Амбициозность как тормоз эволюции

 
   Важнейшей развилкой в жизни человека является та, которая возникает где-то на пороге детства и юности, когда человек осознает свою ограниченность, свою посредственность и свою смертность. Осознание всего этого требует от начинающего взрослеть  человека внутреннего усилия, преодоления подсознательного глубинного страха
  Образно говоря, на этой пороговой развилке открываются два жизненных пути, назовем их так  - эволюционный и амбициозный, на каждом из которых формируются два кардинально отличных отношения к своей исходной посредственности и смертности. Выбор и формирование того или другого жизненного пути происходит под влиянием многих факторов – генотипа личности и генофонда сообщества, жизненных обстоятельств, характера традиции, господствующей в сообществе. Мне кажется, что самым важным фактором является последний. И вот почему.
 
  Человек - существо стайное, но из всех стайных существ – самое сложное. Окончательное формирование человека длится очень долго, поскольку ему присущ высокий гипоморфизм, т.е. значительная незавершенность внутриутробного  развития. Особенно долгим и к тому же начинающимся практически с нуля является формирование разума и психики, которое происходит под решающим влиянием стаи, социума, традиции. Важным аспектом этого формирования является то, каким образом складывается присущее только человеку осознание своей смертности и своей зависимости от стаи. И это осознание сильнейшим образом зависит от соответствующих установок, господствующих в социуме. Эти установки, определяющие отношение человека к своей смертности и к своей стайности, являются важнейшим продуктом логоэволюции. Именно разнообразие и развитие этих установок определяет и все многообразие человеческих социумов, и их традиционную историю. Именно эти установки являются важнейшей частью содержания ритуалов, обычаев, эпосов, религий, идеологий. И тем не менее, думается, что общим результатом этих продуктов логоэволюции является то, насколько эффективно они воздействуют на упомянутый выбор и формирование одного из двух путей развития личности – эволюционного или амбициозного. И, по моему глубокому убеждению, мерой прогресса социумов и традиций является то, насколько бытующие в них установки способствуют выбору первого из двух путей. Говоря иначе, целью логоэволюции является развитие и доминирование эволюционного, а не амбициозного типа личности. Поговорим теперь об этих типах личности подробнее.

  Эволюционисты воспринимают свою исходную посредственность и свою смертность как неизбывную данность, неотъемлемую сущность человеческой природы, дарующую возможность и для собственного развития, и для развития сообщества, человечества в целом. Амбиционисты свою посредственность и смертность внутренне отвергают, воспринимая их ощущение как помеху собственному существованию и развитию, пытаясь это ощущение тем или иным способом заглушить, а то и вообще избавиться от него.

  Это отвержение собственной посредственности и смертности приводит к тому, что амбиционисты сохраняют  в себе, по сути, инфантильное восприятие и самих себя, и мира. И действительно, для малолетнего слабого ребенка (что вполне естественно) мир – это прежде всего то, что призвано обеспечить его собственное существование, невзирая на его немощь, которую ребенок при этом и не осознает. Подобным образом относится к миру и амбиционист. Как и для ребенка, для амбициониста, заглушившего в себе осознание своей исходной посредственности, т.е. немощи (что уже трудно назвать естественным), мир без него самого не представим. А вот эволюционист, осознавая свою исходную  посредственность и свою смертность, этот инфантильный комплекс преодолевает, и для него мир, существующий и развивающийся без него самого, не менее реален, чем мир сосуществующий с ним.

  Подчеркнем еще раз, что для слабого ребенка естественно то, что он требует от мира прежде всего одного  - обеспечить ему существование,  ведь сам обеспечить это он ни в коей мере не в силах. В силу этого столь же естественной для ребенка является и присущая ему абаннумофобия  - боязнь быть покинутым миром, быть оставленным своими близкими, которым он постоянно напоминает о своем существовании, призывая их к себе.
 Амбиционист же внутренним отрицанием своей исходной посредственности и своей смертности, стремится сделать, по крайней мере, в своем воображении,  так, чтобы мир сам нуждался в нем. Он, подобно ребенку. также постоянно напоминает  миру – своим близким, своему окружению о своем существовании, но уже так, чтобы мир, как бы уверовав в его значимость и бессмертность, сам стремился призвать его к себе.
 
  Эта эгоистическая неадекватность оценки значимости, своей – чрезвычайно завышенной, мира -  чрезвычайно заниженной, порождает и неадекватность поведения амбициониста, делает его склонным к мистике (где все его противоестественные стремления к своей априорной значимости и неизбывному существованию получают подтверждения), к авантюризму, к нигилизму по отношению к окружению, точнее  - к той, всегда огромной, части этого окружения, которая ему чужда, неведома и безразлична. Вместо недоступного в достаточной мере в его ощущениях и понимании реального эволюционирующего мира амбиционист стремится создать и по возможности расширять мир ирреальный, не способный к эволюции без его участия, намертво связанный со своим создателем и вместе с ним уходящим в небытие.

  Такая деструктивная деятельность амбиционистов, бесспорно, вызывает его антагонизм с созидательной деятельностью эволюцонистов, прежде всего с ее главным аспектом  - деятельностью творческой, направленной на развитие человеком себя самого  ради развития объективного мира, а не на развитие субъективного псевдомира ради развития себя самого.

  Заметим, что развитие амбициониста, как и его мироощущение, более субъективно, виртуально, надуманно, чем объективно, реально, действенно. Действенным оно становится лишь в критических, кризисных ситуациях того или иного масштаба, когда  реальная эволюция в той части мира, которая окружает амбиционистов, замедляется или становится временно невозможной. Деятельность противостоящих им эволюционистов становится при этом крайне затруднительной, их противодействие амбиционистам ослабевает, и те получают возможность реализовывать свои эгоистические деэволюционные устремления, а значит, и объективно развиваться. Но это объективное развитие амбиционистов выявляется прежде всего в сопутствующей ему деградации их окружения.   
 
  Справедливости ради нужно заметить, что хотя творческая деятельность амбиционисту практически недоступна, поскольку она требует недоступной ему самоотрешенности, тем не менее, небольшая часть амбиционистов к творчеству оказывается способной. Ее составляют те амбиционисты, которые от природы наделены выдающимися способностями, но только к определенному виду деятельности. Это позволяет им, при наличии благоприятных условий, достаточно быстро достигнуть значимости и тем самым избавиться от ощущения своей исходной посредственности, но лишь в той ограниченной части своих взаимоотношений с миром, которая определена выявлением присущей ему выдающейся способности. Во всем остальном он остается посредственным инфантилом, не представляющим мир без своего собственного существования и так или иначе себя ему навязывающим. Правда, такие одаренные амбиционисты, если им удается реализовать свою одаренность, как правило,  замыкаются в сфере своей деятельности, и их эгоизм за ее пределами выявляется слабо.

  Главную же опасность для эволюции несут в себе крайне амбициозные посредственности, составляющие весьма немалую часть человечества..Думаю, без преувеличения можно сказать,что именно они и являются носителями мирового зла, которое представляет собой то ли неизбежную издержку сложнейшего процесса развития земного разума, то ли необходимое выявление внутренней противоречивости этого развития. Но так или иначе, важно то, что угрожающее препятствие для эволюции (причем становящееся все более угрожающим по мере развития мировых коммуникаций и энергетической мощи человечества ) возникает, когда в силу тех или иных обстоятельств эти крайне амбициозные посредственности получают возможности для усиления своего влияния и для своей консолидации в больших масштабах. Самым трагическим проявлением этого засилья крайне амбициозных посредственностей являются войны.