Люблю тебя изнутри

написан в соавторстве с Крис Вормвуд (http://www.proza.ru/avtor/lirne)

Люблю тебя изнутри..
Сегодня я заглянул на работу к Марин, моей очаровательной рыжеволосой девочке. Она работает в какой-то непонятной конторе, где постоянно возится с бумагами, что-то ксерит, перепечатывает.
Я иногда прошу ее ксерить отдельные страницы из  понравившихся мне рассказов. Она всегда радостно улыбается мне, но недавно ее взгляд случайно упал на описание парижского борделя  Г-жи Маргариты, и улыбка сошла с бледного лица, а в глаз появился испуг.
Через неделю я зашел за ней после работы. Был вечер, около 8 часов. Для лета подобный вечер-продолжение дня, жара не спадает,и мне очень хочется охладиться. У нас в городе негде искупаться, вся надежда только на собственную ванную комнату.
Догоняю ее, говорю: «Марин, почему ты испугалась тогда?»  Молчит, смотрит себе под ноги.  «Марин», - говорю, «это  классика подобного жанра, у автора очень красивый слог. И жестокость тут вовсе не причем»
- То, что Вы недавно мне прислали, представляет собой какой-то литературный кошмар, граничащий с жестокостью, насилием и некрофилией. Я дочитала до конца, не могла остановиться и плакала, так мне было жаль этих детей из борделя…
- Воспринимай  это как  темные фантазии, полуночный бред, страшные сны воспаленного мозга автора. Воспринимай, но не забывай, что в каждой фантазии есть доля жуткой действительности, которая как Ктулху, спит под океаном твоего рацио и ждет не дождется, чтобы проснуться и потрясти  все твое существо своими безумными действиями.
-Вы хотите сказать, что подобное имело место быть?
- Я хочу сказать, что сейчас происходят вещи  более страшные, Марин.
Она ничего не ответила, только ускорила шаг, давая понять, что  этот диалог ей очень неприятен и всю дорогу до дома она держалась от меня на небольшом расстоянии.
Возле подъезда она остановилась, ища ключи в сумке. Я обнял ее за плечи и посмотрел прямо в тусклые зеленые глаза: «Марин, ты чудо. Ты похожа на ребенка, который внезапно нашел диски с родительской порнухой»
- Оставьте меня в покое, пожалуйста. Не приходите больше, я не буду больше помогать вам.
- Как скажешь, малыш. Но пойми, кроме меня, никто не будет «кормить тебя» сладкими книжными извращениями. Ты можешь сейчас ругать меня и материть, но я-то знаю, что ты все-все читаешь, что я присылаю.
Она оттолкнула меня и вошла в подъезд следом за какой-то женщиной и ребенком.
Я усмехнулся и подумал про себя, что с этой девочкой придется повозиться. Хотя я успел отравить и спутать ее мысли, она все равно еще отвратительно чиста. Я решил ничего не присылать ей в течение месяца и посмотреть, как быстро она забудет меня и мои прелестные книги, что подарили ей так много кошмаров и смутных размышлений.
Конец августа.  Погода радует прохладой, мысль трезвостью и ясностью, а походка не выдает маньяка. Итак, сегодня нужно навестить Марин.
Я дождался, пока она выйдет из своего дурацкого офиса, и неспешно пошел за ней. Она радостно болтала с кем-то по телефону, смеялась, и смех ее был похож на шум рассыпающихся пластиковых бусин. Из разговора я понял, что сегодня она собирается провести ночь с каким-то «прекрасным парнем». Марин, сколько же у тебя было этих прекрасных, а? Твое лицо и глаза не выдают тебя, наверное, продавщицы в магазины до сих пор просят показать им паспорт, потому что на всем твоем естестве застыла эдакая печать детскости, почти инфантилизма. Представляю, какой ты будешь лет в 50(если доживешь конечно, после сегодняшнего вечера). Эдакая женщина с фигурой подростка и мягким сладеньким голосом 12-летней девочки. Главное бантики в волосы не повязывай, ага?. И губы кармином не крась, а то будешь как стареющая амстердамская проститутка.
Я закурил сигарету с пряным запахом и приблизился к ней на полшага. Она резко обернулась. Ее глаза выражали недоумение, но я-то знал, что в самой их глубине таится страх.
- Что Вам от меня нужно?!- ее голос приобрел капризную визгливость. - Я целый месяц не получала ваших проклятых книг и была счастлива забыть содержание последних прочитанных.
- Марин, я по тебе скучал, и вижу, что ты по мне тоже, ведь как иначе объяснить твою эмоциональность
- Катитесь к черту со своими догадками, я не хочу ничего с Вами обсуждать.
- Ну-ну, полегче , дорогая. Когда девушки с внешностью нимфеток ругаются так грубо, они становятся похожими на путан , попавших в юности в сексуальное рабство.
- Наш диалог окончен. Оставьте меня в покое.
Она почти приготовилась бежать, но я вовремя уловил ее намерения и схватил за тонкое запястье правой руки и закрыл рот ладонью, чтобы она не могла закричать.
«Марин, сегодня тебе предстоит познать кое- что новое и я буду твоим проводником и наставником. Если ты будешь сопротивляться, тебе будет очень-очень больно, и ты не сможешь понять тот прекрасный мир сладостных страданий, к которым я тебя готовлю.»
Она попыталась укусить мою руку, но я сильно ущипнул ее за худую ягодицу. Она присмирела, из глаз потекли слезы. «Вот так, будь хорошей девочкой, ничего не бойся и иди рядом со мной, как будто я твой парень или любовник»
Я повел ее окольными путями в старый лес, что находился на окраине города, возле развалин какого-то химического завода.
Она шла молча, лишь изредка всхлипывала. Мы зашли в лес, увидели длинные коридоры-дорожки, я немного замешкался, но вспомнил, что надо взять третью слева тропинку.
«Долго еще? - спросила Марин после сорокаминутного молчания
- Шесть, семь восемь, девять…Пришли. - сказал я и мы свернули с главной тропы возле старой обгорелой сосны.  Нашему взору предстала поляна с заброшенным домом, походившим на куб без крыши.
Мы вошли в дом, там пахло сыростью и плесенью, повсюду валялись книги, обрывки страниц, из небольшого окна тонким лучом проходил свет, проявляющий на себе мириады пыльных частиц.
Я подтолкнул ее к дальнему углу комнаты, там зияла дыра в стене, ведущая в кладовую. Она рванулась, попыталась испугать меня своей внезапностью, но я в ответ  ударил ее наотмашь по лицу и  отпихнул. Она заревела, а я тем временем  нашел заготовленную ранее веревку и стал привязывать ее руки к крюкам, торчащим из стены. В кладовой было сухо, пахло какими-то дурманящими травами; повсюду валялись огарки свечей, которые я зажег, когда закончил привязывать девчонку.
Атмосфера воцарилась как перед шабашем или молитвой: тишина, свечи, сладкий запах в тесной кладовой, которая при помощи свечей стала больше похожа на келью. Дрожащие тени играли на стенах и потолке, поток холодного воздух сквозил по ногам.
Я закурил и выдохнул дым в лицо Марин. Она была угрюма, как маленький обиженный ребенок  с одутловатым лицом пьяницы.
- И что ты теперь со мной сделаешь? - спросила она потерянным голосом
- У меня улучшилось настроение, поэтому для начала просто поговорим. Надеюсь, тебе удобно на этих крюках? - с усмешкой ответил я.
- Ты долбаный урод, вас надо сажать! В сумасшедший дом, тюрьму, куда  угодно! Вы отравляете жизнь обычным людям, делаете их несчастными.
- Постой-ка, дорогая. Я как раз об этом хотел поговорить. А ты уверена, что именно такие как вы, плодящиеся на одном большом конвейере бытия, не отравляете жизнь таким, как я?
-Если мы с конвейера, то  такие как ты всего лишь на всего бракованный элемент, который надо выбрасывать или пускать на переработку!
-Я смотрю, ты слишком раскричалась. Хах, наверное, нужно записать твою лебединую песню. Я бы всыпал тебе плетей, но боюсь, что после них ты точно не сможешь меня услышать и понять ту истину, что я собираюсь тебе открыть. Я ненавижу таких, как ты. Вы скучны. Ваша жизнь прописана от момента взросления. Вы учитесь в школе, потом в университете, становитесь обычными офисными работниками, женитесь, выходите замуж, рожаете, даже отдыхаете и одних и тех же местах, ну  и так далее. Сценарий вашей жизни ужасно прост. Вы отвергаете все сложное, все нестандартное, все, что вселяет разлад в ваши заячьи душонки. Школьные книги, ни на шаг от программы. А если на шаг – то модные авторы. Вы считаете, что никакой мистики нет, и сваливаете неудачи на череду простых совпадений. Вы даже не заметите, если сам черт нагадит у вас под носом. Вы хотите быть красивыми и одеваетесь, краситесь, ходите в салоны, и все как диктует массмаркет мода, все как под одну копирку, даже не задумываясь копнуть поглубже в эту самую моду, ведь порой она преподносит самые причудливые образы и идеи.
Вы все рассказываете о себе, о своих мужчинах подругам и друзьям, надеясь на их сочувствие. Вы говорите про любимые позы в сексе, про то, какой член у вашего партнера и как он кончает! Но при этом, при этом извращения, описываемые Парижской Дамой, вселяют в вас ужас! Хотя везде описано банальное совокупление, только в гипертрофированной форме. Этим я хочу пояснить, что вы все погрязли в этом унылом дерьме. В бытовухе, в работе, моде, скучном сексе.
Мне надоел этот разговор. Я знал, что ничего путного она мне не скажет. Там дальше было бы что-то про её чистую душу, способную любить и про моё грубое невежество. Я всё знаю, читал Фаулза, но тут всё не так.
Я взял с полки бутылку с хлороформом и тряпку…

Она проснулась снова, лёжа на операционном столе, привязанная ремнями по рукам и ногам. Надо отметить, что была она совершенно обнажённой. Это пугало и шокировало её. Но зря Марин полагала будто бы я обычный насильник. Я и пальцем её не тронул, если вы понимаете, о чём я. Мне не интересен секс. По крайней мере, с ней.
Я посмотрел на её впалый живот, который прерывисто вздымался от её судорожного дыхания.
- Ты ведь хотела стать матерью? – спросил я, но её ответ меня совершенно не интересовал.
Она промычала что-то невнятное в ответ. После львиной доли морфия очень трудно говорить и оформлять свои мысли. Мутные глаза марин смотрели на меня, навевая мысль о мёртвых рыбах.
На всякий случай, я ввёл ей ещё обезболивающего. И похлопал по щекам, мне нужно, чтобы она оставалась в сознании.
Я взял скальпель и продолжил свой монолог.
- Вы считаете, что главная цель человека, в продолжении рода? – скальпель осторожно прорезал кожу и мягкие ткани, тут главное не нажимать слишком сильно, а то можно повредить матку и другие внутренние органы. – Чем же тогда человек отличается от животного? Разве не в этом ли предназначение человека, как царя природы, чтобы идти против своих инстинктов, чтобы добиваться великой цели?
Она мучит что-то невнятное, но я знаю, что боль тут не при чём. Она её просто не чувствует. Выступило совсем немного крови. Значит, я делаю всё правильно. Рядом, на всякий случай, лежит справочник по анатомии. Я не могу допустить, чтобы она скончалась раньше времени.
Я оттягиваю кожу и лёгкую прослойку жира, созерцая её матку. Осторожно я вскрываю и этот маленький мешочек, такой тонкий и хрупкий.
Беру несколько живых крыс и осторожно помещаю их внутрь. Они пищат, вырываются, пытаются укусить меня за пальцы. Но слава перчаткам, всё это безрезультатно.  Затем быстро зашиваю её живот грубыми нитками, не давая крысам разбежаться. Я всегда плохо шил, но этот шов кажется мне моим шедевром.
Для полноты чувств я поместил ей во влагалище живого крота. А грудь увеличил при помощи личинок мух и осиного гнезда.
Я ухожу пить кофе в другую комнату, служившую мне кухней. Остаётся только ждать.
Нет в мире живого существа, чей инстинкт самосохранения и воля к жизни были бы сильнее, чем у крысы. Если у крысы на пути к свободе встаёт препятствие, она, не задумываясь, прогрызает себе путь даже сквозь человеческую плоть. Человеку стоит многому поучиться у крыс, отбросив гнёт морали и нравственности. Именно святоши первыми и сгинут в этой войне. А что им требуется? Просто открыть сердце для своего внутреннего дьявола. Уступить пороку.
Я слышу слабые стоны из «операционной» и понимаю, что представление начинается…