Железное кольцо! Детство! Часть третья!

   После того случая, который произошёл первого сентября, мы стали чаще заглядывать к матери с Полинкой. Но однажды, подойдя к двухквартирному дому, который выглядел, как после бомбёжки, я оставила сестрёнку на улице, а сама направилась в дом своей матери. Вольно, или невольно, но моё, совсем ещё молодое, сердечко, начало сильно колотиться. Всё в доме было в ужасающем состоянии. Двери, окна и даже полы давно освободились от краски, ни о какой уборке здесь речи и не было. Соседи по дому съехали, и теперь там гулял ветер сквозь разбитые стёкла окон, вырванных, дверных проёмов. Квартира матери выглядела не лучше. Многие окна были забиты просто плёнкой, дверь еле держалась на вывернутых петлях, в комнатах, то тут, то там, лежали мужчины и женщины, от которых несло страшным перегаром. Мать сидела на полуистлевшем диване и общалась с ещё не старым мужчиной, который пытался что-то с ней сделать, но у него ничего не получалось, отчего мать только смеялась, находясь в весёлом настроении.
   
   Заметив меня, она протянула мне бутылку, в которой ещё был самогон и, улыбнувшись, произнесла, заикаясь через слово. – Ларочка! Не желаешь, с нами развеется? Смотри, какие мужчины возле моих ног! Могу и тебе, кто по моложе, подогнать!
   
   Я стояла и смотрела на это чуждое существо, которое, когда-то, совсем недавно, мы называли своей мамой, и мне стало больно, обидно и, мало того, я почувствовала, как жалость к самой себе, стала переполнять моё сердце. Я заплакала и, повернувшись, ничего не ответив, матери, выбежала наружу.
   
   Я пыталась расстегнуть свою блузку, потому что стала задыхаться. Мне не хватало воздуха и я, чувствуя, что могу упасть прямо здесь, схватила Полинку за руку, и припустила от этого дома, дома, который навсегда для меня стал чужим. Да и не осталось там больше никого и ничего, чтобы вернуло меня туда.
   
   Я бежала и захлёбывалась своими собственными слезами, а Полинка едва поспевала за мной и тоже хныкала, посматривая на меня, ничего не понимая. У меня даже мысль, промелькнула – какая же ты умница, сестричка, что ещё не можешь понять всего этого.
   
   В моей душе, которая горела огнём, боролись несколько чувств. Там была ненависть, жалость, любовь, страдание, крах нашего детства, которое давно уже для меня закончилось, хотя ещё и продолжалось. Я ненавидела свою мать, и в то же время, любила и жалела, но отлично понимала, что ей уже никто и ничем не поможет. Именно это обстоятельство и вывело меня, мой, по сути, ещё детский организм, из равновесия. Я мечтала сейчас лишь только об одном, чтобы скрыться в своей спальне и упасть на кровать.
   
   Что случилось, деточка? – спросила взволнованно тётя Аня, едва мы переступили порог дома. – Господи! Да на тебе лица нет! Что с тобой, Ларочка? Обидел кто?
   
   Да нет, баба Аня! – отозвалась Полина и дёрнула её за рукав. – Просто Лариса зашла к маме, и тут же выбежала вся в слезах, вот и всё!
   
   Ой, Господи! – промолвила на это тётя Аня и уселась на своё любимое кресло, стоящее напротив телевизора. С него ей было видно, что происходит во дворе и на улице.
   
   Ну надо же на ваши головы такая напасть! И за что вас Господь наказывает? Ну и наказывал бы их, непутёвых! - произнесла она, тяжело вздохнув.
   
   После этого, она стала вытирать кончиками платка свои слёзы, всхлипывая, как маленькая девочка, отчего Полине стало, вдруг, забавно и она рассмеялась, думая, что бабушка Аня, как она её называла, просто играет с ней.
   
   А бабушка Аня, посмотрела на Полину, обняла её и, прижав к своей груди, продолжила. – Это хорошо, что ты ещё ничего этого не понимаешь, а то, вот так бы, как Ларочка, лежала бы на кровати да плакала от обиды и не справедливости.
   
   Я слышала, как они разговаривали, но мне, в тот момент, казалось, что всё это где-то далеко и совсем не то, что было у меня на душе. Я находилась в таком состоянии как будто железные обручи, кольца, стянули мою грудь, отчего мне и было тяжело дышать.
   
   Откуда мне тогда было знать, что, в тот момент, я получила сильнейший, нервный срыв, который вообще, просто на просто, мог меня убить, но всё обошлось. Видимо та закалка, та борьба, которую я вела последние годы со всеми стрессами и неприятностями, горем, потерями близких людей, да забота о сестрёнке, смогли перебороть тот недуг, который внезапно навалился на меня!
   
   Как бы мне не было жаль свою мать, но я решила больше к ней не ходить и, стиснув зубы, с ожесточением, продолжила подготовку к будущей жизни. Мне необходимо было окончить школу, и получить аттестат, а дальше я для себя уже наметила, чем буду заниматься. Ни единого дня я здесь больше не останусь и уеду в город. Летом я должна была получить паспорт, а ещё через год, аттестат.
   
   После того, как сниму квартиру в городе, я заберу к себе Полину и устрою её в школу, а сама буду работать. Мне нравилась моя работа, и я была уверена в том, что своё место под солнцем я найду, чего бы мне этого не стоило. Мои одноклассницы уже, во всю, заигрывали с местными парнями, да и частенько с приезжими, которые довольно часто приезжали к нам на озеро. Я категорически отказывалась от их приглашений, ссылаясь на занятость. Они все постоянно обращались ко мне по поводу шитья, поэтому не приставали ко мне, понимая, что я не вру, и не увиливаю, чего не любят девчата. Лично меня это устраивало, тем более, что их гульни заканчивались пьянками и другими штучками. Никого из них уже не было девочек и, что самое интересное, они даже этим хвастались друг перед другом. В итоге некоторые из них, уже к шестнадцати, стали матерями. Я, напрочь, отвергла этот путь и, настырно, шла своим путём. Между собой, мои подруги, называли меня недотрогой и несмеяной, но уважали за мой талант швеи и модельера, поэтому, в открытую, со мной не шутили.
   
   Зима пришла страшной слякотью. Снег с дождём шёл чуть ли не до Нового года. К дню рождения Полинки я сшила ей красивое платьице, чему она была несказанно рада.
   
   После Нового года заболела тётя Аня и её положили в районную больницу, где она пролежала до конца января месяца, а мне пришлось ухаживать за всем хозяйством, готовить покушать, всё прибирать и ещё ходить в школу. Я для Полины всё больше и больше становилась матерью, и когда я укладывала её спать, она говорила мне – спокойной ночи, мама! Сначала я на это обижалась, но потом и сама к этому привыкла. Тем более, сейчас, когда тётя Аня оказалась в больнице.
   
   К матери я больше не ходила, только слышала всякие разговоры об этом доме, в котором устроили настоящий вертеп.
   
   С ума баба сошла! – говорили сельчане и, заметив меня, замолкали и крестили, когда я проходила мимо их.
   
   Меня все знали и принимали скорее, как взрослую, чем девочку, потому что я и с хозяйством управлялась по взрослому, и с сестрёнкой успевала всё делать, да ещё находила время, после занятий, заниматься шитьём. Многие из сельчан, в шутку, а потом и всерьёз, стали называть меня Лариса Ивановна, и эта шутка так укоренилась, что меня даже преподаватели в школе стали так называть.
   
   Тётя Аня вернулась из больницы уже вначале февраля, но ещё больше недели провалялась в постели, а потом всё наладилось, и она снова стала заниматься своим хозяйством, а я переключилась на шитьё. Ко мне стали приезжать из соседних деревень, и даже поступали заказы из города. У меня прекрасно получались почти все женские наряды и, если бы у меня было бы необходимое оборудование для работы, то я бы шила всё подряд, включая и вечерние платья. Особенно хорошо у меня получались брючные костюмы, шорты, бриджы и блузки. Платья и юбки я шила практически за один вечер. В своих блокнотах я нарисовала массу вечерних платьев, а также свадебных и бальных, предназначенных для выпускных вечеров, но из-за отсутствия оборудования, я и не могла их шить.
   
   Если бы не моё занятие, то я, наверное, сошла бы с ума, или, в конце концов, также деградировалась бы, как и мои родители. Полина вечерами пыталась мне помочь хоть в чём-то, но её детские попытки только мешали мне, и я усаживала её с тётей Аней и заставляла изучать английский язык.
   
   Вот вырастишь, пойдёшь в университет! – говорила я ей. – А там надо знать иностранный язык. А когда его закончишь, то ты должна свободно разговаривать на английском, потому что без этого ты никуда не сможешь устроиться работать в Москве.
   
   А мы что, будем жить в Москве? – спрашивала меня удивлённо Полина. – Я с бабушкой Аней хочу и с тобой!
   
   Мы только посмеивались над ней с тётей Аней, объяснять ей что-то было бесполезно.
   
   Ближе к весне я уже хорошо подросла, груди, хоть ещё и не очень большие, но уже хорошо заметные, упруго упирались в блузку, привлекая внимание парней. Фигура у меня тоже была отменная, ничего лишнего, но и кости нигде не выпирали. Всё моё было при мне.
   
   Однажды я вспомнила про мамины туфли и, достав их из коробки, примерила к своей ноге. Обув красные туфли на высоких шпильках, я подошла к зеркалу и даже ахнула от изумления. Моему взору предстала очень красивая, ладно сбитая девушка в красном, атласном платье и красных туфлях на шпильках. Туфли были практически новые, мама обувала их всего пару раз, но пока они были слегка мне великоваты. Через год моя нога должна плотно войти в них и тогда это будет класс.
   
   В доме никого не было, и я минут десять выкручивалась перед большим зеркалом, которое висело у нас в зале. Я специально его там повесила для клиентов, чтобы они могли рассматривать то, что мне заказывали. Я ходила по дому, привыкая к высоким каблукам. Мне безумно это нравилось, и я даже прослезилась от умиления.
   
   Увидев в окно идущую к дому тётю Аню, я быстро сняла туфли и спрятала их в коробке. После этого переодела и платье, а красное повесила на плечики в шкафу.
   
   Когда она вошла в дом, я снова сидела за машинкой и строчила. До вечера мне необходимо было пошить белый, брючный костюм тройку, одной даме из города, которая приезжала сама лично ко мне на своём мерседесе. По всему видно было, что она была важной персоной, и мне никак нельзя было подкачать с этим заказом. Материя была очень качественной и дорогой и я боялась испортить хоть маленький кусочек, стараясь урвать хоть чуть-чуть на юбку для Полины. Блузку и жилетку я закончила полностью, оставалось подрубить только брюки и наладить замок, да пришить пуговки из светлого перламутра на свои места.
   
   Женщина была лет тридцати пяти. Тёмные, ниже плеч, волосы, волнами лежали на плечах, отчего она смотрелась очень красиво и волнительно. Глаза у неё тоже были карими, как у меня, и когда мы с ней оказывались возле зеркала, где она и примеряла свой новый костюм, то она посмотрела на меня и улыбнулась.
   
   Ну, ты Лариса, будто моя дочь! – воскликнула она. – Прямо вылитая я, даже ростом почти одинаковы, немного ещё подрастёшь и подровняемся. Руки у тебя золотые, да и сама ты, я смотрю, работящая и сообразительная. Подрастёшь, и я тебя заберу в город, дам тебе ателье и будешь им руководить. Ты главное заканчивай школу.
   
   Если появятся проблемы, то сразу звони! – произнесла она и, поцеловав меня в щеку, уехала на своём мерседесе, оставив мне свои старые, но ещё практически новые вещи.
   
   Таких денег мне ещё никто не платил. Больше восьмисот рублей за такой костюм я не получала, а тут сразу две тысячи.
   
   Я их сразу же спрятала и принялась рассматривать её вещи. Она оставила длинную, красную юбку с валунами, а также короткий пиджак типа блузона, с короткими рукавами такого же цвета. Этот блузон мне практически подошёл, немного надо было прострочить выточки и будет как раз, а юбку я, конечно же, обрежу и прострочу. Сделаю её чуть выше колен, и будет замечательный костюм.
   
   За этим занятием меня и застала тётя Аня с Полиной. Они вернулись с огорода, где уже начали готовить землю под грядки. Снег уже почти весь сошёл, лежал только в лощинах, да кое-где в лесу, вот они и убирали весь мусор, скопившийся за зиму.
   
   Ого! – протянула тётя Аня. – Это кто же тебе такое подогнал?
   
   Да это заказчица приезжала, надела мой костюм, который я ей пошила, а этот бросила у меня. – ответила я, радостно улыбаясь. – Ты посмотри, какое чудо! Чуть подделаю и буду носить. Юбку обрежу и Полинке из обрезков пошью костюм с юбочкой и блузкой. Посмотри ещё сколько осталось белой материи, а она дорогущая!
   
   Умница ты наша! – сказала тётя Аня, радостно улыбнулась и даже слегка прослезилась.
   
   Она мне ещё две тысячи заплатила за работу и дала свою визитку! – взволнованно добавила я, и показала ей визитку.
   
   Доченька! Да я ни черта в этом не понимаю! – взмолилась тётя Аня. – Ты прочитай!
   
   Прозорова Нина Михайловна! – прочитала я и продолжила. – Генеральный директор дилерского центра по продажам автомобилей.
   
   Видно серьёзная баба! – произнесла тётя Аня и, поднявшись, пошла на кухню готовить ужин.
   
   Было это середина апреля. Не успели мы поужинать, как пришла соседка тёти Ани и сказала, что нашу маму и ещё троих мужиков увезли на скорой в город. Отравились каким-то самопалом, так она сказала.
   
   Мне абсолютно не было жаль ту женщину, которая готова была за поллитра самогона отдать меня мужикам на потеху и ещё радоваться этому. Тот случай перечеркнул во мне все оставшиеся к ней чувства, как к нашей матери, и она перестала для меня существовать.
   
   Конечно же было до безумия обидно, что у нас есть мать, но её нет и мы ни разу, за исключением того случая первого сентября, не ощутили от неё тепла, которое исходит от матери. Она стала чудовищем, которое отравляло нам жизнь.
   
   Я долго не спала и ворочалась не в пример своей сестричке, которая безмятежно спала и улыбалась во сне. Она продолжала жить в своём детстве, в детстве, которое закончилось для меня с уходом моего дедушки.
   
   Мне часто приходила мысль в голову. – А что было бы со мной и Полинкой, если бы у нас не было тёти Ани?
   
   От одной этой мысли мне становилось жутко, и я старалась быстро от неё избавиться, но не всегда это получалось. В таких случаях я могла полночи пролежать в постели с открытыми глазами и, натянув на себя одеяло, трясясь от холода и страха, пока всё это не проходило.
   
   После моего дня рождения, а это было уже в конце июля месяца, я, наконец-то, получила свой паспорт гражданина Российской Федерации с регистрацией в деревне Микино Озерского района Брянской области.
   
   После получения паспорта, я даже почувствовала себя повзрослевшей и более умной.
   
   Оставив паспорт дома, я решила сходить на озеро на рыбалку, чтобы потом приготовить уху и отметить моё совершеннолетие.
   
   На озеро мы пришли около пяти вечера. Мы были с Полинкой в коротеньких, красных юбочках из того самого костюма той дамы и в таких же самых блузках с короткими рукавами.
   
   Рыбачить мы всегда приходили не на само озеро, где всегда веселились группы молодых, подвыпивших компаний, а в устье самой речушки, заросшей камышами. Не успели мы устроиться и забросить снасть, как я заметила группу молодых, здоровых парней, направляющихся в нашу сторону.
   
   Я наклонилась к Полине и сказала ей, чтобы она быстро бежала к тёте Ане, а сама решила остаться, чтобы отвлечь внимание от сестрёнки. Если они шли за нами, то догнали бы нас обоих, а я не могла рисковать своей сестрёнкой, поэтому решила остаться, подумав – Будь, что будет!
   
   Парни подошли ко мне изрядно подвыпившие и, усевшись вокруг меня, вырвали из рук удочку и швырнули её в речку. Их было четверо и все здоровые, в одних плавках. На их телах красовались всевозможные наколки.
   
   Я часто видела их здесь в кампании смеющихся девушек. Пьянки их продолжались до самого утра, порой и со стрельбой. В такие моменты мы не ходили на озеро, но видно сегодня всё пошло не так.
   
   Разорвав мою блузку вместе с лифчиком, один из парней завалил меня на себя, а двое других сорвали с меня юбку и трусики.
   
   Я кричала и умоляла их не делать этого, но они только смеялись и продолжали издеваться надо мной. Я долго сопротивлялась, плакала, но силы меня покинули и тот парень, на котором я оказалась сверху, воткнул в меня свой член, причинив страшную боль. Другой, в это время, пристроился сзади и стал раздирать мне задний проход. От ужаса я заорала с такой силой, что мне казалось, я сама от этого оглохну. Но на этом издевательства не закончились. Двое других парней раскрыли мне рот, воткнули кусок какой-то палки и, один из них, всунул свой член мне в рот. После этого я потеряла сознание.

                05.02.2015 год.


Продолжение! http://www.proza.ru/2015/02/06/1451!


Рецензии
Я за то, чтобы таких мразей кастрировать - без суда и следствия, тогда и желающих "острых ощущений" поубавилось бы в разы!

Валентина Рженецкая   25.01.2017 14:56     Заявить о нарушении
Согласен! Мало того, я бы для таких людей, включая педофилов, а также и женщин, которые разбивают семьи, чтобы пристроить свою задницу потеплее, не взирая на другую женщину, которая всю жизнь прожила с ним, отправлял на каторгу! В цепях, в кандалах, прилюдно на каторгу, лишив их всех прав человека, ибо это не люди! Я принципиально отношу таких женщин в ранг особых преступников и нет им прощения! Я всю жизнь прожил с одной женщиной, готов пойти за неё на смерть, не могу себе представить, чтобы мог изменить ей! Работая директором предприятий, где у меня в подчинении было не меньше тысячи женщин, хорошо знаю их возможности! Сколько строили козней, но жена у меня всегда была умницей! Носильники, педофилы твари конченные, яйца надо отрубать на колодке и на площади, чтобы люди всё это видели, как было раньше в древности, когда все казни были прилюдны! Это чтобы другой понимал, что его ждёт! Вот такой я паразит! А женщин я всех люблю!) С теплом!

Владимир Песня   25.01.2017 15:08   Заявить о нарушении
Ну почему же паразит? Всё верно. Сегодня многим уродам удаётся легко уйти от наказания, и поэтому процветают такие вопиющие преступления.
Я вспомнила к/ф "Ворошиловский стрелок" - молодец дедуля! Так и надо, раз правосудие всё купленное.

Валентина Рженецкая   25.01.2017 19:06   Заявить о нарушении
Потому и появляются такие сюжеты, как этот стрелок! В моём Хирурге я всегда довожу всё до логического конца, чтобы люди голову не ломали! А паразит, потому что некоторые особы начинают на меня слюной брызгать, вроде я женщин ненавижу! Бред! Если бы я был президентом, то каждой женщине платил бы в месяц по десять тысяч рублей за каждого ребёнка, причём до восемнадцати лет, а алименты убрать! Это соцальное неравноправие, у мужчин меньше шансов завести другую семью! Имущество делить да, а вот дальше это беда! Нормальный мужик всё равно будет помогать своему ребёнку, а алкаш, или просто негодяй, так и после суда не платят, а женщина страдает! Вот бездетные с него брать и конкретно, чтобы не бегал просто так! Мужчина, который ударил женщину, должен сидеть в тюрьме без всякой жалости, никогда не понимал этого! В жизни всякое бывает, но бить, это выше моего понимания! Я вообще ненормальный, не пью, не курю, по бабам не бегаю, всю жизнь бегал, занимался спортом! В общем НЕПРАВИЛЬНЫЙ!)))

Владимир Песня   25.01.2017 19:27   Заявить о нарушении
Нравятся мне Ваши рассуждения!
А вот про то, что бегали, а по бабам не бегали - интересно прозвучало:))))))))))

Валентина Рженецкая   26.01.2017 01:13   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.