Магия французского поцелуя гл. 9-10

начало:http://www.proza.ru/2013/04/25/414

Глава девятая
Генриетта

 С детства Генриетта Козлова была окружена слухами и кривотолками о своем происхождении. Мать она помнила смутно, та умерла, когда ей было шесть лет. В сознании Генриетты стоит образ голубоглазой женщины с волнистыми каштановыми волосами, доброй улыбкой, теплыми, ласковыми руками и приятным голосом. С годами его не вытеснили вереницы лиц чужих людей, с которыми пришлось общаться осиротевшей девочке. Некоторых она помнит до сих пор – тех, кто с перекошенным от злобы лицом шипел на нее из-за какой-нибудь детской провинности: «У, немчура противная!» или: «Немецкое отродье!» В детдомах, по которым судьба кидала Генриетту после смерти матери из одного города в другой, встречались разные люди. Среди воспитателей и учителей нередко попадались равнодушные и безразличные, откровенно злые и жестокие, но попадались добрые, отзывчивые и душевные. По характеру Генриетта была общительная, доверчивая и покладистая. Позже, когда вдоволь наглоталась обид и страданий, она научилась угадывать в людях добро и зло.
 
В победившей фашизм стране было много семей, потерявших на войне близких – отцов, мужей, братьев, других родственников, они особенно остро чувствовали невозвратимость утрат. Некоторые не упускали удобного случая, чтобы не упрекнуть беззащитного ребенка в происхождении.
Генриетта росла в трудное послевоенное время, о прошедшей войне имела смутные представления. Она родилась в сорок втором году в оккупированной Белоруссии, и этот факт жизни оставил неизгладимое клеймо в ее биографии.
Генриетта рано поняла, что является изгоем общества, и старалась держаться в тени. Однажды она в очередной раз горько плакала от невыносимых упреков в темном углу приюта, ее приласкала и успокоила добрая нянечка. На вопрос Генриетты: «Почему меня все так дразнят?», она рассказала о ее появлении на свет. Оказывается, отцом Генриетты был немецкий офицер, а с фашистами боролся не на жизнь, а на смерть весь Советский Союз.
 
После войны мать Генриетты попала в тюрьму, потом ее выпустили, но вместе они пробыли недолго: в заключении молодая женщина заболела чахоткой и вскоре умерла. Генриетта ничего не знала об отце, кроме того, что говорили о нем окружающие взрослые: он фашист, поганый пес и немецкий выродок. Она с ранних лет невзлюбила его, часто думая, что он мешал ей нормально жить и портил существование. Куда бы она ни приходила, всюду ее встречали одной и той же фразой: «Какое странное у вас имя и отчество! Вы в Германии родились?» Генриетта молчала, она знала, что последует потом. Дальше люди откроют ее паспорт, прочтут место и дату рождения, многозначительно усмехнутся и больше ни о чем разговаривать с ней не будут. Она родилась в Белоруссии, во времена оккупации, этим сказано все. «Ее мать согрешила с фрицем», – однажды услышала шепот за спиной. Ей показалось, что в нее воткнули раскаленные металлические стрелы, так сильно горело и жгло по всей спине от этой реплики.
 
Для Генриетты двери многих учреждений были навсегда наглухо закрыты. После окончания школы она безуспешно три года пыталась поступить в высшие учебные заведения, но все старания оказывались бесплодными. Несмотря на то, что она прилежно сдавала вступительные экзамены, в списках студентов свою фамилию не находила. В приемной комиссии секретари без каких-либо комментариев возвращали документы, не глядя ей в лицо. Она понимала истинную причину отказов и сильно страдала от сознания унизительного положения. К счастью, Генриетта не пропала, поступила на работу на текстильный комбинат, где благодаря врожденной пунктуальности и педантичности, прилежно и добросовестно трудилась и была одной из лучших работниц цеха.
Ее подпорченная родословная оставила неприятный отпечаток и в личной жизни. В восемнадцать лет на Генриетту положил глаз бойкий комсомольский работник фабрики – секретарь комсомольской организации цеха. Он учился на последнем курсе технологического института на заочном факультете, на него заглядывались многие девушки. Звали его Тихон. Он настойчиво ухаживал за Генриеттой, помог ей получить комнату в коммунальной квартире, чем окончательно ее растрогал и покорил, она мало видела в жизни добра и человеческого участия. Вскоре Тихон переселился к ней, они стали жить вместе, ей казалось, что она самая счастливая в мире. Постепенно все, что беспокоило и тревожило Генриетту в жизни, отошло на задний план, семейные заботы поглотили ее полностью. Влюбленные планировали сыграть в скором будущем свадьбу. Но жестокая судьба вновь напомнила Генриетте, кто она и чего заслуживает.

Однажды Тихон пришел с работы раньше, чем обычно. Она обрадовалась, кормила его и думала, как сказать любимому человеку радостную весть, что в их семействе скоро будет прибавление.
Выбрав удобную минуту, решилась и сообщила новость. Тихон встал, нервно заходил по комнате взад вперед и стал пространно говорить о том, что с ребенком нужно подождать. В жизни все так быстро меняется, что трудно успевать за происходящим. Ребенок сейчас совсем некстати. Ему предложили зарубежную поездку на стажировку в Румынию. Она должна ехать вместе с ним, холостым мужчинам отправляться за рубеж не положено. Но она поедет только тогда, когда освободится от беременности.
Нехотя, но Генриетта пошла на такой шаг, сделала аборт, который сыграл роковую роль в последующей жизни: она никогда больше не смогла иметь детей. Но поездка за рубеж не состоялась. В парткоме Тихону прямым текстом сказали о происхождении Генриетты и недвусмысленно намекнули, что молодому, перспективному человеку негоже портить свою анкету нерусскими именами, с такими родственниками он рискует навсегда остаться обыкновенным служащим, ему не светит ни служебный рост, ни карьера. Они расстались. Тихон вскоре женился на дочке секретаря партийной организации фабрики, а Генриетта, чтобы забыть причиненную боль и обиду, уволилась, нашла работу на другом конце города и его больше не видела.

На новом месте она с головой ушла в общественные дела. Отработав смену на обувной фабрике, приходила в профком, там она была членом женсовета, и все свободное время убивала на устройство чужих детей в садики, добыванием для них путевок в оздоровительные лагеря, организацию всевозможных утренников, подготовку к школе и прочие заморочки. Круглогодично вертелась как белка в колесе, опекала многодетные семьи, радовалась чужим успехам и счастью, в тайне мечтала и надеялась, что когда-нибудь у нее все-таки будет и муж, и семья, ей очень хотелось иметь детей.
Время шло, но в ее жизни ничего не менялось. Начались суматошные годы перестройки. Однажды в ее квартире раздался телефонный звонок. Она взяла трубку и услышала незнакомый мужской голос с выраженным акцентом. К удивлению, мужчина назвал ее по имени-отчеству и сообщил, что он родственник – у них общий отец – Рихард Шульц. Она была шокирована услышанным. Сначала Генриетта подумала, что кто-то просто перепутал номер и несколько раз уточнила у звонившего, куда он звонит. Но оказалось, что никакой ошибки нет, ему нужна именно она, Генриетта Козлова. Тогда, кто такой Рихард Шульц? До сознания растерявшейся Генриетты никак не доходило, что звонивший мужчина говорил об ее отце. Она ведь не знала его фамилии, в метриках, в графе, где должна была стоять фамилия отца, был прочерк, значилась одинокая фамилия матери. И только когда мужчина упорно повторил, что он разыскал ее по просьбе отца, приехал в Россию из Германии специально для того, чтобы встретиться с ней, она поняла: Рихард Шульц – отец, она по отчеству  Рихардовна. Если бы не война, то родители бы поженились, тогда бы у нее была фамилия Шульц. Мужчина сказал, что о ней знает вся их семья. Сейчас он находится в Москве, до ее города на самолете четыре часа, если не против, он может приехать, привезти фотографии и посылку от отца.

Генриетта согласилась, и через три дня прилетел Вальтер. Она встретила его, накрыла стол и вкусно накормила. Вальтер вынул из кармана пакет и извлек из него потертую черно-белую фотографию, на которой возле раскидистого куста сидела молодая женщина с завернутым в пеленки ребенком, за плечи ее обнимал молодой человек в форме лейтенанта немецкой армии. В девушке она узнала мать. Именно такой Генриетта помнила ее с тех лет, когда они были вместе. Она неотрывно смотрела в дорогое лицо, и из глаз невольно текли слезы.
 – Генриетта, вы расстроились? – с тревогой спросил Вальтер.
 – Не обращайте внимания, пройдет, – тяжело вздохнув, произнесла Генриетта.
Она перевела взгляд на офицера. Из-за этого человека пострадала и она, и мать. Через столько лет он вдруг напомнил о себе. Зачем? Ее жизнь была искалечена с самого рождения, он повинен в этом. Она не желает о нем ничего знать. Но, всматриваясь в счастливое лицо матери и лейтенанта, бережно обнимавшего ее, Генриетта вдруг подумала о том, что не смеет судить эту пару. Она не судья им. Да, была война, воевали державы, но жизнь остановить невозможно. Они встретились благодаря войне и расстались тоже из-за нее. Видимо, в сердце отца навсегда остались она и мать, раз спустя столько лет он нашел свою дочь. Словно угадав мысли Генриетты, Вальтер сказал:
 – Отец разыскал вас через Красный Крест, он много лет настойчиво пытался узнать о вас и фрау Валентине.
 – Фрау Валентина? – с удивлением переспросила она и тут же поняла, что речь идет о матери. Странно было слышать немецкое слово «фрау» в сочетании с русским именем. – Моя мама умерла, – тихо сказала она.
 – Мы знаем, – с грустью произнес Вальтер. – Отец давно хотел найти вас, но в прошлые времена это сделать были невозможно. Он передал вам вещи, вот здесь.

Вальтер встал, поставил на стул солидный кожаный чемодан, распаковал его, и Генриетта увидела аккуратно упакованные шерстяные кофты, платья, что-то еще, ей стало неудобно, она замахала руками и запротестовала:
 – Не надо, мне ничего не надо, закройте чемодан, что вы!
Но Вальтер не обращал внимания на протест. Он вытащил из кармана конверт и положил его перед ней на стол.
 – Здесь деньги, отец просил передать их вам. Тут же письмо от него, прочтите.
Вальтер ушел, Генриетта, успокоившись, принялась читать письмо отца. Оно было изложено на русском языке. Отец писал, что вскоре после ее появления на свет немецкая армия стала отступать, и он вынужден был расстаться с ними. Он назвал ее именем своей матери. После войны вернулся на родину и очень переживал о том, что в России остались дорогие ему люди. Сейчас у него семья, трое детей, старший сын Вальтер, дочь Эрна и младший сын Отто. Все они знают о ее существовании, желают с ней познакомиться. Отто хорошо владеет русским языком, писал это письмо под его диктовку. Вся семья приглашает Генриетту приехать в гости, если только она решится, пусть сообщит, может написать письмо или позвонить по телефону.
Генриетта снова стала рассматривать фотографию. Лица родителей светились молодостью, здоровьем, счастьем. На обратной стороне надпись чернилами: «Сентябрь, 1942 г.». Кто писал? Конечно, мать. Подумать страшно! Войны начинаются по приказам вождей, страны враждуют между собой, льется кровь ни в чем не повинных людей, калечатся судьбы, вырастают безымянные могилы, но времена проходят, все возвращается на круги своя. Она представила, сколько пришлось пережить матери оскорблений, как одинокой женщине было нелегко жить с маленькой дочкой. Если Генриетта всю жизнь страдала от своего происхождения, то можно представить, сколько обид пришлось пережить матери. Зачем нужна была эта война?

Она не стала писать писем отцу. Посылка осталась нетронутой и лежит в шифоньере вместе с немецкими марками, письмом и фотографией. Иногда она вытаскивает и рассматривает снимок, но это бывает не часто. Слишком тяжело предаваться грустным мыслям, очень много обид осталось на сердце. К ней стали приходить мысли об одиночестве. Часто переживала, что осталась бездетной, тоска по детям привела ее в детский дом. Наверное, потому что сама была дитем приюта, Генриетта с искренним состраданием смотрела на сирот. Из многих детей ей приглянулась девочка Маруся, 10 лет, с внешними данными сказочной принцессы. У нее были белокурые, вьющиеся волосы и большие голубые глаза и нежное, напевное русское имя. Генриетте казалось, что девочка похожа на нее, уделяла ей много внимания, любила причесывать, приносила красивые ленты и вплетала в косы. Волосы у девочки были мягкими, шелковистыми и отливали естественным блеском. Заплетая ребенка, она думала о том, что научит Марусю ухаживать за такими роскошными волосами, чтобы надолго сохранить щедрый подарок природы. Девочка была брошена матерью, у Генриетты сердце сжималось от боли при общении с ребенком. Она захотела удочерить Марусю и начала потихоньку узнавать, каким образом можно это сделать. Добрая женщина очень удивилась, узнав, насколько громоздка и бюрократична процедура усыновления. Ей приходилось выстаивать длинные очереди, обивать пороги кабинетов чиновников, но при каждом посещении бюрократы давали новое задание: принести дополнительную справку. Казалось, что бумажной волоките не будет конца. Но Генриетта не сдавалась. Когда оставалось принести две последние справки, она узнала убийственную новость: девочку кто-то успел забрать, она исчезла из детдома. Растерянности Генриетты не было предела. Она была морально сражена грубым поступком со стороны администрации приюта. Все сотрудники хорошо знали, что Генриетта занимается оформлением документов на удочерение Маруси, кто отнял у нее сокровенное желание пригреть полюбившегося ребенка?

Она долго болела и переживала по этому поводу. На фабрике из сочувствующих сиротам сослуживцев организовала небольшой коллектив, члены которого были готовы помогать обездоленным детям. Женщины приносили из дома детские вещи, игрушки, книжки, обувь. Генриетта сортировала дары по возрастным группам и разносила по приютам. Вскоре она вышла на пенсию, времени для общественной работы прибавилось, и она стала посещать все детские дома города, знакомилась с детьми, с некоторыми постоянно гуляла, читала им во дворе приюта книжки, всегда приносила для них что-то из дома: стряпню, конфеты, собранные вещи. Работники приютов о ней знали и не препятствовали в общении с воспитанниками. Однажды, ожидая автобус на остановке, она увидела на скамейке оставленный кем-то глянцевый журнал с детскими фотографиями на обложке. Лицо ребенка ей показалось знакомым. Вокруг никого не было, Генриетта, сев на скамейку, развернула журнал и, от увиденных фотографий, едва не лишилась чувств. Это был журнал с порноснимками детей, а лицо девочки с обложки очень напоминало Марусю. Она листала страницы и с ужасом глядела на непристойные фотографии. Сказать, что журнал шокировал ее – ничего не сказать. «Этого не может быть! – думала она. – Неужели взрослые люди могут так цинично и грубо издеваться над детьми?» Неожиданно ей пришла в голову мысль, что Марусю не усыновили, а просто продали в такое мерзкое заведение – в журнале было много фотографий детей разного возраста: 5-15 лет, каким образом они попали в объектив фотоаппарата? Вряд ли их добровольно отдали родители. Она стала искать на обложке журнала реквизиты издателя, но тщетно, таких данных не было. «В таком случае, – решила она, – нужно немедленно обратиться в милицию, там помогут разобраться, может, мне удастся отыскать Марусю». На следующий день она пришла в районное отделение милиции, взяв с собой найденный журнал. У дежурного спросила, как попасть на прием к начальнику. Дежурный, пренебрежительным взглядом посмотрев на нее, стал выяснять причину появления Генриетты. Разволновавшись, она путано и сбивчиво стала объяснять суть дела.
– У вас пропала девочка? – мент тупым, нетерпеливым взглядом уперся в Генриетту.
 
Посетительница явно его раздражала, и он хотел от нее быстрее избавиться.
 – Нет, девочка не моя, она жила в детдоме, – вздохнув, ответила она.
 – Хм! В детдоме пропала, не ваша, а вы при чем? – грубовато спросил он.
 – Я нашла один нехороший журнал, в нем ее фотография, – смущаясь, лепетала Генриетта.
 – Какой журнал? – выдержка охранника была на пределе.
Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу и поглядывал через голову посетительницы на входную дверь, кого-то высматривая.
Если бы Генриетта по натуре была пробивным и решительным человеком, умеющим дать отпор любому хаму, она, конечно, не вела бы себя так скромно. Не краснела бы и не заикалась от страха перед упитанным и самодовольным милиционером, а громко и настойчиво потребовала бы одного: указать кабинет начальника. Разворачивать перед ним неприличный журнал прямо в коридоре, где постоянно проходили люди, она не смогла. Решив про себя, что напала на бездушного человека, Генриетта не стала ничего объяснять, подумав, что нужно прийти завтра, может быть, здесь будет стоять другой, более терпимый и понятливый человек. Он проникнется вниманием, поймет ее тревогу и укажет, как пройти к главному.

Тем временем дежурный схватил за рукав вошедшего в помещение милиционера и попросил у него закурить. Тот протянул ему пачку. Они стали о чем-то оживленно говорить, Генриетта, потоптавшись, повернулась к выходу. На следующий день у нее тоже не получилось попасть к старшему чину. На посту стоял тот же ретивый страж, усердно оберегающий вверенную территорию от посягательств навязчивых посетителей. Повторять вчерашний бестолковый и унизительный разговор у нее не было желания.
От переживаний за Марусю у Генриетты поднялось давление, она стала постоянно обращаться к врачам. Доктора назначали лекарства и спрашивали: не пережила ли она какой-нибудь стресс. Причина болезни может быть связана с ним, надо перестроить работу нервной системы, обрести спокойствие, тогда лечение пойдет на пользу. Одной внимательной докторше Генриетта раскрыла свою трагедию и даже показала злосчастный журнал. Она со слезами на глазах сказала, что хочет найти девочку и спасти. Врач перелистала журнал, закрыла его и, сочувственно вздохнув, отдала Генриетте с такими словами:
– Вы ничего не добьетесь. Сейчас такие вещи происходят повсеместно. Это очень прибыльный бизнес, поэтому те, кто им занимается, тщательно скрывают свое месторасположение, работают подпольно, найти их трудно.
– Почему милиция не борется с таким злом?
– Может, ведут работу, не знаю, – пожала плечами врач. – Это сложный вопрос.
 – Но ведь журналы продаются! Детей где-то фотографируют?
– Конечно, – согласилась доктор. – Продают из-под полы, скрыто занимаются извращениями в особых местах.
– Где же такие места? – осмелилась спросить Генриетта.
– Не знаю, но слышала, что в городе есть сомнительные кафе, студии, сауны, порносалоны. Они известны узкому кругу заинтересованных лиц. Такие журналы распространяют на вокзалах, на рынке, в других многолюдных точках, но это делается скрытно от постороннего взгляда. Вы, что поставили цель найти девочку?
 
Генриетта вытерла платком мокрые от слез глаза и тихо сказала:
– Да.
– У вас ничего не получится, – покачав головой, сказала врач. – Вас просто никто слушать не будет, в лучшем случае выпроводят, а могут и по-другому разделаться. Такие люди не позволяют никому лезть в их дела.
Генриетта во все глаза смотрела на докторшу.
– Откуда вы знаете?
– Милая, это все знают. Посмотрите видеофильмы, вы увидите, как тайно они работают, как расправляются с каждым, кто начинает мешать им.
Возвращаясь домой, Генриетта твердо решила, невзирая ни на что, найти этот проклятый салон и разоблачить преступников. Нельзя, чтобы Маруся пропала в руках подонков. Она брошена на произвол судьбы, заступиться за нее некому, только Генриетта сможет ее спасти. Она отыщет это срамное заведение, заберет Марусю. Девочка должна учиться и вырасти хорошим человеком.
 Мысленно Генриетта разработала план. Во-первых, надо узнать, где находится салон. Но как? Журналы издаются подпольно, нет ни телефонов, ни адресов. Тогда надо найти место, где они распространяются. Если проследить за продавцом, можно узнать, откуда он их берет.
Во-вторых, если это задание окажется трудным и невыполнимым, отступать все равно не следует, нужно пойти по другому пути. Она обойдет все приюты и узнает, пропадали ли в них дети. Но наводить справки надо не у начальства, у нее укрепилась мысль, что Маруся попала в такое страшное заведение не без ведома директора детдома. Расспрашивать лучше всего обслуживающий персонал, воспитатели и нянечки находятся постоянно возле детей, поэтому многое видят и знают. С этого дня она начала поиски. Выписала на листок бумаги все детдома и стала методично их обходить. Прошло более месяца бесплодных хождений, прежде чем Генриетте посчастливилось напасть на слабый след. В одном из приютов дворничиха доверительно сказала, что однажды видела, как спешно увезли двоих детей. Она была очень удивлена, потому что знала, что у них есть родители, но увозили не они. Через неделю появились родители, им сообщили, что детей забрали иностранцы и уехали с ними за границу. Родители подняли шум, очень переживали, но дело с места не сдвинулось, найти следы малышей и вернуть их в семью им не удалось. Дворничиха хотела рассказать всем, она запомнила машину, но подруга посоветовала молчать, чтобы не навлечь на себя неприятности. Сейчас времена трудные, мало ли что может случиться. Работу можно в два счета потерять, а куда потом пойдешь? Генриетта умоляла ее вспомнить подробности: описать женщину, забравшую детей, цвет машины, может, она запомнила номер. Дворничиха сказала, что номер машины запомнила хорошо: профессия у нее такая, все время проводит на улице, машин видит много. Та машина была коричневого цвета с номером точно таким же, как домашний телефон ее сына: три четверки и две шестерки. Генриетта ухватилась за полученную информацию. С этого дня, помимо того, что она регулярно продолжала ходить в детдома, она обращала внимание на все проезжающие машины, надеясь увидеть среди множества автомобилей тот, о котором рассказала дворничиха.

В один из воскресных дней Генриетта пошла на городской базар за продуктами. Подходя к рынку, увидела отъезжающую слева коричневую машину. Взглянув на номер, замерла: он оказался тем, за которым она охотилась. С сожалением смотрела вслед удаляющему автомобилю и мысленно ругала себя за то, что поздно пошла на базар. Приди хотя бы на полчаса раньше, наверняка бы удалось узнать больше. Несмотря на неудачу, она торжествовала: значит, в городе есть такая машина! «Может, обратиться в милицию?» – мелькнула в голове мысль, но она отогнала ее. Печальный опыт знакомства с представителями органов внутренних дел был, и она сделала вывод: милиция далека от забот людей. Может, есть в ней стоящие сотрудники, но попасть к ним невозможно. Значит, нужно не портить нервы и не терять драгоценное время, а продолжать искать самой. Сегодня воскресенье, вторая половина дня, машина в это время отъехала от рынка. Вероятно, водитель закончил свои дела и уехал. Вывод: приходить нужно раньше, стоять на этом месте и караулить приезд машины. Может, она прибывает не только по выходным, но и в будни. «Дело за небольшим, – рассуждала Генриетта. – Буду ходить сюда ежедневно, пока не узнаю, кто и зачем наведывается на рынок». Ей пришла в голову мысль иметь при себе фотоаппарат, чтобы заснять и авто, и водителя.

Со следующего дня она каждый день, в любую погоду, приходила и стояла возле въезда на автостоянку и ждала появления коричневой машины с номером три четверки, две шестерки. Как назло, та не появлялась. От бесполезных ожиданий Генриетта загрустила, в голове стали появляться мысли, что она ничего не добьется, машина появилась здесь совершенно случайно, неизвестно, когда еще приедет на рынок. Спустя две недели ей повезло. Она с утра стояла на посту и наблюдала за всеми прибывающими автомобилями. Когда появилась коричневая со знакомым номером, она от неожиданности замерла, не отрывая глаз, следила за ней. Машина въехала на территорию автостоянки, остановилась в дальнем углу, из нее вышли два молодых человека с объемными сумками в руках. Они направлялись на территорию рынка. Генриетта спешно последовала за ними, боясь потерять мужчин в многочисленной и шумной толпе посетителей. Наконец парни подошли к небольшому павильону, открыли замки и скрылись внутри. Генриетта не решалась зайти в помещение. Она стояла и наблюдала за входной дверью со стороны. На павильоне не было вывески, справа, под козырьком крыши виднелся номер 53. «Надо запомнить: павильон налево от центрального входа, в четвертом ряду», – подумала она, достала из сумки фотоаппарат и сделала снимки входной двери. Зайти во внутрь решилась, когда в киоск потянулись люди. Там стоял однорукий бандит с призывно мигающими красными и зелеными огоньками, играла музыка, стены были обклеены обнаженными красотками, на полках лежали горы кассет с яркими, красочными рисунками. За прилавком крутился один из приехавших молодых парней с длинными рыжими волосами, собранными в пучок на затылке, и сосредоточенно перекладывал плоские коробочки из сумки на витрину. Из-за занавески вышел напарник, что-то шепнул ему на ухо и направился к выходу. Генриетта сообразила, что он может уехать, решила не упускать его из вида и последовала за ним. Она держала его в поле зрения и, увидев, что он отъехал в машине, немедленно уселась на заднее сиденье такси и приказала водителю следовать за ним. Водитель послушно тронулся с места.

– За кем следишь, мамаша? – поймав Генриеттин взгляд в зеркальце, спросил таксист.
От неожиданного вопроса она вздрогнула и, оторвавшись от наблюдения, сказала первое, что пришло на ум:
– За зятем. Бросил дочку, оставил с детьми, алиментов не платит, нос не
показывает, скрылся и все. Кто кормить детей будет? Сегодня случайно увидела, хочу проследить, куда он поедет.
– Понятно, – равнодушно ответил водитель. – Денег-то хватит?
Генриетта, нащупав в кармане кошелек, ответила:
– Не волнуйтесь, рассчитаюсь. Вы только следуйте незаметно, на расстоянии, чтобы не привлекать внимание и не спугнуть, но в тоже время старайтесь не потерять из вида, – дала указание Генриетта. – Деньги есть.
Мужчина удовлетворенно хмыкнул и покачал головой.
Спустя две недели слежки за подозрительным объектом у Генриетты скопилось не менее двух десятков снимков, она узнала, откуда и куда ездит молодой парень, сфотографировала его и приятеля с большими сумками, а также людей, с которыми они встречались. Теперь она пойдет в милицию на прием к начальнику и передаст ему отснятый материал. Неужели в милиции ничего не известно о пропаже детей из детдома? Дворничиха ясно сказала: у них были родители, а увезла на машине другая особа.

В это утро Генриетта рано вышла из дома. Путь ее лежал в милицию. Она приняла решение добиться, во что бы то ни стало встречи с самым главным начальником. Нет, тупого мента, стоящего на страже, она беспокоить не будет. Можно сделать просто: прийти рано-рано, до начала рабочего дня, встать у входа в здание и караулить, когда подъедет руководитель. Как его узнать? Во-первых, он прибудет на машине, ему должны открыть дверь (начальникам всегда их открывают, по телевизору в репортажах постоянно показывают), но самое главное, чтобы не ошибиться, надо смотреть на погоны. Там должны быть звездочки, чем они крупнее, тем сотрудник главнее. К такому и надо подойти прямо на улице и попросить, чтобы он ее принял, ей есть, о чем сказать.


Глава десятая
Визит Кривцова

Вера Иннокентьевна не удивилась, увидев в дверной глазок милиционера, она сразу поняла, что его появление связано с трагической смертью Полины. Кривцов предъявил удостоверение и попросил разрешения побеседовать.
 – Будете вести разговор о моей племяннице? – спросила она, открыв дверь.
 – Да.
 – Тогда пойдемте в ее квартиру.
Кривцов терпеливо стоял на площадке и ожидал хозяйку. Вера Иннокентьевна взяла ключи от жилья Полины и вышла на площадку.
 – Она рядом жила, вот здесь, – говорила, открывая дверь соседней квартиры. – Пожалуйста, заходите.
Кривцов в нерешительности остановился в прихожей.
 – Направо в комнату проходите, – пригласила Вера Иннокентьевна.
В помещении было не проветрено, на полированной крышке стола слоем лежала серая пыль, в вазе стоял засохший, осыпавшийся букет цветов.
 – Садитесь в кресло или за стол, – предложила Вера Иннокентьевна.
Кривцов пригладил «ежик» и устроился в кресле.
– Я не смогла поехать на опознание, – тяжело вздохнув, сказала хозяйка. – Сообщение о гибели Полины повергло меня в шок. Хорошо, что в это время был Роман. Он отваживался со мной, ему пришлось и в морг поехать. А ко мне с тех пор «скорая помощь» почти каждый день приезжает. Сердце останавливается, ночами не сплю. Очень жаль, родного человека потеряла.
Она говорила, а сама постоянно теребила длинные кисти большого цветастого платка, накинутого на плечи.

– Расскажите, как она жила, где работала, с кем время проводила, – попросил Кривцов.
– Где работала, не могу сказать. Я ее видела почти всегда за печатной машинкой или компьютером, среди бумаг, иногда с тетрадью в руках, даже на балконе в нее что-то писала. Редко когда застану за другим занятием. Иногда попросит меня: «Ты пойдешь, по пути выброси лишние бумаги, я пакет приготовила». Я заберу и выброшу в мусорку, лишний хлам дома не дело держать. Бывало, уходила, по нескольку дней здесь не ночевала. Я позвоню по телефону, Роман трубку возьмет и ответит, что ее нет. Я спрошу: «Скоро ли придёт?», а он мне ответит: «Не знаю, где она, когда придет, не могу сказать».
– Муж и не знает ничего про жену? – удивился Кривцов.
 – Он гражданский муж, – сказала Вера Иннокентьевна. – У них есть общий сын, он взрослый, живет отдельно. Когда-то Полина жила с Романом, но потом они расстались, а в последнее время он снова поселился здесь. Наверное, она его приняла. Только странно: бывало он дома, а где Полина, одному Богу известно.

Какие между ними отношения – не могу сказать. Чужая жизнь – потемки. Полина со мной не откровенничала.
– Вы знали, что она готовилась стать матерью?
По тому, как резко изменилось выражение лица у Веры Иннокентьевны со скорбного и страдающего на удивленно-испуганное, Кривцов понял, что тетка Полины ни о чем не знала. Вера Иннокентьевна смотрела на него изумленным взглядом, вопрос Кривцова, по меньшей мере, ошеломил ее. Некоторое время она сидела с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, словно не понимая, о чем идет речь. Так и не вымолвив ни слова, она смогла только отрицательно покачать головой. Оправившись от неожиданного известия, проговорила:
– Надо же! Ребенка ждала, и мне ни словом не обмолвилась. Стойте! А где же он? Она родила?
– Мы не можем точно сказать, чем закончилась беременность. Идет следствие.
 – Теперь понятно! – шумно выдохнув воздух, сказала хозяйка. – Я в ее шкафу перебирала вещи, смотрю – в пакете приданое для новорожденного. Ну, думаю, наверное, внука ждет. Недавно к ней сын с невесткой заезжали, может, новость сообщили. А оно вон что! Где ж ребенок? – Вера Иннокентьевна вопросительно уставилась на Кривцова.
 – Ищем, собираем информацию, – скупо ответил он.
 – Я одно знаю – раз одежду купила, значит, должна была скоро родить. В маленьком сроке беременности, согласитесь, приданое не торопятся покупать, примета плохая.
 – У всех по-разному, – заметил Кривцов. – Когда она была здесь в последний раз?

Он задержал взгляд на столе, где среди слоя пыли выглядывали островки чистой полированной поверхности, явный признак недавнего пребывания человека. Кто-то сидел за столом.
– Я видела ее в последний раз, сейчас скажу точно, – Вера Иннокентьевна поднапрягла память и, спустя паузу, решительно произнесла: – восьмого июня. Нет, нет: девятого. Я пенсию в этот день получила, поэтому запомнила. Пришла к ней и предложила: – Давай за твою квартиру заодно заплачу. Но Полина отмахнулась рукой и сказала, что успеет. А я так не могу, регулярно погашаю долги.
– Как она выглядела в этот день?
– На диване сидела, укрывшись покрывалом. Я ничего необычного не заметила. В руках, как всегда, синяя тетрадка и ручка. Потом тетрадку под подушку положила и со мной разговаривала. Про то, что ребенка ждет, ни слова.
– О чем говорили, не помните?
– О погоде. Ей жара нынешняя не нравилась, тяжело без свежего воздуха. Теперь я понимаю, почему духоту не переносила. Говорит, поеду на даче поживу, там прекрасно.
– Когда уехала?
– Да в тот же день.
– А Роман?
– Он не поехал. Я на следующее утро встретила его во дворе и спросила: – Полина дома? Ответил, что нет. Позже из окна видела, как взад вперед бегал, наверное, в магазин ходил за продуктами.
– Где он сейчас, не знаете?
– Понятия не имею, – она пожала плечами.
– Значит, сюда никто не приходил? – Кривцов упорно хотел выяснить, кто же мог ненароком стереть пыль со стола. Ясно, что это был человек, спешащий по своим делам, ненадолго зашедший. Но зачем он был здесь, что успел забрать? Вопрос вертелся в голове Кривцова и требовал ответа.
– После смерти Полины приходила только ее близкая подруга.
– Как зовут, когда она была здесь и зачем? – незамедлительно спросил он, обрадовавшись подтверждению своей догадки.
– Анна, Аня Казакова, по батюшке не знаю. Приходила забрать свои вещи. Я ей ключи от квартиры отдала, а сама не пошла – плохо себя чувствовала.
– А Зимин?
– Нет, не приходил.
– Если увидите, отдайте ему, пожалуйста, повестку. Тут все написано: куда и к кому прийти.
 
Кривцов вытащил из папки бланк, заполнил его и протянул Вере Иннокентьевне. Она осторожно взяла бумагу, аккуратно сложив пополам, отпустила в карман халата.
– Обязательно передам.
– И много она вещей забрала? – уточнил Кривцов.
– Кто? А! Вы про Аню! Я внимания не обратила. Ключи вернула, поблагодарила и ушла. При ней сумочка была, больше вроде ничего.
– Посмотрите, пожалуйста, на месте ли та тетрадь, которую племянница положила под подушку? – попросил Кривцов.
Вера Иннокентьевна подошла к дивану и подняла подушку.
– Нет, как видите.
– Спасибо за беседу. Если что-то вспомните или обнаружите тетрадку, позвоните или придите. Я визитку оставлю.

Кривцов вытащил из папки визитку и оставил ее на столе. Встал, отдал честь и направился к выходу.
«Значит так: беременность Полина по каким-то соображениям скрывала, даже родной тетке не обмолвилась ни словом. Это раз. Второе. Постоянно вела какие-то записи. Подруга говорила, что она писательница, может быть, писала роман? Где тогда рукопись? Может, обычный дневник и его кто-то забрал? Кто? Зачем приходила подруга? Третье. Очень подозрительные отношения у Захаровой с гражданским мужем. От кого она носила ребенка? Это очень важный вопрос. Беременная женщина уезжает из дома на дачу, а муж, пусть гражданский, проживающий с ней под одной крышей, конкретно не может сказать, где она находится. К тому же он официально женат на другой женщине. Теща его о нем тоже ничего внятного не сказала. Ерунда какая-то. Поди, разберись. Романа не могу найти, его надо было допросить», – с такими мыслями Кривцов возвращался в отделение.

продолжение следует
Глава одиннадцатая
Ужин в ресторане