5

Князь Мурзик не спал. Мышь вошла в его покои со свечой в руках. Она поставила свечу на хрустальный столик, сделанный в виде куба с объёмным изображением Исаакиевского собора внутри. На столике стояла также золотая статуя, изображающая Знание – в виде мыши с россыпью сапфиров на боку и большим сапфировым фонарём в руке.
Мурзик поднял на мышь глаза и улыбнулся ей.
- Спасибо, мышка, - произнёс он с искренней благодарностью.
Она почти привыкла за последние полгода к этой улыбке и к этому тону. Она привыкла к его ночным бодрствованиям, во время которых она приносила ему свечу, чтобы он мог записывать что-то в свою записную книжечку.
«Она почти не удивляется теперь тому, что я пишу по ночам, - писал Мурзик. – Почти все привыкли уже к моему новому образу. Даже Сан Пин, кажется, уверилась, наконец, что я в самом деле стал иным существом, а не веду тонкую политическую игру. Все привыкли и оставили меня в покое. И одиночестве.»
Он заметил, что мышь не уходит, и снова приветливо улыбнулся ей.
- Мурзик, ты пишешь опять о диких свиньях? – спросила она.
- Нет, сейчас я писал о себе.
- А-а… А про диких свиней будешь сегодня продолжать?
- Знаешь, вообще-то, я не собирался… Вернее, я собирался продолжить о них днём, но вот ты сейчас напомнила мне про них, и захотелось продолжить прямо сейчас… Как раз такой же вот тёплой ночью юный летописец Хрю сидел возле тлеющего костра и смотрел на новое звёздное небо, под которое они пришли недавно.
Все спали, кроме часовых, неподвижно сидевших вокруг стоянки, их силуэты темнели в тусклом свете тлеющих костров.
Хрю держал на коленях кусок гладкой древесной коры и что-то карябал на нём заострённым куском камня – то ли рисунок, то ли какие-то письмена, время от времени дуя на угли, чтобы усилить освещение.
«Все, кроме часовых, спокойно спят в шатрах, - писал Хрю, - только я сижу в одиночестве возле догоревшего костра и пишу на этом куске коры, который сейчас – единственный близкий мой друг.»
- Он ведь не знал тогда, милая мышка, что не менее близкий ему друг смотрит на него, читает его летопись и знает, какое великое дело он творит. Просто этот друг живёт спустя несколько тысячелетий после него, поэтому Хрю не может его видеть.
- Жалко, - сказала мышь.
Мурзик с некоторым удивлением заметил, что она слушает с большим интересом и ей, кажется, в самом деле жалко. Обычно она не очень любила такие рассказы… Или ему так казалось?
- Это ничего… - успокоил её Мурзик и вдруг заметил овальный силуэт за дверью.
Он вздрогнул от неожиданности. Мышь тоже вздрогнула и проследила его взгляд.
- Ты, что ли, Паутинка? - спросила она громким шёпотом.
Дверь осторожно открыли, и ёж Паутинка тихо зашёл внутрь.
- Ты меня испугал, - весело сказал Мурзик. – Я как раз разговаривал с мышкой о стоянке диких свиней и подумал было, что часовые проспали и у нас за дверью стоит чужак.
- Я заприметил свет за вашей дверью, - объяснил Паутинка. – Вы пишете о диких свиньях?
- Пожалуй, всё-таки придётся, - улыбнулся Мурзик.
- Откуда вы берёте сведения о них? – спросил Паутинка, он подошёл ближе и, склонив голову набок, смотрел в записную книжку Мурзика.
Князь взглянул на него, и вдруг слёзы счастья подступили к горлу, и он различил за стеклянной дверью очертания другого существа, с огромной головой, похожего на шалтая-болтая, - только не возле самой двери, а в нескольких шагах от неё, хотя там существу не на чем было стоять. Но Мурзика не удивляло, что ночной гость парит в воздухе, потому что он узнал его.