Memento mori

Цветы в руках – увядшие, сухие.

И смотришь как-то устало, даже с тенью безразличия на веках. Тушь размазана, темно-синяя и блестящая тушь. Отпечатками вечности гнездятся в уголках глаз первые морщины. Тебе тридцать семь, а чувство, словно семьдесят. И старость, желтая и с приторным запахом ландышей, подкрадывается с каждым днем все ближе. А что же за ней, за ее сгорбленной широкой спиной?

И нахрена тебе эти цветы? Подчеркнуть свою слабость, взвыть раненной волчицей на человечество? Расплакаться, словно ребенок, у которого отобрали последнюю радость?

На губах – помада, ярко-красная и матовая, словно лепестки роз. А кто-то скалится в углу и истерически смеется.

С тобой? Над тобой? Для тебя?..

Тешь себя лживыми надеждами, сплетай пальцы для тщетной молитвы… Только что с того?

Обречена. Кричи! Кричи, словно раненная сука, изнасилованная толпой девственница. Стоит ли рассказывать другим, что так хочется жить? Знают, твари… Все знают.

Тебе же почти сорок – почти старая, совсем ненужная. Не спасет ни помада, ни тушь.

А цветы-то хоть от кого?

Сама купила? Это и не странно, знаешь. Кто такой подарит?..

Маленькая, разбитая и несчастная женщина с синяками под глазами и растрепанной прической.

Скажи, а как седину прячешь? Воском заливаешь кожу, мажешь медом виски, втираешь алмазную пыль? Что? Просто волосы красишь?

Зачем же так вульгарно – рыжий-рыжий, с красным отблеском?

Нахрена, черт возьми? Серебро пробьется сквозь ржавчину, как не старайся ты его скрыть.


А что, до сих пор притворяешься маленькой невинной девочкой с кудряшками, которые постоянно падают на лоб? Твоя наивная вера в это ничего не изменит. Совсем ничего, понимаешь? Глупая…

Руки сжимают цветы, дрожат, словно от переживаний или холода. Нет, милая, это банальная старость, ее зловонное дыхание на твоей коже. Никакой крем не спасет от темных пятен и желтизны. Имей ты хоть амброзию или золотое руно, боги не смилостивятся. Они ведь вечно молодые, вечно веселые и счастливые, как ты двадцать лет назад.

Стоит ли жалеть за тем, что не вернуть? Слезы в твоем возрасте – кислота, которая разьедает жалкие остатки былой красоты.

А ведь когда-то ты стыдилась слез, как непозволительной слабости. Гордой была, да? И что, сделала тебя счастливой проклятая гордость?

Тише, тише…

Хуже уже не будет – только безразлично.

***


Цветы – увядшие, но еще хранящие терпкий аромат мускуса и ванили, бергамота и цитрусов, ромашки и лавандового масла – покоятся на твоих коленях. Причудливое сплетение лепестков и их теней бросает животных, города и человеческие лица на темно-вишневую юбку. У тебя губы напомажены бордовым блеском, а на сморщенном лице бело-бело от пудры. Чем-то напоминает жутковатую фарфоровую куклу или бесстрастную маску.

Ты смотришься в маленькое зеркальце в серебряной оправе и блаженно улыбаешься. Красивая… И морщин почти не видно, если смотреть в темноте и выпить немного молочного ликера. Волосы золотистые и густые, с густым янтарным отблеском, а в глазах искорки веселья. На готическом платье брошь в викторианском стиле, серебряная с россыпью рубинов. Может ли такая не нравиться?

Ждешь кого-то, перебирая пальцами в черных бархатных перчатках пожелтевшие страницы древнего манускрипта. Густой аромат дорогих духов окутывает фигуру прозрачным, но непроницаемым облаком.

Ты бы курила тоненькую сигарету для полноты образа, но слишком дрожат руки…

Тебе шестьдесят пять, и тебе очень хочется жить.

***


Цветы – яркие, пафосные, большие – безвольными куклами раскинулись на твоих руках. Воняет полынь и чебрец, густое облако предрассветного дыма стелется к ногам, липким комком гнездится в горле шелкопряд. И голоса шепчут: «А помните?»

Только ты, черт возьми, ничего не помнишь, ничего не чувствуешь.

И сладковатая, слово патока, жидкость стекает по твоим губам.

Зачем тебе цветы?

Зачем мертвым приносят цветы?

21.10.2014