавица из  ДВКН. Исповедальный звонок по горячей линии.




       --- Димитри Юрьевич Юрьевич! Димитри Юрьевич Юрьевич!!
            
       Внушительных габаритов горничная в белом передничке приближается к постели размером с футбольное поле. В голосе женщины читается нежность, смешанная с чувством служебного долга. Нарукавную повязку на ее правой руке украшают неизбежные серп и молот алого цвета.

         --- Димитри Юрьевич!!! Кушать подано. Сегодня --- первый день вашего отпуска и расписание довольно крутое. Солнышко встало. Птички поють. Снежок начал таять. Если вы не протрезвитесь, можете так проспать до Первомайской демонстрации трудящихся на Красной площади.

        Мужчина на постели, спавший до этого момента с головой, уткнувшейся в подушку, перекатывается на спину, хохочет над шуткой служанки, с большим трудом открывает слепившиеся за ночь веки и невольно моргает с космической скоростью, постепенно приходя в себя.

         ---  Вставайте уже, Димитри Юрьевич! День в разгаре, скоро уж обедать,
 ТАСС сообщил об успешном запуске нашего искусственного спутника-шпиона «Свэз-37».

         Юрьевич выдохнул то, что еще часов пять назад было «Столичной», снова захохотал, как хохочут только оптимисты и/или дети. Комната была затоплена белым светом, льющимся сквозь окно высотой от пола до потолка. Снаружи по колено в снегу кучно стояли березы. Ветки их сексуально сгибались под тяжестью свежего флюоресцирующего снега.

         --- Ладно, разбудила и иди себе, милая. А я щас.

         --- Можно идти?

         --- О чем речь, конечно. Сколько, гришь, точно времени натикало?

         --- Да уж десятый час.

         --- Хорошо. Свободна.

         Под одеялом рядом с Юрьевичем кто-то пошевелился из стороны в сторону и приглушенно зевнул женским голосом.

          --- Ну так я пошла.

          Женщина с древнерусским поклоном поставила громадный поднос у постели.

          --- Ступай-ступай, Никита. Как дела у мужа?

           --- Известно как. К охоте готовится.

          И горничная почти печатным шагом затопала к двери.

          Ее звали Никита, а ее мужа --- Наташа. Наташа служил у  Юрьевича старшим егерем.      

          Юрьевич зевнул по-львиному, поскреб подбородок с щетиной скорее седой, чем шатеновой, вспоминая что-то, рассмеялся.

          --- Не иначе, я вчера надрался.

          --- Как свинья, --- подтвердила жена из-под одеяла голосом Кассандры.

          --- Чего-то там типа какой-то пожар чуть не устроил.

          --- Набрал в рот чистого спирта и принялся дуть на свечу.

          --- Фф-уу. Довольно опасный эксперимент.

          --- Еще бы. Слава Марксу, наш сын унаследовал от меня крестьянскую сметку. Одним броском повалил тебя, дурака, на пол. А то бы ты просто сгорел заживо вместе со своими фокусами. 

          --- Николаи молодец, --- снова зевнул Юрьевич. --- И такая молниеносная реакция у него точно от меня. --- Он не глядя протянул руку в сторону подноса, ткнул куда-то указательным пальцем и застыл, слизывая с него красную икру.

            Жена, принюхавшись, отбросила одеяло, разом приподнялась и рывком переставила колоссальный поднос со столика себе на ноги. Опорожнив бокал с соком киви, она потрогала ладонью лоб мужа.

            --- Температуры нет. Я думаю, ты выживешь, о, мой казачий есаул!
            --- Сигарету дай, тогда выживу.

            --- Ты бы хоть сока сперва выпил. Вон его сегодня сколько Никита наставила: и авокадо, и апельсин, и грейпфрут, и папайя, и «Сэвен ап». Наш Николенка еще вчера пошутил, что теперь на этой DACHA рядом с тобой нужно держать побольше жидкости на случай пожара.

              Она расхохоталась. Юрьевич тоже расхохотался, услышав такой тонкий каламбур.

           --- У лейтенантов, даже старших, ментальность дальше таких шуток не идет. В том то и заключается разница между военными людьми и нами, людьми дерзновенного научного поиска.  А что касается запасов жидкости, я предпочел бы, чтобы она имела сорок градусов. Или даже побольше. --- Жена снова улыбнулся, но на этот раз скорее задумчиво или самоотрешенно. ---   Любовь моя, я уже один раз попросил сигарету.

Я даже доверяю ебе раскурить ее для меня. Ну же, дай ты мне наконец в зубы, чтоб дым пошел!

         --- Невозможный ты человек, Димитри, как я еще терплю тебя? --- Она полезла в туалетный столик, достала початую пачку «Лайка-Страйка», достала сигарету, вставила в рот супруга. --- Ты лучше не дыши в мою сторону, пока я буду спичку зажигать. Не хотелось бы повторения вчерашнего и не хотелось бы, чтобы в передовой статье газеты «Правда» написали, что жена сожгла заживо в постели самого выдающегося советского физика.

        --- Дело мое наверняка переживет меня, так что валяй, приканчивай родного мужа. --- Юрьевич раскурил сигарету от жениной спички. --- Любопытно, что этим прекрасным утром поделывает наш сын-лейтенант?

        --- Не волнуйся за Николенку. Он как всегда встал до зари, сделал физзарядку под сигналы точного времени и под Гимн Советского Союза начал смазывать ружья. Ты не забыл, в полдень большая охота. Через час начнут подтягиваться гости.

        --- Господи-Иисусе, я совсем забыл…  --- От волнения академик даже оторвался от подушки и принял сидячее положение. --- А что, мне очень  обязательно идти на эту охоту?

          --- Митенка, ты, похоже, напился до склероза. Сам же говорил егерям, чтобы Юрьевичей поставили одним номером. Кричал, «Мы с сыном такой трофей принесем, такой большой трофеище, что  мало не покажется». А егеря тоже обещали какой-то встречный сюрприз в рамках соцсоревнования.

          ---- Ни одной йоты не помню, --- удивился Юрьевич. --- Наверное, это говорило мое второе «я», внутренний голос или подсознание, напомнившее, что сын незаметно вырос за моей спиной, пока я ставил рискованные опыты в секретных лабораториях Пензы и Тамбова.

          ---- Иди-иди, хоть проветришься малёхо. --- жена улыбнулась
ослепительно. --- Давай-давай, докуривай свою гадость, кончай завтрак и одевайся.

          --- Знаешь что, --- сказал нараспев Юрьевич с видом сомнамбулы, бредущего краем крыши. --- Я только что вспомнил, у меня же законный отпуск! А когда я был в отпуске в последний раз?
          ---- По-моему, у тебя и отпуска-то никогда не было. Ты работаешь как  пчела, в разнос. Так не трудится никто на пространстве от Берингова пролива до Балтии.
          --- А все же какие молодцы у нас офицеры в армии! Вот попросил Николенка отпустить его в отпуск к отцу --- и пожалуйста, по первому заявлению просьбу удовлетворили. Даже в профком не пришлось обращаться.

          --- Не забудь, что Николенка --- сын трижды Героя Соцтруда, об орденах я даже не упоминаю.

           --- Да-да, это тоже. И Николенка тоже молодец, что приехал повидать старика. Я его так люблю… хотя практически не знаю.

           --- И он тоже на хорошем счету у начальства. Похвальными грамотами прямо с головой совсем завалили.

           --- Неужели завалили? Я горжусь им еще больше. А вот останемся с ним наедине, даже не знаю, о чем с ним говорить. Не о разделяющихся же боеголовках, право слово. У нас с ним, кроме ген, так мало общего. Слава Энгельсу, что вчера я так напился. Водка помогла нам несколько сблизиться. Все-таки композитор Мусоргски был прав и алкогольный катарсис на самом деле существует.

              --- А я считаю, что алкоголь вовсе не нужен близким людям, которые не виделись уже как два года с гаком. 
   
             --- Ты же знаешь, я не вылезал из-за кульмана. То испытания в
Ягодное, то пуск в Алма-Ата, то скандал в штольне под Звенигородом, то закрыто-секретная конференция в Комсомольск-на-Амуре…
              --- Я еще не забыла, что мой муж --- ученый мирового масштаба, --- улыбнулась жена, нежно взяв Димитрия за запястье и целуя его в плечо сквозь полосатую гэдэровскую пижаму из добротной фланели. --- Но сегодня забудь о своих атомно-ракетно-космическо-ядерных тайнах. Впереди у вас три недели незамутненного эксклюзивного отдыха, о мой великий Димитри Юрьевич!

              --- Забыть о действующей модели падающего параллелограмма… Отвлечься от воспоминаний о радиоактивном взрыве на железобетонном заводе в Кустанай… Три недели не будет всенощных бдений с вундеркиндами из Академгородка… Всезнающие студенты не будут хватать меня за полы пиджака, хихикать от щенячьего восторга,  хвалить в глаза и делиться своими гениальными гипотезами… Неужели такое блаженство возможно?

             --- Да-да, милый смешной дуралей… --- Жена вынула из его губ окурок и потушила в бокале с соком гевейи. --- И тебя среди ночи не будут вызывать в Кремль на заседания Политбюро. И Президиум АН ССР на три недели освободил тебя от переборки картошки на овощной базе. 
            --- О Святой Великомученик Киров, --- воскликнул физик, воздевая руки горе, --- свободен, наконец-то свободен, о Энгельс, наконец-то свободен!

            Он пулей съел всю икру, закусил двумя-тремя блинами, опорожнил кофейник, оделся и, целуя жену в шею на прощание, усмехнулся:

            --- Надеюсь, эта охота не станет для меня последней. Я ведь, честное пионерское, не держал в руках ружье лет двадцать или более того.

             --- Ничего, Николенка будет стрелять за вас двоих.

             Бодро приближаясь к порогу спальни, Юрьевич затянул во всё свое академическое горло немыслимое попурри:

              --- Идет охота на волков, идет охота… А мне летать, а мне летать, а мне летать охота!!!


      


           Младший лейтенант Николаи Юрьевич, поворачиваясь всем корпусом туда-сюда и делая руками пологие отмашки, прорывался сквозь пушистые сугробы к старинному   зданию явно хозяйственного назначения. Некогда стены этого здания оглашало звонкое ржание породистых арабских скакунов, содержавшихся при даче Юрьевичей. Раскрасневшийся на морозе Николенка решил передохнуть, отдышаться, оглядеться. Позади его в сотне ярдов возвышался величественный трехэтажный корпус с надписью латиницей DACHA. Сколько раз в кадетской казарме он вспоминал родную дачу именно такой, залитой зимним солнцем. Только в детстве дача казалась волшебным дворцом, а сегодня воспринимается как уютное семейное гнездо.

          Да, Москва уважает отца, она делает это. Несмотря на полную засекреченность, вся советская элита и прикремлевская богема жаждут общаться с человеком, одно имя которого приводит в трепет лидеров Западного мира. Доброжелатели гордились тем, что живут в одну эпоху с человеком, носящем в голове планы и чертежи дюжины тактичех и стратегичех ракетно-ядерных комплексов, каждый из которых мог бы без труда уничтожить Большой Лондон, весь Вашингтон и процентов 90 Пекина. Недоброжелатели же заваливали Лубянку доносами о диссидентх словах и мыслях человека, чью руку только что жали с заивающим выражением на лисьих мордах. 

            Однако Юрьевич был вне любых подозрений, критики и дисциплинарных взысканий. Он мог указать Сталину на необходимость руководителей его ранга знать хотя бы таблицу умножения. Юрьевич первым восстал против хрущевх совнаркомов и передачи Крыма Киеву. Он жаловался на аллергию от блюд из кукурузы, когда кукурузу именовали не иначе как «Королева Полей» и сажали повсюду, даже в колымскую вечную мерзлоту. Наплевав на ксенофобию кремлевх мандаринов, Юрьевич периодиче устно и письменно приглашал их посетить свою “DACHA”.  Не дожидаясь разрешения всесильной Кэтрин Фурцевой, тройной Герой Соцтруда лихо отплясывал летку-енку на кремлевской елке, утверждал, что кока-кола вкуснее напитка «Байкал», а синие джинсы прочнее любых изделий Москвошвеи. Когда в моде были необъятной ширины штаны «с равнением на Хрущева», Юрьевич носил стиляжные «дудочки», а когда Кремль повелел всем носить идеологиче выдержанные узкие брюки, академик вместе со своими хипповыми аспирантами начал щеголять в матросх брюках-клеш.

             При этом Димитрий Юрьевич Юрьевич был всецело предан идеям Октябрьской Революции, которая вывела в люди его и миллионы таких же представителей низшего класса. Он был пятым ребенком в обедневшей крестьянской семье, проживавшей на валдайх просторах под стенами древнего Коурова. Он сызмальства изведал тяжкий сельскохозяйственный труд, познал, как запрячь мула и распахать черноземную целину под посевы ржи и бурака. Если бы не забота пролетарского государства, он и по сей день ишачил бы на плантации какого-нибудь валдайского аристократа. Ученый-коммунист Юрьевич понимал это всецело, до самых каблуков своих импортных полуботинок. Однако, как и все талантливые люди, он ненавидел начальственный дозор, административное вмешательство, перлюстрацию почты, окрики невежд и идиотизм бюрократов. Поэтому он, постоянный подписчик «Крокодила», всегда хохотал, листая свежий номер сатирического журнала в поисках карикатур на столоначальников всех мастей и категорий. Наконец академик Юрьевич не боялся в атеистической стране проповедовать  свою версию пантеизма и посещать православные храмы в Рождество и на Пасху.

          Вот почему столько людей льнули к великому советскому физику, а сын его прекрасно понимал, что слава отца защищает его от многих бед и старался не злоупотреблять этой защитной харизмой и мощной аурой. Николенка невольно вздохнул, вспомнив «гостей», которые практиче напросились в отцовскую Dacha. Один из «гостей» был командиром вильнюсского батальона, в котором служил Николенка. Второй был другом командира, каким-то начальником из Москвы, который, как прозрачно намекнул командир, мог оказаться полезным при переводе в другую часть. Николай, второй сын академика Юрьевича, был человеком, который, как говорится, сделал самого себя, не полагаясь на интриги и протекции. И в иной ситуации он послал бы всех на все буквы алфавита, если бы не личность его начальника. Полковник Советской Армии Янек Курдюмович Дригорин своей незаурядностью завоевал широкую известность в определенных военных кругах.

         Дригорин очень рано показал себя как несгибаемый враг коррупции, процветавшей в Элитном Офицерском Корпусе. Мало кто из простых советх граждан мог даже подозревать о закрытых клубах на черноморх курортах Кавказа, которые содержались на не числящиеся нигде и ни на каком балансе деньги. Только избранные знали о существовании складов, забитых такими контрабандными товарами, которые не укладывались в самую мечтательную потребительскую голову. Даже Кэй-Джи-Би взирало сквозь пальцы на рейсы стратегичех бомбардировщиков, которые по первому требованию доставляли старшим офицерам девочек в любую страну Варшавского пакта.

         Дригорин безжалостно преследовал армейх коррупционеров и в десяти
случаях из ста даже добивался их нешутейного наказания. Наконец он не поладил с всесильным министром обороны, чей сын спекулировал в элитной школе старыми журналами «Плэйбой» и жвачкой «Ригли». Скандал тихо замяли, а строптивый полковник из Москвы был переведен в захолустный Вильнюс. Если младший лейтенант Юрьевич оказался в литовской глубинке с определенной перспективой получить на погоны очередную звездочку (разумеется, заслуженную его усердием), то полковник Дригорин при всех его командирх талантах и антикоррупционности чувствовал себя брошенным в пучину забвения. Таков был командир Николенки. О друге полковника Дригорина лейтенант ничего сказать не мог, потому что совершенно не знал его.

          Размышляя обо всем этом, он незаметно добрел до здания с надписью «КОНЮШНЯ» под самым коньком крыши и не без труда отодвинул внешнюю дверь на хорошо смазанных подшипниках, прошел через «предбанник», открыл висячий замок на внутренних деревянных воротах. По левую и правую руку от него показались стойла, в которых некогда находились лошади, ценой от нескольких до сотен тысяч долларов. Он вспомнил, что и до революции владелец местной фазенды держал здесь отличных рысаков, на которых ездил охотиться с друзьями. После прихода большевиков фазендейро сбежал за границу и умер в Париже, работая простым таксистом на Пляс Пигаль. Впрочем, если бы не коммунисты, Николенке пришлось бы не разъезжать на орловх рысаках, а пахать землю на упрямом муле.

          Миновав длинный проход, он оказался на другом конце конюшни, открыл другим ключом врезной замок и снова оказался тет-а-тет с белоснежным великолепием. Небо синим пологом спускалось за лес, стволы берез казались отчего-то розоватыми, воздух пах спелым арбузом и… Что-то неясное и, кажется, тревожное кольнуло Николенку изнутри.  Армейская выучка взяла верх и он через минуту понял, в чем дело.

           От бочек с зерном для прикорма зверья, стоявших за углом конюшни, к опушке леса через сугробы тянулась тропа с довольно свежими и, кажется, человечеми, следами. Никита и Наташа? Вряд ли. Двое слуг, присланных недавно Кремлем? Что им тут делать, если им запрещено покидать дачу. Егеря, годами проверенные люди, должны были и вчера, и сегодня готовить большую охоту, а не шляться по конюшням. Солнце уже деформировало следы на тропе и, если бы не тренированный в армии глаз, лейтенант вряд ли смог заметить что-либо подозрительное. А может, он вообще зря сеет панику? Стоп, а это вообще свежий звериный след. Это уже не лось, а хитрый кабанище решил поживиться приманкой. Стремительно меняется Россия, а звери остаются прежними.

             ---- Николенка! --- донесся издалека отцовй голос. Юрьевич-старший в тулупе и генеральской папахе стоял на балконе дачи, сложив руки рупором. --- Ты не забыл про гостей?

             Лейтенант взглянул на циферблат часов с надписью «Командире». Черт, надо возвращаться.


              Юрьевич-младший был рад, что встреча вскоре перешла на неформальные рельсы, благодаря гостеприимству его отца и контактности человека из Москвы, который так и сыпал анекдотами и прибаутками. О человеке ничего не было известно, кроме того, что фамилия его Брунов. Дригорин чувствовал себя не в своей тарелке. Он то подмазывался к академику, то пытался показать Николенке, что все еще является его командиром. Но Юрьевич-младший быстро поставил гостя на место: это вам Пантелеевка, дорогой товарич, а не Вильнюс! 

             Великий академик тоже вел себя с Дригориным как с простым гостем, без церемоний, но и без амикошонства. Они оказались вполне конгениальны друг другу, когда принялись издеваться над очередным негласным постановлением о борьбе с дедовщиной или пресловутыми «неуставными отношениями в армии». Никита без конца подносила водку, джус, кофе. Димитри Юрьевич продемонстрировал гостям коктейль «Северное сияние», представлявший собой смесь спирта с «Советм шампанм». Секрет этого рецепта физик узнал у одного магаданского переводчика на Тихоокеанском научном конгрессе, проходившем в Хабаровске. Николенка зорко следил, чтобы отец опять не стал изображать из себя факира и дуть коктейлем в жерло камина.

           --- А вот у нас в секторе ВПК, --- начал Брунов, проговорившись наконец, что он   курирует в ЦК оборонную промышленность, --- один референт утверждал, что в армии даже сапожную ваксу под дурь приспособили. Прикиньте, мажут ваксу на ломти хлеба, выставляют на солнце, чтобы растаяла и впиталась в хлеб, а потом жрут и тащатся.

            Все рассмеялись такой забавной придумке.
            --- В ВВС «тормозок» употребляют, своровав его при сливе тормозной жидкости из гидравличех систем. На складах нюхают клей БФ, пока начальство не видит, --- с усмешкой рассказывал Дригорин. --- А то вот еще обыкновенную пасту «Поморин» разведут в стакане с водой, дадут отстояться и тоже дуют, пока та не начнутся.
           --- А вы знаете, что московй персек горкома мочу пьет и еще уринотерапией называет, --- перевел Брунов разговор на другие рельсы.--- А один политработник после занятий с курсантами, запирается на ключ, надевает на голову ведро, сам себе читает свои же лекции и кайфует, кайфует… А в Плехановке старший экономист жаловался, что у него вечно не хватает денег до зарплаты.

            --- У нас есть все! --- закричал академик Юрьевич куда-то под стол. --- Нам ничего не надо. --- И прибавил, выпрямляясь: --- Мы --- конченые люди, Брунов!

            --- Да уж, Юрьевич, --- отозвался человек из Москвы. --- И самое смешное, что мы ставим абсолютно трезвый диагноз.   

            --- Нет, за языком следовало бы следить в обществе военных. Люди в погонах отца родного могут заложить.

            --- А я тогда потребую, чтобы Политбюро снизило им пайковые, а вы придумайте для них карманную бомбу, которая взрывается сама по себе.
            Академик вдруг помрачнел.

             --- Надеюсь, такой проект останется только в анекдотах. Ладно, повеселились, пора и честь знать. Егеря утверждают, что нас ждет снежное сафари с сюрпризом. Мой сын обещал позаботиться, чтобы меня не забодал лось и не запорол кабан. А я вчера похвастался жене, что принесу рекордный трофей. Товарищи, все в вашем распоряжении --- ружья, валенки, шубы и, конечно, водка!

            --- Папа, забудь про выпивку, когда берешься за оружие.

           --- Хм, а вы сумели сделать из моего сына философа, --- поощрительно хмыкнул Юрьевич Дригорину. --- Кстати, джентльмены, независимо от исхода сафари с сюрпризом настаиваю, чтобы вы остались ночевать. Москва далеко, дальше Магадана не сошлют, водкой забит весь подвал, есть еще ростбифы, ромштексы и один Ленин знает что еще…

           --- С водкой, надеюсь, без обмана, Юрьевич?

           --- Сто бутылок вас устроят, Брунов?

           --- Лучше бы, конечно, сто ящиков.   
 
           --- А вот у меня в подвале как раз и есть сто ящиков «Столичной»! Да не той, что в сельпо торгуют, а экспортный вариант, который американцы пьют на дипломатичех приемах.

            --- Лично я остаюсь, --- сказал человек из Москвы.

             Дригорин тоже покачал головой в знак согласия. Чувствовалось, что какая-то задняя мысль продолжает его угнетать. И это мысль была отнюдь не о водке, глистах, панкреатите или геморрое.

             Эхо охоты неслось от одного края леса до другого. Егеря гнали дичь на номера. Вороны, сороки и прочая птичья сволочь с отвратительными криками взмывали над вершинами деревьев и проклинали людей за биосферные издевательства. Сквозь эту какофонию Николай слышал вдалеке какие-то оживленные голоса, но не мог разобрать ни единого слова. «Долбаная некоммуникабельность!» --- невольно чертыхнулся Николай и обернулся назад к отцу.

            Профессор-ядерщик держал ружье, как некоторые городошники держат биту в ожидании своей очереди. Глаза его лучились самокритичным смехом.

            --- Если через шестьдесят одну секунду раздастся свисток, это значит, они что-то подстрелили, --- напомнил Николай, взглянув на циферблат  командирх часов. Свое ружье он повесил на плечо стволом вниз, переняв эту привычку у манчжурх тигроловов.

            --- Вот ведь хрень какая получается, --- с деланным возмущением усмехнулся Юрьевич-старший. --- Оба егеря мне утром поклялись буквально на Уставе КПСС, что обеспечат нам с тобой главную добычу и что произойдет это именно в этом секторе леса. И что же? У нас тут тишь да гладь да божья благодать, а главные события идут там, куда пошли гости. Ишь какой дебаркадер подняли! --- он ткнул пальцем в стаю возмущенных галок.

             ---- Слушай, старый греховодник, --- сказал в том ему сын. --- ты посмотри, как ты держишь «ижевку»?  И за каким хреном снял ее с предохранителя? Хочешь себя мошонку прострелить или мне вогнать пулю между ягодиц?

             ---- Мне показался какой-то шорох или подозрительный треск. Хотелось быть во всеоружии.

              --- Отче, я тебя, конечно, уважаю, но на фига такие ри?  Поставь ружье на предохранитель, прошу тебя во имя Дзержинского!

              --- При всем уважении к твоему армейскому опыту, тебе не кажется, что это --- паранойя? Впрочем, --- тотчас прибавил он, прочитав в глазах сына какой-то грозный мессидж, --- при такой скорости движения в случае падения моего или моего ружья вполне может произойти элементарная детонация, сиречь, самострел. Уж в таких вещах я тоже кое-что кумекаю. Помню, в Семипалатинск приехал из Центра один амбициозный политрук…

              --- Погодь! --- Николай тревожно обернулся. Он тоже услышал эхо какого-то непонятного шевеления, после которого где-то в лесу треснула ветка и вслед за ней сломался сучок. Может, егеря выставили на сегодняшнюю охоту в качестве обещанного сюрприза настоящую магаданскую рыс?. На всякий пожарный лейтенант сам снял свое ружье с предохранителя.

              --- Что такое, Николенка? Что-то стряслось? --- всполошился и отец.
 
               --- Ш-ш-ш! --- прижал сын к губам указательный палец. Глаза его начали зорко сканировать еле приметные из-за веток коридоры в окружавшем их белом от снега безмолвии. Проведя сканирование на все 360 градусов, он наконец перевел защелку в безопасное положение и матерно выругался.



              --- Ты тоже слышал это? Значит мои пятидесятипятилетние уши не ошиблись?
               ---  Хер его знает, может зимородок на гнилую ветку бухнулся или снег просел на вершине. Солнце-то вон как, зараза, шпарит.

                --- Николенка, шестьдесят одна секунда давно уж миновала, а свистка-то не было! Значит, и у них тоже, как говорится, ни пуха, ни пера.

                Словно опровергая ученого-ядерщика, впереди один за другим прозвучали резонансно три выстрела подряд.

                --- Глядь, --- чуть завистливо заметил лейтенант, --- Чего-то увидели. Сейчас засвистят на своем свистке.

                И точно, в ту же секунду они услышали громкий звук, но, к сожалению, это был не свист, а скорее паничей продолжительный визг, который перешел на стон и затих среди сугробов и заснеженных стволов. Отец и сын переглянулись. Тотчас раздался еще один крик, на такой же высокой, но еще более истерической ноте.   Можно было предположить что угодно, но все эти крики были скорее человечеми, нежели звериными.

                --- Господи-Иисусе, Николенка? Что там? --- Физик схватился за рукав сыновнего тулупчика, как за спасительную соломинку.
                --- Ну почем я знаю? У меня же глаза, а не очки ночного видения с лазерным прицелом. Ох уж мне эти арии московх гостей…

                И в третий раз над лесным массивом пронесся мучительный нечленораздельный крик, нечто среднее между «ы» и «ё».

                --- Ну-ка… --- Юрьевич-младший стряхнул с рукава руку отца. --- Оставайся здесь, понял? А я пойду взгляну. --- Он чисто автоматиче привел ружье в боевое положение.
                --- Иди, ступай скорее, Колья. А я тоже потихоньку за тобой.

                --- Я сказал тебе, останься здесь, пока все не выяснится.


                Взмахами рук и матами лейтенант помогал себе пробиваться напрямки сквозь заросли и высокие снежные брустверы на кучах прошлогоднего валежника. Щурясь от ослепительного сиянья, отбрасываемого чуть подтаявшим настом, ориентируясь по солнцу, он держал курс по возможности строго на первоисточник странных звуков и криков. Колкий морозный воздух врывался в его бронхи, а потом и в легкие, но Николай упрямо, на манер танка, рвался вперед. Одинокий самец синицы, оседлавший вершину самой высокой в лесу березы, с недоумением разглядывал фигурку человека с высоко поднятой «палкой», который зачем-то ломился через снежную целину.

                Стоны впереди перешли постепенно в подобие мяуканья, громкие охи и судорожные бессильные вздохи. Лейтенант прикладом ружья пробил дыру в переплетении ветвей. Снежная пыль обрушилась на него, превратив в подобие лешего или «йетти».

                --- Ну не иттит ли вашу мать! --- повторял он чисто автоматиче в десятый или одиннадцатый раз. На припорошенное снегом лицо выкатилась симметричная пара слез --- слез усталости. Ноги Николая тоже подгибались на каждом шагу, но он чувствовал, что цель уже близка.

                Сквозь шум и скрип собственных шагов он расслышал новый звук --- чье-то надрывное ворчание или даже рёв.

                Разом оборвались заросли. Взорам Николенки на залитой веселым солнцем поляне предстало зрелище, которое упаси бог увидеть кому-либо из охотников.
                Гигантх (лейтенант таких великанов видел только в Московском зоопарке)  черного цвета медведь, утирая с морды кровавые слезы и следы пулевых ранений, вновь и вновь набрасывался на тех, кто причинил ему мучения.

                --- Гризли! --- ахнул Николенка. --- Откуда, глядь, гризли под Звенигородом?

                Американй зверь тем временем продолжал мять, рвать в клочья, грызть своих врагов, чьи тела отлетали после удара медвежьих лап, словно большие куклы или манекены.

                Николай внул ружье и принялся расстреливать врага до последнего патрона в обойме. Медведь вначале привстал, высматривая противника, но затем рухнул как подкошенный, приняв в грудь всю порцию свинца, посланного ему Николенкой.

                Лейтенант перевернул ближайшее к нему тело. В застывших глазах Брунова из Москвы отразилась безгрешная небесная голубизна, из порванного горла продолжала тихо струиться кровь. Когда лейтенант отбросил труп, голова Брунова, едва державшаяся на остатках кожи и сухожилий, склонилась под неестественным углом. Агонизирующий Дригорин был еще жив, но продлись его мучения еще какое-то время, не исключено, что Николенка пристрелил бы бедолагу из чистого сострадания.

                ---- Эвтаназия…. Эвтаназия… --- бессмысленно, с лающей интонацией повторял Николай, снимая ружье с предохранителя, чтобы закончить то, что начал дикий североамериканй зверь. Он вспомнил уголок юннатов в своем давнишнем Дворце пионеров, где в клетке сидел ястреб-тетеревятник, по полу вечно ползла куда-то среднеазиатская черепаха, а на стене висел цветной плакат, изображавший гризли --- свирепого хозяина североамериканх гор и таежных пространств Канады. Отведя взор в сторону от Дригорина, на котором в буквальном смысле не было лица, Николенка лихорадочно размышлял, как и почему могла случиться такая катастрофическая трагедия. Отчего опытные, проверенные Кэй-Джи-Би, хорошо знакомые семье Юрьевичей егеря могли оказаться такими чудаками на букву «м»? Как можно было русм охотникам (еще и не первой руки) подсовывать заокеанского медведя?

               Дригорин пошевелился, а быть может, труп его просто просел в подтаявший от теплой крови снег, и Николай вдруг увидел нечто поразительно-странное. Правая рука полковника была по локоть оторвана, но не медведем, а явно пулями большого калибра! Так вот почему боевой командир Николая не смог спокойно расстрелять экзотического зверя…

                Николай бросился к трупу Брунова, перевернул, увидел, что правая рука на месте, но кисть левой руки отсутствует напрочь, отстрелянная таким же непостижимым для разума, садистм образом. А ведь московй партчиновник, вспомнил лейтенант, был левшой и левой рукой сдавал карты, когда они вчера расписывали «пульку». И сегодня утром он наливал себе кофе из кофейника все той же левой рукой, чьи окровавленные пальцы были теперь разбросаны по снегу, словно недозревшие морковки.

             «Что бы это могло значить? Это могло значить только одно. Кто-то из засады расстрелял несчастных гостей, сделав их практиче беззащитными перед лицом разъяренного чудовища…» --- мелькнула в голове Николая  безошибочная догадка.

             Армейй тренинг взял в нем верх. Он привстал, держа ружье на изготовку, просканировал окрестности медленно, но без особого успеха. Вдруг припомнились ему давешние следы у конюшни. Черт, так это был не кабан, а киллер! Но кто он? Что ему тут было нужно?.
             Какой-то отблеск или промельк зарегистрировал правый глаз Николая. Получается, вражина затаился даже не на чердаке конюшни, а в совсем ином месте и теперь солнечный зайчик, отразившись от его затвора или прицела предостерег меня…
             Лейтенант упал в снег, перекатился за труп Брунова из Москвы, зарядил в ружье свежую обойму. Ну, сукота, держись! Только где ты, гадина?
              Положив ствол ружья на бедро мертвого москвича, Николай сторожко водил им, пока на мушке не возникла искомая мишень. Высоко-высоко на развилке громадной сосны или ясеня (сейчас порода дерева не играла особого значения) с высоты футов пятьдесят Николая обозревал телескопичей прицел. Солнечный зайчик вдругорядь скользнул по лицу лейтенанта. На киллере была новехонькая парка с капюшоном белоснежного цвета, глаза были прикрыты мотоциклетными очками со светофильтром, а на  ноги под чукоте торбоза были надеты белоснежные же колготы. Николай сплюнул от омерзения и отвращения. В ту же секунду шапка, сдвинутая на затылок была сбита снеайперской пулей, пропев напоследок легко узнаваемый напев. Лейтенант ловил и никак не мог поймать на мушку лицо гада и вдруг его едва не стошнило: киллер, сидя на дубу (или что там было) издеватель улыбался!

              В приступе ярости Николенка выстрелил прямо в эту нагло ухмыляющуюся харю. Киллер кашлянул, харкнул соплей в пространство и спустил курок. Кусок плоти гостя из Москвы отлетел и угодил Коле прямо в лоб. Он инстинктивно смахнул рукой сгусток мяса и кожи, перекатился под защиту плеча Брунова и выстрелил, целясь негодяю в пах. Слышно было, как его пуля с гудом впилась в промерзший ствол тополя. Еще одна пуля проныла над его ухом свой страшный мотив. Дуэль «земля-воздух» продолжалась еще несколько томительных секунд, когда в дело вмешался выстрел со стороны.

              «Отец!» --- догадался тотчас Николай и закричал предостерегающе:
              --- Отец! Не ходи сюда! Слышь, не ходи!

              Следующий выстрел наемного убийцы предназначался явно не Николаю.
               Лейтенант, презрев опасность, поднялся во весь рост, бросился в атаку по сугробам, осыпая по дороге противника градом пуль. 
             
                Что-то похожее на гигантскую ледяную сосульку впилось ему в грудь, потом в живот. Ничего уже не чувствующее лицо Николая уткнулось по уши в пушистый холмик.

                Самец синицы, поняв по наступившей тишине, что ничего интересного произойти уже не может, взмыл в прозрачную морозную вышину. Улетая, пернатый путешественник еще раз оглянулся, любуясь зеленым цветом неба над красноватым лесом, и невольно подумал: «А ведь совсем скоро весна…».




                В кремлевском кабинете премьера Советской России сизый табачный дым стоял коромыслом. Товарич Готлов стоял спиной к окну, выходящему на Спасскую башню и колокольню Ивана Великого. Руки премьера уперлись, точно вросли, в столешницу, по которой тут и там были разбросаны страшные цветные и черно-белые фотографии. Ноздри его крестьянского носа «картошкой» возмущенно раздувались. В маленьких, как у Ричарда Гира, глазах читалось нечто среднее между яростью, усталостью, злостью и типичным шоком.

               --- Звери! --- прокричал он натужно. --- По стране разгуливают реальные звери, а мы с вами пьем чай с водкой и забили хрен на все проблематики! Начальник ТАСС впал в коматозное состояние, потому что мы никак не можем уполномочить его заявить хоть что-то миру, своим союзникам и врагам. Менее чем в ста милях от этого кабинета банда полевых командиров как на учениях расстреливает полсотни советх граждан, а мы и в ус не дуем! Какая-то скорострельная тварь уродует и мучает пулями людей, пощадив лишь одного несчастного Юрьевича, хотя и отняв у него жизнь тоже. И не толкайте мне всякую хрень про маньяков или убийц-одиночек….

                Премьер рухнул в кресло, но тотчас встал опять, устремив пылающий взор на стол под зеленым сукном, примыкавший к его собственному. По левую руку за столом сидели двое в военной форме, а справа --- женщина в штатском такой неописуемой красоты и в то же время с таким проницательными глазами, что ей тотчас хотелось показать паспорт, исповедаться во всех грехах и написать явку с повинной. Перед каждым из трех представителей разведывательного сообщества лежала папка из темно-коричневой кожи с надписью «ДЛЯ ДОКЛАДА». Сурового вида мужчины и строгая красавица  горели желанием поскорее отрапортовать свои наблюдения и оперативные задумки, но никто не желал, по поговорке, лезть вперед батьки в пекло ада. Оставалось только курить и ждать, когда шеф выпустит пар своих чувств и эмоций.

                По лицу всесильного хозяина кабинета было видно, что под его черепной крышкой с новой скоростью закрутились шестеренки мыслительного процесса. Самое парадоксальное, премьер, безусловно опережая силовиков по скорости интеллектуальной реакции, был не очень элоквентен, делал паузы перед причастными и деепричастными оборотами, а финальную часть фраз чеканил едва ли не по слогам, размахивая при этом пухлым кулаком, акцентируя невидимые знаки препинания.  Этим он выдавал в себе  продукт старой советской школы менеджерства, в которой даже лишний вздох или нечаянно вырвавшееся междометие означали бесплатный билет на Колыму, а то и что-нибудь похуже. Виртуозно освоив игру на человеческой душе, Готлов предпочитал дергать за струну под названием «страх», справедливо полагая, что человек, который постоянно трясется от страха, выполнит любое распоряжение быстрее, точнее и в указанный начальником срок.

                --- Я приказал привести в боевое состояние все АЭС, командиры атомных субмарин достали из своих сейфов конверты с красной полосой, ракеты в силосных ямах установлены в стендбай-позишен. Я хочу, чтобы информация об этих приуготовлениях немедленно была передана во все наши посольства, причем для шифровки используйте код, уже раскрытый Вашингтоном.
                --- Стоит ли идти на такие ри? --- пробурчал седовласый господин. Видно было, что он старше Готлова, прошел огонь, воду, медные трубы и пёрджи 37-38 годов. По своему статусу начальник Кэй-Джи-Би (а это был именно он) позволял себе не соглашаться с боссом, а порой и резать ему в глаза правду-матку. --- Вы просчитали возможную реакцию Запада, Востока, Севера и Новой Зеландии? Я нынче переговорил с послом США в Москве. На него страшно смотреть. --- Кэйджибист жадно затянулся папиросой «Беломорканал». --- Я знаю Кохрейна с времен  кризиса В Заливе Свиней, а сегодня почти не узнал. Ему страшно, а со страху янки могут черт-те-что натворить.

                --- Ваш Кохрейн наложил бы в штаны еще больше, если бы знал более подробную информацию о рейде на дачу Юрьевичей. А вот мы в ВКР уже получили материалы аутопсии и лабораторного анализа. Все пули извлечены и гильзы найдены. Кто пользуется семимиллиметровыми пулями и каждую надпиливает напильником? Китаёзы? Бразильская разведка? Или вы считаете, что нападение произвели аборигены Австралии? Установлено и киллеровское оружие --- «Браунинг Магнум, грейд 4» с глушителем, оптичем прицелом и кондиционером. Какие еще улики вам нужны?

                --- Какая наивность, --- не сдавался кэйджибист. --- Или у вас в ВКР не знают, что такое оружие можно купить в Палермо у любой сицилийской мафии. Или американе ассасины уже настолько отупели, что оставляют свои визитные карточки на месте преступления?    

                Вэкаэровец, куривший только сигарки Пожарской табачной фабрики «Факел», победоносно усмехнулся:

                --- Я не узнаю старую кэйджибишную гвардию. Где ваше хваленое  оперативное чутье, где бульдожья хватка? Любой уважающий себя снайпер пользуется только тем оружием, к которому привык, с которым сроднился. Это раз. Во вторых, врага всегда можно узнать по почерку. В-третьих, как говорили древние греки, кво вадис в этом криминале? Кому на пользу убивать Юрьевича, а с ним еще кучу народу? Если не верите мне, спросите товарича директора. Настасья Филипповна, внесите ясность.

                Красавица тотчас отложила в сторону свою любимую трубку с черешком из вишневого дерева, открыла папку, безошибочно перелистала до нужного места и принялась чеканить каждое слово, обращаясь к премьер-министру.

                --- Под березой аргоновым экспресс-методом определены остатки сигарет «Кэмел» виргинского производства. Шерстяные нитки на развилке тополя указывают на фирму «Ливайз-Строс». Киллер владеет оружием, как Паганини скрипкой, а помогал ему помощник, тоже мужского пола, виртуоз в области электронной слежки. На конюшне нами обнаружено ведро с подозрительными царапинами по бокам, на полу оставлены следы фирменного пылесоса «Саколейтер»,  на всех стратегичех точках в стенах сделаны проколы и пропилы. Совершенно очевидно, что с конюшни шло круглосуточное прослушивание и просматривание дачи Юрьевичей, егерх домиков и вагончиков охраны.

                ---- Все, что вы тут рассказали, Настасья Филипповна, с ушами выдает прои ЦРУ.

                --- Или Отдел консульх операций при Госдепе, --- уточнила премьера красавица.

                --- Да уж, от ихней Кончиты и ее «негоциаторов» тоже добра не жди.      
                --- Не надо замыкаться в рамках самой легкой версии, --- включился в диалог седовласый ветеран. --- Тут вот некоторые изволили хихикать над китайм следом, а ведь китайе тайпаны являются самыми умелыми заказными убийцами в мире.

                --- Вы бы еще хунвейбинов вспомнили, --- усмехнулся человек из ВКР. --- Ну вот представьте, мы схватили такого субчика, пусть он проглотил цианиды и отправился к Мао Цзедуну, но ведь остается такая наука как физиогномистика. Пекин не может не знать, что его песенка будет спета в тот же момент, когда мы по физиономии установим китайского агента.

                --- Настасья Филипповна, --- произнес премьер, --- у вас всё?
 
                --- Нет, товарич Готлов, --- сказала руководительница  сверхсекретного советского ДВКН (а это была именно она). --- Мы негласно подключились к компьютерам американцев и дали задание нашим хакерам найти всех фигурантов, которым удавалось проникнуть на территорию СССР. Мы искали вражех агентов, которые говорят по-рус без акцента и которые склонны к киллерству. Вот какой списочек получился в результате нашей аналитики!

                Она передала листок бумаги человеку из ВКР, а тот встал и уважительно  положил документ перед премьером.

                Готлов не глядя нашел рукой очки в ворохе бумаг на столе, водрузил их на свой мясистый нос.

                --- Ну так… Поехали за орехами. Брэндон Алан Скофилд… Тьфу и имячко-то какое не круглое. Отдел консульх операции при Госдепе. Доказано, что он совершил успешные покушения в Праге, Будапеште, Бухаресте, Улан-Баторе, Париже, Ростове-на-Дону и Франкфурте-на-Майне… Вот сволота…. Подозревается в создании шпионского гнезда в Восточном Берлине, в самой Москве и в склонении к измене более двадцати сотрудников Кэй-Джи-Би… Это правда, товарич Мазлов?

                Седовласый разведчик сокрушенно кивнул головой, не глядя на шефа.

                --- Более двадцати двурушников… Хорошо живем… Так…  Кто тут еще? Давид Рандольф. ЦРУ, отдел заказных убийств, покушений и похищений. Работает старшим товароведом в Западном Берлине под прикрытием филиала «Дайнамэкс корпорейшинел». В совершенстве владеет диверсионно-подрывной техникой, джиу-джитсу и армреслингом. Проявил недюжинную смекалку при проведении взрывов на ГЭС Казани и ТЭЦ Тагила… Интересно, а мне про эти взрывы даже и не докладывали.

                --- У вас как раз день рождения отмечался, товарич Готлов, --- пробурчал кэйджибист. --- Сначала не хотели омрачать празднество, а потом я вам лично докладывал, но вы уже были некоммуникабельны.

                --- Вот так у нас всегда. Глядь, боятся начальника расстроить, а враги, глядь, не дремлют. Ни кому ни кабеля… А если бы они Царь-колокол окончательно испортили и Царь-пушку к едреней фене разнесли, вы бы тоже бы промолчали бы? Ой, ну работнички… А еще америкашки весь мир нашими разведчиками пугают. Вот где разведчики настоящие! --- Он ткнул толстым пальцем в список супершпионов. --- Джордж Гордон Бойрон-Зальцман. Ну без Зальцмана куда же? Тоже цэрэушник со стажем нелегальной работы. Шесть лет орудовал во Вьентьяне под прикрытием АХА (Американской кардиологической ассоциации). Блестящий хирург, в джунглях без наркоза вырезал сам себе  воспалившийся аппендицит с помощью маникюрных ножниц и зеркальца.… О как… Контрабандист, наемный убийца. Владеет 70 языками и гипнозом. Шесть недель назад под видом австралийского эмигранта, работающего менеджером по продажам в «Пёрт радар корпорейшен», окопался в Ташкенте на улице Алишера Навои. Так, дальше…

                Кнудсен Махстен Бергстрём, ЦРУ… Опять ЦРУ, понимаешь ты…

                --- Товарич Готлов, --- счел нужным уточнить вэкаэровец, --- список дан в порядке нарастания угрозы, которую представляют для нашей страны и советского народа эти фигуранты. То искусство, с которым академик Димитри Юрьевич был заманен в ловушку и уничтожен, указывает прежде всего на отморозка, который возглавляет список.

                --- То есть, вы хотите сказать на, как бишь его, Скофилда?
                --- Так точно, товарич премьер. Мы шли по его горячему следу, но потеряли в Марселе где-то порядка месяц времени назад.  Это очень опасный кулприт, опаснее всех янки, которые совершали против нас злодеяния после окончания второй мировой войны.

                --- Неужто так?

                --- Так точно. --- Вэкаэровец помялся, взглянул почему-то на ветерана Кэй-Джи-Би и наконец добавил с видимой неохотой. --- Шесть лет назад на вечернем представлении Большого театра в Восточном Берлине во время премьеры балета «Щелкунчик» была звер убита из автоматов его горячо любимая жена Катерина. По другой версии, ей подстроили покушение средь бела дня на одной из берлинх магистралей. После этого Скофилд превратился в настоящего маньяка. Ему и кличку дали новую --- Хиросима.

                --- В Восточном Берлине? --- переспросил Готлов. --- Хиросима? Позвольте, тогда кто же жену его шмякнул?

                --- Там была сверхплановая спецоперации Кэй-Джи-Би, а миссис Скофилд просто подвернулась под руку. Одни источник утверждает, что ей пришло в голову посетить театральный буфет. Есть и другие данные, что она якобы перебегала Унтер-ден-Линден в неположенном месте.

                В кабинет просунулась чья-то рыжая голова и сказала с явно украинм акцентом:

                --- Товарич Михал Михалыч Готлов, там вас с Вашингтону спрашивают по «горячему», значит, проводу.  Сказать, что вас нету дома чи шо?
 
                Русй премьер безошибочно снял трубку с аппарата малинового цвета.
                ---- Здесь Готлов, говорите.

                --- Здесь Диаз, товарич премьер.
                Переводчики по обе стороны Атлантики практиче синхронно выбросили адреналин в кровь, сахар в мочу, судорожно надели наушники и микрофоны и замерли в положении стендбай.

                --- Мы скорбим в связи со смертью… ужасным убийством великого русского ученого, мистер премьер. А также оплакиваем его сына, друзей и сотрудников.

                --- Благодарю за теплые слова, президент Диаз, но, как вам известно, весь этот ужас, все эти кровавые убийства стали результатом злого умысла. За сочувствие, конечно, спасибо большое, но, думаю, вы там у себя в Штатах с облегчением узнали, что Советй Союз потерял своего ведущего ученого-ядерщика.

                --- Зря вы так, сэр, клянусь Святой Эмилией, зря. Блестящий ум этого человека преодолевал все границы и идеологичее трения. Каррамба, это был человек всей планеты Земля!

                --- Да, но при этом он принадлежал только одному народу, --- поправил собеседника Иван Готлов, с пыхтением набивая табаком и раскуривая «козью ножку». --- И я вам скажу в лоб: мои подозрения только усиливаются идеологичеми трениями. Более того, они заставляют бдительнее смотреть, чтобы враг не зашел в мой тыл с фланга.

                --- В таком случае, товарич Готлов, смею заверить, что вы охотитесь за призраками.   

                --- Ну ни хрена себе, призраками, --- поперхнулся дымом и возмущением премьер. --- С дуба, паишь, падали листья ясеня… Вот у меня тут на столешнице есть один конкретный списочек. До меня дошли сведения, что…


                --- С подачи ваших компетентных органов произошла большая некомпетентность. Мистер премьер, вы совершаете

 большую ошибку. Я бы даже сказал, четыре очень больших ошибки! 

                --- Ну да, четыре. А что, собственно, вы имеет в виду?

                --- Я имею в виду такие фамилии, как Скофилд, Рандольф, Зальцман и Бергстрём. Никто из них не причастен к этим экзекуциям, господин премьер.

                Готлов потушил «козью ножку» в стакане с недопитым самогоном, промахнувшись (первый раз в своей жизни!) мимо пепельницы.

                --- Вы меня удивляете, президент Диаз.

                --- Не более, чем вы удивили меня на прошлой неделе.  Мы живем в мире, в котором почти не осталось секретов… Вы помните свои собственные слова?

                --- Слова --- ботва, как вы прекрасно знаете сами. Факты --- вот вещь!

                --- Извольте, вот вам факты, каро мио. Трое из сотрудников ЦРУ в списке, лежащем сейчас на вашем столе, давно уже вышли из строя. Бергстрем и Рандольф занимаются конторской работой в Вашингтоне. Конторской, компрендо? Сидят в офисе с девяти до пяти, из столицы ни шагу. Зальцман, он да, поехал в Ташкент, но захворал и теперь лежит в четвертой палате республиканского ракового корпуса. Узбеке канцерогены поразили его симпатическую систему.  Он неизлечим, нетранспортабелен и к тому же находится под вашим «колпаком».

                ---- Тогда остается все равно одна фамилия одного головореза из Отдела консульх операций. Блестящий дипломат для Запада и бесстыдный убийца для нас.

                --- Мне

 очень тяжело говорить о нем, поверьте. Ваши подозрения в отношении Скофилда еще менее обоснованы, чем в случае трех других агентов.


                --- Факты, Диаз, факты!

                --- Фак ю, придется говорить уж все до конца. Хесус-Мариа, премьер Готлов… Мы восемь лет следили за Димитрием Юрьевичем Юрьевичем, пасли академика как могли, составили досье на десять гекабайт, И все это изо дня в день, из месяца в месяц, из недели в неделю, из часа в час делалось с одной целью…

                --- Убить…

                ---- Убедить его сделать единственно правильный выбор.

                ---- Что? Что-что?!

                ---- Да, товарич премьер, извините, но мы хотели склонить физика к дефекции.

                ---- К измене родине? К бегству из СССР?

                ---- Вот в этом-то, как говорят у вас, и зарыта самая страшная собака.  Два наших завербованных агента, Дригорин и Брунов, должны были уговорить Юрьевича-старшего поработать в наших интересах. Готовил операцию и посылал агентов именно наш бравый десперадо Скофилд. Это был его авторй проект от начала до конца, но на территории СССР его нет! В настоящий момент времени он находится  где-то в Европе.

                Премьер Готлов взглянул на свою любимую фотографию, украшавшую стол. На ней два бородача с сигарами весело улыбались друг другу. На подлинность фотоснимка указывали оставленные на нем автографы Кастро и Гевары.

                --- Спасибо за звонок, мистер президент, --- наконец
выговорил Готлов. --- Мучас вам грасиас за откровенность!

                --- Де нада, --- ответил хозяин Белого дома. --- Не предпринимайте скоропостижных шагов. Следите, чтобы с флангов вам не зашли в тыл.

                --- Обязательно буду следить.

                --- Нам обоим надо это делать.
.

Фрагмент 3. БЫЛО ДЕЛО В АМСТЕРДАМЕ 

В году есть четыре повода для оптимизма. Спай-квартира на Кальверстраат. Кто звонил из уличной телефонной будки американскому атташе? Несвятая троица распадается.  Хорошая погода --- это когда льет как из ведра. Шпионы выходят на охоту в три часа ночи.  Двойной мисхэппенинг на мосту Кройцебрюгге. Проверяльщик из Госдепа. «Мы никогда с тобой не пили брудершафт!».  Когда холерик превращается в мизантропа. Вечный покой --- на пенсии или в гробу?



На чем стоит город Амстердам? Не угадали! Нет, он покоится не на суше, не на море, а на целом «лесе», причем растущем не вверх, а вниз. Вместо деревьев в этом «лесу» сваи, забиваемые в земную плоть и используемые вместо фундамента всех амстердамх строений. Перепробовав все варианты, амстердамцы в конце концов выбрали самый надежный, чтобы прочно зацепиться за край континента.

         Прекрасно понимая сиюминутность, хрупкость, одномоментность, бренность своего бытия, амстердамцы как никто плюют на вечность и извлекают радость из самых элементарных вещей, помогающих забыть о том, что сваи могут в любую долю секунды прогнуться или рухнуть, после чего их мегалополис превратится в Новую Атлантиду. Именно сидящие на амстердамцы, а вовсе не Луи XIV или его маркиза де Помпадур придумали игриво-апокалиптичей девиз «После нас хоть потоп!». В годы сооружения «Железного занавеса» и развязанной Кремлем «Холодной войны» амстердамцы переделали старинное присловье на черно-юморной манер с реверансом в сторону русского медведя: «После нас хоть Потап!». Поговорка эта была обнародована во время знаменитого хрущевского турне по Европам, когда всесильный персек КПСС рекламировал советй образ жизни не только с помощью Кировского балета, но и ансамбля Красной Армии под руководством одиозного министра обороны Потапа Потапова.

        Шло время и новая генерация придумала новую чисто амстердамскую поговорку: «В году есть как минимум четыре повода для оптимизма: зима, весна, лето и осень». Небезызвестный многим Редьярд Киплинг, побывавший здесь транзитом по дороге домой из Ост-Индии, написал повесть «Кот да Винчи», в которой назвал амстердамцев самородными детьми природы и прибавил: «Правильно англичане путают амстердамцев то с датчанами, то с цыганами. В них та же детская «расчетливость», уверенность, что все кончится хорошо.   И вот в чем заключается пафосный парадокс: природа в ответ на такое поведение амстердамцев постоянно балует их неожиданными подарками и удивительными сюрпризами. 
    
       Вот и сегодня, в обычнейший февральй вторник, когда парижане трясутся от сырости под сенью Эйфелевой башни, бельгийцы, кутаясь в пледы, подсчитывают, сколько осталось до наступления весны, а швейцарцы стоиче скалывают альпийе сосульки, намерзшие им на усы, над всем Амстердамом безоблачное небо и солнце сияет, подобно шаровой молнии. Веселые искры летят с надраенных до блеска куполов церквей и шпилей. Солнечные «зайчики» ослепляют моряков, рыбаков, шоферов и пешеходов, отражаясь от вчерашних луж и акватории каналов.  Те, кто бредет на запад от знаменитой  улицы Кальверстраат, невольно щурятся и жмурятся, приобретая сходство с китайцами, тайванцами или сингапурцами. Люди расстегивают пальто, развязывают кашне, перманентно улыбаются солнечной щедрости и погожей погоде. Они всей грудью вдыхают свежий влажный дух, идущий от мириадов протоков в дельте реки Амстед. Безжалостный Борей, который в эту пору нагоняет хмурь, сырь, промозглость, временно находится в отставке. Нескрываемое удовольствие написано на лицах жителей и гостей самого важного порта на всем Северном море.

         Но не все в этот веселый февральй денек всеми фибрами благодарны природе за такой царй подарок. Только совсем не рад вёдру американй атташе по общим вопросам Брандон Алан Скофилд. Он стоит у окна конспиративной квартиры на четвертом этаже дома 48 по Кальверстраат и целится из-за портьеры цейсовм биноклем в пешеходную массу. Из своего гэдээровского оптического прибора он с особым пристрастием сканирует «пятачок» у телефонной будки. Судя по сизоватой колючей щетине и темным кругам вокруг глаз, «Агат», он же «Хиросима», уже давно несет эту круглосуточную вахту. Он бледен, как тот, кто давно не был на свежем воздухе, небрежно причесанные светло-каштановые волосы делают его неуловимо похожим на Оскара Уайльда.

        За спиной атташе в глубине комнаты лысеющий техник, сняв телефонную трубку с аппарата, паяет провод, тянущийся от телефона к магнитофону фирмы «Филипс». В спертом пространстве конспиративной квартиры висит запах канифоли и того сорта кофе, который амстердамцы называют «Мечтой первого помощника». Разгадка лейбла проста: кофе такой крепкий, что выпив его, капитан корабля сразу помирает, освобождая вакансию для первого помощника. В телефонной будке, за которой идет наблюдение, за никелированным фасадом таксофона кроется подслушивающее устройство --- единственная услуга, которую согласилась оказать атташе амстердамская полиция, уступившая лишь энергичному напору Кончиты Прайс.
         Техник в смешных круглых очках в сотый раз проверяет вольтметром

надежность электропроводки и вдруг, не сдержавшись, зевает так широко, что становятся видны все его коронки, мосты и зубные пломбы. В ответ раздается издевательй смех. Это смеется мужчина лет тридцати с небольшим сколиозом, похожий то ли на преуспевающего спортсмена, то ли на студента престижного колледжа или амбициозного университетского профессора политологии. Потянувшись с таким вкусом, что хрустят суставы, он тоже подходит к окну и наклоняется к кинокамере, водруженной на треногу и устремленной в сторону все той же телефонной будки.  Молодой человек  крутит объектив, проверяет резкость наводки, щелкнув пальцами, восклицает «Окей!», но когда он поднимает от камеры голову, любой посторонний наблюдатель вздрогнет, увидев глаза не интеллигента и не кинооператора, а… профессионального киллера.

         Спина атташе по общим вопросам напрягается.

         --- Все по местам! --- командует Скофилд вполголоса, но четко. Внизу к залитой солнцем будке приближается пожилой человек, скорее всего, обычный местный пенсионер, которому далеко за пятьдесят. А может, это иностранец, приехавший в этот космополитичей город по каким-то не сильно денежным делам. У незнакомца помятый вид, словно он ночевал в зале ожидания в аэропорту или на морвокзале. Или он --- закоренелый холостяк, опустившийся с течением времени? Во всяком случае толстое пальто, застегнутое на все пуговицы, свидетельствует, что  владелец его боится коварных амстердамх сквозняков. Немодная и неновая шляпа надвинута по самые брови. Незнакомец давно небрит и чем-то насторожен.

        Американцы, сгрудившись у окна,  через бинокль и длиннофокусный объектив камеры наблюдают за этой странной озирающейся по сторонам фигурой  не без чувства сострадания.

        ---- Если бы я целился в него сейчас из винтовки, положил бы бастарда с первого выстрела, --- самодовольно усмехается молодой ассасин.

        ---- Не дури! --- спокойно одергивает партнера атташе. --- Без моего разрешения ни единого шага. Занимайся лучше делом.

        --- Не волнуйся, Агат. Сукин сын у меня в кадре. Ты был прав. И Вашингтон был прав, но теперь ты всё доказал.

        --- Еще не всё. Хорошо бы, если бы всё уже было доказано, но… Когда он зайдет в будку, возьми крупным планом его губы.

        --- Всегда готов! --- по-скаут рапортует киллер. --- Только наш клиент, похоже, и не собирается в нее заходить.

        Техник с проплешиной щелкнул какими-то переключателями на своих приборах, привел в действие магнитофон. После этого он молча  передал Скофилду наушники с микрофоном и, указав на мини-лампочку звонко прошептал:

         --- Он звонит!

         --- Знаю. Мне не нравится, что он смотрит не на циферблат, а в сторону нашего окна.

        --- Развернись, слышишь? Развернись, сукин сын! --- издеватель приказал кинооператор объекту наблюдения. --- Ну-ка, живенько поверни головку, чтобы я видел твои гребаные губы.

        ---- Болтовню отставить! --- перебил его шеф. --- Всем работать!

        Не отрывая глаз от бинокля, он прочистил горло и кивнул головой плешивому технику.

        ---- Добри ден! --- произнес атташе на чистейшем русском языке. --- Рад з вами видется, приятел…

        Весь телефонный диалог длился ровно 18 секунд и 10 миллисекунд, что зарегистрировал хронометр на «Филипсе». Разговор закончился фразой Скофилда:
         ---- До свиданья, приятел… До завтра ночин. На мосте!

         Пожилой чужеземец хлопнул дверью будки и тотчас растворился без остатка в пестрой толпе прохожих. Мотор кинокамеры отключился. Атташе наконец опустил бинокль. Лицо у него было по-прежнему бледным, как у Влада Дракулы.
         --- Ты всё отснял, Харри?         

         --- Как для номинации на «Оскар»! Всё чётко и конкретно. Если магнитофон не подвел, синхронизировать голос и пленку --- как два пальца обмочить. Жаль, что я не так хорошо, как ты, знаю русй.

         --- Ерунда, в Лэнгли полным-полно людей с филологичеми талантами, да и в Госдепе есть настоящие полиглоты похлеще меня.

         Скофилд достал миниатюрную записную книжку и начал что-то стремительно черкать на ее страницах, раздавая попутно инструкции.

         --- Я хочу, чтобы пленка и магнитофонная запись оказались сегодня в нашем посольстве. Пленку проявить немедленно, сделать с нее и с записи две копии. Пленку отмикрофильмировать --- вот в таком масштабе.

         Он вырвал листок из блокнота.

          --- Извини, Агат, --- сказал техник, перемотав пленку и вручая бобину руководителю операции. --- Мне по инструкции даже на пушечный выстрел запрещено приближаться к нашему посольству.

         --- Знаю, не ной. Всё сделает Харри. Слышь, Харри, микрофильмы положь в две герметичных кассеты. Мне нужно, чтобы материал был упакован так, чтобы спокойно храниться под водой.

          ---- Окей! --- откликнулся молодой человек, укладывая материалы и листок с инструкциями в «дипломат». --- Кстати, Агат, я не все слова разобрал в вашем разговоре. Вы тараторили слишком быстро.

          --- Если бы ты понял все, я лично похлопотал бы о твоем повышении в звании.

          --- Этот педик хотел ведь встретиться сегодня.

          --- Так.

          --- А ты ему отказал.

          --- Верно, --- подтвердил Скофилд, снова сканируя Кальверстраат через окно.

          --- Тогда откуда такая хрень? По инструкции мы должны были взять его --- чем скорее, тем лучше. В шифровке было сказано: «Схватить при первой же удобной возможности». Зачем же тянуть кота за хвост?:

          --- Время --- штука относительная. Помнишь теорию старика Эйнштейна? Дома в Штатах день это день. Для нас же здесь один час тянется как длинный день. А для этого старикашки каждая секунда телефонного разговора тянулась вообще бесконечно.

           --- Я все равно не врубаюсь. Тем более надо было начинать и кончать операцию изъятия. Скопировать и законсервировать материалы я могу за четверть часа. С мужиком можно было встретиться вечером и… А будет рыпаться --- как говорится, перо в бок и мясо в море.

           --- Учись, сынок, видеть вещи в широком контексте. Начать с того, что на улице погода паскудная.

            --- Погода шикарная! На небе ни тучки, солнышко…

            --- Ты сегодня плохо соображаешь, партнер. На улице полно праздношатающихся. Следовательно, погода вшивая. Завтра синоптики обещают нам дождь, а в плохую погоду пешеходов что? Минимум!

           --- Хрень какая! Мы можем заблокировать мост с двух концов за десять секунд в любую погоду и при любой толпе. Дядя, пошли с нами. Нет? Пиф-паф, пуля в лоб и мясо в воду!

            --- Агат, скажи ему, чтоб немедленно прекратил! --- взмолился плешивый техник, собирая свои манатки.

           --- Видишь, сынок, куда тебя завела твоя риторика? --- Скофилд в этот момент пристально обозревал башни и шпили за окном. --- Откуда такая кровожадность? Можешь считать, что экзаменатор влепил тебе двойку. Наши друзья в Лэнгли содрогнулись, услышав, что ты собираешься причинить кому-то травмы, несовместимые с жизнью.

           Извинительная гримаса скользнула по лицу молодого человека, получившего двойной выговор.

            --- Прости, шеф, у меня вырвалось…  Один член, не понимаю я этих цирлих-манирлих. В шифровке была объявлена готовность номер один. Сегодня вечером спокойно взяли бы фраера тепленьким и комар бы носа не подточил.

           Скофилд отнял бинокль от глаз и повернулся к напарнику.

           --- Харри, я объясню тебе смысл этих цирлих-манирлих. Пойми, это тебе не рекламная шарада на коробке с кукурузными хлопьями, а серьезная операция. Ты разве не понял, что мужик в будке буквально трясся от страха. Он не сомкнул глаз суток двое или четверо. Он напряжен так, как провода в трансформаторной будке. Он готов сломаться в любую секунду. И я не трону его пальцем, пока не пойму, что кроется за всей этой ипостасью.

          --- Могу назвать тысячу причин. Во-первых, он --- старикашка.  Во вторых явно не бывал в таких передрягах, опыта не хватает. Он боится любого телеграфного столба. Боится, что мы за ним охотимся, боится, что его сцапает голландская контрразведка, полиция, любой дорожный патруль. Он боится простудиться, боится физичех мучений… Ну и что из этого следует?

           --- На кону человеческая жизнь.

           --- Ой, только не надо мне парить про гуманизм, Агат. У тебя самого такая репутация, что мало не покажется. И ты хочешь убедить меня, что тебе жалко эту ядовитую советскую тварь? Двойные агенты --- те же двоякодышащие змеи.
           --- Хотелось бы убедиться в этом на сто процентов.

            --- Вы двое тут разбирайтесь, а мне пора делать ноги. --- Техник вручил Скофилду катушку с пленкой, поднял с пола походный чемоданчик с приборами. --- И скажи своему клоуну, что мы с ним никогда не виделись.

           --- Спасибо, мистер Икс. Разумеется, никаких имен и кличек. Спасибо, тебе братан.

           Техник из ЦРУ кивнул Скофилду на прощанье и, игнорируя молодого развязного ассасина, покинул конспиративную квартиру.

            --- Само собой, Харри, здесь, кроме нас с тобой, никого не было. Все понял иди расшифровать?

            --- Плешивый ублюдок, --- зевнул молодой спецагент.

            --- Талант, который смог бы при желании без шума и пыли поставить «жучков» и прослушивать все комнаты Белого дома, включая сортиры. Впрочем, возможно, он уже давно это делает. Лови! --- Он бросил бобину с пленкой партнеру. --- Отнеси в наше посольство улики, полученный незаконным путем и без согласования с прокуратурой. Забери кинопленку, а камеру пока оставь.

            Харри, ленивым движением поймав в воздухе магнитофонную запись, зевнул, но не сдвинулся с места.

             --- Агат, не надо меня разыгрывать втемную. В шифровке речь шла о двух исполнителях --- обо мне и о тебе. Представь, что меня возьмут за воротник и заставят говорить. У меня должна быть какая-то версия. Сегодня и завтра может произойти все, что угодно.

             --- Если Вашингтон все спланировал верно, ни черта не произойдет! Я тебе уже говорил, что работаю только под гарантию.

             --- Какие к хренам новые гарантии тебе нужны? Старикашка уверен, что только что проконтачил с амстердамм филиалом Кэй-Джи-Би. Ты сам выстроил эту комбинацию, все концы сошлись, а теперь зачем-то тянешь резину.

             --- Дождик, дождик, уходи. И назавтра приходи. Крошке Харри угоди!.. --- Произнеся детскую присказку, Скафилд вернулся к своему наблюдательному пункту у окна. --- Понимаешь, дружок, можно годами учиться в спецшколе, можно выслушать тысячи остро полезных лекций, можно поднакопить кой-какой практичей опыт. Но все это хрень по сравнению с главным правилом игры. --- Он поднес окуляры к глазам и вперил свой взор в далекую линию горизонта. --- Когда тебе все ясно, ищи новые темные места. Меняй местами инь и янь. Учись думать, как думает твой противник. Не пытайся выдать свое представление о враге за его истинные намерения. Проникни в его мысли. Это тяжело, уже потому, что легко убедить себя, будто ты уже разгадал вражее намерения.

            Молодой агент даже не пытался скрыть свое возмущение и раздражение.
             --- Ну и к чему эти разглагольствования?  Мы только что получили все необходимые доказательства.

             --- Вот как? Ну хорошо, положим, ты прав: старик попался на удочку и подумал, что он вступил в контакт со своими разведчиками. Птичка вот-вот полетит на свою любимую русскую родину. Ее застраховали от всех рисков. Она действует в одиночку и потому никто не может ее выдать.   
 
              --- Все правильно, так он думает…

              --- Тогда почему же у него такой несчастный вид, а? --- Скофилд перевел бинокль на гладь канала, всю в солнечных бликах. --- Кстати, в полночь я меню свой псевдоним. Будешь меня называть теперь Бреем.
             --- Хорошо, Брей. Как хочешь, Брей!





              Непогода в одночасье отыгралась на амстердамцах  за недавнее солнечное приволье. С моря на город удавом навалился туман с морозной моросью. Ночное небо закрыла непроницаемая угрюмая пелена. Тускло мерцающие огни большого города не были видны в десяти шагах. Свободен от прохожих был мост, в канале не сновали катера и яхты, туман прятался в подворотнях и кронах голых деревьев. Когда циклон с Северного моря достиг южной границы страны, часы на ратуше пробили три раза.

              Скофилд невидимкой стоял на западном конце старинного каменного моста Кройцебрюгге. Спина его опиралась на массивную железную решетку, левая рука держала транзисторный передатчик, настроенный на прием, правая рука в кармане ласкала нагретое теплом тела дуло пистолета 22 калибра, внешне похожего на безобидную хлопушку, которой судьи на олимпиаде дают старт бегунам. Пистолет был снабжен проверенным в деле глушителем и на близком расстоянии поражал мишень точно, безошибочно и наверняка.

              В двухстах ярдах восточнее в парадном подъезде дома на Сарфатистаат скрывался юный помощник Брея. Русскому старику другого пути нет, как пройти мимо Харри. Когда это произойдет, Харри нажмет кнопку своего передатчика. Получив сигнал, палач Брей стартует из засады.  Жертва пройдет сто ярдов по мосту, окажется на самой его середине, убийца пожмет ему руку, вложит в карман его пальто водонепроницаемый пакет и довершит задание несколькими выстрелами.

             Через денек-другой пакет дойдет до адресата. В амстердамском офисе Кэй-Джи-Би будет прослушана пленка, русе несколько раз посмотрят кинопленку, отснятую на спай-квартире на Кальверстраат. Так Советы получат еще одну зуботычину, а в Кэй-Джи-Би начнется паника и перетряска.

              И виновных никто никогда не найдет --- такие акции планируются не для того, чтобы кто-то мог поймать виновных. Скофилд подумал о бренности и суете сует: безнаказанность всегда рождает цинизм, бесконечное повторение одной и той же акции притупляет чувства, стирает новизну эмоций и ощущуений.

               «Что там бормотал мой малыш?  Какая разница? К чему эти разглагольствования? Хорошие вопросы задает паренек. Ну что? Теперь никакой разницы нет. Разглагольствовать некогда».   

                Скофилд вытер лицо тыльной стороной левой руки и попытался успокоиться. Но иглы тайных сомнений продолжали терзать его сознание и подсознание. Нет, совесть давно спала --- ее сменил прагматизм. Если прием сработал, значит, он был нравственным, если прием не дал нужных результатов, значит, он был непрактичным и, следовательно, аморальным. Кто это говорил «Нравственно все, что помогает достигнуть поставленной цели»? Платон? Ленин? Макиавелли?  Какая разница?!

                Но утилитаризм --- не самый лучший метод жизни. Практична ли казнь врага? Получит ли в результате Кэй-Джи-Би самый лучший урок, который заслуживает? Стоит ли смерть старика, который отдал жизнь космическому кораблестроению,  всех этих рисков, денег, нервов, капканов?

                Глупость какая, овчинка всегда стоит выделки. Шесть лет назад этот советй инженер сбежал на Запад, когда в Париже проходила международная космическая выставка. Он запросил и получил убежище в США. В Хьюстоне его приняли по-брат, дали работу, дом,  защиту от прежних хозяев. Впрочем, его научно-техничей потенциал оказался не таким уж  мощным. Русе отшутились от скандала, заявив, что запутавшийся в идеологичех терзаниях пожилой профессор, не получивший должной оценки в СССР, по достоинству будет оценен в капиталистичех лабораториях с их буржуазно-низкими критериями. Вскоре о перебежчике все забыли.

                И вдруг восемь месяцев назад совете станции слежения с тревожной частотой начали создавать помехи для амриканх спутников-шпионов. Советы начали прибегать к изощренной маровке наземных объектов. В Вашингтоне сложилось мнение, что русе заранее получили где-то информацию об орбитальных координатах американх спутников.

                Подозрения подтвердились. Горячий след привел контрразведчиков к забытому всеми хьюстонскому гостю. Последовала несложная операция. В Амстердаме была созвана международная научно-практическая  конференция, посвященная именно тому узкому кругу вопросов, исследованием которых годами занимался русй ракетостроитель. На казенном авиалайнере его доставили в Голландию, а дальнейшей судьбой предателя занялся Брэндон Скофилд, атташе из отдела консульх операций.
 


             
             Скофилд уже давно раскрыл секрет шифра, с по мощью которого общались между собой сотрудники резидентуры Кэй-Джи-Би в славном городе Амстердаме, равно как их пароли, явки и способы связи. Овладев этой информацией, Скофилд сначала удивился поведением старика при контактах со своими товаричами. С течением времени его удивление переросло в чувство тревоги. Реакция старика напоминала что угодно, но не чувство облегчения. Шесть лет он балансировал на грани разоблачения и теперь имел все основания по окончании операции получить почет, благодарность правительства, комфортную старость. Все это Скофилд указывал в своих донесениях о перехватах русх шифровок.

             И вместе с тем, старик совершенно не был похож на счастливого человека. В своем хьюстонском окружении русй перебежчик оставался одиноким как перст. Скофилд запросил у начальства сверхсекретное досье на ракетчика, столь подробное, что в нем  регистрировалась не только мимика старика, но даже его перистальтика. Хьюстонское досье еще раз указывало на старика как на «крота», тайного вражеского агента, но не более того. Это обстоятельство еще более настораживало Скофилда. Даже у крота в природе есть какие-то личностные связи с окружающим миром, но хьюстонй «крот» как-то уж сильно самоизолировался.

              Скофилд интуицией чувствовал: что-то тут не так. Однако его боссы решили иначе: двойная игра должна быть разоблачена, а хозяевам «крота» должен быть преподнесен предметный урок.

              Приемник в руке Скофилда издал резкий хныкающий звук, повторившийся ровно через три секунды. Скофилд нажимом кнопки подтвердил получение сигнала от Харри. Спрятав приемник во внутренний карман, он принялся ждать.

              Не прошло и минуты, как из стены тумана и мороси показалась согбенная фигура. Тусклый свет уличного фонаря бросал на старика зловещую подсветку. В походке его чувствовалась опаска, странным образом сочетавшаяся с мучительной решимостью. Так пациент идет с больным зубом к дантисту, желая встречи с врачом и оттягивая ее до последней возможности. В данной ситуации подобное поведение было лишено малейшей логики.

               Брей глянул вправо от себя. Как и можно было ожидать, улица была тиха и пустынна. Ни одной живой души и не могло появиться в столь поздний час на этой окраине города. Просканировав пространство слева, Скофилд неспешно двинулся к середине моста, к месту условленной встречи. С другого конца моста шаркающей походкой шагал старик, старясь теперь держаться поближе к левому парапету, где три фонаря были предусмотрительно разбиты его товаричами.

                Морось перешла в дождь. Холодные капли стучали по старинной брусчатке мостовой и по полям шляпы Скофилда. Старик, первым вышедший к точке рандеву, положил руки на заградительную решетку и устремил свой взор на темную водную гладь. Воспользовавшись нарастающим шумом ливня, Скофилд покинул тротуар и в несколько шагов оказался за спиной русского перебежчика. На ходу он ощупал левой рукой лежавший в кармане круглый контейнер диаметром не более двух дюймов или пяти сантиметров. Минибобина была надежно упакована в пленку, обработанную спецсоставом: при попадании на нее воды, пленка через полминуты становилась сверхклейкой и ее можно было снять с одежды только при помощи ножа или бритвы. Эта послыка с аудио- и киноматериалами предназначалась для амстердамского филиала Кэй-Джи-Би.

                --- Плохая ночь, стары приятел! --- сказал Скофилд в спину старика, одновременно доставая пистолет.

                Старик вздрогнул всем телом, обернулся.

                --- Зачем вы настояли на этой встрече? --- произнес он хрипло по-рус. --- Что-то случилось?

                Он хотел спросить что-то еще, но вдруг увидел оружие в руке Скофилда. Гримаса ужаса исказила его лицо.

                --- Похоже, я для родины потерял всякую ценность? Ну что ж, товарич, стреляй. Окажи мне такую добрую услугу.

                Скофилд не отрывал взгляд от лица противника. От его глаз не скрылось нечто, что ему уже приходилось видеть раньше: полная апатия перед лицом смерти.

                --- Послушай, ---  сказал он по-англий, --- Ты активничал целых шесть лет, но, к сожалению, не в нашу пользу. Где же была твоя благодарность за гостеприимный прием?

                --- Так ты --- американец… --- Старик кивнул головой. --- Я кое о чем догадывался. Подготовленная второпях липовая конференция в Амстердаме по вопросам, которые удобнее было бы обсудить в Хьюстоне. Слишком легко ваши компетентные органы позволили мне покинуть США. Ехал я, вроде, вполне легально, но без особой помпы. Охрана, сопровождавшая меня в пути, в Амстердаме вдруг стала не такой строгой и настойчивой. С другой стороны, все шифровки были написаны и посланы безукоризненно, все пароли ты знаешь и по-рус, приятель, ты говоришь, как коренной москвич.       

                --- У меня работа такая, а вот чем занимаешься ты?

                --- Перестань… Раз ты здесь, зна
чит, ты обо всем давно догадался.

                --- Зачем ты занимался этим?

                Старик улыбнулся невесело.

                --- Да уж нет… Больше того, что ты уже узнал, ты от меня не услышишь. Когда я просил тебя об услуге, я был вполне искренен. Ты --- мой
листок!

                --- Ты хочешь с помощью меня решить свою проблему. Какую?


                --- Прости, приятель. Больше я тебе ничего не скажу.



                При свете уличного фонаря блик заиграл на стволе пистолета, выхваченного Скофилдом. Старик смотрел в дуло пистолета, глотнув воздух ртом. Страх вернулся в его глаза, но он не дрогнул, не произнес ни звука. Скофилд медленно поднял пистолет и ткнул его под левый глаз ракетчика. Тело русского содрогнулось, но он продолжал хранить молчание.

                Брей почувствовал, как тошнота подкатывает к его горлу.
 
                Какая разница, Агат?..

                Ты прав, Харри, теперь нет никакой разницы! Изменилась только общая ситуация.

                Но русе все равно должны получить урок…


                --- Убирайся отсюда! --- приказал он старику, убирая оружие.

                --- Что-что?..

                --- То, что слышал… Пошел отсюда прочь! Ступай на Толстраат --- на этой улице под прикрытием конторы, которая торгует алмазами, сидят любди Кэй-Джи-Би. Фирма «Диамант Бруустээн» принадлежит некому Хасидиму. Дуй туда немедленно.

                --- Ничего не поним аю, --- пробормотал старик чуть слышно. --- Опять какой-то фокус…

                --- Мать твою так! --- взорвался Брей. Нервная дрожь сотрясла и его тело. ---   Сделай так, чтобы я тебя больше не видел!

                После секундного колебания старик оперся на перила, выпрямился, повернул к Скофилду согбенную спину и вдруг побежал, шлепая по лужам в том направлении, откуда пришел.

                --- Скофилд!!! --- сквозь ливень донесся до Брея отчаянный крик напарника, к которому стремительно приближался русй ракетчик. --- Скофилд, что ты творишь?

                --- Пропусти его! --- ответил Брей во весь голос.

                Либо команда Скофилда прозвучала слишком поздно, либо Харри не расслышал ее из-за шума дождя. За темной пеленой ливня три раза прозвучал резкий хлопок. С гримасой отвращения Скофилд увидел, что старик спотыкнулся и тело его бессильно повисло на оградительной решетке моста.

                Харри был профессионалом и потому его действия были быстры и четки. Он произвел контрольный выстрел в затылок и одним рывком перебросил труп через решетку. Слышно было, как тело старика плюхнулось в канал.
                Ну и в чем разница?

                Теперь ни в чем. Теперь-то совсем ни в чем.

                Скофилд повернулся спиной к сцене трагедии и направился к восточному выходу  с моста. Пистолет свинцовым грузом оттягивал карман его пальто. Сзади нарастал топот торопливых шагов. Скофилд почувствовал смертельную усталость. Больше всего ему не хотелось в этот момент снова увидеть Харри и услышать его наглый голос.

                --- Брей, ты куда? Какая аура на тебя нашла? Он же мог свалить.

                --- Но ведь не свалил, --- парировал Скофилд, прибавляя шаг. --- Уж ты постарался.

                --- Ты чё? Совсем уже? Что с тобой, дружище?

                Харри, шагавший слева от суперагента, прищурился, увидев, что Скофилд сжимает в руке контейнер в непромокаемой упаковке. --- Господи Иисусе, ты так и не подложил ему пленки в карман?

                --- Пленки? - автоматиче переспросил Брей и наконец осознал, что до сих пор несет контейнер.  Небрежным движением он бросил контейнер на парапет моста.
                --- Ты что делаешь?

                --- Пошел к черту! --- спокойно произнес Скофилд.
                Харри остановился как вкопанный, а Брей продолжил путь. Через несколько секунд молодой человек обогнал Скофилда и вцепился в его плащ.

                --- Это что получается? Ты специально отпустил его?

                --- Руки убери!

                --- Нет уж, погоди. Я не позволю тебе…

                Фраза осталась недоконченной. Брей схватил парня за большой палец и повернул его по часовой стрелке.

                --- Ты же мне палец сломал…

                --- Пошел к черту! --- повторил Скофилд, оставляя позади напарника и старинный мост.


                Встреча должна была состояться на втором этаже конспиративного дома неподалеку от Розенграхт. Гостиную обогревал камин, пылающая пасть которого готова была поглотить возможную стенограмму предстоящего совещания. Госдеп откомандировал в Амстердам ответработника, который намеревался допросить Скофилда непосредственно  на месте происшествия, рассчитывая получить те факты, которые дает только личный контакт. Чиновник понимал, насколько важно установить, что случилось на самом деле, тем более, что инцидент прошел с участием самого Брэндона Скофилда собственной персоной. Это был лучший агент спецслужбы, самый хладнокровный. В разведывательном сообществе США не было равных этому ветерану с двадцатидвухлетним стажем проведения таких сложных операций, какие только можно себе представить. С ним следовало обращаться крайне осторожно и только на его территории. Скофилд не принадлежал к той категории агентов, которых отзывают для разбирательства домой по первой же жалобе кого-то из подчиненных. Во-первых, он был слишком крупным специалистом, Во-вторых, в ходе операции произошло действительно нечто неординарное.

                Скофилд, в свою очередь, прекрасно представлял себе весь этот комплекс обстоятельств. Юного Харри вывезли из Амстердама на следующее же утро после происшествия на мосту, при чем сопровождающие позаботились, чтобы агент даже случайно не попался на глаза Скофилду. В посольстве даже осведомленные о ЧП люди вели себя по отношению к атташе Скофилду так, словно ровным счетом ничего не случилось. Ему предложили отдохнуть несколько дней от работы, а потом встретиться с человеком, который прилетит из Вашингтона, чтобы решить какой-то рабочий вопрос, связанный с Прагой. Тем паче, что Скофилд был опытным «егерем» в чехословацком охотничьем «заказнике». Шифровка о визите проверяющего была составлена именно в таком духе.

                Эта уловка была явно шита белыми нитками. Могли бы придумать что-то поумнее. Скофилд был уверен, что любое его перемещение по Амстердаму строго контролируется. «Компания» наверняка отрядила для слежки несколько группа. А если он хотя бы приблизится к конторе, торгующей бриллиантами на Толстраат, его обязательно пристрелят.

                В конспиративный особняк Скофилда впустила горничная неприметного вида и неопределенного возраста. Женщина была твердо уверена, что дом принадлежит пожилой чете, которая платит ей жалованье. Скофилд сказал, что у него назначена встреча с хозяином дома и его адвокатом. Горничная кивнула головой и молча провела визитера в гостиную на втором этаже.

                Хозяин-пенсионер был на месте, а вот человек из Госдепа блистал своим отсутствием. Когда горничная закрыла за собой дверь, старик предложил следующий план:

                --- Я подожду несколько минут, а потом покину вас. Я буду в своих покоях. Если вам что-то понадобится, нажмите кнопку на телефонном аппарате. Кнопка связана со звонком в верхней комнате. 
   
                --- Благодарю вас, --- сказал на это Скофилд. Голландец чем-то напомнил ему русского старика на мосту. Пенсионеры не должны играть в шпионов. --- Мой сотрудник скоро прибудет. Уверен, что нам ничего не понадобится.

                Хозяин кивнул головой, поднялся и ушел к себе. Скофилд прогулялся по комнате, остановился перед книжными полками, бесшумно провел пальцами по корешкам. Брей вдруг поймал себя на мысли, что ему совершенно не хочется читать даже названия. Более того, он не видел даже букв. Его поразило, что в эту минуту ему абсолютно ничего не надо. Ему здесь не холодно и не жарко, он не чувствует  ни боевой злости, ни отрешенности. Полнейшая апатия! Он чувствовал, точно какое-то облако окутало его, притупило ощущения, усыпило восприятие мира. Он подумал о том, что скажет человеку, который пролетел три с половиной тысячи километров, чтобы допросить его. Наплевать, что-нибудь скажу.

             Он услышал шаги человека, который поднимался по лестнице.. Хозяин, похоже, отпустил горничную и теперь сам контролировал ситуацию. Дверь открылась, на пороге появился посланец Госдепа.

             Скофилд сразу узнал гостя. Он работал в отделе планирования и текущего контроля. Этот специалист по стратегической разработке тайных операций был почти ровесником Брея, но более худощав, чуть ниже ростом. Он принадлежал к старой школе любителей экстравагантных галстуков яркой расцветки, наивно, полагая, что не выдает тем самым в себе амбициозную личность.
 
              «Сейчас начнется цирк… --- вздохнул про себя Скофилд.

              --- Брей, старый дружище! Как дела? --- почти прокричал гость, радостно протягивая руку для холерического рукопожатия. --- Бог мой, прошло почти два долбанных года после нашей последней встречи. Мне нужно тебе столько рассказать!

              --- Не может быть, --- сыронизировал Скофилд.

              --- Может, еще как может! Тут в Кембридже отмечали двадцатилетие нашего выпуска, ну я натурально отправился туда и на каждом, слышь, на каждом шагу! Встречал твоих друзей. Честно сказать, я так опарафинировался, что сейчас даже и не помню, какую чушь я им врал про твои занятия. Одному твоему кореше я сказал, что ты работаешь в Малайе экспертом по импорту-экспорту, другому сбрехнул про консультанта-переводчика в Папуа-Новой Гвинее, третьему наболтал, что ты служишь помощником первого секретаря в Канберре. И прочая такая хрень.

             --- Я не понял, Чарли. А что вызвало такой интерес к моей скромной особе?
            --- Во-первых, все знают, что мы с тобой трудимся в Госдепе. Во-вторых, мы же с тобой корешились в универе. Сколько ви было выпито…

            --- Стоп! Мы с тобой никогда не корешились. Полагаю, ты относишься ко мне с такой же антипатией, с какой я отношусь к тебе. И мы с тобой ни разу в жизни не пили брудершафт.

             Холерик замер, как вкопанный. Широкая улыбка уползла куда-то с его
губ.
              --- Хочешь играть по-крутому, Брей?

              --- Хочу играть по-честному.

              --- Скажи, что там случилось?

              --- Где и когда? В Гарварде?

              --- Не дури, ты прекрасно знаешь, что я говорю о прошлой ночи. Что там произошло?
              --- Это тебе лучше знать. Это ведь ты запустил всю эту операцию в действие.   

              --- Мы установили серьезную утечку информации из Хьюстоновского центра. Кто-то годами сливал в Москву первортные данные. В результате наши средства контроля за Советами из космоса оказались не эффективнее, чем детская погремушка. Нам нужно было подтвердить наши подозрения и именно ты вывел нас на след. Ты знал, как нужно поступить с мерзавцем и вдруг… отошел в сторону. Что за хрень?
             --- Просто хрень и все.

             --- Ничего себе! Когда тебя вывели на чистую воду, ты изуродовал руку напарнику, товарищу по общей борьбе!

              --- Ну да, изуродовал. Вообще-то на твоем месте я бы сам избавился от этого типа. Отправь его куда-нибудь в Чили. После того, как твои ребята навели порядок в Сантьяго, этот фраер не сможет много там напортачить.

              --- Что ты несешь?

              --- Да знаю, что ты его пальцем не тронешь. Вы с ним, Чарли, почти два сапога пара. Ему тоже хоть кол на голове теши. Берегись, однажды он тебя подсидит и сядет в твое стратегическое кресло.
              --- Ты пьян?
              --- К сожалению, я трезв, как огурчик. Хотел было напиться, но у  меня пониженная кислотность. Конечно, если бы я знал, что в качестве контролера пришлют тебя, я бы  после тяжелой внутренней борьтбы отпустил вожжи и дал волю своему алкогольному инстинкту. Я бы это сделал в память о наших старых добрых студенчех деньках.

              --- Если ты не пьян, следовательно, у тебя крыша поехала.

              --- Фундамент больно накренился, вот она и поехала. Если бы вы, хреновы планировщики, не трогали фундамент, моя крыша была бы на месте.
              --- Может, прекратишь наконец этот трёп?

              ---  Ты отстал от жизни. Теперь говорят не «треп», а стёб, а лично я предпочитаю идиому «словесный понос».

               --- Всё, с меня довольно! Твои действия… Точнее, твои бездействия в критической ситуации подорвали позиции национальной контрразведки.

               --- А теперь сам прекрати стебаться! --- проревел Скофилд, набычив голову и надвигаясь на человека из Госдепа. --- Я сыт по горло твоими
откровениями. Ничего я прошлой ночью не подорвал. Это вы напортачили черт те знает что! Я имею виду не только европейе филиалы, но и всех плановщиков за океаном. У себя на рукаве вы обнаружили эрзац-утечку информации и решили заткнуть ее с помощью трупа! А теперь пойдете в сенатскую комиссию по делам разведки и отрапортуете об очередной своей победе на невидимом фронте…

               --- Погоди, Брей. О чем ты толкуешь?

               --- Я толкую о старике, который перебежал на нашу сторону. Да, чьи-то руки до него дотянулись даже в Хьюстоне, но прежде всего он был ценным дефектором!

               --- Это какие же, пардон, руки до него дотянулись?

               --- Сам не знаю, но читая сверхсекретное досье старика, я заметил, что в нем чего-то не хватает. То ли это жена дефектора, которая вовсе не умерла, а прячется в тайном месте. А может, это его внуки, через которых на него можно было нажать, а ваши люди даже не позаботились навести справки о внуках. Черт его знает, что там тут не так. Понимаешь, Чак, Советы взяли кого-то из дорогих ему людей в заложники и потому он совершил то, чего от него добивались. И результате я превратился в его листок.

         ---- Прах тебя побери, Чак… Учи русий язык. Ты ведь считался экспертом по руссистике!

          --- Брось трепаться. При чем тут мои успехи в русистике.? Ну да, я эксперт-руссист и что? У нас ни единого намека на то, что на ракетчика-перебежчика из Москвы оказывали давление. Он ни словом не выразил тревогу за судьбу своих близких, оставшихся в СССР. Следовательно, это был надежный советй шпион, который работал в охотку, а не по принуждению. Факты, давай факты!

          --- Фак ю, Чак! Даже такой идиот, как ты, должен знать, как скрываются следы и улики. Если старик был достаточно умен, чтобы устроить свое бегство на Запад, он тем более знал, как устроить дымовую завесу вокруг большевистского шантажа. Старик полагал, что время работает на него, но тут он что-то не рассчитал. Его личная тайна (тайны?) была раскрыта чекистами. Вот тогда-то они его и достали. Достаточно внимательно просканировать его досье, чтобы понять это. Он вел аномальный образ жизни. Даже для перебежчика и ракетчика это уж совсем ни в какие ворота.

           --- Мы тоже читали его досье и отвергли эту гипотезу, --- с чувством произнес Чарли. --- Старик был эксцентриком --- вот и все!   

           --- Ну да, помер Максим и хрен с ним. Поклали в гроб и мать его хлоп… --- Скофилд запнулся и поднял глаза на бывшего однокашника. --- Погоди-ка, Чак. Вы отвергли что? Старик был эксцентриком? Что же получается? Вы сами вышли на его тайну и тем не менее послали старика на смерть? Ведь его можно было какое-то время использовать вслепую, ему можно было скармливать любую дезу. А вы предпочли… окончательное решение вопроса. Хотели выслужиться перед начальством? Вот, дескать, какие мы белые и пушистые,  эффективные и успешные… Двойного агента используют, а не замачивают! Вы просто не умели начать долгую игру в дезинформацию, поэтому промолчали о своих подозрениях и вызвали двух палачей, чтобы спрятать все концы в воду амстердамского канала.

            --- Возмутительная напраслина и ложь! Ты никогда не сможешь доказать, что русе достали хьюстонского беглеца.

            --- Зачем же мне доказывать это, когда я теперь знаю наверняка!

            --- Откуда же ты это знаешь?

            --- Я прочел это в глазах старика. Ты понял, сукин сын?

            --- Ты переутомился, Брей, --- сказал госдеповец с неожиданной нежностью и заботой в голосе. --- Тебе нужен отдых и релаксация.

            --- Вечный отдых на пенсии? --- поинтересовался Скофилд. --- Или уж сразу --- вечный покой в гробу?