Козельские приключения ч. 3

1 часть http://www.proza.ru/2014/07/31/1405
2 часть http://www.proza.ru/2015/01/02/1340
4 часть http://www.proza.ru/2015/06/07/1877
часть 5 http://www.proza.ru/2017/10/08/323
часть 6 http://www.proza.ru/2017/10/08/337

Почему он так уверен в своей правоте? Или уже совсем не доверяет мне как инженеру? Я смотрю на Марка   и тщетно стараюсь понять, откуда у него взялась эта несокрушимая убежденность. А он все говорит и говорит, совсем как тогда, год назад,  у карты, и я поневоле начинаю прислушиваться. И  слышу    уже вытверженное и порядком надоевшее: про изувеченные неизвестной силой дубовые бревна и семь недель осады, о суровых карах, грозивших в Орде каждому за одно лишь упоминание о «злом граде» Козельске и о таинственном, так и не разгаданном историками повороте вражеских полчищ на полпути к  Новгороду. Мне нечего возразить, да и нет такого желания, ибо сам  не чувствую до конца своей правоты. Я упустил, потерял что- то очень важное там, где высится поверх бревенчатых стен надвратная башня и тянется надо рвом прокаленный стужей деревянный мост. А теперь  не могу  забыть о потере или прогнать из памяти эту картину. Она существует уже помимо меня, в некой параллельной реальности. И пусть эта реальность нематериальна, вымышлена, но, тем не менее, она имеет место быть, как  изображение на холсте или экране компьютера, а потому и не отпускает от себя, не дает мне покоя. Впрочем, не настолько  уж и эфемерна эта реальность: открыть контейнер и увидеть ее атрибуты совсем несложно. А от них один шаг и туда, в восьмисотлетнюю  древность, и мне опять хочется сделать его – несмотря ни на что!

 О причинах необычайно долгой осады Козельска  можно спорить до бесконечности - мало ли какие там были обстоятельства, а вот характер повреждений ископаемых бревен места для дискуссий почти не оставляет: какое то необычное механическое устройство в осажденном Козельске все- таки существовало!  Иначе откуда могли взяться на некогда здоровых и прочных дубовых стволах такие глубокие - до половины диаметра!- вмятины, причем полученные не давлением, а ударом. Посреди  моря гипотез, догадок и предположений только они реальны: видимы и осязаемы… Впрочем, нет, не только они: цифры 770-780 из бланка радиоуглеродного анализа - тоже! Именно в этот период укладывается срок давности некого события, в результате которого глубинные слои материала, обнаженные страшной силы ударом, впервые соприкоснулись с   кислородом воздуха. И вовсе не требуется высшей математики для того, чтобы убедиться: в этих временных границах и происходила осада Козельска.
Контуры вмятин обозначены резко, картина расслоения волокон четкая, а сами волокна не размочалены: они либо вдавлены, либо разорваны  в направлении движения. Такими бывают следы от предметов, встречающихся с целью на высокой скорости.У материала попросту нет времени на распространение внутренних напряжений,а потому разрушения всегда локальны.Аккуратная пулевая пробоина в стекле  лучшее тому доказательство. И еще одно, уже косвенное подтверждение версии удара: нет поблизости от места повреждения более ни единой глубокой вмятины.   А ведь при воздействии статического давления они возникли бы неизбежно – бревно должно  было на что- то опираться!   
    Остается одно: движение,  невероятно быстрое для своего времени, но, тем не менее, имевшее место. В этом Марк прав, и мне придется признать  данное событие как факт. Эти бревна действительно летали, причем, как и указано в летописи, «…жужаше и таяше». Иначе и быть не могло при таких скоростях, и не верить собственным расчетам у меня попросту нет  оснований. Определить порядок этой величины оказалось непросто. Многие данные пришлось выбирать почти наугад,  но главные из них были назначены относительно точно,  повреждения промерены вдоль и поперек, да и   вычислить массу «снаряда»  не составило проблемы. 
 Я до утра сидел тогда над расчетами, и безуспешно старался найти ошибку. Полученный результат: двести семьдесят - триста метров в секунду при собственном весе бревна в несколько тонн зашкаливал за все  мыслимые пределы. Несколько раз  перепроверил все, но глобальных промахов так и не отыскал. Можно было слегка подправить коэффициенты, да и принятый в  расчетах  модуль упругости древесины вызывал сомнения, но все это жалкие крохи, цена которым едва ли превысила бы десяток процентов. А полученный минимум, даже взятый со всеми возможными поправками и запасами,  почти вдвое превышал скорость полета стрелы!
Именно тогда и появилась эта картина - степь, башня, бревенчатые стены, возникая при одном лишь взгляде на ископаемые атрибуты тех древних времен. Появилась и отвоевала- таки себе место. Теперь вызывать ее и не требуется - она приходит  сама, помимо моей воли, словно требуя завершения. 
  Здесь все фальшивое, застывшее, напрочь лишенное  жизни и объема. Да и может ли быть по-другому, если это  лишь плод моего воображения: не крепость- воздушный замок без фундамента и несущих конструкций. Только вот незадача: этот замок стоит прочно и вовсе не собирается падать, а значит, помимо  фальши в нем есть и настоящее, какая то, пусть даже самая ничтожная, доля  истины, и нужно не избавляться от него, а  достраивать и укреплять. Только как это сделать, если я не могу понять даже самого простого: что именно я должен достроить! Та Русь, что погибла когда то под монгольскими саблями - выжженная, обесчещенная, распятая и угнанная в полон Русь была мало похожа на государство,  впоследствии возведшее на трон  первого государя из династии Романовых.  Такие раны не затягиваются никогда: они, нанесенные России  много веков назад,  кровоточат и по сей день. А вот затерянный в восьмисотлетней глубине мир, где стоит в стылом поле  обреченная крепость,  давно  мертв,  похоронен с честью в человеческой памяти. И не нам с Марком вытаскивать его оттуда.
  Почти физическим усилием отгоняю от себя так некстати  явившееся видение. И вот снова шелестят в темноте волны, взбегая одна за другой на песок, стелется туман по воде, а наверху, в кронах сосен колышутся, угасая, последние блики догорающего костра. Затерянная в лесах речушка с камышовыми островками, Валеркина байдарка на берегу, а рядом донельзя знакомый, похожий на  жюль-верновского  Паганеля человек, который упорно пытается в чем- то  убедить меня. И будто нет ни одной живой души за сотни километров вокруг, только мы двое, принципиально не желающие понять друг друга.

Насколько простым и ясным казалось все год назад! Мы славно посидели тогда после отбоя втроем за воспоминаниями о прошлых командировках - вплоть до возвращения «спасателей» и нашего окончательного знакомства. Потом была всеобщая радость за удачный исход и такое вот простое и правильное решение: засыпать бревна керамзитом. Были тосты за знакомство и даже надежды на дальнейшее сотрудничество…в общем, как все и полагается. Но Марк не был бы Марком, если бы  не предложил мне, будто невзначай, «только глянуть» и «кинуть пару инженерных мыслей» о предмете их научных поисков.
Тогда я и увидел этот странный рисунок, а точнее фотоснимок  гравюры, приписываемой одному из сподвижников Рашид-ад-Дина, персидского историка и государственного деятеля, оставившего нам едва ли не самый полный - из числа известных - труд по истории Золотой Орды.
На  снимке было изображено сооружение из бревен с площадкой наверху, слегка похожее на сторожевую вышку.  Сбоку навешен мощный L- образный рычаг с  укрепленным на вертикальном плече бревном - он просматривался наиболее отчетливо, старательно выведенный рукою мастера. Канаты, цепи, что- то наподобие ворота   с впряженными в него лошадьми или быками: почти непонятно, время успело основательно поработать над изображением, да и техника гравера весьма далека от совершенства. Люди на площадке. Смотрят вниз, на некий предмет, судя по размерам - массивный… он  либо висит, либо поднимается воротом… нет, скорее падает на горизонтальную площадку рычага: опять же- не разобрать!
 Впрочем, разбираться  я и не стал, ибо воображение быстро нарисовало более знакомую картину: подкидная доска в цирке, два акробата, летящие на нее сверху. А на доске, с другой стороны – еще один, тот, кому предстоит ринуться  сейчас в высоту. Остается согнуть доску в виде буквы L, положить на конец длинного плеча, как на гравюре, бревно и, заменив акробатов грузом в десяток - другой тонн, отправить его в полет.
В таком виде я, недолго думая, и выложил  свою идею археологам.

 Все новое, как известно, проходит три стадии: от категорического «невозможно» до недоумения: «…а как иначе?» Сколько раз приходилось мне убеждаться в этом! Но как часто все складывается  не так удачно, и непонимание встречают даже самые простые и наиболее правильные решения. Их иногда приходится «пробивать» неделями и месяцами. И как досадно бывает, если за это время     меняются обстоятельства, либо идея попросту устаревает! Парадокс в том, что в итоге побеждает, как правило, наиболее порочный вариант, о чем со временем начинают одинаково жалеть все: и новаторы, и их оппоненты. Тем не менее, «шишки» забываются быстро, и все повторяется снова и снова в полном соответствии с особенностями человеческой природы. Бывает, впрочем, и иначе. Самое неудачное решение видится наиболее привлекательным, проходит «на ура», и потом, даже при всей очевидности ошибки возвращение к истине стоит огромных усилий.
 Именно так и получилось в этот раз.   Наслушавшись в свой адрес  лестных эпитетов, я совершил тот, главный просчет, за который мы  все расплачиваемся до сих пор.   Как приятно было влет решить задачу, с которой  месяц не могли справиться как наши новые знакомые, так и привлеченные ими специалисты! Расставить все по местам, найти смысл в каждом штрихе гравюры и, ответив на сумбурные, а потому и несложные вопросы  оппонентов, окончательно развеять все сомнения относительно  вновь созданной гипотезы. И неважно мне было тогда, что половина «доводов» противоречат друг другу - вопрос о постройке машины даже близко не стоял, да и решаются, в конце концов, второстепенные  проблемы - если основная идея правильна. А уж в ее безгрешности я не сомневался ни капли! И все разом, включая моего извечного «технического зануду»- Валеру, согласились тогда со мной. А как нужно  было  усомниться   и сделать хотя бы пару прикидочных расчетов! Но я не сделал  ничего, уверенный в непогрешимости собственной инженерной интуиции, а теперь... Все-таки страшная это штука – тщеславие.
 
 На следующее утро мы  расстались, даже не обменявшись телефонами - не до того было в спешке сборов. Потом были и новые разъезды, и новая работа, занятия и студенты с их бесконечными «хвостами»: забылось все. Тем неожиданней оказался предутренний звонок, последовавший в один из выходных перед самым Новым Годом.