Уважаемый хрен

Никогда не собирался отнестись к растению какому-нибудь, будто к личности, а вот, поди ж ты чего вышло. На даче растёт уважаемый хрен, которого ещё называют Хренпидоном из-за одного случая, про который нынче писать лень. Ну, Хренпидон и Хренпидон, а уважаемым он стал благодаря упорству, постоянству и живучести, то есть, тем самым личностным качествам, которых у растения быть не должно.

На протяжении многих лет, как приеду весной на дачу, так беру косилку, и скашиваю траву вместе с тем Хренпидоном, про которого за год успеваю забыть. Вспоминаю про него, спустя дня два, или три, когда на фоне ровно выстриженного пространства выскакивает заметным пятном новый лист. "Ой! - говорю я тогда маме - Да я, кажись, опять Хренпидона состриг!" Мама отвечает: "Не только его. Ещё ты состриг нарциссы, гвоздики..." - тут она перечисляет ещё такие названия типа ахиней, гладиолухов и шизомурзиев, которые запомнить столь же трудно, сколь разглядеть перечисленных экзотов среди весеннего густотравья. Происходит традиционная экскурсия по местам их останков, с целью воссоздания этих мест как памятных для моей бестолковой башки.

Лишь только уважаемый хрен не требует по отношению к себе экскурсий, поклонов, камланий и литургий. Своё присутствие он утверждает в духе стоического принципа: "За истину не надо бороться. Её невозможно обойти". Используя каждый миг отпущенного до следующего подстригательного кризиса времени, он увеличивается вверх, и даже, как бы вопрошает: "Вы чего? Вы охренели? Как можно меня скашивать нахрен? Это ж я! Я ж снова прорасту и буду мозолить глаз, коробить совесть, вопиять самим видом своим о гуманизме и прочей чепухе!"

Ясен пень, в следующий раз, недельки через две, я уже его не выкашиваю, обхожу стороной. Нафига ж надо его трогать? Чтобы он потом следующие пол месяца издевался?

"Опять ты, скотина, меня подрезал, а я вот, лезу изо всех сил, и буду лезть, сколь бы ты ни зверствовал".

Хренпидон растёт, набирает мощь, густеет цветом. К середине лета он уже похож на заматерелого члена союза писателей России, потому как возвышается средь зелепухи, будто не трава он, а целый куст. Осознав своё величие, начинает хрен хамить. Вываливает здоровенные листы поперёк тропы, мол: "Нечего тут шастать, волоча ноги! Перешагивайте все через меня, да поаккуратнее!"
Чтоб он унялся, приходится отрезать лишние листья, приговаривая: «Смири гордыню, болван! Живи в рамках дозволенного». Никакой гордыни у хрена нет. Откуда ей там взяться? Но чувство собственного достоинства не позволяет хрену согласиться с моими требованиями, и в скором времени он выпячивает на дорогу новые лопухи взамен отрезанных. Ну и ладно. Не выкорчёвывать же его, дурака, за то, что он ведёт себя как и любая живая тварь.

Попробуй, найди в природе того сказочного зверя, который бы добровольно самоограничился. Таковых нету ни среди флоры, ни среди фауны, ни даже среди богов. Каждый занимает столько места, сколько ему позволят обстоятельства. Выкапывать его смысла нет ещё и в связи с тем, что за многие лета хрен, скорей всего, одичал, одеревенел, и потерял качества тех овощей, которых выращивают на съедание. Не хрен уже он, а подземная твердь.

Но сейчас кругом зима. Никакого хрена не видать. Смотрю я в окно, и представляю себе, как сидит под землёй уважаемый Хренпидон, трясётся там, замерзает весь. Неуютно ему, и не исключено, что сама жизнь его висит на волоске.

Так и повсюду, пока шла кали-юга, теплилась наша цивилизация в печальном состоянии замерзания, и длилось это не 1 зиму, а целых 432 тысячи лет, если верить индусам. Почему бы им не верить, коль периодически мы верим любой околесице? Но главное, во что мне хочется верить, так это в то, что кали-юга Хренпидона не добьёт, и весной он снова проклюнется на прежнем месте. На этот раз я его не состригу, если не забуду, конечно.