Я отвезу тебя домой. Глава 15. Старик Леру

«Старик Леру», - как его за глаза называли обитатели дома, - проведший в лесах почти половину своей жизни, был опытным охотником и, как обнаружилось позже, знатоком всего, что касалось умения выжить.
В дом его привел один из матросов «Целестины» - он встретился с Леру на охотничьей тропе. Объединившись, они вдвоем сумели добыть столько дичи, что для того, чтобы доставить ее, пришлось вызывать подмогу.
После, - весь день до вечера, - Мориньер наблюдал издалека за одноруким траппером. Смотрел, как ловко орудовал тот большим охотничьим ножом, как, опустив оленьи туши на землю, умело потрошил их, как легко управлялся с топориком, разделывая туши на части.

Не заставил себя ждать и первый конфликт.
Заметив, как один из молодых охотников неуклюже пытается извлечь из брюха оленя внутренности, Жан-Батист Леру подошел, молча забрал из рук юноши нож, отодвинул неумелого в сторону. Тот, возмутился, выпятил грудь, пошел на траппера. Леру стоял, выставив навстречу разгневанному пареньку культю.
- Угомонись, - сказал хмуро, когда тот, наткнувшись на обрубок, остановился в паре футов от него. – Никто не претендует на твою добычу. Но желудки оленьи непрочны. Если грубо обращаться с ними, они порвутся. Тогда мясо, испачканное содержимым внутренностей, будет испорчено.
Он был спокоен и убедителен. Обиженный отступился.

Потом был ужин – сытный, вкусный. Охотники, наевшись, чувствовали себя счастливыми. И даже жизнь в этом чужом краю стала казаться им терпимой.
Мориньер пил и ел вместе со всеми. Больше молчал. Слушал, смотрел.
Леру говорил мало. Ел медленно, участия в общем разговоре не принимал. Рассказал только, когда спросили, что не так давно потерял во время пожара дом. И теперь вот – идет искать счастья. В чем счастье? Да вот, найдет место зимовки – и будет счастье.
Голос его звучал глухо, а улыбка была скупой.   

В конце ужина Леру посмотрел на Мориньера.
- Я бы переночевал… - сказал тихо.
- Ночуй, - ответил Мориньер. 

*
   
Проснувшись поутру, Леру собрался уходить. Мориньер остановил его.
В тот момент он и не знал толком, что его заставило задержать чужака на пороге. Он окликнул траппера. Тот обернулся. Опустил к ногам заплечный мешок. Стоял, молчал.
Мориньер подошел. Остановился рядом. Посмотрел трапперу в глаза. Шагнул за порог. Обернувшись, позвал:
- Ступай за мной.

О чем они говорили между собой, остановившись на пятачке перед домом, на виду у всех его обитателей, никто не слышал. Говорили тихо. Только траппер дважды махнул здоровой рукой, яростно, будто воздух рубил.
Наконец, кивнул головой, еще раз кивнул. И остался.

*

Мориньер не раз потом мысленно возвращался к этому разговору. Вспоминал гневное:
- Я не беспомощен!

Вопрос этот был для траппера крайне болезненным. И, понимая это, Мориньер не удивлялся ни резкому тону, ни сильнейшему напряжению, которое бесполезно пытался укрыть Леру от его взгляда. Мориньер заставлял Леру говорить, обращал больше внимания не на слова, а на то бессознательное, что сопровождало речь траппера: на паузы между вопросом и ответом, на тени, скользившие по лицу собеседника, на движения его тела – наклон головы, прямизну спины, подвижность пальцев.
   
Мориньер и вопросы-то задавал простые – где тот собирается зимовать и куда идти. Леру отвечал сухо, с трудом сдерживая нервозность.
- В лесах есть пустующие охотничьи домики, - говорил, - там и перезимую.
Мориньер кивал, соглашаясь. Но для него было очевидно: уверенности в том, что дома эти целы или у них не появились хозяева, у Леру не было. И отстроиться он никак не успевал.

Наконец, дослушав последний ответ, взглянув в лихорадочно горящие, занавешенные густыми бровями, глаза траппера, Мориньер сказал:
- Не надо больше никуда идти. Оставайся.    

*

Это решение было интуитивным. Вернувшись в дом, Мориньер улыбнулся про себя – нечасто же он себе такое позволяет. 
Траппер, приняв предложение, поблагодарил Мориньера скупо. Но было понятно, что он действительно благодарен. С тех пор он не провел ни одного дня в безделье. Работал с остервенением, будто доказывал всем свою состоятельность.
Когда кто-либо пытался освободить его от тяжелого физического труда, отвечал:
- У меня, слава Богу, есть одна рука. И эта рука – правая.

*

Говоря по правде, Жан-Батист Леру вовсе не был стар. Было ему чуть больше сорока. Но весь его облик: косматая голова, седая борода, кустистые брови, сутулая фигура и хриплый голос, - заставлял окружающих думать, будто ему уже далеко за шестьдесят. Он и не противился. Пожимал плечами:
- К чему мне молодиться? Мне от жизни и надо-то всего – раз в день поесть, да в тепле переночевать. Последнее – и то не так уж важно. Могу и на холоде. Пока Бог к себе не заберет.

Услышав эти слова в один из первых дней пребывания траппера в доме, Мориньер, которого реплика эта застала на пороге, вошел в «зал», уселся напротив Леру.
- Вот как? – сказал. – Отчего это твои притязания так невелики?
Качнул головой матросу, с которым Леру до этих пор вел беседу, - выйди. Тот поднялся. Оставил их.
Траппер долго не сводил взгляда со своего нового собеседника. Раздумывал будто, стоит ли с ним откровенничать. Потом усмехнулся:
- А что мне еще от жизни ждать? Детей у меня нет, дома теперь – тоже. Богатство меня больше не интересует. В Квебек дорога закрыта. Так что рано или поздно…
Он развел руками. Засмеялся хрипло, закашлялся.

Мориньер смотрел на него внимательно. Потом поднялся.
- Идем, - сказал.
Повел рукой в направлении своей комнаты - в «зал» вошли люди, а Мориньер не желал прерывать разговора.
Траппер повиновался. Поднялся. На пороге склонил голову, чтобы не удариться о притолоку. Ступил в комнату.
- Негусто, - проговорил, оглядывая помещение.
Стол, два табурета, ложе, накрытое медвежьей шкурой, несколько свечей, масляная лампа, одна дающая теперь свет.
- А когда вы говорите, когда только взгляд на человека бросаете, кажется, что вы – принц крови. И золота в вашей пещере должно быть видимо-невидимо.
- Ты говорил: тебя не интересует богатство, - спокойно заметил Мориньер, зажигая свечи, стоящие на столе. - Садись и рассказывай.
- Что?
- Про Квебек.
- Ммм… Да что рассказывать-то?
Мориньер опустился на табурет.
- Почему ты не можешь вернуться в Квебек? – повторил терпеливо.
Леру помолчал.
- Я убийца, - сказал, наконец.
- В этом крае стать им не слишком сложно, - пожал плечами Мориньер.
- Я убил жену.

Мориньер больше не задавал вопросов. Леру заговорил сам. То ли выговориться надо было, то ли посчитал, что обязан открыться, коль скоро он собирается воспользоваться гостеприимством этого человека. А, может, это спокойный, внимательный взгляд хозяина дома так расположил его к откровенности.
Во всяком случае, он договорил. Закончив, вызывающе взглянул на Мориньера.
- Прикажете убираться прочь?
- Кто-то из живущих в доме так сильно похож на твою жену, что ты боишься не сдержаться во второй раз? – изогнул бровь Мориньер.
Леру смотрел на него в изумлении. Потом расхохотался.
- Нет. Такой красотки среди вас нет.
- В таком случае оставайся.

*

Довольно скоро, - клены в то время еще только одевались в разноцветье, - стало ясно, что присутствие в доме Леру очень полезно. К его опыту и знаниям обращались каждый день. Он вовремя давал советы. И сам трудился, не покладая рук. 
Отметив интерес Мориньера к языкам индейцев, траппер предложил ему помощь. Мориньер принял ее с радостью - со вниманием выслушивал все, что тот говорил, не упускал ни слова, прислушивался к интонациям. Именно благодаря Леру, Мориньер признавал это, он продвигался в изучении языков гораздо быстрее прежнего.
Прочие обитатели дома, казалось, тоже приняли нового жильца. Но близко не подпускали.
Мориньер не спрашивал, знали ли они о прошлом Леру.
Думал: не его это забота. Пусть тот сам решает, о чем говорить, а о чем умолчать. Рассчитывал, что, в конечном итоге, все утрясется. И со временем мужчины сдружатся. 
Отправляясь на реку Шодьер, раздумывал какое-то время, приглашать ли траппера с собой в Сабин-Бопре или оставить в доме. Решил оставить. Вернувшись, обнаружил, что ничего с тех пор не изменилось. Дистанция между Леру и прочими оставалась прежней. 

В первый же вечер, после ужина, Мориньер пригласил в свою комнату Гастона Барнабе.
- Как у вас тут складывались дела? – спросил.
- Если вы, мессир, интересуетесь насчет этого вашего старика Леру, так спрашивайте. Я отвечу. Все нормально. И в то же время ненормально. Он прекрасно работает. Много, не жалея сил. Всегда готов помочь. Но он – чужой. Чужой и… полоумный какой-то.
- Не слишком профессиональная характеристика, - заметил Мориньер холодно.
- Я не лечу мозги. Не умею.
Судовой лекарь отвечал в тон хозяину дома – отрывисто, сухо.
- Только я так вам скажу, монсеньор, – если вы понаблюдаете, вы и сами увидите. И дня не проходит, чтобы не вспыхнуло в нем что-то дикое – не понять что. В этот момент глаза его чернеют – колодцами бездонными становятся. И хочется, - уж простите меня, - в такие минуты пододвинуть оружие к себе поближе.
Мориньер кивнул – хорошо, ступай.

До этих пор он предполагал, что Леру будет зимовать здесь, в этом доме. Но, выслушав Барнабе, а вслед за ним и остальных своих людей, Мориньер понял, что правильнее было бы взять траппера с собой, в Сабин-Бопре. На принятие решения он выделил себе несколько дней. Те самые несколько дней, что оставались у него до того момента, как придет в себя, наберется сил могавк.