Очередной день рожденья

Говорят, чем старше становится человек, тем чаще он вспоминает детство и юность. Наверное, и я этого не избежала.
После школы я не поступила в институт и мама, директор школы, через своего бывшего ученика-зав районо, устроила меня в школу интернат преподавать в пятых-восьмых классах физкультуру и рисование. В свою школу и не звала, в 16 лет, (а столько мне было после десятого класса) от родителей бегут, и чем дальше, тем лучше, это мама понимала. В школе я была типа современного мажора. Директор хотел устроить своего сына, прислали меня и жизнь с его немого поощрения коллектив отравлял мне вполне радостно. Завуч поставила уроки мои так, что за рисованием шла физкультура, а за ней снова рисование. Напрыгавшись на физкультуре, мне надо было успеть за перемену переодеться. Хорошо, что тётя Нюра, у которой я квартировала, имела дом рядом со школой.

Нет худа без добра,ученики меня полюбили.Интернат был особенный, там жили и учились дети вполне успешных родителей, по каким-то причинам отданные из дома.
В воскресенье я ездила домой, там мама уже давала план уроков  по рисованию на следующую неделю, а физрук на свои уроки. Когда приехал папа мальчишки и случайно заговорил со мной, я сказала, что сын его хорошо играет в волейбол, да вот беда, мячи старые и сетки драные. Нас следующий день уже разгружалась машина с таким количеством спортивного инвентаря, что я вытаращила глаза К зиме привезли 60 пар лыж, спортивные костюмы, папа оказался директором крупного хозяйства. А мальчик был в интернате потому, что мама его умерла и не было ни бабушек, ни дедушек.

Директор школы всё злился на меня, учителя не принимали в свой коллектив и я целые дни проводила на улице с ребятишками. Сами вычистили пустырь, местные парни сварили ворота, я в роли судьи моталась по полю со свистком, сельская молодёжь болела каждая за свою команду, если у меня было вдруг окно, слащаво улыбаясь, завуч отправляла меня в класс, где очередная училка маялась беременностью.
А в это время бабуля моя, возмущённая тем, что внучечка выпала из сферы её влияния, повадилась приезжать по субботам с инспекцией. С тётей Нюрой они мигом подружились и пасли меня в четыре глаза. А ещё бабуля с осени стала привозить ненавидимые мной рейтузы с начёсом. Какой параноик решил, что они должны быть голубые, розовые и нежно зелёного цвета, но именно такими они и были.

Рейтузы эти преследовали меня много лет. Где бы я ни жила, приходили еженедельные посылки с вареньем, домашними сухофруктами и рейтузами. С упорством маньяка я отправляла их обратно, с не меньшим упорством бабуля посылала мне их вновь и вновь. Когда много позже мы забирали бабушек из Казахстана сюда, в Литву, бабушка осталась верна своей любви, она привезла целый чемодан с рейтузами, а все мои альбомы с детскими и юношескими фотографиями остались на чужом чердаке, для них не нашлось места.
А день рожденья мне ученики восьмых классов (с ними я особенно дружила) устроили поистине царский. Потихоньку от меня украсили спортивный зал, поставили столы,   в феврале на столах стояли гвоздики и тюльпаны, интернатовская столовая во главе с тётей Нюрой (она работала поваром) наварили, напекли и нажарили столько, что столы ломились, а  продукты, привезённые папой хозяйственником доедали ещё пару недель.