Слёзы бессилия

трилогия

1. ПЕВУНЬЯ

Пригородный поезд, следовавший из Москвы, подъехал к станции; пассажиры хлынули в вагон. Когда они расселись по местам, и успокоились, то услышали, что где-то в вагоне электрички играет гармонь. Гармонь играла тихо, явно не для пассажиров, а скорее для самого исполнителя; он наигрывал мелодию, чтобы как-то скрасить скучную поездку. Невольно пассажиры стали искать глазами, откуда исходят звуки. Это играл и тихонько пел паренёк лет двадцати. Вскоре ему стали подпевать двое его друзей. Песня была приятная, нежная, и в вагоне наступила тишина, прекратились разговоры, споры. Публика замерла, обратившись в слух.
Поезд ехал медленно, то и дело останавливался то из-за путевых работ, то пропуская другой поезд. Люди, истомлённые затянувшейся поездкой, были рады неожиданной возможности послушать песни.
Поезд опять остановился, постоял какое-то время, вдруг дёрнулся и поехал дальше. Парни на какое-то время тоже перестали петь, передохнули, потом запели вновь. Какая-то девушка подсела к ним. Пассажиры подумали, что девушка из их компании, потому что она тут же подхватила мелодию новой песни, окрасив её своим звонким девичьим голосом. Парни одобрительно взглянули на неё и продолжали петь. Кончилась эта песня, началась новая. Девушка всё так же подпевала ребятам, и никто в вагоне уже не сомневался, что парни и девушка давно знакомы, или девушка, возможно, сестра одного из парней.
Поезд опять остановился, многие пассажиры направились к выходу. Девушка вдруг вскрикнула: «Ой, моя станция!», неожиданно вскочила с места и устремилась к двери. Парни, казалось, были ошеломлены её внезапным исчезновением, и растерянно смотрели ей вслед. Один из них толкнул баяниста «Беги за ней». Баянист сорвался с места, сунул гармонь друзьям и быстрым шагом направился к тамбуру. Но было уже поздно: едва он хотел выпрыгнуть из вагона, дверь закрылась. Он стоял в растерянности у двери; по другую  сторону двери, на платформе стояла девушка, только что певшая в их компании. Она тоже была в замешательстве. Невидимая ниточка, которая так хрупко и нежно связала её с парнем, игравшим мелодии песен, неожиданно разорвалась, и разорвалась, как ей казалось, по её вине. Она стояла перед дверью и смотрела на парня. Поезд рванулся и поехал дальше. Парень вернулся на своё место. Смутившись под сочувственными взглядами пассажиров, он залихватски схватил гармонь, растянул её, попытался что-то сыграть, но игра не получалась. Он медленно сложил гармонь, опустил на неё голову, стараясь скрыть подступившие к глазам слёзы. Один из друзей произнёс: «Эх, такую девчонку упустил!..»
         С тех пор прошло лет двадцать. Как-то раз в вагоне поезда того же направления ехали две женщины. Они сидели друг против друга. Одна из них была в хорошем настроении; она еле сдерживала улыбку и, казалось, ей хотелось поделиться своей радостью с окружающими. Наконец, она не вытерпела.
– Знаете, – обратилась она к женщине напротив, – мне сегодня так повезло…
– Да, я вижу, вы прямо светитесь, – отозвалась та, и почувствовала, что где-то она уже встречалась с этой женщиной. Но где – никак не могла припомнить.
– Представляете, иду сегодня по переходу в метро, а там стоят ребята и играют: один на гитаре, другой на скрипке, а третий поёт. Я остановилась, послушала маленько, и решила им подпеть. Спела с ними несколько песен, собралась уже уходить, а они мне и говорят: «Мы сегодня неплохо заработали. А поскольку вы нам помогли, вот вам 300 рублей за выступление. Приходите ещё». Вот повезло, и не думала…
Поезд остановился на станции, певунья лёгкой походкой направилась к выходу. И тут только женщина, которая только что сидела напротив неё, вспомнила, где она могла её видеть. Да, несомненно, это была та самая девушка, которая много лет назад подпевала парням с гармонью. Она посмотрела в окно – то же название станции, где она вышла в тот раз, те же серый глаза певуньи, те же густые светлые волосы. И опять её неистово притягивают звуки музыки, притягивают случайно встреченные музыканты. Кто она, как сложилась её жизнь после той нечаянной встречи с гармонистом, когда, в силу каких-то неведомых законов бытия, оба они за короткое время почувствовали душевную связь? Не привелось ли им встретиться как-нибудь случайно ещё раз, или пути их безвозвратно разошлись? Счастлива ли она сейчас? Ничего этого узнать было уже невозможно.


2. СНЕГ

Снег в Тель-Авиве большая редкость. Но сегодня он падал крупными хлопьями и тут же таял, едва касаясь земли. В парк Татьяна Петровна пришла погулять уже ближе к вечеру, когда был собран чемодан. Она решила посмотреть заход солнца, попрощаться с городом, чтобы завтра сесть на самолёт и вернуться в Москву.
Сюда, в столицу Израиля, Татьяна Петровна приехала к своей подруге, Белле Марковне, или просто Беллочке. Их дружба началась лет 50 назад, когда они учились в школе, сидели за одной партой. А потом, после окончания медицинского института, Беллу направили на стажировку в Израиль, там она встретила своего будущего мужа, тоже выходца из России, который работал в больнице хирургом. Вскоре они поженились, родились дети.
Татьяна Петровна любила приезжать к ним в гости, здесь она всегда ощущала гостеприимство благополучного дома, попадала в атмосферу достатка, доброжелательности и простых искренних отношений. И хотя чемодан был собран и билет на самолёт куплен, ей жалко было расставаться с подругой, которая всегда принимала её как родного человека.
Но сейчас ей хотелось побыть одной, и она бродила по аллеям парка, поднимала лицо вверх, наслаждаясь холодком падающих сверху снежинок; подставляла им навстречу ладони и наблюдала, как снежинки тут же исчезали от теплоты рук.
Вдруг она заметила женщину, идущую ей навстречу. Женщина была почти её возраста, и, казалась сильно расстроенной – она то и дело прикладывала к глазам носовой платок. Когда они оказались рядом, женщина как-то очень пристально посмотрела на Татьяну Петровну, вдруг лицо её оживилось, озарилось радостью. Она остановилась и спросила:
– Вы из России?
– Да, – удивилась Татьяна Петровна,– но как вы догадались?
– Сама не знаю, как-то почувствовала… может быть по одежде, по лицу… не знаю. Но, как я рада, что слышу русскую речь, как рада, вы себе представить не можете.
Татьяна Петровна почувствовала, что незнакомой женщине надо высказаться, и она участливо спросила:
– Вы чем-то расстроены?
Лицо у женщины снова помрачнело, она опять достала из кармана жакета носовой платок. Долго не могла успокоиться, потом, не ответив на вопрос, произнесла сквозь слёзы:
– Вы здесь живёте?
– Нет, я приехала в гости, завтра уезжаю.
– Ах! Вы счастливый человек, – вдруг вырвалось у неё. – А я вот до конца дней своих обречена жить здесь. Как я скучаю по России! Этот белый снег напомнил мне русскую зиму. Вспомнилось, как в эту пору снег хрустит под ногами, как хорошо дышится на морозном воздухе, какая красота вокруг.… Здесь такого нет, завтра ничего уже не будет напоминать о выпавшем снеге, ничего… будет опять палить солнце, а в душе наступит сумрак и тоска. Ах, какую ошибку я совершила. Никогда мне не увидеть Россию, всё потеряла… всё, – она опять вытерла влажные покрасневшие глаза.
Обе женщины пошли рядом, свернули на другую аллею парка. Татьяна Петровна спросила:
– Вы давно тут живёте?
– Уже давно, а всё не могу привыкнуть. Может быть из-за того, что осталась совсем одна.
И она рассказала свою историю:
– Раньше мы с мужем жили тоже в Москве. У нас была хорошая квартира. Дочь училась в институте, потом вышла замуж, родился сын Илья. Когда он был ещё маленьким, случилась беда: дочь попала под колёса автомобиля. Потеря дочери для нас с мужем была большим ударом. Мы стали жить втроём, воспитывали Илюшу, дали ему хорошее образование. Когда ему исполнилось 27 лет, он, уж не знаю почему, может, услышав от друзей, может ещё где-то, вдруг решил, что еврей непременно должен жить на исторической родине. Втемяшилась ему эта идея, и всё тут. В общем, уехал в Израиль, стал работать. Какое-то время снимал квартиру, позже, когда стал неплохо зарабатывать, купил себе хорошее жильё. А мы с мужем жили по-прежнему в Москве. Но тут случилось другое несчастье – умер у меня муж, и я осталась совсем одна, ни одного близкого человека рядом. Илюша постоянно звал меня переехать к себе. В конце концов, мне ничего не оставалось делать, как перебраться жить сюда, в Израиль. Я продала квартиру в Москве, купила здесь небольшую квартирку. У Ильи сейчас своя семья. Он, конечно, часто навещает меня, но всё же мне так одиноко... и главное, путь назад, на Родину, отрезан навсегда. А здесь для меня всё чужое, этот тарабарский язык, который я не понимаю…. Вот слышу вашу речь, и думаю, какой красивый русский язык, мягкий, понятный.… А вчера по телевизору передачу смотрела о фермерском хозяйстве где-то в Калужской области. Боже мой, какую там доярку показывали… румяная от мороза, в валенках… улыбается такой чудесной улыбкой. Хотелось смотреть и смотреть на неё не отрываясь…
Она снова вынула из кармана жакета носовой платок и вытерла воспалённые от слёз глаза.

3. СЫН

Он был её единственным сыном. С мужем они расстались, когда Игорьку было пять лет. Не могла она больше терпеть постоянные пьянки нигде не работавшего мужа. Постоянно из дома исчезали вещи, которые он продавал и опять пил. Нередко они с сыном испытывали настоящий голод. Когда Игорёк пошёл в школу, он был самым маленьким и худеньким в классе. После того, как отец Игоря ушёл от них, им стало жить намного легче. Она работала в магазине продавцом, зарабатывала хоть и немного, но питались они уже лучше. И всё бы ничего, но когда Игорь учился уже в 9 классе, она стала замечать что-то неладное в нём. Сначала не могла понять, что её волновало. Он всегда был тихим покладистым мальчиком. Что бы она ни попросила – сходить в магазин или помочь по дому, он всё делал. А тут вдруг стал куда-то исчезать после школы. Она сначала решила, что сын подрос, у него свои интересы, своя компания. Просила приводить друзей в дом, но Игорь противился, говорил, что им интереснее встречаться своей компанией.
Однажды, это было весной, она решила постирать зимнюю куртку Игоря. Сняла с вешалки, посмотрела, нет ли чего в карманах. В одном кармане были старые билеты на автобус, носовой платок. Когда она стала вынимать носовой платок, из него выпал на пол маленький пакетик. Она подняла его, пакетик был запаян, а внутри находился какой-то белый порошок.
Вечером, когда Игорь вернулся домой, она показала ему пакетик, спросила, что в нём. Скандал, который устроил ей сын, она не забудет никогда. Пожалуй, впервые он набросился на мать с криком, почему она роется в его карманах, что она там ищет. Мать робко твердила, что она только собиралась постирать его куртку…
Прошло какое-то время. Игорь стал часто пропускать школу, учился кое-как, в основном на тройки, а в десятом классе всё чаще появлялись в дневнике и двойки. Её не раз вызывали в школу. После разговора с классным руководителем она, расстроенная, приходила домой, с нетерпением дожидалась сына, чтобы побеседовать с ним.  А когда он появлялся, иногда вялый, порою неестественно возбуждённый, она терялась, не зная, стоит ли опять начинать разговор: ведь все её предыдущие попытки заканчивались ничем. Как правило, он отмалчивался, с трудом скрывая раздражение против нравоучений матери. А один раз после очередного разговора с матерью, Игорь сказал, что если она будет к нему и дальше приставать, он бросит школу. И, дождавшись вечером сына, она кормила его ужином и ложилась спать, прислушиваясь, и пытаясь представить, чем занимается Игорь в своей комнате.
Дома Игорь старался носить рубашки с длинными рукавами, но однажды, когда он выходил из душа, она случайно увидела, что его вены на руках исколоты шприцем. И хотя его отношение к матери оставалось всё таким же внимательным и нежным, часто она замечала, как тень раздражения пробегает по его лицу, когда она, не в силах сдержать жалость к нему, пыталась увещевать его, наставлять на путь истинный. Теперь она уже не сомневалась, что дурная наследственность передалась от отца-алкоголика к сыну, но в более опасной, более жестокой форме, сын погибает у неё на глазах.
Вскоре мать начала замечать, что Игорь стал прихрамывать. Она спросила сына, не ушибся ли он где-нибудь. Он сказал, что упал в гололёд, она вроде успокоилась, мол, пройдёт постепенно. Но хромота не проходила, а всё усиливалась. К 20 годам Игорь мог передвигаться только с тросточкой. Мать давно уже отсылала его в поликлинику, Всё тщетно: он упорно не шёл, и только успокаивал мать, что всё пройдёт.
Однажды утром, когда Игорь ещё спал, она зашла в его комнату взять утюг. Одеяло сползло с кровати, обнажив ногу. И тут она с ужасом увидела, что нога до щиколотки была неестественно тёмного цвета. Когда Игорь проснулся, она буквально с силой потащила его к хирургу. Осталась дожидаться в коридоре, пока сын был у врача. Врач внимательно осмотрел ногу Игоря, задал несколько вопросов, хотя и без этого опытному врачу было ясно, что произошло. А произошло то, случается с огромным количеством наркоманов, наподобие его нынешнего пациента. Когда вен на рука от частых уколов уже нет, они делают инъекции в бедро, где вены толще и их хватает на более длительное время. Но рано или поздно в кровеносных сосудах образуются тромбы. Кровь не поступает к клеткам, они отмирают, начинается гниение тканей. Доктор не сомневался, у Игоря началась гангрена. Игоря положили в больницу, но спасти ногу не удалось.
Из больницы Игорь вернулся на костылях. Теперь он уже не мог далеко уходить из дома, чтобы добыть наркотики, но без них он уже не мог обходиться.
Однажды, это было зимой, в сильный мороз, она, возвращаясь с работы, переходила улицу на зелёный свет светофора, и, вдруг, бросив взгляд на ожидавший своего сигнала транспорт, заметила знакомую фигуру на костылях. Это был её сын. На нём была чёрная старенькая куртка с капюшоном, он передвигался от одной машины к другой, некоторые водители, приоткрыв окно, протягивали деньги. Он клал в карман и, пока горел красный свет светофора, спешил обойти как можно больше машин. Так он пытался заработать себе на протез.
Теперь она, по крайней мере, знала, где проводит время её сын. Утром она пыталась накормить его завтраком, но он ел без аппетита, брал костыли и шёл к дверям. Она провожала его до лифта, закрывала дверь, шла в комнату, смотрела в окно, ожидая появление сына из подъезда. Увидев его худую, почти детскую фигуру, скачущую на костылях, она каждый раз не могла сдержать слёзы. Она знала, что наркотики он добывал где-то недалеко. Она сама давала сыну деньги на это зелье, понимая, что приближает конец самого дорогого ей человека.  А что она могла сделать, если не раз видела, как мучается сын, когда не удаётся достать очередной дозы наркотиков. Она всё смотрела в окно, и слёзы бессилия душили её.