Паша

Паша сидел угрюмый. Он только что подъехал к КП. Впереди уже стояло несколько машин. Сегодня колонна пойдёт на «проводку» (специальная операция для проезда по городу и зеленой зоне) первой. Машины двигались осторожно, стараясь не съехать с колеи, которую протралил тральщик ещё с утра и  вытягивались в ленточку за шлагбаумом. Там за шлагбаумом шла работа. Боевое охранение занимало позиции, артиллерия со стороны аэропорта утюжила зелёнку, работали пулемёты секретов. Ждали команду на начало движения. Поход явно не удался, по крайней мере , для него. Все началось еще там, на дежурном пункте в Шиндандте. Не завелась машина, пришлось устранять неисправности, и впопыхах он оставил противогаз на стоянке. Из-за этого дурацкого противогаза чуть не остановили всю колонну: начальник ДП грозился доложить кому следует, и ротного могли наказать. Рота осталась стоять на ДП(диспетчерский пункт), А  Паша рванул  пешком назад – за три километра – за противогазом. Остальные в это время показывали содержимое вещмешков, в которых было много всякой всячины, необходимой военному водителю в пути, начиная от зубной щетки и комплекта сменного белья и кончая сигнальными шашками и шашкой черного дыма для маскировки. Бронежилет, магазины, патроны россыпью, все это снаряжение весило около пятидесяти килограммов. Стоять в строю с этим грузом на жаре – своеобразная пытка.

Наконец противогаз был найден, осмотр закончен, и колонна медленно тронулась в путь. За сутки надо пройти 100 километров. Светлое время заканчивалось в шесть часов вечера. После чего все ДП на трассе закрывались, а все движущиеся объекты обстреливались, и доказать, что ты свой, было проблематично. 100 километров для лихачей – не расстояние, но там на дорогах Афганистана, это долгий путь. За годы войны единственная дорога не раз минировалась и обстреливалась, утюжилась танками, и превратилась в своеобразную полосу препятствий. Местами дорожные плиты были подорваны с обеих сторон  и края эти были острые. От чего  машину подкидывало даже на малой скорости так, что головой ударялся в потолок, к цепи, которыми крепились бочки, рвало как нитки. Часть трассы превращалась в труднопреодолимое препятствие, и тянулась она на десятки километров. Больше двадцати километров на перевал, а потом с него, прыгая с плиты на плиту, со скоростью пешехода, тащилась к первому ДП, где должны быть и обед, и ужин, и привал одновременно.

На этом сложном пути Паша и не подрассчитал скорость. Колеса полуприцепа слишком сильно ударились о торчащую плиту и сбили реактивные штанги. Мосты полуприцепа сошлись вместе, и колеса, прижавшись друг к другу, не смогли крутиться. Ремонт был сложный и техзамыкание потратило на него много времени. Они вышли из зоны связи, а этого допускать нельзя. Колонну надо было останавливать, а значит, выставить охранение и доложить обстановку на ДП. В общем, заморочка. А виновник опять он, Паша.

Включив заднюю передачу, он кое-как сдвинул автомобиль назад, так, чтобы плита не мешала работать, и расстроенный стал ждать ремонтников. От них зависела судьба Паши. Если будет установлена вина водителя, то ему несдобровать. Дело в том, что многие водители, чтобы не работать на стоянке, не устраняют поломок,  выезжали с поломками и делали вид будто машины ломаются  на трассе, где починку производят ремонтники. Это позволяет водителям сачковать, но очень замедляет движение. Однажды из-за ремонта машины очередного сачка ремонтники сильно отстали, вышли из зоны связи и были обстреляны. Чудом им удалось вырваться…

Наконец-то показались зенитка и машины техзамыкания. Пашиной вины ремонтники не обнаружили, но в караул он все же попал. По уставу в караул в целях наказания ставить нельзя, поэтому называли его по-иному: боевой патруль.

Пока на кухне варилась каша, водители осматривали автомобили, устраняли поломки, клеили камеры, бортировали колеса, проверяли крепление бочек и выполняли много других мелких работ. Один час выделялся на речку. После 10-12 часов езды, когда жара в кабине доходила до 60 градусов, когда прикосновение голой руки к двери могло вызвать ожог, когда куртка под бронежилетом от пота становилась как панцирь, запрет на купание был одним из видов наказания. Паша догадывался, что купаться ему сегодня не придется, а вот охранять колонну придется именно ему. Помывшись под умывальником и замочив в тазу куртку, он слонялся вдоль колонны. Ему надо было обеспечить сохранность колес, керосина и прочего ценного имущества, на которое охотников было много. Ночью – один час в боевом патруле. Целый час недосыпа. А в полпятого опять подъем, завтрак и снова 12 часов пути.

Утром зашли в пустыню. Пустыня – это плоская местность между горами, где колонны собирались и дожидались «проводки». Охранялась «пустыня» батальоном охранения. Оттуда до Кандагара всего 12 километров. Но половина из них по «зеленке». Там – беспредел. Туда ходят люди, которые зарабатывают на стрельбе. В «зеленке» и Кандагаре обстреливали часто и плотно. Он, водитель, - кабан в тире, в которого на приз стреляли все кому не лень. Иногда даже прорывались банды, и охранение не могло их отбить. На предельной скорости надо проскочить, чтобы выехать к конечной цели маршрута – аэродрому.

В этот раз и тут, в пустыне, было все не слава Богу. Обычно стояли в сухом русле реки, на гальке. Но когда колонна стала туда сворачивать, попали под минометный обстрел. Сначала Паша не понял, в чем дело. Но когда машина ротного начала носиться зигзагами, а остальные разъезжаться вправо и влево, догадался. Хорошо, что было куда драпать, - пустыня. Отошли на километр дальше. Лёс, пыль по щиколотку. Каша досталась с песком, да и спать неприятно: пыль прилипает к потному телу. Речки здесь не было и вся радость это просто умыться.

Колонна начала выдвигаться к КП, до которого было километра три. Паша подъехал к стоящей впереди машине. Солнце еще не поднялось. Клонило в сон. Он хотел прикорнуть на руле, но услышал крики. Выскочив из машины, увидел: стоящий за ним «КамАЗ» горит, точнее, горят два средних колеса. К машине подбежали солдаты, водитель. Еще вечером ротный обнаружил, что у его машины клинят колеса – приказал устранить неисправность. Паренек снимал колеса, где-то там копошился, но, похоже, сымитировал работу. А теперь колеса горели. Солдаты кричали, кидали пыль на колеса. Подбежал ротный и командир взвода. Надо было вытащить машину из-под полуприцепа и отогнать от колонны. Если всё это вспыхнет и рванёт То это будет море огня и огромная куча железа.. Ротный орал, двоим солдатам дал пинка, но те не двинулись с места – боялись: сверху находилось 11 тонн уже теплого керосина, сбоку – бак с топливом. Все-таки один залез под платформу и начал опускать опоры. Тут взгляд ротного упал на Пашу. Приказал: «Паша, гад, давай!» И он, Паша, побежал, как будто давно ждал команды. Запрыгнул на площадку позади кабины и отсоединил тормозные шланги. Но надо еще расцепить сцепное устройство. Жар от горящих колес такой, что нагнуться туда невозможно. Он все делал как в тумане. Откуда-то приходили команды – он их выполнял. Помнил, как спрыгнул обратно, как кто-то замотал его руку тряпкой, залез вновь на платформу, отогнул стопор, а другой рукой дернул ручку сцепного устройства. Запахло горелыми волосами. Обожгло брови. Видел, как вышел и зафиксировался штырь, как загорелась тряпка на руке. Потом его выдернули из-под платформы и бросили в пыль. Машина выскочила из-под прицепа и отъехала. Там уже стояла кухня, и солдаты, кто водой, кто золой тушили колеса.

Паша сидел и тупо смотрел на дымящиеся колеса. Рука была обожжена несильно, так – краснота, но саднила. Санинструктор притащил ведро воды, засунул туда его руку. Подошел ротный. Сел рядом.

-Спасибо, Паша! - сказал он. – Спасибо!.. Скажи-ка мне, Паша, кто же ты, русский солдат Паша, урод или герой?

И было Паше на душе приятно.

-Наверное, я – героический урод, - ответил он.

А «проводка» не удалась. «Духи» прорвались и замочили боевое охранение. Колонна вернулась в пустыню, чтобы завтра снова войти на КП.