Орех

               
             У ореха всегда было много дел. Он просыпался ранней весной, когда вовсю начинало светить ослепительное яркое солнце, и в ложбинах, у невысоких холмов, прикрывавших долину, в которой рос орех, от северо-западных студёных ветров, полностью таял и бесследно исчезал серовато-грязный пузырчатый снег. Орех медленно выходил из сонного зимнего оцепенения, не спеша потягивался ветвями и со вздохом расправлял застоявшиеся за зиму корни, тщательно проверял, все ли корешки и веточки выжили после зимних морозов, неспешно отогревался под тёплыми ласковыми солнечными лучами, и в какой-то миг полностью оживал- резкими мощными рывками тянул воду из глубин земли мощным вертикальным корнем, потом долго старательно пил, затем, вдоволь напившись, начинал медленно смаковать холодную опьяняющую живительную влагу, всасывая её тонкими корнями и корешками – пришедшая из мелких корешков , вода была гораздо вкуснее, покалывала каждую его клеточку, опьяняла радостью пробуждения, радостью жизни. Корни ореха ветвились под землёй по примеру веток его кроны и простирались далеко от его центрального корня, придавали ореху кряжистость и небывалую устойчивость , создавали у него ощущение стабильности - благодаря развитым корням никакие ветра , ураганы и смерчи не могли бы свалить орех. Насытившись водой вволю, орех начинал заботливо будить и подкармливать почки на ветвях и веточках - влага, добытая из земли, наполняла перезимовавшие спящие почки взрывной силой, они день за днём уплотнялись, наливались и набирали силу – и в один прекрасный день одна за другой выстреливали в синеву неба нежными пахучими листочками. Листья росли, напитывались теплом и солнечным светом, становились упругими и жесткими. Почти сразу за появлением листьев, орех начинал цвести – на ветвях появлялись невзрачные сережки – длинные зеленоватые пушистики, свисающие с веток вниз наподобие сосулек, дрожали при малейшем ветерке , будто зябли, всего несколько дней красовались в прозрачной ещё зелени, а потом незаметно обрывались, падали вниз и исчезали навсегда, опылив маленькие завязи – орешки. Все лето орех был занят выращиванием тугих упругих , будто лакированных, шариков- плодов, это была его главная цель и забота.

       Орех всегда считал себя воином- одиночкой. Борьба за жизнь начиналась с добычи живительной влаги, на поиски которой были направлены все его силы – всю жизнь, сколько он помнил себя, орех пробивался своим мощным корнем вниз , методично прорезая земные пласты в поисках новых водоносных слоев, постоянно наращивал боковые корни для сцепки с твердью и созданию максимальной устойчивости стволу и кроне, состоящей из изящных, удлиненных, покрытых тонкой серой корой, гибких веток. Борьбой за жизнь была и сама гуттаперчевая гибкость веток, гибкость, которая позволяла ореху легко переносить сильнейшие ветра, чуть сгибаться, но никогда не ломаться под тяжестью снега. Его победой в борьбе за существование была и густая зелень жестковатых, пахучих листьев, которые тщательно защищали плоды -орешки от испепеляющего летнего солнца и совсем не годились для еды травоядным животным. Всё вместе это спасало ореху жизнь, было его завоеванием, его достижением, его противоборством с ветрами, морозами , ливнями и градами, было его свершением.

          Орех с рождения делил мир на себя и всех остальных. Он знал, что силен, могуч, отважен, он заполнял собой, своими ветвями и листьями, огромное пространство, и не терпел никаких соседей - в плотной его тени не выживал ни один кустик, ни одно деревце, и никто из растений не рисковал и не приближался к нему. Лишь вдали, достаточно далеко от ореха, росло высокое раскидистое дерево. За долгие годы, прожитые по соседству, орех знал, что это дерево называется – липа, но к соседке относился равнодушно-презрительно и смотрел на неё чуть свысока, она была – не орех, и это обстоятельство в свете общения решало всё.

            Незаметно, в каждодневных заботах, проходили теплые дни, своим чередом наступала осень, плоды на ветвях ореха вызревали, толстая грубая зеленая оболочка на них лопалась и орешки падали на землю. За лакомством приходили люди из близлежащей деревни, смеялись и радовались щедрому урожаю, собирали и уносили орешки с собой. Но на верхних ветвях ореха всегда оставалось достаточно не собранных плодов, которые доставались птицам. Вороны, галки, сороки собирали орешки, уносили их в клювах - кто куда, кто - совсем недалеко, по соседству, кто- в соседнюю долину, ближе к протекавшей невдалеке реке; птицы с высоты бросали орешки на камни, находили над колотые плоды, и выклёвывали ядрышки из скорлупы. Но бывало, что зазевавшаяся птица не могла найти свою отскочившую в густую траву добычу, и некоторые из утерянных птицами орешки через два- три года прорастали ,  и с годами в округе , то тут, то там, появлялись молодые ореховые деревца.

         Когда наступали зябкие холодные дни, орех медленно начинал входить в спячку. После первого ночного заморозка один за другим опадали листья, обнажая красивое статное тело полного сил дерева. Готовясь ко сну, орех напивался , а потом почти не пил, изредка , больше по привычке, подсасывал корнями воду из глубин земли, устраивался поудобнее, чуть поджимал ветви и корни , и с каждым днем все блаженнее и глубже засыпал.

       Зимы обыкновенно проходили без особых происшествий, морозы стояли вполне терпимые, снега наносило за зиму много, и обморожений у ореха не случилось. Пробуждение из зимней спячки всегда проходило как обычно, по устоявшемуся из года в год ритуалу.

         Но проснувшись однажды весной, орех ощутил в своих корнях какое-то неудобство, какой-то дисбаланс, незаметное, но существенное изменение. Чьи-то тоненькие душистые корешки пробились в его пространство, по-хозяйски разрослись там , и с каждым днем двигались все дальше и дальше вглубь его территории. Почти сразу орех понял, что это соседка-липа, проснувшаяся на много дней раньше, вторглась бесцеремонно к нему, в его подземное государство, и хозяйничала на его территории. Сначала орех отвечал на вторжение агрессивно, в ответ запуская свои корешки все глубже и глубже в сторону бесцеремонной соседки , но потом у ореха начали распускаться почки, вслед за появлением молодых листочков наступила пора цветения, потом внимания потребовали завязавшиеся плодики- кругляши, которые нужно было старательно кормить и своевременно поить , и ореху стало просто не до нахальной соседки .

         А потом, когда в его ветвях уже грелись на солнце толстенькие упругие зеленоглазые плоды, орех впервые в жизни увидел чудо – буквально за несколько дней соседка- липа покрылась мелкими , почти не различимыми издалека, желтыми цветками, сладостный аромат которых наполнил всю округу, дерево из простой невзрачной обыкновенной никчёмы вмиг превратилось в златокудрую, с царственной осанкой, необыкновенно изысканную, роскошную красавицу. К цветущей липе ежедневно слетелось несметное количество пчел, шмелей , мух, мушек и прочих насекомых, жизнь вокруг неё буквально бурлила - ароматное облачко, окутавшее красавицу, непрерывно жужжало, тренькало и звенело, и казалось, что вся округа в такт этому празднику жизни мерно гудит и оживленно движется. Ни разу в жизни орех не видел ничего подобного. Будучи аскетом по натуре, он заворожено смотрел на это пиршество жизни, на буйство красок , всё вдыхал этот чарующий аромат, и не мог надышаться, ему казалось, что и его подхватила неведомая сила, и он, вслед за колдовским хороводом, оторвался от земли и кружит в неведомом танце.

        Орех заинтересовался соседкой – он начал наращивать корешки, тянущиеся в её сторону, изредка пуская по ним короткую вспышку-импульс, и в том месте, где его корни переплелись с корнями златокудрой красавицы , слышал ответный всплеск – корни липы так же как радостно и звонко пели под землёй, как и её цветущая крона. Орех заражался этим приподнятым настроением, судорожно, взахлёб, упивался им, и всей душой устремлялся к ней, незаметно всё теснее и теснее срастаясь с липой корнями. Так продолжалось много лет – орех не заметил, как стал частью своей соседки, а она стала частью его. В ответ на его внимание липа цвела продолжительнее и обильнее, а его выспевшие орешки стали сладковато-ароматными, приобрели неповторимый вкус.

         Но однажды произошло непредвиденное – в златовласую красавицу, величаво высившуюся над землёй, в разгар сильнейшей грозы, попала молния, расколов стройное дерево буквально на щепки. Орех сразу понял , что произошло что-то непоправимое – боль, которую ощутила липа, моментально передалась и ему. Липа угасала не долго. Поврежденная кора не пропускала воду от корней, ветви и листья сникали от жажды и жизнь медленно, но неотвратимо угасала в них. Орех все свои силы сосредоточил на спасении своей подруги – он поглаживал её корешки, прильнувшие к его корням в поисках спасения и защиты, рассказывал ей что-то , тормошил и пытался напоить её – но всё было напрасно – к концу лета от липы, его обожаемой подружки, фантастически красивой и ещё недавно полной сил и задора , осталась гора длинных рваных щепок , засохших ветвей и осыпавшихся листьев.

         В зиму орех вошел в грустном рассеянном настроении. Он так свыкся с тем, что он не один на белом свете, он так привык смыкаться на зиму корнями и прибаюкивать златокудрую свою красавицу, что не знал, как ему теперь настроиться зимовать одному. Занятый грустными мыслями, сосредоточенно поглаживающий под землей вялые безжизненные корни, оставшиеся от липы, орех не заметил, что не напился вдоволь перед зимовкой, не запасся влагой на долгую холодную пору и вошел в зимний сон чуть подсохший. Засыпая, он долго вспоминал свою жизнь, мысленно пытаясь сосчитать прожитые им годы , навсегда запечатлённые в записях- кругах внутри своего ствола, и всё не мог сосчитать, так их было много, и тихо радовался, что в этой летописи было четко видно, что его жизнь разделена на жизнь до знакомства с липой, и жизнь – праздник – с липой. Орех заснул позже обычного, и слышал, как потрескивает его ствол от сильного раннего продолжительного мороза, как замерзают одна за другой его ветви, как леденящий холод пронизывает его ствол и добирается до его корней. Ему хотелось чуть съежиться, поджаться, чуть напрячься, дёрнуться во сне, отреагировать хоть как-то, чтобы сохранить жизнь в своем мощном ещё теле, но что-то потаенное , произошедшее в глубине его души, мешало ему это сделать. Глубинами сознания орех понял, что жизнь оставляет его, но не взбунтовался, не предпринял ничего, смиряясь и принимая происходящее как неизбежность, всё больше отрываясь в своем сне от своих ствола, веток и корней, и уносясь всё дальше - прочь земли .

         Следующей весной орех не проснулся. Его черный остов, состоящий из сухого ствола и превосходно сформированной идеальной формы кроны, был виден издалека на фоне яркой весенней травы, орех выглядел поверженным мертвым монстром, возлежащим среди сияющей под солнцем, наполненной птичьим пением, долины. Недалеко от своего пращура росли молодые и не очень деревья – орехи, много деревьев выросло в дальних далях из его выспевших , посаженных людьми , или утерянных птицами плодов - орешков, и все наследники ореха, как один, выполняли программу жизни, переданную в генах их предком, и у всех у них была маленькая , незаметная мутация , которая несла родовую уже память - память любви.

05.09.2012 г.