Глава 6

Без боя, добровольно стекло пропускает войско солнечного света: в сверкающих доспехах, на огненно-рыжих конях. Кто-нибудь обязательно стоит и приветствует его, и сегодня я пограничник, пока спит огромная страна, а в товарищи возьму тебя, чтобы не было скучно. Нам выдали самое мощное оружие – способность понимать и говорить, наблюдать и наслаждаться, и быть при этом в стороне, где-то под лестницей, пока в центре зала танцуют ничего не помнящие гости. Солнце набирает силу, наливается, как ягода, а нейтральная вода удваивает эффект, и колонны деревьев раскрашивают часть картины в полоску: тёмно-коричневый – слабый, послерассветный, невесомый голубой (лес редок и не скрывает неба). Солнце, солнце правит балом! Ему не хочется вспоминать, что у себя на родине оно лишь заурядная звезда, жёлтый карлик. Лучше водиться с людьми: его любят и ценят, оно одно уникально для них. Правы были язычники, поклонявшиеся ему: выбрали самое прекрасное.
Никак не могу оставить самое драгоценное своё воспоминание.
Воскресное утро. Марта идёт на работу. Украшенные солнцем улицы пусты.
Бодрый шаг, отталкиваться от земли и мимо двухэтажных домишек по новому асфальту, который вряд ли прослужит долго, мимо подстриженных со вкусом кустиков, которые осенью засмущаются, покраснеют (такие любят сажать в парках и прочих культурных зонах), мимо детского сада, где сегодня никого, кроме одиноких качелей и раскрашенных в полоску беседок, пройдя успешно светофор и выбрав теневую сторону улицы, примеряя разный ритм ходьбы, согласуясь с музыкой.
Пришла.
Она с такой надеждой поднялась утром, заглянула в другую комнату: на диване лежит Майя-Марта, сладко спит, выходной. А сейчас рабочий день, скоро всё откроется, скоро набегут не уехавшие почему-то стандартизированные, которым нечего делать, только тратить деньги или глазеть на товары.
Ядвига просит постоять на кассе: ей нужно пойти купить ребёнку подарок.
- Сколько вам уже? – спрашивает Лариса.
- Четыре года будет, - отвечает она.
- Покажи фото. Марте тоже, она не видела.
Какой смысл смотреть, думает Марта, я уже знаю, кто там. Держаться, ну же. Она так боится выйти, не может даже забежать в кафе и поесть. Просит Вигу купить ей что-нибудь. Она видит сквозь стекло, что все они там, никуда не делись, невозможное, ненастоящее представление, кукольный театр. Лариса уткнулась в телефон.
Марте непонятно, почему они так расслаблены и ничего не хотят делать. Несут покупателям обувь неохотно, нарочно медленно – набивают цену своим услугам, вот я какая, специально иду для вас, прилагаю усилия, или что это?
«Я думаю об этом, чтобы было легче», - зачем-то оправдывается перед собой Марта и указывает мысленно на расхлябанность, необязательность, и ей никто не помогает, не объясняет. Когда Лариса показывает бумажки – не прошло и года – выясняется, что это тоже бесполезно, она уже знает, как оформлять.
День тянется.
Они должны по очереди подходить к покупателям, но почему-то чаще это делает она, Марта. Ядвига опять куда-то ушла, Лариса не видит в этом ничего такого.
Доброжелательная, коммуникабельная, ответственная, пунктуальная, вежливая, быстрообучаемая, легко ладит с коллективом, всегда рада помочь вам выбрать нужную модель. Желатин во рту, желатин в голове. Улыбается: «Вам помочь, подсказать что-то?» Так надо, так принято, «А такую модельку?» Уменьшительно-ласкательные. Уничижительно- ругательные.
У Ядвиги чёрные крашенные волосы и ровная чёлка, у Ядвиги длинные ногти и много косметики. Чья-то мама – германская богиня. Мне не идёт такое. Разве справедливо, что они вытворяют?
Она купила какой-то набор для своего мальчика. Наверное, обрадуется.
Марта смотрит на часы: вечер. Кто-то заходит, надо идти.
- Привет, - удивлённо смотрит на неё парень. – Вот так встреча! Не ожидал тебя здесь увидеть.
Саша, одноклассник. Я-то думала, отделаюсь после праздника от него. По правде говоря, она сумела узнать его только по проколотому уху и татуировке, которая едва выглядывала из-под рукава рубашки.
- Здравствуйте, чем могу помочь?
- Ты же работаешь, - слегка виновато смотрит, отвлёк. – Во сколько вы закрываетесь?
- В восемь.
- Не уходи никуда, я тебя подожду, посидим чуть-чуть? – Для чего спрашивать, когда утверждаешь? Как раздражают его неправильные интонации, никогда не поймёшь, что говорит. Зато покупает пару летней обуви. Иди уже.
Марта спрашивает, нужна ли она ещё в магазине. Пока можно пораньше домой, ей дали знать в самом начале. Да, конечно, уже всё сделали. Это твой друг приходил?
Пусть думают, сейчас главное – сбежать отсюда. В рядах ещё довольно многолюдно. Взять себя в руки, не бежать, быстро идти.
- Марта!
Не дошла чуть-чуть до выхода. Точно так же чувствовала бы себя смертельно раненная на поле боя: есть несколько секунд на финальные размышления. Кусает губы от досады, совсем немного не хватило – чего? Удачи, должно быть. Пропасть впереди, а она прикидывает, можно ли захватить кого-нибудь с собой в пекло. Поплатишься же! Мне теперь всё равно.
Он сидел рядом с выходом, словно подозревал, что она может ускользнуть. Вот они уже за столиком, молочные коктейли и еда. Марта смотрит на часы.
Этот надоедливый парень перешёл к ним в одиннадцатом классе. В своё время, отучившись девять лет, поступил в лицей, но, не выдержав нагрузки, сдался. Решил пойти в простую школу, но возвращаться в родную было бы стыдно, поэтому другая, дальше от дома, но можно потерпеть. Сам всё и рассказал ей, хотя не спрашивала. Не хочется выглядеть неудачником. Выпендривается в то же время: «Пожалейте меня, взгляните на меня!». Слишком дружелюбный. В первый же день сел за одну парту с ней, заговорил.
Класс пытался объяснить, что не принято общаться с этой – а он дурачина, не отставал, звал гулять, без умолку верещал, хуже девчонки. Зачем она ему, он ведь со всеми сошёлся, снюхался. Пусть бы.
Однажды он сказал: «Ты помешана на своей сестре и ничего вокруг не замечаешь». Это он нарочно, потому что Марта снова отказалась пойти с ним после уроков, знал, гад, куда целиться. Она тогда ударила его, не думая. «В следующий раз я тебе сломаю нос, если ещё что-нибудь скажешь о моей сестре». Кажется, доступно объяснила. Она бы могла. Несколько дней отсутствовал, потом пришёл и вёл себя точно так же, словно вырезали тот эпизод. И снова она не поддерживала разговор и уходила. Что за преследование, как ему не надоест, нормальный человек давно бы отступил.
Он сидит перед ней, хорошее настроение, как дрессированная макака. Марта не сможет относиться хотя бы нейтрально к тем, кто нарушил её личное пространство и навязывался, рекламировал себя. Переделывать под себя, как будто она кусок пластилина, а не самостоятельный человек – послушай, иди-ка ты в первый класс и лепи там сколь угодно устраивающих тебя. Если человек в чём-то тебе не подходит, не надо пытаться изменить его. Продолжай искать «готового». Что тут непонятного? Меня можно просто сжечь, если делать так. Ничем не отличается от природы, малыш: вид выбирает самые благоприятные условия. Он приспособится, если не останется другого выхода, но преимущество будет утеряно, и его место займут сильные.
Она ведёт внутренний полилог с собой, с ним, с воображаемыми ответчиками, с теми самыми, кто узаконил нынешний порядок, и совсем не слышит, что он говорит ей. Несёт чепуху, это и так ясно. Она ему нравится, и он делает попытки – какие-то там попытки, но это неинтересно. И слишком, слишком ему весело, и тем хуже ей.
- Что ты делаешь завтра? Не хочешь пойти куда-нибудь?
Она говорит о работе. Эти дети – я не при чём, я работаю и проведу так оставшуюся жизнь, а они поступают в институты, делают ксерокопии бумажек и преподносят, как горячие пироги, приёмной комиссии, а потом всё лето отдыхают, не допуская, что у кого-то может быть иначе: график, рабочие часы.
- Или ты работаешь и завтра тоже?
Прежде чем заинтересовать человека, попробуйте вообразить себя на его месте.
Проходящие мимо люди ищут свободный столик. В руках поднос, одинаковые стаканчики с напитками. Одинаковые – как будто надели противогазы, резиновые морды, ужасные и мёртвые.
Мертвец сидит напротив неё, намекает, миллион тысяч раз случалось, обливает розовой, тошнотворной сладостью: прочь, прочь! Марта резко встаёт (стул корчится на полу), не говорит и не смотрит, уходит, раз-два, это марш, это почётное отступление, операция по спасению. Он кричит вдогонку её имя, но ей ничего об этом неизвестно. Сумку на плечо. Давно бы так. Раз-два.