Железное кольцо! Детство! Часть пятая!

   Пока Нина Михайловна занималась оформлением документов на опекунство, мне как-то надо было решать вопрос с Полиной, которая продолжала жить у тёти Ани, ни чего не подозревая, что её ждёт впереди. Сама я ещё не могла передвигаться, хотя подниматься уже пробовала, но резкая боль внизу живота, заставляла меня снова лечь, и это прямо бесило меня. Я ни сколько не думала о себе, все мои помыслы были направлены лишь на то, чтобы каким-то образом спасти Полинку.
   
   Но как? – рвалось моё сердечко на мелкие части. – Что надо сделать такого, чтобы отвести угрозу от неё?
   
   До моего восемнадцатилетия было ещё два года, а это значило, что я никак не могла оформить опекунство на себя. Мало того, меня саму могли забрать в детский дом и тогда всё!
   
   От бессилия я снова заплакала, и в этот момент в палату вошла Нина. Она сегодня заканчивала дежурство и, только через два, или три дня, должна была снова выйти на дежурство. Да я и ей не верила, как, собственно, Сергею Ивановичу, врачу и мужчине, который хоть что-то, мог бы, и посоветовать, но не захотел портить отношения с Ниной Михайловной.
   
   Ну что ты, милая, снова речку запустила? – взволновано произнесла Нина. – Не надо так убиваться, дорогая! Знаешь, есть такие моменты в жизни, которые ты никак не можешь изменить самостоятельно, а у тебя, я как понимаю, кроме тёти нет никого?
   
   Полинка есть! – всхлипывая, произнесла я, глядя на неё полными от слёз глазами.
   
   Да! Полинка твоя сильная тебе помощница! – произнесла Нина, с мягким сарказмом. – Насколько я понимаю, то именно она и есть твоя главная проблема?
   
   Ага! – промолвила я, не сводя с медсестры глаз. – Я, боюсь, Нину Михайловну, и поэтому мне страшно думать даже о том, что может быть с сестрёнкой! Она же ещё совсем маленькая!
   
   Вот дурёха! – улыбнувшись, сказала Нина, присев ко мне на кровать. – А о себе тебе думать не интересно? Что тебя ждёт после того, как выйдешь отсюда? К доктору уже приходили из органов опеки и интересовались тобой. Когда, мол, её можно будет забрать.
   
   Так у нас же тётя Аня есть! – воскликнула я, и мои глаза мигом высохли. – Она что не может оформить на нас опеку?
   
   Да кто же ей даст добро, девочка ты наша? – в свою очередь воскликнула Нина. – Она уже старая, да и болезней букет. Ей самой опекун нужен! Господи! И что с тобой делать?
   
   Потом она сделала мне внутривенный укол и ещё пару в ягодицу, и продолжила. – В общем так! Набирайся сил и никуда не дёргайся. Если явится Нина Михайловна, разговаривай с ней приветливо, как будто ни о чём не догадываешься, а я за эти дни попробую что-нибудь придумать. В любом случае у нас ещё неделя, как минимум, есть. Так что не падай духом, сестричка!
   
   После этого она улыбнулась, поцеловала меня в лоб и, тихим ветерком, удалилась из палаты, оставив меня в раздумье.
   
   А что если это очередная уловка, или хитрость Нины Михайловны? – думала я, прокручивая в голове всякие варианты. – Да собственно, что я могу сделать в этом положении? Придётся поверить Нине, а там видно будет! Если выхода не будет, то прибегну к схрону моего дедушки.
   
   После уколов и нервного напряжения, меня снова разморило, и я уснула, а проснулась, когда принесли завтрак.
   
   Странно, но я поела с аппетитом, хоть и рана губы не давала сильно открывать рот. Потом я съела ещё один банан. Жизнь снова стала возвращаться ко мне.
   
   После завтрака мне поставили очередную капельницу, но она состояла из трёх разных по цвету бутылок, которые меняли по очереди, поэтому эта процедура заняла около полутора часов времени.
   
   В это время ко мне вновь пришёл следователь с доктором и, просидев возле меня около получаса, ушёл ни с чем. Я снова ему ничего не сказала, сославшись на то, что ничего не помню, кроме наколок.
   
   После того, как он ушёл, доктор послушал меня, потом осмотрел все места, куда меня насиловали, пощупал живот и тоже удалился.
   
   Через час меня перевели в обычную палату из реанимации, в которой лежали ещё две бабки, одна из которых была абсолютно глухой, а другая вечно куда-то уходила, вероятно, с кем-нибудь поболтать. Таким образом, я снова, практически, осталась одна, но что самое главное, это то, что я стала самостоятельно передвигаться и это меня очень радовало.
   
   После обеда, дядя Петя, бывший председатель нашего колхоза, привёз тётю Аню с Полиной, чтобы проведать меня. Я до такой степени обрадовалась им, что не могла сдержать слёз. Они пробыли возле меня минут сорок, после чего я передала почти весь пакет с продуктами им, в котором находились соки, фрукты и печенье, оставив себе немного сока и одну пачку печенья. Возле выхода я остановила дядю Петю, а с Полинкой и тётей Аней попрощалась.
   
   Подождав, когда они скрылись за дверью, я отвела дядю Петю к окну и сказала. – Дядя Петя! Пожалуйста, сделайте так, чтобы мою Полину никто не забрал, пока я не появлюсь дома. Хорошо?
   
   Господи! Лариса! – удивился дядя Петя. Он был не высокого роста, почти весь лысый, с широким и добрым лицом, которому уже стукнуло за шестьдесят. Он даже чем-то был похож на моего дедушку, только мой дедушка был повыше дяди Пети.
   
   Лариса! Снова повторил он. – Ну, кто же её заберёт?
   
   Да кто угодно, дядя Петя! – воскликнула приглушённо я и добавила. – Могут приехать из органов опеки, а может, какая добрая, в кавычках, тётя подкатить. Надо её куда-то спрятать что ли, пока мне не помогут решить этот вопрос. Хорошо?
   
   Хорошо! Хорошо! – отозвался дядя Петя, успокаивая меня и, почесав затылок, добавил. – Не волнуйся, хозяюшка, припрячу, что и не догадаются где она. Я её у своего брата пока в городе оставлю, у него есть дача в другой стороне, вот там она с ними пока и побудет. У него жена, Маруся, добрая женщина, прямо сейчас я её и отвезу. Ты только не волнуйся, а то твоя тётка совсем что-то сдавать стала.
   
   Потом он немного помолчал и, виновато опустив голову к полу, чуть слышно произнёс. – Ты меня, Ларисонька, извини старого пня, но может и случая такого больше не представится, поэтому я у тебя сейчас спрошу, но ты только не серчай. Хорошо?
   
   Да что случилось, дядя Петя? Говори! – чуть ли не взмолилась я, заглядывая ему в глаза.
   
   Знаешь, тётка твоя совсем хворая, скоро туда-сюда и успокоится, а домик у неё стоит рядом с моим. – начал дядя Петя говорить и закашлялся. – Так вот, если что, то ты его мне продай. Я тебе деньжат подкину, а тебе, видать, всё равно здесь житья не будет, не дадут. Документы я все состряпаю ещё с твоей тёткой, возьму у неё доверенность и всё, чтобы вам не бегать. Понимаешь? Мой, обалдуй, на северах наработался, денег заработал, но жить хочет переехать на родину, вот и просил меня подыскать ему что-то хорошее рядом со мной. Ну, так как? Ты согласна?
   
   Ну конечно, дядя Петя! – даже обрадовалась я. – Где я буду, кого искать? А отсюда я по любому уеду! Иначе нам здесь не жить, а может быть вообще не жить!
   
   Что, так совсем плохо? – спросил дядя Петя участливо. – Достали тебя те, подонки?
   
   Да все достали! – сказала я в сердцах. – И подонки, и следователь, и опека, и доброжелатели, которые желают подзаработать на нас, и наших, девичьих достоинствах! Страшно мне, дядя Петя!
   
   Дядя Петя обнял меня и, слегка прижав к себе, произнёс. – Да! Вот что значит сиротинушки! И заступиться некому!
   
   После того, как он уехал, и увёз Полину, мне стало как-то спокойней, но тревога, всё равно, продолжала разъедать мою, ещё не окрепшую, душу. Я продолжала стоять у окна и, тупо, смотрела сквозь стекло, не замечая ничего, что за ним происходило. А там продолжало жарить лето, хоть и наступил уже август месяц. Мне не было дела до того, что, где-то там, веселились мои сверстники и сверстницы. Они не забивали свои головы ничем подобным, как я, у них не было проблем, и они продолжали жить. А я, как бы, барахталась в каком-то ужасном, грязном и топком болоте, и никак не могла добраться хоть до какого-то, малюсенького, но сухого островка, чтобы отлежаться, набраться сил и пойти дальше по той дороге, на которую мне укажет Господь Бог!
   
   Так уж случилось, но я слишком рано стала обращаться к Нему, особенно по ночам, вглядываясь в ночное, звёздное небо сквозь окно своей палаты, да и у тёти Ани во дворе, сидя на скамейке под старой грушей.
   
   Я часто задавала себе вопрос. – Ну почему так происходит, что кому-то достаётся всё, а у кого-то Бог забирает даже родителей? Меня это очень угнетало, я искала этому объяснение, но не находила ответа.
   
   Видно я ещё не доросла до того, чтобы отвечать на подобные вопросы? – думала я, успокаивая себя, но мне не становилось от этого легче. – Всё-таки была в этом какая-то глобальная несправедливость, и в чём она заключалась, я видела это каждый день по телевизору, где постоянно показывали молодых девушек, которые в узеньких бикини, радостно, купались в море. Загорали на шикарных яхтах!
   
   Я не боялась трудностей, к ним я привыкла с раннего детства. Меня пугала неизвестность того, что нас с сестрёнкой ждало впереди. Я даже стала подумывать над тем, чтобы не сопротивляться, а уйти жить к Нине Михайловне.
   
   Ну и что, что кто-то будет нами пользоваться? Зато будем жить в тепле, сытые и хорошо одетые! – думала я, но тут же отгоняла от себя эти мысли.
   
   Когда я уже собиралась уходить из коридора, в котором оставалась, после того, как проводила дядю Петю, в свою палату, появилась медсестра Нина и, увидев меня, обрадовалась.
   
   Вот здорово, что я тебя сразу встретила! – воскликнула она и улыбнулась. – Мне в реанимации сказали, что тебя перевели в хирургию, в третью палату, вот я и бежала к тебе. Поговорить надо! Пойдём в сестринскую, и там побеседуем, чтобы нам никто не помешал.
   
   Через минуту, Нина завела меня в комнату, где отдыхали медсёстры, попросила одну из них выйти и, оставшись одни, тут же спросила. – Ты ещё бумаг не подписывала каких-нибудь?
   
   Нет! – ответила я, удивлённо посматривая на неё. – Приходил следователь, но я отказалась от разговора с ним, он и ушёл. Нина Михайловна ещё не приходила, зато приезжали мои родные с деревни нашей, и я попросила их, чтобы они спрятали Полиночку, пока не решится положительно вопрос.
   
   Умничка! – отозвалась Нина и, чмокнув меня в щеку, добавила. – В общем, так, подруга! У меня есть дядя, живёт он с женой в Дятьково, а работает большим начальником в администрации. Я с ним поговорила и он, посовещавшись с женой, дал согласие на то, чтобы взять вас к себе. В общем, они согласны стать вашими опекунами до совершеннолетия. Он уже позвонил в Брянск, в областную администрацию, а те, в свою очередь, дали команду в областные органы опеки, чтобы оформили вас им. Поняла?
   
   Да! – ответила я, боясь поверить её словам. – Спасибо тебе огромное!
   
   Погоди благодарить! – перебила она меня. – Здесь не всё так просто. Местные органы опеки не пойдут против начальства, но если Нина Михайловна подаст в суд, то тогда привлекут вас, и судья спросит у вас, с кем вы желаете жить. Поняла? Поэтому я и прибежала к тебе, чтобы ты не надумалась подписывать бумаги, которые подсунет она тебе. Иначе труба! Суд даже не будет рассматривать это дело и ты, вместе с сестрёнкой, загремишь прямо в теремок к своей новой мамаше.
   
   Ты знай, что всё сейчас зависит от тебя! – продолжила она, посматривая на меня, а я, в свою очередь, лихорадочно, обрабатывала полученную информацию, которая свалилась на меня так неожиданно. – Лариса! Ты меня слышишь?
   
   Да, да! Спасибо вам огромное за предупреждение, а то она бы меня точно обманула бы! – сказала я и обняла свою новую и, на сегодняшний день, единственную подругу.
   
   Нина была лет на десять старше меня, и я её почти всё время называла на вы, хотя, иногда, переходила на ты, до такой степени она притягивала к себе своей искренностью. На лице её всегда блуждала улыбка, и все сослуживцы звали её Нинок, отчего она сразу превращалась в девочку. Поэтому и мне иногда хотелось называть её Нинок. Но я понимала, что это не прилично и старалась всегда обращать к ней уважительно, как к старшему товарищу и обращаться на вы.
   
   Через некоторое время Нина убежала, а я отправилась на ужин. После ужина я легла на свою кровать, закрыла глаза, и притворилась, будто сплю, чтобы меня не беспокоили. Мне необходимо было всё обдумать, обдумать то, что произошло и накопилось за этот день. Самое интересное это то, что Нина Михайловна сегодня так и не появилась, значит, информация до неё ещё не дошла, а может быть она была уверена в себе до такой степени, что даже не напрягалась.
   
   Я конечно же боялась встречи с ней, ведь мне надо было как-то отказать человеку, который, кто бы чего ни говорил, но помог мне в трудную минуту, корыстность этой помощи я ещё не понимала, хотя понимание всего этого стало ко мне приходить.
   
   Главный вопрос для меня состоял в том, чтобы до суда не вызвать подозрения у Нины Михайловны в моей искренности, а это для меня было самым страшным испытанием. Я с детства не умела врать, а здесь мне придётся это сделать! Дилемма! Промучившись два часа, я пришла к выводу, что если человек не всё сказал, то это не является обманом, и с этим выводом я незаметно уснула.
   
   Нина Михайловна появилась на следующий день, сразу после обеда. Она вошла в палату в длинном, красном платье и таких же туфлях на высоких каблуках. На её лице блуждала дежурная улыбка. Оставив пакет возле тумбочки, она поцеловала меня в лоб, и присела ко мне на кровать, окутав меня ароматом каких-то духов, которые приятно дурманили мне голову.
   
   Ну, что, милая! Поправляешься? – спросила она, внимательно рассматривая меня, отчего я засмущалась и покраснела. – Знаешь! У меня небольшие проблемы с опекунством. Кто-то в Брянске тоже пожелал забрать вас к себе, но у них ничего не получится. В суде я всё решила, главное, чтобы вы с Полиной были не против. Хорошо?
   
   Конечно, Нина Михайловна! – сказала я, ещё сильнее покраснев. – А это ещё долго будет тянуться? Нам же скоро в школу, мне в одиннадцатый класс, а Полине в четвёртый. Документы надо будет вовремя сдать.
   
   Ну, об этом ты не беспокойся! – улыбнулась Нина Михайловна и спросила – А Полина сейчас у тёти? А то бы я её забрала бы к себе, пусть привыкает!
   
   Ой! Да её наш председатель колхоза отправил в оздоровительный лагерь отдыхать! – произнесла я, сама не понимая, как это у меня получилось.
   
   Ну и ладненько! – сказала Нина Михайловна. – Пусть отдыхает, а если понадобится, то мы её оттуда заберём!
   
   После этого она поднялась, расправила складки на своём шикарном платье и, заметив мой взгляд, обращённый на него, сказала. – И у тебя будет такое, а может быть и лучшее. А ты, кстати, такое сможешь пошить?
   
   Легко! – ответила я и улыбнулась. – У меня есть такие наброски, если пошью, ещё все завидовать будут!
   
   Верю! – засмеялась Нина Михайловна. – Я твой белый год уже почти ношу и он мне до сих пор нравится.
   
   Да! Чуть не забыла! – остановившись возле дверей, произнесла она. – Через неделю у Шмеля будет день рождения, и вся его компания с девочками будет отмечать его на вашем озере. Так что, если выпишут, то можешь посмотреть на них. Может, кого и узнаешь, я туда подъеду со своими парнями, и ты мне только намекни, а дальше мы сами всё уладим. Эти вещи прощать нельзя! Главное, чтобы тебя выписали.
   
   Выпишут! – ответила я, и как-то загрустила. – А если нет, то на денёк отпрошусь к тёте. Спасибо вам, Нина Михайловна!
   
   Да ладно тебе! – засмеялась она и, махнув рукой, скрылась за дверью.
   
   Ну вот! – подумала я, едва она удалилась. – Значит, вовремя я придумала с лагерем и Полинкой, а то неизвестно чем бы всё закончилось. А раз Полины нет, то и разговор сам собой свернулся. Повезло! Хорошо хоть, что не стала предлагать мне подписывать бумаги, да и докапываться до местонахождения лагеря. Хотя конечно это выглядело странно, если только это не было уверенностью в том, что она непобедима.
   
   Я даже представить себе не могла, что же, в конце концов, ожидает меня, Полинку, и всех тех людей, которые вольно, или не вольно, были вовлечены в непонятную для меня игру. Возможно, для них это и была игра, а может что-то другое, но лично для меня, это была огромная проблема. Мне, если честно, очень нравилась Нина Михайловна, и я, до сих пор, не могла себе представить, что эта женщина готова, и может сделать гадость другим людям. Но, как складывалось всё в действительности, заставляло меня менять свои взгляды по отношению к ней. А жаль!
   
   Те люди, которые проживают в каком-то непонятном Дятьково, были вообще мне не знакомы, и мне пришлось разыгрывать свою жизненную карту, можно сказать, вслепую.
   
   Сегодня была суббота, и значит в следующую субботу, мне предстояла встреча с теми, которых я, всей своей душой, желала убить, и убить непременно самой, чтобы, таким образом, залечить свою душевную рану. Я, конечно же, тогда не понимала, что убийство человека, напрочь, меняет самого человека, который смог это сделать, и именно этим действием, ты не залечиваешь рану, а наоборот, превращаешь свою душу в огромную, чёрную пропасть, в которую будешь падать затем всю оставшуюся свою жизнь. Но я-то этого тогда не понимала! А желание отомстить было настолько велико, что оно полностью поглотило меня, всю мою сущность, весь мой мозг, ещё такой маленький и очень ранимый!

                07.02.2015 год.


Продолжение! http://www.proza.ru/2015/02/08/1606!