Уход

«Учитель вопросил:
- Как мне глядеть-то на того, кто проявляет нетерпимость, будучи правителем, не чувствует благоговения при исполнении ритуала и не скорбит во время траура?»

- Конфуций.

                «Уход».

Ещё раз, поправил костюм – внимательно оглядев его на предмет сладок. Удовлетворившись внешним видом – он вышел на сцену.  Как это странно, быть  в костюме и одновременно быть босым. Шагая, он не замечал, что сцена была залита водой, продолжая идти. Пройденный путь - тихие шлепки по воде, которые, воинственной песней разносились по залу. Каждый шаг его элегантен – плавный перекат с пятки на носок, тихая поступь, из невесомого молчания,  шепотом, а затем взрывом, накрывали зал, оседая между слушателей.

Дойдя до начала сцены – он оказался словно перед обрывом. Он смотрел вниз, на кучу персонажей в темных и белых костюмах и платьях, но в отличие от него – они все были обуты. Так же, под его босыми ногами протекала чистая вода, но ниспадая водопадом со сцены в зал – окрашивалась алым.  Попытавшись оглядеть аудиторию, он видел лишь маски.  Они скрывали практически всё лицо за исключением рта и подбородка. Но останавливаться на такой маленькой детали он не стал. Он ценил время. Время – единственная единица измерения. Его не вернуть, раз подарив – ты отдаешь его на откуп вечности.  Встряхнув левой рукой, он посмотрел на часы – они стояли. Правда, ему было известно точное время – семнадцать сорок.

Он опустил руку. Ремешок на часах лопнул, часы слетели с руки. Упав – отскочили от пола, и следующее касание с водой было последним – стали тонуть. Часовой механизм распадался на стрелки, циферблат, шестеренки и винтики. Всё это погружалось вглубь и уносилось с края сцены.

- Занятно – сказал он, наблюдая, как последний винтик свергся с края сцены.
Его слова были подхвачены микрофоном и разнеслись по всему залу. Тысячи взглядов сразу обратились к нему. Каждый, кто находился  в зале - обратился в слух.

- Выиграв – начал он – не подозревал, что победа не принесёт ничего кроме горя. Мы с вами, все соревновались, но, не все дошли до последнего танца. И победив – я стал дифференцирован.  И хотел сказать вам спасибо, за столь достойное соперничество. 

Он поднял руку, показывая на секундный перерыв в речи. И ещё раз оглядел аудиторию. Они скалились, словно собаки. Смех гиен разносился по залу.  Они не выиграли, но и не проиграли. Им не нужен был танец, хотя, каждый был одет в лучший вечерний наряд.

Вздохнув, он продолжил.

- Время – сказал он мягко. – Не собираюсь давать его ни себе ни вам. Время не вернуть. Мир стоит на костях. Вместо каменных свай и железных стержней, людская сила зиждется на людях – на их трупах, горах. Но это время не должно зиждется на слезах.

В ответ он услышал всё нарастающий хохот. Они презирали его. Он победил, но  тоже время проиграл – обреченный. Хоть его слова, змеями носились по залу в надежде заразить смыслом слушателей. Но иммунитет был сильнее яда.

- Напоследок – зашептал он в микрофон. Но голос его громыхнул молотом Тора - уничтожил хохот.
Он презрительно оглядел аудиторию.
-  Раб, насытившись плодом – за господином следует покорно.

Поток воды под его ногами стал усиливаться. Он не стал прощаться с аудиторией. Повернулся и пошёл к колыхающемуся занавесу.

Он чувствовал за занавесом пустоту, небытие. Но по закону – пустота должна быть заполнена, и он стремился туда – заполнить.

Шлепанье по воде, сменилось хрустом снега. Он посмотрел наверх – на сцену падал снег. Он выдохнул облако пара – он никогда не знал ни мороза и не видел пара. На секунду он остановился – рассмотрел кристаллики воды, замерзшие и причудливо связанные в единое облачко. Но вспомнив о времени - двинулся дальше.

Его ноги уже утопал в снегу. Мягкий, шуршащий снег обволакивал его, просил остаться, но он шел дальше. Ему нравилось вдыхать морозный воздух, узнавать новое.  Он опять замер – ему нравилось, вот так стоять. Мимо него проносились новые запахи, одежды, звуки. Хохот сменился звоном – почему-то он знал, что это звон часов.

Он уже хотел повернуться, идти обратно, но перед ним появилось ожесточенное лицо мужчины и женщина с отрешенным и безразличным взглядом. Её губы были сложены в кривую, презрительную ухмылку. Они вызывали у него отвращение. И помахав рукой – рассеял их образы.

- Опять стою – поймал он себя.

Вздохнув, двинулся дальше. С каждым шагом, он терял себя – забывал понемногу. Вот он уже не видит своих ног, костюм его распался на туман и он уже не ощущает своего тела. Он – образ. Остаточная проекция. Даже в голове он не мог дифференцировать себя, как проделывал это раньше. Теперь он теряет и цель.
Ему казалось, что он должен куда-то прийти, и вот-вот он сделает это, что цель рядом. Но каждый раз, когда он приближался к цели, она ускользала от него или он сам был целью – он не понимал.

Но он продолжал двигаться вперёд. Уже бесформенный и в бесформенном мире, где только занавес имел значение, и  он двигался к нему.
Дойдя до занавеса, он обернулся. Как это по-человечески – оборачиваться назад.

Он снова ощутил своё тело, себя. Он стоял в дверях.

                *****
- Давайте, ещё немного.

- Есть, держу.

- Проверяй.

Голоса сливались в единый гул. Ей было всё равно. Была только боль и слёзы. Но превозмогая боль, она чувствовала любовь. Единственное что ей помогало. Странно, но любовь она презирала и никогда не ощущала, но сейчас – всё изменилось.

Она хотела говорить, но почему-то не могла. Собрав силы, она сфокусировала взгляд и в дверях увидела молодого человека.

Он стоял и оценивающе наблюдал за происходящим. Далее, их взгляды пересеклись. Один взгляд и он вышел.
Боль пронзила ей сердце.  Волнение и страх пересилили всё.

- Где он? Дайте мне его! – закричала она.

Её голос облетел помещение, в котором – было очень тихо. Только дыхание слышалось.

- Дайте его мне – повторила она требовательно.

- Нет – ответил мужской голос.

- Спокойно – вторил ему второй женский голос.

К ней подошел мужчина и снял маску.

- Мертворождение – сказал он. – Вы родили мёртвого ребёнка.

Она знала, знала, что не хотела ребёнка, с самого начала - знала. Слеза потекла у неё из глаза. В этой слезе отразился парень в костюме и колыхающийся занавес, смыкающиеся за ним.