Заяц с поролоновыми ушами

Новогодняя история в стиле ретро


Готовясь как-то ко встрече Нового Года тысяча девятьсот девяносто какого-то, мы с любезным супругом моим Максом решили, впервые за последние сто лет, сделать всё как у всех.

Вытащили с антресолей  маленькую, размером с пингвина Адели, синтетиче­скую ёлочку советских ещё времён, установили её на красной тумбочке, воткнув в зелёную пластмассовую крестовину. Долго, внимательно и любовно, наряжали микроигруш­ками, которые были родом оттуда - же. Оттуда, где трава зеленее, родители молоды, а глобальное потепление ещё только начинается. И где каких только чудес не обещает бу­дущее.

Развесили на её крошечных пушистых ветках маленькую електрогирлянду. Маленькую, да удаленькую. Каждая лампочка – с ноготок, а светится. Уложили вокруг ёлкиной ноги ватный сугроб с блёстками, и - о чудо - обнаружили на дне картонной коробки, в которой хранил­ся весь этот трогательный антиквариат, целёхонького зайчика на жестяной прищепке. Всамделишную ёлочную игрушку советского времени. Нехилый даже по тем годам винтаж. Каким чудом он дошёл тогда до нас в своём первозданном виде, для меня до сих пор остаётся загадкой.

Это всё ДэПэ и БэЖэ - дед Петя и бабушка Женя, царство им небесное. Старая школа. Богатыри – не мы. Сейчас в редкой семье наличествует традиция длительного хранения ёлочных игрушек. Железная поступь, знаете ли, пластико-гаджетного века.

Выглядел наш лопоухий герой следующим образом: тело составляли два срощеных целлулоидных шарика. Вроде того, как дети лепят снеговиков. На круглых боках в надлежащем месте были приклеены две войлочные лапы в красных варежках. Шея заботливо укутана алым шарфом. Лицо же – язык не поворачивается назвать его рожицу «мордой» - изображали нарисованные нитрокраской глаза с белыми горошинами бликов на голубых зрачках, чёрный кругляш носа и улыбающийся между румяными щеками рот. Венчали красавца весело торчащие вверх поролоновые уши, а внизу на месте ног находилась металлическая прищепка, которой полагалось прикреплять к ветке новогоднего дерева нашего очаровательного протагониста.

У нас дома на Артёме. Хм. Имею в виду в квартире, находящейся по адресу город Прямой Рог, посёлок Артёма, переулок Качалова, дом двадцать девять, квартира сорок пять. Тоже был такой заяц, но когда я его видела в последний раз, а было это лет двадцать пять тому назад, заметила с болью в сердце, что уши ему отъел прожорливый папа Хронос. Поролон вообще недолговечный материал. Каких-нибудь десять - пятнадцать лет, и рассыпается в труху. Что с ним сейчас – не знаю. Скорее всего, до сих пор лежит, безухий, в картонной коробке с новогодними украшениями на бездонной маминой антресоли.

Взяла я тогда, здоровая двадцатисемилетняя дылда, нашего киевского целёхонького зайца в руки, и едва не прослезилась. Мне снова десять лет, мама бегает туда - сюда по дому в праздничной суете, из кухни доносится запах  жареной курицы, папа доигрывает шахматную партию с дядей Лёней; сестра набрасывает завершающую серпантинину на "ёлку", то есть принесённую с ёлочного базара двухлетнюю пушистую сосенку, установленную в углу "залы".

Эти сосенки почему-то упорно именовали в нашем южном городе "ёлками", а проходные комнаты площадью пятнадцать квадратных метров в трёхкомнатных хрущёвских "распашонках"  - "залами".

...В черно - белом телевизоре по имени "Вечер" моя ровесница - обаятельный гадкий утёнок с улыб­кой "хоть завязочки пришей" Яна Поплавская раскрывает рот под бессмертное "Если долго-долго-долго". Зелёные плюшевые портьеры - мамина недавняя радость и гордость - неделю, как куплены и повешены на окна. Они пока не догадываются о своём бесславном финале через энное количество лет в роли половых тряпок.

Укрепили мы зайчика благоговейно в самое заветное место на ветку миниатюрной новогодней красавицы, - он занял аккурат одну треть её роста - и поставили охра­нять всю эту ностальгическую инсталляцию сурового стража - ватного Деда Мороза. О! Дед ваще был сталинских времён, каркасная фигура на подставке, вроде японских интерьер­ных кукол. Если о нём, то зависну.

Возвращаюсь к зайцу. Получилось просто великолепно. Минут пятнадцать мы помеди­тировали на красоту неописуемую, тихие слёзы лия.

Перевалило за одиннадцать, и стрелки часов стали тихо подбираться к половине двенадцатого. Где наши гости? Приглашены в тот раз были Лёмашки (Лёша + Маша),  и ещё кто - то, кто обещался пятьдесят на пятьдесят.

Ну, ладно. Время идёт. Уж полночь близится – а Германов всё нет*. Утка извлечена из духовки, пышет во все стороны своими яб­локами, полы отдраены, шампанское в морозилке стынет, тазик оливье готов. Что ещё нужно для достойной встречи Нового Года? Нужны гости за столом. Го - О - о - сти! А-у!

Без пятнадцати двенадцать. Без десяти.  В без пяти любезный супруг мой Дявк Яковлевич не выдержи­вает.

- Их нет. Ээээ...  Вытаскивать шампанское, или как? Или где?

- Доставай! Вытаскивай! Или где!

БОльшая, но далеко не лучшая моя половина неторопливо совершает ритуальные движения: снимает с горлышка бутылки проволочное мюзле**, немного наклоняет её набок, легонько встряхивает - и благородный напиток аккурат под бой курантов выталкивает пробку наружу. В тот раз священнодействие обходится без пенопролития с последующим мытьём полов. Прямо удивительно ладно всё получается. Так не бывает, думаю я. Слишком всё хорошо. Это не к добру.

Сдвигаем мы, значит, свои хрустальные бокалы. И так нам хорошо, божежмой. Выходит, сегодня никто не будет качаться на люстре, валяться под столом и гасить окурки в салате. Блаженная улыбка освещает лица супругов. Меня и Макса, то есть.

Счастье наше длилось недолго.

В двенадцать ноль четыре раздаётся звонок в дверь. На метле влетает разъярённая Маха. Они с Лёшей чего-то не то друг другу сказали, или кто-то кого-то не послушался, что повлекло за собой молниеносный развод с немедленным разделом имущества, и поэтому бемканье главных часов несуществующего государства застало её в кабине такси в компании водителя. А его - Алексея то есть, не водителя, конечно - неизвестно где. Что может быть ужасней? Действительно? Все люди как люди, и только у нас с Лёшей...

Утешения, сочувственные расспросы, жалобы, переходящие в проклятия, обвинения, слёзы, снова жалобы, снова обвинения, штрафной бокал. Ураган будбетто стихает.

Действие второе. Те же. Вбегает взбутетененный Лёша.

Здесь, во втором акте, должны были бы находиться подробные диалоги, перемежающиеся сольными выступлениями пострадавших сторон - так как обе стороны, разумеется, считали себя пострадавшими, - но я сделаю в этом месте пропуск. Прошу простить меня великодушно, не хочется тратить энергию на пересказ ещё одной абсурдо-психоаналитической пьесы в духе Ионеско, сбивая ритм повествования.

Дорисуйте, пожалуйста, самостоя­тельно, публичное выяснение проклЯтого семейного вопроса «кто виноват?», сопровождающееся традиционным игнорированием "что делать?", с последующим после выпуска паров примирением, коллективным празднованием мировой в финале и дальнейшие импровизации в рамках заданной композиции. Я трепетно и нежно люблю моих друзей в любых композициях, даже если их подвижные фигуры случайно принимают в непрерывно движущейся временнОй рамке гротескный ракурс. 

...Тем временем за окном начал падать лёгкий снег. Первый в этом сезоне. Нежный. Раздельнолапчатый. Крупрноснежинковый. Как на заказ.

Сие атмосферное явление я ещё сумела заметить. Отметить, так сказать, появление лёгких скользящих теней в зоне визуального наблюдения остатками меркнущего сознания. 

Следом за этим отрывочно вспоминаю свои сапоги, уверенно шагающие по змейке по­роши, вижу свои же до боли знакомые руки, держащие край ящика с пивом. Камера показывает мои ноги в серых сапогах, мои кисти в перчатках и рукав куртки до локтя. Видеоролик из персонального "черного ящика" завершают лёшины руки в перчатках и лёшины ботинки, совершающие те же действия, что и мои.

Дело в том, что Маха получила в ту зиму первый свой гонорар за статью, и её глючило идеей "купить ящик пива". И этот её личным глюк стал в ту ночь нашим коллективным.

Мы его реализовали не менее трёх раз. А может, и более. Если не ошибаюсь, последняя ходка была омрачена разбитием половины содержимого ящика. Уронили. Но вот кто именно это сделал – уже не помню. Кажется, всё-таки Лёша с Максом. Остальное весьма смутно различимо в потоке Леты. Наверное, нам было весело.

Пауза. "Ш-ш-ш-ш-ш". Это белый шум при мерцающем экране, по которому шуршат серые беспредметные пятна. Провал нарратива. Длится долго. Очень долго. Весь следующий день до самого вечера.

…Поздняя ночь. За окнами брезжит лилово-сизое зарево городской подсветки. В мегаполисе никогда не бывает полной темноты, даже в самое глухое время самого тёмного времени суток. Замечали?

Поднимаю веки обеими ру­ками. Обнаруживаю себя спящей в кресле. Пол всплошную инкрустирован орнаментом из пустых пивных бу­тылок с красивыми цветными вкраплениями металлических блямб - пробок от оных.

Прямо перед моим носом на белой скатерти, покрытой пятнами непонятного происхождения, восседает любимая кошка Бася. И без того от рождения будучи темнее ночи, в контражуре она кажется ожившим воплощением мрака и тьмы.  Изящная поза домашнего животного являет собой совершенное выражение глубокого раздумья. Роденовский "Мыслитель", дубль два. Та какое там "дубль два". Мыслитель нервно курит бамбук в калидоре. Что там он себе думает - не знает никто, а вот Бася всем своим телом думает одну большую мысль. Гигантскую. То ли вон ту форельку снова потерзать, что слева, то ли вот эту шпротину из банки выловить, что справа?

По периметру комнаты вперемешку валяются падшие тела. Тот, который "пятьде­сят - на - пятьдесят", оказывается, часам к трём тоже подгрёб нам на подмогу.

Кстати, именно в ту самую ночь и произошла утрата Басей невинности. До этого безумного Нового Года она вообще не знала, что такое: "Ходить ногами по обеденному столу". Нужды не было. В своей миске она всегда находила необходимое для поддержания жизни количество кошачьей еды.  Её никогда ещё не бросали на произвол судьбы. А тут целые сутки зверю в миску ничего не насыпали. Вот она и решила добыть себе пищу самостоятельно. И добыла. Да ещё как успешно! Всего-то что потребовалось - запрыгнуть на стол.

Представляю, как она обрадовалась и удивилась, обнаружив такую массу интересных и вкусных вещей на столе двуногих идиотов, впавших в добровольное умопомешательство. Намного более интересных и вкусных, чем эта дурацкая их пшеничная каша с вареным хеком, которую они подсовывали ей обычно.

И всё. Отучить её уже было невозможно. Прецедент был создан, а коты юристы по при­роде своей. Если хотя бы один раз случилось так, что запрещённое по умолчанию случайно сделалось разрешённым, то перезапи­сать в маленькой остроухой голове повреждённый файл обратно на "низя" уже не получится.

Картину разгрома завершала...

*Голосом Пятачка из советского мультика*: - «Ой – ой – ой, мамочка»!

…- Ёлочка, сброшенная на пол со своего пьедестала. И!

…- Растоптанный. Зайчик. С. Поролоновыми. Ушками.

*Уняв подступившие рыдания*: …- Дед Мороз, хвала богам, уцелел.

                *     *     *

Было это давно, мы были молодыми и глупыми. Такими, какими уже никогда не будем.

Кто знает, к добру это, или к худу?

               
                * * * * * * * * * * * *

* В те баснословные времена, о котором идёт речь, счастливыми обладателями мобильных телефонов были только бандиты, к кругу которых описываемая категория граждан не имела отношения, о чём нетрудно догадаться из контекста. Поэтому друзья не могли нас предупредить о своём опоздании.

У Леши, правда, через некоторое время появился пейджер. Ныне напрочь забытое устройство для когда-то весьма популярного способа односторонней связи. Одно наше сообщение должно быть вписано золотыми буквами в анналы пейджинга. Звучало оно так: "Лёша-Лёша-Лёша, приходи, семь бутылок пива приноси".
...Каков размер, какова ритмика! Сколько сдержанной страсти в этих незамысловатых строчках! 

**Знание значения этого слова является предметом особенной гордости автора публикации.

                ///\\\///\\\///\\\///\\\

Для иллюстрации использована фотография ватной Снегурочки из личной коллекции автора. Выпущена она киевской фабрикой "Победа" в пятидесятых годах прошлого века. Её старший товарищ, Дед Мороз, пал смертью храбрых на невидимом фронте и она сейчас является его наследницей и полномочной представительницей.


 ©Моя сестра Жаба