Обломки homo sapiens

Течение реки перед впадением в озеро замедлилось, и резиновая лодка сбавила ход. В ней, сидя на рюкзаке и скрестив ноги из-за малой лодочной вместимости, взмахивал вёслами мужчина, загоревшее лицо которого обрамляла трёхнедельная русая борода, а на выбеленной солнцем спецовке виднелись подпалины от костров.

Русло постепенно расширилось, течение стало и вовсе незаметным. Не обозначив границы перехода, река превратилась в озеро, а необременительный ранее сплав обернулся монотонной греблей. Чтобы не снижать скорость продвижения, сплавщик увеличил силу и частоту гребков.

Однако внезапный встречный ветер поднял на озере, сжатом склонами плато, крутую волну. В надувную лодку стала заплёскиваться вода, вёсла начали цепляться за гребни волн, и плаванье затормозилось. Лодочник причалил к берегу, присел на валун у кромки воды, надеясь, что шквал убавит прыть, и путь можно будет продолжить. Но стихия набрала мощь и постоянство, укутала крутые отроги лохматыми тучами и хлёстким дождём, вынудив путника проворчать в её адрес:

- И чего тебе неймётся? Подождала бы до вечера, или полила бы лучше где-нибудь засухи да пожары.

Но стихия в ответ на его недовольство лишь пуще приоткрыла небесную заслонку. Ворчун быстро перенёс снаряжение к завалу плавника у кромки леса, растянул брезентовый тент, развёл костёр, почистил недавно пойманных хариусов и, укрывшись под навесом, стал привычно варить уху и ждать окончания непогоды.

Однако северное лето, заканчиваясь, действовало по своему плану: кратковременные дожди прошлых недель в одночасье перешли в муторную и почти враждебную осеннюю слякоть. Опыт подсказывал путнику, что вынужденная стоянка может оказаться длительной. Он натаскал из завала дров на ночлег, устроил удобную лежанку, просушил одежду, и всё-таки ночёвка выдалась почти бессонной. Он ворочался, просыпался от мечущихся струй удушливого дыма, прокашливался, вытирал выступившие слёзы и невольно вспоминал уютные зимовья с жаркими печками из прошлых экспедиций. И не зря вспоминал. Под утро сквозь недосып и раздражение в череде мыслей вдруг вспыхнул в памяти давний сказ одного охотника, образ которого уже стёрло время, про таёжный кордон на берегу этого озера. Правда, он не стал обнадёживаться, так как знал, что несбывшееся ожидание портит походную жизнь. И всё-таки воспоминание стало неотступным и даже будто приуменьшило неудобства ночи. Мужчина едва дождался рассвета, и наскоро покончив с остатком ухи, выбрался под моросящий дождь, упаковал ночлежное хозяйство в рюкзак, свернул лодку и двинулся по берегу пешком, часто оскальзываясь на камнях, покрытых мокрым илом и оттого будто намыленных.

После полутора десятка километров напряжённой ходьбы, когда промокший насквозь путник засомневался в давнем охотничьем слове и склонился к мысли, что если и есть тут кордон, то за один день до него не добраться, из-за очередного мыса показались крыши изб.

Первым приближающегося путника увидел молодой парень, внешне напоминавший доброго молодца из русской сказки: стройный, светловолосый и с приветливой улыбкой.

- О! – удивлённо воскликнул он. – Ты кто?
- Захар.
- Случайно не тот, что телят гонял?.. А я Димка.

На улицу один за другим высыпали другие обитатели кордона: пожилой инспектор с молодой худосочной женой, внешне выглядевшей почти школьницей, и ещё долговязый парень со стройной девушкой. Среди молодёжи инспектор выглядел замшелым пеньком. Однако скроен был крепко, и сразу чувствовалось, что он здесь определяет жизненный уклад.

- Турист что ли? – протянул он руку, здороваясь.
- Можно и так сказать.
- А где остальные, и чего пешком? В нашем околотке туристы только сплавом идут.
- Так встречный ветер не даёт, поэтому остальные на мне едут, – сказал Захар, сбрасывая ружьё и рюкзак с привязанной свёрнутой лодкой.
- Хм… Однако барометр сильно упал, похоже, затянуло надолго… Ну раз ты один, приютим, места хватит. Так что заходи, погрейся, чайку хлебни, заодно познакомимся и отобедаем, Юлька, вон, как раз гольцов и щук нажарила, – показал инспектор на девушку и тут же спросил: – Выпивки с собой нет?.. – Увидев отрицательный жест, он вздохнул: – Так и быть, ради гостя достану из НЗ, нечасты у нас гости.

Трапеза под крышей летней кухни вперемежку с неспешными вопросами и ответами растянулась на пару часов. Необычное это свойство тайги: в короткие промежутки времени сближать незнакомых людей и делать их будто бы своими. За два часа Захар узнал обо всех радостях и заботах обитателей кордона и согласился с предложением егеря переждать у них непогодь, и заодно помочь ему в заготовке дров на предстоящую зиму.

- Что-то людно у вас, – удивился Захар.
- Это летом народу понаехало, даже, вон, мелюзгу привезли из города воздухом подышать, – упомянул егерь свою полуторагодовалую дочь, – а в полярную ночь Димон один здесь хозяйничал, – добавил он, кивнув на доброго молодца.
- На такую бригаду еды не напасёшься, магазины-то далеко.
- Летом тут и без магазинов всего хватает. Сети в озере – это вместо рыбного магазина; с карабином, если надо, в мясной сходить можно; лук дикий, ягоды, грибы – это вроде овощной лавки. Ну а соль да сахар имеются в запасе. Так что не переживай, – инспектор усмехнулся, – голодать не придётся.

Доброжелательная обстановка, сытная еда и особенно ночлег в тепле и сухости радовали Захара. И хотя ритм предшествующего одиночества был сбит, неудобств или усталости он не чувствовал. Поэтому когда улёгся вечером на дощатые нары в гостевой избушке, спать не хотел и с интересом слушал, как с соседней лежанки Дмитрий рассказывал о своём коротании зимы с октября по май.

- И не скучно было молодому парню куковать одному? Даже словом перекинуться не с кем, – поинтересовался он у рассказчика.
- Временами, конечно, допекало. Бывало, специально уходил из избы развеяться, несмотря на темень. Забирался на лыжах на плато, чтобы лучше видеть сполохи полярного сияния, и всякий раз возвращался измотанным, но успокоенным, даже вдохновлённым. Правда, однажды услышал вблизи волчий вой, от которого похолодело нутро, и далеко уходить перестал.
- Что, ружья не было?
- Было. Только толку от него в темноте мало, да и не охотник я. А волки здесь крупные. Когда находишься за пределами бревенчатых стен, жутковато.
- А чем же занимался, если не охотился?
- Здесь часто пуржит так, что никуда и не сунешься, так я при свете керосинки стихи сочинял.
- Во как! – удивился Захар. – И вслух изобразить можешь?
Рассказчик будто ждал этого момента, и коротко продекламировал:

                Жизнь – странное творенье:
То ночи мрак, то света воплощенье,
То оттолкнёт она, то приголубит,
То даст надежду, то опять погубит…
Я молод вроде, но уже старик,
И не плешив ещё, и не ношу парик ,
А между тем племянника рожденье
Перенесло меня в другое поколенье.
К чему сие переплетенье?

- Философский уклон, – нарушил возникшую паузу Захар, – правда, я не могу сказать стих это или зарифмованное соображение, поскольку не искушён в поэзии. А по сути услышанного текста скажу известную фразу: всё познаётся в сравнении. Не будет падения, не почувствуешь взлёта, не будет старения, не поймёшь прелестей молодости.
- У меня толстая тетрадь исписана, – поспешил заверить Дмитрий.
- Муза – дева капризная, не всякому улыбается. Когда выберешься из тайги, покажи профессионалам. Они подскажут, как быть. Главное для любого дела – желание его делать.

Захар ещё с полчаса слушал творения Дмитрия и не заметил, как уснул…
Утром за стеной гостевой избушки раздалась громкая ругань. Спросонья Захар не разобрал слов, однако понял, что голос принадлежит симпатичной Юле. Вскоре скандал стих, но через час, когда обитатели кордона стали собираться к завтраку, и Юля увидела приближающегося к летней кухне Диму, то вдруг совсем не по-девичьи накинулась на него с кулаками. Сцепившись в короткой потасовке, они даже упали на землю, потом Дима вскочил и убежал к берегу озера. Всё произошло так быстро, что никто не успел вмешаться, а у подошедшей к кухне Юли постепенно набух под глазом небольшой кровоподтёк.

- Что за шум? – спросил у девушки рассерженный глава кордона.
- Да так. Ничего, – на секунду она замялась, пытаясь придумать объяснение, но потом вскинула взгляд и выпалила: – Хотел, чтоб я стала его подстилкой.
- Что-то я не слышал раньше базара на эту тему.
- Так предлагал без свидетелей, – вспыхнула девушка.
- Чего ж сразу меня не позвала?
- Да послала я его куда подальше, а сейчас вдруг обида взяла.
Ладно, разберусь. И не откладывая намерения в долгий ящик, инспектор проследовал к озеру, пробыл там минут пять и, вернувшись к летней кухне, объявил Юле:
- Остудил я твоего ухажёра. Сегодня потаскает дрова в поленницу, соберётся, а завтра увезу на заготовку в рыбацкое зимовье, так что всё будет в норме. – Спустя несколько секунд добавил: – И ты со мной вторую лодку поведёшь, надо разом и харч, и снаряжение к зиме завезти. Оба под присмотром побудете.

Всё это время Захар с недоуменьем следил за происходящим – так противоречиво оказалось оно вчерашнему благодушию – и когда инцидент затих, не выдержал:

- Странно, мне Димка показался культурным парнем. Стихи сочиняет. И вдруг…
Не дав ему договорить, взвилась молодая инспекторская жена.
- Ты не знаешь этого наркомана, потому и говоришь так. Задолбал он своим стихоплётством и глюками.
- Для наркомана нужны наркотики, откуда они здесь? – удивился Захар.
- Здесь-то нет, а в городе – сколь хошь, в вертолёт передачку сунуть с кем-нибудь запросто можно.
- Да уж, навязали его на мою голову, – поддакнул муж, и пояснил Захару: – Его предки – мои друзья, извелись от пристрастия сынка к наркоте, и попросили помочь изолировать его от городских притонов, так как лечение ничего не давало. Из дома всё тащил на продажу ради того, чтоб уколоться. Вот я и пристроил его на зимовку. Грешным делом даже думал, что от ломок загнётся, избавит всех от проблем, но выдержал, и вроде даже перестал вспоминать о зелье.
- От него одни убытки: корми, пои, а отдачи никакой, – опять возмутилась молодуха, намереваясь развить затронутую тему.
- Ладно, хватит, – оборвал муж, выходя из-за стола и приглашая женщин за собой. – Пойдёмте-ка в дом, царапину смажем.

Оставшись наедине с Захаром, долговязый Анатолий, молчавший до этого, вдруг посоветовал:
- Не суйся ты в эти дела. Никогда не знаешь, с какого бока вылезет.
- А что, уже вылезало?
- Я здесь почти месяц, и всё это время Люська на него наезжает.
- Ладно, приму к сведению…

Вскоре вся мужская половина кордона убыла на заготовку дров. В течение дня никто не вспоминал об утреннем происшествии. Дмитрий замкнулся, и уже не напоминал доброго молодца из сказки. Да и неловко было разговаривать, сбивать дыхание лесоповального ритма. И лишь во время короткого обеда инспектор сказал ему чего и сколько надо будет сделать во время ссылки.

- Так у вас тут не один кордон? – поинтересовался Захар.
- База одна, а зимовьюх несколько, надо же рыбу и мясо добывать, – пояснил инспектор, – на те копейки, что платит государство, не проживёшь.
- И хорошо добывается?
- Не жалуюсь. Я ж никого не пускаю в свой огород, так что хватает и пожрать, и одеться, и обуться.
- А как продукцию сбываешь?
Инспектор с ухмылкой глянул на Захара.
- Такие вопросы задают следователи или прокуроры. Ладно, ты турист – лицо не заинтересованное… Большие начальники ко мне летают отдохнуть, так что проблем у меня нет…

К вечеру из сырых лиственничных чурок сложили многорядную поленницу, а после ужина, перед сном, Дмитрия прорвало. Оказавшись наедине с Захаром, он начал жаловаться на бытиё, на придирки окружающих, стал расспрашивать, как выбраться из тайги и добраться до города. Тот хмыкнул, сказал, что сутки назад слышал совсем другие речи, и молча достал из рюкзака карту.

- Вот смотри, от нас до города напрямую километров триста, а с учётом гор, рек, озёр, болот и буреломов это выльется в четыреста с гаком. Пешком по бездорожью на такой километраж уйдёт в лучшем случае полмесяца, даже если погода не помешает. А если будут дожди, подъём рек, то уйдет около месяца. Но у тебя нет карты, чтобы не заблудиться, нет лодки, чтобы переплывать водные преграды, нет продовольствия, нет снаряжения для ночёвок, нет рыбацких и охотничьих снастей, чтобы добыть пищу. Через три-четыре дня ты будешь едва волочить ноги от голода и бессонницы, а через неделю – упадёшь от слабости и ночью застынешь у потухшего костра, потому что не хватит сил на заготовку дров до утра. Потом твоё лицо испоганит вороньё, а ещё через недельку-другую труп сожрёт медведь. Так что оставь затею, если не хочешь превратиться в кучу медвежьего дерьма.

Монолог Захара вышел образным и оттого убедительным. Дмитрий страдальчески скривился и сказал:

- Не хочу больше быть один.
- Поэтому полез к Юле?
- Да не лез я, а просто предложил перепихнуться.
- Ничего себе! А я-то думал, что ты дружишь с культурой. Выходит, утром инспекторша права была насчёт наркотиков? Уж не принял ли ты на грудь какую-нибудь припрятанную заначку?
- Какие наркотики? Дело не в них. Люська меня не терпит после того, как я отказался заводить с ней шашни, а сейчас ещё бесится, что предпочёл Юльку, такую же вольную от брачных уз, как и я.
- Может, у неё в городе кто-то есть?
- Был авторитет какой-то. Убили года три назад… Вообще все мы здесь не подарки, живём не по закону… и незачем кочевряжиться.
- По себе обо всех судишь?
-  А чего тут судить? Ну да, я – бывший наркоша. Иваныч, до того как стать инспектором, отсидел срок за браконьерский промысел осетра в особо крупных размерах, Люська обслуживала клиентов по вызову, пока её Иваныч не подобрал, Толяна оклематься после четырёхлетней отсидки за гоп-стоп привёз на вертолёте старший брат-олигарх, Юлька и та подруга бывшего уголовника. Одна пока ещё чистая душа – мелюзга… Только если к ней с малолетства прилепили такое прозвище, она соответственно ему и вырастет.
- Понятно. Ты поступил по принципу «с волками жить – по-волчьи выть». А как же ты в наркоманы-то попал?
Дмитрий молча пожал плечами, дескать, попал и попал, чего тут обсуждать. Но потом всё же равнодушно вымолвил:
- Чтоб не терзаться от окружающего беспредела. – И, немного подумав, добавил: – В озере есть щука, чтоб карась не дремал, в лесу есть волк, чтоб олень не захирел, а любая шишка двуногая никого не боится, и потому превращается в наглое существо. Благ ей хочется от пуза, ради них эта тварь всех обкладывает данью и держится за власть, чтобы быть неподсудной. Смотреть тошно.
- Не все ж такие.
- Я не знаю: все или не все. Но когда холёные хари говорят одно, а делают другое, или парчёвый святоша врёт, что тыщу лет назад мои предки прыгали по веткам аки звери – лучшее средство – забыться.
- Наркотик – это ж иллюзия. Кончилось его действие, пропала иллюзия, а безысходность усиливается, – шаблонно произнёс Захар.
- Зато на час счастья хоть отбавляй.
- А остальное время что?
- Знаешь, когда примешь дозу, об остальном как-то не думается.
- То-то и оно. Голова отключается и человек превращается в безумца.
- Я ж не превратился, и давай замнём тему, – нервно отреагировал Дмитрий.
- Ладно, – согласился собеседник. – Но пораскинь мозгами, тем более что ты склонен к творчеству и есть к чему стремиться. Так что одиночество для тебя сейчас даже полезно: чем дольше продержишься, тем больше шансов расстаться с пагубной страстью раз и навсегда.

Унылое выражение на лице Дмитрия показывало его отношение к совету, а потухший взгляд говорил об отсутствии уверенности в собственных силах и смирении с предстоящей ссылкой…

Следующим утром ветер перестал гнать волну, и Захар начал собираться в путь. Он распаковал свою маленькую лодку, накачал её воздухом, но глава кордона, увидев хлипкую посудину, хихикнул и предложил не торопиться:

- Завтра вернёмся с зимовья, подброшу на моторе. Успеешь ещё наплаваться на своём тазике. А сегодня сходи в урочище, порыбачь. Там под водопадом хариус отменный.

Лучшего предложения, чем быстро преодолеть часть пути без риска и физических усилий, желать было невозможно, и Захар без колебаний согласился. Он расспросил о местонахождении водопада, приготовил удочку, и сразу после отплытия лодок в отличном настроении отправился в урочище, пообещав остающимся на кордоне Анатолию и Люсе прийти с хорошим уловом. «Нормальные, отзывчивые люди, ну а разногласия бывают в любом коллективе», – думал он об обитателях кордона, пробираясь вдоль речушки и радуясь завтрашней оказии. Но вдруг на миг он представил, что намеченное отплытие сорвалось и его пребывание на кордоне продлилось. В душе будто мелькнуло что-то сумрачное, и Захар понял, что причиной хороших дум были мысли не о завтра, а предчувствие расставания с кордоном: те отрывочные сведения, которые успели затронуть его сознание, были словно ненужный кирпич в рюкзаке.

Хариус клевал вяло: то ли время оказалось поздним, то ли атмосферное давление неподходящим. Обычно под водопадами рыба из-за массового скопления ловится хорошо, сказывается недостаток корма. Но здесь скопления явно не наблюдалось, поэтому удалось поймать всего несколько рыбин.

На кордон Захар вернулся под вечер и, желая скрыть своё разочарование от рыбалки, бодро выкрикнул:
- Народ, выходи трапезу готовить!

Однако никто не откликнулся на призыв. Он походил по территории, заглянул в летнюю кухню, в баню – нигде никого. И на повторный возглас «эй!» – ни отзвука, ни движения. Это его обескуражило, ведь уйти с малышкой Люся не могла, а уйти без неё – тем более. Он зашёл в инспекторскую избу, пригляделся и, увидев в ворохе постельного белья на широкой тахте мирно спящую девчушку, успокоился.

«Странно, – размышлял он, подходя к берегу, – ни Люська, ни Толян вроде бы никуда не собирались, а как в воду канули». Зайдя на небольшой дощаный пирс, обнаружил, что привязанной к нему дюралюминиевой «казанки» нет. «Неужто поплыли сеть проверить?» – глянул он в ту сторону, где плавали по поверхности воды пенопластовые сигнальные буйки. Потом он внимательно оглядел доступную обзору гладь озера, но лодки нигде не заметил. В полном смятении он вернулся в летнюю кухню, вспомнив, что там висит на гвозде бинокль. И только теперь заметил под столом опрокинутую литровую бутылку из-под водки, остатки какой-то закуски на столе, смятые окурки, рассыпанные сухари.

Всё стало понятно. По привычке, обретённой в экспедициях, он вслух произнёс:
- Вырвались из-под надзора.

От кухни хорошо просматривалась акватория водоёма и он, настроив чёткость изображения в бинокле, сразу же заметил под противоположным берегом дюральку. На фоне обширного озера, обрамлённого крутыми откосами, она выглядела затерянной и напоминала обломок кораблекрушения. Захар попытался найти какое-нибудь объяснение этому факту на дальнем берегу, но и там признаков жизни не обнаружил. В хаосе мыслей возник холодок тревожного предположения: «А вдруг утонули по пьянке?» Но тревога оказалась преждевременной: вновь сосредоточив взгляд на лодке, он увидел над её бортом очертание распрямляющихся человеческих фигур.

- Дрыхли, алкаши. Вот уж и впрямь пьяным море по колено, – подвёл он итог наблюдениям.

Он успокоился, опустил бинокль и хотел уже покинуть наблюдательный пункт. Однако близились сумерки, и он ещё раз взглянул на «мореплавателей», надеясь, что они протрезвели и гребут к кордону. Лодка не сдвинулась с места, а вместо двух фигур виднелась одна. Он повертел настройку окуляра, напряг зрение и скорей догадался, чем разглядел, что шевелящийся силуэт состоит из двух слившихся тел. Его обдало жаром, до него вдруг разом дошло, что непонятное ранее исчезновение двух людей связывает не только бутылка водки или совместное плаванье. На его глазах происходило то, что во все времена называлось прелюбодеянием. Захар вновь забеспокоился: «Если сейчас вдруг вернётся егерь,… не дай Бог!» – оборвал он себя, не желая додумывать, что будет потом. Настроение резко испортилось, как будто шёл он по набитой таёжной тропке и вдруг увяз в трясине.

Захар не знал, как себя вести, когда вернутся «пропащие». Сделать вид, что ничего не произошло? Но вызывающие следы «дружеской» попойки на кухне, да и демонстративное поведение грешников отметало вариант «косить под дурачка». И он решил уйти от вечернего общения, надеясь, что выручит старинное правило «утро вечера мудренее». Он не стал ждать, когда казанка причалит к пирсу, ушёл в гостевую избу и, чтобы не видеть возвращения блудной пары, влез в спальник…

А утром, когда Анатолий начал было:
- Ты не говори про пьянку…, – Захар прервал:
- Сам же советовал не лезть в чужие дела… А ведь в случае внезапного возвращения лодок из плаванья могли угодить под пулю.
- Я б не угодил. Моторы, снегоход, горючку – всё сюда братуха завёз… Люське, может, и перепало бы, так то её дела, сама подставилась… Так молчок?
- Отбываю я, не волнуйся. Тебя партнёрша сдаст при каком-нибудь скандале.

Разговаривать не хотелось: от участника вчерашнего происшествия хотелось отстраниться, как от дурного виденья, и он ушёл на берег озера.

«Прав Димка, не подарок эта компания, – размышлял он, – нормальные люди при первой же возможности не пойдут на такое. Как они теперь будут смотреть егерю в глаза?» Захар не раз наблюдал измены в городе, но там пары разводила служба, работа, на которые сваливались и шероховатости отношений, и охлаждение чувств. А тут, когда изо дня в день всё на виду… В таёжном коллективе личных отношений не скроешь, появятся подозрения, возникнут разногласия, негатив от которых будет накапливаться. Тайга умеет хранить тайны от посторонних, но внутри неё всё выходит наружу, становится явным…

В скрежет гальки, вызванный шагами, затесался посторонний звук. Захар остановился, прислушался и распознал в нём гул мотора, а через несколько минут у дальнего мыса на водной глади показались едва различимые буруны от лодок. Он обрадовался и быстро вернулся к избам. Предчувствие свободы от неприятного окружения облегчило душу, и он опять примирительно подумал, что раз наука считает людей потомками обезьян, то и атавизм в их поведении неизбежен. Да и альтернативная библейская родословная от Адама ведётся от греха. Некуда людям деться, обложили…

Лодки причалили к пирсу, и инспектор сразу принялся снимать моторы, выгружать поклажу – готовить их к вытаскиванию на берег.

- Что-то кости ломит, видать опять заштормит, надо подготовиться, – пояснил он.
Захара обеспокоила явно наметившаяся задержка отъезда, и он напомнил:
- Сегодня же штиль, а ты обещал подбросить.
Тот на миг застыл, вспоминая своё вчерашнее обещание, но решения не изменил.
- Говорю же, крутит всего, да и бензина мало.

В один миг с Захара слетело благодушие, он ощутил себя пленником, а красота озера, обрамлённого крутыми склонами плато, вмиг обесцветилась. Кордон же, где четыре дня назад он обрёл пристанище, будто оказался местом заточения, ограждённым невидимой колючей проволокой. Возникла острая потребность вырваться из него. Он молча повернулся и пошёл к гостевой избе, где находились личные вещи, жалея о своей доверчивости и о двух потерянных днях.

Атмосфера обмана словно едкий дым мешала дышать. Захар не представлял, как теперь оставаться в одном пространстве с обитателями кордона хотя бы ещё на одну ночь, да и ожидание следующего утра теряло смысл из-за возможного ухудшения погоды. И хоть день перевалил на вторую половину, он принялся распаковывать надувную лодку, намереваясь отплыть не медля. Но накачать её не успел. Дверь гостевой избушки распахнулась, и в проёме появилось Юля.

- Собрался сам плыть? Не спеши, я сейчас попью чаю и отвезу тебя до другого зимовья где-то в твоей стороне. Правда, я там ни разу не была, но Иваныч говорит, что его видно с воды.

Снова, словно по взмаху волшебной палочки, всё изменилось. Скорое предчувствие воли зачеркнуло недоброжелательные мысли, и Захар удивился даже переменчивости своего настроения, мысленно сравнив его с колебаниями маятника. Он быстро увязал распакованную лодку, отнёс вещи на берег, вернулся к летней кухне и попрощался с хозяином кордона…

Как только избы скрылись за первым мысом, Юля вдруг сбавила обороты мотора и, округлив глаза, выплеснула рвавшиеся наружу эмоции.

- Ой, что здесь было! – воскликнула она, намереваясь таким образом вызвать Захара на откровенность.
- Откуда тебе известно, что было, если тебя не было?
- Успели рассказать, – уклонилась она от ответа.
- Знаешь, я ни в чём не участвовал, а чужие секреты мне не интересны. Да и того, что сделано уже не переделаешь. Важно, чем это закончится.
- Это Люська, стерва, расслабиться захотела, вот и подставилась, – невольно выдала Юля рассказчика этой фразой. – Привыкла в городе к клиентуре.
- В связке баба-мужик участников двое, а не кто-то один.
- А что Толяну оставалось делать после отсидки? Там девок не было. И говорят же, если сучка не захочет…
- Тебе виднее. Кстати, сама-то чего одна?
- Кто тебе сказал?
- На кордоне из-за недостатка собеседников каждый высказывается, по большей части, не о своих проблемах, а о чужих, – ушёл от ответа Захар.
- Да, одна уже третий год. Но когда вижу вокруг алкашей да торчков, нет ни малейшего желания с кем-то связываться.
- Опыт подсказывает? Мне говорили, что у тебя был кто-то из воровских авторитетов.
- Вот суки! – вспыхнула Юля негодованием. – Сами во сто крат хуже… Димка свою семью обворовывал, Иваныч – государство, Толян – прохожих… а мой кем бы ни был, а меня любил и словами не бросался.
- Так и на кордоне двое в зонах побывали. Значит, знают, что почём.

Юля молчала, и вдруг как-то не всклад, по-женски, выпалила:
- Какова власть, таков и народ. Только там гребут по-крупному, а другим остаётся воровать по мелочи.

Потом хмыкнула, дескать, взрослый человек, а понятия, как у ребёнка. Ещё помолчав, она кратко охарактеризовала нынешнее положение упомянутых субъектов, добавив к ним и своего недавнего обидчика:

- Толян - джентельмен удачи, не имеет стержня, только крутым братом и спасается, Иваныч вроде при делах, но смотрит на всё из своей древности, да и нравом не по мне, а Димка одно слово – торчок, хотя смазлив. Явно девки к нему липли, вот и скурвился… Каждый судит по себе.
- Так всё ж меняется.
- Внешность, вон, с годами меняется, и всё равно узнаваема, а нрав, как вино, с возрастом только крепнет. Его не изменишь.
- Вот причина твоего одиночества! – воскликнул Захар. – Верна ты образу, как сказочная царевна. Только ведь образ одного человека не наденешь на другого. Надо спуститься с небес на землю.
- Не к кому спускаться. Что здесь, что там, – махнула она рукой на прежнюю жизнь.
- А как здесь-то оказалась?
- По случаю. Да и тяжко в городе одной, на природе полегче…

Она добавила обороты мотору, заглушив разговор и давая понять, что ковыряться в её душе незачем и говорить больше не о чём.

Лодка мчалась по озеру, гладкому как зеркало, в воде отражались берега с перевёрнутыми лиственницами и плывущими под ними облаками. Казалось, что лодка мчится по тонкой грани между двумя мирами, и нет между ними никакой разницы – похожи как две капли воды. Эта наглядность сходства перевёрнутого отражения с явью напомнила Захару мираж. Он поймал эту мысль и усмехнулся тому, как образ двух миров схож с действительностью. Люди, живя в материальном мире, с лёгкостью поддаются заманчивым иллюзиям, и души их попадают в перевёрнутый психологический мир, выкарабкаться из которого так же сложно, как и телу, которое вдруг оказалось бы посередине обманчивого озёрного отражения.