Жизнь нас учит

ВЕРА ШКОДИНА - http://www.proza.ru/avtor/dubrawnaya - ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "А МОЯ ПРОФЕССИЯ..." МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

Жизнь нас учит... А кто еще?
«Учить людей – прерогатива Бога,- часто повторяла моя мать, вздыхая,- человека понимать надо..»
Понять каждого – как это сложно! А понять – означает простить. А что такое «простить»?
Наверное, любить...
Но как они меня слушали!
Две мои любимые куклы: Таня и Катя. Они смотрели на меня, не мигая.
Они буквально пожирали меня глазами. А я, в строгом  мамином берете, в темных очках,
в туфлях на высоких каблуках, которые без конца сваливались с моих крошечных ног, объясняла куклам правила поведения за столом и на улице, а сама то и дело  заглядывала в висящее на стене зеркало, стараясь изо всех сил походить на взрослую.
Я чувствовала себя учителем!
Я так любила играть в школу в детстве.
И я всегда была учителем, сколько себя помню.
А потом, в школе, меня выбирали то старостой, то комсоргом, то ответственной за учебу, но обязательно за что-нибудь ответственной.
Как я старалась!
Я сдвигала брови, чтобы казаться строгой, я была непримиримой, укоряла и сожалела, когда разбирали лентяев и прогульщиков, Стыдила и отчитывала, совершенно забывая любимую мамину поговорку о Боге, о понимании и любви.
…Прошли годы, я закончила  школу и поступила в пединститут. С увлечением постигала науки и готовила себя к великой миссии…
….Это случилось со мной в первый год моей работы в большом селе, куда меня направили по распределению.
 Это был мой первый урок, данный не мною, а мне…
…… Сережке Пикину в школу идти не хотелось.
Он любил, чтоб его никто не трогал, а разве на уроке посидишь спокойно, особенно у этой Марь Семеновны. Как  раскричится: «Ты в школу отдыхать  что ли пришел, бездельник!
А что ему эта математика, если он все равно ничего не понимает.
Отстал он серьезно и намного
Скверно было на душе у Сережки. Он и сам понимал: в чем-то они правы, эти учителя.  Но разве может лезть в голову математика, если у него такое внутри.  Сережка тяжко и длинно вздохнул.
У него, как у всех, были и мать, и отец…
Только лучше… Он даже испуганно оглянулся от такой мысли..
Лучше, если б совсем не было.., чтоб не обидно..
Или его бы не было…, чтобы они не мучили друг друга…
Дома всегда было напряженно. И даже тишина тяжелая, точно вот-вот обрушится потолок.
И Сережка уходил, а они даже не слышали, как он уходил. Им было не до него.
Только иногда, когда приходила учительница домой, отец брался за ремень.
А мать бросалась защищать и обзывала отца извергом.
Дальше уже слушать Сережке не хотелось, дальше он уже все знал, быстренько одевался и уходил.
Потом матери не стало.. Он пришел из школы,  а ее нет.
-Уехала, - длинно и грязно выругался отец и зашелся вдруг кашлем.
А  Сережка даже не заплакал, только что-то  внутри звенело долго и страшно…
.. Ну  вот и школа. Сережка нерешительно потоптался у ворот…               
-Пойти, не пойти?  Отец побьет.  А может, не узнает?
И классная  уехала, будет новая….
«В первый же день она на дом не  пойдет»,- окончательно успокоил себя Сережка.
И ноги, словно на крыльях, понесли его от школы…
Свобода пугала и радовала .
Целый день – сам, никто тебя не трогает, отец придет только вечером.
А может, на попутке и к матери?
….Мать жила в городе, теперь у нее была другая семья..
Сережку она встречала радостно, но как-то суетливо.
Заглядывала в глаза, беспрерывно вскакивала и разговаривала, точно сама с собой:
«Сережа приехал, вот и Сережа приехал, не забыл свою мамку, не бросил свою мамку».
И неестественно, дробно смеялась, скрывая странное беспокойство в глазах.
Глухая тоска закрадывалась в душу Сережки.
«Чего это она»,- удивлялся. И вдруг, как удар: «Она.., она меня боится!               
Она …не любит.. меня!»
Впервые и глубоко Сережка почувствовал себя одиноким..
Он тосковал по ней, но приезжал все реже и реже.
И все больше и больше ненавидел взрослых..
Из своего маленького личного опыта он уже знал точно: это от них все неприятности.
И бороться с ними трудно, потому что им можно все. Они – взрослые.
-Подождите, подождите,- загораясь беспомощно мстительным чувством, думал он,- вот только вырасту..
А расти было так медленно и скучно, что Сережка часто срывался.
-Пика, Пика,- вдруг услышал  он чей-то знакомый  голос,- ты чего, опять гуляешь?
Это была  Парусовская  Людка. Маленькая, всегда подтянутая и дерзкая на язык девчонка. Ее он немного побаивался и потому хорохорился при ней страшно.
-Чего тебе?- набычившись, независимо через плечо  процедил Сергей.
-А у нас новая классная,- выпалила она, не заметив воинственных приготовлений.
-Ну и что?- сразу успокоился он, видя, что Людка сегодня не настроена язвить.
-Нам понравилась, молодая, а ты что тут делаешь?- только теперь удивилась она, оглядывая старую  высохшую ветлу у дороги, несколько разбитых фанерных ящиков, один из которых служил Сергею стулом.
-Ничего,- опять весь подобрался  тот,- катись, откуда пришла!
-И ты тут весь день один сидишь?- удивлялась Парусовская, не обращая внимания на оскорбительную фразу
-Рак-отшельник!-вдруг фыркнула она напоследок, тряхнула коротко подстриженными волосами и убежала, ехидно хихикая.
Сережка для вида бросился следом:
-Получишь, Парусиха!
Но догонять ее ему не хотелось..
…Новая учительница не походила ни на кого. Худенькая, легкая.
Она словно приносила с собой в класс множество солнечных зайчиков.
Вот один озорной скачет у нее в глазах, вот она наклоняется над чьей-то партой, и светлые волосы ее, точно искрятся в лучах, падающих из окна.
И голос у нее то взметнется высоко, то затихнет.
И становится на душе и тихо, и радостно, и неспокойно.
А он все время ждет чего-то, ждет, что сейчас кончится этот обман, она посмотрит на него строгими глазами и скажет голосом Марь Семеновны: «Почему не пишешь, бездельник?»
Сережка вздохнул. С Марь Семеновной у него сложные отношения.
Но она словно не видит его. Уже целых три урока она ни разу не обратила на него внимания.
-Ко всем подходит, а ко мне -  нет!
На четвертый день Сергею это показалось оскорбительным.
И он, пугаясь собственной смелости, словно от толчка, вдруг поднялся.
Нарочно неторопливо, шаркая ботинками, прошелся между рядов, схватил у Парусовской зачем-то линейку,треснул ею попутно вытаращившего на него глаза звеньевого Витьку,
подошел к доске, не глядя на отшатнувшуюся  учительницу, черканул там что-то, взял тряпку и запустил ею в хихикнувшего второгодника Генку. В довершении всего присел
на край учительского стола, поболтал ногами и отправился на свое место, не поднимая глаз и шаркая ногами.
Спустилась и повисла над головой тишина.
-Зачем это я?- тошновато заныло что-то внутри.
Он сидел, стараясь не смотреть в сторону учительницы, хотя чувствовал на себе давление возмущенных, восхищенных и  недоуменных взглядов.
Но ее взгляда он не ощущал.
Воровато, из-под ресниц, глянул в ее сторону.               

      Учительница стояла у окна, опустив голову, и совсем, как ученица, напряженно теребила в руках маленький платочек.
Сережка так удивился, что даже забыл про свою вину.
-Пика, Пика, дурак,- зашипела на него Парусовская,- получишь после уроков…
Сережка даже не усмехнулся тому, что ему вдруг вздумала грозить девчонка, нет.
Он вдруг как-то разом, неизбежно и тяжело почувствовал себя виноватым.
Только теперь он ощутил в воздухе висящее, всеобщее осуждение.
Учительница, неестественно отворачивая покрасневшее от слез лицо,вдруг торопливо вышла, почти выбежала…
И класс взорвался.
В него полетели книжки, линейки, обидные слова.
Даже те, кто всегда боялся Сережку, вдруг взбунтовались.
А он только, как затравленный, что-то мычал в ответ, поворачивая голову то влево, то вправо, защищаясь локтем от летящих предметов.
 Потом все утихли.
-Ну, иди,  извиняйся,- жестко сказала  Людка, глядя на него с каким-то взрослым сожалением.
И он пошел, сам не понимая, как и почему он подчиняется.
Классная стояла в углу коридора, уткнувшись в стенку,. Тонкие плечи ее жалко вздрагивали.
В Сережке вдруг что-то, оглушая, раздавливая его, невыносимо зазвенело, как тогда, когда ушла мать. И он закричал на весь коридор, срываясь и захлебываясь от слез:
-Я не буду! Я не буду больше!.
Он еще бессознательно  продолжал повторять эти слова, когда она гладила его по голове, испуганно и ласково заглядывая в глаза, и просила  успокоиться.
Сережка чувствовал, что прощен, и от этого было, совсем по-новому. легко и просто…
….Прошли годы.. Я вскоре уехала в город и больше никогда не встречала Сережку.
Я не знаю, что стало с ним, но в одно я верю: он стал настоящим человеком.
Мне много еще пришлось получать уроков от своих учеников.
Это не я их учила, это они меня научили понимать и любить.
Кстати, я даже фамилию не изменила.
Где ты сейчас, Сережка Пикин?!