От Кати, из Луганска. Женщина и война

Женщина и война.


Точка необратимости?

Вчера я нашла время и, главное, душевные силы сходить на прежнюю работу забрать свой шарф и чашку. Не то, чтобы с конца июля у меня совсем не было времени, но… я боялась. Теперь я готова сознаться в этом. Мне казалось, что если я приду и увижу свой прежний кабинет пустым, то это будет той финальной чертой, после которой возврата уже быть не может. Полгода я обманывала себя тем, что всё происходящее сейчас, это затяжной и неудачный сон, который должен когда-то закончиться. Вчера я уговорила себя приехать на прежнюю работу. Семь, как оказалось, счастливых лет, я работала в крупной торговой компании, деятельность которой в большей степени распространялась на Луганскую и Донецкую области, в меньшей степени на Киев. С начала боевых действий высшее руководство перебазировалось в Киев, а наш отдел закрыли. На тот момент новость об увольнении на излёте мобильной связи и уже без электричества, под раскаты «Градов» и «Смерчей» была не самой страшной. Моя последняя рабочая пятница в отделе была почти обычной. Мы просто ушли домой, как уходили всегда. Да, уже стреляли, мы уже научились различать виды орудий по их залпам, да, мы слышали новости о погибших недалеко от нас, но всегда хотелось верить, что это происходит с кем-то и где-то, даже если совсем близко. В этот день рядом с нами на перекрестке разорвался снаряд. Стену дома посекло осколками. Вылетели стёкла. В молочном киоске на этом перекрёстке погибла продавщица – киоск пробило как бумажный лист. Все, кто был там, погибли. Шестерых случайных прохожих, молодых и старых, объединило общей датой и причиной смерти. Нелепые позы, вывернутые в падении ноги и разбросанные в последнем объятии жизни руки, отброшенные сумки и пакеты, рассыпавшиеся на асфальте рыжие волосы погибшей девушки. Собираясь утром, наверное, она казалась себе красивой. И казалась красивой тем, кто её любил. Никто не репетировал, как упадёт и не думал, как это будет выглядеть со стороны. Но пока ты не видел этого сам, пока это не коснулось непосредственно тебя, этого как будто бы нет.
Вчера я, малодушный меланхолик! впервые после 6 месяцев перерыва смогла переступить порог прежней работы. Большой торговый зал одного из супермаркетов крупнейшей в Луганске торговой сети. Нет людей на лавочках у входа, нет запаха кофе в холле у кофемата, нет очереди у банкомата и терминалов на входе. Нет фруктов и овощей, которых всегда было изобилие. Нет очереди у касс. Но они работают! О чём гласит распечатанная на принтере надпись на входе. Надпись не от руки, сейчас таких извещений много: на магазинах и парикмахерских. Счастливое «Мы открылись!» радовало вначале (казалось, что всё возвращается как раньше) и немного раздражает своим оптимизмом сейчас (денег нет совсем). Но не здесь. Здесь жизнь, она не пульсирует, как раньше, но она есть. В зоне аренды перед кассами не работает ничего. Торговый зал освещён несколькими лампами над кассами. Отопления нет, потому что зал раньше обогревался кондиционерами, а сейчас это дорого. Один кассир, пара продавцов, женщина-охранник. Ассортимент по нынешним временам неплохой. По временам довоенным – смехотворный. Задействована только половина зала. Всё остальное отгорожено стеллажами. Если шкафы сдвинуть ещё чуть ближе, будет казаться, что всего даже в изобилии. Распродают довоенные остатки промышленных товаров. Продавцы похожи на капусты – сто одёжек, кутаются в вороты свитеров и переминаются с ноги на ногу от холода. Понимаю, скорее, чувствую, ещё одну разницу – рядом с супермаркетом была наша пекарня. Большая, с цехами хлебобулочных и кондитерских изделий. Когда наш отдел переехал в это помещение, запахи будоражили, мы угадывали, чем это пахнет, потом, привыкнув, мы сердились и закрывали окна плотнее. После войны наша пекарня не смогла открыться. То ли что-то с перерегистрацией, то ли не выгодно. В зале мне успевают сказать, что со вчерашнего дня цены за литр постного масла выросли на 6 грн. Да и вообще цены растут вместе с ростом доллара, а это отсекает тех немногих покупателей, которые были раньше.
Поднимаюсь на второй этаж. Электричества нет. На лестнице бумаги в пачках. Моего воображения всё ещё хватает думать, что это всего лишь обеденный перерыв и охранник на входе на минуту отлучился, оставив на столе электронные часы и чашку. Наверное, не только у меня последняя пятница на работе была самой обычной. Был такой фильм по Кингу, когда все внезапно исчезли, а их вещи остались. Такое же чувство у меня, когда я открываю дверь на второй этаж. Лак для ногтей на чьём-то столе. Отвёртка в техотделе среди бумаг. Нелькин пуховый платок, в который она куталась, и её туфли под столом с загнутой пяткой. Щемящее и разрывающее сердце чувство тоски. Нелька с мужем, дочерью, свекровью и собакой в однокомнатной квартире в Саратове. Сбежали из Счастья. У нас говорят, и в Счастье сейчас не счастье. Работает аналитиком в сети супермаркетов. Счастлива, наверное, что за окном не стреляют. Замёрзшие, засохшие цветы на окнах – гордость Саши и визитная карточка отдела. Георгиевская ленточка на вешалке. Забытая вязаная жилетка Олеси. Олеся в городе, после трёх месяцев в Одессе счастлива быть дома. Радуется встрече с близкими и своему дому. На столе Лены и Саши всё также как в их последний рабочий день: рабочие бумаги, журнал исходящей документации. Лена в Киеве, уехала туда с родителями на пике военных действий, отец был здесь милицейским начальником, наверное, перевёлся в Киев дорабатывать до пенсии. Саша не могла уехать, не могла оставить лежачую свекровь после инсульта. Наверное, и рада была бы сбежать от войны и домашнего уныния. Бывший муж отказался от матери, она не могла – больше ей жить негде, квартира эта свекрови. Во время войны Саша завешивала окна одеялами, и ей казалось, что у неё мир.
У Вики, начальника нашего отдела, на столе забытый обруч для волос. Сувенир-глобус, мы дарили на её пятилетие работы в компании - желали покорения мира. Она теперь как никогда близка к воплощению нашего пожелания, сменив за полгода Луганск, Крым, Подмосковье и Хабаровск. На её столе заварка в чашке. Наверное, думала вынести на следующий день … Сколько же праздников у нас прошло в этом кабинете. Мы открывали зимой окно, когда было жарко, а летом включали кондиционер. Мы хохотали до упаду, чаще друг над другом. Мы были счастливы! Мы устраивали междуусобчики просто так, без особых поводов. Гадали на Рождество, узнавая о несуществующих ещё замужествах и детях. Заказывали в кулинарии пару салатов, пирожки и картошку. Поднимали дымящийся поднос с первого этажа на второй. Тайком брали штопор у технологов. И никого не нужно было уговаривать, всегда все были легки на подъём. Чуть больше двух лет назад я сообщила всему отделу в этом кабинете, что у меня есть для них новость… скоро, через 2 месяца, у меня будет ребёнок. Их вытянутые лица вначале и горячие объятия потом. И два года шуток над их невнимательностью. Всем отделом, в морозный день и снегопад, они принесли шампанское и бокалы на тонких ножках, связку шаров и цветы на мою выписку из роддома. А фотоаппарат они брали в отделе маркетинга. Наш водитель носил Захарку вокруг ёлки в холле роддома, пока мы пили шампанское и фотографировались, а потом он отвёз меня и Захарку домой. И я не могла скрыть от них слёз счастья. Владельцы компании предложили мне год работать дома при сохранении заработной платы…
Как же мне тоскливо от этого. У нас всегда было многолюдно. Устраивающиеся и увольняющиеся. Инструктажи по технике безопасности. На столе распечатанная программа тренинга, который я планировала. Над столом выложенное из бумажных цветов моё имя – поздравление на мой последний в отделе День рождения. В корзине для бумаг под столом кофейный стик и баночка из-под плавленого сыра – мой последний обед 25 июля. Рядом со столом пакеты с одеждой – собирали всей компанией для нуждающихся. А теперь в этой категории нуждающихся я сама… За столом у стены посох Деда Мороза, в столе карнавальные костюмы, а в шкафу решётки для барбекю и новогодняя гирлянда. Между мной и всем этим ворохом счастья пропасть. В большом зале между кабинетами мы проводили корпоративные торжества, ставили столы. Вручали грамоты и значки. У меня хранятся две грамоты, которые мне вручали с разные годы. Я всегда была ведущей, а Нелька отвечала за музыку. Мы ставили джаз, накрывали столы и писали всем по чату – приходите. На сороковой Викин день рождения я подарила ей трёхлитровую банку помидор – она считала, что сорокалетие не отмечают и с ним не поздравляют.
Наверное, если бы мне было плохо, если меня уволили или я в сердцах уволилась сама, сейчас всё было бы иначе. Если бы у нас был плохой отдел или если бы были в нём самые обычные отношения… Или они и были обычными? Если бы не было войны… Облачка пара вырываются изо рта в морозный воздух родного и уже почти чужого кабинета… С шарфом и чашкой, я ухожу. Потерянная и несчастная. Поправляю на столе бейдж с моим именем, ставлю ручку на место и придвигаю к столу стол. Как это делала всегда, уходя домой с работы.
Ухожу с  головной болью и сумасшедшей надеждой, что завтра меня наберёт Вика и спросит: "Ты сегодня на работу собираешься?" И сон, всего лишь сон, закончится.


Екатерина из Луганска. 


И все то же!И это страшно!
От кого: "Екатерина 
Кому: .
сегодня, 10:12
Да, Олег, стрельба и очень сильная. Мне в такие минуты хочется лечь, обнять сына и заснуть побыстрее. А моя мама приходит к нам и вообще не может спать. Она думает, что если попадет снаряд, то чтобы погибнуть всем вместе и сразу.  Боится, что останется одна. Надеется, что успеет накрыть нас и спасти. Всю ночь стреляли. Эту и прошлую.
Хотят убить побольше до 15.