***

Путешествие в Париж.

Се ля ви.
Возможно, Вы не знаете французского, а может быть владеете им в совершенстве, Вам всё равно понятен смысл фразы, вынесенной в заголовок. Фразы, которая из книг, фильмов, спектаклей, и ТВ знакома и узнаваема.
Фразы, которую и нужно произнести в Париже, глядя на очередь к лифту Эйфелевой башни, и испытывая нежелание стоять в ней.
Эта фраза – утверждение. Она сразу отметает все вопросы и недомолвки. Она говорит –«спокойно, не шебуршись». Такова жизнь. Ни к чему пытаться возражать и что-то изменять в ней. Мудрость поколений заключена в ней. Мудрость тех, кто прожил жизнь, вырастил и воспитал детей. Тех, кто оставил им в наследство этот мир. Почему-то совсем несовершенный и противоречивый.
Когда-то, очень давно, у нас не было телевизора, холодильника, даже газа и водопровода, а удобства на всех во дворе возвышались на горке.
Я был обыкновенный татарский мальчик и шёл по парку, по полю, где мы по вечерам играли в футбол, и слушал, как диктор по радио говорил – «что ташкентское время - двенадцать часов, что температура воздуха 42 градуса Цельсия в тени, и что лучше сидеть дома». Действительно, вокруг никого не было. Не с кем было играться. Я был сам по себе. В те годы летом мы ходили всё время в трусах, на босу ногу. И идти по полю было горячо. Шагать нужно было сначала снеся верхний слой, а уже потом опуская ногу в прохладную пыль.
Вот это единение с миром, полное игнорирование вещания диктора, и определили моё дальнейшее отношение к жизни.
Обыкновенный пенсионер, под Эйфелевой башней, среди толпы туристов и продавцов сувениров, ощущал удивительную гармонию происходящего. Да, ему не с кем играть, никому нет до него дела, хотя все вежливы и улыбаются в ответ.
Ему тоже ни до кого нет дела. Уже то, что нет дождя, который лил три дня подряд и то, что светит солнце, играя с беленькими облаками, было приятно и восхитительно.
Кто был в Париже, меня поймёт. Именно – кто был, а не тот, кто в нём живёт, или тот, кто никогда в нём не был. Поймёт великий смысл города, где для каждого найдётся частица радости и обаяния, и где никого ничем не удивишь, даже если будешь идти босиком в набедренной повязке.
За прошедшие годы мир изменился. В жилищах течёт горячая и холодная вода, продукты лежат в холодильнике. По телевизору новостные программы круглосуточно вещают по всем каналам. Сотовый телефон фотографирует и передаёт в интернет фото по голосовым командам. По дорогам Евросоюза бесшумно, в уюте и комфорте, перевозят тебя из Антверпена в Париж и обратно. Уже люди, побывали на Луне и хотят стать бессмертными. Правда, сначала хотят стать богатыми.
Распалось государство, где ты был строителем светлого будущего. Каждый стал сам по себе и сам себе хозяин. И если раньше ты был нужен стране, окружающим, партии, организации в которой работал, и они постоянно чего-то от тебя добивались. Теперь свою нужность ты должен доказывать, а вокруг все хотят тебе чего-нибудь продать. Им нужны только твои деньги. И ты чего-нибудь продаёшь, чтобы эти деньги иметь. И уже имея деньги, ты можешь приехать (на пару часов) в Париж.
К тебе приходит осознание, что ты не простой татарский мальчик, которого все любят и который всем нужен. И не простой пенсионер, которому платят пенсию за выслугу лет. Ты, тот, кто получил «шенгенскую» визу, кому Евросоюз разрешил быть на своей территории и принял, на определённый срок за своего.
Мелочь, но приятно.
Се ля ви…

2.
Пуркуа…
Каждому знакомо чувство, когда за окном льёт дождь, а вам уютно, тепло и интересно наблюдать, как крупные капли растекаются по стеклу по ветру. Это чувство умножается, если по мокрому шоссе вас мчит автобус двадцать первого века. Практически бесшумный, с мягкими откидными креслами и панорамным обзором из окна, в которое бьют непрерывным потоком дождевые капли, не сумевшие намочить ваши волосы, одежду, обувь, кожу рук и лицо.
Стёкшие на ровную ленту дороги и оставшиеся далеко позади. Очень ровную многорядную дорогу в Париж.
Уже сегодня, узнав, что однокласснику, с которым ты постоянно сверял свои впечатления и жизненные достижения, в это время удаляли пупочную грыжу в ташкентской операционной (очень мучительно и болезненно), а сегодня он в старом ТашМИ после инфаркта в послерождественскую ночь, вроде приходит в себя, осознаёшь разницу жизненных дорог и выражения – «Каждому своё».
Кто-то заботится о здоровье, а кто-то несётся через пелену дождя в культурную столицу мира.
Глядя на дождь, думал о том, что Ташкент солнечный город. Когда 1 сентября, вместо того, чтобы пойти в свою школу имени Василия Ивановича Чапаева, где меня (наверно, также сильно) ждали соскучившиеся за лето товарищи, отец отвёз меня в музыкальную школу имени Успенского. Я только тогда понял, зачем пару недель назад я пел каким-то людям песню «У чёрного моря», угадывал, сколько они нажимают клавиш на рояле. Да, и хлопал в ладоши вместе с ними.
Оказывается, теперь я учился в школе одарённых детей, и, стало быть, сам был одарённым. В классе все дети сразу сдружились по понятиям и мне в друзья достались те, с кем никто не хотел дружить – Шурик Сенчило и Азатьян (сын известного ташкентского диктора Азатьяна). А не хотели с ними дружить из-за их избыточного веса. Они были очень упитанными мальчиками – три толстяка из сказки с негативным отношением к весу. Конечно, я совсем не был толстым. Уличный мальчик, как они думали хулиган и шпана, я стал дружить с ними, потому что больше было не с кем. На переменках моим друзьям из дома приносили еду – бабушка курочку для Шурика, а Азатьяну мама бутерброды с чем-то, тоже аппетитным. Весь класс смеялся над ними. Я тоже. Потому что у нас дома завтракали утром, а вечером где-нибудь в гостях ужинали деликатесами.
Сами понимаете – татарская кухня – от парамячей и шурпы до рыбных ассорти и салатов. Родителям приходилось сильно заставлять меня съесть хоть что-нибудь. Я любил только котлеты и шоколад. А уж в школе никто не мог меня заставить ничего съесть. Только уже в старших классах, иногда в буфете пирожки или коржики за компанию.
Наша троица училась легко. Шурик учился играть на кларнете у Ризакулова, Азатьян на фортепиано, а я играл на контрабасе. Как уже потом я узнал, мой педагог Ефим Яковлевич Резник (в центре) был папиным другом и квартет, в котором они играли, был лучшим в СССР.  Правда, им «честно» говорили – вы вторые, так как было правило, что первыми могли быть только из Москвы.
Зрителям было всё равно, они валом валили на их концерты, и меня с мамой всегда проводили сквозь толпу, через чёрный ход.
Весь мир наша троица познавала через прогуливание уроков. Но уже на следующий год Азатьяна отчислили, как неуспевающего. Уровень обучения на фортепиано был запредельный. Зато мне с Шуриком это не грозило. Кларнетистов было мало, а контрабасистов и того меньше. Контрабасистов вместе со мной было всего четверо: Шаламаев Беня, Шевченко, я и ещё один, который не захотел стать контрабасистом и ушёл из школы.
Через три года, когда Беня Шаламаев (одарённейший мальчик) трагически погиб, утонув в Чаткале, а Шевченко тоже ушёл из школы, раздумав быть контрабасистом, я стал лучшим учеником Ефима Резника. Правда я сам об этом и не подозревал, пока не получил на выпускном экзамене 5 с плюсом и не поиграл в ленинградской и московской консерватории с их контрабасистами. Выпускник школы я играл, как выпускник консерватории.
Дальше было учиться незачем. Вот об этом, перетерев с Шуриком, мы после школы поехали поступать в лучший физический институт - МИФИ.
Почему я люблю Москву? Подумайте сами. Два выпускника музыкальной школы едут в Москву поступать в физический институт, куда очень большой конкурс. А так как в тот год из-за перемены одиннадцатилетнего обучения на десятилетнее было сразу два выпуска, конкурс стал двойным. У меня на метро Профсоюзная жили родственники, и у Шурика дядя, который играл в Большом театре на литаврах, тоже где-то рядом. В первый же день в Москве мы нашли моих родственников и переночевали у них. На следующий день, вы не поверите, не зная адреса, сумели найти дядю Шурика, и он уже остался у него. Как я люблю Москву и москвичей. Накормили, напоили, спать уложили.
Наш расчёт оправдался. Получив трояки, мы не дожидаясь мандатной комиссии рванули в Ташкент, как раз на вступительные экзамены в политех. Куда и были зачислены студентами, правда, Шурика зачислили в мехфак. И здесь наши пути разошлись.
И сегодня, после Парижа, я навещу его в старом ТашМИ, моего друга, любящего джаз, и ставшего доцентом в Автодорожном институте. Я, который сегодня импровизирует на саксофоне на концертах в лучших залах консерватории и в городах шенгенской зоны. Я, который сквозь дождь, мчался по изумительному шоссе в Париж, встретивший и проводивший меня солнечной погодой, показав все прелести, которые только и  можно увидеть за четыре долгих часа.
Пуркуа…

3.
Фет ком ше ву…
Чувствуйте себя как дома…  мы и так, где бы не оказались, чувствуем себя как дома, т.е. стараемся не сорить, быть вежливыми и не злить хозяев…
Перед въездом в Париж автобус останавливается у придорожного кафе, где пассажиры приводят себя в порядок, пьют кофе, завтракают, готовятся к въезду в столицу Франции. И я за кампанию, хотя ничего не хотел, выпил чашечку кофе. Кофе был отвратителен. Никогда дома я бы его не стал даже наливать. И то, что я его выпил, был мой компромисс и понимание, что даже если я чувствую себя как дома, я всё равно в гостях.
В послевоенные годы все ходили друг к другу в гости. И непросто ходили, но ещё, если рано темнело, оставались ночевать.  Радушию хозяев никто не удивлялся, все понимали комендантский час, сиди дома. Дети спали вперемежку с родителями, и на столах и на полу. Утром весело завтракали тем, что осталось от ужина и опять приглашали уже к себе. Праздников вроде было немного, но зато дней рождения хватало на всех. Подарки дарили необычные, не покупные. В магазинах всё было дорого и неинтересно. Поэтому придумывали, что-нибуль интересное побольше и выдумывали разные сюрпризы – свои, для своих. Теперь на встречах с родными, которые всё чаще проходят в залах кафе или ресторанов, принимают подарки деньгами и даже если припозднились, разъезжаются на машинах к себе домой, потому что только там чувствуют себя, как дома. Мы не можем знать сильнее или меньше любим друг друга, но общаемся ощутимо реже. И уже удобнее всего поздравлять друг друга по интернету одним кликом мышки.
Хочу представить, как мой друг, с которым дружу с 5-го класса, видит меня со стороны. Почему? Потому что он уже несколько лет так занят на работе, что у него нет времени на общение. Бездумное беспричинное общение, не плов с коллегами, или обрядовое застолье, по поводу свадеб или похорон. Где все рассаживаются по ранжиру, кто ближе, кто дальше, к декану. Где шутки и смех дозированы и приличны. Что же, вдруг попав в больницу, он чувствует и видит?
Вот ты в больнице. Ты лежишь, тебе ставят капельницу, идёт процесс выздоровления. В палате ещё два пациента, такие же как ты выздоравливающие. Но вот приходит незваный гость – здоровый, похудевший, прямо из Парижа, сразу находит себе где сесть, отказывается от котлет и пирожков, перекидывается фразами с твоими соседями, шутит и вообще, чувствует себя как дома. Тебе только и остаётся отшучиваться в ответ, говорить, что тоже хочешь ремень укоротить на три дырки, задавать вопросы о том, как там в Париже, не забывая при этом о том, что пора ставить капельницу. Твой дружок ведёт себя в палате, как у себя дома. А ты же не хочешь вообще быть в палате. Пусть у тебя в квартире уже лет 25 не было ремонта и не менялась мебель, пусть всё – компьютер, проигрыватели, магнитофоны и колонки накрыты целлофаном (от пыли), и даже пульт в целлофановом пакете (чтобы буквы и цифры не стирались), пусть… Зато разгуливая в трусах и нарезая колбасу на ужин, ты чувствуешь себя, как дома. Естественно, как дома. Где на книжной полке иконка, рядом с фото Биг-бэнда звёзд американского джаза.
Вера в бога. Жил-был безбожник. К нему вдруг после 50-ти (почему-то вдруг и к нему) пришло просветление. Нет, не подумайте, он не стал любить попов и обряды, но косточке святой Матрёны поклонился. Да, дружку не объяснить, этому татарину – атеисту, который утверждает, что все религии придумали татары для рабов (чтобы меньше воровали). Нет, дружок не просветлится. Вон, прилетел из Москвы, и разузнал же, какая палата и сидит, как у себя дома. Ни в одном глазу. Улыбка судьбы. В музыкальной школе молоденькая учительница литературы (Галина Леонидовна Финченко) поставила сказку Пушкина «О попе и его работнике Балде». Вот дружок и сыграл Балду. И на радость всей школе одарённых детей бил щелчки попу. Ещё не просветлённому, 15-летнему, из семьи одесситов. Которому бабушка, приносила покушать на переменке курочку, а то ребёнок может похудеть. Балда, он и в Африке Балда. Он везде, как у себя дома.
Не все могут знать, что студентов на хлопке размещали в бараках, на двухъярусных нарах в три ряда. И когда автобус подъезжал к бараку, все бросались занимать лучшие места – у окна, в уголке, рядом друг с другом. А мы не спешили. Располагались на оставшемся месте, как у себя дома. И это место становилось самым лучшим, самым привлекательным, самым удобным. Потому что было с нами весело и интересно, даже в проходе у двери. Почему-то всегда хватало всего на всех. И арбузов с поля, и консервов, и выпить, и закусить.
  При том, что у моих родителей представление о хлопковой жизни было далёким, ну очень далёким от реальности. Если другие родители присылали консервы и сгущёнку, мне мама прислала шоколадные конфеты «Три медведя» (целый мешок) и портянки, почему-то из блестящей ткани. Наверно, чтоб я в них блистал. Конечно, я не мог жаловаться на невнимание. Бегал кроссы по утрам, играл на гитаре, и не давал в обиду друзей, а они, кроме казаха и армянина, все были очень чувствительной национальности. Сказалась двойная конкуренция 10 и 11 классного выпуска.
Уже сегодня, оглядываясь на прошлое, я вижу, что все мои учителя в жизни были евреями. Может даже с детского сада. Но в третьем классе Софья Алексеевна точно, с её профилем с горбинкой. 

Она всегда меня ставила в пример другим, я был староста в классе, хотя никогда не делал домашних заданий. Музыке меня учил (это великий по терпеливости педагог) Ефим Яковлевич Резник – концертмейстер контрабасов Большого симфонического оркестра филармонии.
 
Математике - Игорь Абрамович Дорфман, который ещё играл на скрипке перед киносеансами в оркестре с моим отцом (на фото он в центре, а мой папа третий слева). Физике – Елена Александровна Мильман, спасибо ей, что она не требовала от нас досконального знания предмета.
Вы скажете, а что же хотеть от музыкальной школы, да ещё одарённых детей? Но вот стал я заниматься боксом. И моим тренером был – Юрий Вадимович Бухман, заслуженный тренер СССР. Да ещё таким, что даже, после его отъезда  из-за ташкентского землетрясения, я играючи стал Чемпионом Узбекистана по боксу.
Фет ком ше ву…
Ощущение комфорта состоит из множества факторов, которые и определяют личность. Кто-то любит одиночество и покой, кто-то весёлую кампании. Но если вы чувствуете себя как дома, всё остальное уже не важно. И всем окружающим передаётся это ощущение комфорта. Они, общаясь с вами становятся вашими друзьями и помнят это даже когда вы об этом давно забыли.
Фет ком ше ву…

4.
Ле жюр де ля сомене…
Дни недели… Сегодня пятница – лё вондроди… Слушая французскую речь, особенно по другому звучащие названия месяцев, дней недели, осознаёшь другой мир слов, понятий, образов. Ну, совершенно другой. Тогда приходится удивляться схожести проявления чувств, тому, что они также смеются, улыбаются в ответ, любят добро и отвергают плохое. Физически мы не зависим от произношения и звучания. Физически мы одинаковы. Как у Маугли, главное произнести пароль – «мы одной крови, ты и я». Нетерпимость друг к другу одинаковых  неразличимых для других людей, тоже свойство их похожести. Чем похожее, тем нетерпимее. Простой пример: как отличить ирландца католика от ирландца протестанта, или серба боснийца от хорвата или серба из Косова. Еврея от татарина. Русского от украинца. Различить могут только они сами. В телевизионной передаче три академика Российской академии наук задавали сами себе вопрос – «Почему мы евреи? Каким образом нас называют евреями? Как мы сами себя ощущаем евреями? Мы говорим по-русски,  еврейского языка не знаем, обычаи у нас не религиозные. Всю жизнь прожили в России, здесь стали академиками. Никуда не хотим уезжать или вообще что-то менять в жизни. Но все знают, что мы евреи. Да и мы сами это каким-то образом определяем».
Я всегда знал, что люди бывают разных национальностей. Они сами в первую очередь стремились подчеркнуть свои различия. Естественно, в свою пользу. Мои дяди, все называли себя русскими именами, потому что после войны носить татарские имена было неприлично. Кстати слово еврей тоже считалось ругательным. А вот действительно ругательное слово жид было литературным. Потом всё поменялось местами. Общественное мышление – это труднообъяснимое, но совершенно чётко ощутимое понятие. И когда я был маленьким, все старались быть как все.
У меня был высокий рост, я старался быть как мои друзья низкорослым (справа Рамис Абубакиров или Ромка). Если кто-то совершал что-то геройское, он тут же заявлял, что на его месте мог оказаться каждый. И мы ощущали себя непобедимой силой в своём единстве. Один за всех и все за одного. Нас так воспитывала партия, товарищ Сталин. До сих пор мы готовы жить по лозунгу – сам умирай, а товарища выручай.
Увлекаясь книгами по научной фантастике, я не понимал зарубежных фантастов, у которых в будущем герои сидели в барах и думали только о том, чтобы разбогатеть. Люди осваивали другие миры – планеты, звёзды, галактики - чтобы посидеть в баре, попить, поесть, побыть. Они не стремились стать лучше, сделать жизнь краше, веселее, полнее. В отличие от советской фантастики, стремящейся воспитать честных, сильных духом, красивых людей. Идеальных людей.
Оказавшись в двадцать первом веке и оглядываясь по сторонам, я вижу правоту западных фантастов. Правоту в том, что человеческая природа не меняется, что воспитывать можно, а воспитать невозможно. Что люди лгут, воруют, убивают, верят в бога, насилуют и грабят во имя его. Пастыри развратничают, паства поклоняется дьяволу. И всё это при техническом чуде в средствах связи, транспорте, питания, быта.
Слабым утешением служит миллиард атеистов – китайцев и бельгийцев. Ну и ещё тех, кто рос в социалистическом обществе. Остальные – просветлённые, стремятся в рай, но уже никто не боится ада. Потому что ад уже на Земле.
Ле жюр де ля сомене…
Вы скажете, а причём здесь дни недели? Сегодня пятница – выходной у мусульман, завтра суббота – выходной у иудеев, воскресенье – отдых у христиан. Кому важно и нужно, чтобы мы были разные? Разные в мелочах. В мелочах, которые способны определить кто ты. Вы скажете, хорошо, а люди мира? Которые не обращают внимание на различия и считают всех своими, творят для всех и живут, как хотят, а не как положено? Да, если позволяют средства, живи как хочешь. Но разве это жизнь?
Спросите меня, а какая жизнь тебе привлекательна, какая красива и хороша?. Жил ли кто-нибудь хорошо и красиво? Я отвечу. Я жил. В Советском Союзе. Пока был жив Сталин. О чём это я? С какого такого вдруг политика, сталинизм и т.д. и т.п.? Отвечаю. Это на личном опыте. Это, когда неустроен быт (люди живут и спят чуть ли не в землянках, пьют воду из арыков, ходят мыться в баню и не каждый день едят деликатесы), но каждый вечер гладят брюки, рубашки, платья. Чистят туфли, наряжают детей и идут в парки (которые сами же построили), катаются на лодках по озеру (которое сами же выкопали и заполнили водой). По дорогам, на которых не везде лежит асфальт и вообще ездят ишак-арбы и верблюды тащат вьюки. В Среднеазиатской ташкентской глуши в парках играют по вечерам оркестры – духовой (для прогуливающихся по посыпанным песочком дорожкам), танцевальный (на танцплощадке), эстрадный (концерт на летней площадке). Про крупные города, такие как Москва, Ленинград, Киев, Тбилиси, Баку, Казань, Уфа, Челябинск, Омск, Томск, Владивосток и Одесса вообще можно не говорить. А вот Фергана, Бухара, Хива, Термез, Кушка я скажу – тоже самое. Всюду Парки культуры и отдыха, всюду кинотеатры, театры.
Это, что? А это мы строим светлое будущее. Мы воспитываем нового человека, который обязательно будет культурным.
Да, а запрет на джаз, на саксофон? Мы и это знаем по опыту. Всё равно играли и любили, и слушали в кино на американских фильмах, по радио поздно ночью. А генетика и кибернетика? Зачем расстреляли учёных? Не знаю. Кому это понадобилось. И те кто это сделал и продали потом наше будущее, извратив и оболгав. Их имена стали нарицательными – хрущобы, горбачёвка, ельцинское «всё в семью». Маразматическое политбюро. Рыба гниёт с головы. И сегодня, поездив по миру, видишь успех только у китайцев, которых тоже высмеивали «кушать хочется», а сегодня им должна самая богатая страна мира.
Ле жюр де ля сомене… Начнём может думать с понедельника? Лё лянди…
Думать - ну почему так хорошо когда все вместе. Когда что-нибудь хорошее сделал, и все вместе радуетесь. С соседями по двору, с одноклассниками, с сокурсниками, с коллегами по работе. И огорчаетесь тоже. Всегда кто-нибудь утешит или постарается утешить. Нет равнодушных.
В Париже настолько разношёрстная публика на улицах: туристы из всех стран мира, напёрсточники, продавцы сувениров, гиды, ротозеи, зеваки, таксисты, официанты. Все стремятся хоть что-нибудь заработать, хоть на ком-нибудь. И вдруг оказывается они готовы, забыв про прибыль, объяснять тебе «знатоку» по-французски где Лувр и улыбаться в ответ и проявлять благожелательность, приветливость и даже может быть дружить по-настоящему – «один за всех и все за одного». Их лица начинают светиться и это им нравится. Да, говорят они – Ташкент – очень далеко… но это им неважно, хоть Куала-Лумпур… Главное они получают удовольствие от общения, у них есть повод сделать кому-то добро.
Вы скажете, это ты специально выбирал самых красивых и добрых, а вот кто-то вообще недоволен. Ага, ходил и выбирал. Один бомж даже поделился, как просто заработать. На видном месте ложись и если попросят встать, ну чтобы сфотографировать красивый вид на Нотр-Дам, то всегда дадут пару евро. Пиво, правда я пил не с бомжом, а вполне с очень приятными дамочками, но и их лица светились и выражали сожаление, что вечером у меня автобус и я не смогу ещё чего-нибудь хорошего с ними узнать. День недели был среда – лё меркоди… Светило солнце и на голубом до синевы небе плавали белоснежные облака.
Ле жюр де ля сомене…

5.
Во тю ля тур?…
Ты видишь эту башню? Да. Её построил Эйфель. А... Эйфелева башня была построена по проекту инженера Эйфеля. Для чего? На чьи деньги? В центре Парижа? Зачем? Ответ есть на все вопросы. Отсылаю в Гугл. Я вижу эту башню. Я стою под нею. Я обошёл её кругом и осмотрел со всех сторон и смотровых площадок. Вместе с тысячами людей в солнечный осенний день. Башня стала нужной, как только изобрели радио. Чем выше мачта, тем дальше можно передавать и принимать сигнал. Больше полувека Эйфелева башня была самой высокой. И красивой? Парадокс красоты и моды. Если из Парижа, то модно и красиво.
Сегодня на радио «Ташкент-1» FM 87.9 в 15-35 несколько минут я буду в прямом эфире говорить о джазе. Джазе в Узбекистане, в Европе, в России, в Москве. Под джазовую музыку, для любителей джаза.
В Париже по радио джаз звучит круглосуточно по нескольким FM радиостанциям. Правда, джаз только звучит, о нём не говорят.  Хочешь слушай, не хочешь не слушай. Рекламы практически нет. Значит всё на спонсорские деньги. В Европе джазовая музыка спонсируется. От неё не требуются, чтобы она нравилась. Сочинил, записал, транслируй. Европейский джаз и не нравится, за редким исключением, когда цензура красоты в самом исполнителе. То же самое в Москве. «Гнесин джаз» фестиваль, 73 исполнителя, высочайшее исполнительское мастерство – сплошная муть. Музыка для себя. Вход свободный. Полупустой  зал. Жюри, друзья, родственники конкурсантов и я из Ташкента.
Как и всякую музыку джаз нужно слушать. Люди хотят слушать, то что им нравится. Какофония им не нравится, они и не слушают. Причём здесь джаз? Притом, что он позиционирует свободу исполнения. Свобода творчества, самовыражения. В начале, отбор самовыражающихся был жесточайший. Оставались только те ансамбли, которые нравились. Спонсоров не было. Играли от души, то что на душе. Всё подряд. От псалмов до песенок из мюзиклов. Может и ноты не знали, а играли на слух. Как и мы в середине 20-го века. Зато сегодня,  через десятки лет, мы наслаждаемся тем, что нравилось им. Говорить о них можно бесконечно. Как и сама жизнь, их музыка многогранна. В ней от неразделённой любви до наркотического бормотания отражено их чувственное существование.
Джаз – это прежде всего исполнители. Те, кто импровизирует. Если импровизируешь хорошо, тебя любят слушать. А если тебя не хотят слушать, то лучше не импровизируй. Даже если твоя импровизация найдёт своего слушателя. Свобода исполнения – это кайф. Это индульгенция от киксов, фальшивостей и технических огрехов. Это духовный обмен чувств выражаемых и воспринимаемых через звуки.  Замечали, что иногда неразборчивая речь, а Вы понимаете о чём. Диалог неразборчив, а по музыке речи Вы понимаете мысли говорящих. Так и инструменталисты доносят до вас свои мысли – тяжёлые, лёгкие, шуточные, весёлые, печальные, трагические.
В гостинице, сменившей название с «Дедеман силк роад» на «Виндом Ташкент палас», сегодня персонал праздновал Новый год. Лучше поздно, чем никогда. И музыка звучала на полную громкость. Красивая певица в блестящем платье с певцом пели под фанеру, после них крутой ташкентский модный ансамбль даже не подключив инструменты отфанерил по полной тусовочной программе. Столы ломились от деликатесов (правда без рыбных блюд, если не считать селёдку) и напитков – шампанское, водка, вина, соки, кола, пиво – исключительного качества закуски, сервировка уровень ВИП - персон.
И мы сыграли и спели для всех нас вживую. Каким-то образом это сразу заметили и поняли. А при хорошей аппаратуре (без многочасовой настройки звучания, воткнул шнуры и вперёд) звучание синтезатора, как Биг-бэнд. Импровизировать – одно удовольствие. Тем более поддержка каждой фразы молодыми искушёнными людьми. Они хотели ещё и ещё и хорошо, что ведущий продолжил лотерею новогодних выигрышей, и мы технично свернули инструменты. Хорошего помаленьку.
Во тю ля тур?…
Видите башню? У Вас есть цель? Что в Вашей жизни больше всего Вам хотелось бы испытать? Передачу по радио, восторг зрителей, поесть, попить…
На что смотрели парижане до Эйфелевой башни? Что было им маяком в ночи?..
А на что смотрите Вы? Какую музыку слушаете? Фанеру? Караоке? Живое исполнение? А я сегодня плохо играл вживую потому что, не репетировал. А завтра буду играть ещё хуже потому что, не знаю кто придёт в джаз-клуб на очередное заседание и с кем придётся играть. Так за что же меня благодарят после выступления аплодисментами? За вдруг. Вдруг становится неважным виртуозность, понты, громкость. Вдруг ты играешь непонятно откуда взявшуюся фразу, а её и ждали. Вдруг тебе становится жарко и в прохладном зале на тебе можно выжимать рубашку, и стряхиваешь пот со лба. Вдруг играл не то, а оказалось в тему. Как хорошо. Что это было? А если бы ещё отрепетировал? А если бы ещё и играющие с тобой музыканты, тоже вспотели?..
Не знаю.
Во тю ля тур?…
6.
Чифрэ… же контэ…
Да, по-французски чифрэ это цифры, а же контэ – я считаю… Типа – один, два, три…. Но так и хочется, включиться в другое значение слова считаю – выражаю своё мнение. Как бы, а я так считаю – французский хорошо, а оленя лучше. Вы тоже так считаете?
Магия цифр обрела сакральный, мистический смысл. Шесть… шестьдесят шесть… шестьсот шестьдесят шесть… Могу и по-французски – суасон ту сисе…
Шестьдесят шесть лет мне. Столько же раз Земля с ноября 1948 года обернулась вокруг Солнца. Столько же раз за праздничным столом меня поздравляли родные, близкие, друзья. Именно в День рождения. Ни раньше, ни позже. Считалось, что если в другой день – это не считается. Ну, просто же контэ не па... Моя мама до меня уже рожала мальчика, послевоенного, слабенького и он умер.
Когда родился я, все родные радовались, что малыш крепкий и здоровый. Баловали во всём. По очереди брали из детского садика, чтобы где-нибудь погулять. А я больше всего любил, когда по пыльной улице в детской коляске (такое корыто на колёсах) со страшным грохотом меня мои дяди катали бегом. Нравилась тряска и заносы на поворотах. Я крепко держался за края корыта и как капитан смотрел вперёд, потому сзади от пыли ни видеть, ни дышать было не возможно.
Тёти и старшие девочки постоянно меня целовали в щёчки и тискали в руках, но здесь я отбивался и оттирался, как мог. И лет с пяти никому не позволял себя лапать. Когда на лето мы выезжали отдыхать к тёте в Казань к моим братьям Наилю и Альмиру, там после игры в футбол нас будто бы поздравляла с победой девочка. Высокая, стройная, в нашем мальчишьем вкусе. Вот с кем я готов был целоваться с утра до ночи. Но мы даже вида не подавали, что она нам всем очень нравится. Наиль старше меня на год, Альмир младше на год. Самый старший из нас это Рустам, он первый справа, и он не боится пялиться на неё.
Можете посмотреть, как мы стоим в ряд. Я второй слева, а первый Наиль (уже умер), а четвёртый Альмир (три инфаркта перенёс).  Самым восторженным было катание на качелях (лодках) в парке. Особенно это ощущение невесомости, когда качели, замерев на мгновение вверху, неслись вниз. И мне всегда покупали подсоленный миндаль в таких скрученных бумажках, а больше я ничего не хотел кушать, и уговаривать было бесполезно.
Счастливое детство это не просто фраза, это политика социализма. Всё – детям. Естественно питание – трёхразовое (по науке – белки, жиры, углеводы), зарядка утром, спортивные упражнения в течении дня, классика по радио (радио не выключалось даже в тихий час), сказки всех народов и подарки в Новый год от Деда Мороза. Поколение этих детей и сегодня полно сил и желания что-то улучшить, никого не оставить в беде, сотворить необычное для всех и всем полезное. Школа воспитывала нас честными, знающими всё об окружающем мире и понимающими, почему капитализм всегда на крови. «Разделяй и властвуй» - вот его цель. Считается (же конте), что даже не деньги, а власть цель капиталистов. А уже потом деньги, роскошь, продажная любовь, суррогаты чувств. И мы это разбирали на политинформациях, чётко понимая, почему в мире происходят кризисы и войны и почему так не нравятся им наши успехи.
Представляете, успехи социализма очень не нравились тем, кто хотел властвовать миром. Какие успехи? Да вы и сами знаете. Простой пример – космос. Ну, или сталинские квартиры. Бесплатное образование, бесплатная медицина, безработица…
Музыка, кино, литература, поэзия, художники – лучшие в мире, по признанию самих капиталистов. Наука – передовая. Простой пример – водородная бомба…
Сегодня «считается», что всё это было не так. А же контэ… Мы чётко различали тех нормальных зарубежных людей и тех, кто ими правил. Мы любили немцев и ненавидели фашизм, мы любили американцев их музыку, джаз, кино, товары (made in USA) и ненавидели убийц политиков. Понимали политики тоже разные, хотя все прислуживают капиталу.
Сегодня тоже «считается» что мы зомбированы ТВ. Хорошо, мы зомби, а почему не говорите - кто сбил малазийский лайнер? Кто научил арабов убивать арабов, сербов - сербов, африканцев - африканцев, латиноамериканцев научил убивать латиноамериканцев, а «укропов» убивать «колорадов»? Зачем убивать?
Тратить деньги? А мы, зомби, знаем. Да, чтобы тратить деньги. Потом тратить на восстановление и снова тратить на разрушение. И на этом зарабатывать и этим запугивать и властвовать.
Мой сын, который живёт в «золотом миллиарде» говорит – да пошли они все… Магазины работают, работа есть, за дом кредит выплачивается, дети в престижной школе. Чего ещё? Обеспеченная старость? Да не вопрос. Живи с нами в ус не дуй. Правда, шенгенская виза только на месяц, хорошего помаленьку…. А чего такого нет у меня здесь. Да всё, тоже самое – базар рядом, за квартиру уплачено, три компьютера, три телевизора, холодильник, горячая вода, у детей Айфоны, пенсия постоянно повышается (хотя считается лучше бы не повышали, а то тут же все цены растут), интернет и джаз-клуб раз в месяц. Почему нашему поколению неймётся? Потому что мы строили светлое будущее для всех. В том числе и для капиталистов. Не получилось.
Считается, что не получилось.
Же конте…
7.
Ко вулеву буар?...
Что Вы будете пить?... Резонный вопрос. Особенно после новогодних праздников, которые начались 25 декабря, а закончились только сегодня на Крещенье. В субботу мне вернули половину из подаренных мне директором пивзавода год назад, бутылок пива – 10 бутылок (5 Carlsberg+5 Sarbast). Другую половину наверно не вернут.
Так получилось, что когда на моё 65-летие, которое с родными и близкими отмечал в «Дедеман силк роад», накрыв стол на 20 персон, фото каждого из которых украшало его место за столом, генеральный директор пивзавода (случайно ставший свидетелем нашего джем-сейшена) презентовал мне пару ящиков пива, а никто из гостей его пить не стал. Слушали импровизации, пришедших поздравлять музыкантов через прекрасную аппаратуру Сан Саныча Горбенко, пили водку, шампанское, вина, коньяк. И менеджер ящики с пивом оставил их себе. Он так и сказал – мы предложили, а никто не хотел. На вопрос, а где же они, эти бутылки, он просто промолчал. Молчать не вредно…
И вот спустя год с лишним, я вновь спросил у него – а когда я заберу своё пиво? Спросил возле стола с бутылками пива, которое почему-то праздновавшие Новый год сотрудники «Windoma» тоже игнорировали. Он оказывается, не распоряжался этим пивом. Распоряжался другой менеджер, который сказал – потом, когда закончится вечер, заберёшь. Я и забрал, сколько унёс. То есть половину. Всё равно приятно, дома у телевизора, достать из холодильника запотевшую бутылку, налить в высокий стакан и маленькими глотками думать о мелочах.
На моё предложение Ко вулеву буар?... никто из домашних не откликнулся. Они ещё не выучили французский. Значит ещё долго я буду испытывать крепость напитка и понимать разницу между Carlsberg и  Sarbast.
Становится традицией отмечать юбилеи в лучших ресторанах под джазовую музыку. Можете вместе со мной порадоваться, когда я расскажу, как прошло моё шестидесятилетие. На сцене Большого зала Государственной консерватории Узбекистана висел мой портрет с лавровой ветвью. На экран проецировались фото моих родителей и близких. Выходили лучшие джазовые музыканты поздравлять меня с юбилеем и исполняли прекрасные импровизации на любимые всеми присутствующими мелодии. А присутствующих был полный зал. Культурные общества дарили мне грамоты, а композиторы свои дарственные композиции.
А после всего этого, ещё до двух часов ночи в ресторане гостинице Узбекистан продолжалось джазовое застолье у рояля, возле фонтана, под понимающие взгляды иностранцев, гостей нашей столицы.
На вопрос Ко вулеву буар?... все дружно отвечали - всё.
Начиналось всё с Дней рождений, когда взрослые уходили провожать друг друга, мы дети хозяйничали за столом. На донышках бутылок всегда оставалось чуть-чуть, а нам много и не надо было. Особенно от красных вин сладость нескольких капель разогревала наши детские сердца.
Еда готовилась на керосинках и керогазах – это такие круглые ёмкости с форсунками наверху, где и горел керосин. Керосин хранился в бидонах, а иногда в бутылках. И когда я увидел в углу бутылку из под шампанского, наполовину полную, то долго потом у меня запах керосина, ассоциировался с шампанским. А ведь мог и умереть, потому что сообразил, что это не шампанское, только сделав два полновесных глотка.
Окружающая нас в детстве действительность была жестока и безжалостна. Соседского мальчика Салиха в зимнюю погоду задавила насмерть машина. Дороги были в рытвинах и скользкие. Вот он и поскользнулся прямо под колёса. В школе нам в классе постоянно делали прививки, после которых на уроки приходили, вместе со мной человек пять учеников. Остальные болели с непонятными симптомами болезней. Разбитые коленки или порезы на ногах вообще были не в счёт. Посыпал пылью и заживёт. А  вот разбитые головы нам перевязывали бинтом, и это выглядело героически, как в кино у главных героев. Если Вы спросите, как это головы разбивали? Куда смотрели родители? Родители с утра до вечера работали. И вечером ругали нас за разбитые головы. Или камень не туда полетел, или упал с изгороди, или нырнул на мелком месте на корягу.
Первый раз мне голову разбил самолёт. Игрушечный самолёт, отлитый из свинца. Его мой двоюродный брат Наиль запустил в полёт, а я смотрел, как он летит. Это было на дне рождения у моей тёти, где столько красивых людей вместе пели песни и танцевали, а я гордо смотрел из-под перевязанного лба и не плакал. Плачут только девчонки, а нам мальчишкам это позор. Уже когда в пятьдесят лет мне без наркоза вырывали больной зуб в Москве, я в тишине только слышал хруст разрываемой десны, но никаких слёз или криков.
Мечтая быть разведчиками, мы готовились к тому что можем попасть в гестапо и молча испытывали себя горящими сигаретами и протыкая иглами руки-ноги, где не жалко. Друзья были старше меня на год-другой, а я был  выше их на полголовы. Поэтому мне труднее было и отжиматься и подтягиваться, а сальто я так и не научился делать. Зато никто не мог меня догнать, и в футбол моя команда всегда выигрывала. Вдоль дороги текла речка Чорсу-арык, а на другом низком берегу стояли наши дома. В норах под дорогой бегали крысы. Попасть камнем в крысу удавалось только нам. И когда на хлопке я на спор все десять камушков закинул в умывальник с 20 метров, нам всем записали по 100 кг. подбора.
У студентов не спрашивали, что будете пить - Ко вулеву буар?... Только наливай. До занятий, во время, после. С закуской, без закуски. Потом появились жвачки. Но каждый интуитивно знал меру. Говорил, хватит и шёл сдавать курсовые, лабораторные, семинары. На экзамены шли трезвые, может поэтому много троек и никто не закончил с красным дипломом. Но после практики в Ленинграде, когда мы десять практикантов выполнили квартальный план цеха, нас всех хотели оставить жить  и работать, а с руководством ташкентского политеха они  бы договорились.
А объединение, где проходила практика было сверхсекретным. Я приехал на практику в Ленинград, после соревнований на неделю позже. И пошёл в справочную, чтобы найти своих. Сначала меня направили в милицию, потом в первый отдел (я тогда ещё не знал что это КГБ). И только после запроса в Ташкент, где сумели опросить почти всех моих знакомых, мне объяснили, как добраться до своих. Остановились мы в общежитии Щукинского художественного института – многоэтажном, новеньком с иголочке. Нашли поломанную гитару, Саша Матвеев её привёл в порядок (склеил деки, натянул струны), и как замечательно он пел песни Высоцкого. Все песни. Про самого Высоцкого я узнал только через много лет. А в 1970 году всё общежитие по вечерам собиралось в наших комнатах.
С КГБ у нас была ещё встреча, когда наш сокурсник Дергачёв попался на продаже иностранцам за доллары путеводителя по Ленинграду. Мы дружно написали, что он больше этого делать не будет, а сами завидовали, как он зарабатывал из ничего доллары. Их можно было потратить только в магазине «Берёзка», где продавался дефицит. Мне он рассказывал, как американка завела его в свой номер, потушила свет, дала… но жвачку не подарила. Я ему ничего не рассказывал, но несколько лет получал письма из ГДР от двух замечательных будущих преподавательниц русского языка. Меньше знаешь, дольше живёшь.
Когда наша практика закончилась, я вместе со Славиком Гордиенко решил ещё месяц пожить в Ленинграде. Пошли в соседний гастроном и устроились разнорабочими-грузчиками. Там же нам кассирша помогла снять комнату у дочки. Работали мы через день. А порядки в магазине были что надо. Разгрузил мясо - тебе кусочек, сметану перенёс - тебе стаканчик, овощи, фрукты, сыры, колбасы, спиртоводочные изделия. Мы здоровые, сильные, всё делаем играючи, не сачкуем, не пьём. На нас не нарадуются, делятся секретами. Например, кричат – идите сметаны возьмите стакан скорее. А чего спешить? Да щас ведро воды в бидон со сметаной, чтобы легче разливать. Про овощи, фрукты, мясной отдел лучше смолчать. А винно-водочный, вообще нас непьющих любил больше всех, ни одной бутылки не разбилось при погрузке - разгрузке, за всё время нашей работы.
Один день в гастрономе, один день в музее. Славик любил ездить по Петергофам, а я в Эрмитаж, в Русский музей на Невский в Исаакиевский собор. Меня там уже без билета пускали и даже в запасники. С утра наберёшь полный карман орешков и в Эрмитаж на целый день, чтобы на обед не отвлекаться. Вечером в метро приходишь в себя. Спали со Славиком на одной кровати (это сейчас считается неприличным) и всегда хозяйская дочка норовила залезть к нам, поболтать. За что получала от мамы по полной. Зарплаты хватило и на билет до Ташкента через Москву и на гостинцы.
Как обычно люди начинают пить алкоголь? По - разному. После детских шалостей, когда мы обязательно на чьё-нибудь день рождения, приносили бутылку вина, я практически не пил. Правда помню с дядей Рафиком и его семьёй в вагоне поезда, по дороге в Казань, пили пиво. Три дня подряд. Не работал кипятильник в вагоне. И всё.
Но жизнь берёт своё. Мой братишка (слева) женился на грузинке, а грузины делают грузинское вино. От института первокурсников повезли на сбор винограда, а я был у них бригадиром. Как-то после обеда, колхозный бригадир проиграл мне в шахматы тонну винограда. Мой сосед на полуторке заехал к нам на поле и мы за полчаса загрузили доверху большой ящик спелыми ягодами. Когда я это привёз к родственникам грузинам, они сделали специально для меня розовое, столовое, некрепленое. Потому что я был непьющим. И теперь на всех застольях я тоже говорил тосты и пил за здравие. Жаль, что не прошло и пятнадцати лет, как вино быстро закончилось.
Но большую часть жизни на вопрос Ко вулеву буар?... я отвечаю – ничего.

8.
Ви, жу дуа буже… Да мне нужно двигаться…
Как вообще я попал в Париж?
Подавая документы на получение шенгенской визы, я планировал ещё заехать в Лондон, проведать дочь. Но так и не дошёл до английского посольства в Ташкенте. Казалось можно через посольство в Москве визу получить быстрее. Но видно я давно не был в Москве. Бесконечное дружеское окружение исчезло. Общество резко дифференцировано по социальному статусу, по уровню благосостояния, по рангу чиновничества. Мой уровень – это уровень мигранта – гастарбайтера. И, например, посольство и его консульский отдел были на уровне общей записи в очередь. Тем более, что мой английский был ещё хуже.
Хорошо, а в шенгенской зоне, как получить визу в Лондон? Может сесть в поезд и выйти в Лондоне? Отговорили. Сказали, там могут проверить. Не знаю. Но отговорили проверять. Да и дочка – подданная королевы Нидерландов не могла приглашать меня в страну королевы Великобритании. Тогда зазвучала Барселона. Почему Барселона? Потому что можно. А можно и Мадрид или Рим. И вообще, ближе всего Париж.
Сынок говорил – зачем тебе Париж? Всё тоже самое что в Брюсселе или в Антверпене. Действительно - практически те же магазины, кафе, рестораны, метро, автобусы, трамваи, дома, архитектура. Даже язык, как в Брюсселе – французский. В интернете любой билет на Париж, в любое время, туда-обратно. Но прожив более 15 лет в Европе, ни сын, ни невестка, ни их дети не были в Париже. В Люксембурге были, ещё где-то всюду были, а в Париже не были. Почему? Им не надо. А мне надо? Париж – Фариж – Фарит – обыкновенное татарское имя. Да какой-то татарин дал своё имя городу. Ну и что. Мало их городов что ли? С татарскими именами. Всякие Гераты, Кабулы, Марсели.
И здесь свою роль сыграл случай. Все билеты в Париж дорогие, а на автобусе дешевле. Правда ехать шесть часов туда и шесть часов обратно. Спасибо Алёне. Она нашла этот сайт, по карточке сына оплатили билет и в шесть часов утра в среду сын привёз меня на пункт отъезда. В шесть часов в Антверпене ещё темно и в центре возле пункта отправки никого не было. Но точно в срок подъехал шикарный автобус и вместе с ещё 5-ю пассажирами я помахал ручкой и понял – впереди Париж.
Все расселись, как хотели. Билеты никто не проверял. Автобус через Гент и Брюссель по шоссе без остановок мчал отсыпающихся людей. В Генте он заполнился, в Брюсселе тоже. Но европейцы, всех цветов кожи и формы глаз, были крайне учтивы и никому не досаждали. Тем более, что wi-fi работал чётко.
Люблю скорость, когда тебя мчат по хайвею. Вдруг забарабанил дождь. И идёт и идёт… Сразу небо потемнело. Я прикидываю – от метро в Нотр-Дам, там раздобыть зонт и к Эйфелевой башне, потом в Лувр обсохнуть и обратно в автобус. Забил на дождь. Хоть снег. Пусть Париж не ждёт меня, я – незваный гость…
Ви, жу дуа буже…
Чем пахнет дождь? Свежестью. Мокрыми волосами. Холодной водой.
В автобусе на Париж дождь ничем не пах. Комфорт был прежний. Только на стекле линии водяных полос. А в дождливую погоду, когда один дома и не с кем играть, дождь пах сыростью и ознобом. Хотелось топить печку, сушить сухарики или орешки, и с книжкой лежать у окна, глядя как капли кругами расходятся по лужам, а лужи стекают в арык. Арык мутный от глины и грязи, течёт быстрее и незаметно затопляет дорожку до мостика. Нас послевоенных нарожалось много, поэтому школы работали в две смены. Конечно, я учился во вторую смену и мама говорила – вот везёт, опять вторая смена, не нужно утром рано вставать. А сами родители уходили затемно. Сразу после того, как давали гудок и играл гимн по радио. Мир утренних запахов – жаренные яйца, какао с молоком, какие-то вскусняшки от вчерашних торжеств, комковой шоколад. Но самое любимое – сухарики из духовки, или орешки оттуда же. Печка топилась с кухни, а духовка открывалась в комнату, прямо у моей кроватки. Ещё бы кофе в постель. А книжки стояли в столбик у стены. Все прочитанные.
Когда в районной библиотеке прочитал всё интересное, мы с товарищем стали ходить в республиканскую, около Красной площади. Два раза в неделю. Предъявляли членский билет, ходили между полок выбирали всё подряд. Читалось легко. Позже я узнал, что это чтение по диагонали и что мы владели скорочтением. Сюжеты запоминались образами, путешествия картинами, чувства диалогами. Д’Артаньян и Дюма потускнели в продолжениях – 20 лет спустя, 10 лет спустя. А вот «Одиссея капитана Блада», Гулливер и Хулио Хуренито раскрывали тайны авторских изысков. Всегда было интересно, почему автор это пишет и его отношение к получившемуся образу. Некоторые сразу писали от третьего лица, мол, тут один рассказал. Или случайно нашёл дневник. С меня не взыщите, это кто-то другой придумал, я только записал. Как диктант.
Первыми кончились сказки народов мира – русские, узбекские, татарские, братьев Гримм, народов Сибири и началась фантастика – Ефремов, Беляев, Азимов, и др. Сегодня Сергей Лукьяненко с его дозорами и мирами – виртуальными и звёздными. И конечно кино – американское.
Под дождь, в автобусе, по дороге в Париж через wi-fi смотрю американский блокбастер (фантастический) по сотовому телефону. Время летит незаметно. Кто мог предположить, что нас на 2 часа продержит дорожная пробка. Достаточно вместо четырёх полос оставить одну и два часа времени осталось на шоссе. Удивительно, но это никого не огорчило и никого не волновало. Никто никуда не спешил.
Зато, когда перед Парижем, мы на заправке вышли привести себя в порядок, на небе сияло солнце и только белоснежные облака, напоминали о дожде. В автобусе со мной оказалась парочка туристов из России. Молодые люди из какой-то корпорации, вроде он шеф, а она просто рада увидеть Париж. Я им показал, где лучше сесть в метро и на какой станции пересадка до Эйфелевой башни, но это интересовало только её, а шеф говорил, что у них бронь в отеле и сначала они туда - устраиваться.
В Париже русская речь звучала, как впрочем и любая другая, всюду. Весь мир был представлен этим солнечным днём Эйфелевой башне, даже украинские националисты. Ну, те которые «Слава Украине». Человек семь с плакатами вышли к башне, но их остановили у ограды полицейские. Почему-то жалко выглядели девчонки украинки. Когда-то я их знал совсем другими. Когда с оркестром Узбекистана два месяца гастролировал по всем украинским городам: Киев, Тернополь, Львов, Черновицы, Одесса, Северный Донецк, Харьков.
Да, спасибо папочке, вместо школьных экзаменов он, предварительно спросив меня – «Хочешь полететь со мной», увёз контрабасистом эстрадного оркестра на гастроли. Мой класс сдавал выпускные экзамены, а я играл джаз с Петей Мордухаевым (барабанщиком), Володей Свешниковым (гитара), Костей Добровольским (тенор-саксофон), Малаховым (дирижёром) и певцами Науфаль и Луиза Закировыми и Эсоном Кандовым. Все концерты проходили с аншлагом. За музыкантами оркестра из города в город ездили фанатки удивительной красоты. Одесса ранним утром встретила нас вообще голыми девицами у отеля. Я тоже старался изо всех сил быть взрослым, но только смешил оркестрантов.
Спасибо папе, он вообще на всё смотрел сквозь пальцы.
Сегодня я в восторге от дочери Пети и Луизы, которая очаровала всю Россию своим голосом, и тату, и косой, и американской выучкой. Так радуюсь её гастролям и выступлениям по ТВ. А тогда в 1965 году у Пети был переносной магнитофон на батарейках. И мы в номере слушали американских музыкантов, а потом выдавали соло на репетициях. На концерте мы играли программу, которую заиграли наизусть, а для себя играли джаз. В Ужгороде пересеклись с оркестром Лундстрема и очень нам понравились их контрабасист и тенор-саксофонист. А им, как они говорили, понравились мы все. У них зал был не полон, а у нас зрители сидели в проходе.
Ви, жу дуа буже… Во Львове я попросил отца научить меня играть на саксофоне, потому что Костя Добровольский и его друг, баритонист Саломахин, занимались с утра до ночи. Отец достал дудку, расставил мне пальцы, показал как дуть и когда я сыграл гамму, сказал – «Всё, вот ты и научился». Так до сих пор я и играю.
В конце августа, когда я появился в школе, Анатолий Самойлович сказал – «Исанбаев, мы тебя уже исключили, но если ты доздашь…» А доздавать нужно было математику, химию и историю. Я, конечно доздал. За неделю, по два дня на предмет. Причём, ставили мне четвёрки, так как если доздаёшь, пятерки тебе не видать. Да и мне по химии помогло, что её доздавала и наша красавица Нона Гусева. У неё был отличный конспект и её любил мой друг скрипач Рубен Тельянц. Всегда они пораньше приходили на занятия, и рядышком сидели за партой до начала уроков. Любовь…. Потом они поженились и развелись….
В Париже я узнавал, что если жениться на парижанке, то не пройдёт и семи лет, как ты можешь получить гражданство Франции. Причём все семь лет живи в Париже. Только осторожно с выбором района. Оказывается, есть места, где парижанам лучше не ходить. Не всё коту маслице.
Ви, жу дуа буже…

9.
Ле Гранд-пэр… ля Гранд-мэр…
Дедушка, бабушка…Слова то какие! Европа стареет, всё больше и больше пенсионеров. Они очень милые. Они очень вежливые и приветливые. Они много работали и повидали всего от фашизма до социализма. Они заслужили любовь и уважение. Некоторые из них живут в Париже и  являются его гордостью. Это они породили мультикультурализм и законы об однополых браках и усыновлениях. Ну, пусть не они, а при них. Пусть даже они протестовали, но впустую. Теперь им опять остаётся только терпеть. Сытно, потребительски терпеть. И в этих словах на французском – ля Гранд-мер (дословно большой мэр), а ле Гранд-пэр (большой пэрдун) отражена суть отношений полов. Теперь уже на законодательном уровне.
Меня, как ле Гранд-пэра автобус влил в парижский поток туристов, в потребительский рай бесшумно и мгновенно. И уже в метро (турникеты только на выходе) оглядываясь и читая названия станций, чтобы не пропустить пересадку, я пришёл в себя и стал думать о женщинах (а не о культурных и духовных ценностях) Парижа. Они были такие же, как всюду. Сын был прав, когда говорил, что в Париже всё - тоже самое. Надежда умирает последней и я всё пытался ощутить какой-нибудь неведомый парфюм или заглядеться на супермодный силуэт.
В двухэтажных вагонах метро всё смотрел вокруг, но только вид из окна, когда рельсы выходили на поверхность очаровывал меня. Даже в шикарном дворце на Сен-Дени живут такие же, как мы. Правда, какие же мы я всё пытаюсь разобраться последние пятьдесят лет. И пока только один ответ – мы очень разные…
За всё время пребывания в Париже не встретил ни одного Гранд-пэра и ни одной Гранд-мэр. Может они прячутся от солнечного света? Или искать их нужно в потаённых местах? Совсем другое дело в Москве. На каждом шагу, и вдоль и поперёк одни Пэры и Мэры и все ну очень Гранд. И в спецодеждах и напомаженные в театрах и на джазовых концертах. Может в Москве живучие и генномодифицированные, закалённые в метро и очередях бойцы невидимого фронта. Словно, только мои ровесники специально ждут меня, где бы я не оказался.
В Антверпене соотношение разновозрастных прохожих обычное и не бросается в глаза. На каждых Ле Гранд-пэр… ля Гранд-мэр… приходится стайка школьников, студентов, иностранок и иностранцев, в основном молодёжь.
Конечно, чаще всего мою игру джазовых импровизаций на саксофоне, отмечали европодношениями мои сверстники. Наверно, вкусы совпадали. Но когда джазовому музыканту девицы в хиджабах совали в футляр мелочь, я терялся в догадках – С чего это, что им понравилось? Даже одетые в чёрное и в пейсах, долго ковыряющиеся в кошельке ортодоксы, меня меньше удивляли. Что-то ихнее (заложенное моими учителями по жизни) видно угадывалось во мне. Но в хиджабах???
Как ле Гранд-пэр я счастлив. Внук и внучка обнимают меня и слушаются. Правда, они любят другую музыку. Но я уважаю их выбор. Музы разные нужны, музы разные важны. Развиваясь, человек сам выбирает, что любить. И даже больше, он выбирает, о чём знать, а чего не знать. У меня и моих сверстников выбора не было – мы должны были знать всё. Считалось, что строитель коммунизма должен быть всесторонне развитой личностью и если где-то не получалось, то мы комплексовали по этому поводу.
Мои комплексы – я не умел делать сальто назад, не понимал книг Маркса и Ленина и не мог нарисовать свой автопортрет. Даже нарисовав, не удержался и перекрасил вид анфас, на вид сзади, что оказалось совсем просто (закрасил чёрными волосами лицо). А сальто сделал, прыгнув с вышки, и больше не повторял, приводнившись на спину. Перекрутил от усердия. С Марксом и Лениным было сложнее. Литературы по их трудам было море, да и самих трудов было на всю библиотеку. И в студентах мы сами писали рефераты по их трудам. Но ничего не понимали. Я ничего не понимал. Они критиковали чьи-то труды, вроде объясняли природу прибавочной стоимости. Экспроприация экспроприаторов. Фридриха Энгельса ещё можно было понять, но что так много написал Ленин и о чём? Это был мой комплекс неполноценности. Просто я думал, что я тупой. И когда в девяностые прочёл письмо Энгельса Марксу, где он писал ему, что ничего не понял из его книги «Капитал» 1 том, до меня дошло, что не один я такой.
На востоке ле Гранд-пэры…и ля Гранд-мэры… почитаются всеми. Всегда проявляется уважение к сединам, так и говорят «аксакал». В переводе – белая борода. Ну а у меня усы и голова в сединах. Это цивилизация. Многовековая цивилизация. Градостроительство, науки, медицина, социальное равенство. Вы скажете, только головы рубили непокорным. И будете правы. Собаку, которая не слушает хозяина, убивают. А которая служит, кормят. Выжили покорные. И самые умные. И когда писалась книга «Приключения Буратино» страной Дураков никак не мог быть Восток. Не даром Сухов говорил – «Восток- дело тонкое, Петруха». Но политики вроде Петрухи всякие Гайдары, Павловы, Чубайсы так этого и не поняли. Теперь другим нужно это объяснять…
Меня нянчили только две бабушки и один дедушка, с папиной стороны. По татарски: Абаба и Анкяй, а дедушка Аткяй.
Дедушку с маминой стороны, как офицера царской армии, сначала сослали, а потом убили где-то в Верхоянске. Эти темы были под запретом, как и все фотографии родственников, большинство из которых уничтожались. Бабушка родилась и вышла замуж в Томске (на фото в центре), хотя основные дяди-тёти жили в Москве – графья Измайловы. А дедушка – офицер Ахмадулла имел торговые дома от Владивостока до Парижа. Но я ничего этого, конечно не знал, потому что бабушка с пятью детьми убежала от преследований в Среднюю Азию к двоюродным братьям (один из них Хайрулла-абы справа с шашкой), где и сумела их вырастить здоровыми и образованными. Когда её хоронили, я был удивлён количеством народа, пришедшего на похороны. Её все любили. Все кто хоть раз с нею общался.
А с папиной стороны Анкяй и Аткяй больше всех любили меня. У них была нескончаемая битва с водкой, которую старшие папины братья (вместе с ним) на праздниках распивали до последней капли. А праздники были всегда. Дом на Лабзаке всегда был полон гостей. Аткяй брал гармошку, старший сын Нияз мандолину, папа кларнет, и Заки с Зиёй домбры и весь вечер не стихала музыка. Шутили друг над другом очень круто. Расскажу только один случай. Чтобы как-то уменьшить дозу спиртного, Анкяй одну бутылку спрятала в туалете, просто выбросила в туалет (это во дворе отхожее место). Подсчитав, что одной бутылки не хватает весельчаки вычислили, что она в туалете. И жениха сестрёнки Наили, держа за ноги засунули вниз головой, чтобы он нашёл. Тот отбрыкивался и упал туда. И пока не нашёл, ему не давали вылезти. Потом отмыли всё в баньке и долго остроумничали на тему, кто чего говорил, кто не удержал и вообще за что пьём.
Первый телевизор КВН, появился у Анкяй с Аткаем. И каждый вечер отовсюду приходили смотреть, через гигантскую линзу телепередачу. Был только один канал и только с 7 до 10. У Абабы, её сын Рафик, который очень хорошо зарабатывал, долго не покупал телевизор. Зато потом купил самый большой «Темп», где качество передачи было лучше всех. Ещё долго этот телевизор, переживший очень много ремонтов, был лучшим в махалле. Даже когда американцы, уже высадились на Луну, мы во дворе по этому телевизору видели, как они там передвигаются, и в тоже время над нами сияла полная луна. Сегодня это называют он-лайн просмотр.
Грустно, но уже никого из них нет в живых.
Последними ушли из жизни моя мама и в прошлом году папина сестра – Наира-апа. Каждый из них прожил достойную жизнь, понянчив внуков и не запятнав себя ничем плохим.
Впрочем, ещё жив папин младший брат Зия. Зия, чемпион по шашкам, специалист по холодильникам и компрессорам, красавчик с черными кудрями, имя в народе Саша. Или дядя Саша, как его называют специалисты по аквариумным рыбкам. Я его зову Зияя-абы. Абы по-татарски дядя. Мои двоюродные братья – острословы зовут его «Анклбэнкс», потому что он ни разу не женился, всю жизнь проживая холостяком. И ещё, он принципиально, ни минуты не работал на государство. Только в артели шил обувь, разводил рыбок, торговал на базаре и т.д. На старости лет, он высчитал сколько ему нужно, продал свою квартиру в Ташкенте и купил себе в Чирчике. Разницу в цене он тратит на себя. Из всех родственников признаёт только меня. Может за то, что я ему иногда помогаю безвозмездно. Всё-таки последний родной дядя.
Родственники иногда очень сильно ссорятся. Двадцать пять лет не разговаривал Зияя-абы с родной сестрой Наирой, хотя жили рядом, через дом. И только два года назад он мне сказал – помоги помириться. Без проблем. Телефонный звонок и я стал свидетелем трогательнейшей встречи брата с сестрой, когда они в дверях обнялись, гладили друг друга по спине и только говорили друг другу он –Наира, она –Зия. Через неделю они опять поругались, теперь уже навсегда.
Ле Гранд-пэр… ля Гранд-мэр…
У Наир-апы остался сын Ринат, на год младше меня, внучка и правнук с правнучкой, которые живут в Казани. Ринат вот уже год держит траур по маме. Траур закончится в марте. Ринат сам ле Гранд-пэр… Он бурильщик высшего разряда и его постоянно пытаются сманить в Россию лукойловские менеджеры, обещая золотые горы. Теперь сманят. В Казане он жить не хочет, говорит детский шум и гам можно терпеть в меру. Но не больше. Прекрасно играет в шахматы, теперь обыгрывает компьютер и книголюб. Мой братан выше меня на полголовы и я как-нибудь напишу о наших с ним приключениях. Хотя в Париже он и не был.
Ле Гранд-пэр… ля Гранд-мэр…
10.
Синема…Же вудрэ уно плас а ля вон…
Кино…Я хотел бы сидеть впереди…
Что заставляет меня писать о моём путешествии в Париж? Писать по странице в день. Каждый вечер. Сила воли? Графоманство? Возможность высказаться на людях? Излить душу? Увековечить свои мысли и жизненный опыт? Возможно… Всегда хочется оставить после себя нечто большее, чем тире между датами рождения и смерти. Ну кто кроме меня расскажет об офицерских курсах на Кушке, в кадрированной части, где мы приняли присягу и стали офицерами запаса. Младшими лейтенантами.
О том, что у курсанта Берковского задница была такой величины, что ему разрешили ходить в трико, пока не сшили штаны с чудовищного размера вставкой.
О том, как на наших глазах, натерев сапогом ногу, умер от заражения крови курсант из Андижанского медицинского института. А у них курсы были всего месяц, в отличии от наших двухмесячных.
О том, что меня сразу сделали младшим сержантом, а старшиной был сверхсрочник Балтадонис из Каунаса. Он очень скучал по Литве и учил меня литовскому языку, а мне нравилось название города Шауляй, такое вкусное название.
Я опишу, как меня разжаловали в рядовые.
Синема…Же вудрэ уно плас а ля вон…
В Кушке летом очень жарко, Когда жарко, постоянно хочется пить. Воду лучше пить из фляжки, но фляжек не хватало. Дембеля, покидая часть, раздавливали свои фляжки и выкидывали куда подальше. А мы, курсанты их находили и выпрямляли. Для этого наливали воду, затыкали пробкой и клали в костерок. Фляжка раздувалась и становилась пригодной для хранения воды. Найдя фляжку, я наполнил её водой, разжёг костёр, положил её туда и  стал ждать.
Вдруг взрыв, а это было в послеобеденный тихий час, и фляжки нет. Сплошное расстройство… И тут визгливый голос – курсант ко мне!!! Я поднимаюсь и вижу капитана Татенцяна (каждое утро мы как на параде маршировали мимо него отдавая честь) и  лейтенанта Гурбелошвили – обоих в пыли, отряхивающихся и очень рассерженных. Ребята мне рассказали, что они поднимались по лестнице (наша часть была на склоне горы) начищенные и накрахмаленные, когда вдруг от курилки (диск от колеса, врытый в землю и скамейки вокруг него) на них шипя, по прямой линии, летит снаряд, оставляя за собой дымный шлейф. Скомандовав «ложись» они увидели, что это фляжка для воды, уже раздувшаяся от пара. А на скамейке увидели меня, очень расстроенного от исчезновения фляжки.
Чтобы расстроить меня ещё больше, тут же на плац были выстроены обе роты и прохаживаясь вдоль строя капитан Татенцян, говорил, что я спланировал покушение на офицерский состав части и теперь я сам должен определить на сколько суток гаупвахты меня нужно посадить. Я сказал на одну (потому что уже меньше не бывает). Строй курсантов и так широко улыбавшийся стал так хохотать (потому что на гаупвахту сажают не меньше, чем на трое суток), что это передалось и капитану и лейтенанту. Гаупвахту заменили разжалованием в рядовые и тремя нарядами вне очереди.
Оказывается воду во фляжку, нужно было наливать чуть-чуть, пол - крышки.
Наряды вне очереди быстро пролетели (мы сами себе жарили картошку и объедались ею), лычки я спорол с погон, но уважение ко мне только возросло.
Две роты – инженеры-физики и самолётостроители ежедневно занимались с утра занятиями и после обеда самоподготовкой. Удобства во дворе. Но мы городские жители их игнорировали и бегали по кустам. Где я как-то и нашёл змеевик. Натуральный змеевик от самогонного аппарата. Наш умелец Саша Матвеев тут же придумал, как его приспособить на кухне. Ребята скинулись на сахар и дрожжи. И когда к нам приехала кинопередвижка и стали показывать кино, на стену казармы (вместо экрана), по одному с пригорка в кинозал стали спускаться качающиеся курсанты. Один, другой, целая рота в дым пьяные и довольные. Я, как непьющий разделял их кайф теоретически. И хорошо, что обошлось, потому что первача хватило на всех.
Для солдат, которые проходили срочную службу, полевые учения, где мы должны были на практике продемонстрировать своё умение стрелять из гаубицы, были праздником. Они целый год только вытирали пыль, а тут с нами вместе стрелять из пушки – это сплошная радость. Пока копали капониры для техники, все обгорели (одежду снимали мокрую от пота), кроме меня. Я, сняв одежду, закопался по горло в землю, а на голову одел шляпу от солнца, получив от Толика Додоева прозвище «варанчик», самого Толика все звали «Додон» или по-американски «Дод». Он с первого курса дружил со мной, хотя учился в другой группе.
Подружились мы на правительственном концерте, который смотрели вместе с Первым секретарём компартии Узбекистана Шараф Шарафовичем Рашидовым. Мы с Додоном сидели по центру в 9-ом ряду, а Рашидов со свитой в 10-ом. На концерт нас сняли с занятий. Здание общетехнического факультета было рядом со зданием ЦК КПУз. Достаточно было пройти через стадион «Пахтакор».  Делегаты партийного съезда, отсидев на заседании, с концерта слиняли. И чтобы заполнить зал, пригнали первокурсников. Мы с Додоном очень зауважали Первого секретаря ЦК, тем более, что рядом с нами сидели девочки с химфака, которые увидев задачки по теории множеств, которые мы списывали друг у друга, зауважали нас.
Через много лет одну из них – чемпионку по шпаге, я нашёл в Лениграде, во время практики. Она с подругами жила в пригороде. Лил страшный дождь и я только и думал, чтобы не намок шоколадный торт, который прятал под курткой.  Она была очень рада и удивлена – как я их нашёл.
А я случайно встретил одноклассницу Люсю Ибрагимову (справа), которая тоже от химфака проходила практику в Ленинграде. Правда Люся снимала квартиру напротив Исаакиевского собора, где я её и повстречал. Почему-то потом мне Люся встретилась на футболе на стадионе в Петровском парке. Люся всегда жила в центре. То напротив ЦУМа, то, когда вышла замуж, в гости к ней мы шли в дом у Детского кукольного театра (сейчас там резиденция Ок Сарой Президента Республики Узбекистан).
Люся играла на пианино и её тоже отчислили из Успенки за тройку по специальности. Она перешла в обычную школу и закончила её с отличием, и как медалистка поступила на химфак. Она ничуть не переживала из-за перехода в нормальную школу. Единственно, что её заботило это избыточный вес. Но, кто хочет, тот добъётся. Как то, идя на работу в ГПКТБ (это в центре Ташкента конструкторское бюро машиностроения) я был изумлён, увидев Люсю.  Она была худенькая-худенькая, только голова прежняя. Она скинула вес обматываясь полиэтиленовой плёнкой и делая упражнения. Ничего не знаю о ней уже лет двадцать. А Додон женился на однокурснице Чинаре (очень красивая пара), потом развёлся и живёт, наверно холостяком на Чиланзаре, хотя я и не уверен.
На Кушке, во время учений, спали мы на земле, глядя на изумительное звёздное небо, думая о змеях и скорпионах и наевшись тушенки из сухого пайка.
Думал ли я тогда о Париже. Нет. Мы думали только о женщинах. А их в Кушке было по пальцам пересчитать и все чьи-нибудь жёны.
Когда стреляешь из гаубицы прямо наводкой по макету танка, виден полёт снаряда. Команда «Огонь», и мы не подвели. Стрельбы прошли на «отлично». Кстати, в тягаче при перевозки с место дислокации такая пыль внутри. Все выходили, как запудренные клоуны, кроме меня. Я просто одел противогаз. А другим это было очень жарко и душно. Да, душно, но зато лёгкие чистые.
Же вудрэ уно плас а ля вон…

11.
Аве ву дежа ити а Париж?
Вы когда-нибудь бывали в Париже? Этот вопрос я спокойно могу задать кому угодно и в зависимости от ответа, понимающе поддержать диалог. Если «да», то типа, а как смотрится башня в солнечную погоду или, после реставрации Нотр-Дам не узнать (на фото справа хитрый бомж). Если «нет», то сочувственно произнести, да не все смогли насладиться шедеврами Лувра. Зачем это мне? Что изменилось до и после Парижа? Маленькие тщеславные радости.  Значимость реализации возможностей. Сегодня любой может побывать в Париже, даже судимые, даже нищие, даже любые. Но не все хотят. А почему хотят другие? Может они думают, что Париж их изменит и обязательно в лучшую сторону? Может они хотят измениться? И пустить в свою жизнь праздник? Да, посещение Парижа – праздник души. Можно каждый день устраивать себе праздник и без Парижа, но с Парижем это же совсем другое дело.
Первая моя поездка за границу была в Чехословакию. Это потом она стала Чехией и Словакией, на удивление мирно и цивилизованно. Заполнил анкету, которую заверили на работе в парткоме, в профкоме и администрации, получил загранпаспорт – красного цвета и вперёд. Меня внесли в туристический список из 42 человек, таких же, как и я желающих побывать за границей. И желающих накупить там дефицитных шмоток, чтобы потом щеголять в них или продать с выгодой. Потому что нам меняли по 400 рублей, а в кронах это были сумасшедшие деньги.
Чтобы попасть в туристы мне пришлось около месяца обхаживать кабинеты республиканского профсоюза, улыбаясь и собирая какие-то подписи на разных бумажках, что мне, впрочем нравилось. Потому что все были такие симпатичные, ухоженные, в импортных одеждах. Прекрасно пахли, пили кофе и чай из красивых пакетиков. Угощали при случае и меня. На работе, а я работал в министерстве, чётко знали, что ушёл в профсоюз и никаких вопросов не задавали. Дома мама узнала о том, что я еду за границу, когда уже билеты были на руках, и конечно, лавина наставлений – туда не ходи, с этими не водись, и вообще зачем эта Чехословакия сдалась.
Потому что у нас дома было полно сувениров из Чехословакии.
Папа руководил ансамблем народной артистки СССР Тамары Ханум и они из гастролей по Чехословакии привезли не только кларнет (деревянный именной), кувшины с сюрпризами, курительные трубки, письма от чешских пионеров, которые хотели дружить с пионерами из СССР, всяческие этикетки (спичечные для коллекционеров), журналы с фото американских автомобилей, запах роскошной заграничной жизни, но и – медаль, как лучшему кларнетисту фестиваля «Злата Прага».
Правда, его неразлучный друг Славик Якубов, прекрасный аккордеонист (сын народной артистки Марьям Якубовой), говорил, что эту медаль они скомуниздили, на что другой музыкант отвечал, что Славке так говорит, потому что ему не дали, и поэтому, когда не было бумаги для карточной игры, они пустили в расход грамоту Лауреата. Что вполне вписывалось в отношении ко всем наградам и регалиям отца, которые где только не валялись и вечно терялись. Когда я уже вырос и спрашивал Тамару Ханум,  награждали отца или нет, она улыбаясь показала мне грамоты Лауреатов свою и отца. С грамотами у народной артистки всегда был полный порядок.
Тамара Ханум была удивительной и умной женщиной, которая получила от жизни все возможные и невозможные награды, артисткой, которая станцевала и спела танцы всего мира. Меня называла Гератик и очень любила мамины парамячи. Постоянно их рекламировала и приводила своих знакомых попробовать. А мама её не любила, называя «ярамас» - негодницей и я узнал почему. Оказывается, желаю чем-нибудь отблагодарить маму за замечательные парамячи, Ханум принесла ей в подарок духи «Шанель» в бутылочке из - под пенициллина. Ничего не сказала ей мамочка, а бутылочку с «дорогими» духами выкинула в помойку.
Папа с дядей Славиком вообще не заморачивались на женские штучки. Они говорили, что у женщин куриные мозги и говорить с ними можно только о ценах на картошку. Удивительные приключения этой парочки музыкантов вся филармония пережёвывала постоянно. Я расскажу только один случай.
После концерта на свадьбе (халтуры), который закончился как всегда поздно, папа, дядя Славик и скрипач Левин решили заночевать у Славика, потому что такси ловить было бесполезно. Славик жил за теперешним Национальным драматическим театром (театр Хамзы, а раньше кинотеатр «Ватан», а ещё раньше «Родина»). Улица Навои была вся перекопана – делали дорогу и когда они прыгали с ямы на яму, Левин упал в одну из них. А дело было летом, было тепло и Левин, понимая, что никому его вытаскивать неохота, сказал - вы идите, а мне и здесь хорошо. Сунул футляр под голову и заснул.
Утром дядя Славик бледный, как мел, будит отца и они видят, что улица Навои забетонирована. Теперь нужно узнать, где Левин. Придя в филармонию, они стали ненавязчиво выяснять – кто-нибудь видел Левина, приходил он или нет. И так два дня никто им толком ничего не мог сказать. И когда они уже скинулись с ребятами его поминать, вдруг он появляется живой и невредимый. Оказывается, ночью рабочие выгнали его из ямы и подвезли до дома. Но у него такой был похмел, что домашние два дня его отпаивали рассолом и булочками с маслом. Вся филармония потом говорила «Левин – всегда живой», а сам Левин, если кого-нибудь случайно встречал, то спрашивал, страшно картавя –«Ты в филар-р-рмонии был? Там про меня ничего не говор-р-р-или?».
А Вы были в Париже?... Аве ву дежа ити а Париж? Там про меня ничего не говорили?...
У каждого человека есть масса таких историй. И некоторые из них доходят до нас за праздничным застольем или в разговорах на долгом пути. Но никогда мы не узнаем всего. Выражение - жизнь богаче любой выдумки, постоянно подтверждается нашим опытом. Тем значим опыт пребывания за границей.
В Чехословакию мы ехали через Москву, потом через Чоп, где у вагонов поменяли колёсные пары. И первый город, встретивший нас, был Братислава. Не сомневайтесь, наша туристическая группа состояла из хороших, проверенных людей – достойных людей нашей республики, все 42 туриста. Но какими-то мы были не смотрибельными. Женщины, типа многодетных матерей, мужчины типа завскладов. У меня осталось много фотографий, где меня почти нет, потому что я и фотографировал. Чёрно-белые фотографии нашего пребывания в Чехословакии, где мы довольные, улыбаемся, нам всё нравится. Но мы не такие, какими бы могли быть, если бы с детства жили за границей.
В Братиславе первым делом, с разделившим моё намерение все деньги тратить на времяпровождение и никаких покупок, попутчиком, пошли в ресторан на вышке, которая стояла на мосту через Дунай. Она есть на всех открытках. Нашли лифт, поднялись наверх – вид, дух захватывает. Смотрим телефон-автомат, а на нём справочник. Телефонный справочник, по которому можно звонить в любой город мира. Мы позвонили в Ташкент. Я, конечно, маме, чтобы не беспокоилась – всё-таки уже три дня прошло в пути. А он тоже кому-то. Съели по пирожному с кофе и довольные пришли в гостиницу к ужину. Накрахмаленный официант спрашивает кто, что будет пить? Пиво или сок? Цена одинаковая. Мужчины захотели пиво, женщины сок. На следующий день, за завтраком все как один хотели пить пиво. Чешское пиво. И так все двенадцать дней – за завтраком, за обедом, за ужином все 42 туриста из Узбекистана пили пиво. Их бокалов (из чешского стекла) на которых стояла риска – 0,5 L, ноль пять литра и ни грамма меньше, правда и не больше. В каждом ресторане свои бокалы, своё пиво – светлое, тёмное, крепкое, слабоалкогольное, любое.
В первую же ночь я решил, что высплюсь дома и пошёл в клуб «Интернациональ». Остальная группа была уставшей и в уме переводила кроны в рубли и сколько они уже потратили на обувь и другие товары и сколько уже заработают.
Люблю удушливый запах, приглушённый свет и аромат роскоши ночных клубов. С детства люблю, так как отец играл в лучших ресторанах, а я иногда ждал его, чтобы вместе идти домой. Братислава обрадовала меня европейским джазом. Молодые ребята (из Румынии) играли музыку, за которой я и рвался за границу. Нравилась она не только мне.  В перерыве, когда они кивали головами на то, что я из Ташкента, к нам подсел, одетый с иголочки  кудрявый мужчина, показал на свою спутницу в середине зала и как я понял, попросил ребят ему саккомпанировать. А он будет петь. Ну, одну песню. Ребятам не хотелось прерываться, но я показал, что нет проблем, давайте.
У кудрявого был такой голос и он так по-джазовому пел. Можете перечислять всех от Том Джонса и Хампердика до Синатры, этот мужчина пел лучше всех. Теперь уже музыканты ему говорили: давай-давай, ешё-ещё. Зал, полупустой зал вдруг наполнился людьми. Каждая песня встречалась овациями. Потом он показывал фотографии с какими известными оркестрами он выступал, в каких залах мира пел. Я ничего не запомнил, мой английский истощился на глаголах и сложноподчинённую речь, мозг не усваивал. Зато я поимел чувства, которые меня переполняли радостью, в первую же ночь за границей попасть не в бровь, а в глаз.
Вся поездка была просто восторг. В Готвальдове – городе невест, где всемирно известная фирма «Батя» содержит музей обуви (от доисторической обуви до будущих мод), всю ночь на супермашине (не знаю какой немецкой  марки) парни из ФРГ возили туда-сюда (я должен был оценить звук мотора), а чех (один на всех чешек) рассказывал, как советский солдат у него отнял часы, со словами «Иди на х…! Гони часы». А я ему совал свои часы и говорил, возьми, мои лучше. А немцы, выглядели на миллион марок и смеялись по-немецки. Граница была рядом, и в Готвальдове всё было для них на порядок дешевле. И в кафе, куда я забрёл, постоянно приезжали немцы, знакомиться с чешскими красавицами.
А в Брно, проходила выставка. Там всегда проходит выставка мировых достижений. И я, впервые увидел видеоклипы. Четыре часа до ужина, я не отходил от стенда и думал – вот будущее искусства – АРАНЖИРОВКА, исполнение, видеоряд. В Брно мы жили в студенческом общежитие, а не в гостиничных люксах (из-за выставки) и студенты нас, советских, презирали. Всё делали нехотя, как бы из - под палки. Потом одна студентка мне долго объясняла почему – из-за танков 1968 года.
Так хочется написать ещё про Карловы Вары и про Прагу, но я чего-то дневную норму перекрыл. Да ещё напишу.
Сейчас хочу, сказать о Москве. Мы вернулись в Москву ранним утром затемно, где-то в шесть часов. И туристам из Узбекистана, долго водя по коридорам, накрыли туристический стол - с чёрной и красной икрой, с балыками, сырами, колбасами, ветчиной и т.д. до апельсинов и ананасов. Мы, которые радовались заграничным разносолам, сразу поняли, где мы живём. Поняли, что Европа может радовать, но роскошь объедания здесь. В Москве. И неважно – в обед, ужин, завтрак. Заспанная официантка или при параде. Вот тебе турист стандартный супершикарный стол. И даже пиво не только чешское, но и шведское и немецкое. Каждый выбирал, что хотел. Я выбрал шведское. Мама была права. Всё есть и у нас. Если быть туристом.
Аве ву дежа ити а Париж?...

Аве ву дежа ити а Париж?... часть 2.
Не могу удержаться от описания городка Готвальдов. Небольшой городок из так называемых моногородов, где всё крутится вокруг обуви. С маленькой поправкой на наличие образовательных центров, средоточие студенческой молодёжи. Преобладают студентки. Это придаёт привлекательности и шарма.
Вечером, рядом с гостиницей в концертном зале выступала рок-группа «WIR». Молодые ребята, сумевшие стать популярными в ГДР и заявить о себе в мире. На сцене стена из динамиков. В зале народа не много и я сажусь в самый центр, чтобы ощутить звучание во всей полноте. Первым появляется бас-гитарист и звук бас-гитары упруго бьёт прямо в живот на три форте. И весь концерт громкость запредельная. Все составляющие хард рока. Энергетика исполнения, мотание головами, шпагаты гитаристов.
Я прохожу за сцену и на ломанном немецком знакомлюсь с музыкантами. О они уже были в СССР, выступали в Ленинграде и Баку. Ташкент они не знают, но дарят мне афиши с автографами и я приглашаю их в свой номер, пить портвейн, так как они тоже остановились в этом же отеле.
Портвейн я взял с собой в поездку из магазина рядом с таксопарком на Чиланзаре, где я и жил. Магазин «Узплодоовощвинпром», бутылки по 0,7 литра. Туристам можно было везти две бутылки водки и две вина. Я так и вёз. Вернувшись в номер, я понял, что сказал им не тот номер. Вместо 704, я им сказал 404. Но, к моему удивлению, ребята из рок-ансамбля прошли по всем номерам и нашли меня с портвейном. Слово «портвейн» в их понимании было элитным вином и они с таким наслаждением его пили, когда мы уютно расселись в номере. Конечно, всё это получило продолжение, когда уже у них в номере пили коньяк за дружбу. И только, когда они демонстративно стали зевать, я сообразил, что пора и мне отдыхать. Несколько лет я получал от них открытки из разных городов, где они выступали с гастролями, но в Ташкент попить портвейн они так и не приехали.
Мы, как и все любители и исполнители джаза слушаем разную музыку, в том числе и рок и хард рок и попсу. Считается, что все современные эстрадные жанры вышли из джаза, который давал начало новым ритмам, звучаниям. Сама электрогитара была придумана джазом. И несомненные шедевры мировых лидеров в других жанрах все джазмены слушают с не меньшим удовольствием, чем самые продвинутые импровизации.
И в музыкальной среде джазовые музыканты, способные импровизировать на раз в любой тональности и любых ритмах, пользуются уважением и любовью.
Аве ву дежа ити а Париж?... В Париже есть эта джазовая атмосфера свободы. Свободы поступков, свободы мнений, свободы новаторства во всём от моды до политики. Получить признание в Париже – мечта любого творческого индивидуума. Признание на сцене балета, в галерее живописи, как фотохудожник, как писатель, как джазовый музыкант. Кому-то это даётся от рождения. Например, Мишелю Леграну мама увидев, что мальчик увлечён джазовой музыкой, на День рождения подарила Биг-бэнд из 22 музыкантов. Со всех стран Европы в Париж съезжаются музыканты и парижане очень избалованы всеми жанрами от шансона до симфонических концертов. А ещё мировая экзотика от африканских там-тамов, до латиноамериканских мучачо. И почти все американские звёзды джаза подрабатывали, выступая в ресторанах и кафе Парижа. Европа всегда ангажировала их, позволяя заработать на жизнь.
Я не играл в Париже джаз, но кто знает, что нас ждёт завтра. Я уже был в Париже и не потеряюсь в метро.
Вспоминая мою первую поездку за рубеж в Чехословакию, я должен рассказать о Праге. Красивейший город Европы, бывшая столица империи Карла V. С уникальной архитектурой, где нашу туристическую группу поселили в гостиницу – копию сталинских высоток. Оказывается, Сталин подарил каждой столице стран восточного блока по такому зданию, и позже в Варшаве я любовался такой же высоткой. В Праге в ней разместился отель - роскошный, с высокими потолками, отделкой под красное дерево, хрусталём в ресторане. И очень красивым обслуживающим персоналом. Словно горничных, официанток, регистраторов – всех набирали по конкурсу красоты. Наверно это так и было. Они все неплохо говорили по-русски, правда улыбались по-американски вежливо типа ничего личного, кроме бизнеса.
При социализме лучше всего было работать в сферах, связанных с иностранцами. И престижнее и прибыльнее. Да и сегодня это так. Мы, музыканты это сразу понимаем, когда вместо сумов (валюта Узбекистана) нам в конвертах передают доллары.
От Праги я был в восторге. И особенно от пражан. Нашему прекрасному времяпровождению способствовала утренняя кружка пива. И в обед и на ужин. Но когда случайно я забрёл в автомастерскую и загляделся, как слажено и красиво работают автослесаря, а потом с ними подружился, они мне объясняли, что нам туристам показывают туфту, а вот они мне покажут настоящую Прагу, и я после посещения первой же пивной всё остальное помню, как сплошное дружеское застолье.
Вы читали Ярослава Гашека, где бравый солдат Швейк не останавливался, пока не обходил все питейные заведения. Вот и автослесаря, вместе со мной, а может и просто для меня, показывали мне, как нужно отдыхать. Так бы и бросил всё и жил бы в Праге, работал бы с ними и отдыхал бы тоже вместе с ними. В каждом питейном заведении своя закуска к пиву. От солённых орешков до шпикачек (такие колбаски, тающие во рту). А ещё рыбки, сыры, сухарики. Так и хочется спросить, а Вы бывали в Праге?
Но заканчивая опус, я спрошу Аве ву дежа ити а Париж?...

12.

     Комон сава…

     Как дела? Откуда в приветствии возник вопрос с интересом? Давно не виделись? Тогда о каких делах речь? Если видимся каждый день, то тем более, что нового могло произойти? Но это участие в твоих делах приятно. Хотя никто всерьёз этот вопрос не воспринимает, и тем более о своих делах никто не будет особенно распространяться. Но в этом приветственном вопросе есть скрытый подтекст – готов ли ты к общению или проблемы тебя заели и ответ всегда откровенен. Никто не скажет плохо, но слово «хорошо» или «так себе», или «как всегда» имеют сотни оттенков, точно определяющих успешность прожитых дней.

     Почему-то я стал на этот вопрос отвечать – «так же». Тем самым заставляя спрашивавшего напрягаться и думать – так же хорошо или так же плохо, потому что шутники всегда отвечают типа «хуже некуда». Чёрный юмор всегда в почёте у интеллигенции. Чёрный чернее некуда. Заплатили своей жизнью шутники французы. Их убили в Париже среди бела дня, предварительно спросив имена. То есть поименно спрашивали на плохом французском ты этот шутник – чёрный юморист или нет? В русском мате есть выражение «ёб твою мать». И когда-то если кто-то по привычке, не задумываясь, применял его в работе, в разговоре, его заставляли призадуматься и больше этого не говорить, если не понимал, били по голове. А могли и убить, чтобы думал, что говорит и отвечал за слова. Ну не нравится мне и моим друзьям, когда плохо говорят о матери.
      Есть поступки, за которые нужно отвечать кровью. Вот 11 человек и ответили. Теперь можно их жалеть, но мучениками они не стали. Шутники, они и после смерти шутники. Париж, в своё время много страдал от шутников. Гильотина рубила головы практически без отдыха. Телевизионная картинка теракта (а на самом деле казни) беспощадно высветила двойную мораль мультикультурализма. Один из свидетелей, когда приехал на склад, увидев возле заложника человека с автоматом, вообще не обратил на него внимания. Пока ему не сказали – вали отсюда, мы гражданских не убиваем. И только в отъехав в машине он сообразил, что это разыскиваемый террорист.
      Почему в военные и послевоенные времена никто не брал заложников. Потому что никто с преступниками не разговаривал. Их просто уничтожали. Да, вместе с заложниками. Никаких переговоров. Поднял руку – застрелить. А чтобы ещё требовать выкуп? За выкуп сами заложники замочили бы любого террориста. Со времён средневековых войн, когда впереди войска гнали пленников, женщин и детей, никого это не останавливало. А взяв или захватив города, убивали всех, включая младенцев. Но это после распада империи. А в империи (Тартарии) всегда ценили человеческую жизнь. Мало того, что регулярно проводили перепись населения (определяли размер подушного налога), ещё и заботились о его приросте. Даже по лживым историческим книгам, факты говорят о том, что в «татаромонгольское иго» население удесятерилось, а количество церквей возросло так, что страну называли правоверной. А время правления последнего хана (Бориса Годунова) около 15 лет нигде, ни в какой стороне не было войн. И это время все называли «золотым веком». Похоже на «золотую орду». Или династию «цинь». Или «Злата Прага».
     Кто следующий? В сегодняшнем противостоянии мира и терроризма. Вы сами ответите – Украина. Вы скажете, но это же не мусульмане с христианами или иудеями? Да, не они. Но какая разница, если убивают? Терроризм может процветать и на государственном уровне. Захват власти, поиски врага и война с ним. А если «запад нас поддержит», то геть их – москалей. Зачем украинцы стреляют друг в друга? Ответа нет. Или всё же есть ответ. Но он не нравится. Слова «верните Крым», а зачем отдали? Кто вас дурит? Москва. Она рада – Крым сам напросился и прямо как из неволи освободился, строит планы на светлое будущее с Россией. Обама с Нулланд? Да, они не только вас дурят, но всю Европу крутят, как хотят. Даже Меркель (за пост генсека ООН) готова душу заложить. А она практичная женщина, экономная. Но без США ей этот пост не светит. А больше никого нет. Потому что в Париже глава правительства Франсуа; Жера;р Жорж Николя Олла;нд – имеет самый низкий рейтинг по заслугам. Италия, Испания, Великобритания, другие страны ЕС, безликие и известны только по скандалам.
      Комон сава… мир? Так же.

13.
Же ли… Я читаю… Люблю читать. Едва смог оторваться от чтения. Мне всё равно на чём написано – на бумаге или в электронном виде или даже диктор читает. Всё написанное предстаёт образно и живо. Персонажи объёмные и домысливаются, если автор их недоописывает. Читал онлайн «Самоволка» Лукьяненко и Михаила Тырина. 7 страниц, а потом нужно заплатить. Я не против, только они сумы (узбекские) возьмут? А так, честно говорят – вы читали фрагмент, если понравилось предоставим в любом виде, только после оплаты.
Сергей Лукьяненко нравится. Он тоже из Средней Азии. Тоже умница. Создатель фантастических миров, он описывает нас с вами. В различных ситуациях и приключениях. И сразу видно, где он хочет героя приукрасить, сделать лучше. А где откровенен до глубины души.
И хорошо, что сумы не принимают, а то читал бы всю ночь.
Когда выяснилось, что до Парижа 6 часов езды, можно было взять с собой, что-нибудь почитать в дорогу. Занять мозги чужими сюжетами, авторским вымыслом. Но нет. Даже русско-французский разговорник (маленький формат) показался лишним. У каждого человека в голове свои мысли. И он может, если только хочет, их обдумывать, обмозговывать, перебирать по значимости, выстраивать в планы на будущее или упорядычевать прошлое. Не все хотят оставаться наедине со своими мыслями. Заливают их алкоголем, музыкой (через наушники), пустыми разговорами с попутчиками, просто сном.
По дороге в Париж, наедине со своими мыслями я наслаждался текущим моментом. Даже проливной дождь только подстёгивал их плавное течение и предвкушение чего-то такого, чего ещё не было. Может быть, есть сравнения с ожиданиями выпускников или молодожёнов, или с детскими радостями испытываемые впервые катаясь на поезде, самолёте, пароходе, катере или лимузине. Или с охотником, попавшем в заповедник непуганых зверей – стреляй, не хочу.
Удивительный мыслительный процесс. Он, вневременной. Можно быстро думать, а можно растягивая удовольствие. Вы спросите – о чём думать? Я отвечу – о Париже. Из интернета я уже знал, где остановится в Париже автобус, какая станция метро помчит меня в центр, где должна произойти пересадка, где выйти поближе к Нотр-Дам, и как потом проехать до Эйфелевой башни.  А какая он Эйфелевая башня? Где она стоит? Окружена она забором или выставлена на обозрение? Как зайти в Лувр? И что я там потерял? Монну Лизу? Или египетские сокровища? Как долго нужно всё осматривать?
Какие книги? В голове столько мыслей, планов, желаний. И так мало времени. Воистину мало времени. Люди не осознают, как мало у них времени и стремятся его убивать. Тратить на пустяки, ссоры, выяснения отношений. Больше всего тратят время на очереди. По-английски очередь звучит, как «кю». Это было изумительно обыграно в фильме «Кин-дза-дза», где все телепаты, читающие мысли друг друга и применяющие только два слова «ку» и «кю». Второе ругательное. Сегодня очереди уже из машин, стоящих в пробках. Мне нравится анекдот, где в пробке успели продать машину и купить ближе к светофору. В аэропорту в Пекине наш самолёт стоял час в очереди на взлёт, хотя каждые две минуты очередной взлетал со взлётной полосы.
Не думайте, что я такой умный и ценю время. Наоборот постоянно убиваю его в компьютерные игры или пустопорожние разговоры за жизнь. Даже джаз, которым зарабатываю на бутерброды, играю постольку - поскольку. Почему? Почему мы не ценим наше время, которого так мало? Мы расточители. И когда его не остаётся совсем, начинаем жалеть о бесцельно прожитых годах, загубленной юности, дряхлой и немощной старости. По пословице «если бы молодость знала, если бы старость могла».
Так же с деньгами. Кто-то копит и копит, кто-то тратит направо и налево. Кто прав? Да, ещё кто-то завидует олигархам. Завидует миллиардам долларов и яхтам, футбольным клубам, домам – дворцам в престижных центрах, пышным свадьбам и торжествам с многомиллионными закусками и выступлениями артистов.
И я завидую. Но как-то понарошку. Типа, а вот хорошо бы было… и так далее. Но в Антверпене зайдя в хрустально-сверкающий позолотой супермаркет, я вдруг осознал, что мне в нём ничего не нужно. Деньги в кармане были, а вот покупать ничего не было нужно.
Я никогда ни на что не копил. Хотя пытался по примеру других. Всегда, когда появлялась необходимость в деньгах, они появлялись. Простой пример. Во времена перестройки зарплаты обесценились в разы. Даже не помню на что, срочно нужна была внушительная сумма. По случайности забрёл в офис, где много фирм что только не продавали. Мне вручили образцы тканей, которые были в наличии и я взял прайс-лист. Зачем? Я никогда не торговал, тем более тканями. По дороге на Юнусабад открылся новый магазин. Автобус не туда меня завёз и я зашёл погреться в этот магазин. Показал продавцу образцы, он позвонил шефу, шеф сказал, что возьмёт 10 рулонов шёлка. Его цена была в два раза выше. Я взял 50% предоплаты и через два часа привёз ему 10 рулонов. Все были довольны. Всё произошло само собой. И так всю жизнь. Если нужно 100 баксов, обязательно пригласят поиграть танец жениха и невесты за 100 баксов. Если нужно 1000 на поездку в шенген, обязательно дадут в банке по госцене и то, что занимал верну и себе останется.
Так и со временем, когда нужно – оно есть. Оказывается главное не спешить. То есть если куда-то не успеваешь, то и не ходи. Обязательно окажется, что всё и так отменилось или перенесли на удобное тебе время. Что можно успеть посмотреть в Париже за 4 часа? Ничего. А что вообще Вы хотели бы увидеть в Париже, и сколько Вам на это нужно было бы времени? И денег? И это бы Вас удовлетворило? Принесло Вам радость? И позволило бы Вам сказать – О, Париж?
Годы… Вам нужны были бы годы. И мне тоже. Сколько нужно выпить, чтобы знать вкус вина и разбираться в них? Бочки…Ящики…. Нет. Достаточно одной капли, одного глотка. Так и Париж. Достаточно беглого взгляда, одного солнечного дня. Поездки в метро и толкотни в очереди на лифт Эйфелевой башни. Я же разобрался не в Париже, а в своём отношении к нему. Я полюбил этот прекрасный город и понял, что могу в нём жить и творить. Хотя никогда этого не сделаю. Мне, как туристу достаточно видеть фасад, я не хочу изнанку. На фасаде тоже достаточно химер, как на Нотр-Дам. Они придают объём человеческим отношениям и прекрасному прононсу французского грассирования.
До четвёртого класса я как все татары не мог произносить «Р» и грассировал. Летом перед 4-ым классом я на поговорке «Во дворе траве, на траве дрова» стал выговаривать букву «Р». А то, что это прононс узнал уже в 9-м из какого-то фильма. Мои дети, а их шестеро, тоже учились произносить «Р», уже умея говорить все остальные буквы. А соседские мальчики говорили «Р» всегда и без напряга. Ещё одна особенность татар – наличие родового синего пятна. Оно может быть на животе или на спине и быстро исчезает со временем. Может это и есть голубая кровь? Хотя пока я этого не знал, то думал что это синяки.
Же ли,  ту ли, иль ли… Я читаю, ты читаешь, он (она) читают…
Все мы читатели. Бумага всё стерпит. Вы тоже пишите, а я почитаю.
Же ли.
14.
Эске ву компронэ ле жён? Но, же но ле компро пас тре бьен…
Вы понимаете людей? Нет, я их не очень хорошо понимаю… Почему? Потому что они очень сложные и разные. Даже близкие и родные всегда могут удивить тебя чем-то неизведанным, неожиданным, просто удивительным. Не зависимо от возраста или степени родства. Да что чужие люди, мы в себе подчас узнаём такое неизведанное и неожиданное.
Естественно такие мысли приходили мне в голову, когда автобус мчал меня из Парижа обратно в Антверпен и времени было более, чем достаточно. Если в Париж я ехал более 6 часов из-за пробки при въезде, то обратно ровно 6 часов без пробок. Вообще обратная дорога всегда проходит быстрее и интереснее. Начну с того, что  шофёр разрешил мне сесть на место рядом с ним, место гида.
Обзор дороги и несущейся ленты шоссе со всеми подробностями видов на придорожные достопримечательности был хорош. Шофёр разговаривал со мной на разных языках, объясняя где какие постройки на дороге и для чего, пока не убедился, что я вообще ничего не понимаю и что для меня достаточно произносить только названия, чтобы я выражал своё восхищение его осведомлённостью.
Я ещё на школьных уроках изображал внимание, а думал всегда о чём-то своём.  И под шофёрские фразы, кивая ему в тему, я думал -  «Эске ву компронэ ле жён? Но, же но ле компро пас тре бьен…» как о непонимании языка. А сейчас эта фраза на французском мне представляется шире. Вообще о том понимаем мы друг друга или нет. Почему так много слов мы тратим на то, что вообще-то понятно сразу? Почему всегда одни и те же фразы имеют разный смысл, в зависимости от очерёдности произнесения или оттенков выражения. Доводя собеседника до полного непонимания и обид. Никто не спорит о том, что мы очень разные. И к словам относимся по-разному.
Как выбрать критерий понимания людей? Ответ прост и его как ни странно впервые я услышал на уроке литературы от Иры Сыч, когда разбирая Печёрина, она сказала – «Что людей нужно оценивать по их делам». Дела у Печёрина были все трагические. Он всем нёс только горе и смерть. И тем, кого любил, и тем, кем просто пользовался. Да и сам Лермонтов умер не своей смертью. Было просто поразительно соглашаться с Ирой Сыч – признанной миниатюрной красавицей с большими глазами. При одинаковом объёме головы, чем больше глаза, тем меньше места для мозгов. А тут ещё рассказывая на политинформации о кубинской революции, она вдруг заявила, что хотела бы оказаться на Кубе и быть революционеркой.
По прошествии стольких лет я жалею, что когда в половозрелом возрасте она попросила меня позаниматься с ней по русскому языку после уроков, у неё дома, я стал ей объяснять, что я вообще по русскому языку тупой и двоечник. Что я тупой она поняла сразу. А я только много позже сообразил, что и как двоечник я мог бы быть полезен.
Эске ву компронэ ле жён? Но, же но ле компро пас тре бьен…
По жизни я всегда был окружён девочками – только у одной соседки во дворе было пять дочерей, в детском саду в танцевальном ансамбле одни девочки, в школе (и в обыкновенной и музыкальной) девочек было в два-три раза больше, чем мальчиков. Мы мальчишки, как нам казалось, всё знали о сексе из блатных песенок и заборных рисунков в туалете. Моментально взглядом оценивали красивых и некрасивых. Но всё теоретически, хотя и завлекали во всякие укромные места девчонок, чтобы потискаться.  Ирине с такой потрясающей фамилией Сыч, сразу стало ясно моё непонимание, и если я и был в привилегированном списке, то недолго, до первой же фразы моего ответа.
Шофёры автобуса менялись в Генте. И другой шофёр показал мне место в салоне, потому что нельзя сидеть рядом с ним, чтобы не отвлекать во время движения. Это было подкреплено выразительным верещанием трёх негритянок, которые сидели в третьем ряду, и были крашенными и очень неопрятными на вид. Словно торговок с нашего узбекского базара заставили до черна загореть, но забыли причесать и помыть. Не могу сказать, что я расист. Хотя в Индии при виде этого коричневого множества людей на улицах, я думал, что их могло бы быть и поменьше. Но я дружил с чёрной кубинкой, студенткой Текстильного института. Ходил на показ фестивальных фильмов бесплатно, как сопровождающий чёрной кинозвезды. За что она меня называла аферистом. А моя мама, увидев, как она на кухне жарила котлеты, ругала меня разными словами, причитая, что её беленький сыночек дружит с чёртом. По-татарски это звучало вообще страшно. Но эти три негритянки в автобусе из Парижа были очень неприятны. Они обратили на себя внимание, когда при пересменке шофёров, я сел в водительское кресло и стал воображать, как я прекрасно веду этот суперавтобус. Они на всех языках говорили мне, что нельзя садиться в кресло шофёра, отчаянно жестикулировали и успокоились только когда я сел на место в салоне. Потом взяли у шофёра ключ и по очереди ходили в туалет. Да, за удовольствие нужно платить. Понаслаждавшись приборной панелью и ручками управления современного автобуса, мне пришлось смотреть и на непричёсанные головы возмущённых женщин чёрного цвета.
Автобус точно по расписанию прибыл в Антверпен в 23-00, но остановился не там, откуда отъезжал в Париж, а ближе к центруму. Шофёр, очевидно ливиец или другой арабской национальности вёз ещё и свою жену с багажом, которую высадил ближе к дому, и ему видно уже не хотелось делать объезд по одностороннему движению. Этот объезд пришлось делать моему сыну со своим БМВ, который встречал меня там, где посадил на автобус, а я оказался в другом месте. Негритянки тоже ругались по этому поводу, но уже не на меня, а на шофёра. Может это в характере африканок – на всех ругаться. Но я на прощанье улыбался им как мог. И говорил Окей и требьен и ничего по-русски.
Эске ву компронэ ле жён? Но, же но ле компро пас тре бьен…