Эпизод 22. Общежитие

Лаура сегодня гуляет одна. Она проходит долгий путь между панельными домами, рассматривает засохший и покрывшийся липкой грязью бурелом, перешагивает через потрескавшуюся лужу и оглядывается на гараж, где копается у машины толстый мужчина в полосатой майке и вытянутом трико.
Она смотрит вверх. Небо болотного цвета, очень душного, тепло на улице убаюкивает и заворачивает в плотное шерстяное одеяло. Вроде бы, и хочется вырваться. А вроде бы, никуда не нужно спешить… Устав от меланхолии, Лаура заходит в гости к Жанне, и они вместе отправляются на прогулку.
Девушкам приходится проходить по тому же знакомому, избитому, испитому тоской и медленным течением песка, маршруту. Окна домов мутные, пыльные, тусклый свет растекается по ним, как протухшее, зловонное желе. Жанна хватает Лауру за волосы и, покопавшись там с минуту, добывает крупную улитку с полосатой раковиной. Присев у обочины, девушки закапывают улитку в горсти дорожной пыли, а потом, поднявшись и отряхнувшись, продолжают свой путь.
Им встречается гараж.
- Смотри, там мужчина какой-то лежит. – Жанна указывает подруге на толстое тело. – Пьяный, что ли?
- Нет, не пьяный, - они вместе подходят к нему. Лаура склоняется ближе, пытаясь уловить звук его дыхания, но тот лежит недвижимый, а из носа у него медленно течет кровь и впитывается в землю.
Жанна испуганно хватается за руку Лауры, и они кидаются бежать прочь от трупа. 
- Лаура! Он бежит за нами! – Кричит Жанна, с ужасом оборачиваясь назад.
- Бежим в этот дом! – Крепче стиснув ее руку, отвечает Лаура, и они вбегают в подъезд, плотно закрыв за собой дверь. С жутким грохотом, кто-то влепляется в нее снаружи и начинает бешено молотить по металлу кулаками. Глаза Жанны блестят в полутьме.
- И что? Куда дальше? – Вместе с испуганным дыханием, вырывается у нее.
Но Лаура знает этот путь. Она не раз ходила здесь.
- Нам нужно войти в квартиру одного старика, а потом перелезть через окно на улицу.
- Подожди, подожди! – Подруга останавливает ее. – А другого пути нет?
Лаура целует Жанну в ответ и проникновенно отвечает:
- Нет. Только так. Доверься мне. Идем.
Они поднимаются по лестнице на первый этаж и оказываются в длинном, темном коридоре. Все двери там открыты. Лаура делает пару шагов вперед, а потом сворачивает направо. Вместе, девушки входят в квартиру.
- Здесь так тихо… - Шепчет Жанна, осматривая сумрачное, пыльное помещение. – И страшно…
Они осторожно проходят вглубь квартиры. Все внутри застыло, и люди, и животные и мебель, словно вдруг нажали на паузу. Лаура чувствует, что Жанну трясет от ужаса, когда они проходят мимо девочки, застывшей с одной поднятой рукой. Кажется, она находится в такой позе настолько давно, что пауки уже успели сплести огромную паутину на ее голове. Края свисают с волос, словно венчальная вуаль.
Лаура тянет девушку за собой, и они входят на кухню. Старик сидит за столом, голова его опущена на длинные, вздувшиеся венами руки. Он тоже уже успел порядочно обрасти пылью и тенетой. На подоконнике лежат шесть сухих мух, похожих на спутанные комочки из ниток. Лаура подходит к окну.
- Запечатано. – Ее рука ложится на белые лоскуты изоленты. – Путь заблокирован.
- И что нам делать? – спустя минуту, потерянно вопрошает Жанна. Лаура окидывает взглядом кухню.
 - Пойдем в соседнюю квартиру. Попробуем там.
Молча, они покидают квартиру старика, и входят в соседнюю. Там на кухне стоит старуха в длинной выцветшей юбке. Крепкие, натруженные руки уперты в бока, но она тоже не двигается. Перед ней на столе стоят банки с заготовками, которые уже давным-давно высохли и растрескались. Девушки обходят ее. Это окно заклеено черной изолентой.
- Это можно открыть, - решает Лаура, - помоги мне.
Вместе, они хватаются за оконные ручки и начинают тянуть их на себя. Окно плохо поддается, но поскрипывает. Лаура упирается ногами в батарею и вытягивается во весь рост. Жанна пытается отковырять изоленту.
Сделав нечеловеческий рывок, Лаура открывает, наконец, окно, но ее отбрасывает назад, на стол, и банка с побелевшим от времени малиновым вареньем грохочет прямо на пол. В окружающей тишине звук скачущей по полу банки едва ли не оглушает двух девушек.
- Вот черт… - Говорит Лаура, поднявшись со стола. – Это плохо. Очень плохо.
Старуха рядом с ними вздрагивает и начинает медленно, рывками, поворачиваться к незваным гостьям. Протягивает к ним руки и содрогается, словно внутри нее пришел в действие заржавелый, плохо смазанный механизм. Черный рот открывается и закрывается, выдавая нечленораздельное мычание. 
Лаура хватает Жанну и толкает ее к окну.
- Бежим! – Шепчет она, не сводя глаз со старухи. – Скорее! Скорее!
Они спрыгивают с подоконника вниз, и вдруг падают на теплый пол другой квартиры. Торопливо поднимаются, отряхиваясь и озираясь. Они находятся в светлой, просторной комнате в общежитии. На стенах старомодные советские обои, какие-то броские плакаты с пионерами, желтые, тонкие занавески и большое, открытое окно, впускающее в себя свежесть летнего утра.
В комнате три парня. Двое сидят на своих кроватях, занятые чтением, а один сидит перед открытым настежь окном и пишет что-то. Перед ним на столе лежат разноцветные советские деньги.
- Девушки, подождите, - вдруг говорит один из парней с кровати. – Петр занят пока. Садитесь на стулья. Придется подождать.
Лаура и Жанна послушно садятся на предложенные места и продолжают с интересом осматривать комнату и жильцов. Открывается дверь, и входит еще одна девушка под руку с серьезным мужчиной в очках и потертом пиджаке.
- Здравствуйте, Петр, - обращается девушка с парню за столом. – Выпишите, пожалуйста, бланк для Александра Михайловича.
- Садитесь, - Петр кивает на стул рядом, и мужчина осторожно, словно на иголки, садится. Парень начинает что-то очень тихо спрашивать у него, а тот ему в том же тоне отвечает. Он часто морщится и шипит, как будто бы его мучит какая-то болячка, а девушка успокаивающе гладит его по плечу.
Лаура с Жанной переглядываются, а потом тихо встают и подходят к парню на кровати.
- Простите, - шепотом говорит Лаура, склонившись к нему, - расскажите, пожалуйста, что тут происходит?
Парень оглядывается на Петра и его посетителей, потом минут пять смотрит на своего соседа по кровати и, наконец, поворачивается  девушкам.
- Петр выписывает бумаги на продление жизни.
- На продление жизни? – Одновременно спрашивают девушки.
- Да. Но не всем, а только великим людям. – Он снова оглядывается на Петра. – Иногда бывает так, что великие люди не успевают создать что-то в своей жизни, заболевают смертельной болезнью или их сбивает машина, и они умирают. Тогда они приходят в эту комнату к нам и просят Петра выписать им бумагу, согласно которой их жизнь продлена. Вот сейчас к нам пришел Шепотковский Александр Михайлович, он писатель. Но он очень некстати схватил язву, язва стала прободной, получил кровоизлияние и вот теперь он у нас. Не успел создать свой самый великий роман, ради которого и пришел в этом обличии на землю. В восьмой раз, кстати. А Петр ему сейчас бумагу выпишет и… все! Александр Михайлович вернется к жизни и все успеет.
Девушки на этот раз посмотрели на серьезного мужчину по-другому, с уважением.
- А я? – Отважилась спросить Лаура у парня. – Я стану великим писателем? Мне понадобится бумага для продления жизни?
Но парень вновь углубился в свою книгу, и ничего не ответил.
Попрощавшись с посетителями, Петр оборачивается к девушкам.
- Идите сюда, - вздохнув, говорит он, и начинает копаться в своем столе. – Застряли, да?
- Да, - Лаура растерянно посмотрела на Жанну. – Не можем выбраться отсюда.
- Вот, держите, - он протягивает им какой-то полукруглый предмет, завернутый в носовой платок. – Как вернетесь, отдайте его потом мне обратно.
Девушки горячо благодарят Петра и покидают комнату в общежитии. Спокойно спускаются по лестницам вниз, толкают дверь, и оказываются во внутреннем дворе своего собственного общежития, где они живут.
Тут Жанна поворачивается к Лауре.
 - Лаур, а как мы отдадим ему эту вещь, если мы снова в своем мире? – Недоуменно спрашивает девушка. – Кстати, что это за предмет?
Лаура опускает глаза в свои ладони и удивленно шевелит пальцами.
- Наверное, мы эту вещь уже отдали, - она неловко улыбается, демонстрируя пустые руки, – А я даже не запомнила, что это такое. Какая досада…