На краю... Глава 8 Кому война, а кому мать родна

Уже через год после начала войны цены стремительно поползи вверх. К декабрю 1915-го стоимость предметов первой необходимости выросла на 40%.
«Как купцы, так и торговцы, все они являются спекулянтами, скупая предметы первой необходимости у одних и перепродавая другим, они наживают на них большие проценты прибыли, - писал в Самару местный представитель губернского жандармского управления. - Говорят, что некоторые средние торговцы в текущем году наживут до 50 тыс. рублей чистой прибыли, а крупные – и более того. Таксы на жизненные продукты в Балакове не существует, хотя она и была выработана городом ещё в августе и послана губернатору на утверждение, но до сего времени находится у последнего. Поэтому не представляется возможным зарегистрировать отдельного случая злоупотребления купцом или торговцем по их специальностям, тем более что цены у них поставлены на один уровень. На возрастающую непомерную дороговизну на предметы первой необходимости население ропщет больше, чем на войну».
В феврале 1916-го балаковцы были взволнованы тем, что за 1 фунт (400 г) мяса в магазинах стали брать 30 копеек и пугали, что его стоимость вырастет до 50. По словам торговцев, такой скачок объясняется тем, что перекупщики из Вольска забирали практически всё мясо с базара не торгуясь. Чтобы не пускать заезжих покупателей, полиции пришлось выставить на Волге караул.
Конечно, рост цен такие «меры» остановить не могли. Ведь, как известно, во время любых катаклизмов, военных или экономических, всегда находились (и находятся) люди, готовые на этом наживиться.
Чувствуя свою безнаказанность, торговцы стали вести себя вызывающе.
«Мучные торговцы стали в последнее время прямо неузнаваемы. Раньше они обычно перед покупателем  изгибались в три дуги и наперерыв друг перед другом зазывали его к себе, а ныне они не только не смотрят на него свысока, но даже и внимания не обращают, - возмущался. «Саратовский листок». - Недавно, например, один сельский священник зашёл в лавку С.Г. Мельникова и позволил себе потревожить доверенного просьбой, чтобы тот выдал ему счёт за забранную им муку, каковой счёт необходим ему для отчётности. Доверенный, прежде всего, сделал выговор скромному батюшке за то, что он потревожил его в то время, когда он изволил кушать, а затем резко отказал в его просьбе, сказав, что никаких счетов он давать ему не желает, а если ему это не нравится, то он может муки и не покупать. Никакие резоны батюшки, что всякий торговец обязан, по требованию покупателя, выдать ему счёт, раз он не с возов торгует, и даже оплатить его гербовым сбором, успеха не имели, и грозный доверенный крупного мучного торговца стоял на своём, что никаких таких правил он знать не хочет, и только уже после того, когда батюшка взмолился, что без счёта ему придётся свои деньги платить за муку, взятую для церкви, доверенный смилостивился и написал на клочке бумажки карандашом, что такая-то сумма за муку получена, не обозначив фирму, количество и цену».
Впрочем, грубость ещё можно было бы стерпеть, но с необузданным ростом цен необходимо было что-то делать, чтобы не допустить бунта. В уездном Николаевске регулярно заседал специальный продовольственный комитет (тогда он назывался продовльственым совещанием). Но его членами были в основном купцы, и, понятно, они могли либо поставить на вид своим «коллегам», либо адавить им на совесть, либо, в крайнем случае, пожаловаться губернатору, у которого полномочий было гораздо больше. Так, именно по распоряжению губернатора член комитета Г.Л. Носов был оштрафован на тусячу рублей за спекуляцию сахаром.
Плжаловались «комитетчики» и на товарищество Н.С. Менькова, которое в начале 1916-го решило прекратить торговлю в Николаевске мануфактурой (ткани, текстиль) и вывезти её за пределы города (а, может, и уезда) в районы с более высокой покупательской способностью. Это бы привело к очередному скачку цен не только на этот товар, но и на платье и обувь.
То же самое было сделано и в отношении торгового дома «А.А. Шмидт и сын», который являлся мнополистом на рынке железо-скобяных изделий и тоже пригрозил их вывезти. А ведь без этих изделий сельскохозяйственному заволжью никак было не обойтись.
К весне того же года царское правительство решило усилить борьбу со спекуляцией и распорядилось реквизировать излишки дефицитного товара. В Балакове это могло коснуться местного торговца Зайцева, который доставил в город 1200 пудов сахара. Однако собрание городских уполномоченных отказалось принимать столь жёсткие карательные меры. В качестве аргумента они привели тот факт, что продукты в военное время добывать не так-то легко (выросла и отпускная цена, и дорожные расходы), и прибыль купцы получают мизерную. Бороться со спекуляцией нужно не реквизицией, считали балаковцы, а устройством конкуренции с помощью создания кооперативных организаций. Причём вступить в непримиримую борьбу выразило свою готовность Общество потребителей, при условии, что городское самоуправление оказало бы ему полное содействие.
Предложил вступить в борьбу с дороговизной и председатель биржевого комитета С.Г. Мельников. Но биржевики его не поддержали.
«Этого, конечно, и нужно было ожидать, - писал «Саратовский листок», - зная состав нашего комитета, где всё больше люди практические, для которых, к тому же, дороговизна не так чувствительна, потому что, переплачивая на одних товарах, сторицей себя вознаграждают на других. Монопольные торговцы солью берут за неё сейчас по 65 к. за пуд, хотя им она стоит не более 30».
Чтобы сдержать цены на мясо, в Балакове были введены так называемые мясопустные дни (с запретом на торговлю мясом). Ясно, что торговцам это было невыгодно. Они обратились с просьбой сначала разрешить им расторговаться закупленным товаром, чтобы он не пропал. Однако интересы горожан для местной власти оказались превыше всего. Впрочем, сдерживание мясных цен привело к резкому росту стоимости птицы, молока и яиц.
Постоянное ожидание роста цен держало население в напряжении. В сентябре 1915 года в Самаре в магазинах на какое-то время прекратилась продажа сахара (его просто не успели доставить), и по городу поползли слухи, что торговцы придерживают товар, чтобы впоследствии взвинтить цены.
19 сентября на Воскресенской площади с 7 утра у магазина некоего Зарубалова стали собираться женщины, которые требовали продать им сахар. В 10 утра ставшая уже довольно внушительной толпа устала ждать, и из неё в магазин полетели камни. В результате было побито несколько мелких стёкол. Затем народ попытался ворваться в магазин, но полиция этого не допустила.
Тогда разъярённые массы двинулись по площади к более крупным магазинам – Перлова и Пятова. Но и здесь их нападение было отбито полицейскими.
Вернувшись на «исходные позиции», толпа снова стала закидывать магазин Зарубалова камнями. При этом досталось приставу и его помощнику. Однако в решительное наступление народ не пошёл и, с наступлением темноты, растворился по городу.
Как сообщалось в полицейском донесении, быстро усмирить толпу не удавалось потому, что её настроение подогревалось санитарами Самарского центрального резерва, которые квартировали поблизости. Они не только поддерживали буянов одобрительными криками, но «даже отняли у городового и освободили женщину, задержанную за буйство».
Тем не менее, в ходе беспорядков полиция задержала наиболее дерзких «бунтовщиков»: двух мужчин, четырёх женщин и трёх подростков.
Спустя несколько месяцев, в июне 1916-го, кто-то донёс в полицию, что в Балаково прибыло четверо неизвестных, которые намеренвались организовать с помощью рабочих местных заводов погромы торговых лавок во время Троицкой ярмарки. В связи с этим вахмистром Николаевского жандармского пункта Егором Тыриным была немедленно организована «негласная разведка».
«Для этой цели, переодевшись в штатное платье, в течение трёх дней вращаясь среди рабочих и ведя с ними разговоры на тему дороговизны продуктов, я вполне убедился, что среди рабочих всех заводов никакой погромной организации на почве дороговизны продуктов не существует, особой вражды рабочие против торговцев не имеют и никакого разговора среди рабочих о погроме торговцев нет», - доложил начальству Тырин о результатах «разведки» и добавил, что «случайные волнения» вполне возможны.
Впрочем, никаких особых волнений, вплоть до февральской революции 1917 года в Балакове отмечено не было. По всей видимости, балаковцы, как жители торгового села-города, давно уже адаптировались к зигзагам рынка. А вот к разочарованиям в уважаемых людях привыкнуть было невозможно. В самый разгар разгула цен неожиданно выявилась афёра с дровами, за которой стоял щедрый благотворитель, основатель коммерческого училища Иван Васильевич Кобзарь. Вот как в 1916 году об этом писал «Саратовский листок»:
«Торговля этим предметом первой необходимости каким-то образом очутилась в руках одной компании, во главе коей стоял И.В. Кобзарь. Это дало повод многим предполагать, что уж хоть с дровами нас не будут обдирать и что И.В. Кобзарь, взяв торговлю ими в свои руки, если и не облагодетельствует население, то, во всяком случае, будет продавать их по божеской цене. Но горькая действительность скоро всех разочаровала, когда огласилось, что дрова продаются по 110 р. за пятерик (поленница – Ю.К.), в то время когда сведующие люди утверждают, что на месте они были куплены по 35 р., значит, с доставкой могли обойтись не дороже 60 р. И вот обнаружилось, что продаваемые пятерики дров не только дороги, но и недостаточны по своему размеру. Снчала все грешили на извозчиков, что-де они не довозят. Но вот были куплены дрова для местного собора, и настоятель его лично обмерил все пятерики и констатировал, что в каждом не хватает около 1/2 сажени. Послал обмерить пятерики ещё не присланные, и они оказались с таким же дефектом. Потребовали у караульщика сажень, измерили её, и в ней оказалось не хватает 2-х вершков. Настоятель сделал об этом официальное заявление приставу и просит это дело расследовать, а сам от расплаты за купленные дрова пока воздерживается. Очень интересно, чем кончится это любопытное дело, о котором сейчас очень многие говорят. Конечно, все уверены, что эта укороченная сажень пущена в дело без ведома Кобзаря его не в меру усердными и алчными компаньонами, но, тем не менее, нехорошая тень падает и на него, т.к. компанийская дровяная фирма носит его имя, а с этим именем у нас до сих пор связывались дела совсем иного рода, и к нему привыкли относиться с большим уважением».
Дело о спекуляции с дровами было направлено к городскому судье и квалифицировалось, как мошенничество на сумму менее 300 р. Причём «кобзарёвская» фирма, как только выяснилась эта скандальная история, успела уплатить убытки своим крупным покупателям, заручившись от них расписками о том, что они претензий к фирме не имеют. Таким образом, «громкое дело» стало рассыпаться в самом начале его расследования. Благодаря расторопности продавцов, последним вменялось в вину только то, что у них пятерики оказались маломерными, и обвинение было предъявлено лишь к доверенному фирмы Н.А. Пастухову.
Пастухов – личность тоже весьма известная. Он был одним из компаньонов в деле открытия первой балаковской публичной библиотеки, первого книжного магазина, первой электростанции и первого «междугорднего» автобуса, который был пущен по маршруту Балаково-Николаевск в 1914 году, незадолго до начала войны.
Однако судья рассматривать дело не стал, отправив его на доследование, чтобы выяснить роль Кобзаря, как главы фирмы.