В объятиях великой Ма

Розовое вечернее небо светило сквозь плотную, высоченную стену елей, сосен, дубов, тополей... Лыжни уже почти не было видно, сумерки крались из-за кустов, деревьев, высоких кочек в снежных шапках. Аня смотрела вперед, где под ветвями в пушистых белых рукавицах, сгущаясь с каждой минутой, оседала в лесу великая тьма. Аня спешила: забравшись в дремучий бор, она не знала, сколько километров  ехать  еще до трассы, ведущей к городу. Ум беспокойно дергался внутри,  прокручивая одну и ту же тревогой бьющую мысль:  как ты вернешься в такую темень? Аня торопливо скользила на лыжах, переходя на коньковый ход, где позволяла трасса; по спине под легкой курткой и теплым свитером текли струйки горячего пота. Тьма приближалась все ближе, ласкалась, втягивала  в себя. Чем быстрее бежала девушка, тем суетливее становилась мысль: не успеешь, не убежишь...
Аня остановилась перевести дух. Тьма мгновенно обняла ее – тихо, глубоко, тотально. Вокруг – лишь темные силуэты деревьев на фоне розовеющего где-то очень высоко неба, белая лыжня, белые снега вокруг... и покой, неожиданный, явный, будто нет ничего – лишь он да тишина. Ум, дернувшись в последний раз, затих, дыхание выровнялось, сердце замедлило ход – Аня огляделась и с облегчением выдохнула: «Так видно же ведь все! Чего это я суечусь?»
Тьма приняла в себя слова девушки и ответила чувственным молчанием:  казалось, ее молчание можно потрогать, попробовать на вкус, увидеть... Или раствориться в нем, став молчаливой и темной, как великая Ма.
Девушка стояла среди почерневшего леса и вспоминала своих родных. В последние недели отношения меж ними не ладились: Аня от друзей приходила домой поздно, за что получала от матери крикливые нагоняи, а отец ругал за трояки в последней сессии. Аня молча дулась, терпя обиду, уходила к друзьям в поисках поддержки – ну как родителям расскажешь, что трояки и поздние посиделки не от лени вовсе, а от любви? Сашка, старше на один курс, – зазноба анина, недавно в больницу попал. Упал со строительных лесов во время реставрационных  работ в одном из храмов города, да так упал, что в коме теперь лежит. Узнала Аня о том, сама не своя сделалась: какая теперь учеба? Ей бы к нему, в больницу, хоть краем глаза взглянуть, хоть слово теплое сказать... Только не пускают туда никого, кроме самых близких. А таких вздыхательниц у Сашки ой как много! Серьезный парень, сильный, умный, воспитанный, симпатичный, да к тому же скромный – ну как в такого не влюбиться? Бегала за ним по коридорам института разношерстная ватага  девчат, и каждая надеялась его себе заполучить. Одна Аня – не бегала, потому что не такая она, чтобы за парнями бегать. Теперь вот побежала бы, да нельзя...
Великая Ма глядела в Аню  темными глазами, поглощая каждое чувство, мысль, вдох и выдох... Здесь – темно и спокойно,  будто нет ничего за пределами ночи, а там – светло и суетно,  тревогой сердце полнится, жизнь теребит: вперед, Аня, вперед! «Простите меня, – неожиданно произнесла в уме Аня, обращаясь к родителям. – Трудно мне сейчас, а рассказать как вам об этом – не знаю». И замолчало все внутри Ани, словно освободилось от гнета ненужных слов – великая Ма      вошла в душу, обняла, укутала собой...
Домой Аня вернулась около семи вечера. Молчаливая, сосредоточенная, прошла к себе в комнату, разделась и села за письменный стол. В комнату неожиданно вошла мама.
– Дочя, с тобой все в порядке? Ты в последнее время так поздно домой приходишь... и с учебой что-то... Что случилось?  Я не буду больше ругать тебя, просто переживаю – расскажи, что  происходит? Я могу тебе чем-то помочь?
Мама тихонько присела на диван рядом с аниным письменным столом и вздохнула. Неожиданно мягкий тон смутил девушку: она уже привыкла к маминой громкой ругани, обвинениям, требованиям ничего от нее не скрывать. Помолчав, Аня произнесла спокойно:
– Ничего, мам... все в порядке со мной. Сашка, парень, который мне очень нравится, из института, – в больницу попал. В коме лежит. Две недели уже.
– Ах вооон оно что... – протянула мама тихо. – Что же ты раньше нам не говорила?
– Не знаю... – отвечала Аня. – Наверное, боялась, что вы не воспримите это всерьез...
Женщина встала, и, подойдя к дочери, обняла ее –  тихо, глубоко, тотально, будто сама великая Ма, оставив лес, вошла в город вслед за Аней и, проникнув в ее квартиру, спряталась в глубине сердца ее родной матери...