Озеро

               
А ветер нежно, очарованно
Играл поверхностью воды.
И чей-то взгляд взволновано
Ласкал красавицы следы.


Он знал, что в глубине лесного массива расположено небольшое озеро. Временами на него накатывалось острое желание отыскать это озеро. Уставший от утомительной работы над статьями, в один из жарких дней солнечного лета, он решил утолить это желание.  Искупаюсь, посижу с удочкой. Когда-то он увлекался рыбалкой, но стремительный ритм последних лет не позволял этим заниматься.
Озеро возникло перед ним неожиданно. В пышном обрамлении деревьев и кустов, идеально овальной формы, оно было похоже на драгоценный камень. Органично сливаясь с окружающей природой, одновременно притягивая и настораживая,  оно таило в себе сказочное волшебство. Манящая таинственная, темно-зеленая гладь воды, без единой морщинки, казалась густой и тяжёлой. Он впервые видел такое удивительное озеро. Какое чудо это озеро! – восторженно подумал он, но тут же уличил себя в сентиментальности, - обычное озеро среднерусской полосы!
Несколько узких тропинок покорно замирали у воды. Низкая зелёная трава открывала к ней доступ. Он выбрал место, защищённое со всех сторон кустарником. Быстро разделся и, не раздумывая, поплыл. Вода была чистой и прохладной. Главное - ти¬шина, покой. Я, озеро, и больше никого.
Иногда ему не хватало одиночества. Общение с людьми было тесным, работа в редакции съедала время и требовала полной отдачи. Энергичный, молодой, красивый - любимец женщин и друзей - мастер ироничных афоризмов, он не скучал: вечеринки, пикники, флирт, новые знакомства и связи, на всё хватало сил и здоровья.  Когда кто-то из мужчин жаловался на какие-то нескладывающиеся отношения с женщинами, он восклицал:
- Что ты ноешь и скулишь, мой друг? Ты посмотри вокруг: женщина на женщине, от их обилия рябит в глазах! Лю¬бовь, любовь, какая любовь? Рас-скажи ей байку, пофилософствуй, войди в браз разочарованного интеллектуала или скучающего джентльмена, на худой конец спой песенку, прочти с чувством стишок, добавь пару удачных комплиментов, намекни на одиночество, и она твоя. Ну, разумеется, не всё сразу: у ка¬дой своя пружинка, женщин нужно чувствовать и обольщать их же собственными фантазиями. Только не надо комплексовать, женщины всеядны: они способны любить всех и каждого и потому так активны и живучи.
Его цинизм восторгал всех, но более всего - женщин-коллег. Это забавляло его, не вызывая удивления. Подобная парадоксальность утверждала статус деловой женщины, как существа рассудочного, самодостаточного, лишенного всяческих женских слабостей и глупостей.
Он вышел из воды и, с наслаждением, растянулся на траве. Удочка лежала рядом. Нет, не буду я сегодня губить несчастную рыбку. Ощущая приближение блаженной дремоты, он услышал тихий смех. Открыв глаза, прислушался: смех звучал справа от него. Приподнявшись, он увидел мужчину и женщину:  держась за руки, они спускались по тропинке и были обнажены. Как я не догадался искупаться голышом? Начнут плескаться, шуметь, - лениво подумал он, возвращаясь в прежнее состояние. Но когда, после нескольких секунд тишины, опять раздался мягкий, воркующий смех женщины, он,  неожиданно для себя,  почувствовал волнение. Приникнув к просвету между ветвями кустов, он замер. Они стояли у самого края воды, прижавшись друг к другу. Мужчина целовал запрокинутую шею женщины, его руки скользили по её телу, задерживаясь и замирая. Казалось, он обследует каждый участок её тела, придавая ему форму. Он гладил её тёмные длинные волосы, целовал плечи, грудь, опускаясь и приседая,  ласкал бёдра женщины, покрывая поцелуями всё, что возникало перед ним. Грациозная, пластич¬ая, она послушно отдавалась его ласкам, издавая нежные звуки. Потом, взявшись за руки, они вошли в воду. Они плавали, плескались, ныряли. Выскакивая из воды с пучком водорослей, он украшал её голову длинными зелёными прядями. Обнимая его за плечи, она льнула к его губам, и смеялась тихим,  волнующим смехом. Потом они вышли из воды, мужчина легко поднял её на руки и они скрылись за деревьями.
Его волнение было так велико, что он решил тут же уйти. Сердце билось учащённо, толчками, во рту было сухо. Чёрт возьми, что со мной творится, совсем уработался! Его никог¬а не прельщало созерцание чужого интима. Оставаясь у друзей с их подругами, он всегда выбирал укромное место и моментально засыпал. Чужие страсти его не волновали. Да и к собственным похождениям, он относился довольно скептически. Любой, слишком  откровенный, разговор друзей о подробностях близкого общения с женщинами он обрывал словами:
- Не уподобляйтесь старым, жалким и немощным ловеласам, не распы-ляйте словоизвержением свою потенцию. Но если вам уж  невтерпеж,  пишите мемуары, потомкам все сгодится!
Весь день он был в смятение, ничего не шло на ум. Пробовал писать - нужно было закончить статью - пробовал читать, не получалось. Утром он позвонил редактору отдела.
- Привет, вчера меня затормозило, статья не пошла, по¬терпишь, не горит? Всем привет, пока.
Что произошло? Отчего такое трепыхание? Завёлся, как желторотый, прыщавый новобранец! – стыдил он себя, старательно увиливая от признания того, что состояние, в которое он попал, совершенно новое для него, необычное, и что пребывая в нем, он испытывает необъяснимое наслаждение. Его неодолимо влекло озеро, он хотел ещё раз увидеть то, что увидел. Он был уверен, он точно знал: они опять придут. Преступников влечёт на мес¬то преступления, - пропел он сам себе. Прихватив ненужную удочку, он пришёл к озеру. Купаться не стал. Неподвижная зелёная вода казалась холодной и отталкивающей. Ду¬мая о женщине, он не мог сосредоточиться на её лице, оно расплывалось. Перед его мысленным взором возникало соблазни¬тельное трепетное тело женщины, покрытое ровным золотистым загаром, он слышал её чудный нежный смех.
Он ещё не видел их, но уже почувствовал: они пришли. По той же тропинке они спустились к воде. Она была в длинном, до пят, плотно облегающем белом платье на бретелях; волосы, по¬добранные на затылке, открывали очаровательный изгиб шеи. Муж¬чина был одет в белые брюки, в руках он держал светлые туфли и белую рубашку, его длинные волнистые волосы были откинуты на¬зад. Сбросив одежду, мужчина остановился за спиной женщины, и принялся мед¬ленно расстёгивать молнию на её платье. Опустив безвольно руки, прикрыв глаза – она вздрагивала от прикосновения его пальцев. Платье послушно соскользнуло к ногам женщины, и когда мужчина поднял её на руки и стал удаляться по тропинке… он застонал и упал на траву. С пустого неба на него смотрело полуденное солнце, посылая обжигающие лучи, но он не чувствовал тепла. Его знобило, а нарастающий звон в ушах мешал сосредоточиться. Он слышал, как они резвились, смеялись. Он слышал её голос. Уста¬лый и разбитый он лежал не двигаясь.
На следующее утро он опять позвонил в редакцию.
- Я искупался, простыл, заболел.
- Ты что! Сегодня статья должна быть у меня! Чёрт возьми, где ты умудрился так искупаться? - вскричал редактор.
- В корыте. Остынь. Я пришлю со статьёй своего курьера, ты его знаешь, встречай у входа. Будь здоров!
Иногда он пользовался услугами соседского паренька, ещё не нашедшего своё место в жизни - в качестве посыльного, оплачивая его труд, тот с радостью исполнял его поручения. Это случалось после ночных бдений, когда находясь в сомнительном состоянии, он не позволял себе браться за руль автомобиля. Надо беречь честь редакции, - говорил он тем, кто нарушал это правило.
- Вот, этот пакет отвезёшь в редакцию. Я заболел, - сказал он пареньку.
- Да, я вижу, на вас лица нет!
- Если бы только лица! Тут, брат, другое задействовано. Меня не тревожь, записку об исполнении вложишь в замок.
Быстро собравшись, он прибежал на озеро. Но в тот день они не пришли. Вернулся он вялым и подавленным. Совсем свихнулся, надо куда-то сходить, развеяться, навестить кого-ни¬будь. Он стал перебирать в памяти тех женщин, с

которыми был, так или иначе, знаком, но ординарность их образов и по-ведения его не вдохновляла. Перед ним постоянно возникал об¬раз  женщины у озера.
Когда его осенила одна идея, он обрадовался. Может быть это вернёт мне равновесие? Он набрал номер телефона одной недавней знакомой, которая иногда ему звонила с явным намере¬нием встретиться. Так и не вспомнив её, он сказал:
- Алло. Это я. Ты ещё не забыла меня? Это отрадно, я польщён. Я могу подарить тебе сегодняшний вечер, возможно и ночь!
- Правда?
- Жди.
Переждав несколько минут, давая ей возможность разгореться, он опять позвонил.
- Послушай, у тебя есть белое длинное платье с молнией на спине?
- Ты что, жениться собрался?
- А как ты думала? Зачем бы я стал тебе звонить!
- Белого платья у меня нет, но есть розовое и такое… цветное.
- К чёрту розовое и цветное! А блузки белой, с застёжкой сзади, у тебя тоже нет?
- Ой, я сразу не могу вспомнить.
- Вспоминай. А волосы у тебя какие?
- Я блондинка.
- Длина, длина волос какая?
- Средняя.
- Значит так: средние волосы собери на затылке, одень всё белое и жди.
Она удивлённо и радостно хмыкнула. Он швырнул трубку, услышав её хмыканье, но взял себя в руки. Не могу же я ходить, как взбешённый бык! Пусть хмыкает. Он надел на голое тело светлые брюки, в тон им рубашку и полуботинки. Посмотрев на себя в зеркало, сказал:
- Хорош. Бледноват немного, но зато - пылаю страстью.
По дороге купил бутылку шампанского и коробку конфет. Она открыла дверь. На ней была короткая, узкая белая юбка, бе¬лая блузка с длинными кружевными рукавами, с блестящими пуговицами и туфли на высоченном каблуке. Волосы на затылке были стянуты широкой  розовой лентой. У него возникло желание развернуться и уйти, но он решил пройти этот путь до конца. На столе стояла бутылка вина, горкой возвышались салаты, в подсвечнике - зажжённая свеча.
- Проходи, - сказала она, пылая щеками и глазами, - посидим.
- Нет, сначала постоим! Сними вот это, - сказал он, указывая на её туф-ли.
- Но в них я стройней.
- Сними, - повторил он.
Освободившись от обуви, она наклонилась, намереваясь её унести.
- Оставь,- сказал он, движением ноги отодвигая их в сторону.
Не понимая, что он затеял, она стояла перед ним, удивлённо и радостно улыбаясь. Он сбросил рубашку, обувь, брюки и остался обнажённым и агрессивно настроенным.
- О, хорош! Да ты просто экспериментатор! – хмыкнула она.
Ему захотелось её ударить. Он молча расстегнул пуговицы на блузке, пытаясь её снять, но это ему не удавалось, мешали застёжки на манжетах рукавов. Запутавшись в кружевах, он рванул рукава с такой силой, что отлетели все пуговицы.
- Осторожно, это моя новая блузка!- воскликнула она.
При его попытках  снять юбку, она кокетливо предупредила:
- У меня бёдра широкие. Снимай через голову, - и подняла кверху руки.
Когда всё лежало на полу, он посмотрел на неё. На ней был белый кружевной лифчик с задранной кверху грудью и розовые кружевные трусы. Он молча наклонился, надел брюки, обувь, рубашку и, окидывая её сверху донизу взглядом, сказал:
- Когда купишь или сошьёшь себе длинное белое - на бретелях, с молнией на спине - платье; когда отрастишь свои средние волосы и научишься, хотя бы иногда, не носить белья, не одевать розовых трусов, не украшать голову розовыми лентами - позвонишь, возможно, я приду. Но я почему-то думаю, что тя¬га к розовым трусам - это у тебя навсегда.
Усмехнувшись, добавил:
-  И вообще всё коротко.
-  Что коротко?- пролепетала она.
         - Всё, - ответил он.
         Как ни странно, но эта история восстановила его состояние. Увлечённый новой работой, он почти оправился от своего наваждения. Да, что мне эти двое? Что, я не видел такого? Сплошь и рядом: на экране, в журналах, в книгах,  разбросанных на прилавках -  всё тоже, даже поинтересней. А я, как последний идиот, закомплексовал! Вспоминая свою недавнюю затею, он смеялся над собой. Излил всю желчь и всю досаду, жаль девчонку, но ничего, это ей при¬годится в будущем.
Но, по ночам он часто просыпался; сердце, сладко занывая, билось толчками, будто от предчувствия какого-то чуда: и его охватывало ощущение счастья. И вновь, до мельчайших подробностей, он видел перед собой прекрасную незнакомку. Кто она? Где она? - думал он, мечтая её встретить.
Он не отказывался от приглашений, знакомился, заводил новых подруг, реализовывал себя до полного опустошения, но это наваждение не проходило. Его спасала работа, которую он любил.
Иногда, в ненастье, не желая застревать в потоке грязных, мокрых машин с их измученными владельцами, он пользовался подземным транспортом. Эти поездки его не воодушевляли, но он стойко переносил сутолоку и многолюдье. Однажды, заскочив в непробиваемо тугой вагон, он оказался зажатым со всех сторон. После нескольких секунд он почувствовал уже знакомое ему какое-то беспокойство и волнение. Нет, это уже слишком,- подумал он раздражённо и, желая как-то изменить своё положение, резко задел локтем прижатую к нему спиной женщину в чёрном плаще.
- Простите, пожалуйста, - извинился он.
- Не беспокойтесь,- ответила она.
Он замер и, уже ничего не соображая, вовлекая всех стоявших вокруг себя, развернулся с такой силой, что в образовавшемся пространстве они оказались друг перед другом.
- Это вы, это вы …- то ли прошептал, то ли прокричал он.
Спокойно, без улыбки, она посмотрела на него.
- Вы меня с кем-то путаете.
         - Он видел её глаза и, чувствуя, что сердце становится неуправляемым - выдохнул:
- Вас невозможно с кем-то спутать, я не только вас узнал, я вас почув-ствовал.
Она отвернулась, давая понять, что не желает продолжать разговор.
- Не отворачивайтесь, прошу вас.
- Не привлекайте к себе внимания, на вас смотрят, - тихо произнесла она.
- Хвалу и клевету приемли равнодушно, и не оспаривай глупца! - воскликнул он нарочито громко и весело.
Она улыбнулась.
- Вот видите, вы улыбнулись! Ко всему прочему, у вас великолепное чувство юмора!
- К прочему - чему?
- Всё прочее, это ваша красота. Я знал, что вы совершенны, но не до такой же степени! - выпалил он.
- Может быть мы продолжим разговор в другом месте? – вежливо предложила она.
- Да, да! – возликовал он, открыто и радостно любуясь её выразительным, безукоризненной формы лицом. Его одолевало желание прикоснуться к её чистой, атласной коже, но он сдерживал себя.
Её очаровательная женственность, столь редкая и непривычная, отвергнутая и утраченная многими представительницами женской половины - непринуждённость, лёгкая сдержанность жестов, мягкость тона - всё в ней вызывало его восхищение. Он ловил каждый её взгляд и, теряясь, пытался определить цвет её прекрасных, таинственных, удивительно изменчивых глаз. Изменчив был не только цвет, но и само выражение.
- Откройте тайну, какого цвета ваши глаза? - склоняясь к её плечу, про-шептал он, с наслаждением вдыхая запах её волос.
В ответ  она лишь улыбнулась краешком рта.
- Я нашел определение, - заговорщически сообщил он. – У вас озёрные глаза.
Вскинув брови, будто  что-то припоминая, она взглянула на него.
Он вышел вместе с ней на какой-то остановке. Шагая рядом, радовался как ребёнок. Ему хотелось дурачиться и говорить глупости. Когда они вы-шли на улицу, она сказала:
- Давайте поговорим. Я не сторонница таких знакомств, но почему-то мне не хотелось вас обидеть, и поэтому я потакала вашим шалостям. Я не люблю наскоков.
- Да,- согласился он, - наскоки - это пошло.
Слегка улыбнувшись, она взглянула на него.
- Ну так что вас притянуло ко мне?
Он решил быть откровенным.
- Вы знаете, в том районе где я живу, есть такое странное небольшое лесное озеро,- он почувствовал, что она насторожилась. - Этим летом, я -  никогда ранее не видевший это чудо - решил отыскать его, искупаться и порыбачить. День был особен¬но удачный. Я не поймал ни одной рыбки, жалко стало рыбок, но зато я увидел вас.
Её щёки заалели, она остановилась и растерянно спросила:
- Вы были у озера или в лесу?
- Нет, в лесу я не был, - ответил он, подчёркивая свои сло¬ва, и давая ей понять, что остального не видел, добавил. - Я был у озера.
- Но там же никого не было, - смутившись, прошептала она.
- Никого, кроме вас и меня.
Продолжая идти, она молчала.
- Всё произошло помимо моей воли, поверьте мне. Я не страдаю отклонениями, но  прелюдия, которой я любовался, была так обворожительна, так гармонична, так естественна!
- И вы спокойно это наблюдали? – насмешливо произнесла она.
- Да, я эстет, но разве можно было оста¬ваться холодным и равнодушным, видя вас. Я пережил потрясающие моменты своего падения, и если честно, не ожидал от себя такого. Я был соблазнён вашим очарованием. Вначале я наслаждался своим состоянием.  Но постепенно меня заполняло чувство, которое я считал самым большим неудобством и заблуждением, чувством,  которому я не доверял, и в силу которого  верил только умозрительно. Это стало мешать мне.  Я пробовал  всё забыть, освободиться от этого наваждения, но не смог.
Пристально вглядываясь в его лицо, она спросила:
- А если бы вы не встретили меня, это продолжалось бы и дальше?
- Не знаю, сколько могло бы это продлиться. Озеро изменило меня, я стал терять интерес ко всем и ко всему.
- Вы видели меня единожды?
- Нет, я видел вас дважды,- ответил он, глядя ей в гла¬за. - Ваше белое платье, оно сохранилось?
- Да, это моё любимое платье.
- Оно потрясло меня, - произнёс он с пафосом, дурачась.
Она рассмеялась своим чарующим бархатистым смехом. Ликуя, он воскликнул:
- Я полюбил вас! Я люблю вас, боюсь, что это моё послед¬нее потрясение!
- Ну, вот мы и пришли, - сказала она, останавливаясь перед подъездом дома. - Не говорите о любви так запальчиво, всё про¬ходит, пройдёт и ваше увлечение. Я ничего не могу вам предложить, я замужем, - промолвила она с какой-то затаённой ноткой грусти.
Если она такая с мужем, то это ничто иное, как любовь, и мои шансы просто ничтожны. Но отчего такая грусть в вашем голосе? – хотел он спросить, но не успел.
- Прощайте, - сказала она.
- До свидания, - ответил он.
Он остался стоять в полной растерянности, чувствуя, как улетучивается его радость. Невыносимая печаль охватила его. Он добрался домой, отключил телефон, наполнил стакан тем, что попало под руку, выпил и прилёг на диван.
Утром он проснулся совсем больным. Нестерпимо болела го¬лова, всё тело ныло и ломило; измерив температуру - удивился: у него был жар. Он отыскал таблетки, заварил чай и целый день провалялся в полудремотном состоянии. К вечеру жар спал. Позвонив редактору отдела, с которым  был в дружеских отношениях, он объявил:
- Уезжаю недели на две, я заболел. Запас моих работ у тебя есть. Я не отдыхал уже два года, оформляй мне отпуск. Приеду - позвоню.
- Ты в самом деле заболел, если берёшь отпуск глухой осенью!
- Да, я болен, болен.
- Послушай, может быть тебе что-то нужно: деньги, продукты? Скажи, я мигом привезу!
- Нет, мне ничего не нужно. Я должен побыть вдали от этого озера.
- Какого озера?
- Того самого, в котором я поймал рыбку.
- Кончай меня пугать.
- Всё, будь здоров!
Две недели он провёл на Волге у родственников и друзей детства. С погодой повезло, дни стояли солнечные, тёплые. Ездили всем скопом на рыбалку, гуляли, шумели, весело ухаживали за местными девушками. Он охотно ходил по гостям, ос¬трил, танцевал, развлекал всех весёлыми историями, но никто и ничто не могло его отвлечь.
- Ты какой-то правильный стал,- удивлялись друзья. - До чего ж тебя столица довела! Давай мы тебя сосватаем. Наши дев¬чата, это же просто золото, не то что ваши, подпорченные.
- На заре туманной юности всей душой любил я милую, и был уже скоропостижно и кратковременно женат, - отшучивался он. - А наши подпорченные, это - други мои, ваши бывшие золотые.
- Ну не скажи, наши все целые и при нас!
- Значит из соседней губернии перемещаются на наши ули¬цы.
- Да, времена пошли тёмные.
- Ничего, рассвет всегда наступает. Не теряйте, мужики, надежду и дер-жите своих золотых покрепче. Сумеете их удержать, значит прорвёмся к светлому будущему.
- Да мы конечно рады бы, но вот карманы пусты.
- А вы держите тем, что пониже карманов, там, небось, не пусто?
- Ну, это хоть куда, - дружно  закатывались друзья.
Вернувшись, он засел за работу, изнуряя себя до полного изнеможения. Но его старания были напрасны. Он узнал женщину прекрасную, необыкновенно пленительную, и понимал, что замены ей не будет. Теперь он не мог довольствоваться меньшим. Как только он оставался наедине с собой, его сердце начинало замирать от любви и нежности, которая появилась после знакомства с ней. Он безумно скучал, тосковал - он хотел её видеть. Так случилось, что из прекрасной незнакомки, она превратилась в ту, единственную, в которой он нуждался. Без неё он чувствовал себя потерянным и незащищенным. Постепенно его незапятнанная репутация веселого циника потускнела настолько, что он стал неинтересен ни друзьям, ни женщинам-коллегам. И  тогда он понял, что циниками не рождаются, и что циники гораздо более уязвимы, чем добропорядочные граждане, чьё сердце закрыто для сумасшествия любви, и чужой цинизм им необходим, как защита и оправдание своего унылого существования. Если раньше его отсутствие на совместных вылазках воспринималось, как чрезвычайное происшествие, то теперь это никого не тревожило. Привет, как дела, что нового? – заведёно произносили коллеги, озабоченно передвигаясь из одного пространства в другое, или уткнувшись, охлажденным взглядом, в компьютер. Иногда ему хотелось вывернуться, выплеснуться перед  кем-то, но он понимал: делать этого нельзя. Ну, что попался? – подстрекал он себя. - Терпи.  Все помнят твоё ядовитое отношение к подобным излияниям!
         Однажды редактор сказал ему:
- Ты делаешь успехи. Твои работы стали глубже, значительней, появилась страстность и убеждённость человека неравнодушного к тому, о чём он пишет. Стало больше чувства и меньше рассудочности. Я рад за тебя. Набирай силу!
- Спасибо за оценку, - ответил он. - По-другому писать я уже не смогу.
Вечерами он поджидал её у подъезда дома. Ему было всё равно: будет она одна, или с мужем. Однажды, продрогший и потерявший надежду, он увидел её под руку с мужчиной.
- Добрый вечер, - сказал он,  выходя  из  укрытия. - Я ищу вас уже целый…
- Месяц, - продолжила она, улыбаясь. - Да, вы правы, я долго отсутствовала.  Знакомьтесь, это мой муж.
Муж?.. Значит тот у озера... - отметил он без удивления.
Представившись, муж предложил:
- Зайдёмте к нам, поужинаем. Вы, наверное, после работы?
  Его никогда не привлекала роль домашнего друга. Учтиво поклонившись,  он сказал:
- Спасибо, но мне необходимо поговорить с вашей женой. Моя редакция заинтересована в её фирме, и мне поручено вести переговоры.
- Ну что ж, если вы предпочитаете свежий воздух, оста¬вайтесь, только двигайтесь, чтоб не замёрзнуть. Всего доброго.
- Почему вы решили, что я работаю в фирме?- спросила она, улыбаясь.
- Мне неважно, где вы работаете, неважно кто ваш муж, кто не муж. Я пришёл сказать вам, что не могу дальше жить, работать, есть, спать. Я измучен, я устал бороться с самим собой. Я вижу только вас, слышу только вас, чувствую только вас! Я хочу быть с вами. Я люблю вас. Неужели вы не понимаете?
- Не кричите, - сказала она, заметно волнуясь, - я знаю, что такое лю-бовь и ваше состояние мне хорошо знакомо.
Он замолчал, и вдруг без всякого перехода, задумчиво и иронично произнёс:
- Значит нас трое: я, он и муж. Нужно будет практично подойти к этой данности. У кого шансов больше?
Она рассмеялась весело и непринуждённо.
- Я очарована вашим чувством юмора. Вы сильный, вы спра¬витесь. Не-сколько лет назад моему мужу сделали операцию, после этого он перестал быть мужчиной. Он давно предлагал мне оставить его, устроить свою жизнь с другим, родить ребёнка, но я не могу этого сделать, не могу. Он прекрасный человек, он столько для меня сделал, он любит меня, и я люблю его – по-своему. Что касается того мужчины, то мы расстались. Он требовал от меня ухода от мужа, и был момент, когда я могла бы пойти на это. Но мне стало известно, что он женат, имеет ребёнка, и я не позволила себе продолжить наши отношения. Причиняя страдания другим, я не смогу быть счастливой. Пожалуй это всё, что я хотела вам рассказать.
Не скрывая своей радости, он воскликнул:
- Нет, я законченный эгоист! Оказывается, я такой счастливый: у меня нет жены, нет детей, нет друзей, нет родите¬лей. У меня есть только вы!
Улыбаясь, она смотрела на него.  Он приблизил свои губы к её губам, и поцеловал её долгим нежным поцелуем. Её природная чувственность не могла устоять против накала его любви и желания. Она отвечала ему. Ощущая её страстное волнение, он целовал её лицо, волосы, всё, что не было скрыто одеждой.
- Поедемте, поедемте ко мне. Если бы вы знали, как я счастлив,- шептал он, сжимая  ладонями её лицо.
Освобождаясь от его рук, отстраняясь, она  сказала:
- Я, кажется, увлеклась. Простите, но я не могу этого сделать.
- Почему, почему? - вскричал он.
- Вы опять кричите. Я не могу забыть того, что вы видели меня у озера. Это мешает мне, сковывает и отталкивает. Не надо так смотреть на меня. Мне стыдно и неудобно, я  чувствую себя оголенной. Наверное, я могла бы стать вашей женщиной, вы мне нравитесь, но мне мешает тайна, которую вы подсмотрели. Зачем, зачем вы рассказали мне об этом! – взволнованно воскликнула она. Нам не избавиться от этого. Не знаю, смогу ли я быть с вами сама собой. Вы же видели меня.  Так неужели вы не почувствовали, что это любовь?
Трезвея от всплеска странной, неожиданной логики её объяснений, он ощутил как внутри него пружинисто взвилась язвительная ирония бывалого журналиста. - Черт возьми! Сладострастно впитывает мои излияния, позволяет соблазнять себя, - отдаётся мне в поцелуе, и при всём этом толкует о любви к какому-то белоштанному прощелыге! Ну что ж, моя любимая! Пускай погибну я, но прежде… - все-таки рискну! Кто не рискует, тот не обладает, - подзадорил он себя.
- Из всего вами сказанного, я уяснил: вам стыдно, вы оголены, и вы влюблены. Но я не понял в кого. В любовника… но стыдитесь меня! Хорошо, я согласен. Вы любите любовника. Но если это так,  если  это любовь, тогда откуда взяться стыду? Дальше еще загадочней. Вы любите мужа? При очевидном ответе, мой вопрос неуместен. Но почему-то опять стыдитесь меня! Какую роль играю я в этом раскладе? Роль похотливого соглядатая? Ну тогда в чём дело? Проблемы нет. Стыд, как известно, преодолевают двумя способами: или любовью, или развратом. Но вот что действительно ясно, так это то, что ваши добродетельные рассуждения относительно чужого страдания, счастья, несчастья - всего лишь блудливое лицемерие.
Бледнея, подрагивая сжатыми губами, она смотрела на него  широко открытыми глазами. И сердце его, перемещаясь в другую плоскость, дрогнуло. Мой разум с сердцем не в ладу, - скептически отметил он, и подчиняясь неуместному порыву жалости и нежности, взял её руки в свои и, целуя их, сказал:
- Простите, я не хотел вас обидеть. Я помню ваш румянец, и ваше очаровательное смущение. Сейчас вы бледны, ваши губы дрожат, и вы готовы расплакаться оттого, что я задел в вас то, что вы желали бы скрыть. Вам всё равно, что думаю я, вы боитесь себя. Мне это знакомо. Признаюсь, я был ещё большим лицемером - наглым и бесстыдным,  когда решил, что белые брюки на моём голом теле и белые одежды на другой женщине, утолят мою жажду и избавят от вашего вторжения. Но, я всегда знал, что без Премудростей Любви - действо, которое повсеместно происходит между разнополыми и однополыми существами, защищающими своё чрево от воспроизводства себе подобных - не что иное, как физиологический акт. А степень стыда зависит от намерений и искренности тех, кто этим занимается.
По-прежнему бледная, задумчивая, слегка склонив голову, она слушала его - не перебивая, не проявляя эмоций. Но, с её губ, тронутых едва заметной улыбкой, исчезла напряжённость. Взгляд её опущенных глаз, не задерживаясь, иногда скользил по его лицу, оставаясь холодным и непроницаемым. Это пугало и сердило его. И когда она, освободившись от его рук, поёживаясь, подняла ворот пальто, он с ужасом подумал: - уйдёт. И, торопливо, коснувшись ладонью её  прохладной щеки, спросил:
- Вам холодно?
Она не ответила, но и не ушла.
- Поймите! – горячо воскликнул он. – Смешно и нелепо, влюблённому без памяти мужчине, оправдываться, и тем более предъявлять причины своего помешательства. Но вы, в очередной раз, так успешно выводите меня из состояния, в котором я пребываю, что я вынужден объяснить вам. Оголенность, вызывающая ваше беспокойство, не имеет значимого отношения к тому, что произошло со мной. Меня  пронзил и взбудоражил ваш смех. Именно он возбудил во мне любопытство. Что было в звуках вашего голоса? Тогда, у озера, я не рассуждал, но сейчас - после знакомства с вами, когда я увидел ваше лицо, ваши глаза, я могу определить то, что так взволновало и увлекло меня. В минуты истинного откровения, голос, а тем более смех, крик, плач – отображают подлинную сущность его обладателя. Меня приворожила ваша упоительная органичность самовыражения, прелесть вашей искренности и чистоты. Я готов тысячи раз повторять! Вы прекрасны и непорочны, так же как озеро, деревья, трава и всё то, что созерцая - окружало вас! Перефразируя Платона, подгоняя его мысль под себя, скажу.  Мне удалось увидеть прекрасное само по себе: прозрачным, чистым, беспримесным, не обременённым человеческой плотью, красками и всяким бренным вздором, увидеть во всём его единообразии! Так смогу ли я, устремивший к нему взор, подобающим образом его созерцающий,  и с ним  неразлучный, продолжать жить прежней жалкой жизнью? Я отвечаю. – Нет.
Эти последние три слова он произнёс негромко, спокойно, и даже равнодушно. Всё то время, пока  он говорил, - вплотную прижимаясь к его словам, - теснилась надежда, что вот-вот она обезоруживающе рассмеётся и скажет что-то такое, отчего  разом исчезнет тягостная, невыносимая отчуждённость, и всё станет лёгким и простым. Но она продолжала хранить молчание. И в этом опустелом пространстве, застывшие, обескровленные секунды их обоюдного молчания, он воспринимал как приговор.
Вдруг она подняла глаза и, удивлённо, сосредоточенно, будто узнавая, посмотрела на него долгим  проникающим взглядом. И он увидел в её глазах то, что в одно мгновение превратило его в совершенно одуревшего счастливого влюблённого. Ему захотелось схватить её, сжать в своих объятиях, и целуя шептать, выдыхать презренные, совершенно глупые, избитые, вышедшие из моды слова любви! - Остынь! Уймись! Сохраняй дистанцию! Тоже мне, Онегин! – жёстко осадил он себя. И сразу же следом - вертлявыми чертиками - хмыкая, выскочили слова. – Ты – не Онегин! Но и она – не Татьяна! Дерзай!
Он притянул её к себе и, глядя в глаза, заговорил отчётливо и тихо, будто заклиная:
- Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. Я буду работать и жить только ради этой минуты. Ты раскрыла моё сердце. Не в моей власти вернуть его в прежнее состояние. Обратной дороги нет. Если ты покинешь меня, оттолкнёшь, я перестану существовать, останется только моя оболочка, внутри будет пустота, которая уничтожит меня. Любовь капризна, она приходит неожиданно и выбирает разные пути, порой странные. Я мог бы встретить тебя в толпе, и оценив твою красоту, остаться равнодушным. Я мог отыскать это озеро в любое прошедшее или в любое будущее лето. Я мог прий¬ти раньше или позже, но я пришёл именно в этот день, именно в этот час. Почему, почему? Я благословляю это озеро, этот день и этот час. Ты сказала. Я, наверное, могла бы стать вашей женщиной. Нет. Без любви я не приму твою благосклонность. Мне нужна твоя любовь. Запомни и поверь. У нас будет своё озеро, мы оты¬щем его. Ты полюбишь меня, полюбишь. Возьми,- и он вложил в её ладонь свою визитку. - Ты найдёшь меня. Я буду ждать.
Он удалялся от неё спокойным, твёрдым шагом мужчины, принявшего решение и готового ко всему.