Cражение при Валерике

                Сражение при Валерике.
                (черновик)

Крепость «Грозная» находилась в верстах тридцати от небольшого чеченского селения Валерик, но всякое выдвижение войскового скопления из этого военного укрепления становилось известным в  Валерике, как и в остальных близких и дальних чеченских селениях, словно птица доносила на быстром крыле тревожную весть.
Отец Сану Тепса еще ранним утром 10 июля 1840 года получил известие о крупном войсковом отряде русских, по примерному подсчету лазутчиков не менее шести тысяч, который направлялся в сторону Черных гор вдоль реки Аргун.
Ахберд Махма, наиб Малой Чечни еще вчера оповестил окрестные селения о возможном продвижении русских войск по так называемой Военной дороге через Войсковой брод на реке Валарг (Валерик). И теперь Тепса, рослый валерикец с небольшой с проседью бородой, готовился к выступлению против тех, кто словно саранча опустошает священную землю его отцов и дедов. Тепса был баьччой валерикцев (предводителем войска во время военных действий), опытным воином, за которым охотно шли не только все его братья по тайпу акки, но и сельчане. Сам имам Шамиль предлагал Тепсе стать одним из его наибов в Малой Чечне, но тот дерзко ответил: «Шамиль, я на своей родной земле и так наиб, без твоего позволения. Мне не нужно, чтобы ты давал мне наибство». Шамиль, как злопамятный и хитрый по своей природе человек не смел открыто возразить этому заявлению, но затаил тихую злобу на чеченца. Подтверждением тому явилось то, что он под впечатлением ответа Тепсы вскоре выдал свою сущность на одном из совещаний со своими наибами, как бы случайно выронив: «Чтобы какой-нибудь мюрид-аварец не поранил пальца своего, я бы пожелал гибели четырех чеченских наибов!» С того совещания Шамиля встали и ушли навсегда от имама четыре чеченских наиба. 
В последние несколько месяцев Тепса было не узнать, суровая мрачность не сходила с его лица. Сану, любимая дочь Тепса была виновницей его мрачного настроения.
Произошло это несколько месяцев тому назад, когда Ахберд Махма, назначенный имамом Шамилем наибом Малой Чечни, обосновался в соседнем селении Гехи, сделав это старинное селение своей резиденцией.
Уничтожая и сжигая по пути селения с садами и посевами кукурузы: Большой Чечан, Дуду-Юрт, Большие Атаги, Ахшпатой, Гойты, Чунгурой-Юрт, Урус-Мартан, Гурак-Рошни, Хажи-Рошни, Таиб, сохранив лишь дома селения Чахкири в качестве строительного материала для будущего одноименного укрепления, отряд генерала Галафеева 10 июля подошел к селению Гехи. Солдаты сожгли хлебные поля и сады Гехи и стали лагерем на окраине селения…
Отчаянному аварскому храбрецу и бывшему царскому офицеру, ныне одному из наибов Шамиля, префекту всех дагестанских земель Хаджи-Мурату приглянулась двадцатилетняя дочь Тепсы Сану. Сану была несколько своенравной и не уступала в решительности характера знаменитому хунзахцу. Девушка, зная крутой нрав отца, который ни за что не согласится отдать свою дочь за дагестанца, тайком сбежала с Хаджи-Муратом.
Беспечный поступок дочери делал положение известного баьчча Тепса не совсем популярным в родном селении, и он наотрез отказался от признания родства со своим новоиспеченным дагестанским зятем. Хаджи-Мурату такой оборот дел не давал права появляться на глаза Тепсы, дабы не свершился еще худший оборот событий.
Немногим ранее сам имам Шамиль изъявлял настойчивое желание породниться с Тепсой, но ему досталось, со слов самой виновницы всех этих нервозностей Сану, лишь присутствовать на свадьбе Хаджи-Мурата. Шамиль, не скрывая своей грусти, просидел все время свадьбы возле костра и затем покорно удалился. Сану словно сговорилась со своим отцом – отторгать всякие старания Шамиля сблизиться с их родом в своих добрых, по сути, хотя и небескорыстных, намерениях. А имам как сильная властолюбивая личность при всем желании не мог найти в себе силы вычеркнуть из памяти свои несбывшиеся желания. Неудивительным было и то, что дагестанцам Хаджи-Мурату и имаму Шамилю вскружила голову валерикчанка Сану. В те героические годы чеченской славы, вскружившей свободолюбивые головы кавказцев, и массового их истребления на корню под мудрым и жестоким имамством Шамиля, многие кавказские мужчины желали заполучить в жены чеченских девушек, кои и лицом были светлы, и на поле боя не уступали бойцам мужчинам.
Невеселые мысли Тепса невольно перебил совсем еще юный сын Хасу, который только что прискакал из соседнего селения Гехи.
- Добрый день, дада (отец)! – приветствовал тот отца, на порядочном расстоянии спрыгнув с коня и подойдя уже пешим из уважения.
- Где нынче муьжги (русские, буквально – мужики) нетерпеливо спросил Тепса сына.
- Они в Гехах. Ахберд Махма требует, чтобы все мужчины окрестных селений подтянулись к Буки хьун (лес Буки), наиб бросил свою резиденцию в Гехах и собирается встретить русских на Военной дороге через лес возле Войскового брода.
- Откуда он ведает, что муьжги пойдут по этой дороге? Почему он отдал им Гехи?
- Войско русских без счета… у них много пушек и много всадников. Они уже разорили и сожгли селения: Большой Чечан, Дуди-Юрт, Большие Атаги, Урус-Мартан и другие… Эти нелюди сжигают дома, хлебные поля, вырубают сады… Ахберд Махма усыпляет бдительность войска, которое лагерем стало близ селения Гехи. Мы не соберем столько бойцов, чтобы можно было на равных биться с этим войском. Поэтому Ахберд Махма хочет встретить врага в густом лесу, дабы иметь преимущество внезапной атаки и защиты за деревьями, ведь у нас нет ни единой пушки против русских.
- Он думает, что муьжги глупее его?  А вдруг они пойдут другим путем.
- У наиба лазутчиков среди царского войска больше чем казаков. Так он говорит.
- А как твой друг из Гехов, Соадула, отец его Бетка… семья? Ты говоришь, что их селение заняли муьжги?
- Семья и родственники Соадулы ушли в Черные горы, предупрежденные заранее, там же укрылись семьи из других разоренных селений вместе с мухаджирами (беженцами) из притеречных жителей.
- Гауры! Как их земля носит! Сколько горя они несут божьим людям… сколько лет! – покачал буйной головой Тепса. - Сын, предупреди наших валерикцев, кто желает промочить свои кинжалы кровью муьжги, что бесчинствуют на нашей священной земле, пусть готовят злое оружие. Я буду ждать на нижней окраине нашего селения, на окраине Буки леса, - велел Тепса сыну Хасу.
Тем временем на отлогом берегу реки Валарг Ахберд Махма собрал своих соратников и решал, каким образом следует им встретить русское войско. Каких-то особых планов тут строить не нужно было, да и времени у наиба не было для этого. Он доверился извечной чеченской тактике боя в лесных массивах. Вместо излюбленных защитных сооружений имперской пехоты Х1Х века окопов и флешей чеченцами были срублены деревья, из-за которых удобно было стрелять по скопищам вражеских войск. На самом берегу реки были созданы местами завалы из бревен, для защиты от вражеской картечи, так как противопоставить многочисленным пушкам русских кроме кремневых ружей и кинжалов у горцев ничего не было. Первая линия обороны была устроена на правом более открытом берегу реки Валерик, а вторая линия на левом лесистом берегу. Но планы эти были рассчитаны лишь на начальный этап боя, чтобы защититься от залпового огня пушек. В дальнейшем бой должен был вестись, с частой сменой позиций, молниеносно нападая и уходя из-под обстрела – обычная тактика чеченцев, которым всегда приходилось сражаться с превосходящими силами вражеских орд.
«По преданиям старины глубокой» под рукой у Ахберда Махмы было около тысячи бойцов. Из них лишь около трехсот бойцов имели более или менее сносный опыт войны с регулярной царской армией. Как впоследствии в своем черновом варианте бессмертного стихотворения «Я к Вам пишу…» Михаил Лермонтов и писал под впечатлением начала боя «…из ружей вдруг из семисот осыпан наш отряд батальный…», хотя в чистовом варианте того же стихотворения через некоторое время после боя увеличил их количество «тысяч до семи». Исходя из своей извечной тактике боя никаких долгосрочных укреплений строить чеченцы не собирались, поэтому ограничились завалом из срубленных деревьев. На это ушло немного времени. На всем протяжении узкой лесной дороги к Войсковому броду через реку Валерик решено было затаиться пешим воинам. Некоторые из них те, кто моложе и проворнее, залезали на толстые ветви могучих деревьев и устраивали себе позиции для стрельбы из кремневых ружей. Конники Хаджи-Мурата тоже выбрали для себя удобное место и затаились в засаде. Растворились в лесной чаще и бесстрашные гехинцы из отряда знаменитой девушки гехинки Таймасхи и многие другие бойцы из окрестных селений, готовые защитить собой от вражеских штыков родную землю. Малая Чечня в те кровавые и беспощадно краткие годы в лучшм случае могла выставить до трех тысяч ополченцев, но лишь от трехсот до пятисот бойцов из них имели опыт реального боя с регулярной царской армией. Задача была по сути дела проста: подпустить русское войско поближе и открыть огонь из кремневых ружей. Зарядов для ружей у чеченцев на самом деле было не очень много, и ружья были без штыков, поэтому в ходе боя чеченцы вынуждены были маневрировать и нападать с удобных позиций. На том и решили.
11 июля утром к Ахберду Махме, который к тому времени обходил центральную линию обороны на левом берегу реки, подскакал в сопровождении нескольких своих друзей Ислам сын Кати из Довт-Марта, называемое русскими Ачхоем. Ислам привез для Ахберда Махмы известие о том, что русское войско маршем тронулось из-под селения Гехи по Войсковой дороге в их сторону. Рядом с Исламом, который был постарше остальных молодых людей из его окружения, находились Соадулла сын Бетка из Гехи и его неизменный друг Хасу сын Тепса из маленького селения Валерик, лежавщего выше этого места по одноименной реке. Соадула и Хасу выросли в этих местах и знали местность хорошо, а Ислам как опытный сподвижник и друг Ахберда Махмы следил вместе с молодыми людьми за каждым шагом русского войска.
Ахберд Махма уже долгое время находился в Чечне, являясь наибом и доверенным лицом имама в Малой Чечне, ему помогало и то, что он еще в юности изучал чеченский язык.
- Муьжги собрались и скорым шагом двигаются в нашем направлении. Вперед они высылают конные отряды казаков, - сообщил Ислам.
- С помощью Аллаха мы встретим непрошенных гостей, как следует, - скорее убеждая себя, ответил Ахберд Махма. – Ислам, я бы хотел, чтобы ты со своими храбрецами проехался по нашим рядам и еще раз передал мою просьбу: стрелять по гаурам лишь тогда, когда вашего носа коснется сапог русского солдата. Пусть не выдают своего присутствия раньше времени. От этого будет зависеть, сколько мы на сегодняшней охоте завалим «дичи», - просил наиб.
- Хорошо, Ахберд, - ответил Ислам и обратился к своим юным друзьям: - А вы, храбрые Хасу и Соадула, скачите к своим валерикцам и гехинцам, передайте им слова наиба Малой Чечни. А я проскачу по остальным отрядам и предупрежу остальных наибов. Спасибо за помощь, я бы без вас не смог разведать расположение вражеского войска!
- Хорошо, брат Ислам! Увидимся после боя! – лихо поскакали парни к своим односельчанам.
Ислам некоторое время зачарованный их удальством глядел вслед юношам и тихо добавил: «Всевышний Дела пусть даст вам удачи в бою!» Затем он поторопил и своего коня. Нужно было спешить, царское войско должно было уже скоро появиться на окраине Буки леса.
Апполон Васильевич Галафеев, генерал-лейтенант русской армии, прошедший через войну с могущественными войсками Наполеона, имеющий колоссальный опыт боевых действий, никак не мог придать логическую почву стихийным нападениям на хорошо оснащенную, имеющую боевой опыт и военную выучку русскую армию. По разумению генерала, если у тебя нет армии, средств содержать эту самую армию, если нет никакой возможности победить неприятеля, зачем зря воевать. Не проще ли признать силу неприятеля и принять его условия, признать поражение. «Нет, эти дикие туземцы не могут мыслить мерками современного цивилизованного мира. Всякое цивилизованное европейское общество давно уже признало бы силу противника и не стало бы даром проливать кровь свою и чужую. Даже великий Наполеон вынужден был признать поражение и покорно удалиться на покой. Хотя, тоже проявлял некоторую строптивость! Все же чем-то смахивают эти безумные горцы на наших французов», - невольно улыбнулся генерал.
- Презабавное зрелище, ваше превосходительство, - по-своему понял улыбку генерала ехавший на коне близ генерала поручик.
В обязанности поручика входило: всегда находиться под рукой командующего, дабы помогать тому в координации войсковых действий, поддерживая связь со всем живым организмом войска, растянувшегося подобно гигантскому пестрому змею.
- Да, презабавное, - снова ухмыльнулся генерал.
Командующий немного придержал серогривого коня, на котором он ехал и в обзорную трубу осмотрел темно-зеленую полосу могучего леса, бесконечно тянущегося впереди за небольшой поляной.
- Голубчик, господин поручик, - обратился затем генерал к связному офицеру.
- Чего изволите, ваше превосходительство? – приблизился поручик.
- Скажите, голубчик, как звать-то вашего кунака?
- Галуб, ваше превосходительство, - поручик взглянул в сторону своего приятеля чеченца, едущего поодаль офицерского окружения генерала.
- Спросите-ка у вашего туземца…
- Он, ваше превосходительство, сам имеет возможность общения с вашим превосходительством. Он прилично изъясняется по-нашему, - похвалил поручик приятеля.
- Голубчик! Тьфу, ты! Любезный! – поманил пальцем генерал чеченца.
- Ишто хотел инарла от Галуба? – чуть сблизился лошадью с генералом чеченец.
- Скажи-ка, любезный, почему твои туземцы так упорствуют супротив нас? Ведь русскому оружию покорились и персы, и турки, и даже великий Наполеон склонил колено перед российским императором, стоящему одной ногой в Европе, а другой в Азии. Ведь глупо упорствовать перед превосходящим противником.
- Правду говорит инарла, у чеченцев тоже есть пословица: «Бой, который не в силах выиграть, мужчине не позор и оставить».
- Так, а почему ваши «мужчины» не следуют этой пословице? – не понимал генерал.
- Для настоящего мужчины нет боя, который он не может выиграть, а для труса всякий бой является непосильным, - лукаво улыбнулся чеченец.
Узкая лесная дорога Буки леса, словно огромную пеструю змею чешую за чешуей проглатывала войско генерала Галафеева. Впереди на борзых конях ехали казаки и тонким нюхом охотников вели наблюдение за дорогой.
- Ружья на изготовку, глаз зорче! – звучало то тут, то там в строю бывалых солдат. И лишь грозно сверкали длинные штыки в проблесках яркого солнца, да снежная гряда суровых гор слепила глаза. За каждым стволом дерева, за каждым кустиком, казалось, затаился враг. Бесконечной казалась эта лесная дорога.
- Ты видел! – вдруг спрашивал молодой еще безусый солдат у рядом идущего бравого усача.
- Видел. То ихние татарские лазутчики. Нюхают, куды мы путь держим, - со знанием дела объяснял старый солдат, лет десять носящий гордое звание «кавказец». – Удумают напасть, ни за что не угадаешь. Когда им вздумается выскочить из-за куста и снести тебе башку. Слава те Господи, супротив нашего штыка их кинжилишко коротковат.
Наконец, голова войска вышла на широкую поляну, за поляной виднелась узкая змейка полосы берега реки. Солдаты уж было обрадовались, что к водице вышли. Насторожили всех лишь заваленные местами деревья вдоль берега реки. На ружейный выстрел были срублены деревья и на подходах к берегу реки. Это была засада! Но горцев не было видно и следа. Лишь показалось, что одна или две папахи мелькнули в листве деревьев.
Поручение Ахберда Махмы Ислам передал всем наибам, которые расположились со своими отрядами вдоль правого берега реки Валерик, и теперь он во главе своих ополченцев из Довт-Марта затаился в первых рядах обороняющихся. Наиб Ахберд Махма занял позицию в центре во главе нескольких сотен мюридов ополченцев из окрестных селений. По обе стороны узкой лесной дороги расположил своих бойцов наиб Шоип, наибы Джаватхан, Думбай и Ташу-Хаджи расположились по правую и левую руку. Наиб Хаджи-Мурат со своими конниками укрылись в лесном массиве. Бетка со своими ополченцами из Гехи и Тепса с валерикцами расположились на передней линии на правом фланге чуть ли не на окраине небольшого селения Валерик. Общего сигнала к началу боевых действий не было, главным было, чтобы бойцовский азарт и нетерпение не подвели. Все знали: несмотря на то, что русское войско вооружением значительно превосходит их.
Ахберд Махма, конечно же, знал из донесений лазутчиков сколько пушек и штыков у русских, поэтому очень важно было использовать в первую очередь внезапность и укрытия. Наиб ждал до последнего мига, не подавая условного сигнала. Он, затаившись за кустами, словно дикий зверь на охоте наблюдал за приближающимися солдатами. В какой-то миг ему вдруг показалось, что кто-то в упор сверлит его зорким взглядом. Природная храбрость мешала ему оглянуться, но осторожность воина заставила его на миг оглянуться. Все, кто находился с ним рядом и за спиной, его соратники, не замечая его взгляда, впились взглядами в цепи вражеских солдат, готовые в следующий миг дать залп и рвануться вперед навстречу к подвигу. Ахберда Махму не покидало ощущение, что кто-то все еще сверлит его огненным взглядом. И тут он заметил: вдали на левом берегу речки Валерик на большом средневековом кургане под большим дубом стояла огромная с серой вздувшейся холкой волчица, а позади нее, чуя опасность, притаились маленькие волчата.
Ахберд не мог оторвать взгляда от этой величественной картины, но от него теперь зависели многие жизни. «Пора!» - подумал он прицеливаясь в цепи вражеских солдат, что пришли сюда, неся на концах своих штыков смерть и рабство.
В ту же секунду, словно призывая своих сынов на праведный бой, отчаянно завыла волчица, разрывая тишину.
Ахберд сам не понял, как он прицелившись выстрели в гущу вражеских солдат. Но он не услышал своего выстрела, звук выстрела его кремневого ружья слился с тысячью выстрелов горцев.
Воинство Галафеева было готово к баловству диких горцев кремневыми ружьишками, но никак не ожидало такого многоголосья выстрелов. Множество солдат остались лежать на месте, многие раненные корчились от боли и метались, ползая от ужаса кругами. И все же это были лишь жалкие потери для бесчисленной гущи вражского войска. Солдаты находились в гуще родной стихии смертоубийства, жестокой судьбы, кровными заложниками жесткой офицерской воли и пинка. Это, разумеется, вовсе не означало, что среди этой пестрой солдатской массы и серого казачества не было отчаянных голов, питавших свой голодный дух кровью человеческой. Деревья и кусты получили свою ответную порцию из града пуль. Артиллерия резво выдвинулась вперед и жадно стала изрыгать пламя с клубами серого дыма и смерти. Ядра и картечь выстроили смертельное заграждение меж горцев и воинством Галафеева. Было положено, порезано, искромсано множество кустов, деревьев и другого лесного божьего творения.
Вырастить молодого воина требуется лет 15-20, но поднять покалеченное дерево, лес, требуется более ста лет. А порубленные сады!
Горцы заряжали свои кремневые ружья на удивление ловко, но и женщины, и девушки, что за спинами мужчин заряжали и подавали им ружья, а нередко и стреляли в тех, кто пачкал грязью своих тел их священную землю, справлялись неплохо. После того, как артиллерия отвела душу, израсходовав не один десяток мешков пороха, офицеры подняли свои батальоны и наперевес с ружьями со штыками погнали вперед за свое божественное и святое отечество, дабы расширить бескрайние просторы, распухшее на чужой крови и чужих землях жирное, пухлое ее тельце. Полетели в завалы гранаты, дабы смутить все еще изрыгающие смерть кусты и деревья. Батальоны с громким «ура!» достигли уже и обрывов у самого берега «речки смерти», и успело заколоть нескольких выскочивших навстречу с короткими кинжалами смельчаков, умудрившихся однако этим неприспособленным для таких схваток оружием положить рядом с собой не одного пестрого солдата и зарвавшегося горбоносого казака.
В угаре штыковой атаки батальоны врывались в завалы горцев листву деревьев и кустов, но горцев там не оказалось. Они спешно отошли на левый берег «речки смерти». И со второго эшелона обороны, кусты и деревья поливали свинцом вражеские цепи.
Однако ожила снова артиллерия, придвинувшая свои позиции ближе к левому берегу реки и посылала в чеченских ополченцев град картечи и ядра, дабы смутить непослушных повстанцев, обреченных на погибель от несущих им слащавые плоды цивилизации колонизаторов.
Левый берег реки, густо заросший лесом, не давал той ясности картины для артиллерии, поэтому поливали градом ядер и картечи весь различимый берег, некоторые ядра рвались и за спинами защитников «речки смерти».
Вдруг установилась тишина. Левый берег молчал. Командование через связного поручика дала команду: «Разведать переправу и приготовить пушки для переправы!» Поручик лихо справился с заданием командования, и грозная военная махина зашевелилась, подчиняясь воле командующего.
В этот момент из лесной чащи на левом берегу послышались гиканье и боевой клич «Я Аллах!». Стремительным было выдвижение ополченцев. Чеченцы на бегу дали залп из своих кремневых ружей и отбросив их выхватывали шашки и кинжалы. У горцев кремневые ружья не имели штыков, поэтому могли служить в лучшем случае в качестве дубинки в бою, когда у русских штык служил главным и эффективными оружием в ближнем бою. Некоторые артиллеристы еще не успели погасить фитили и теперь артиллеристы судорожно заряжали орудия. Горцы были совсем рядом, когда несколько орудий успели дать залп картечью по горцам. Воспользовавшись замешательством в атаке чеченцев, артиллеристы успели выставить против горцев всю артиллерию. Чеченцы, захватив своих раненных и убитых, отходили так же молниеносно, как и шли в атаку. Видя, что чеченцы уходят из-под прицела артиллерии батальоны пехотинцев и вместе с казачьими конниками решили не дать уйти им за лесные завалы на левом берегу.
Как только несколько батальонов пехоты закрыли поле прицела для артиллерии, чеченцы так же молниеносно атаковали пехоту, пока те не успели организоваться в цепь, выставив штыки. Отважная гехинская девушка командир отряда Таймасха была одной из первых, врезавшихся в цепи солдат, отважная девушка воодушевляла горцев своим презрением к смерти. Она брала кровь с солдат за сожженные ими селения, хлебные поля и сады, за безвинно убиенных детей и женщин, безжалостно заколотых ими штыками. В небольшой долине «речки смерти» разгорелся кровавый бой! Русские теперь не так вольно могли воспользоваться преимуществом штыка, чеченцы были меж них и, словно опьяненные возможностью отомстить людям, не заслужвающим этого высокого звания, что сожгли накануне десяток селений и вырезали мирных жителей вплоть до грудных детей. Лишь казачьи конные сотни, словно коршуны, нависли над чеченцами и чуть было не испортили месть последних. В это время из засады в Буки лесу с гиканьем понеслась на казаков знаменитая кавалерия отчаянного Хаджи-Мурата и всадники Шоипа. Словно лезвие кинжала в мягкую грудь зверя вошли всадники в храбрые ряды станичников. С той и другой стороны проявлялись чудеса храбрости и мастерства владения шашкой и кинжалом. Могучий Хаджи-Мурат ударом своего «Терс маймал» (шашка дамасской стали «Ревушая обезьяна»),  словно стебель кукурузы рассек подставленную его удару казенную шашку отважного казака и вслед за этим горбоносое перекошенное лицо противника. Теперь настал час Хаджи-Мурата показать храбрым валерикцам свою отвагу и честь быть названным их зятем. Посреди моря сражающихся людей Хаджи-Мурат искал самую гущу боя, его багряный от крови клинок молнией блестел на солнце и разил врагов. Увлеченный боем наиб не сразу заметил своего тестя Тепсу, отчаянно отбивавшегося вместе со своими валерикцами в неравной схватке с выстроившимся батальоном пехоты русских, которая, пользуясь преимуществом цепи штыков, теснила чеченцев. Крик бешенства вырвался из груди Хаджи-Мурата. «Мои храбрые аварцы!» - крикнул он, заглушая шум боя.
Молниеносно вышла из массы, сошедшей в смертельном поединке с казаками, сотня аварцев и словно разъяренные львы обрушилась вслед за Хаджи-Муратом с тыла на батальон пехоты неприятеля, теснивший валерикцев. В разрушенную цепь устремились и воодушевленные валерикцы.
Солнце уже склонилось, когда сошедшие в кровавой схватке горцы и захватчики разошлись. Горцы, прихватив своих раненных и убитых, остались на опушке Буки леса, а воинство генерала Галафеева в долине реки Валерик, у Войскового брода.
Нелегко было бойцам выходить из сражения, трудно было осознавать, что враги разрушающие все на своем пути, безжалостно словно саранча, не все до последнего уничтожены, что они лучше вооружены и обучены убивать людей, в том числе и женщин, и младенцев, сжигать и уничтожать все, что дает людям жизнь. Некоторые из бойцов, особенно те, кто потерял кого-то из близких или лишился жилья и хозяйства, кружили вокруг лагеря русских, ища хоть какую-нибудь возможность нанести урон противнику. Это были бойцы, которые более не смогут жить прежней мирной жизнью, и пока они дышат будут мстить.
Один из таких бойцов-валерикцев, остервенело отбиваясь от нескольких искусно орудующих штыков одной рукой, а другой поддерживая раненного младшего брата сумел уйти и спасти брата. Раны брата он торопливо перевязал, но вражеские трехгранные штыки устроены были так, что от их уколов остановить кровь, хлещущую из раны, почти было невозможно. Чеченцам в бою колоть кинжалом противника запрещалось кодексом чести, а тут штык, это коварное дьявольское изобретение использовалось захватчиками без всяких кодексов чести и зазрения своей цивилизованной совести.
Младший брат умер на руках старшего брата, даже известный на весь Кавказ лекарь валерикцев Донса не сумел предотвратить драматический конец юного односельчанина.
Старший брат, передав бездыханное тело родственникам, ушел искать мести или своей погибели.
Он затаился в зарослях близ толп изможденных солдат, собирающихся в долине реки и на левом берегу под прикрытием артиллерии, которая, не жалея ядер, пыталась достать оставшиеся на опушке Буки леса чеченских ополченцев.
Толпа солдат прошла почти рядом с притаившимся в зарослях бойцом и вот в хвосте их, торопливо обсуждая что-то или, останавливаясь и доказывая свою точку зрения, шли двое.
- Frele willkbr, свободная воля и животная воля по Канту… свободная воля может быть определена независимо от чувственных побуждений, мотивами, представление о которых исходит из одного только разума…
- Поручик, поручик, брось! Ты видел, истинную свободу! Как надо биться за свободу! Другого пути нет! Мы так не смогли, не сумели дать бой за свободу свою и свободу своего бедного, униженного и порабощенного народа!
- Да, дружище Лихарев, я видел! Я видел истинно свободных людей! Только человек, впитавший с молоком матери свободу, человек, знающий цену каждому глотку свободы, может идти с одним кинжалом в руках против картечи и ядер, против штыков!
- Как жаль, что мои друзья декабристы, томящиеся в ссылках, в Сибири, не видели этот край свободы до нашего восстания против тирании. Несомненно, нам есть чему учиться у этих диких сынов гор.
                «И на обломках самовластья…»
                Напишут не только наши имена…
Чеченец, затаившийся в зарослях травы, целился и снова опускал кремневое ружье, направленное в сторону эмоционально разговаривающих русских. Ему хотелось непременно подстрелить эпсара (офицера) в блестящих золотых погонах. Эпсары и инарлы (генералы) были желанной добычей чеченских ополченцев в тех жестоких войнах за свободу. Но поручик Лермонтов, а это был именно он, стоял спиной к чеченцу, а опозорить себя выстрелом в спину даже врагу чеченец не мог.
Сосланный «под чеченские пули», как и опальный поэт-поручик, декабрист Лихарев схватился за грудь, из зияющей раны которого сочилась сквозь пальцы кровь. Декабрист успел улыбнуться поручику и произнести: «Казнь монарха все ж свершилась!» - и замертво упал.
Поручик, любивший ссыльного декабриста, словно брата, лишь на миг застыл, осознавая ужас случившейся драмы, а затем кинулся к другу. Безуспешно пытался он помочь своему товарищу по несчастью, попавшему в опалу монаршей руки. Теперь поэт воочию видел, что эта жестокая рука не щадила малейшего проявления свободы ни со стороны своих подданных, ни со стороны чуждых для него земель.

В свете заходящего солнца у опушки Буки леса стоял Хаджи-Мурат вместе со своим боевым соратником и другом Шоипом, с которым они с некоторых пор вместе разрабатывали совместные действия в очередном предстоящем бою с неприятелем, с засадным отрядом в тылу наступающего врага. Со стороны селения Валерик шел Тепса впереди нескольких подвод с продуктами для бойцов от валерикских жителей. Заметив, что Тепса проходит мимо них Хаджи-Мурат в знак уважения повернулся спиной к своему тестю, отцу сбежавшей с ним влерикчанки Сану.
Тепса остановился, пропуская мимо себя телеги, и попросил подойти к нему наиба Шоип.
- Мое соболезнование по погибшим твоим бойцам-валерикцам, храбрый Тепса! Да будет их газават принят Всевышним Делой! Передай своим односельчанам от нас благодарность за продукты для наших воинов-ополченцев, - первым заговорил Шоип.
- Всевышний Дела да не обделит и тебя своей милостью, достойный Шоип! Твои центоройские мюриды бились с ненавистными гаурами храбро! Прими и мои соболезнования по твоим погибшим героям!
- Всевышний Дела да проявит милость и к тебе!
- Шоип, ты знаешь, как твой друг Хаджи-Мурат бросил тень на мое имя.
- Хаджи-Мурат достойный человек, уважаемый Тепса, - миролюбиво заговорил Шоип.
- Сегодня твой друг в бою доказал это. У меня больше нет с ним вражды. Пусть ходит свободным. Передай ему, - произнес Тепса и стал догонять свои подводы.
- Всевышний Дела да благодарит тебя за это, достойный Тепса. Валерик всегда славился мудростью и отвагой своих жителей, - сказал Шоип вдогонку Тепсе.
Ночью на одной из полян в Буки лесу горцы готовили тела убитых для похорон, ни одного убитого под русскими они не оставили. Но на поле боя под ними осталось несколько десятков погибших русских и казаков. Ахберд Махма собрал наибов и решил с ними посоветоваться:
- Если завтра русское войско направится к Черным горам, где находятся многие чеченские селения, мы им дадим бой на окраине леса Буки и по течению реки Валерик, - высказал свои мысли наиб Малой Чечни.
- Я не думаю, что русские в таком количестве решатся отправиться в заросшие густыми лесами Чеченские горы, - высказал мнение Шоип. – Если бы они туда направились, я благодарил бы Всевышнего до конца своих дней за этот подарок.
- Вряд ли они решатся на бой с нами в лесах Черных гор, даже завтра в этом самом месте. Они потрепаны и будут стараться поскорее унести ноги отсюда, - высказался и Хаджи-Мурат.
- Я обязан защитить от них Малую Чечню, и думаю, завтра противник попробует еще раз сломить нас. Если повернет в Черные горы, к предгорным селениям, будем защищать их, - заключил Ахберд.
- А если русские пойдут в сторону Сунженской линии, на соединение со своими и по пути нападут на незащищенные хутора вокруг Довт-Марта и само селение на реке Марта? Почему бы нам не напасть на них под прикрытием ночи? – спросил Ислам.
- Наша сила в маневренности, подвижности. Противник, хотя и понес ощутимые потери сегодня, но все еще силен и превосходит нас числом и вооружением. Утром поглядим, на что они решатся, а теперь отдыхайте все, - заключил Ахберд, уходя от ответа Исламу.
- В ночном бою мы не будем иметь преимущества маневра и внезапности тоже, - изложил свои мысли и Шоип.
- Ты думаешь, они будут ждать нападения? Почему не будет внезапности? – спросил кто-то из наибов Шоипа.
- Да, думаю, что они сегодня были порядком потрепаны, и будут остерегаться нас. Они выставят многочисленных часовых и кордоны казаков. Мы же можем сегодня ночью хорошо отдохнуть и готовиться к завтрашнему сражению. Уж, точно они напасть не решатся, - объяснил Шоип.
- Ты уверен?
- Да, уверен. В этот лес они в эту ночь своего носа не сунут, - улыбнулся Шоип.
- Какие еще мнения есть, братья мои, окинул взглядом наибов Ахберд Махма.
- Я скажу, - произнес Шоип. – Тела наших героев, погибших сегодня в неравном бою, мы предадим земле согласно нашим обычаям. Но под нами русские оставили несколько десятков тел своих погибших солдат. Мы все ходим под Богом, негоже нам оставлять их на растерзание диких зверей. Следует придать земле и их тела тоже, но опять же перед Всевышним мы не сохраним лицо, если их не похороним по обычаям надлежащим их религиозным порядкам.
- Среди нас есть люди, которым волею судьбы пришлось какое-то время находиться среди русских, будучи эпсаром в их войсках. Не сочти, мой брат Хаджи-Мурат, проявлением неуважения в отношении к тебе, у меня и у самого была возможность убедиться в том, что я хочу сказать. Царские военачальники скрывают свои захватнические цели, заявляя, что они несут цивилизацию нашим диким народам. Однако этим цивилизованным пестрым эпсарам не претит сжигать наши селения вместе с женщинами и грудными младенцами, сжигать наши посевы, вырубать сады и, наконец, платить в крепости «Грозной» хорошие деньги за отрубленные головы наших горцев. Не это ли есть варварство и грех перед Всевышним! Эти пестрые эпсары и их падишах давно уже превратили собственный русский народ в крепостных рабов. Мы воюем, чтобы не становиться такими же рабами русского падишаха. Я слышал, что кто-то из горцев, у которого в бою погиб близкий человек, хотел отрубить голову убитого солдата. Мы не должны уподобляться этим цивилизованным варварам. Эти солдаты такие же люди от земли, как и мы, только они крепостные рабы и не являются хозяевами собственной судьбы. Мы должны проявить к их телам милосердие ради Всевышнего и предать их тела земле. А вот, как быть с их обычаями, мы подумаем. Я поручу это одному из своих приятелей из Довт-Марта, Ачхоя, как его называют русские. А теперь отдыхайте, друзья, с рассветом нас ждут дела, - закончил Ахберд Махма, наиб Малой Чечни. Наибы пожелали друг другу доброй ночи и отправились каждый к своим отрядам мюридов и ополченцев.
Ахберд Махма попросил одного из своего нукеров позвать к нему Ислама сына Шайх Ката. Вскоре явился Ислам к Ахберду, и они тихо и недолго говорили о чем-то, после чего Ислам ушел, сказав тихо наибу:
- Не беспокойся, Ахберд, будет сделано как надо.
От наиба Ахберда Махмы Ислам направился к гехинским и валерикским ополченцам. Вскоре он уже сидел и обсуждал что-то с молодыми друзьями Хасу сына Тепса из Валерика и Соадула сына наиба Бетка из Гехи, тут были еще несколько их приятелей.
Обговорив и согласовав меж собой дальнейшие свои действия, группа молодых людей во главе с Исламом, Хасу и Соадулой ушли в темноту ночи.
В ночной тишине слышен был лишь негромкий вой волчицы, оплакивающей героев, погибших в сегодняшнем кровавм бою. Лес Буки спал, лишь река журчала, отяжелев от крови человеческой, струясь по камням. В небольшой долине и на левом берегу беспокойно затаился лагерь русских. Часовые тревожно перекликались, и устало белели в свете луны ряды офицерских палаток.
На высоком правом берегу над долиной реки Валерик, где затаился русский лагерь, меж кустов и деревьев устроилась группа бойцов во главе с Исламом. Они внимательно следили за лагерем неприятеля и ждали удобного момента для задуманного ими.
Русские, также как и чеченцы, считали, что «им будет в память этот день…», поэтому были уверены, что чеченцы не посмеют нарушить их покой нынче ночью, но на всякий случай охрану усилили более чем обычно. Да и был этот день не из обычных, в долину реки стаскивались до сих пор тела убитых солдат и казаков, и посреди лагеря образовалась целая груда тел, из которой кровь струилась в реку потоком, подобным самой «речке смерти».
Ислам вместе со своими молодцами нетерпеливо ждал, пока в лагере улягутся страсти, и усталость возьмет силу над духом этого скопища людей, решившихся творить зло. Затихла в лагере заунывная песня среднерусской равнины, угли костров посыпало пеплом. Ислам со своими храбрецами пробрался выше реки и вдоль кустарника и деревьев начал спускаться осторожно вдоль самой реки к вражескому лагерю. Оставив для прикрытия на случай отступления десяток подготовленных стрелков, Ислам вместе с Хасу и Соадулой тенью прошли совсем рядом с казачьим дозором и затаились за светлыми офицерскими палатками. В конце нестройного ряда офицерских палаток стояла сиротливо-серая палатка священника. Ислам кивнул друзьям, указывая в сторону этой самой палатки. Оказавшись за палаткой священника, в руках молодого Хасу сверкнул кинжал. Ислам, дотронувшись рукой рукояти кинжала Хасу, покачал головой, и тот снова вложил кинжал в ножны. Все трое почти на глазах у всего лагеря с парадного входа вошли в палатку. Палатка была внутри пустой, и «гости» стали терпеливо ждать. Через некоторое время, давая кому-то негромким голосом поручение на завтрашний день, вошел один из священников и оцепенел. Затем он перекрестился и начал читать молитву, готовясь встретиться с тем, кому предназначалась сама молитва.
Ислам владевший арабским, кумыкским и русским языками, терпеливо, не прерывая, подождал пока священник произнес «Аминь!» и тихо объяснил:
- Не бойся, уважаемый, мы пришли звать тебя в гости к нам.
Священник еще раз перекрестился, прочитал короткую молитву и пошел впереди, давая понять, что так будет несколько приличнее и безопаснее. Ислам согласился и со своими друзьями покорно последовал за хозяином палатки.
Священник, выйдя наружу, на углу палатки остановился, наблюдая за обстановкой в лагере, и, пропустив «гостей» вперед, последовал за ними в темноту.
Рожающееся солнце только давало о себе знать за горизонтом, когда Ислам слегка дотронулся до наиба Малой Чечни:
- Ахберд!
- Ислам, есть новости? – словно и не спал, спросил Ахберд Махма.
- Священник ждет, что ему делать, - объяснил Ислам.
Ахберд Махма быстро встал и, на ходу протерев лицо, пошел вперед Ислама. Издали он увидел сидящего среди бойцов, священника. Те с любопытством разглядывали рясу священника и пытались пообщаться с ним более на пальцах чем посредством слов.
- Здравствуй, отец! – на порядочном русском языке поздоровался Ахберд Махма, подойдя вплотную к священнику.
- Здравствуй, божий человек, - ответил священник и попытался встать.
- Сидите, - попросил Ахберд и сам присел рядом. – Во-первых, мы просим прощения за то, что вынуждены были побеспокоить тебя, отец. Поняв причину, отец, ты, надеюсь, не обессудишь нас. Войну эту не мы затеяли, мы лишь хотим жить свободными и на свой лад на землях наших отцов и дедов. Так получилось, что в ходе вчерашнего сражения под нами осталось лежать несколько десятков погибших ваших солдат и казаков. Мы будем хоронить своих погибших сегодня с рассветом. Мы все ходим под одним богом, и негоже оставлять ваших мучеников на съедение диким зверям, мы предадим земле и их тела. Поэтому мы и позвали тебя, отец, чтобы ты совершил похоронный обряд согласно вашему обычаю.
Окажись священник новичком в этих чужих краях, он бы не поверил словам этого дикого горца. Но он не первый десяток лет жил в этом божьем углу, называемом Кавказом и ничуть не удивился благородному порыву этих божьих людей.
- Спаси вас бог, он один воздаст нам всем согласно нашим заслугам! Так тому и быть, предадим земле с Божьим словом на наших устах этих божьих мучеников, - решительно встал священник.
- Отец, тебе помогут наши люди исполнить свой долг священника перед усопшими и Всевышним. За труды твои тебе от нас должно заплатить, уж, не обессудь, обычай наш такой, - подал Ахберд Махма священнику серебряный рубль.
- Спаси тя бог, добрый человек! Деньги эти пойдут на дела угодные Господу во имя ваших и наших мучеников божьих, - поблагодарил священник наиба, приняв от него монету.
- Ислам! – позвал Ахберд Махма своего верного товарища. – Попроси женщин, что привезли нам еду из ближайших селений, чтобы накормили этого доброго человека и нашего гостя.
- Хорошо, Ахберд, попрошу. Не беспокойся, - уверил Ислам наиба.

- Не думаю, что этот муьжги зверь ранен смертельно, он может еще не одно мирное чеченское селение уничтожить, хоть и потрепан сильно во вчерашнем сражении. Если бы у них не было этих проклятых пушек! - размышляла вполголоса Майлин Таймасха, стоя рядом со своим конем спиной к восходящему солнцу.
Погибших во вчерашнем бою товарищей гехинцы из ее отряда не стали везти на гехинское кладбище, а похоронили в общей могиле на одной из цветочных полян Буки леса. Также поступили и валерикцы, и другие жители близлежащих селений и хуторов. Раненных же бойцов отправили домой, на попечение родных и близких.
Гехинские, нашхоевские, арштынские и другие близлежащие селения могли выставить на поле боя до трех тысяч бойцов, но это были люди от сохи, вынужденные защищать свои дома от кровожадных царских полчищ. Из всего этого самоотверженного воинства опытных, способных успешно противостоять вооруженному до зубов царскому воинству, было лишь более трехсот бойцов, поэтому потери были несоразмерно большими. На равных противостоять царским войскам сил не было, но чеченцы готовились продолжить сражение.
Сражение не состоялось, отряд генерала Галафеева ранним утром снялся с лагеря на реке Валерик и спешно направился на соединение с отрядом генерала Лабынцова, выступившем на реку Ассу и к Ачхою с несколькими тысячами солдат и казаков, поддерживаемых артиллерией.
Из всех ополченцев, участвовавших во вчерашнем сражении, Ахберд Махма отобрал самых боеспособных бойцов для преследования спешно уходящей змейкой гидру отряда Галафеева.
Ахберд Махма собрал всех наибов, участвовавших со своими отрядами в сражении, чтобы посоветоваться с ними. Наибы уже собрались, когда, на всем скаку спрыгивая, к ним подбежали несколько лазутчиков.
- Ахберд! На помощь отряду инарла Галпи (Галафеева) спешит войско инарла Лабиса (Лабинцева), оно уже недалеко от Довт-Марта (Ачхоя)! – доложили развдчики.
- Этого я и боялся, - расстроено взглянул на наибов Ахберд Махма.
- Я со своими братьями должен помочь отцу и жителям родного селения Довт-Марта! – подскочил к Ахберду Ислам вместе с родным братом Маса.
- Хорошо, Ислам, действуй на свое усмотрение по обстановке. Только не горячитесь и будьте осторожны, - обнял Ахберд братьев Ислама и Маса.
- Мы тоже не можем вот так со стороны наблюдать, как эти звери будут сжигать наши селения! – выступил вперед наиб центоройский Шоип. – Соберем опытных бойцов и будем беспокоить русских с тыла и флангов.
- Людей терять в неравных стычках мы себе не можем позволить, поэтому в долгое сражение не ввязывайтесь! – советовал Ахберд Махма.

Ислам к тому времени вместе с братьями Маса и Даби с места в галоп на своих конях помчались в обход русских к Довт-Марту. С ними на равных рвались к обреченному и приговоренному на уничтожение Довт-Марту кони отважных гехинцев, валерикцев, арштынцев и других бесстрашных добровольцев, готовых отдать свои жизни за родную землю. Верные друзья Хасу и Соадула тоже на своих резвых конях в группе отчаянных всадников на равных неслись, готовые сразиться с ненавистным врагом.
Ислам сильно переживал за родных и близких ему людей, что остались в Довт-Марте, он гнал своего коня, который и сам, словно чувствовал важность момента, рвался вперед словно вихрь. Отряд чеченцев мчался параллельно движению войска неприятеля, чуть южнее по лесной арбяной дороге.

Шайх Ката, прищурившись, внимательно слушал подростка своего внука Музу двенадцатилетнего сына Маса. Старик еще ранним утром посылал мальчика разузнать, что происходит восточнее Довт-Марта, откуда вчера целый день доносились раскаты пушечных выстрелов.
- Баба (дедушка), - торопливо рассказывал Муза, - в сторону нашего Довт-Марта движется огромное войско русских. У них много пушек и конных людей. Солдат не сосчитать!
- Хорошо, к1ант(мальчик), поскачи по дворам, передай людям, чтобы спасались. Пусть уходят в сторону Орца леса, - повелел старик Шайх Ката.
Муза резво вскочил на коня и с места в галоп поскакал исполнять волю деда. Однако в селении уже слышны были крики о помощи, выстрелы. Жители Довт-Марта наученные горьким опытом, сами уже спешили спастись от кровожадного врага, который не пощадит ни взрослых, ни детей, ни дома, ни посевы – все предаст огню, все уничтожит без сожаления и с именем Господа на устах.
- Ката, надо пойти навстречу царскому войску и просить их инарла (генерала) пощадить ни в чем неповинных людей, - подошел к сыну 120 летний отец Куштни, одетый в свою выходную черкеску, при кинжале.
- Я послал людей в окрестные селения и хутора, чтобы собрать уважаемых людей. Мы поедем навстречу к инарлу Галпи (генералу Галафееву), попробуем убедить его решить дело миром с мирным населением. Вы бы, отец, с остальными жителями ушли в Орца лес, - попросил Шайх Ката.
- Я еще хорошо сижу на коне и могу при случае пригодиться. Поедем вместе! – решительно заявил старый Куштни.
Шайх Кат, уважаемый во всей округе, известный во всей Чечне старик не посмел бы перечить родному отцу, он лишь покорно кивнул и пошел готовить коней.
Когда Шайх Кат  с отцом Куштни на конях выехали за встревоженное словно улей селение, к ним присоединились один за другим Мержо Хадис, Сурхо Алдам и Бетар, Билкъи Мада, Гуьри Аьлда, Сосаркъ Соллат, Хьози Г1аьлмарз, Г1еза, Юсуп, Хизри, Салангири и Ибаш, Элси Бача, 1овд Таьштмар и другие представители местных селений и хуторов.
Торопливо погоняя коней, мирная делегация поскакала в небольшое селение Гермах Гечу на реке Ниттах, где устроил свою ставку инарла Галпи (Галафеев), предварительно перебив все беззащитнее население, которое не успело спастись бегством. Войско генерала к тому времени безостановочно продвигалось к своей главной цели – к Ачхою (Довт-Марта).Ротмистр охраны с висящими жидкими усами встретил делегацию с караульной ротой солдат, ощетинившихся штыками.
- Нам нужен инарла, - громко крикнул Шайх Ката, немного говоривший по-русски.
- Кто такие! Чего прете как на прогулку! – проявил свою власть ротмистр, но вскоре принял спокойный вид, заметив мирное выражение лиц горцев. – Ждите! – велел он и ушел.
Вскоре делегация чеченцев была приглашена к генералу, который не без заметной раздражительности согласился выслушать последних. Заметив среди чеченцев глубокого старика К1уштни, браво сошедшего с коня и ровной походкой идущего к нему, генерал невольно проникся подобием чувства уважительности.
- Мы бы хотели говорить с вашим инарла, - объяснил Шайх Ката желание делегации.
- Я генерал-лейтенант Галафеев Апполон Григ…, впрочем, что я говорю… я и есть генерал… командующий. С чем пожаловали, уважаемые, - приноравливаясь уровню членов делегации с некоторым сарказмом произнес генерал.
- Мы представляем Довт-Марта, который вы называете Ашхой, окрестные селения и хутора. Мы пришли к вам с миром и просить мира для ни в чем неповинных жителей наших селений. Мы бы хотели просить не проливать невинной крови, - произнес Шайх Ката, выговаривая непривычные слова с трудом и, пересиливая себя.
- Невиновных врагов не бывает! Мы лишь вчера видели коварство ваших невинных «мирных» людей! Хотите сказать, что из Ачхоя и других ваших селений никого не было среди тех, кто на реке Валерик стрелял нам в спину!
- Мы не пришли просить мира для тех, кто в состоянии на поле брани состязаться с вашим войском. Мы просим не разрушать наших жилищ, пощадить детей, женщин, - глубоко спрятав и подавив свое возрастающее раздражение, покорно склонил голову Шайх-Ката.
- Ты думаешь, старик, что мы забыли, как в сражении за Катар-Юрт, где полегло немало нашего воинства Христова, защищали ваш головорезы с Ачхоя! Более того руководили обороной укрепленного вами селения Катар-Юрт  в 1838 году, прозванном «Кровавым сражением», ваши Муртаз (Дабча) и Алдам Ислам, - набросился на стариков генерал, взмахивая руками словно в руках у него была нагайка, которой он «наказывает» крепостных крестьян из своего имения. Стоявшие поодаль Гуьри Г1еза, Мади Алдам и Г1ези Эза, увидев, какие вольности себе позволяет генерал, обращаясь к старикам, мгновенно схватились за кинжалы и рванулись в сторону переговорщиков. Лишь молниеносные действия Муртазали Сулима и Соллат Таймураза, которые успели преградить путь разозленной свите чеченской делегации помогли избежать столкновения.
Генерал несколько поостыл, но от задуманного еще раньше убийства так и не смог отказаться.
К тому времени в виднеющемся вдали в низине у реки Марта Довт-Марте (Ачхое) начали взрываться первые пушечные ядра, обложившей селение артиллерии генерала Галафеева.
Генерал попросил подзорную трубу и не без удовольствия посмотрел на его «возмездие», творившееся в логове «зверя». Отведя от лица подзорную трубу, генерал не без удовольствия взглянул на мирных делегатов, которые уже поняли, что этим пришлым двуногим нужно от аборигенов этого края лишь одно – чтобы они поскорее убрались с этой благословенной земли. Выстрелить из пушек по селениям, где в испуге мечутся женщины и плачут дети, для них просто телодвижение. Мирная делегация чеченцев Довт-Марта и окрестных селений поспешила к своим очагам, которые уже полыхали адским пламенем  взрывались все новыми и новыми залпами артиллерии инарла Галпи.

Отряды конников-ополченцев во главе с Исламом обогнали войско через Ор-али и уже подошли к окраине Довт-Марта на бешенной скорости, не жалея коней, когда увидели жителей селения в панике убегающих в сторону Орца лес через поле Зорменаш. Нападения захватчиков тут были такими частыми, что даже детские люльки-качалки были со специальной верхней дужкой, чтобы ребенка в случае опасности удобно было подхватить и поставить перед седлом на коне. И жилища строили незатейливые, простенькие мазанки, которые легко построить заново.
Женщины пытались успокоить детей, говоря им: «Тихо! Идут русские, что не щадят даже грудных детей!»
На протяжении веков привыкшее к варварским нападениям царских войск и казаков, население на удивление организованно уходило в сторону спасительного леса, так и называемый чеченцами Орца хьун (Спасительный лес).
Отряды ополченцев, которые привел с собой Ислам, бросились помогать беженцам. Вопреки усилиям людей вскоре вдали на подходе к окраине Довт-Марта показались первые конные казаки, передовой отряд. Учуяв легкую добычу, казаки с гиком понеслись наперерез бегущим в лес жителям селения. Лишь когда казаки почти отрезали путь бегущим от ужаса войны жителям Довт-Марта, несчастные понял, что среди беженцев есть не только беззащитные дети, женщины и старики, которых не стоит труда перебить, но и некоторое количество чеченских мужчин, жаждущих встретить своих бывших соседей станичников без прикрытия русской артиллерии. У передовой группы казаков обычно кони самые быстрые, самые отборные. Но, видать сами тела казаков были отягощены непростительными даже Всемилостивым бесчисленными грехами, кровью невинных божьих людей. Видать, иногда даже у Всевышнего Господа не хватает терпения подождать пока особо заслужившие суда грешники испустят дух свой в положенный срок, дабы выбрать им заслуженное наказание в Судный день. Всевышний Господь назначил им суд на этом грешном свете, в тот самый миг совершения ими своего греха. Однако вслед за этим донесся подобный грому гул артиллерии. Пушки начали обстреливать селение Довт-Марта, где еще оставалось много не успевших спастись людей. Взрывались и пылали жилища, по узким улочкам в панике метались женщины и дети, погибали и горели живьем.
В завершение примерного наказания селения, дабы жители этого и других селений не вздумали противиться мощи цивилизованных захватчиков, несущих им культуру и всякие блага крепостного режима, верха их тысячелетнего общественного развития, на селение пошли многочисленные ряды с ружьями со штыками на перевес. Казалось уже и живого места на горящем теле селения не осталось, солдатам лишь пройти, добить выживших и подобрать годное еще имущество дикарей. Но появлялись в огне и дыму горящего селения невесть откуда взявшиеся защитники и погибали, унося жизни захватчиков. Солдаты отходили и снова артиллерия не жалела пороха и ядер для упорствующих защитников Довт-Марта. Снова шли цепи солдат, поднимая на штыки «необтесанных диких горцев», которые и «пронзенные штыками, поднятые над головами, норовили достать солдат своими короткими кинжалами, пока не испустят дух».
«Большую часть дня продолжалось сражение самое упорное, и ни в одном доселе случае не имели (захватчики) столь значительные потери, ибо кроме офицеров, простиралось оное убитыми и раненными до двухсот человек… Женщин и детей взято в плен до 140, но гораздо больше вырезано было или погибли под огнем артиллерии. Солдатам досталась добыча богатая, селение Довт-Марта (Ачхой) состояло из 200 домов, которые были разорены до основания».

Многие бойцы-ополченцы из небольшого отряда, которых привел Ислам, имеющие опыт боев, дав сражение превосходящим силам захватчиков под прикрытием дыма, зная хорошо местность, отступили и скрылись в лесу. Многие из них положили свои отважные головы за свою священную землю, за свое родное селение.
«Солдаты генерала Галафеева разорили полностью селение Ачхой, вырубили сады, уничтожили посевы вокруг селения. Здесь же отряд сблизился с войсками отряда генерал-майора Лабынцова, успевшего истребить некоторые горские аулы и направившийся продолжать оные действия по открытой местности на реку Ассу».
«Ахведы Магома не предпринял серьезных мер для нападения (на отряд Галафеева) кроме робких попыток беспокойства отряда Галафеева»
Оставшиеся в живых жители Довт-Марта скрывались до самой осени в близлежащих селениях и хуторах. Из своих скромных запасов жители этих селений обеспечивали мартановцев продуктами. До наступления холодов жителям Довт-Марта требовалось восстановить свое селение и жилье. Для подстраховки мирной жизни в восстанавливаемом  селении от имени жителей нужно было выйти на переговоры с войсковым командованием Сунженской линии.
«Ахверды Магома как ни странно по-прежнему ничего не предпринимал для защиты жителей Довт-Марта и близлежащих селений от хищнических нападений царских войск и казаков» Однако, если наиб Малой Чечни, облаченный имамом Шамилем безграничной властью, узнавал о каких-то отношениях с командованием царского войска, его нукеры того строго наказывали. Чеченцы западных селений Малой Чечни оказались незащищенными, оказалис словно меж двух огней. Несмотря на опасность навлечь на себя гнев наиба Малой Чечни, благородный Шайх Ката решает снова попробовать народную дипломатию и сохранить десятки сотен жизней жителей Довт-Марта и других разоренных селений вокруг. Совместно с жителями этих селений Шайх Ката еще раз встретился с командованием Сунженской кордонной линии.
Целью этой встречи было – получить разрешение вернуться в свое селение и восстановить дома для стариков, женщин и детей с гарантией о ненападении на разоренные селения царских войск.
Представители Сунженской кордонной линии еще раз напомнили членам делегации и лично старейшинам, что они в курсе того, что в 1838 году в «Кровавом сражении» обороной Катар-Юрта руководили их родственники: родной брат Шайх Ката Муртаз1ела (Дабча) и близкий родственник Алдаман Ислам. Старый Ката, имевший опыт общения с представителями царских войск еще с конца ХVIII века, участвуя в сражениях на стороне Шайха Мансура, умел вести переговоры и договариваться с русскими офицерами. И на этот раз дипломатия старого Шайха Ката возымела действие. Дав обещание не разорять селения и хутора близлежащие Довт-Марту, если Шайх Ката удастся уговорить жителей не выступать более на стороне Ахверды Магомы, стороны разошлись.
В делегации вместе с Шайх Ката участвовали: Мержо Хьадис, Овд Таьштамар, Хизри Салагири, Хизри Моми, Шайх Ката со своим неизменным 120 летним отцом К1уштни (К1ушум 1алард) и другие.

Жители разоренных селений вернулись в свои селения и до наступления зимних холодов начали обустраивать свои жилища.
Еще пару месяцев назад жителям Довт-Марта и близлежащих селений пришлось предать армии Шамиля многие свои запасы, и теперь у жителей не оставалось ничего для пропитания. На следующий день Алдам Ислам, владетель селения Ниттах Къеж, Кати Маса, Кати Даби и Г1ези Эза от жителей ущелья Ниттах и близлежащих селений прислали десяток обозов с продовольствием для жителей Довт-Марта и 1ашха, тем самым спасли их от голода.
Встреча с командованием Сунженской кордонной линии дорого обошлась сарому Ката.
Ранним утром, когда Шайх Ката по привычке встал и обходил, осматривая, свой двор несколько десятков конных людей в черном и зеленом подъехали к его полуразрушенному дому. Медленно подъехавшие всадники на удивление резво соскочили со своих лошадей и мигом схватили старого Ката.
Ахверды Магома, потерявший свою резиденцию в Гехах накануне сражения при Валерике, теперь наездами останавливался в разных селениях Малой Чечни.
Несмотря на раннее утро, жители Довт-Марта узнали о том, что нукеры Ахверды Магомы решили увести их единственного заступника. С ропотом негодования и шумом повыскакивали все местные жители, включая стариков, женщин и детей, и стали, заслонив собой старца Шайх Ката. Один из старцев по имени Хадис из рода мержой, близкий друг и соратник Шайх Ката обратился к нукерам со словами:
- Мужественные сыновья этого уважаемого во всей Малой и Большой Чечне старца Шайх Ката не один год с отвагой сражаются с гаурами в рядах имама! Его сыновья Ислам и Маса соратники Ахберда!
- Мы знаем, что Ислам и Маса достойные и мужественные люди, но мы, вступая в ряды армии имама Шамиля, на коране закрепили свое слово, исполнять команды его наибов и своих командиров, если потребуется даже ценою собственной жизни! Пропустите нас и не создавайте нам помех в исполнении повелений наиба Малой Чечни! – все больше повышая голос, крикнул собравшимся командир нукеров, сидевший на рослом черногривом скакуне.
Хадис не хотел уступать и поэтому, высоко подняв над головой посох свой, крикнул нукерам:
- Передайте наибу, что мартановцы не считают уважаемого Шайх Ката виновным в каком-нибудь грехе! Мы не позволим…
Поднятая над головой палка вспугнула темногривого коня командира нукеров, и тот отпрянул в сторону. Командир нукеров, доведенный упорством толпы до состояния неуправляемости, в сердцах взмахнул нагайкой и хлестнул коня. Конь, которого до сих пор хозяину не приходилось оскорблять нагайкой в такой мере, от бешенства закружил волчком на месте,  повалил не посчитавшего уступить коню старца Хадиса. Мужчины Довт-Марта, чаша терпения которых переполнилась, ринулись на нукеров и успели стащить с коней нескольких всадников. Нукеры тоже не остались в долгу и в ответ полоснули несколько нападавших кинжалами. От серьезного кровопролития разошедщих уже не на шутку людей уберег знакомый в этих краях многим голос уважаемого Шайх
Ката:
- Ради Всевышнего остановитесь люди! Вложите кинжалы в ножны! Вам не стоит бояться за меня! Поверьте мне, пятничную молитву мы совершим вместе. Передайте моим сыновья, пусть об этом сообщат Исламу!
Не было в Малой Чечне людей, которые могли бы ослушаться Шайх Ката. Кроме того, старик среди людей слыл истинным шайхом, имеющим дар предсказания. Люди беспрекословно исполнили волю старца, но нелегко далось укрощение собственной ярости некоторым из них. Раненный в руку племянник Шайх Ката Джовбетаран Бетархан, не смея возразить старцу, уцелевшей рукой схватился за лезвие своего кинжала и сжал до крови. Раны получили в этой стычке с нукерами также и братья Салангирин Т1урум-Хьаьжа и Дабча, Г1ези Маьхьта, но  и некоторые нукеры пострадали от мартановцев.
Шайх Ката добровольно пошёл с нукерами Ахверды Магомы дабы не пролилась более кровь и не было жертв. Старца повезли в хутор 1ашхо, где остановился Ахверды Магома. По некоторым данным аварец армянских кровей из Хунзаха наиб Малой Чечни Ахверды Магома имел один из немногих неограниченную власть от имама Шамиля, вплоть до приведения собственного приговора в исполнение на свое усмотрение. Шайх Ката знал об этом, но он как человек чести и благородства не мог не заступиться за односельчан, дабы спасти тысячи мирных жителей от царских войск, которых сам Ахверды Магома был бессилен защитить. Будучи не только умным умудренным огромным жизненным опытом человеком Шайх Ката имевший еще и дар шайха, ясновидения мог предположить карательные меры наиба.
Ахверды Магома только закончил завтрак со своим гостем и другом наибом Шатоя Бетака, который собирался в далекий путь к родному горному селению. Друзья присели во дворе дома, где остановился наиб, о чем-то разговаривая, когда прибыли нукеры с арестованным Шайх Ката. Ахверды Магома с Бетой встали из уважения  седин старца, и наиб заговорил с Шайх Ката, который к тому времени сошел с коня:
- Уважаемый Шайх Ката, тебя знают в Большой и Малой Чечне как ярого последователя нашей мусульманской веры и противника гауров, оскверняющих нашу священную землю. Как же получается, что ты задумал похаживать в гости к инарлам гауров Галпи, Лабис. Ты лучше других знаешь, что наш имам жестоко наказывает предательство во всякой форме. Какой же пример всему миру ты подаешь, люди не могут не последовать примеру такого уважаемого человека, которого они почитают за шайха, - стыдил наиб старца, не повышая ни на нотку уважительного тона голоса, хотя от этого тона веяло неприятным холодком.
Шайх Ката слушал наиба стоя ровно, словно ему не было от роду близко к ста годам, терпеливо ожидая пока наиб закончит свою по сути дела обвинительную речь.
- Ахберд, когда мой народ, доведенный до отчаяния унизительными условиями предлагаемыми нам инарлами царя, мы предложили имаму объединить нас. Шамиль-Али согласился взять на себя обязанности имама, защитника веры и земли нашей, нашего общего Дег1аста (Отчий дом). Мы чеченцы называем этим слово земли лежащие между Ламхи (Терек), Башламом (Кавказский хребет) и Къорахи (Каспий). Шамиль не согласился, пока чеченцы не принесли клятву на коране в том, что они примут власть имама. Чеченцы единственные давшие такую клятву. Ни один народ Каказа не принес Шамилю такую клятву. Несмотря на это мы положили на этой войне из каждых трех чеченцев двоих. Дагестанские народы не связаны клятвой с Шамилем, поэтому их больше воюет на русской стороне, чем под знаменем имама. Мы оказались между двух огней, за то, что обескровленный длительными войнами мой народ не в состоянии противостоять русским ордам, но вправе уничтожить имам, хотя его нукеры не в силах защитить наши селения. За то, что мы не отказываемся от клятвы верности имаму, наши селения и посевы сжигаются русскими, а население врезается под корень…
Мы в Довт-Марта считали, что ты, Ахберд, на реке Валарг разобьешь гауров. Но они как ни в чем не бывало пришли и из пушек расстреляли наше селение, затем солдаты вырезали выживших в этом аду вплоть до последнего младенца подобно древнему Дада-Юрту и сотням таких же чеченских селений.
На народ оказался как в той пословице: закричит овца – волк съест, не закричит – хозяин зарежет. Ахберд, мой народ, следуя данной клятве, исчезает с лица земли. Не хотелось бы думать, что это является конечной целью этой нескончаемой войны. Если я используя дипломатию устроил переговоры с царскими инарлами, спас несколько тысяч женщин и детей, то это не значит, что я нарушил клятву моего народа. Мои сыновья до сих пор сражаются с гаурами рядом с тобой…
Но думаю, если так пойдет и дальше, то мой народ откажется от клятвы данной имаму, - замолчал Шайх Ката.
- Как откажется! – словно проснулся Ахверды Магома.
- Мертвые могут себе позволить отказаться от данного слова, - искривил усы в нехорошей улыбке старец.
- Я не сомневался в твоем уме, старик. Но за такие вольности с твоей стороны я обязан тебя наказать в назидание другим. Твое счастье, что твои сыновья один из самых отважных храбрецов среди наших воинов, - понизив голос до уважительного тона, произнес наиб Малой Чечни. – Закройте старика в одном из домов. Завтра отправим его к имаму, - распорядился Ахверды Магома своим нукерам.

Как только Шайх Ката забрали нукеры Ахверды Магома, старики послали за Исламом сына Ката Мути и Пхьагал жителя Ниттах-Къеж.
Уже ближе к вечеру на взмыленном коне в ставку Ахверды Магомы прискакал Ислам с Маса и Даби. Ахверды Магома уже и сам был не рад, что связался с Шайх Ката, но отступаться просто так он тоже не привык.
Ислам тоже знал, что Ахберду нужна будет веская причина, чтобы смягчить свое упорство. Поэтому он после нескольких спорных предложений выдвинул то, от чего в этом мире военных изворотов и всяких тактических ухищрений надежней всего. Гарантом того, что отец не задумывает никаких союзнических отношений с инарлами, он предложил себя и братьев Маса и Дабча, находившихся в рядах самого Ахверды Магомы. Хоть у него не хватало сил защитить их и селение Довт-Марта, от царских войск и пушек в руках наиба Малой Чечни находилась неограниченная власть, и он имел силы расправиться с семьей Шайха Ката.
Несмотря на близость наступающих сумерек, и на уговоры гостеприимных жителей 1ашхо К1отара остаться на ночь и поехать завтра с утра, Шайх Ката со своими сыновьями Исламом, Маса и Даби сели на коней и направились через Айсет мост, в сторону родного селения Довт-Марта.
Вскоре выглянула почти округлившаяся луна и в теплой чеченской ночи засеребрились силуэты четырех всадников.
Недаром в народе Ката называли Шайх Ката, как он и обещал, к пятничному намазу он был со своими односельчанами вместе.

                23.08.2014г. с. Валерик