Новогодние развлечения в компании друзей 19

      Оставленная наедине с собой девушка какое-то время оглядывала комнату, пытаясь вызвать в памяти, если не точные соответствия, то хотя бы ощущение присутствия, но попытки были тщетны. Более того, мысль о том, что она здесь впервые, все более и более укреплялась в ней.

      Поняв, что просто так топтаться по комнате, как-то глупо, девушка подошла к камину. Каминная полка была заполнена различными предметами, которые, насколько девушка могла судить, служат для украшения, за исключением, быть может, старинных часов. Правда время они показывали какое-то неестественно ранее, потому, что за окном была темень непроглядная. Кроме того, наличие часов подтолкнуло ее к мысли, что она каким-то неведомым ей способом попала в то недавнее прошлое, где так счастливо жила она сама и ее несчастные родители…

      Между тем, гостья пыталась найти те предметы, которые принадлежат непосредственно ей. Наверное, это интуитивное свойство есть в каждой женщине, не зависимо от того, какой эпохе и стране она принадлежит. Но несколько предметов, которые она определила, как свои собственные, тем не менее, были ей совершенно чужими. То есть, она никогда бы не приобрела для себя, например, вот эту сумочку, она была слишком броской, даже какой-то вульгарной. Ее содержимое еще больше вызвало ее недоумение. Она не могла курить, тем более, эти иностранные сигареты…

      Она еще раз осмотрела предметы, которые были в сумочке, но большинство из них были иностранным и мало того, принадлежали различным странам. Неожиданно испугавшись, она быстрым движением смела все, что было на столе, обратно в сумку. Оглянулась на входную дверь, словно ожидая, что раздастся требовательный стук, после которого, обычно долго не ждут. Дверь обычно выносят два-три крепких парня из оперативной группы. Но за дверью была тишина, никто не торопился ни стучать, ни тем более выносить эти двери.
- Господи, Боже мой, куда же я попала, - со слезами в голосе, произнесла девушка, несколько слезинок, словно ожидавших своего часа, тут же соскользнули по щекам.

      Но девушка всегда останется девушкой, наплакавшись вволю, то есть до того момента, когда голова ее несколько просветлела, она отправилась в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Здесь ее ожидал настоящий удар, какой и не всякому выпадает, да и не всякий подобный удар в состоянии вынести, без последствий для организма. В основном для головы.

      Девушка умылась, чистым, пахнущим чем-то приятным полотенцем вытерла личико, и уже готова была взглянуть в зеркало, чтобы оценить теперешний свой вид, но что-то отвлекло ее внимание, она нагнулась над раковиной и обнаружила там длинный, сантиметров, наверное, сорок, рыжий волос. Удивленно она его рассматривала, предчувствуя сердцем, что это не к добру. А потом медленно разогнулась и все-таки заглянула в зеркало…
    
      Редко покои этого странно дома оглашались такими воплями.
    
      Из глади зеркала на нее смотрела совершенно другая девушка. Это было не ее лицо, не ее глаза, не ее волосы. Все было не ее, кроме того, что собственно и определяет его или ее, как личность. Покачнувшись, она облокотилась на зеркало, но тут же отдернула руку, словно прикоснулась к чужому, холодному и неприятному лицу.
- Господи, я сплю, - горячо зашептала она и закрыла глаза, - Господи, пусть, как только я проснусь, весь этот морок исчезнет. Наверное, я плохая, но я не могла грешить так много, что ты лишил меня разума. Господи, ну, пожалуйста, я прошу тебя!

      Она все шептала и шептала, а потом затихла. Подняла руки к лицу и почувствовала, как кончики ее пальцев прикоснулись к длинным, шелковистым волосам, приятным на ощупь, но увы, не ее коротким. Даже не открывая глаз, она поняла, что ничего не исчезло, что все осталось, как есть. Она отвернулась от зеркала, и открыла глаза. Потом, стараясь не попасть взглядом на гладкую и правдивую поверхность, она покинула ванную комнату. Смятение, так называется то состояние, в котором она сейчас пребывала.

      А потом заметила. Как ее пальцы быстро перебирали предметы в сумочке, и прежде чем она захотела попытаться отдернуть руку, с самого дна сумочки была извлечена изящная штучка-зажигалка, которая медленно приблизилась к лицу. Оказалось, что второй рукой, она успела достать сигарету и теперь держала ее у лица, ожидая огня. Раздался щелчок и выглянуло пламя. Девушка с ужасом наблюдала, как затлел кончик сигареты, а сама она вдохнула дым.

      Когда-то давно, когда она еще была маленькой и любопытной, она попробовала папиросы, которые курил ее отец и до последнего времени, помнила неприятный, вызывающий тошноту дым, который мгновенно заполнил ее внутренности, и как ей потребовалось почти час, чтобы прийти в себя. Сейчас она ожидала чего-то подобного. Однако, обладательница тела, которое теперь заняла она – курила. По-видимому, давно и испытывала от этого удовольствие, как испытывала сейчас и она. Девушка курила и прислушивалась к тому, что происходило внутри нее. Это было странное ощущение. Она чувствовала одновременно себя  и собственно собой, но как бы замкнутой в некую одежду, снять которую нет возможности.   
- А может, я умерла, - вслух предположила она, не потому, что так думала, а потому, что ей захотелось услышать собственный голос.

      И этот голос, как ни странно пришелся ей по вкусу. Ей всегда не нравился ее собственный, нервный и немного, как ей казалось, писклявый. А этот был низкий, глубокий, иногда еще говорят, грудной, с приятной, придающий некоторым женщинам необыкновенный шарм, хрипотцой.
- Я ждала тебя тихим вечером…, - пропела она.

      И песня спасла ее разум. Она знала романс, который никто в мире, кроме нее самой не знал. По одной простой причине, что она и была его автором. А вслед за этим, она сделал вывод, на первый взгляд не очень логичный, но только на первый. Главнее, чем ее тело, было то, что находиться внутри него. И если уж ее душа переселилась в это тело, значит, так и должно было случиться. Ну и пусть – душа-то ведь жива, вот и пусть себе живет. Тем более, что плотское вместилище было вовсе не противным, а скорее даже наоборот, привлекательным. И чтобы убедиться в этом, она решительно прошла в ванную комнату и скинула одежду.

      Очень немногие, с такой тщательностью и вниманием изучают собственное тело, медленно, сантиметр за сантиметром, насколько позволяла гибкость, а когда ее не хватало, она обращалась к зеркалу, которое теперь почитала, скорее за друга и помощника, нежели чем за входной билет в сумасшедший дом…
    
- …Ну что, будем удирать, - Толстый продолжал стоять рядом братом.
- Вот еще. Я думаю, спешить не стоит, - медленно проговорил Томас, не опуская подзорной трубы.
- Только не говори, что ты хочешь атаковать испанцев.
- А почему нет, - сыграв удивление, посмотрел на брата Томас, - по-моему, именно это нам и следует сделать…
    
      Но легкой победы над испанцами не получилось. Хотя «Гром» и был вооружен лучше, чем каждый отдельно взятый испанский корабль и был более маневренный, все что можно было извлечь из этого преимущества, Томас извлек, но и испанцы использовали свои возможности, особенно такое, как численное превосходство.

      Конечно, Томасу потребовались весь его опыт, все его знания, но главную роль в этом бою все-таки играла удача, а она в тот день была на стороне флибустьеров. После ряда маневров Томасу удалось загнать испанские корабли в ловушку. Понадеявшись на глубину небольшого заливчика, куда в результате боя переместились суда, один из испанских кораблей слишком поспешил. Ему показалось, что у него появилась возможность перевести артиллерийскую дуэль в рукопашную схватку. Испанец поспешил развернуть паруса и кинулся напролом, в результате чего напоролся на подводную, торчащую около самой поверхности, похожую на поднятый клинок, скалу. Последовал страшный удар, от которого корабль даже подпрыгнул, и в результате, оказался с перебитым килем и разломанным бортом, от носа до четвертого пушечного порта. Вода хлынула в пробоину, судно дрогнуло, замерло на мгновение, и развалилось на части.
      
        Второй испанец сопротивлялся отчаянно, повреждения, которые он нанес кораблю Томаса, были ужасны, флагман только чудом держался на плаву. Но ветер переменился, и то, что какое-то время спасало испанца, стало причиной его гибели. В какой-то момент, который требовался, что бы изменить галс корабля, испанец замер и тут же два выстрела из орудий флагмана угодили в пороховой погреб. Последовал взрыв, не такой сильный, но достаточный, чтобы нанести последний удар измотанному в бою кораблю. Испанец стал крениться на левый борт, осел и превратился в мишень для пушек флагмана. Три залпа с «Грома» завершили дело – испанец пошел ко дну. Флибустьеры праздновали победу, но цена, которую они заплатили была слишком высока. Томас дал команду к осмотру корабля, сам же, дожидаясь доклада поднялся на капитанский мостик и потребовал для себя рому и сигару. Через полчаса на мостик поднялся боцман:
- Плохо дело, капитан.
- Не слепой, догадываюсь, давай по порядку.
- Грот-мачта треснула от основания и чуть ли не по всей длине – так что можно сказать, что ее у нас нет. В трюме течь. Несколько пробоин ниже ватерлинии…
- Это в первую очередь, заведите заплаты.
- Команда уже занимается.
- Дальше. Пороховые погреба пусты, в лучшем случае на один залп…
- Продолжай.
- Одно из ядер повредило руль. Это основное, - доложил офицер, и продолжил, - есть еще несколько пробоин выше ватерлинии, но они неопасны, если не будет шторма. И еще множество мелких повреждений, - офицер замолчал, ожидая, потребует докладывать о них капитан или нет.
- Достаточно, - пробормотал Томас, - как думаешь, до острова дотянем?
- Имеете ввиду, Тартугу?
- Именно.
- Мое мнение – нет, капитан.
- Что ж, тогда причаливаем и встаем на ремонт.
- Да капитан.

      Не занятые в ремонте, чтобы не терять время даром занимались заготовкой черепашьего мяса и пресной воды. И того, и другого на острове было предостаточно, хотя за водой приходилось достаточно далеко углубляться в лесные заросли. Но при учете того, что ремонт предстоял длительный, и обещал растянуться на пару недель, Томас не торопил офицеров, которые в свою очередь, не понукали подчиненных. За время это время Томас свыкся с тем, что остановился, практически, в одном шаге от несметных богатств. 
    
      Они сидели на стволе сваленного дерева, в тени и нехотя, в основном из-за того, что торопиться было некуда, размышляли о том, что им обоим следует сделать, после того, как сокровища будут у них.
- …поселюсь, где-нибудь недалеко от моря, заведу семейство, а иногда, чтобы попрактиковаться, буду выходить в море, - Томас посмотрел на брата, - а, как ты думаешь, хорошая идея?
- Хорошая, - согласился Толстый.
- А ты, у тебя какие планы?
- Я не знаю, - признался Толстый, - с одной стороны, домик, семейство, это хорошо. Даже очень хорошо, но уж больно спокойно.
- А, - рассмеявшись, махнул рукой старший брат, - ты просто еще маленький. Мирная жизнь – это такая прелесть!
- Так я и не спорю, просто думаю, что мне еще рано уходить на покой. Скорее всего, я найду хороший корабль. А лучше, построю, что б, уж все было по моему вкусу и продолжу плавать. Может быть, еще лет пять или десять. А уж потом подумаю над домиком на берегу.
- Если раньше тебя не вздернут на нок-рее. Не забывай о том, что наше занятее вредно для здоровья.
- Я знаю, но уже не могу, а главное, не хочу. Уж если выбирать, то я выбираю все это, - Толстый обвел рукой вокруг себя.
- Не знаю, даже и как тебя переубедить. Понятное дело, почему здесь оказался я. Король зол на меня. Одна надежда, что своей маленькой войной против Испании, я заслужу его прощение. А ты? По собственной воле лезешь под ядра и пули, ввязываешься в абордажные схватки. При такой жизни очень просто потерять голову. Понимаешь?
- Понимаю, Томас, но сидеть среди добропорядочных горожан – тоска невыносимая, а точнее, просто смертная…
- Ты, и вправду, слишком молод, даже для того, чтобы разговаривать с тобой на такие темы, - Томас поднялся, похлопал брата по плечу, словно сожалея о том, какую судьбу себе выбрал Толстый.

      И не говоря более ни слова, Томас направился в сторону, где располагался лагерь флибустьеров.
    
      Тед открыл глаза, огляделся, а потом, попробовал ощутить себя. Сон, не принес ожидаемого облегчения, более того, не будет преувеличением сказать, что болезнь Теда прогрессировала. Ему с большим трудом удалось подняться с постели. С некоторым удивлением он обнаружил, что выглядит он каким-то худым и слабым. Словно ему не тридцать лет, а как минимум в два раза больше. Он поднял руку и увидел, что она дрожит. Приблизив ее к лицу, потому, что не мог рассмотреть ее слишком далеко от себя, глаза слезились, он увидел, что волосинки на руке, из черных превратились в белые.

      Что-то кольнуло его в области сердца, и Тед вынужден был сесть на кровать, приложив, совершенно не свойственным ему жестом, к груди правую руку. То даже не билось, а так, судорожно сжималось, замирало и ненадолго отпускало.
 
- Что-то я не пойму, - пробормотал он и с ужасом услышал собственный голос – слабый, с какими-то всхлипами и вздохами, которые ощущал рукой, прижатой к груди.

      Пронеслись в голове Теда несколько историй, когда люди впадали в кому во сне, засыпали на десятки лет, а потом просыпались уже настолько старыми, что им ничего другого не оставалось, как умереть снова, уже насовсем. Правда, он в такие истории не верил, никогда не верил…
    
      А между тем его искали. Десятка три человек, с факелами носились по темным коридорам, заглядывая во все подряд двери, просовывали туда факела и, поминая всуе имя Божье, спешили захлопнуть двери – там были хозяйские трофеи…
      Конечно, Тед почувствовал их, но слишком поздно. В его возрасте, требуется слишком много времени, чтобы обернуться. Они были уже в его комнате, а он был только на полпути…
    
      Старость приносит не силу, но мудрость. И тогда, оглянувшись, Тед понял, что это именно та встреча, которую принято называть последней. Он вернул себе облик человека, а вместе с этим, вернулось желание. Одно, последнее. Не желая уклоняться от направленных на него оружейных и пистолетных стволов, он просто повернулся и замер, с любопытством рассматривая людей, которые его окружали – ничего интересного, ничего нового – люди так и не научились правильно воспринимать его сущность. А потом течение время замедлилось, для них, но не для него. Сам он даже ускорился, совсем немного, чтобы не растратить последние силы. Его привлек молодой человек, точнее даже, просто мальчик-пастушок. Почему именно он – неизвестно, просто он чем-то привлек внимание зверя, который обитал… Потом, позднее, когда все это станет историей – скажут, что он мстил. В определенной степени эта была правда, но Тед ее не знал, действительно не знал, а ведь именно этот любопытный мальчик обнаружил его пристанище и поспешил предупредить взрослых.
    
      Зря Тед посмеялся над поселенцами, за те два поколения, которые он царил над ними, вселяя в них ужас и ненависть, они кое-чему научились и даже сумели приготовиться более ответственно. Тед почувствовал, как какие-то специальные пули разрушают его тело, оставляя в месте попадания неприятное ощущения тяжести и жжения. Но он, даже в старости, даже будучи раненым, все равно опережал людей. Его клыки, все-таки успели дотянуться до горла предателя и даже сомкнулись на нем. Последним его ощущением было, ощущение наполнения свежей, такой желанной и всегда такой недоступной, особенно, в последнее время, кровью. Всего несколько глотков, за которые придется заплатить жизнью…

      Весь арсенал, заготовленный поселенцами для последней встречи, был использован. Тело вампира было так искромсано, что когда его несли к костру, то пришлось использовать не плащ, а мешки и ведра. Единственным, более или менее, целым предметом оказался череп. Ему также предстояло обгореть, но даже и после такой обработки, он продолжал улыбаться, сохраняя на века его последнее осмысленное движения – полуулыбку и укус.   
- Что делать с Мартином? - один из поселенцев вопросительно посмотрел на священника.
- Сжечь, - коротко ответил священник и, одновременно, большой специалист по борьбе со всякой нечистью.
- Но…, - попытался возразить кое-кто из команды.
- Этот чертов вампир укусил его. Посмотрите на шею мальчишки. Может быть, ничего и не будет, но лучше обезопаситься.

      Возразить на эти опасения было нечего, и вскоре рядом был разведен следующий костер, где и было сожжено тело мальчика…