Сатори у зелёного забора

В хорошем обществе об этом говорить не принято.

Помню, как впервые в жизни поняла, что такое смерть. В детском саду, до школы. Мне было пять лет. У зелёного забора деревянного, за которым стояла яблоня в цвету, решила додумать мысль о смерти до конца. К тому времени я уже однажды видела старушку в гробу.

В соседнем подъезде были похороны, на ручку двери повесили белое полотенце - так в нашем городе принято делать, если кто-то умер - на улицу вынесли табуретки, на них поставили деревянный ящик, а в ящике лежал какой-то завёрнутый в белое предмет, на который все подходили и глядели. Я тоже подошла и посмотрела. В ящике с названием "гроб" помещалось тело недавно переставившейся пожилой женщины. Тело называлось "покойница". В неподвижных желтых руках покойницы находился пластиковый крест с синим узором. Голова повыше бровой была обёрнута бумажной лентой, на ленте - кресты и буквы. Некоторые из смотревших наклонялись, целовали восковый лоб, стараясь губами попасть в ленту, говорили: "Прощай, Леночка, царство тебе небесное", крестились и плакали. Покойница никак не реагировала. Это было одновременно непонятно, страшно и противно.

Так я поняла, что есть смерть, что она выглядит вот Так, и мне всё это не понравилось. Приблизительное понимание возникло, но полное обдумывание факта конечности всего живого я отложила на потом, на более удобное время, и запомнила, что отложила. И вот, одним прекрасным весенним днём, решив, что уже пора, принялась додумывать. Углублялась я в понятие смерти секунд пятнадцать, после чего перестало хватать дыхания; полились слёзы, и всё тело стало содрогаться в конвульсиях рыданий.

Вообще, я была ребёнком паталогически спокойным. Чтобы такое вот на голом месте. Знаете, есть такие дети. Им палец покажешь - они уже в истерике колотятся. Я - нет. Это не про меня. Честно. Мама говорит: она до трёх лет вообще не знала, какой у меня голос. В отличие от нормальных младенцев, которые, если что не так, сразу начинают пищать в полную силу лёгких; ну, сами знаете, как это бывает: мордочка сморщенная, багровая, беззубый рот раззявлен и оттуда верещит сирена, взывая о помощи. Я нет. Никогда такого не делала. Покряхтывания там разные издавала, посапывания - да. И это всё. Если всерьёз беспокоил какой-то младенческий момент вроде мокрых пелёнок или режущихся зубок. Слишком тихий ребёнок. Подозрительно невозмутимый. Всё время спит. И вот ребёнок проснулся.

Смотрит на красные кирпичные дома в мареве летнего вечера, на зелёные стрелы тополей в синеющем воздухе, слышит писк стрижей, и не может поверить в то, что когда - нибудь для него это всё кончится. То есть вообще кончится. До конца. И для мамы тоже кончится. И для папы тоже. И для сестры Натки. И для тёти Лиды. И для...

- Как же так?! Как же так?! Ну не может же такого быть! Или может? Нет, не может. - Нет! Будет именно так. А как? Полная темнота и больше ничего? Или даже темноты не будет? Совсем - совсем ничего не будет?

А мы все тут бегаем, вон, Павлик Демченко с Наташкой Холодковой секретик пошли копать, а вон Маринка Симешина на горку залезла; как же это так можно, если мы все когда - нибудь умрём?

Я рыдала так, как никогда в жизни больше не рыдала. Небо разламывалось на куски и рушилось на голову. Казалось: вот - вот разорвётся сердце.

- И вот эти дома останутся, и небо?
- А ни меня, никого уже не будет? И Алки Каряхно тоже...

Пробегающая мимо Алка Каряхно: - "Эй, ты чего"? Задыхаясь и вытирая непрерывно льющиеся слёзы, я ей всё объяснила. Плачу, потому что мы все умрём когда - нибудь, понимаешь? Все! Она всё поняла, но плакать вместе со мной почему-то не стала, но крепко ухватила своей ладошкой мою, и побежала прочь, увлекая за собой играть в "Тройку".

Помните, в арсенале советских игрушек была упряжь такая детская? Перемычка через грудь с нашитыми на неё круглыми бубенцами, которая одевалась, как ранец? От неё шли поводья. Играли вчетвером. Один брал роль кучера, а трое остальных становились лошадьми. "Кони" фыркали, брыкались, били копытами, "кучер" дёргал вожжи, нокал, тпрукал, издавал губами специальный  поцелуйный звук, которым погоняют лошадей, тройка неслась во всю прыть по дорожке, резко заворачивая на поворотах - порезвиться можно было от души.

Для того, чтобы забава началась, полагалось быстро побежать по периметру детсадовского прогулочного участка, вытянув перед собой руку с задранным кверху большим пальцем, крича: "Собирайся, народ, кто на "Тройку" идёт.

Желающие поучаствовать в игре догоняли заводилу и прицеплялись к его пальцу, обхватив его своим кулачком с точно так же поднятым к небу первым пальцем. Таким образом через некоторое время на перст зачинщика нанизывалась гроздь соучастников. Когда их собиралось необходимое количество, можно было идти к воспитательнице за аксессуарами.

...У нас был козырный детский сад, ведомственный. Пол там был с подогревом, много хороших игрушек, (больше всего мне нравился деревянный набор из архитектурных модулей для строительства домов и зАмков), даже детское пианино было. Дети зимой ползали по полу пузом и всё равно редко болели.

...В тот раз своевременное вмешательство Алки помогло мне отказаться от сверхглубого погружения в додумывание открывшейся истины, но в каком-то смысле самая главная часть меня так и осталась рыдать Там, у зелёного забора. И стоит до сих пор, истекая слезами.

Что же касается ответа на вопрос: "Так есть там что-то или нечего нет"... Мне очень нравится одно место из набоковского "Дара", то, где главный герой (Годунов-Чердынцев) приходит навестить сошедшего с ума старика. В его комнате плотно зашторены окна, чтобы не раздражать больные нервы, всё погружено в сумрак. Старик  на другой день умрёт, а сейчас у него проясняется сознание. Он говорит:

- "Какие глупости. Конечно, ничего потом нет". Он вздохнул, прислушался к плеску и журчанию за окном и повторил необыкновенно отчетливо: "Ничего нет. Это так же ясно, как то, что идет дождь".

А между тем за окном играло на черепицах крыш весеннее солнце, небо было задумчиво и безоблачно, и верхняя квартирантка поливала цветы по краю своего балкона, и вода с журчанием стекала вниз."

                ///\\\//\\\\///\\\//\\\\

Для иллюстрации использовано фото с последней страницы советского бестселлера "Детское питание" 1957 года, "Государственное издательство торговой литературы".

В оригинале в нижней левой части карточки находилось четверостишие "На последнем фото в книжке задержите вы вниманье, вот как выглядят детишки если правильно питанье", я его вытерла.

Моё рождение произошло спустя десять лет после издания этой книги и дети из нашей группы выглядели уже по-другому, но общая атмосфера времени, запечатлённая на карточке и описанная выше детская игровая упряжь полностью совпадают.

март 2009

  Приписка

Не успело пройти и сорока пяти лет, как всё сбылось. Папы и мамы больше здесь нет. Тётя Лида очень старенькая и, похоже, недолго ей ещё здесь оставаться. Дай ей Бог сил и здоровья, конечно. За ту черту успело переместиться огромное количество друзей, родственников и знакомых. Их там уже даже больше, чем тех, кто здесь остался. И хоть впереди у меня осталось намного меньше времени, чем позади, жизнь меня по-прежнему радует, не смотря ни на что.

Я правильно сказала своей племяннице Катюше, когда в прошлом январе по крышке маминого гроба стали стучать комья глинистой земли, забрасываемые лопатами мужичков из бюро ритуальных услуг и мы в страшном смятении обнялись, с ужасом глядя на эту картину.

- Катья! Смерти нет.

И её действительно нет. И мы все это рано или поздно поймём. Ибо нефиг.

 (Бонус для самых любознательных: слово сатори произносится с ударением на гласную "о". Вот так: сатОри.)
 

3 декабря 2018

 

 ©Моя сестра Жаба