Воскресенье

Пейзажные зарисовки

Впервые за две недели вышло солнце. Без взгляда на термометр, по замерзшему, акварельно голубому небу стало понятно, что на дворе хозяйничает легкий, дружелюбный морозец. Стоило выйти на крыльцо, как он тут же с детским ликованием набросился на меня и начал озорно и беспорядочно целовать в нос, в щеки, цепляться за уши и колени своими тонкими пальцами. От такой неожиданной ласки начинаешь зябко пожимать плечами, топтаться с ноги на ногу и громко чихать. Отрадно. Ни в какое другое время года не глотнешь такого чистого, прозрачного и отрезвляющего воздуха, как зимой.
Небо у самого края покрылось пенкой полупрозрачных облаков. Непонятно, где заканчивается горизонт, и начинается заснеженная равнина. Блестящая, но бледная, как после болезни, бусина солнца тщетно пыталась согреть застывшую под ледяным покрывалом землю. Пройдя четверть своего  ежедневного пути и игриво послепя глаза, оно сердито задернуло перед собой тяжелые гардины туч и обиженно скрылось в ожидании новой мольбы о свете.
Хрустальные скелеты снежинок звонко захрустели под сапогом. Видимо, вот он – звук зимы – хруст чистого свежего снега. Из-за крыши с лихим свистом вырвалась стайка воробьев и, покружив над самой землей, о чем-то ожесточенно споря, метнулась в сторону, где когда-то красовалось солнце. Синичка висела вниз головой на привязанном к яблоневой ветке кусочке сала, впившись в него коготками и деловито покачиваясь из стороны в сторону. Куры среди старой соломы дружно клевали разбитую, ароматную от мороза тыкву. Собака, звеня цепью, кружила по двору и фыркала, раскапывая сугробы в поисках спрятанной вчера кости. Зря зиму называют временем, когда природа крепко засыпает, молчит и не шевелится до самой весны. Круглогодичная неутомимая деятельность живых существ наполняет ее особенными, зимними звуками, красками и запахами, не давая ей окончательно облениться и уснуть навсегда.
Надо взять лопату и присоединиться к этим извечным заботам всей разноликой живой природы. И человеку дело найдется.
Ветер спрятался в водосточной трубе, неожиданно прекратив виться между свисающих с карниза сосулек. Ветви берез замерли, повисли и стали похожи на черные, как смоль, косы сказочных русских красавиц. Покой блуждал среди серых силуэтов столетних тополей, сквозил в каждом еле заметном движении дыма, клубящегося над крышами нахохлившихся домов. Он проникал в самые мелкие трещины души, скользя по ним, обволакивая и заменяя собой некогда бурлившие в городской суете мысли.
Солнце снова показало свой круглый бочок, но сразу же спряталось, словно дразня матовые и гладкие без его сияния меха снегов. Ветер тихо подкрался сзади и со смехом швырнул в лицо шепотку колючих снежных кристалликов. Тут он задрожал и проворно юркнул обратно, то ли наигравшись, то ли застыдившись своей излишней прыти. А может быть хотел напомнить, что мне пора.
Щеки пылали от расшевелившейся в работе крови и стали похожи на июльские яблоки. Пальцы медленно оттаивали – их покалывало, как крапивой, а ноги совсем закоченели, но уходить не хотелось. Самое время бросить все, напечь блинов и остаться в этой уютной тиши февральского утра.