Глава 1.
Был холодный зимний день. За окном бушевала непогода, с яростью разъяренного зверя срывая остатки пожухлой листвы с оголенных озябших деревьев. Я стояла у окна и наблюдала, как ветер разбрасывает по лужайке сорванные листья и как они беспомощно перекатываются с места на место, не имея возможности за что-либо уцепиться. Глядя на них, я видела себя скитающуюся и подгоняемую злосчастной судьбой. Я не чувствовала страха, это было что-то другое - похожее на мучительную тоску, которую ощущаешь покидая родные сердцу места, где прошло твое детство, где ты была счастлива и беззаботна. И вот теперь эти дни, полные блаженной беззаботности далеко позади, почти также далеко как небо от земли и только нить воспоминаний может как-то приблизить их.
Стоя у окна в кабинете, я еще ощущала присутствие отца, запах его любимых сигар не успел выветриться и как слабый дух прошлого ласкал своим ароматом. На мгновение я даже забыла, что прошла неделя, как его не стало. Мне казалось, что стоит мне только повернуть голову, и я увижу его сухощавую фигуру, сидящую в кресле за дубовым столом, и его седые волосы все также нервно будут отброшены на затылок торопливым жестом жилистой руки, а умные глаза посмотрят с привычной теплотой и легкая улыбка коснется поблекших губ.
Но, увы, это заблуждение продолжалось недолго. Обернувшись, я увидела все тоже пустое кресло, обтянутое коричневой кожей и стол в идеальном порядке, чего никогда не было при жизни отца. И снова тоска змеею обвела сердце, иссушенное горем и страданиями, а ветер продолжал рвать и метать пожелтевшую обмерзшую траву.
Раньше мне нравилось смотреть, как за окном бушует непогода, но сейчас это доставляло странное мрачное удовольствие, далекое от того чувства защищенности и уюта, которое давало присутствие отца и надежность семейного очага. Смерть унесла все. Ей было мало одной жизни, она жаждала разрушения всего прекрасного, что эта жизнь создала.
Оторвавшись, наконец, от окна, я решительно опустила портьеры и покинула кабинет в надежде вне его стен избавиться от навязчивых мучительных мыслей. Но стоило мне выйти в холл, как образ отца возник на ступенях, ведущих на второй этаж. Куда бы я ни шла – везде вещи, места и даже воздух хранили его присутствие. Когда он был жив, я и не представляла, какой живительной силой он обладает. Без него свет в лампах тускнел, свечи мерцали как болотные огоньки, а мрамор под ногами превращался в лед. Его комната стала такой унылой и в отличие от других уголков дома почти не сохранила его бодрствующего присутствия. Полгода он провел на широкой кровати, покрытой сейчас зеленым бархатом, полгода его немощное и сломленное болезнью тело изнывало в безликом помещении, оторванное от его любимых книг и парка. Паралич, разбивший тело, мешал его прогулкам. Лишь изредка при помощи слуг я выводила его на воздух. Но то ли успевая отвыкнуть от свежего воздуха и ароматов природы, то ли не желая показываться миру на глаза разбитым и усталым, он все реже и реже позволял выводить себя и, в конце концов, последние два месяца совсем отказался от прогулок. Жизнь медленно капля за каплей покидала измученное болезнью тело и приносила с каждым днем все больше боли. Она стала для него настоящей пыткой, и он не раз это повторял.
- Если бы она скорее пришла, - тихо простонал он однажды, когда я, гремя посудой, разливала вечерний чай и поэтому не поняла о чем он.
- Кого вы ждете, отец? – спросила я, словно речь шла о каком-то госте.
- Даму в черном… Но, похоже она заплутала где-то в пути и не торопится ко мне.
Когда до меня дошел смысл его речей, чашка в руке жалобно зазвенела. Добрая половина жидкости пролилась на белоснежную простынь отцовской кровати. Но, казалось, он и не заметил этого. Его остекленевший взгляд был устремлен куда-то вдаль, туда, где ждут только его, а мне не дано было проникнуть в эту страшную тайну, по крайней мере, пока.
- Отец, не говорите так, - стараясь унять дрожь в голосе, проговорила я. Но он не слышал моих слов, забывшись в своих потусторонних мечтах. Все земное его больше не тревожило.
И он ждал, ждал каждый день, пока не ослаб настолько, что бы, наконец, успокоиться.
- Теперь ей некуда от меня не деться, - прошептал он за неделю до смерти. – Я лишь сожалею о тебе, моя девочка, а больше меня ничто не удерживает на этой грешной земле.
При этих словах, его последних словах - позднее он вообще перестал говорить, так как у него отнялся язык, я припала к его обессиленной и недвижной руке и, покрывая ее поцелуями и слезами, просила его не покидать меня, будто мои мольбы могли что-либо изменить. О, как я хотела тогда уйти вместе с ним, поскольку удержать его подле себя было не в моей власти. Но мой час еще не пробил, и Бог оставил мою смятенную душу и дальше томиться в земной юдоли.
Отец умер спокойно, во сне. Накануне он впал в забытье, так и не выйдя из него, заснул вечным сном.
Похороны не были пышными и собрали, по завещанию отца, лишь самых близких друзей и родственников. Он не хотел, чтобы его в последний путь провожали малознакомые люди, которые лишь из вежливости посетили скорбное собрание. Ему хотелось, чтобы его родные, близкие и друзья, в коих горе не было притворством, могли горевать, не стыдясь посторонних глаз и не боясь осуждающих жестов.
При жизни он был очень замкнутым, несмотря на обширный круг знакомых, и в смерти решил не изменять обычным привычкам.
Поддерживаемая под руку Брентом, моим кузеном, я вернулась после похорон домой. Заботливо усадив меня, Брент присел чуть поодаль. Я надеялась, что его визит не будет продолжительным, но Брент все медлил уходить. Его почти бесцветные глаза под выгоревшими русыми ресницами смотрели как-то странно, словно ожидая чего-то. Но стоило им встретиться с моими глазами, тут же опускались к полу, ища там разгадку неведомой мне головоломки.
- Брент, что-то случилось? – не выдержав его уверток, наконец, спросила я.
- Нет, с чего ты это взяла?
- Ты какой-то странный.
- Умер мой дядя, чего еще надо.
Как будто я не помнила о смерти отца! Его заявление прозвучало грубо и бестактно, и я решила больше не пытать его, тем более ничего кроме одиночества мне не хотелось. Но Брент словно вознамерился вконец извести меня своим присутствием, продолжая украдкой все так же странно поглядывать на меня, видимо полагая, что я ничего не замечаю.
- Брент, пожалуйста, пойми меня правильно и не обижайся, но не мог бы ты меня оставить одну, - не выдержав, попросила я.
Мои слова произвели странное впечатление на кузена. Он будто и не подозревал, что может мне помешать - так встрепенулись его плечи, и дрогнула голова. В один миг он поднялся на свои длинные нескладные ноги и, пробурчав извинения, быстро пошел к выходу. Это было весьма странное поведение и будь я в другой ситуации, оно привлекло бы мое внимание, но тогда мне было все равно, как именно ушел мой кузен, самое главное его больше не было рядом, и я могла в одиночестве придаваться своему горю.
Поднявшись в комнату отца, я села на привычное место у его постели и долго, забыв о времени, смотрела на нее. Еще недавно на белых простынях теплилась жизнь, а теперь они остыли навсегда. Часы тикали на каминной полке вновь и вновь провожая в небытие секунды, минуты и часы земной жизни. Им все было нипочем, им неведомы были страдания, их холодный механизм педантично констатировал, что жизнь стала короче, ничуть не сожалея и не злорадствуя этому.
Мне было нестерпимо больно и хотелось плакать, но слезы, прожигая все внутри, не могли выплеснуться наружу и глаза оставались сухими, как знойные пески пустыни.
«Теперь я одна, совсем одна», - размышляла я. Что делать и с чего начать я не знала, как не знала, что вообще нужно предпринять для продолжения своего существования. Раньше всем занимался отец, и все казалось естественно просто, теперь же груз повседневности ложился всецело на мои плечи, грозя раздавить непомерной тяжестью.
Глава 2.
Прошло несколько дней после похорон, прежде чем я решилась разобраться в текущих делах. По завещанию все состояние отца перешло мне, за исключением определенной суммы, которую он завещал преданной Беатрис, или просто Бетти, как мы ее называли. Она проработала у отца около двадцати лет и за все это время не совершила ничего, что могло хоть как-то огорчить его. Бетти практически воспитала меня, заменив мать, которой я лишилась при рождении, но никогда не злоупотребляла расположением хозяина. Всегда добрая и скромная, она могла быть совсем незаметной, выполняя ту или иную работу, но в нужный момент дом мог быть поднят с ног на голову ее властными распоряжениями в адрес прислуги, когда неожиданно приезжали гости или просто нужно было привести дом в порядок.
Когда она только появилась в доме, ей было немногим больше двадцати. Отец говорил, что она была очень красива и что моя мама, носившая тогда меня под сердцем, ужасно ревновала его к ней. Однако и после смерти мамы отец не взглянул на Бетти иначе, как на преданную служанку и няню своей дочери. Любовь и почтение к памяти жены удерживали его от всякой близости с другими женщинами. И ни молодой возраст вдовца, ни присутствие прекрасной девушки не искусили его настолько, чтобы он мог изменить единственной женщине, которую любил.
Бумаги и все дела были в идеальном порядке. Отец с точностью педанта вел учет всему состоянию семьи, документально оформляя куда, сколько и когда он вложил, что приобрел и что продал.
В основном все деньги были вложены в землю, которая отдавалась в аренду земледельцам и фермерам. Но назревающий в стране кризис привел к постепенному ее обесценению. Я получила тревожные новости от управляющего относительно моей собственности, но я и представить себе не могла, насколько это было серьезно. Все выяснилось, когда он сам пожаловал ко мне с докладом.
Высокий, но слишком худой для своего роста мужчина, тщательно одетый и причесанный предстал передо мной по прошествии недели после смерти отца. Со скорбной почтительностью он принес свои соболезнования и приступил к делу.
- Мисс Торн, я принес неутешительные новости. Боюсь вас расстроить, но все обстоит гораздо сложнее, чем я писал вам. Но молчать не имеет смысла. Будет лучше, если вы узнаете это от меня.
- О чем? – задав вопрос, я затрепетала от страха, ощутив нечто колючее и неприятное вокруг себя.
- Вы знаете, сейчас очень плохая экономическая обстановка в стране. Цены на землю и сельскохозяйственную продукцию падают из-за повышенного предложения, а налоги остаются на прежнем уровне. Многие из ваших арендаторов разорены, и больше не в состоянии платить аренду, а стало быть, земли перестанут приносить доход. Это усугубляется тем, что уже больше года большая часть земель пустует и только приносит убытки, а если к ним прибавятся новые, то ситуация будет катастрофической. Мисс Торн, вы и так уже в долгах, которые превысили стоимость всего недвижимого имущества, а стало быть, продажа земельных наделов уже не решит ваших проблем.
- Что же будет? – растерянно произнесла я, с трудом понимая его слова о состоянии моих дел.
- Банк, где на ваше имя открыт кредит, конфискует все имущество в качестве оплаты, - констатировал управляющий.
- То есть они уже думают об этом?
- Они уже собираются это сделать. Я узнал это только вчера. Однако решение видимо, принято совсем недавно.
- А не слишком ли оно скоропалительно? Может они еще передумают? – с надеждой спросила я. Но, увидев, как управляющий отрицательно качает головой, поняла, что вот настал тот миг, когда все рухнет, унося последнее, что у меня еще оставалось. Дом и все воспоминания, которые он хранил, должны будут пойти с молотка, и изменить что-либо было не в моей власти.
- Дом…?
- Он в первую очередь. По сравнению с другим имуществом, он обладает наибольшей ценностью, а стало быть, должен покрыть большую долю долга.
- А мебель, книги?
- Боюсь, мисс Торн, вам больше здесь ничего не принадлежит за исключением вот этой шкатулки и ваших личных вещей.
И управляющий протянул мне небольшой ларец, который принес с собой.
- Что это?
- Я не открывал, но думаю что-нибудь ценное, раз ваш отец так бережно заботился о ней и постарался уберечь от конфискации.
Я приняла шкатулку и, не заглянув внутрь, поставила на стол.
- Вы не посмотрите что в ней?
- Позже, - машинально ответила я и, опустилась в кожаное отцовское кресло и, повторив его, нервным движением смахнула со лба волосы.
Весть, принесенная управляющим, была слишком для меня тяжела, чтобы я могла думать о содержимом шкатулки. Мне показалось, что ничего меня уже не спасет, даже окажись в ней груда бриллиантов, что, конечно же, было не так.
Управляющий, видя мое состояние, сделал все, чтобы меня успокоить.
- Не переживайте так, мисс Торн, в конце концов вы не одна. У вас есть кузен, который богат и влиятелен, наверняка он найдет способ помочь вам.
Это заявление явилось для меня настоящим откровением. Во время переживаний, горя и тревог, я совсем забыла о Бренте, хотя он довольно часто приходил меня навещать или присылал слугу узнать о состоянии моих дел и самочувствии. Но я ни раз не подумала о нем, как о своем спасителе, такая мысль даже не пришла мне в голову. А ведь он действительно был очень богат. Родители оставили ему большое состояние, которое он, благодаря предпринимательской хватке смог утроить за довольно короткий срок. Да на его состояние можно было купить с десяток моих. Но стоило мне подумать о том, как гордость, совсем может и не уместная в подобной ситуации, не дала мне пойти дальше размышлений и напрочь запретила даже продолжать свои мысли на этот счет.
- Спасибо за заботу, мистер Браун, я подумаю об этом, - наконец ответила я. – И если вам нечего больше сообщить мне, то примите приглашение выпить чаю.
- Это все, мисс Торн. Как только я узнаю что-то, тут же доложу вам.
- Только, боюсь, ваше жалованье…
- О, не беспокойтесь, ваш отец всегда платил мне вперед, так что срок моей службы у вас еще не истек. Но в любом случае, вы всегда можете рассчитывать на мою поддержку.
- Отец всегда вас ценил и доверял вам. Теперь я вижу, что он не ошибался. Вы сделали все возможное, я верю в это. Вы прекрасный управляющий и человек.
Браун со сдержанностью истинного джентльмена, принял комплимент и не стал ни благодарить, ни опровергать мои слова.
Его короткое:
- Рад служит вам, - было красноречивым подтверждением того, что я не ошиблась в своей оценке. Браун действительно был отличным управляющим и прекрасным человеком, и не его вина, что я стояла на грани разорения, ведь, в конце концов, экономический кризис не его рук дело, да и налоги придумал не он.
За чаем, он пытался отвлечь меня разговорами о своих поездках в Лондон, о последнем скандале в королевской семье и другой подобной милой чуши, но я слушала в пол-уха и почти ничего не поняла из того, что он мне рассказывал. Мои мысли были далеко от реальности. Они витали в облаках. И лишь изредка, встревоженные блеском молнии недавних событий, считали за благо спуститься на грешную землю, дабы не быть растерзанными грозной стихией природы.
Возможно оттого, что я уже не думала о произошедшем в кабинете и о грядущем разорении, мое лицо казалось беззаботным и спокойным, а мистер Браун подумал, что ему все-таки удалось милой беседой отвлечь меня.
Когда он уходил, я чувствовала его уверенность в том, что оставляет он меня в хорошем расположении духа и с надеждой на благополучный исход дела.
Глава 3.
Как только мистер Браун ушел, я отправилась к себе. В комнате было тепло и уютно, но на душе стояла непогода. Я села на диван у окна и, глядя вдаль, забылась уносимая на волнах беспокойных мыслей прочь от суровой реальности.
Не заметив, как наступил вечер и, ощутив неприятный озноб, я очнулась от забытья, напоминающего то ли сон, то ли бред. Дрова в камине почти сгорели и лишь слабые красные блики, временами, озарявшие черную груду головешек, свидетельствовали, что еще недавно в этой печи пылал жаркий огонь.
В коридоре послышались шаги. Дверь тихонько скрипнула, пропуская уже огрубевшую и изрядно заплывшую фигуру Бетти.
- Мисс, что вы туту делаете одна столько времени?- осуждающе покачав головой, произнесла она. – Разве так можно, сидите тут целый день словно неживая, а я мучайся в догадках, что же с вами такое.
- Не беспокойся Бетти, все хорошо, - мой голос прозвучал неуверенно, и Бетти расстроилась еще больше, но претворяться, изображая хорошее настроение у меня не было сил.
- Моя девочка, похоже, думает, что старушка Бетти совсем из ума выжила. Я же вижу, как вы страдаете.
Бетти села рядом и накинула на мои озябшие плечи пуховую шаль – неизменную ее спутницу.
- Мисс, вы совсем закоченели, так и заболеть недолго. А ну, спускайтесь живее вниз и без протестов, пожалуйста. Да что это с вами, вы словно неживая!
- Все хорошо.
- Да что вы заладили: хорошо, да хорошо, как будто невидно по вам как вам на самом деле плохо.
Взяв меня под руку, Бетти решительно двинулась к выходу. Ведомая ее властной силой, я не старалась сопротивляться и даже была рада, что мне не приходится самой решать, куда и в каком направлении идти.
Так Бетти довела меня до гостиной и усадила в мягкое кресло, обложенное шелковыми подушками, пышно расшитыми экзотическими узорами. Утопая в этом мягком и роскошном плену, я как немой и безвольный созерцатель ждала, что же будет дальше.
Бетти тем временем накрывала на стол, расставляя приборы и блюда с разной снедью. Смотря на это изобилие, я не могла взять в толк – зачем так много еды для нас двоих. Неужели Бетти серьезно полагала, что я смогу съесть хоть десятую долю из того, что она приказала наготовить. Когда же, наконец, все приготовления были завершены, она все так же решительно, как только что расставляла посуду, потащила меня к столу и усадила на привычное место.
- А теперь, мисс Эмили, ешьте, - все также решительно и безапелляционно произнесла она. – И не думайте, что на этот раз вам удастся уйти от обеда.
- Мне совсем не хочется, - слабо возразила я.
- Мало ли что не хочется. Есть такое понятие, как надо. Если вы не будете есть, то будете походить на приведение, впрочем, и сейчас вы недалеки от этого состояния. Да вы только взгляните на себя в зеркало – лицо словно высечено из мрамора и обтянуто кожей, а руки как две веточки. Никаких возражений, мисс Эмили, ешьте и все тут, а я прослежу за тем, чтобы вы съели все, что приготовили слуги.
Не слушая больше мои возражения, Бетти энергично принялась разделывать жареную курицу, посыпанную душистой зеленью из домашнего питомника, и положила самый большой и соблазнительный кусок на мою тарелку. Потом та же участь постигла и молочного поросенка. А после в моей тарелке оказался жареный картофель, и зазеленели хрустящие, налитые соком листья салата.
- А теперь приступайте.
Я нехотя через силу начала есть и справилась лишь с третью всего, что она мне наложила. Потом мне пришлось пригубить вино, которое по заверениям Бетти, должно было немного оживить мертвенную бледность моих щек и бледность губ, которые и делали меня похожей на приведение, в чем Бетти была абсолютно права. Если бы я в эти дни удосужилась рассмотреть себя как следует в зеркале, то непременно заметила бы, что напоминаю потустороннее существо, у которого вместо глаз два огромных темных колодца, наполненных мутной водой с примесью ржавчины; кожа подобна белому савану, в который оборачивают покойников. И тем страшнее на фоне этой мертвенной бледности смотрелось буйство огненных волос.
Глотнув вина и отказавшись от десерта сославшись на усталость, я сумела, наконец, вырваться из плена забот любящей Бетти и поднялась обратно в свою комнату. За время, проведенное за обедом, комната успела наполниться теплом, в камине с новой силой полыхал огонь, и весело потрескивали поленья.
Но мне вдруг стало неуютно в этом теплом гнездышке. Такой покой совершенно не шел к моему душевному состоянию. Куда привлекательнее для меня был сейчас парк с его мрачными потухшими в ночи красками, неясными очертаниями, угрожающей неразборчивостью форм. Одевшись теплее, чтобы не замерзнуть, я вышла на вечернюю прогулку.
Наблюдая, как медленно и осторожно подкрадывается ночь, захватывая последние светлые пятна, я шла по аллее. Опавшие листья шелестели под ногами, создавая иллюзию потухающей, но еще теплящейся жизни. Деревья, как гигантские стрелы, взмывали к потемневшему пасмурному небу и тщетно пытались проткнуть темную ткань. Ветер, временами набегающий на этих гигантов, делал их похожими на некое громадное войско, идущее в бой не на жизнь, а на смерть – так величественны были их стволы и гордо выпрямленные ветви.
Я всегда любила этих гигантов, любила их силу и мощь, а иногда даже побаивалась скрытых в них качеств, но даже это не мешало моему восторгу.
Природа, как загадочный волшебник, трудящийся над колдовским зельем, так же упорно взращивала своих сыновей, передавая им свою мощь и силу. И теперь они говорили о своей бесплотной и всеобъемлющей матери и воздавали дань своим видом ее любви и стараниям.
Как же это казалось загадочно и неповторимо в ночных сумерках.
Но вдруг, в лоне этого величия и возвышенности, послышался какой-то странный звук, словно кто-то вздохнул протяжно и тяжело. Но этот вздох не походил на стон страдальца или умирающего, он скорее напоминал рык раненного зверя. Мне стало страшно. Я вспомнила, что и раньше иногда слышала нечто подобное, но не придавала этому значения, приписывая все буйной фантазии или игре звуков в пространстве. Но сейчас этот звук раздался рядом, и не было сомнений, что он принадлежал живому существу, а не игре воображения.
В немом ужасе, не смея и не в силах закричать, я прижалась к стволу одного из деревьев, словно ища у него защиты от неизвестной опасности. Но еще недавно воспетая мной сила, в один миг обратилась в холодное равнодушие и даже безразличие. Ледяной ствол еще больше усилил мой страх, и я, не видя иного выхода, пустилась со всех ног по направлению к дому. Не разбирая дороги, я то и дело натыкалась на кустарники. Их ветви не щадили ни меня, ни мою одежду, так что пока я добежала до входной двери мое одеяние сильно пострадало и руки были все в царапинах. К счастью за мной никто не следовал, и это приободрило меня. Боясь быть застигнутой врасплох Бетти и боясь показаться ей на глаза в таком виде, я крадучись, стараясь не шуметь, пробралась в холл, а там как тень поднялась на второй этаж. Оказавшись в своей комнате, я тут же задернула портьеры, чтобы отгородиться от самого вида парка и села у камина, чтобы унять бившую меня дрожь.
Теперь комната нисколько не казалась неуютной, а парк таким уж привлекательным местом.
Теплые струи воздуха, исходившие от каминной решетки, уняли дрожь, сотрясавшую все тело, и обволакивали со всех сторон заботливым теплом. В этих стенах происшествие в парке казалось таким нереальным и глупым, что я усомнилась, а было ли все на самом деле или мне это только почудилось, и мне даже стало стыдно за свою трусость и малодушие. Это ж надо было так испугаться. Наверняка это был очередной порыв ветра. Чтобы окончательно разогнать страх, я встала и подошла к занавешенным окнам. Раздвинув портьеры одного из окон, я вгляделась в густой мрак за окном в направлении парка, но увидела только свое отражение и полыхающий в камине огонь. Постояв так несколько минут и убедившись, что нет ничего страшного в том, что парк рядом.
Я уже была готова отойти от окна и забыть обо всем, что произошло в парке, как вдруг тот же необъяснимый и непонятный страх снова обступил меня со всех сторон. Было такое ощущение, что кто-то невидимый и злобный смотрит на меня оттуда снизу, прячась в кустах или за стволом дерева, а то и вовсе стоя под окном. Мне даже показалось, что я смогла разглядеть в кромешной тьме какое-то бесформенное пятно, проползшее по лужайке.
Впервые в жизни меня посетил безотчетный, необъяснимый страх. Не желая больше оставаться в его власти, я быстро отошла от окна и, раздевшись, легла в постель. Но сон не шел. А кто-то или что-то стояло под моими окнами.
Глава 4.
На следующий день пришел Брент. Все такой же большой и неуклюжий, он развалился в гостиной на кресле, вытянув длинные ноги. Его светло-русые волосы растрепались от верховой езды, глаза блестели непонятным странным блеском, руки то и дело хватали первое, что попадалось им и начинали теребить, но не найдя успокоения возвращали вещь на место, чтобы потом вновь к ней вернуться. Так, поочередно в его руках побывали и кружевной платок с вышитыми на нем инициалами, и портсигар с позолоченными краями, и шелковая подушка с экзотическими цветами. Он и в спокойном состоянии не отличался привлекательностью, а сейчас и вовсе стал жалким и отталкивающим.
- Брент, что с тобой? – не выдержав, наконец, спросила я.
- Ничего, - коротко ответил он.
- Но я же вижу, ты нервничаешь, а значит, тебя что-то гложет, - не унималась я, пытаясь выяснить, в чем все-таки дело.
- А ты мне не хочешь ничего сообщить? – последовал странный вопрос.
Я не сразу сообразила, что он имеет в виду, и поэтому искренне заявила:
- Да нет, я ничего не хочу тебе сообщить. С чего ты это взял?
- Значит, у тебя все в порядке и нет никаких проблем?
Меня как молнией ударило. Так значит он уже в курсе моих проблем, поэтому скрывать их дальше не имеет смысла.
- А что тебе уже известно?
- Я бы предпочел все узнать от тебя, но ты не удосужилась ввести меня в курс дела.
- Мне сообщили только вчера, до этого я и сама была в полном неведении.
- А как же тревожные симптомы, неужели ты о них ничего не знала?
- Конечно, знала, но тогда было не до них. Отец был при смерти, как я могла заниматься чем-то помимо него.
При этих словах Брент как-то странно улыбнулся:
- Вся в отца. Тот тоже был таким же недальновидным.… Но, ты хотя бы мне могла сказать, я что-нибудь придумал бы.
- Теперь зачем говорить об этом, все равно ничего не изменишь. И не надо так говорить о моем отце.
- А что разве это неправда?
- Как бы то ни было, не надо.
- Нет уж, тебе придется выслушать, раз я начал.
Его голос звучал непривычно настойчиво и даже жестко.
- Мистер Торн был идеалистом. Знаешь, почему ты сейчас оказалась в таком положении? Его земли еще недавно имели огромную ценность. Продай он их под промышленные или жилые постройки, тебе не пришлось бы сидеть и ждать разорения и конфискации имущества. Но он, видите ли, хотел сохранить их нетронутыми и даже лес не позволял вырубать из-за непонятных современному человеку соображений. Я иногда не одобрял его поступков, а теперь тем более.
- Брент, если ты думаешь продолжать, то делай это без меня. Я не намерена выслушивать весь этот бред, якобы касающийся моего отца. Его могила еще свежа, а ты кощунствуешь над ней как последний еретик.
Брент вскочил как ужаленный, и принялся ходить взад и вперед, отмеряя гостиную своими гигантскими шагами. Сложенные за спиной огромные руки начали теребить манжеты, словно и вовсе хотели от них избавиться. Я молча наблюдала за ним, не понимая, что именно могло заставить Брента разговаривать со мной так жестоко и грубо.
На очередном круге, он вдруг резко остановился и, вонзившись в меня взглядом, произнес:
- Эмили, почему ты не попросила у меня помощи?
Точного ответа на этот вопрос я и сама не знала. Просто что-то удерживало меня от подобного шага.
- Я не хочу ни от кого зависеть, - ответила я и даже поверила в это.
- Неужели зависимость от меня так уж ужасна, и неужто она такое тяжелое бремя, что ты предпочла остаться нищей, без кола и двора.
- Мне претит любая зависимость, от кого бы она ни исходила. Есть только две зависимости, которые я приемлю.
- И какие же? – с интересом спросил Брент.
- Зависимость от Бога и от родителей.
- А от мужа?
- Я еще не замужем и даже не думала об этом.
- А стоило бы, ведь ты уже вполне созрела для замужества.
Неловко было слушать подобные слова от мужчины и тем более от кузена, с которым выросла. В свои восемнадцать я и не думала о замужестве, оно мне казалось еще очень далеким событием, я не была к нему готова морально, и поэтому слова Брента задели меня, но я не покраснела, а скорее была разозлена. Уловив в моих глазах искорки злости, Брент приободрился и даже повеселел.
- А мистер Браун, разве он тебе не нравится?
Разговор приобретал неожиданный и очень опасный оборот, но уклониться от него я уже не могла, момент, когда это было еще возможно, был упущен. Природная вспыльчивость толкала в бой, негодование и злость требовали реванша.
- Причем тут мистер Браун? – холодно парировала я.
- Как причем? – ухмыляясь, произнес Брент. – Он бывал у вас довольно часто и нравился твоему отцу, а так как вкусы у вас во многом совпадают, то нелишне предположить, что и ты была к нему неравнодушна.
- Он прекрасный человек и толковый управляющий, - ответила я.
- И красивый мужчина, - добавил он.
Я, конечно, могла оскорбиться устроенным допросом и уклониться от дальнейшей беседы, но тогда я точно не узнала бы, чем может закончиться этот весьма странный разговор.
- Не знаю, может быть – мой голос прозвучал безразлично, но Бренту это показалось дешевым трюком.
- Как же так? Неужели не заметила?
- Чего ты от меня хочешь, Брент Ллойд?
- Просто разбираюсь, что собой представляет моя кузина.
- То есть?
- Она либо хорошая актриса, либо жалкая притворщица. Ведь тебе нравится мистер Браун, не отрицай, Эмили. И, похоже, что это взаимно.
- Может уже достаточно?
Брент подошел ко мне вплотную и, нагнувшись над креслом, в котором я сидела, проговорил:
- Я видел его вчера, после того как он посетил вас, мисс Торн. Случайная встреча, но она многое прояснила. Мистер Браун почти лишен способности к притворству, у него все чувства и мысли написаны на лбу. Он был так расстроен по поводу твоего положения, что чуть не плакал, а, произнося твое имя, его голос предательски дрожал, выдавая сердечное волнение.
- В конце концов, тебе какое до этого всего дело?! – не выдержав, парировала я, - Если бы даже мы любили друг друга…
- Молчи!!!
Этот крик вырвался непроизвольно и испустивший его уже жалел, что не сумел сдержаться. Наконец-то я поняла, в чем собственно дело. Передо мной стоял человек, которого я всегда любила и уважала как брата, которому прощала все его недостатки, потому что он был близким нашей семье человеком, был нашим родственником, был моим братом. Но ни раз я не взглянула на него как на мужчину. Но теперь правда открылась во всей своей ужасающей наготе. Брент Ллойд был влюблен в меня, если можно было назвать любовью то странное чувство, которое он ко мне питал. Его чувство было замешано на страхе и неуверенности, злобе и ненависти. Его крик отравленной стрелой вонзился в мою грудь.
Ледяной страх сковал мои движения. Я как статуя, высеченная из мрамора, сидела и ждала, что же будет дальше. Брент видя мою беспомощность и растерянность торжествовал. Ему было приятно ощущать свою силу и власть надо мной, пусть она была продиктована лишь страхом с моей стороны. Его тонкие губы скривила недобрая усмешка, и они почти касались моего лица, временами то, приближаясь, то удаляясь.
- Эмили, неужели ты испугалась? Посмотри, ведь я не зверь и не демон.
Он не знал, что в моих глазах он был гораздо хуже дикого зверя и падшего ангела. Он был таким мерзким, какими никогда не могли быть ни выросший на свободе сын природы, ни одно из любимых некогда творений Всемогущего Бога.
- Знай, что ни мистер Браун, ни кто-либо другой, не смогут нас разлучить. Отныне ты знаешь эту тайну, которую я скрывал долгое время, а значит, настал час полного откровения. Ведь ты уже догадалась, моя милая леди Торн, что я без ума от тебя, твоих огненных волос, аромата твоей кожи, который я всегда ощущал, прикасаясь к вещам, которых касалась ты. До чего бы я ни дотронулся в этом доме – все хранило твой пьянящий аромат. А сейчас, - он склонился к моему уху, - сейчас я так близко, что голова идет кругом от аромата твоих волос, нежности кожи.
Когда его пальцы коснулись моей щеки, самообладание вернулось ко мне, как вернулись недавняя злоба и негодование.
- Убери прочь от меня свои лапы, грязное животное!
Я с силой, которую придала мне моя гордость и задетая честь, оттолкнула Брента так, что он еле удержался на ногах. Удивленный таким поворотом дела, он беспомощно озирался кругом, словно не веря, что я оттолкнула его так решительно и грубо. Но, быстро овладев собой, он снова попытался приблизиться ко мне, но на этот раз я не стала ждать, пока меня загонят в ловушку. Как дикая кошка, я отскочила от него и, став за спинку кресла, на время обезопасила себя от его близости.
- Эмили, все произошло совсем не так. Я пришел просить твоей руки и сам все испортил. И зачем я только вспомнил о Брауне, ведь у вас с ним нет ничего, правда?
- Правда, но для тебя это ничего не меняет.
- Ты мне отказываешь?
- Да, - решительно ответила я.
- Что ж, дело твое. Но тебе лучше подумать. Сомневаюсь, что жизнь со мной будет так уж неприятна и уж конечно она намного предпочтительнее нищенского существования.
- На твоем месте я не была бы так самоуверенна. Бедность меня страшит куда меньше мысли, что мне придется проводить с тобой все дни и ночи. Мне неприятен один твой вид.
При этих словах Брент стал белее полотна, но сдержал рвущегося наружу монстра.
- Раньше ты не считала меня таким ужасным, - обреченно и почти смиренно произнес он.
В эту минуту у него был такой несчастный и жалкий вид, что я даже пожалела его, но показывать своих чувств не стала.
- Раньше ты не был таким. Ты был братом, другом детских лет и товарищем во взрослые годы. Но тебе оказалось этого мало. Сегодня ты лишил меня последней опоры в жизни, ты лишил меня, тебя самого. Отныне ты как друг и как брат умер для меня навсегда. Мое сердце и моя душа не могут принять тебя как мужчину, в них нет места для тебя в таком качестве.
С каждым новым словом Брент бледнел все больше и больше. Его большая неуклюжая фигура морщилась и уменьшалась на глазах. Я понимала, что была жестока, как палач, беспощадно заносящий над головой осужденного остро отточенный топор или как судья, холодно произносящий смертный приговор. Ни словом, ни жестом не смягчив слов, я смотрела на него и не испытывала ничего, что могло хоть отдаленно напомнить раскаяние. Только жалость временами брала вверх, но ее порывы я сдерживала. Я уже почти поверила в его раскаяние и готова была не продолжать свою экзекуцию. Но потом новый порыв негодования и злости на него распалил весь негатив, убив всякую возможность прощения.
- Эмили прости меня, я не хотел, - начал, было, Брент, но я не дала ему возможности договорить.
- Ты показал мне свое истинное лицо! Все эти годы я обманывалась видом добродушной и нехитрой маски, умелой скрывающей коварную правду. Я любила лишь образ брата, которого по-сути у меня не было, образ человека, на которого могла положиться.
- Почему же ты не попросила у меня помощи как у брата?
- Возможно, моя интуиция подсказала мне, что таковым не являешься, а стало быть, и твоя помощь не будет бескорыстной.
Брент вдруг встрепенулся, как разбуженный нечаянным выстрелом хищник.
- Да, моя помощь не была бы бескорыстной. Я слишком практичен, чтобы кидать деньги на ветер, так что в любом случае тебе пришлось бы расплачиваться. А так как ни денег, ни имущества у тебя уже не было бы, то единственной ценностью, на которую ты имела бы право и которая представляла бы интерес для меня, была бы ты сама. Но я не воспользовался бы тобой, хотя вполне мог поступить и так, я женился бы на тебе. Но раз ты отвергаешь мою помощь и мою руку, то привыкай к мысли о бедности, так как полное разорение уже не за горами.
Не ожидая пока его выставят, Брент сам направился к двери. Его фигура вновь приобрела большие и грубые формы. Огромные руки, решительно рассекая воздух, походили на весла гигантской лодки, бороздящей безбрежные водные края.
Я слышала, как хлопнула парадная дверь, а потом послышался цокот конских копыт на подъездной аллее.
Как только звуки удаляющегося экипажа стали почти неразличимы, появилась Бетти с подносом, на котором было две чашки. Аромат лимонного напитка приятно разливался по комнате, и струйка пара из носика казалась сказочным джином, вырвавшимся из заколдованной емкости. Поставив поднос на чайный столик, и удивленно оглядев комнату, ища глазами гостя, она, наконец, произнесла:
- А где мистер Ллойд?
Она всегда называла Брента Ллойдом, даже в детстве. С самого детства Бетти весьма холодно относилась к кузену, всегда отмечая его скрытность и дурной нрав, но ни я, ни отец не обращали на это внимание.
- Он ушел, Бетти, - сказав это, я расплакалась.
Слезы неудержимым потоком хлынули из глаз, и одна за другой, скатываясь по щекам, начали капать на платье. Бетти тут же присела рядом и принялась меня успокаивать.
- Девочка моя, что случилось?
Но я не могла произнести ни единого слова. Рыдания срывали все попытки заговорить, да и что я могла собственно рассказать. Обнимая ее пухлые покатые плечи и зарывшись лицом в пуховой платок, я продолжала изливать свое горе. Бетти крепко обняла меня, как ни раз это делала в детстве, приговаривая слова успокоения, которые звучали как мурлыканье. Понемногу я начала успокаиваться, но не торопилась покинуть любящих объятий.
Прошел час, другой и воспоминания о Бренте стали блекнуть. Мой добрый ангел изгнал их из моей души. Как я была неправа считая, что после смерти отца и поступка Брента осталась совершенно одна, не видя доброту и безграничную любовь у себя под боком. Тогда, в объятиях Бетти, я поняла, что не только родная кровь является нам поддержкой и опорой. Порой люди, несвязанные с нами узами родства ближе родной крови. Бетти всегда была таким человеком, но я как-то не придавала этому значения, постоянно пребывая во власти предрассудков, таких частых в нашем обществе, что их перестаешь даже замечать.
Глава 5.
Прошла неделя. Брент больше не появлялся, и я могла вздохнуть с облегчением. В течение этих дней никто не беспокоил меня, и только раз заглядывал мистер Браун, чтобы сообщить утешительные новости. По наведенным им справкам, банк решил отсрочить конфискацию. Причину подобного решения ему узнать не удалось. Но как бы то ни было – это была благодатная отсрочка, а там кто знает, могло найтись решение моей проблемы, правда какое именно я плохо представляла.
Совершенно неопытная в делах бизнеса, я была похожа на рыбу, выброшенную на берег. Отец позаботился о том, чтобы я получила хорошее образование. Я в совершенстве владела французским языком, знала латынь, немного говорила на испанском и немецком, знала английскую литературу, географию, мировую историю, историю цивилизаций, немного играла на фортепиано, рисовала и даже владела шпагой. Но что касается деловой сферы – тут я была полным профаном. Конечно, будь все в прядке, да еще с таким управляющим, как мистер Браун, мне не пришлось бы глубоко внедряться в тонкости дел. Однако в кризисной ситуации, знание всех нюансов происходящего было бы весьма кстати.
После разорения в моем безоговорочном распоряжении оставался только коттедж на юге Франции. Его не описали только потому, что он находился далеко от Англии и хлопоты с ним не оправдали бы вырученных средств. Оставшись практически без денег, я распустила всю прислугу, снабдив их рекомендательными письмами. В доме остались только я, Бетти, которая ни за какие деньги не оставила бы меня, даже если бы мне пришлось ночевать под мостом, да старый садовник, которому просто некуда было идти. Он остался работать, даже зная, что платить ему я не смогу.
- Все что мне нужно, мисс Эмили – это крыша над головой, да еда, чтобы не умереть с голоду, - сказал он в ответ на мои сожаления о том, что я больше не в состоянии оплачивать его труд.
Сколько продлиться такая жизнь между небом и землей, я не знала, да и не хотела загадывать наперед.
Часть дома пришлось закрыть, чтобы избежать лишних трат и усилий по его поддержанию. Так, шаг за шагом методом проб и ошибок, я осваивала самую трудную из наук – самостоятельную жизнь. Теперь я знала, сколько стоит лес и дрова, которые ежедневно горели в камине, почем фунт овсяной крупы, муки и сахара, каково содержать в чистоте всего лишь одну, не говоря уже о многих, комнату. Трудясь, бок о бок с Бетти, я поняла каково это день ото дня заниматься физическим трудом. Совершенно непривыкшая к нему, первое время я ужасно уставала, у меня болела спина и все мышцы, но постепенно я пришла в норму.
К счастью в домашнем сейфе остались кое-какие сбережения, и нам не приходилось пока перебиваться с воды на хлеб, но строжайшая экономия была просто необходима.
Генри О`Нил – наш садовник, продолжал ухаживать за теплицей и у на столе постоянно были свежие овощи и зелень, которые компенсировали скудность остальных блюд.
Так прошло белее полутора месяцев. Новости из банка больше не поступали, да и мистер Браун не мог сообщить ничего нового. Казалось, что ситуация стабилизировалась. Заглядывая иногда в поместье, чтобы навестить меня и сделать отчет о текущих делах, он садился в кресло и долго, смотря в одну точку, о чем-то напряженно думал. Его что-то явно беспокоило, и он то и дело переводя на меня взгляд, смотрел пристально и внимательно, но ничего не говорил. Его приятное лицо в эти минуты было серьезным и непроницаемым. Потом он неожиданно вставал и, распрощавшись, уходил, оставляя меня недоумевать.
Мистер Браун был еще молод. В свои двадцать восемь он уже добился многого и не останавливался на достигнутом. Бренту было всего двадцать три, но он выглядел на все тридцать пять и рядом с управляющим казался неотесанным мужиком. В мистере Брауне чувствовался потомственный джентльмен, тогда как Ллойд совсем на него не походил. Зачастую неопрятный и неухоженный, Брент во многих вызывал чувство брезгливости. Раньше это не играло для меня особой роли, но сейчас я тоже поддалась этому чувству брезгливости и отторжения.
«Если бы мистер Браун был моим кузеном, то я наверняка не испытала бы унижения и стыда, которым подверг меня Брнет», - размышляла я. Но, увы, Браун был всего лишь управляющим, на которого я могла положиться в делах, но который был недосягаем как утешитель и исповедник.
Мои мысли прервала Бетти, принеся на подносе чай с горячими гренками, от которых шел такой соблазнительный запах, что напрочь отогнал все серьезные размышления, призывая отведать угощение.
- Мисс Эмили, у нас кончились мука и кофе, так что мне нужно пойти в город и купить все необходимое, - она поставила поднос с чаем и гренками передо мной и налила чай в фарфоровую чашку.
- Бетти, я сама схожу, не беспокойся, - возразила я.
- Что вы такое говорите, мисс Эмили. Чтобы вы пошли одна в город, да еще мимо этого проклятого дома – да не бывать этому, пока я жива!
Глаза Бетти наполнились суеверным ужасом, стоило ей подумать о Бренте.
- Ну что ты Бетти, все уже в прошлом.
- Я так не думаю, моя девочка. Это животное еще не раз захочет испортить вам жизнь. Не в его правилах так легко сдаваться. Или вы уже успели забыть свой последний поход в город?
Нет, конечно, я ничего не забыла. Тогда был холодный зимний день. Мне надо было сходить на почту, а Бетти в этот день нездоровилось, и она не могла ни сопровождать меня, ни пойти вместо меня. И я отправилась в город одна. У нас не было ни лошадей, ни экипажа. Я избавилась от них, чтобы исключить расходы по их содержанию. Так что пришлось идти пешком.
Поместье Брента находилось в нескольких милях от нашего имения, и проезжая дорога в город вела через него. Приблизившись к нему, я ускорила шаг, желая скорее покинуть его окрестности, однако топот копыт заставил меня замедлить ход и отойти на обочину. Вскоре рядом со мной вырос всадник на пегой кобыле. Его большая неуклюжая фигура прочно сидела в седле и возвышаясь как языческое божество – так же пугающе и угнетающе. Отступив назад, я остановилась, ожидая какой-нибудь гадости от всадника, которым оказался никто иной, как Брент Ллойд. Однако ничего не произошло. Всадник только приподнялся в седле, словно желая спешиться, но потом снова опустился в него.
Я надеялась, что он вот-вот уедет, и он даже объехал меня, словно собираясь, это сделать. Но потом лошадь замедлила поступь, всадник явно медлил и не определился со своими намерениями. Спиной я чувствовала обжигающий и проедающий кожу взгляд, но не обернулась. А несколько секунд спустя до моего слуха донесся гомерический хохот. Не смея оглянуться, из-за страха спровоцировать кузена на очередную гадость, я пошла прочь от места столкновения, а обратно вернулась в нанятом экипаже. Не умея скрыть своего волнения от случившегося, я рассказала все Бетти и с того дня она больше не отпускала меня в город и даже не брала меня с собой, хотя в стенах дома я была в не меньшей опасности, ведь защитить меня было некому. Но Бетти считала иначе. И на этот раз она отвергла всякую мысль о том, что я отправлюсь в город пешком, да еще в полном одиночестве.
Одевшись теплее и взяв деньги, Бетти ушла. Я проводила ее до ворот и вернулась в дом. Стояло утро, а впереди было множество неотложных дел. Я принялась за работу, но все как-то не ладилось. Наводя порядок, я уронила и разбила дорогую итальянскую вазу, принадлежавшую еще моему деду, в кладовке разбила кувшин с молоком и просыпала крупу. Видя тщетность своих попыток сделать что-либо полезное, я решила бросить все и заняться шитьем. Но и тут меня ждало разочарование. На душе было неспокойно. Обычно, когда Бетти уходила в город, я не чувствовала ничего подобного, занималась домашними делами.
Время шло, а она все не возвращалась. Часы пробили полдень, час, два.… Прошло три часа, как она должна была вернуться. Я недоумевала, что же могло случиться. Приближался вечер, Бетти так и не вернулась. Ждать дольше я не могла и решила отправиться на ее поиски. Может, она почувствовала недомогание, и просто не в состоянии добраться до дома без посторонней помощи. Такое часто случается с пожилыми людьми. А дорога в город в нашей местности была безлюдной, и по ней редко проезжали экипажи, так что помощи со стороны можно было и не дождаться. Я нашла Генри и предупредила его, что отправляюсь на поиски Бетти.
- Куда вы пойдете, мисс Эмили, на ночь глядя, - всполошился он. – Наверняка старушка Бетти просто решила остаться в городе, так как не купила всего необходимого.
- Она никогда этого не делала, - возразила я, – может, ей стало плохо по дороге, а сейчас уже довольно холодно и она могла замерзнуть.
Видимо видя вероятность такого поворота событий, Генри не стал больше возражать
- Тогда я пойду с вами. Не гоже леди, да еще одной разгуливать по ночам, тем более при таких соседях, как мистер Ллойд.
Не имея желания и времени спорить, я согласилась взять его в провожатые.
Мы прошли почти милю. Генри хоть и был стар, но двигался довольно быстро и ни на шаг не отставал от меня, иногда даже обгоняя и торопя.
Мы добрались до места, где дорога поднималась по крутому склону. Это была очень опасная часть. Человек, незнающий местности запросто мог упасть и покалечиться в этом месте. Дорога была покрыта тонкой коркой льда и запорошена снегом. Тусклый, светящий сквозь тонкую пелену облаков закат слабо, на последнем издыхании, освещал окрестности, и у подножья холма я чуть не упала, наткнувшись на какой-то темный неподвижный предмет.
Нагнувшись чтобы лучше его рассмотреть, я в ужасе закричала. Генри тут же оказался рядом. Если бы не он, я упала бы прямо на дорогу, но вовремя была подхвачена еще сильными старческими руками.
- Бетти, Бетти…это она, - шептала я, показывая на землю.
Генри насилу отвел меня в сторону и, усадив меня на пень среди кустов можжевельника, пошел обратно. Не знаю, что именно произошло дальше, так как я потеряла сознание или просто была в шоке. Но очнулась я уже у себя в комнате. В камине ярко полыхал огонь, а рядом сидел мистер Браун и щупал мне пульс, а неподалеку от него стоял наш семейный доктор – мистер Форест, который был частым гостем у нас в доме во время болезни отца.
- Она пришла в себя? – проскрипел знакомый голос доктора.
- Да, - подтвердил мистер Браун.
Приблизившись ко мне, доктор посмотрел в мои глаза, приподнимая веки, потрогал лоб и облегченно произнес:
- Опасность лихорадки миновала. К счастью у нее сильный и здоровый организм и пока он в состоянии бороться с подобными нервными потрясениями, но боюсь его силы уже на исходе. За год эта девочка перенесла слишком много страданий, а они не проходят бесследно. Каждое из них оставляет более или менее заметный след на нашем здоровье.
- Вы пропишете какое-нибудь лекарство? – поинтересовался мистер Браун.
Доктор ответил:
- Лучшим лекарством в ее положении был бы абсолютный покой и отдых, но боюсь это невозможно. А так, пусть принимает отвар из боярышника, календулу, а также пьет чай с мятой и лимоном.
Я слышала все рекомендации доктора Фореста, но не могла вспомнить, что со мной произошло. Но когда события дня стали всплывать в моей памяти, первое что сорвалось с моих губ, было имя любимой Бетти.
Мистер Браун и доктор тревожно переглянулись, но молчали, словно не решаясь мне что-то сказать.
- Господа, прошу вас, скажите, что случилась и где Бетти? Я помню ее лежащую на земле… – мой голос то и дело срывался, и я с трудом произносила слова. – Где Бетти?!!!
Доктор сел рядом со мной, потеснив управляющего и убрав упавшую мне на лоб прядь волос, заговорил. Его голос и слова звучали так, словно перед ним находился несмышленый ребенок, которому рассказывают сказками правду жизни. А она была ужасной. Бетти, моя милая Бетти умерла, оставив меня одну.
- Она, должно быть, поскользнулась на спуске и при падении сломала себе позвоночник, - произнес, наконец, доктор, после пустых успокаивающих фраз.
- Не может быть!!! – воскликнула я. – Бетти знала эти дороги лучше всех в округе, ведь она столько раз проходила их взад-вперед. Она знала каждый изгиб и каждую выемку!
- Мисс Торн, зима в этом году выдалась суровой, она могла не рассчитать, что дорогу подморозило, и спуск может быть опасным.
- Ерунда! За годы, что Бетти прожила в этом доме, было немало суровых и подчас снежных зим, а она любила ходить пешком. Так что не знать или не рассчитать опасности спуска, она не могла, - все не унималась я, не желая принимать жестокую правду.
- Мисс Торн, вы должны смириться с ее смертью. Ваше нежелание верить очевидному факту, не вернет ее к жизни. Мисс Бонелл умерла. Самое разумное в вашем положении – это сосредоточиться на своем здоровье. Вряд ли Бетти хотела бы, чтобы вас постигла ее участь.
Я не знала, что мне возразить, у меня не было на это сил. Я чувствовала опустошение, словно сама умерла. Как я желала, чтобы мне сказали, что все происходящее – это всего лишь чья-то чудовищная шутка и что на самом деле ничего не было, а Бетти жива и здорова и готовит внизу чай для гостей. Но я была бессильна что-либо изменить. В этом доктор был абсолютно прав.
Глава 6.
Бетти лежала в своей комнате. Настенные часы тихо тикали, боясь спугнуть скорбную тишину. Она лежала такая тихая и спокойная, словно только спала после суматошного трудового дня. Я не решалась подойти к ней. Страх перед охладевшим телом не покидал меня. Я также боялась подойти к отцу, когда он скончался. Это было малодушием с моей стороны, и я это понимала. Но неужели что-то изменилось в моем сердце, неужели любовь и нежность ушли из него с наступлением смерти, оставив в нем только жалость к самой себе. Как я могла бояться тела той, которую обнимала и целовала еще совсем недавно, бояться ее холодных рук, которые еще вчера гладили меня по голове и подносили мне чай.
Неужели я оказалась настолько эгоистичной и малодушной? Или это всего лишь страх жизни перед смертью. Мое существо, в котором теплиться жизнь, боялось смерти, напоминающей о своих вездесущих правах, которые рано или поздно будут реализованы.
Поборов страх, я подошла к дубовому гробу и, не в силах удержаться на ногах, упала на пол. Горе было слишком велико, чтобы я могла его выдержать стоя. Уничтоженная, обессиленная, раздавленная, будучи не в силах подняться или позвать на помощь, кричать или плакать, я лежала у стола, на который поместили гроб.
Почувствовав чьи-то руки у себя на плечах, я обернулась и увидела Брента. Он присел рядом и обнял меня, как делал в детстве, когда мне было плохо.
- Эмили, пойдем отсюда. Тебе нужно отдохнуть и прийти в себя, - нежно произнес он и помог мне встать на ноги.
Я не видела больше в нем того Брента, который был мне ненавистен, передо мной был прежний Брент, которого я любила и уважала.
Опираясь на его руку и повинуясь его силе, я последовала за ним. Он провел меня в гостиную и, усадив в кресло, сам сел рядом у моих ног.
- Эмили, я приехал сразу же, как узнал. Мне очень жаль, что произошел этот чудовищный несчастный случай, - так же нежно и сочувственно произнес он.
У меня не было причин не верить его словам, и я поверила, иначе мой потрясенный мозг не выдержал бы напряжения.
- Брент, мне так плохо. Я чувствую себя так, словно из груди вынули сердце и забыли вернуть обратно. Рано постоянно кровоточит…. Когда скончался отец, мне не было так плохо, как сейчас. Наверное, волей неволей, я все же готовила себя к его смерти и его болезнь не давала надежд на благополучный исход. Но с Бетти все произошло так неожиданно…
- Перестань, Эмили, - перебил он мои излияния, - не надо так себя мучить. Не думай больше об этом. Что случилось, то случилось – значит, так было предначертано судьбой.
Брент похоже не понимал всей глубины моего горя, не понимал, что я не хочу и не могу не думать об этом. Он, как неопытный священник-утешитель, твердил общепринятые фразы, совершенно не заботясь о том, чтобы вложить в них больше чувств, души и искренности, как это подобало случаю.
Мне хотелось говорить, говорить и говорить и в словах излить свою боль и горе, но он не дал мне этой возможности, твердя, что я должна думать о чем-то более светлом, о будущем, в котором не должно быть места горю и сожалениям.
Но, несмотря на его твердолобость, я была счастлива, что Брент рядом. Пусть он и не понимал меня, моих чувств, не мог дать мне желаемого сочувствия и успокоения, но он был рядом, и этого было достаточно, чтобы остаться жить.
Брент взял мою руку в свои лапища и стал нежно поглаживать, словно в его ладонях находилась ручка младенца – хрупкая, мягкая и ранимая. Никогда раньше я не замечала за ним этой нежности, никогда мне не было так спокойно и легко в его присутствии. Склонив голову, я коснулась его плеча, и слезы ручьем хлынули из глаз, принося долгожданное облегчение. Брент привлек меня к себе и, заключив в объятия, как маленького ребенка, стал покачивать, чем напомнил мне Бетти.
- Тише, детка, не плачь. Все образуется, вот увидишь. Теперь мы всегда будем вместе, я тебе обещаю.
Сквозь пелену, окутавшую мое сознание, я еле расслышала эти слова, но не смогла понять их смысла.
На следующий день, я и Брент возвращались вечером с кладбища, где рядом с могилой отца и мамы появилась еще одна, на надгробном камне которой были высечены слова: «Я жила и этого достаточно, чтобы сказать, что я была счастлива». Мягкий бархатный снег крупными хлопьями покрыл свежий холмик земли, сделав его похожим на все остальные.
Брент бережно взял меня под руку и настойчиво повел к выходу. Похороны состоялись утром, но после обеда я снова была на кладбище у могил дорогих мне людей и пробыла бы там до глубокой ночи, если бы Брент не пришел за мной.
Зимой темнело быстро, и если еще четверть часа назад было совсем светло, то уже по возвращении сумерки быстро пожирали окружающий мир, уводя его в ночную жизнь.
Тихое кладбище молча провожало нас, и даже голос предков не нарушал торжественной тишины, царящей вокруг.
- Больше никогда так не делай, - когда мы подошли к дому, произнес Брент, за всю дорогу не произнесший ни слова.
- Что ты имеешь в виду? – удивленно спросила я.
- Как, по-твоему, я должен был чувствовать себя и что думать, когда, спустившись в гостиную, не обнаружил тебя, хотя ты обещала ждать меня.
- Прости Брент, но я забыла.
Странно при этих словах, я не чувствовала ни вины, ни раскаяния, однако именно этих чувств ожидал мой кузен.
- Зачем ты вновь вернулась на кладбище, да еще в такой холод? Неужели тебе оказалось недостаточно утренней погребальной церемонии?
- Ты так и не понял, что для меня смерть Бетти, и что сама Бетти для меня значила, - задетая его нетерпимостью произнесла я. – Так ли трудно понять, почему я пошла к ее могиле? Да ведь она стала всем для меня после смерти отца, а, оставив этот мир, она обрекла меня на одиночество. Я искала там утешения, совета, тепла.
- На кладбище? Да ты сума сошла! – зло воскликнул Брент. – Ищешь утешения и тепла там, где их не может быть и в помине. Только полный идиот мог до этого додуматься.
- Значит либо я глупа, либо ты так жесток, что не можешь понять моих чувств.
Брент открывал в это время передо мной дверь и захлопнул ее с такой силой, что стекла на окнах гостиной жалобно задребезжали.
- Почему ты не ищешь утешения у меня, почему предпочитаешь сырую землю моим горячим объятиям, почему не можешь оросить слезами мою грудь, чем проливать их в пустоту.
- Я не могу…
- Не можешь? – взревел Брент. – Почему?!
Мне стало страшно. Передо мной вновь было чудовище, которое я думала, умерло навсегда. Но теперь некому было меня защитить. Я была с ним один на один: только его ярость и моя испуганная, но не сдающаяся сила воли.
- Ты не из тех, кому свойственны тонкости человеческих чувств…
- Продолжай, я хочу услышать все до конца.
- Брент, прошу тебя, только пойми меня правильно. Я не хочу тебя ранить, - осторожно начала я.
- Говори, - уже спокойно произнес он.
- Есть люди, которым можно доверить все, абсолютно все. Ты можешь рассказать им о своей жизни, о чувствах, одолевающих тебя, о страданиях и страхах, что преследуют порой в ночных кошмарах. И они тебя понимают, сочувствуют тебе, сопереживают вместе с тобой. И все это происходит потому, что они во многом похожи на тебя самого. У них рождаются в голове похожие мысли, что и у тебя, их мир похож на твой, их жизненный ценности и взгляды во многом совпадают с твоими. Но они не вылитый ты, не точная копия твоего эго. В них есть нечто, что тебя восхищает, но чего ты сам лишен. Но главное ты видишь них опору в жизни и веришь, чтобы ни произошло, они будут рядом и помогут тебе. И благодаря этому даже их недостатки в твоих глазах превращаются в достоинства, путь порой спорные, но с которыми ты миришься, потому что любишь этих людей.
А есть люди, которым ты доверяешь только частично. Но не потом, что они плохи и ты видишь в них зло. Просто какое-то внутренне чувство говорит: «Этот человек не поймет тебя, неправильно истолкует твои слова, он не в состоянии принять того, что ты говоришь». И все это потому, что вы разные, исповедуете разные идеалы и взгляды на окружающий мир, и чувство реальности у вас тоже отличное. А стало быть, нет того общего связующего звена, которое понимание делает возможным.
Брент, мы слишком разные, чтобы понять друг друга. Ты живешь в одном мире, а я в другом. И как бы мы не хотели, нашим мирам не сблизиться. Если ты все хорошо взвесишь, ты поймешь, что я права. Вот, например, сколько раз ты доверял мне действительно важные для тебя вещи? Не знаешь? А я вот скажу – ни разу. Ты не мог это сделать. Потому что знал – я не смогу этого понять.
Вот и я не могу тебе довериться без остатка, поэтому и проливаю слезы в пустоту и обнимаю сырую землю – как ты выражаешься. Ты бы обязательно меня осудил, они не осудят.
Брент, прости, если ты ожидал от меня чего-то большего, чем благодарность за оказанную поддержку. Но это единственное, что я могу тебе дать. И еще свою искреннюю дружбу.
Брент терпеливо выслушал меня - то бледнея, то краснея, но не проронил ни звука. Потом так же беззвучно направился к двери и исчез за ней, даже не попрощавшись.
Я видела борьбу с гневом у него на лице, но он держался. И его уход был единственным способом избежать взрыва.
Глава 7.
Я была как во сне. Что мне делать и как быть дальше я не знала. Ни к чему не приученная в этой жизни, кроме учебы, я оказалась в итоге не у дел. С Бетти все было намного проще. Я просто жила и все. Теперь же просто жить, без конкретного занятия я не могла. Деньги безжалостно таяли, а новым взяться было не откуда. Отчаянно ища выход из сложившейся ситуации и не находя его, я подумала, что вот и настал конец всему.
Я пошла в кабинет отца и сев в его кресло начала напряженно думать. Вдруг неожиданно на глаза попалась шкатулка, одиноко стоящая на гладкой поверхности стола. Это была та самая шкатулка, что принес мистер Браун по прошествии нескольких дней после смерти отца.
Тогда я совсем забыла о ней, и она все это время продолжала стоять и ждать, когда же, наконец, я ее вскрою. Бетти систематически смахивала с нее пыль, как и с остальных предметов и ни разу не проявила к ней интереса, иначе я бы уже знала об этом.
Любопытство и надежда овладели мной, когда я приподнимала крышку. Ничем непримечательная снаружи, шкатулка не сулила ничего ценного внутри, однако я сильно ошибалась.
Откинув крышку, я обнаружила внутри шкатулку меньшего размера, а на ее крышке маленький ключ на золотой тесемке. Ключ был от второго ларца. Я открыла и его. Внутри оказалось письмо и черный бархатный мешочек, крепко перевязанный черной тесьмой.
Недолго думая, я вскрыла письмо и прочла следующее:
«Моя любимая Эмили, когда это письмо попадет в твои руки, меня уже не будет рядом с тобой. Я сильно страдаю от одной только мысли, что оставляю тебя одну, но иного выхода нет. Проклятая болезнь забирает все силы и безжалостно высасывает жизнь. Знаю, ты будешь много страдать и испытаешь много трудностей после моей смерти. Браун сообщил мне о тревожных вестях, которые могут превратиться в набат, который коснется и твоего слуха.
Я был непредусмотрительным, Брент оказался абсолютно прав, и только я буду виновен, если тебе придется испытать финансовые трудности и лишения. Однако я смею надеяться, что, читая это письмо, ты не возненавидишь меня, и не будешь упрекать своего отца – глупого романтика и идеалиста. И надеюсь, тревожные вести так и останутся вестями и тебе не придется столкнуться с трудностями. Но как бы то ни было, помни, Эмили, что ты все сможешь преодолеть. Ты такая же, как и твоя мать. Она была очень сильной женщиной, и ты тоже храбрая девушка. Ты получила превосходное образование, у тебя множество талантов и это при случае поможет тебе.
Я пишу это письмо, так как не решаюсь сказать всего тебе в лицо. Надеюсь, ты не осудишь меня за трусость.
Помимо письма, ты увидишь бархатный мешочек. В нем три вещи, которые твоя мать согласилась принять от меня в подарок. Она не любила, и почти никогда не носила украшений, и мне стоило немалых усилий заставить принять от меня эти дары. Обручальное кольцо я надел ей на палец в день нашей свадьбы, а брошь-камею и подвеску на цепочке подарил после нее. Мне особенно дороги эти вещи, потому что их носила она и дорожила ими.
Эмили, дочка, может когда-нибудь, они помогут тебе, а пока береги их как память о ней и обо мне. И всегда помни, что я любил и люблю тебя. Ты и твоя мать были для меня всем. И да хранит тебя Бог и да убережет тебя от трудностей и невзгод, да благословит дни твои и убережет от злых людей. Будь счастлива, дочка, и помни, несмотря ни на что, жизнь стоит того, чтобы прожить ее.
Будет трудно – борись, будет больно – крепись, но никогда не сдавайся. Помни, что Бог и твой отец всегда рядом с тобой. Пусть ты не видишь ни Его, ни меня, но мы рядом.
Прощай Эмили, да благословит тебя Всевышний».
Письмо словно было послано мне с небес. В нем я нашла ответ на вопрос: как жить дальше. Папа даже с того света помогал мне. Распечатав бархатный мешочек, я нашла в нем то, о чем говорилось в письме. Золотое обручальное кольцо было с огромной белой жемчужиной размером с горошину. Оно было прекрасно. Перламутр ничуть не пострадал от времени и все также переливался всеми цветами радуги. Брошь-камея в золотой оправе с нежным цветком лилии – была настоящим произведением искусства. Здесь отчетливо чувствовалась рука настоящего мастера, который не только смог вырезать чудесный цветок, но и вдохнул в него жизнь. А третье украшение – подвеска на золотой цепочке – было самым прекрасным, что я видела в своей жизни. Но это не оттого, что украшение было слишком дорогим или слишком изящным. Подлинную красоту ему придавало осознание, что оно является реликвией, фамильной ценностью.
Небольшой подвеской овальной формы оказался миниатюрный футлярчик, открыв который я обнаружила два портрета-миниатюры. На одном была женщина необыкновенной красоты, портретами которой я любовалась в библиотеке и комнате отца – это была моя мать, а с другой стороны – мужчина с темными волосами и мужественными чертами лица, несмотря на изящество и худобу – это был мой отец. Оба были молоды, красивы, счастливы и полны сил к жизни. Портреты, по всей видимости, были выполнены сразу же после свадьбы.
Я долго разглядывала любимые и родные лица, а потом, закрыв футлярчик, повесила его себе на шею.
Выход был найден. Как я не могла видеть такого логического разрешения задачи раньше. Как не подумала о необходимости и возможности устроиться на работу, тем более мое образование и обширные знания помогли бы мне это сделать без особых проблем. Я могла устроиться учительницей в какой-нибудь сельской школе в округе и этим зарабатывать себе на пропитание и одежду. Я решила на следующий же день начать поиски работы.
С этой мыслью я отправилась спать и всю ночь видела сны о предстоящей новой жизни – с новыми обязанностями и с новыми приключениями.
Но один раз мне явилась Бетти. Я находилась в каком-то темном и страшном месте, от самого вида которого прошибал холодный пот. С одной стороны высилась огромная скала, вершина которой врезалась в темные грозовые облака и исчезала за ними, а с других сторон были рассыпаны холмы с насаженными на них каменными плитами. По всему было видно, что странным местом было кладбище. Сырой холодный ветер пронизывал до костей и выл среди погребальной тишины, а чей-то стон жалобно вторил ему.
Вдруг откуда не возьмись, на меня налетела стая летучих мышей. Их посвистывание, стрекотание и шелест крыльев, так неожиданно обступили меня, что мне уже было не увернуться от них. Бежать и скрываться было тоже поздно. Их когти путались у меня в волосах, причиняя острую боль. В это время мне показалось, что вот-вот я буду растерзана ими до смерти. Но произошло настоящее чудо. Словно повинуясь чьей-то неукоснительной воле, они стали отступать. Летучие мыши исчезли так же стремительно, как и появились, и я снова оказалась в одиночестве, которое длилось недолго. Через мгновение до слуха донесся новый звук. Он походил сначала на стон, а потом на рык зверя. За ним последовал новый звук - похожий на тихий звук шагов по каменной дороге.
Из темноты начала выступать черная зловещая фигура. Ее размеры и нескладность вселяли ужас. Луна, выглянувшая из-за туч, бросила нечаянный свет на эту фигуру, и я узнала Брента. Сначала я вздохнула с облегчением, но, увидев его лицо, меня охватил еще больший страх. Его налитые кровью глаза смотрели на меня, не мигая, злобно поблескивая как два зловещих огонька, в темноте. Его лицо, искаженное ненавистью, было по-настоящему безобразно. Он протянул ко мне руки, и что-то невнятное сорвалось с его губ. В страхе я отшатнулась от него и бросилась прочь. Но, куда бы я ни повернула, что бы не сделала – он был всюду. Как привидение он возникал то тут, то там и все говорил что-то, что именно я разобрать так и не смогла. Бесконечное поле каменных лабиринтов тянулось с трех сторон, четвертая сторона была закрыта скалой. Что за ней я не знала, но вдруг почувствовала, что именно в ней мое спасение. И я бросилась к серой громадине. Добежав до нее, я увидела Бетти. Она стояла и ждала меня. Когда я была близко и могла видеть ее лицо, она поманила меня к себе. Бросившись к ней, я поймала ее руку и сжала в своих руках. Она повела меня куда-то, все дальше и дальше уводя от преследовавшего меня чудовища. И вот я уже стояла на вершине скалы, но Бетти рядом не было. Я принялась звать ее, но ответа не последовало. Я посмотрела вниз и увидела Брента, который в бессильной злобе пытался взобраться на скалу, но вновь и вновь сползал к подножью. Неожиданно меня охватило такое спокойствие, словно ничего страшного уже произойти не могло. Воздух стал чистым и свежим, облака посветлели и образовали голубовато-розовое поле вокруг, а впереди возник длинный-предлинный мост, конец которого венчала дверь. Я знала, что она – это то, что мне нужно, что там мое будущее и счастье. Но мост был слишком длинным, и прежде чем узнать, что именно скрывается за дверью, мне предстояло пройти длинную дорогу. Стоило мне ступить на мост, как под ногами оказались стекла, а я была босая. Боль пронзила голые ступни, но ощущение легкости и уверенности в правильности выбора сделали ее незаметной.
Я проснулась. Было уже утро. Солнце еще не успело взойти и осветить зимнее небо, но его застенчивые брызги окрасили темноту отступающей ночи. Легкость и тяжесть одновременно ощущались и в теле и в душе. Я чувствовала дух перемен, но не знала, что он мне сулит. Единственное, что оставалось – узнать это скорее. Мне стало не по себе, но в то же время мной овладела лихорадка нетерпения. Мне казалось, что сон был пророческим. Он показал мне через образы и картины, что в моей жизни мне предстоит испытать множество лишений и тягот, прежде чем наступит долгожданная пора счастья. И я должна быть готова ко всяким неожиданным поворотам судьбы. Единственной путеводной звездой в предстоящем путешествии оставалась моя совесть. Жить в мире с самим собой – вот единственная возможность узнать, что ты поступаешь правильно.
Глава 8.
Я еще лежала в постели, когда до моего слуха донесся странный гул, похожий на гул множества голосов. Шум доносился с первого этажа. Быстро одевшись и причесавшись на скорую руку, я спустилась вниз. Но стоило мне лишь дойти до середины лестницы, как моим глазам открылась невообразимая картина. Множество людей в форме прислуги сновали взад-вперед с вещами. Холл был завален мебелью из красного дерева, которой раньше в нашем доме не было, а также множеством других вещей, которые я видела впервые. Входная дверь то и дело открывалась, пропуская все новые и новые порции людей с вещами. Казалось, всему этому хаосу не будет конца. А руководил этой кутерьмой не кто иной, как Брент Ллойд, стоявший посреди холла и энергично размахивая руками, указывая прислуге место для разгрузки. Его безупречной белизны манжеты взлетали вверх вместе с огромными лапищами, как легкие крылья на неестественно большом и уродливом теле бабочки. Все было ясно. Почему и с какой целью Брент здесь хозяйничает, но дабы развеять последние сомнения, я решила поинтересоваться у него лично.
- Что здесь происходит? – как можно безразличнее и спокойнее произнесла я, спустившись вниз и оказавшись рядом с кузеном.
- Видишь ли… - начал, было, он, но прервался, выкрикивая очередной приказ. Когда же, наконец, слуга положил свернутый ковер именно на то место, куда его определил Брент, разговор возобновился. – Ах, да, ты же еще ничего не знаешь.
- Не знаю чего?
Брент не заметил иронии, прозвучавшей в моем голосе. Улыбнувшись одной из своих мерзких улыбок и обнажив кривые зубы, он смотрел на меня и упивался осознанием своей мнимой власти надо мной. Он чувствовал свое физическое превосходство, чувствовал, что в данный момент он хозяин ситуации.
- Я не хотел тебя обескуражить, но рано или поздно правда должна была выйти наружу.
- Продолжай.
- Понимаешь, Эмили, меньше всего мне хочется, чтобы ты чувствовала себя обязанной мне, меньше всего хочется порабощать твою волю и желания, но лучше я, чем нищета и разорение, ведь так?
Он заглянул в мои глаза, пытаясь найти там растерянность и страх и укрепить свою власть надо мной, но кроме решительности и презрения в них ничего не было. Явно разочарованный, но не сбитый с толку, он продолжал.
- Я выкупил ваш долг у банка, полностью покрыл ваш кредит и проценты по нему, так что все это, - он обвел комнату глазами, - а также остальное, что было в вашей собственности, теперь снова принадлежит тебе.
- Мне? Не хочешь ли ты сказать, что просто так даришь мне все это?
Я решила идти до конца, открыть все карты и узнать, чего же на самом деле добивается мой кузен.
- Конечно, все зависит от тебя, - приободрился он.
- Значит, есть условие?
- Как и в любой сделке.
- Какое?
- Твое согласие стать моей женой, и ты получишь все обратно.
Вот и свершилось! Он произнес это прямо и бескомпромиссно. Он предложил мне деньги, а взамен хотел получить меня. Это действительно была сделка, и чувства не брались в расчет. Любовь, вернее то, что он понимал под этим словом, как на аукционе, выставлялась на продажу. Многие идут на подобные сделки ежедневно. Большинство богатейших фамилий Англии решают вопросы замужества и женитьбы только таким способом. Решающим фактором у них является семейное благосостояние и положение в обществе. И любовь забывалась в этих сделках. Как не рожденное дитя в утробе матери, она безмолвно взирала, как ее лишают возможности появиться на свет и возродить погрязшие в расчете и повседневности сердца. И сейчас она ждала ответа, моего ответа, ведь от него зависело, родиться ли она в этом мире или навсегда будет забыта для нетронутого сердца. Я посмотрела на человека, с которым, при моем согласии, мне предстояло прожить остаток моих дней. С кем пришлось бы делить каждую минуту, каждый час и каждый день жизни. Просыпаться рядом с ним, завтракать вместе с ним, засыпать рядом, принимать соседей и воспитывать детей, терпеть ласки, которые противны, отвечать губам, которые вызывают омерзение. Все это будет, если я соглашусь стать его женой. И при одной этой мысли мое тело пробил озноб. Я не в силах была даже солгать, чтобы выиграть время и придумать выход из сложившейся ситуации.
- Нет, ни за что на свете! Этому не бывать!
Шум вокруг на мгновение стих. Слуги застыли как вкопанные, Брент побледнел от злости.
- Чего встали! Продолжайте работать, разве вам платят за то, чтобы вы раскрыв рты стояли тут?
Схватив меня за запястье, он поволок меня через холл, ничуть не заботясь о препятствиях, которые то и дело возникали на пути.
- Поговорим здесь! – проскрежетал он, проталкивая меня в кабинет.
- Нам не о чем разговаривать. Мой ответ «нет» и другого не будет.
Поборов с большим трудом гнев, Брент произнес:
- Ты, кажется, еще не поняла, что происходит. А раз так, то придется тебе объяснить. Я владею домом и землей, раньше принадлежавших вашей семье. И от меня сейчас зависит, останешься ли ты здесь или будешь гнить под мостом. Теперь мне решать, будешь ли ты есть или подохнешь с голоду, как бездомная собака. Будет жаль, если эти огненные прекрасные шелковистые волосы покроются грязью, потеряют блеск, а эта кожа, - он протянул руку, чтобы дотронуться до моего лица, но я вовремя увернулась, - потеряет свою белизну.
- Да ты прав, говоря, что отныне ты решаешь, буду ли я жить в этом доме, и есть за столом в гостиной, и сидеть на папином кресле в этом кабинете. Но к счастью возможность решать придется ли мне терпеть тебя всю жизнь или лишь небольшую ее часть, принадлежит мне, и я воспользуюсь ею, чтобы плюнуть и на твои деньги, и на твою власть и на тебя самого. Брент Ллойд, ты мне противен и я никогда не стану твоей женой, даже если мне придется умереть!
- Ха-ха-ха! Впечатляющая тирада, да с каким чувством! Тебе бы в театре выступать. Жаль, что ты так наивна и не сможешь на деле показать свою аристократическую гордость. Пойми, что теперь ты в моей власти и мне решать твою дальнейшую судьбу. Эмили Торн не принадлежит ничего, даже ее собственная жизнь, поскольку она находится на моей территории и сможет покинуть мои владения, только если я этого захочу. Слишком долгим было ожидание, чтобы вот так враз упустить возможность восстановить себя в правах.
- В правах на что?!
- На тебя, любимая кузина. Или ты думаешь, что я так легко откажусь от возможности обладать тобой.
Брент сошел сума, в этом не было сомнений. Эта мысль поразила меня, как молния, а вместе с ней в моей душе поселился страх и уверенность, что теперь ничего не исправить. Из богатой наследницы, я в одно мгновение превратилась в рабыню обезумевшего от страсти человека.
- Этого не будет!
- О! позволь в этом усомниться. А впрочем, твое упрямство вынуждает меня пойти на крайние меры, которых я старался избежать. Но ты сама напросилась. Ты будешь моей женой и в самое ближайшее время, а пока, чтобы ты ничего не сотворила со своей дражайшей жизнью или не попыталась бежать, за тобой присмотрит моя верная миссис Бетс.
Оказавшись вновь в своей комнате, да еще в присутствии злой тюремщицы миссис Бетс, я и вовсе потеряла самообладание. Чтобы скрыть слезы я зашла в маленькую гардеробную комнату и, зарывшись лицом в ворох одежды, горько заплакала. Мне хотелось умереть и не видеть больше окружавшего меня кошмара. Но как бы ни было велико это желание, сил было достаточно, чтобы удержать метущуюся душу в земной юдоли.
Миссис Бетс, как сторожевая собака занимала место у двери и, не отрываясь, следила за каждым моим движением. Когда же я скрылась в гардеробной, через пару минут она силой выволокла меня оттуда и как безвольную куклу швырнула на кровать.
- Извольте, мисс, всегда быть у меня перед глазами, и тогда мне не придется причинять вам боль. Но если вам вздумается буянить или сбежать, то предупреждаю сразу, вам не поздоровиться.
- Это указания мистера Брента?
- Да, мисс.
- И вам, похоже, они по-душе.
- Очень. Вы не представляете, с каким удовольствием я запустила бы пальцы в ваши прелестные волосы и оставила парочку царапин на мраморном личике.
- Я не доставлю вам такой радости, если конечно вы не пойдете в обход приказу мистера Ллойда и не решите проучить меня в целях профилактики.
- Не извольте беспокоиться, мне вовсе не хочется из-за вас терять работу. И извольте мисс, говорить как можно меньше. На этот счет тоже есть особые распоряжения.
Весь день я провела в полном молчании и бездействии у себя в комнате. В обеденный час незнакомая молодая служанка принесла поднос, на котором красовался элегантный чайник из тончайшего дорого китайского фарфора и чашечка с блюдцем из того же материала. Рядом на продолговатой тарелке дымился хорошо прожаренный сочный бекон, обложенный зелеными листьями салата из графского питомника. На десерт был испечен пирог. Но даже вид такого соблазнительного, для моего пустого желудка, зрелища, не вывел меня из плохого настроения. Я не притронулась ни к бекону, ни к салату, ни к пирогу и с удовольствием пожертвовала их миссис Бетс. Дебелая женщина в секунду проглотила содержимое тарелок и, кажется, только распалила свой непомерный аппетит, что причинило ей немало страданий, так как выйти за едой на кухню она не могла, так как на сей счет, существовали строгие указания мистера Ллойда. Поэтому ей не оставалось ничего, как ждать, пока служанка принесет обед и ей. Но, похоже, та не торопилась с этим. Или просто забыла это сделать. В царившем в доме хаосе о ней могли и забыть. Когда служанка вернулась за моим подносом, миссис Бетс напомнила ей о своем обеде, но та, выслушав ее, пропала, так и не выполнив поручения. После чего мне несколько часов пришлось выслушивать проклятия и брань моей тюремщицы.
А вечером повторилась та же история. В дверь постучали, и когда миссис Бетс открыла ее, на пороге оказался Генри. При виде садовника, я чуть не подпрыгнула от радости, так было приятно видеть дружелюбное лицо. Но настороженный вид садовника сразу умерил мою восторженность и заставил сдержаться. Генри поставил поднос с едой передо мной и уже хотел уйти, как вдруг наткнулся на мощный бюст тюремщицы, преградившей ему дорогу. Приняв воинственный вид, она готова была разорвать бедного старика на части, но, сдерживая рвущиеся в бой ручища, обрушила на него лишь собранный за многие годы словесный поток брани. А суть сводилась к одному: о ней забыли, а стало быть, ей грозит протянуть ноги с голоду, тогда как подопечная мисс ничуть не ущемлена и вовремя получает еду и питье. Генри, выслушав ее, повернулся ко мне и многозначительно улыбнулся, хотя поводов для веселья у него было меньше всего. Я ответила ему непонимающим взглядом, на что он вновь ответил улыбкой. А потом, повернувшись к миссис Бетс, с нотками состраданиями в голосе, произнес:
- О, это просто преступление оставить вас без обеда. Да как такое могло произойти! Я и представить не мог, что эти глупые слуги могут быть настолько безответственными, по отношению к такой уважаемой особе как вы, миссис Бетс. Ну да ладно, что взять с этой молодежи. Что им ваш опыт и преданность. Не извольте беспокоиться, вы получите все необходимое, я лично позабочусь об этом.… И так далее и тому подобное… Генри долго распалялся в похвалах перед миссис Бетс, а когда, наконец, источник его красноречия заметно иссяк, он счел, что дифирамбов более чем достаточно и пора переходить к делу. Через минут десять Генри вернулся с огромным, подносом, где было навалено всякой снеди. А венчала все это обилие большая бутылка красного вина. При виде такого количества и разнообразия еды, миссис Бетс сразу оживилась и повеселела, она даже забыла закрыть дверь за садовником и не заметила, как он сунул мне в руку записку, когда, делая вид, что проверяет, съела ли я обед, приблизился к подносу. Я спрятала белый лоскуток в манжете, а когда миссис Бетс отвлеклась на еду настолько, что все остальное просто перестало для нее существовать, я юркнула в гардеробную и, не теряя ни секунды, прочла послание, которое содержало следующие строки:
«Мисс Эмили! Я знаю, что приключилось с вами, и что задумал мистер Ллойд. Поэтому я имел смелость довести все происходящее до мистера Брауна. Все подробности вы узнаете от него. От вас требуется быть наготове. Когда миссис Бетс заснет, соберите все самое необходимое и ждите моего прихода.
Ваш преданный слуга и друг».
Прочитав записку я тут же спрятала ее понадежнее и вернулась в комнату, дабы не возбуждать подозрения моей тюремщицы. Но мои опасения были напрасны. Миссис Бетс с упорством голодной львицы, жадно терзала плоть очередного цыпленка и совсем не заметила моего недолгого отсутствия. Все это она запивала добрым глотком красного вина, от чего ее щеки порозовели, а глаза затуманила пьяная дымка.
Когда же бутылка опустела уже на две трети, надсмотрщица все с большим азартом продолжала уплетать еду, пока, наконец, ее голова бессильно не плюхнулась на поднос рядом с грудой костей и объедков.
Я даже испугалась, что ей стало дурно от такого обилия, и она отдала Богу душу, но, подойдя к ней, я поняла, что она просто заснула и, похоже, надолго. Насколько мне позволили силы, я усадила ее как следует, чтобы она чего доброго не задохнулась во сне и бросилась собирать вещи.
Часы пробили девять. Я уже сидела целый час в ожидании Генри и когда он, наконец, появился, готова была броситься ему на шею, но он, приложив палец к губам, приказал таким образом молчать и вести себя сдержанно. Взяв мой сверток, он повел меня к выходу.
Мы продвигались по коридорам бесшумно, как призраки. Генри вел меня незнакомым путем в какое-то таинственное место, которое оказалось запасным черным ходом, о котором давно забыли в виду его ненадобности. Но на этот раз он оказался как нельзя, кстати, поскольку выйти из дома через парадную дверь не представлялось возможным, поскольку слуги еще не легли и сновали взад и вперед по всему первому этажу.
Мы прошли темными и забытыми всеми коридорами и остановились у железной двери. Генри достал из-за пазухи ключ и вставил в огромную замочную скважину. С большим трудом и неохотой, но механизм все же поддался и дверь, отварившись, выпустила нас на волю. Оказавшись в задней части дома, к которой почти вплотную подступал парк, и которая была укрыта от вездесущих окон жилой части дома, мы могли не бояться быть замеченными, но все равно нельзя было терять ни минуты.
В напряженном молчании, дабы не нарушать ночной тишины, когда каждый шорох отдается как набат колокола, мы пересекли парк и оказались у ограды - возле заросшей плющом калитки, от которой у Генри тоже оказался ключ. Когда, наконец, и это препятствие было преодолено, и мы оказались вне стен графского поместья, нас уже ждали. Мистер Браун и две лошади, беспокойно переминавшиеся на месте, приветствовали нас.
- Мисс Торн, прошу вас скорее. Ллойд может вернуться домой с минуты на минуту, и тогда все пропало.
Не произнося ни слова, как того и требовали обстоятельства, я села на круп лошади мистера Брауна, вторую занял Генри, и мы тронулись в путь. Я не могла поверить в свое чудесное и невероятное спасение. Чувство свободы опьянило меня и, не осознавая, что опасность еще не миновала, я подставила лицо ветру, радуясь и ликуя, но ни один из моих попутчиков не догадывался об этом.
Глава 9.
- Как только Генри узнал, что вы стали пленницей в собственном доме и что вас заперли в собственной комнате, он тут же примчался ко мне. К счастью я не успел покинуть ферму и отправиться в Лондон, хотя еще час и он не застал бы меня. Узнав о случившемся несчастье, я решил действовать незамедлительно. Я отправился к вам, но Ллойд уверил меня, что вы уехали в Лондон по делам и будете нескоро. Зная что это не так, и лишний раз убедившись в его грязных намерениях относительно вас, я решил действовать обманным путем, так как другие пути оказались закрытыми. Таким образом, я принял условия игры вашего кузена и приноровился к его тактическим ходам. Вместе с Генри в течение часа мы разработали план, а Ллойд помог в скорой его реализации своим неожиданным отъездом.
Подержав на голодном пайке вашу надсмотрщицу, что было нетрудно, так как прислуга была новой и не знала, ни порядков, ни нового хозяина. А вечером Генри должен был отнести ей еду и бутылку вина, в которую я насыпал изрядную дозу снотворного. Генри уже намеревался принести поднос для миссис Бетс, как она сама начала требовать причитающийся ей ужин, что было весьма кстати. А все остальное вы уже знаете.
Я с интересом выслушала историю, которую поведал управляющий, и с удовольствием и благодарностью отметила их находчивость и преданность.
- Куда же так срочно уехал Брент? – поинтересовалась я, совсем не ожидая получить определенный ответ.
- Скорее всего, он занялся приготовлениями к предстоящей свадьбе. Он отлично понимал, что долго не сможет удерживать вас силой, тем более это является незаконным. Он так же догадался, что я не поверил ему и не оставлю это дело, пока не докопаюсь до истины. А стало быть, чем раньше он закрепит свои права по отношению к вам, тем лучше. Представляю, какое разочарование его ждет по возвращении домой.
Мы сидели в маленькой комнатушке, которая служила гостиной на ферме, которая была пристанищем для управляющего, когда у него были дела в этих местах. Ферма была хоть небольшой, но очень уютной. Она перешла ему в наследство от деда, и он не пожелал ее продавать. Конечно, он мог себе позволить нечто большее, чем фермерский домик, но пока он его вполне устраивал. Мне было так спокойно рядом с ним, я чувствовала себя в безопасности, но я также осознавала, что рано или поздно это должно было прекратиться. Я всегда мечтала иметь брата, который мог бы встать на мою защиту и помочь в трудную минуту, но его у меня не было. Сидя рядом с управляющим, я представляла, что это и есть мой брат, который любит меня и позаботится о моей защите. Эта мысль согревала меня и придавала уверенности в завтрашнем дне.
Мистер Браун сидел, уставившись в какие-то бумаги, лишь иногда поглядывая в мою сторону. В каждом его жесте чувствовалось спокойствие, а глаза светились бесконечной добротой и нежностью. Я знала, что его помощь бескорыстна, что он от меня не ждет чего-то большего, чем дружеское расположение и благодарность. И от этого мне становилось еще легче и уютнее в его присутствии. Как хорошо иметь просто друга, не мучаясь осознанием того, что не можешь подарить ему свое сердце, так как именно этого он от тебя ожидает. О, мистер Браун, спустя много лет, я буду вспоминать вас с такой же благодарностью, которую испытываю к вам сейчас, когда вы рядом.
За время молчания, много мыслей посетило мою голову. Но одна особенно не давала покоя. Не смея высказать ее вслух, я произносила ее про себя. Видимо мой обеспокоенный взгляд в эту минуту остановился на мистере Брауне, а он, решив вновь оторваться от просмотра документов, поднял глаза и перехватил его.
- Вас что-то беспокоит, мисс Торн? – мягко поинтересовался он, но этого было достаточно, чтобы я высказала ее вслух.
- Что же дальше?!
- Вы о чем?
- О моей жизни. Как мне жить дальше? Я полностью сбита с толку.
Управляющий только улыбнулся, и мои страхи развеялись как утренний туман.
- Мисс Торн, вы устали, вам пришлось много пережить за последнее время. Не мудрено, что вы сбиты с толку и не можете рационально и спокойно мыслить. Не думайте ни о чем, ложитесь спать, а завтра поговорим спокойно и обязательно что-нибудь придумаем.
Мистер Браун был абсолютно прав. Всю ночь я спала как убитая, зато утром чувствовала себя превосходно.
За завтраком, от хозяина фермы я узнала, что мной интересовались.
- Приезжал мистер Ллойд и требовал, чтобы вы немедленно вернулись домой.
- И что вы ему ответили? – спросила я так, словно меня это вообще не касалось.
- Конечно, в мою непричастность к вашему побегу он, вряд ли бы поверил, так как меня видели в ваших краях. Он сам представил мне доказательство моей осведомленности. Так что мне ничего не оставалось, как сказать, что вы покинули …ское графство еще вчера и уже, должно быть, затерялись среди многочисленных улиц Лондона или нашли пристанище в соседних аббатствах.
- И он поверил?
- Похоже на то, ведь история получилась и могла убедить даже самого ярого скептика, поскольку была выстроена по железной логике ее рассказчика.
- Но Брент мог и претвориться, что поверил вам, чтобы усыпить бдительность.
- Думаю это маловероятно. Но как бы то ни было, он не посмеет предпринимать радикальных шагов, ведь его репутация и так сильно пострадала из-за его поступка, который благодаря длинным языкам прислуги уже наверняка известен большей части округи.
Что-что, а челядь посудачить очень любит.
- Мистер Браун, мне надо как можно скорее покинуть эти места. Я уже хотела найти работу в какой-нибудь из местных школ, но теперь это стало невозможным и мне придется искать пристанище в другом месте.
- Вы намерены учительствовать?
- Ничего другого мне не остается. Кроме знаний и хорошего образования у меня ничего не осталось, а стало быть, я должна воспользоваться тем, что у меня есть.
- Раз таково ваше решение, то я смогу вам помочь. Конечно, должность учительницы в частном пансионе или школе я не обещаю, ведь у вас нет для этого надлежащего опыта, но место в приличном доме… Конечно роль гувернантки может показаться вам унизительной, но…
Я не дала ему договорить.
- Что вы, стать гувернанткой было бы большой честью для меня, особенно сейчас, когда за душой нет и гроша, а за спиной такой враг, как Брент. Только кто захочет взять к себе молодую и неопытную учительницу, которая ко всему прочему, дочь графа, а значит, может оказаться особой весьма избалованной.
- Об этом не беспокойтесь, я что-нибудь придумаю. А пока вы поживите у моей тетки в Лондоне, так как оставаться здесь вам небезопасно.
Так я попала к миссис Стоквиль, которая оказалась радушной хозяйкой и сделала все, чтобы я чувствовала себя как можно комфортнее в ее доме на Лонг Стрит. А мистер Браун, тем временем был занят поисками места гувернантки в лондонских домах и хорошо преуспел в этом весьма нудном занятии. И уже через неделю по приезде в Лондон он с радостью сообщил мне, что нашел подходящий дом и через две недели я смогу приступить к работе.
Все мои оставшиеся сбережения пошли на пополнение более чем скудного гардероба, состоявшего из одного повседневного платья черного цвета и дорожного костюма, в котором я бежала из дому.
Вскоре маленький чемоданчик пополнился простым, но очень элегантным, на мой взгляд, платьем из темно-синего шелка и черным платьем из черной шерсти. Любая молодая особа из богатой и знатной семьи, рассмеялась бы при виде моих покупок, но мне они казались верхом совершенства, тем более на них ушел почти весь мой скромный капитал. Прикупив еще несколько мелочей первой необходимости, оставшиеся деньги я оставила про запас.
Чем ближе наступал день моего отъезда от миссис Стоквиль, тем беспокойнее становилось на душе. Я чувствовала, что последняя ниточка, которая связывала еще меня с домом и со всем, что было дорого и близко моему сердцу, рвется навсегда.
Мистер Браун уже получил предложение работы в одном из богатых поместий Ирландии, с хозяином которого познакомился в Англии, и теперь только ждал моего обустройства, чтобы самому отправиться в путь. И вот знаменательный день наступил. Мои скромные пожитки погрузили в экипаж, который дожидался у дверей дома миссис Стоквиль. Сама же хозяйка совсем не торопилась отпускать меня. За все то время, что я жила у нее, старушка успела привыкнуть к моему обществу и как дитя, глупыми отговорками старалась всячески оттянуть мой отъезд.
- Тетушка, - наконец не выдержал мистер Браун. – Нам уже пора. Да не расстраивайтесь вы так. Эмили остается в городе, и будет навещать вас так часто, как ей позволят ее новые обязанности.
- Миссис Стоквиль, обещаю, что навещу вас в ближайшие дни и расскажу, как устроилась на новом месте, - подтвердила я. - А потом буду навещать вас в выходные.
- Правда? – с сомнением спросила старушка и по-детски надула губы. – Смотри, дитя, ты мне обещала.
- Конечно же, я сдержу свое обещание, тем белее выполнять его мне будет очень приятно и ничуть не в тягость.
- А теперь идите, вам и на самом деле пора.
Старушка отвернулась и, смахнув набежавшие на глаза слезы, снова повеселела. Обняв и поцеловав меня, она смотрела, как я усаживаюсь в экипаж, а потом долго смотрела нам вслед.
Путешествие по улицам Лондона продолжалось в течение часа. Дом мистера и миссис Риверс, где отныне мне предстояло работать, находился в противоположной части Лондона в самом престижном районе – на Мэдисон Сквер.
В этой части города располагались особняки самых выдающихся представителей лондонской аристократии, чьи имена то и дело пестрели в колонках светских хроник.
К счастью для меня, мой отец не был широко известен в этих кругах. Так что я вполне могла сойти за дальнего отпрыска графской фамилии. Я утешалась этой мыслью и всячески уверяла себя, что мое инкогнито будет сохранено и впредь.
Когда экипаж остановился у ворот Риверс-Хола, мне стало не по себе. Впервые я входила в дом известной аристократической фамилии в качестве обычной служащей, а не в качестве графской дочери и наследницы огромного состояния. Огромный величественный особняк, выполненный в викторианском стиле, не мог не смутить своей роскошью и размерами. Наше родовое поместье, не шло ни в какое сравнение с этим чудом архитектуры и рядом с ним могло показаться лишь жалкой голубятней.
Из-за замкнутости отца, я была лишена возможности выходить в свет, и не была знакома с укладом городской жизни и с нравами горожан-аристократов. В нашем уединении все было намного проще. Не было ни этой городской роскоши и помпезности, во многом отсутствовал церемониал, которым так любят блеснуть в лондонском обществе, как я потом увидела из опыта. Теперь мне предстояла познать эту жизнь, но только не в качестве ее непосредственной участницы, а лишь в качестве стороннего наблюдателя, о чем, впрочем, я ничуть не сожалела.
Простившись с мистером Брауном, поблагодарив его за все и заручившись обещанием навестить меня при первой же возможности, я осталась у огромных ворот. Проводив глазами удаляющийся экипаж, и успокоившись перед решительным шагом, я окликнула сторожа, которым оказался старик лет семидесяти. Он медленно вышел из флигелька умело замаскированного под старинную часовенку, летом почти невидимого под густой зеленью росших вдоль аллеи кустов, и направился к воротам.
- Что вам угодно, мисс? - проскрипел старик, напомнив мне Генри, который, скорее всего, занимался в этот момент делами на ферме мистера Брауна.
- Меня зовут Эмили Торн, я гувернантка.
- А, понятно, - протянул старик, - меня предупредили о вашем приходе.
Старик достал из кармана ключи, и огромные ворота распахнулись передо мной без всякого шума.
- Идите в дом, мисс, - произнес старик, указывая в направлении особняка. – Вас уже ждут.
- Спасибо, вы очень добры.
Длинная, выложенная гладкими камнями аллея, обсаженная со всех сторон кустарниками, очень красивыми весной и летом, привела меня к изножью огромной лестницы, миновав которую, я оказалась у своей конечной цели.
Мне не пришлось долго ждать. Молоденькая, с виду очень приятная девушка, почти сразу открыла дверь после моего звонка.
- Эмили Торн, гувернантка, - коротко отрекомендовалась я.
Легкое замешательство во взгляде девушки тут же рассеяло все мое мужество. Луиза, а именно так ее звали, как узнала я впоследствии, смотрела на меня так, словно видела перед собой нечто или очень страшное или восхитительное.
- Мисс, но вы же так красивы… - сорвалось с ее губ.
- Что?
Меня несколько удивило странное заявление девушки.
- Ой, извините. Не обращайте внимания. Проходите в дом, хозяйка уже распорядилась относительно вас, - поспешила отговориться Луиза.
Комната, отведенная для меня хозяевами, помещалась в небольшом коридорчике, затерявшемся среди огромных и пышных коридоров особняка. По всему было видно, что хозяева не очень жаловали гувернанток.
Помещение комнаты было небольшим и, на мой взгляд, слишком мрачным по сравнению с царившим вокруг праздником. Унылые стены и небольшое окно, наводили тоску и никак не могли способствовать излечению моей израненной души. Но в виду новых обязательств, возложенных на мои плечи, я решила, что время для сплина у меня будет ограничено.
С первых же минут знакомства с миссис Риверс, я поняла, что от меня ждут не просто систематических занятий с детьми. Я должна была стать их наставницей и если угодно – няней. В круг моих обязанностей включалась прогулка с чадами дома Риверс, присмотр за ними во время отсутствия родителей, а также во время приема гостей и проведения торжественных банкетов и если понадобиться, сопровождать их для представления почтенной публике в других домах.
Все мои должностные обязанности, миссис Риверс изложила снисходительно высокомерным тоном, с каким обычно хозяева-снобы разговаривают с прислугой, и потом удалилась, не произнеся больше ни слова.
- Мисс Торн, прошу простить мою дочь. Порой она так зазнается, что просто забывает о всяком подобии воспитанности, думая, что таким образом демонстрирует свое превосходство в положении. Подобные ей думают, что хорошие манеры надо показывать только в высшем обществе и по особым случаям. Недаром американцы высмеивают наш снобизм.
Я не заметила, что во время разговора с миссис Риверс в комнате находился еще кто-то. Мистер Морс – отец хозяйки Риверс-Хола, маленький худощавый старик, все время, пока его дочь давала ценные указания, находился рядом и получал от наблюдаемой сцены немалое удовольствие.
- Простите мисс, что не сочувствую по поводу грубого обращения со стороны моей дочери. Вы бы тоже не смогли, если бы смотрели на эту сцену со стороны: злючка хозяйка запугивает ангелочка гувернантку. Прекрасный сюжет для фельетона. Это настоящая пародия на высшее общество. Но, похоже, вы ничуть не разделяете моего веселья.
Он широко улыбался, а я не понимала, что подобная сцена может быть настолько потешной, но не стала высказывать своего мнения вслух. Но старик все понял, стоило ему лишь взглянуть на меня.
- Мисс Торн, если я раньше еще сомневался, то теперь точно уверен, кто вы есть на самом деле.
У меня перехватило дыхание при его словах. Неужели этот тщедушный старик разгадал мое инкогнито и теперь растрезвонит эту новость по всему дому, чтобы еще больше посмеяться, когда лица всех домочадцев вытянутся от удивления, что гувернантка, поступившая к ним на службу, никто иная, как дочь ныне покойного графа Торна.
- Я вижу, вы чем-то обеспокоены, дитя, - по-лисьи произнес он. – Не стоит так пугаться моих слов, вам ничего не угрожает.
Но это были странные заверения, от чего мне стало еще неспокойнее, ведь стоило миссис Риверс, с ее замашками, узнать кто я такая, мне бы тут же указали на дверь.
- Вы знаете, в этом доме меня все боятся. Моя дочь и зять опасаются, что я могу изменить завещание или составить его в ущерб им. Моя старшая внучка боится, что я могу оставить ее без приданного, что помешает ей найти выгодную партию, слуги потакают моим прихотям из страха потерять работу и вот теперь вы, миледи, боитесь чего-то, что исходит от меня же. Однако ваш страх мне не доставляет никакого удовольствия. Я даже не могу подтрунить над вами по этому поводу.
- А разве вам нравится, что ваши родные боятся вас?
- О, да. Но это не потому, что я такой жестокий или бессердечный. Просто их страх продиктован алчностью, и видеть его – лишний раз убеждаться в мелочности людской натуры. А это бывает весьма забавным занятием и скрашивает однообразное существование.
- Вам не кажется, что ваши суждения поверхностны.
- А в чем я ошибаюсь?
- Может вы и правы, но только отчасти.
- То есть?
- Если ими движут именно те мотивы, о которых вы говорите, то здесь нет ничего предосудительного. Сейчас у них есть все, и это их устраивает, но в любой момент из-за каприза мистера Морса они могут всего лишиться. И что тогда? Нищета, обивание порогов богатых родственников? Естественно, они чувствуют неуверенность в завтрашнем дне, а это совсем не весело.
- Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? Я ведь могу уволить вас, мисс Торн, за эти слова, могу сделать вашу жизнь в этом доме невыносимой. Вы не боитесь этого? По-моему вы слишком откровенны для первого дня службы, а также слишком неопытны. Будь иначе, вы знали бы, что иногда молчание – золото.
- Нет, не боюсь. По сравнению с тем, что произошло со мной за последние месяцы, это будут всего лишь мелкие неприятности. Когда у слона будет болеть зуб, вряд ли он обратит внимание на маленькую занозу.
- Теперь вы заговорили, как истинная аристократка.
- А разве гордость присуща лишь аристократии?
- Не только, но вы явно из числа аристократических отпрысков…
- Мистер Морс, вы уже целый час мучаете меня недомолвками, странными намеками. Если вам есть, что сказать, то говорите прямо.
- Вы вся в отца. Он был таким же прямолинейным и смелым. Порой его смелость граничила с безрассудством, но все равно вызывала во мне лишь уважение. Я знал его в молодости, но потом наши пути разошлись. В последний раз мы виделись у него на свадьбе. Если бы я тогда не видел вашу мать, то я долго бы сомневался кто вы. Но забыть такую женщину, как ваша мать, просто невозможно. Ее красота настолько яркое явление, что даже спустя много лет напомнит о себе во сне или наяву. Она поразила меня тогда настолько, что я усомнился в том, что она земное создание. А вы так похожи на нее: те же волосы, те же глаза, те же черты лица, даже голос. Миссис Торн была редкой во всех отношениях женщиной. Я общался с ней совсем немного, но поверьте, этого было достаточно, чтобы запомнить ее на весь остаток жизни. Как мне тогда захотелось встретить такую же женщину и жениться на ней. Но, увы, такие люди очень редко встречаются у нас на пути и, возможно, поэтому мы их так ценим.
Мне было странно слышать из уст совсем незнакомого человека вещи интимного характера. Отец часто рассказывал о маме, но я никогда не слышала, как ее воспринимали посторонние люди и тем более мужчины. И теперь мне довелось убедиться, что все рассказанное отцом – правда.
- Мисс Торн, не беспокойтесь. О том кто вы от меня никто не узнает. И знайте, что отныне в этом доме у вас есть преданный друг и покровитель, к которому вы всегда можете обратиться по любому, даже самому незначительному поводу.
Сказав это, мистер Морс развернулся и быстрыми шагами вышел из гостиной, оставив меня в полном одиночестве.
И с этого дня в Риверс-Холе у меня действительно появился друг и очень влиятельный покровитель, которому я была небезразлична.
Глава 10.
На следующий день после моего прибытия, я познакомилась почти со всеми домочадцами. Старшая дочь Риверсов Клэр, гостила у своей подруги, и с ней мне еще предстояло познакомиться, зато Габриэль и Алоиза теперь были в моем полном распоряжении.
Габриэль было восемь, а Алоизе недавно исполнилось девять. Когда их в первый раз подвели ко мне, девочки, опустив свои длинные ресницы и слегка смутившись, сделали книксен и послушно последовали в классную комнату.
Первый день занятий я посвятила выявлению знаний, полученных девочками от предыдущей гувернантки. Но сразу же я поняла, что моя предшественница совсем не преуспела, и девочки практически ничего не знают. Пришлось все начинать с начала. Прошла неделя, а работа все не клеилась. Занятия проходили вяло, без всякого энтузиазма со стороны юных учениц. Девочки были спокойны и послушны, но совершенно были лишены тяги к знаниям. Даже увлекательные рассказы о походах средневековых рыцарей, не могли их увлечь, не говоря уже об арифметике или грамматике. Я надеялась, что их заинтересует хотя бы рисование, но и тут меня ожидало разочарование. Я чуть не расплакалась, когда посмотрела на рисунки учениц. В них не было ни детского задора, ни фантазий, ни милых детских заблуждений относительно пропорций. Они были пропитаны вялостью, статичностью, каким-то неосознанным пренебрежением к жизни.
Но как бы то ни было, я решила не сдаваться и хоть как-то расшевелить девочек. Однажды мне это почти удалось, по крайней мере, с одной из них.
В комнате стояло фортепиано, на котором, однако никто не играл, кроме старшей дочери Риверсов. Все учителя, приглашаемые миссис Риверс, в один глосс заявляли, что не видят ни склонностей, ни способностей у юных мисс Риверс, а стало быть, научить их музыке не представляется возможным. Как правило, такой вердикт выносился по прошествии нескольких месяцев, когда горе учителя требовали гонорар за свои тщетные усилия. Несколько неудачных попыток на этом поприще и миссис Риверс решила больше не пытаться открыть для своих младших дочерей мир музыки, как это было не прискорбно. Ведь в английском высшем обществе принято, что все особы женского пола должны уметь рисовать, играть на музыкальном инструменте и вышивать шелком.
Я узнала об этих обстоятельствах от мистера Морса, с которым проводила почти все свободное время. Его рассказ полностью соответствовал моим оценкам.
Я села за инструмент, чтобы вспомнить, как приятно извлекать из этого механизма чарующие звуки. Пальцы заскользили по клавишам, унося в мир прекрасной волшебной музыки. Я забыла обо всем: время перестало существовать, пространство растворилось в бесконечности, реальный мир канул в бездну забытья. Не знаю, сколько это продолжалось, но когда я, наконец, вернулась из своего путешествия, то заметила рядом Габриэль. Девочка стояла чуть поодаль с влажными от слез глазами. Я испугалась, что с ней произошло что-то, и подбежала к ней.
- Что случилось, Габриэль? – как можно мягче спросила я. – Тебя кто-то обидел?
В ответ девочка только покачала головой, но не сказала ни слова.
- Ну же, не бойся, расскажи мне.
- Мисс… - ее голос дрогнул, и девочка вновь замолчала, но было видно, что она хочет мне что-то сказать, но не решается.
- Мисс Торн, это было так красиво, - наконец произнесла она.
Я не сразу поняла, что она имеет в виду.
- Что красиво?
- Ваша музыка, - смущаясь, ответила Габриэль.
Я была очень удивлена. Чахлое, ничем не интересующееся создание вдруг прониклось восхищением к музыке. Это было невероятно.
- Тебе действительно понравилось?!
- Да, мисс. Я никогда в жизни не слышала такой красивой музыки. Клэр не умеет так играть и мистер Барнини с мистером Мориссом тоже.
Последние были учителями, которых приглашали для девочек.
- А ты хотела бы научиться играть на фортепиано? – спросила я Габриэль.
- Конечно, хотела бы, но… – девочка осеклась.
- Что но?
- Если я буду играть как Клэр, то лучше не надо.
Я рассмеялась ее словам. Габриэль это сказала с таким удручением на лице, что ее мордашка в этот момент напоминала карикатуру.
- Детка, все зависит от тебя. Ты будешь играть так, как чувствует твоя душа. А если она любит музыку, то и музыка будет любить твои пальчики.
- Правда? – с сомнением в голосе спросила Габриэль.
- Ну конечно, - улыбнувшись, ответила я.
- И вы научите меня играть так же, как играете вы?
- Может даже намного лучше, но учти, придется много заниматься, ведь не все дается легко сразу.
- Я знаю, мисс Торн, поверьте, я буду заниматься.
Так я начала заниматься с девочками музыкой, несмотря на сомнения и некоторое противостояние со стороны миссис Риверс, которая уверяла меня, что это напрасная трата времени, что у ее дочерей нет абсолютно никаких способностей к этому занятию. И с моей стороны было бы разумнее заниматься с ними тем, что у них получается. Я не стала говорить ей, что почти все у них получатся с большой натяжкой и музыка – не самое слабое звено. Скажи я это – моя хозяйка в эту же минуту указала бы мне на дверь. Поэтому я старалась, как можно реже распространяться о способностях моих учениц, предпочитая отделываться общими фразами.
Габриэль оказалась очень старательной и одаренной ученицей. Она усваивала материал с легкостью, на которую я и не рассчитывала. Алоиза же не проявила себя в этой области, хотя тоже делала определенные успехи.
Прошло ровно три недели моего пребывания в Риверс-Холе. За это время я успела привыкнуть к моим юным ученицам, несмотря на то, что одна из них никак не хотела порадовать меня хоть какими-то успехами в учебе. Утром я проснулась в отличном расположении духа. Я надела свой обычный траурный наряд и спустилась в кухню. Время было еще раннее, но везде царило непривычное оживление. По дороге я столкнулась с Луизой. Девушка была так возбуждена, что не заметила меня, чуть не опрокинув поднос с фарфором.
- Ой, простите, мисс.
- Такая суета, что-то случилось? – поинтересовалась я.
- Принцесса приезжает, - поспешно выпалила девушка.
- Принцесса? – удивилась я, предполагая, что речь идет об особе королевских кровей.
- Мисс Клэр, - пояснила Луиза. – Между собой мы называем ее принцессой. С ее приездом в доме ожидаются частые приемы. Вот и сегодня в честь ее приезда, хозяева организуют небольшой прием. Я пойду, с вашего разрешения, а то экономка будет недовольна.
- Конечно же, Луиза, иди.
Девушка побежала дальше, очень рискуя своей ношей. Но видимо гнев экономки за опоздание вызывал в ней больший страх, чем угроза разбить дорогой сервиз.
Весь дом был поднят с ног на голову. А после обеда приехала виновница воцарившегося в особняке хаоса.
Я видела ее мельком, когда она выходила из кареты из своего окна в классной комнате, где две мои прилежные ученицы выполняли задание по арифметике. На дворе стояла ранняя весна, хотя зимние холода еще полностью не отступили. Девушка, разодетая в дорогие меха, на аллее ведущей к дому неожиданно остановилась, может быть, почувствовав мой взгляд. Подняв голову, она посмотрела в мою сторону, и я увидела ее лицо. Бесспорно, Клэр Риверс была настоящей красавицей, но многие бы ее лицо сочли бы типичным, одним из, каких много и которые радуют глаз только тогда, когда на них смотришь, но не могут потянуть на красоту из мира грез и сновидений. Вполне земная и широко распространенная красота. Но это предпочтительнее раковых красот, которые сводят сума настолько, что страдает носитель этой красоты и тот, кто ею пленился. Конечно, из уст женщины подобные заявления могут прозвучать предвзято, но именно такие чувства вызвало во мне лицо Клэр. Я просто описала свои ощущения словами, ничуть не желая унизить прелести девушки.
Под вечер, когда я уже сидела в своей комнате, а мои ученицы участвовали в веселой беготне прислуги, немало ее этим раздражая, ко мне постучалась Луиза.
- Миссис Риверс просит вас подготовить Алоизу и Габриэль и спуститься сегодня вечером с ними к гостям. И еще мисс, - Луиза потупилась, но, набравшись решительности, произнесла, - хозяйка попросила одеть вас что-нибудь менее мрачное.
- Хорошо, Луиза, я все поняла. Можешь идти и скажи миссис Риверс, чтобы она не беспокоилась.
Мне совсем не хотелось спускаться к гостям, но другого выхода не было. Я вынула из скудного гардероба свое темно-синее шелковое платье и, одевшись и причесавшись, пошла к девочкам. К назначенному часу мы спустились в зал, где и должны были собраться все гости.
Приглашенные уже успели отобедать. В большом танцевальном зале, под мелодичные аккорды, желающие кружились в танце.
Габриэль и Алоиза попав в набитую гостями залу, сразу же оживились. Миссис Риверс завидев нас, поманила меня к себе. Мы подошли к небольшой стайке пожилых леди и джентльменов. И она тут же принялась расхваливать несуществующие таланты Алоизы и еще сомнительные и неокрепшие способности Габриэль. Девочку ту же попросили сыграть что-нибудь. К счастью накануне мы разучили небольшую детскую псенку – очень мелодичную и легкую для исполнения. И Габриэль, сев за инструмент справилась со своей задачей весьма похвально и произвела неплохое впечатление на зрительскую аудиторию.
- Кто же обучил тебя так играть? – поинтересовался один пожилой джентльмен у юной пианистки.
- Мисс Торн, - указывая на меня, ответила Габриэль.- Мы занимались неделю.
- Такие результаты и всего за неделю? – удивился все тот же джентльмен. – Видимо мисс Торн прекрасный педагог.
- Она лучше всех, - заверила девочка.
- У меня нет оснований сомневаться в ваших словах, юная мисс. Но чтобы в этом окончательно убедиться, может мисс Торн сыграет нам что-нибудь.
- Я думаю, не стоит, - недовольно проговорила миссис Риверс. – Не пристало гувернантке играть гостям.
- Отчего же? – вдруг вмешался мистер Морс. – Пусть мисс Торн покажет, на что она способна. А то вдруг мы ошиблись в выборе гувернантки.
Я была задета словами мистера Морса. Его давняя привычка злить всех и вся, взяла вверх над добрым отношением ко мне. Но, зная его, я прощала ему эту слабость.
Сев за фортепиано, я сыграла шотландскую песенку по мотивам народных мелодий. Отцу всегда нравилось это произведение, и он всегда отдавал ему свое предпочтение, даже перед трудами великих композиторов.
Когда я закончила, послышались аплодисменты, которые явились для меня полной неожиданностью. Особенно активным оказался один молодой человек, который откуда не возьмись, вырос перед роялем и стал выражать свое восхищение. К счастью возобновившиеся разговоры и веселье, скрыли этот неуместный инцидент от глаз большинства. Но одна пара глаз подметила каждую мелочь, каждый незначительный жест. Клэр Риверс в течение вечера, даже, несмотря на то, что я все оставшееся время была в тени и ни с кем не разговаривала, следила за мной. Я сразу это почувствовала, но старалась не придавать этому значения. И только у себя в комнате я смогла вздохнуть спокойно.
Глава 11.
С приездом Клэр Риверс о спокойной жизни можно было забыть. Девушка сразу же невзлюбила меня, на что, к сожалению, нашлись свои объективные причины. Молодой человек, демонстрировавший на вечере свое восхищение моим исполнением, оказался никем иным, как женихом Клэр. Они обручились совсем недавно, и дело казалось решенным, пока не появилась я. Не подозревая ни о чем, я оказалась яблоком раздора, внеся одним своим существованием сумятицу в их отношения. Вскоре мне пришлось в этом убедиться воочию.
Однажды утром, я спускалась вниз по лестнице, желая немного прогуляться перед завтраком. Было еще довольно рано и хозяева спали. Деревенская привычка вставать рано, осталась и в новом месте, где царили иные обычаи. У изножья лестницы я заметила молодого человека, которым оказался никто иной, как жених Клэр. Он меня сразу же заметил и приветливо помахал рукой, поэтому дать задний ход было уже невозможно. Опершись на перила и задрав голову, он смотрел, как я спускаюсь. Поздоровавшись, я хотела идти дальше, но он меня остановил.
- Не торопитесь, мисс Эмили, - произнес молодой человек.
- Извините, мистер Бронтон, но нам лучше не общаться, - сказала я, пытаясь освободиться от его руки, которая уже покоилась на моем предплечье.
- Невежливо так разговаривать с человеком, который оказывает вам столько внимания. Или вас совсем не учили хорошим манерам?
- Хорошие манеры не должны позволять джентльмену удерживать даму подле себя против ее воли, - ответила я как можно спокойнее.
- А вы дерзкая, но мне это даже нравится. В вас есть то, чего так недостает Клэр, да и многим женщинам – непокорности. Нет ничего скучнее, чем покорная и податливая женщина. Обхаживать такую весьма нудно. Здесь нет ни задора, ни интриги. Все известно наперед. Беседы о погоде, о природе, о книгах и поэзии. Потом предложение руки и сердца и она твоя на весь остаток жизни. От таких мыслей хочется застрелиться.
А моя невеста – эта белокурая куколка, так похожа на большинство. Она так податлива на мои ласки и так безответна на мою грубость, что я иногда еле сдерживаюсь, чтобы не зевнуть. А что может быть хуже между мужчиной и женщиной, если не скука.
- Мистер Бронтон, прошу, отпустите меня, а не то и у меня и у вас могут быть проблемы.
- Ваши опасения совершенно напрасны. Не будет никаких проблем.
Тут послышался грохот, доносящийся со стороны окон кухни. Это позволило мне высвободиться из рук мистера Бронтона. И он не последовал за мной, но сказал вслед:
- Мы еще увидимся, мисс Торн.
И он сдержал свое обещание, причем в этот же день. Занимаясь с девочками на воздухе живописью, я увидела мистера Бронтона и Клэр. Они прогуливались по парку. Она мило улыбалась ему, то и дело, заглядывая в глаза, словно ища одобрения всему сказанному. И он смотрел на нее так, что можно было решить, что эти двое влюблены друг в друга.
Потом в один момент они исчезли из поля моего зрения или просто я перестала наблюдать за их прогулкой. И неожиданно мистер Бронтон оказался рядом со мной, а Клэр с ним не было. Оглянувшись и ища ее глазами, я поняла, что ее нет даже поблизости. Я сидела в беседке довольно далеко от девочек, чтобы не мешать им создавать образы, принадлежащие только их фантазии. Бронтон подошел ко мне и сел рядом.
- Клэр пошла в дом за накидкой, - пояснил он. – Так что минут пятнадцать у нас есть.
- Что вам от меня нужно, мистер Бронтон? – спросила я, глядя ему в глаза.
- Вы хотите знать это прямо сейчас?
- Дабы избежать двусмысленности в будущем, да.
- Вы имеете определенные сомнения и волнуетесь – честно говоря, мне приятно, что я хоть как-то задел ваши чувства.
- Я недовольна, а это совсем другое. Мне причиняет неудобства ваше внимание. И я хотела бы избежать неприятностей, которые непременно последуют, если вы не перестанете меня преследовать.
- Вы предельно откровенны, мисс Эмили. Это не всегда льстит самолюбию такого зазнайки как я.
- Но я не стараюсь произвести на вас впечатление, так зачем же лукавить.
- Вы правы, я бы и не поверил вашему лукавству. Наверное, неправда в ваших устах точно кислый лимон. Сладкие слова и кислая мина.
- Поэтому я стараюсь не лгать.
- Охотно верю в вашу откровенность. И с удовольствием, хотя и с некоторым трепетом, открою перед вами свои карты. Вы удивляетесь моему поведению, которое причиняет вам неудобства. И хотите знать, что заставляет меня улучать каждую свободную минутку и находить все новые и новые предлоги, чтобы увидеться с вами. А ответ очень прост. И хотя вы делаете совершенно бесстрастное лицо, я уверен, что вы уже давно догадались о природе моих чувств. Только слепой мог не заметить, что мне не нужен никто, кроме вас. С того самого момента, как я увидел вас на празднике, я не могу не думать о вас. Я вспоминаю ваши глаза, волосы, ваши нежные пальчики, бегущие по клавишам и схожу сума. Я должен непременно обладать вами, чтобы потушить пожар внутри. Иначе я не смогу жить дальше.
- Это ваши проблемы, мистер Бронтон. Говоря это, вы впрямь не в себе. Человек в здравом уме никогда не посмел бы сделать это.
- Вы же можете говорить все прямо в глаза, вот и я решил последовать вашему примеру и выложить все свои намерения и чувства, дабы вы были в курсе и не обвиняли меня в нечестности и скрытности.
Я вскочила и хотела уже бежать из беседки, подальше от этого человека. Но он оказался быстрее и перегородил мне выход.
- Я не в себе, как только впервые увидел вас. Вы и только вы причина моего помешательства. Других причин нет, и вряд ли когда-нибудь будут.
- Прошу вас, давайте прекратим этот бесполезный разговор. И выпустите меня, а не то…
- Вы будете кричать? Что ж, это будет даже забавно. Только боюсь, это вам не поможет, а даже навредит. Если вас услышат, то примут за истеричку. Ведь вы не думаете, что кто-то хоть на секунду допустит, что человек моего уровня опустится до заигрываний с гувернанткой.
Своим криком вы только напугаете тех миленьких пташек, что сидят сейчас на лужайке и спокойно рисуют.
- Мистер Бронтон, вы поступаете бесчестно, пользуясь моей беззащитностью.
- Когда дело касается страсти и любви, то о средствах никто не задумывается.
- Когда дело касается пагубных страстей, тут уж трудно вам возразить. Но не тогда, когда дело касается любви.
- Вы пребываете в милом романтическом заблуждении, относительно этого чувства. Оно отнюдь не всегда так безобидно и прекрасно, как вам кажется. Порой это одно из самых мучительных чувств, которое толкает людей на самые неприглядные поступки.
- Не буду спорить с вами о природе этого чувства, тем более что это бесполезно. Все равно мы не поймем друг друга. Мы разные и по-разному смотрим на вещи.
Я отступила на шаг от мистера Бронтона и увидела, что Клэр показалась на парковой аллее. Это была прекрасная возможность избавиться от нежелательного общества.
- Сюда идет мисс Риверс. Она уже близко, - предупредила я своего неугомонного собеседника, который вопреки моему желанию, все пытался схватить мою руку.
Бронтон оглянулся и, убедившись в правоте моих слов, пошел навстречу своей невесте. Когда она его заметила, он был уже далеко от меня, и она даже не заподозрила о том, что еще несколько минут назад он разговаривал со мной и пытался заключить в объятия. Клэр взяла его под руку и повела вглубь парка, где они быстро затерялись среди алей, утопающих в деревьях и кустарниках.
Становилось прохладно, и я решила, что пленера достаточно. Тем более ранняя весна была очень капризным временем года, когда уставший от зимних холодов организм может легко простудиться. А допустить этого с моими подопечными я не могла.
Положение жениха позволяло мистеру Бронтону посещать дом Риверсов так часто, как он того хотел. Он был практически членом семьи и его посещения давно перестали быть в тягость. Он стал неотъемлемой частью интерьера богатого особняка. Его ждали, ему были рады почти также как покупке нового гарнитура из красного дерева.
Стараясь избежать встреч с мистером Бронтоном, я все же не была застрахована от случайных и подстроенных столкновений, которые происходили слишком часто, чтобы рано или поздно не быть замеченными. Клэр, чуя неладное, буквально превратилась в моего добровольного стража. Я ощущала ее присутствие даже тогда, когда ее не было рядом. Казалось, что ее вездесущие голубые глаза смотрят на меня со всех картин в доме и даже во сне присматриваются к тому насколько крепок мой сон. Кому когда-нибудь приходилось испытывать на себе чье-то навязчивое пристальное внимание, поймет, каково мне было. Все бы ничего, если бы меня не зажали с двух сторон. С одной стороны Клэр страшно ревновала ко мне своего жениха, а с другой ее жених проявлял ко мне нежелательный повышенный интерес. С каждым разом приставания мистера Бронтона становились все более и более изощренными. Ему уже было недостаточно просто видеть меня, он всячески старался приблизиться ко мне, дотронуться до руки, волос, прикоснуться к плечу, когда я играла на фортепиано. И, похоже, его совершенно не волновало, что это могут заметить окружающие. Он мог совершенно спокойно положить руку мне на плечо, когда рядом находились совершенно незнакомые люди. Это злило и раздражало меня, но как бы я не просила и не увещевала, не делать этого, все мои слова пропадали втуне.
А совместные обеды были настоящим испытанием. Семья собиралась за общим столом и мистер Бронтон, только за редким исключением, тоже присутствовал. Всю трапезу я изнывала под его испытующим взглядом, которым он пытался просверлить меня насквозь. Всякий раз я ждала от него очередной подлянки, но он толи сдерживался, толи специально накалял обстановку до предела, чтобы потом довести до скандала. Он умел поддержать светски разговор. Его манеры дышали изяществом и привлекательностью, и он производил приятное впечатление на собеседников. Но я бы предпочла обедать в кухне в полном одиночестве, чем терпеть его присутствие и вечную слежку, и недовольство со стороны Клэр.
После дней, полных треволнений я уединялась в своей комнатке и старалась занять себя чем-нибудь интересным, чтобы хоть как-то развеять мрачное настроение. Но мысли мои путались и я, либо возвращалась к событиям прошедшего дня, либо уносилась в прошлое, где находило хоть какое-то утешение. Странно, но с некоторых пор я перестала думать о будущем, словно завтра и вовсе могло не наступить. В своем нынешнем состоянии я походила на человека, идущего по краю бездонной пропасти, который в любой момент мог сорваться вниз.
Прошлые страхи еще какое-то время мучили меня. В каждом человеке, которого я встречала на улицах Лондона, мне мерещился Брент Ллойд. Мне все казалось, что он разыскивает меня и что стоит мне только потерять бдительность, как он появится передо мной. Однажды мне даже показалось, что я видела его. Мужчина, похожий на Брента, стоял почти рядом. Мой страх говорил мне, что я не могла ошибиться, ведь налицо были все знакомые черты – высоки рост, непропорциональность фигуры, неуклюжая походка. Только завидев его, я тут же бросилась прочь от этого места и вскоре затерялась в толпе. Я молилась, чтобы он не заметил меня. После этого случая я стала очень мнительной. Я не задерживалась дольше необходимого ни в магазинах, ни на улице. Даже прогулки по живописным лондонским местам перестали доставлять мне удовольствие, и я решилась ограничиться парком в Риверс-Холе, ведь там было намного безопаснее. Даже встреча с мистером Бронтоном не пугала меня так, как возможность столкнуться с моим кузеном.
Глава 11.
Время шло, а с ним пришло и лето. Нежные краски весны сменила яркая палитра. Риверс-Хол преображался на глазах. Весной он походил на райский цветущий сад. Изумрудная праздничная зелень и нежный бархат розовых и белых оттенков, окаймляли дом как дорогая и со вкусом подобранная оправа. Мало кто оставался равнодушным к этому уголку нарядной природы.
С приходом теплых весенних дней, за которыми последовало лето, дом практически не выпускал гостей из своих стен. В середине лета ажиотаж должен был немного спать, но в начале лета приемы, балы, рауты, званые обеды и прочие празднества стали настолько обыденным делом, что уже воспринимались как должное и не были в тягость.
Во всей этой суете обо мне практически забыли, полностью вверив младших мисс Риверс моим заботам, потому что в силу их малого возраста, им не разрешалось часто появляться на людях. Их приглашали достаточно редко, что очень не устраивало девочек и полностью устраивало меня. Я была рада быть тенью, которую воспринимали как мебель или как одну из служанок. Интерес со стороны публики к моей персоне почти угас.
Клэр была слишком занята своей персоной, чтобы постоянно держать меня в поле своего внимания. Похоже, она успокоилась или отвлеклась на свои развлечения, что практически перестала проявлять ко мне признаки враждебности. Лишь изредка, когда мы сталкивались лицом к лицу, в ее голубых глазах вспыхивал огонек ненависти, но и он был слишком слаб, чтобы повлечь за собой сколько-нибудь серьезные последствия.
Один лишь мистер Морс помнил о моем существовании, но этому я была только рада. Мы часто вели долгие и интересные беседы, гуляли по парку и он даже начал посещать уроки своих внучек, чем сильно удивил миссис Риверс, которая считала отца абсолютно лишенным сколько-нибудь теплых чувств к своим дочерям. Он всегда демонстрировал такое явное к ним пренебрежение, что все его считали бессердечным и выжившим из ума стариком, который оставил все человеческое далеко в прошлом и теперь остался только пустым сосудом, полным желчи и неприязни ко всему живому.
Иногда мистер Морс даже указывал на мои промахи и нередко хвалил за успехи. И в том и в другом случае я была очень благодарна за его внимание, к тому же все его замечания были объективными и могли направить и исправить мои недочеты.
За месяцы, проведенные в роли гувернантки, я смогла многого добиться. Успехи моих учениц не были искрометными, но явно свидетельствовали о большом скачке вперед, если учесть их знания до моего прихода. Вот и вырвалось мое тщеславие наружу. Но я действительно гордилась тем, чего добилась за эти месяцы. Я могла быть довольной и собой и теми, кого обучала.
Познания в области точных наук были средними. Они не проявляли ни способностей будущих математиков, ни биологов и чего-то в этом роде. Но это им было и не нужно, раз у них не было к тому склонностей. Насилие над природой своих желаний и стремлений – худшее, что может сотворить человек. Это преступление, которому нет оправдания. Ибо этим мы убиваем свою душу, свою истинную сущность. Конечно с религиозной точки зрения – это абсолютный бред, но сточки зрения этики человека – это истина в первой инстанции.
Что же касается искусства, то тут у моих учениц явно наметились огромные сдвиги, о которых я не могла и мечтать. Оказалось, что их способности только спали и при должном подходе пробудились. Габриэль серьезно увлеклась музыкой, но не забросила остальные уроки и занималась прилежно и выполняла все задания и следовала установленному расписанию, хотя втайне мечтала о том, чтобы все уроки были бы уроками музыки. Алоиза начала проявлять искренний интерес к изобразительному искусству. Сначала это была робкая увлеченность, которая постепенно окрепла и превратилась в необходимость. Мистер Морс не обошел это обстоятельство своим вниманием и как многое из того, что я делала, подверг глубокому анализу.
- Я не узнаю моих внучек, - сказал он, когда мы гуляли по парку после окончания уроков.
Габриэль и Алоиза шли немного впереди и о чем-то увлеченно разговаривали, о чем именно догадаться было несложно, ведь вечером планировался очередной прием.
- Да, они действительно изменились. Выросли и повзрослели, - ответила я улыбаясь.
- Вы отлично поняли меня, о чем я, - улыбнувшись и прищурив один глаз, произнес мистер Морс. – Алоиза и Габриэль напоминали чахлые цветочки, которым не хватало живительной влаги и человеческого внимания. Каюсь, в этом была и моя вина. Я сам не уделял им должного внимания и не интересовался их образованием, о чем сейчас очень сожалею. Вся моя энергия уходила на прения с зятем и дочерью, и ничего не оставалось для созидания счастья и блага этих крошек. Мисс Торн, вы вдохнули жизнь в эти создания. Вы смогли зажечь их сердца и открыть их ум для знаний, а что может быть лучше. И все это вы сделали с такой любовью и нежностью, словно заботились о близких и дорогих вам людях.
- Девочки действительно стали мне дороги.
- Все равно, это для меня явилось неожиданностью. Встретить такое участие о человеке, который не имел до этого ничего общего с моей семьей – разве это не чудо?
- А разве могло быть иначе, ведь учитель живет рядом со своими учениками, ест с ними за одним столом, делит трудовые будни и часы досуга, становится поверенным их милых детских тайн.
- О, мисс Торн, если вы думаете, что подобное происходит со всеми, то либо вы пребываете в глубоком заблуждении, либо совершенно не знаете жизнь. Значит, вы не встречали в своей жизни действительно противных гувернанток, которым и дела нет до своих подопечных и единственной движущей силой, заставляющей их что-то делать, является сугубо материальный интерес. А если у человека нет призвания, и он работает с напрягом, то ничего хорошего ожидать от него не приходится.
- Стало быть, вы думаете, что у меня призвание?
- Не знаю, действительно ли учительство – ваше призвание. Думаю, вы настолько талантливы и умны, что смогли бы проявить себя и в другой области и не менее успешно. Но я так же глубоко уверен в том, что вам нравится то, чем вы занимаете сейчас, так как вкладываете в это свою душу. Поэтому и получаете такие высокие результаты.
- Вы мне льстите, мистер Морс.
- Я никогда не был еще так предельно правдив. Но я бы хотел спросить у вас, мисс Эмили, что вы намерены делать дальше?
- То есть? – не поняла я.
- Неужели вы так и будете скитаться из дома в дом, обучая избалованных отпрысков, и потратите на это лучшие годы, если и не всю жизнь.
- Мне не приходится выбирать. Судьба сама поставила меня на этот путь, о чем я ничуть не сожалею.
- Неужели у такой знаменитой фамилии как ваша, на генеалогическом древе нет ветвей, на которые вы могли бы опереться?
- Увы.
- Нет ни кузенов, ни кузин? – продолжал допрос мистер Морс.
Упоминание о кузенах больно отдалось в моем сердце, но я постаралась не подавать вида, что этот вопрос меня задел. Мистер Морс ничего не знал о Бренте Ллойде. Я утаила от него эту постыдную часть моей жизни, так как до сих пор не могла смириться с предательством друга детства. Морс ничего не заметил и продолжал.
- Как же так, у вас должно было набраться с полдюжины богатых родственников, которые приняли бы вас и помогли устроиться в жизни.
- Нет, мистер Морс, к сожалению, ваши предположения ошибочны и кроме себя самой, мне рассчитывать не на кого.
- Очень печально. В положении гувернантки, вам вряд ли удастся составить достойную вас партию.
- Отец никогда не придавал большого значения деньгам и я тоже. Если мне когда-нибудь будет суждено выйти замуж, то это не будет брак по расчету. Я выйду только за любимого человека, и не важно будет ли он богат или беден, будет ли у него громкое имя и титул или простая никому неизвестная фамилия.
- Но ведь куда удобнее с деньгами и в окружении комфорта и роскоши.
- Если руководствоваться лишь алчностью и жаждой известности, то чем брак лучше проституции.
Мистер Морс ахнул, услышав из моих уст слово, которое приличные воспитанные дамы обходили стороной, тем более в разговорах с мужчиной.
- Ваши суждения очень смелы для женщины, мисс Торн. И это меня восхищает. Не всем дано мужество называть вещи своими именами, многие просто предпочитают пребывать в дымке иллюзий, нежели посмотреть правде в глаза. Но вы говорите то, о чем многие предпочитают даже не думать. Помнится, и ваш отец обладал этим качеством, что не замедлило сказаться на его отношениях с обществом. И хотя мне это нравится, может понравиться еще кому-то, но поверьте, таких людей будет не так уж много. Так что, мисс Эмили, будьте осторожны в своих словах, ведь не всем они могут понравиться. Даже мужчинам излишняя прямота не всегда сходит с рук, а уж женщинам тем более.
Я ценю душевную прямоту в людях больше других качеств, но вы должны знать, что общество, а высший свет особенно, не приемлет подобного поведения. Общество в лице высшего света лицемерно и боится правды больше, чем черт ладана. Ведь она открывает нам все уродливые и гадкие пороки. Если заглянуть под налет роскоши и хороших манер, то кроме пустоты и язв там ничего не будет. Так что в жизни всегда приходится делать выбор, какой дорогой идти – дорогой правды или лжи. Ложь даст вам спокойно существовать, а правда может изуродовать вашу судьбу.
- Иными словами жить в лицемерии, но хорошо или по законам совести, но изгоем. Но зачем тогда жить, если постоянно подстраиваться под этот мир, идти дорогой, которую проложил кто-то, но не ты, говорить чужие слова, прокручивать в голове чужие мысли, жить по чуждым твоему истинному «Я» законам.
- Иногда лучше поступиться своими взглядами во имя будущего счастливого бытия.
- Вы не замечаете, что противоречите сами себе?
- Может быть, и противоречу. Но законы общества никто в одиночку отменить не может.
Тогда я подумала, что возможно мистер Морс и прав. Я и в самом деле слишком прямолинейна в своих суждениях. С ним можно было ничего не опасаться, но вот с другими лучше поступать иначе и спрятать свою запальчивость. Будучи гувернанткой, я поняла очень важную вещь: людям в моем положении не оставляют права выбора. Есть определенная линия поведения, которой надо неукоснительно следовать, иначе риск быть выброшенным за борт очень велик. А возможность оказаться в полном одиночестве и без средств к существованию устрашила бы всякого. Из элементарного чувства самосохранения и выживания нужно было следовать устоям общества. И я не стала исключением из общего правила.
Моя гордость, то и дело прорывающаяся сквозь пелену скромности и покорности, мой колючий характер и несдержанность в случаях несправедливости, постепенно отступали, когда до сознания начинало доходить, к чему они могут привести.
На все колкости старшей мисс Риверс и ее матери – особы весьма сомнительного культурного уклада, я старалась не обращать внимания, демонстрируя чаще всего непонимание.
Летний сезон в доме Риверсов дал мне передышку, и ко всему прочему я была лишена настойчивого внимания мистера Бронтона, который, по неизвестной мне причине, уехал на какое-то время из страны. Из случайно услышанного разговора Клэр с подругами, я поняла, что причиной была подготовка к предстоящей свадьбе.
- Он толком ничего не сказал, но я то знаю, что он поехал выбирать мне свадебный подарок. Он так требователен в этих вопросах. Зная его, я не удивлюсь, если он привезет вместо одного целую кучу, - воодушевленно повествовала Клэр.
- Я слышала, что во Франции самые лучшие ювелирные магазины в Европе. Туда стекаются искуснейшие мастера со всего света и именно там истинные ценители красоты приобретают украшения. Наверняка твой жених, милая Клэр, поехал покупать аксессуары к твоему свадебному наряду, - весело прощебетала одна из девушек.
- И самое дорогое роскошное кольцо во всей Франции, которое уже совсем скоро украсит твою прелестную ручку! Как бы я хотела иметь такого жениха! – подхватила другая.
- Мой Герберт действительно очень хорош. Он красив, умен и сказочно богат, и я ни за что не упущу это сокровище, раз оно уже попало ко мне в руки.
- Должно быть, этот месяц разлуки показался тебе целой вечностью, - участливо заметила одна из подруг.
- О, да! Но, к сожалению, помимо подготовки к свадьбе, у Герберта в Европе есть и другие дела.
Больше я не слушала разговор, и мне не хотелось ничего знать о Бронтоне. Будь моя воля, я не стала бы свидетельницей ни одной из сказанных фраз.
Сезон летних приемов начал подходить к концу. Богатые лондонцы старались покинуть свои городские особняки и фешенебельные квартиры и уезжали в пригород или в деревенские владения, где отдыхали от шума и суеты. Некоторые предпочитали летний отдых за границей.
После последнего приема, который ознаменовывал закрытие сезона и поэтому проходил особенно пышно, Риверсы отбывали в …ширское графство, где у них была усадьба, а осенью планировалось бракосочетание Клэр и Бронтона. Сначала планировалось, что я и девочки поедим вместе с Риверсами, но Алоиза вдруг заболела, и не было надежды, что к отъезду она полностью поправится. Тогда было решено оставить меня с девочками во главе с мистером Морсом, который обычно предпочитал оставаться дома, чем трястись в пышной карете по грунтовым дорогам, в Риверс-Холе. А остальные должны были выехать в назначенный для отъезда день.
Глава 12.
Оставался последний день до заключительного приема. Он прошел незаметно для всех, так как работы было невпроворот. Попутно упаковывались вещи к предстоящей поездке. Занятия, ввиду такого большого события, были отменены к немалому удовольствию девочек. Моим подопечным было куда интереснее наблюдать за беготней прислуги и праздничной суетой, нежели сидеть в классной и заучивать очередной урок.
Гости начали съезжаться ближе к вечеру, а те, что гостили в доме, покидали роскошные апартаменты и, нарядившись в пух и прах, спускались вниз. Алоиза и Габриэль целый день мечтали, что их допустят к таинству, свидетелями приготовления коего они были в течение дня. Но, увы, приглашения не последовало и разочарованные девочки со слезами на глазах отправились спать. Я тоже думала лечь пораньше, так как сильно устала за день. Прочитав на ночь отрывок поэмы Байрона, и преклонив колени с благодарностью за прожитый день перед Господом, я стала готовиться ко сну. Я сидела перед зеркалом и расчесывала непокорные кудри, когда в дверь неожиданно постучали.
- Кто там? – удивленно спросила я.
- Откройте, мисс Торн, мне надо с вами поговорить, - произнес знакомый голос.
- Что вам нужно?
- Прошу, откройте, я не займу у вас много времени, обещаю.
В голосе было столько покорности, что я не смогла прогнать нежеланного гостя, прежде чем выяснится, с чем он пожаловал. И я открыла дверь.
- Можно войти? Не бойтесь, это совсем ненадолго.
- Хорошо, но пусть дверь останется открытой.
- Как вам будет угодно, - еще с большим смирением произнес мистер Бронтон.
В тот момент, когда с него сошла былая спесь, он казался совсем другим. Теперь его красивые черты лица и серые глаза, не казались отталкивающими. В нем произошла заметная перемена, о причине которой я даже не подозревала. С минуту он стоял молча и просто смотрел на меня. Мне стало не по себе. Так смотрели на меня впервые и его взгляд пугал.
- Вы хотели поговорить со мной, - напомнила я ему, когда молчание перешло дозволенные рамки.
- Да, да, хотел… - срывающимся, то ли от волнения, то ли от растерянности, голосом произнес мистер Бронтон.
- Я вас слушаю.
Но он опять молчал, словно потеряв мысль на полпути, и буравил меня своим пугающим взглядом. И вдруг он сделал шаг в мою сторону. Я уже отступила к двери чуя неладное, как он вдруг рухнул на колени.
- Эмили, милая Эмили… - начал он.
Его голос дрожал, и ему пришлось приложить немалое усилие, чтобы продолжить.
- Не бойтесь, прошу вас, я больше не в силах причинить вам зло. Видит Бог мои помыслы и чувства чисты. Было время, я мечтал о вас, думал о вас, но мечты и помыслы мои были полны низменных порывов. Я желал вас и хотел сделать своей любовницей. Но вы совсем не годитесь для этой роли и никогда не опустились бы до нее, даже если бы я бросил к вашим ногам все свое состояние. И когда я понял, с кем имею дело, и что вы никогда по своей воле не будете принадлежать мне, я был не в себе. Я метался из угла в угол как раненный зверь и не находил утешения. Ни одна женщина больше не могла заинтересовать меня, только вы. Я закрывал глаза и видел вас, открывал их, и вновь ваш образ приносили волны моей чертовой памяти.
О, Эмили, я безумец, я не знаю, что говорю, но я больше не вижу жизни без вас. Я люблю вас, люблю всем сердцем. Я думал, что это всего лишь сиюминутное увлечение, порыв, но я ошибся – это на самом деле любовь. Я не хотел ее, бежал от нее во Францию, где надеялся заглушить голос сердца и плоти. Но ни приветливые улицы Парижа, ни живописные его окрестности, ни прелестные лица парижанок не могли изгладить из памяти ваш образ. Эмили, милая, я не могу без вас. Прошу не отвергайте меня и будьте моей женой.
С каждым произносимым словом я терялась все больше и больше, не зная, что делать, что сказать этому мужчине. Но последняя фраза отрезвила меня своей неожиданностью. Это было настолько невероятно, что походило на фарс. Один из самых богатых и знаменитых отпрысков аристократической фамилии просил, стоя на коленях, руки гувернантки.
Я просила его подняться, но он отказывался это сделать до тех пор, пока не услышит от меня окончательного ответа. Я настаивала и он, в конце концов, повиновался, но лишь за тем, чтобы заключить меня в объятия. Я была намного ниже и слабее него, так что мои яростные попытки высвободиться из кольца его рук ни к чему не привели.
- Вы моя, только моя и я больше вас никуда не отпущу, - шептал он. – Вы так прекрасны, моя милая Эмили, что я теряю рассудок.
И он начал страстно целовать мои волосы.
- Прошу вас, мистер Бронтон, отпустите меня, ради всего святого! – взмолилась я.
- У вас будет все, моя дорогая, чего вы только не пожелаете. Одно ваше слово и мы навсегда покинем эту страну, если вы боитесь осуждения общества. Я богат настолько, что могу позволить бросить к вашим ногам весь мир и дать вам возможность выбора любой точки на нем. Хотите, поедим во Францию, если нет, то можно в Италию, Испанию, а хотите в Америку – да хоть на край света! Скажите только: «Да, Герберт, я буду вашей женой».
- Нет, мистер Бронтон, я вынуждена вам отказать.
На мгновение мне показалось, что он замер и его руки чуть ослабили хватку, но это было лишь временным явлением, так как уже секунду спустя у меня перехватило дыхание, так сильно он меня обнял. Страх, ужас, бессилие, стыд терзали мою душу и тело, и не было ничего, что могло бы унять их. Единственный человек, в чьей власти было хоть как-то облегчить эту пытку, не слышал моих слов. Будь у меня малейший шанс проститься с жизнью, я бы воспользовалась им немедленно. Человек часто призывает смерть в минуты горя или страха. Она кажется ему прекрасной невестой, тогда как жизнь рисуется черными красками ада. Бронтон держал меня в своих объятиях, совершенно позабыв, что я живое существо. Еще немного и та, чье присутствие я благословляла, пришла бы. Но видимо судьбой мне была уготована иная участь.
Дверь комнаты, которую я так и не закрыла, стояла открытой. Но вряд ли меня кто-нибудь услышал бы, позови я на помощь. Комната была удалена от остальной жилой части дома, и я только испугала бы Габриэль и Алоизу, ведь кроме них поблизости никого не было, а этого я допустить не могла.
«Пусть я умру от рук этого безумца, ведь ничего кроме унижений и низменных домогательств, меня не ждет. А так, я наконец-то обрету покой и увижусь с отцом и познакомлюсь с мамой», - промелькнуло у меня в голове, когда я почувствовала, что вот-вот потеряю сознание.
- Мерзавка! – вдруг, откуда ни возьмись, прогремел голос, вернувший меня на землю.
Я почувствовала, что руки Бронтона отпускают меня. Обессиленная, униженная и раздавленная, я опустилась на пол. Подняв глаза, я увидела Клэр. Она была в бешенстве. Что именно она говорила, если можно так назвать ее крики, я не помню. Все происходило как в бреду. Сколько именно продолжалась ее истерика, трудно сказать. Я потеряла чувство времени. Все вернулось, когда я услышала рядом голос Бронтона.
- Мисс Торн, поднимайтесь. Не позволяйте этой крашеной кукле смотреть на вас сверху вниз, не позволяйте ей оскорблять вас.
И руки, которые недавно силились меня убить, подняли меня с пола и усадили на кровать.
- Я уничтожу тебя, мерзавка!
Клэр уже хотела наброситься на меня с кулаками, но была остановлена мощным торсом мистера Бронтона, преградившим ей дорогу.
- Не смей к ней приближаться! - грозно произнес он. – Ты не достойна даже касаться ее тени. Раньше я был слеп, но теперь я увидел истинное лицо Клэр Риверс и не хочу больше иметь с тобой ничего общего.
Совсем не ожидая такого поворота, Клэр изумленно распахнула глаза и силилась что-то сказать, но от избытка чувств не смогла выдавить больше ни звука. Бронтон силой вытолкнув ее из комнаты и закрыв за ней дверь, сел передо мной на корточки.
- Я очень виноват перед вами, мисс Торн. Простите ли вы меня когда-нибудь, я не знаю. Я плохо соображал, что делаю. Разум мой помутился, и я был готов вас убить, только б не отпускать от себя. Я ведь был негодяем, и им останусь, как только вы исчезнете из моей жизни, в чем я уже ничуть не сомневаюсь. Я вернусь к своему обычному образу жизни, а вам теперь придется уехать из этого дома, и если я могу хоть чем-то вам помочь, то…
Но я не дала ему договорить.
- Мне ничего от вас не нужно, - ответила я. – Единственное, что вы можете сделать – это оставить меня в покое. Прошу вас, ничего больше не говорите и оставьте меня одну.
- Простите, Эмили, моя любовь разрушила вашу жизнь, и я никогда себе этого не прощу.
А уже через пять минут весь дом был поднят на уши. С Клэр случилась истерика, свидетелями которой стали десятки удивленных и любопытных глаз. Никто точно не знал, что происходит. Выстраивались лишь предположения, но на следующий день правда открылась всем. Бронтон расторг свою помолвку с Клэр Риверс, о чем я узнала из газет, так как уже наутро получила расчет и с оскорблениями была выставлена на улицу. Предвидя такой исход, я заблаговременно собрала чемоданы, простилась со своими ученицами и мистером Морсом и спокойно ждала развязки. Миссис Риверс, естественно, не дала мне никаких рекомендательных писем, чем очень осложняла мое положение, но мистер Морс вопреки желаниям дочери и втайне от нее снабдил меня необходимыми бумагами.
Я вновь была совершенно одна. Теперь ни мистер Браун, который жил сейчас в Ирландии, ни его тетушка, уехавшая в гости к подруге в Шотландию, не могли мне помочь.
К счастью у меня были деньги. Отыскав простенькую гостиницу и поселившись там, я принялась за поиски новой работы. Просмотрев объявления и не найдя ничего подходящего, я решила действовать сама и поместила собственное объявление. Каждую неделю, а иногда и чаще, я ходила на ближайшую почту, ожидая писем до востребования, но получила их я только спустя месяц. Когда в моих руках оказалось два заветных конверта, я была почти счастлива, хотя и не знала, какие именно предложения они скрывают.
Содержимое первого письма меня сильно разочаровало, так как я не могла принять предложения, которое в нем содержалось. Мне предлагали взять под опеку сразу четырех учеников разного возраста. С педагогических соображений это было практически невозможно, да и в любом случае, мой опыт не позволял на себя такую ответственность. Второй конверт я открывала уже со страхом. И нашла в нем следующее сообщение:
«Мисс Эмили Торн
Лондон
Сим письмом уведомляем вас, что представленные вами данные и ссылка на рекомендательные письма нас заинтересовали. Мы можем предложить вам поступить гувернанткой в дом мистера Ферчарльза. Вашим заботам будет поручено обучение двух детей в возрасте десяти и одиннадцати лет. Размер жалованья составит сорок фунтов в год. О своем решении просим сообщить как можно быстрее.
Мисс Лоуренс
Ирландия»
Я не нашла в коротеньком письме никаких подробностей. Наверное, его составитель посчитал, что для гувернантки знать больше обычных формальностей не нужно. В любом случае, я должна была остановить свой выбор на этом предложении. Во-первых, оно было куда щедрее и заманчивее предыдущего, и отказаться от него было непростительной роскошью, а во-вторых, других предложений не было.
Глава 13.
Ирландия. Раньше я знала о ней лишь понаслышке, теперь мне предстояло познакомиться с ней лично. Когда экипаж покатил по грунтовым дорогам этой загадочной страны, я с грустью осознала, что милая моему сердцу Англия далеко позади. Но приветливый зеленый пейзаж лета быстро поднял мне настроение и прибавил оптимизма. Кто-то когда-то написал об Ирландии: «Это страна, утонувшая в зелени. Куда ни посмотри – всюду зелень. От такого однообразия даже небо вокруг приобретает зеленоватый оттенок и сливается со всей окружающей зеленой скукой». Я бы сказала по-другому: «В Ирландии песнь в честь жизни звонче и ярче, чем где бы то ни было». Если есть на свете цвет, который не способен свести сума своим избытком – так это цвет живой зелени. Мне нравилось все, что я видела. С первых же минут я прониклась очарованием просторов Ирландии и была уверена, что это навсегда. Пусть здесь нет роскоши английских поместий, а лишь крестьянские глинобитные лачужки жмутся к друг другу, как овцы в холодную пору; пусть нет городских улиц, пестрящих архитектурными изысками мастеров; пусть здесь прекрасное создано рукой природы, а отнюдь не человека – я была восхищена. Любовь к Ирландии была любовью с первого взгляда.
Но красоты природы не могли все время меня занимать, и наступил момент, когда я мысленно взмолилась Богу об окончании своего путешествия. И вскоре, как ответ на мои молитвы, возница крикнул с козел:
- Владения Ферчарльза, мэм.
Я выглянула в окно, но не заметила никаких перемен в пейзаже. Вокруг были все те же зеленые холмы с редкими деревьями и кустарниками. Прошло полчаса, прежде чем новый холмистый изгиб не принес утешения. Впереди в полумили виднелось огромное серое строение, окруженное со всех сторон густым насаждением деревьев. Экипаж остановился у массивной чугунной ограды, увитой плющом. Кучер спешился и открыл передо мной дверь.
- Мэм, мы прибыли.
Оказавшись перед оградой, я ощутила непонятный приступ страха. Серые каменные стены замка мистера Ферчарльза совсем не походили на легкие и изящные дома Лондона и его предместий. Даже мое родовое поместье было лет на сто моложе этой каменной махины. Возможно, когда-то помещения этого замка собирали ведьм и колдунов для совершения таинственных обрядов или были убежищем тайных обществ. Наверняка, необитаемые уголки еще хранят следы истории, а может и ее страшные тайны. Вид Ферчарльз-Хола увлекал воображение, но мысль, что отныне здесь мне предстоит проводить все свои дни пугала.
На всей округе и даже на природе лежал отпечаток заброшенности. Огромные деревья понуро обвили серый замок плотным кольцом, как верные стражи встают рядом со своим господином в минуты опасности. Но этот вид не вселял ни уверенности, ни защищенности. Наверное, я переутомилась в дороге, раз мне в голову приходили подобные странные мысли. Переступив порог замка, я очутилась в помещении, убранном в современном стиле. И все страхи по поводу привидений и прочая мистическая чушь развеялись из моего уставшего воображения. Приветливое старческое лицо дворецкого улыбалось мне, пока я ждала хозяев замка. Ожидание длилось совсем недолго. Я только успела раздеться и присесть в кресло, как на лестнице, ведущей в холл, послышались шаги. Женские каблучки весело простучали по ступенькам и были заглушены мягкой поверхностью роскошного персидского ковра красного цвета с чудесным восточным орнаментом бежевых тонов.
- Мисс Торн, я полагаю? – послышался приятный женский голос у меня за спиной. – Здравствуйте.
Передо мной предстала женщина лет двадцати восьми – тридцати. Она была выше и крепче меня. Черные густые волосы лежали у нее на голове в форме короны, а черные бархатные глаза говорили о таинственных изгибах души их обладательницы.
- Кэтрин Лоуренс, - коротко представилась женщина. – Вы, должно быть, устали с дороги и ужасно голодны. Я прикажу Мэри подать обед в вашу комнату. А сейчас позвольте вас туда проводить.
- Вы очень добры, мисс Лоуренс.
Меня поместили в очень уютной и просторной комнате. Но даже при желании поместить меня в комнате более скромных размеров, как и полагалось по моему положению, в замке все равно таковой не нашлось бы. Все здесь было сделано с размахом. Видимо тот, кто проектировал эту махину, был приверженцем простора или страдал клаустрофобией.
Ферчарльз – Хол был убран с большим вкусом. Здесь чувствовалась и прохладная чувственность английской аристократии и добротное изящество ирландской знати. Внешняя суровость странно сочеталась с внутренней утонченностью и роскошью.
Оставшись одна, я наскоро разделась, привела себя в порядок и, не притронувшись к подносу с угощением, тут же легла в постель. Усталость была настолько сильной, что стоило моей голове коснуться подушки, как я забылась сном. Проснулась я только на следующее утро, проспав целых двенадцать часов. Внизу уже накрывали на стол, ожидая хозяев.
Помимо мисс Лоуренс, с которой я уже познакомилась, другими обитателями дома были мисс Ферчарльз, Флоренция и Дэвид Ферчарльз – мои ученики, старый дворецкий Джон, экономка миссис Джонс, молодая служанка Мэри, приходящий садовник и еще дюжина слуг, которые были почти невидимы. Хозяин замка мистер Ричард Ферчарльз отсутствовал и никто не знал, когда именно он вернется домой.
По сравнению с Риверсами новое семейство мне показалось куда интереснее. Поэтому хотелось бы рассказать о нем более подробно. Мои ученики, из-за которых я и оказалась здесь – Дэвид и Флоренсия Ферчарльз приходились владельцу замка племянниками. Пять лет назад, когда Дэвиду было шесть, а Флоренсии пять лет, их родители скончались от тропической лихорадки, которой заболели в путешествии заграницу. После смерти Генри Ферчарльза, заботу об осиротевших детях взял на себя младший брат Ричард. С тех пор дети поселились в замке и ни в чем не нуждались, разве что в родительской любви и ласке, которую дядя не смог им заменить.
Мисс Ферчарльз, которая уже была упомянута, была теткой хозяина замка. Так и не выйдя замуж, старая леди перебралась к племяннику и взяла все его, пришедшие в упадок из-за нехватки должного внимания, дела в свои руки. Барбара Ферчарльз несмотря на свой пожилой возраст была особой весьма энергичной и выглядела еще хоть куда. Со мной она была очень приветлива, хотя и дала понять о существующей дистанции между нами. Дом держался только благодаря ее неусыпным заботам. Она строго следила за прислугой и никому не давала спуску. Однако за суровой внешностью и железным характером, скрывалась очень мягкая и чувствительная натура.
Кэтрин Лоуренс приходилась мистеру Ферчарльзу кузиной по материнской линии. Когда Кэтрин было десять, она осталась сиротой, и Ферчарльзы взяли ее к себе и воспитывали как родную дочь. Кэтрин и Ричард росли рядом и проводили много времени вместе. Ричард был на три года старше Кэтрин, поэтому разница в возрасте им не мешала. Мисс Лоуренс любила вспоминать о совместных прогулках, о разговорах и играх далекого детства. При этом ее глаза светились странным еле уловимым светом, от чего она становилась еще красивее. Я нашла в лице Кэтрин добрую и терпеливую собеседницу и подругу, которой мне всегда не хватало. Она не чуралась разницы в положениях и ни раз не унизила меня, напомнив о разнице наших статусов, как это делала бы другая менее добродушная хозяйка.
Общаясь с мисс Лоуренс, я не могла не заметить ее проницательности, ума, утонченности. И никак не могла взять в толк, почему она так и не вышла замуж. Тетушка Барбара – так за глаза называли мисс Ферчарльз, поведала мне однажды, что руки ее племянницы добивались и лорды и графы, но она отвергла все предложения.
- Глупышка, она не понимает, что время куда беспощаднее к нам, женщинам, нежели к мужчинам. Наша сила в молодости и красоте, лишившись их, мы превращаемся лишь в подобие человека. Ни один мужчина не посмотрит на леди с морщинистым лицом и потухшим взглядом, пусть даже ему самому будет под восемьдесят. Не знаю, о чем думает Кэтрин, ей давно пора всерьез подумать о том, что ее ждет впереди. Она еще очень красива, но пройдет лет пять и кожа потеряет свою шелковистость, появятся заметные морщины, волосы потускнеют и начнут седеть.
При последних словах тетушка Барбара горестно вздохнула, словно вспомнив, что ее голова уже давно покрыта инеем старости, а кожа увяла.
После подобных сентиментальных излияний, тетушка Барбара вновь надевала на себя маску суровости и носила ее до следующего сеанса откровений, который наступал с каждым разом все чаще и чаще. Не только молодым нужно общение, люди преклонного возраста испытывают в нем, куда большую потребность. И тетушка Барбара не была исключением.
Из ее слов я поняла, что Кэтрин не уделяла ей должного внимания и была с ней почти холодна. Мисс Ферчарльз всячески старалась ее оправдать, но очень от этого страдала.
Так постепенно я привыкла к окружающей меня обстановке. Флоренсия и Дэвид оказались на редкость любознательными детьми. Работать с ними было одно удовольствие. Им было интересно все, но у каждого были и свои любимые предметы. Дэвид очень любил историю и уделял ей больше времени, чем всему остальному. А Флоренсия, или просто Флора, как называли ее все домашние, любила живопись. Однажды, я заглянула в ее альбом, который она заполняла рисунками еще задолго до меня, и была поражена увиденным. Ее наброски и законченные рисунки были просто восхитительны. И насколько я могла судить, в них чувствовалась рука будущего мастера, настоящего художника. Чувства и образы, предаваемые в цвете и форме, то трогали до глубины души, то вводили в уныние и тоску, то вселяли настоящий ужас, то дарили надежду. Ребенок, способный вызывать чувства своим творчеством, был не больше ни меньше – гением. И я поняла, что скоро мне будет нечего дать этой девочке в области живописи.
Свободное от уроков и общения с домочадцами время, я посвящала прогулкам по окрестностям Ферчарльз-Хола. Издалека поместье казалось далеким оплотом наполовину ирландской наполовину английской жизни. По английской привычке, я называла замок Ферчарльз-Холом, хотя его настоящим названием было Оуквуд. Это название поместье получило из-за дубов, охвативших его плотным кольцом. Поговаривали, что кроме зеленых гигантов после строительства замка других деревьев здесь не сажали, а те, что были уже посажены, стали свидетелями первых дней жизни Оуквуда.
Окрестности замка были одним из самых живописных мест, которые мне когда-либо приходилось видеть в своей жизни. Примерно в мили от Оуквуда протекала река. Ее бурные воды постепенно подтачивали землю и образовали глубокий овраг. Нижние пласты грунта содержали каменистые слои, от чего дно реки было усыпано крупными, вырвавшимися наружу острыми осколками. Стоять на краю было очень опасно, так как в любой момент земля под ногами могла увлечь тебя в бушующий водоворот. Я не знала об этом, когда в первый раз оказалась у реки. Издали я услышала шум воды и пошла ему на встречу. Взобравшись на небольшой холмик, я подошла к обрыву. Заросшая травой поверхность земли не таила ничего опасного. Смело ступая по зеленому ковру, и остановившись у самого края, я посмотрела вниз. Вдруг земля под ногами зашевелилась, словно я наступила на что-то живое. Я только успела сообразить, что вот-вот окажусь в самой гуще бурлящего потока, так как времени на поиски пути спасения у меня не осталось, как вдруг почувствовала, как мощный рывок отшвырнул меня от края обрыва. Чья-то неведомая рука спасла меня от смертельной опасности.
- Опасно подходить так близко к краю, - послышался незнакомый голос.
Моим спасителем оказался мужчина. Он стоял рядом, но не смотрел в мою сторону. Его взгляд был направлен куда-то вдаль. Его спокойствие и хладнокровие быстро меня отрезвили. Незнакомец вел себя так, словно ничего не произошло, словно не его рука только что спасла мне жизнь. Избавившись от волнения и страха, я хорошо разглядела моего спасителя. Он был не очень высок, но крепкого телосложения. Смуглая кожа, волосы длиннее положенного и черный костюм иностранного покроя говорили о том, что незнакомец либо чужестранец, либо долго пробыл на чужбине и возвращается домой. Его можно было бы назвать настоящим красавцем, если бы не глаза. Когда он, наконец, посмотрел на меня, я вся похолодела, точно передо мной был настоящий дьявол. Темно-зеленые почти до черноты глаза пронзали безразличием и жестокостью. В них не было ни сострадания, ни страха, ни боли, ни жизни – одно лишь безмятежное спокойствие, которое было хуже ненависти и злобы. Такие глаза могли принадлежать убийце – расчетливому и безжалостному.
- Этот поток поглотил немало невинных жизней, - спустя какое-то время вновь проговорил незнакомец. – Но на этот раз я вырвал его новую жертву прямо у него из под носа. Думаю, он нескоро меня простит.
- Сэр, не знаю, как благодарить вас, - начала я, но он прервал меня на полуслове.
- Не стоит благодарить меня, ведь я лишь немного продлил то, что все равно когда-нибудь закончится. Вместо благодарности постарайтесь, чтобы это произошло как можно позже.
После его слов выдался удачный момент для того, чтобы откланяться и уйти, но я не сдвинулась с места ни на йоту. Какая-то непонятная сила удерживала меня подле этого человека, хотя он пугал меня и был малоприятен. Видя, что я все еще нахожусь рядом незнакомец, не выказав и тени удивления, проговорил.
- Похоже вы не здешняя.
- Я живу в Оуквуде.
- Я знаю хозяина поместья, но вот вас я там ни раз не видел.
По всему было видно, что это, скорее всего, был сосед мистера Ферчарльза, который знал о семействе не понаслышке, а был лично знаком.
- Я приехала недавно, - пояснила я.
- Родственница? Или может подруга мисс Лоуренс?
- Гувернантка.
Бровь над левым глазом незнакомца сначала удивленно приподнялась, но потом, словно устыдившись того, что нарушает безупречную маску спокойствия на лице, вновь приняла исходное положение.
- Вы англичанка?
- Да.
- Из Лондона?
- Из предместий.
- Вам нравится Ирландия?
- Очень, я словно вернулась домой после долгого утомительного путешествия. Здесь так красиво и спокойно, только здесь можно почувствовать себя частью природы.
- Осторожно, не очаровывайтесь так скоро. Все это спокойствие обманчиво, а красоты таят в себе множество страшных опасностей.
- Пусть так, для меня это не играет большой роли.
- Не имеет значения, пока не столкнетесь с опасностью лицом к лицу.
- Значит вам Ирландия не по душе?
- Нет, отчего же. Я этого не сказал. Я родился здесь и впитал любовь к этой земле с молоком матери.
- Тогда почему вы так отзываетесь о ней.
- Об этом крае ходит множество легенд и приданий и не все они являются плодом человеческой фантазии, большинство из них имели место быть, но за давностью стали сказками. Говорят эту землю раньше населяли духи. Она была вроде Елисейских полей на земле. В основном это были души умерших людей, которые так и не смогли обрести покоя. Поэтому и люди, живущие здесь, беспокойны по своей натуре и сколько бы они не стремились к покою, им его не обрести никогда, во всяком случае, на этой земле.
Здесь зло надевает личину добра и незаметно подкрадывается к тебе настолько близко, что ты уже не можешь дать ему достойный отпор и падаешь поверженный к его ногам. А ночь всегда таит опасность, и не дай бог оказаться в ее власти один на один.
Речи незнакомца походили на мифический бред сумасшедшего. Когда он на секунду замолчал, словно собираясь с мыслями для очередного экскурса в потусторонний мир, я воспользовалась этим.
- Простите сэр, но мне пора. Должно быть меня уже хватились. Спасибо вам за все. Прощайте.
Незнакомец ничего не ответил, а лишь слегка кивнул головой, и даже этот незначительный жест, скорее всего, относился не ко мне.
Быстрым шагом, не оглядываясь, я пошла прочь от злополучного места. Отойдя на значительное, как мне казалось, расстояние, я не сдержалась и оглянулась. Очертания холма, на котором я недавно стояла отчетливо вырисовывались на фоне ясного голубого неба. Незнакомца там уже не было.
С облегчением убедившись, что он не следит за мной взглядом, я пошла спокойным шагом, но воспоминания о происшедшем не оставляли меня. Весь день прошел в нервном возбуждении. Я понимала, что мое поведение отличается от обычного и может привлечь внимание, но ничего не могла поделать. Кэтрин то и дело останавливала на мне обеспокоенный взгляд, а тетушка Барбара интересовалась, не больна ли я, на что я всякий раз давала отрицательный ответ, чем еще больше возбуждала ее подозрения относительно моего самочувствия.
После ужина мы с Кэтрин решили пройтись перед сном. Свежий воздух немного успокоил меня.
- Вы сегодня гуляли? – спросила мисс Лоуренс.
- Я ходила к реке, - ответила я.
- К реке? Но это очень опасное место и там лучше не совершать прогулок. У меня совершенно вылетел из головы этот момент, иначе я вас предупредила бы. Надеюсь, вы не подходили слишком близко к обрыву.
- Я чуть не сорвалась, но к счастью все обошлось, - удивляясь своему спокойствию, произнесла я.
Кэтрин уставилась на меня широко открытыми глазами, в которых отражались разные чувства, какие именно было трудно разобрать. Эта девушка все еще оставалась для меня загадкой.
- Дорогая, что вы такое говорите! Какой ужас! Теперь я понимаю вашу потерянность и возбуждение. Вам кто-то помог?
- Да, - призналась я с неохотой.
- Но кто, ведь на мили кругом нет никого?! Разве что крестьянин забредет со своей отарой, что тоже маловероятно, ведь оуквудские мериносы пасутся далеко от этих мест.
- Это был не крестьянин, - произнесла я, чем еще больше удивила Кэтрин.
- Тогда наверняка кто-нибудь из соседних поместий. Но что соседу могло здесь понадобиться. Опишите мне его.
Когда я нарисовала словесный портрет моего спасителя, Кэтрин даже в лице поменялась.
- Не может быть! – воскликнула она.
Но, придя в себя, она спокойно продолжила свой допрос.
- Что он вам говорил?
- Ничего, что хоть сколько-нибудь походило бы на слова здорового человека, - ответила я.
- Он вас напугал?
- Да. Я подумала, что встретилась лицом к лицу с настоящим дьяволом, у которого ко всему прочему еще и психическое расстройство.
- Как это мне знакомо, - задумчиво произнесла Кэтрин.
Я попросила Кэтрин объяснить, что происходит, но она искусно перевела разговор совсем в иное русло, и мне ничего не оставалось, как отступить.
Перед сном мысли о незнакомце не покидали меня. В моей нынешней спокойной жизни было все настолько размеренно, что малейшее отклонение от статичности спровоцировало целую бурю эмоций. Беспокойство уступило место любопытству и какому-то смутному ожиданию, словно это событие имело судьбоносное значение.
Глава 14.
Утром в мою комнату ворвалась Кэтрин. Впервые я видела ее такой оживленной. Обычно она заходила чуть слышно, и предварительно постучав.
- Сейчас, мисс Лоуренс, я почти готова. Похоже, сегодня похолодало, - произнесла я после приветствия.
- О чем вы говорите, Эмили?
- Разве мы не идем гулять? – удивилась я ее забывчивости.
- Сегодня нет, мне не до этого.
- Что произошло? Неужели что-то с детьми? – испугалась я.
Но, видя, как расплывается в улыбке всегда строгое и непроницаемое лицо, успокоилась.
- Ричард приехал! – воскликнула она.
- Мистер Ферчарльз? – переспросила я.
- Кто же еще! Он приехал вчера ночью, когда весь дом уже спал. Как это на него похоже! Всегда приезжает, когда его совсем не ждешь. О Боже, мы не виделись почти два года. Будь проклят тот день, когда он купил корабль!
У Кэтрин одно чувство сменялось другим, поэтому я почти не понимала, что именно происходит в ее душе. Она часто рассказывала о прошлом, когда они с мистером Ферчарльзом были детьми, но ничего о нынешней жизни. Поэтому я не сразу поняла, что к чему.
- Негодяй, оставил нас на целых два года! И хоть бы весточку прислал. Но нет, на своем чертовом корабле он напрочь забывает о доме, где его ждут и беспокоятся. Надеюсь, он хотя бы осознает недопустимость своего поведения. Так изводить нас на протяжении стольких лет. Редкостный мерзавец! О, Эмили, не дай вам Бог испытать на себе его жестокость и безумие. Этот себялюбец, только и знает, что думает о себе. Он ублажает только свое эго, забывая, что его близкие тоже обладают чувствами и могут иметь желания. Кстати, вы очень удивитесь, когда увидите его. Готовьтесь, Ричард – нечто необыкновенное и не всегда в положительном отношении. Когда он в Оуквуде, о спокойной жизни можно забыть. Помнится в последний свой наезд, он собрал под этой крышей всех своих друзей. Они кутили здесь целый месяц: окрестные скачки, шумные приемы, карточные турниры, интеллектуальные вечера. Последнее – поистине уникальное и интересное действо. Сборище занудных умников начинают экскурс в анналы науки, и все это сопровождается шумными спорами. Однажды я попыталась принять участие в одном споре и доказать ошибочность теории одного из участников. Тогда мне изрядно досталось, и я зареклась не вмешиваться в мужские игры. Лучше и занятнее наблюдать за ними со стороны. Пусть рвут глотки сколько им угодно. Если Ричард не изменился за эти годы настолько, чтобы забыть прошлые бесшабашные времена, то вы сами все увидите.
Портрет Ферчарльза оказался весьма противоречивым – пугающим и интригующим одновременно. Я не хотела делать какие-то выводы под влиянием слов Кэтрин. Я решила, что лучше основываться только на собственных наблюдениях и не придаваться предубеждению.
Дом только успел встретить своего хозяина, а изменения были уже налицо. Все словно ожило после долгой спячки. Казалось, что до этого дом просто спал, и все в нем двигалось по инерции. Потому что изменения настолько встряхнули Оуквуд, что он стал просто неузнаваемым. Даже тетушка Барбара стала еще более проворной и энергичной, что казалось просто невозможным. Флоренсия и Дэвид как игривые собачки бегали туда-сюда и не знали, куда деть весь поток положительных эмоций, который охватил их с приездом дяди.
- Дэвид, Флора – несносные сорванцы! Вы чуть меня с ног не сбили. Разве можно так носиться по дому, - назидательно проговорила Кэтрин, когда дети попались нам на лестнице.
На этот раз ее голос звучал мягче и спокойнее, чем раньше. Обычно она раздражалась, когда сталкивалась с детьми, таким образом, и не терпела, когда они нарушали спокойствие дома свое возней. Сначала это меня неприятно удивляло, но потом я постаралась войти в положении Кэтрин, которой отводилась роль основного воспитателя детей. И как любая мать или старшая сестра она имела право иногда более назидательно воспитывать в них манеры и умение вести себя в обществе.
- Простите, мисс Лоуренс, мы не хотели.
- Хорошо, прощаю, только впредь будьте осмотрительнее. Так ведь и с ног сбить недолго.
- Мисс, этого никогда не произойдет, - клятвенно пообещал Дэвид и в качестве подтверждения своих слов приложил руку к груди. Это выглядело одновременно очень трогательно и комично. Я еле сдержала улыбку.
Оказавшись в столовой, Кэтрин распорядилась, чтобы подавали, как только Ричард спустится вниз.
- А мистер Ферчарльз уже позавтракали, - сообщила Мэри и опустила глаза, словно опасаясь упрека в свой адрес, хотя никакой видимой вины за ней не было.
- Как? Когда? – воскликнула Кэтрин.
- Около получаса.
- А где он сейчас?
- Изволили уехать.
- Сказал куда едет? – продолжала допрос Кэтрин.
В этот момент я поняла, кто является истинной хозяйкой Оуквуда. Здесь все боялись и трепетали перед Кэтрин Лоуренс. Все старались ей угодить. Она правила как королева. Даже тетушка Барбара и та боялась ее. И хотя хозяйство было в ее руках, но последнее слово всегда принадлежало Кэтрин.
Мэри стояла как провинившаяся школьница и не смела посмотреть в глаза своей хозяйки.
- Нет, только сказали, чтобы к обеду не ждали, - еле слышно сказала девушка все с тем же непомерным чувством вины, словно это она выгнала хозяина из дома.
- Значит, вернется не раньше завтрашнего дня, - заключила Кэтрин. – Ричард становится предсказуемым. И почему я всякий раз надеюсь, что он изменится, и его новый приезд будет отличаться от предыдущего. Ведь и так заранее ясно, что все будет как всегда. Уже который год повторяется одно и то же. Горбатого могила исправит, и Ричард не является исключением.
Кэтрин очень огорчила новость об отъезде мистера Ферчарльза. На ее месте и я бы чувствовала обиду и разочарование. Теперь я была готова поверить в то, что мой новый хозяин - законченный эгоист и черствый сухарь. Я даже потеряла всякий интерес к его особе и убедила себя, что знакомство с ним будет мне неприятно и уже не изменит сложившегося впечатления. Так, я решила больше не думать о предстоящем знакомстве и приступила к своим обычным делам и обязанностям.
Заниматься с Флорой и Дэвидом в этот день было просто невозможно. Все дети одинаково ведут себя, когда их переполняют чувства и новые впечатления. Они просто неуправляемы в такие моменты.
Стоило мне только на мгновение замолчать, Флора тут же, ни с того ни с сего, начинала говорить о дядюшке Ричарде, о том, что их ожидает куча подарков, когда придет его багаж.
- Глупая, вечно у тебя одни подарки на уме! – упрекнул ее Дэвид.
- Можно подумать, что ты не ждешь новый сувенир для коллекции кораблей, - парировала Флора.
- Это совсем другое, - начал оправдываться Дэвид, будучи в полной уверенности, что его желания отличаются от чаяний Флоры.
- Дудки, - передразнила девочка. – Просто называется по-другому и имеет иную форму.
- И все равно, ты пустоголовая дурочка. И голова твоя только и способна, что носить модные шляпки с перьями и пышные букли.
- А ты, зануда! И если хочешь знать, я не глупее, а даже может и умнее тебя. Так что можешь говорить, что угодно, но убедить меня в обратном, тебе не удастся.
После последних слов Флора обиженно надула губки и отвернулась к окну. Дэвид сделал тоже самое, и отвернулся к стене. Я не стала вмешиваться в их размолвку и, объявив перерыв, вышла из классной, дав им возможность без посторонней помощи пойти на перемирие. Мои надежды оправдались. Вернувшись через пятнадцать минут, я нашла своих подопечных в отличном расположении духа и весело о чем-то беседующих. От недавней ссоры не осталось и следа. Но это обстоятельство отнюдь не означало, что я смогу продолжить урок без всяких проблем и с полной отдачей со стороны моих учеников.
Досконально разобравшись с подарочной темой, они перекинулись на новую, которая оказалась намного интереснее и захватила их куда сильнее, чем предыдущая. Продолжать в такой обстановке занятия не представлялось возможным и я, сама того не замечая, подключилась к их рассуждениям о далеких путешествиях, неизведанных странах и островах, о бескрайних морях и океанах. От Дэвида и Флоры я узнала, что их дядя является владельцем и капитаном огромного торгового судна и бороздит на нем воды восточных и европейских стран.
- Он побывал во всех странах! – воскликнула Флора.
На что Дэвид, со знанием дела, отвечал:
- Фло, он просто не успел бы. Он был во многих странах, но не во всех. Чтобы совершить путешествие по всем странам не хватит всей жизни.
- Ну и что. Все равно он много путешествовал.
- Как-то он нам рассказывал, что был в пустыне, где нет ни воды, ни растений. Единственные кусочки природы – это живописные места, которые называются оазисами. Они похоже на острова посреди песков пустыни. И там живут люди.
- Да, да, я помню, - подхватила Флора. – По пустыням ездят на верблюдах, - подхватила Флора.
- О мисс Торн, он так много знает! Когда я вырасту, то непременно стану похожим на него. Я тоже буду много путешествовать.
- Будь собой, Дэвид – это лучшее, что ты можешь сделать. Подражание – не выход для утверждения в этой жизни. Человек должен выработать собственную индивидуальность, а не заимствовать чужую, - заметила я.
- Если бы вы знали нашего дядюшку, вы бы так не говорили. Когда вы с ним познакомитесь, то поймете, что лучше него нет никого на всем свете, - горячо возразил Дэвид.
- Я и не сомневаюсь в этом, - ответила я. – Ты меня не понял, Дэвид. Я вовсе не хотела обидеть твоего дядю, просто каким бы он хорошим не был – он это один человек, а ты совершенно другой человек. Поэтому у тебя могут появиться другие желания и не надо их сдерживать только из-за того, что они не будут такими, как у твоего дяди.
- Ой, - вдруг воскликнула Флора и даже подпрыгнула на месте.
- Что случилось? – спросила я удивленно.
- Мисс Лоуренс запрещает нам говорить, с кем бы то ни было о дядюшке Ричарде.
- Почему?
Это заявление меня очень удивило.
- Она говорит, что незачем посвящать посторонних в дела, которые их не касаются.
- Да она просто дура! – не выдержал Дэвид. – И почему мы должны ее всегда слушать, словно она наша мать. Ведь она нас ненавидит.
- Дэвид, что ты такое говоришь! Ты абсолютно не прав. Не смей никогда оскорблять, кого бы то ни было подобными словами. Если она не хочет, чтобы вы говорили об этом, значит, на то есть веские основания.
Поведение Дэвида сильно меня удивило. Он никогда не демонстрировал так открыто своего отношения к Кэтрин. Я всегда думала, что он относится к ней спокойно и с уважением, и даже и предположить не могла, что в его голове кроются подобные мысли на ее счет.
- Она просто хочет, чтобы дядюшка уделял внимание ей одной. Ей не хватает внимания и общения, вот она и бесится, когда он приезжает.
Впервые за два месяца, что я жила в Оуквуде, я слышала подобные оценки в адрес Кэтрин. Конечно, я была уверена, что они во многом несправедливы, но в тоже время, они заставили меня взглянуть на многие вещи под другим углом. Но от этого я еще больше запутывалась в оценках. Оставалось много непонятого, а новые открытия, еще больше сбивали с толку.
Вокруг хозяина дома закручивалась настоящая интрига, а его портрет менялся буквально на глазах. Из эгоистичного и жестокого брата он превращался в мягкого и любящего дядю. Но где был настоящий Ферчарльз, было трудно сказать.
- Надеюсь, я больше никогда не услышу от тебя подобных вещей, Дэвид. И этот случай будет первый и последний, - строго произнесла я.
- Как скажите, мисс Торн, - спокойно, но без тени покорности и чувства вины, произнес мальчик. – Только ей не говорите, что я назвал ее дурой.
- Не беспокойся на этот счет. Я ничего не скажу. Только учти, что впредь надо быть осмотрительнее в выражениях. Пусть Кэтрин вам не мать, а только тетя, но она заботится и любит вас.
- Нет, не любит. Она вредная и злая, - произнес Дэвид.
- Дэвид не обманывает, - вмешалась Флора. – Пока вас не было, мы много от нее натерпелись. Слава богу, мисс Торн, вы ни капельки на нее не похожи.
Весь этот обличительный разговор стал мне неприятен до крайности, и я решила раз и навсегда закрыть эту тему.
- Хватит, больше не будем об этом. Говорить о человеке за его спиной дурное – плохой тон.
- Мисс Торн, мы больше не будем, только не огорчайтесь, пожалуйста.
- Даете слово?
- Да, - твердо ответил Дэвид.
- Да, - подхватила Флора для пущей убедительности.
- На том и порешим, - заключила я.
- Знаете, мисс Торн, вы наверняка понравитесь дядюшке Ричарду, - неожиданно произнес Дэвид, исподлобья глядя в мою сторону.
- С чего ты это взял, - удивилась я.
- Это же очевидно. Вы такая красивая, прямо как настоящая королева, очень добрая, заботливая и…
Смешок Флоры помешал Дэвиду закончить перечень моих достоинств. Он зло посмотрел на сестру, но та не испугалась ни на йоту.
- Вы нравитесь Дэвиду, мисс Торн, он так часто говорит о вас, что можно подумать, он влюбился.
- Дура ты, Флора! Мисс Торн, она как мать, которой у нас нет.
И Дэвид не сдержавшись, заплакал. Это были первые слезы, которые я видела на его глазах. Обычно он не позволял себе такой слабости, как он выражался, считая себя вполне взрослым мужчиной. Они меня тронули до глубины души, но не меня одну. Флора, недолго думая, присоединилась к брату и с мокрыми от слез глазами и прерывающимся голосом просила у него прощения за свои слова. Потом она бросилась ко мне и стала целовать мои руки. От неожиданности, я даже испугалась подобных проявлений чувств.
- Мисс Торн, простите ли вы меня когда-нибудь. Я обидела вас, о боже, наверное, я действительно дура и Дэвид прав, прав, тысячу раз прав!
Флора была так сокрушена, словно и на самом деле совершила самый непростительный грех. Ее небесно-голубые глаза, очень похожие на глаза Дэвида, не переставая, источали бурные потоки слез, от которых мое платье покрылось мокрыми пятнами, а сердце больно защемило.
- Флора, деточка, успокойся. Все хорошо, ты не сделала ничего дурного. Не надо так плакать.
- Нет, сделала, сделала. Я всегда все порчу, - продолжала убиваться девочка.
Я больше была не в силах смотреть на эти два плачущих создания и оставаться в стороне от их детского горя. Я вдруг сама почувствовала себя маленькой и беззащитной и вспомнила, что совершенно одна на этом свете. Горечь пережитого с новой силой атаковала мои чувства и не в силах сопротивляться, я сдалась ей. Когда я заплакала, Дэвид и Флора прижались ко мне и мы, обнявшись, изливали свои печали в слезах.
- Что здесь происходит? – вдруг в самый разгар слезной рапсодии раздался чей-то голос.
Неожиданный посторонний звук привел нас в чувства. Дети тут же перестали плакать и, выпорхнув из моих объятий, побежали в сторону, откуда он раздался. В дверях стоял незнакомец, которого, однако, я уже один раз видела. Именно его я встретила на берегу реки, и именно он спас меня. Его лицо, на сей раз, не было пустым и безразличным. По всему было видно, что он озадачен и сбит с толку происходящим.
- Дядюшка Ричи! – воскликнула Флора, бросаясь в объятия мужчины.
Он ловко подхватил ее на руки. В этом жесте было столько отеческой любви, что я была поражена контрастом. Того, чье лицо походило на лицо убийцы, больше не было. Это был совершенно другой человек. Ничего потустороннего и пугающего в нем не осталось.
- Что здесь происходит? – повторил свой вопрос незнакомец, которым оказался никто иной, как Ричард Ферчарльз – хозяин Оуквуда.
- Дядя Ричи, это я во всем виновата, - сокрушенно, но уже без слез ответила Флора. – Я обидела мисс Торн и Дэвида.
- Что же ты сделала такого ужасного, что вы втроем решили утопить дом в слезах? – улыбаясь, и гладя девочку по голове, произнес мистер Ферчарльз.
- Ах… - горестно вздохнула Флора.
- Детка, только не вздумай вновь заплакать, а то точно наводнения не избежать.
Мне стало не по себе, что хозяин, с которым мы не успели еще познакомится, застал меня за столь сентиментальным занятием, да еще в столь неподобающей обстановке и в окружении детей. Я с трудом выносила взгляд его острых, как лезвие бритвы, глаз, которые, казалось, осуждали меня не меньше, чем я сама.
Дэвид, с достоинством джентльмена выжидал, когда, наконец, и ему позволят вкусить долгожданных объятий дяди. Прошло немного времени, как и он, оказался на руках у дяди.
- Как ты вырос, мой мальчик. Скоро мне тебя будет не поднять.
- Мне уже одиннадцать, - гордо произнес Дэвид.
- Возраст настоящего мужчины, - с нежностью глядя на мальчика, произнес Ферчарльз.
Флоренсия при этих словах дяди ревниво сверкнула глазками и, наморщив свой маленький носик, одарила брата одной из своих ехидных улыбок, которой дала понять, что очень сомневается в истинности прозвучавшего заявления. Дэвид оставил укол без ответа, так он был поглощен персоной Ферчарльза.
Я стояла в стороне, наблюдая эту сцену и, как не странно, не ощущала себя лишней. И мне казалось естественным, что Ферчарльз начал с приветствия племянников и не проявлял никакого интереса ко мне, не считая искоса брошенных взглядов.
- А теперь, дети, погуляйте немного.
Не капризничая и не переча, Флора с Дэвидом направились к выходу. В дверях Дэвид остановился, словно вспомнил что-то очень важное и произнес:
- Дядя Ричи, вы только не ругайте мисс Эмили. Она не виновата, что мы плакали. Она такая добрая…
- Дэвид, можешь не беспокоиться, я и не думал ругать мисс Торн.
- Правда? – с сомнением произнес Дэвид.
- Конечно, разве я похож на лжеца.
- Тогда я пошел.
- Конечно, иди.
Когда мы остались с мистером Ферчарльзом наедине, он не сразу приступил к разговору, словно собирался с мыслями.
- Вы, наверное, удивлены? – это были первые слова, обращенные ко мне.
- Да, есть немного, - призналась я.
- Как видите, я действительно знаком с хозяином Оуквуда.
- Теперь это более чем очевидно, - не сдержав улыбки, произнесла я.
-Думаю представляться излишне, но, все же, соблюдая все формальности хорошего тона, позвольте преподнести себя. Ричард Гордон Ферчарльз к вашим услугам, мэм.
- Очень приятно, сэр. Мисс Эмили Торн.
- Взаимно. Теперь, когда все формальности соблюдены, можно перейти к деловой части. Похоже, мисс Торн, вам удалось завоевать симпатию и уважение детей, причем за очень короткое время. Это говорит в вашу пользу и заслуживает восхищения. Зная своих племянников, хотя я допускаю, что они сильно поменялись за время моего отсутствия, но все же, это довольно редкое явление. Они очень дружны и вполне могут довольствоваться общением друг с другом, не допуская взрослых. А если они допустили вас, значит, действительно увидели в вас те качества, которые только что упоминал Дэвид. Но надеюсь, в плане учебы дела обстоят не хуже.
- Флора и Дэвид очень талантливые дети и все схватывают на лету.
- Надеюсь, вы это говорите не для того, чтобы польстить моему отцовскому самолюбию.
- Зачем? Я говорю все, как есть, ничуть не приукрашивая. Ведь вы можете это легко проверить.
- Кажется, я задел ваше профессиональное самолюбие.
- Вы только что намекнули на лицемерие, а это другое, - прямо ответила я.
Мистер Ферчарльз ничуть не удивился моим словам, во всяком случае, вида не подал.
- Вы слишком остро отреагировали на намек, - как ни в чем не бывало, произнес Ферчарльз, словно говорил о погоде или состоянии дорог.
- Лучше сразу поставить все точки над и. Мистер Ферчарльз, я гувернантка и отлично знаю свои обязанности. Я регулярно провожу занятия, а также посвящаю детям свободное от уроков время. За время, что я живу в Оуквуде, я достаточно узнала детей, чтобы у меня сложилось определенное представление об их способностях. Конечно, они талантливы не во всем, но есть области, в которых дети проявляют незаурядные способности. Дэвид, например, очень любит историю. У него поразительная память на даты и всякого рода события. Он без труда запоминает всякие мелочи, знает географию, прекрасно ориентируется в картографии. И он уже видит себя связанным с этим занятием в будущем. А у Флоры явные склонности к живописи и скоро вам придется нанять специального педагога в этой области, так как мне уже нечего будет ей дать.
- Я приму ваши слова к сведению, мисс Торн. Но впредь, прошу вас, не давайте указаний, что я должен делать, а что нет.
- Ваше право, мистер Ферчарльз. Вы хозяин и платите мне за обучение своих племянников, а стало быть, возражать я не смею. Простите, если сказала что-то лишнее.
- Для первого раза вы позволили себе слишком много. Вы чересчур прямолинейны.
- Стало быть, вы предпочитаете лицемерие?
- Я предпочитаю меру во всем, а это не одно и то же.
- Я все поняла, мистер Ферчарльз.
- Очень на это надеюсь. И настоятельно советую вам, мисс Торн, больше никогда не заговаривать со мной подобным тоном. И если я, по-вашему мнению, не заслуживаю уважения и терпимости с вашей стороны, хотя вам рано выносить окончательный вердикт – слишком короток срок нашего знакомства, но требовать подчинения – мое право.
Вот меня и поставили на место. На одно мгновение я забыла о своем бесправном положении в этом доме и позволила себе открытую схватку с хозяином, с которым только что познакомилась – это было редкостным нахальством. Так что ничего удивительного, что ему мое вызывающее поведение пришлось не по душе. После этого ожидать хорошего отношения с его стороны было бы крайне глупо. В лучшем случае он мог терпеть меня.
В его последних словах чувствовалась явная угроза. Передо мной был человек, который привык повелевать всем и вся. Про таких людей говорят – шаг влево, шаг вправо расценивается как побег. Жить бок обок с таким человеком и зависеть от него представлялось мне очень трудным. Но если он не вознамерится выжить меня намеренно, то мы сможем сосуществовать, но не более.
Потом, извинившись, что отнял у меня время, он вышел из классной комнаты, и мы не виделись до ужина. Вечером, когда вся семья собралась за столом, мистер Ферчарльз тоже пожаловал.
- Сегодня будут подавать все твои любимые блюда, - обращаясь к Ферчарльзу, произнесла Кэтрин. – Я не надеялась, что ты вернешься, но на всякий случай подстраховалась.
- Ты думаешь, что изучила все мои привычки, да Кэтрин? – с некоторым сарказмом в голосе спросил Ферчарльз.
- Если ты не изменился за эти два года, то думаю, знаю о тебе достаточно.
- Хочешь сказать, что я для тебя открытая книга?
- Что ты, Риччи, открытой книгой тебя не назовешь. Наверное, никто не знает о тебе больше названия и имени автора.
- Тогда?
- Я хотела сказать, что если ты не изменился за эти два года, то должен любить яблочный пирог и взбитые сливки.
- В этом, мои пристрастия не изменились, чего не скажешь об остальном, - произнес Ферчарльз, все с тем же намеком на иронию, которую можно было принять за расположение и веселость.
- Ты нас пугаешь, племянник, вмешалась тетушка Барбара.
- Отчего же, ничего плохого я не имею в виду.
- Помнится, у тебя понятия о добре и зле весьма эластичны.
- Осторожно Кэтрин, подобные заявления чреваты последствиями. Так еще ты из меня преступника нарисуешь.
«Преступник»… Как только прозвучало это слово, я даже похолодела. Ведь именно его мне напоминал мистер Ферчарльз при встрече. Его глаза были холодны, в них не было сердца. А его плавания на корабле – кто знает, чем он занимался в далеких странах. Не исключено, что пиратствовал время от времени. Я много слышала о владельцах частных судов, которые нередко прибегали к веселому Роджеру, чтобы поправить свои финансовые трудности. Ведь форс-мажорные обстоятельства нередко лишали их прибыли – товар мог погибнуть при шторме, продукты могли испортиться и так далее. Возможно, и Ричард Ферчарльз не был исключением. И он так был похож на пирата, что я готова была поверить собственным домыслам не обладая ни единым сколько-нибудь проверенным фактом. Эти мысли возникли в моей голове, но, сколько я думала над этим, я не помню. Когда же я отбросила задумчивость, то поймала на себе взгляд зеленых глаз моего хозяина. На этот раз они были совсем другими. В них горел таинственный огонь, который растопил безразличие, но пугал. Я с большим усилием выдержала этот всепоглощающий взгляд и когда Ферчарльз, наконец, отвел глаза, я вздохнула с облегчением.
За ужином говорились обычные ничего не значащие фразы. Самое интересное началось после трапезы. Все домочадцы, в их числе и я, собрались в уютной гостиной. Ферчарльз не удалился от общества и расспросов, которые обязательно должны были последовать, как ожидала Кэтрин, делясь своим богатым опытом в области знания привычек кузена, а вместе со всеми перебрался в гостиную, куда Мэри подала кофе.
- Странно, - шепнула мне Кэтрин, указывая на факт присутствия кузена в кругу семьи. – Обычно он удалялся и всегда проводил вечера отдельно, уделяя время только своим племянникам.
Удивлению Кэтрин не было предела, когда ее кузен на вопрос тетушки о его поездке, начал обстоятельно рассказывать о плавании.
- Это совсем на него не похоже. Я уже не знаю, что и думать, - шепотом сокрушалась она.
- Людям свойственно меняться, - заметила я. – Зачем переживать, если перемены произошли в лучшую сторону.
- Но он становится непредсказуемым.
На это заявление Кэтрин, я только пожала плечами. Я ничуть ей не сочувствовала и с трудом улавливала, что она говорила. Рассказ Ферчарльза привлекал меня куда больше ее причитаний. Своим молчанием на ее жалобы, я пресекла их. Видя, что ее не слушают, и она совсем не привлекает внимания, даже моего, Кэтрин умолкла и весь вечер просидела хмурая, тогда как все остальные получили большое удовольствие от повествования о морских приключениях и перипетиях странствований по суше мистера Ферчарльза.
Он говорил так просто и в тоже время так интересно и занимательно, что не слушать его было просто невозможно. Его голос, жесты завораживали, и я впервые в жизни испытала непонятный мне трепет перед мужчиной. Во время рассказа он то и дело смотрел в мою сторону, и я уже не находила его взгляд тяжелым или отталкивающим, наоборот, я ждала, чтобы он вновь посмотрел на меня. Со мной происходило нечто невероятное. Разум твердил, что я сошла сума, что испытываю непонятное влечение к совершенно незнакомому мужчине, к которому еще недавно испытывала неприязнь. Но часть меня, которая не подчинялась разуму, упивалась его присутствием и боялась, что вот сейчас он встанет и уйдет, оставит меня в одиночестве, которое странным образом отступило в его присутствии. О, куда звали меня в тот вечер мысли! Что за вулкан безудержных чувств пробудил во мне этот человек.
Ричард, мне право же приятно назвать его по имени, говорил несколько часов, но они показались мне одним мгновением, и когда он закончил, я была огорчена. И он, посмотрев на меня в последний раз за тот вечер, словно понял мои чувства и ответил, что тоже огорчен.
Дом уже спал, но ко мне сон не шел. Бессонница подобралась незаметно, сначала заставляя работать мысли по пустякам, но потом зарядив их на активную деятельность. Чтобы немного успокоиться и подготовиться ко сну, я вышла в сад. Было немного прохладно. В воздухе уже витало присутствие осени. В саду было тихо, только редкий щебет ночных птиц в дубовых кронах временами волновали заснувшую тишину. Ночь и тишина…. У меня на душе было так хорошо и спокойно, что даже плотный ряд дубовых стволов не предвещал ничего страшного и неожиданного, а длинные ночные тени уже не казались гигантскими призраками, а кусты - огромными чудовищами – как это бывает в это время суток.
Отчего же земля вдруг стала такой теплой и приветливой, а воздух наполнился душистым ароматом и спокойствием. «Ричард», - подумала я, но тут же испугалась невероятности и недопустимости подобной мысли. Вдруг под ногами что-то тихо хрустнуло. Я села на корточки и ощупав траву под ногами, поняла, что это упавший листок – наверное, первый вестник надвигающейся осени.
- Мисс Торн, вы выбрали слишком позднее время для прогулки, - раздался рядом уже знакомый голос.
Я подняла глаза и увидела Ферчарльза. Его крепкая фигура в темноте казалась почти огромной. Он падал мне руку, чтобы помочь встать. Его ладонь оказалась теплой, но по телу пробежала дрожь.
- Вот вы уже замерзли.
Он говорил так заботливо, что даже не верилось, что еще несколько часов назад этот человек почти угрожал мне и пенял за недостойное поведение.
- Вовсе нет, - ответила я.
-Тогда не дрожите так. Или это вы от страха? Неужели я такой устрашающий? - в его словах чувствовался смех.
- Нет, конечно, - как можно тверже произнесла я, чтобы избежать намека на кокетство.
- А ведь это вполне нормальная реакция на мою персону. Меня ведь многие боятся, - он опять открыто надо мной смеялся и даже не делал попыток это скрыть.
Я молчала, и он не стал больше меня мучить своим подтруниванием.
- Мне уже пора возвращаться, - сказала я после затянувшегося молчания.
- Да и мне тоже, - поддержал он.
Все это время мы находились на поляне за дубовой рощей, теперь же нам предстояло ее пересечь, чтобы вернуться в дом. Аллеи были темными. Когда я шла по ним одна, то не замечала этого. Теперь же темнота скрывала какой-то потаенный смысл. На пути то и дело мы натыкались на можжевельник.
- Похоже, без меня рощу совсем запустили. Сад еще в сносном состоянии, но это никуда не годится. Осторожно…
Я услышала предостережение, когда уже было поздно. Было слишком темно, чтобы было можно разглядеть бревно. Ферчарльз не дал мне упасть. Его руки вовремя обхватили меня за талию и удержали. Я много раз встречала подобные места в романах и всегда ждала от них чего-то невероятного. И на сей раз, у меня сложилось впечатление, что сейчас что-то должно произойти, правда, что именно я не додумала. Но ничего не произошло. Ферчарльз только помог мне, как истинный джентльмен. Произойди что-нибудь помимо этого, я бы скорее была шокирована, чем обрадована. Да и не могло ничего произойти. Искра между хозяином и гувернанткой – бред, который подходит только для сентиментальных романов, которыми я порой увлекалась, чтобы скрасить свое бесцветное существование.
Ферчарльз проводил меня до дома, а сам остался:
- Я еще немного подышу, а вы идите спать. А то завтра будете чувствовать себя разбитой и чего доброго усыпите моих племянников на уроках.
- Спокойной ночи, сэр.
- Спокойной ночи, мисс Торн.
Так закончился день, полный новых событий и впечатлений. Он не походил на все предыдущие. После ночной прогулки я быстро уснула и не думала больше о глупостях, которые приходят в молодости в женские головы, забитые романтическими бреднями.
Глава 15.
Две недели после своего приезда Ферчарльз почти не бывал дома, навещая друзей и соседей. Нелюдимый, на первый взгляд, человек, оказался очень общительным, в чем мне пришлось вскоре убедиться на собственном опыте.
Вернувшись после двухнедельного отсутствия, Ферчарльз объявил своей прислуге и домочадцам, что ожидаются гости.
- Приготовьте все свободные комнаты в доме, так как я не хочу, чтобы кому-то не хватило места, - отдавая распоряжения прислуге, произнес он.
- Похоже, ты хочешь пригласить в Оуквуд всю Ирландию, - произнесла Кэтрин не без доли сарказма.
- А что, не имею права? - парировал Ферчарльз.
- Имеешь, конечно, но…
- Никаких «но», кузина. Ты должна радоваться, что после многолетнего застоя это болото, что мы называем домом, наконец-то превратится в цветущий пруд.
- Неужели он имеет в виду своих занудных друзей, - понизив голос, произнесла Кэтрин.
Но почему-то с некоторых пор я перестала доверять суждениям этой девушки. Она своеобразно смотрела на вещи и порой неадекватно оценивала ту или иную ситуацию.
- Мне хочется разнообразить жизнь в Оуквуде, да и детям нужно привыкать к обществу, - продолжал Ферчарльз. – Они получат долю от моего состояния и должны научиться жить сообразно своему положению.
- Сообразно чему? Доли жалкого земельного угодья, которого хватает разве что на безбедное существование.
Ричард вдруг сразу помрачнел и бросил на сестру такой взгляд, от которого кровь холодела в жилах.
- Не говори того, о чем не имеешь представления, - резко ответил он.
Видя, что перегнула палку, Кэтрин попыталась все исправить, но удар был уже нанесен, и обратной дороги не было. После перепалки с братом, бедная Кэтрин совсем поникла. Бледная и разбитая, она заперлась в кабинете и не выходила почти час. Когда я спустилась в перерыве между занятиями вниз за чаем, Мэри сообщила, что мисс Лоуренс все еще в кабинете. Я пошла к ней, чтобы успокоить ее и удостовериться, что все нормально.
- Эмили, как это все неприятно, - начала она, держа мою руку. – Я все делаю, чтобы ему угодить, но он замечает лишь мои промахи. Вот и бедную Альму он так изводил, что бедняжка…. Даже не хочется думать об этом, но иногда невольно приходишь к выводу…
Альма… Я впервые услышала это имя в тот вечер. Оказывается, оставалось много тайн, которые скрывали от посторонних глаз.
- О ком вы говорите, мисс Лоуренс? - как можно мягче поинтересовалась я.
- О жене Ричарда, разумеется, - как ни в чем не бывало, ответила Кэтрин.
Я была совершенно сбита с толку подобным заявлением.
- Жене?
- Ах, да, вы же ничего не знаете о ней и том, что Ричард был женат.
- Был? – вопросительно глядя на Кэтрин, произнесла я.
- Сейчас он вдовец. Альма умерла.
- Умерла?!
- Да, более десяти лет назад. Ричард женился, когда ему только минуло двадцать. Альма тогда была еще семнадцатилетней девчонкой.
- Так значит та девушка на портрете в кабинете – Альма?
- Да, портрет написан сразу после свадьбы. Их брак длился совсем недолго. Всего лишь год.
- А что случилось? – не удержалась я от вопроса.
Кэтрин вдруг умолкла и только спустя какое-то время решилась заговорить.
- Темное это дело, мисс Торн. Никто толком не может сказать, что именно тогда произошло. Был ли то несчастный случай, самоубийство или…
- Или?
- Даже думать об этом не хочется, - сокрушенно произнесла Кэтрин и заговорщически понизила голос.
- Так что же все-таки произошло?
- Это долгая история, так что приготовьтесь, - произнесла Кэтрин пред началом своего повествования. – Начиналось все очень благополучно. Они познакомились на приеме у общего друга. Стоило Ричарду только увидеть ее, как он тут же потерял голову, как это обычно случается с мужчинами, которым на пути попадается смазливая мордашка. Он начал обхаживать ее и даже забросил всех своих знакомых и горячо любимых протеже, а было их у него не так уж мало. Ухаживание проходило по всем правилам, и Ричард выдержал этот срок, ничем себя не скомпрометировав. Потом они поженились. Казалось, что их браку ничто не мешает быть счастливым, но получилось все наоборот. Кажется, Ричард опять принялся за старое. У него появились женщины. Альма стала получать странные письма, в которых раскрывались донжуанские походы мужа и естественно – это стало поводом для ссор, хотя Ричард всячески убеждал ее, что у него никого нет, и что он любит ее одну. Но Альма не верила ему. Так продолжалось около полугода, после чего в их жизни наконец-то наступил долгожданный штиль. Однако это была лишь передышкой пред бурей, которая вскоре разразилась.
Альма получила очередное письмо, в котором от первого лица было изложено то, что приличной женщине и читать не пристало. Это было самое мерзкое письмо из всех, что она получала. В нем описывались интимные подробности неверности ее мужа и выражались убеждения, что их брак не продлится долго и Ричард вскоре соединится с той, что уже носит его ребенка под сердцем, а стало быть, имеет больше прав на его любовь. Бедняжка Альма тогда не знала, что и делать. Она бросилась прочь из дома. Я попыталась ее догнать, но тщетно. Теперь я очень жалею, что не стала искать ее и не последовала за ней. Я думала, что она успокоится и вернется, но она не вернулась.
- Что случилось?- взволнованная до глубины души спросила я.
- Мы ее ждали, а ее все не было. Уже вернулся Ричард, но Альмы все не было. Не зная, что и думать, мы вместе со слугами отправились на ее поиски. Ни в парке, ни в роще, ни в саду ее не было. Тогда мы пошли к реке. Солнце уже почти село, но было еще светло. Вдруг прямо на краю обрыва один из слуг заметил белое пятно. Оно оказалось ее кружевным платком. Увидев платок жены, Ричард, забыв об осторожности, как безумный побежал к обрыву, рискуя сорваться. И уже через мгновения мы услышали его истошный крик.
Альма была там внизу распростертая на острых камнях. К счастью течение не было сильным и ее не смыло водой, а то нам пришлось бы долго искать ее тело. Когда ее достали, на ней не было и живого места. Но лицо ее почти не пострадало, и я помню его выражение: оно укоряло, оно проклинало. Какой ужас! Бедняжка так любила кузена, а он не смог оценить ее чувств и толкнул ее на этот шаг.
- Так вы думаете, он и впрямь ей изменял, и именно это стало причиной ее гибели?
- Вы еще не все знаете. Оказалось, что Альма была беременна, о чем мы узнали только после ее смерти. А беременные женщины всегда очень остро воспринимают трудности и способны на самые невероятные поступки. Они престают контролировать свои эмоции, становятся неуравновешенными, вечно несчастными и плачущими существами. А это является достаточным, чтобы послужить причиной к самоубийству.
- Но вы также намекнули на убийство, когда только начали рассказ.
- Я? – Кэтрин слегка растерялась, как мне показалось, но быстро овладела собой. – Это не буквально. Просто тогда многие обвиняли Ричарда в смерти Альмы.
Все что рассказала мне Кэтрин в тот день, стало для меня настоящим потрясением. Мне так хотелось, чтобы мой хозяин оказался порядочным и добрым человеком, а не извергом и женоубийцей. Однако судьбе был интересен иной расклад. Ей, похоже, нравилось подтрунивать надо мной. Она подбрасывала все новые и новые сюрпризы, словно испытывала меня на прочность.
Через неделю прибыли обещанные гости и как долгожданные подарки взбудоражили весь дом. В первый же день их приезда устроили грандиозный вечер, где по настоятельному требованию Ферчарльза пришлось присутствовать и мне. Этот факт мало меня обрадовал. Сразу в памяти ожили воспоминания о вечерах в доме Риверсов. Помнится, тогда все началось именно с вечера, где меня заметил мистер Бронтон. Потом были неприятные встречи и домогательства, потом скандал. Конечно, я не думала, что сейчас должно произойти нечто подобное, нет. Просто меня напрягал сам факт присутствия в кругу совсем незнакомых людей. Но ничего не оставалось, как подчиниться воле хозяина.
И вот я оказалась среди нарядных гостей в своем шелковом синем платье и с медальоном на груди. Вокруг дефилировали разряженные в пух и прах дамы разных возрастов. Они не замечали меня, порой не замечали друг друга, полностью поглощенные иными устремлениями – привлечь внимание противоположного пола. Все действо походило на ярмарку тщеславия, красоты, богатства и остроумия. Шутки и хохмы сыпались со всех сторон. Друзья хозяина Оуквуда оказались весьма веселыми молодыми людьми и леди. Они могли поддержать разговор, могли заинтриговать, могли дать пищу для размышлений, но они также не чурались самолюбования. Мне было очень интересно наблюдать за этим новым для меня обществом, которое отличалось от английской аристократии, хотя многие из присутствующих были англичанами. Но здесь не было характерного для англичан снобизма. Все чувствовали себя раскованно, смеялись, кокетничали, заигрывали друг с другом, что в английском обществе восприняли бы как оскорбление хорошего тона. Привычные для англичан разговоры о дорогах, моде и погоде, здесь практически отсутствовали. Когда спало первоначальное напряжение и все освоились с новой обстановкой и окружающими, дело пошло куда энергичнее. Дамы приободрились и не чурались общества кавалеров, которые теперь не только издали любовались их прелестями, а могли созерцать их подле себя. Оживленные разговоры о науке и искусстве, о политике и неспокойных временах были нормой для всех участников кроме меня. Я не привыкла к такому свободному выражению мыслей на публике и поэтому, когда ко мне адресовали некоторые вопросы, я терялась и не знала, как ответить, но вскоре лед был сломлен, и я принимала участие в разговорах на равных, чего никогда не было в доме Риверсов. Это немного пугало меня, но в тоже время не могло не льстить.
Было интересно участвовать и наблюдать за всеми находящимися в поле моего зрения. Молоденькие девушки шли на разные мелкие хитрости, чтобы оказаться в обществе понравившегося кавалера. Кэтрин разговаривала с высоким блондином. В его глазах читалось восхищение ее красотой и умом, в ее не было ничего кроме безразличия и пустоты. Я ушла от общества и принялась за наблюдения. Это было также приятно, как участвовать в разговорах, так как я могла изучить всех присутствующих. В незнакомом обществе это куда более полезное занятие, чем непосредственное участие в беседах. Так, по крайней мере, можно получить хоть какую-то информацию о людях. Впервые я заметила, что Кэтрин ведет себя весьма странно. По ее поведению можно было понять, что ей не понравился ни один молодой человек, который, так или иначе, искал ее общества. Она оставалась холодной и неприступной, ее взгляд не оживился ни на одно мгновение, когда ей делали комплименты и оказывали внимание. Но также я заметила нечто странное, что происходило между ней и ее кузеном. Кэтрин все время искала глазами Ферчарльза и смотрела на него отнюдь не как на брата. В эти мгновения ее глаза оживали, в них появлялся особенный блеск и явный интерес. Этот взгляд никогда не спутаешь с заботливым или подтрунивающим взглядом любящей сестры или доброго друга. Это был взгляд женщины охваченной страстью, взгляд львицы, посаженной в клетку и не способной достать свою жертву. Я видела, как ее глаза следили за Ферчарльзом, останавливались с ненавистью на каждой женщине, к которой он подходил. Неужели она влюблена в него – думала я. Неужели способна испытывать к убийце и мерзавцу чувства, которые испытывает женщина к мужчине. Но что-то внутри меня говорило, что да, это возможно.
Ход моих мыслей был прерван неожиданным появлением незнакомого мужчины.
- Такой красивой леди не пристало грустить, - весело произнес он. – Как можно в самый разгар веселья находиться в стороне и только наблюдать, как веселятся другие.
- Этого для меня вполне достаточно, - ответила я как можно дружелюбнее, поскольку ничуть не была благодарна молодому человеку за внимание к моей скромной персоне.
- Извините, я не представился. Эрик Льюис, к вашим услугам, - молодой человек вежливо поклонился.
- Очень приятно, мистер Льюис, Эмили Торн.
- Разрешите вас пригласить?
- Благодарю вас, - ответила я и уже хотела вежливо отказать, но, видя, что к нам приближается Ферчарльз, поспешила принять приглашение.
- Я так рад, что вы приняли мое приглашение. Право же я думал, что вы откажетесь. В английском обществе не принято так представляться дамам. Это нарушает все традиции хорошего тона. Но у Ферчарльза все по-простому. Здесь собираются только близкие люди. Конечно общество немалое, но тем не менее. Это так называемое золотое общество, свободное от предрассудков. Конечно, не везде мы позволяем себе такое поведение. Но иногда просто необходима разрядка. Право же так устаешь порой от бесконечных правил и догм. Я сам живу в Лондоне и здесь бываю наездами, поэтому отдыхаю душой. Конечно, Ферчарльз тоже не часто балует нас такими раутами, ведь он вечно в разъездах.
- Весьма интересно. Не знала, что такое вообще возможно. Сама я воспитывалась в традициях английского общества, поэтому, сначала даже растерялась.
- Обычная реакция для новичка, - произнес, улыбаясь, Льюис. – Я сразу понял, что вы впервые на таком приеме. Вам нравится в Ирландии? Ведь не все англичане принимают эту страну. Некоторые даже неприязненно относятся к ней, после недолгого путешествия по ней.
- Я не отношусь к их числу. Прекрасная страна, она сразу поселилась в моем сердце. Мне даже показалось, что она стала мне ближе, чем Англия, а ведь там я родилась и выросла.
- Тогда будьте уверены, что это уже не изменится. Человек, принявший Ирландию, останется верен своему чувству навсегда.
Танец закончился и мистер Льюис, оказавшись весьма тактичным молодым человеком, оставил меня одну. Всех уже ждал накрытый стол в большой столовой на первом этаже. Это было огромное помещение с зеркальным паркетом и огромным столом, покрытым белоснежной скатертью.
Я уже забыла, когда в последний раз видела такое великолепие. Красное вино искрилось в хрустальных фужерах, отбрасывая фантастические блики на морозную скатерть. Серебро отливало лунным светом, в воздухе разливался приятный аромат свежих цветов. Но вдруг все померкло – краски, свет, исчезли даже звуки. Напротив меня оказался Ферчарльз. Как будто все изменилось и перевернулось. Все вокруг открыло новую реальность, заставляя забыть обо всем, что еще недавно казалось значимым и волновало душу. Тогда глядя в его глаза, как в собственное сердце, я была вынуждена признать, что влюблена в этого человека. Влюблена вопреки всему – голосу совести, страху, общественному мнению. Я любила впервые, любила страстно, любила, потому что не могла иначе. Но я очень боялась, что еще кто-нибудь догадается о моих чувствах и, прежде всего – он. Но как я не старалась, не смотреть в его сторону, глаза сами искали его и встречались с зеленым омутом его глаз. Внутренняя борьба так утомила меня, что после ужина я только и мечтала о том, чтобы покинуть общество и уединиться у себя.
Воспользовавшись суетой, я смешалась с толпой и незаметно вынырнула из нее никем незамеченная.
Моя комната находилась на втором этаже в конце коридора. Приблизительно в середине была комната хозяина. Проходя мимо, я остановилась. Я подумала, что вот тут спит и придается размышлениям тот, кого я люблю.
- Не хотите ли войти, мисс Торн? - прозвучал, откуда ни возьмись, голос Ферчарльза. – Вы ушли так быстро, неужели вам стало скучно?
- Вовсе нет, - ответила я насилу переборов волнение.
- Тогда почему вы не дождались конца?
- Он наступит нескоро, а мне завтра рано вставать.
- Но ведь еще детское время.
- Мистер Ферчарльз, с вашего разрешения, - собираясь удалиться, произнесла я.
- Нет, не позволяю. И почему вы все время бежите от меня?
- Я устала.
- Я не позволяю вам удалиться. Раз не хотите возвращаться на праздник, не надо, но моего общества вам не избежать в любом случае. Я вдруг вспомнил, что мне надо обсудить с вами кое-какие дела, касающиеся моих племянников.
- А это не может подождать до завтрашнего дня? Мистер Ферчарльз, я гувернантка, но не ваша рабыня.
- И все же я настаиваю, - пропустив мимо ушей мое последнее заявление, произнес Ферчарльз.
- Хорошо, - устало произнесла я, видя, что спорить с моим хозяином бесполезно.
- Тогда это лучше сделать в моей комнате, если вы, конечно, не предпочтете делать это в коридоре.
Я, молча, прошла в открытую передо мной дверь. Комната Ферчарльза была разделена на две половины, первая из которых была приспособлена под просторный уютный кабинет, где он любил работать. Книжные полки вместо обоев и украшений опоясывали стены. Огромный стол, на котором, наверное, никогда не было порядка, когда хозяин был дома, находился рядом с окном. Он усадил меня в кресло напротив, а сам встал рядом с окном.
- Так о чем вы со мной хотели поговорить? – решившись прервать его размышления, проговорила я.
- Что у вас за медальон на груди? – неожиданно спросил он.
- В нем портреты моих родителей, - ответила я, ничем не выдав своего удивления.
- Можно взглянуть? – попросил он.
- Да, - ответила я.
Я уже хотела снять медальон с груди, но Ферчарльз не дал мне этого сделать. Он взял его и раскрыл не снимая.
- Стало быть, это ваши родители?
- Да, - повторила я.
- Вы точная копия своей матери, по крайней мере, внешне. Хотя нет, вы красивее, - как ни в чем не бывало, произнес он.
Я чувствовала запах его волос. Этот ни с чем несравнимый аромат. Он еще хранил прикосновения морских ветров и сухой отблеск атлантических и тихоокеанских ночей. Собранные на затылке черные локоны, как это обычно делают морские волки или пираты, были бесподобны. Мне хотелось коснуться их, но я не решалась. Желания, которые вызывал во мне Ричард Ферчарльз, пугали соей новизной и необузданностью. Мне не было стыдно, я даже не считала их нескромными. Рядом с ним все казалось естественно просто. Он внушал уверенность в том, что все правильно и все должно так быть. Это было ново и необычно для меня. Ричард пробудил во мне не только сердечные струны, но и огонь плоти. Рядом с ним я понимала, что я женщина и мне это нравилось. И мне хотелось, чтобы и он видел во мне женщину, а не просто гувернантку своих племянников. Хотя я понимала, что моя роль в Оуквуде подобна роли прислуги в большом и богатом доме. А кто замечает прислугу. Обычно слуги как призраки. Они постоянно на виду, но в тоже время их нет. О них не думают, с ними не считаются, о них забывают, стоит им только исчезнуть из виду. Это видимые невидимки.
- Вы скучаете по ним? – спросил он, не выпуская медальона из рук, от чего мне казалось, что тепло его ладони предалось по металлу и достигло оголенного участка шеи.
- Конечно. Я часто о них вспоминаю. Каждую ночь я ложусь с мыслью о них.
Он закончил рассматривать медальон, но отходить от меня не торопился. Напротив, он сел рядом на корточки.
- Кто вы мисс Торн? – спросил он, в упор, глядя на меня.
- Что вы имеете в виду, - не поняла я.
- Я спрашиваю, кто вы на самом деле?
Разговор приобретал опасный оборот, чего нельзя было допустить.
- Вы обо мне знаете все.
- Не думаю.
- Вы хотите меня допросить? Неужели тот факт, что вы являетесь моим работодателем, дает вам такое право?
- Вы оправдываете свою фамилию, мисс колючка.
- Прошу, мистер Ферчарльз, я устала и хочу спать. Мне нужно идти, - взмолилась я.
- Нет, - решительно ответил он.
- Я устала, мистер Ферчарльз, я не в состоянии…
- Вам не удастся сегодня противостоять мне, как вы это делали обычно. Вы боитесь меня?
- Уже нет, - сама не соображая, что говорю, произнесла я. Когда я опомнилась, то уже было поздно. Я сказала, а он услышал.
- Значит боялись? Хорошо идите, - проговорил он и отстранился от меня.
Это было так неожиданно, что я растерялась.
- Вы медлите? Вам плохо? Эмили, что с вами?
Я не отвечала, а просто смотрела ему в глаза. В них было столько нежности. Жестокость, холодность, напряженность растворились в океане этой нежности и теплоты.
- Эмили, вы улыбаетесь? Надеюсь это хороший знак.
И в первый раз, за время, что я его знала, его губы раскрылись для улыбки. Я часто наблюдала эту улыбку, когда он был с Дэвидом и Флорой, но он впервые так открыто улыбался мне одной. Трудно передать словами, что значила для меня его улыбка. Она стала откровением. Потом он подошел ко мне, взял руку и коснулся ее легким поцелуем. Он пронзил меня как электрический ток. Мне стоило огромных трудов скрыть впечатление от поцелуя.
- Завтра ночью, Эмили, в двенадцать часов в саду. Я буду ждать. Вы придете?
- Да, - коротко ответила я, глядя в его бездонные глаза.
- Точно? – все еще видимо не веря в реальность происходящего, переспросил он.
- Да, - снова подтвердила я.
- Теперь идите, а я спущусь к гостям.
Когда я была у двери, он окликнул меня.
- Спокойной ночи, мисс Эмили.
- Доброй ночи, мистер Ферчарльз.
На этом мы расстались. Я не верила в происходящее. С трудом мне удалось уснуть после разговора с Ферчарльзом. Сотни и сотни мыслей роились в моей голове.
Глава 16.
- Вы вчера рано ушли, мисс Торн, - заметила Кэтрин.
- Да, - подтвердила я.
- Вам не понравилось?
- Что вы, мисс Лоуренс, все было просто замечательно.
- Значит все дело в том зануде, что весь вечер не сводил с вас глаз и даже умудрился вытащить вас на танец.
- Вовсе нет, мистер Льюис был очень мил.
- Не знаю, - пожав плечами, проговорила Кэтрин, - мне он показался посредственным. И как только Ричард терпит таких друзей. Ранние утренние часы – единственное спокойное время в Оуквуде. Гости отсыпаются, но к обеду в столовой будет не протолкнуться. Видела бы бедная Альма во что Ричард превратил дом.
- А при ней разве не устраивались вечера?
- Устраивались, конечно, но все было в рамках.
Кэтрин противоречила сама себе. Было странно наблюдать за тем, как она охаивала то, чем еще совсем недавно с упоением восхищалась. Раньше я не замечала за ней подобной черты. Кэтрин, открывшаяся с новой стороны, внушала мне неприязнь. Теперь она почему-то видела во всем какие-то темные стороны. В своих оценках она была почти вульгарна. Хороший тон и деликатность в такие минуты куда-то испарялись. Красавица Кэтрин выражалась как торговка на базаре, но к счастью это слышала только я. Не при Ричарде, не при мисс Ферчарльз она такого не позволяла. Я же была простой гувернанткой, которая не будет распространяться об ее недостатках, поскольку занимает слишком бесправное положение. И куда мне судить ее. Так рассуждала моя подруга. Так она это выражала своим поведением.
- Вы сегодня ужасно бледны, Эмили. Неужели вы заболели? – оторвавшись от своего обычного потока недовольств, проговорила Кэтрин.
- Я чувствую себя хорошо, - заверила я.
- И круги под глазами. Вас мучит бессонница? – не унималась Кэтрин.
- Иногда бывает.
Завтрак подходил к концу.
- Я сегодня хочу поехать с визитом к одной престарелой леди. Хотя бы на день избавлюсь от этой суматохи. Вам легче, Эмили, вы будете избавлены от нее по долгу службы. Классная комната – место, куда редко кто заглядывает, разве что по ошибке.
Кэтрин уехала сразу же после завтрака. А я поднялась в классную комнату и стала готовиться к уроку арифметики. Флора и Дэвид пришли вовремя, но по всему было видно, как им не хочется заниматься.
- Мисс Эмили, вы нам давно не устраивали выходных, - проговорил Дэвид и посмотрел на меня с такой кротостью, что я невольно улыбнулась.
- Думаю ваш дядя иного мнения. Вряд ли ему понравится, что вы прогуляете этот день без занятий.
- О, не беспокойтесь, мы его уговорим, - подхватила Флора. – Только бы вы согласились.
Я понимала своих учеников. Они так редко выезжали и общались с людьми, что теперь им все было безумно любопытно. Вокруг было много интересных дам и кавалеров. Флора с интересом разглядывала незнакомок, их наряды и манеры, прислушивалась к их разговорам. Девочке ее возраста всегда интересно наблюдение за взрослыми представительницами ее пола. Конечно, я не разрешала детям приставать к взрослым, но просто наблюдать разряженную и разношерстную толпу – уже было для них удовольствием.
- Хорошо, но учтите, что слишком часто я этого позволять не буду. Возможно, этот случай не повторится очень долго.
- Мы согласны, - хором прокричали дети и стремглав вылетели из комнаты, так что я даже опомниться не успела.
Их топот затих, а спустя некоторое время снова послышался.
- Он разрешил, - с порога прокричал Дэвид.
- Весь день мы свободны! – подхватила Флора.
- Так чем мы займемся? – спросила я улыбаясь.
- Пойдемте в сад, мисс Эмили. Гости скоро проснуться и тоже выйдут на прогулку перед завтраком.
- Хорошо, - согласилась я.
С приездом хозяина сад заметно изменился. В нем не осталось ни одного неопрятного места. В течение почти двух недель там работала бригада лучших в округе садовников, после чего он превратился в настоящий шедевр садоводческого искусства. Правда, прежний сад мне нравился больше. В нем была естественность и природная притягательность. Кусты роз, деревья, растения росли, повинуясь законам природы, и лишь немного видоизменялись рукой садовника. Теперь же они были полностью подчинены законам симметрии, формы и дизайна. Но в этом тоже была своя привлекательность, правда она была несколько навязчива и пропитана искусственностью и излишней помпезностью, чего не отмечалось раньше. Но всем нравилось, а значит, игра стоила свеч. В конце концов, общество дам и джентльменов уже привыкло лицезреть подобные изыски в своих домах, и если окунуть их в природную естественность, то наверняка она воспринялась бы как дикость.
Аккуратные каменные аллеи бежали между ровными рядами фруктовых деревьев, которые уже склонились под тяжестью спеющих плодов. В воздухе разносился чуть слышный аромат фруктов и цветущих по линии бордюров цветов. Дети тут же начали резвиться – играя в догонялки, прятки или просто исследуя знакомую, но еще таящую свои секреты местность. Я села на одну из скамеек и раскрыв книгу, попыталась углубиться в чтение, но у меня ничего не вышло. Глаза бегали по строчкам, но мозг отказывался что-либо воспринимать. Я думала о минувшем вечере и о том, что меня ожидало ночью. Я не хотела строить никаких догадок по поводу предстоящей встречи, так как не могла до сих пор поверить в реальность происходящего.
На следующий день планировалась охота, поэтому сразу же после ужина гости стали расходиться по своим комнатам, чтобы утром встать бодрыми и полными сил. Кэтрин тоже последовала общему примеру.
На часах уже было половина двенадцатого. Дом замер в ночной тишине и каждый шаг гулом отдавался в длинных полутемных коридорах.
Ночь была теплая. Я вдруг вспомнила, что мы не оговорили точного места встречи, и поэтому мне стало казаться, что Ферчарльз решил просто надо мной подшутить. Но шаги за моей спиной тут же развеяли это предположение.
- Добрый вечер, мисс Торн, - проговорил он, подходя ко мне.
- Мистер Ферчарльз, - кивнула я.
- Сейчас ночь, но даже в темноте мне кажется, что я вижу, как полыхают ваши волосы и светятся глаза.
Ферчарльз подошел вплотную ко мне.
- Эмили, только не убегайте, прошу вас. Я долго ждал момента, чтобы встретиться с вами наедине.
Я почувствовала за спиной прохладный ствол дерева. Теперь мне бежать было некуда, даже если бы я захотела, но я не хотела.
- Чего вы добиваетесь? – глядя ему в лицо, и стараясь поймать выражение его глаз, произнесла я.
- Вы злитесь?
- Мистер Ферчарльз, я гувернантка и знаю свое место в вашем доме. А пришла я сюда, чтобы раз и навсегда развеять всякую двусмысленность в наших отношениях. Вы не могли не заметить. Как меня выводят из равновесия ваши слова, действия, взгляды полные непонятных чувств. Я не знаю, чего вы от меня хотите, я и сама не знаю, чего я хочу. Прошу вас, мистер Ферчарльз, пусть все будет на своих местах.
- Вы не представляете, какую ерунду городите. И как, по-вашему, что мне нужно? Вы молчите и дрожите как осиновый лист. Скажите, что вы чувствуете, находясь рядом со мной. Ну же, Эмили, где ваше мужество, где этот постоянный вызов всему и вся. Неужели только страх держит вас подле меня сейчас. Почему вы не бежите? Вот я отошел. Бегите же.
Я не бежала, я не хотела бежать. Говорят, любовь делает людей слабыми, но это неправда. Слабостью было бы отвергнуть ее, не попытаться открыть ей свою душу, не ощутить ее прикосновений.
Любовь…. Так много о ней сказано, но так мало о ней известно. Она подобна Богу, в нее можно только верить и только через веру познать. Она так сладостна и в тоже время жестока. Она величайшее наслаждение и счастье, а порой наказание и проклятье. Она скрывается под разными масками, но она едина, бесконечна, постоянна, вечна и всеобъемлюща. И я готова была принять ее в любом обличии, готова была сказать ей ДА, готова была жить и умереть во имя нее.
- Мой маленький рыжий огонек, ты горишь так ярко, что можешь обжечь.
Сказав это, Ричард вновь приблизился. Я чувствовала его дыхание на своих щеках. Чуть слышный запах сигаретного дыма исходил от его одежды. И все это казалось таким восхитительным и необычным. Еще ближе и я ощутила тепло, исходящее от его тела.
- Ведь не только страх и растерянность лишили тебя подвижности, моя колючка? – его вопрос прозвучал так ласково и мягко, что ответить неправду было просто невозможно.
- Не только, - тихо произнесла я.
Я почувствовала его руки на моей талии. Его дыхание было совсем близко. И вот его губы коснулись моих губ, сначала легко, как дуновение ветерка в теплый весенний день, потом – как знойный ураган. Но они не оскорбляли, не унижали.
- Эмили, я люблю тебя, - произнес он чуть слышно.
Эти слова были сказаны так просто, словно иначе и быть не могло. Ричард не стал произносить пространных речей, которые принято считать верхом романтики. В тот момент я поняла, что самым романтичным в любви является лаконичность. Нагромождение цветистых фраз лишает любовь таинственности, неповторимости, нежности. Избыток слов делает ее неестественной, искусственной.
Этот лев, дракон, дьявол, каким я себе часто рисовала Ричарда, теперь был для меня всем. С Ричардом я поняла, что человек рожден для счастья, которому ни социальные, ни традиционные преграды не помеха. Он не думал, что я гувернантка, а он – отпрыск благородной фамилии, не думал он и о трудностях, которые нас ждут впереди.
- Я хочу сделать тебя счастливой и не вижу иного пути, как предложить тебе свое сердце и руку. Прошу, не отвечай сейчас, подумай спокойно. Я не хочу, чтобы твое решение было скоропалительным.
Он обнял меня и прижал к груди так, словно боялся чего-то.
- Ты пробудила во мне жизнь и веру в счастье. С тобою прошлое отступает.
- Ты мне расскажешь о нем?
- Эмили, ты узнаешь все, обещаю.
Потом мы гуляли по парку и разговаривали. Но молчали ли мы или говорили – счастье переполняло нас. Порой слова были лишними. Мы чувствовали друг друга всеми фибрами души, каждым нервом.
Я хотела, чтобы мы вернулись порознь, но Ричард решил, что глупо прятаться, тем более, когда все между нами прояснилось. Проводив меня до дверей моей комнаты, он долго не выпускал меня из объятий.
- Ты закрываешься на ночь? – вдруг спросил он.
- Да, - ответила я удивленно.
- Никогда не забывай этого делать, - сказал он, стараясь вложить в слова максимум спокойствия, но в тоже время убедительности в необходимости такого шага.
- Разве мне что-то угрожает?
Ричард ответил не сразу, а потом обратил все в шутку.
- Нет, конечно, пока я рядом. Но кто знает, вдруг кто-нибудь захочет тебя похитить.
- Какие глупости, - рассмеялась я.
Ричард тоже улыбнулся и, поцеловав меня, отправился к себе.
«Свершилось», - размышляла я, оставшись одна. Предчувствие перемен стало явью, настигло меня, когда я совсем этого не ждала. Но будущее оставалось таким же туманным, как и раньше.
Глава 17.
Я проснулась счастливой впервые за много месяцев. Открывая дверь своей комнаты, я ожидала увидеть счастливые и довольные лица. Но увидела напряженное лицо Кэтрин. Мое настроение сразу упало. В последнее время я уже не находила того удовольствия от общения с ней, которое испытывала раньше. С приездом Ричарда, Кэтрин очень изменилась. Она стала чересчур резка, а порой и груба. Стоя на пороге, она ждала, пока ее пригласят. Войдя в комнату, она устало опустилась на первый попавшийся стул и замерла в молчании.
- Что-то случилось, мисс Лоуренс?
- Случилось, - сухо отозвалась она.
- Должно быть что-то очень серьезное, раз вы так переживаете.
- Серьезнее не бывает.
- Что же? – я уже начинала нервничать.
- Кажется, мой брат решил жениться.
У меня сердце замерло от ее слов. Неужели она уже знает?
- С чего вы взяли? – спросила я, как ни в чем не бывало.
- Услышала случайно разговор тех кумушек, что вечно перемывают окружающим косточки. И знаете кто его избранница?
- Кто? – затаив дыхание, спросила я.
А сердце тем временем билось так сильно, что казалось, будто его стук должна слышать и Кэтрин.
- Мисс Джозефина Поттер. Эта белокурая кукла с ангельским личиком.
- Но разве… - начала я, но Кэтрин меня перебила.
- О, для меня это тоже явилось большой неожиданностью. Конечно, я замечала, как она смотрит на него и как его глаза при этом вспыхивают, но женитьба – это уже серьезно. Конечно, она богата и знатного происхождения, но, увы, не его уровня. Если слухи окажутся правдой, то я не завидую Ричарду – он совершит самую ужасную ошибку в жизни.
- Думаете, он к ней испытывает что-то…
- Деточка, какие тут могут быть чувства. Это же голый расчет. Конечно, не исключено, что он прельстился ее красотой, вспыхнул животной страстью, но для любви этого недостаточно.
- Вы так переживаете за брата.
- Конечно, ведь у меня больше никого нет. А видеть его несчастным – этого я не выдержу.
- Не переживайте так, ведь это может быть только очередная сплетня.
- Надеюсь, что так, а иначе... Боже, Эмили, неужели моя новость так вас поразила.
- Да нет, ведь это меня совершенно не касается. Просто я немного приболела.
- Тогда вам лучше прилечь.
- Пожалуй, я последую вашему совету.
Все стало на свои места. Я чувствовала себя ужасно, но мысленно я была готова к такому повороту. Конечно, я была дочерью лорда и по происхождению могла соперничать с мисс Поттер, но за душой у меня не было ни гроша, а она была сказочно богата. По слухам за ней давали очень щедрое приданое, о каком не могли и мечтать самые именитые девушки английских семей. Мои шансы были ничтожны, да я и не хотела больше ничего. С этой новостью, которую я приняла без проверок, что-то внутри меня сломилось. Выбрав свою судьбу гувернантки, я должна была следовать ей до конца. Что до Ричарда, то, по всей видимости, он лишь поддался минутной страсти. Из всех разочарований, сыпавшихся на мою голову, это казалось самым страшным. Ни предательство кузена, ни позор в доме Риверсов не шли ни в какое сравнение с этой новостью. Я была в отчаянии. Я не знала, как буду смотреть в дьявольские глаза Ричарда, и при этом сдерживать бушующий внутри ураган. Я боялась нашей новой встречи, боялась новой лжи, новых иллюзий, но отлично осознавала, что ее все равно не избежать.
Охота закончилась только под вечер. По словам всех участников этого действа, они чудесно провели время, а пикник на воздухе был просто прекрасным. Их раскрасневшиеся лица светились довольными улыбками, и чувство удовлетворенности не сходила с них на протяжении всего вечера.
Я не хотела выходить к ужину, но Ричард прислал за мной, и мне пришлось спуститься. Теперь то я заметила Джозефину Поттер, которая раньше не выделялась из множества красивых лиц гостей. Она сидела напротив и была по-настоящему красивой. Ее обнаженные округлые плечи сверкали своей белизной и соблазнительностью, белокурые локоны струями завитушек падали на плечи, а огромные серые глаза восхищали своим блеском и выразительностью, фигура - своей стройностью и высоким ростом. По сравнению с ней я походила на засохший лист. Конечно, многие уверяли меня в моей красоте, но смерть отца и все неприятности плохо сказались на моем здоровье. Я сильно похудела, осунулась, превратилось лишь в подобие той Эмили Торн, чьей красотой и грацией восхищались. Но я не завидовала мисс Поттер. Я лишь чувствовала опустошенность, безразличие, нежелание жить.
За ужином я избегала взгляда темно-зеленых глаз, стараясь сосредоточиться на еде. Когда эта попытка не удалась, я стала прислушиваться к разговорам, чтобы хоть как-то отвлечься.
- Моя лошадь сошла сегодня сума, - говорила мисс Поттер своей соседке. – Не знаю, что бы со мной было, если бы не мистер Ферчарльз. Он так ловко усмирил ее.
- Да, Ричард умеет обращаться с непокорными животными, - отозвался один пожилой джентльмен. – А вот сам не поддается усмирению.
- Что вы имеете в виду? – кокетливо поинтересовалась мисс Поттер.
- А то, милочка, что еще не одной смазливой мордашке не удалось сбить его с пути истинного.
- Неужели мистер Ферчарльз такой женофоб? – пропела мисс Поттер.
Ричард улыбнулся.
- Нет, конечно, неужели я произвожу такое впечатление.
Но Ричарду не удалось перехватить нить разговора, и остряк продолжил.
- Скажите, мистер Ферчарльз, есть ли шанс у этих молоденьких фей хоть чем-то заинтересовать такого бывалого моряка. Неужели содержимое их милых и очень красивых головок может чем-то привлечь вас? – саркастично произнес пожилой джентльмен, которого все гости называли просто генералом.
- Думай, прежде чем говорить, - одернула генерала жена, сидящая рядом с ним. – Неужели ты думаешь, что мужчин может привлечь содержимое головок, скорее, их привлекают сами головки.
- Извини, дорогая, но мне как мужчине лучше знать, что нас привлекает, а что нет. Ты не думаешь?
По рядам прошла волна смеха. Наблюдать перебранку пожилой пары было забавно.
- А вы думаете когда-нибудь жениться повторно, - спросила миссис Смол, желая вывести Ричарда на чистую воду и подтвердить распространившиеся по дому слухи.
Наверняка сама миссис Смол, жена генерала, да и все пожилые дамы, сидящие за столом, давно подготовили ему свои кандидатуры.
- Все зависит от моей избранницы. Последнее слово за ней, - улыбаясь и бросив случайный взгляд на меня, проговорил Ричард.
- Что?! Значит, мы не ошиблись, и вы действительно решили остепениться. И кто же эта счастливица? Она среди нас?
- Разумеется, - все с той же хитрой улыбкой проговорил Ричард.
Видимо его все происходящее крайне забавляло. Я посмотрела на него, но, не выдержав его взгляда, отвела глаза.
- Она хотя бы об этом знает?
- Думаю, догадывается.
Последние слова особенно оживили мисс Поттер. Она стала улыбаться еще ослепительнее и метать смертоносные стрелы по направлению к Ричарду. Сомнений не было, не только некоторые из окружающих, но и сама мисс Поттер, считала себя потенциальной невестой и будущей хозяйкой Оуквуда.
- Должно быть она особенная, раз такой заядлый холостяк как вы остановили на ней свой взор, - произнес генерал, но уже без тени иронии.
- Она действительно особенная. Таких женщин, как она я еще не встречал.
- Она красива? – вмешалась мисс Смол.
- Она одна из самых красивых женщин. Но не только это меня привлекло в ней. Вернее не это в первую очередь.
- Тогда что?! – удивленно воззрилась на Ричарда мисс Смол.
- Ее доброта, ее ум, ее умение отдавать себя и умение принимать любовь.
- Этак и до божества недалеко, - ухмыльнулась мисс Смол. – Она прямо таки святая, не иначе как дева Мария.
- Вовсе нет, миссис Смол, я не говорю ничего из того, что ей несвойственно. И надеюсь, она всегда будет рядом, а не где-то в недосягаемых высотах. Я хочу любить и люблю земную женщину, а не идола или ангела. Она не святая и я не жду от нее святости. Единственное, что мне нужно – это чтобы она была рядом, чтобы любила меня и моих детей, чтобы была собой и была счастлива подле меня. Я же со своей стороны сделаю все, чтобы это произошло.
- Это самое восхитительное признание в любви, которое я когда-либо слышала, - произнесла миссис Смол и, похоже, все окружающие были с ней согласны.
Никто не ожидал от Ферчарльза таких откровений, но они были произнесены так просто, что никого не шокировали.
- С нетерпением будем ждать, когда вы соберете гостей по поводу вашей помолвки, - сказала все та же миссис Смол.
- Если моя избранница захочет публично узаконить наши отношения, - ответил Ричард и снова бросил на меня взгляд, словно проверял мою реакцию.
- Какая же женщина не захочет этого, - не выдержав, проговорила мисс Поттер.
Ричард только улыбнулся. Ужин уже подходил к концу, и я могла удалиться. Но не тут то было. Ричард увидев, что я собираюсь уйти, задержал меня.
- Неужели вы уже уходите?
- Да, - ответила я, как можно спокойнее, но голос предательски дрогнул и выдал мое волнение.
- А я настаиваю, чтобы вы остались, - проговорил он, беря меня под локоть.
- Зачем? – спросила я.
- Я рассказал гостям о ваших музыкальных способностях, и они захотели вас послушать, а отказать им было бы невежливо с вашей стороны.
- Хорошо, - обреченно проговорила я.
Мы прошли в небольшую гостиную, где стоял инструмент. Я не была в состоянии сыграть что-нибудь веселое и поэтому, сама того не осознавая, начала играть грустную песню из шотландского музыкального эпоса. Эта песня повествовала о печальной истории любви молодого пастуха и красавицы графини. Молодые люди любили друг друга и уже хотели бежать, но отец девушки узнал об этом и приказал поймать пастуха и заточить в подвал своего замка, где он и умер. Графская дочь ненамного пережила своего возлюбленного. Она покончила собой, когда узнала, что он пропал.
Эта история получила огласку и легла в основу многих песен и легенд. И любовь графской дочери и пастуха жива и по сей день в народных мелодиях Шотландии.
- Боже, какую тоску нагнало это произведение, - проговорила мисс Поттер, как только я закончила. – После этого только на погост.
- А мне очень понравилось, - искренне произнес генерал. – Я слышал много именитых пианистов, но мало кто из них мог так проникновенно играть. Вкладывать душу в музыку – искусство сродни сочинению произведений. Мне хочется плакать. А вызвать подобные чувства своим исполнением, дано не каждому. Мисс Торн, вы играли восхитительно. Можно подумать, что эта история каким-то образом касается и вас, словно вы та графская дочь, разлученная со своим любимым.
- Спасибо, - еле проговорила я.
- Девочка, похоже, совсем больна. Посмотрите, она еле держится на ногах, - вдруг воскликнула миссис Смол. – Мистер Ферчарльз, вы должны ее отпустить, а то чего доброго она потеряет сознание.
- Мисс Торн, идите к себе, - проговорил спокойным голосом Ричард.
Он позвал Мэри и приказал ей проводить меня.
Я была полностью опустошена. Теперь у меня не оставалось никаких сомнений относительно планов Ферчарльза.
Я уже лежала в постели, но не спала, когда в мою дверь постучали. Стук раздался оглушительным ударом у меня в мозгу, что я даже вскочила.
- Кто там? – спросила я, подойдя к двери.
- Ричард, - коротко отозвался знакомый голос.
- Уже поздно, мистер Ферчарльз.
- Откройте, - произнес мой хозяин голосом, не терпящим возражений.
- Я устала, давайте поговорим утром. И я не одета.
-Нет, сейчас. Или вы откроете дверь, Эмили, или мне придется ее выставить. Вы же не хотите, чтобы сюда сбежался весь дом, - его слова были произнесены так, что сомнений в том, что он может осуществить свои угрозы, не оставалось.
Я повернула ключ и впустила своего мучителя. Как только он переступил порог моей комнаты, то сразу же бросился ко мне и заключил в свои объятия. Я не успела сообразить, что происходит, а его жаркий поцелуй уже коснулся моих губ. Когда я пришла в себя от неожиданности, то сразу же оттолкнула его, хотя это было совсем непросто.
- Прошу вас, не приближайтесь ко мне, - со слезами взмолилась я. – Если в вас осталась хоть капля благородства, то не мучайте меня, пожалуйста, оставьте в покое раз и навсегда.
- Что с тобой, Эмили? Как понимать твои слова? Что произошло за этот день, раз ты так переменилась ко мне.
- Произошло это давно, только я была настолько слепа, что не видела этого. Как я могла поверить вам, как могла хоть на минуту допустить, что я вам небезразлична…
- Замолчи, Эмили, я не в силах слушать такую ерунду. Небезразлична? Да я люблю тебя, люблю безумно, до умопомрачения. Этот вечер был для меня настоящей каторгой, тем более я знал, что наверху моя любимая женщина, возможно, страдает по причине мне неизвестной. Ты думаешь я не видел твоего состояния, не чувствовал твою боль.
- Теперь вы убедились, что со мной все хорошо и можете идти спать со спокойной совестью.
- Я не сдвинусь с места, пока не узнаю, что случилось.
- Не мучьте меня, прошу вас, мистер Ферчарльз. Зачем вся эта ложь, ведь все и так все знают.
- Знают что?
- Что вы женитесь на мисс Поттер и это лишь вопрос времени.
- Ха-ха-ха, - рассмеялся Ричард. – Кто тебе внушил подобную чушь? Я женюсь на мисс Поттер…. Да я даже мысли подобной не допускал.
- Слухи не возникают на пустом месте. И все так думают.
- Кто все?
- Ваши гости, мисс Лоуренс…
Лицо Ричарда потемнело, как только я произнесла имя его кузины. Я даже испугалась такой перемены.
- Так вот откуда ветер дует, - произнес он напряженно. – Я подозревал, что без нее здесь не обошлось, теперь вижу, что был прав. Но, зная свою кузину, я чувствую, что нам предстоит долгий разговор, чтобы все расставить по своим местам. Наверняка, моя якобы женитьба на мисс Поттер – не единственное, что она успела тебе внушить. И тебе придется раскрыть передо мной все карты и признаться, что ты на самом деле думаешь обо мне с ее легкой руки
- Я вас не понимаю, - начала, было, я, но Ричард перебил меня.
- Поймешь, когда мы все выясним. Только обещай мне говорить правду, и я сделаю то же самое, ведь иначе между нами лягут недоразумения, которые помешают нашему счастью. Расскажи мне все, что слышала от нее, только ничего не утаивай.
Я ему тогда поверила, потому что хотела верить, потому что не могла иначе. Я рассказала все, что мне было известно, все, что рассказала мне Кэтрин о нем – о его прошлом, о его личностных характеристиках, об обстоятельствах его женитьбы и семейной жизни, об ужасных подозрениях, которыми Кэтрин делилась со мной. С каждым моим словом, лицо Ричарда становилось все напряженнее. Даже в полутьме я видела, как напряжены его скулы, как плотно сомкнуты его губы, как сжаты в кулаки его ладони. Когда я закончила, он, молча, подошел к окну и встал ко мне спиной. Открыв одну створку, он впустил свежие струи воздуха в комнату.
- И, несмотря на это, ты могла верить мне и любить?
- Да, - коротко ответила я.
- А если бы я действительно оказался убийцей, как говорит Кэтрин, и сознательно толкнул Альму на подобный шаг?
- Прошу, Ричард, не надо об этом. Я не хочу даже думать, что ты можешь оказаться недостойным человеком. Я верю своему сердцу, а оно не может лгать. Оно говорит, что ты совсем не такой, каким тебя преподносит Кэтрин.
-Что бы ты сделала, если бы я сказал, что виноват в ее смерти? – не слыша меня, продолжал Ричард.
- Не знаю, - призналась я.
-К счастью, тебе нет нужды мучиться подозрениями, потому что из всего, что тебе рассказала Кэтрин большая часть – гнусная ложь. Альма действительно получала те ужасные письма, но, ни о какой измене речь не шла. Я ей был верен до конца. Как только мы познакомились, другие женщины перестали для меня существовать. Я любил ее и верил, что мы будем всегда счастливы. Но она меня постоянно подозревала во всяких мерзостях, благодаря науськиваниям дражайшей кузины. Она верила ей больше, чем мне, и Кэтрин этим пользовалась, чтобы настраивать Альму против меня. Но как не ужасно это прозвучит, но я думаю, что именно Кэтрин виновна в смерти Альмы. Я думаю, что именно она написала те письма и именно она толкнула Альму на самоубийство.
- Ричард?! – воскликнула я.
- Эмили, я знаю что говорю. Думаешь, мне легко это признать. А ведь Альма могла быть сейчас жива, если бы не было Кэтрин.
- Но у тебя нет никаких доказательств.
- Это только подозрения, но небезосновательные.
-Каков мотив, Ричард? Должен же быть мотив. Что могло Кэтрин толкнуть на это преступление?
- А ты еще не поняла?
- Неужели ты хочешь сказать…
- А разве по ней не заметно?
- Конечно, у меня были кое-какие подозрения, но она тебе почти родная сестра, выросла с тобой бок обок и называла твоих родителей мамой и папой.
- Это ее не остановило. И она не хотела понять, что я никогда не смогу ответить на ее чувства, разделить ее страсть. Для меня это инцест. Да и будь иначе, она никогда не смогла бы занять место любимой в моем сердце.
- Ты говорил с ней об этом?
- Пытался, еще до свадьбы.
- И?
- Она всякий раз увиливала, смеялась надо мной, говорила, что я слишком много о себе воображаю. Но вела она себя с точностью до наоборот.
- Она ведь такая красивая и могла бы выйти замуж за какого угодно красавца и богача.
- Не знаю, что она вбила себе в голову, но это уже похоже на болезнь. По-моему здесь уже нет и намека на истинную любовь. Кэтрин больна, и это очень меня беспокоит. Я очень боюсь, что она может причинить тебе зло, если узнает, о твоих и моих чувствах. Эмили, я прошу тебя быть крайне осторожной. Если заметишь что-нибудь подозрительное, обязательно сообщи мне.
- Ричард…
Я бросилась к нему в объятия, словно мне действительно угрожала опасность, но боялась я не за себя, а за него.
- Эмили, когда мы поженимся, то уедим отсюда и заберем детей.
- Но здесь так хорошо, - призналась я.
- Но другого выхода нет. Прогнать ее у меня нет оснований, а стало быть, единственно возможный выход – бежать самим. Но ты не беспокойся раньше времени, все будет хорошо.
- Ричард, я должна еще рассказать тебе о своем прошлом. Ты ведь ничего обо мне не знаешь.
- Конечно, Эмили, ты мне все расскажешь, но только завтра, а сейчас уже слишком поздно.
- Хорошо, - согласилась я.
- Закройся и ложись спать.
Поцеловав меня, Ричард ушел, а я легла спать со спокойной душой.
Глава 18.
Я проснулась от удушья. Кругом было полно дыма и со всех сторон слышалось потрескивание. Красные языки лизали стены, уничтожая обои. Сквозь резь в глазах и слезы, я видела, как огнь догладывал занавески и его языки падали на пол и принимались за другие предметы обстановки. Сначала мне показалось, что все это было во сне, но слабость, резь в глазах, невозможность дышать говорили, что все это происходит в реальности. Сидя на кровати, я чувствовала, что не в силах пошевелиться. Голова была как чугунная, в ушах раздавался звон тысячи колоколов, который не предвещал ничего хорошего, кроме как скорую потерю сознания. В голове все перемешалось, я уже не соображала, что же происходит на самом деле. Перед глазами все поплыло. Но вот из тумана показалась размытая фигура, которая двигалась ко мне. Чьи-то сильные руки подхватили меня и понесли прочь из горящего ада. Почувствовав, что опасность миновала, я потеряла сознание.
Когда я пришла в себя, то с трудом смогла понять, где нахожусь. Кругом были незнакомые предметы, и лежала я на незнакомой кровати. На низеньком столике горели свечи, а неподалеку Ричард склонился над тазом с водой. Он выжал белую материю и подошел ко мне.
- Ричард, это ты? – слабым голосом спросила я.
- Да, любимая, это я.
- Что случилось?
- В твоей комнате был пожар, но уже все позади, так что не переживай.
Он поднес холодную материю к моему лбу, и приятная прохлада волнами прошла по моему телу.
- Какой ужас! Должно быть, я подняла весь дом на уши.
- Пусть тебя это не беспокоит, все уже улажено.
- Где я?
- В моей комнате.
- Как, но…
- Здесь ты в полной безопасности, Эмили, а это самое главное.
- Так что все-таки случилось?
- Наверное, ты забыла погасить свечу.
Но Ричард сам не верил в эту версию. Он не мог забыть, что наш разговор проходил при лунном свете, и мы не зажигали свеч. А сказал он это, чтобы успокоить меня.
- Наверное, - согласилась я, так как еще толком не восстановила в памяти всех событий вечера.
- Эмили, не тревожься ни о чем и спи.
Утром я чувствовала себя довольно сносно и отказалась лежать в постели. Первым делом, я отправилась в свою комнату, чтобы проверить в каком она состоянии и уцелело ли что-нибудь из моих вещей. Моим глазам открылось плачевное зрелище. Весь богатый интерьер моей спальни был безнадежно испорчен. Но к счастью огонь вовремя остановили и содержимое шкафов и тумбочек, почти не пострадало. Но запах пропитал все вещи, и мне пришлось взять платье Кэтрин, которое она любезно мне предложила до тех пор, пока я не приведу в порядок свой гардероб. Оно мне оказалось велико, но другого выхода мне не оставалось. Содержимое заветного ларца, где хранились фамильные ценности, тоже осталось невредимым. Однако мои книги были утрачены безвозвратны. Там где огонь не сделал свое дело, доделала вода. Мне было жаль расставаться с ними, но ничего не оставалось.
Когда я спустилась вниз, Мэри мне сообщила, что мистер Ферчарльз со своими гостями отправились на прогулку.
- А мисс Кэтрин? – поинтересовалась я.
- Она завтракает в столовой, - сообщила Мэри.
Я присоединилась к ней.
- О, мисс Торн, как вы себя чувствуете? – проговорила Кэтрин, только завидев меня на пороге.
- Хорошо, - ответила я.
- Я слышала об ужасном ночном происшествии! Как неосторожно было с вашей стороны забыть затушить свечу.
- Должно быть я зачиталась.
Голос Кэтрин звучал участливо, слова были дружескими.
- Вы слишком много читаете и думаете, а это бывает очень вредно. Неужели вам не хватает треволнений этой жизни, что вы беретесь переживать еще и чужие.
Вспоминая ночной разговор с Ричардом, я не могла поверить, что эта женщина может совершить что-то ужасное. Наверное, обвинения Ричарда не имели реальной основы, скорее всего он ошибался. Ведь нельзя же так искусно постоянно претворяться. Всему есть предел.
- А Ричард был очень учтив, что поместил вас у себя, даже не потревожив никого. Гости узнали о происшествии только утром, как и я. Конечно, с его стороны было глупо так поступать, он совершенно не подумал о том, что могут возникнуть ненужные пересуды вокруг этого инцидента. В конце концов, мог бы положить вас в комнате Мэри. Но он так благороден, что даже не захотел беспокоить даже прислугу.
- Мистер Ферчарльз настоящий джентльмен, - проговорила я.
- Только будьте осторожны, он ничего не делает просто так.
- Что вы имеете в виду? – недоуменно спросила я.
- Неужели вы так наивны, что не замечаете очевидного. Вы очень привлекательная, настоящая красавица, а он мужчина. Вы легко можете пробудить страсть, даже в таком сухом человеке, как Ричард. Вы простите меня за подобную бестактность, но мой долг предупредить вас.
Кэтрин делала все, чтобы опорочить Ричарда в моих глазах, но я больше не поддавалась на ее уловки, и, кажется, она это поняла.
- Деточка, вы так наивны, что я просто обязана была вас предупредить. Будьте осторожны, не верьте ему.
- Спасибо, мисс Лоуренс, за вашу обо мне заботу.
- Пустяки, ведь это мой долг перед вами, тем более что я очень к вам привязалась. Ну да ладно, закроем эту тему. Сегодня я уезжаю в Лондон, чтобы развеяться.
- Надолго?
- Как получится. Только надеюсь, что когда я вернусь, гости уже покинут Оуквуд. Они уже порядком мне надоели.
Кэтрин уехала, а гости покинули гостеприимный дом через два дня после ее отъезда и эти два дня мы с Ричардом больше наедине не оставались. Он был погружен в многочисленные хлопоты, которые обычно ложатся на плечи хозяина дома, когда он полон гостей.
Случайно столкнувшись в коридоре, Ричард мельком, соблюдая осторожность, касался моей руки и, одарив любящим взглядом, проходил мимо.
Два последних дня были наполнены всевозможными развлечениями и гуляньем до утра. Когда гости разъехались, то оказалось что порядок придется наводить не один день.
Все видимо ожидали, что Ричард объявит о помолвке до их отъезда. Но так как этого не было сделано, то все решили, либо слухи не имели под собой основания, и хозяин просто подшутил на тему женитьбы, либо он соберет их снова по случаю помолвки.
Я слышала, как генерал сказал жене:
- Видимо это были пустые сплетни, а наш весельчак снова решил подтрунить над нами.
- Не может быть, он казался очень серьезным, - оправдывала провал слухов пожилая леди.
- А что ему оставалось делать, когда вы, моя милая, налетели на него как коршун и принимать опровержение своих слов, вы принимать отнюдь не собирались. И поделом вам. Теперь будете знать, как распускать сплетни со своими пустословками подругами.
- И все-таки в воздухе носится дух предстоящей свадьбы.
- Выкиньте этот бред из своей очаровательной головки, моя дорогая.
И чмокнув жену в лоб, генерал закрыл эту тему.
У меня шел урок, когда гости рассаживались по каретам и разъезжались. Детям было позволено посмотреть на это событие через окно. Когда последний экипаж скрылся из виду, они нехотя вернулись на свои места и Флора, тяжело вздохнув, произнесла:
- Как жаль, мисс Торн, с ними было так весело.
- Да ты же с ними почти не общалась, - возразил Дэвид сестре.
У него как всегда проснулся дух противоречия, который обычно приводил к очередной ссоре, но Флора не была расположена к выяснению отношений.
- Ну и что, все равно было очень весело, и дядя был с нами.
- Флора, но ведь ваш дядя никуда не уехал, - заметила я.
- Но скоро уедет. Так всегда происходит. Гости уезжают, а потом уезжает и он.
На этот раз Дэвид не стал возражать, так как полностью разделял опасения сестры.
- И почему всегда так происходит, и почему он не берет нас с собой. Мы бы ему не мешали, честное слово, - продолжала сокрушаться Флора.
- Не расстраивайся, Флора, насколько я знаю, мистер Ферчарльз пока никуда не собирается и даже не говорит об отъезде.
- Правда? – глаза Флоры загорелись огнем надежды.
- Правда, - подтвердила я.
- Вот здорово! Дэвид, ты слышал, что сказала мисс Торн!
- Да, - недоверчиво произнес мальчик.
В этот момент в дверь постучали, и вошел Ричард. Флора тут же бросилась ему на шею.
- Дядюшка, ты ведь не уедешь?
- Что с тобой, детка? Разве кто-то говорит об отъезде?
- Но ты всегда уезжаешь.
- Но сейчас я здесь.
- А потом?
- Там будет видно.
- Значит, мы опять останемся одни, - горестно заключила Флора.
Ричард прижал Флору к себе и, поцеловав в щечку, заговорщически произнес:
- Обещаю, что на этот раз, когда буду уезжать, возьму вас с собой.
- Вот здорово! – воскликнул Дэвид. – Значит, мы увидим твой корабль?
- Конечно.
- И будем жить с тобой?
- Естественно, а с кем вам еще жить, как не с родным дядей.
- А мисс Эмили? Что будет с ней, когда мы уедим? Может она поедет с нами?
- Если мисс Торн захочет, то мы можем взять ее с собой.
- Дайте слово, - вдруг послышался серьезный голос Дэвида.
- Какое слово, Дэвид? – не понял Ричард.
- Что вы больше не бросите нас, и что мисс Эмили поедет с нами.
- Даю слово, - таким же серьезным голосом ответил Ричард. – А теперь нам с мисс Эмили надо поговорить.
Как только мы остались наедине, Ричард заключил меня в объятия.
- Вы бессовестно пользуетесь своим положением, мистер Ферчарльз, - шутливо произнесла я.
- Я был бы круглым дураком, если бы поступал иначе.
- Вдруг дети войдут, - намеренно понизив голос, произнесла я.
- Скоро они и так будут в курсе.
- В курсе чего?
- А вы оказывается кокетка, мисс Торн. Но если вы еще не поняли, то готов вам объяснить все с начала. Я люблю вас и прошу стать моей женой и…
- Я согласна. И?
Его губы как ураган налетели на мои губы. И почему некоторые люди считают физическое наслаждение чем-то непристойным, порочащим человеческое существо, ведь оно неотделимо от человеческой природы. Оно так же естественно как дыхание, сон, бодрствование. Не будь его, зачем вообще жить, к чему стремиться?
- Провокатор. Тебе нельзя верить, - рассмеялась я.
- Эмили, со мной тебе ничего не угрожает. Я слишком тебя люблю, чтобы допустить возможность сожаления с твоей стороны.
- И я должна верить?
- Ах ты, колючка. А эти чертики в глазах, чтобы они значили?
Неожиданно, я вдруг вспомнила о Кэтрин, и мне стало неспокойно.
- Ты случайно не знаешь, куда поехала твоя кузина?
Ричард удивился таким неожиданным поворотом.
- Нет, а тебя что-то беспокоит?
- Да нет… У меня похоже начинает развиваться мнительность.
- На днях вернется, может даже сегодня, чему я не очень рад.
- Наверное, мы ошибаемся на ее счет.
- Дай бог, чтобы это было так.
Кэтрин вернулась к вечеру, как и предполагал Ричард. Она осталась очень довольной поездкой. Даже было непривычно видеть ее в таком хорошем расположении духа. То и дело ее лицо расплывалось в улыбке, и она окружала всех таким вниманием и заботой, что все были сбиты с толку. Даже тетушка Барбара, не могла скрыть удивления.
- Деточка, что же ты делала в Лондоне, раз вернулась такая довольная? – поинтересовалась пожилая леди.
- Ничего особенного, просто я хорошо отдохнула у своей однокашницы.
- Тебе надо почаще выезжать, тебя прямо не узнать. Вся расцвела.
- Я тоже думаю, что надо чаще совершать подобные путешествия.
После ужина Кэтрин пригласила меня к себе.
- Мисс Торн, я должна непременно поделиться с вами впечатлениями о своей поездке, - объяснила она.
Она прикрыла за мной дверь и пригласила сесть.
- Я долго ждала этого момента, - улыбаясь, проговорила она.
Но ее улыбка не была искренней, в ней чувствовалась тень злорадства.
- Я всегда знала, что с вами что-то не так.
- Я не понимаю… - начала, было, я, но она меня резко прервала.
- Имейте терпение, и все поймете, - зло одернула она.
- Но…
Она вновь не дала мне договорить.
- Ваши изысканные манеры. Походка, речь говорили сами за себя. Но ведь все это может быть достоянием хорошей гувернантки. Которая жила в богатых семьях и переняла все привычки высшего света, - размышляла я. – Но нет, в вашей истории всегда концы с концами не сходились, и это не давало мне покоя. Вы не умеете лгать, а это не очень удобный дар для человека, которому приходится постоянно этим заниматься. И вот, наконец, я знаю все, мисс Эмили Торн, дочь лорда Торна из …ширского графства. Ловко же вы все обставили. Но меня вам провести не удалось. С первых же дней я почувствовала неладное. Но если бы вы оставались просто гувернанткой, я бы и пальцем не пошевелила и не пыталась разузнать о вас больше, чем вы рассказали о себе. Но вы решили, что простая роль гувернантки не про вашу честь, куда лучше стать миссис Ферчарльз.
Я очень надеялась, что вы не посмотрите на Ричарда иначе, как на своего хозяина, испугаетесь его вольных манер, его прошлого, но я сильно ошибалась. Что было призвано вас отпугнуть, наоборот, привлекло вас к нему. Вас тянуло к нему как мотылька на огонь, а потом я стала замечать, что и его тянет к вам. Вот тут-то я и решила действовать. Узнать вашу историю не составило особого труда, ведь своего настоящего имени вы не изменили. Это здесь, в Ирландии ваше имя ничего не говорит местной аристократии, но в предместьях Лондона его знают очень хорошо и помнят его носителей.
- Чего вы хотите? – наконец вмешалась я в ее монолог.
- Узнаете позже, а пока я еще не закончила. Так вот, я узнала, где вы жили, историю вашего разорения во всех мельчайших подробностях. Я даже нашла вашего ближайшего родственника. Вы, наверное, должны помнить своего дражайшего кузена, некого Брента Ллойда.
При упоминании этого имени, у меня сердце замерло. А Кэтрин тем временем продолжала.
- Мы с ним очень мило побеседовали и знаете, оказывается, он вас разыскивает по сей день. Пока вы работали в доме Риверсов, вы еще были у него на виду, но неожиданный отъезд в Ирландию сбил его со следа. И вы знаете, как он был рад моему появлению! Хотя вы скоро сможете сами убедиться в том, как сильно он скучал по вас.
- Что? Брент в Ирландии?
- Он не только в Ирландии, дорогая, он в нашем поместье.
Тут неожиданно распахнулась дверь будуара и оттуда показалась нескладная фигура Брента. Он как медведь выполз из своей берлоги.
- Здравствуй, Эмили. Только не говори, что не рада меня видеть, - ухмыляясь, произнес он.
- Ты здесь?! – только и смогла сказать я.
- Так-то ты встречаешь своего любимого кузена. А где же жаркие объятия?
Я хотела бежать, бежать прочь от этих страшных людей, но Кэтрин загородила выход.
- Не торопитесь, мисс Торн, время еще не вышло, – проговорила она холодно и все с той же насмешкой.
И она с силой толкнула меня обратно.
- Эмили, Эмили. Неужели ты испугалась? Как ты можешь думать, что я причиню тебе вред?
- Ты уже причинил.
- Твои обвинения несправедливы, - и обращаясь уже к Кэтрин, он проговорил, - Мисс Лоуренс, прошу вас, оставьте нас наедине, я думаю так, мы сможем быстрее договориться.
- С большим удовольствием, - ответила она.
Она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
- Сколько же прошло времени, кузина? Я успел соскучиться.
- Что ты хочешь, Брент? Чего добиваешься? Почему не оставишь меня в покое? Тебе мало того, что ты уже натворил?
- Как много вопросов для одного раза. Я прямо-таки теряюсь с чего начать. Ладно, начну с самого начала. Чего я хочу – тебя, чего добиваюсь – тебя, почему не оставляю в покое – потому что безумно тебя люблю. Но ты еще знаешь далеко не все, что я сделал во имя нашей любви. А чтобы ты лучше поняла, что со мной шутки плохи, то я готов рассказать тебе одну историю.
Был холодный зимний день, вечерело, дорога покрылась коркой льда. И в эту непогоду по дороге шла женщина, возвращаясь, домой из города. В одном месте дороги был опасный спуск, где ее уже поджидал всадник. Женщина без проблем минула бы этот опасный участок дороги, но всадник окликнул ее. Она узнала его. «Уходи прочь, негодяй. Тебе не причинить ей зла, пока я жива!» - прокричала она. «Что ж, это легко исправить», - ответил всадник и вплотную подъехал к ней. Его беспокойная лошадь неосторожно переступила с ноги на ногу, и женщина покатилась вниз, а катиться ей пришлось долго, ведь спуск был крутым, очень долго. Но, несмотря на это, она была еще жива. Гадкая старуха, она все не желала умирать и все посылала проклятия на голову всадника. Тогда он спешился и закончил начатое дело. Ему только и пришлось, что повернуть немного шею. И ее мерзкий голос утих навсегда.
Когда Брент закончил, я готова была упасть в обморок от услышанного. Боже, это же была Бетти, про нее он так красочно живописал, и именно он ее убил. Значит, это не был несчастный случай, как все тогда подумали, и передо мной сейчас стоял настоящий убийца.
- А теперь, Эмили, слушай меня внимательно. Если ты скажешь Ферчарльзу хоть слово из всего того, что я тебе только что рассказал или откроешь ему мое инкогнито, то ему не жить. Я совершил много преступлений и еще одно не на много утяжелит груз моей совести. Но если и это тебя не убедит, то у меня есть еще два маленьких аргумента. Кажется, твоих подопечных зовут Флоренсия и Дэвид, если я не ошибаюсь.
- Нет! Нет! Нет! Замолчи сейчас же, - воскликнула я и зарыдала от собственного бессилия.
- Не плачь, Эмили, все зависит от тебя и только от тебя. Если ты сделаешь все так, как я тебе скажу, то никто не пострадает. Сейчас ты пойдешь и соберешь свои вещи. Бери только самое необходимое. Потом напиши письмо Ферчарльзу, где убеди не искать тебя. Конечно, это не гарантия, что он этого не станет делать. Просто в его же интересах ничего не предпринимать, иначе я и гроша ломаного за его жизнь не дам. Славный конец для любви, не правда ли? Рыцарь умирает у ног своей возлюбленной – ну чем не сюжет для драмы… Мы уедим ночью, любимая. И больше никто нас не разлучит.
Я сделала все, как он сказал. Рисковать жизнями любимых людей я не могла. И пусть ценой собственной жизни, я готова была их спасти. Безумец, в чьей власти я находилась, действительно был способен на все. В его глазах читалась обреченность, и ему было все равно жить или умереть. А совершить преступление в таком состоянии ничего не стоит.
Я написала прощальное письмо Ричарду, где убеждала не искать меня и увозить детей из Оуквуда. Я заклинала его никогда не оставлять племянников и заботиться о них, а меня забыть.
В один вечер рухнули все мои надежды, в одно мгновение моя жизнь перестала что-либо для меня значить. «Прощай любовь моя, прощай. Может быть в другой жизни», - мысленно прощалась я с тем, кого любила больше всего на свете.
Наверное, мы оба были прокляты, став невольной причиной смерти близких людей. Да и могут ли быть счастливы люди, внушающие преступную страсть в сердца других людей? Могут ли они найти успокоение на этой земле? Наверное, нет. Во всяком случае, для меня уже было все предрешено.
Оставив письмо среди бумаг Ричарда в кабинете на первом этаже, чтобы он нашел его только утром, я уже хотела подняться к себе.
- Ты не меня искала? – послышался знакомый голос.
Я постаралась придать своему лицу привычное игривое выражение, и видимо мне это удалось, раз он ничего не заметил.
- Да, я хотела пожелать тебе спокойной ночи.
- И все?
Его зеленые глаза в оправе черных ресниц светились такой любовью, что у меня сжалось от боли сердце, ведь я видела их в последний раз.
- Ричард, поцелуй меня.
- Неужели ты просишь сама?
- Да, я прошу меня поцеловать.
Очутившись в его объятиях и ощутив его жаркий поцелуй на своих губах, я отказывалась верить в нашу скорую разлуку, надеясь, что произойдет чудо и нам не придется расставаться. Но чуда не могло произойти, и я это знала. Он долго не отпускал меня, словно что-то чувствовал.
Я пишу эти строки, не зная, наступит ли для меня завтра или нет. И если оно даже наступит, писать я больше не смогу. Что меня ждет, я не знаю. Страх, сомнения, ненависть, жажда мести отныне будут моими спутниками, сколько бы мне не осталось жить. Но они не помогут и не поддержат, они способны только убить.
Этими строками заканчивается дневник Эмили Торн. Она писала его, пытаясь отвлечься от тревог за будущее, в прошлом ища опору и надежду. На этих станицах ее жизнь, ее мечты, ее неосуществленная любовь. Но прошлое вышло из рамок бесплотных воспоминаний и настигло ее. В последних строках Эмили прощалась с миром, но в ее истории еще рано ставить точку. Она закончила свой дневник и больше не написала в нем ни строчки, но впереди ее ждало много событий. Ее история еще не окончена. И я продолжу рассказ вместо нее.
Глава 19.
-Что вы думаете об этом? – седовласый мужчина кивнул в сторону черной книжки, лежавшей на столе перед худощавым джентльменом в черном костюме.
Последний покосился в сторону и вздохнул.
- Весьма печальная история, - произнес он. – Никогда не думал, что подобное может случиться с кем-то в реальной жизни.
- Увы, но это случилось. Так какие у нее шансы?
- Суд непременно учтет это вещественное доказательство. Я разговаривал с прокурором. Шансы, что ее осудят на тюремное заключение, мизерны, учитывая ее нынешнее состояние. Суд присяжных не составит труда убедить в том, что девушке понадобится соответствующий уход, и ваше учреждение для этого подойдет как нельзя лучше. Убийство произошло явно в состоянии аффекта, да и синяки и ссадины на теле девушки свидетельствуют о том, что она оборонялась от покушений на свою честь со стороны мерзавца, которого убила в порядке самообороны, после чего впала в состояние шока, в котором она находится и по сей день.
- Значит, ее оправдали бы в любом случае?
- Боюсь, что нет. Брент Ллойд весьма влиятельная фигура в высших кругах общества. Его убийство вызвало некоторый резонанс между буржуазной прослойкой общества и представителями именитых фамилий. Думаю, не впади мисс Торн в состояние, близкое к безумию, наказания ей было бы не избежать.
- А если она потом придет в себя, после оглашения приговора заключения в клинику для душевно больных или поправится в стенах клиники.
- Это уже другой вопрос, там будет легче переиграть ситуацию и повернуть ее в нашу пользу, поскольку пройдет время, страсти поутихнут, народ вообще забудет детали этого дела – ведь как водится память у людей короткая. Это сегодня они живут сенсацией и готовы драть глотки во имя правого дела или того, что они таковым считают. А завтра все блекнет перед новыми событиями и новостями. Так что, мистер Альтман, не переживайте на этот счет. Если вам удастся вытащить девушку из тисков безумия, обелить ее в глазах общества после оглашения первоначального приговора не составит труда. Я приложу максимум усилий для этого.
- Я вам очень благодарен, мистер Остен, что вы согласились взяться за это дело.
- Для вас я готов многое сделать, мистер Альтман. Ваши благородные намерения по отношению к этой девушке вызывают во мне глубокое уважение.
- Это мой святой долг перед ее отцом. Много лет он был меценатом нашего приюта. Из мрачной тюрьмы для несчастных и заблудших душ это заведение превратилось в настоящую лечебницу, где мы реально имеем возможность помогать людям, а не только прятать их от мира. Я горд тем, что многие мои пациенты излечились от своих недугов. Это не только моя заслуга, я не хочу, чтобы люди думали, что лавры в этом деле должны принадлежать лишь мне одному. У меня много помощников. От простых поваров, до нянек, сиделок, медсестер и рядовых врачей. Каждый, кто работает в стенах лечебницы, вносит свою посильную лепту в общее дело.
- Бог вам в помощь, мистер Альтман. Я лишь законник и мне далеко до подобных тонких материй людской душевной организации, с которыми вы имеете дело каждый день. Моя работа – защищать людей невиновных, а порой и виновных. Такая уж участь адвоката. Это мой хлеб, я его выбрал и сделал смыслом всей моей жизни. Возможно, я ошибся в выборе и занятие это не внушает окружающим особого благоговения, но я знаю свое дело и горжусь этим.
- Вы прекрасный адвокат, мистер Остен. Самый лучший из тех, кого я знаю. Я всегда буду вам благодарен за все, что вы сделали для меня и возможно еще сделаете.
- Пока рано меня благодарить. Дождемся слушания дела. Надеюсь, неожиданностей не будет. Но, тем не менее – не говори «ГОП» пока не перепрыгнешь.
- Вы правы. Нам остается только ждать. А можно мне пока навестить бедную девочку.
- Думаю это можно устроить. Я сейчас соберусь, и мы поедим в Скотленд-ярд.
Через час они уже были на месте. Серые унылые постройки навевали смертельную тоску. Как будто серые камни хранили отпечаток всех страшных событий, которые происходили в стенах этого заведения. Большие металлические ворота со скрипом впустили внутрь визитеров и медленно со стоном захлопнулись за их спинами. Старый старик-сторож еле ковыляя проскрипел засовом и все так же не спеша повернулся к стоящим рядом джентльменам. Ему некуда было спешить. Он родился, вырос и жил в этих стенах постоянно. И, наверное, не видел ничего кроме этих унылых стен и огромных скрипучих ворот, стражем которых сделала серость его происхождения.
- Пройдемте, - еле слышно сквозь зубы пробурчал старик. – Вас велели провести в комнату для свиданий.
И уже не обращая внимания на гостей, словно их и не было вовсе, себе под нос забубнил нечто похожее на проклятие. Его совсем не радовали незваные гости, которые то и дело проходили через эти ворота. Они были не для служебного пользования и поэтому гости были, по его мнению, совсем не к месту. Похоже, старика раздражало все, что происходило вокруг, все, что еще шевелилось, издавало звуки и хранило отпечаток жизни. Он же сам был скорее призраком Скотленд-ярда, нежели его стражем.
Комната для свиданий выглядела ничуть не лучше всего остального. Единственным ее украшением была пара стульев и скамья в углу. Джентльмены предпочли не садиться на предложенные им места. Но прошло полчаса прежде, чем в комнату ввели Эмили Торн, ради которой они и проделали это путешествие. Так что им все же пришлось опробовать на прочность скотленд-ярдовскую мебель.
Они встретили молча скрип ключей в замочной скважине и проследили за толстой тюремщицей, которая показалась в дверях. Своей тушей дородная женщина загородила свою подопечную. Когда джентльмены увидели вошедшую девушку, им трудно было совладать с чувством жалости и сочувствия, которые их охватили при виде жалкого подобия живого существа. Мертвенно бледная Эмили, была похожа на умирающую. Ее прекрасные некогда рыжие волосы потускнели, большие темные глаза казались огромными на исхудавшем лице. Синие круги легли на белоснежной коже, губы побледнели. Увидев ее в таком виде, все, кто ее знал прежде, вряд ли признали бы в ней прежнюю Эмили Торн – красавицу, похожую на ангела.
Девушка, подталкиваемая своей надсмотрщицей, безучастно остановилась у входа. Ее глаза не выражали абсолютно ничего. Они словно остекленели. В них не было ни страха, ни страданий, в них не было никаких человеческих эмоций. Жизнь покинула эти прекрасные и лучистые некогда глаза. Эмили смотрела в никуда и совершенно не обращала внимания ни на пришедших к ней мужчин, ни на свою тюремщицу. Мистер Альтман был поражен, увидев девушку. Он видел Эмили несколько лет назад, и та девочка из прошлого была совсем не похожа на это иссушенное страданиями и душевными муками существо. Остен молча встал и подошел к девушке. Взяв ее за руку, он подвел ее к скамье у стены. Девушка безропотно подчинилась.
Мистер Альтман подошел к ней и пощупал пульс. Проверив реакцию зрачка на свет, он произнес.
- Она видит нас, но вряд ли понимает происходящее. Это состояние напоминает аутизм, но думаю это гораздо сложнее. Уход в себя был спровоцирован шоком и, трудно сказать, когда произойдет возврат обратно. Я думал, что дела обстоят более обнадеживающе.
- Видите теперь. Вряд ли кто из присяжных сможет пойти на иную меру, кроме заключения ее в клинику для душевнобольных.
Мистер Альтман горестно покачал головой.
- Бедное дитя, что же с тобой сотворила жизнь в лице этого мерзавца. Слава богу, он не повредил твое тело. А то вряд ли ты оправилась бы от ран.- И уже обращаясь к Остену, произнес. – У нее нет желания цепляться за свою жизнь. Не удивлюсь, что она отказывается от еды.
Тюремщица подтвердила его опасения.
- Надо скорее ее забрать отсюда.
- Но слушанье назначено только через неделю.
- Боюсь, если мы будем тянуть, то будет уже поздно. Она умрет от истощения.
Остен понимал, что доктор прав.
- Я постараюсь перенести слушанье на ближайший срок, но боюсь, придется прибегнуть ко всем моим связям и влиянию.
- Пожалуйста, мистер Остен, сделайте все возможное. От этого зависит жизнь этой несчастной девушки. Здесь она засохнет так и не поняв, что с ней произошло. Я никогда не прощу себе, что позволил ей так угаснуть, ведь я верю, что ее можно еще вернуть к жизни. Надо только найти нужную струну в ее душе и пробудить ее ото сна.
- Я сделаю все возможное, - произнес адвокат. – Сегодня же я займусь этим вопросом. Как только будут новости, я вам сообщу. Сейчас я вас покину, не будем терять время.
- Я надеюсь на вас, мистер Остен. Вы наша последняя надежда. Я смогу ее вытащить из тисков ее болезни, но из тюрьмы я ее вытащить не могу. Это ваша задача, с которой вы справитесь, я в это верю. До встречи.
Адвокат покинул комнату для свиданий, вскоре за ним последовал и доктор. А Эмили снова отвели в камеру, где она вновь осталась в полном одиночестве. Но она была настолько оторвана от реальности, что не осознавала своего одиночества, как и не осознавала присутствия других людей, когда они находились подле нее. Она полностью погрузилась в себя, ничего не видела и ничего не слышала. Ее мозг словно отказался обрабатывать информацию, которая поступала извне. Все ее существо было далеко-далеко от происходящего на земле. Словно она витала где-то в небесах. Эмили Торн была уже не Эмили Торн, она была ангелом, который был выше земных проблем, выше мелочных дрязг реальности.
Но где-то в глубине ее сознания все еще продолжала теплиться жизнь под названием любовь. Ее беспокойный сон был тому подтверждением. Она металась по своей кровати, бормотала что-то бессвязное и единственное что можно было разобрать это имя мужчины. Она постоянно, раз за разом повторяла его. Иногда выкрикивала, а иногда шептала. Ричард был единственным связующим звеном для Эмили с этим миром, но он был далеко и даже не подозревал, что происходит с его любимой в данный момент. Даже в самых кошмарных снах ему не могло привидеться, что Эмили попала в такую ужасную беду. Его воспаленная фантазия рисовала много картин, но ни в одной Эмили не была так близка к уходу из этого мира.
Глава 20.
Адвокат Эмили, мистер Остен, добился переноса слушанья дела. Суд должен был состояться через два дня. Мистер Остен был уверен, что дело получит широкую огласку в прессе, но он ошибся. Вышла лишь маленькая заметка о том, что такого-то числа состоится слушанье дела некой мисс Торн, которая убила своего кузена. И все. Никаких копаний в грязном белье и прочей суеты на первых полосах. Кому-то видимо было выгодно, чтобы дело не получило огласку. Потом Остен понял, в чем дело. Оказывается, Ллойд нажил себе множество врагов, среди которых были и представители именитых фамилий лондонской аристократии. В числе его должников по карточным делам значились сыновья членов правительства. А стало быть, в случае возни в прессе, все подробности этой стороны дела могли выйти наружу, и репутация многих заинтересованных лиц была бы подмочена. Поэтому сплетни в газетах были пресечены на корню. Разговоры в обществе шли, но они не содержали ничего определенного.
Остен был рад этому обстоятельству. Он больше всего боялся, что в прессе поднимется шумиха и его подзащитную определят как злостную убийцу, которая в порыве толи страсти, то ли ревности прикончила своего кузена. А направить уже сложившееся общественное мнение в свою пользу бывает весьма сложно, куда легче действовать, когда ни присяжные, ни люди сидящие в зале не знают, что собственно происходит, и каковы были истинные обстоятельства убийства.
Настал день икс. Эмили привели в зал суда, когда все присяжные, прокурор, свидетели и прочий народ уже сидели на своих местах. За те два дня, что Эмили провела в застенках, она еще больше осунулась и побледнела. Глядя на нее люди диву давались, как она еще способна самостоятельно передвигаться, и вообще как она еще жива. Она представляла собой жалкое зрелище. С ее появлением по рядам присутствующих прошелся шепот. Мистер Остен оглядел толпу и с удовлетворением заметил, что большинство отнеслось к его подзащитной с жалостью. Присяжные тоже не сдержали своих эмоций. Одна женщина даже ахнула при виде Эмили, а у другой навернулись слезы. Это было хорошим признаком. Что касается мужчин присяжных, то и они не остались безучастными в этой ситуации. Эмоциональное состояние народа полностью отвечало выбранной линии защиты Остена. Теперь оставалось удержать его неизменным. Даже прокурор при виде подсудимой был в недоумении. Вести дело против этой несчастной и доказывать ее полную виновность, выставляя ее злостной убийцей, было, по меньшей мере, смешно. Все и так было очевидно. Девушка была истощена и не в себе, а в подобном случае требовать заключение под стражу сродни вынесению смертного приговора.
Слушание дела началось. Адвокат был больше чем убедителен, а доводы прокурора были шаткими и неуверенными. После нескольких часов прений и выслушивания свидетельских показаний суд удалился на перерыв, во время которого должно было быть вынесено окончательное решение по этому вопросу. Никто не сомневался, каким именно оно должно стать. Тем более со стороны Ллойда не присутствовало никаких родственников, которые могли бы повлиять на ход дела и оспаривать вынесенное решение.
Присяжные вынесли единогласное решение – поместить Эмили Торн в клинику для душевнобольных доктора Альтмана, которая находилась в …ширском графстве для прохождения лечения, а также она была признана невиновной в совершении убийства, поскольку смерть мужчины наступила вследствие самообороны девушки. Так что в случае выздоровления, Эмили Торн будет полностью свободна, и не будет преследоваться законом за совершенное деяние. Все были удовлетворены вынесенным приговором. Остен и Альтман со спокойной душой покидали здание суда. Эмили сопроводили в экипаж доктора, который должен был отвезти их в приют для душевнобольных.
- Спасибо большое, мистер Остен, - проговорил доктор, и его дряблые веки дрогнули от нахлынувших чувств глубокой благодарности к человеку, который сделал так много для его подопечной.
- Все оказалось намного легче, чем я думал, - произнес адвокат и пожал протянутую руку доктора. – Общественное мнение оказалось на нашей стороне, а прокурор намеренно провалил дело, поскольку не был уверен в своей позиции.
- Добрые люди не перевелись еще на этой земле.
- Надеюсь, они никогда не переведутся, иначе жизнь станет просто невыносимой. Теперь, доктор, дело за вами. Свою часть работы я выполнил.
- Вы правы, мой друг, надеюсь, я тоже справлюсь со своей задачей.
- Как только будут новости, сообщите мне письмом. Если понадобиться моя помощь можете полностью на меня рассчитывать.
- Никогда не сомневался в вас, мою друг, спасибо за вашу поддержку. Всего вам доброго. Надеюсь скоро увидеть вас.
- Я тоже на это надеюсь.
Остен и Альтман распрощались, и каждый отправился в свою сторону. Остен остался в Лондоне, а Альтману предстояло возвращение в …ширское графство к своим пациентам и подчиненным. Там был его дом и работа. Там он жил постоянно, за редким исключением, когда дела требовали его приезда в Лондон. Он не любил путешествовать и считал свои передвижения напрасной тратой времени, которое он мог бы посвятить своим подопечным. Он жил уединенно, семьи у него не было. Небольшой дом недалеко от стен приюта выдавал его холостятское положение. Старая служанка приходила каждый день из деревни, прибирала в доме и готовила еду. Альтман появлялся в своем жилище лишь под вечер, когда все дела в приюте были завершены. Ужинал он в полном одиночестве. Его единения ничто не нарушало, лишь изредка дрова в камине потрескивали, выпуская струю светящихся искр. Он смотрел на огонь, перебирал столовым прибором у себя в тарелке и постоянно о чем-то напряженно думал. Его сухощавая фигура, чуть горбатая от времени и перенесенных житейских бурь, являла собой какое-то непонятное зрелище. Смотря на него можно было испытать некое подобие жалости с примесью почтительности и уважения.
Несколько часов в дороге и экипаж мистера Альтмана прибыл к конечной точке путешествия. Доктор лично определил место для Эмили. Он приставил к ней сиделку, которая должна была ухаживать за ней и проводить рядом с ней дни и ночи, пока девушка не поправится. На ужин Эмили не стала ничего есть, и только стакан молока поддержал ее силы. А это уже было большой удачей. До сих пор Эмили отказывалась от всякой еды.
Следующий день в приюте не принес для Эмили ничего нового. Она находилась в том же состоянии между сном и бодрствованием, никак не реагировала на происходящее вокруг нее и по-прежнему ничего не ела.
Доктор наблюдал за девушкой весь день и никак не мог определить дальнейшую политику поведения в отношении нее.
По вечер всех пациентов приюта вывели на прогулку, в их числе была и Эмили. Ведомая своею сиделкой под руку, она была похожа на тростинку, которую в любой момент мог унести порыв ветра. Истощенная, осунувшаяся, но по-прежнему прекрасная она еще больше стала походить на потустороннее существо – на эльфа, которому только не хватало крыльев, чтобы воспарить над землей и унестись к своим сородичам в волшебный лес.
Сиделка облюбовала для Эмили скамейку в глубине парка, рядом с розовым кустом, который был сплошь покрыт белыми розами, источавшими дивный тонкий аромат. Эмили послушно опустилась на скамейку, отсутствующий взгляд был направлен в неведомую точку за пределами сада, девушка не проронила ни слова. Вдруг откуда не возьмись, из-за розового куста, выскочил мальчик лет двенадцати. С визгом, присущим детям, он бросился в сторону Эмили.
- Спасите меня, о прекрасная фея, - взмолился он и бросился к ее ногам.- За мной гонятся злобные гномы и хотят поджарить на вертеле за то, что я узнал тайну их пещеры, - с этими словами он обнял Эмили за колени и поднял глаза к ее лицу.
Видимо поведение мальчика как-то повлияло на сознание девушки, она оторвалась от созерцания невидимой точки пространства и посмотрела на ребенка у своих ног. Их глаза встретились, и Эмили вздрогнула. Изумрудные глаза мальчика пробудили тень воспоминаний ее прошлой жизни. Что-то в его облике отдаленно походило на Ричарда и это сходство сразу же нашло отклик в ее сердце. Она нагнулась к нему и обняла его за плечи.
- Не бойся малыш, никто тебя не обидит. Я заколдую злобных гномов, и они превратятся в обыкновенные камни и не причинят тебе никакого вреда.
Сиделка от неожиданности лишилась дара речи и безмолвно наблюдала за всем происходящим. Поведение Эмили изменилось настолько кардинально, что она даже испугалась.
- Фенимор, что за манеры. Разве можно так выскакивать из-за кустов и пугать людей, - наконец произнесла сиделка чуть дрожащим голосом.
- Но мне угрожала опасность и я бы погиб, если бы не встретил эту прекрасную фею, - указывая на Эмили, произнес мальчик.
- Опять твои фантазии, - со вздохом произнесла женщина, с тоской глядя на Фенимора. - Иди, лучше сходи за доктором и скажи, что мисс Эмили пришла в себя.
- Мальчик посмотрел на Эмили, словно ожидая ее одобрения.
Девушка кивнула головой, и этого было достаточно. Мальчик со всех ног пустился в сторону пансиона с криками.
- Доктор Альтман, доктор Альтман, фея пришла в себя!!!! Доктор Альтман, она превратила злобных гномов в камни, сами можете посмотреть.
Через какое-то время на дорожке парка показался доктор, он, запыхаясь, следовал за Фенимором по направлению к розовому кусту, где сидела Эмили. Взволнованный и озадаченный непонятными заявлениями мальчика, он надеялся на месте прояснить обстановку.
- Что случилось мисс Грин? – спросил он у сиделки, которая уже справилась с приступом удивления.
- Посмотрите сами, - указывая на Эмили, произнесла женщина.
Девушка посмотрела на доктора, и это уже не был отсутствующий, ничего не выражающий взгляд. Сознание вернулось к Эмили и ее глаза, и все ее существо говорили об этом. Слабая улыбка тронула ее губы, и доктор был готов плакать и благословлять эту улыбку. Он видел перед собой настоящее чудо возвращения из потустороннего мира.
- Эмили, вы можете говорить? – глядя в глубокие и прекрасные глаза девушки, произнес он.
- Да, - коротко ответила она, видимо недоумевая к чему такой странный вопрос. – А разве меня зовут Эмили? Странно… - девушка задумалась. – Это имя кажется мне незнакомым.
- Как же вас тогда зовут, если не Эмили, - спросил доктор, понимая, что девушка либо потеряла память, либо еще полностью не пришла в себя.
- Мне нравится имя Робекка, - ответила Эмили, - называйте меня так.
- Хорошо, если вам так хочется, - опасаясь возражать, согласился мистер Альтман.
- Имя Эмили совсем мне не подходит, - задумчиво сказала девушка.
- Отныне все тебя будут называть Беки.
- Это меня вполне устраивает. А можно мне чаще видеть этого малыша, - указывая на Фенимора, попросила Эмили.
- Вы будете видеться каждый день, - уверил ее доктор, - а сегодня уже поздно и всем вам пора разойтись по своим комнатам.
Никто и не думал возражать доктору. Всю дорогу до пансиона доктор и сиделка молчали, Эмили же и Фенимор неустанно о чем-то разговаривали, убежав от них вперед. Они напоминали брата и сестру и, наверное, этот день действительно сроднил их навсегда.
Доктора озадачила внезапное пробуждение девушки, тем более ему была неведома причина перемен. Он ломал голову над тем, какое отношение имеет ребенок к возврату к реальности в почти безнадежном случае. Одним из самых невероятных предположений было то, что возможно у Эмили был ребенок, но эта мысль была нелепа, ведь при осмотре девушки после убийства было выявлено, что она девственна. Оставалась другая вероятность – возможно Эмили имела сильную привязанность к какому-нибудь ребенку. Из дневника Эмили доктор узнал много о жизни девушки. Скорее всего, она вспомнила о Флоре и Дэвиде, когда увидела Фенимора. А возможно, и эта мысль казалась ему наиболее правдоподобной, мальчик ей напомнил Ричарда. Многие люди похожи друг на друга. Схожие черты можно увидеть в людях, не имеющих между собой никаких родственных связей. Возможно, Фенимор и Ричард были тому подтверждением.
За ужином доктор распорядился посадить Эмили рядом с Фенимором в общей столовой. Это было правильным решением, в чем доктор убедился сразу же, как принесли ужин. Эмили, после продолжительного голодания принесли только куриный бульон и немного хлеба. Девушка с удовольствием съела принесенное. Фенимор предложил ей свой хлеб с сыром, так как был уверен, что его волшебная подруга не наелась. Но доктор воспрепятствовал его порыву объяснив, что там, откуда пришла Эмили такую пищу не едят и поэтому ей нужно время, чтобы к ней привыкнуть, иначе она может заболеть. Фенимор конечно же поверил словам доктора. Он всегда ему верил, так как считал Альтмана добрым волшебником, который избавил его от злой ведьмы и перенес в свое королевство, чтобы спасти от злых чар.
Эмили была в прекрасном расположении духа, когда отправлялась ко сну. Она тепло простилась с доктором, поцеловала Фенимора и пообещала мальчику, что завтра они обязательно снова встретятся.
Фенимор опасался, что фея может исчезнуть, и поэтому он взял с нее слово, что она никогда его не покинет. Доктор Альтман наблюдал трогательную сцену прощания новоиспеченных друзей со стороны и с болью в сердце подумал о мальчике. Мир иллюзий, в котором он жил все это время приобрел свое воплощение в образе Эмили. Кто знает, каким боком подобное может обернуться для его психического здоровья. Но выбирать не приходилось, что случилось, то случилось, остается только надеяться на лучшее.
Глава 21
Доктор Альтман снова прочел дневник Эмили. Перипетии судьбы девушки походили на роман, конец которого еще не был дописан. Решение созрело внезапно. А что если написать Ричарду Ферчарльзу и сообщить о местонахождении Эмили. Наверняка после ее внезапного исчезновения он пустился на ее поиски. Вероятность, что письмо застанет его дома в Ирландии, была мизерной. Но попробовать стоило, ведь, в конце концов, ему могут переслать почту. И доктор сел за письмо. Обстоятельно обдумывая каждое слово, он написал Ферчарльзу. Письмо не содержало лишних подробностей, в нем были лишь краткие сведения о том, где находится в данный момент Эмили Торн и что состояние ее здоровья требует немедленного присутствия ее родных или друзей. Поскольку сведения об ее родне отсутствуют, то письмо отправляется к ее последнему работодателю в надежде, что он примет участие в ее судьбе, поскольку рассчитывать ей больше не на кого.
Подписав письмо, доктор Альтман запечатал его в конверт, где указал адрес получателя, а также свои координаты. Вздохнув, он положил его на поднос для почты. Утром служанка отнесет его в деревню на почту и останется только ждать и надеяться, что оно дойдет до адресата.
Прошло около месяца, но ответа от Ферчарльза не было. Доктор решил, что дальнейшие ожидания бесполезны и перестал надеяться на появление Ричарда в стенах его клиники.
Эмили с каждым днем становилось все лучше. Она почти полностью восстановилась физически, но ее психическое состояние внушало некоторые опасения. Память по-прежнему к ней не возвращалась. Из своей прошлой жизни девушка не помнила абсолютно ничего, даже собственное имя казалось ей чужим. И что самое странное, беспамятство, похоже, ее устраивало. Она не задавала вопросов по поводу своей персоны, не интересовалась, почему она оказалась в лечебнице для душевнобольных, совсем не тяготилась своим положением пациентки.
Доктор Альтман решил, что пришло время для знакомства Эмили с предметами ее прошлой жизни.
Во время задержания у девушки изъяли все личные вещи, среди которых был медальон с портретами ее родителей. Доктор долго рассматривал его, крутил у себя в руках унылыми вечерами коротая время в полном одиночестве. Он любовался красотой и благородством черт молодой четы, и особенно его поражала женщина. Она была очень похожа на Эмили, но выглядела цветущей. Ее кожа напоминала собой цвет молодой розы, чем не могла похвастаться ее дочь в виду постоянных стрессов и лишений. Ее глаза были как у ребенка, чуть удивленные, с живым интересов взирающие на этот мир. Во всем ее облике ощущалась чистота и необыкновенная теплота. Доктор Альтман переживал в эти минуты единения с портретом сожаления о прожитых годах. Ведь он так и не встретил свою любовь. Все женщины, которых он знал, жаждали титулов, денег, власти и благ этого мира. И ни одна не хотела разделить жизнь с альтруистом и романтиком. Его романы заканчивались прежде, чем его сердце было затронуто нежным чувством. И он закрылся от мира, закрылся в своей работе, в научных трудах, в одиноком проживании в деревенской глуши. Наверное, он совершил ошибку, прекратив попытки поиска личного счастья. Ведь счастливый человек может дать этому миру гораздо больше любви и заботы, чем человек несчастный и одинокий. Ведь любить весь мир невозможно, если ты не знаешь что такое любовь к одному человеку. И доктор понимал, все, что он делает – не что иное, как милосердие, в котором есть сострадание, есть жалось, но мало любви. Он просто не научился любить.
Печально и непоправимо, ведь годы уже не вернуть. Пройденный путь нельзя пройти заново, а страницы жизни переписать начисто. От осознания своего одиночества доктор Альтман тяжело вздохнул. Его сердце сжалось от боли и о жалости к самому себе. Он никогда раньше не позволял подобным чувствам возобладать над ним. Но появление Эмили странным образом изменило его жизнь. Отдавая долг чести ее отцу, он открыл свое сердце для теплых чувств. В нем проснулся отцовский инстинкт. Он смотрел на девушку не как на свою пациентку, а как на дочь, которой у него не было и уже не будет.
В последний раз, взглянув на портреты родителей Эмили, доктор закрыл медальон и сунул его в карман. Эмили была в парке с Фенимором. Он отправился на поиски закадычных друзей. Найдя их за очередной увлекательной игрой, он подозвал девушку к себе.
- Беки, это принадлежит тебе. Его у тебя забрали до того, как ты попала сюда. Думаю, пришло время вернуть тебе этот медальон.
Эмили с интересом взглянула на протянутую ей вещь. Она открыла медальон и взглянула на портреты. Долго и напряженно вглядываясь в изображения лиц, Эмили, наконец, произнесла:
- Девушка похожа на меня. Это моя мама?
- Да ты угадала, это твоя мама. А мужчина – был твоим отцом.
- Я не помню их, - с грустью произнесла девушка. – Они живы?
- Увы, девочка, их давно нет на этом свете, иначе они давно забрали бы тебя отсюда.
- А я думала, что мои родители отправили меня сюда, - недоуменно сказала Эмили.
- Почему ты так решила? Ведь тебе этого никто не говорил.
- Родители Фенимора отправили его сюда, вот я и подумала, что и мои поступили так же.
- Родители Фенимора издевались над мальчиком, избивали его и всячески унижали. По решению суда их лишили родительских прав, а мальчика отправили ко мне, поскольку на тот момент его душевное и физическое состояние были настолько тяжелыми, что у меня были сильные сомнения относительно того, выживет ли мальчик.
- А почему они так поступали с собственным сыном? – с ужасом в голосе произнесла Эмили.
- Фенимор родился в бедной семье, где было помимо него еще шесть детей. Они еле-еле сводили концы с концами, жили почти впроголодь. Отец часто пил и бил младших детей. А Фенимор был не как все. Он скрывался от жестокой реальности в сотворенном его фантазией мире. Он сочинял для себя сказки, чтобы жизнь не казалась слишком горькой. И он был по-своему счастлив. Но его родители не хотели мириться со странностями сына, и ему доставалось больше всех. И вот однажды после очередной попойки, отец хотел избить самого младшего из детей. Фенимор вступился за брата и назвал отца злобным троллем, а свою мать ведьмой. Вот тут весь гнев родителей пришелся на Фенимора. Его мать хоть и не пила спиртного, но была тоже жестока с детьми. Фенимора в тот вечер спасло чудо. Сосед проходил мимо их дома и услышал истошные крики мальчика и плачь остальных детей. Он ворвался в дом и вмешался в побоище. Фенимору очень повезло, еще немного и для него было бы все кончено.
Эмили еле сдерживала слезы, слушая доктора Альтмана. Ее до глубины души тронула история Фенимора.
- Ты же попала сюда совсем по другой причине, - продолжал доктор. – Я не хочу тебе рассказывать, как именно это произошло, ты должна сама вспомнить. Я же сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь тебе в этом.
Эмили только кивнула в ответ и, взяв медальон, вернулась к мальчику. А доктор покинул их, дела требовали его присутствия в приюте.
Прошло немало времени, однако Эмили не вспомнила больше ничего. Рассказ о родителях и медальон не помогли восстановлению памяти. Она часто смотрела на портреты родителей, но они оставались для нее незнакомцами. Это тяготило ее, она желала узнать больше о своей жизни, но не могла продвинуться ни на шаг.
У доктора был дневник Эмили. Но он не спешил применить к ней столь шоковую терапию. Он хотел, чтобы память постепенно вернулась, чтобы это был естественный процесс, а не насильственный. Для себя он решил, что дневник он покажет Эмили только в самом крайнем случае – когда не будет ни одной надежды на возвращение памяти. А до тех пор он будет искать другие способы для ее выздоровления.
Глава 22
Прошло почти полгода с тех пор, как Эмили поселилась в приюте для душевнобольных доктора Альтмана. За это время она сильно изменилась. Ее красота расцвела с новой силой, и у нее появилось желание жить и радоваться жизни. Самым близким и верным другом для нее стал Фенимор. Она сильно привязалась к мальчику и полюбила его. Он отвечал ей тем же. Их отношения были настолько искренними и добрыми, что могли тронуть даже самое черствое сердце. Они постоянно были вместе – играли в разные игры, которые придумывала Эмили или Фенимор, гуляли по парку и в окрестностях приюта, собирали полевые цветы, а потом дарили их пациентам клиники. Так времена года сменяли друг друга. И в холод и в жару они были счастливы вместе, всегда находили себе занятия, читали, рисовали, придумывали всякие сказочные истории и верили в их реальность.
Наступила весна. Сырая и холодная погода не способствовала долгим прогулкам, и приходилось находить занятия в стенах приюта. Для пациентов устраивали разные игры в большой общей комнате. Некоторые больные занимались рукоделием. Когда же выдавался теплый солнечный денек, то всех выводили на прогулку. В один из таких дней доктор Альтман, получил, наконец, долгожданное письмо из Ирландии. Оно застало его в стенах клиники рано утром. Вместе с утренним кофе молоденькая медсестра принесла стопку писем и счетов. Просматривая корреспонденцию, он увидел конверт, который так отчаянно ждал, и возлагал на него огромные надежды.
Но стоило ему только вскрыть письмо, как радость сменилась большим разочарованием. Прочитав письмо, он понял, что все кончено. На его страницах была ужасная весть, которая могла погубить Эмили.
Письмо было подписано Барборой Ферчарльз и гласило:
«Уважаемый мистер Альтман, с прискорбием должна вас огорчить, что наша семья более не сможет принять никакого участия в судьбе Эмили Торн, которая работала у нас гувернанткой. При всем уважении к мисс Эмили, мы более не имеем возможности поддерживать с ней связь, поскольку нашу семью поразило большое горе. Мой племянник Ричард Ферчарльз и двое прелестных детишек, которых воспитывала мисс Торн, погибли при кораблекрушении около полугода назад. Мне очень жаль, что здоровье мисс Торн находится под угрозой, и я буду молиться, чтобы она пошла на поправку. Пусть бог позаботится о милой девушке, Ричард более не сможет этого сделать. Еще раз прошу прощения, поскольку ничем не могу вам помочь. Всего вам доброго».
Доктор побледнел, дочитав письмо до конца. Все, на что он так надеялся и во имя чего хотел вернуть Эмили к жизни, было утрачено в один миг. Он верил, что, выздоровев, девушка воссоединиться со своим любимым и будет счастлива. Но этому теперь не суждено сбыться никогда.
Теперь Эмили некуда торопиться, ее единственный дом – этот приют. Больше ей некуда идти, больше у нее никого нет. Мысль, что подобное создание, как Эмили Торн, которая создана для любви и счастья, будет прозябать в стенах приюта, была настолько горькой, что доктор Альтман с трудом верил во все происходящее. Слишком все было ужасно и беспросветно, чтобы быть правдой. Но сомневаться в правдивости информации ему не приходилось и осталось только смириться с обстоятельствами.
Теперь не было смысла в возврате памяти для Эмили. Мир без прошлого был теперь для нее предпочтительнее. И доктор Альтман оставил все свои попытки в лечении девушки. А Эмили на свое счастье не вспомнила ничего нового.
Но новое обстоятельство вмешалось в размеренный ход жизни приюта. Однажды рано утром, когда доктор Альтман был в отъезде и должен был вернуться только на следующий день, привратник был разбужен стуком в калитку. У ворот стояла женщина с ног до головы закутанная в черный плащ. Она спросила, здесь ли находится некая мисс Эмили Торн. Все в приюте знали Эмили, и поэтому привратник без затруднения дал положительный ответ.
- Мне надо с ней увидеться, - проговорила незнакомка.- У меня для нее письмо.
- Я не могу вас сейчас впустить. Все визиты в приюте осуществляются только с разрешения доктора Альтмана, а его сейчас нет.
- А когда он будет? – с нетерпением в голосе спросила незнакомка.
- К сожалению, он в отъезде и будет только завтра, - ответствовал привратник.
Ответ видимо сильно огорчил женщину, и она со слезами в голосе проговорила.
- Что же мне делать, ведь я не могу ждать до завтра, - сокрушенно заломив руки, женщина спрятала лицо в ладонях, словно намереваясь разрыдаться. – Бедная девочка, у нее нашелся дядя, который столько лет искал ее. А завтра утром он отплывает обратно домой, а я даже не могу передать ей письмо от него. А ведь он думает, что я привезу ее к нему. Сам он не смог приехать, так как сильно заболел. Климат Англии оказался для него пагубным. Я его помощница и он обязал меня найти его племянницу. Если я не повидаюсь с ней и не передам письмо, он меня уволит, и я останусь без средств к существованию. Что же мне делать.
Сторож проникся сочувствием к бедной женщине, которая выполняла благородную миссию и могла поплатиться своим благополучием, если не выполнит поручение хозяина. Он тоже был человеком подневольным и понимал ситуацию незнакомки и поэтому предложил содействовать в ее деле. Он пообещал, что разыщет Эмили и приведет ее в оговоренное место, где ее будут ждать для передачи письма.
- Только вот беда, бедняжка ничего не помнит из своей жизни. Она вряд ли что-нибудь поймет.
- Наше дело маленькое, - произнесла женщина заискивающим тоном, и на ее лице мелькнула недобрая улыбка. – Вы только приведите ее в условленное место, я ей передам письмо, а там уже решать ей. Если она захочет поехать с дядей, то напишет ему, и он задержится и подождет ее. Если же нет, то он отбудет на родину сегодня же.
- Хорошо, я сделаю так, как вы просите. Ради доброго дела можно поступиться заведенной инструкцией.
Женщина горячо поблагодарила старика-сторожа и ушла. Они условились, что старик направит Эмили в отдаленную часть парка к забору, где обычно безлюдно. Там ей и будет передано письмо и все разъяснено.
Думая, что содействует доброму делу, сторож встретился с Эмили и сделал то, о чем условился с незнакомкой. Весть о внезапно объявившемся дядюшке сильно взволновала Эмили. Наконец-то появилась хоть какая-то ниточка с ее прошлым. Она дождалась времени прогулки, придумала для Фенимора игру, в которой он должен был досчитать до тысячи и пойти искать ее, и незаметно скрылась от всех. За время проживания в приюте они с Фенимором изучили все потайные места парка и окрестностей, поэтому она без труда нашла место, о котором сказал ей сторож. Там ее уже ждали. Женщина в черном плаще стояла к ней спиной. Услышав шаги, она медленно обернулась. Глаза незнакомки встретили улыбающееся и взволнованное лицо Эмили и сузились от ненависти и гнева. Однако девушка не заметила этого. Эмили даже не подозревала, что ей грозит смертельная опасность, что женщина, которая выдала себя за помощницу ее дяди никто иная как Кэтрин Лоуренс – ее заклятый враг, причина случившихся с ней и Ричардом несчастий.
- Здравствуйте, мисс, - приветливо сказала Эмили, глядя на незнакомку.
- Неужели вы меня не узнали, - ехидно отозвалась женщина в плаще.
- Нет, увы. Возможно, раньше мы с вами и виделись, ведь вас прислал мой дядя, но я ничего не помню из своей прошлой жизни.
- И вы не помните Ричарда Ферчарльза? – все с тем же сарказмом продолжала незнакомка.
Эмили на секунду задумалась, словно что-то шевельнулось в ее душе при звуке этого имени, но ненадолго.
- А кто это? – недоуменно спросила она.
- А Дэвида и Флоренсию Ферчарльз вы тоже не помните, - не унималась незнакомка.
- Увы, я не помню даже собственного имени. Хотя мне и говорят, что меня зовут Эмили Торн, но это имя кажется мне чужим, поэтому зовите меня просто Беки.
- Хорошо, - зло улыбнулась Кэтрин. – Потеря твоей памяти немного спутала мне все карты. Я не получу того удовольствия, на которое рассчитывала. Ведь ты даже не вспомнила меня. А ведь я хотела проститься с тобой зная, что ты покидаешь этот свет с большим сожалением.
Эмили пришла в крайнее замешательство от слов незнакомки.
- О чем вы говорите?
- Ты стала причиной всех несчастий моей жизни, - не слыша адресованного ей вопроса начала свою речь Кэтрин. – Я уже расправилась с Амалией, и оставалось совсем немного времени, чтобы завоевать Ричарда, но тут появилась ты и все испортила. Если бы не ты, он рано или поздно все равно стал бы моим. Никто не знает его лучше, чем я, никто не сможет любить его так, как я. Ради него я отказалась от всех предложений, которые мне делали, ради него совершала преступления, ради него готова была умереть. Но он отверг меня, отверг даже тогда, когда ты бросила его. Когда он понял, что ты пропала, то не поверил ни единому слову в записке. Он был уверен, что просто так бросить его ты не могла. Значит, у тебя были веские причины. Он чувствовал, что происшедшее не обошлось без моего участия. И он допрашивал меня, как последнюю преступницу, он готов был уничтожить меня, а я валялась у него в ногах и уверяла, что невиновна. Но он не верил и продолжал допрос. Я говорила, что люблю его, и всегда любила, говорила, что мы можем быть счастливы, если он примет мою любовь. И знаешь, что он сказал в ответ на мои признания, - тут Кэтрин расхохоталась, - он сказал, что скорее полюбит змею подколодную, чем меня. Он сказал, что его воротит от одного моего вида, что ему омерзительно слышать слова любви из моих уст. Что все мои признания отдают смрадом преисподней, а я сама кажусь ему настолько гадкой и омерзительной, что он еле сдерживается, чтобы не раздавить меня как мерзкую тварь.
По-твоему, я достойна подобного обращения? Я отдала ему всю свою жизнь, молодость и красоту, а он променял меня на какую-то гувернантку, которую знал всего ничего. И что, по-твоему, мне оставалось делать? Он забрал детей и покинул Ирландию, оставив меня с этой нудной старухой Барборой среди лесов, без общества и развлечений. Он поехал искать тебя, никому не сказав, куда именно едет. Все дела он передал управляющему и выделил нам ровно столько денег, чтобы хватало на содержание дома, прислуги и еду. И то деньгами распоряжался управляющий, а я оказалась в роли приживалки без собственных средств, без возможностей жить так, как я привыкла. Теперь все приличные дома были для меня закрыты, и я не могла принимать никого в Оуквуде. Вот что он сделал со мной в благодарность за мою любовь и преданность. И тогда я поклялась, что найду тебя прежде, чем это сделает он. Пусть моя жизнь уже кончена, но и он не достанется тебе. Ты умрешь, а он уже вряд ли сможет смириться с такой потерей. Его первая жена умерла от моих рук, и тебя ждет та же участь. А он пусть всю оставшуюся жизнь оплакивает тебя.
И Кэтрин снова расхохоталась. Ее видимо веселило то, что она собиралась сделать. Ни угрызений совести, ни страха не было в душе этой женщины. Жажда мести двигала ее черными помыслами. Страсть к Ричарду была скорее помешательством, нежели нормальным человеческим чувством. Эта страсть походила на ту, что испытывал Ллойд к Эмили. Ллойд и Кэтрин совершили так много преступлений и убийств во имя собственной больной убежденности в том, что ими движет любовь, что трудно признать их нормальными. Они оба были больны. Ллойд был уже мертв и не мог причинить вред Эмили, а вот Кэтрин собиралась сделать то, о чем давно мечтала. Из-под полы плаща блеснул нож, и рука Кэтрин поднялась над Эмили. Девушка была в шоковом состоянии после услышанного, и не могла даже пошевелиться. Она не понимала, что происходит. Почему женщина, которая назвалась ее другом, теперь так себя ведет. А речь Кэтрин привела ее в полное замешательство.
В такой ситуации Эмили была легкой жертвой. Без сопротивлений она могла лишиться жизни, и даже не поняв за что. Но тут произошло непредвиденное. Откуда не возьмись, выскочил Фенимор. И с криками бросился в сторону Эмили.
- Я нашел тебя! Теперь твоя очередь!
Голос мальчика вернул Эмили к реальности в тот самый момент, когда Кэтрин наносила удар. Девушка отпрыгнула в сторону, но недостаточно, чтобы избежать удара ножа, который свалил ее на землю. Фенимор оторопел от происходящего, но быстро сообразил, что происходит что-то нехорошее. С истошными криками о помощи он бросился в сторону приюта. Из глубины паркам послышались голоса, видимо крик о помощи был услышан. Пробежав еще немного и продолжая кричать, Фенимор вдруг резко остановился и стремительно побежал в сторону Эмили. На ходу он схватил с земли палку и с этим оружием кинулся на Кэтрин. Испугавшись, что может быть застигнута врасплох, она решила, что пора ретироваться. Она была уверена, что покончила с Эмили и теперь надо спасаться бегством. Последний раз бросив взгляд на недвижное тело девушки, она молниеносно скрылась в зарослях, Фенимор даже подумал, что она испарилась.
Через минуту подоспела помощь. Молодой доктор и медсестра сразу же бросились к Эмили. Не задавая лишних вопросов, они осмотрели девушку, а лежащий рядом нож объяснил, что произошло без слов. Рана на плече сильно кровоточила, но, по мнению врача, не представляла угрозы для жизни. Эмили была в обмороке. Ее перенесли в приют в ее комнату. Промыв рану, и наложив повязку, Эмили оставили отдыхать.
- Когда она очнется, позовите меня, - сказал молодой врач сиделке, которая осталась дежурить подле девушки, а сам пошел распорядиться для вызова полиции.
Вскоре в приюте сновало два полицейских из местных стражей порядка. Они осмотрели место преступления, но кроме ножа больше ничего не нашли. Они опросили весь персонал больницы и сторожа, который сразу же рассказал, что знал. Старик чуть не заработал приступ сердца, когда узнал, что произошло в приюте после приезда незнакомки. Несмотря на страх за собственную участь, он все же счел необходимым сам во всем признаться. Ведь он не хотел ничего дурного, его доверие жестоко обманули, из-за чего чуть не произошло убийство. Он корил себя за легковерность, за нарушение инструкций и со страхом ждал возвращения доктора Альтмана.
Полицейские составили акт, приложили к нему показания свидетелей, в том числе и Фенимора, пообещали организовать поиски преступницы. В эту ночь в приюте было беспокойно. То и дело слышались крики и чьи-то стоны. Видимо беспокойство передалось пациентам клиники. В этот день Эмили осталась чудом жива.
Глава 23
Ночью Эмили приснился странный сон. Ей снилась Кэтрин и незнакомый мужчина с черными, как смоль волосами и зелеными глазами. Мужчина тронул ее сердце, в нем было что-то знакомое и близкое. Но вопрос о том, кто он, оставался без ответа. Во сне она силилась вспомнить, но единственное, что всплыло в ее памяти, было имя Ричард. Она не сомневалась, что это имя незнакомца. Девушка смотрела сон, как спектакль, с неизвестными актерами, финал которого предугадать было невозможно. Мужчина шел к ней навстречу и улыбался. В его улыбке было столько тепла и любви, что ее сердце наполнилось нежностью к нему. Он распростер свои объятия и заключил в них Эмили. Ей стало так спокойно и хорошо, что она пожелала навсегда остаться в плену его рук. Но тут появилась та, которая намеревалась сегодня лишить Эмили жизни. С демоническим хохотом она приблизилась к Ричарду, в ее руке показался пистолет. Еще мгновение и раздался оглушающий выстрел. Эмили зажмурила глаза, а когда их открыла ни Ричарда, ни незнакомки не было рядом. Она осталась совершенно одна, со всех сторон окруженная пеленой тумана. Она позвала, но никто не откликнулся на ее зов. Страх охватил ее. А вдруг незнакомец погиб. От этой мысли она проснулась в холодном поту. Ее била мелкая дрожь, рана на плече ныла, напоминая о недавней трагедии. В комнате Эмили больше никого не было. Сиделка ненадолго отлучилась, пока девушка спала. Встав с постели, она подошла к окну и посмотрела на ночной пейзаж. Небо было ясным и светила луна. Ее свет озарял все окрестности, а вдали виднелась чуть заметная россыпь мелких огоньков – это была деревня.
Впервые за все время пребывания в приюте Эмили почувствовала, что ее дом не здесь, что эти стены не могут ей заменить то, что она потеряла за их пределами. И в мыслях вновь всплыло лицо незнакомца. Оно манило ее, вновь и вновь она прокручивала в памяти увиденный сон, силясь вспомнить хоть что-то из своей жизни, но все ее попытки не увенчались успехом, и она сдалась. Но только на эту ночь. Завтра она обязательно поговорит с доктором Альтманом, и он поможет ей.
Вернувшись на следующий день после отъезда, доктор Альтман узнал о случившемся несчастье. Сразу же были приняты дополнительные меры безопасности. Старика-сторожа не уволили из жалости, но отчитали так, что теперь он боялся пропустить через ворота даже собственную тень без разрешения доктора Альтмана. Полиция же пока не добилась никаких результатов в поисках преступницы, но ее словесные портреты были разосланы по всем окрестностям …ширского графства. И начальник полиции уверял, что ее задержание является лишь вопросом времени. Далеко уйти ей вряд ли удастся, тем более все гостиницы получили распоряжения сообщать о странных постоялицах. Оставалось только ждать.
Доктор Альтман навестил Эмили утром. Девушка чувствовала себя лучше. Рана уже не так сильно ее беспокоила. Он придвинул стул к ее кровати и сел рядом с ней.
- Как ты себя чувствуешь, дочка, - с отеческой нежностью в голосе произнес доктор.
- Не беспокойтесь, все хорошо, - ответила Эмили.
- Ты знаешь женщину, которая на тебя напала? В полицейском отчете она значится как незнакомка, поскольку ты не вспомнила кто она такая.
- Она называла себя Кэтрин Лоуренс, но полицейские не стали указывать это имя, сказав, что оно, скорее всего, вымышленное.
- Оно настоящее, - с тревогой в голосе произнес доктор.
- Откуда вы знаете, - удивленно воскликнула Эмили.
- Не спрашивай меня, откуда подобная информация, просто прими как данность.
Доктор все знал из дневника, который хранился у него дома.
- И еще она упомянула неких Дэвида и Флоренсию Ферчальз, а также Ричарда Ферчарльза. Последнее имя кажется знакомым. Сегодня ночью я видела сон, где мне снился красивый мужчина, я думаю, это был Ричард Ферчарльз. Вы не знаете кто это?
- Ты была у его племянников гувернанткой. Больше я, к сожалению, ничего не знаю. А Кэтрин Лоуренс была его кузиной, - ответил доктор Альтман.
- И это все, что вам известно? – разочарованно проговорила Эмили. – А я очень рассчитывала на то, что вы знаете больше и поможете мне вспомнить мою прошлую жизнь.
- Почему вдруг тебя это так заинтересовало? До этого ты не задавала никаких вопросов относительно того, кто ты, чем занималась в прошлом. Что же изменилось? Пусть все идет своим чередом. Память сама вернется рано или поздно.
- Просто я поняла, что возможно оставила в прошлом очень дорогих моему сердцу людей. Я чувствую, что это так, а значит, мне надо поскорее все вспомнить, чтобы вернуться к ним. Разве этого недостаточно?
- Конечно, ты права. Но, к сожалению, никто не знает где искать этих людей. Мне известны только имена, - снова солгал доктор.
- Откуда вы знаете их? – неожиданно спросила Эмили. – Почему я здесь, как попала сюда, откуда пришла?
Доктор понял, что время, когда Эмили придется открыть всю правду совсем близко. Ее перестанут удовлетворять его отговорки и уловки уйти от объяснения некоторых обстоятельств будут уже неуместными. Но сегодня он был не готов рассказать Эмили историю о том, как она попала в этот приют. Это был слишком тяжелый и долгий разговор. Но хуже всего то, что скрывать наличие дневника становилось почти невозможным. Ведь он фигурировал везде в истории ее злоключений последнего периода. Именно благодаря нему удалось переломить чашу весов правосудия на сторону Эмили Торн. Именно он открыл истинную сущность Брента Ллойда и позволил найти дополнительные аргументы в пользу необходимой обороны, в результате которой он погиб.
Доктору следовал прежде хорошо все обдумать, взвесить, морально подготовиться к разговору с Эмили. И он попросил отсрочить объяснения до завтра. Девушка была огорчена таким поворотом, но возражать не стала. Ей не терпелось поскорее все узнать, но из уважения к доктору она согласилась подождать.
Весь день она была как на иголках. Постоянно уходила мыслями в себя и почти не замечала Фенимора. Мальчик, видя перемену в своем друге, сильно огорчился. Он даже попенял ей за это. Но Эмили сказала, что чувствует себя не очень после вчерашнего происшествия, да и рана побаливает. Поэтому она просит простить ее за невнимательность. Фенимор сразу же изменился к ней. Он превратился в заботливого брата и совсем не пытался увлечь Эмили своими играми. Теперь она могла думать о чем угодно и молча сидеть, уставившись в одну точку, а он просто сидел рядом. Иногда он клал свою голову ей на колени и дремал, пока она уносилась мыслями в неведомые дали.
Вернувшись домой, доктор Альтман не стал ужинать. Его мысли были заняты совсем другим. Он обдумывал, как расскажет Эмили всю правду. В голове он прокручивал слова, которые скажет ей завтра. Он достал дневник и просмотрел его снова. А потом вновь прочел письмо, которое получил из Оуквуда от Барбары Ферчарльз. Он знал, что рано или поздно придется рассказать и о письме. Что за этим последует, предсказать было практически невозможно.
Наступило утро, которого с нетерпением ждала Эмили, и так боялся доктор Альтман. Он пригласил девушку в свой кабинет и усадил в кресло недалеко от своего стола. Оба молчали, не решаясь нарушить молчание. Первым заговорил доктор:
- Ты вчера задавала мне много вопросов, я даже не знаю с чего начать. Во-первых, хочу тебе сказать, что я лично был знаком с твоим отцом. Он был нашим меценатом и жертвовал огромные средства для нашего приюта. Только благодаря его стараниям, закрытая больница для душевнобольных стала приютом, где не только прятали людей от общества, а оказывали посильную помощь и проводили лечение. Ваш отец был необыкновенным человеком, с большим сердцем. Подобных благородных людей я больше не встречал в своей жизни. И что самое главное, он никак не афишировал свое меценатство, как поступают многие другие. Он помогал не ради известности и общественного признания, а из любви к ближнему.
И вот однажды, мне пришло известие из Лондона. Мой коллега из Скотленд-ярда сообщил, что к ним в участок привезли девушку. Изъятые вещи показали, что это была Эмили Торн – дочь Лорда Торна, моего мецената. У нас с коллегой были хорошие отношения, и он был в курсе многих моих дел, поскольку одно время работал в приюте. Потом я порекомендовал его в Скотленд-ярд. Он помнил о моем участии в его судьбе и поэтому сообщил мне о вашем заключении под арест.
- А за что меня арестовали? – со страхом в голосе проговорила Эмили.
- Ты только не пугайся, в том, что произошло, нет твоей вины.
- Так что все-таки произошло?! – Эмили стало страшно.
- Ты убила своего кузена Брента Ллойда в результате самообороны. Он пытался совершить над тобой насилие, избил тебя. Ты защищала свою жизнь и честь и никто не смеет тебя обвинять.
- Я убила человека? – Эмили не верила своим ушам. Ей казалось, что она ослышалась, что это всего лишь какая-то страшная шутка. Ведь это просто невозможно, чтобы она могла совершить подобное.
- Ты совершила это в состоянии аффекта, после чего пережила страшнейший шок, который видимо и привел к потере памяти.
Эмили молчала. Услышанное было настолько страшным откровением для нее, что она не знала, как это пережить.
- Я не буду сейчас тебя утешать, - сказал доктор. Ты сама все поймешь, когда прочтешь это.
И он протянул Эмили ее дневник.
- Это твой дневник. Здесь содержится много фактов из твоей прошлой жизни. Здесь так же рассказывается о Бренте Ллойде, о том, каким он был чудовищем. Ты избавишься от ложного чувства вины, когда прочтешь его. Этот дневник спас тебе жизнь. Он стал вещественным доказательством в твоем деле и благодаря ему, тебя полностью оправдали.
Эмили, дрожащими от волнения руками, взяла дневник и прижала к груди.
- Я могу идти, - тихо спросила она.
- Конечно, - ответил доктор.
Эмили неслышно подошла к двери и бесшумно выскользнула из кабинета. Она тут же направилась к себе в комнату и попросила сиделку оставить ее одну. Женщина нехотя, но все же согласилась. Оставшись наедине с собой и дневником, Эмили принялась за чтение. Страх и трепет владели ею, когда она открыла неведомый дневник, который был написан ее рукой, но содержание, которого было ей неизвестно.
Она словно заново познавала этот мир и себя через строчки дневника. С каждым прочитанным словом она воссоздавала картину прошлой своей жизни. Ей открывались мельчайшие подробности событий, которые ей довелось прожить, чувства которые она испытывала. И что-то глубоко в ее сознании начало оживать. Память как будто начала шевелиться, иногда Эмили даже казалось, что она знает то, что будет на следующей странице. Но пока это были лишь первые признаки пробуждения. До полного возврата памяти было еще далеко. Но дневник был нитью к ее выздоровлению.
Она проглатывала страницу за страницей и в ее душе просыпались новые чувства и новые эмоции. Она даже не знала, что она такая, как вещал дневник в ее руках. Магические страницы показали ей новую Эмили, Эмили, которая была совсем не такой, какой она привыкла себя считать и чувствовать в последнее время. Ей казалось, что она слабое и беззащитное существо, но Эмили из дневника опровергла этот ложный образ. Та Эмили была сильной, мужественной, она была огнем, и в ней чувствовался характер, который не смогли сломить даже несчастья, которые сыпались на нее, как из рога изобилия.
Она узнала о Бренте Ллойде, а его подлом предательстве, о том, что именно он убил Бетти, и был причиной смерти ее отца. Доктор был прав, угрызения совести уже не так мучительно терзали ее после всего прочитанного. Тем более он уверил ее, что она действовала обороняясь. И вдруг как вспышка в мозгу, она увидела нескладную фигуру, с огромными, как лопаты, руками. Мужчина смеялся и его смех холодом отдавал по всему телу девушки. И она увидела себя. Она пыталась скрыться от него за мебелью в незнакомой комнате, которая была гостиничным номером, но он был неумолим. Она плакала, прося его не приближаться к ней, оставить ее в покое, но он был похож на умалишенного. Ни ее слова, ни мольбы не были им услышаны. Как гора, он надвигался на девушку, грозя раздавить своей неповоротливой тушей. Эмили зажалась в угол и хотела уже зажмурить глаза, как ее взгляд упал на столик, где лежал нож для резки бумаги. Она сама не помнила, как он оказался у нее в руках. Настолько отчаянно быстрыми были ее движения. Вооружившись этим ножом, она вскочила на ноги и снова просила Ллойда не приближаться к ней, но похоже эта ситуация только его веселила.
- Показываешь свои коготки, крошка, - промолвил он и сделал очередной шаг по направлению к Эмили. – Так даже гораздо интереснее. Ты распаляешь желание моего тела еще больше. Я хочу тебя так отчаянно и самозабвенно, что даже тысячи чертей не удержат меня сейчас. Ты будешь моей, чего бы мне это не стоило. Я слишком долго искал тебя, и слишком много ночей мечтал об этом дне, чтобы сейчас отказаться от тебя. Я желал тебя еще с тех пор, когда мы были детьми. Мне всегда хотелось тебя поцеловать, потом желания стали более изощренными. Мне хотелось увидеть все прелести твоего тела, коснуться потаенных мест, ласкать твое тело жаркими поцелуями, гладить нежную кожу твоих бедер. Ты не представляешь какая это мука – каждый день видеть объект своих желаний и не иметь возможность их воплотить. И так день за днем, год за годом. Ты истязала меня одним своим присутствием. Иногда я был готов разорвать тебя, уничтожить – лишь бы унять этот невыносимый огонь внутри своего тела и внутри своей души. Но ты была так равнодушна и слепа, что даже не догадывалась о моей страсти к тебе. И мне приходилось страдать в одиночестве. Даже общество проституток не могло спасти от обуревавших меня страстей. Ведь среди них не было той, кого я желал по-настоящему. Желал всеми фибрами своего тела и своей души. О, Эмили, если бы только могла меня полюбить, отдалась бы мне, подарила бы мне свое тело, то я перевернул бы мир ради тебя. Я был бы твоим рабом, твоим слугой, самым нежным и страстным любовником, я был бы тем, кем бы ты хотела меня видеть. Но ты отвергла мою любовь, растоптала, унизила. Ты посчитала, что ты выше моих чувств к тебе. Ты отвергла меня, как будто брезговала мной, как будто я какая-то грязь, которая прилипла к твоей обуви.
А этот ножичек, которым ты мне угрожаешь, для меня не преграда. Неужели ты думаешь с помощью этой игрушки остановить меня. Ведь я раз в пять сильнее тебя, так что смирись Эмили. И перестань биться с неизбежностью.
Брент подошел еще на шаг. Эмили оказалась зажатой в угол. Его руки обхватили ее за талию и стали сновать по ее телу, а его губы приблизились к ее губам. Брент нагнулся еще ниже и впился в Эмили, как животное. И тут она его укусила. От этого он просто освирепел. С силой он ударил ее по лицу, от чего девушка покачнулась и упала на пол. На ее лице тут же выступило багровое пятно. Но Брент не успокоился. С силой пнув лежащую на полу Эмили, он нагнулся над ней. И тут Эмили сама не зная, что делает, размахнулась и ударила Брента ножом, который с силой сжимала в руке и не выпускала все это время. Удар пришелся по шее. Брент покачнулся, из раны хлынула кровь и, спустя несколько секунд, он уже лежал на полу без движения.
Эмили отползла от бездыханного тела и тут же потеряла сознание.
Воспоминания того дня стали для нее очень трудным испытанием. Она вспомнила все в мельчайших подробностях. А так же то, как потом в комнату пришла хозяйка гостиницы, услышав шум, и вызвала полицию. Вспомнила, как ее забирали с эскортом полицейских в наручниках. Она была в сознании, но состояние шока не давало ей мыслить и действовать здраво. Она видела себя со стороны и не узнавала. Ей казалось, что это не Эмили Торн, а другая девушка.
Она отложила дневник, больше не в силах что-либо прочесть. Слишком много эмоций и мыслей владели ею. Казалось, голова вот-вот лопнет от нахлынувшей информации, а сердце разорвется от непонятных разноречивых чувств. Эмили мерила комнату шагами и никак не могла успокоиться. Все было так страшно и так запутанно. Она боялась читать дальше, возможно ей откроется еще больше неприятных событий ее жизни. Но желание все вспомнить взяло вверх над страхом, и Эмили вновь принялась за чтение.
Шаг за шагом она прослеживала события, о которых вещал дневник. То и дело в ее мозгу, как вспышки, возникали образы прошлого. И она вспоминала даже те подробности из своей жизни, которых в дневнике не было.
И вот она уже в Ирландии во владениях Ферчарльза. Чувство страха и тоски сжали ее сердце. Она знала, что именно на этих страницах произойдет очень важное для нее событие. И вот она уже видит Ричарда. Он выглядит точно так же, как и мужчина из ее сна. Как она вообще могла забыть о нем, как можно было забыть всепоглощающее чувство любви, которое она испытала благодаря нему. Первый порыв, овладевший Эмили – бежать к Ричарду, во что бы то ни стало. Разыскать его, броситься в его объятия и жить счастливо с ним до конца своих дней. Но где он сейчас, что делает, в каких краях путешествует, Эмили не могла знать. Вряд ли он в Ирландии, ведь она просила его покинуть это место. И появление Кэтрин, а также ее слова, что Ричард оставил дом и вместе с детьми уехал в неизвестном направлении, подтвердило это.
Но надо было что-то делать. И Эмили решила поговорить с доктором и попросить отпустить ее.
Глава 24
Эмили сидела в кабинете доктора Альтмана. Ее мертвенно бледное лицо окаменело от горя, глаза блестели лихорадочным блеском, но ни одной слезинки не упало с них. Если бы она заплакала, было бы намного легче. Но слезы высохли, и немая всепожирающая боль сковала Эмили со всех сторон. Казалось, мир вокруг нее рухнул в одночасье. Остекленевшими глазами она смотрела на письмо у себя в руках и готова была проститься с жизнью без сожаления. Теперь ей не за чем было жить, ведь Ричарда, Дэвида и Флоренсии больше не было.
И вот в это мгновение в кабинет доктора влетел Фенимор. Глаза мальчика горели от слез, сам он был весь растрепанный.
- Доктор, почему Эмили больше со мной не разговаривает и не играет, - со слезами мальчик бросился к Альтману. – Уже целых два дня я ее не видел.
Фенимор не заметил сидящую в углу Эмили.
- Ой, ты здесь, моя фея, - радостно взвизгнул мальчик.
Эмили подняла на него остекленевший и ничего не выражающий взгляд, который настолько поразил мальчика, что он не выдержал и разрыдался.
- Ты хочешь меня покинуть, - кидаясь на шею девушке, сквозь слезы выдавил Фенимор. – Ты молчишь, но я знаю, что ты хочешь уйти. Ты оставишь меня, и я умру.
Вдруг девушка встрепенулась от этих слов. Она обняла мальчика и прижала к груди.
- Я никогда тебя не покину, - произнесла она, и слезы хлынули из ее глаз. – Мы всегда будем вместе, я обещаю тебе. Ты все, что у меня осталось на этой земле, и я не позволю никому разлучить нас.
Она посмотрела на доктора и произнесла:
- Теперь, когда я все вспомнила, можно считать меня здоровой?
- К чему такой вопрос? – удивился доктор.
- И все же? – не сдавалась Эмили.
- Пожалуй, да, - неуверенно ответил доктор, не зная, к чему она клонит.
- Я хочу выйти отсюда, - последовало неожиданное заявление. – И хочу забрать Фенимора. Это возможно?
Доктор вздохнул и сел на стул перед письменным столом.
- Не то чтобы я этого не ожидал, просто все произошло слишком быстро. Мне казалось, пройдет немало времени, прежде чем ты решишься на это.
- Но я уже решилась. Из дневника я узнала, а потом и сама вспомнила, что владею коттеджем на юге Франции. Я напишу мистеру Брауну и порошу помочь мне с документами. Раньше я не хотела уезжать так далеко из Англии, но сейчас я не вижу иной возможности хоть как-то начать жизнь заново.
- Но на что ты будешь жить, да еще, если возьмешь Фенимора с собой. Ты представляешь, какую ответственность взваливаешь на свои плечи.
- Я полностью отдаю отчет своим действиям. Я устроюсь на работу и обеспечу Фенимору достойную жизнь и образование. Он ни в чем не будет нуждаться, а самое главное у него будет семья. Я буду, заботься о нем, любить его и сделаю все, чтобы он был счастлив. Я надеюсь, вы поможете мне забрать Фенимора из пансиона. Ведь вы знаете, что ему не место среди душевнобольных. Он, скорее, фантазер и сказочник, нежели настоящий пациент вашей клиники.
- Ты права, Эмили. Фенимор абсолютно здоров. А держал я его все это время здесь из жалости, ведь иначе его определили бы в детский дом. А ты можешь догадаться, что условия там не сахар. Здесь же он всегда был под моей опекой. Я мог защитить его и мог заботиться о нем.
- Так вы поможете мне с Фенимором?
- Да, я помогу. Вы очень похожи с ним. Клетка не для вас. Для развития и счастья вам нужен простор, а эти стены не смогут вам ничего дать. Они лишь укроют от холода и голода, но счастливыми вы сможете стать, только выйдя отсюда. Я верю в вас с Фенимором. Поэтому я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы были вместе.
Эмили разыскала мистера Брауна через его тетю, которая продолжала жить в Лондоне. Вскоре все документы по ее недвижимости были готовы. Она купила два билета на пароход, и через неделю им с Фенимором предстояло совершить путешествие, которое ознаменовало бы начало их новой жизни. Эмили видела пред собой новые горизонты неизведанного. Но теперь романтичные устремления остались в прошлом вместе с Ричардом. Она думала о будущем только как о возможности реализовать себя как приемная мать прекрасного мальчика, заботу о котором она брала на себя. Она хотела видеть его счастливым и нашедшим свое место в этой жизни.
Доктор Альтман снабдил Эмили всем необходимым – документами, рекомендательными письмами и дал деньги, которые он копил как раз для подобного случая – когда одному из его подопечных понадобиться денежная поддержка, чтобы начать новую жизнь.
Вещи были собраны и уместились в одном чемодане. Оставалось только ждать дня отплытия корабля. Фенимор с большим нетерпением ждал этого дня, ведь ему предстояло узнать много нового. Он никогда не покидал пределов Англии, да и здесь он не видел ничего кроме своего прежнего дома и пансиона, где он жил. Поэтому его фантазия заранее рисовала прекрасные образы неизведанного будущего. Он уже представлял себе дом, в котором ему и Эмили предстояло жить. Она рассказала ему, что коттедж расположен недалеко от плантации виноградников на склоне холма, откуда открывается чудесный вид на долину. Там очень тепло и французы весьма дружелюбный народ. А также она обещала, что после приезда Фенимор начнет учить французский язык, а она ему в этом поможет.
День отъезда неумолимо приближался. Доктор Альтман очень тяжело переживал предстоящую разлуку. Он очень привязался к Эмили и его пугала возможность лишиться общения с ней. Он снова оставался один. Ведь Эмили увозила с собой и Фенимора, который тоже был очень дорог ему. Но препятствовать им доктор не хотел. Он понимал, что им рано или поздно пришлось бы покинуть пансион. Ведь подобные души могут жить только на свободе, только красота может питать их и поддерживать пламя жизни, а рутина может погубить их. Он верил, несмотря на то, что Эмили лишилась своего любимого, у нее еще будет в жизни шанс обрести свое счастье, ведь она еще так молода. А молодость, как правило, быстро излечивается от ран судьбы и обретает силу к движению вперед. Эмили тоже очень привязалась к доктору. Но оставаться в пансионе она больше не могла. Ей нужно было чем-то заняться. А всю жизнь созерцать стены пансиона и окрестности парка – все равно, что похоронить себя заживо.
Прощаясь с доктором, Эмили плакала, Фенимор тоже рыдал. Видя такое искреннее сожаление своих любимцев, доктор тоже еле сдержал слезы. Две скупые слезы затрепетали на щеках, теряясь в бороздах морщин. Но он быстро смахнул их, дабы никто не заметил его горе.
Корабль медленно покидал пристань порта. Фигура старого доктора потерялась среди сотен провожающих. И даже когда корабль почти исчез за горизонтом, он продолжал стоять на мостовой, глядя вдаль. Солнце окрасило горизонт в пурпурный цвет, и вода казалась почти медной и отливала краснотой. Было столько торжественности в этой картине, что казалось - на свете нет ничего прекраснее этого момента. Доктор остался один. Все провожающие давно разбрелись – кто по домам, кто по своим делам. Он поймал себя на мысли, что ужасно сожалеет, что он стоит здесь, а не плывет на том корабле к неведомой доселе жизни. Он столько лет шел по накатанной колее, а ведь можно было жить иначе, можно было повернуть в другую сторону, сделать крюк или вообще пойти в противоположном направлении. Возможностей была масса, но он ими не воспользовался. Он выбрал другую долю – помощь одиноким, несчастным и обездоленным, которых обстоятельства лишили нормальной жизни в обществе. Собственное счастье он положил на алтарь человеколюбия. Он мог гордиться собой. Но был ли он счастлив – нет. И оттого ему стало очень грустно. Его жертва была бессмысленной, ведь он мог делать то же самое, но иметь подле любящего и любимого человека. Но теперь сожалеть об этом было еще больнее, чем просто смириться со своей долей.
Доктор Альтман посмотрел на горизонт. Корабль уже превратился в еле различимую точку и еще мгновение – совсем пропал из виду. Солнце садилось и темнело. Он покидал причал и желал Эмили и Фенимору счастливого пути. Впереди их ждала целая жизнь. А ему надо было возвращаться к своим делам.
Корабль, на котором плыли Эмили с Фенимором, был красивым и казался им просто огромным. Ведь они никогда не совершали морских путешествий, да и кораблей в своей жизни не видели, разве что на картинках. А разве картинки могут предать всей мощи и грациозной красоты этих деревянных гигантов. Публика на корабле была весьма разношерстная. В первом классе ехали напыщенные дамы и джентльмены, которые в упор не замечали тех, кто плыл вторым и третьим классами. Они всем свои видом демонстрировали дистанцию между собой и остальными. Эмили со смехом наблюдала за этим. Ей казалось это весьма забавным. Ведь подобное поведение можно было сравнить с поведением индюков в курятнике, не иначе. Она никогда не страдала сословными предрассудками и поэтому в других они вызывали непонимание и даже улыбку.
Фенимор удивлялся абсолютно всему что видел. Его маленький мирок в одночасье расширился до громадных пределов, и он с воодушевлением знакомился со всем, что попадалось ему на пути. Даже небо над морем казалось ему новым и неизведанным. Он мог часами находиться на палубе и просто смотреть на воду или ввысь. Эмили не мешала его занятиям. Тем более ей самой было о чем подумать. Ведь ей предстояло строить совершенно новую жизнь без чьей-либо помощи.
Она смотрела на прогуливающихся по палубе дам из первого класса. Они грациозно выхаживали, были одеты в дорогие платья по последней лондонской моде. И вдруг мимо нее пробежали двое детей – мальчик и девочка. Они явно куда-то торопились. Эмили как молнией поразило. Они были так похожи на Дэвида и Флоренсию, что у нее сердце сжалось от боли. Ведь она знала, что это не они. Но сходство было настолько разительным, что трудно было совладать со своими чувствами. После этого случая, Эмили то и дело искала глазами этих детей, но так больше их не увидела. Они жили в первом классе, а пассажиры первого и низших классов пересекались только во время коротких прогулок. Да и то, расписание ужинов и обедов было составлено так, чтобы подобных пересечений было как можно меньше.
Во время путешествия Эмили не покидало странное чувство, что за ней кто-то наблюдает. Она чувствовала на себе посторонний взгляд, но никогда не находила человека, которому он принадлежал. Потом она просто решила, что это лишь игра воображения. Ведь она впервые оказалась окруженной таким большим количеством народа – неудивительно, что ей было не по себе.
Когда корабль, наконец, причалил в водах Франции и Эмили с Фенимором сошли на берег, тревожные мысли тут же улетучились. Они были на земле, которая славилась своими сырами и винами, на земле, где народ говорил на удивительно мелодичном языке. Эмили всегда хотела побывать во Франции, ее мечта сбылась – теперь ей предстояло здесь жить.
Они остановились в портовой гостинице, а на завтра запланировали поездку в место, где находился их дом. Путешествие предстояло долгое. И им надо было отдохнуть перед дорогой.
К счастью проблем с транспортом не было и они на следующее утро без промедления нашли экипаж, следовавший в нужном направлении. Под вечер они уже были на месте. Эмили даже представить не могла, что место, где им предстояло жить, окажется настолько живописным. Мягкий климат, пышная богатая растительность, долина, сплошь застеленная виноградниками – создавали вкупе райский уголок. Недаром виноделы так любят места, где живут и выращивают виноград. Никто из настоящих виноделов никогда не променяет свою долю на жизнь в шумном городе. Единение с такой райской природой – настоящее благословение для человека.
Коттедж оказался домом средних размеров, удобным и комфортным. Правда он требовал хорошей уборки и небольшого ремонта, но для жизни был полностью приспособлен. Рядом с домом был небольшой участок земли, где Эмили уже запланировала разбить огородик – посадить ягоды, овощи, цветы. А за домом в задней части земельных угодий раскинулся небольшой сад с фруктовыми деревьями. Было начало лета и на деревьях уже виднелись зеленые плоды будущего богатого урожая. В полукилометре от коттеджа располагалась небольшая деревенька из двадцати или двадцати пяти домов. Преимущественно там жили наемные рабочие виноделы со своими семьями, которые работали на виноградниках, а после сбора урожая участвовали в производстве вина. Все виноградные угодья принадлежали местному буржуа, который жил в огромном особняке в нескольких километрах от деревни.
По приезде Эмили сразу же отправилась в деревню, чтобы купить к ужину продукты, ведь у них ничего не было припасено. Она зашла в первый попавшийся дом и изложила свою просьбу женщине, отворившей ей дверь. Но когда та узнала, что Эмили только приехала и поселилась в пустовавшем доселе коттедже, то сразу же пригласила ее в дом.
- Подождите немного, - произнесла женщина. – Я мигом.
И ушла. Эмили оглядела помещение. Это была большая чистая комната. Сразу было видно, что хозяйка дома очень чистоплотна и опрятна.
- А вот и я, - на пороге снова возникла хозяйка дома.
В руках у нее была огромная плетеная корзина, наполненная доверху всякой снедью.
- Сколько я вам должна? - спросила Эмили уже опасаясь, что содержимого в корзине больше, чем денег, которые она могла заплатить.
- Вы ничего мне не должны. Это небольшой подарок от нас в честь приезда. И не надо возражений, я все равно не возьму с вас денег. Вам и так сейчас придется туго, пока вы обустроитесь. Так неужели мы не сможем помочь вам в такой малости – дать немного из наших запасов.
- Но я не могу так. Ведь всего так много, да и как потом я смогу просить вас о чем-то. А ведь еда нам будет нужна постоянно.
- Вижу, вы очень щепетильны в вопросах денег. Хорошо, чтобы вам было проще – эту корзину примите в подарок, а потом, когда вам понадобится еда, я вам ее продам. Договорились?
- Спасибо вам большое, - с чувством глубокой благодарности произнесла Эмили. – Вы так выручили меня и моего приемного сына.
- А чем вы займетесь, когда обустроитесь?
- Здесь есть школа?
- Есть некое подобие школы, - грустно произнесла женщина. – Никто из толковых учителей не хочет ехать в нашу глушь, да и детей здесь очень мало. Вот и перебиваемся тем, что есть. Как раз сейчас новая учительница ушла. Ее нельзя винить, ведь платят здесь гораздо меньше, чем можно заработать в городе или других деревнях, где детей больше.
- Значит место учителя свободно? – не веря своей удаче, произнесла Эмили.
- Насколько я знаю – да. А вы значит учительница?
- Как это ни удивительно, это так.
- Ну, слава Всевышнему! – проговорила женщина. – Тогда вам надо поговорить с нашим хозяином. Он принимает учителей на работу.
- Я завтра же отправлюсь к нему.
- И удачи вам, мисс. Добро пожаловать в наши места. Здесь хоть и мало народу и развлечений, но прекрасный климат. Вам тут понравится, и вашему сыну тоже.
- Я в этом уверена.
Хозяйка позвала сына, и он помог донести Эмили корзину до дома. Высокий, сильный и очень симпатичный парень – он сразу понравился ей. Он ничуть не чурался незнакомой девушки и разговаривал с ней весьма открыто. Эмили много узнала от него о местных нравах и о хозяине. О последнем парень отзывался весьма уважительно и это ее очень обрадовало. Ведь ей предстояло завтра встретиться с ним. Теперь на душе стало как-то спокойнее. Она так же узнала, что хозяин был англичанином. Вернее он наполовину был англичанином, а наполовину французом. Его отец когда-то привез из Англии его мать. Потом он умер, и его мать вернулась на родину. Все это время делами заведовал управляющий. И лишь изредка наведывался нынешний хозяин. Совсем недавно он решил навсегда поселиться во Франции, несмотря на то, что его семья осталась в Англии. Жена его умерла, дети давно обзавелись собственными семьями. Так что его там мало что держало. По некоторым слухом он разругался со своей дочерью, после чего и покинул Англию. Но это только слухи, подтвердить и опровергнуть которые может только он сам. Но конечно же никто не осмелится его спросить об этом. Поэтому досужим языкам оставалось только сплетничать, дополняя историю винодела все новыми и новыми подробностями.
Глава 25
Рано утром Эмили собралась к хозяину местных угодий поговорить по поводу работы. Она не стала оставлять Фенимора одного, так как путь предстоял неблизкий, да и сколько времени займет ожидание, она тоже не могла представить. Ведь может статься, что хозяина не будет дома и тогда ей придется ждать его возвращения. Да и Фенимору хотелось посмотреть на окрестности. Любознательность мальчика не знала границ. Он видел прекрасное всюду, а здесь было на что посмотреть. Ведь природа была просто потрясающей в своем величии и красоте. Ничего подобного в Англии Эмили, и тем более Фенимор, не видели.
Незаметно, почти не ощутив расстояния, они подошли к поместью буржуа. Это был огромный особняк из белого камня. Он красовался как настоящий дворец среди пышной зелени деревьев, утопая в цветах и омытый лучами восходящего солнца.
- Волшебный замок! – воскликнул Фенимор, который впервые в жизни видел такой роскошный дом. – Он такой красивый. Здесь живет добрый волшебник.
Эмили улыбнулась его фантазиям. А про себя подумала, что скоро они узнают насколько добрый этот волшебник. У ворот не было сторожа. Они спокойно прошли в открытую в воротах калитку. По каменистой аллее, с обеих сторон увитой цветочными клумбами, они прошли до дома. На их звонок дверь отворилась, и на пороге показался уже немолодой слуга.
- Вы к хозяину? – спросил он, видимо даже не сомневаясь в ответе.
После утвердительного ответа, он пропустил Эмили и Фенимора в дом. И тут Эмили поняла, что даже не знает имени хозяина. Она не догадалась спросить о нем, хотя у нее была масса возможностей. Все говорили о виноделе «хозяин» и она даже не задумывалась, что ведь ей придется как-то к нему обращаться. Она хотела узнать у слуги, но тот уже успел скрыться из виду. Оставалось надеяться, что хозяин дома представится сам, не забыв о правилах этикета.
Прошло минут пять, прежде чем послышались шаги в коридоре. За это время у гостей было время оглядеться. Вокруг все дышало достатком, но не было никаких излишеств. Сразу было видно, что у хозяина дома был хороший вкус. Эмили оглянулась на звук шагов. В комнату вошел пожилой седовласый мужчина. Эмили не поверила своим глазам.
- Мистер Морс, - воскликнула она, с нескрываемым удивлением и восторгом глядя на старика.
- Здравствуй, дитя, - произнес хозяин дома. – Вот мы и свиделись вновь. Я очень рад нашей встречи, даже не представляешь как.
И он подошел к Эмили и обнял ее. Она не сдержала своих чувств и расплакалась.
- Ну, полноте, дитя мое. К чему эти слезы, теперь вы дома. Мне сообщили, что вы должны приехать, но, к сожалению, слишком поздно. Мой управляющий посчитал это не важной для меня новостью, поэтому я не смог как следует встретить вас и приготовить ваш коттедж к вашему приезду.
- Да все и так в порядке. Коттедж в отличном состоянии, а мелкие неполадки – так их можно исправить по ходу дела.
- Все это мелочи, тебе даже не следует думать о них. Предоставь все моим людям. А пока в доме будет ремонт, я надеюсь, вы поживете у меня. Кстати, ты так нас и не познакомила, - глядя на Фенимора, произнес мистер Морс.
- Это Фенимор, мой приемный сын, - проговорила Эмили.
- По возрасту так скорее брат, - улыбнулся старик и притянул мальчика к себе. – Надеюсь, юноша, вы проголодались с дороги. У меня для вас много разных вкусностей и будет обидно, если вы не отведаете хоть одного.
- Я голоден как волк, - с готовностью сесть за стол проговорил Фенимор. – Я же говорил,- уже обращаясь к Эмили, произнес мальчик, - это добрый волшебник.
Эмили улыбнулась Фенимору. Она и представить не могла, что все обернется именно так. Судьба сделала ей огромный подарок. Теперь рядом с ней был человек, которому она могла довериться и который всегда поможет в трудную минуту.
Жизнь улыбнулась ей и она понимала, что должна благодарить небеса за этот дар. Теперь можно было не переживать за судьбу Фенимора. Кусок хлеба и кров всегда найдется подле такого друга, как мистер Морс.
С работой все решилось само собой. Место школьной учительницы было вакантно уже больше двух месяцев, и Эмили могла приступать к своим новым обязанностям хоть завтра. Что она и сделала.
Школа располагалась в деревне. Небольшое здание с тремя комнатами. Учеников набралось всего десять человек. Эмили разработала программу занятий и начала работу со своими подопечными. Ей доставляло огромное удовольствие находиться в окружении детей, одним из которых был Фенимор. Они внимали каждому ее слову, впитывали информацию как губка, и отдача была просто замечательная. Эмили не ожидала такого от деревенских детей. Они были самыми благодарными учениками из всех, что у нее были. А когда Фенимор сказал ей однажды, что слышал, как кто-то из учеников сказал, что она самая хорошая учительница из всех, которых они знали, она поняла – лучшей похвалы быть не может.
Жизнь постепенно входила в новое русло. В коттедже Эмили ремонт уже шел к завершению. Весь месяц после приезда Эмили с Фенимором жили у мистера Морса. Он бы предпочел, чтобы они не съезжали никуда, но Эмили хотела независимости, и он ее поддержал в ее решении. За это время они стали настолько родными и близкими, что у мистера Морса сложилось впечатление, что именно Эмили с сыном его настоящая семья, а не те, которых он оставил в Англии. После того, как Рэйчел бросил жених, отношения с дочерью у мистера Морса разладились. Она обвинила его в том, что он потворствовал всем несчастьям, которые свалились на Рэйчел, и поддерживал дружбу с Эмили, из-за которой жених бросил его внучку. Морс и до этого с трудом выносивший несносный характер дочери и некоторых домочадцев, на сей раз, не выдержал. Он вспомнил о своей исторической родине, которую изредка посещал. Во Франции его ждало поместье с действующим бизнесом. Управляющий ежемесячно докладывал ему обо всех делах в Англию. Виноградники процветали и приносили хороший урожай. Наемные виноделы были на редкость искусными мастерами, и его вино пользовалось популярностью на рынке. И он решил, что время пришло – надо брать дело отца в свои руки и продолжать семейные традиции.
Пока Морс жил в Англии, он думал, что там его настоящий дом. Он считал себя англичанином и даже представить не мог, как он может жить где-то в другом месте. Но, поселившись в своем родовом поместье, он коренным образом изменил свое мнение. Мягкий климат, красивая природа и постоянная занятость принесли свои благотворные плоды. Мистер Морс, который уже считал себя дряхлым стариком, вдруг воспрял и поздоровел. Многие болезни, от которых он страдал в Англии ушли бесследно. Франция вернула ему молодость и силы. Он чувствовал, что жизнь только началась. Он мог делать то, что хотел и не отчитываться перед обществом. Мог распоряжаться своей жизнью, своим временем и своим состоянием. И свобода опьяняла, как молодое вино.
Эмили рассказа своему другу обо всех своих несчастьях, поведала и о жизни в клинике и о лондонском суде, о Ллойде и об утрате своей любви. У нее не было секретов от него, и Морс поддержал ее, дал возможность излить свое горе. После ее рассказа он перевел огромную сумму из своих сбережений на счет клиники доктора Альтмана. В письме он засвидетельствовал ему свое почтение и сожалел, что лично с ним не знаком, но восхищается тем, что тот делает для людей. Он рассказал, что узнал о его пансионе от Эмили Торн, уверил его, что она находится рядом с другом, который всегда готов поддержать ее. И между Морсом и Альтманом завязалась дружеская переписка. Позднее доктор Альтман даже приезжал во Францию и гостил у своего друга. И тот взял с него обещание, что подобные приезды доктор будет совершать ежегодно. Ведь даже великим людям нужен отдых от дел и забот.
А Эмили занималась своим делом. В ней было много энтузиазма и любви к своей работе. Самозабвенно она отдавала себя детям и заботам о Фениморе. Она вела скромную жизнь в своем коттедже. Много трудилась и была счастлива. Глядя на Фенимора, она понимала, что делает его жизнь счастливой. Он сильно изменился после пансиона. Ему больше не было нужды прятаться за своими фантазиями, ведь жизнь и так ему улыбалась и дарила ему каждодневные радости семейной жизни. У него появились друзья, он стал много общаться с рабочими виноделами. И как-то сказал Эмили, что когда вырастет, то хотел бы заняться производством вина. Он обещал ей, что он будет старательным учеником и потом пойдет учиться этому делу в город. Он полюбил землю и работу на ней. Часто с друзьями он уходил на склоны, где рос виноград. Они блуждали среди этих кущ, играли и строили планы относительно своей будущей жизни. На глазах Фенимор из хилого и болезненного ребенка, превращался в подвижного, сильного и здорового подростка. Мягкий климат тоже сослужил ему добрую службу. Его щеки покрыл здоровый румянец, кожа загорела, стерев следы английской бледности. Туманный Альбион был забыт под лучами теплого и доброго солнца. Фенимор даже не вспоминал о доме, который он когда-то оставил. Тем более он не вспоминал о пережитых бедах.
Глава 26
Прошло три месяца, как вдруг из Англии пришло неожиданное известие. Письмо было от доктора Альтмана, где он сообщал о том, что Кэтрин Лоуренс была поймана английской полицией. Но, к сожалению, до суда дело не дошло, поскольку преступница покончила жизнь самоубийством в тюремной камере. Теперь жизни Эмили ничего не угрожало. Человек, желавший ей смерти, сам отправился в мир иной. Эмили стало искренне жаль Кэтрин. Всю жизнь она прожила во лжи. Всю жизнь искала любви человека, который не мог ей дать желаемого. Во имя своей страсти она совершила страшные преступления. И теперь оставалось только молиться за ее грешную душу. Вряд ли на том свете она встретит Ричарда. Ведь наверняка они будут в разных местах.
Не проходило и дня, чтобы Эмили не думала о Ричарде. Он снился ей почти каждую ночь и это были счастливые сны. Утром она просыпалась с ощущением любви и удовлетворенности. Ей казалось, что он жив и только уехал надолго, но скоро он вернется и счастью не будет предела. Но это были лишь ее фантазии. Ведь она помнила о письме и о том, что уже никогда не встретит его, по крайней мере, в этой жизни. И от этой мысли ей становилось больно. Но безграничная любовь к нему, делала его живым для ее сердца и тоска сама собой отступали. Ведь любить – не значит обладать желаемым, это состояние души, когда объекта может и не быть рядом, но душа поет песнь о нем. И пусть он не с ней, но для Эмили он оставался живее живых. Ее душа излучала свет, и люди видели его.
Она любила сидеть в саду под фруктовыми деревьями и рисовать, когда у нее появлялось свободное время. Она смотрела на красоту вокруг нее и переносила ее на бумагу. Цветы оживали под ее кистью, солнце замирало на бумаге, оставляя теплый след. Однажды она сидела вот так и рисовала. Но на сей раз, карандаш набросал портрет мужчины. Черные как смоль волосы, благородные черты лица, знакомые любимые глаза, в которых застыло чуть лукавое выражение. Портрет получился точной копией хозяина.
- Ричард, - произнесла Эмили еле слышно и провела легонько по бумаге пальцем, словно поглаживая лицо. – Ричард…
- Да, любовь моя, - вдруг неожиданно послышался знакомый голос.
- О боже, - воскликнула Эмили.
Голос послышался настолько близко, что она даже растерялась. Подобных шуток ее сознание с ней еще не проделывало.
- Эмили я здесь, - снова послышался все тот же голос.
Эмили повернулась в сторону дома и увидела на тропинке в сад Ричарда. Он стоял всего в десяти шагах от нее. Все такой же статный, красивый, только глаза выдавали перенесенные страдания. Где-то в глубине застыло глубокое горе, но теперь глаза ожили. И еще мгновение и в них появилось привычное лукавое выражение.
- Ты не рада меня видеть? - спросил Ричард, двигаясь в сторону Эмили.
Эмили выронила рисование из рук и бросилась в объятия к любимому. Она спрятала счастливое лицо у него на груди и разрыдалась.
- Я думала вы погибли, - сквозь слезы проговорила она. – Я видела письмо твоей тети, где она сообщала, что произошло кораблекрушение и что ты, Дэвид и Флоренсия были там.
- Тетя не писала этого письма, - продолжая обнимать Эмили, произнес Ричард. – Это письмо написала Кэтрин. Я тебя разыскивал все это время, и напал на твой след только, когда ты уже была в пансионе доктора Альтмана. Позже я узнал, что доктор отправил письмо в Ирландию, в надежде, что я узнаю о твоем местонахождении и приеду к тебе. Но меня тогда не было в Оуквуде, я был в Англии, и письмо попало в руки Кэтрин. Тогда-то она и написала то письмо, в надежде, что, узнав о моей смерти, ты не будешь предпринимать никаких попыток меня разыскать. Она была уверена, что я уже прекратил поиски и уехал заграницу. Но дела вынудили меня вновь посетить Оуквуд. Кэтрин снова пыталась завлечь меня в свои сети, но, видя тщетность своих попыток, пришла в ярость. И она узнала, что я продолжаю разыскивать тебя. Это и толкнуло ее на отчаянный шаг. Она решила избавиться от тебя. Я и представить не мог, что она снова совершит нечто подобное. Но видимо ее душа настолько впала во мрак, что уже не видела выхода из него. Эмили, я не пережил бы утратив тебя. Все это время я жил надеждой на наше скорое свидание. Но я также боялся приблизиться к тебе, так как знал, что Кэтрин еще на свободе и может наблюдать за моими или твоими перемещениями. Поэтому, узнав, где ты, а это произошло после покушения на тебя в пансионе, мне оставалось только наблюдать. Я следовал везде за тобой, и когда ты отплыла во Францию, я был с детьми на том корабле, но не выдавал своего присутствия. Я ждал, когда Кэтрин выйдет из своего укрытия, чтобы раз и навсегда покончить с этой историей. Проводив тебя и оставив детей с няней во Франции, я вернулся в Англию. И я выследил Кэтрин. Она разузнала о твоем местонахождении и уже покупала билеты, когда ее схватила полиция. Я попросил, чтобы мое участие в этом деле не афишировалось. А дальше ты и сама все знаешь. Кэтрин сама сделала свой выбор, и мы теперь свободны от ее преследований.
- Главное вы живы, - только и смогла произнести Эмили.
- Любовь моя, - нежно целуя огненные волосы, произнес Ричард. – Теперь нас никто не разлучит. Мы будем счастливы, я обещаю.
Скитания и поиски для влюбленных подошли к концу. Наконец-то они обрели друг друга и могли начать совместную жизнь, не вспоминая больше о тяготах прошлого. Перед ними открывались невиданные просторы, перед ними была целая жизнь. Их страдания и лишения были вознаграждены сторицей. Судьба соединила их жизни, а священник из местной церкви соединил их руки и сердца перед богом и людьми. Скромная свадьба, где были только самые близкие и родные люди, надолго запомнилась тем, кто был на ней. Невеста была божественно прекрасна, а жених так счастлив, что казалось эта пара, светится своей любовью друг к другу.
После венчания молодожены остались жить во французской деревушке в коттедже вместе с тремя детьми. Эмили продолжала работать в школе, а Ричард стал постигать искусство виноделов. Со временем он собирался обзавестись собственным поместьем и виноградниками, поскольку это дело пришлось ему очень по вкусу. А пока он учился у рабочих, много времени проводил в поместье Морса, где общался с хозяином и его управляющим – старым знатоком вина и основ его производства.
Дети росли, и очень привязались друг к другу. Дэвид и Фенимор были лучшими друзьями, а Флоренсия питала одинаковые теплые чувства к обоим мальчикам и они отвечали ей тем же.
Все свои дела Ричард перевел во Францию. Тетушка Барбара наотрез отказалась уезжать из Ирландии и осталась в Оуквуде. Ричард назначил ей содержание, и она присматривала за домом, в надежде, что когда-нибудь Оуквуд вернет былую славу и снова наполнится жизнью. Но Ферчарльз больше не хотел жить в поместье, где с его семьей произошло столько несчастий. Тихая деревенская жизнь во Франции ему нравилась куда больше пышных приемов и бесконечных раутов светского общества. Ведь то были лишь внешний блеск и суета. А его нынешняя жизнь доставляли истинное наслаждение. Он был бесконечно счастлив со своей любящей женой и детьми и не желал иной доли. Они часто гуляли с Эмили по окрестностям и любовались пейзажами. Обласканный дарами природы райский уголок был идеальным местом для семейного счастья двух любящих сердец.
Туманный Альбион остался в прошлом. Эмили больше никогда не возвращалась на родину своих предков. Воспоминания о родителях она хранила у себя на груди. А больше ничего не связывало ее с местом ее рождения. Франция стала ее новым домом, который она полюбила и где хотела прожить всю свою жизнь.
Так закончилась история скитаний Эмили Торн. Она обрела свою тихую гавань подле настоящего мужчины и была счастлива всю свою жизнь. Она никогда не жалела о том, что выпало на ее долю. Она не роптала на прошлое и с благодарностью вспоминала все хорошее, что с ней было раньше. Каждый день она просыпалась и с благодарностью взирала на новый день, который обещал ей радость новых свершений. Ее душа расцвела, сердце наполнилось любовью к этому миру, и она дарила ее всем, кого знала. А впереди ее ждало еще много интересного.
Дети росли в условиях любви и всеобщего взаимопонимания. Они видели доброту своих родителей, впитывали их принципы, учились у них всему. Их сердца были открыты доброте и любви к людям. Высокие принципы и моральные устои, сопровождали их в течение всей жизни. И они выросли благородными и добрыми людьми. Каждый из них избрал свой путь. Дэвид стал знаменитым ученым историком и путешествовал по миру, как он и мечтал с самого детства. Флоренсия стала знаменитой художницей. Конечно, ее признали не сразу, и впереди ее ждал трудный путь к олимпу искусства. Но она добилась своей цели. А Фенимор остался в деревне и посвятил себя винодельческому искусству. Из всех троих он, пожалуй, был ближе всех Эмили и Ричарду. Он понимал их, делился с ними своими планами и мечтами и безгранично любил и уважал. Но это уже совсем другая история.
Дневник Эмили Торн
© Copyright: Лина Ахлина, 2015
Свидетельство о публикации №215020800100
Свидетельство о публикации №215020800100
Рецензии