Вадим. Или тот, кто имел право на свободу. 1. 03

«Христианин,- кто для меня христианин? Камень, во тверди алмаз, чистой изысканной филиграни, отполированной самой моралью в целых два тысячелетия. Но кто же он для меня, сей час, в моем времени? Спрятанная ценность в темной шкатулке, являвшись самой темнотой, глубинным мраком бездны за стенками твердыни четырех угольного сосуда, укрытой ото всех но для одного. Камень во тверди алмаз, что в чьих-то руках во славу божества великого солнца, отдает покорно крохотную искру лучезарного блеска, в дань зажигавшего его светила. Без боли, без радости, без осязания мира, без любви к жизни, как не имея ее, прочен и постоянен, ведь он почти  мертв, в нем нету души, он  вечен! Камень во тверди алмаз.»

                1
-О как мила эта пред утренняя дремота, полу сны в которых так медленно гладко скользят образы и мысли, рисуя что-то неимоверно прекрасное, тая блаженным покоем.-
Огромная зависшая над землею тень, оторвавшаяся и как бут-то порхнувшая к верху, замерла на месте, в туманности приобретая еще ломаную искрившуюся от восходящего солнца, прозрачную форму человеческого силуэта.
-Ты посмотри на эту красоту мой друг, куда бы ты не бросил свой взор, то эти виды земных чудес, всегда бы тешили тебя, и это не заурядное в крохах часов удовольствие полностью влито в бесконечность. Куда бы ты не пошел, куда бы ты не ступил твердой ногой, перед тобой всегда открывается новое. Ведь по правде нельзя найти в нашем мире  начальной точки, так сказать нашего путешествия, так же не сможем мы и разглядеть и конца. Ты слушаешь меня мой друг?-
Рядом совсем неподалеку, над кочкой, взъерошенным темным клубком в миг вытянувшегося вдоль, тихим протяжным скулящим голосом дал знать о себе черно-огромный пес. Немного худощавый с продолговатой головой к острому носу, вертевши большими торчком стоявшими ушами во все четыре стороны, словно выискивая в утреннем рассвете остатки им не услышанных  звуков. Да весело подпрыгивая каждой с четырех ног, лихо в начатой игре подбежал к своему хозяину, и словно в дикости заплясал радостям пробуждения, зову к началу новой жизни.
-Вот и ты уже не спишь, ты всегда со мной, поневоле верен мне, и только ты один.-
Широкая рука высоко стройного господина, белой гладкой кожей ладони легла и зарылась пальцами в высокие черные кудряшки шерсти своего любимца. Увесистая голова пса, словно ленясь плавно нехотя повернулась к своему обожателю, упиревшись своими желто янтарными глазами в миловидное чистое лицо. Что отлунивало приметной веселостью и свежестью утра, больших в проницательности взора не человеческих глубоких глаз, да ровно повисших умиротворенных дуг бровей, бледно гладкого лба, и лишь слегка смеявшиеся губы, подчеркнутые туповатым подбородком умерено не говорившим ни о чем, идеально сходивших  под образ ровных линий скул насыщали доброе лицо светом умиления. И весь этот благородный лик под  смолистые волосы напомажено гладко уложенных назад к затылку, наполнялся откровенной божественностью, появившегося с ниоткуда человека.  Заключившего весь свой стройный торс, лощеным бархатом светского черного фрака, с белой проступавшей на груди рубахой и кроткой бабочкой, прикрепленной с осторожностью у самых уголков низенького торчавшего воротничка.
-Куда же мы с тобой сегодня пойдем, и как сможем покинуть эту красоту, это дыхание июльского утра, с пением множества очнувшихся птиц этого луга, возле небольшой речушки, что еще перед рассветом  подняла свою дымку молочного тумана, и напоила камыши и травы серебром рос. Как же мы оставим этот ветерок, что так обласкивает наши лица, обдувая последние остатки сновидений с наших ресниц, унося их бог знает куда. Но а сама звезда, это светило, как мы оставим ее, подымавшуюся огненным диском над этим шелковым лесом. И как само по себе в робости стыда приносившее это творение глазам, желавшим взглянуть на омут огня котившемуся по высокому небосводу, да и не было в мире еще таковых, которые бы не склонили свои очи и шеи перед этим величием.
Приподняв руку широким жестом потянувшись выпрямившейся ладонью к представшему очагу тепла, словно указывая на то, о чем он говорил.
-Ох, но увы. Нам придется идти, оставляя за собой лучшее, и жаль, но как бы хотелось на мгновение стать вон тем притаившимся мальчуганом у самой серебристой нити вод, ты посмотри, ты только посмотри!-
Пес переставши кружить, стал ровнее, вытянувшись в перед уткнулся носом по том направлению дощатой узкой кладки брошенной от берега до берега, соединявшей два пути одной тропы, глубоко натоптанной сотнями неизвестными прохожими путниками.
-Эго золотистые жиденькие волосы спадавши на чело, да жадно взиравшие две искры созерцанья. Которые невозможно ничем оторвать от гонящей плывущей глади воды, да поплавочного пера, легко скользившего у верха мелкой реки. Еще только поднялось солнце, а он с тревогой и надеждой на чудо,  немного иззябнув от утреней прохлады, покачиваясь на подвесном пути, бес конца подергивает удой, дразня сытных лежавших на дне пескарей, красноватым вьющимся на крючке червем. Но смотри, смотри, вон его ожидаемое счастье, что выскочив с воды взлетело к небу засеребрившись сотенками чешуек в лучах света. И ты видишь как он бережно схватил малой ручкой свой улов, онемевши склонившись над водным созданьицем, отдавая честь удивленному душевному торжеству, весело тешась с малого   бьющегося в усилиях, и желавшего обрести сою водную свободу крошечного творения, и он бережно опускает чудесный трофей  в мелкое ведерко, на миг даря свое покровительство, пытаясь так выразить свою заботу и любовь. Да тут же забывает о пойманной рыбешке, в очередной раз ретиво бросив свою оснастку на глубинную песчаную гладь, веря что вот-вот обратно с дна достанет подобный экземпляр серебристого чуда, дарящее ему покой ликующего счастья.-
Черный пес, только затрепав вьющимся длинным хвостом, подбежав к своему хозяину, вновь вопросительно уставился своими теплыми глазами, да тихо жалостливо заскулил в ответ.
-Ну хватит, я бы и сам тут остался, и ты сотый раз прав, здесь прекрасно. Чего стоит одно дыхание проснувшихся после теплой ночи луговых цветов, наполненные доверху сладостью нектара, и эти тучные зависшие над ими жужжавшие пчелы и шмели, попугивавшие мотыльков что бережно развивавшие своими красочно обширными крыльями, разносят божественный аромат по всей округе, так томно сытя наши носы. И не говори это запах детства, это миражи юности.-
Замолчав не надолго, выразив на красивом авалистом лице, робкое огорченное сожаление, сам Вестник прижавший своего четвероногого друга к ноге, куда-то бесследно исчез, с той самой неожиданностью и непонятной причинностью что и появился, среди болотной и мало тронутой нашей развитой цивилизации местности, бассейна малой реки, какой-то неизвестной тихой забытой глуши нашего огромного мира.
И как только лоно природы распрощавшись рассталось со  своим детям, и так остро не объяснимого для нас, подобного человеческому образу, что вольно может проявляться с первыми лучами, и исчезать когда огненный диск оторвался от горизонта ползя к зениту. Возможно и то, что и в эту секунду среди огромного каменного мегаполиса с какой-то просидевшей после частых дождей подворотни, по кашлевая и кряхтя, упираясь на ничем не приметную трость, в ухват поругивая облысевшего беспородного пса, выходил на свет начинавшегося дня, покачивавшейся худощавой фигуркой неприметный старик, с не по возрасту моложавыми глазами, бодровато веселой ухмылкой да стройновато ровной выправкой еще сильной спины и ног, направляясь к недалекому и хорошо видневшемуся в дали, усаженного в деревьях широкому бульвару, от кудова несло беспрерывным гулом городской суетливой жизнью.
-Ты спросишь почему мы с тобой так выглядим, и верю что прежняя шкура была тебе значительно милее, чем старческий ревматизм и ломота костей с плохим пищеварением, да замечу. Ты посмотри куда мы с тобой попали, куда мы явились, ведь кругом нас старый вековой город, так не ужели мы не почтем его тем же, и теме же качествами, опытностью сотен шишек от палок времени, лукавства, злорадных хитростей что томно и важно величают мудростью склонных лет которые именно мы и имеем. Но послушай, хитрость и опыт тут называют гениальностью, талантливостью продажных душ, и нечего уж изменить нельзя.-
Дойдя к середине бульвара и слившись с не малой толпой прохожих, необъяснимая ни в какой способ пара, остановившись возле настенной доски какого-то не известного поэта вновь ветрено исчезла, оставив за собой лишь искристое преломление света парящего воздуха, исходившее порой от раскаленного асфальта под час жары июльского дня. 
«Что это галлюцинации, или первый признак полоумия, я торчу здесь несколько часов  и ясно видел бредущего, похрамывавшего с ужасно облезшей шавкой старика, пялившегося на гравированную рожу  иконки у угла дома, а тут они взяли и испарились. Дожился один только бред мерещится, пойти что ли побыстрей домой. А еще такой странный, старого покроя серый потертый костюмчик и трость с огромную булавку, белой шарообразной ручкой для кисти.»Шевеля губами, мысленно нашептывал поднявшийся неподалеку с лавки молодой человек.
«Фу может на конец я и позабыл кто я, но нет, меня зовут Вадим, мне двадцать один год, и мне этот один год просто осточертел.» Скривившись чистым без морщинистым лицом, злобно оскаливавшись на прошедшее время, пусто канувшее не оставив по себе ни каких ярких воспоминаний.
«Скука, сплошная скука, нечем совсем заняться и самое противное нет не малейшего желания чему-то отдаться, увлечься и быть довольными собой и своим делом, опять бред!»Остановившись на секунду осмотревшись вокруг, туго сжавши зубы, чего-то буркнул не слышно для других себе под нос, и вовсе поникнув опущенной головой.
-И куда я иду?- Двинувшись снова, поплелся переставляя в тяжелой опаске еще сильные свои ноги.
«Кажется домой, и что я там делать буду? это не дом, это склеп. Да, именно склеп, потому как в некоторых случаях он бывает и шире и просторней, чем моя двух комнатная квартира, вровень шестидесяти квадратов, где проживают два с половиной человека. Я, мать и отец, полу живой, полу мертвый, вечно ищущий, вечно страждущий, подплямкивавший болтливо веселящий, впадавший в блаженное похрюкивание сопящего состояньица сна, подсытившегося водочкой хозяина семейства. Нет не пойду домой, лучше останусь здесь.» Снова остановившись замешкавшись, но не теряя направления пошел дальше, пытаясь не смотреть на лица прохожих, рассеивая свое сознание среди своего уныния закусанной в боль нижней губы. Он шел куда-то и не зная и сам куда, и только знойное солнце не щадившее ни кого средь много миллионной общины, сплоченной одной семьей, загоняло Вадима под слабо выступавшие навесы, козырьков лавок и офисов, в тихомолвку перевести дух и стряхнуть жар с русоватых волос, охладив вспотевшее чело под  черной кепкой, прохладой очередного островка тени. 
«Ну вроде парень как парень, две руки две ноги, молод силен и хорош, девчонки сами говорят о моей симпатичности, ровные брови, глубокие светлые глаза точней взор, а занят я только одним, болтаюсь и нечего мне не подворачивается, о где моя удача. Та что приносит все, и всем! Позволяя тебе быть королем этого мира.» Оторвавшись от черно глянцевой витрины юридической конторки, где он рассматривал свое отражение, невольно косясь на улицу сравнивая себя с другими.
«Хм, зачем мне весь мир, бить бы владельцем своей жизни!» Но все движимое и окаменевшее во круг только молчало, не давая на мысленные восклицания Вадима никакого ответа.
«И правда вернутся домой, а то с тени и не высунись, жарит бес жалостно, слегка пообедать да немного полежать.» Заурчавший желудок только поддерживал согласием последнего предложения, и попавшись взгляду магазинчик торговавший твердой музыкой, записями сан треков старых и новых исполнитель, да в основе всей эстрады что была и есть  на данное проходящее время, продолжала раскручивать барабан вертевшихся кругом смелых дум и мыслей.
«А еще музыку послушаю, врублю на полную катушку звуковой барашки, пусть с колонок пыль выйдет, да пауки в углы по забегают вместе с соседями. Как они надоели; Здравствуйте бабушка Вера, догнивающий сорняк, одна только вонь, и вечно эта мумия кому-то паскудит; ты сынок не шуми так, не один ты в доме, нужно уважать старших, ну когда же она с дохнет. Наплевать все одно  взорву потолок громом децибел.»  До боли с жавши кулак правой руки да ухмыльнувшись своей идеи, решительному заявлении о своем присутствии в стареньком обсыпавшемуся домике, девяносто восемь по переулку Прудскому. Широко рас кидая шаг чуть не бежал, направился к родному жилищу.
«Только не было бы никого дома.» Нахмурившись, сводя брови сморщив чистый лоб, начал перебирать возможные варианты и причины отсутствия родителей, могшие помешать его пришедшей в голову затеи.
«Мать; сегодня четверг она недолжна быть, как раз ее смена выпускать на линию эти засаленные трамваи, и как ей не надоело, почти всю жизнь работать диспетчером трамвайного депо, за мизерные гроши что и деньгами назвать сложно. Эх, ну и ладно, что я могу изменить, да я и не представляю ее никем другим.» И длинные красочные картины заполонивших воспоминаний сменили диалоги мыслей, заскользив неудержимым потоком тех минут когда он был еще малышом. И не было возможности его оставить но кого-то,  на день дома, и еще молодая и красивая матушка брала с собой на роботу, предвкушая подтрунивала его ребячье любопытство к огромным машинам котившимся по блестящим нескончаемым рейкам, приводя в их технический парк  устраивая презабавную на тогда познавательную экскурсию.
«А отец; он всегда дома, но если к нему никто не зашел,  и не пригласил на очередную душевную беседу о самом главном. Будет ли дан Палестине статус суверенной державы, не подрастет ли нефть в цене на баррель, был ли Ленин иль нет немецким шпионом, и кто же сжег Москву в восемьсот двенадцатом году Наполеон, иль русский пьяница по фамилии Спичка, да еще множество разнообразной чепухи. Благо что получает пенсию по инвалидности, так и сидит целыми днями дома нечего не делая. И порой такое зло берет на него и слов ни каких нет.» Сжавши еще сильнее тот же кулак, пошел быстрее срезая переулки и подворотни укорачивая поставленное расстояние к дому.
«Старые двери, и когда мы сможем их поменять, такие остались только у соседки старухи и у нас, стыдно, до жути стыдно.» Толкнувши круглую ручку не открывавшейся преграды, Вадим поспешно полез в карман доставая связку из двух ключей, от одного того же замка, что бы порой в потугах  не поддававшегося секрета, справится с помощью другого более нового  да на конец-то войти. К его удивлению отца не было, зайдя в комнату родителей и наверняка убедившись о своем одиночестве, сбросив беловатую покрывшуюся серыми пятнами от пота футболку, он прошел на закопченную с открытым дощатым полом кухоньку, двумя столами сомкнутых вместе, навесного шкафчика, плиты и рукомойника.
«Суп, сваренные сосиски, картофель, салат неведомо с чего, наверняка с капусты, и поесть то нечего,» Достав и все свалив на пожелтевшую клеенку стола, отрубив большим ножом ломоть от черного кирпича хлеба, сердито посапывая вздымавшимися ноздрями, присел над тем что медленно с неохотой начал умерено поглощать, скромный до самых приделов обед.
Закончив трапезу и подарив на несколько десятков минут своему сознанию благоухающей тишины, Вадим переместился в свою  небольшую захудалую комнатку, с одним крошечным окном выходившим на задний двор дома, старой люстры покрытой толстым слоем пыли, маленького письменного столика с исцарапанной за многие годы плитой, скрипучего стула, провалившегося мякотью седалища во всю длину зеленого кресла,  да шкафа шифанерного типа, и более никакого богатства у молодого человека и не было. Не учитывая конечно самых разнообразных мелочей, увядавшего который месяц зеленовато бледноватого цветка у подоконника, коротких истлевших гардин, пустой вазы, кучи плакатных календарей расклеенных над столов в белой стене,  бронзовой древней и достаточно изысканной лампадки светильника. Да множества разбросанных по всюду музыкальных дисков, пустых футляров и просто всякой мелочной ерунды, не прочтенных книг, еще школьных тетрадей, миниатюрного фонарика, карандашей, пинала. Ну и в основе всего конечно мешавшего, путавшейся под руками,  и еще больше раздражавшее своего хозяина. 
Ловко стукнув по вытертой клавише пуска квадратного пластмассового ящичка, музыкального центра, тут же засветившегося индикатором включения и дорожкой крохотных прямоуголистых линий салатного цвета. Прыгавших возраставшими столбиками по черному шкало-подобном экранчике, указывая мощность тихо зазвучавшей с нарастанием каждой ноты  музыке.
 Песни тихие, покойные, порой со смыслом, в стиле легкого рока под струны обычной гитары, редкого боя барабанов да бархата мужского голоса всегда прельщали Вадима, унося по одаль за стены  комнаты, оставляя на едине с сказочными представлениями возбуждено очнувшегося рассудка. Повалившись на кресло да удобно заложив руки за голову, тяжело вздохнув он словно пытался избавится от бремени окруженной раздраженной озлобленности к жизни. Не закрывая глаз и не видя перед собой пожелтевшего потолка, поник во сны  своих мечтаний. И чем дольше затягивались они по сюжету, плывущие перед глазами короткие кинофильмы, тем тускнее они становились, черно белыми, отлунивая забавностью цепкостью неприметных голосов, обсуждавши, ведя комментарий личного Я, или так сказать его  сознания.
«Откуда появились все эти нужды, требования, желания, которые так по цене стоят дорого, простое, самое простое. К примеру уделять внимание понравившейся девчонки, и то так тяжело,  и как всегда кажется неоправданным, ты стараешься, ты корпишь, а она возьмет и пошлет тебя куда подальше, с досадой и болью рухнувшегося с грохотом прямиком в лужу самолюбия, в остаток позволяя лишь сцепить зубы да хулить свою любовь, да и нужна мне тогда такая любовь. Почему, вот почему, когда я был еще парнишкой, бегавши худенькими ножками, торчавшие с под широких смешных и до сели шорт, было все иначе. Нет мы небыли богаче и семейные раздоры между отцом и матерью ничем не отличались от теперешних, но день с взволнованного рассветного пробуждения проходил, точней пролетал, быстрой птицей взмывавшейся под голубой, золотом осыпанный небосвод неба, и все было так приятно и так недолговечно, а теперь в ту же голову лезет только одно плохое, за унылое и до жути надоедливое. На дворе лето, теплое жаркое лето, но я уже слишком взрослый что бы отправляться к деду загород в село, и то там мне все известно, красоты неизведанных лугов, прудов, заводей, да и рыбалка. А какое теперь стесненное роптанье перед этим всем, словно ты начал стыдится тех прошлых дней, проведенных среди этого зеленого рая, вместе с добрым старичком. Нет поскорей бы наступил вечер и спала эта жара, и тогда можно было бы пойти, спустится, да оказаться среди полумрака подворотни. А может и кто с соседей составил бы компанию к беседе, разделив на всех новости дня, да хоть на короткое время забыться.» Веки Вадима начали медленно сжиматься,  укрывая теплой мягкой темнотой плывущих ранние фантазии,  оставляя только далекий утихающий внутренний говор тонувшего в дремоте Я.   
«А может сразу пойду к бару, деньги у меня еще остались, хватит. Поторчу все одно делать то нечего, может кто-то будет интересный, посмотрим….»  Поставленный диск с музыкой играл своему хозяину еще полтора часа, переливаясь басами и соло гитар, словно колыбельная укрепляя сон  своей созвучной монотонностью. Но растянувшийся покой в добрый отрезок времени, был в скорости нарушен, опрокинут, продолжительным хрустом, треском метала замка да петель входных дверей, доносясь незнакомым спросонку голосом, к комнате Вадима, встревожив и разорвав его покой, мало приятной мыслью, что тут совсем рядом, посреди коридора, вовсе чужие люди с неизвестными намереньями. Да очнувшись окончательно привстав, спрыгнув с кресла, голоса начинали что ли сужаться с длинных предложений и  растянутых звуков, в естественность краткости приобретая что-то похожее на тон вернувшегося отца и его дружка с соседнего двора.
«Понятно, обратно пришли пивком побаловаться, такова любимая утвержденность взрослых потех  облюбованное дядей Мишей вечно дорогого гостя, кряхтя возглашать о парочке процеженных бокалов доброй фразой о жидком благоденствие культурного напитка: архи полезно и архи приятно. Окрылено испускавшаяся сквозь изгнившие пожелтевшие жиденькие зубки, в попытках оправдать так каждодневное рандеву, пышных фуршетов до самого позднего вечера. И сколько можно говорить с ними на эту тему, все бес толку, о неужели пойло может заменить все, и бес остатку, отдавая забытью целые годы, да что там годы.» Не довершив мысли, Вадим подошел к музыкальному центру, склонившись прислушивался к равномерно гудевшим колонкам, да сменив диск на первый попавшийся под руки, снова вернулся к креслу, потупившись на единственную свою ценность, которая могла так просто растворить с помощью ритмичных звуков все его смуты. Зеленые прямоугольники то росли, то уменьшались, прыгая линией в верх, то вновь росли, то уменьшались, вытягивая короткое мгновение в бесконечность, и только небольшие часики на столе, со скоростью своего безудержного хода,  летели унося за своими стрелками минуты и целые отрезки не замечено ускользавшего времени.
-Наташа, Натали,- Сорвалось с дрогнувших обескровленных губ. Образ блеснувший перед глазами милой красивой девы, бледно лицей, с смолистыми ровно струившимися к талии волосами, гордости их него двора, соседки, которую он узнал только недавно, и имея малую возможность редко видится с полюбившейся девчонкой. Отдавая те пару слов при встречах, да обменявшись короткими улыбками в основе составляли для Вадима целую любовь, жившая с недавних пор в нем,  и не выходившая далее  личных мечтаний и помыслов, не затрагивая в живую саму виновницу его однобоких волнений и переживаний.
-Натали, Наточка,-
«Чем она может на данную минуту заниматься,  небось подобно мне сидит дома и скучает под заежиный диск, какого-то старого попсового альбома, а может нет у нее все интересней, сейчас куда-то направляется, загород к речке, трепещет в ожидании ощутить на себе прохладу прозрачно зеленоватой воды, пискливо взрывая свой томный голосок радостью близкого предвкушения. Нет она лучше, светлей чем я, и у нее все лучше чем у меня, и может будет удача и я встречу ее сегодня вечером,» и образ представленной девы медленно поплыл смешивая кругловатое личико в светлых глазах и черновато длинно волнистых волосах, в одно серое липкое к его внутренним глазам размытое пятно. Тяжелый вздох и сами мысли почему-то потерявшись потекли в обратном направлении, теперь облизывая другие темы, другие чувства подымавшиеся с небытия и приходившие первыми на ум.
«Вот классно Лешке, у него есть свой, верней отцовский гараж, в котором он торчит сутра до ночи ковыряясь под капотом автомобиля, выискивая новые способы усовершенствования своего подаренного богатеньким дядькой красненького старенького фордика, и все ему желается что бы железный мустанг бежал по дорогам быстрей чем это возможно; двести километров в час, округлив свои глаза и важно подымав указательный палец над головой, да двести километров я могу выдавить с этой колымаги, так задорно храбрился он. Смешно, хоть и то что он и более ста никогда не ездил, а тут еще двести, полный абсурд, но он рад и этому своему стремлению увлекающее с такой силой что и забываешь о разумности да невозможности того чего ожидаешь, ну конечного результата. Плохо что он куда-то исчез, говорили соседи что он уехал с отцом в командировку, денег подзаработать, плохо, плохо что его нет.»
Приподнявшись Вадим подошел к малому окну, тяжело у перевшись на две прямые руки, свесив все свое тело над беловато желтой плитой подоконника, онемев согнутой подстатью и по одинокими мыслями, рассматривал в созерцании грязно захламленный задний двор их дома. В душевной кротости замечая то зыблемое зарождение вечера, падавшего на раскаленный жар дня витанием сизоватой тени, грезившим спасением подступавшей ночи.
«Скоро придет темнота.» Возрадовавшись близившемуся часу сумерек, хмыкнув да несколько раз постучав кисточкой кулака о подоконник.
-И можно будет, немного развеяться,- заговорив с разостлавшимся видом матово голубого чистого неба за окном.
«Хорошо что со вчерашнего у меня осталось немного денег, будет возможность тратится и сегодня, хоть конечно хватит и не на многое, но все же не здесь, не в этих узких стенах своей комнаты коротать вечер, которая так до мозга костей осточертела. Пойду в бар, вот только еще рано, и оставаться здесь дома просто невыносимо, нужно чем-то заняться, а лучше пройтись, так всегда веселей, мир полон странностей может и на мою долю сегодня выпадет радостным удивлением чего-то такого, о чем я и не могу помыслить. К примеру стану свидетелем какого-то ограбления, а может ограбления с убийством, хоть бы и ювелирки на бульваре, возле аллеи у малого парка. Героев! Троих деловых парней не знавших страха, следуя своему установленному кодексу; имей что пожелаешь в этой жизни, выставят наш районный /Бриллиант/, не оставив нашему толстуну хозяину и крошечной запонки. Вот это было бы весело, когда грабители промчались бы возле меня совсем рядом, словно меня и нет,  чуть не сбивая с ног, да во случай дарования с их ней большой сумки так небрежно болтавшейся по ветру от сильного бега его обладателя, выскочив полетит малой искрой золота, павшее и звонко зазвеневшее тихим звуком счастливого момента, конечно для меня, тоненькое с алевшим рубином дорогое колечко, я бы его поднял и конечно не вернул, а напротив посмеялся бы над этим жирдяем из лавки.»
Фантазия топившая в Вадиме грусть, разливаясь медом сладостного самозабвения, вспыхивая ярче и ярче окрашивала очнувшееся воображение. 
«Только вот. Да правда, Натали! Только она заслуживает этого маленького подарка, и только ее пальчики могут нести мое внимание, вскипевшее в металле и отточенное в твердом камне, добавляя нежности руки и пестроту грации нежных воздушных жестов. Ведь это случай! Случай и судьба!» Дойдя до апогея туманного миража о прекрасном объяснении с представленной нимфой,  Вадим стыдливо улыбнулся, тому-то где-то летавшему  проведенью и богине судьбе, которая по его искреннем мнении должна была устроить все именно так, как ему виделось, представлялось, среди ворожащих опьяненных мыслей своей молодой юности.
-Пора собираться,-
Минутные сборы, быстро преобразившись и немного став непохож сам на себя, от пестроты цветов футболки и брюк, раздувавшиеся двумя снисходившими к самому низу холош, прятавши сероватые кроссовки, смешновато по ребячье торчавшими одними носками наружу, прикрытых складкой синеватой материи. И в конец поправив толстый коричневый пояс, да встряхнув  штанцы у себя на животе, заглянув перед самим выходом в тускловатое давно никем не протертое зеркало, ловким броском руки схватил с вешалки серо белый парадный блейзер, да натянув козырек низко на самые глаза. Злобно отмахнувшись искривленным до омерзения лицом, на так сказать последний зов очнувшегося во хмеле отца, зайти к нему, и чем-то подсобить, утешить, уважить старшее поколении, жестко отрезал.
-Никогда!-
Вырвался словно пленник жаждущий только одного, свободы, ломясь безудержно наружу, сквозь распахнутые с силой рывка входные двери.
-Смотри и это наше наследие, поколение что останется после нас!-
Последними донесенными славами вдалеке отдались Вадиму, что хлопнув дверью бежал уже вторым этажом быстро спускаясь к низу, разжигая в себе другое настроение, другие чувства, не касавшиеся так остро плесневелых унылостей родного дома и такой дорогой ему общины. С каждым шагом все больше открываясь безотчетности мира, безграничной в горизонт обители в которую он и ворвался, выскочив за грани узкой по старому проекту парадной.
«Только бы еще не встретится с матушкой, ведь она обратно будет на докучать, перелаживая все обязанности главы семейства на меня. Но я то, и не глава! И тогда зачем мне это все, я и не думаю обетом, и не понимаю в этих вещах, семья, и что хоть это слово значит?»
Отойдя поодаль дома и скользнув в соседний двор, не отдавая ни какого отчета, зашел вольно на детскую игровую площадку, где поместившись на красную недавно выкрашенную лавку, среди стареньких качелей,  огражденной низеньким дощатым бордюрчиком кучи песка, да визгливо резвистого смеха детворы, метавшегося славной юрбой вокруг крохотного дома избушки, минуя металлическую горку,  по одиноко увязая, падая среди песочницы. И все снова, с новыми силами, обратно по тому же кругу, продолжал в назойливых попытках гнать от себя гнусно вязкие думы о навязчивости взрослой жизни и какой-то непонятной ответственности.
 Но с серостью приближавшейся вечерней полутьмы, веселая неугомонная компания, с точной пропорцией опускавшихся сумерек, таяла словно снеговой ком на весеннем солнце, и только сумрачные до грозности строгие показывавшиеся из дальних углов  парадных  лица, отрывистыми громовыми зовами детских имен, Анечек, Сашенек, Мишек, Сонь, выхвачевали своих пасынков,  с забвенного счастья  забав, простой беготни, ненасытного смеха,  коротких обит и редких но теплых до умиления трогательных слезок, доброты и любви.
-Ну хватит, хватит, вы уж сами остались, совсем одни. Ты слышишь меня Сашка иди быстрей домой а то нас мамка заругает, и Юрца своего корешка забирай, заведем и его по дороге, давайте только побыстрей, быстрей!- раздался последний клич коснувшийся двоих оставшихся малышей, возгласом высоковато худощавого мужчины, что медленно вышедший на улицу, неспешно в несколько минут на толстых губах выминал дымящуюся сигарету, уродливо щурясь глазом от ползучего к верху по щеке дыму, зорко следивши за двумя мальчишками, что бес оглядки, заботясь чинили с двух старых досок вымышленную переправу, где большой пластмассовый самосвальчик кряхтя и пыхтя с трудом и преградами перебирался на вторую сторону, котившегося под усилием малой ручки одного, по тем же вымощенных другим доскам.
-Не мешкайте, быстрей, быстрей собирайтесь.-
И еще несколько секунд по мявшись, и до слез обиженный ответ, отдался робеющим эхом вопрошания.
-Ну немножко, ну хоть чуточку еще.- И без укоризненное повиновение с дробью застучавших о асфальт двух пар ног полетели к порогу жилища, где их сорванцов давно поджидал сердито сетовавший  в хмуром молчании отец. 
 Двор полностью опустел вобравши безмолвную тишину, затаив в себе тот перелом, момент когда обратно все оживет, да наполнится голосами, движениями и целыми действиями, но только уже не теми, и не тех малых героев, что теперь подбивая свои подушки и матрасы, от усталости на охапь пролетевшего дня, прямиком на ходу за сипая готовились покинуть светлый мир, погружаясь в краски  сна до самого раннего утра. Вадим не покидая насиженного места продолжал тереться на той же лаве, наблюдавши обыденную для него перемену, за которой он по тем же вечерам любил присматривать и как то по своему потаено радоваться, тому дивному перевоплощению с долгого дня в короткую летнюю ночь, так значительно затрагивающая всех молодых людей его поколения.
«Все же исчезли, и больше нет никого, тишина, какая тишина. Ни говора, ни гула машин, одно небо загоревшееся миллионом звезд, таких ярких, таких чистых, окаймленные черной синевой космоса. Интересно что там за этими белыми искрами крохотными с виду и  огромными в действительности, неизвестность, сама неизвестность, миллиарды открытий и сюрпризов.»
Да зажегшийся фонарный столб, бледно желтым светом, оборвал его взор ушедший далеко сквозь толщу планетных систем и галактик, еще въедчиво высматривавший сквозь линзу воображения новые неизвестные до меры фантастические формы, далеких в биологической жизни цивилизаций. Фонари, лампы, окна, в тот же миг словно попав в цепную реакцию продолжали в разбросанном порядке загораться по всей округе, придавая второй половине суток  какого-то таинственного шарма, светлых во цвете разнообразных пятен, и огромных силуэтов теней, росших от всего того что городило вольному свету дорогу.
Прислушиваясь ко всем разрозненным шорохам и звукам, Вадим вылавливал как ему казалось всю пробуждавшуюся и засыпавшую жизнь соседнего двора.
«Кто-то открыл дверь, третий подъезд, точно второй этаж, странно но почему-то никто не вышел.»  Не оглядываясь на зад к парадной, про себя предполагал он.
«А вот на четвертом этаже на кухне о чем то шепчутся.» Пытаясь разобрать суть доносившегося наружу разговора, по видимому молодого семейства. Да звонкий хруст металлического замка,  а также громкий хлопок закрывшейся двери одной с многих квартир дома, окатило замедлившееся в работе сознание Вадима, волной прохладной дрожи настороженного ожидания.
«Кто же он?» бежавший с огромной скоростью по лестнице, создавая монотонный гул от частых сливавшихся ударов ног о бетон ступеней, и так лихо выскочив во двор.
«Митька, точно Митька, он и живет здесь!» И не довершив своего рассудительного предсказания как небольшого роста парень, щуплый, черноволосый, немного похожий своим продолговатым лицом и носом с горбинкой на кавказца, выкатился во всей бегущей скорости на малую аллею возле дома. Оторопевши замерев на месте, нервно метавши броским взором по сторонам,  словно кого-то искал среди родных мест, где было в целом пусто, окромя Вадима иногда поддававшийся на разговор и составление компании на короткое время, зыбкого товарищества.
-А ты чего здесь?- подойдя поближе, обозвался Митька.
-Так. Привет, а что нельзя, тебе то можно, а мне то почему и не быть,- отрезал Вадим, улыбнувшись  не встретившемуся приятелю, а ловкому своему ответу.
-Слышь, а ты тут долго? Не видел Влада и Андрея, они случайно не появлялись,- продолжая водить по сторонам головой, спрашивал первенец наступавшей тьмы.
-Нет не видел, а зачем они тебе? Сядь отдохни, посиди, расскажи что-то новенькое, не кипятись,- не сбрасывая теплой улыбки с лица и немного подвинувшись приглашал попавшегося собеседника на разговор.
-Да Влад должен принести ответ, возьмет он мобилу или нет, условились на вечер, так теперь нужно его где то подловить, а кстати ты сам без связи, я слышал об этом, потерял что ли?- так и не присевши, а повиснув над Вадимом, выяснял подробности, пристально заглядывая  в сжавшееся от досады лицо.
-Да был такой момент, сам не знаю как он вывалился. А ты что свой решил продать? Лучший подсмотрел и хочешь взять?- во спряв от неприятных воспоминаний заискивающи отвечал в вопросе Вадим.
-Да нет, с своим я не расстанусь никогда,- и замявшись на долю секунды  как будто желая спрятать несуразную неловкость от лжи быстро продолжал.
-Мне дядька позавчера подарил, он важный у меня такой, да ты знаешь, белый Мерседес, бывает сюда заруливает, они с отцом иногда на охоту ездят. Так он себе взял лучше, а свой старый мне отдал, а зачем он мне, вот и хочу задвинуть,- достав из кармана черную nokia, увесистую и большую, подбрасывая покидывая ее небрежно на  тонкой но длиной ладони руки.
-Дай посмотрю,-
-Держи, понравится забирай хоть сей час, а деньги завтра занесешь,- с жаргоном знатного авторитета, Митька передал телефон любопытствующему Вадиму.
Тяжеловатая, консервативной формы чудная игрушка, сразу же поместила своего временного обладателя  в микро мир небольшого экрана, радужно менявшегося разнообразными картинками, письменными указаниями, каталогами фото слайдов, живыми звуками, играми и мультимедией.   
-Вещь, безусловно отличная, только жаль денег нет, а какую цену просишь?- вопросительно посмотрев на Митьку, интересовался Вадим.
-Пустяк, каких-то двести долларов, он стоит дороже, можно сказать почти даром отдаю.- Отбирая обратно телефон, обернувшись на донесшийся говор приближавшихся с подворотни двоих парней.
-О, вот и пацаны! Ну, надумаешь брать тогда заходи ты знаешь где я живу, только не медли ведь хорошие вещи долго без хозяев не остаются.- И собеседник торговавший по всей видимости краденым телефоном как предполагалось Вадиму, быстро подпрыгивая на своих тонких ногах немедля удалился, оставив по себе ревностное чувство связывавшее только одним предметом, трубкой nokia, вкушаемый завистью тихо покусывавшей его умеренную тишину души. Но этот сор плохих побуждений вскорости, осыпался с размеренной ходой двигавшегося в сторону дома Вадима, он уже не переживал с повода случайной встречи с возвращавшейся с работы матушкой, и рассчитывал на вольное проведение свидится возле соседнего подъезда  с своей мечтой, своей симпатией Наташей, где расположившись у обведшей за многие годы беседки, не отрывая глаз от знакомых окон четвертого этажа горевшими белыми огнями соседнего подъезда, он отдался долгому ожиданию.   
 -Но когда она выйдет?-
«Сколько можно сидеть, или она останется сегодня дома, хотя все возможно. Нет в такой вечер, да в духоте квартирных крохотных комнат это не мыслимо, просто невозможно, она точно выйдет, всегда выходила и сегодня выйдет по дышать. Ну так пройтись пообщаться, может и мне повезет обменятся с ней парочкой слов, а может и больше, разговор на целый вечер. Да, было бы здорово, несколько часов с такой девчонкой. Ох бы, Леха обзавидувался, заикаться начал, от моего триумфа с Натали, жаль только что это только мои фантазии.» Потерев кончик небольшого ровного носа, тяжело вздохнув, Вадим продолжал маяча выглядывать с открытой беседки в сторону дома, жилая приметить возле желтого фонаря парадной знакомый силуэт полюбившейся девы. Минута за минутой, стекали потихоньку отбиваясь каждой секундой, слаживаясь в один долгий  скучный так и неоправданный в ожидании час. 
«Лучше уйти, не представлять с себе полного болвана, сторожа засыпавшего двора,  аж самому смешно.» Сердито хлопнув ладонью  по ноге, словно подгоняя жгучей болью удара себя, сорвавшись быстро с места побрел в сторону близкого проспекта.
«Зайти еще проведать бар, давно я в нем не был, ровно один день, а это уже срок. Выпить кружечку холодного пива перед сном и то радость, да может и не одну,  было б с кем. А то один всегда свободный и не занятый товарищ, электронный ящик с меню нескольких сот песен, тупая бес душная шарманка.  О не верю себе как я устал с нею дружить!»
Неподалеку расположившаяся кафешка, вмещавшая в себя немногочисленную публику, являлась одним из пристанищем на несколько окружных дворов, местом для всех скучающих как говорят потерянных в горе, захаживавших по одиноких клиентов. Старавшиеся  быстрей насытить свои души горько сладким нектаром, вприкуску охладив свои приятно обожженные внутренности жиденьким водянистым пивом, вкушая приятный ароматистый запах настоящей  кабатской атмосферы.
«Хм, как всегда те же рожи.» Плавно поводив взором по углам банкетного зала, который Вадим и до того знал, от каждой мельчайшей шпарены, потрескавшихся у пола стен, до трещин рассохшихся деревянных столов, вечно залитых и грязных, до роскоши раскисших поплывших жвачек прилипших к ножкам шатких стульев и лав. Да мужчин серебряного века волос, сидевшие по одаль тыльной стены и вечно деливши широкий стол на троих, по обычаю тихо посасывая с низких бочко подобных бокалов темно буровато коричневое питье. Тут же в нескольких метрах но уже у стойки чуть моложавей и посвежей, располагались хохоча большими уродливыми ртами компания из средних лет, рассыпаясь на все услышанные стороны шутками чисто мужского юмора присущий только в обществе дам, от которого те же дамы возможно в косвенности намека ожидают во все  понимание, тепло сочувственных отношений, ложившись милостью тел в одно ложе. Да стыдясь своих искренних побуждений от превращенного каламбура, в потешность еще неприкосновенных желаний  разили сквозь глотки истеричностью смеха сквозь слезы, не реализованного семейно счастья пылкого рассказчика.
-Можно и мне,-
-Что, пива.- Улыбнувшись с заискивавшей робостью, подхватывая снизу стойки чистую кружку, и еще не распрямившись ожидая упрежденного ответа от хорошо знакомого клиента, переспрашивала так выразится старая знакомая Света старшая от него лет на двадцать, но имевшая дар находить общие темки с молодым поколением, сквозь призму своей доброй услужливости.
-Да, один большой.-
-Как всегда.-
-Да так же,- завершил Вадим, обрывая диалог с уверенностью зная, что именно в этих местах людей, точней вечерних гостей понимают с короткого полуслова. И более не занимая Светлану, пойдя на поводу привычке подошел к своему любимому электронному товарищу.
 Игрушке, переливавшейся синем экраном, разделенного на две ровные части белой строкой, по ровных частях которых бежали к низу колонки длинных  музыкальных каталогов, разнообразных групп, и названий самих известных трековых композиции, где от нажатия кнопки, заставлял ряды струившихся  буков тут же остановится.
-Вадим, подойди возьми.-
И вновь поплывшее лицо в улыбке Светланы, предстало перед глазами новоприбывшего гостья, оторвав от муз шкатулки и направив его к стойке.
-Может еще чего?-
-Можно Светлан, сухариков вон тех с хреном,- медленно словно затормаживая слог, останавливая дыхания добавил Вадим, всматриваясь в разтресканно сморщенный женский лик за границей деревянной перегородки, пытавшийся вовсю силу разжалобить молодо не смышленого клиента, и тем пособить раскошелится на полную. Без стеснения и скромностей оставить карманные сбережения на поточно-жидкий круговой оборота ночного заведеньица.
-Сегодня у вас совсем душно и кондиционер не помогает, как ты вообще Свет, выдерживаешь стоять здесь полдня,-
-Да так и стоишь, куда денешься, выбежишь на улицу освежишься, и обратно,-
-И я думаю лучше на улице,- заключив, забирая свой пенистый напиток да зашуршав серебристым пакетом скромной закуски, подтолкнув коленкой входные двери не спеша в аккурат прошел наружу, где сразу же у порога располагалась небольшая асфальтная площадка с двумя беловато желтоватым литыми во пластмассе столами, с дюжину окруженными такими же гибкими и не прочными кресло  стульями, под огромным зонтом подымавшийся куполом над современно китайским гарнитуром летнего павильона.
«О хорошо, тут еще пусто, но нечего, ближе к полночи и здесь негде будет яблоку пасть,- Присев на первый подвернувшийся стул, ретиво с властность своего постоянно закрепленного в этих местах положения потянув к себе стол. Откинувшись на кресле и расслабив спину, развалившись важничая всем видом замирел на несколько пустых минут, поникнув без мысленным взглядом по ту противоположную сторону небольшого тупика, сходившегося между двумя раскинувшимися дворами, пытаясь своим воображением от полного безделья, выудить с мерцающих серых миражей укромной темноты, выделенные формы неопределенных объектов и предметов, да как то визуально склеить с шатавшихся в черноте силуэтов проходивших мимо призраков, зыбкую воплощенность хоть какой-то забавной иллюстрации, для размышления и догадок. И как бы Вадим не желал растрогать почему-то застывшее, куда-то девшееся с головы воображение, да с легкость кануть в мир представлений, грез и будущего, потешая свое самолюбие теплыми красками прекрасных надежд, но так же как и сама ночь, почерневший рассудок лишь пускал на свет внутренней жизни тени коротких апатичных мыслей в основе о своем жалком скучающем безрадостном положении.
Обхватив твердой рукой кружку, потянув несколько глотков сквозь пену горького пива, громко стукнув стеклом дна о стол, неловко зайорзавшись по сторонам, он снова поглядел вдаль тупика, где что-то зашевелившись двигалось, проходя сквозь двор в направлении зажженных огнями проспекта.
«Парни, Митька со своими, нет нужно будет позже с ним поговорить, пусть он не спешит продавать телефон, да пообещать, что через неделю я у него возьму, а может и в действительности возьму, может и правда подвернется работенка с хорошим заработком, да еще можно и поторговаться, он уступит. Телефон то краденый! Точьняк уступит, а может и нет, ну поговорить надо.»  Но никакой компании в темноте и не появилось, только кто-то проскользнув насквозь переулок, скрывшись где-то в светлевшем проеме дома.
«Пойти хоть заказать веселенького, пусть играет музыка!» Поднявшись и двинувшись к дверям бара, в мах осилив несколько метров подступился к авто шарманке. Быстро подсунув выхваченную с кармана мелкую банкноту к плоской щели, где отсвечивавшаяся салатным светом от купюра приемника, в миг исчезла в сопровождении с механическим жужжанием плотно сомкнутых колесиков внутреннего механизма, заведомо позволяя перейти к выбору желаемого. Пальцы сами, быстро забегали по кнопкам выбора любимых музыкальных произведений, замечая провалившимся красным квадратом старта, избранное.
-Вот это, и то, и еще вот то,-
И не успев возвратится за стол и подхватить кружку пива, облокачиваясь на спинку стула как знакомые ноты первой песни, начали вольно разносится площадкой бара и далее, насыщая поздний летний вечер томной немного уставшей праздностью.
«Что же делать,  почему и самой ночью нету спасения? И почему этот слизкий гадкий вопрос: Что же делать? Преследует меня всегда и постоянно, что за влечение порождает его, и куда меня тянет, и почему мое ноющее в бес действии тело то и дело просящее каждым сантиметром мышц, костей, рвущимся дыханием, стремится во что-то впрыгнуть, вскочить, в коловорот, в бездну, кружащей развивающейся по коридорам вечности, деятельности жизни. Но неужто мое появления на белом свете полная бессмысленность, и я не осознаю этого мира, как словно тень, пятно, серое пятно, а ночью меня и совсем нету, и невидно.»
Пиво с кружки понемногу исчезало, пока полностью не иссякло провожая самую жизненно радостную до тошноты альтруистическую мысль, отлетевшую на задворки сознания с хмельным мутящим ветерком разбиравшего алкоголя. Где то по одаль с соседнего двора как показалось ему, доносились порывистые звонкие юные голоса. Долго прислушиваясь к отзвукам незнакомого говора, он пытался узнать кто это мог бы быть, да разыгравшееся закипавшее любопытство, вырвало его с места оторвав от кабацкой идиллии, увлекая повлекло сквозь темноту тупика во двор от куда слышалась шумная суета неизвестной братии. И только пройдя полпути, каких-то несколько сот метров, ставши намного ближе, вмиг облившись жаром волнения и застучавшим рвущимся из груди сердцем, Вадим понял, к какому кружку сверстников он подступает, и кого он сможет увидеть, кому улыбнется, отдаваясь волненью самых трогательных чувств, всегда возникавших при виде этого человека.
-Наташа.-       
«Она самая, но с кем? Она точно не одна, неужто со своей неразлучной подружкой Томой, но и имя то такое, Тамара.» И улыбнувшись мысленно внутреннему чудачеству, такого редкого среди их соплеменников имени, отжившего прошлым столетием, и почему-то воскресшее в одной девчонке чуть не на несколько кварталов огромнейшего мегаполиса. Бережно ступая не создавая лишнего шума, тихо предвещавши дамам свое появление, Вадим с увеселенной осторожностью потихоньку подкрадывался к выходу соседнего дворика. Где жавшиеся в близи силуэты, умилено тревожащие душу юноши, ровными статями стройных фигур стояли возле тротуара, у небольшого свободного пространства, с единственным низеньким деревцом, и двумя изломанными скамейками, открывавшись одной стороной к близкому золото излучавшему во свете фонарей проспекта.
-Привет девчонки, привет Нат…- Бросая еще из далека, на поступях, заявление о своем неожиданном в появлении приветствии. Но незавершенное до конца, оборванное глухим оглушающим взрывным лязгом разорвавшейся неподалеку у подъезда, брошенной с окна второго этажа петарды, двумя кругленькими рожицами лет по двенадцати, недорослями, громко смеявшихся со своей выходке.   
-Сопляки, ну надо же так перепугать,- пытаясь по новому обратится к дамам.
-Но что их ругать они еще глупые, остались по-видимому сами дома  и творят что хотят.- Продолжая отрывисто поглядывать на то темное окно, где по-прежнему двое мальчишек не отрываясь от стекла корчились в гримасах искоробленных лиц, зашедшихся до иступленного смеха своей юной дурости. Тыкая сквозь прозрачную преграду тонкими пальчиками на единственных присутствующих особ, размазывая еще нежно мягкими кончиками странные фигурки, при этом дрожа выстукивая о тугое не пускавшее стекло свое-родную азбуку барабанного боя их торжества.    
-Задать бы им, разошлись на ночь. А вы Наташ, почему здесь? Точней и не ожидал тебя здесь встретить, и как возможно такой шикарной  даме, очутится в таком месте, да еще без сопровождения, полностью одной.-
-Я и не одна, ты видимо Тому не заметил,-
-О да, да, простите, я не так выразился, вы не поняли,- поспешил с ноткой изысканного комизма оправдываться Вадим.
-Все мы понимаем, чего уж тут, мелка в глазах,- супясь, резко ответила огорченная подружка.
-Опять нагрубил, хоть язык вырви. И буду тогда ходить молча, очень молча, заведу собаку, и только и будете слышать от меня, му-му, да му-му,-
-Да нет лучше так, хоть неприемлемо и шумно, но весело,- тихо посмеиваясь и вертясь на месте,  заметила Натали.
-Так все же, почему вы здесь?- заискивающи вглядываясь в лица, вновь переспрашивал Вадим.
-Настоятельный, и нужно все ему знать, тебя хотели встретить, подкараулить да поймать, взяв в заложники,- веселясь и становясь мякшее отвечала Тамара.
-Тогда, я ваш,- раскинув крестом руки, продолжал отдаваться воле дев.
-Только не бейте, вверяюсь вашим желаниям, и вейте сменяя веревки,-
-Лучше парашютный купол, мы с него воздушный шар сошьем, и будешь порхать по ночам, попугивать вон ту детвору, что нас так испугала,-
-А ночка на славу. Дома не удержишься, тепло, тихо, петарды взрываются, такие красивые девчонки встречаются, идиллия.- Кротко поникши в сказанном, потянувшись взором к глазам Наташи, Вадим неприметно в себе ловил секунды умиротворенного тепла, льющейся дрожи счастья, расходившегося с груди по всему телу.
-Чудо, чудо,- подтверждала и Натали, отдавая свое мнение о глубоком вечернем досуге.
-Ну вот и за нами,- перебив, тыкнув пальцем по направлению приближавшихся двух горизонтальных огней автомашины.
-Это точно они, я знаю их машину, пунктуальные какие,- дерзко бросив головку набок, принимая важный облик гордой самодостаточной леди, Тамара готовилась принять давно ожидаемых   покровителей.
Опешивши Вадим, не понимавший ни значения слов знакомой, ни того кто приближался к ним. Робея перед неизвестным, расстраивая случайное по диву для него невозможное такое теплое сношение, с той о которой мечтал, и что так теперь бессознательно вгоняло его на вторые ряды, отпихивая и стороння от самой сцены происходящего, где он становился лишь далеким зрителем. Выровнявшись в одну линию с девчонками, не дыша и теряясь в себе, бес возможного выбора своих надежд, вовлекся в ожидания разрешения грядущих минутных событий. Тормоза взвизгнули, обдирая черную сажу о светлый асфальт, вырываясь с заглушенным боем музыки разрывавшихся колонок с салона, вы ввергаясь сильным грохотом наружу, сквозь приоткрытые окна, и тут же на самой высокой ноте оборвавшись, утихнув с полной остановкой машины, в метре от заскучавшей компании.
-А вот и наши дамы,- веселым размеренным голосом, громосткого белобрысого парня выглядывавшего наружу и ступивши одной ногой с салона, потирая рукой белую штанину выставленного колена, сообщал своим тут же присутствующим друзьям и самому себе о находке тех, которым они были так безгранично рады, да и не представляли  сегодняшний вечер без милых дев, что замявшись, примолкнув искристыми глазенками следили за их рыцарями июльской ночи.
-А кто это с вами?- все же перевалившись через порога железной кареты и вышедши целиком наружу, выровнявшись во весь рост сутуловатой фигуры, поправляя на ходу рубаху, спрашивал полуночный претендент на дамские сердца.
-Леш, ну ты даешь, не узнаешь, смеху то Наташ,  живут соседями и потерялись, позабылись,- подняв на безвинный смех Алексея, продолжала стыдливо душится хохотом  Тамара.
-Тьфу, что за чушь, ты Вадим что ли, от кудова ты взялся, не узнал богатым будешь,- по быстрому выпалил Алексей.
-Очень богатым буду и руку подавать перестану,- шагнув немного в перед, Вадим с укором потянулся с открытою ладонью Алексею.
-Ну здравствуй, здравствуй,  ну извини не серчай темно не рассмотрел,- холодно  с деликатным негодованием в упреке, Леша потрепал руку неузнанному товарищу.
-Мы едем или нет, скоро полночь и все именно только начинается после двенадцати.- Не сбрасывая жара, ошпаренной до уродливой дикости торжества, от ожидаемого где то еще прятавшегося за стрелками часов. Что спустя каких-то более получаса должны были пасть на полпервого феерией угара ночного разгула по жарким заведеньицам, тревожа лихорадочной дрожью предвкушения, тельце Тамары.
-Да конечно едем, садитесь девчонки, Дмитрия вы знаете, а Сашку нет, тогда знакомьтесь сами,- указав на двоих парней выглядывавших и улыбавшихся с окошка машины, и как то не естественно потрепав ладошками рук  заведомо увещевали свое приветствие к дамам, которые без лишних любезностей прошли к машине, и под льстивость слов своих выискавшихся новых кавалеров поместились на желтенькие кресла тесноватого фордика.
Провожая взглядом Наташу, что так спокойно без малейшего зазрения, без красок стыда на бледных щеках, без искры вины в светлых глазах, оставляла Вадима посреди пустого чужого двора, не позволив ему, даже коротко обменятся теплым словом робкого прощания. «Сей час уедут и неизвестно куда, с тремя парнями которые спустя несколько десятков минут начнут делить, ведя непонятный для дам спор, кому же на этот вечер достанется  ее красота,» от такой гадкой мысли, в нутрии его потихоньку мертвело и тот оазис зацветший именно в то мгновения когда он еще из далека услышал голос любимого человека, теперь становился лишь миражом, превращаясь снова в выжженную пустыню, что жгла иголками песка горечи, его опавшую грудь.
-Ты же говорил тебя не будет сряду в несколько дней, а тут вот, я бы знал то к тебе зашел,- ели слышным голосом проговорил Вадим.
-И сам не думал, так получилось, нужно было срочно вернутся, да я и сам хотел к тебе заглянуть. Я только в обед приехал и замотался, а вечером решил прогуляться позвонил девчонкам они вишь не отказали, чего же дома то торчать. И не думал Вадим тебя сегодня встретить ты уж извини, я бы захватил и тебя но некуда, мы в центр, там говорят девчонки клуб какой-то презентуют, так вот хотим посмотреть, чего и как,- улыбнувшись излитому покаянию за выпавшее такое неудобство, Алексей безмолвно застыл на месте.
-Да ладно места нет, я и не собирался никуда ехать, неужто  у нас не будет времени покутить,- пытаясь хоть как-то припрятать свое смущение и росшее негодование, под маской добродушного понимания своего старого закадычного корешка, Вадим потихоньку начинал пятится назад.
-Нет ну если ты хочешь то я могу позже вернутся, и топлива полный бак на целую ночь хватит,- добавил Алексей и снова потупившись замолчал.
-Нет это лишнее, правда лишнее,- повторился Вадим вновь подступив да протянув раскрытую ладонь навстречу другу.
-Ну давай пока, и хорошо вам повеселится,- повышая тон к пожеланию и заглянув туда где его Натали, что была так близко к нему в их коротком разговоре, в их мимолетном общении, и так далека в данную минуту. Бледневшим отблеском лика седевшая среди двух парней, на перебой шумно ведущих о чем-то разговор, полностью поглощавший его даму, что смеявшись сладко звонким голоском отдавалась в ответ взаимной участи их совсем не скучной компании.
-Не огорчайся хорошо,- пожав руку Вадима, быстро обернувшись на месте, на одной ноге, Леша обратился к машине и с фразой в которой не было ни малейшей туги о выпавшей мало утешной случайности, броским жестом совсем по театральному, возвестил весть, несущую их вместе в даль теплой ночи, так легко дарившая восторженность желаний их юности.
-Ну что девчонки, поехали кататься!-  Веселый писклявый смех с бархатом еще не созревших голосов парней, взлетели и закружились среди зашевелившейся сжатой внутри салона компании.
-Поедем, поедем, ну почему мы еще стоим?- затараторила путаясь словами Тамара.
-Да не спешите ночь только начинается, еще везде успеем,- незнакомый парень сквозь ряд белоснежных зубов открывшихся в улыбке поплывшей чуть не к самым ушам, радо представлял свое благоразумие, кротко пытаясь успокоить разошедшихся дев.
-Но все же быстрее было бы лучше,- отдавая умеренность, на секунду проявившегося приличия среди увеселенной радостью компании, с горящими безумными глазами бегавших по кругу прищуренных орбит настаивала и Натали.
Взвизгнув с силой, пара колонок, раскачивавшаяся  музыка, оборвала, заглушила, все голоса, оставив тишине двора и Вадиму только бой, писк, скрип, слившегося в один несуразный мотив танцевального саундтрека, продолжавший с усердием рвать полуночный покой, на то короткое время пока сквозь эту стену громовых песен, почти жестами, добрые парни в угоду избранных девчонок не порешили куда же именно им отправится в первую очередь, и с чего же начать.
Вадим продолжал стоять на том же месте, где был покинут так называемым близким товарищем, смотревши на зарычавшую мотором машину что дернувшись слегка назад, рванула с писком шин в перед огибая малый полукруг на открытом пространстве двора, полетев набирая скорость по направлению близкого проспекта и только поблескивая желтым фонарем габарита все время уменьшавшегося и в конец превратившись в точечную искру, что и та куда-то исчезла  среди подобных белых, желтых и красных звездочек, дорожного тянувшегося вдаль, млечно-вечного пути.      
-Уехали, да катитесь вы!- со злобой кинув во след исчезнувшей с виду машине, паша неистовым гневом, дрожа телом грозился Вадим.
-Уроды, катитесь вы!- добавив сквозь зубы, он плавно повернулся набок, приковавши свой взгляд к ровной линии темных окон первого этажа домов.
-Темень, полная темень.- И тут ему неистово пожелалось найти камень и бросить в первое неподалеку близкое окно, услышать хруст стекла и звонкую мелодию колющихся осколков о асфальт подворотни, но при этом ни куда не убегать а остаться, дождаться пока в рассаженной булыжником раме появится визгливая хозяйка, иль орущий во всю глотку хозяин, да взять и рассмеяться неудержимым хохотом ему в лицо, высмеять всю ту злобу, ту ненависть в другом человеке и которая теперь пожирала его самого.
-А почему, возьму камень и поделюсь с ближнем тем что во мне,- он было и начал шарить вокруг, бегавшими блестевшими влажными глазами, отыскивая орудие  вскипавшей злобы, но в секунду обмяк, поник. Что-то резкое хлестнуло его по горлу подступив удушливым комком икоты, слезы сами хлынули одна за другой в бессилии беспомощности удержатся, остановится, перед выпавшей потерей, отойдя куда-то на задворки души позволив разразится ревом, подобая в горести малому несмышленому подростку.  Присев, Вадим обхватив сжатые колени руками, куда же и склонился промокшим исковерканным в рыдании лицом, начав душить в себя тихим запинанием. Он не чувствовал ранние, да и ни когда такого рвущего душу отчаянья, что так работило его  теперь, разрывая дрожавшую грудь, дробя в боли молодое сердце.
«Почему я так молод, а все уже давно  кончено, все уходит сквозь меня, к кому-то другому, тем кто только улыбается, принимая все в игрушки, а тут только одна забава пялится на этих других и гнить в омерзении к ним, от завести от упреков. И почему один имеет все, а другой ничего, и нет мира отвратней где мне пришлось жить, куда не посмотришь одни только мрази, животные мрази, от под заборных пьяниц до гладких брюхатых членов общества. Как  все мерзко, как все лживо, с самого начала все ложь, начиная с беззаботного детства и заканчивая предсмертной агонией, подыхавшего провонявшегося лекарствами старика, проклинавшего боль жизни, и не чувствуя в ней, в том жалком существовании ни какой радости. Только одни обещания, только одни надежды; вот вырастишь будешь взрослым, и позволишь себе все что пожелаешь, пожелал, и что, да кто я, одно только желание и без форменная тень, черное пятно шарахающееся по углам. А желание то только одно, хоть когда-то стать нормальным человеком, иметь право и этим правом пользоваться.» Слезы не переставая катились по щекам выжигая не обвыкшую к таким испытаниям тонкую беловатую кожу, окрашивая вспыхнувшими очагами раздражения мелких красноватых пятин. Тихое хлипанье само по себе  стесняло Вадима, заставляя глубже зарывать голову между колен, да пошатываясь на пятках ловя зыбкое равновесие он все же рухнул на землю. И немного вытянувшись в перед, приподнял свои залитые слезами глаза в которых, в медленном искажении поплыла  образность подворотни.
-Никого,-
«Пусто, совсем пусто, повымерли, выдохли, и хорошо что бы это, было так, да не видеть более никого, ни одну рожу, остаться одним в этом уже моем мире, остановить время и прожить свой остаток среди замороженных кукол, среди этой по огромным масштабам цивилизации, которая замерев подарит всю свою власть одной единственной секундой, что станет для меня вечностью, вот тогда бы я и посмеялся, вот тогда бы, вы восковые истуканы заплясали под мою дудку.» Сошедшая красочная фантазия кровавой жестокой мести, разветвлялась на представляемое в  структурность вымышленного мертвого общества, во страсти забавляя самого Вадима. Что по немного утихомиривая разошедшуюся желчь обиды, по нежной еще юной душе  склонялась к умиленному злорадству, над тем чего не было и не могло быть.
Что-то щелкнуло позади. Продолжая седеть да побаиваясь обернутся, он в меру прячась не менял позы, лишь немного отшатнувшись назад и скрестивши пальцы на сомкнутых коленях, насторожившись вслушивался в повторявшийся стук, кого-то медленно крадущегося сзади, но по чему-то тихо с полнотой откровенного одиночества ночи, и как казалось Вадиму по звуку щелчков приближавшихся женских туфле, отбивавшие размеренную в важности ходу неизвестной дамы.
-Молодой человек, что с вами случилось? Почему вы сидите здесь? Может вам нужна помощь?- тихий приятный голос, относящийся ни к кому другому как к Вадиму, спрашивал его уже со стороны. Да повернувшись туда же в ответ, и завидев перед собой немного старшую, но очень красивую женщину с элегантными линиями стройного стана, облитого черным тонким и тесноватым плащом накидкой, бесстыдно выказывавшего все волнующие изгибы ее тела. Выступавших стройных литых ножек, тонкой талии, полной и сочной груди, в ухват подчеркивавшей немного вытянутое продолговатое с аккуратным носиком да алым бантом полных губ светлого лица, прятавшегося за причудой поднятого воротник, с под которого проглядывались золотые локоны волос.
-Спасибо я уж и сам справлюсь, обойдусь и без вас,- хмурясь и отворачиваясь, пробормотал Вадим, продолжая бездвижно сидеть на том же месте.
-Может у вас что-то случилось?- с нежностью в голосе переспросила незнакомка, на вопрос который отдалось сердитым сопеньем.
-Да оставьте меня,-
-Саш ты посмотри, ты такое видел, уселся посреди двора, я спрашиваю чего у него произошло, а он фыркает словно еж и щетинится,- обозвалась дама. И от такого интереса и заботливости им, Вадиму стало неистово не по себе. Скоса потупившись, он смог разглядеть в дали приближавшегося парня лет тридцати, плечистого с широкой грудью, проступавшей силой, сквозь тесную белую футболку, что в робости стеснено прятал позади от своей девы крепкие  дутые в мышцах руки.
-Агов, паренек! Ты чего расселся домой тебе не пора,- раздался твердый басистый голос уже настоящего мужа.
-Нет,  не пора я еще посижу,-
 -Ну как знаешь, только смотри все свои достоинства не простуди, как говорят береги смолоду,- и хмыкнув на последок мудрому замечанию, да снежностью подхватил руку своей спутницы, легко повел белокурую леди вдаль открывавшемуся проспектом города, позабыв в одно мгновении о странном несчастном молодом парнишке почему-то рассевшемуся на самом неудобном и самом видном месте пустого в ночи двора. Их обоюдные отрывки фраз, тихого разговора еще долго долетали к ушам Вадима, в старании он не мог их с класть  воедино, понять о чем ведется речь, да так и потеряв к ним и до того навязчивый интерес, обратно отдался себе.
-Ну и пусть валят,- посмотрев в даль, и не увидев никого, поник в свои мысли.
«Конечно такая красотка одна посреди ночи, золотокудряя принцесса среди бедного шанхая, да чудес не бывает, просто удалой удалец своего конька к уголку привязывал, вот и отстал, задержался, беги, беги, хорошая телочка для нашего бычка.»
Попытавшись подняться, упираясь на одну руку, и неаккуратно пошатнувшись набок, рухнул  на пригретое место.
-Вот черт и привстать не могу, ноги совсем затекли,- выругавшись на самого себя, снова оторвался от земли, и удачная повторная попытка поставила Вадима на ноги, слегка на ходу побивая себя по мягким местам, он небрежно пытался сбить пыль, с испачканных  новеньких еще лоснившихся  синеньких джинсов.
-Только измазался, и было бы из за кого, Наташа, сама Наташа красотка, ну и что, ее красоты надолго ли хватит, разберут ее прелести писаного личика, разорвут гибкость кошачьей грации тела. Вон те! Да и все к кому склоняется она, а склонятся  она, как к первому, так и ко всем кто имеет желание и желаньице. Дура! Полная дурра, и нужна она мне теперь,- закончив в голосе утешной мыслю, свое теперешнее как показалось ему выгодного положения, что по велению непредугаданной судьбы, не предрекло пасть в руки беспутной девы, которая могла  только принести ему, лишь кучу неприятностей, гору душевной боли да тяжбу неподъемных страданий, и все это под пересуд мнений, и хулы его собственной совести.
-Шлюха, пусть катет,  не одна она на белом свете.- И повернувшись по направлению темного прохода между домов, откудова он пришел ранние, заклав руки в тесные карманы брюк, да отбросив высоко к верху голову открывая лицо звездному небу, пошел во мрак хорошо известной местности. И теперь в нем не было ни капли горести, скорби по так внезапно закончившейся, так и не начавшейся любви, лишь может малая досада по утраченном времени и самом заблудшем ошибочном разочаровании в полюбившемся человеке, что еще подкупало из нутрии малым утешением.
 « Ну и хорошо что так получилось что не успели объяснится, пустили бы на смех всем двором мое предложение быть парой, а вот теперь я и сам могу ее высмеять, облить грязью, да и каждого настрою против нее,» озлобленная гордость за себя и за полностью мнимую стойкость перед женским началом, так соблазнено приворожившее его сердце на протяжении целой весны, становилось пустяшной забавой перед благородными ценностями самовлюбленного неоправданного ни в чем величия Вадима.
-Ха-ха. Вот дурак,- выкрикнув и еще в натянутости мышц скул от недавнего слезо-пускания, растянув губы возродил уродливость, можно сказать зло кровавой улыбки. Злорадство, гордыня, под приправой своего великолепия несли влюбленного в себя Вадима по знакомым дворам и улочкам, насыщаясь духом неопределенного и не выразительного в словах чувства геройства, непризнанного рыцаря. Так яростно упивавшегося первой спустившейся на город после жаркого дня свежей ночной пред утреней прохладой, плывшая закоулками, открытыми площадками, проходами и проемами, короткими порывами невидимых вихрей томящего в наслаждении тела холодка чистого воздуха. Долго блуждая истекавшей во мгле ночи, он находил покой, тишину мыслей, под стук тихо крадущихся ног, да под мрак синеватой пустоты тьмы, в которой его широко открытые глаза, полно рыскавшие по клубящемуся мраку в отдыхе приятно влажноватых ощущений плавно шарящих глазных яблок, переходя от одного предмета к тени другому, находил свои миражи, тихо спокойной уединенной радости.
«Зачем мне все, зачем мне! Разве невозможно жить, просто жить, и быть довольным данной жизнью, не искать ни каких претензий, ни к себе, ни к кому либо. Отдать им их нею свободу, а себе оставить маленькую совсем кроху, ну вот к примеру хоть мои вольные ночные прогулки, нравившиеся только мне, ведь только я могу найти в них что-то интересное, забавное, умилительное до стыдливого торжества, тихого торжества, неизвестного никому только одному мне, мне и только, в руки сурового стража хранителя, хранителя ночи и всех ее чудес.» Вадиму не желалось спать и он бес конца блудил близкими окрестностями, пока в синеве черное небо, медля не начало напускать на себя молочную вуаль предрассветной поры, и робкая крадущаяся грусть кольнула его сердце, смутив, опрокинув так возросшее величие одинокой но гордой души, взрослевшего парня. В сытной благоухающей усталости как то сразу заныли  конечности отяжелевших ног, а ворвавшаяся зевота словно провожала темное, благое для Вадима время суток.
«Домой, о как не хочется туда возвращаться, о если бы можно было постелится вот здесь, возле зеленых кустиков у клумбы, сетку от комаров и спи пожалуйста. Жаль, но все это только вздор, ну так хочется, дома  обратно тоже самое, духота, невозможно и продохнуть, уж и не осталось сил терпеть, но никуда и не денешься.» Быстро свернув за угол, да очутившись в своей подворотне, с остатком иссякавших сил еще резво бросил взор на тянувшийся в ширь и высоту скованный в бетонные оковы родной дом, скромно любопытствуя, кому же не спится в этот час на самой ранней зорьке. А в главном осведомившись что окна его жилища темны и как-то покойно вздохнув, он быстро шмыгнул сквозь открытые двери парадной да сданного момента словно уснув, заблаговременно павши сквозь мембрану сознания, отдался дремоте спешившего в подгоняющем влечении уже к ощущавшейся легкости туманностей сновидений, шатко плывя в нерасторопных движениях тела, торопился к мягко по родному пахнувшей постели.
                2
-Солнце, оно снова поднялось что бы подарить земному саду свои лучи, а ведь сад немного изменился, с тех времен когда блаженную пору цветения жизни и самого человечества называли раем, эдемом. Сколько потому прошло веков и лет, не сосчитать мой друг. Но вот каждое утро мы с тобой просыпаемся, видя золотую звезду, и каждое утро я храню и помню, как самое дорогое и незыблемое для меня чудо, здесь нет ни запахов дурманящих голову, и мало жизни, и мы с тобой  без лишних почестей зеленых лугов, да с полной откровенностью перед виденным, стоим посреди смоляной крыши высотного дома. И здесь нет ничего кроме без объятного пространства, да этого железа и камня, взращенного руками подданных, того же железа и камня.-
Поправив полу фрака, и немного помяв рукой поле не высокого цилиндра с бережной аккуратностью прижатого к ноге, мягким ласкательным взглядом пробежал по углистой чистой отблескивавшей мутным беловатым светом шерсти друга, не позабыв заглянуть и  в безмерное тепло его желтых глаз.
-Тут тебе и разгуляться негде, по воображать с себя ловкого охотника, что среди высокой травы пал на след опрометчивой дичи, и с игрой развивать свою забаву в ловких прыжках и игривого бега, смешноватых совсем казусных притворных засад с развеселостью вашего нрава и ретивости лая.
 Но, но, и сразу ласкаться, не успев тебя похвалить, как ты просишь больше чем я могу дать, ты и так мой лучший друг, посмотри вон туда ведь не только мы встречаем этот рассвет, а просыпается и весь мир, вон ты видишь тот дом у самого края этого большого города.- Поднявши правую руку выдержав ровный угол, указывал пальцем куда-то в самую даль, где были рассыпаны сотни низких и высоких домов огромнейшего мегаполиса.
-Ты видишь под самой крышей на шестнадцатом этаже, среди небольшой комнатки у кресла, упершись на мякоть подлокотника ладонями рук, припустившись на колени и склонив набок голову тихо напевает песенку счастья юная, совсем молодая леди. Это ее первая любовь, пробудившаяся в такой ранний час, это ее сердце раскрывается бутоном, тянувшегося телом к росистому утру. Видишь мой друг она еще маленькая, наивная и несмышленая, и может будет то время, когда она скажет что прошлое, а именно это утро просто пустая глупость. Но она никогда не забудет того первого трепещущего луча коснувшегося ее окна, того желания что одолев не объяснимым пристрастием, облекши ее рабой порыва. Подбежав и растворив половинки малого окошка, впервые бес страха и стеснения возгласит себя этому миру: Я люблю тебя! Послушай как она называет себя, принцессой раскинувшегося перед ней целого царства, и она права, сегодня ее глаза увидят многое и многих, встретив тех кто будет отдавать поклон ее же чувствам, тратясь в почестях перед лоном любви. О как прекрасно!
А вон чуть дальше, почти рядышком подобно нам на крыше, одинокий мужчина со светлыми соломенными волосами, обращенный как и мы к солнцу, видишь, ты видишь его. Его пальцы туго сжимают тонкий гриф скрипки, а во второй еще опущенной руке светлый смычек, он скрипач он великий музыкант и он это знает, всю жизнь он отдал искусству и в нем нету больше печали, ведь теперь ударив смычком по струнам, он отдает великую почесть огненному светилу и радости, той божественной силе способствовавшей ему во благосклонности на протяжении его полных сорока шести лет творить невероятность шедевра, добывая с пустой деревяшки волшебство и сказку для миллионов людей. Мой друг этот человек настоящий музыкант и это его последний день, день творца, чистых трепетных звуков, танца эмоций под плачь  уникального инструмента. Болезнь страшная чума хозяйничает в нем, и он знает как не сегодня, так завтра покинет белый мир, и вот он уединившись у небосвода играет свою тихую мелодию для последнего  виданного им восходу солнца.- Вновь долго посмотрев на четвероного товарища, что присевши на задние лапы взирал в даль с тонкостью отяжелевшего раздумья, о чем то важном и скорбном во всем нем. 
-Ты прав груз вечной жизни намного тяжелей принять чем боль даже самой ужасной смерти, за границами которой лишь тишина, покой и вечный долгожданный сон. Брось не грусти у нас с тобой еще целый день, на протяжении которого мы только и будем заняты как измерять на гибкое мерило, наших воскрепших в тысячелетиях прописей морали  истинных идеалов, весь этот грот мирских дел и всех тех людей, что так еще лениво прячутся под покровом крыш и стен, пойдем мой друг, к ним пойдем.- И два силуэта большого черного пса и высокого стройного брюнета в лощеном фраке с цилиндром в руке, исчезли куда-то с площадки высокого дома, словно водянистый туман в миг рассеявшийся под жаром июльского утреннего солнца.
«Фу, обратно полдень, зной неистовой жары, когда оно закончится и еще гробовая тишина пустых комнат, снова дома нет никого. Я и не помню когда мать видел в последний раз, толи позавчера толи и того дней с четыре назад, отца также не замечал давно, да его хоть слышу иногда, а живем то водной квартире.  Ох, и жизнь, куда бы съехать да по возможности  подальше, а еще вчера вот сцена выпала.» Смутившись воспоминанию что лезвием острых до боли мерзких впечатлений полоснуло  грудь Вадима, застив на месте ни много сжаться, насупится, от закипавшей пробежавшей по его лицу мрачно свинцовой злобе. Он шагнул сквозь коридор в кухню, где было жарче и намного душно чем в остальных местах.
«Нет слов, нет слов, ненавижу женщин они отданы только одному, своей безмозглости, и тем кто крепко держит их за кругло пухлые места. Ненавижу, всех их, ненавижу, и в общем никто мне не нужен,» бессильно павши на облезший беленький табурет у окна выходившего во двор, горестно продолжал в мыслях вымещать с себя гной желчи.
«Суетятся, бегают, места не находят, и для чего, и для кого, сволочи!»
-Вы все сволочи, вы слышите меня.- В рвущемся голосе закричав в окно, сквозь которое и не могло ничего ни куда вылететь тем более достигнуть до самых случайных абонентов, проходивших по одиноко вдоль двора, и хоть как-то ответить на пылкость дружелюбства близкого им соседа.
Тот затянувшийся отдых к самому обеду, протекши без сновидений окутанный полным мраком забытья, не дал Вадиму той горделивой самовлюбленности в которой он купался целых пол ночи. А теперь лишь  напротив был раздражен, расстроен, и чего ему  желалось так только того, что могло бы с него сделать идеал зла, с неизмеримой властью над непокорным в его воле человечеством. И он бы тут же подхватив жезл величия в бесконечной ненавистности, да начал свой кровавый бал, среди любовной умиротворенности божьих творений, что так мешали ему почему-то жить, докучая  присутствием, своими правилами, выдуманными, а скорей надуманными законами, своей общественной моралью и этичностью характеров каждого из них взятого. 
«Вы меня изгнали, вы сами так решили, тогда и я вас изгоняю.» Продолжая смотреть на улицу, сквозь грязный поток не самых лучших мыслей проходивших сознанием. Превращая его в жалкое испуганное животное, что забившись посреди леса у дерева возле корней, сердито рычит на идиллию природы, боясь каждого шороха листа, возгласа певчей птицы, страшась потерять единое свое пристанище защитного уголка, вжимаясь спиной в пористость коры что так верно защищает его тылы. Так и Вадим очнувшись и представ перед зенитом солнца, и не дожидаясь очередного продолжения атаки, гибкого нестабильного для него естества дня, что по большей мере был к нему враждебен, предупредительно в ответ  напал первым. Начиная с себя, вывернул наружу всю совою озлобленную месть, горевшая в нем непомерным пламенем. И кто бы не стал перед ним, в эту минуту, был бы виновен, за спертый удушливый воздух на кухне, за добрую невинную улыбку бабушки соседки заигрывавшей со своим рыжим котом у крыльца, да хоть за самое мягкое и вежливое; извини, да ни в разницу теперь, становившееся поперек его настроению. 
Не найдя наскоро чего-то перекусить, звеня кастрюлями и ругаясь в каждый сосуд, вмещавшие  непонятное съестное, что и вправду было мало похоже на еду, становясь прямым виновником гложущего живота голодного Вадима. Задергавшись в исступлении неразрешимой задачки для самого желудка, он еще немного простонавши посновав по кухне, да окрыленный той же ненавистью выскочил в коридор, начавши на лету собирать свои растерянные вещи, разбросано лежавшие с вечерошнего возвращения, то возле тумбы у дверей, то на стуле его же комнаты.
-Чертов дом, никогда ничего не соберешь, по растыкивают,- Он ни знал куда и зачем собирается, ну знал точно что нужно идти, и именно идти туда где тот ненавистный до омерзения мир был гуще в максимальной своей плотности, перетирая перемалывал, обмешевавший своим зловонием безумного наваждения, первого и последнего. Где каждый плюя в товарища иль прохожего, взлезая по головам втаптывал ближнего, ради секунды вечернего облегчения под утешительную теплую мысль; эх, день то недаром прошел. Именно туда и стремился Вадим, где хамство бывает более привычным явлением чем скромность и стесненная ужимка в сторону, туда где толкают и требуют вослед посторонится, туда где дорогого стоит твоя улыбка а угрюмость лиц, это норма полно серых улиц.
Выскочив на улицу и попав под жар знойного дня, заслепив до боли  глаза и продолжая в исступлении дрожать, он метался зверем от своей не определенности, куда же двинутся направо иль на лево, при этом заведомо зная что обе дороги приведут только в одну окончательную точку, к шумному людному центру столицы.
«Направо сюда быстрей, сквозь дворы к остановке, а там на тралик, потом на метро, вот только солнце глаза прям выедает,» И от таких рассуждений боль глазниц только усиливалась, злобя еще больше Вадима.
«Вернутся лучше домой, зачем же страдать даром когда есть очки,» и как то от разрешения неудобства ему стало легче, спазма яблок глаз на минутку прошла сменившись на расслабленную легкость.
-Да лучше очки,- и не успев огласить во слух сложившуюся потребность, как  ноги сами понесли обратно в верх еще прохладной подъездной лестницей, и уже через минуту на том же месте у входа, стоял прежний Вадим но с тонкой вытянутой на одну сторону притворно ехидной улыбкой светлевшей мины, где в окрас  на носу сидели темно глянцевые сплюснутые неровным овалом очки, с серовато бронзовой оправой ободка да ножек упиравшихся на аккуратные прижатые к черепу уши.
«Теперь хорошо, вперед!» Отдавши кличь мирной мысли, да возрадовавшись в избавлении  от родного дома, наскучившего двора и едкого солнца, свободно двинулся туда где он по праву человек.
-И добр и зол, и все для вас,- выпалив откуда-то взявшейся в голове поговорку, скоро помчал на своих твердых ногах сквозь дворы, с такой быстротой что порой переходил от ходьбы к бегу, то и дело заглядываясь в перед, желая по быстрей увидеть широкий проспект главной проходящей неподалеку улицы.
«Вот они люди и все такие разные, еще только выскакивают один за другим, чужие незнакомые друг другу, и их становится все больше и больше, и все они рассыпаются словно песок по малым алеячкам, дорожкам, подъездам, подворотням нашего старого массива. Какие они смешные, такая жара стоит а их лица холодные, ледяные, мертвые, словно глиняные маски одни припудренные белизной, другие красно ржавые, истрескавшиеся, и всем этим рожам и рожицам нет никакого дела ни к чему и ни к кому, и это прекрасно. Но ни среди ли таких людей можно быть полностью свободным, а?» Вывернув на прямую, и отчетливо завидев движение широкой городской артерии, в сотнях разнообразных машин за марками и видом, в бесконечных колонах двигавшись в одну и другую сторону.
-Чудесно, чудесно.- Прошептав тихо под нос, Вадим ворвался в поток живой гибко волнистой массы, по несшись вместе куда-то в неизвестность послеобеденного дня, городской жизни.
Передним мелькали сотни разных гримас и ликов, и каждое представлялось в себе достаточно любопытным, что  без малейшего для себя стыда  и смущения, позволяло в упор пялится на тех же прохожих. Темные очки были словно билетом, краткосрочным пропуском в то состояние непорочного самодостаточного торжества, своего великолепия перед другими, когда он смело сквозь тьму стекла мог заглянуть в глаза тех которых призирал, ненавидел, в завести ревновал, а иногда посягал и на тех кто наводил своей мало объяснимой силой во гнусности чистоплюйство, не сломнный приоритет, что выпирал сытностью и твердостью знатного самца от ликующего властного уважения, предметов и аксессуаров чинившихся его воле.
Пятнадцать минут настоящей давки, плотненько набитого трамвайчика под реплики негодовавших пассажиров, на спертость и до того раскаленного воздуха и тесноватость сжатого пространства,  Вадим прибыв, очутился на кольцевой площади с небольшим рынком и станцией метро. Подземка, и прохлада летающих сквозняков, подымавшихся с глубины шахты благодушно влияла на горечь озлобленного его настроения. Перестав искать под сотнями масок однотонных лиц прохожих лик врага, он отвлекся на раскинувшиеся витрины, крохотных иногда не более полтора метровых лавок, сопровождавшие длинным туннелем путников с обеих сторон, да торговавшие всякой мелочью, полной дребеденью и безделицей.
-Пирожки, пирожки, кому свежие пирожки, с картофелем с капустой с ливером.- Заходясь порывистым голосом во все горло, ревя вопрошала, двигавшаяся толпой, седоватая старушка, в ситцевом старомодном сарафане с пожелтевшим передником, удерживая полной пухловатой рукой, рукоять высокого ящика движимого на малых колесиках позади ее, от которого сочился вокруг запах пережаренного па подсолнечном масле теста.
-Ух,  бабулька раскипишевалась,- высмеивая старую пробубнил Вадим,  провожая на ходу взглядом пожилого но цепкого во хватке предпринимателя.
«Да эти торгаши, как грибы растут после обильного дождя, каждый день новые ларечки, коморки, и пройти уже никак; купите себе телефончик, аксессуары для любимой, лучшие подарки для тебя и меня, не потеряй ключ от сейфа где деньки лежат, а когда потерял, масер-ключ решить вашу проблему, изготовив дубликат, подари своей дочке малый зоопарк, плюшевого мишку и резиновую мышку, иль возьми и читай помышляя под рюмку вотки, мыслишки развивай, и все вперемешку одной кучей, и от такого разнообразия просто в глазах рябит, прямиком сыпучие тараканы.» Дойдя с подобными размышлениями к самому спуску в метро и наскоро зашарив у себя по карманам, тепля надеждой отыскать хоть один где-то завалявшийся жетон, пропускную монету, позволявшая воспользоваться услугами железной дороги что по гениальной уникальности ученых была спрятана в удобство под землей.
-Нет пусто ну ничего, главное деньги есть.- И достав красноватую купюру да зажавши крепко ее в кулак направился к большому окну кассы, где толпилась незначительная очередь с человек семь восемь, но которая двигалась очень быстро, заставляя образную змейку в переменном постоянстве шевелится, то теряя свой размер в короткость нескольких людей то в миг вырастая в двое, а то и втрое. Вооружившись двумя монетками туда и обратно, с одной из которой тут же распрощался у пропускного автомата, и придерживаясь общего темпа толпы, среднего между ходьбой и бегом заскочив на плывущий к низу эскалатор, да обходя стоявших пошел по движущих ступенях к низу, туда где открывался продолговатый огромный зал, обрамленный белым зернистым камнем, станции большегродовской, окутанная застывшей сыровато благодатной прохладой.
-Нужно сесть, по наслаждаться, а то можно сбрендить от этой жары.- Вырвавшись с общей вереницы двигавшейся толпы, в три шага метнувшись на сторону с облегченным  вздохом пал на коротенькую лавку, искусно приделанную выступом к большой квадратной колоне подпиравшей высокий потолок. Таких каменных столбов было много, но не на всех имелись обустроенные места для короткого починного отдыха. Выстраиваясь двумя рядами, деля просторное подземелье на продолговатый центральный зал и две перронные площадки по обеим сторонам. Где время от времени останавливались электрички, что тут же спустя несколько минут исчезали пол странный ничем несравнимый гул воющих двигателей, отражавшийся протяжным эхом от черного туннеля, куда и уезжал состав тянувшимися светло мерцавшими окнами вагонов. Вадим по прежнему не снимая очков, откинувшись спиной на холодный камень провожал взглядом прохожих, с бережностью своего нехитрого занятия детально и кропотливо рассматривал разнообразные лица, строгие, унылые, хитрые, важные, усталые. И каждое ему виделось любопытным по своему, во своем свете, утонченное в каких-то слабо приглядных чертах скрытой души иль душонки, изысканного чистоплюйства, заносчивого самодурства, иль интеллигентной трусливости.
«Вы посмотрите кто идет, весь круглый и ему так тяжело перебирать толстенькими ножками, а он все же спешит за молодыми, стройными, самому уже небось давно за сорок, да все в бегах, а эти глазки, подплывшие добренькие, светленькие, две ниточки под лысоватыми бровями, а волос то седенький да жиденький и наверняка имеется и плешь, хорошо спрятанная под остатком растительности, а костюмчик какой лощеный, на дворе неистовый зной, солнце палит, а тут все по правилам имиджа, и это главное, пыхти, воняй, потей, а блеск и шик на первом месте, статус наверняка важный, маклер иль брокер. А главный верняк улыбчивое приведение какого-то небольшого магазинчика бытовой техники, с некоторыми в столбик записанными речами, ронявши чавкающими толсто слизкими губами; прошу посмотреть, плазма, настоящая плазма, последний визг моды современных телевизоров, иль послушайте, вы не можете оторваться от нашего трех стороннего, много функционального кухонного комбайна, и вы правы это вещь очень полезная для вас, крошит, рубит, превращает за считанные секунды любой фрукт в свекольный  винегрет, и стакан чистого экологично витаминного сока, берите, покупайте ведь дешевле не найдете нигде.» Толстоватый мужчина, уж давно пропал из виду, но Вадим продолжал о нем свою однобокую болтовню относящаяся более к самому себе, чем к образу толстяку. 
«О, а это у нас еще что такое, вы посмотрите весь свет блистательной красы, и что такая сласть для мужских распутных мыслей, позабыла в общественном транспорте, да неужели такую прелесть никто не имеет, не бережет, облачая футлярчиком вездесущих забот; прошу пожаловать на ужин, я двери лимузина давно уж открыл, прошу соединить все то что дорого в мужских глазах с скрипучим креслом шикарного салона авто. Ух, да рыжая какая, огонь, и глаза то большие да глубокие, а о другом без слов одни желания. Ты видишь, а дорогу то уступают, пропускают королеву пещерных тупиков, хм, может и мне попробовать так важно ходить, несмотря себе под ноги, может и перед мной люд будет отступаться, только тогда и себе нужно будет все эти округлости нарастить, да личико всякой гадостью испоганить; месье, месье прошу почтить секундой уважения.» И рассмеявшись своей  выдумке представив свой облик на ряду с женской гламурностью, отдавшись мысленному подобию, зашелся на полную катушку, так растравливая свое худшее настроение, первым приливом хоть и злорадного но все же радостного веселья, всплеска сорвавшейся волны с океана мирских чудес душевного смеха. И тут же в этот крохотный миг песчинка времени  стала так покойна так беспечна, словно прозревши, все вокруг  оказалось таким простым, таким мелочным, что и не имело той самой малости, жутких помыслов проедавшие его целое утро, вольно отдавшись почету бесстрашию, легко позабылся в топкой улыбке.
«И какие вы все мелкие, совсем подноготные тараканчики.» С улыбкой презрительно вглядывался в очередное лицо, молоденького такого же как он юноши, бежавшего куда-то беззаботно устремившись в перед, словно обгонявши помыслами его же тело, что несло с бравостью достойности выросшего юнца к неведомым и вымышленным горизонтам, с первой пушистой щетиной вокруг верхней губы.
«А вот та милая пара, любовь морковь, один водном, и никому нет ни до чего дела, движение, шевеление, и умиротворенная гибель, и снова рождение, и никому и до этого нет дела, и снова движение, шевеление, умирает, рождается, и в чем тут дело, так было и так будет, и я буду и они будут, и зачем я им и зачем они мне, так для забавы для развлечения. Весь мир театр а мы все актеры, режиссеры и зрители, да ладно пора завершать веселую комедию а то люд совсем начал заглядываться, так и джентльмен дежурный с патруля вскорости может присоединится, к всеобщему нашему театральному действию.» Не сбрасывая улыбки с уст, поднявшись, выпрямившись Вадим пошатываясь чванливо направился ближе к бровке пирона, где из дали туннеля доносился сквозной пронизывающий свист приближавшегося локомотива, скрип показавшейся машины превратился в скрежет метала да вой летевшего разом с поездом ветра, обдавши мягкой, толкнувшей волной ожидавших пассажиров.
-Поехали,- вырвалось на лету, вскочив в открытые двери вагона и тут же павши на мягкую лаву свободного места у ближнего угла глухой боковой стены, очутившись среди перемещавшихся с пункта А в пункт Б попутчиков, укорачивая подземными прямыми выбранное расстояние, и которых в этот час было ни так уж и много. Полу пустой вагон светился своей желтизной яркого света, на фоне черных непроглядных окон выходившие к узкому туннелю, и только проходящие станции наполняли царство земли оживлением, внося и вынося человеческое разнообразие.
-Центральная площадь,- взвизгнул растянутым шипением, глухой монотонностью громкоговоритель, окатив присутствующих пассажиров, очнувшихся от короткого сознательного обморока, заметавшиеся да начавшие привставая хвататься за высокие поручни, выстраиваясь один за другим у дверей ближнего выхода, создавая небольшую юрбу желавших побыстрей вырваться наружу.
«Чудные а мне то зачем лезть между ими.»  Да выехав во снижавшемся ходу поезда, к самому пирону и завидев то огромное скопление ожидаемых их прибытия, поддержал и сам тех которых только что хулил, улыбчиво подсмеиваясь, зная то что сквозь такую огромную толпу легче прорываться вместе, а на одного и смотреть никто  не будет, под массой напиравшей вечно спешивших граждан можно напротив очутится в самых задворках того же вагона из которого хотел неспешно, с чертой приличия выйти. Но миновавши в ловкости скользкого тела, Вадим и не замечая себя и вокруг других, подражая ближним в угарной спешке вырвался на поверхность, представши перед значительно большим пространством столичной, центральной площади.   
«А здесь как бут-то немного прохладней, но нет солнце то же, только ветерок посильнее хоть немного продувает. Давно я здесь не был, недели с три, так же болтался и занесло, здесь по сути все здорово, во славе величественной державы, куда не глянь лучшее, до безумной смелости испещренной дерзкой фантазии дизайнеров и архитекторов, тратившие на главный центр страны жизни и миллионы твердых деньжат, кропотливо создавая такой эксклюзив, жилищ для полста плоско рожих миллионеров. Да вот в чем штучка, их то этих толстосумов просто так и не увидишь, а живут то они  действительно в этих хоромах. Крысы, воруют и прячутся, и еще не забывают возвышать свой статус перед нищими, в закрытом их нем существовании в белокаменных палатах, важно пожевывая окорок, взирая сквозь щель гардин окна, на тех кто в низу, да радуясь своему заслуженному высокому положению, сволочи, и точка! Да и плевать на них, мы незнаем их, а они нас, и это очень отлично, даже представить себе трудно, жить с такими уродами бок обок.»
Сделав короткую паузу безмыслия, осмотревшись вокруг и поморщивши брезгливо кислую гримасу на представшие в близи правительственные учреждения, передернув неловко торсом, так поправляя сползшую на правое плече футболку, медленно не спеша побрел к пестро красочному собранию нескольких магазинчиков и кафешек. Желудок тихо, но беспокойно урчал уж с полчаса с ряду, взывая под сытить его опустевшие закрома, Вадим и правда ничего не ел с самого утра и теперь был не в шутку голоден, да те небольшие запаси его карманных денег не предвещали достаточно яство-обильности подходившего полдника, сохраненных сбережений хватило бы лишь на несколько бутербродов да на стакан дешевого лимонада.
«Чего и можно было ожидать, цены здесь те же самые, для буржуа, и для тех кто желает примерить шкуру подобных, на несколько коротких минут. Вставши на три остановки ранее можно было сожрать на туже суму пол курицы, а тут предлагают пятьдесят грамм чаю и два иссохших пирожина, да вернись на зад. Но, можно и с голоду помереть и чего-то возвращаться, где наша не пропадала, вывернемся.» Подойдя поближе, и остановившись у кафешки с искусственным палисадником и фонтанчиком выходившим с основного помещения озелененной шатром беседке.
«Остановится здесь иль пройти дальше, там кофейня по более, ну там и людей не мало.» Рассматривая с левой стороны немного отдаленный полу бар, полу ресторан, с открытыми витринами чистого стекла предоставляя вид своих пафосных в изысканном интерьере внутренностей.
«Сядь здесь, чего болтаться, да и разница там дешевле не будет.» Повертевшись еще немного на месте и не отыскав в своем уме лучшей идеи. Быстро прошел сквозь представленный живой уголок навесной зеленой арки в внутрь небольшого помещения, где как раз на  кухоньке за стойкой что-то в две руки  бело подобный повар лихо поджаривали. И запах печеностей, мяса, теста, и чего-то другого, довершили свой суд над сомнениями спутавшегося рассудка Вадима, заставив скользкие помыслы кануть в омут желанного удовлетворения, в насыщении побыстрей свой живот.   
-Сколько будет стоить два бутерброда с колбасой и сыром?- не замечая ценников спрашивал Вадим, таращась не моргая на молоденькую продавщицу, что улыбнувшись немедля выпалила всю суму с максимально возможной быстротой темпа речи, не позабыв конечно вставить полу минутный информационный  диалог, включавший легко навязчивое пожелание клиенту приобрести их фирменное блюдо, которое предлагали запивать фруктовыми соками под их  озелененную атмосферу павильончика с видом на главную площадь страны.
-Хорошо, обязательно попробуем, ваших этих типа лепешек со щами,- перекривив с дерзкой колкостью даму у стойки, отшатнувшись назад, приняв важно деловой вид,  тыкая в такой способ болтливой продавщице о своем безразличии к их ним предложенным кулинарным шедеврам.
-А лимонад у вас холодный?-
-У нас все стоит в холодильнике, и все холодней самого льда.-
-Тогда еще пожалуйста, и стакан лимонада,-
-Хорошо, мы сей час ваш заказ принесем, располагайтесь,-
-А это надолго?- рассматривая светлое лицо девушки, что до сих пор и не отдала заказ, рядом стоявшему повару, словно игнорируя все требовательные просьбы клиента.
-Не беспокойтесь, все принесут, подождите пять минут.-
-Добренько, я подожду и буду на улице.-
Правда прошло и до того меньше времени как два горячих обжигающих пальцы с расплавленным сыром на колбасе бутера легли перед Вадимом.
-И вот лимонад.- Поставив стакан, бережно подсовывая в след голубоватое блюдце с оторванной ленточкой белевшего чека. 
-Хорошо, очень хорошо,- с радостью ободрился, и накинувшись на еду прожевывая мякоть белого хлеба, вдогонку благодарил официанта.               
-Спасибо вкусно,- забив рот, в искаженной улыбке повторялся несколько раз подряд.
И все в вкусное приготовленное умелым поваром быстро исчезло, оставив по себе лишь мелкие крошки на опустевшей тарелке. Легкая сытность живота разлилась отяжелевшей слабостью по всему его телу смягченным привычным нападком  лени.
«Теперь и не хочется более куда-то идти, да и зачем, этого хватит,» вяловато поводя взглядом вдоль площади, по которой прохаживались группами иль одинокие неизвестные горожане да туристы.
«Немного посижу, павильон прекрасный и прохлада имеется.» Подняв стакан в пару глотков отпил сладко кисловатой воды, растворяя мысли и желания что на какое-то время с Вадима ушли, позволив ему мирно рассматривать хорошо известную среду его столичного обитания, собора, замка, далеких домов, сине желтого неба, и много чего другого.
-Присесть позволишь?- резкое, тревожное донеслось к нему, не заприметив как кто-то к нему подошел со стороны. Парень, его же возраста с минуту допрашивавшийся его рассеявшегося в дали внимания, приблизившийся в упор и склонившегося над столом с бутылкой коричневого напитка, скованной на истонченной талии красноватой  обтягивающей этикеткой.
-Говорю свободно, сесть можно?- повторился незнакомец в беленькой чистенькой безрукавке, с открытой в распахнутые верхние пуговицы грудью, да черненьких штанишек под светлые сандалии.
-Можно, садись,- не понимая ни дерзости ответа, ни  самого  выискавшегося приятеля, что отказавшийся от трех пустых столов, норовил стеснить именно его.
Долго выдержанным взглядом он всматривался в лицо отражавшее брезгливое неуважение, под смазанные линии своей эгоцентричной злобности и жалкого великолепия личного фарса перед окружавшим миром.
«Откудова он взялся! Я совсем не заметил, вошел он, иль был в нутрии, и самое забавное чего ему понадобилось от меня?»
-Когда эта жара только закончится, не продохнуть, веришь, нет мочи жить в этом пекле, ночью можно только отдохнуть.- Заговорив с неприсущей к положению настойчивостью своего желания, что бы на него все же обратили внимание и слушали.
-Да ночью,- кивнув головой, согласился Вадим.
-А ночь так же хороша, кто же в летнее темное времечко спит, да возможно ли такое вообще, дрыхнуть тогда, когда сама жизнь просит твоего участия,- ухмыльнувшись незнакомец, сидя на против немного подался в перед словно хотел сблизится, да сообщить неимоверную неслыханную новость, откровенность разделенную с близким человеком.
-А ты сам откуда?- спросив, продолжал скалится неизвестный парень.
-Я то,- выдержав паузу, недопонимая такого прямого вопроса.
-Столичный, с Октавой, если слышал такой район. То-тамошней, а что?-
-Да ничего, просто все такие как мы сей час торчат на лысых горках, там второй день как идет рок концерт,- с быстротой выпалил о главном событии города, переходя в более брезгливый тон деталей замеченного факта.
-Исполнители по сути разные, шушеры среди них много, ну а так  нормалек можно и по тусить. А ты что и ничего и не знаешь? Сидишь онемевшим словно  и не здешний.-
-Да в действительности,- скривившись внутреннем душевным лицом, доверять иль нет, пытался отвечать  Вадим.
-И не слышал. Был занят последнее время, замотался, порешили с товарищем открыть свое дело, и эта бумажная волокита, сертификаты, разрешения, в общем до всего и времени нет,- с важной чванливостью, облокотившись на стол без лишнего смущения к своей выдуманной лжи оправдывался Вадим.
-А, нуда,- с низким кивком понимания, поддерживал незнакомец.
-Дела, да работа хороша когда зарабатываешь  на себя, хоть не так обидно, а то пашиш на папу карла, вечно тупорылого дубового чурбана. Думаешь я здесь прохлаждаюсь, да я здесь приписан, вон  в том магазинчике, сувениров и остальной чепухи для туристов. Отпаришься день и тогда понимаешь кто ты, да вот радости когда получишь две бумажки жалования, на которые с омерзением смотришь, на то смятое и испачканное в твоей ладони, и одна мысль приходит на ум, неужели ты такой жалкий человек и не можешь пойти к хозяину, и бросить его же копейки в лицо, да сказать подавись сволочь, а после уйти. Да заняться как ты делом, своим делом, стоящим делом, настоящим и денежным да прийти через год вот сюда к этому же борову и выложить все водном слове; уволен! И этот в прошлом твой картонный ларек мой, и завтра здесь будет ровная гладь,- разошедшись до озлобления парень, неловким настойчивым движением руки тыкал указательным пальцем на одно этажный небольшой магазинчик напротив бара, где они и располагались. 
-Ну ладно пока,- оборвавши в разгаре гнева, улыбнувшись теплой добродушной улыбкой незнакомец, протянул открытую ладонь Вадиму.
-Александр, будешь, заходи, не скучать же,- подымаясь не отрывая взгляда от нового товарища.
-Хорошо, обязательно зайду,- вдогонку кинул Вадим, обнадеживая Александра, той короткой секундой искреннего сочувствия перед человеком как казалось ему одиноким и не имевшим возможности  поговорить от души и по душам.
Допив остатки успевшего вскипятится, и ставшего приторно сладкого лимонада, Вадим обдумывал странность выпавшего неожиданного знакомства, в особенности той новости глаголившей о большом концерте, о котором он и правда ничего и не слышал, и теперь не мог разгадать дилеммы, верить иль нет.
«Странно, но почему тогда нет афиш, и с дворовых ребят никто и не обмолвился.» Покинув палисадник кафе, он решил все таки принять правдивость полученной может и ценой для него информации. Тем более что прокатится метром и ощутить глубинную прохладу, было для него ничем другим как невинным развлечением двадцати минут, короткого приятного подземного путешествия.
-Раз, два, и на горках.- Вбежав в переход набирая разбег со ступеней, налету рассматривал близкие стены.
«А вот и голубая доска,» начав с далека присматриваться к пустому месту среди ларкев, обклеенного  сотнями листов и плакатов разных размеров и величин, оборванных, совсем ветхого  лощеного глянца, новой и неимоверно красочной свежей бумаги.
«Ну теперь и посмотрим кто кого разводит, кому вздумалось шутить надомной.» Да подойдя ближе, первым налепленным поверх всего остального бросался в глаза оранжево красный лист афиши, где большими буквами цитировалось первенство того же грандиозного события: Только раз в один век, тридцать три рок группы сойдутся на одной сцене. Горки встречают мировых знаменитостей.   
«Странно и не солгал, и как я мог не заметить, надо обязательно съездить все посмотреть самому, да только навряд ли сейчас идет концерт. А вот ночью наверняка все действия в цитадели безумного бомонда, ну так же!» Спускаясь глубже Вадим по пути натыкался еще и еще на разрозненные афиши упоминавшие о концерте, продолжая удивляться себе и своей растерянности, что не заметил такого  явного для него факта.   
Позабывшись о себе, верней в том зачем он здесь и куда стремился, окончательно расставшись с позьне-утренним настроением, сменив злорадность улыбки   отяжелевшей твердыне лица, на теплоту черт юного мальца таинственно светившегося в момент ожидания,  во время легкого пути к чему-то неизвестному радостному и обязательно волнующему.
В скорости перенеся в другую точку так званых лысых горок, открывавшиеся глазу зеленоватой глубокой лощиной и небольшим жиденьким дубовым бором, на самой окраине города уходящего куда-то к болотистым берегом реки, где множество молодых людей сновали туда и обратно, на границе каменного и зеленого заповедника, то собираясь возле площади среди домов у метро, то спускаясь в ложбину располагаясь на траве неподалеку трибун, наскоро сооруженных для выступление певцов. Среди них же много маялись и радостно хмельные, успевшие подкрепится эликсиром всемирного открытого радушия, и именно для их тут были выстроены короткие ряды палаточных лавок, торговавшие всем необходимым что бы человеческая душа могла на ровном месте разгуляться.
Всеобщей суеты, между присутствующими и не происходило, напротив кволость и чрезмерная вялость, царила во всем много людном сборище, скрашиваясь коллективной ленью. Лишь редкие разрозненные отдаленные между собой возгласы и крики, нарушали за мирской покой, предвещая секундным торжеством предстоящего вечернего кутежа, с громкими тяжелыми нотами музыки, рева толпы, неугомонных танцев и все общего гармоничного сумасбродства. Спускаясь в низ, и перейдя с липкого растаявшего на солнце асфальта, на измятую сотнями о может и более ног траву, Вадим неспешно направился к видневшейся опустевшей трибуне, на пути вольно разглядывая близкие компании сверстников, раскинувшиеся на зеленом ковре по обеим сторонам, с пристрастием приглядываясь к этим людям что растянувшись лежали, сжавшись и обхвативши в объятьях друзей, веселясь тепло улыбались своим товарищам, и о чем-то в пол тона, а то и совсем тихо болтали, именно болтали, говорили, как мы именно привыкли выражаться ни о чем, но с юмором, веселясь в безвинных колкостях, так выражая свою самую сокровенную детскую любовь. Вадиму так же захотелось оказаться среди подобной теплой компании, окружив себя верными друзьями. На кого-то смотреть, кого-то слушать, кого-то смущать, кому-то возражать и с кем-то смеяться и смеяться. Да внезапно подкравшееся уныние коснулось впалой его груди, воплотившись воспоминанием о Леше, о вчерашней неожиданной встрече с дорогим корешком и той чудной сцене самых близких и любимых людей, Наташе.
-Да пошли они,- вырвавшись сквозь браму мутных мыслей ругательством, отлетевшим прочь по лужайке и отразившись неожиданным эхом громкого басистого смеха, рослого парня и двух колокольчиков девичьих голосков, также заливавшихся во все горло. Привлекшие его внимание на шумящую троицу, что покотом качалась по земле, в захлеб не здраво со стороны хохоча, ворочаясь в сладкой истоме.
«И весело же людям, а мне маразм лезет в голову, да неужели и я не могу веселится, плюнь на весе и веселись, имею я же право начать новою жизнь, в которой я был бы единственным хозяином, и мне никто бы не указывал  что делать, чему отдаться, чем увлечься. Самому выбирать что хорошо а что плохо, вот сей час взять и стать другим, перестать быть куклой на ниточке. Куда подальше отбросить этих умников и советчиков, как нужно правильно жить и стать собой, стать личностью, но личностью для себя иль для других.» Снова посмотрев на смеявшихся ребят что умерев свой пыл, забавлялись над раскрасневшейся подружкой, у которой по не счастью, звонкий смех сменился на сильную икоту, и которой теперь не было ни смешно ни весело, она дулась щеками пытаясь по больше набрать воздуха в себя, по лягушачий раздувая пузырями щеки, стараясь задавить неприличные спазмы, что все же несмотря на приложенные усилия растерявшейся девчонки вылетали на воздух громким хлопком гортани, так веселя и забавя тихо в сторону подсмеивавшихся друзей.
-И не смешно, совсем не смешно. Ихк,- обидчиво бес возможности выговорится, срываясь на спазме жалостливо взывала девчонка.
-С тобой точно живот оборвешь, ничего не скажешь, хочешь водички глотни, оно может и пройдет, а может напротив совсем разойдется, будешь икать дней с несколько, на вот попробуй а там посмотрим.- И добрая рука парня обхватившая большую полтора литровую пластмассовою бутылку подавала близкому нуждавшемуся в неотложной помощи  товарищу. Вадим не став более мозолить незнакомой компании глаза, да не досмотрев чем закончится нехитрое лечение, выискавшегося молодого доктора в такой сложной и неразрешимой болезни, припадков надорванного в смехе живота, прошел поближе к трибуне, где распознав неподалеку двоих торчавших, шило подобных синих по форме стражей порядка, что без кителей и фуражек отирались ни много позади подмостков развернутой сцены, у большой нагроможденной кучи чего-то с виду неизвестного и спрятанного под толстым песочным брезентом.
«Как всегда хорошие сторожа, чужих ценностей, и зачем все свалили одним хламом, горбом, всю аппаратуру, да  еще и накрыли как бут-то дождь будет, а вокруг на небе ни одной тучки,» исказив рот набок, презрительно улыбнувшись по направлению доблестных хранителей, Вадим ни много отступился назад, обернувшись  туда откуда только что пришел, безмолвно в тупившись в сероватый городской ландшафт, выраставший перед его глазами старыми невысокими многоэтажными домами с облезшими бетонными стенами, мутными крохотными окнами, да в раскаленном воздухе искажено мерцавшей нити проезжей части с беспрерывным движением таких же старых обшарканных машин, как ему теперь показалось.
«Можно еще пройтись к торговым палаткам.»
Непроизвольно пошарив у себя в карманах, и наткнувшись на завалявшуюся последнюю бумажонку да зазвеневших с пол десятка разных по номиналу монет, решился идти.
«Посмотрим на что хватит этой мелочи?» И не доставая и не пересчитывая отыскавшихся денег, отправился оценивать свое сбережение с предложенным товаром, крохотного так выразится праздничного базарчика. Но проходя торговые точки, заглядывая во внутрь разных по цвету шалашей, он ни как не мог пасть прельщением к какому либо выбору. Точнее на то что желалось, недоставало денег, а то что соразмерно совпадало с имевшейся сумой, виделось жалкой низменностью вселявшей одно отвращение к предложенному.
-Жалко здесь можно было бы хорошо разгуляться, да увы карманы пусты!- Недовольно выпучив губы вперед буркнув себе под нос, остановившись у края ряда где раскинулось однодневное кафе, торговавшее холодным пивом и всеми другими прохладительными и горячительными напитками в частности чаем и кофе, которое никто не покупал и словно в такую жаркую пору позабыв о ароматных снадобьях, диковинно заморских продуктах, игнорируя широкие красочные рекламные вывески. Разбросанные шесть столиков были заняты шумными компашками, исчислявшиеся в пять а тои более человек, а кому не хватало места, те просто стояли, склонившись над современностью пира наполняя свой круг оживленным разговором, смешиваясь с другими и  образовывая однотонный приятный гам уже достаточно загрязненного в неаккуратности нескольких дней кабачка, да и сам запах исходящий от этого места вызывал именно такое представление, пивное пристанище охмелевших веселых мух, танцевавших на кромках чистого бокала. Некоторые  шумящие покидали столы и своих друзей, оставляя за собой свободные места, которые сразу же находили  новых обладателей, скромно роскошных пластиковых кресел, и зонта над головой, среди лужайки с зеленой травой и палящего солнца, которое и не могла пробиться сквозь купол тонкого шелестевшего на ветру синтетического полотна.
Неподалеку одна из групп юности, совсем его сверстников поднялась с земли. С кволостью, дряблостью сжатых движений, словно они и не привставали целиком в рост, и не двигались с места просидев водной позе с самого утра, да отдавив все свои члены пытались расшевелить свои конечности. Несколько девчонок на ходу поправляя  смявшуюся одежду, обмахивали со штанов и юбок прилипшие зеленоватые стебельки травы, а два парня в тоже время тихо хихикали над своими дамами, изредка тыча на измятые недостатки своих спутниц. Подойдя ближе и сровнявшись с Вадимом, продолжая  о чем-то своем говорить, превращая каждую высказанную фразу  с уст дам в общую шутку, весело прокатывавшаяся слегка приглушенным смехом молодых людей. Зайдя совсем во границы павильона с ужимками сдерживая в себе смех, по правилам культурных мест молча переглянувшись между собой и понизав плечами, вся добрая компания ненадолго притихла, обступив небольшой прилавок да разделившись между собой на две в общем слагаемые части, девчонок и парней, что до сели составляли одно целое, а теперь межевались мнениями, вкусами, желаниями, в долгу быть щедрыми хвалой мужской доброты, важного предложения с рук парней и робкого отказа дев; о зачем, можно было бы и без этого, принялись разрешать свой спор искренних вожделений. Вадим не скрывая своего любопытства продолжал что не наесть пялится на замеревшую у бара компашку, следя за ними с того самого момента когда они только оторвались от земли и направились к нему. Во всех их, для него было что-то притягательное, не объяснимо близкое, доверчивое, простое и дружелюбное, приятельское и безобидное. Они так же заметили и его, одна девчонка имела смелость улыбнутся, когда они проходили мимо, а сами выпрямившиеся фигурами парни бес притязательно обвели его взором, поверив в скучность одиночества, торчавшего осторонь незнакомого закадыки, такого же как и они любителя рок музыки.
-Ты чего одинок словно сирота?- Возвращаясь назад с купленным провиантом и выпивкой, бросил в адрес Вадима один из парней.
-Не сирота,- немного испугавшись от неожиданного вопроса, в секундной робости ответил.
-Так вышло, и не знал что тут развертывается такое предприятие, не поверишь, живу в городе и никуда  не уезжал, а если бы сегодня не познакомился с одним парнем так бы и пропустил это знаменательное событие.- Сделав паузу и ухмыльнувшись со всей имевшейся теплотой души, Вадим заискивающи переглянулся взглядом со всеми пятью особами, ни много приостановившихся напротив него, что развернувшись в пол оборота искоса поглядывали на плывшего в умиленье незнакомого приятеля.
-Хороший парень, я честно и позабыл узнать о нем побольше, на главной площади работает. Так вот я и подумал почему мне и не катнуться и не посмотреть самому что здесь происходит. И вот я, но вижу само представление начнется только вечером, и приходится болтаться, а может будет время еще и домой съезжу.-
-А тебя то как зовут?- повернувшись и открывшись лицом, спрашивала одна из дев.
-Вадим.-
-Вадим,- повторив имя и приняв задумчивый вид, та же девушка громко щелкнула своей толстой верхней губой, представившись сама.
-Лена, знаешь чего, зачем тебе скучать, мы люди незлые, пошли снами,- 
-Ага, точно,- со смехом и вырвавшейся наружу радостью, обозвалась вторая девчонка, видимо имевшая самые близкие отношения с Леной.
- И правда пошли, чем больше народа тем оно и веселей,- продолжала вторая сквозь смех шпарить быстрые диалоги приглашений да всякой ерунды. Той ерунды которая так порой захватывает неистовостью внутреннего перевозбужденного смятения, при виде чего-то для нас приятного, радостного, пришедшего к нам наконец, тогда когда мы и потеряли веру дождаться своей минуты искреннего счастья в непроглядной серости монотонной жизни.
-Да я не откажусь нисколько, напротив у меня самого было желание подойти к вам и познакомится, правда я хотел, но потом стало так неудобно, и замялся.-
-Забыли, я Света, меня так назвали в честь моей бабушки,- продолжала тараторить неугомонная.
-Она всем рассказывает о своей бабушке, гордится ею,- перебивая добавила третья дева.
-Это почему?- вопросительно любопытствуя, обратился Вадим.
-Ее бабушка имела, тьфу ты, имеет прости, орден героя, точней ее бабушка принимала участие в второй войне,  была с немногих тех женщин что летали на тех еще старых самолетах, как они там бомбардировщики что ли,- с хохотом понес один из парней.
-И правда бомбила,- безобидно но все же ни много озлившись, отрезала  сама Светлана.
-Да ладно уж бомбисты героисты, Толик и Александр, девчонок не представляю они шустрее нас,- оглядев всех попытался с ясность добавить.
-Верю весело болтать о незабытом прошлом, но может пойдемте к полянке, нечего тут торчать, людям только проход загораживаем,- и все потихоньку двинулись в сторону.
Вадим воспрянув и добро порадовавшись таким знакомым, да и грудь ему больше не жала горечь завистливой обиды, напротив он чувствовал себя беззаботным, уверенным, в том что для него так же настал миг забытья, когда само окружение званого общества с глубинами культуры, отдавало почет на роившиеся юные мечты, его и таких же уверенных ни много тщеславных в гордыне новых друзей.
-А вас как зовут? А то все представились, со всеми познакомили, а о вас позабыли,-  плетясь немного позади, он вопрошал так же сучившейся окромя компании третей еще неизвестной девчонке.
-Света.-
-Еще одна Светлана, прекрасно, только от вашего солнышка так тепло,- пытаясь последней фразой навести спутницу на невинную шутку от жара светлого дня.
-Трудно и выдержать этот зной, хорошо мы здесь ни так долго, да не успели сварится, а уж близится  вечер и жара спадет,- поддерживала общение Светлана под номером вторым.
-А если не секрет само шоу, то есть начало концерта когда будет? Который час припадает  к торжественной минуте сегодняшнего начала фестиваля.- На такие ломаные слова Вадима, Светлана только робко улыбнулась, коротко ответив на поставленный вопрос.
-Начнет смеркаться, и сам увидишь.-
-Понятно, чего не понять, точней сказать еще уйма времени, не так?-
-Так,- хмыкнув добавила отстававшая спутница, рванувши с ловкостью и не осознавая своего порыва вперед, за два шага настигая своих, соединившись одной группой, оставив одного по себе ровно уверено идущего позади Вадима. И когда все лишь подошли к так званому своему месту, аккуратно по кругу обложенной знаками личной занятой территории, мелкими мало важными разностями, пустыми и полу полными пивными бутылками, клочками жирной бумаги, пустых пакетов сложенных одной небольшой кучкой, ласково шелестевшие на ветру, металлических  пробок поблескивавших сквозь траву, да ровно выстроенных на небольшом землянистом пятачке прозрачно матовых разных по объему стаканчиков, условно приглашавшие гостей быть более откровенными для всех. И только теперь присевши по кругу со всеми  на зелень травы, Вадим смог оценивающе осмотреть тех с которыми ему выпал случай прибывать. И с их виду невозможно было судить о группе самых ярых фанатов рок музыки, ни черных тонов одежд,  ни груды метала раскиданного по всем частям тела, блестящих заклепок и серебристо серых цепей, в основе тяжело свисавшие на тонких шеях, ни ярких рисованных знаков символов впивавшихся красками в кожу лица и рук, ничего подобного у них и не было, все они были вполне обычны, ничем не выказывавши каких-то своих сторон, взглядов, убеждений. Простая одежда, простенький фасон, белая футболка, короткие юбчонки в стеснении присевших дам, широкие джинсы, кроссовки, сандалии, да и сами разговоры не касались никаких крайностей,  о самом фестивале. 
«Старая дружеская компания,» как заметил сам Вадим, соединилась вместе что бы провести немного свободного времени, под солнцем июльского дня, да вечерних звезд эстрадного парада, и ему стало до боли завистно, видя гармонию таких теплых отношений, всеобщей симпатии, радивой поддержки каждого из них. Тихо пригорюнившись, он жадно со скромностью подступившего стыда вбирал ту чудесность общения новых друзей. 
-Мы и забыли о нашем госте,- обратившись взглядом, прямо и открыто заговорил Толик.
-Ты сам то откуда? И чем занят? И какую линию в жизни гнешь?-
-Да в общем то и отвечать нечего,- с кротким вступлением пряча глаза начал Вадим.
-Живу на Октаве, я думаю вам всем известно где старый район, вместе с родителями, которым с досадой но искренне, нет дела до меня, особенно отцу, у которого дела только одни о которых и говорить не хочется, мать иногда интересуется чем я дышу, так это только по выходным, а выходные скажу вам у нее это большая редкость.
-А о себе что?- перебил настойчиво Толик.
-А что о себе, в детстве учился, немного повзрослел, еще пытался обучатся, не закончил техникум, потом наша родина прислала свой долг, на белом прямоугольном лоскутке, о напоминании что через несколько недель мне придется познакомится с казарменным режимом, через полтора года вернулся, и вот спустя год ничем не занят, болтаюсь туда сюда как не пришей …….. рукав. Ребят честно скажу, не поверите, так угнетает это хроническое безделье прям слов нет, каждый день одно и тоже, все однообразно.-
-Выговорился вот и отлично, ты сильно не расстраивайся не всегда оно должно быть хорошо, ну там острова Ямайки, гитара Сам-Педро, и Охулия под правым бочком, бери стаканчик хлебни немного прохладного пивка за нашу компанию, смотри и все попроще станет.- С утешительностью и призом,  только что разлитого пенного, направляя протягивающей рукой к Вадиму, предлагал  Александр.
-Спасибо вам ребята, я в общем то и не пью но иногда можно, и за вас выпью с удовольствием,- с какой-то наигранной гордостью проговорил Вадим глотнувши пару раз горького и холодного, отдавая свой уважительный почет всей компании что разразилась трепетной поддержкой тем же жестом общего взаимопонимания, так выражая компаньонскую солидарность разлитой  свежестью по сжимавшихся губам жгучего до слез уважения к близкому. Именно тому человеку, что был рядом и был добр, прост душой и тратился самыми чистыми своими чувствами. Был таен и неизвестен в меру, и был в самом главном людим, к которому тянешься и желаешь слепо любить, пусть минуту, пусть несколько часов, но отдаешься всем величественным переживанием, не оставляя ни капли в себе для своего прокисшего самобичевания.
 Питье, бокал за бокалом, со своей загадочностью первого, второго, третьего, наполняли легким дурманящем хмелем говевших ребят, выстраивая несложною пропорциональность роста их компании, что прирастала с падением приятного наступавшего вечера, охлаждавшего золота уходящего за горизонт солнца. Сначала присоединились двое парней, Виктор и Игорь назвавшись друзьями одной из Светлан, позже появились и девчонки,  соседки Лены по дому, их никто уже и не представлял, до этого и дело не доходило, и так присоединялись еще многие. Одни оставались, другие отдав почет нескольких минут уважения и славных рукопожатий, объятий, да с стесненных лобзаний наскоро уходили исчезая среди таких же растущих компаний разбросанных по немалому полю, что в один момент вот-вот должны были соединится, слиться  одной единой толпой ревущего тысячами голосов людей, взывавших в крике желании к маленькой трибуне в надежде принять дарованное им зрелище.
-Фу, ну когда оно уже начнется?- кисленько скривив миленькую рожицу вопрошала ко всем и каждому Лена, питаясь разделить свою скуку и то разыгравшееся от выпитого слабоалкогольного питья, нетерпение, ласкавшее гложа ползавшею под кожей пушистой змейкой, передергивая все ее члены, и не давая покоя  возбужденному рассудка. 
-Ты права Лен, начинает надоедать, ну я смотрю, музыканты по истине что будут сегодня петь еще только собираются, подтягивая свои мощи к лобному месту, их незыблемой славы.-
 Вадим пошатываясь, невпопад и мямля словно пережевывая попавшие в рот слова поглядывал туда же, где совокупившаяся толпа людей и подъехавших машин копошилась возле тускло загоревшейся сцены. Ему было трудно сидеть и хотелось как и самой Лене подняться, привстать покрутится, размять отсиженные ноги, да похрустеть  позвоночником переламывая дугу спины потянувшись назад.
Да за это время проистекавший банкет разнообразием разговоров и множеством сменившихся гостей да обычных доброжелателей, подходивших с одной целью доброго приветствия, приобретал облик всенародной массовки со своей спецификой всеобщей неразберихи, с твердым инстинктом уже неуправляемой толпы. И Вадим все же решившись привстать но сразу же завалился обратно, слегка забивши нечувственное бедро, да испачкав ладонь левой руки, что по дикому случаю угодила именно в опустевшую пластиковою тарелку где ранние прибывал хот-догов, а теперь лишь белевшей слизкой жидкостью, липкой и зачавкавшей между пальцев напоминал о себе.
-Черт, и угораздило,- подняв руку и словно не понимая произошедшей неприятности, рассматривал мутными глазами стекавший по кисти соус.
-И обтереть нечем,- невольно начал испачканной кистью ялозить о истоптанную траву возле себя, периодически в упор разглядывая еще грязную ладонь.               
-Возьми салфетку у меня одна есть,- обозвалась вторая Светлана, протягивая воздушно белый квадратный клочок бумаги.
-Спасибо я уже почти и сам справился,- но взявши салфетку принялся дочиста дотирать  липкие пальцы.
-Вот это я по моему набрался, и не думал, охмелел совсем,- поклевывая головой и шатыря на ослеп рукой о штанину, с трудом переваливал сквозь пену на губах мало понятные для других слова.
-Ты ничего, посиди, отдохни, оно станет легче, расслабься,- советовал Александр.
-Посидеть то посижу, а легче то навряд ли станет,- буркнув под нос, Вадим тяжело засопев над своей непраздной трудностью.
-Ну брат, а чем же мы тебе поможем?- вопросительно обозвался Толик.
-Та ну бросьте ребята так озыватся, неужто я так раскис,- и попытался вновь встать, но ничего  не вышло, он так и не смог оторваться от земли, оставшись в прежнем положении сутулится над своими коленками.
А где то у трибуны, раздался глуховатый но достаточно по силе громкий хлопок взорвавшейся петарды иль фейерверка, оповещая присутствующих о подкрадывавшихся сумерках начавших красть яркость цветов сияющих красок дня. Дополнительно зажженные в один момент фонари и лампы осветили белизной трибуну, но свет включенных прожекторов не был еще достаточно контрастным, но все же прозрачные скрадывавшиеся тени от них уже ложились на блекший зеленый ковер, просторной округи.
-Смотрите, начинается!- Кто-то воскликнул рядом из соседней компании, и тут же все собравшиеся загудели взываниями ликования, близкие и дальние, приезжие и  коренные, проведшие весь день, охранявшие музу и вдохновение прибывавших еще незнакомых певцов и музыкантов, что подъезжали на шикарных машинах и автобусах, отдававшись преждевременным аплодисментам толпе своих поклонников, проходя сквозь ряды трепетных обожателей. Все тянулись сперва чутким слухом, а потом и взором к манящим мелодиям, медленно перешагивая по направлению к званому месту, падко склоняя свои молодые души перед божеством взвизга гармоничной ноты струн гитары, заскулившей с нежностью и не объяснимым обаянием, повелительно заставив имевшуюся юрбу сбиться одним большим и плотным комком.
Вадим с усилиями все же смог подняться, на две по чему-то гнувшиеся без конца непослушные ноги, при этом заваливаясь то на одну то на другую сторону все время теряя равновесие,  выплясывал странным не имевшим никакого такта танец.
-О да я совсем пьян, и почему так трудно устоять на одном месте,- про гугнив в голос самому себе, попытался собрать остатки сил, да найти равновесие и может выровняться.
-О, вот так.- Остаточно замерев, добавив удивленным чудом секундное отрезвление. Компания что так заботилась о нем да приютила во своем коллективе, теперь раскололась на две группы, первая с которых поспешно и успешно убирала за собой, складывала в большой полиэтиленовый пакет остатки их него пиршества, вторая отойдя  на несколько метров вела громкий в чем-то озабоченный разговор, но для него самого окруженные мутные силуэты, знакомых и незнакомых людей вызывало лишь отвращение, головная пустота какой-то наполненной жидкости вязко болталась внутри черепной коробки, превращая все видимое в инородную несоразмерную составную картинки, где не было уже ни чего знакомого, ни логически оправданного, не говоря о занимательности пытливого молодого ума. Тут же горькая слюна наполняла и до того склеенный чем-то неприятным рот, подворачивая желанием вырвать наружу все съеденное, в наборе полу фабрикатов. 
-Нет, с этим нужно что-то делать,- и словно собираясь сесть обратно на землю, скоробился, уменьшился, согнув небольшим углом коленки да не позволив основательно пасть, дико передернувшись задрожавшим телом под звериный рык, выровнялся ровно, стройно, словно вымуштрованный солдат.
-Давай-ка, мы тебе брат поможем?- легко подхватив предплечье, зажимая в локте Вадима, мягко с оттиском своей заботливости вопрошал Толик.
-А чем вы мне поможете?- мутным взглядом посмотрев в глаза напротив стоящего Александра, выминавшего свой острый подбородок.
-Ты то, где живешь?-
-А я уже говорил, неправда Сань,- в кривой насмешке отрезал, предчувствуя что пришла именно та минута когда в очередной случайный случай, он больше не нужен, и от него пользуясь полнотой изящного этикетного сочувствия да глубокого понимания, хотят избавится.
-Может мы тебя немного проводим, посадим на метро. Ты не сердись, а хочешь мы тебе совсем проведем к самому дому,- продолжал предлагать помощь Анатолий.
-Провожают одиноких дам, а я и сам смогу, не мужик что ли,- презрительно фыркнул в укор предложению.
-Ну как знаешь,- пожав плечами заключил Александр, разорвавши нить общения, отошедши в сторону к девчонкам. 
-Ты точно доберешься?-
-Легко!- перебил Вадим, выразив все свое презрение на такое отношение водном им произнесенном слове.
-Тогда прощай,- Толик подал руку, твердо потрепав на прощание мягкую кисть случайного товарища, да сразу же исчезнув среди множества подступивших со стороны города людей.
«И что теперь делать? Наверное и правда пойти домой, а хоть где-то присесть да немного перевести дух, а то разболтало.» Затрепав головой, взъерошив поднятыми ладонями волосы, легшие копнами по затылку и вискам, да немного приободрившись пошел навстречу жидкой разрознено тонкой колоне только что прибывавших гостей, собиравшиеся заведомо на площади небольшими группами а после составляя ту самую  вереницу идущих и вливавшихся в черноту люда, переливавшиеся белизной лиц и тел скандующих фанатов. И все же пятившись да как-то добравшись к твердому бетону площади, и чувствуя за собой нешуточную усталость, в гибкости ног и зоркости глаз, что теперь видели в два три раза больше, пал перед единым желанием.
«И где тут можно присесть, а смотри ступеньки пройду я туда.» Наскоро пробежав центр, минув скопления людей возле метро, не замечая тех на которых впопыхах налетал и на отмаш невнятно извинялся за свою такую нескладную неуклюжесть, он быстро достиг небольшой возвышенности.
-Ну сел,- умостившись на верхней ступени резко подымавшегося крыльца не известной ярко освещенной лавки, торговавшей одеждой и обувью, что по своему дизайну разделяла одно длинное помещение на два отделения с большими и ни много выпавшими наружу витринами, представляя обычным прохожим лучшее наличие товара изысканного магазинчика. Подсунувшись ближе к стене и  о перевшись спиной, засадив одну ногу под себя, подперев коленкой подбородок так давая передохнуть ломившей от боли шеи, что не могла более удерживать отяжелевшую тяжесть головы, на конец-то позволив расслабиться всему телу, поплывшее немного назад ну в общем не сменившего выбранного удобного положения.
«Отлично, теперь можно и передохнуть.»
Вадим еще смотрел на движущихся горожан и гостей фестиваля сновавших туда и обратно, мелькавшие перед его глазами. Тяжесть выпитого алкоголя опустошенной чернотой за унылого безразличия болталась увеселенным маятником, зависнув среди слабой изредка тяжело вздыхавшей груди. И только протяжные зевки слабо тешили той пред сонной радостью нагоняя самые крепкие и долгие минуты покоя.
-Вот бы немного вздремнуть,- и голова сама в удобстве замерла на колене, а во свинце налитые веки сами начали опускаться ниже и ниже, пока совсем не сомкнулись, да шумный мир окружавший его вокруг копошился неугомонным гулом, звуками разговоров, выкриков во все горло фанатов, вперемешку с  нехитрым ансамблем инструментов выступавших по очереди групп,  при этом еще долго тревожа Вадима. Его  разорванное на  мелкие лоскутки сознание, барахтавшееся во хмеле отрывков слов, мыслей, черно белых картинок и чувств, о личной отвратности стоявшей большим слизистым комом у самого горла, тлело и порой взывало сквозь угар к свету еще вечернего дня.
-Постой, здесь можно остановится, здесь мало людей, а этому парню мы навряд ли помешаем, он спит и не замечает ничего. Хорошо что мы решили сюда приехать, хоть время и поздние но как не как, мы должны отыскать среди много тысячной  массовки, хоть пару светлых душ в которых теплица уголек истиной любви к нашему великому отцу.- Чей-то голос, донеся сквозь мутную дремоту, тревожа излишней изласканостью слов и самих фраз, о каком-то отце подразнивая так гадко, короткий покой Вадима.
-Не спорю тут хороший посев, колоссальное поле для жатвы только бы созрели сами колосья, для их него же духовного роста, жалко только девчонки отказались снами ехать, они бы нам неплохо помогли,- послышался второй голос.
-Жаль, даже очень жаль, сними оно и веселей, но у них сегодня в вечере книго-изучение, они собираются у Рыманского, и у них самих много работы. Людмила говорила о каких-то новеньких, желавших послушать библию.-
-Новенькие это чудесно, чем больше таких как мы  тем больше добра в этом мире, и тем больше спасется людей приняв единого бога, спасибо тебе господи давая нам силу во членах, и сегодняшний день.-
-Во ерунда!- очнувшись да слегка оторвав голову от коленки, выпучил глаза на двух особ, возражая вмешался Вадим.
-Вас бы кто услышал, бред бредом, какие боги какие поля, вы чего клея обнюхались, вы что думаете вашу чушь кто-то будет слушать, да всерьез воспринимать, я понимаю что вы чудненько разряжены, но!- подняв выше голову, чаще захлопав ресницами стирая  муть тумана с глаз, да лучше разглядывая возле стоявших парней, по возрасту двадцати пяти, тридцати лет.
-Глаженые до стрелок штанишки, лощеные пиджачки, клетчатые рубашонки, а какой солнечный салатный галстук, ох, да откремленные до блеска сандалии. Ну и что! Одно чистоплюйство и все, вы только и считаете себя лучше других, а на самом деле вы такие же, а может и хуже,- понес бес разбору Вадим.
-Вы говорите так потому что не знаете нас, не знаете чем мы заняты, и для чего кладем на алтарь человеческого безразличия и гонения свои труды и духовные дела,- вежливо с разъяснением, отвечал один из них.
-О, оно как, так расскажите не стесняйтесь и не побрезгуйте, расскажите, будьте так добры.-  И двое лощеных с ног до головы парней на секунду замялись между собой, и кривляя еще добродушными улыбками, тонко выраженных хитроватых мин в недовольстве начатых отношений, с благородно слизкого отлива отвращения  перед просящим, продолжали их разговор.
-Мы бы смогли вам пересказать, о начале мира и о самом творении нашего отца, который по всей вероятности скорбит как скорбим мы, видя перед собой заблудшего человека потерявшегося среди зла и насилия.-
-Мы бы! Я бы также смог по скорбеть о моем потерянном отце, проводившего свою жизнь только водном состояньице, подобно моем теперешнем. И мог по сожалеть моей матушке поддерживавшая меня и мужа алкаша, на зыбком плаву, ценой своего женского пота и непомерной работы.-
-Мы сразу заметили, что вы  не потерянный еще человек, в вас осталось немного зерна добра да желания быть другим, целостным с богом, свободным от дрязг отравленного сатаной общества.-
-Э, эй, к кому вы меня приписываете, это что за ярлыки на меня лепете, вы в прям думаете что нашли бриллиант, как вы там говорите, слезы целомудрия, закатившаяся под ступень лавки, торговавшая формами изящества сменно продажных шкур.-  Держа боком голову дрожавшую от усталости шейных мышц, едко пародировал двух верующих молодых людей.
-А в общем, если не секрет конечно, из каких святых будете? Иль тайна?-
-Почему, напротив,- дивясь поставленному вопросу добро возразил один из них, да словно желая представится по деликатней, коротко шагнул в перед подступившись по ближе впившись взором в измятое лицо Вадима.
-Мы свидетели Иеговы.- Провозглашая свою религиозною позицию, с какой-то торжественной величавостью. Схожего с личным представлением своего значимо весомого титула, иль заслуженного призвания, и вовсе непонятного для обычного пересечного гражданина.
-Ухты, а я о таких и не слышал, сколько же вашего брата развелось, и такие, и вот такие есть, а оно смотри и свидетели присутствуют. А позволите спросить кто такой Иегова?-
-Творец!- резко ответил тот кто стоял подальше.
-Творец! Ясно,- повторил Вадим, да немного выровнявшись загляделся в мутную картину ночной площади и той ложбины где множество молодых людей, крича вопя во все горло, разменивали свою жизненную силу на агонию разливавшегося по жилам адреналина рвущего сердца тысяч подобных, под бой барабанов, визг гитары и кричавшего в микрофон с одурелостью ревущим голосом беловолосого солиста.
-А может вы в чем то и правы, творец, только что же он натворил.-
-Мы видим, вам сегодня трудно разговаривать, тем более на такую значительную тему, открывая которую человек узнает величайшие тайны и истины, что выдержанные столетием и испытанные в деле, неся отрадность даже самому большому горю и отчаянью. Может мы с вами встретимся завтра?- зажав паузу между зубов свидетель, притянуто в милой улыбке смотрел на Вадима.
-А знаете лучше давайте послезавтра, так будет удобней и вам и нам, как вас зовут?-
-Вадим,- броско с брезгливостью ответил во след вопросу.
-И может вы дадите свой номер телефона, так мы с вами сможем быстрее связаться.- 
-К сожалению разочарую, у меня нет телефона, потерял, но если вы так хотите, можете зайти прямиком домой.- Да отчеканив заученный с пяти лет свой адрес, ехидно косо поглядывая, на напрашивавшихся в товарищи новых странноватых коллег, выряженных офисными работниками, с большими сумками наперевес у бедра.
-Хорошо таков адрес нам хорошо знаком, наши братья так же есть и на Октаве, и мы обязательно зайдем, вот возьмите пожалуйста нашу визитку,- и желтый тонкий листик  вынырнул из сумки заднее стоявшего парня, засияв в полумраке вечера своей светлой золотистой палитрой, в беловатой не знавшей труда руке  служителя бога Иеговы, предлагая Вадиму рассмотреть приглашение поближе.
-Приглашаем вас на  еженедельное обсуждение Библии!- прочитав в голос крупный шрифт заглавия да перевернув на другую сторону, сбиваясь промямлил остаток, равнозначного по сути текста.
-Бесплатное, домашнее изучение библии,-
-Вадим?- с заискивающей нежностью оборвал первый.
-Посмотри внизу там наш номер телефона и адрес нашего зала царств,  и вы можете в любое воскресное утро посетить наши собрания, мы тебе будем очень рады, и не забудь мы к тебе обязательно зайдем, хорошо.- 
-Заходите, будем и мы рады,- с насмешкой ответил Вадим, подмечая незначительный отток людей с поля, вырисовывавшейся колоны движущихся теперь обратно к метро а не наоборот как было ранние к сцене и действию происходящего шоу.
-А ребят еще вопрос, а скажите который час?-
-Одиннадцать!-  в один голос ответили пионеры слова господнего.
-Ничего себе, да я ничем и домой то не доберусь если прогадаю полночь, метро закроется и сиди дожидайся шестого часа по утру.- Выровнявшись, запрыгав на месте, на непослушных ногах ловя ту нужную точку равновесия что была необходима  для движения вперед, быстро зашагал по малому кругу возле ступеней, где только что сидел и разговаривал с двумя зваными братьями.
-А, по моему стою,- удачно сбалансировав штормящее море хмеля волновавшее его из нутрии, последними словами оборвав связь с добрыми приятелями, рявкнув на отмах огрубелым голосом короткую фразу.
-Пока святые Павлы и Петры.- Побежал к подземке. 
Да всю долгую дорогу домой, он боролся со своим телом бездыханно неслушавшееся его воли, оно словно висло куклой на нитях мутного сознания старательно управляющее всеми движениями, и эти ниточки именовались из нутрии мыслями иль жесткими помыслами командно звучавшие в закромах черепной коробки, «быстрей, аккуратней, не свались, быстрей! Нечего шататься, нам нужно успеть еще одна пересадка! А ты шея не болтай головы, она и так идет кругом! Вперед я смогу!»
И только добравшись к знакомым местам, вкусив вид  да запах родного района, Вадим с облегчением вздохнул, давая расслабленной дряблости лечь на измученные алкоголем члены почему-то в один момент занывшие всеми мускулами, и не желавшие шевелится. Подбородок повалился на грудь, ноги цеплялись одна за другую, но он все же медленно  шел, одолевая метр за метром, а чувство покоя селившееся среди родных стен  трех, пяти этажных домов, узких аллеек, и малых подворотен нагоняло только сонливое равнодушие.
«Быстрей бы добраться, голова и в прям трещит, вот-вот взорвется. Где же моя конура, убежище, райский шалаш для такого человека на хлипких ножках, да со свинцовой башкой. Побыстрее бы уснуть, сменив жесткость бытия на сказку красочных картинок плывущих среди тьмы закрытых глаз. Нет, а в общем день выдался неплохой и никто не сможет по судить иначе, у меня появились сколько новых друзей, хотя уж и позабыл их имена, как там Оля, Света, Толя, но может мы с ними еще и свидимся где то встретимся они такие радушные. Да и на фестивали я побывал, хотя толком и не слышал ничего, так и не оценив ни одной композиции, но никто меня не сможет упрекнуть что я не был на концерте, а в общем хороший повод на будущее поговорить с местными пижонами на счет сегодняшней элит рок тусовки, и наверняка в нашей столичной глуши никто и не знал о праздности на лысых горках. Ну ладно все на потом, сей час нужно избавится от чугунного котелка так больно жавший мою бедную голову.» 

                3
-Ты только посмотри, сегодняшнее утро нам совсем не благосклонно. Мы как всегда с тобой встретим величие солнца, ощутив изливание золота света, но жаль мы не увидим его самого.- Силуэт изысканного мужчины показался среди открытого пространства под самым небом, на крыше высокого дома.
-Ты и не представляешь моей тяжести предутреннего подъема, ведь плохо знать то что тебя заведомо разочарует, а моя судьба такова, я знаю больше чем мне было бы нужно, но этот оброк был положен на мои плечи, и мне придется нести его сквозь вечности. Посмотри эти тучи так низки, так тяжелы, что могут пасть на самую землю, заполнив всю поверхность непроглядным туманом. Ты говоришь что среди людей и так много бело молочной воздушной сущности в которой они теряются, вязнут, замирают, и умирают. Их туман это пелена позывов, коротко парящих стремлений, брезжащей водицей на тонкой паутинке без мысленных уходящих в некуда будней, и то что они называют заведомо прошлым, позабыв в ироничности  само настоящее, относя к тем легко забываемым минутам силившиеся в царстве их него презрения, мелких а порой и жалких душ, и так всю жизнь от воспоминаний до забытого настоящего, и только капля мечты своей прозрачной чистоты томится в плену паутины, изредка лоскоча своей искрой хозяев храма человеческого, пуская лучистою надежду  сквозь заплесневевшее окно, куда-то далеко в мир, отсвечивая зыбленьким, хрупковатым идеалом их побуждений и помыслов.-
Угольно черный лохматый друг, не слушал речи своего хозяина, безмерно суетясь, не находил себе места. То он устремлялся к ограде разделявшей твердь его ног и пропасть высоты, вглядываясь в светлую полосу горизонта, откуда должно было выкатится солнце, то тут же подбегал обратно к хозяину, садился на задние лапы, и долго умилительно скорбно, смотрел в бледное лицо своего повелителя.
-Я знаю, ты хочешь видеть эту золотую вершину любви, я сам по ней скучаю целую ночь, рассевавшая нас на порох черни расползавшейся тьмы, Последний луч заката это последний миг нашего живого торжества, и мы становимся словно душами ночи являясь безмолвной частицей непроглядного мрака, и только первый свет, божественный свет, рождает нас в теле, новом, легком, соединивши разнородность мало схожих между собой груд  софитов  нашего чувственного сознания. И вот мы на самой вершине, желавшие обхватить весь мир в одну охапку, возрадовавшись принять его таким каким он есть, деля водной чаше душевного Грааля все радости и горести благоухавшего и величественного творения. Но сегодня мой друг нам выпала честь погрустить, набравшись мужества впитать горечь, приняв совсем радушием нашего сердца томную грусть, незваную гостью долгих дождливых дней.- В ответ пес лишь оскалив зубы угрожающи зарычал, опрокинув высоко свою кудлатую голову, жадно высматривал среди тяжелых облаков хоть малое окошко голубого неба, да не увидев в вышине ничего светлого, метнув хвостом поднявшись на четыре лапы, снова побежал к парапету скуля в сторону горизонта.
Следующий день Вадим встретил с большим ужасом, ломящее тело не хотело подыматься с постели, трещавшая голова не могла оторваться от подушки, глаза казалось лопнуть, иль выскочат наружу, а пересохшее горло требовало только одного без донной чашки ледяной воды. Ему давно не было так плохо, и он к самому вечеру так и не мог вылезть со своего ложе, у него не имелось ни слов к вопрошавшей матушке, ни мыслей к себе, ни аппетита к желудку. Он  всей собранностью на первый план, ослабевшей сознательностью и чувствительностью, своего подавленного организма упивался лишь зависшей однотонной нотой матрасно похмельной хандры. И только  подступавший вечер смог в нем разбудить хоть какие-то действия, перелезть  на диван соседней гостевой комнаты, поближе к телевизору, да безмолвно пялится  на голубой экран хорошо пропылившегося ящика. И только на второй день он смог ощутить себя человеком, ожившие мысли снова блудили розовыми миражами, бросаясь безумством диких идей. То ему мерещилось, как бут-то его пригласили на хорошую работу, где он видел себя строгим и справедливым начальником, управляющий немалой группой людей да радостно возвеличивал свое властво над другими, при этом не затрагивая мыльность других фантазий не маловажных аспектов образного действа.
«Эх бы я им показал!» апогеем вершилась иллюзия, бросая на другие живость представления.
 «А проще найти кучу денег!» и колесо снова раскручивалось с новой силой мысленного маховика, горные, морские ландшафты вставали перед глазами, разливаясь бирюзовыми лагунами, теплом жаркого климата, пением испанских гитар да множеством полуобнаженных дев танцующих на берегу бескрайнего океана. И эта феерия  сполна сладила Вадима упоительной красотой желанного, как верилось ему не так уж и далекого будущего. Чувствуя себя властителем мира, он блудил пустой квартирой останавливаясь возле светлых окон без каких-то на это причин, в украдку словно прячась выглядывал на улицу, долго смотря во двор, наверняка надеясь престереч загадочное знамение, осенявшего   начала чего-то о чем он и сам не знал, но понял бы точно, что именно этот знак есть отправная точка его еще только иллюзорно волшебной мечты.
 Спустя несколько часов таких блудней и бес мысленных ликований жизни голубому миру за окном и за гранью его вспылившего сознанья, он смог немного приостыть, поуспокоившись, повалившись на хорошо присиженый во второй день диванчик да подхватив рукой лежавший на спинке пульт телевизора, затеребив большим пальцем по клавишам каналов, но не успев зажечь плоскую прямоугольную линзу, испугано дернувшись, насторожившись, прислушиваясь, пытался точно расслышать доносившиеся с коридора тихие постукивания о что-то деревянное иль пластмассовое.
Ряд  слабых ударов повторился, и седеть было нечего стучали во входную дверь, и он еще больше пал замешательством, не понимая почему именно так вопрошают хозяев.
-Ведь звонок то есть,- заметив тем гостям с которыми еще и не встретился, направился отрыть вопрошавшим дверь.
-Добрый день,- две ясные мужские улыбки встретили опешившего Вадима. Два парня хорошо одетых с галстуками и в костюмах с опущенными на бетон площадки тяжелыми сумками стояли на проходе, по детски счастливо взирая на обмершее застывшее лицо юного друга.
-Вадим не бойся, мы пришли к тебе с богом, и мы можем рассказать тебе много чего интересного, и я говорю со всей искренностью да ответственностью наших слов. Ты поведаешь то что не слышал ни когда и может не услышишь более не от кого, если не позволишь себе немного по общаться с нами, о величайшем чуде нашего мира, книге библии,- говорил один с них подступившись по ближе, надеясь быть услышанным на хитрость мольбы, да получить приглашение войти во внутрь квартиры.
-А,- протяжная согласная, подняла брови, сморщив лоб, недоумевавшего хозяина.
-По моему, вы те с которыми я встретился на лысых горках, так?-
-Вы не ошиблись, еще мы тогда с моим товарищем имели смелость напросится к вам в гости!- восклицая, на вразумлении  двухдневного в давности приглашения посетить его обитель, с тонким намеком наглошал первый.
-Ну, пожалуйста тогда заходите, как раз дома нет никого,-
«Все равно самому скучно,» мысленно добавив окончание фразы, отступив назад широко растворив перед парнями двери. И молодые  телом и душой, дышащих крепким здоровьем два гостя, с кругловатыми сытными лицами, по свойски прошли в коридор, раздеваясь и примеряя на свой острый глаз куда бы прикрепить чистые пиджаки, что бы не испачкать и не измять, да не мешали хозяевам. Выведя гостей из такого мелочного замешательства Вадим провел их в гостиную, лишив неудобств узкой тесной прихожей, предложив присесть на старенький диванчик, на который так недавно сам желал прилечь, уставши от значительной беготни между окон его квартиры. Да немного освоившись в обыденности жалко захудалой хрущевки, да не заводя лишних разговор, парни потянулись к своим добротно наполненным сумкам, от куда появились одна за другой цветные книжонки и журналы,  разных изданий, размеров и форматов и все с религиозными красочными зарисовками титульных листов.
-Вадим ты никогда не встречал вот этого журнала? Он называется «Сторожевая башня». Издается  только раз в месяц, но вот смотри, сколько на этих страницах полезного и значимого, ты никогда не читал, но мы можем почитать его вместе.-
-Увы, но к сожалению нет,- притворно иронизируя, отвечал да снова снизав бровями, приготовившись соглядатать предложенное иллюстрированное представление.
-А извините ребята, оно и неудобно, но совсем не помню ваших имен,-
-Правда, правда, мы позабыли познакомится, я и думал сразу же представится,- быстро с напряженностью слов упустив значимость сути сказанного заговорил второй.
-Я Сергий и мой брат Владимир,-
-Вы в действительности братья,- заводив головой, ища хоть минимум сходства между двумя представленными родственниками, что улыбнувшись в ответ почли за уважение объяснится, и подробно растолковать их  святые незыблемые и чтимые тонкости, духовного содружества.
-Нет мы не родные, но мы были рождены во второй раз, и этим лоном для нас стал бог Иегова, вселив в нас веру в то что мы делаем служа ему одному. Вот ты Вадим задумывался над тем, откуда все произошло, откуда все появилось, все то что сей час нас окружает, земля, солнце, воздух которым мы дышим?-
-Да нет, не задумывался и зачем, оно же есть и было, да наверняка и будет, то зачем голову себе забивать всяческой ерундой.-
-Нет, вы ошибаетесь!- подняв настоятельно тон, воспылав жаром, начал не хитрую проповедовать Сергей.
-У меня в руках тонкий журнальчик, где все ответы на все наши вопросы, зачем и почему. Но вот к первому, а если вот вдруг окажется, что тот кто создал мир  и нас самих, со своей воли пожелает разрушить свое так сказать произведение, заметив для себя тот факт, что там где должна была цвести любовь к творцу и мирское взаимопонимание, появляется плесень несовершенства, и что стоит Иегове воссоздавшему за сем дней человечество и мирской рай для него, взять да в один миг разрушить, не оставив камня на камне от нашей цивилизации, растворив небо во вне, да распылив человечество. Мне не хотелось тебя путать, но последние дни уже близки, всему придет конец, только  куда мы все тогда уйдем? Ведь библия говорит что многие спасутся, одни поднимутся на небо, другие останутся на земле, жить в ново созданном раю для избранных, вот только кто эти избранные? Ты как думаешь?-
- Не знаю,- присаживаясь на кресло, после долгого столбного онемения по центру комнаты перед гостями, с робостью ребенка отвечал спрашиваемый.
-Избранными станут те, кто обретет духовное царство отца небесного Иеговы, подарив ему свою сущность, отдавая каждую минуту дарованной нам жизни только ему.- И Сергей подняв лицо к потолку безмолвно зашевелив губами, показав свою преклонность, перед чем то им только зримым находившимся где то среди желтизны плит перекрытия. Вадим так же последовал примеру, опрокинув голову немного назад, пытаяся увидеть не видимое.
-А если я не верю во всю вами сказанную и недоказанную дилемму.-
-Тут мы с тобой полностью согласны, нельзя поверить в то что не знаешь, и наша организация для того и существует, доносить людям то что они утратили, потеряли, за эти темные времена правления Сатаны. И у нас есть целые библиотеки доказательств  истинности наших слов о великом Иегове, и еще подмечу вашу правоту, невозможно познать веры в господа в один день, нужно потратить множество сил, дабы заслужить благословение и очистится от зла. И только тогда ты станешь другим, и мир вокруг тебя обновится, изменится, и тебя оставят горести, и ты узнаешь покой и то блаженство которое мы называем любовью к Иегове, и он пропитает тебя чувством покорного благоухания. Ведь Вадим, бог над всеми своими сыновьями правит заботой, словно мать над своими детьми, отдавая лучшее и дорогое, и при этом ты получишь истинное счастье, понесши его в вечность, ибо преподнесенная жизнь будет лишена смерти, мы никогда не умрем!-
-Ухты!- вырвалось смешноватым недоверием ко всему услышанному.
-И правда, можно жить и не умирать? Но нет же, таких которые бы прожили хотя бы лет со сто, сто пятьдесят, просто нет!- с тем же смешком выкладывал свое мнение.
-Ведь все знают о старости, о таком неприятном разложении. Блудил, тряся и рассыпался, позабытый всеми, подобно нашему Тимофею Иванычу с пятого этажа, жил, жил, раз и исчез, никому и дела нет, почему не стало старичка боровичка во дворе, а он умер у себя в квартирке, да пока вонь не поползла по подъезду никто о нем и не вспомнил, наверняка вы такую живую вечность после смерти предлагаете.-
-Нет, нет, ты не так все понимаешь, так  умрут отверженные грешники и зачем о них говорить, спасутся те кто пойдет за сыном господа, Иисусом Христом, ведь  будучи повешенным на столб он тоже умер, но на третий день воскрес и он жив до сего часа, он и есть наш духовный наставник, и придем мы в царство господа только через него, через сына едино родного. Возьми пророчество возвещавшее повторное пришествие Христа на землю, он сойдет с небес и возвестит о конце света. Откроем откровение от Иоанна, стих /7:7,8/ и там так сказано.- Сергей ловко выхватил из сумки толстенькую изрядно истрепанную книжицу с протертыми золотистыми буквами «Священного писания» замелькав быстро  переворачиваемыми  страницами, в ухватку остановившись да со знанием ткнув указательным пальцем в нужное место, зачитал с выражением   вкрадчивого голоска выбранные стихи.
-Вот, он пришел с облаками, и все увидели его своими глазами, включая тех кто пронзил его. Тогда из-за него все племена земли будут горевать, и бить себя в грудь. Да аминь. Я альфа и Омега,- говорит Иегова бог. Тот, кто есть, был и придет, всемогущий.- Выдержав много значительную паузу окончательно завершил Сергей.
-И час близок, означенный Иоанном.-
-И это конец света,- со вздохом вымолвил Вадим, коснувшись тяжелого переживания, связанного с ужасом его домовой жизни, тех проблем что лишь важны для него одного, неимение достойных друзей, зыбкие миражи о любящей девушке, и тех еще  материальных мелочах дающие хоть какую-то личную гордость взрослевшему юнцу. «Конец света, финиш всему, нет жизни и нет того мерзкого чувства, угнетающего стыда сколоченного водном сосуде, со страхом перед новым днем, часом, каждой настигавшей минутой, то падавшей то подымавшейся стрелки часов.»
-А потом говорите будет рай?-
-Но можно и так сказать,- ответил Сергей.
-Земной рай, грешники исчезнут, а праведники очистятся и создадут новое общество на новой земле.-
-Честно говоря, у вас все так радостно и красиво, что прям можно взять да и в правду присоединится к вашему движению, стать подобно вам возвещателем! Молится богу, да бить этим ну вы сами знаете,- пощелкивая пальцем и пытаясь вспомнить не ведомое ему самому слово, Вадим с серьезностью грузноватого лица смотрел на улыбавшегося Сергея.
-Увы но не так все просто, нужно многое, что бы стать тем самым возвещателем слова Иеговы,- перекачнувшись на  месте с указательной значимостью торжества на избранную должность, нести в мир истину и добро, добавил мало говоривший Владимир.
-И что же нужно первым делом сделать? Продать квартиру и раздать деньги нищим, хорошо что мне такая участь не грозит, у меня нет ничего,- рассмеявшись озадачивал колкой подковыркой своих гостей.
-Придти на собрание. На воскресное утреннее собрание, и там тебе все станет ясно и понятно, многие на нас наговаривают, говорят, мы бут-то у них жилье и ценности отнимаем. Но тебе что стоит Вадим, придти и самому оценить и увидеть кто мы такие.-
-Воскресная проповедь звучит заманчиво, и где вы собираетесь, куда идти?-
-К вашему удивлению и зная размер нашего мегаполиса то совсем неподалеку, соседний район, мы там на Вишневке снимаем небольшой зал. Там мы и встречаемся с братья и сестрами, но лучше мы сделаем так! Если вы Вадим в действительности желаешь посетить наш духовный дом, тогда к тебе в воскресенье пораньше мы сами зайдем, вместе как говорят и веселей, и уж найдем нам нужную дорогу. Владимир ты как? Поспособствуешь Вадиму?- повернувшись к своему названому брату, обращался в вопросе Сергей. 
-Иначе и не может быть, зайдем, обязательно зайдем, у нас служение начинается около десяти, вот я на часок раньше и заскочу.-
-А это не рановато, сколько тут рукой подать, на тралеке пятнадцать минут езды,- возразил Вадим доброй заботе Владимира.
-Да и так сказать в такую рань я никогда, и не подымался.-
-Ну чем-то приходится иногда жертвовать,- потянув улыбку да немного затуманив ярко блестевшие глаза с пониманием прискорбного сожаления, тактичного завершения своей работы, похлопав тихо ладонью по золотым буквам библии, словно одаряя себя скромными аплодисментами, Сергей поднялся с дивана да немного склонившись начал собирать выложенную ранние и так неиспользованную по назначению религиозную литературу, оставив нетронутыми только две брошюрки, журнал «Сторожевая башня» и буклет «Главные вопросы из библии».
-Это тебе, почитай на досуге, может что и заинтересует, там много чего полезного, а нам к сожалению пора, приятно было пообщаться, хорошо провели время с пользой, точней не даром, еще один человек узнал больше о боге Иегове.-
Пожавши друг другу руки, Вадим проводил гостей в коридор, где и расстался до воскресенья. На что божественные братья умевшие с необычайной легкостью, непринужденной отторженности отреклись от того как бут-то недавно минувшего, взлелеянного любимого, принимая за божественное чудо господа, отбросили от себя мерцавшее в них дружелюбие, гибким равнодушием их духовных истинностей.
«Ушли, но наконец-то ушли, много презабавного наболтали, ну и ладно они тем и живут.» Отяжелевши немного с крутившейся головой, Вадим вернулся к гостиной, где без сознательно поводив взглядом по комнате, завалился на освобожденный диван. Вид окна и светлого дня за стеклом, теперь на него не наводили радости, эйфории, без удальных хотений души, и он канул в муть принесенных мыслей о вечном и общественном. Ломя слабую кору головного мозга, мерещившимися отрывками фактов с истории христианства, мелькавшие разноцветными слайдами мультяшнных детских постановок, часто повторявшиеся на праздниках рождества, иль пасхи, красившие своим волшебством. Но порой пролетали и сложные для обычного человека и обывательского понимание хитрые титры, странно звучавших в голове фраз, «Возлюби ближнего, как самого себя,» «Не суди да сам судим не будешь,» «Настанут последние времена и разрубит огненным столбом ясное небо на две части.» 
«Можно ли вето верить, когда ни один человек ни видел бога? Ах да если не учитывать самого Адама и Еву. А после них почему творец так и не открыл своего лика перед глиной вылепленного им человека. Очень странно, да наверняка все это обычная комедия, а с другой стороны сколько людей в этом. Ходят молятся на что-то надеются, некоторые самодуры чтут мнимые законы, громко сказанные в писании, а рассудить твердо, возможно ли жить по этим строгим прописным порядкам, и в общем реально ли, да навряд! Праведники они только на виду, с иголки одеты лучезарной славы господней, а так люди как люди, куда же с них желчь может подеваться, ведь каждый человек хоть иногда да злится, а с повода может и обидится, пусть оно не так выходит наружу со злобой, истерией, с ругательствами и клятвами в лишении, на что и способен каждый пересечный, с подлостью, злорадной хитринкой; ты поступал так и с тобой так поступят. Радуются и они боли ближнего, и именно эта сама радость и есть самый большой грех, умилительно веселится когда другому человеку оторвало руку, и на очереди нога. Смешно очень смешно, с того Иисуса смеялся весь мир когда вели его на казнь, и никто ему не поверил что он сын бога, а мне можно тогда поверить когда сама сказочная история считавшаяся за первейшую святыню выстроена на недоверии и похабстве других, к личной идейности скромной доброты обыкновенного плотника. Ну пойду я на это собрание да и что? Зачем, по новому слушать то что всем известно, то что с самого детства вбивается в умы миллионов ребятишек; добро спасет мир, конечно  ото зла, да вот только позабыли дать четкое определение где добро а где зло, или кому зло а кому вила, яхта и веселеньких разрумяненных детишек, бегавших по полю для гольфа по пятам улыбавшегося добрейшего отца, взывая счасливенькими голосами; папа, папуль, а можно мы найдем того грязного мальчика видевшего по дороге в аэропорт на остановке, и купим ему дом что бы он имел где жить, ведь ты папа говорил нужно делать хорошие поступки, не правда ли папа, папуль. Да достойный ответ наверняка бы вынес сытенький глава семейства; смотрите дети, все мое состояние я заработал сам, пусть работает и он, и так будет справедливо. Да только такое понятие неприсущее богу, для него нету справедливости, есть только воля, а в чем эта воля бога, кто его знает, наверняка в том же добре и зле. Каламбур, сплошная путаница, неужто с этим можно существовать, но эти же придурки  живут, да ладно зачем они мне, так от нечего делать.»
Наконец то выбравшись с липко слизкого размышления, очутившись снова в реалиях родного дома, наткнулся на странные не слышанные до сели шорохи, где-то на кухне какой-то возни, «Наверняка отец что-то снова хочет снести, с воровать, ну я ему задам» и сорвавшись со старенького заскрипевшей в жалости пружин диванчика, выбежал по средь коридора прихожей.       
-Фу ты,- отпрянув от удивления смягчившись в воспылавшей ярости к главе семейства, которого совсем не было на предполагаемом месте, где возле плиты шоркая алюминиевыми кастрюлями, находилась чем-то занятая матушка.
-А я думал старик снова дебоширит, а это ты, тебе же нужно бить на работе,- с облегчением и слабостью мягко слабевшего голоса спрашивал Вадим, онемевшую в строговатости отвердевшего монолита лица матери, не замечавшей своего чада, и продолжавшую свою игру в кухарку.
-Работа закончилась,- не изменив ни одной линии бледного по чему-то лика, в еще скрытом факте своего увольнения Татьяна Григорьевна так ее величали, высокую в прошлом с красивой фигурой, кругловатым лицом, короткими черными в смоль волосами, сквозь которые уже пробивалась седина преклонных лет, пытавшаяся и теперь быть твердой и непоколебимой.
-И куда же она может деется?- удивляясь услышанному да апатичному тону, переспрашивал Вадим.
-Взяли и уволили, вот так и нет работы, не нужна стала,- сжавши костистой рукой клочок грязной тряпицы, подошла к столу за которым по обычаю и обыкновению принимали пищу все  их семейством, медленно водя мокрыми повознями  по исцарапанной клеенке, сметала себе в ладонь мелкие крошки хлеба.
-Мам, ты так не расстраивайся, подумаешь работа, да найдешь другую, делов-то,-
-Оно то найду, хоть какие-то деньги нам нужны, на хлеб, да и за квартиру платить нужно, а наш черт только то и знает, что пропивать свою пенсию, ни копейки никогда не дал,- присевши  на стул да сгорбившись, опустив низко голову, сдерживая ползущую по горлу спазму, да выступившую слезу на отуманенном глазу, Татьяна Григорьевна вовсе притихла во своем разочаровании.
-Да зачем прям так убиваться, повод то какой смешной,- подойдя ближе еще в робком стеснении положив одну руку на худое плечо выпиравшее плоской косточкой сквозь свитерок, а другой немного наклонившись поглаживал тряпицу в открытой ладони.
-Пустяки, сплошные пустяки, в наше время найти работу не так уж и трудно, а знаешь что!- приободрив свою интонацию возрадовавшись удачливо выискавшейся идеей.
-Я так же найду себе работу, и то смотри помощь будет, вот хотя бы пойду на мебельную фабрику, а что меня туда приглашали, там хоть и зарплата маленькая  ну и то деньги.- 
-Иди, иди Вадимка, привыкай к работе не видеть нам в этом мире кроме работы ничего, и то она не для нас,-  тяжело вздохнув, опомнившись от на падка мокрой жалости к себе, Татьяна Григорьевна поднялась да обмахнув еще раз крышку стола вернулась к плите. 
-Вот именно сей час соберусь, и отправлюсь на фабрику, узнаю нужны ли столяры, иль кто еще там,- пытаясь основательно утешить матушку, наскоро одевшись еще раз заглянул на кухню, где немного успокоившаяся Татьяна Григорьевна крошила на деревянной доске, слезливый лук полностью отдавшись приготовлению запоздалого обеда.
Ничего не сказав на короткое прощанье он направился выбранным маршрутом к ближайшему индустриальному скоплению малой промышленности, где имел честь работать от учебного заведения, перед самим поступлением в армию, отдав несколько месяцев трудовой практике. Он мог бы легко быть принять на прежнее место, сборщиком иль грузчиком, было б на то его желание. Но амбиции после раскутой в самостоятельной вольности службы, лоскотали потешными фантазиями невероятных случайностей и сюрпризов, манны, кучи денег на пустом месте. На поступление в университет нефтяного промысла, иль  на крайний случай отсидеть пять лет в институте, да получить бумажонку инженера специалиста. Но к большому сожалению ничего не происходило, что могло подтолкнуть просто пойти и сдать документы, а там как будет так и будет, только одни фантазии о будощной властной начальственной жизни, сластвовали среди убогой каждодневности его жизнт, и уже на самом дворе не успев отдалится от дома он снизошел, потеряв решимость и самое главное веру в затевавшее предприятие. Еще несколько минут назад он видел себя бездушным роботом выполнявшим три операции повторявшиеся несколько сот раз на белый день, то теперь ему казалось чуждо отдаваться подобному занятию, разменивая целые месяца ради одного дня, в котором появлялись по настоящему заработанные деньги, жалкие деньги, так быстро исчезавшие за два, три полно прожитых суток.
«Разве это работа, гостробайтеры пусть пашут, нечего местным парится за гроши, нужно что-то искать по лучше, по проще, ну на фабрику все же нужно сходить, так для матушки, да и Игнатеча давно не видел, а он каждый раз когда пересечемся, во дворе вспоминает как он меня учил долбежным станком работать, а я то и делал что в прямоугольных заготовках сирого бука вместо квадратов круглые дырки сверлил, а он смеялся. Хороший дет, приятный, только всю жизнь отгорбатился на одном месте, хоть и мастер куда всем, так на старость ничего и не скопил, одни только шкафчики да стулья точеные. Но и те дочурки безголовые растягивают, а он новые делает, то брату, то свату, торгуют его поделками на право, и на лево, а мужик он замечательный, был бы он на работе.»
Спустя полу часа Вадим добрался к небольшой фабрике, спрятавшейся среди малоэтажек на краю их него района, да легко у болтав знакомого охранника на обведшем зданьице проходной, полу дремавшего лежавшего на покачивавшемся на двух ножках стуле, ловко балансируя своим дряблым расплывшимся телом лениво тряся обвисшими щеками, слабо вымолвил сквозь синеватые губы позволение свидится.
-Беги ну только ненадолго, и передай пусть Игнатич не шалит,- не поняв для чего были даны определенные наставления, на счет старого товарища, Вадим спешил к хорошо известному цеху, раскинувшегося двух этажным зданием с левой стороны центра фабричной площади.
Попав во внутрь в атмосферу звона, зысчания пил, рокота моторов, запаха свежей древесины, клейной да лаковой вони, он быстро пробежав между станками на ходу рассматривая трудившихся рабочих, распознавая знакомых которых можно было бы спросить, где именно сей час его старый приятель, что радо делились откровенностями их трудовой жизни. Да по спех  узнавши подробности он двигался к раздевалке надеясь застать товарища на указанном месте, за кружкой горячего чая, грызущего сушеный, румяно поджаренный бублик, своеобразно перекусывая на рабочем месте Игнатича. И верно он находился в пристанище для короткого отдыха, только не за чаем, и не грызущим бублик, а в изрядно опьяненном состоянии, со стаканом, да с огрызком огуречного хвостика, зажатым между пучками пальцем, и ловко вертевшимся перед его красновато синем носом.
-Игнатич что случилось, здравствуй, дорогой тебя и не узнать, да что не узнать, такого подумать немыслимо!  Я и не знал что ты можешь выпить, да еще так, ну ты даешь!- Удивившись увиденному, Вадим присел на скамью у стола, в тупившись округленными глазенками в портретную картину; «Шторм души среди страстей бездонной горести вселенной.»
-Так ты что, не молчи, не узнал меня!-
-Узнал Вадимка, почему не узнал, стыжусь себя, вот он каков, сорвался, десять лет держался жить старался, а теперь все кончено, расхныкался я. Не слушай меня, ты то как?- выпучив мутные налитые кровью глаза на юного друга да не дождавшись ответа снова заговорил.
-Давно ты к нам не заходил, ну говори что то случилось, не даром ведь забежал, ты говори не стесняйся мы свойский народец скромничать нечего.-
-Дядь Игнат, да думал спросить  на счет работы, может вы меня в свою бригаду возьмете, а то получилось так, мать с работы выперли не за что, ни про что. А отец пенсию получает и тратит только на себя, а без денег нам ни как,- понимая свою не уместность не своевременность, неожиданного для Игнатича появления незваного гостя, склонив немного голову виновато забубнил Вадим.
-Бес, бес, денег пропал человек, нет денег нет человека, а на счет работы ни чего не могу тебе сказать, нету у меня теперь своей бригады да и работы нету, а мастер сказал что совсем выгонит, правильно и сделает, вторую неделю сижу в этой темной раздевалке, выйти не могу, приду с утра и к самым пяти часам сижу истуканом, только думаю и думаю; вот был человек и нет человека, жил, а тут словно и не жил, так просто, оглянулся на зад и год прошел, посмотрел в перед а сегодняшний день словно вечность, ты пришел радости добавил и снова  оглянусь на зад и теперешний год пройдет.-
-Так ты тогда на меня смотри, и что же  у тебя случилось Игнатич? Ты извини но к чему тогда такие умствования, жизнь не жизни, морочится зачем, будь проще радуйся сколько тут осталось этой резины жизненной,- с дедовским жаргоном, ради Игнатича что б хоть как то под бодрить, комично заговорил Вадим.
-Верь не верь, но таким роскошным тебя никогда не видел, а еще напился, смешно, нет правда смешно, представления не было что ты можешь с рюмкой подружится, ну правда, что случилось?-
-Ничего хорошего Вадимка, потянувшись мозолистой корявой от постоянной работы рукой к квадратному накладному карману, синей спецовочной тужурке, затертой до дыр и испачканной до черноты жирных пятен.
-Ты посмотри,- достав и выложив  перед собой глянцевую черно белую фотографию, с тупыми округленными уголками да мелко волнистыми в аккурат обрезанными полями.
-Ты посмотри, я был молод.-
Вадим через стол заглянул на тайное фото произведшее такое впечатление на старого товарища.
-Можно мне посмотреть?-
-Возьми, это Ялта и корешок мой Витька.-
Потянув к себе, с уповающим любопытством впившись  в мутноватую постаревшую за долгие годы панораму прошедших счастливых времен уже пожилого человека, который теперь сидел перед ним. 
Небольшая площадь с отдаленным в стороне фонтаном, клочковатыми высокими облаками высшими над ласточкиным гнездом, белой башни прилипшей к каменой скале, два молодых мужчины возраста не старше тридцати, опрятно одетые в длинноватые драповые пальта с открытыми прорезами на груди, от куда белели перевернутые треугольники белых рубашек. Небрежно висевшие мягкие с того же драпа пояса вольно болтавшиеся у пол, напоминали о самой беззаботности представленных персонажей, голые свободные головы с зализанными напомаженными волосами у кладеные назад, открывали широко лбы спокойных томных лиц. И все это под смело развалившуюся стойку ног, упрятанных до колен в хромовые сапоги, под ручки с двумя очаровательными дамами клонившиеся по сторонам к своим мужчинам, робея, улыбаясь в камеру волшебника фотографа; «Ялта, ласточкино гнездо. 26.03.79.г» фигурной надписью было под писано прописью в уголке. 
-И где тут ты Игнатич?- не скромничая спросил Вадим.
Бескровные синеватые губы только задрожали, глаза смокрели, заблестев слезой что серебристой нитью скатилась у отвисшей пригнутой  нижней веки к низу.
-И не узнать теперь, были времена, не горевал я, а теперь все.-
-Ну, так дальше продолжатся не может, рассказывай в чем дело, не могу больше терпеть твоих сопливых мучений, ты же всегда был горд собой!-
 Решительно бросив ультиматум Вадим, поднявшись сурово поглядел на малое дитя престарелого возраста, да все же взяв фотографию перешел на сторону горемыки, медленно опустившись возле него на лаву у стола,  пододвинув карточку к костлявому кулаку без жизненно окаменелой суховатой кости.
-Вот ты молод, красив, силен, ты мне скажи, для чего я жизнь свою прожил?- Опешивши от услышанного вопроса Вадим только ладонью затерев свой нос, кривясь и недопонимая ни сути сказанного, ни самой темы происходившего их разговора.
-Не знаю, и в общем вопрос поставлен наверняка неправильно не для чего а для кого? Для себя конечно, ведь не прожил ты свою жизнь для меня.-
-Оно то так, да только не жил я, так барахтался лягушонком в молоке, масло сбивал, а сам то его и не пробовал, сливки доставались не мне, обидно. Оно погляжу назад кроме страданий моих человеческих ничего на ум и не идет, так и говорю не жил я, а тут еще это, ну слава тебе господи недолго осталось.-
-Что это, и почему недолго, да ты еще меня переживешь, не паникуй раньше времени.-
Болен я Вадимка, тоской болен, незачем мне жить более, испугался я, жизни нашей испугался, не хочу я больше нести себя на плечах убогости, уйду я.-
-А кто же меня тогда на работу возьмет?-
-Не знаю,- резко рявкнув Игнатич переменился огрубевшим лицом, поднялся и направился к своему шкафчику, куда поспешно ткнул зазвеневший звонким стеклом опустошенный стакан.
-Ты прощай Вадимка мне нужно идти на работу, начальник заругает, недоволен он мной.-
Вадим не ставши перечить, недоумевая выпавшему натянутому да неловкому разговору, разворошившего гнездо его осиного омерзения души, жалившее каждым действием, взглядом, мыслью, в зыблемой вялости исходившее в корявости черт лица  наружу, кричать о мировой подлости, ломавшая вот таких людей как Игнатич.
 «Вот и устроился на работу, да нужна она мне, а пошли они все! Игнатичь еще прямиком сума сошел, помирать вздумал, устроил похороны сам себе, предварительно празднично отметив бочкой выпетой водки. Дурдом сплошной, идиотизм, идти домой, и что я матушки то скажу, они там с отцом поди уже дерутся, время у них на эти забавы в двое больше теперь имеется, куда бы с ехать, исчезнуть, оставить эти житейские прелести в одних только воспоминаниях. Вот только куда ты денешься, на поездку денежек нету и подзаработать то негде, точьняк нужно поискать работу, ох как это все мерзко и пакостно.»
Выйдя за территорию фабрики расставшись с жгучими едкими мыслями, он устремлено бежал сквозь двор, примыкавший к предприятию большой площадкой для грузовиков и машин, ожидавших погрузки меблированным товаром. Да скользнув в тень узкого переулка, навстречу ему откуда-то  выскочил небольшой велосипед с двумя десяти летними мальчишками, лихо гнавшие своего двух осевого конька сквозь темненький туннель, один из которых управлял а другой бежал рядышком, заведомо выкрикивая свое ликование от забавы первому, толкая нехитрую машину вперед.
-Эти еще карапузы тут под ноги лезут,- пославши в след двум мальчуганам соскочившее с уст недовольство взбешенному темпу детских игр, прибавил шагу пошел вперед выбранным путем.
-Куда вы, куда, отдайте.- эхом зазвенел вопль малого ребенка, выбежавшего навстречу ему из-за угла, светловолосой низенькой девчушки в аленьком испачканном платьице, в истоптанных коричневых сандаликах на ободранных в коленца ножках, заливавшись большими слезинками, гнавшаяся в след мальчишек, вопя молила отдать ее велосипедик.
-Пожалуйста, отдайте, он мой, вам никто не разрешал брать, его нельзя  брать, так мне папа говорил. Отдайте это мой велосипед, он не ваш, отдайте!- Взывая бегущая девочка, большими синими глазами изливала  целые потоки, изрядно смочивши воспалившиеся в красноте щеки, так безвинно всматриваясь в испугано без чувственное  лицо Вадима, словно безмолвно прося, умоляя, помочь ей поскорей вернуть отобранную вещь у  несносных сорванцов. И он буквально на секунду остановился, обмер перевернувшейся в груди душой, боль и внутреннее бессилие словно передались  от малышки к нему, и то ненавистное терзание своей не полноценности, ущербности, ввинчивалось острым буром в него, дробя остатки крошечных скалок зеркального самолюбия, оставляя по себе тьму воющей горести.
-Отдайте, отдайте,- захлебываясь в спазмах икоты, от долгого плача продолжала умолять девочка.
-Замолчи, пожалуйста замолчи,- разминувшись и оставшись позади слезного дитя, образно в евшегося палящим ядом в слабевшее тело, только зашевелив губами вымолвил Вадим, пытаясь так отогнать муку своей личной безучастной беспомощности, подобной той что взывала страдание у малолетнего ребенка бежавшего за своими обидчиками. Только у него было все посложнее, имея врагов их же можно было бы и винить, но когда их нет, то виноватый во всех бедах ты сам, по крайней мере так тебя учат, делить водной душе  судью, прокурора, присяжных, слабый голос адвоката, виновника, да сам суд, и этот внутренне общественный гул ложился грузом непомерной тяжести разламывая порой наши сознания пополам. Несшись в перед, он словно бежал от содеянного им преступления, да происходящего в нем отвратного душевного действия, жалкого бегства.
«Ничтожество, трус, почему ты не мог помоч?» Бившая, монотонная одно образная мысль с двух слов громила его зыбкие идеалы, рассевая бес связность потерянного логичного строя мыслей, дрожавшей перед ужасом полного все полонившего отчаянья.
 Добравшись наугад домой, не ставши вести разговор о неудачном походе за работой на фабрику, полностью проигнорировав все вопросы матушки, он закрылся у себя в комнате, залезши не раздеваясь на убранную кровать. Сжавшись  подставив колени под подбородок, сидя полоумно вцепился обезумевшим взором в окно, точно маятником закачавшись со стороны в сторону:
«Кто и мог бы представить, что жизнь такая паскудная штука, зачем она такова нужна, в чем смысл моего существования, зачем мне вообще было нужно появляться на свет. Что бы чувствовать гнет на себе окружающих, и смотреть как дорогой нам любимый мир нашего гуманного общества сожрет меня, переварив в перегной. Так, вот и будешь подкормкой для культурных растений. Нет плохо и глупо рождаться у таких родителей как у меня, что они мне дали кроме жалкого существования. Да ничего только намекают в много значительных жестах, ты взрослый уже иди в свет начинай свой путь, клади свою дорогу, только  с чем идти, с голыми руками да пустой головой, да без грамотной бумажкой, чушь и ерунда, кому ты таков нужен.»
-С чем!- вылетело тихим криком с глубины горла, нарушая омертвевшую тишину комнаты.
«Посмотри на других у них есть многое, то многое что примыкается с само рождения, хотя бы то самое воспитание, не говоря о ценностях, о самых простых ценностях, а тут уж сидишь двадцать второй год, а мои ценности так и до сели все помещаются в небольшой картонный ящик, детских игрушек; машинка камазик, подаренный на седьмой годик моего существования в этом дреном мире, плюшки, мишки, с оторванными ножками да ручками, черт как мне это все надоело, куда бы деться, все же уехать бы, совсем и навсегда и не возвращаться, сменить фамилию, имя, попасть туда где я чужой человек и начать жизнь сызнова. Но только старый вопрос куда ты уедешь когда денег нету и взять этих бумажек, фантиков, негде, то хоть мать иногда давала понемногу, а теперь конец, идти самому на работу полная чушь, за те деньги которые платят на фабрике можно только выехать за пределы родного города. Хоть пожалуй нужно искать чего по реальней, продуктивней для моего кармана, а отец урод у всех отцы как отцы, а у меня один стыд, мой родной папаша, мне родной кровинке чего дал, чему научил, полиглот пожелтевших газет да дворовых сплетен. О как мне жить? Как не лишиться рассудка?-
-О господи,-
«Господь, смешно, его нет и быть не могло, он что получается создал человека для одних страданий, что бы можно было издеваться над им, как куклу для развлечение, сотворил себе аквариумный мирок и сидит не скучает, наблюдает словно за паучками; а,а-а вот-вот, вон сожрал человек человека, забавно, а вон-вон полез дурак на дурру, размножаются.»
-Ха, ха, ха,- зловеще подняв по выше голову, словно обращаясь к небу неистово захохотал Вадим.
«Слышишь я смеюсь над тобой, да над тобой!» Еще раз потупился с под лба на потолок.
«Плевать я хотел на тебя, слышишь меня, слышишь, плевать!»
Накренившись набок он окончательно завалился на кровать, голова раскалывалась, глаза почему-то жгло, а тело лихорадочно потрясывало, едкие зловонные мысли затравливали остатки сознания, ему казалось что еще миг и он сойдет с ума. Обхвативши голову руками да зажавши уши, прикрыв тяжелые веки подобно захлопнувшимся дверям, Вадим плавно поплыл вниз медленно утопая в черноте тишины.
«Лучше уснуть,» ласково за шипело еще змеиным голоскам раздраженное Я.
Да ненадолго все таки уснувши, расставшись с бременностью в одно время навалившихся трудностей, он ощутил в себе тяжелейший осадок гнусности своего существования, страшась малейшего проявления окружающего такого враждебного мира. Он долго пытался прятаться за уголком истерто беловато пожелтевшего одеяла, да только прежняя головная боль сменилась жутким гулом пустого напряжения, а исчезнувшие мысли словно опасались касаться с незавидными темами сегодняшних не разрешенностей, которых оказалось предостаточно, что бы ввести нормального молодого человека в исступление на целый день а может и месяц. Этот что не сказать настоящие  депрессивное состояние, держало Вадима остаток длинно долгой недели, приговорив на тюремное заключение мрачных тусклых стен и потолков двух комнатной квартиры ветхой мало-этежки. Он так и не смог спустя четырех дней выйти на улицу, лишь по темноте, вечером высовывал на несколько десятков минут свой нос на балкон, что бы в полумраке двора зажечь не поборное чувство вернутся к раю неотразимой непредугаданной ни кем, суетной жизни обычного обывателя.
                4
-Это самое благодатное время, когда тишина и чистота воздуха покоряет немыслимость  воображения, мягкость вдохнувшего, принесенного с лугов где блаженство девственной природы до сих пор царит своей непорочностью, влажностью оседавшей на губах мелкой тонко чувственной росой, пыльцой далеких бутонов. Как это все прекрасно мой друг, быть здесь и жить одним дыханьем, одним знамением, подымавшимся из-за горизонта дарящей манящий трепет твоей душе, и мне сегодня вновь пожелалось быть среди этих продолговатых дымарей да плоской крыши, вот только нужда о стуле а лучше кресло качалку,- игриво с нежной кроткой улыбкой, вел разговор Вестник с сидевшим рядом лохматым другом.
-Кресло качалка, наверняка слишком старомодно для данных времен, а мы еще молоды, тогда просто стул.- И блеснувшая светом тень у самого парапета карниза обрисовала рубленый, высокий коричнево черноватый с ровной спинкой расходившейся тупым клином деревянного кресла, с изогнутыми округленными мягкими бархатно зелеными подлокотниками да красно бурой обивкой седла.
-Пожалуй так лучше,- присев, сбросив цилиндр с черно смолистых волос себе на колени, уперев мраморный шар трости об подлокотник, ровно выпрямляясь спиной, вольно расположившись по удобней отыскивая самое благоприятное положение для расслабленного тела. Рядышком сидевший товарищ, в облегчение хозяину ретиво взвизгнул прильнув  у самых ног, вытянувшись во всю длину припав к холодному взмокревшему по утру бетону, у перевшись своей большою головой на немного поджатые под себя передние лапы, устремив своими янтарными глазами к золотому огню восходящего солнца, деля безмолвное убаюкивание сказочного чуда, вершившиеся перед лицом светлого мира.
-Ты слышишь это тихое пение  ветерка, соната нежнейших звуков, опоенные сновидениями миллионов людей их нежного заката  земного рая. Мой друг ты видишь сны?- пес только  повторно заскулил.
 -И ко мне они нечасто приходят, словно без душны мы, опустошенные от чувства любви, но ведь это не так, ведь сама любовь и носит нас по земле, по этим просторам, кружа голову в блаженстве перед чудом мироздания.- Выдержав длинную паузу скромной радостной задумчивости, игривой улыбке да ясно отсвечивая точечными зеркалами глаз устремленных на огонь дуги  появившегося солнца у далекого горизонта.
-А сны то всегда об одном, о небе, о том мире где мы с тобой были рождены, о отце, о беседах с ним, и всегда этот последний с ним разговор, закончившийся спором. Ты помнишь его гнев ко мне во словах; если ты говоришь о человеке, и что он не одарен моей божественной любовью и воздаянием своей жизни в благодарность, за такой великий дар данный мной, тогда ты! Моя правая рука и помощник пойдешь дорогой человеческих душ, и взрастишь с болью тобой заподеянных страданий, любовь и покаяние. С тех пор все знаменательные достижения и радости каждого, рождаются с воплем ужаса дарованного прощения от невзгод пройденного тернового пути, узнавая истинность, словно чистый взгляд  прозревает после трех суточной агонии смертельной лихорадки.- Вновь выдержав задумчивую паузу, возложив руку на кудрявую голову пса, слегка поглаживая продолговатый череп, Вестник неприметно слегка зашевелил нитями губ, что-то зашептав как бут-то стеснившись в себе глубокой сущностью, понес бесконечную песнь молитвы, покорно онемев перед поднявшейся разгоравшейся звездой.   
«Почему здесь такой полумрак, и что за шумная компания, которую я не знаю?» Белый небольшой микроавтобус, неспешно ехал пустыми улицами незнакомого района.
«Вот поворот и куда это?» Компания юных спутниц завизжала на завалившемся крене перекрестка, замирая своим взорвавшимся волнением перед неизвестным. Тут же имевшиеся парни только грубея лицами поближе подсовывались к окнам, и самому Вадиму на миг стал любопытен тот маршрут которым двигался его везший автобус.
«И чему они веселятся, странно? И почему их лиц я не могу так ясно разглядеть?» но та радость общего коллектива обволокла и его слегка насторожив перед  началом чего-то необычного,  залоскотав из нутрии жагой познания. Въехавший на грязный двор  недостроенного высотного дома, изгаженного пылью засохшей грязью разбитой дороги, с горами битого кирпича ломаного бетона, вперемешку с бесхозным железом выглядывавшего то тут, то там с под земли строй площадки, их автобус остановился.
-Кошмар, жуть, ужас!- Словно делая перекличку, выкрикивали по очереди незнакомые девы сквозь сумрачную тьму салона автобуса.
-И чего мы сюда приехали?- удивляясь спрашивал и Вадим, но со всех присутствующих спутников ему так никто и не ответил, ведь вся атмосфера имевшегося коллектива не покидала рамок обычных попутчиков, по случаю очутившихся водной маршрутке да следовавших к одному пункту назначения. Проще, все были радостны и радушны, вежливы и добры под пенную заправку самого эгоистичного равнодушия глубинного страха. Высокий парень отделившись от других застегивая на ходу черную куртку кругловатую по форме словно шар, подбежав к широкой двери выхода с силой потянул рычаг на себя и в бок, со скрежетом завывающего метала оттолкнул удерживающую преграду в сторону да лихо выпрыгну наружу, за ним последовал второй и третий, да и все остальные ехавшие мужчины добровольно выходившие к лону неприятного строй-массивного  открывшегося ада.
Вадима также что-то выхватило с оседланного места, мягкого удобного кресла выкинув за границы автобуса, после чего двери последнего убежища перед тьмой и несуразностью чего-то непонятного и необъяснимого, шумно захлопнулись лязгнув защелкнувшимся замком, и девчонки вновь зашумели, начав сквозь гул тонкого визга, гранича стеклом обхваливать своих смелых героев, ступивших на землю от которой веяло холодом да злобящим дном пустоты. Вадим и правда чувствовал себя не очень хорошо, мурашки плотной вереницей так и скользили похолодевшей в поту спины, ноги не могли устоять на месте желавшие сорваться и побежать к свету, позади отлунивавшего где то в дали проспекта слабо видневшимися тусклыми фонарями.
-Смотрите, смотрите, что это зажглось,- застучав пальчиками о стекло окна, заголосила одна из юных дев изнутри, куда-то указывая на правою сторону дома.
-Правда чертовщина, и что оно могло быть?- глуховатым голосом заговорил стоявший впереди их один из  парней, смотря на дальнее крыло темного дома, где на третьем этаже среди черных дыр пустых оконных проемов, загорелось странным орнаментом ярко голубая гирлянда, переливающаяся белой, оранжевой дорожкой, тухнувших да возгоравшихся лампочек.
-Необходимо посмотреть,- и отважный муж резко двинулся в перед увлекая за собой смелого товарища, полетев к феерии иллюминационного  представления, Вадим  не размениваясь помыслом почему-то побежал вдогонку, заключая собой их небольшой отряд, молодых смелых исследователей.   
Та, недалекая парадная встречала полуночных гостей полным непроглядным мраком, сильно отдававшей пыльной сыростью истлевшего уже старого хлама наваленного повсюду и везде.
-Ну и что дальше?- спросил шепотом второй, стараясь создать как меньше шума, затаив дыхание и полностью замерев не шевелясь, на что рослый вожак поднял светло желтоватый костлявый палец, тыча указывал на верх, давая понять о их нем неотлагательном подъеме в верх по лестницам.
Медленно пройдя  этаж за этажом да остановившись на третьем, не мешкая три отчаянных  смельчака, погрузившись в черный проем загадочной квартиры, на ощупь прокладывали путь измацывая руками голые кирпичные стены, спотыкаясь на обильно разбросанном мусоре. Вдыхая отвратно удушливую тьму тумана самой жуткой ночи, где только небольшие тени серого неживого света доходили сквозь пустые окна, отбивавшимися перекошенными квадратами на бетонных полах.
-Стойте,- неуверенно вымолвил Вадим, оставшись на месте не покидая границ широкого но короткого коридора, дававшего разветвление к трем немного светлевшим комнатам.
-Здесь нужно посмотреть,- выпалив коротким призывом, обозвался высокий предводитель, проскочивший дверной проем громко затрещав осколком кирпича попавшим под его тугую подошву.
-Ничего себе вы только посмотрите, откудова это только  могло здесь взяться.- Донеслось с полу мрачного угла где на стареньких столах было множество аудио видео аппаратуры, начиная от самого простенького кассетного магнитофончика, заканчивая современными компьютерными блоками укомплектованными и готовыми к работе, словно тут посреди жуткого заброшенного места находилась подпольная пиратская копировальная конторка, катавшая сотни тысяч копий лицензионного товара на дешевенькие подделки.
-И чье все это?- удивляясь заговорил полным голосом, второй.
-Да тут полный фарш!-
-Бомжей что ли,- добавил Вадим заметивши шмыгнувшую тень проскочившую на слабеньком просвете лестничной площадке.
-Круто, тогда бомжи живут, ничего не скажешь, впрямь опухли от добра, и где они тогда сами прячутся?- вопросительно сжавши лицо, рослый вожак без опаски и не боясь более шума своих шагов, закружил по крошечной зале вероятно в будущем проектировавшейся как гостиной, заглядывая в рядом соседние комнаты. Вадим же не отходя от загруженных столов рассматривал найденные современные технологии, пытаясь во тьме разглядеть марку, фирму, серийных названий того иль другого аппарата, да увлекшись занимательным исследованием он и не успел заметить как мало знакомые компаньоны куда-то удалились не оставив по себе и следу. Осмотревшись вокруг, ясно не понимая что делать, он пользуясь вековым опытом человечества, пошел туда где было самое светлое место, да тихо войдя в боковую небольшую комнатушку, освещенную так как бут-то он попал в серовато желтый свет неба раннего осеннего утра, прилипши взором к необъясненности такой перемены.
«Чудеса какие-то, тут тебе была глубокая ночь, а здесь так светло, сума сойти, можно и сбрендить,» зазвучала словно где-то позади головы весело хихикавшая мысль.

-Эй ты почему столбишь? Присаживайся поговорим,- донеслось обращение слабым тонким мужским голоском. Повернувшись от окна, туда  куда пролился странный свет, он сразу же заметил позади себя у стены сидящего низенького маленького паренька лет двадцати трех. Раскинувшегося возле угла на полу, поджавши одно колено под себя, озадачено о чем -о говорившего  с девушкой напротив, того же возраста и того же сидячего положения, в испачканной ало куцей куртке, спортивных штанах да белеющих истрескавшихся с задравшимися к верху носками кроссовок, на босую ногу.
«Бомжи, точно бомжи,» проскочила заключающая мысль, и Вадим подчинившись незнакомцу который так удачно информировал свою заботу о нем, немного заколебавшись он или нет так настоятельно и уважительно вопрошал садится, только потупился в недоверии, пытаясь разобрать о чем же шла беседа, вникая в суть обоюдного между парнем и девушкой общения. И понимая ни слов бойкого оратора, ни коротких вопросительных замечаний почему-то пятившейся дамы, порой звонким голосом  требовавши объяснений, пытался лишь себя как-то успокоить.
«Нет это невозможно,» пробежав вторым кусочком мысли и отвернувшись от неприятной молодой пары, вновь прилип взором к прорубленным квадратам двух больших окон, откуда плотный свет лился густым молоком во внутрь, и казалось окутывал самого его. «Странно, свет сам такой чистый и прозрачный а за окном больше и ничего нет, кроме этой ослепительной белизны, пойти что ли в другую комнату и посмотреть, там ли так,» но не успев оторваться от представленного чуда, словно его намеренья были известны не только ему, как совсем посторонний в возрасте мужчина, так же в нечистом одеянии  с черными длинными волосами падавших на плечи тонкими жирными прядями, во весь свой рост преградил ему путь.
-Ты куда, теперь ты снами, и никуда не уйдешь, сядь и слушай,- настойчиво возвысив тон, угрожающи заговорил страж неизвестных недостроенных развален.
-Но я не хочу здесь быть, выпустите меня, и где остальные?- с испуганной в дрожи улыбки пытался перечить Вадим.
-Пропустите пожалуйста, мне нужно уйти,- переходя на крик взывал к разумному.
-Пустите, пустите.- Но два парня успевшие за считанные секунды подхватить  ново попавшего пленника, поволокли под мышки к тому самому месту где он стоял прежде, небрежно бросив негодовавшего на пол у самой стенки.
-Сиди здесь и слушай!- приказавши, черноволосый быстро удалившись оставив прежнюю компаньонскую ситуацию в своем предыдущем порядке, парня и девчонку с непонятным для Вадима разговором, о чем-то несвязном, несуразном, не определенным для его ума.
-Вадим к тебе пришли, а ты спишь?- донеслось с наружи, всколыхнув туман света так обильно ввалившегося сквозь окно и накрывши его давким, тесным покрывалом болезненного пробуждения.
«И приснится же, всякая хрень,» раскрыв широко глаза да оставаясь под впечатлением тревожного сновидения, пытался вобрать хоть какое-то максимально удобное прокатившемуся полуночному иллюстрированному кинофильму оправдание.
«По сути, полный абсурд, конкретней идиотизм, подобного и не может произойти, автобус, спринтерский забег кто быстрей взбежит на третий этаж, а чего стоят сами бомжи они так воняют, что  запах просочился  сквозь сон, фу, но какой бред они несли, хоть слово бы запомнил.»
-Вадим так ты поднялся?- донесся с коридора ласковый голос матери.
-К тебе же пришли, говорят ты знаешь,- оборвав вовсе, колотившуюся в голове белиберду мыслей.
-Кто там, сей час выйду,- подхватившись с кровати, не одеваясь выскочил в коридор полу нагой.
-Здравствуй Вадим я вижу ты не успел одеться, но не будучи в укор скромным я зашел к тебе немного раньше, так что мы должны успеть.- У входной двери стоял, при хорошем костюме, напомаженный и выглаженный, с наплечной сумкой на перевес, мило улыбавшийся кругло рожей брат Владимир.
-Фу ты, я и забыл,- растерявшись оправдывался, да на ходу придумывал как отделаться от раннего гостя, немного попятившись назад, трезвящее растирая ладонью белый сморщенный лоб.
-Вадим может это и некстати, но ты не будешь разочарован, тем более времени мы займем у тебя немного, да оно и воздастся, ты только сделай первый шаг, ничего тут страшного нету, вот увидишь.-
Матушка стояла тут же, выглядывая с проема кухни, приветливо улыбаясь прилежно одетому вежливому незнакомцу.
-А куда вы это собираетесь Вадимка, если не секрет?- спросила она, легко посмотрев каждому в глаза.
-Давайте познакомимся, Владимир,- выдержав короткую паузу, давая время на обоюдное смущение, Владимир получил ответ.
-Татьяна Григорьевна,-
-Приятно, дело в том, что мы так сказать служители господа, увещеватели слова его, и вот мы случайно познакомились с вашим сыном, и он радо согласился посетить наше воскресное служение. Ну, о чем мы говорим, чего пытаемся донести к каждому человеку, и если хотите то и вы можете также пойти с нами, мы радо принимаем каждого, я понимаю для вас это слишком неожиданно, но вы можете подумать над этим.-
-Вы знаете, я может бы вас и послушала, но поверьте не ко времени,- пытаясь сложить по мере деликатный отказ, отвечала Татьяна Григорьевна.
-А Вадимка пусть сходит, по моему у вас ничего дурного не учат.-
-В этом вы правы, у нас нету ни наркотиков, ни пьяниц, мы напротив практикуем здоровый образ жизни, следуя заповедям оставленные нам в подарок от Христа.- На услышанное Вадим, только заглотал давкий воздух, словно умиравшая рыбица шевелящая молящее  хлопала губами рта, причмокивая остатки благоразумия с представшей в завершения конченной ситуации.
-Ну что Вадим мы пойдем?-
-Куда! Можно хоть штаны натянуть.- И застыдившись своей наготы, прошел обратно к себе, где по быстрому натянул на себя брюки и футболку.
«Ну ты, нужно хоть зубы почистить да умыться,»  пояснительно потребовала мысль.
 « И еще перекусить немного, коль получится.»
Не слыша дальнейшего разговора с матушкой да слушателя истины, принялся  марафетить свою внешность, в перебежках посещая то ванную то свою комнату, и когда вернулся обратно, то милая компания  с залитой счастьем добросердечности лиц, прильнув умостилась на кухоньке у стола, побряцывая блюдцами попивала чай, сладостью с вольностью нежных созвучных ноток голосов побалтывала о вечном. Хранившегося на небе, да на земле среди  палитр первейшего учения, книги библии.
«Что сказать мрази, суются куда непопадя каждому встречному чешут о своем лохотроне, ладно сходить можно не убудится, посмотрю что и как,- вынесши заключение, Вадим сердито перекривил себя в зеркало, поправляя у ворота беловатую косо седевшую футболку.
-Я готов, можно идти.-
-И хорошо,- улыбаясь прищурив глаза поднялся из-за стола,  тихо поставив пустую чашку раскланиваясь перед Татьяной Григорьевной брат Владимир, подхватывая ловким движением тяжелую сумку водрузив ее на плечо.
Выйдя молча во двор, Вадим только тем и занимался что бросал непристойные неприятные взгляды на своего нового товарища, шедшего с ним чуть ли не в одну ногу, с водворенной благоухающей радостью и гордостью влитой белой маской в лицо человека уверенного и не страшащегося ни кого и ничего.
«Зачем я только пошел с ним, чего они могут мне рассказать, просто смешно, хоть бы никто не видел, засмеют,» шарахаясь по сторонам и ощущая свою нервозность да жалость положения смущался Вадим.
-Далеко еще?-
-Нет, совсем рядом, минут тридцать и будем на месте,  свернем на проспект, и на тралеке подъедем немного,- утешал Владимир.
-В такую жару только на тралеке и кататься, лучшее из наслаждений находится в микроволновке с колесами.-   
-Прими как должное и жара для тебя станет лишь кратким испытанием божьей веры к Иегове.- Вадим только отвернулся ставши молчаливым спутником религиозного товарища, пытаясь со своей стороны создавать как меньше условных провокаций на разговор, хоть сам служитель истины, так и распевал хвалу своему непростому делу, организационного спасения всего человечества. А сам Вадим только продолжал раздражатся, эта пресыщенность объемлемо мерзко, что ли вроде бережливости эстетичной аккуратности, гадостно выражавшейся в жестах и словах, лезших сквозь кожу и опрятную одежду невидимой наигранной порядочностью, гнобила своей мнимой величественностью перед им и другими, прямиком рвала его на клочки зла и людоненавистнецтва.
-А ты кто сам?- Удрученный в не сдержанности, спрашивал он, того что так вежливо и чутко здравствовался  со всеми ехавшими в трамвае, да тут же извинялся за свое без основательное доброжелательство клавшее ему дорогу сквозь плотную толпу к компостеру.
-В каком смысле кто!-
-В общем где работаешь, учишься, ну чем занимаешься, одной болтовней ведь сыт не будешь,- точно обосновал вопрос, настаивал Вадим.
-Поверь, то что мы проповедуем не болтовня, и скоро ты это узнаешь. А что до меня, то нет времени чем-то другим заниматься, ну да конечно иногда подрабатываю, приходится, а учусь я подобно братьям, слову божьему,- засмеявшись тихо сказанному, невинно посмотрев на Вадима.
Выйдя на остановке соседнего района, да скоро зашагав тротуаром улицы новые друзья более не разговаривали друг с другом, Владимир словно бежал в перед, а  Вадим что бы не отстать ели успевал за ним. Пройдя с добрый километр марафонной ходьбы, они вышли на небольшой примыкающий со стороны главной площади раскинувшийся полукругом парк, выложенных в основе брусчаткой множества алей  переплетавшихся между собой, с островками круглых площадок, где по бокам с разложесто удобными для отдыха горожан стояли лавы. Тут красовались памятники, бюсты; поэтов, солдатам недавних войн, и других неизвестных для большой части общественности деятелей. По центру данного культурного места, под двумя высоко пышных в длинных нитях с ниспадавших веток искоробленными стволами двух ив, было вырыто искусственное озерцо, красиво обложенное буро красным гранитом по его берегам, но в это время года оно нагоняло к себе только одно отвращение. Зацветшая зеленая вода отдыхала вонью болота и издохшей рыбой, а на его поверхности завсегда покачивались вечерние невинности молодых людей, бутылки,   пачки с под сигарет, и вся остальная  дрянь, так необходимая для вечерних прогулок, какого-то неразумного юноши трудно осознававшего что для таких как он,  здесь повсюду почти на каждом шагу наставлены черноватыми чашами, урны.
И только лягушки среди этого неприятного для человека оазиса чувствовали себя комфортно, лениво поквакивая барахтались среди раскисшего мусора. Обсмотревшись вокруг, пуская радужные мысли Вадим возрадовал свое сознание.
«Наверняка здесь ночью красиво,» Соглядотая окруженный интерьер его же города, чугунные высокие осветительные столбы, врезались многогранными светильниками точеного матово белого камня в небо, как показалось ему взблестнувшие огоньками посреди ясного дня,  на миг перенесли его в полночь, в среду благоухающего покоя, да тихим поодаль звукам тонких голосков перечащих темному времени сверстников.
-Сюда, сюда,- подмахивая рукой звал Владимир, свернувши на одну с алей парка, устремлявшаяся в сотнях метрах к большому зданию, с купольной крышей, да открытой застекленной передней стеной, с желто зеленой вывеской /добро пожаловать/, напоминавши собой актовый зал для особенных церемоний каких-то либо  награждений или общественных празднований, выставленных на широкий   показ всей имевшейся вокруг публике.
-Нам туда?- радо удивляясь спрашивал Вадим.
-Да, нравится какой у нас зал царства?-
-А он ваш?-
-Увы но нет, мы только снимаем небольшое помещение, ну так помещаемся, сам увидишь немного осталось,- отвечал улыбавшийся Владимир.
Не войдя через парадный вход, а обогнув справа сам представленный с таким пафосом зал царств, поднявшись по узковатой лесенки высокого порога они очутились в тесном коридорчике с несколькими дверями по разные стороны, с табличками местных управляющих властей, да длинных деревянно-дощатых вешалок привинченных к самой стене, уже изредка завешанные по одинокими одеждами легких курток и пиджаков. Две дамы среднего возраста стояли тут же неподалеку, стараясь втихомолку вести о чем-то разговор, косо поглядывая на прибывших немного опоздавших братьев.
-Здравствуйте,- с замиранием нежности и приветливости лизнув само зыблемое самолюбие сестер, поздоровался Владимир.
-Здравствуйте,- пытаясь повторится, бросил и Вадим, тешась своему уродству и лицемерию.
-Проходи, проходи, не стесняйся.-
Свернув в двери да оказавшись перед открывшимся продольным залом, поперек которого было заставлено рядами стульев по пять штук в одну линию, где уже давно разместилась горсть прихожан, голов с двадцать. А ближе к переду в туй же параллели   располагались две скамейки, упиравшиеся почти в самую еще пустовавшую под цвет темного ореха трибуну. Вокруг под стенами зала, также были в аккурат прислонены стулья и лавы, по видимому собранные по всему не малому зданию, для обильно посещавших собратьев, служителей Иеговы. А само помещение как показалось Вадиму ранние или другим часом, служило  гимнастической площадкой, или выразится точнее хореографическим тренировочным залом, на что указывали многочисленные стенды, с фотографиями юных подростков выпадавшими разными пируэтами сложных фигур, на глянцевой цветной бумаге.
-Проходи дальше у нас новички садятся на перед, что бы лучше слышать о чем речь проповеди.-
Кивнув согласием идти на перед, он двинулся узкой тропкой сквозь зал, минуя монотонно гудевшую юрбу разговаривавших между собой верующих, и  выставленных справа возле стены столов, за которыми седели два молодых служащих, один из которых был знакомый Сергей посетивший его ранние дома, ловко со знанием, справлявшийся с аудиоаппаратурой, дававшей возможность вести поучения используя микрофон, да устраивать короткие пяти минутки, хорового пения под музыкальный супровод.
-Привет Вадим, рад что ты решился прийти, теперь мы порадуемся вместе такому великолепному случаю восхвалять бога Иегову,- подпрыгнув словно ужаленный со стула, перегибаясь через ящик усилителя звука, приветствуя тянулся с плоско тонкой вытянутыми пальцами ладонью к Вадиму, что оторопевши от всей не ординарности обстановки, мутновато непонятного братства, супившись пятился назад.
-Привет,- сухо ответил пожатием руки, пристально разглядывая соловеющее счастьем лицо Сергея.
Сзади кто-то попросил посторонится, и Вадим немного отшатнувшись, не теряя связи с дорогим товарищем, пытаясь криво улыбаться его словам проходивших мимо ушей, невольно оглянулся.
-Ухты и такие, тут бывают!- вырвалось мыслью, озвучив того кто протиснулся позади. Это был чернокожий, самый настоящий африканец, подобно всем присутствующим мужчинам одетый в костюм да белую рубашку под красовавшийся зеленоватый галстук, только он по велению географичкой судьбы был контрастней всех остальных. Твердо державший под мышкой толстую книгу и листы исписанного от руки реферата иль речи, шел прямиком к трибуне где косо улыбнувшись ко всем присутствующим толстыми кофейными губами, окончательно обосновался, разложив свои записи да поправил микрофон. Вадим также присел в предвкушении начинавшегося представления. Да гнувшийся микрофон по чему-то не поддавался своему цветному обладателю, переламываясь то вверх то в сторону, изрядно занимая выискавшегося оратора, к которому на помощь поспешил неизвестный брат в полусогнутом состоянии спины не подымая головы перед богом у кафедры, вскинутыми руками прямикам ткнул головку микрофона ко рту обессиленного в борьбе маэстро.
-Спасибо брат Владислав,- зазвенело эхом с двух высоких старых колонок, громыхавших оборванными динамиками, искажая голос говорящего, да заставив зал немного притихнуть.
-Доброго дня братья и сестра, я приглашаю всех открыть наше собрание, песнопением.- И эти до конца не до слышанные слова Вадимом, ввели его в иступленное, замешательство жуткого воспоминания ранних школьных лет. Когда его на уроках пения в приказном порядке уговаривали чего-то отобразить из репертуара  народного жанра, на что он только кобенившись, тихо мычал себе поднос в невпопад нотам расстроенного пианино. Он и не осознал того момента когда в его руках очутился бело толстый песенник с заведомо указанной страницей стихов, которые нужно было бы хотя прочитать в тихий голос. Но позади раскинувшийся хор поднявшись на ноги запел, и он подобно  детской забаве забормотал про себя выбранные строки, по которым изредка в подсказке водил пальцем рядом стоявший брат Владимир.
                Наш дух пламенеет в сердце,  Для нас проповедовать – честь.      Мы  жертву хвалы Творцу принесем – Услышать должны люди весть. 
                Бог призывает: «С верой вкуси».       Щедро Отец наградит.         Преданность Богу счастье даёт.    Будем служить от души.            
               
-Всем спасибо, я думаю бог Иегова, нас услышал,- заключил чернокожий парень, отдавая почет прозвучавшей песне восхвалявшей великую жертву хвалы.
-И благодарю всех собравшихся в это воскресное утро, объединившись вместе для одной цели, а сей час мы услышим публичную речь, «Всегда помни что ты христианин», речь приготовил Евгений Никитенко,- огласив на передачу почетного места у трибуны худенький головастый с черневшими у носа усиками африканец, подняв двумя не трудившимися ни когда руками библию и бумаги с косой крышки, быстро направился в зал навстречу кругловатому ситному с арбузной головой весельчаку по натуре, брату Евгению. 
-Доброе утро братья и сестры,- вы скалив свои плохие мелкие зубки на показ публике, отвечал  ленивым ответом приветствия Евгений, залистав шурша подготовленным сочинением.
-В наше время как и раньше, очень часто людям, другие люди оказывали большую честь, например что выражается в наименовании улиц, ведь в каждом городе имеется улица Ленина, Пушкина, и это правда так,- вопросительно оторвавшись от листа глазами, он словно спрашивал у самого зала, и сам же отвечал.
-А поверите что другим людям оказывают значительно больше честь. Ими именами называют целые города, Ворошиловград, Сталинград, Петербург. Несомненно этим людям оказана огромная честь, вы со мной согласны?- снова покосившись туда где тишина и внимание замерли в месте, приковавшись коллективным единством, к пониманию исходившего с небольшого ротика брата, по вере и духу.
На что царящая пустота в голове Вадима отражала то хрустально прозрачное блаженство безукоризненной истины, так поившая остальных присутствующих. Он сжавшись комком на низенькой лавке лишь мог бездумно созерцать само выступление оратора, целиком и полностью не воспринимая сути простой речи о людях и городах.
-Однако есть люди, которым оказана еще более большая честь, можно сказать эта честь намного выше названых улиц иль городов, а почему?- Выдержав значительную паузу высоко подняв свой сплывавший к горлу подбородок, ехидно улыбаясь обвел взглядом весь зал, словно ожидал досрочного ответа на его великий во значении вопрос.
-А потому что этим людям выпала честь представлять Иегову бога, нашего создателя, и в отличии тех, может быть именами этих людей никогда не назовут улицы и города, однако можно сказать что это большая честь, представлять создателя в этом мире,- горделиво вытянув павшее склонение на знаменательном слове, мире.
-Но вот что интересно, если первую группу выбирали люди, то кто выбирает людей, вот для этой группы, что бы представлять нашего создателя, и давайте вместе мы посмотрим в библию. Евангелию от Иоанна шестая глава, и давайте вместе прочтем, кто выбирает людей для этой почетной службы, сорок четвертый стих, и вот слушаем; никто не может прети ко мне, если отец который прислал меня, не привлечет его ко мне.-
И как по велению, весь зал зашуршал тонкими листиками десятков разных по формам библий и евангелий. Вадим произвольно оглянулся назад, задергавшись заметавшись по себе на месте, словно испугавшись своей особенности быть иначим среди остальных, что так скрупулезно вчитывались в предложный стих братом Евгением. Но не успев окончательно смутится как рядом сидящий низенький с рожицей подхалима паренек, подсунул поднос уже открытую книгу, тыкая тоненьким белым бескровным пальцем, на выбранное место, Иоанна сорок четвертого стиха.
-Обратите внимание, Иисус говорил, если отец не привлечет! Другими словами сам создатель, оказывает честь этим людям, приглашая быть их нем представителем, но и мы сегодня присутствуем в зале, также приглашенные никем другим как самим Иеговой богом. Интересно что представители Иеговы бога очень отличаются от людей этого мира, и потому что, Иисус дал нам наставление проповедовать. Но, и как представители бога относятся к проповедованию, считают ли это они даром и честью данной свыше, а как относятся к нашим проповедям обычные мирские люди? И мы видим что они просто в целом игнорируют нас, и это тот пример когда Иисус Христос сказал; что его учеников узнают по одному качеству которое будет у них, и это качество любовь. То как к этому относятся служители бога? И как к этому относятся люди? То можно сказать и о поведении, и о служителях бога, что у них совсем не такое поведение как поведение в этом мире. Между ими и нами, огромная разница, хотя представлять бога это действительно огромная честь, вышей чести нет! Но не легко всегда помнить что мы христиане, что мы представляем Иегову бога. По этому мы сегодня с вами сможем поразмыслить, именно что поможет каждому из нас стараться всегда помнить, кого же мы представляем, а переставляем мы Иегову бога! Трудно юным стараться поступать так достойно этому имени, но давайте наконец начнем наше обсуждение, и сразу же поговорим что же обозначает само слово «помнить» ведь наша речь и называется всегда помни что ты христианин.
-Помни,- повторил для себя Вадим, да заметил что ему нечего помнить, ничто не связывало в этом зале его с прошлым, а самое прошлое густыми воспоминаниями так преследовавшее его сознание повсюду, оставалось где-то там  за дверью светлого входа, жарясь и кипя на Июльском солнцепеке, дожидаясь своего хозяина, для единственно неотвратимой цели влиться горячим киселем в булатную головушку.
-Помни,- сорвалось обратно с уст. Оглянувшись неосторожно на бок где у стенки под окнами жавшись друг к дружке, взрослевшие с прыщавыми сыпями на лицах разместились молоденькие девчонки, упивающиеся, влипшие светлыми еще живыми глазенками в говорящего кругловатого гуру бога Иеговы. Повернувшись обратно Вадим продолжал со всей внимательностью вникать в суть слов выступавшего Евгения Никитенко, с речи которого немного отвлекшись успел пропустить несколько восклицательных предложений.
-«Помнить». Словарь божий переводит это слово как сохраняй, или удерживай в памяти, значит если перефразировать или поменять местами то получится; всегда удерживай в памяти, а выражение держать, говорит о том что нужно усилие: правда! Нужно усилие, и смотрите здесь не говорят что удерживай иногда в памяти, то есть периодически, а всегда, постоянно. К примеру сегодня воскресенье, и ты забыл что ты христианин, а завтра понедельник и вдруг вспомнил и помнишь, что нужно много усилий, а в книге откровение шестнадцатая глава пятнадцатый стих, давайте откроем вместе, этот стих также наш.-  И слова полетели листы мотыльки, ударяя друг о дружку хрустя ломкой неистертой бумагой, бережно хранящей книги из почитателей толстой, замаломуренной пьесы о сказочном рае, где-то там вдалеке под светлыми звездами.
-Христианское служение оно очень интересно описывается, шестнадцатая глава в книге откровение, символическим языком мы можем здесь прочитать, пятнадцатый стих; вот иду как вор, счастлив кто бодрствует и хранит свою верхнюю одежду, что бы не ходить ему нагим, что бы не увидали его срам. Видите, здесь говорится храни верхнюю одежду, а верхняя одежда это именно то что отличает нас как христиан, другими словами если вы хотите сохранить верхнюю одежду, то что нужно? Правильно, бодрствовать, или как мы только что говорили удерживать в памяти, постоянно.- Запутавшись полностью в наставлениях Евгения, Вадим не замечая своей растерянной рассеянности, рассыпался взглядом и вниманием на заднем виде кончавшегося в пяти метрах от трибуны зале, где стеснив один угол, были сбиты до кучи пять старых письменных столов окружив раскинувшуюся зелено крошечную оранжерею из четырех цветков, посаженые в большие ведерные горшки. Их разнообразие привлекло  оторженный  реализм внутреннего мирка, позабывшись о присутствие себя среди духовных христиан, он отдыхал от непонятных ему речей, увлекаясь подробным исследованием диковиной комнатной флоры. Один походил на низко густо кудрявый совсем лохматый куст, с жирными толстыми выступавшими листьями, второй отображал подобия миниатюрного дерева, хиленькую болеющую липку, терявшую свою зелень листа по мерно осыпаясь желтизной на коричневый пол, третье деревцо, которое стояло выше всех, вытянутой тонкой жердью тянулось чуть не к самому потолку, не имея ни одной ветки раскинулось зеленим бутоном широких длинных листьев на самой верхушке походя собой на махонькую пальмочку, южной гостьи. И весь этот сад стоял скромненько в уголку насыщая отрадою примитивной свежестью среди пыли и духоты, образного зала царств служителей Иеговы. Которые как показалось Вадиму по немного но неизбежно, истлевали собой среди этих узких стен деля судьбу четвертого цветка, того же крошечного зеленого уголка, что разнился между другими своими светло салатными братьями. Непохожим ни на дерево ни на куст, клочком измятой пересохшей полевой травы, остро желто серыми стеблями тянулся доверху к тем палящим лучам света проходившим сквозь грязные окна и сжегшие его в основании. И весь этот позор небрежного хозяйственности человека который возложил на себя обязанность о красоте этого мира, был спрятан за знаменитой игрой, корившей своим запальничеством и весельем множество людей средины девяностых годов, «поле чудес», теперь этот круглый барабан с дощатыми разноцветными делениями верхней платформы, сумм выигрышей да  другими обозначениями, облезши краской, перекосившись, лишь пылился уж наверняка ни один год, молча тыча изогнутым указателем стрелы выбора куда-то к верху.
 Оратор роскошных слов у трибуны, сотым повторение.
-Помни что ты христианин!- наконец то покинул занимаемое им почетное место, поспешил обратно в зал, откуда вернулся чернокожий губастый парень, всеобще выражая свое восхищение выступлению Евгению Никитенко, да тут же с торжеством приглашая к слову божиему, с уст праведного христианина Шульгина Александра с публичной речью, «всегда полагайся на своего спасителя».
Невысокого роста мужчина средних лет с продолговатым личиком немного торчавшим в перед как у птички с зауженными заискивавшими глазенками, предстал перед аудиторией. Заговорив тонко, слабо гугня в нос ломким смешноватым голоском юнца лет пятнадцати, понесши в легкости свое откровение.
-Сегодня мы живем в беспокойном мире, и всемирные проблемы угрожают самому существованию человечества, растет число войн, загрязнение природной среды, везде преступность, насилие. Но люди обвиняют бога в этих проблемах, вот одна женщина говорит, мой сын попал в автокатастрофу, я много молилась богу, но он умер на операционном столе, так почему бог не услышал мои молитвы? Да в действительности почему бог не слышит молитвы многих, ведь просят и молятся!  Но хорошо, библия нас учит если бог чего не делает, то надо подумать почему он этого не делает, представим Иегова начал всех тех кто попал в автокатастрофу, сразу вот только попал в автокатастрофу и оживил, попал и оживил! Водители тогда вообще не будут правил дорожного движения соблюдать, а зачем их тогда соблюдать! Бог всех их подымит,- протяжно засмеявшись вместе с залом, Александр подчеркивал выведенный им аргументированный абсурд, толи своего, толи человеческого помысла.
-А пешеходы, сей час мы нарушаем правила ни только в автомобильных делах, а везде мы нарушаем, там правила, там технику безопасности и другое, по этому если Бог пострадавших будет оживлять то мы вообще деградируем, и правила дорожного движения будут отменены. Наша сестра работала на вредном производстве, целых двадцать лет ну соответственно страдает тяжелой болезнью, она молится богу что бы бог ее поддержал, почему бы Иегове ее не вылечить. Хорошо, Иегова сей час всех, всех кто работал на вредном производстве, всех вылечит, и что в ответ сделает человек, он в два раза больше построит вредных производств. Отчего же, бог ведь всех вылечил, человек тогда вообще загрязнит эту землю, но она и так загрязнена, а когда человек страдает хоть как то, от загрязнения, он хоть как то опомнится. Понимаете, забьет тревогу! Так что хочется сказать, что Иегова не хочет что бы человек окончательно деградировал. И вот одному молодому парню, воевавшему в Афганистане снятся кошмары по ночам, эти эпизоды боевых действий, эти припадки, почему бог Иегова не поможет? Хорошо бог всех ветеранов Афганистана, войн Вьетнама вылечил, и кошмары больше им не будут снится, они еще больше будут воевать, и это в действительности. По этому бог установил законы, если он всех будет излечивать тогда же он против этих же законов, тогда зачем же он их установил, тогда получается что он сам их и будет нарушать, а законы созданы что бы их соблюдать!  А Иегова бог не хочет латать дыры человеческого общества, дыры он не хочет латать! Один мужчина сказал нашему брату, вместо того что бы языком болтать, построили бы лучше детский приют для детей беженцев, или как-то делами показали свою праведность, а то вот языком все мы горазды!
Знаете, они будут разжигать национализм, им до библии некогда, тогда национализм вырастает в международное столкновение, а служители Иеговы будут строить детские дома и приюты. Понимаете, есть такое понятие борьба с причиной, а человек всегда борется со следствием, и это глупая борьба, борьба латания дырок. Вот милиционер мне сказал, я борюсь со злом, а ты! Что ты делаешь? Ты борешься со злом? А разве мы не боремся со злом?- спросив у зала, понес свой диалог дальше.
Вадиму такой жестковатый черный юмор, немного начинал нравится, особенно те места где делались логические заключения, пошлой безрассудности окружающего мира.
-Мы проповедуя, боремся с причиною зла, а милиционер борется со следствием зла, милиционер он как борется со злом, он следит, ты стал преступником тогда тебя и поймали, а мы как боремся со злом, мы приходим и говорим не делай преступления что бы милиционер тебя не ловил, не будь преступником, и так мы очень активно боремся со злом, и куда мы все силы направляем? Да что бы не было преступников, а они направляют что бы ловить этих преступников, понимаете, так вот борьба с причиной. Они показывают детям боевики, секс, насилие, и с этого они будут ловить новых преступников, так может лучше этого ребенка воспитывать, что бы он не стал преступником.
И эти трудности и проблемы будут увеличиваться, потому что человек только тем и занят что латает дыры его загноившегося общества, а бог не хочет латать эти дыры, он хочет это все коренным образом изменить. По этому библия не говорит, что впереди грядет облегчение, а что впереди нас ждет великая смута, надвигается великая скорбь и она испытает наше упование на спасительную силу Иеговы. Просто сам человек по своей природе любит зрелище, и вы знаете что такое зрелище? Фейерверки, салюты, чудеса, они и от бога этого желают, но почему человек любит зрелище, да потому что от него ничего не требуется, то есть ему ненужно прикладывать усилий, его просто развлекают, понимает. Он видит какие-то потрясающие действия, а от него ничего не требуется, в том числе и бог если он есть пускай он покажет свои чудеса, и какой-то свой фейерверк.-
«Фейерверки, последней раз мне приходилось видеть такие чудеса на день города»,  пробежала мысль, отвлекая Вадима от юмористичной речи Шульги Александра, о осязаемой сущности рассудительного бога Иеговы.
«Это еще мы тогда поехали на главную площадь вместе с Лешей, да было здорово, редко горит полночное небо зажегшись сотнями огней и миллионов разных по цвету радужных искорок, правда, сама легкость и не навязчивость торжества устроена для тебя  а точней для многих, сплотив каждого со всем людом убаюкивает вечно евшую тебя тревогу, переживаний чего-то неполного, не сложившегося, ни завершенного в самом тебе». Вадим оглянулся вокруг, на замиравших людей, что словно завороженные слушали выступление  их брата, как бут-то то о чем он говорил не исходило от обычного человека а лилось от самого бога.
«Не вероятно, они спокойны, беспечны, прячась за ширмой своей много вековой сказки,  о не виденном и ни кем не знаного покровителе, который то и сделал что отправил своего родного сына на убой варварам». Потерявши сарказм к этим людям, Вадим глубже нагнувшись в перед, остановился взглядом на большой трещине в полу, погрузившись своим расстроенным духом туда где не было песен воспевавших свою честь и гордость лучшими куплетистами самолюбивого эго. Душа пала на самый низ, к одинокому,  холодному, черному, много водному озеру, окутанного жуткой душной испаренной тяжелого туманного  веянья, плавно слывшей вечности. Позволяя павшему человеку так глубоко осознать свою настоящую сущность среди окруженного мира, да быть спасителем, да отобразить свою дальнейшую жизни в красках, получив лучшее что может быть, так самопроизвольно вырваться, с наших изломанных смутой и печалью людских переживаний, благоухающего смиренного мученика у темных вод глубокого озера с удушливой испаренной.
-А сей час, мы посмотрим ролевую сценку двух наших сестер, Ани Рыгиной и Тани Туловой,  как правильно необходимо доносить священное писание к людям не знавших библию, тем которые не сталкивались с неоценимым подарком дарованным свыше.-
И две девы в беленьких парадных блузочках и черненьких длинных чуть ли ни к обуви одинаковых юпченках, выйдя вперед  разыграли обычный спор на религиозную тематику, пользуясь лишь несгибаемыми аргументами своей выкованной в горне, толи гордости иль гордыне, веры в свою ни кем не понятую одно личную правоту.
-Вот вы как думаете, Христос был повешен на кресте?- с лукавой хитринкой, прищуренного правого глаза на который с ниспадал, жиденький локон белых волос, спрашивала Аня.
-Вы спрашиваете! Ведь так и говорят, что его распяли, это всем известно!- Вывела сложный ответ с надменной брезгливостью к вопросу Таня.
-А вот вы и ошибаетесь, это ошибочное мнение, не имевшее под собой ни какого основания, и если у вас есть немного времени мы можем открыв библию  сами убедится что Христос не был распят на кресте а его просто привинтили к ровному столбу,- Анна за листала истрепанную книжонку ища то место о котором зашла речь.
-Вы можете не искать я все равно вам не поверю, вы вообще кто такие, что говорите словно там были сами,- резала с грубостью Таня, пошлепывая своими толстыми губами, боясь выпустить за их границы вьющийся змеиный язык.
-Нет, увы мы небыли там, но мы верим библии, меня зовет Антонина, я здесь с одной целью возвещать слово нашего бога Иеговы.-
-Так вы с Иегов, сектанты, тогда мне нечего с вами разговаривать.-
-Ну что же жаль,- посторонившись завершала диалог Анна.
-Видимо мне только показалось что я увидела в вас человека  желавшего прийти к господу, извините пожалуйста,  мы больше вас не стесним, прощайте.-
На этом сценка была завершена, и дамы быстро пересматривая свои миниатюрные подсказки на блокнотных листиках, в ухват театральному пылу готовились к очередной демонстрации. Чернокожей парень вышмыгнувши из зала ставая возле сестер, поспешил заключительно внести мораль маленькому театральному сюжету.
-Как вы сами заметили эта сцена, нашей вежливости данная Иегове, мы не всегда будем находить тех людей которые узрят святость небес, и которые смогут сделать значительный поступок, изменить свою неправедную жизнь, на служение Иегове. Мы просто должны быть вежливы со всеми, кого бы мы не встретили и с кем не заговорили, пусть хоть он будет самым большим злодеем, или еще хуже служителем сатаны.-
Вадим более в деталях не интересовался происходящим,  просидев битый час на неудобной лаве, вертясь на месте пытался хоть как то размять нывшую спину. Тяжелый осадок, влившийся ему в душу также мутил евшей виной за свою мелкую пустоту, наполняя нишу своего настоящего жалкими  ненужными людишками, его серого окружения.
«В общем это все похоже на дерьмо, громкие взывание в некуда и это неоспоримо. Вот только почему с этой пропахшей во многие века затхлой дыры, эти люди черпают такую крепкую сплоченность, такую любовь к друг дружке, со смелостью называя своего ближнего братом иль сестрой, чтя взаимную доброту, отдавая все и себя ради их ней этой облачной идеи быть с Господом, да вечной жизнью, где-то здесь на земле после немыслимого ничем не объяснимого для нормального человека конца света». Вторая сцена представленная сестрами так же  истаяла в короткие пятнадцать минут, после чего все поднялись, и также Вадим подчинившись окружающим привстал спасительно выровняв спину вытянувшись во весь рост, бегло забегав по лицам дивных прихожан зала царств бога Иеговы. Все вновь доставали плоские широкие буклеты песенников, пролистывая отыскивая избранные по номеру куплеты, воспевавшие их него кумира. Вадиму на этот раз вручили также новенький переплет указывая на подчеркнутый номер сорок  девять, песни хвалы бога Иеговы, за то что он есть и будет нашим отцом вовек. Заигравшая тихая музыка, перековеркивая  какого-то неудачного исполнителя, классического мотива  вовлекла вновь десятки разных, грубых, тонких, визгливых голосов  в один своенравный хор, пытавшийся во весь дух изобразить что-то похожее на песнь. Подобно многим мужчинам не желавшим да не умевшим петь, Вадим снова только мычал читая себе поднос указанный текст, через раз  попадая в монотонный мотив подпевавшей толпы позади его.
            Иегова – наша крепость,   Твердыня и оплот.                Пусть каждый в Божьих крыльях    Приют себе найдет.                Избавит сильною рукой                И станет огненной стеною.                Иегова – Бог надёжный,                Души праведных сбережет.
После очередной распевки, братья продолжали читать одно образные речи, но его это уже никак не цепляло, мысли вертелись только над одним желаньицем, побыстрей бы уйти, покинут праведных приятелей, оставив позади тесное удушливое место, и когда званая минутка завершения данного собрания, все таки цокнула в гортани ведущего африканца восхваленнием какой-то алилуи, и зал за шумел облекшись коллективной возней, то юрбившихся то блудивших с угла в угол верующих, говоривших и обсуждавших  свои казалось обычные темы, о чем-то тайном не афишируемом, но без всяких лишних свидетелей, сторонясь каждого кто подходил со стороны. То Вадим нагружая себя тем же виханием полукругового топтания на месте, с очередным кропотливым разглядыванием того что сразу не пало в глаз и было пока незамечено, попутно располагал на разговор с кем либо с знакомых сочленов братства.
-Ну что Вадим тебе понравилось у нас?- плавной походкой придвинулся идя на сближение заговорил первый Сергей, за которым подошел и чернокожий парень, смешно скаля  с под коротко обстриженных усиков свои белые крупные зубенки.
-Познакомься Альберт хороший возвещатель слова библейского, и хороший человек,  и если тебя заинтересовало писание, то никто другой как Альберт так хорошо не преподнесет, не изложит, понятно без всяких там косвенностей истины слова Иеговы.-
Темно кофейный Альберт, потянул свою белою ладонь к Вадиму, добро улыбнувшись представлявшему его Сергею.
-Вадим,- пожав хрупкую кисть, заглянув в темные глаза встречно улыбавшегося ему нового экзотичного знакомого.
-Пока не могу ничего сказать понравилось иль нет, потому как совсем не  понял чего должно было понравится, вы не обижайтесь, но для меня это все ново,- мотнув головой вокруг, словно указывая на представленную новизну.   
-Да так оно всегда, в первый раз,- с пониманием заговорил Альберт, беспокойно шаря темными зрачками по лицу Вадима.
-Как ты понял, мы здесь изучаем священное писание, и если тебе также интересно, что несет книга библия, то ты попал туда куда надо,- 
-Ну не знаю, будет ли мне интересна книга библия или нет, не читал, и у меня ее нет!-
-Да в этом то и задержки  никакой, у меня имеется лишняя я тебе ее подарю,- и не успев добродушный Альберт поднести величайшую ценность всех времен и народов, как две девчонки с дрожащими улыбками беспокойно суетясь, подошли со стороны, со скромностью мало разборчивого приветствия с диковинным для Вадима крепким рукопожатием дамской ручки, отдали свой должный почет. На что рядом прибывавший Сергей поспешил озвучить их имена, и любопытный трепет сестер перед пионером еще действовавшего воскресного собрания, и как им казалось желавшего с ними остаться на постоянное прибытие, восхваляя бога Иегову.
-Странно,- с удивлением провожал так быстро ушедших, как и появившихся представленных Иры и Тони.
-Ничего странного,- зашептал Сергей, не успев до конца объяснится будучи перебитым Альбертом.
-У нас так принято, пожимать друг другу руки, и неважно женщина ты или мужчина, перед богом мы равны, ни так ли?- спрашивая, да преподносил толстую книжонку с отлитыми золотыми буквами на титульной странице, «священного писания перевода нового мира».
-Нового мира,- с усмешкой за цитировал название, кивнул косым взглядом за окно, словно в шутку пытаясь оценить тот новый мир, хранившийся среди окружавших тесных стен, и тот старый, полный воздушной бесконечности, всегда манящий и трудно доступный, мир сильных и гениальных.
-Не всем там находится места, в покровительстве старо мира,- выразив ломаную мысль во всеуслышание, Вадим немного смутил обступивших его званых братьев.
-По моему собрание закончилось и наверное не стоит больше здесь оставаться?- путано спрашивал у Сергея.
-А я думаю хорошо бы пойти нам вместе, только мне нужно немножко еще задержатся, поговорить со старейшинами, это всего десть минут, хорошо.- Вадим кивнул головой дав понять что он совсем не против побыть  еще несколько минут среди зала царств, он отошел под окно, куда уже поспешили отставить лавы и стулья, освободив центр помещения, да тяжело присев  на жесткую качнувшуюся доску, взялся листать врученное братом Альбертом священное писание перевода нового мира. Маленький жирный отпечатанный шрифт, рябил в глазах столбовых строчек делившие две страницы на четыре части. Не читая ни чего, он хватал лишь некоторые слова, обрывки фраз с разных страничек, в общей сложности не представлявших для него ничего интересного, и когда коллаж истинных высказываний святого писания подымался громостким бредом к вершинам сумасшествия то он отрывался от еще любопытной  но за унылой книги, никнув в ненавязчивое созерцание немногих оставшихся прихожан, по прежнему толпившиеся у выхода небольшими группами, и только один невзрачный старичок, в ситцевых коричневых штанишках под черные туповатые туфли, с пожелтевшей во времени рубашкой да толстым жарким не ко времени  истертым на локтях пиджаком, седел сам затаившись в уголку, спираясь иссохшими руками на белый шар неприглядной трости, да испитыми впалыми глазами рассматривал каждого присутствующего, в очередь подолгу замирая на пластике постоянно менявшихся мин, добрых лиц прихожан.
«Где то я его видел, точно видел но где?»  закусив край нижней губы, словно неистовая боль была лучшим помощником отрезвить рассеянность памяти, но не дав точного определения по блудив помыслами предполагаемых ранние встреч, он продолжал смотреть на странного старичка, который в отместку завидев пристальной интерес юноши смотрел на него.
-Ну что. Я освободился, можно идти,- подошедши Сергей, поправлял на плече ремень тяжелой сумки, тихо предложив покинуть святое место.
-А Владимир,- переспросил Вадим.
-Он останется, поможет другим окончательно убраться, а вот Альберт и сестры, снами пойдут к проспекту.-
Улыбаясь радостной новости, иметь хоть ненадолго компанию, Вадим немного жался на сторону, косо поглядывая на болтавших о чем-то девчонок.
-Тогда пошли,-
И только у жаркого крыльца, он насмелился спросить о интересном непохожем на других верующем пожилом человеке, сидевшего в одиночестве да не разговаривавшего ни с кем.
-Какой?- удивляясь уточнял Сергей, быстро переглянувшись с Альбертом, остановившись у тротуара поджидая дам.
-Тот в уголку в жарком клетчатом пальто пиджаке, с тростью.- Сергей еще больше скривился улыбавшимся лицом, и только Альберт сумел вывести брата по духу из смущения да недопонимания о ком шла речь.
-Да я понял оком ты, он как и ты у нас новичок, это у него вторая иль третья воскресная проповедь, он так молча придет посидит послушает безобидный вовсе, мы с Владимиром подходили пытались его разговорить, он представился Филиппом Павловичем, мы хотели узнать его взгляды и суждения о нас и боге Иегове, а он только на наши суждения лишь кивал, при этом как-то странно жутко на нас смотрел, мы и порешили что у него нет возможности с нами откровенничать, старый он человек говорить трудно что ли. А может он стеснен, никогда не обращался к нам потому и опешил, дико себя чувствует,- выводя точное определение и характеристику пожилому незнакомцу, вдруг сорвался живой смешной речью возгласа.
-А вот еще его пес, такой же слабенький как и он,- указав на толстоватую рыжую дворнягу, щемившуюся у нижней ступени порога, с тщедушно жалким взглядом светло карих глаз, пялившейся на каждого выходившего из дверей христианина.
-Ага смешной, видно сними однолетки, смотри до белой кожи один бок вытертый,- залившись смехом выразился Вадим.
-Ну зачем так,- пытаясь влиться в разговор с ласкательной строгостью заметил Сергей.
-У нас двери  открыты для каждого. Откровение три, двадцатый стих; вот я стою у дверей и стучусь и если кто услышит мой голос и откроет дверь, я войду к нему в дом и буду ужинать с ним, и он со мной. Иисус принимает нас такими как мы есть нужно только к нему протянуть руку и он укажет тебе дорогу на небо, даруя вечную жизнь где можно будет царствовать с ним целую вечность, и с отцом его Иеговой.-
Сестры подошли и ново крещеные братья Сергей и Альберт, позабыв о прораставшем духовном зерне Вадиме, невзначай без малейшего смущения перебросили свое внимание на криво милых дев, послушниц христианского движения верующих в странно глупо звучащее имя Иегова, такого себе фамильярного бога.
 Остаток дня, как и следующая упиравшаяся в это воскресение беззаботностью неделя, для Вадима пролетело словно один миг, обыденно скрытым радеющее меланхоличным настроением, облюбовавшее его  чувственность, придавая так сказать более радужные оттенки его без мысленного существования, да хода бестолковых деяний, которые по большей части разменивали все свободное время с утра до вечера, в неоспоримости полного безделья, тешась у ложа повелительницы души лени. И лишь посещение истинных людей собиравших мнения других, для почета их незримого идола, ставало новым разнообразием среди бессвязных фантазий полу взрослевшего мужчины.
«Что их удерживает от нормальной жизни? Что они находят в этом постоянном возгласе? Аллах Акбар, или как там у них, алилуя что ли. Смешно но никто из них и не предаст своих убеждений и это видно с первого раза даже такому болвану, которым сам я и являюсь. Деньги что ли им платят за непрерывную скачку по городу с буклетами да уморительными просьбами к каждому встречному; будьте людьми вспомните о покровители боге Иегове. Ведь идет судный день он не за горами, или, вы слышали такое слово Армагеддон, нет, тогда вы не знаете что живете последние дни на земле. Ну я бы мог понять когда за это все платят наличными, отсуетился недельку среди грязных подворотен да старых домов,  где доживают только бомжи и бывший трудовой резерв ушедшего в прошлое социализма, проедавшие свои копеечные пенсии. И тут тебе вот получи гонорар,  недаром же клялся без числено раз на фолиантах святого писания перед маловерными, что стоит обратится на верный исход, путь великого движения, и к примеру слушавшая старая рухлядь в восемьдесят шестом году своей неправедной жизни поверит, надеясь попасть в лоно рая вкушая винные нектары виноградных садов.
Да трудно поверить в их нею такую чистенькую христианскую веру, хоть по сути у них есть своя скрытая притягательность, а если бы еще с каждого можно было выдавить едкую тошноту облизанной высоко праведности, подгнившей самолюбивости от которой так и хочется плеваться, проще выразившись, когда дерьмо горделиво назвалось лучшим питательным средством для любого культурного растения, придумав себе громко пафосный титул удобрения, ну это же никуда не годится, так и эти как удобрение. Только полюби нас, и наш господь возлюбит тебя, да звучит с высокомерным приличием, ничего не скажешь, возлюби меня, и за что тебя возможно любить когда ты всей своей сущностью от рождения к самой смерти учишься лишь одному, гадить, гадить, плевать ближнему в лицо, в душу, и при этом называть их лучшими друзьями,  любимыми парнями, дорогим человеком, единственным. А может у них и правда та самая банка с тарантулами где они только тем и заняты подобно всем, кушаньем друг друга от рассвета до заката, обливая своих жертв сладким ядом красивых слов да покусывая изласкаными заботами, дожидаясь когда сам обед на конец-то дойдет, спечется в лучах славы бога Иеговы. Нужно посмотреть на это, немного коснутся своей шкурой их ней небесной благодати, и мне совсем наплевать  на заключения друзей, пусть думают что хотят, я их и так слушал много лет и ничего кроме долгого заключения на третьем этаже мало-этажки, так и не получил. Почему же мне отказываться в моем же капризе, немного повеселится, среди людей которым незримое и неощутимое никаким органом чувств, почему то является явью, а сказочная быль из детских мультиков о самаритянине Иисусе приходится ничем другим как величайшим знаменателем, событием всех времен и народов, указывающие на проявление благодати господней. Нужно обязательно еще пойти, да они и сами на этом настаивают, и только уповают на мое присутствие в своем обществе, а еще будет очень забавным общение с их ними девчонками, верными сестрами своего нелегкого дела.»
Громко засмеявшись, выплеснувшейся с него не этичной фантазии, паломнической оргии, где-то среди без людных мест, под фанфары святых гимнов моно звучных молитв.
«Да святится имя твое, и вся эта представшая картина, коллективного счастья, сплетенных, слизких, пахнущих сыростью разрыхлевших от безделья тел. Вот хохма это бы увидеть, да только это уж слишком похоже на бред, хоть всего возможно, и все возможно ожидать от них.»
 И те вызвавшиеся фантазии вырастали целыми лесами, разных мнений и предположений, о новых товарищах  которые возжелали в серьез направить нового друга на путь истинный, раба божьего Вадима, и даже прикрепленный личный надзиратель над первенцем, уже начал упорную работу гордо высясь над его духовным ростом. Чернокожий Альберт старательно поспешил два раза за неделю посетить вечерними короткими визитами, попечительно взращивая желание пионера к продолжению исследовать яркую книжонку возвещавшую и освещавшую путь к единому богу, Иегове. 
                5
-Мой друг, ты помнишь теплый, тихий, утренний июльский дождь? Когда голубизна пред рассветного неба, сжавшись смыкается сизоватой ватностью медленно плывущих облаков, несущий трепет скорбных изливанний, с миллионов ангельских глазок, мягкими горячащими слезинками, смывая тяжесть нерешенных болезненных вожделений со смеренных, в робости таившихся в ослабевшим бессилии человеческих душевных надежд. И мы с тобой не станем укрываться, подставив свои лики омоем благодатью величия целого царства, вложившегося в возможность касаться этой творящийся непорочностью. Но ты прав, нет ничего на этом свете милей чем встречать жар ореола подымавшегося над миром звезды, раздавая свет всем зрячим и желавшим видеть. Да ничто не таится в этом погрустневшем мрачноватом небе как оборимое желание посмотреть омытым представшим настоящим, куда-то ушедшее прошлое, некогда встававшее перед глазами таким ярким живым воспоминанием. И ты конечно помнишь то утро, когда мы впервые встретили его. Тогда также шел тихий дождь, блаженный час для тех краев где солнечный огонь выжигает землю в песок и камень, он также как и мы покинул свою колыбель неся людям долгожданное спасение, ты помнишь?- Черный пес покорно сидел на задних лапах, перед своим хозяином склонено потрясал кончиком носа, с края которого по одиночно скатывались крошечные прозрачные капли.
-Помнишь, а какой радостью была овеяна его улыбка, сколько жажды отражалось в его больших кротких глазах, и сколько твердости таили ноги,  так неудержимо шедших к своей,- да недоговорив сути к сказанному, Вестник не менявший своего направления взора с норовом высоко взмахнул заостренным концом трости, тяжело ударив о хрупкие стебельки луговой травы вздымая осевшую росу к веху.
-А как он был наивен, как его сердце было доверчиво, не замаранное ни чем, ни одним пороком грешного мира, дитя трогательно верующего в свою идею, подарить спасение всем и каждому, выложить своими стопами путь что стал бы величайшим из подвигов для каждого смертного, прискорбно желавшего дальнейшего воплощения во своей духовной сущности. Он и нес людям то одно понимание их него божественного второго рождения, рождения через него, но мой друг его ясные глаза никогда не забыть, те глаза. Не те, что наполнены застывшей влагой павшего уныния да разочарования. А после, мы с ним виделись еще не дольше года, и ничто тогда его не могло развлечь, ни мирские дела ни разговоры об отце, а сей час спустя века он стал более похож на помрачневшего опыленного грязными ветрами деревянного истукана прятавшийся где-то среди лесной чащи, лишь выглядывавшего суровым взором поверх буйных кустарников разраставшейся эпохи  цивилизаций. Да так крепко полюбив этот мир, он по чему-то начал сам его и боятся.- Дождь продолжал с размеренностью сыпать водянистой прозрачной мглой, развевая вокруг прохладную влагу, тихо шурша одной глухо звучной нотой, разбивавшихся крошечных капелек, порывисто изменяя свою монотонность, блажено напевая утреней вальс жизни да животворящего обилия. Дразня сжатые бутоны разнообразных зацветавших цветов, отдававшие свои девственные ароматы ветерку, несший в удушливое царство каменных городов нектар благоухающей свободы.

В это воскресенья Вадим очнувшись по раньше, с трепетом близившегося визита проповедника Альберта, настоятеля и первого учителя который по всей вероятности должен был вот-вот вдавить пуговку звонка, гнувшимся уродливо наружу тонким указательным пальчиком.
И серость неба падавшая томной тенью на пол комнаты, сквозь малое окно тревожно подхлестывало, терявшейся в слабом сомнение случайной возможности отложить предстоящее предприятие.
-Но ошибок невозможно быть среди божественной науки,- высокомерно выпалив бессмысленным заключением, куда-то на улицу сквозь мутное стекло, по котором с наружной стороны плыли серебристо без цветные реки обильно сливавшихся капель. Но долгое время добро душного и вечно лыбившегося Альберта по чему-то не было, да в кропотливом слегка ленивом труде приведя себя в порядок, Вадим не отказался от приглашения матушки разделить с ней чашечка горячего чая под дешевенькую ватрушку. Купленную еще неделю назад, да о которых к удаче забыли, позволив сладким хлебцам сохранится до выпавшей такой аппетитной минуты,  потехой утробы да бодрствованию с потаенной радостью души, казившейся приятными милыми ликами легких кривляний его молодого лица.
-О мам, вкусно,-
-Ты снова пойдешь на утренею,- робея заглянула в покоящиеся глаза сына, застывшие посреди стола, и по-видимому видевшие среди желтой глади что-то свое, недосягаемое ни для кого другого.
-Утреня, ты так говоришь словно это церковь, а твой сын твердо решил стать дьячком, отпевавши скромненькие мессы старушкам говорушкам,- добротно отхлебнув большим глотком отвечал Вадим, не подымая взора от крышки стола.
-Так тогда чем вы там занимались прошлое воскресенье?-
-Ответ очень прост, можно пойти и самому посмотреть чем, я так заметил что туда пускают каждого, можешь прети и ты. А в общем трудно понять с первого раза, они много говорят о Иегове, и о библии, читают для прихожан статьи из журналов, цитируют изречения святых апостолов и пророков, ну и в этом плане еще очень многое. А еще поют, смешно так, словно попал в четвертый класс на урок пения, жалко только что под фонограмму, если бы под живую музыку, ну там пианино иль гармонь, было бы совсем супер.-
-А поют о чем?- не осознав пустого вопроса, немного смягчившись спросила Татьяна Григорьевна. Вадим скривившись и повернувшись к окну добавил.
-Догадайся сама о чем,- порывисто разрешив тайну.
-Все о том же, ободном, да хвалю имя твое, да вовеки веков аминь.-
«Бред» жирной точкой пальнула мысль, завершая объяснения, как матушке так и самому себе.
 Обезголосевший во многие лета электронный колокольчик, заколотился вибрирующим металлом, взывая к входной двери своих хозяев.
-Это к тебе,- улыбнувшись, по инерции озвучила матушка.
Вадим был уже давным-давно собран, отворив дверь и не приглашая войти, вышел сам в подъезд, где в упор налетел на опешившего Альберта, больно кольнувшего его острой спицей внезапно раскрывшегося зонта.
-Привет, ты видимо решил меня оставить без глаз, это у вас наверняка традиция, пихать в лицо всякую дрянь,- в острую шутку повел он.
-Прости, я нечаянно, думал ты замешкаешь, еще спишь, а ты готов и вдруг так неожиданно выскочил, а я просто думал посмотреть зонт, тут спица погнулась думал выровнять, а вот она,- и правда одна из спиц была вогнута во внутрь, немного разорвав баллон зонта у самого края тупой полусферы восьми угольной звезды, обильно усеянной темным горошком на серо зеленой ткани.
-А ты почему без грибка на улице дождь, иль желаешь вырасти побольше.-
-Мне не привыкать,- смущено ответил Вадим и не дожидаясь чернокожего друга, в ярости сражавшегося с непослушным копьем, не желавшее приобретать остро конечную форму, и глухо хлопавшее раскрывавшимся без конца широким парашютом, не поддаваясь на потуги усилий слабых неиструженых ручонок, он  только захихикал с этой комедийной цирковой сцены, игриво в легком беге переступал ступень за ступенью, быстро спускаясь к низу.
-Тогда нам хватит одного на двоих,- добавил Альберт, следовавший немного позади и продолжавший борьбу. 
Тихий дождь, сыпавшийся мелкой пыльцой с серых низких туч показался для парней чем-то приятным да чудно выдающимся, что ли добрым приветствием ласковой природы, нежно крывшая двух юнцов своей омывающей свежестью, и снова распахнувшийся зонт все же был оставлен в покое покачивавшийся по виснувший над двумя головами.
-А мы не опоздаем,-
-Двери к Иегове всегда открыты, так что я думая что нет!- Высоко и значительно заключил Альберт, начиная заутреннее служение не достигнув самого зала царств.
 И верно, Альберт был прав, невозможно опоздать туда, где невозможно любое начинание, без единодушной сплоченности всех посвященных ордену Иеговы. Собрание началось по тому же шаблону что и прошлое воскресенье, и Вадиму данное предприятие не изменяя себе рассматривая с позиции шутовства, в пол десятка выхолощено выбритых своенравных комиков, гримасничавших с трибуны ломавшимися рожицами, тельцами, как то по театральному выборочными интонациями озвучивали плохо заученные тексты. Но теперь для него передний план с самодельными ораторами казался чем-то мелким, незначительным, не подпадавши под его внимание, а вот задние слушатели, верней те, кто располагался за спиной виделся в любопытстве привлекательней. Ему жадно хотелось разглядеть, и что ли узнать подобных себе,  тех кто пробыл среди узких стен малого зала царств не один день и не один месяц, желая подметить интригу их него изобилующего коллективного скопища, но те серьезные лица позади лишь омертвелыми эмоциями отлунивали в нем только смешки и удивление.
«Неужели они так околдованы, сказочными переплетами о прошлом, о том прошлом которое не досягаемо данным мигом, хоть бы на долю сотой правды от написанного, фу и как оно в общем может быть что прошлое может претендовать на правду, на истину происходящего настоящего. Наверняка это сплошной гипноз, с помощью которого взращивают таких покорных зомбатов, только девчонки тут так себе, ничего.» Болтливая мысль колотилась на поверхности сознания, оглядывавшегося раз за разом поворотом головы в сторону сидевших рядышком дев, отмеривая с помощью совести приличия приятного созерцания, в прямом смысле божественность представленных нимф.
«А вот что могло привести сюда таких красоток, неужели религиозная симпатия, или, не укоризненная убедительность в существовании чего-то свыше, дядьки с бородой называемого Иеговой. А в общем, что нужно пусто головой девке, красивая сказка, бескорыстная любовь и большой роман с самым святым из святых. Вот еще интересно это ж как нужно себя вести с ними, что бы завоевать хоть кроху их него личного расположения, а, нужно взять и поучится в этих статных мужчин, разно цветных, толстых, зубатых слизких, у них наверняка получается, и тогда со вкусом дам все понятно!»
 И чуть не сорвавшись, закрыв рот рукой сдерживая гортанный хохот, повернулся к выступавшему за трибуной Попоне Юре, так остро всплескивавшего настоятельные глагольчики, в голос бредил о вечно не дремлющем  Сатане, пытавшийся проглотить каждого кто неосторожно отступился от законов божьих.
«А вот и тот странный старичок, снова с ежившись прячется в уголку, чудное представление годовалого истлеванния, и наверняка желавший спасти свою грешную душонку располагая на тепленькое местечко  среди Парнаса искусно восхвалявших величайшего бога, на облачных островах рая. А трость у него симпатичная.» Приковавши взор, Вадим рассматривал остро конечную палку с белоснежным шаром рукояти, лежавшей у него покойно на  худовато выпиравших коленях сквозь материю штанин кругловатых горбков.
«Нужно будет после конца этих словесных баталий подойти да посмеяться, разделить так званый интерес к святому писанию нового мира. Но что-то в нем настораживает и тут же манит, этот как бут-то твердый взор и светлые как бут-то молодые глаза, совсем не погодам. А так дряблый, хилый, хотя бы домой бы добрался, не развалился.» В очередной раз хмыкнув в ответ своим веселым мыслям, расплываясь в улыбке милому оратору Попоне.
Слетевший с колеса времени двух часовый отрезок, оставшись сразу же забывшимся прошлым, перенес всех присутствующих в неспешно суетливое собирательство вещей, да мнений, последних духовных новостей и конечно растерянных в зевачистве истин, великомучеников горделиво покидавших святые места зала царств. Помявшись с ноги на ногу, Вадим любовался неподалеку юрбившимися молодыми особами, что коротко в ответ бросали на него тот же любопытный взгляд, и теряясь в трогательности чувств от такого назойливого внимания тихо пересмеивались между собой, продолжая в украдку шептаться.
Без стеснения, пройдя мимо красы четырех роз, качнувшихся от него словно их задел ветерок, бережно с излишним приличием в нежности взаимно обменялись далеким приветствием, тихого здравствуй, да манерных поклонов еще шатких голов.
-Доброе утро,- оставив дев позади, немного склонившись вперед, обратился он.
-Я вижу вы так как и я, здесь новенький?- и не дожидаясь ответа продолжил.
-Нет вы обо мне ничего не думайте, я просто решил подойти, по приветствовать вас и поговорить. Здесь так много говорят о боге, Иисусе, а мне это почему-то кажется лишним, зачем говорить о том что давним давно вошло в человека, в его душу, и еще этот постоянный спор, существует ли он, ну бог! Они каждый раз себе доказывают что он есть, странно правда, зачем доказывать явное, зачем доказывать существования дождя или неба, оно есть и будет, правда, они сами же вводят себя в заблуждение этими постоянными выяснениями истины, словно она зыблема и ее нет, как и самого бога.-
-Только говорят,- с трудом продавив сквозь горло, задрожавши губами, старик посмотрев едко жутким взором на болтливого Вадима.
-Видите говорят и говорят, так оно тогда и выходит что болтовней можно достигнуть величия, и быть избранным,- да выдержав паузу залившись весельем просиявшего в улыбке лица,  удерживая внутренней хохот, заключительно вывел.
-Не одним языком человек себе могилу роет, но им же может выложить твердую дорогу и к небо.-
Старик дрожавшей рукой подхватил круглый шар трости, у перевшись нею о пол.
-Вы уходите, ну извините,- отдавши последний почет и не услышав в ответ ничего, замявшись неприятно смутился, завидев тот факт что его молчаливый собеседник, в миг погрустнел словно его шутка о языке обидела, седые короткие локоны кругловатой головы.
-Ну тогда еще раз извините и прощайте,- отступившись  назад да повернувшись туда от кудова долетело слабо слышное.
-Прощайте до скорой встречи.- Но эта фраза и сам старик больше не интересовали Вадима, завидевши Альберта, среди кротко хихикавших дам, он поспешил навстречу со своим наставником и учителем.
-Здравствуйте ближе сестра Ира и Тоня,- протягивал он свою открытую ладонь девушкам.
-Позволите с вами разделить ваше общение, может и я вам чем-то пригожусь, да и для себя чего-то полезного подчеркну,- наиграно стыдясь и смущаясь своей навязчивости, теснился в круг и он, пытаясь получить и свое место среди милых дам, глядя на еще незнакомых двух сестер, почему-то начавших от его присутствия жаться друг к дружку. 
-Плохо что на улице дождь,  а так бы можно было бы пройти к парку и хорошо провести время, с пользой,- начиная новый этап беседы, включая и подошедшего собеседника, так пряча обсуждавшие ранние темы от еще не освященного новичка, дамы сменили свой ход мыслей.
-Ну и что,  это не помеха, вы видели хоть раз как дождь скрашивает блеклый от пыли парк. Он словно преображается, омывается, разбрасывая по всем листьям изумруды скатывавшихся капель, а воздух под это тихое уединение, ах. Где-то бы присесть и под чашечку душистого кофею, нет ничего приятней, пойдемте будет здорово вот увидите,- заинтересовывая и приглашая на прогулку, развивая в пафосе полученное предложение, Вадим надеялся на данные свои стяжания, да получить смутно размытое согласие, ну хоть с тонкой подоплекой решить все на месте, маня пасть на искушение омыться теплым дождем июльского дня.
-А что, Вадима предложение может быть интересным, еще захватить Сергея и Владимира, и вполне возможно провести как бы молодежное собрание с веселыми играми.-
-И куда это вы собрались?- перебив Альберта спрашивал со спины Сергей.
-Да вот Вадим настаивает на прогулке под дождем, пытаясь заинтересовать нас вымыслом романтизма, о котором в данной системе вещей и позабыли, а мне кажется что так оно и хорошо, быть чистым душой, выражая свои всплески эмоций так просто и с такой наивностью и бесцельностью,-
-И все это под заливку дождем,- почувствовав себя в меньшинстве, перед знатностью приближенных, Вадим злобно пытался кольнуть светлых помазанников, что не понимали его простого помысла побить подольше вместе.
-Но почему, Иегова навряд ли осудит наше спонтанное торжество под серым небом, лившего дождем, напротив можно поговорить о сумрачных временах в жизни Иисуса, о предательстве Иуды, ты слышал о таком?- спрашивал Сергей, облачая предстоящую прогулку в рамки программно шаблонной системы обучения, на что Вадим лишь сжавшись ликом потупился на бок в пол.
-Не знаю, но немного слышал о такой личности, Иуда,- снова с сарказмом ухмыльнувшись, он напрашиваясь на продолжение беседы.
Дождь шедший с самого утра, только усилился к обеду, серые низкие тучи, ярко посветлев окрасили небосвод матово белой дымкой, переливавшегося в высоте клубившегося тумана сыпавшего теплой свежестью на промокшую землю. Девчонки радо начали хлопать разноцветными зонтами, зажигая кругловатыми красочными пятнами устремленными к слезливому небу. Смех прокатился по устам вышедших на улицу, кто-то громко лязгнул подошвой о поверхность широкой лужицы тихо рассмеявшись над своей неуклюжей выходке заразно увлекая в хохот остальных.
-А с вами и впрямь весело,- вырвалось у Вадима, единственно не укрывавшийся от рясных капель, плотно крывших его лицо и короткие русые волосы, да представительно гордясь своим положением принимать на себя  стихию таковой какой она есть на самом деле, не боясь раскиснуть и что в особенности  радеть  от неприятного для большинства проявлений матушки природы.
-Вот вы прячетесь под зонтами, а разве не дождь создал бог Иегова, и для чего? И если суждено нам промокнуть так воля его, не правда!-
Заискивающи посмотрев на сестру Тоню, что в стыдливости в несколько раз дарила свои взгляды и ему.
-Воля для вас быть промокшим, но нас Иегова прикрыл этими чудотворными грибками,- мягко бережно, словно каждое слово было дослано с кладовой красноречия и нежно окутано в бархате интонации юной Антонины.
-Так кто же тогда Иуда?- с пафосной значительностью заданного вопроса продолжил Вадим.
-О, этот вопрос достаточно интересен, сей час тебе будет сложно показать стих  с библии, где обетом человеке упоминается, да устный пересказ этой истории я думаю тебя так же не впечатлит,- с заду на перед запутывая, начал Сергей.
-Нет я слышал о каком-то его предательстве, но по сути разве таких мало, не всех же ставить к стенке и казнить,- Вадим пытался в выраженной знатности дела начать интригующую дискуссию. Пройдя целый проспект спор только разгорался, на помощь ставал с испещренной логикой и Альберт, разлаживая все по полочкам, пытаясь объяснить все детали туполобому Вадиму, который угрюмо воспринимал весомо сложную тираду умов печально драматичного конца, так сказать первого из первых мессий сына господа Иисуса, верившего в веру человека, и в веру к его же отцу.
-Вы говорите так прекрасно, складно, что можно и в правду поверить в истинность и правильность поступка, но я ни чего не пойму, зачем знающему человеку, идти на верную смерть, позволяя себя предать, отдавшись Ироду на мучение и казнь.-
-Ты не поймешь, так он дал шанс нам попасть в царство господа, он погиб за наши грехи, за грехи всех, и твои так же,- доказывал Сергей.
-Ухты а что у меня есть грехи, а я и не знал, откуда они взялись и с которой стороны они пристали ко мне, снимите с меня их пожалуйста,- изображая панику Вадим завертелся вокруг волчком, немного выскочив в перед со смехом и резвостью демонстрировал свой бюст выразительно проявившийся сквозь смокшую футболку.
-Девчонки снимите с меня такую неприятность как эти грехи, кому я нужен с грехами,-
-Богу,- грубовато рявкнул сзади Владимир.
-Вадим, прекрасно иметь чувство юмора, но не все же склонять потехой жаркого смеха,-
-Та я таков всегда, подобен взорвавшемуся фейерверку, веселье и шутки,-
-Но мы ведем же достаточно серьезную беседу,- пытаясь в суровости повлиять на распоясавшегося умника настоял Сергей.
-Фу ты а почему это вы думаете что я не серьезен, вполне, просто я не могу удержать в себе радости, вот она и сыплется из меня такими глупостями,- крививши жалостливое невинное личико, повинно склонил голову в протяжном вздохе отчаянья  груди, горестно снизав плечами повернувшись побрел тротуаром  впереди всей компании, комично шатаясь по сторонам, цепляя ногу за ногу ловко имитируя бессилие брошенного несчастного человечка, и только тонкий звонкий смех девчонок оживил актера, так искусно изображавшего кукольного Пиннокио неуверенно ступавшего своими тонкими ножками.
-О кстати девчонки, я знаю здесь неплохую кафешку, может зайдем на чашку горячего кофе с ватрушкой,- протяжно сморкнув носом, тонко намекнув на случай быть простуженным, да ища теплым взором сочувствия среди лиц дам весело глазевших на него.
-Мы кофе не пьем,-
-Точней мы таких мест не посещаем,- буркнул Владимир, осведомляя Вадима.
-А это еще почему?- удивлено сведши две дуги брови в одну линию да смявши лоб в несколько глубоких морщин.
-Эти места не для христиан там нет бога,- поспешила вразумить звонким голосом Ирина.
-Тогда может конфет,- наугад от незнания чего более предложить спрашивал, о первом что пало на ум.
-Конфет,- выпалила Антонина.
-И побольше, да с шоколадом,- добавила Ирина.
Вадим ничего более не объяснял и ни кого больше не слышал, сломя голову он несся к универмагу на другой стороне проспекта, и лишь только пересекши улицу по которой густым потоком неслись машины, заставив несколько сонных водителей отдать ему честь гудком клаксона, пропуская рыцаря и раба девичьих сердец за чудом в пестро шуршавших обертках  так приятно тающих на губах окрашивая вкус сладостью и ароматом горчащего шоколада. Остановившись, да голосисто взывал своим новым друзьям, просьбой не размениваться на его ожидание возле незнакомого литого чугунного заборчика ограждавшего проспект с другой стороны а двигаться без него дальше.
-Идите я вас догоню, я буду у парка быстрее чем вы,- так на конец фастнув своей удалости, быстро зашагал на огромную яркую вывеску небольшого торгового дома.
 Поиск кондитерского отделения не занял много времени, а основную часть дорогих и коротких минут было проглочено отягощающим сомнением, какие конфетки были бы лучше, и пали не повторным лакомством оставив в душе дам первые но хорошие о нем впечатления. Парни Сергей и Альберт, что лишь растревожившие страсть молодых лет его сознание, стирая с граней радужно запылавшего любознательства рассудка, от предложенной темы для обсуждения о самом большом предателе Иуде. В миг забылись, тут же канувши в омут безмятежности того же прошлого, полностью отдавшись девам царствовавшим среди его чувств, повелевая им и его мыслями.
-Любезная можно мне с пол килограмма шоколадных конфет,- залепетав бодро взывая к толстенькой ни много старшей него продавщице, что легко приблизилась к блестящему подносу электронных весов, да подхватив с прилавка мутно молочный одноразовый пакет, пытливо вглядываясь в счастливого обмокшего покупателя сластей.
-А вы желаете, именно каких конфет?-
-Да я и не знаю, я их по сути мало кушаю и совсем не разбираюсь, мне бы повкусней для моих друзей, так перекусить перед обедом, испортить аппетит и побольше времени побыть вместе,-  на услышанное кругловатое личико у прилавка лишь робко улыбнулось крошечным ротиком, взблеснув темно карими глазами, на так по особому возбужденного покупателя.
-Красный мак, вишня в мармеладе под шоколадом,-
-О правильно, давайте вишню, звучит вкусно, неправда ли,- Толстушка улыбнулась еще откровенней, показав свои беленькие мелкие зубки криво утыкивавшие  нижнюю челюсть.
-Вот спасибо, вы меня так выручили, огромно благодарю,- расплатившись кланяясь странным неповторимым пируэтом, за  помощь с таким непосильным для него решением, побежал без оглядки к выходу. Да не отдавая отчета своим действиям, выскочив сквозь широкие двери на шумную улицу, попав под теплую страсть неба, как полный вдох легкого чистого воздуха наполнил его грудь. Толкаясь с грубостью в перед на ходу нечаянно налетел на низкую старушку, вполне не растерявшейся дамы преклонных лет, успевшая пока Вадим в беге удалялся, выразить всю свою теплою симпатию к молодости. Выругивая безголовую юность в которой как видят по чему-то пожилые люди должно было бы присутствовать хоть малость уважение к умиравшему прошлому, словно они узревают  поблеклыми глазами, в иссохшем гербарии больше цвета жизни чем в ароматном зацветшем цветке весны.  Но что может во рвение колотившееся сердце и непокорного тела, несшегося в пространстве быстрей чем мысли плетущегося рассудком, покорно объяснявшего, но уже позже  для чего именно нужно было поступать именно так а не иначе.
Ловко сиганув через низенькую ограду, слепо не осматриваясь по сторонам, густо наполненной автомашинами улицы он молниеносно помчал вперед, режа поток рычащего метала, стекла, пластика и угара скрытых огней с дюжину ревущих двигателей. Отдавшись внутреннему исступлению утихших побуждений, коротких секунд отчаянного броска наполнявших кровь, рвущая выпиравших вен, да останавливая затаенного дыхание  нектаром взрывного адреналина.
«Еще рывок, ну еще!» но последние пять метров поколебали штиль гладко чистого сознания, да что-то совсем рядом взвизгнуло, скрипнув, затрещав громосткой массой, заревел гудок клаксона и как будто что-то легкое неизвестное вошло в него с правой стороны, да тут же в нем растворилось мягкостью тепла покрывая его бок обильным жаром, удушливо забив дыхание да набрасывая темно клубившийся туман мрака на его глаза, еще по прежнему смотревшие и видевшие бордюр уже близкого тротуара. Короткое беспамятство разорвалось кусками разлетевшейся тьмы от яркой вспышки отчетливо видевшего света, сквозь тайный коридор души, обращенной в прошлое, когда он был еще малым ребенком. Рисовавшейся сценой первого отчаянного испытания его страха и прочности перед летящим потоком городской автомагистрали.
Будучи недорослем в возрасте двенадцати лет, под чутким руководством старшего товарищу Дмитрушки, тогдашнего соседа   в о черед глумились по детски над холодившем их малые ладышки и животы чувством страха и ужаса быть поверженными от стихий цивилизованной урбанизации, выставляя свою смелость и мужество перед нескончаемой рекой автомашин.  Они вместе сбегали с под присмотра домашних куда-то далеко чуть не к окраинам столицы, выбирая безлюдные места и чинили свой дикий разбой на дороге. Взявшись вместе за руки они срывались с одной обочины, и летели в безумной быстроте на противоположную, переводили дух, смеялись, насыщали захлебнувшуюся грудь волнующим трепетом полным ребячьего торжества и с тем же задорным смехом бросались обратно.
-Ты Вадим никогда не смотри по сторонам, а то испугаешься и не сможешь сойти с места, так и останешься трусом на этой стороне,- настоятельно говорил Дмитрий, свысока лупая своими огромными глазами, похлопывая продолговатой кистью Вадима по плечу. И теперь его сквозь многие годы кто-то похлопывал твердой тяжелой ладонью руки по плечу.
-Вадим, вам не кажется что нужно подняться, ну молодой человек, подымайтесь не пугайте нас,- обращался неизвестный голос сквозь миражи воспоминаний далекого детства.
-Как можно так поступать, я испугался в смерть, что убил мальца!- Перебивал, басистым говором еще кого-то.
-А вы то кто?- прозрев, да оказавшись в том настоящем времени, в котором ему не хватило нескольких метров к цели, где был сбит с ног легковиком, рядом стоявшим синим седаном. Хозяин которого неистово начал ругался, непонятно обвиняя то себя то глупого пешехода бросившегося прямиком под колеса. Но  над самим им, еще лежавшим на мокром асфальте, присевши сгибался узнанный старичок, тот старичок с утреннего служения, с которым он желал немного пообщаться. 
-Как вы молодой человек себя чувствуете?- спрашивал слабый спаситель, покрутив над его грудью белым шаром трости. 
-Ничего жив,- да неистовая боль рвала правое бедро ноги.
-Вы сможете подняться нехорошо лежать посреди проезжей части,-  и протянул руку приглашая побыстрее покинуть неудобное место.
-Не знаю, я по моему ушиб ногу,- кривясь и пытаясь сесть отвечал Вадим.
-Ну этого еще не хватало, ты хоть ни чего не сломал?- возопил про себя рядом стоявший хозяин седана.
-Вот эту вы ушибли?- дотронувшись больного места, старичок дрожащей кистью заставил Вадима взвизгнуть от резкой разошедшейся по всей конечности боли.
-Нету здесь ни какого перелома, обычный легкий ушиб, несколько минут и можно будет не только ходить но и бегать,- сухая улыбка закрепилась над выпуклым острым подбородком морщинистого лица. И правда от короткого массажа костлявых рук старичка боль слегка притихла, потихоньку покинула ударенное мясистое место, да полностью исчезла с его тела по какому-то волшебному мановению чужой веры в здоровье. Поджав несколько раз сбитое колено к подбородку, выглядывавшее белизной с разорванных джинсов и дивясь такому чудо исцеления, он все же принял предложение протянутой открытой кисти, на которую упиравшись привстал.
 Да плюс к разорванным штанам, парадная белая футболка была испачканная до неузнаваемости, передернута по швам потеряв на всегда свою форму покроя, а пол килограмма конфет рассыпано украшали ближайшие три метра вокруг, своими яркими обвертками красно золотых цветов. Тут же от куда-то начали подходить незнакомые люди, каждый с которых по своему выражал свое суждение об увиденном, кто-то негодовал, другой сочувственно жалел Вадима. Но многие лишь только ругались, и трудно было понять на кого именно, наверняка они просто лили самое дорогое их душ, гной язв, злостных человеческих настроений.
-Пойдем, нечего здесь более оставаться,-  и они медленно перешагнув ограду, ступили на тротуар, потихоньку начав отдалятся от собравшейся дискутировавшей толпы зевак.
-Я так понимаю меня сбила машина?- кривя уродливой улыбкой он констатировал факт, своего плачевного состояния.
-Спасибо вам, вы наверняка были где то рядом, но почему я тогда вас не видел, странно, ну и что теперь мне с этим делать?- оттянувши большим и указательным пальцем от груди серую футболку, и горестно убедившись о своем виде, застонал.
-Покажись так перед Альбертом, Сергеем не говоря о девчонках, они обомрут, да еще конфеты остались там, теперь их точно впрессуют в  асфальт,-  во слух он рассуждал не замечая немного отставшего позади пожилого попутчика.
-А что я дома скажу?- и остановившись на месте внимательно оглядел себя с ног до головы, да ужасаясь виденному, продолжал свой нескрываемый диалог о своем плачевном положении.
-Да, потешу матушку, порадую, подумает сынок ведь подрос, и стал похож на отца, домашнего ханжу. Хоть бы деньги были, можно было бы купить чего нового, а так все что было ново, теперь превратилось в рваные лохмотья,-
-Ты беспокоишься не о том юноша,- попытавшись опомнить Вадима, заговорил старичок.
-Правильно не о том, нужно идти домой, прощайте,-
-Может вы позволите вас проводить, я за вас немного беспокоюсь, как бы вы вновь не попали еще раз под машину.-
-Вы наверное смеетесь, тут всего рвет от злобы, а вы вздумали шутить,- резко отвечал Вадим.
-И совсем я не шучу, меня все зовут Филипп Павлович, и я могу вам помочь, хотя бы простой мелочью, провести вас хоть куда скажете, иль дать немного денег на новый ваш костюм,- не сбрасывая мертвой улыбку, Филипп Павлович протягивал круг спасения и разрешение выпавшей неприятной для Вадима иронии судьбы.
-Деньги, вы что сошли сума! Нет вы сумашетший, кто же в наше время разбрасывается деньгами, да еще прямиком на улице, тыча кому попала, первому встречному.-
-Ну вот именно такого человека вы и видите перед собой,- утвердительно не нарушая порога вежливости отвечал старик.
-Видимо не так я ушибся как вы, ну что же коль делать больше нечего, чем принять ваши копейки, тогда давайте их сюда и назовите свой адрес, я вам когда разбогатею обязательно занесу, и с процентами, давайте, чего же, коль сами так добры!- потряхивая на весу широкой ладонью, шевеля пальцами, ожидавшие сжаться  в любую нужную минуту крепко зажав дареную ценность, во злости тиранил Вадим.
-Вот вам молодой человек, кредитная карта, а на этой визитке адрес и код карты,  с помощью которой вы можете получить деньги, сколько вам будет необходимо.-
-Не знаю как и благодарить,- оскалившись в насмешке вежливому старичку, Вадим выхватил две протянутые карточки, и без оглядки быстро направился к ближайшей трамвайной остановке. Покидая странного старичка, да то злосчастное место где он изорвал свою ново парадную одежду и самообладание доброго радушного юнца, сгустив прежнюю и как уже казалось в постоянстве горечь ненависти и зависти к тем у кого все было хорошо. 
 И только вид родной подворотни оживил его не совсем радостные мысли, что негодованием на себя, да на госпожу удачу и на всю его дрянную жизнь начали колотить и до того раздавленный в мучениях рассудок.
«До чего омерзительно получилось, а стыда сколько, ободранный грязный, люди стали шарахаться от меня, прям бомж какой-то. А те две дурры в трамвае на задней площадке, три остановки подряд хохотали между собой, тыча своими корявенькими пальчиками, да и перед ребятами получилось неудобно, сходил тебе за конфетами. Да они что, а это дряхлеющее тело с желто восковым лицом смерти, улыбавшееся своими махонькими глазенками, словно я сахарный и вот-вот растаю от дождя, Филипп Павлович.» Зашарив по мокрым карманам, отыскивая ключи от входной двери, наткнулся на грязно измокшую картонку прилипшую одной стороной к пластиковой банковской кредитке.
«О, этот еще хрен карту отдал, и возьми посуди этих пожилых дедушек, а самое загадочное зачем он сделал так? Почему ткнул мне ее? И код тут имеется, или он думает что поделившись с ближним  своей пенсией, по закону Христовом есть пик доброты и человечности, а может он совсем дурень пытается в такой способ искупить свои грехи, Чекотило не дорезанный. Ага он точно киллер, дето убийца и насильник, сорок пять лет строгого режима на самых дальних зонах нашей бескрайней родины. Ну ладно позже посмотрим какой презент нам оставило в наследие наши великодушные предки.» Громко вломившись домой да поспешив посетить долго ожидавшую в пути ванну, где сбросил комкая одним клубком штаны да грязную футболку, легшие осторонь на коричневом кафеле у двери, заскрипев краном горячей воды, приглашая с душевой рукояти пролиться водицей, и к большому удивлению завизжав с эхом заструившемуся  окропу кипятка.
-Вот критины, зимой что лед, а летом палец не подсунешь,-
Горячая ванна немного осадила то ревностное раздражение, разившее неумолимой завистливостью к мирским благам, которые почему-то обходили Вадима десятыми дорогами.
-Дурень мне дал карту, пойду прокучу все его сбережения, прогуляю дотла, да вот только одеть то и нечего,- задев не разрешимое заключение своей нагизны перед культурно модным движением пестрых диковинных нарядов молодых людей его поколения. Но вскорости вспомнив и сошедшись на единственном что приходилось примерять, стареньких простеньких штанишек, хранившихся еще с выпускного вечера восьмого класса, под ситцевую безрукавку усеянную кубами и кубиками, зелено, красно, коричневыми цветами. И в легком угаречительнном дурмане так быстро нарисовав воображаемый свой стильный силуэт, да улыбнувшись комизму своей безысходности, Вадим окончательно растаял среди тепла вязко загусавшей  воды, вязнув медленностью движений, ослабших в край  мышц.
Долго не задерживаясь дома, приняв благодать воды, изрядно порывшись среди старых вещей, того же старенького гардеропчика, слегка поупражнявшись с гладильной доской и утюгом, поверхностно полируя измятый в года хранения выбранный костюм нового одеяния. Попутно наскоро объяснился с матушкой о случившемся недоразумении на пешеходном переходе, заведомо покрывая произошедшее толстой коркой лжи, поспешил обратно под небосвод серого мегаполиса, ожидая более приятных приключений, чем так выпавшее  недоразумение в практичности испортившее ему весе утро.
Полдень медленно скачивавшийся большой стрелкой часов к паркому удушливому вечеру, встречал Вадима многочисленным наполнением живого народца коренных обитателей, по высовывавшихся со своих квартир в подворотни, улочки, закоулочки, после длинного мутно серого как виделось большинству грязного до гадливости дня в дожде. Будучи изрядно промокшим за сегодня  не в первый раз, он смело парировал с насмешками и ловкостью прыжков над встречавшимися на пути лужами, заглядывая с высоты на брезжившее отражение своего уморительно неимоверно исторического вида. Живо представляя себе реакции знакомых друзей, которые почему-то к его удивлению и не попадались на пути, для веселого обсуждения его парадной формы. Скромного по одинокого торжества  моды, семидесятых, восьмидесятых годов.
 Серость света отливавшаяся желтизной, ложившаяся на город прозрачным слабо приметным туманом, как-то в примирении с улегшейся стихией растворяла Вадимову  злобность, насыщая высоко подымавшуюся грудь меланхолией  равнодушия к не сложившемуся букету чувств, рассеянных редких мыслей, выскакиваемые иногда со дна души однобокими обращениями к безмолвному пространству никем бы не понятных фраз, с которых он же сам и начинал безрассудно смеяться.
-Фатум, фатум, вереница совпадений и я богат,- хмыкая под нос, вытащив с кармана карту, да пристально разглядывая особенности гладкого прямоугольного пластика, переливавшегося бирюзовой зеленью окраса глянца, игриво поблескивавшего на  поверхности, цифр и мелких надписей.
-ФЕД банк, нужно будет отыскать в округе ближайший банкомат, да слегка подбить свои карманы хрустящими бумажонками, но если конечно это не розыгрыш,- и радо улыбнувшись своему откровению попахивавшим очередной шуткой проказницы судьбы, решившей еще раз посмеяться. Разжег в себе значительно большой интерес  найти по быстрей какой-то филиальчик указанного учрежденьица, и посмотреть что прячут  четыре прописные цифры пин-кода на измятой картонной визитке.
Отправившись на бульвар, где имелось несколько представительных конторок, Вадим порешил обойти все имеющиеся, без разбору отыскивая нужный ему банк, но к великому сожалению такого филиала представлявшего ФЕД банк, словно и не существовало, а ехать к центру казалось совсем безумно неразумной идеей, тем более когда он с каждой минутой убеждался, что подаренная карта просто пустышка да злостный розыгрыш.
«Но если этот банк вообще существует, наверняка тогда он сплетен с остальными в одну сеть, а это значит только одно, я могу снять деньги с любой точки, только наверняка за услуги будут драть лихую копейку, ну и пусть, они и не мои». Покорно отдавшись благо душному рассуждению, не теряя более ни секунды, без промедлений направился к ближнему банковском электронному представителю корпорации НЕФТЬ-газ, выросший прямиком перед ним в углублении стены маленького гастронома.
Рычащий ящик радо перемигнул синеватым терминалом, в удовольствие проглотивши предложенный пластмассовый листик в ответ замигав печатной вежливой просьбой набрать код. Немного замявшийся Вадим, легко отбил прочитанные циферки, что покрывшись крестиками в уголку экрана, канули запросом на право доступа к счету. Сто, тысяча, пять тысяч, высвечивал терминал с тонкими нитями указывавших к кнопке запроса предложенных сумм.
-А зачем мелочится, гулять так гулять,- покорившись советам электронной машины, ударил по кнопке под максимальной выдачей, и не надеявшись получить ожидаемого, отступился немного на зад, горделиво сложив руки на животе, да креня губы на сторону в насмешливой ухмылке, пошатывая головой с нетерпением ожидал момента когда карта выскочит обратно наружу, под сопровождение беленького талончика, с отбитым коротким бухгалтерским отчетом по данном счете, на котором кроме нулей как виделось Вадиму не могло и быть ни чего более. Но заскрипевший металлом купюрник зашуршал родным и близким шелестом лощеной бумаги, колыхнув то прелестное трогательное возбуждение, пред чем-то несбыточно неимоверным и желанным, осуществлявшимся счастливым часом реальности. Показавшиеся тоненькие длинненькие бумажонки  на рогатиньком подносе  высунувшегося с нутрии аппарата, в миг обескуражили Вадима, поразив целиком и полностью. Стукнувшее со всех сил сердце о грудь заперло дыхание в нутрии, округлив лезшие на лоб глаза не верившие виденному, на что вслед выстрелила и ката с отчетным талом.
-Нечего себе целых пять тысяч,- низким голосом от удушия, засвидетельствовал Вадим, бережно приняв купюры, разворачивая веером и пересчитывая всю суму перед исказившимся испуганным лицом.
-Пять,- так же медленно, словно боясь чего-то, забрал карту и талон да все вместе сунул поглубже в карман. Опешив от происходящего и еще не веря до конца своему сокровищу так просто попавшее в руки, молчаливо с излишней игривостью словно от чего-то убегал желая спрятаться, скользнул в первую подвернувшуюся подворотню, неизвестную улочку, ведущую сквозь недавно выросший высотный жилой массив. Долгое время не имея возможности собраться с мыслями он просто шел ни зная ни куда, ни зачем, боясь отдаться чувству радости и восхищения по себе.
«Неужто мне хоть раз в жизни повезло, ни когда и денег не находил, так звонкую десятку, мелочь, а тут сразу пятихатка, если бы еще немножко добавить, то неплохой телефончик можно было бы прикупить,» и рука сама за шоркав по полному в каком веке кармане, наткнулась на мягкую тонкую бумагу квитанции, да бережно потянула отчетный лист наружу, к белому свету, представляя развеселому взгляду в выборе циферок, по проведенной банковской операции.
«Получил пять, за услуги двести пятьдесят, на остатке, не может быть!» Холод пробежал по спине, разносившись по коже огромным нашествием муравьев, проедавших к самым костям, да с парализовав все его движения. Резко застывши он лишь немного покачивался на месте, не веривши  отчету, и той остаточной суме выбитой черным по белому.
«Четыреста девятьсот четыре тысячи, семьсот пятьдесят единиц.» Отбивалось раз за разом в голове.
-У меня что сей час при себе пол миллиона? В этой левой штанине, пол миллиона, не может быть, не верю!- полным голосом возразил Вадим обводя вокруг взглядом, упиравшийся на много численных молодых людей, толпившихся отдыхая не по далек. И он  остановившись возле микро торгового кольца посреди того же жилого массива, где в аккурат по кругу раскинулись магазинчики, ларечки и несколько кафешек на пару столов, немного решил под остыть да собраться с мыслишками.  Но заметившие его люди обескуражено шарахались от незнакомого парня, что так громко с рвущимся грубым голосом обращался к бог знает кому, таращась испугано безумными глазами на всех рядом присутствующих.
-Полмиллиона!-  повторилось обращением, и на отморожено оцепеневшем лице, появилась ужасающая улыбка выражавшая одно зловещее, с помощью которой все тираны  и изверги испытывают блаженную радость от боли других, вкушая муки словно нектар медового питья.
«Полмиллиона, да я сказочно богат, если это не ошибка,» и неизведомая сила понесла Вадима обратно к банкомату, а его мысль литая загнанной птицей, просились наружу несложным размышлением.
«Как это могло случиться? Что я пустое место, которым был всегда, и никем не замеченной и ненужной сущностью, в один прекрасный день побывав у собратьев Иегов, попав невзначай под машину, встретив какого-то полу живого старичка, вручившего ему же счет на полмиллиона. И по сути теперь оказываюсь достаточно состоятельным человеком, который с помощью этих денег может коренным образом изменить всю свою участь предназначенную с самого рождения, быть круглым лузыром, проще неудачником, ну как это то могло случится? Мне дарована новая жизнь!» Вадим спрашивал себя еще и еще, да самое более затрагивавшее его, так это то что он почему-то начал себя чувствовать и воспринимать как-то иначе, чем было ранние и прежде, словно его слабости и вечная робость с глуповатой покорностью, перед миром общественных влияний топтавшая его вольную личность, откололась, потерялась, по крайней мере теперь не имелась при нем, досаждая своей глупой изумленностью в тот момент, когда необходимо рвать и хватать, то что само плыло в руки.
Банкомат подобно прошлому разу, с той же механикой, в расстановке несложных процессов, вновь предоставил Вадиму пять тысяч единиц и белым отчетным талончиком, которым он больше был заинтересован чем самими деньгами, канувших в еще свободный карман правой штанины.
-Да это хрень,  пятьсот пять тысяч двести пятьдесят на остатке, но было же, меньше, почему снова полмиллиона,- рука сама поднялась и вновь перезарядила торчавшую с аппарата карту, десяток секунд, растянутых в вечность и очередной талон вис дрожа перед носом с новыми циферками.
-Пятьсот десять тысяч пятьсот единиц,- и та же рука невольно запихала очередную суму в нишу больших карманов брюк.
-Пятьсот пятнадцать тысяч семьсот пятьдесят,- 
-Пятьсот пятьдесят две тысячи.-
Заклинившее действие, снимать избранную в пять тысяч суму, выплывавших с рычащего деньгами аппарата, выворачивалось своенравным апогеем. На который с одуренным  остервеневшего взгляда  пялился Вадим, не веря в отчетности квитанции, где отображалась не хитрая аномалия, нонсенс нашего капиталистического мира. Чем больше он снимал денег, тем больше возрастала сума, росшая пропорционально снятой, одним словом удваивалась в двое. Когда снималась одна тысяча, счет пополнялся тут же в две, если снималось пять, счет одаривали презентом в десять.
Снизошедшая с небес халява, затмила Вадимов рассудок, пихая деньги в раздутые до невероятности размеров плотно набитых карманов, он ощущал на себе денежную лихорадку, сковавшую его с ног до головы. Заткнувшая уши и набросив на глаза туманный бархат полоумия ненасытного существа, превратившегося с юного парня в ехидного зверька, рыча, приплямкивая что-то про себя, шипя под нос и фыркая, у лакомого куска добытого трофея, разъярено терзая свою жертву. И если бы не чей-то легкий хлопок по плечу сзади, то это неистовое животное поймавшее вкус куража, войдя во враж начал бы сорить своим сокровищем прямиком на улице, вокруг себя.
-Молодой человек, вы на долго?- спасительная фраза подобно острию копья вошла сквозь лопатки, и вышло с другой стороны. Ни сказав ни слова, а только всеми силами тужился свергнуть с себя много пудовый страх навалившийся вместе с вежливым вопросом, ожидающего позади вопрошателя. Язык прилипший к гортани, парализовано расплылся по рту а дрожащие руки в невпопад сунули остаток денег за пояс, боясь обернутся и посмотреть на неизвестного просителя, он выхватив карту и свернув набок не глядя на зад быстро пошел тротуаром бульвара. Никто его не спрашивал и не останавливал но только когда он канул во дворы, смог облегчительно вздохнуть, почувствовать беспечность и вожделенную свободу, но эти для него благие чувства были лишь мимолетны, наконец-то осознав ту суму, которую он имел в наличке, и  в электроном виде, загнали его в еще большее ужасное положение перепуга и дрожания от каждого шороха и звука.
«Скорей бы домой добраться, и на спокойную совсем разобраться, да только путь не близок через два квартала.» растравливая псов служившие повелителю страха его душонки ушедшей в пятки колотившаяся в неистовстве. Ватные ноги никуда не хотели идти а тело продолжало дрожать ознобной лихорадкой, осыпая лоб холодным потом, и если бы не спасительное в ехавшее на большой скорости такси во двор сквозь узкую улочку от бульвара, то наверняка Вадим бы потерял самообладание над собой и выкинул бы такой финт своего скопившегося в непонятках безумия с самого настоящего перепуга, что как ему казалось потом бы жалел всю оставшуюся жизнь. Нащупав пару бумажек, в унисон захрустевшие и вылетевшие наружу, поднятые высоко над головой подобно миниатюрным флажкам. Выброшенных сдавшейся стороной в адрес  просящей о милости  сильнейших, помчался навстречу остановившейся у ближней парадной авто с фишками.
-Шеф, шеф, подкинь тут не далеко через два квартала, будь добр, а.- Угрюмое лицо мордатого, лисо-бритого мужчины, леденящим взором встретило у двери паренька.
-Точно через два квартала,-
-Да конечно, точняк, поедим,- выдавливая всю свою мякоть голоса, убеждал Вадим.
-Ну ладно садись, только давай  быстрей времени совсем нет.-
Металлическая крепость на колесах, немного придала уверенности. Но как виделось самому Вадиму, его случайный извозчик казался немного подозрительным, он холодно расценил его предложение, превышавшее значительно обычный тариф не выходивший и на четверть предложенной сумы за каких-то пять километров. Но к общему добру вся дорога проскочила перед Вадимом одним мгновением.
-Тебя куда?- басисто без эмоций переспросил водитель, остановившись у въезда в извилистый переулок, ведущий к родным местам.
-Вон к девяносто четвертому дому,- робея указывал  пальцем туда где выглядывал в дали, облезшее серый панельный дом пятиэтажки. Косой взгляд липко злобящего почтения прошел по Вадиму, и машина тронулась дальше, запетляв остатком нескольких сотен метров.
Высадившись у самого подъезда бросив обещанные две купюры  на панель приборов и не благодаря за услугу, помчал серой парадной на встречу растущих ступеней к верху на третий этаж, где слету влетел в незамкнутые двери родной обители, и не предаваясь любезностям с родными закрылся у себя в комнате.
-Фу ты, дома, и что это было со мной,- запыхавшись на ходу, вываливал деньги на стол, росшие одной пушистой кучей сокровенного сокровища.
-Деньги, деньжищи, и поверить не могу, что они мои,- выложив все до последней купюры, с лихачеством роскошного жеста не снял а сорвал с своих твердых от напряжения плеч рубаху, от которой ему казалось, шла по всему телу душащая горло испарина, присев на кровать да откинувшись на зад, у перевшись руками о мякоть одеяла скомканного еще с самого утра. Долгое время еще минут десять,  молча лежа без единого движения, таращился на гору цветастых бумажек так покойно лежавших у него на стол, в примешку с белевшими чеками, банковской карты и визитки Филиппа Павловича.
«Я не могу поверить, второй раз посетил этих Иегов, познакомился с этими болванами, так что бы над ими посмеяться, да по забавляться с их ними девчонками луговыми красотками, криво ножками, да криво рожками. А тут старичок с ноготок, как там Филипп Павлович с мертвой улыбкой на крохотной рожице, с подарком в пол миллиона, и еще бы, если бы эти деньги не умножались, а то растут на счете словно на дрожжах, как бут-то кто-то следит за мной, и то сколько денег я снимаю. А может они все такие служители единому богу Иегове, богачи и именно так зазывают к себе с улицы обычных людей, зомбируют в послушных прихожан, долбанной их ней церкви. Но это абсурд, да и сам Альберт говорил, что старичок у них совсем не долго и кто он таков никто и не знает, но все это странно выглядит, взять так просто на улице вручить полмиллиона ни зная кому, взял и сунул. На парнишка живи и наслаждайся чудесами этого мира, хорошо бы так, а если тут какой-то подвох, с такими следственными неприятностями что и вообразить трудно.» Но нечего неприятного почему-то не лезло в голову Вадима, страх исчез бесследно, предоставив душе полно смеренный покой, напротив скользкие редко крадущиеся мысли являлись радостными миражами, как он, имея такую кучу денег их будет тратить. То он видел себя стильно с перчинкой дорогих шмоток одетым, то сверкал ярким дисплеем несравненного ни с чем, дорогого мобильного телефона, то его друзья смеются обличая его в лесть, жилая разделить с ним дорогое молодое время с красотками столичных тусовок, то он просто забывался, паря в нирване ситно личного благополучия.
«Но самое главное, он мне дал без каких-то либо условий, не обсуждая ни чего, не говоря о каких-то письменных соглашениях, а то что сума растет, то я тут и не причем, наверняка что-то в банковской системе. А по сути можно немного и потратится, так тысяч двести, триста, а там и правда заглянуть к милейшему добрейшему старичку с поклоном, вот как-то так-то, не обессудьте сколько можно взял, вот приоделся, навел немного порядка во своих делах, а остальное примите назад. Ну и там извинится за свой нрав не помешает, и за то что не умею доверять каждому  встречному. А может!» И мысль сама коснулась сокровенно интересного предположения.
«Авось он мой покровитель, а разве так  не бывает! Один человек, богатый человек,  очень болен не излечимой болезнью, начинает с первого знакомства без малейшего на то повода странные отношения с незнакомым юношей, дает денег, полностью обеспечивает. А в замен лишь просит одного, любви к себе, всю жизнь никого не любил и некому не позволял себя любить, а тут вам такой маразм на старости лет, все бегут от такого странного человечка, вот он и находит свое умиление на стороне, да разве так не бывает!» Переспрашивая у своего рассудка, Вадим хоть как-то более правдиво попытался описать мотив своего странного покровителя. И не сложная структура образно говоря не хитрой механики, диалектической логики полно утешила все ужасно страшные подозрения, волновавши его молодую душонку, что так весело позванивала сотнями колокольчиков, под райские мелодии струн глубокого благоухания тем радушным банкнотам так скверно сваленные на его же столе. Тому настоящему сокровищу что без труда по щучьему велению пало под ноги и само взывает  к тебе быть его обладателем. Пройдя и присев у стола, Вадим бережно, с искусной осторожностью начал складывать новенькие немного помятые купюры, одной ровненькой стопочкой, пересчитывая с тихим произношением цифр каждого  денежного билетик.
-Одна, две, ,, сорок три, шестьдесят одна, и это последняя, и того я снял общей сумой, шестьдесят пять тысяч, немного но и не мало, за такие деньги корпеют не один месяц в трудах. Да эти три тысячи отдам матушки на продукты.» отложив  банкноты, и остальное  не нарушая прямо геометрической формы прямоугольника, поднял перед собой на вытянутой руке, на ровной ладони гордо взирая на безмолвные безмятежные в покое деньги, словно он сей час глядел подобно охотнику на убитый побежденный трофей, ускользавший от него долгие времена, сотни раз уходивший от точного выстрела. А тут то, что многие годы изламывало голову, изнашивало не одну одежду в поисках представленной добычи, весело многочисленными надеждами у него прямиком в руке, взято так сказать  за шиворот. И представляло теперь из себя ни что другое, чем твою вскормленную потом и кровью, временем, силой, выносливостью и болью многих разочарований, со всей красотой воспрянувшей души великой богине любимого сына Афины, победу! 
-Да я победитель, мир прогнулся перед мной,- плавно сжимая кисть  еще вытянутой руки складывая толстую пачку кругловатой дугой.
-Завтра у меня будет и новые джинсы и мобильный телефон, да и много чего другого,- горделиво с высока заявил, так мило похрустевшим шестидесяти тысячам канувших на дно шухляды, открытой заведомо с подготовкой дальнего уголка для клада. Тихо заскрипев сухим деревом ниши унесшей  в черноту пространства немалые деньги, покрыв той же мглой мысли о них, оставив только между пальцев вертевшуюся визитную карту Филиппа Павловича. Где мелкий шрифт серебристого оттиска говорил о странном никогда неслыханном районе, адреса Крутогорского, улицы Золотова, дома пятьдесят два, и квартиры под странным номером девять.
-Никогда и не слышал о таком,- удивлено спрашивал вслух. 
-Нужно у матушки спросить она знает весь город,- выйдя с комнаты продолжая держать визитку при себе, что бы зачесть и быть точным, без путаницы спросить место нахождение, что было ловко спрятано от его столичных жителей. Да к разочарованию хозяйки дома и заботливой матушки не оказалось, оставив интерес Филиппом Павловичем среди бумажного хлама той же верхней шухляды в аккурат приткнув к деньгам визитку, потрепал так и не отданными тремя тысячами засунув их понадежней в карман штанов, и не зная чем более заняться в полном равнодушие подошел к стеклу окна выходившим на задний двор.
«Сутра лил дождь, с обета тучи неслись так низко грозясь снова  пролиться водой, на голову тех кто надеялся на веру о ясном белом дне в шуточность на смешке природы, что иногда так любит обломать наши планы, да только мне теперь все не по чем, под утреней дождь я был беден и жалок как бомж самой грязной вонючей помойки, а уже вечером я почти миллионер, пойти что ли еще пару сот тысяч снять, и дело сделано.» Да остановив свою мыслимую заносчивость, горько улыбнувшись прояснившемуся на ночь небу, на котором огромными ватными бело голубыми, замерев весели в высоте облака. 
«Нет нужно будет  точно отыскать этого Филиппа Павловича, и выяснить в чем тут дело, а пока будем тратить его совсем не малую предсмертную страховку, оставленную на последние дни, ради того что бы с торжеством вальса Мельденсон прибыть в места не так же отдаленные, но навсегда.» 
 Шумные улицы и бульвары, переполненные людьми теперь не пугали Вадима, напротив все казалось доброжелательным и приветливым, обычным и покойным. А тихие мысли шептали желанием побыстрей удалится подальше от родного дома, да не попасть под влияние заведомо известного провидения радиво предобреньких  соседей, или подлых друзей. Не позабыв о недавней сцене  с Алексеем и зазнобушке Наташе, которая теперь почему-то виделась Вадиму не такой уж и красивой как ранние, и не такой уж и не преступной. 
«Поеду я поблужу нашими достопримечательностями, а может снова попаду на какую-то шикарную тусовку, а тот паренек удачно подсказал на счет рок концерта на горках, можно его и проведать.»
За битый час Вадим неспешно перенеся с далеких окраин к центру эпохальной вековой столицы, выйдя  на главной площади, с пафосом обведши взором то место, где величайшие самодержавцы всех времен и народов устраивали кукольные театры во своей у частности, представляя свою божественную силу и величие, представленным рабам, слугам, и подданным. Тот же взгляд и теперь озарял красные камни крепости, исходивший от слегка прищуренных глаз но уже самого него.
«Почти вечер, но может смешной и гневный Александр еще здесь, продолжает впаривать копеечные сувениры тупоголовым туристам,» он думал о парне навязавшемся на приятельство еще две недели назад, так бесспорно с вызывающим нахальством присев да начав болтать всякую ерунду, на что он отвечал холодным равнодушием к взываниям ближнего, разделить его смуту о двенадцати часовом рабстве под стенами главного дома страны. Но заворошившееся самолюбие выпавшего удачей богатства подстраивало безвинную душонку Вадима иметь продолжение случайного знакомства и придать холодному безразличью фарса своего особого значения, о котором знал лишь только он, и мог оценить свои бесценные качества своей справедливо властной откуда-то взявшейся возгордившейся натуры.
Пройдя да остановившись у того же кафе, где и был случай знакомства, снова забегал глазенками по лавкам выстроившиеся двумя небольшими рядами. Образовав по среди совсем короткую улочку, с по одинокими компаниями, парами, привольно прохаживавшиеся этим небольшим торговым парком. Заглядывавшие за витрины начинавшихся зажигаться желтыми пятнами лавок, встречавшие первую чернеющую голубизну сумерек.
Нигде  и не было видно Александра, да и само расположение сувенирного магазинчика, представлялось не более чем как догадка. Где она  могла тут быть, на какой половине, на правой, иль на левой, двух десятков торговых точек.  Зайдя в кафе и взявши бутылку холодного пива, и еще прельстившись на дорогие сигареты, вышел обратно под зонт двух столов зеленого палисадника. Удобно умостившись у одного из них, властно раскинувшись на пластиковом стуле подобая повелителю на троне, пролил сквозь сжавшиеся трубочкой губы холодно горькую влагу, оросившуюся вкусом хорошего питья просохший рот, покатившегося  с размеренной осторожностью глоткой, к нутру живота. Огненная палочка, завертевшаяся между пальцев, невольно появившаяся с красноватой пачки, могла бы дополнить сладкую горечь душистым ароматом табака, но сколько может принести разочарования самая крохотная мелочь, не оказавшегося при себе огня. Но не впадая в пристрастие быть заядлым курильщиком, Вадим такую шалость мог позволить только по редким случаям, потому имоверность отсутствия спичек иль зажигалки  была для него ничем как норма. И как подобные случаи портящие истонченность благоухания самой покорной влюбленной минуты славы, перед строгим судьей нашего доброго Я, бывают в пример и в память, наказаны в лице других.
-Эй официант, принесите огня,- с отъявленным хамством полетело по направлению открытых дверей, откуда в скорости появилась маленького роста белокурая девчушка лет восемнадцати, с белым передником и коротенькой синенькой юбочкой, под розовенькую блузку, с искусно положенном на приятном лице макияжем, ни много превращая живой лик в омертвевшую восковую куколку.
-Спичек,- снизав высоко бровями, добавил Вадим.
-Ничего подобного мы не продаем,- с колкостью тонного голоска высказывала свое презрение тому, кто и одеться порядочно не мог, а начинал командовать словно он авторитетное лицо, узнаваемое на каждом углу великой столицы.
-Ну как это, объясните пожалуйста, сигареты вы продаете а спичек у вас нет, вы наверняка порешили надомной посмеяться,- с упреком неистово озлоблялся Вадим.
-Нету, сами посмотрите,- с едкостью, но выдерживая рамки общения с клиентом, отрезала официантка, надменно крутнувшись на месте повернувшись округлой прелесть молодого силуэта, без  лишних комментариев скрылась среди яркого света кафе.
-Но и обслуживание,- прошипев под нос, пожмакивая зубами краешек желтого фильтра, резко негодуя встал, и еще с непреодолимой под сердцем злобой на кукловидную деву побрел наискосок улицы, к засиявшей яркой витрине лавки именовавшейся «Презент».
«Смотри а я совсем и не заметил, наверняка тут и работает Александр, мой приятель.»
Небольшой с нутрии магазинчик квадратов на сорок, открылся разно-мастными диковинными безделушками, сотен разнообразных копий и карикатурных пародий на основные культурные достопримечательности исторического мегаполиса, ну и его незабываемых деятелей. Копеечные произведения тихо поблескивали чистыми красками на нескольких десятков полок, заменявшие емкостные прилавки, где в одном из углов с прорубленными дверьми ведших по видимому к подсобке, сидя и не обращая никакого внимания на вошедшего посетителя, покойно по домашнему располагались две молодые личности, худенькая с выпиравшими из чулков коленок высокая женщина, не удобно согнувшаяся на разложистом кресле, с низко опрокинутой мягкой спинкой назад. Тут присутствовал и парень, склонившийся рядышком возле дамы, локотясь на маленький кругловатый столик, что о чем-то неугомонно нашептывал свой коллеги, и как виделось увлекательный рассказ представлял особый интерес для нежно слабого пола.
-Добрый вечер, у вас можно купить зажигалку?- обращаясь остановившись посреди помещения, спросил Вадим с легкой смущенностью своей присутствености при таких задушевных откровений.
-Да конечно,- отлетело эхом от стены, подтверждением парня так и не повернувшегося, а продолжавшего свою трогательную беседу.
-А можно посмотреть?- продолжал настаивать, от вторичного равнодушия такого отношения к его немало важной особе, желавшей только одного достойно порядочных услуг, доброжелательного продавца к денежному клиенту, которым он и являлся на самом деле с самой обедни дождливого дня.
-Вон у вас слева,- мягко вымолвила дама.
Пошарив взглядом по стеклянным полкам, Вадим почти сразу же наткнулся на серебристые, золотистые, черно матовые прямоугольники, с разнообразными оттисками и гравюрами с пейзажем городской реки и других славно званых мест и символов, по которым узнают их нею столицу. Да сами цены этих малых безделушек не сразу дивили Вадима но все же поражали своей завышинностью.
-Они что  бриллиантовые, восемьсот единиц, тысячу двести, такую же можно купить на скупке за полторы сотни.-
-Ну как вам угодно, можно и за полторы, но только не у нас,- обернувшись и все таки оказавшись взаправду Александром, рапортовал привередливому покупателю.
-Привет,- не дожидаясь любезностей от старого приятеля, выпалил Вадим.
-Ну правда, цены тут у вас поднебесные, и что есть дураки которые покупают?-
-Хватает,- обозвался Александр, завидев знакомое лицо, поднявшись на встречу пал в расспросы.
-Снова решил, посмотреть нашу центральную площадь, со скучился?-
-Особенно по бутербродам, самые вкусные только здесь готовят, напротив. Только спичек у них нету сигаретку поджечь, вот и решил заглянуть за огоньком. Но за такие деньги почем у вас зажигалки, можно приобрести олимпийский огонь с марафонцем, постоянно следовавший за тобой, ну а у тебя не найдется огня?- добавил шуток к просьбе поджечь огненную палочку, снова завертевшуюся между пальцев возле лица.
-Будет,- снисходительно ответил Александр, оглянувшись на по прежнему сидевшую у стола  компаньонку по торговому делу, без слов намекнув на просьбу получить короткий перерыв, да выйти перекурить, за одно утешить нежданно не званого приятеля, вновь забредшего на их территорию. И лишь выйдя наружу парни смогли обменяться крепкими рукопожатиями, броско друг другу заглянув в глаза удерживая ненадолго взгляд силы, в такой способ разыграв кто же в этот вечер будет вести свой приоритет лидирующего самца.
 Еще робея пошатавшись на месте, они прошли обратно к загоравшемуся слабым белым наружным фонарем зеленого палисада кафе, опустевший не надолго стол ожидал своих гостей аккуратно приткнутыми стульями, да чудно с эстетичной привлекательностью белого веерка салфеток, раскинувшихся гребнем посреди стола.
-Вот отморозки, ну этому хамству нету приделов, только что на минуту оставил полную бутылку с пивом и уже унесли,- попер с  злостью Вадим.
-Прелестное создание, вы бы не хотели вернуть все, я не просил вас убирать,- и в дверях снова показалась брезгливая смущенная рожица официантки.
-Вы ничего не говорили, ушли, а мене чего думать,-
-Верните пожалуйста все обратно, и будьте добры такого же моему другу,- смягчившись указывал Вадим, отодвинув стул присев, выбросил руку по направлению Александра, приветливо приглашая опустится рядом.
-Ни знаю, может ты желаешь чего-то другого, но как говорится дареному коню в зубы не смотрят,- расплывшись хитровато прельстительной улыбкой, знаменовавшей только одно нескрываемую симпатию.
-Да ладно, что эти парни, толи не пили,- с юмором выразился коллажем Александр, ответив таким же добродушием и  таким же воздушным смешком своих тонких губ.
-На этот раз не подскажешь ничего новенького, ну там насчет, каких-то народных празднеств, демонстраций, тусовок, и всего того что могло бы увлечь на целую ночь, прошлый раз ты так удачно заитересовал, хороший был концерт, я с многими хорошими ребятами познакомился, целую ночь висли на лысых горках да и на второй день были,-  без лишней зазорности и стыда Вадим лил ушата лжи на Александра, возводя крепкое сооружение своего непоколебимого авторитета, лихого парня, сорви голова, грозы всех балов и маскарадов, и все в живую.
Пиво поспешили принести обратно, вместе с новым заказом, и ровненькая  очередная тысчонка легла на край подноса официантки в сопровождении с вежливым; подождите, сей час будет ваша сдач, покорным кивком головы полетело в ответ согласию клиентов.
-Не беспокойтесь, все одно мы от вас без сдачи не уйдем,- рассмеявшись, Вадим в колкости слова, оскалился крошечной леди с белым передником.
-Надо подумать,- поспешив разбить короткую интригу глубоко вежливого общения между клиентом и обслуживающим персонала, подобно встряхнувшемуся птенцу от виденных денег, Александр готовился к совестному виражу, сладкому пафосу.
-По сути, ничего грандиозного на данное время и не происходит, ну такого массового сборища и нет ни где, ну что бы там можно было по толпится, разве что где-то забурится, на целую ночь в ночной клуб, потереться о мягкие кожицы юных дев, ну а в общем не все так плохо, есть ода отличная тема, казино «Фортуна», она как второй день открылось. Но  это не совсем казино, а комплексная база ночных развлечений, ресторан, бар, дискотека, боулинг, ну игровой зал естественно, спрятанная среди наших каменных садов, а может там еще что то есть,  я не знаю, вчера все были по приглашению, а сегодня так, пятьсот единиц с лица иль как там говорят с рожицы и ты в нутрии, ну а там чего уж вам желается, так что можно заглянуть, тем более это не далеко, пару станций на метро и ты где надо,-
-А почему ты сам не желаешь посетить, такое чудное место, рай специально воздвигнутый для таких парней как мы.-
-Ну не знаю, не знаю,- вытягивая со рта неуверенный ответ, косился на сторону Александр.
-У меня одним словом сказать, с финансами туго, совсем на мели, на днях наш хозяин должен был раскошелится, но только отмазек налепил не давши и копья, проще на бобах.-
Самого Вадима смутила такая сложная интерпретация пустых карманов, и покривив своим счастливым личиком отображая вежливое понимание с сумбурностью невеселого вечера для Александра, решил или как оно ведется, продавить сквозь себя благородную бескорыстность.   
-Если хочешь то я могу тебе одолжить, занять ненадолго.-
И краткий свет искорок взблеснул в глазах Александра, ловко тернул кулачком краешек носа, принялся жалостливо но в ответственности за свое соглашение быть должником и нести облик мужского слова.
-Ну если так, то почему бы и нет, пять сот на вход, пять на огорячительные напитки. Тысяча, не такие и большие деньги, до конца недели отдам, неужто наш козлинушка не расщедрится, и еще Вадим, мне нужно будет закончить тут, я должен освободится через пол часа, и домой смотаться не помешало, ну хоть бы сменить этот похоронный костюм на что-то более живое, подвижное, радующее.-
-Согласен, сам загляну домой, и как я понимаю на пол одиннадцатого, прямиком к фортуне,-  вывел заключительно Вадим, добив в несколько глотков бутылку пива и поднявшись для короткого расставания.
-Тогда не прощаемся, казино возле площади Шутина, напротив торгового дома, ты увидишь и по моему вход с заднего двора!- Броско взмахнув рукой к короткому расставанию, Александр пошел по направлению магазинчика «Презент».   
«Давно меня не было в местах приличных,» с гордостью отдалась мысль, пустившая на произвол фантазию рисовавшая славное казино с шиком клубных развлечений.
Вернувшись домой с одной единственной причиной, добавить к своим оставшимся двум в мелочи с не малым хвостиком тысчонок еще немного денег, которых с расчета должно было хватить отдохнуть, с жаром и шиком еще пенящегося подросткового безумства, он наткнулся на матушку да рассыпавшись с радушием любящего сына, внес пополняя в семейный бюджет задуманными ранние тремя единицами, за что получил наградой неприятные расспросы где же ему удалось раздобыть немалые деньги, и еще так размениваясь не оставляя себе.
Глупо виделось Вадиму признаваться откуда в действительности взялись не малые доходы, ведь слишком сама правда походила на самую неоспоримую лож. На отмах солгав, о найденной хорошей работе на которой он сегодня побывал первый день и вот сколько заработал, поспешил покинуть родное гнездо. Выскочив во двор и сразу же оценив свое опоздание на минимум минут на сорок, хмыкнув с призрением выпавшей мелкой неприятности, помчал легкой ногой к проспекту, высматривая нет ли нигде, проезжавшей иль остановившейся машины такси, с помощью которой было бы удобно сократить разрыв в на явном опоздании. Приятный случай и он подпрыгнув сорвался мелким бегом, полетел на  авто с фишками свернувшее с улицы и остановившееся при повороте.
«Удача» обозвалась обагрившаяся радостью мысылька торжества, взлетевшей над головой рукой, ловко закружившей ладонью оторопевшему водителю, с улыбкой встречавшего взбалмошного юного клиента.
-На Шутину отвезешь, и если это возможно то побыстрей, опаздываю,-
-Садись,- долетело глухим ответом сквозь стекло, и боковая дверь приветливо щелкнула, приглашая Вадима присесть на мягкое кресло переднего сидения.
Вечерний мрак уж полностью вошел во свои права, накрыв синей мглой полу сферу, рассыпавшимися крошечными бриллиантами звезд освечивавших целый город, вселив сладкое покаяние каждому его жителю, готовя их молодую участь к бурной веселой ночной жизни и вгоняя истлевшее уходящее поколение к тихим без тревожным снам, о той же  сказочной отражавшейся в измученных временем сознаниях сторон непокорной молодости.
-Да, наш городок под свет ночных фонарей становится таким прекрасным,- вывалившимся комплиментом каменному жилищу, многих миллионов обычных людей, тешил себя Вадим. Таксист только улыбнулся, прибавив немного скорости, радо рванувшейся в перед железной каретой двадцать второго века, да пролетев изрядную часть столицы он очутился на светлой улице, Шутинке, примыкавшей одним своим концом к центральной площади, а другим к небольшом пятачку с недавно возведенным торговым домом. Где невысокое здание, в три этажа ничем не отличалось от остальных, внешней пышности игорного дома иль гламура ночного клуба, только крошечная неоновая вывеска свидетельствовала о присутствии Фортуны, селившейся в этих по современно обновленных стенах. Сам вход как и указывал Александр был со двора, где все напоминало на место вольных кутежей, всех тех кто еще считал себя молодым, и шум уже толпившихся гостей приятно скрашивал глухую черную пустоту. Оглядевшись и удостоверившись что Александра еще не, и что он первым прибыл к договоренному месту, Вадим отошел немного в глубь, где разглядел на половину изломанную лаву, присев в ожидании нового приятеля, созерцая весело суетившихся у входа коллег.
«Фортуна, и мог ли я представить, что сегодня вечером буду вот так просто клиентом такого по уровню элитного заведения, фортуна да это она, наконец-то она, соизволила посетить меня, и это здорово!» Улыбнувшись самому себе, подхватив свою жаркую голову руками, броско откинулся назад, выровняв спину упиревшись о твердую доску лавы,  так и оставив руки заброшенные назад, со сведенными кистями в замок для плоскости двух ладоней пружинно подпиравшие затылок, и эта властвующая поза встречала мир ночных иллюзий, со всей своей горделивой циничностью хозяина полуночного царства.
Коротким тенистым переулком, скользнул тонкий одинокий силуэт, выскочив на свет желтого фонаря полным образом  Александра, застыв на месте словно околел, лишь плавно вертевшись головой высматривая кого-то с небольшой толпы присутствующих гостей.
-Сань,- торопясь подойти, Вадим улыбаясь с теплом человека близкого и жаждущего встречи с дорогим товарищем.
-Я себе и не так представлял славно известную в два дня Фортуну, и где тут наша городская знать, что ли пешком пришла,- за водив по пустому двору взглядом где по одаль темными пятнами стояли несколько машин.
-Ну я думал тут все круче и блещет великолепием, а тут серенькая грязненькая подворотня, куча людишек у дверей и все,- с интонацией брюзги поливал грязью Александр, рекламные байки слышанные им еще две недели назад, от многих знакомых, о отпадном вскорости открывавшемся месте.
-Двери, но видимо это потаенные двери, за которыми скрывается мир Алисы, заячьей норы,- добавив к наигранному негодованию Александра сам Вадим, нейтральную без юморную шутку глуповатой фразы.
-Сей час посмотрим,- резко заметил Александр, но не шевельнувшись с места, продолжал смотреть на входные двери, подобно генералу на будущее поле брани, отображая себя  Зевсом иль богом войны.
-Может стоить перекурить,- изменившись в одну секунду, изломавшись всем телом, да превратившись в милого мягкого простоватого паренька.
Вадим достал пару сигарет, что протягивая другу улыбнулся в ответ перемене Александра.
-Пошли немного дальше, там темней,- предложив, припадая сигаретой к желтому стебельку огня вырывавшегося с белых сжатых  высоко поднятых ладоней, крошечного цветка огня, от которого в горький аромат поднялся матовый клуб дыма.
-Хорошие сигареты, крепкие,- похвально выразился Вадим, затянувшись на полную грудь. Ватная слабость разошлась по всем членам, слегка затуманив взгляд, плавно поплывший по сменившихся лицам гостей у самого входа, и теперь видевшиеся боле спокойными и приветливыми чем агрессивно озабоченными гостями ночных мест, рвущие свои юные души в коллективном сплочении, за место сильного лидера вечеринки, да красотки ночи.
-Да неплохие, сам такие покупал ранее,- поддерживал Александр, вопросительно заглянув в глаза товарища. 
-Вадим так ты одолжишь тысчонку, ну до конца следующей недели?-
-Конечно,- вывалилось само по себе со рта, и цветастая бумажонка, показалась перед просящим.
-Держи, докуриваем и вперед!- отдав обещанные деньги, и снова вдохну почти истлевшую в край сигарету, прилип взором к дверям, за которыми ему казалось должно было происходить лишь одно волшебство. Два окурка оранжевыми звездочками, взлетели и разбились о черный асфальт, осветив яркостью разорвавшихся сотен искорок миг потухших сигарет.  Но путь двум парням смело зашагавших к соблазнам ночной жизни, ласк блистательного самолюбия, сеявшегося размытыми огнями дискотеки, звона бокалов и пенящегося шампанского, чудной пищей изощренных блюд, множества не отразимых красавиц, торжества басистых мужчин прячущих фишки огромных выигрышей, и все это даровано мило скромному взращенному за день самообожанию, преградили два истукана.
Белый коридор, с двумя шкафо подобными Херувимами, исчислявшими по каким-то признаками, или шкале, того тонкого определения благородности входящих лиц, не нарушая своих бесчувственных каменных образов, строго уперлись в Вадима, преградив дорогу перед денежным молодцем. 
-По моему мальчики вы не туда попали, кисель здесь не разливают и чаем не поят, пожалуйста освободите коридор, если это вам будет не трудно,- с не таящим приличием предлагая уйти, проговорил один из стражей.
-Извините мы не здешние с сказки страны Оф, изумрудного города, и там мне дали карту, по которой я должен попасть в тилимили-трямдию, и я думаю вы именно тот кто укажет нам дорогу,- тысячная купюра, блеснула у охранника перед носом, на что еще Вадим злорадно только скалился в упор сытной огромной роже, глазки которой сошлись на денежке упершись чисто свиным взором голодного хряка.
-Ну я так понимаю что вы поможете разобраться что куда и откуда, не правда?- продолжал потешатся Вадим.
-Прошу пройти,- снявши тысячку, шкаф потянулся рукой, указывая по направлению зала.
-И не потеряйте ваш билет, сегодня по их нумерации будет проводится розыгрыш, и если вы удачливы то может вам и повезет,- совсем раскиснув  в своем натуральном обличие, трусливого лизоблюда тучный охранник, чуть ли не в реверансе провожал новых посетителей.
-А здесь уж не так и плохо,- толкнул плечом Александра, заметил Вадим шагнувши в небольшой зал с тускло освещенным розовым светом, шедший от настенных светильников исконно изображавших букет стекло подобных алых тюльпанов. Полу круги желтых, синих, красных диванов к которым примыкали серебристо прозрачные дуги лун  столов, с не по далеким крошечным баром, что больше походил на хорошую по последним технологиям кухоньку,  где в одно и тоже время с барменом мог  похозяйничать и сам гость, которых к приличию заведения было не так уж и много. Но и не пустой зал, не дышал испускаемой за унылой скукой своих гостей, золотая середина с нескольких пар и одной, то и дело смеявшейся между собой компанией под тихо нежную ретро музыку, сглаживала любое сомнение о жутком, остром разочаровании, что ты попал туда где тебе молодому человеку может быть не интересно, покрывая себя плесенью прокисшего чувства безделья и незанятости, в твои двадцать с копейкой лет.
Потешившись с барменом, изрядно порадовавшийся новым гостям, умилительно навязал свой фирменный коктейль, желтую пенящуюся смесь с слабо виснувшим ломтиком апельсина на кромке, что по всей вероятности испускал свои сладости сока на пенящуюся поверхность чудотворного питья, со слов развеселого волшебника дававшего чудесное свойство человеку, принявшего великую удачность предложенного во глотке расслабления.
-Присядем или пойдем посмотрим дальше, чего еще здесь имеется?- спрашивал Вадим.
-Не стоит, успеем давай немного посидим,- сделав короткий глоток из стакана.
 -Кисловатая байда,- посмотрев на мутно желтую массу державшейся в стекле.
-Ты никогда не хотел быть барменом?- присев, переглянувшись интересовался Александр.
-Нет,- умостившись рядышком, тихо ответил Вадим, лова приятные мотивы тихой музыки что летали вокруг их.
-Стоят себе сотни разнообразных вин, соков, ликеров, разной водки, да и всякого пойла. И ты все это сливаешь в один большой стакан  и переколачиваешь, и не знаешь, что иногда с этой дряни получаются интересные вещи, но как завсегда когда ты это все делаешь, то ты сложно понимаешь что вокруг тебя происходит, где ты и кто, в самом прямом смысле, не говоря о том что бы просекать как ты, и из чего смешивал, то чему так удивляются посетители. Ну а не пробовал бутылками жонглировать, Вадим, ранние это хобби, было моей страстью, сколько я их перебил, а сколько мне доставалось, отец мнил что подобное занятие, не здраво, бут-то все начинается с пустых, ох он и глупец! Нет ты не думай я немного работал, не в таком заведение как это, но хватило того что бы все мои детские идеалы рассыпались, ох какая это занудная тема. За две недели работы рожи посетителей сливаются в одну своеродную гримасу, и ты их начинаешь просто не видеть, ну кто к тебе обращается; извольте пожалуйста, будьте добры, полтишек, виски, апсцет, мартини, и все это разнообразие ты уже замечаешь и различаешь по их глазам. В общим лучше так потихоньку посасывать кисленькую прохладу да любоваться услужливостью чуткого, смирено относящегося к нам персонала,- оторвав палец от бокала, ткнув по направлении стоявшего у стойки бармена, улыбавшегося в ответ Александра, вежливо кивнув головой, знаком своего участливого внимания для их.   
-Обычный парень, такой же как и мы,- без обиды возразил Вадим.
-Ты прав, обычный, а это у него обычная работа, быть слугой для каждого,- продолжал Александр.
Желтое кисловатое питье, потихоньку таяло под разговор новых знакомых, открывавшихся своими детскими откровенностями безвинной болтовни, в тайне о себе и своей жизни сведших их под крышей одного клуба.   
Пустой стакан звонко ударил о край рога серебристого стола, зазвенев долгой нотой певчего стекла, перебив парням разговор, подхлестывая обоюдной идеей пройти и посмотреть все остальные достопримечательности Фортуны.
-Так можно идо конца упиваться, желтой кислятиной, может пройдем дальше?-
-Сей час,- махнув бармену рукой, что быстро очутившись возле Вадима, немного клонясь на перед взывавшим слащаво островатым личиком без слов спрашивал, причину его надобности для молодых людей.
-Дружище, а что тут у вас еще есть? И где чего? Объясни нам пожалуйста,- спрашивал Вадим, и весь силуэт покорного служителя бара согнувшись глубже, тут же отпрянул назад, горделиво придавал особенности сказанному.
-Пойдете этим, вами виденным коридором, вы окажетесь в нашем небольшом ресторанчике, где вы можете хорошо покушать, у нас прекрасная кухня и сам зал аккуратно со стилем отделан, ну как и бар не затрагивая остальных помещений и развлечений. На второй этаж лестница на право, дискотека, шум, визг, крики и множество девушек, пришедших ради одного оторваться по полной, еще выше на лево клуб настоящих мужчин, имевшие особую привилегию бросать деньги на ветер, слизывая их вечерние состояния с зеленого бархата игрового стола, ах да и не забудьте сей час по коридору лестница с лева вниз, спускаясь, боулинг несколько дорожек, там вы также можете приятно провести время.-
-Тебе бы гидом,- бес зазрения выпалил Александр.
-А чего там бы, ходил о картинках рассказывал, о скульптурах говорил, царей бы расхваливал,- бармен лишь улыбнулся остряку, да отшатнувшись пошел обратно к стойке.
-Зачем ты так,- спросил Вадим.
-Он на работе, пусть знает свое место,- остервенев и вовсе добавил Александр.
-Пойдем,-
-Куда именно, на дискотеку может заглянем,-
На ходу предлагал Вадим, в невольности осмотреться среди волнующихся колыхавшихся под быстрые мотивы, округлых прелестей длинноволосых дам, избивавших стройными ножками выложенный плиточный матово светлый  пол танцпола.
 В первую очередь, бросавшийся в глаза необычно ярким светом, красными длинными диванами, расставленными под стенами в элегантный аккурат, переполненные, гнувшиеся всеми их ними частями под много численными компаниями, казавшиеся словно тела юношей и девушек пытались скрыться под красным бархатом мякоти ложе, разделенной на целую дюжину вьющихся между собой тел. 
-Народу здесь и не продохнуть и присесть некуда, пойдем лучше к бару.-
Тут же подобно прежнему, у в хода, располагалась стойка, но в замен молодого бармена, улыбалась во весь рот клиентам, что не давали покоя, угнетая своими желаниями, милая смазливая белокурая девчонка лет двадцати. Управлявшаяся с неведомой ловкостью своих тонких изнеженных ручонок с целыми рядами бутылок, колотушек, оформленных с изыском коктейлей, да импровизацией закусок. Не забывая вложить во все это услужливого пафоса тепло изящного преподнесения своих волшебных творений, так жадно жаждущих гостей дискотеки.
-Снова по коктейлю,- иронично хныкнул Александр.
-В общем можно взять и чего по крепче, ты только посмотри сколько здесь отпадных, с ног сшибательнных девчонок,- в подобья донжуана, глазея на группу сбившихся кружком танцующих дев, бросавшие безразличные снисходительно холодные взгляды в их сторону.
Заказанные наскоро две рюмки водки, звонко брякнули толстым стеклом друг о дружку, выплеснув крохи капель на воздух, отдались дружеским тостом повеселевших парней.
-За тебя!-
-За нас,- добавил Вадим, ударив с силой рюмкой о нижние зубы, пролив жгучую росу себе в горло.
 -А нет, это здорово что мы сюда заявились,- с самозабвением своей изысканной чванливости к окружавшему виденному, повел Александр, почмокивая своими тонкими губами сгоняя с них остатки горечи.
-Смотри какая брюнетка лань, осиная талия, точеные ножки, и этот детский профиль миловидного личика, конфетка, м,- подняв руку да поцеловал свои ноготки с выдохом отправил воздушный поцелуй незнакомке, и толи поцелуй пролетевший с пол десятка метров, опалил бледные щечки красотки, толи само провидение под командованием Купидона коснулось милого создания, обратившее внимание к парням да растаяв всей ледяной строгостью в нежнейшей улыбке и наивного стыдливого помахивания ручкой в ответ ребятам короткого приветствия. 
-Она на тебя запала,- смеясь, склоняясь и крича сквозь взорвавшуюся музыку, подметил Вадим.
-Может еще по одной?- рассмеявшись переспрашивал Александр.
-Не прочь да только бы присесть, но сам видишь что некуда а торчать у стойки и постоянно так толкаться не особо хочется, лучше пойдем посмотрим что тут еще есть, а сюда к этим рыбкам мы завсегда успеем,-
-Ты что разбегутся!- 
-Ничего, новые приплывут,- сквозь смех возразил Вадим с комизмом опешившему Александру, суля необходимостью покинуть сад божественных фесталок.
Третий этаж встретил парней, резкой переменой, замиравшей на ноте странного беззвучия, только где-то кто-то, отчаянно бил по кнопке игрового автомата, под шуршание новеньких карт покера и блекджека, да протяжного похрустывания, хрустального шарика рулетки, отбиваясь похожим ритмом брошенных кубиков костей. И все эти радушные игры как бут-то и не нарушали наполнений   зал сокровенной тишиной.
-Я никогда и не был в таких игровых салонах,- шепотом проговорил Вадим, остановившись на месте разглядывая общий план казино.
-Твою мать, последние деньги,- взлетела острая фраза от стола с рулеткой, и мужчина плотного телосложения, раздирая узел тугого галстука да сорвав верхнюю пуговицу рубахи, быстро направился к выходу. Ожесточенность его вида могла бы напугать любого встречного, словно все мрачности повелителя зла посетили его в один час, многие машинально посмотрели ему в след, кто-то сочувственно снизал бровями, другие с подоплекой подлой радости дрожа улыбкой мысленно обхваливали свою удачливость в этот вечер.
-Вы молодые люди здесь впервые?- с осторожностью испещренной речи, подрагивая тихим голосом спрашивал администратор.
-А как вы догадались,- переспросил Александр подступившего мужчину, имевшего на себе костюм пингвина темно синего цвета, с напомаженными черными волосами гладко зализанными назад, открывая высокий без морщинистый лоб с выпиравшим острым носом в перед.
-Вы посмотреть, иль хотели поиграть?- тем же гнусавым голоском, повторно обращался к молодым почитателям азарта.
Переглянувшись парни, совсем не понимая циничности заданного вопроса, прямиком вывалили твердый ответ. 
-Играть, мы что Александр, пришли сюда играть, послушайте уважаемый, мы сюда пришли выигрывать, ну Сань с чего начнем,- духарился Вадим.
-Понимаю, тогда вот здесь у нас обменник денег на фишки что бы играть у столов, а игровые автоматы принимают прямиком  наличные,- выдержав паузу приличия, невзначай добавил.
-Хорошего вам отдыха.-
-И вам также,- с резкость буркнув Вадим продвигавшись в глубь зала к ряду вспыхивавших яркими цветами мониторов автоматов, где пустовали выстроенные одной линией высокие никелированные стулья.
-Ты в этих ящиках хоть разбираешься?- тыкнув перед собой пальцем в плывущие картинки, изображавшие какой-то  ребус с символов, о пиратах и их жизни.
-Да приблизительно, проще сказать нажимай да дуй,- неуверенно отвечал Александр.
-А ты посмотри Сань, здесь то и бара нет, а почти через один сластно лакают какое-то питье, странно.- Но стоило бы только заговорить о нектарах ночных клубов, как отворившаяся темненькая дверца у дальнего угла. Где с под прозрачной ширмочки выпорхнула совсем молоденькая официантка с полностью оголенными ножками, с короткой юбчонкой хватавшей лишь прикрыть тайные откровенности. А округленности двух шариков выпиравших с под тесной рубашечки, во слезы мужчинам пошатывались прямиком над подносом подставленного высоко к груди, где в трех стаканах плавно сбалтывалась желтая жидкость коктейлей, вслед другая официантка несла четыре бокала вина и несколько рюмок коньяка.
-Ох,- только и вывалилось у Вадима, завидев роскошных во всех отношениях жриц бога Эрота.
-Может и вы, чего хотели заказать?-  ласкающим тоном прошипел администратор, ехидно улыбнувшись юным гостям.
-Конечно, закажем,- не отрывая взгляд от двух неотразимых дев, отвечал Александр.
-Вина, лучше вина,- пожевав губами, придав возгласу своему желанию, разлетевшемуся на весь игровой зал, так стараясь подметить важность своей персоны, настаивал Вадим.
-Ну и как в него играть, на что нажимать,- продолжал говорить Вадим, но ловкий распорядитель местным царством, заведомо обученный правильным жестам, щелчком двух пальцев выкинутых к верху и в два хлопка ладоней, сообщил милым коллегам о новом заказе, при этом ни на шаг не отступая от ребят, сулил свои незаменимые услуги начинающим игрокам.
-Я могу вам объяснить, сюда вы  вводите деньги, здесь вы выбираете линии для совпадений, а здесь ставку, и можете играть, вот кнопка старта.-
-Спасибо понятно,- Вадим опустил руку в карман вытащив остальные четыре тысячи.
-Тысячки будет достаточно?-
-Может и достаточно, смотря как вы хотите играть, на минимальной ставке вам хватит на долго наверняка к самому утру. Но на максимальной лишь на десять оборотов, оборотов вашей судьбы.- 
-Что  скажешь Сань?- и не дожидавшись ответа, попросил выставить аппарат на максимум.
-Ведь так будет самый большой выигрыш, не правда, покажите что нужно сделать ну как набрать.-
Крохотные циферки кредита быстро замелькали в правом нижнем углу, тонкие вспышки ломанных линий, запрыгали режа пятнадцать выстроенных в ряды картинок с сказочными морскими разбойниками.
-Вот так, пожалуйста можете начинать,- с насмешкой, не сумев сдержаться хмыкнув про себя администратор, отводя глаза в сторону от парней.
-И совсем это не смешно, сколько я могу выиграть по максимуму,- нервно замечал Вадим.
-Двести тысяч,- 
-Но может двести и нет, но с лихвой срублю с этой железяки,-  рука высоко взлетела и с размаху ударив о клавишу старта, и на экране все в один миг размылось, замелькало летя резаными изображениями к низу, секунда две и пазл застыл, под ласкательную музыку тихого мотивчика, исходившего из нутрии аппарата. Электронный счетчик начал с размеренностью отсчитывать какую-то суму, выскочившая снизу по середине добавляя имевшийся кредит, а на самом экране начиналась какое-то тайное действие, сжимаясь и разжимаясь отдельные картинки, следуя каким-то не известным ломаным параллелям, поддаваясь еще непонятным для Вадима закономерностям. Администратор не отходивший далеко от не опытных клиентов, разинув рот лишь лупал округленными глазенками, на рисованный натюрморт, пиратских рож, тянувшихся во все стороны, с теплотой веселенького трех аккордного мотива.
-Вадим, не хотел бы тебя расстраивать, но смотря на мину этого придурка, и тех кто на нас косо пялится, а это пол казино, то выходит что мы что-то выиграли, и выиграли немало, ты сам посмотри сума растет и не останавливается,- над ухом, в самою плотную бормотал Александр, на каждом слове сбиваясь, спеша откашлять застрявший посреди горла слизкий комок оторопевшего удивления.
-Тридцать, уже тридцать,-
-Ну не двести,- напоминал Вадим, осведомлявши число джек-пота, вопил с декламацией своего самообожания, и правда несколько минут и бесценный помощник, очнувшийся страж морального порядка, указывал что на месте кредита где оставалось меньше восемьсот единиц, выпрыгнула кругленькая сума с пятеркой во главе.
-Нечего сказать, новичкам везет!- Озвучив на весь зал, в выпаде признательности разводил руками за поведанное чудо удачи.
-Прошу немного внимания, за сегодняшний вечер наши друзья выиграли самою крупную суму, пятьдесят тысяч, поздравим их,- хлопнув несколько раз в ладоши да примкнув внимание остальных к призерам. Администратор притих оставив почетных победителей перед не сложным выбором, продолжить покорять вершины фортуны иль удовлетворится уже имевшимися средствами.
-Эй стойте, и я могу забрать эти деньги?- еще не осознавая того что он стал за каких-то несколько минут так званой игры, обладателем пятидесяти тысяч.
-Конечно вы можете пройти со мной, и снять деньги, или можете остаться здесь и продолжать праздность побед у наших столов, вам везет, попробуйте еще, но только для получения выигрыша позвольте ваш паспорт,- 
Вадим молча протянул синенькую книжечку удостоверяя свою личность, а сам Александр с тонким намеком добавлял, поспешить с их заказом на питье, угрюмо исказившись лицом перед вспотевшим униженным прислужевателем.
«Не могу поверить,» потупив глаза и более не слушая никого Вадим игнорируя какие-то еще просьбы администратора, направился в уголок зала где покойно пустовал черный огромный диван. 
«Утром в моем кармане оказалось пол миллиона с растущим счетом, а тут один раз ткнул в кнопку, и на тебе денег, пятьдесят тысяч, бах, и упало на голову, безумие, так не везет, мне никогда не везло ни водном деле, а тут за один день дважды, да еще как!» Принесенный бокал немного остудил на некоторое время язвившую мысль, сменившуюся другой.
«А с другой стороны, люди выигрывают и больше, целые состояния, стают по веления неизвестных совпадений значительными особами, ну там президентами, министрами, властными и денежными толстосумами, имевшие то что я имею сей час,  в каждом дне их долгой сытной жизни, и такой расклад у них называется службой, долгом и обыденностью. Тогда как я обычный парень должен боятся роскоши и свободы действий, стыдясь своей удачливости и жизни моих желаний становившейся явью, а не иллюзией мальчугана, имевшего завсегда лишь копейки на несколько бокалов дешевого пива. Да идите вы все прочь, мне пал куш под ноги, я его и истрачу, и пусть тот добрый старичок, с которого все и началось на меня не серчает!» Обратно путаясь в коловороте мыслей, подметил первичную тонкость, начала его везения.
«Филипп Павлович, а ведь все с него началось, нет завтра будь что, а его нужно будет найти, по крайней мере есть чем отдавать истраченное.»
-Эй Вадим ты чего воткнулся, очнись мы сюда не грустить явились, тебе может еще вина, а то смотри одним глотком стакан осушил, что не можешь прети в себя, да ты не проиграл своих последних штанов, а выиграл. Ну на машину и не хватит, ну на мотоцикл, ну не харлея, и не на харлика, но на орлика какого-то вполне, могу посоветовать у кого и взять,- легко похлопывая по плечу заветно радуясь, нес разную чушь Александр.
-Не надо мотоцикл, а вина закажи, а лучше шампанского,- слабым голосом с продохом усталости просил Вадим, поднявшись передернувшись всем корпусом словно сбрасывал остатки прилипшей к нему хандры.
-Шампанского, самого дорогого, погребного, холодного, и что б с изморозью с инеем на бутылке, вот чего я хочу!-
-Правильно, гулять так гулять!- поднявшись следом с дивана со смехом и речивостью настоятельной интонации заявлял Александр.
Остаток, быстро канувшего закрома воспоминаний, не повторного вечера, глотнувшего добрую честь теплой июльской ночи,  Вадим сладостно с упоением разбрасывал то, что всю свою жизнь любил и презирал. Любил за то одно, что эти крохотные разрисованные бумажки вселяли более радужные иллюзии по поводу катившейся вместе с бедностью жизни, придавая короткий вкус тех эксклюзивных приоритетов, дававшимся только богачам и состоятельным людям, могшим в любой момент с полной чистотой своих лозунгов заявить о своей величавой значимости, как для себя так и для окружающий, подавая свою же особенность за туже чистою золотую монету, перед которой спокон веков приклонялись племена и народы. А призирал лишь потому что не имел, не имел ни когда, да и свыкся со своим положением, при этом даже не предполагал и не видел себя в грядущим с толстым мешком денег, разъезжавши на дорогой машине, общаясь с красотой противоположного пола под ароматы дорогих вин, овеивая горько сладким дымом кубинских сигар, порой разрешая сложнейшие ситуации своих капиталов летящих с мягкой молодой руки на зеленые столы казино. С пафосом и пестринкой, притаившейся иронии к низости всплывавшей глубоко в душе, отдававшей мутной, тошноватым отголоском отвратности к себе и за свои поступки, да и за то, не привычное не знаное никогда положение иметь успех. Вдруг взойдя, поднося свое самолюбие к вершинам пустозвонного чурбана, падонка, вякавшего жевавшими изогнувшимися злорадными губами, пискливо жалуясь на все и вся, прикидываясь грудным ребенком своей испещренной грубости, упадая к каждому попрошайкой, прося медовой соски, личного почтения, в ужасных схватках корчь  самообожании, от имения таких огромных денег.
-Нет Санек, ты только послушай, это мурло у входа мне говорит; будьте добры с сигаретой пройдите на улицу иль подымитесь в игровой зал, там курить позволено. Да за ту выручку которую я подарил этому притону он должен передо мной пепельницу держать, и водить платком у сигареты что бы не дай бог сорвавшаяся искра не прожгла мне рубаху иль штаны, а штаны то у меня раритетные,-
-Ну да выручку ты сделал отличную, на пятьдесят тысяч нагрел,- пережевывая каждое слово, да пошатываясь смеялся Александр.
-И что мне теперь делать, деньги им что ли отдать, нет я говорю о персонале об обслуживании клиента, или такие как мы являются каждый вечер сюда,- на перебой нес Вадим в пристойном хмеле.
-А представ себе еще домой добираться, ну и где моя машина, где мой лимузин, а,- закричав на полную глотку в темноту двора.
-Ну да, где твой лимузин?- Александр уж и вовсе заливавшись смехом, увлекал друга поближе к переулку выходившего на площадь Шутова.
-Не беспокойся, сей час выскочим на свет, подловим тебе карету с изюминкой. Эй брат не уезжай!- замахав над головой вытянутыми руками, Александр взывал скользнувшей по просвету узкого прохода машине, тут же в диком рычании двигателя исчезнувшей и с виду.
Сам проспект ярко освещенный множеством фонарей, подымавшихся высоко над широкой улицей, иллюминирующими гаммами отражался на окрестных домах и зданиях, исписывая красоту в глазах видевшего торжество века, пост модерна в ломаных линиях, беспорядочности красок, с тонкой насмешкой над симметрией, и все это культурно скульптурное жестко не понятное, в легкости вложенное в кубизм, четырех угольной правильности всех ровных сторон, понравившегося человеку так давно, еще при греческой культуре.
И правда к бесспорной удачливости Вадима, или обычной закономерности столицы, не по далека возле тротуара, припарковавшись но еще тихо рыча, подрагивая кузовом, стояла старенькая отечественная модель красненькой девятки с желтым значком на крыше.   
-Вот видишь, есть нормальные люди, мы еще не успели выйти, а нас ждут, мы еще не успели помыслить, а о нас думают, а ты знаешь Сань так должно и быть, а если не так, то скажи зачем тогда такая жизнь,- громко ревел Вадим.
-Тут иногда сам о себе забываешь, а ты говоришь о других, как раз завтра и не вспомню ни то что кто я, ни в общем что я, и к чему, а еще завтра последняя смена в этой бакалейной лавке, ах и хорошая у меня работа Вадим. Пыль сдувать с этих миниатюрных произведений искусств, и тут же пыль надувать на посетителей, со всей внятностью доказывать глупеньким провинциалам, значимую ценность обычного куска пластмасса или глины, ну а метал то у нас дороже самой платины, ну ты сам видел.-
-Видел,- поддерживая хулу, отвечал товарищу, что не спрашивая хозяина девятки рванул дверцы, легко растворившиеся от сильного подачи наружу, ойкнув от неудобности лаза в салон сгорбившись на четвереньках поместился на заднее кресло.
-Шеф, давай в сторону Октавы,- с тяжестью перевалив через губу, доброжелательную невинную просьбу, в адрес слегка панически засуетившемуся худощавому небольшому водителю, крепко вцепившегося в рулевое колесо, сглаживая смущенное напряжение налету с воздуха подхваченной купюрой в тысячу единиц. Робкое,
-как прикажете,- и старенькое потрескивавшее, постукивавшее, гудящее мотором авто, железной колесницей, впитавшая с трудом в небольших сидениях двух парней набирала ход ночной дорогой, великой и почти пустой, на короткое время заснувшей пред утренним часом столицы.
Теплое, но с отъявленной радушностью от Вадима прощание, да настоятельным приказом доставить дружка Сашку хоть на край света если на то будет нужно, развели таких сроднившихся товарищей по своим домам. Уставший можно сказать разбитый до боли, похождениями да не в меру выпитым игристым, но еще с упоительной радостью замирания в трепете души. Вадим смог уединиться среди родного пейзажа, грязненького слегка измученного во времени, за многие десятки лет, старенького двора.      
«Добрался, наконец-то дома, фу сразу же так и не заметишь, а голова словно чугунная, не с привычки, тяжело принимать такой груз шика, роскошных ночных тусовок, а в общем само казино скучно, все время в напряжении, цифры, цифры, нет на следующий раз нужно будет заглянуть туда где побольше веселья, под суетится насчет чудесных дам, и рвануть зажечь пару звезд среди этого много звездного неба.» Опрокинув высоко голову, где в действительности на темно синем небосводе усеялись россыпями мириады бриллиантовых крупиц, ярких игольчатых точек  поблескивавших вековым спокойствием. Полная молодая грудь потянула с силой прохладный освежающий воздух, того же ночного неба, с болью насытив легкие не знавшие целый угарный вечер такого блаженства. Но тут же поодаль послышался тихий писклявый говор, смешавши такое трогательное Вадимово девственное пребывание с самой природой, умилено лобзавши купол неба.
-Хм, и не спится кому-то,- и двинувшись к парадной увлекшись любопытством о тех кто так скромно прячась среди полумрака веселился предутренней зорей. Говор становился все ближе и ближе, яснее долетали отрывистые слова женского голоска.
«Ты посмотри, да это наверняка Лешка с какой-то девчонкой,» громко на всю голову осведомляла, явное мысль.
-Привет Лех, это ты?-
-И вам не хворать,- словно эхом отразилось приветствием с темного уголка у лавки возле соседнего подъезда.
-С добрым, добрым утром,- донеся еще один знакомый, но потоньше голосок.
-Натали, вы ли это?- со сдавленным горлом вырывая по слову,  приседая на корточки напротив пары, пытаясь придать себе неожиданного удивления такой поздней встречи, продолжал говорить Вадим.
-Не ожидал вас повстречать так поздно, верней так рано, иду о своем думаю, а вы тут шепчетесь,-
-Натали,- с омерзением, грубостью звучания своего урожденного прозвища, повторилась, нервно заерзав головкой юной девы, опрокинув Вадимовы теплые побуждения, сделать приятный комплимент, услужливо преподнося красоту ее имени.
-Вадим, а сам то ты откуда?-
-С казино,- словно смея заявить о чем-то обыденном, вывалил с себя небрежный ответ.
-С казино! И на много разбогател, миллион выиграл,- продолжая в том же насмешливом духе, обращалась Наташа.
-Ну миллион не миллион, а немного есть,- привстав с корточек и уже присев в близости на скамью,  огорчал Вадим.
-Ты чего в действительности был в казино, и где именно?- спрашивал с похрюкиванием икотного смеха и Алексей.
-Да почти возле центра на Шутинке, только открылось, вчера была презентация, но как мы люди незначительные, то нас и не приглашали, а сегодня день открытых дверей, вот я и изъявил желание посетить, так сказать сделать одолжение знатному в будущем заведеньицу Фортуне.- понесши с высока да выдержав паузу  для пафоса перед старым товарищем продолжил свой рассказ далее.
-Ну правда, там мило, и не только там, дело не в одном казино, это самое скучное место среди всей предложенной программы, есть бар, танцпол, телки там супер, модельные, а еще боулинг присутствует, мы и хотели с Сашкой по заряжать шары, но что-то и не дотянули, а так в общем чудно, если бы еще не этот персонал, один мудак навязался только и видишь его, вертится вокруг, вам то, вам се, прошу, пожалуйста, спасибо вы нас балуете, зануда нечего сказать. Нет, если хотите можно будет как-то после наведаться, отличное место что бы затравить скуку, ну среди этих,- замотав по кругу возле лица, указательным пальцем.
-Неоновых лучей драйвовой музыки, а вам я вижу чистый воздух милей всего?- нагоняя на себя еще больше важности Вадим слегка пытался унизить друга, так бережно обнимавшего его симпатию, продолжавшей глумится с самого его.
-Тебя трудно увидеть среди клубной зоны, а ты оказывается по игорным заведениям пропадаешь, все денежки заколачиваешь, вон костюм себе какой отхватил,- хихикая и не веря ни одному слову, продолжала тиранить Наташа.
-Хочешь верь, хочешь не верь,- заскрипев со злобы зубами, привставая для того что бы уйти, да неприметно но кабы невзначай вывалил с левого кармана имевшуюся толстенькую пачку денег, рассыпавшаяся на темном отсвечивавшемся белой голубизной асфальте.
-Черт,- присев на корточки, с вялостью лениво начал собирать по одной ровненькой купюре, значившие одни из крупных номиналов, свое немалое сокровище.
 Онемевшие Алексей и Наталья, прижавшись друг другу словно от испуга перед чем-то опасным и неразрешимым, с отвалившейся челюстью пялились на богача соседа, что наиграно по кряковая, придавая занятию подбиранию денег, тон занудства и одолжения более деньгам чем самому себе, прямиком пыхтел в непосильных трудах.
-Деньги это мусор, и теперь я понимаю всю истину мудрых слов,- собрав до последней копейки, обратно сунув их к месту широких штанин, протянул руку открытой ладонью, для прощального пожатия Алексею, косо поглядев на утихшую Наташу, жавшуюся к своему кавалеру оробевшей беспомощной птичкой, крохотными черными точками поглядывая на раскованного во движениях ново выискавшегося мажорного кавалера.
-Прощайте,-
-Прощай,- сухо выговорил Алексей, слабо пожав ладонь другу, так ловко смутившего его, да в глазах девы, которая себя также чувствовала, поверженной и униженной перед человеком что с виду напоминал болтливого неудачника, но с полными карманами простеньких штанишек.
Отойдя по дальше и свернув прямиком к своей парадную, на конец еще бросив руку жеста почтения, окончательно добив опешивших друзей следивших пристально за его уходом, ликуя что ему так удачливо выпало повергнуть, милейшего и любимую в такое исступление выставив полными ничтожествами перед им самим, он двинулся в темень прохода.
Оставшись и вовсе один, как головная боль, гудевшей внутренней черепной пустоты обратно напомнила о себе, влачась одной мыслью побыстрей бы добраться домой, да завалится, отдохнуть, разорвав пелену затянувшегося  дня.
-Ну наконец-то,- хрипло вырвалось с пересохшего горла, успев повалится на стул возле стола, открыв шухляду сваливая на разнообразный хлам свой немалый выиграешь.
-«Да столько их здесь, нужно будет утром пересчитать,» ну так и не свел счеты своего призового фонда, грохнул крышкой, поднявшись начал на ходу раздеваться.
«Спать, спать,» отбивалась мысль смыкая тяжелые веки, на мутном взоре уставших глаз, и уже добравшись, на ощупь на ходу сминая под собой одеяло, развалился среди мягкой прохлады постели.
-Сон, сон, только бы завтра проснутся, очнутся от сегодняшнего бреда,- прошептав черной бездне втягивавшей его сознание, покрывая последние проблески рассудка покойной пустотой крепкого сна.
                6
-О как с ленью ползут по этим острым камням разрушившихся скал, слабые блики еще черных теней ночи. И нас еще нет, но секунда, миг, и свет коснется вершин и мой друг, мы станем явью для белого дня.-
Среди хмурых твердых земных хребтов с бережностью бархата поющего ветерка, гонивший со склонов беловатый туман, прорезались со светом чьи-то образы, лики двух существ, гордо соглядотавшие утвердившуюся твердь помпезности каменных просторов, во своей умиротворенности, безумного яства подымавшегося так высоко к самому небу, касаясь редкими вершинами прозрачных слабо несшихся облаков, что ложились словно пушистый плед у самого горизонта, предлагая свою мякоть восходящему солнцу.
-Мой друг ты напуган, да высота порой пугает, и кружит голову, преподнося нам льстивый обман дня, года, жизни, вселяясь и окрыляя нас в избранности чистых голубей, имевших во праве питаться с добрых ладоней великих богов, любивших своих первенцев, и возвышавших их над теми кто не возмог воспарить. Что принижены к земле и что рады, только сладости пению птиц, так ласково ласкавшие их  земные кроткие уши порицательным пением торжества, надеясь хотя бы на спасение во своем понимании тех душевных идеалов с ниспадавших дождем мнимого совершенства омывавших вод их грязных тел. Но как мертво то место куда мы прибыли. О друг мой! Здесь только везде непроходимый мертвый камень, да огромные без жизненные просторы в прозрачном голубом небе, и то для чего мы так далеко забрались, огненным шаром паляще обагрило пейзаж пустого забытья затвердевшего в века песка.-
Твердо стоя на ногах, в упругости сопротивляясь налетавшему холодившему ветру, Вестник не отрывал своего стального взора от подымавшейся у линии горизонта дуги огня, почему-то охладевшего в этих краях светила.
-Из подобной пустоты, из подобной мертвости, вышел и он, обретая твердь острых камней, на его безжизненной дороге, в желании оживить земной край, создав свой ликующий в добре рай, мирного сосуществования людского рода. Он сеял свою любовь, свою покорность, сопереживание и понимание сотен бед, он был иным, он был  свободным, и притязательным к болезням другим. Свободным от завести, от жажди к самой жизни, бес славным, лишенный тщеславия и стремления к власти, он был миром, миром тел, и миром душ, в которые и вложил  все грядущее по себе покаяние. Но где же теперь перворожденный, возвышавший над собой доброту и чистосердечность, полюбив грозу и ненависть природного холода, полюбившего вора и своего палача, даровавший в бескорыстье жизни первым встречным, вразумлявший ненасытных обжер торговавших во храмах человеческих душ золотыми монетами покупая волю и мысли праведников. Все его ждут, и мы его мой друг ждем, увлечено мним о его великой уловке, в вере, что путь первенца будет воплощен в бесчисленности раз, в бесчисленно созревших поколениях, принимая во крови его облик забывая о сказаниях, что своими видами своими поступками воплотят себя в мир  и мирские дела тем же благоуханием неба, земли, стихий, и ту созревшую одноликую общину вечного счастья и радости, разменивая веру в без образного бога в  любовь человеческой прихоти, где же он, ведь мы его ждем,-

Перевернувши в несколько оборотов между пальцев визитную карту, отблескивающая в блеске сизоватого вечера со странным адресом, Крутогорского  района, улица Золотова, дома и квартиры, с инициалами Филиппа Павловича. Игра с картонкой, заставляла дрожать серебристый браслет больших золоченых часов, камней в четыре рубина чистой фальшивки, граничивших крестом плоскости цифр, три, шесть, девять, двенадцать, бело стального циферблата, отсвечивавшегося от неоновой вывески лавки, «Ваша форма.» Под небольшим бикбортом рекламы, «все в вашем вкусе», падая слабым отражением неприметного зайчика на стекле витрине, где во весь рост выстроились три куклы манекенов, преподнося один белый мужской костюм, и два роскошно королевских вечерних платья.
«Ну я теперь, и не хуже выгляжу, чем эти пластиковые человечки,» заиграв словно с зеркалом, Вадим завертелся перед чисто вымытым стеклом представлявши его новый облик. Широкие розложестые с утра приобретенные джинсы, лоскотали мягкой еще не истертой материей поясницу и коленки, новенькая воздушная рубашка, спадавшая немного ниже ремня, ветрено колыхалась  волнистой белизной, которой жесткий накрахмаленный воротничок вызывающи торчал короткими уголками наперед, а созвучные скрипы, наполнявшие своеобразным запахом кожи не обхоженных темно коричневых туфлей, пересыпался искрами на зеркальных носках. Где тяжелый широкий поясь иногда похрустывал   металлической пряхой, иль кисетом прятавшего трубку мобильного телефона тихо покачивавшегося на боку, молча и не беспокоя своего хозяина. Хоть и сам возрадовавшийся владелиц, такому электронному другу, только и того помышлял, что бы то маленькое, во пластиковой коробочке неосторожно взвыло, радушной мелодией проиграша, приглашая Вадима нажать на зелененькую кнопочку, да прильнув ухом услышать говор с какой-то неизвестной стороны, или края, где так горячо нуждались в нем, в его услужливости в его словесной участи, и он тут же с мягкого выражения покойного человека превратился бы в каменную статую мыслителя, полетев своим молодым и ясным умом за горизонт, помогать своим верным друзьям. Но телефон молчал,  к большому сожалению своего хозяина, что то и дело похлопывая рукой свою волшебную коробочку, в аккурат каждый раз убеждался что его самая любимая игрушка при нем на месте.
«Ну что же нужно решить, ехать к этому Филиппу Павловичу, иль нет,» не отрываясь от своего образа на стекле витрине, со всей снисходительностью своего возросшего пафоса, любовался собой.
«И что ему сказать и что говорить, просто зайти и отдать карту, и деньги потраченные со счета, вот и все, да еще попробовать выспросить в чем же тут шутка, откуда у нас в людей, этих людей,» поглядел в сторону тротуаром где бежала бесконечная вереница прохожих.
«Такая доброта и отъявленная вера, что за такой бескорыстный поступок вы получите хоть крупицу благодарности. Самонадеянный старик, да ладно съежу, может и выйдет чего интересного,» сделав заведомое одолжение Филиппу Павловичу, Вадим оторвался от потехи соглядатать себя, гордо откинув с легкостью голову назад, двинулся бульваром ища поблизости стоянку, где можно было найти иль поймать машину такси. 
Встретив подходящих людей, толпившихся у насыщенного ряда разнообразных марок легковушек, как всегда гугнявивших, понося дорожную службу, с тонкостью обсуждая  какой-то хитренький закон иль статью для королей городских дорог. Во сложности отдался единичной избирательности, и найдя одного самого битого волка, который хоть как-то знал ту загадочную сторону столицы, по предложенному адресу с визитки, потаенного жилища старичка боровичка, согласился его отвезти.
И так разрешив проблему быстро канувшая в без мысленный путь часового переезда, бульварами и подворотнями быстро летевших мимо окна автомашины, находя свой финиш возле старенького дома указанного места. К которому для Вадима оставалось только применить сыск нужной парадной, среди трех ходов в невысокий двух этажный домик за номером пятьдесят два. 
«Эта девятая квартира, значит крайние подъезды, один с двух, знать бы отсчет с какой стороны,» разумность железной логикой легла вымыслом мысли, занося с собой и холод неприятной острастки, испуга застывшего сознания, предожидавши чего-то непредвиденного, страшно неизвестного пробиравшего насквозь, да это короткое временное наваждение, чуждого смятения оказалось краткосрочно не долгим. Грудь снова наполнилась теплом покоя, своей превосходности и величия молодого духа да несломленной веры в себя, короче сказать в миг переоценив и превратив свою трусость в победоносный жезл героического факела, чистого благородства, открываясь томным умиротворенным ликом и нелживыми мыслями в честных намереньях, двинулся к первой ближайшей парадной, да ступив шаг за порог немного разочаровавшись, оказавшись на малой узенькой площадке с тремя дверьми, приняв за верную лож совета своей интуиции, подсказывавшей что квартира за необходимым номером  находится именно здесь. Ухмыльнувшись безвинно кривым сожалением косо прибитому номерку под цифрой три, да ударив с тяжестью металлическое перила задрожавшее гулким эхом среди застывшей тишины, пустого словно мертвого подъезда, пошел обратно.
-Будим искать, точно такие но с перламутровыми пуговицами,- на голос подшутив,  славно званой фразой, комика семидесятых из фильма «Бриллиантовая рука», продолжил свои поиски. Очередной подъезд без ошибочно засвидетельствол необходимую Вадиму квартиру, поднявшись на второй этаж, и представ перед добротной металлической дверью, отливавшей серо сталистой эмалью с черным отливом, угнетая всю хлипкую окружную атмосферу таким запирающим щитом что не подпадал к общему валившемуся интерьеру, сыпавшемуся, раскисавшему от влаги и времени дома, слабо пропускавшему свет падавшего сквозь паутину молочных окон на истертые ступени желтых фонарей, избитых в тысячу ног не в одно поколении жильцов, по всей вероятности знавшие еще эпоху великих революций семнадцатого года, при батюшке Ленину.
Кнопка звонка на двери, переливавшаяся красным маячком в валилась во внутрь под указательным пальцем,  с другой стороны где-то слабо запищало, улетев и растворившись среди тишины вековых стен. Никто не открывал, повторив еще просьбу быть принятым хозяином жилища, Вадим поднял высоко руку поближе к лицу, посмотрел на золоченые стрелки часов, указывавшие на без четверти десять.
«Наверняка поздно, вон совсем стемнело, а район то странноватый, может боится открыть, смотрит сквозь глазок и не открывает,» пырнув с досады кулаком край носа, повернувшись и собравшись уже уходить, как за дверью громко щелкнуло твердым металлом врезного замка, откупоривая четыре подвижных запоры, вонзавшиеся на все стороны дверной коробки, предоставив небольшую полосу просвета приоткрытому пространству, от куда сквозь луч падавшего белого света на площадку, донеся басистый голос кремезного высокого мужчины, недобро смотревшего на незваного гостя со своей высоты.
-Извините я не знаю может я ошибся, но это дом пятьдесят два, и квартира девять, и здесь проживает Филипп Павлович?- немного запинаясь объяснялся Вадим.
-Нет здесь Филиппа Павловича,- грузно ответил здоровяк.
-А, тогда я все-таки ошибся,- с облегчением добавив расплывшись улыбкой  прискорбия за свое не нарочное беспокойство, да невольно доставши с кармана визитку словно для того что бы еще раз убедится что он не доглядел или чего не увидел, в прописном адресе.
-Можно посмотреть,- и тяжелая рука лапа, вывалилась наружу увеличивая пространство слабо приоткрытых дверей. Подхватив толстыми пальцами уголок прямоугольной картонки. Секунда промедления и заслон прятавший своего большого хозяина открылись на полную, а сменившийся   лик здоровяка более не выражал отъявленного недоверия, застыв увалистой миной на замиравшей добротой снисходительности, проявлял искрение любопытство, да не позабыв изменить свой грубоватый тон на звуки приемлемого слога, начал переспрашивать Вадима.
-А вы давно знакомы с Филиппом Павловичем?-
- Нет, можно сказать только вчера познакомились,-
-И что вы от него еще хотите?-
-Да в прочем и не чего,-  до конца не понимая вплетенного в вопрос подвох.
-Поговорить вот и все, да еще кое-что передать,-
-И что именно передать?- продолжал настаивать здоровяк.
-Но это совсем странно становится, как бут-то и невозможно встретится,- с явным огорчением на выливавшийся допросом  запротестовал Вадим, замолчав и на минуту потупившись на лестницу ведущую к низу.
-Вы и правда хотите с ним свидится?-
-Да,- с настойчивой гордостью о своем твердом решении выпалил Вадим.
-Хорошо коль вы того желаете, тогда пройдите ко мне и немного подождите  в гостиной, мне нужно собраться и я вас отвезу,- посторонившись у стены коридора здоровяк пропустил гостя во свои скромные владения, где с первого шага и павшего взора все сытилось необычайным переисполнением роскоши.
-А вы хорошо живете!- вырвалось у Вадима немного презрительной похвалой, образу открывавшейся большой светлой квартире.
-Пожалуйста, подождите в гостиной,- распахнув белую с золото желтым стеклом изломано фигурного литья дверь переливавшуюся из нутрии светом люстры просторной комнаты, где было нечего более чем, широкого дивана раскинувшегося по центру, да большого телевизора с ауди-видио аппаратурой, инкрустированных в лепке двух декорированных колон, и  крошечного буфета у окна со столиком напоминавшего раскрывшийся цветок, восьми конечных плотно с жатых между собой лепестков, с разными оттенками лилового, образовывая по кругу, необычную феерию цвета.
Покривившись и дивясь, в присущей ему вольности Вадим завалился на кожаный диван, по привычке подхватив пульт телевизора, начал без устали жать все под ряд кнопки, пытаясь отыскать именно ту которая зажгла бы голубой экран, и правда усилия не оказались без успешными, на черной плоскости от волшебства чудес техники появились какие-то людишки, громко разговаривавших под неистовый шум как оказывалось подымавшегося в воздух вертолета, а сам сюжет в несколько  минут походил на за уныл детективный боевичек, транслировавшийся для всех тех кто заскучал среди бетонных стен родного столичного жилища. Пять минут мелькнули интригою кадра неизвестного фильма, и  с тишиной открывшиеся двери делившие гостиную и коридор представили обратно здоровяка, теперь вытянувшегося как струна своей высокой стати, более походя на изыскано искусного молодого человека с бледным личиком. Чем на созревшего коренастого мужчину, черный фрак отблескивал лоснящейся материей, режа своей чистой гладкостью и плавностью, так и липший изяществом к глазу, он и не походил на представительного мужа, или как у нас говорят на делового самца, все в нем выражало исправного услужливого лакея. Войдя и не шевелясь возле дверей  не дрогнув ни формами  высокого тела, ни морщиной бледного лика учтиво обратился к гостью.
-Позволите узнать ваше имя?-
-Вадим,- хихикнув такой фамильярности поднявшись и став напротив, коробясь от внутреннего смешка отвечал.
-А что,-
-А отчество вы имеете?-
-Конечно, Игоревич, а вас как величать в таком случаи?-
-Называйте меня Сергей Сергеич,-
-Ну и хорошо,-
Кивнув головой, подтверждал Вадим, пытаясь наперед предсказать их действия.
-А теперь вы проводите меня к Филиппу Павловичу, и если не секрет вы всегда так официально наряжаетесь для того что бы провести гостя в соседнюю комнату?-
-Вы немного заблуждаетесь, и вы не поняли, Филиппа Павловича здесь нет, он живет загородом и я вас к нему свезу, коль это вам так угодно,-
-Загород,- еще больше удивляясь и припоминая слово, отвезу, у двери, переспрашивал Вадим.
-И далеко от города?-
-Не очень,- с мягкостью ответил Сергей Сергеич.
-При хорошей дороге, без пробок час времени не больше, но попрошу еще раз меня простить за неудобство, подождать пока я возьму машину со стоянки. А теперь по всей вероятной надобности нам необходимо поспешить, как сам Филипп Павлович не очень жалует тех кто посещает его после полуночи,-
Спустившись в низ, Вадиму вновь пришлось остаться один на один, ожидая здоровяка убежавшего куда-то на задние дворы, и появившееся вскорости огромное авто, подобно владельцу черного джипа, лениво поскрипывавшего на малом ходу толстыми протекторами колес, давило растопленный асфальт после жаркого дня. Авто тихо катилось асфальтной узкой улочкой все ближе подступая к нему, криво улыбнувшись внедорожнику быстро переметнувшись на сторону переднего сидения, с полной детской одержимостью желал побыстрей влезть в этот скромный танк, да услышать, ощутить мощь и силу черного красавца. Который с его предположения, должен был с одного тычка педали газа рвать целыми кусками дорожное покрытие, визжа и дымя толстой резиной колес. Но не успев в яви растворится в фантазиях, подойти и схватится за ручку дверей, что бы побыстрей реализовать потеху души да поудобней устроится в нутрии на кожаном кресле умчавшись в даль, как услужливый Сергей Сергеич, на ходу выскочив из-за руля забежав на другую сторону, предстал перед Вадимом распахнув   дверцу салона.
- Вы знаете у меня такое чувство, словно Филипп Павлович министр юстиции, иль знатный человек на пенсии, поверти такое обхождение меня просто пугает, я видел его только несколько раз и он мне показался чем-то средним, так между стареньким убогоньким маразматиком посещавшим эти утренние проповеди, и дедушкой шалуном скучавший дома со своей старушкой пусто говорушкой, пришедший  по развлекаться в общество тех что еще могут его принять и утешить, ну там поговорить, может выслушать, ну всякие приключения для не молодых, вспомнить юные годы, вторую мировую, застой, социализм. А тут поверьте все верх тормашками, по адресу он не проживает, а нахожу вас, и вы мне говорите что необходимо куда-то ехать, а ваша джентльменская учтивость не в лазит ни в какие мои моральные рамки, ведь я просто обычный парень!- выдержав паузу пытаясь поймать взгляд Сергея Сергеича.
-Проще, можно проще,- заключал Вадим свое объяснение.
-Ваше замечание принято,- так же выдержав минутку, отвечал Сергей Сергеич.
-Здесь нет секрета, за это мне платят, и вы сами смели заметить очень хорошо, вы бы хотели свидится с Филиппом Павловичем, по каком-то вопросу, наверняка работа, и я вас к нему и везу,- 
-Нет, не работа,-
-Тогда по всей вероятности вам придется привыкать, когда вы встретитесь, будьте повежливей, по мягче, и не  забудьте об искренности, доверяйте моему опыту ни одна лож не пройдет мимо его стареньких дедушкиных ушек как вы говорите, собравшегося поразвлечь себя беседой с молодым человеком,- настоятельно с поучением завершил Сергей Сергеич.
Дальнейшее их общение, кануло в пустоту безмолвного ожидания, джип летел светлыми улицами города, плавно раскачиваясь со стороны в сторону, словно желая убаюкать своих пассажиров, нагоняя ленивую дряхлость, все время сползавшего на кресле Вадима, и единственно что спасало его от полного таянья среди сыпавшихся полу миражей сонного состояния колыбельной дремоты, так новенький телефончик в котором он еще так мало разбирался, и теперь пытался познать науку, программ и их функций, спрятанных в маленькой коробочке и манившей к себе, ворожа цветастым экранчиком, нарезками коротко метражного видео, слайдов, музыки, да множества разной всячины. Мысль о его неожиданно выпавшем намеренье посетить Филиппа Павловича, вылившаяся в такое приключение почему-то не досаждала своей за всегдашней любопытностью и тревожностью перед чем-то иль перед кем-то, порядочной необходимостью быль представленным да и где именно не известно. Проехав добрый час, и оказавшись на почти пустой дороге, где редко встречались мимо пролетавшие машины, с обочин которой возвышался темно угрюмый сосновый лес, Вадим вновь заговорил.
-Глухомань сплошная, еще то далеко?- отпрянув от телефона да посмотрев на Сергей Сергеича.
-Минут пять, и будем на месте,- ответил сухо водитель, посмотрев на часы возле панели приборов указывавших ровно на одиннадцать.
-А еще вопрос, вы меня хоть назад заберете, не бросите на растерзание волкам?- весело проговорил на сторону, всматриваясь в темноту леса.
-Не беспокойтесь, это входит в мои обязанности,-
Свернувши с главной дороги, неуклюжий внедорожник нырнул в самую глубь  лона непроглядного соснового бора, узенькая почти на одну машину асфальтовая дорожка, ровной линей вела к нескольким крошечным огонька, то и дело росших своими беленькими точками. И на конец-то у перевшись в широкие металлические ворота, перед которыми Сергей Сергеич обрисовал машиной два больших круга словно приглашая открыть, в упор преграждению пути заглушил мотор. Трудно было из-за высокой ограды разглядеть что там в нутрии, но не успев разгуляться лоскотавшему нетерпению  как заскрипевший метал высокой ширмы медленно посунулся в право открывая проем в ограде, откудова с фонарем в руках вышел такой же рослый мужчина, с приличием костюма и галстука на белой рубахе, подошел в плотную к машине.
-Здравствуй Сергей,- становясь напротив дверцы водителя, обозвался незнакомый страж, с без чувственным кивком склонившись немного вперед.
-Кто с вами? У вас назначено?- 
-Нет,-
-Тогда почему вы здесь?- сменив тщедушие на суровость, отойдя назад преградив собой дорогу.
На что Сергей Сергеичу пришлось выйти, и подойдя ближе сунуть ту визитную каточку которою оставил при себе еще когда Вадим свидетельствовал почтение Филиппа Павловича   у дверей его квартиры. Вадим мало понимал происходящее и тот факт, производивший от такой малой бумажонки на таких не человеческих титанов, но страж покорно во прощении с благородством склонил голову и тут же выровнявшись отошел к воротам.
-Извините, будьте добры проезжайте и о вас будет доложено,- завершительно добавил охранник исчезнувший по ту сторону забора, да заставив вновь двинутся ворота открывшиеся во всю ширь.
 Представший огромный в размерах дом, впечатлявший в свое величие и красоту слабо поблескивавших арок, полу башенок волнистой крыши, открывался большими окнами, вытягиваясь чуть ли не на всю длину балконом террасой, высокими входными ступенями, колонами подпиравшими всю монументальность,  отяжелевшей значимости пришедшей с далекого прошлого весомо архитектурного порыва мысли знатного ремесленника, быть не стираемым в поколениях не повторным произведением, вырезбленным, обделанным, сложенным и поднятым над землей фигурностью сотен тысяч камней, чистого настоящего искусства.
-Вот это круто!- захваченный от видимого, заявлял теряясь куда же примкнуть свой взор, метавшись пылкостью глаз с одного на другое чудо, не виденных ворожащих произведений,  сетовал в себе Вадим.
Машина тихо остановилась, лихо выпрыгнув из салона очутившись среди окруженных высившихся по кругу площадки вырубленных с белого мрамора скульптур олимпийских богов, Зевса, Геры, Артемиды, Марса, Афродиты, молчаливо застывших в белом холодном камне, они с леденящим взором взирали на плоскость земли, опиравшаяся на спины слонов уверено стоявших на трех китах, среди слабо колыхавшейся черной глади воды скованной таким же белым в камнем огромной по ширине, но низкой чаши.
-Вот это размах!- не задерживался Вадим, продолжая палить фразами, торжественно оценивая созерцаемое. Подойдя ближе к чаше припадая любопытством к изображенной суше, горам, рекам, лесному профилю псевдо земли, притрагиваясь кончиком пальца к мертвому камню пытался ощутить рельеф раннего плоского мира, словно отображая себя жителем древних времен, представ селянином живущим в прокуренном дымом одинокой лачуге, где-то у холодного ручья возле белого хребта гор, где кроме покоя и красоты природы да чистого воздуха нету и никогда не было ничего.
-Мир на слонах и китах, не правда, мир был смешон, Сергей Сергеич?- но не дождавшись поддержки в интереснейшем вопросе, Вадим снова обратился к произведению.
-А эти боги, сколько их тут?- завертел головой вокруг, и сразу же напоровшись на неприятный назойливый, жутковатый взор каменой Афины в компании с малым Нарциссом, ни много растеряно призадумался, косо потупившись на суровых правителей того греческого мира. Да с хамством своего современного верховенства над умершим и забытым, вольно присел на кромку чаши, кинув к случайности правой рукой к верху, да в ее вольном падении зацепил черную поверхность зеркала страной воды, что неприятно теплой жидкостью смазала его кисть. Вздернув руку обратно повыше, и не понимая во что попал, начал смахивать липкие темные капели, катившиеся сквозь пальцы да разлетавшиеся в разные стороны.
-Что это за хрень?-
-Говорят что это полная имитация по цвету, запаху и даже вкусу, самой настоящей человеческой крови, а что может быть самой подлинной копией как не сам оригинал, такова задумка представленной композиции. Архитектор породил идею, что каждые боги желают от человека только одного, их жертв, и учитывая древний мир с их ними переполненными алтарями во крови, все верно подмечено, тогда те боги и вкушали нектар жизни, амброзию человеческих страданий. Ну сотен матерей сгибших за своих сыновей, тысяч мужей защищавших свои земли, да и целые народы вымиравшие принимая другие религии и без жизненные способы своего сосуществования от слов какого-то чужеземца. И тогда эта чаша полна, ведь есть те которые ее наполнят, но когда она опустела в параллель вера миллионов стала мифом и историей, то как видите сами и эти боги просто умерли,- Сергей Сергеич указал смиренным взглядом на мраморные фигуры, Зевса и Геры.
-Да, большой фантазер этот ваш архитектор,-
-Ты прав без душевных болей в этом мире чудеса не рождаются, не произрастают грацией волшебства, можно сказать нет прекрасней цветка чем взращенного на мумиях оживавших людей излагавшие совершенство, мертвого мира. Но в основе это только терновник, усмиренной сильной и твердой души, придавая колючему сорняку благоухающего благородства изложенного во творении  в том же  мертвом материале. 
-Как у вас все запущено, и как у вас все запутано,- замотав головой на философствование Сергей Сергеича, на что он сам, снизав бровями да жестом руки пригласил подняться по ступеням к дому.
  Пройдя сквозь огромные двери да оказавшись на площадке слабо освещенного огромного холла, где лишь две, шести свечные подвески у стен, слабыми огоньками двенадцати желтых перышек гнали темноту куда-то в тенистые щели неосвещенных уголков, откудова казалось словно выходили, иль непременно должны были выйти старые призраки векового замка.
-А у вас все таки немного жутковато, словно попал  в семнадцатое столетие, на прием к какому-то знатному графу, ну так что ли,- продолжал выдавливать из себя пораженость, сокрушительного зрелища невиданного ни в один день ни в одну минуту, его короткой жизни.
Две также больших и значительно высоких дверей открывались  на право и на лево тихими темными комнатами, тут же подымались к верху и две пологие лестницы, замыкавшиеся на втором этаже коротеньким павшим во внутрь балкончиком. Под которым в изогнутой панораме во фресках, был запечатлен восход солнца, на без тучном голубом небе отливавшимся бирюзой утреней свежести, раскрываясь глубиной безмерно без мятежного пространства.
-А вот этот огненный шарик на стене, очень похож на солнышко, и именно так излагал свою философию, талантливый художник,- со смешком шутки обращался Вадим, неловко обтирая о штаны остатки липкой жидкости испачканной ладони.
-Начала,- коротко ответил неприметно подошедший консьерж. Маленький старенький, облезло седоватый старичок, немного согнутый на перед, со сложенными кистями рук чуть выше живота, в благородстве жеста указывая свою вечную покорность и услужливость хозяевам.
-Позвольте пройти со мной вас давно ожидают,-  продолжал нежно, заискивающи взывать к юному гостью.
-Да вот это дедушка!- во слух озвучил мысль неожиданного поворота. Он представ с гордостью, откинувшись во стройности и вздернувшись назад плечами, ретиво указал на свое подчинение идти к указанному месту.
-Видите, мне прям самому интересно, но вы  не поверите как я соскучился по Филиппу Павловичу,- следуя за лысоватым мелко семенившего шагами слугой дома, Вадим прошел лестницей на второй этаж, где попав в темные просторные комнаты пробежал не одной насквозь.
 Мрак и темень не освещенного замка теперь мало производила впечатлений, хоть и как не пялился Вадим, но по комнатам лишь ползли черные серые неразборчивые силуэты, мебелей, картин, скульптур, старинных аксессуаров, и только добравшись куда-то на задворки да распахнув с легкой руки консьержа тяжелые двери, выпустившие немного света наружу павшего на стены ликами языков горевшего слабым огнем камина, он смог с ясностью осмотреться.
-Вы позволите,- тихо спросил верный слуга, согнувшись еще сильнее.
-Войдите не стойте у двери, эти толстые стены и так холодны, а вы еще пускаете дух, неужто вам не сквозит?-
Быстро войдя и не успев Вадим отдать почет вежливости, как маленький консьерж успел проскочить назад, тихо прикрыв по себе дверь.
-Проходите молодой человек, проходите садитесь, вот здесь рядом, поближе ко мне, вы любите огонь? Ведь он прекрасен, эти пламенные крылья зримого жаркого углистого мотылька тянутся к высоте, как бут-то ослабшая птичка пытается оторваться от земли и взлететь, воспарить, но земное тяжелое бремя яства ему этого не позволяет,- 
Вадим продолжал в укор стоять на том же месте, где вошедши и остановился, смотря на знакомое восковое лицо Филиппа Павловича, что разложившись опочивал на диване восемнадцатого столетия, сполна обитого красным бархатом, ни много прогнутого с одной стороны, инкрустированного золотом канделябров, да дуг кривых и низких ножек. Поднятый повыше чесаный плед примыкал прямиком к без чувственному лицу с тупыми но ясными глазами, в которых прыгали искринки, по-прежнему продолжавшие неустанно созерцать огонь, вгоняя таким избыточным равнодушием в гостя полную застывшую без чувственность.
-Никогда и не задумывался над таким вопросом, нравится мне, или нет огонь, просто вопрос, в чем он может нравится,- не склеив правильно предложение Вадим чувствовал свое оцепенение, как бут-то он, вернулся в далекое прошлое глубокого детства, и сей час в эту минуту стоит возле доски их третьего Б класса, где его спрашивают со всей строгостью, незабываемая во всей имевшейся жестокости, и нелюбви да не навести к отъявленному сорванцу, классная руководительница Наталия Михайловна, « Так ты не выучил, ты забыл, ты стоишь перед всеми, так говори чего ни будь, да только не молчи!»
-Многие стыдятся прошлого, и многие его боятся, но не так гнобит страх как стыд, открывшийся язвой, съедая тебя из нутрии, ты садись, не стой.-
Отойдя немного по одаль немного ближе к камину Вадим сам не чувствуя себя присел на краешек красно алого кресла.
-Давно такие юные особы не посещали меня, в основе уж взрослые мужчины павшие от мук истлевавшего тела, становятся моими частыми гостями,- глаза Филиппа Павловича оторвались от гулко затрещавшего костра, переметнувшись по темной комнате посмотрели в теплом радушие на испуганного Вадима.
-Спрашивай,- выдержав паузу и улыбнувшись выцветшими тонкими нитями губ.
-Спрашивайте, ведь молодость подобна детству, имеет так много вопросов, так много желаний, трепета и сил познать самые глубокие сокровенности,-
-Вы знаете,- запинаясь начал Вадим,
-Мне вы, представлялись совсем другим, верней я вас судил по встрече в этом, ну, зале царств, у этих верующих Иегов. Ну такой невзрачный и еще этот песик, желтенький облезший, обычный пенсионер от скуки забредший на огонек к тепло льстивым лживых проповедей, а вы знаете ведь они только и надеются, только и мечтают о халяве, так и поглядывают на ящик для жертвования, кто бы это кто бросил туда монетку, а лучше бумажонку, ха-ха,- высмеявшись и для себя странным тоном и не оставляя своего отъявленного пафоса, лил обильную чушь и далее.
-Вы наверняка и не представляете сколько обманутых пошло по миру голышом, и все ради чего, они говорят бог, но ведь поверьте никто и не видел его, ни чувствовал, не слышал. А парадокс насчет вечной жизни, ни что другое как обычная ерунда, но многие отдают свои материальности веря в эти сказки,  и идут босяком во свет гордясь своей верой во Христа да и подражая ему, ну тому мифологично историческому герою. Но вот в чем вопрос, а кому они отдают свое имущество, свое выстраданное добро, пусть и невзрачное, пусть мелочное но в ценностях, их ценностях, а вот и вы скажите как и я вам скажу, они отдают все тем кто их надоумил, выдресеровал, приручил.-
-И ты решил что и я также обманщик иль обманутый?- перебивая врезался в разговор Филипп Павлович.
-Ну вы правы, я именно так и думал, но не сей час, а тогда,-
-Вот, да теперь я вижу ваше мнение переменилось?-
Такой вопрос с рассуждением напрочь смутил Вадима, словно отрезвил и предоставил истинность перед кем он находится. Отшатнувшись назад он поглубже вдавил спину в мягкое кресло.
-Вы знаете просто я не могу найти вашему поступку адекватного объяснения, да и вам самим,- замолчав на пол фразе, все таки освободившись от пристального взора хозяина, с облегчением смог продолжить далее.
-Посудите сами, нам пришлось видится только пару раз, и мы не приятели и не знакомые, я просто тогда на собрании к вам подошел, так по-дружески о чем-то спрашивал, я уж и не помню чего тогда хотел, вы молчали не отвечали. А тут на меня налетела та долбанная машина, и вы помогаете мне подняться, ну протянуть руку ближнему так бы поступил бы и я, когда кто-то лежал бы посреди проезжей части, но зачем вы мне дали банковскую карту, на которой пол миллиона живых денег, да вот еще что за шутка, чем больше я снимал денег тем больше у меня, простите, на вашем счету их становилось. Снявши десять как  сразу же вырастало двадцать, можно все это расценить забавным розыгрышем, но кто шутит с деньгами, не говоря о такой большой суме, не понимаю, просто не понимаю, я вас Филипп Павлович.-
Все лицо Филиппа Павловича в один миг вытянулось вперед, выразив насмешку алчного человека.
-И ты конечно решил карту вернуть, и могу поспорить со всеми деньгами, которые потратил,-
-Вы снова правы,- горделиво заявил Вадим, зашарив по брюкам пытаясь вытащить с кармана карту.
-Не беспокойтесь они мне не нужны, у меня достаточно денег что бы сделать вас самым богатым человеком этого мира, не суетитесь, а то что сума вырастает пропорционально снятой, так уж извините малые шалости старого человека. Ну а разве я не могу сделать такой подарок для вас?- подперев указательным пальцем щеку, изрядно поплывшую глубокой морщиной к виску.
-Не знаю, ну спасибо вам, тогда,- замерев да оставив глупую затею, вытаскивания из зажатого кармана кредитку.
-И что сума всегда будет увеличиваться?-
-Всегда, чего тут удивительного, стоит вам хоть иногда меня посещать, и вы можете в действительности рассчитывать на высокое положение в обществе толстосумов.
-А если я не буду к вам приезжать?- не понимая самого такого странного для него вопроса слетевшего с губ.
-Вы знаете таких в этих стенах и не было, напротив многие хотели бы остаться здесь навсегда,- расхохотавшись на взрыв отвечал Филипп Павлович.
-И правда, век бы с вами тут коротал, вон возле огонька, на переменку пихая в остывший жар  полено за поленом,- ретиво с колкостью добавил Вадим.
-Целый век это много,- с ироничным вздохом подкрепил Филипп Павлович.
-Вы правы жизнь нужно прожить, ну а все же простите за нескромный вопрос, откуда у вас такие деньжищи, вы что большой воротило, бизнесмен, а может вы занимаете высокий сан во правительстве мира, ну там Евросоюз?- пытаясь с настойчивостью вопроса разгадать загадочного старичка.
-Молодой человек, а вам не кажется что ваши взывания не совсем корректны, это древние евреи любили считать чужие статки, только они смогли на весь мир заявить, мы не рабы, рабы не мы, копя золотые монеты в которых видели свою свободу и своего бога, да в конец освободившись от бремени зла помыкавшее их целые тысячелетия, от одной земли к другим краям, в путешествиях жалостливого копеечного народа, и как видите они все же нашли свое место под солнцем. Но буду к вам добр и отвечу, что бы более вы, на меня так не смотрели словно перед вами злодей, как вы там таких считаете, называя гангстерами, отцами мафии,- выдавив короткий смешок подражания.
-Все это театральный пафос, да теперь человек должен с самого младенческого возраста учить роли, и потом же им и следовать. А я еще не верил Шекспиру, а он клялся что придет время паяцев и без душных кукол, истеричный, импульсивный был человек,-
-Вы знали Шекспира,- улыбнувшись переспросил Вадим.
-Да нет,- поддержав шуточную паузу, для понимания друг друга.
-Иногда я просто заговариваюсь, ну ладно, ладно. Мой род идет, точней можно сказать тянется, чуть ли не с первых дней появления света, но никакого конечно генологического дерева у меня нет,- гулко умыкнул  щелчком губ.
-Ну вы сами должны понимать, по крайней мере мне так хотелось думать, да и говорили мне так. И так вот, придя в этот мир, я уже был достаточно богат и наделен особой властью. Имел и имею на данное время множество компаний и холдингов, так же в огромной доле частною землю, при этом на   все выше сказанное имею полноту владельческого права, и естественно у меня множество структур в шоу бизнесе, вы же так говорите о платных развлечениях, отелях, курортах,-
-В общем, где только вас нет,-
-Не от части а целиком, а на счет сана, кем меня только не возводили, от римского консула до вице президента, иногда и генералом счастливилось!-
-А я вижу вы и взаправду интересный человек, вас послушать так получается вы прошли мир по всем параллелям и меридианам, зная каждый кустик, холмик и полевого зайца,- пытаясь окрылить себя юморком для смеха ради, третировал Вадим.
-Молодой человек ваш сарказм совсем неуместен, вы молоды кровь в ваших жилах еще кипит и ничто не может быть вас выше и умней, и вы верите что ваш пыл и неугомонность есть истинность, ложившаяся в след вашим ступням долгой дороги от одной к второй глупости, замечу вашего же пустоголовства,-
-Ну позвольте это же по чему-то,- подорвавшись с кресла имея несдержанность дрожа и танцуя на месте завелся как никогда Вадим.
Старик и не повернулся к своему гостью, добавить еще чего ни будь, лесного, иль совсем напротив резкого.
-Вы скажете откровенно, зачем вы мне дали кредитную карту, и зачем я вам нужен, и знайте я вам не поверю, в вашу доброту, потому как я не имел ее никогда, и ни знаю о ней ничего. Мое представление об этом  чудесном животворящем чувстве уходит не далее сказочной наигранной выдумки, для лохов, для развода, выразившись более этичным языком, обмана,-
-Тогда выходит вокруг вас только одно зло, и злодеи,- перебил Филипп Павлович.
-Не столько зла сколько лжи,- продолжал топтаться на месте Вадим, видя разговор в повышенном тоне.
-И что вы решили сделать, что бы предпринять, для исправления вашего несчастного положения, ни уж то вам хотелось стать мессией, войти в этот мир спасителем, даря человечеству истинность, насыщая культурностью правдолюбия. Но обетом молодой человек мне видится лучше с моих не малых лет, и не говорить. Ну а вот чего вы скажете, к примеру, что сделали вы для самого себя, смогли  ли в себе отстоять свои идеалы, которыми теперь только можете сорить с помощью без костного языка, и моих денег.-
-Не называйте меня молодой человек, вы знаете мое имя, а если запамятовали тогда повторю, Вадим. Вы так говорите словно имеете претензию, ну скажите какою именно, то что я в этой жизни представляю мало мелковатое ничтожество, так это не моя вина, ведь вы сами сказали тут же, что вы родились со статками, а мне в этой жизни досталось только одно, злорадная насмешка матушки природы, и коварные шутки госпожи удачи, вы хоть знаете ту боль которую я ношу в себе, сколько во мне взрослой ненависти, отвратной озлобленности к окружающим, вы знаете я ведь думал унижение, пинки, да всеобщая брезгливость это удел детства. Да, да я думал взрослая жизнь более воспитанная, обусловленная приличием, но все лож, чем старше, тем больше понимаешь как низок мир в котором ты живешь, мир без честен и не справедлив,- не веря сказанному, Вадим обратно вернулся к креслу, присев пристально припал взором всматриваясь в пустое без чувственное лицо старика.
-И все же что вы собираетесь предпринять с этого повода?-
-Да ничего!-
-Точней продолжать свое без цельное сосуществование, подобно вот тем которых вы только что и хулили, разменивая свой дух во зло других,-
-Ничего я менять не собираюсь,- с мягкостью словно получил разряд, сбившую последнюю искру его запальничиства, облегчено со вздохом оборвал Вадим.
-Вы Вадим как подразумеваете зло?- Филипп Павлович завертелся на диванчике подтянув повыше плед, да в аккурат поправил рядом лежавшую у бока подушечку, стараясь по удобней расположиться, во пристальности ясного взора посмотрев на юного гостя.
-Зло, от куда оно взялось? От куда оно пришло? Даже трудно подумать сколько было списано человеком своей безрассудности, порочности, на милую выдумку во все виновное зло! И за этим всем стоит никто другой как архангел, почивавший ранние у правой руки самого господа, Люцифер, ох сколько человечество водрузило на его крепкие плечи дохлых псов. Вот смотрите Вадим, стоит одному самолюбивому идиоту сколотить, взбаламутить на резню мир, и тут сразу же это прекрасное достояние человечества великой личности, называют слугой антихриста! Или стоит несмышленому пареньку завороженного звуком бившегося стекла, не вольно не обдумывая своей затеи, бросить в нежилой дом разбивая булыжником окно, как проходящая старая женщина прилепит к юному созданию орду бесов. И за тем, везде идет только одна борьба, борьба со злом, но с чем они сражаются? С ветряными мельницами, так несносно овеявшие святой лик неистовых порывов нечистых побуждений, а мне молодой человек кажется что человек сам грязен и зол. Своей душой, от своего начала да и до своего конца будет барахтаться во своих страстно больных умилительных грешках, которые они так лелеят по за глазами морали того же восхваленного Христа,-
-Вы так говорите, словно проявления плохой стороны не имеет своего объяснения, верней не имеют данной и явной причины. Не знаю ваших мыслей но мне почему-то кажется  никто не желает вреда или боли другим, оно так получается само по себе, по крайней мере люди, с моего малого опыта все стараются быть либеральными между собой, отдаваясь чудному  высказыванию, моя межа окрай. Нет может я говорю непонятно, но вот лично мне зачем устраивать кому-то неприятности,- попытался с сухостью своего дознания по вопросу, поддерживать выпавшую тему разговора, немного терявшийся Вадим.
-Вы правы зачем кому-то делать злодеяния, вот так все оставить и пойти по свету подличать, гадить и мучить, ну прям какой-то иезуит,- с комичной интонацией да басистой ноткой в голосе задекламировал Филипп Павлович.
-Да смешно получается,-  позабывшись где он находится, Вадим расслаблено и более уже без агрессии и обиды, присел и поплыл по креслу, принимая целиком и полностью приятное гостеприимство хозяев. 
-Вы Вадим много ли слышали о самом Христе, о боге, ну не говоря о  Дьяволе?- Подняв к верху указательный палец, одиноко выткнутый из под пледа, словно указывая на бегавшие блики огня на потолке, так подразумевая в странном живом рисунке света и тени, существ небесных.
-Вы меня хоть не собираетесь агитировать вступить в собрание к Иегова, да стращать смертью, и дарить со слов вечную жизнь,- с шутовством переспрашивал Вадим.
-Нет, нет, совсем напротив, человек волен, он имеет право выбора, точней свободу в своем выборе, и наверняка и вы разделите со мной скромную истину, ведь мы вольны не так ли?- не сбрасывая улыбки с лица настаивал Старик.
-Вот смотрите Вадим, вы могли сюда и не приехать но вы здесь, и это только ваше побуждение, ведь не было того человека иль обстоятельства заставившего вас прибыть в эти стены. Но вот в чем штука, бог создал человека, как мы  с вами выяснили вольным существом, вышей секреции, в достоянии высочайшего качества гармоничного единства в нашем земном мире. Вы читали библию, а ведь знайте что уже сама библия сковывает сознательность человека в гоняя под одну плаху тщеславья, себе и богобоязливых людишек, запойно ликующих к небесам на протяжении своей всей короткой жизни, а где же тогда хвалебная свобода, дарованная воля данная с первых времен, когда каждый человек живет за правилами строгой конституцией религиозной прописной доктрины. Маранной, перепачканной сотнями, тысячами понтификов, патриархов, истлевавших в маразме стариков!- погладив сквозь плед сухой рукой выпиравшее колено, Филипп Павлович слегка накренился вперед, продолжая пристально вглядываться в пламя огня, словно следил за любопытным действием чего-то неимоверного.
-Так тогда возникает любопытнейший вопрос, для чего сошел на землю Иисус, отдав свою жизнь даря каждому рожденному после его воскрешения вечную жизнь, допустим та вечность и существует, допустим сам приход был не бесцельной затеей, тогда следуя со всего наследия оставшегося до сего времени, мы заведомо спасены, но спасены от чего и как. Когда сама духовность не присуща нашей повседневной жизни, жестокой жизни, и вот что пишет святое писание, мы можем взять любую страницу, Матфея, Марка, Луки о и конечно любимца Иоанна, описавшие короткое пребывание сына человеческого на земле. Верьте только верьте! Вот и заметим к этой вере, среди абзацев и страниц, что людям глупым, простым самаритянинам,  предлагалось только одно, идолоизацыя, сановитость верховных жрецов, вовремя подоспевших в прислуги новому взошедшему богу, так смирено поучавшие  во служении нас, в обмен за их почет, долгие годы властвования.  И все это так ловко разделило сознание обычных смертных, на две ровные половины добра и зла, что перед истинным богом в современном свете предстает ни человек разумный которым он и был создан, а глупая обезьяна, не имевшая ни своего суждения ни воли чего-то выбрать, вот и стоит теперь человек столбом между вековыми духовностями этого же добра и зла, уповая лишь на веру и доверие к мужам, в золой одежде,-
-Ну вы наговорили прям жуть!- немного недопонимая сути беседы перебил Вадим.
-А вы не скажите сколько оно в действительности времени, а то я телефон почему-то в машине оставил,-  немного смявшись боясь смутить старика, спрашивал Вадим.
-Время, а существует ли оно совсем, на самом деле, существует ли оно для бога, существует ли оно для души,- задумчиво и тихо добавил Филипп Павлович.
-Вы правы Вадим вам пора, вас уже заждались,- тем же томно слабеющим голосом завершил встречу, померкнув гримасой лица да потупившись на огонь камина, хозяин без причинно впав в какое-то непонятное ни для кого грустное ожидание, наверное чего-то того, что могло с легкостью разрешить его смуту.    
-Тогда до свидание,- бросил с резкостью и облегчением  поднявшийся с кресла, но не успев подойти к двери как они тихо приоткрылись, и с темного проема выскочил консьерж, поблескивая голубыми белками глаз в желто теплом свете.
-Выведите меня пожалуйста,- почти шепотом, стараясь не нарушить покой  дома пробормотал Вадим. Кивок седой головы в знак согласия и проводник тихо шоркая мягкими тапочками, увлек сквозь мрак длинного коридора немного растерянного гостя к выходу.
-Будем рады снова вас видеть,- вновь кивая головой спускавшись по лестнице к холлу обращался консьерж.
-Приезжайте по чаще, Филипп Павлович очень любит общение с молодыми юношами, и я подметил что вы не мало понравились нашему господину,- передавая с рук в руки подошедшему Сергей Сергеичу, кривившегося лицом пытавшегося хоть как-то согнать донимавшую с ряду в несколько часов морившую сонливость, на уютном кресле малой гостиной для прислуги.
-Вы уже собрались, и желаете ехать?- тернувши напоследок кулаком  глаз, да выровнявшись на полный рост, словно ожидал приказа выдвигаться. На что Вадим только улыбнулся выдержке Сергей Сергеича, разваливаясь по сторонам походкой вышел на улицу, да немного помедлив у чаши со слонами направился к стоявшему близ ворот джипу.
Попав обратно домой, с любезностями распрощавшись с Сергей Сергеичем, он не спешил  в заключение родных стен, а напротив присев у соседнего подъезда откинувшись на спинку лавки, расслаблено обсасывал своим не малым умом все происходящее с ним во стенах совсем не бедного, вычурного до изящества и необыкновенности поместья Филиппа Павловича. Четкие картинки слабо проявлявшиеся на черном фоне  пустоты замеревшей души, легко радовали слабой дрожью его широко раздувавшуюся грудь, то он видел диковинный фонтан с чашей наполненной по самые кромки кровью, то склонившегося у камина Филиппа Павловича, то подобно чертенку выпрыгивало перед его сознанием образ облезшего, седоватого во клоках консьержа, с льстивой услужливостью подло манящего голоска, «будьте любезны пройти,» то снова фонтан с далекими голосами старика, «зло, а от куда оно взялось, от куда оно пришло?»
Теплое июльское утро приближавшееся зажженным горизонтом, белой полосы света, робко навеивая умиротворенность вечного покоя, всем которым не смогли уснуть этой летней ночью, прокутив сряду шесть коротких часов, или застенчиво перед великолепием вдохновляющего чистого много звездного неба замерли в созерцании безграничной вселенной, напролет возрождая мысли даже у самого закостенелого паренька поэтичной строкой; «о как много не открытых мест чудесных,» взывая разум к фантастическим сюжетам о других мирах, других цивилизациях, о существах совсем не похожие на нас.
-О, а кто тут, у нас?- не принуждено засмеявшись своему любознательному порыву, подходя ближе и шепчась мало понятным говором, обзывалась пара юных дев.
-Вадим, что ли ты, и сам,- упрекнув его одиночество, обращалась с той же невинностью черноволосая Натали, откинувшая свои роскошные пряди назад, открывая свое бледное несравненно белое лицо, тешившееся в радостной не спадавшей улыбке.
-Я, а кто тут еще может быть,-
-Ну, да,- брезгливо добавила следом шедшая Тамара.
-И правда, да кого можно было бы встретить на конце ночи, а это вы, по чему-то одни, такие неотразимые девчонки, и в одиночку возвращаетесь домой, без рыцарей, да хотя бы Лешку с собой прихватили, и то какое-то украшение да утешение,- скривив в злорадстве слащавую улыбку тем же червивым словом отвечал Вадим.
-Ах, ах, ах, да не было сегодня достойных,- со смешком на взрыв продолжала Натали, не замечая остроты колкого намека, на их нереализованность неотразимых красоток, в этой ночи среди полно кишащего города славными молодыми парнями страждущих в муках по женской ласке.
-А ты снова до утра без жалости грабил казино, и наверняка выиграл кучу денег?- вопросительно откинув слегка на правое плече легкую головку, с высока посмотрев светлым взором на сгоравшего от гнева Вадима.
-Ну прям не знаю, от вашей проницательности никуда и не спрячешься, точно, я был целую ночь в казино, и ты совершено права, на рулетке я подорвал целый куш, миллион, смотри вот карта,- в полной лжи, лениво с пафосом представляя свою значимость богатенького парня, полезши в правый карман где вместе с кредиткой попутно вытащил, зажегшийся от нажатия клавиатуры мобильный  телефон.
-Миллионная карточка, видишь, а телефон дают вроде призового бонуса,- засветив дорогой игрушкой, перед лицом Натали, которая не теряясь ни на секунду, и как говорят знатные львицы берут быка сразу же за рога, невинно крутнувшись на легкой ножке, очертив волнующими гибкими линиями своей стройной и истонченной талии представляя изящество своего стана словно пушок приземлилась рядышком возле Вадима, ни много толкнув своим открытым хрупким плечиком его торс.
-Гламурная штучка, и что за модель,-
-Нокия, хочешь посмотреть, пожалуйста,- протянув сверкающую продольную коробочку,  худенькой с девичьими длинноватыми пальчиками ручке. Длинная пауза и Вадимово фастливое восхищение, Наташиного волнующего замешательства, да Тамариного брезгливого немного завистливого отторжения от всего того что происходило перед ней, привело трио на несколько минут  в безмолвную мысленную идиллию какого-то уже формировавшегося единства. 
-И сколько он стоит?- не зная как воздать похвалу обозвалась Наташа, на миг оторвавшись от голубого экрана телефона.
-Немного больше десятки,-
-Сколько,- резко с недоверием взвизгнула Тамара.
-Ни много ли, за подобное,-
-Может и много но дешевле не нашел,- возразил Вадим.
-Хороший телефон,- смиряясь и словно извиняясь о своей прежней дерзости, с мягкой безвинность своего шаловста, проговорила Натали, протянув обратно трубку хозяину, сиявшего в своем великолепии в настоящем снисходительно добродушном внимании девчонок, в особенности к той что так еще недавно питал самые теплые чувства, а теперь почему-то на нее немного злился.
На улице совсем становилось светло, ясное небо открывалось  сизо голубым стеклом полусферы, лишь только легкая воздушная ночная испарина, молочными туманными змеями не торопясь отрывалась от земли растаивая не долетая до не высоких крыш мало этажек.
-Может, пойдем Наташа домой?- умоляющи спросила Тома, с нежностью заглянув подруге в глаза.
-Конечно поздно уже,- поднявшись ответила Наташа.
-Замечу что рано,- засмеявшись добавил Вадим, ловко выкинувши перед собой руку, посмотрев на золоченый циферблат новеньких часиков.
-Ровно пол пятого,- освидетельствовавши во слух знаный утренний час.
-Ну пока,- с любопытством глянув на золоченую безделушку, выпалила Натали, крутнувшись на месте пошла подхватив подружку под руки, вдоль их него дома к своей близкой парадной.
-Пока,- не сбрасывая улыбки и  внутренне ликуя малой победе, вдогонку девчонкам бросил Вадим, крепко тиская зажатый в ладони телефон.
-Нужно будет их куда ни буть пригласить,- вынесши заключительно, Вадим расслаблено сполз по спинке лавы, закинув руки за голову, открывая взору небесную сферу на которой еще слабо отблескивали редкие звездочки не канувшие полностью во свет близившегося дня.
« И еще нужно будет отоспаться, целая ночь напролет ушла, причудливый старик все бубнил о Христе, о боге, не уж то эти два мифологические существа могут быть причастны ко мне, да еще в эту минуту моей жизни. Полная глупость, тысячи, миллионы людей целых народов вопрошают о счастье, благополучии, а завсегда одни страдания, не верю ни  в какого бога, иллюзия это, одно представление, наших больших фантазий.»
-Ерунда,- в слух отрезав корящую мысль, поднявшись да потянувшись изогнутой спиной на зад, поспешно пошел к себе домой.
Но как только добравшись к своей квартире, ввалившись в коридор, где склонившись на сторону подперев плечом стену, плавно поводя взором по пыльным обтертым стенам, старой изломанной мебели приобретенной до его еще рождения, с гнусной омерзительностью разсетовался на презрительное свое сосуществование.
-Сегодня отоспаться, а после обеда нужно будет отыскать конторку, быстрого воплощения любых строительных, дизайнерских работ. А самим на несколько дней съехать к родственникам погостить, и ремонт, полный ремонт,- завершительным наставлением, подытожил свои ласко-сладкие терзания долгого не простого путешествия к Филиппу Павловичу. 
                7
-Мы снова с тобой вмести, мой друг. В величие и предвкушении первого начала, торжества жизни, в новопрородившемся в спящем глазу, луча восходящего солнца, и это огненное колесо вздымавшееся над головами человека, превозносит в них и рай и ад. В коротком отрезке тлевшего в суете дня, но как предвосхищает рассвет мой друг, открывавши мир для общества, для человека, для богов, их них богов, что научились вместе с природой в этот час одухотворено замирать, в наслаждение чуда и своего совершенства в этом незыблемом и не объемлемом творении. И это прекрасное озеро с хвойным лесом у берегов, да чистым золотистым песком снисходивший к самой воде, походит прозрачным зеркалом на глас провозглашавший нам исторические ценности и мудрость, всплывавшие спасениями из глубин наших душ.
А сам берег, очень мягок для наших ног, что от топкости почвы просто уходят глубоко вниз,  а ты мой единственный друг никак ни насмотришься на свое не человеческое отражение в этой чистой воде, изредка излизывая свой лик, алым лопатистым языком, словно испробывая его на вкус. Мой пес, мой друг подойди поближе и будь рядом, перед тем что открывает нам солнце и то окружающее благоухание поющих птиц, рыб, деревьев, цветов и самого такого короткого в этом озере горизонта. И как не странно но эти первые вожделения чистого творения, человек не внес  в веру, единство принятого идеала для самого себя и для своих общин, а преподнес свое больное тщеславие к высотам своего развития. Но не уж то мелкий жалкий человек подразумевает себя истоком наступивших и грядущих перемен, почему он  считает что творения бога кануло в прошлое к временам порождения мира, и он сей час не влаживает в своих избранных сыновей божественный дух откровений, изменяя свой созданный ранние рай. Ведь это  простое, но явное действие, зримо, и вездесуще, но если ты конечно не совсем слеп от телесной гордыни, и пустоват мыслями погибшей души. Ведь великое творение происходит с доброй руки бога и теперь, в любом миге, времени, в любой земной перемене, в любом существе. Вот только в нас мой милый друг в гибкой плоти воплотившись чистым совершенством, оставив нам мир  впервоистоках своего начала, и мы с тобой не в силах изменить не его ни себя, обречены к долгой неиссякаемой скуке, смотря уже давно отупевшими глазами  в вечность, да стремглой развивавшегося человечества, лишавшие нас с тобой на задворках тяжелых мыслей о чем-то позабытом отошедшем и истратившегося давным-давно. О как жаль, как жаль когда нам мой друг остался такой мелкий удел, просто лицезреть происходящие перемены, но и это приносит иногда такую сладкую радость, в чистом небе огненного горизонта, в надежде что свет  воскресит новым пробуждением и  нас.-
Подойдя ближе к самому зеркалу вод озера, потеснивши слегка немного испугавшегося товарища Вестник, в порыве вскинул свою истонченную трость к верху, с силой ударил тихую воду, взметнув вокруг себя сотни прозрачных капель, заискрившихся в обворожительном свете восходящей звезды.
-Посмотри мой друг, на мой изгибавшийся в волнах лик, на эту вечность лица, хранившую первородность, и оставшееся в своем великом стяжании перед уходящем временем. Ведь для человека эти крохотные волны долгие годы, короткой жизни, смывавшие с детских наивных лиц, весь цвет юности, бурей порыва и грез, будоража чистый пруд души, которая к старости становится все прозрачней, и покойней, таясь в предвкушении своего первого рассвета, своего первого путешествия, где иссякнув в мирском, облачится в сущность духовного. А пока они лишь творения, творения его рук,  с которых и до сей поры, выминают глину отображая идеал может диковинного но все же совершенства, совершенства для их самих.-

-Вадим, Вадим,- доносилось сквозь давкую черно серую темноту, туго сжимавшую его голову.
-Вадим ты хотя бы разделся, в чем пришел в том и лег, разденься,- более четко и ясно отбывалось голосом в ушах.
-Ну зачем,- буркнув под нос да перевернувшись на другую сторону.
-Сегодня все одно съезжаем, и здесь будет ремонт, и весь этот хлам возьмем одним махом и выбросим,- невнятно отвечал матушке не проснувшийся толком сын.
-Ты пьян чушь такую несешь, куда мы переезжаем, не говори белиберды, разденься,-
По крайней мере, сон медленно отступал, давая сознанию ясность своего положения и намеренье на лезший в окно золотыми лучами день. Бряцнув часами что указывали ровно десять Вадим окончательно отрезвился, поднявшись сел, остервенело мутными глазами в тупившись в матушку.
-Мать мы переезжаем к твоей сестре, если не примут, или ты не желаешь стеснить тетку Лидию, тогда переберемся на недельку под крышу пятизвездочного отеля, а здесь в этих стенах я устрою переворот веков. То есть проще сказать,  плавный переход с девятнадцатого столетия в двадцать первый, и чего тут не понятного я хочу ремонт,- с жестокостью и настойчивостью своих слов, объяснял Вадим.
-А деньги?-
-Мать я взрослый человек, и располагаю нужной суммой, и вам  с отцом нечего беспокоится, от вас нужно только одно покинуть на сем дней ваш родной уютный теремок, теперь все понятно,-
-Ты Вадим серьезно?- опешила от услышанного Татьяна Григорьевна.
-Серьезней не бывает, и если можно то дайте мне хоть минутку покоя, целую ночь можно сказать на ногах и дома тишины нет, мам пожалуйста оставь меня,- с нытьем и сердитостью отмахивался от донимательств матушки, отвернувшись к окну всматривался еще слипавшимися глазами в даль раскинувшегося города.
-Ну хорошо,- не поняв все таки ни чего,  промолвила Татьяна Григорьевна, с тихим скрипом отворив двери вышла с комнаты сына, давая чаду просящий  покой. 
«Нет эти старики, воспитанные коммунизмом, которым трудно втолковать, им всегда стабильность подавай, привыкли к однообразию, повисшие десятилетними промежутками над пустой временной ямой. А сей час время больших скоростей, тот кто движется тот растет, развивается, завоевывает новые территории, корит своим чистым умом, да гнет свою линию,»
-И ставит на колени весь этот мир, с жалкими их жителями, людьми и людишками,- во слух вывалил откровенностно великую непоколебимую истину. Потерев щиплющие глаз, пытаясь с них согнать тяжесть все время желавших сомкнутся свинцовых век, умиротворено зазывая покинуть сложно грузный реальный мир, погрузив в мягко тмистый туман без сознательного сна.
«Нужно подыматься, сколько дел не решенных, во первых пойти снять денег, потом найти конторку занимавшаяся ремонтом и реставрацией хрущевок, вторе, не переплатить и весь косметический ремонт провести как можно побыстрее,»
Негодуя заревел Вадим, смогши подняться да подойти к окну, гордо посмотрев на великий город, подобно смелому завоевателю от которого требовалось только одно вскинуть в призыве руку, и орда воинов пойдет на штурм стен и улиц, войдя одним мановением, одним взмахом, в историю великих людей.
-За дело!-
И понеслось, завертелось кружа голову молодому созревшему да состоявшемуся мужчине, во власти которого оказались множество тонких денежных нитей, ловких рычагов огромного социального механизма. Десятки новых знакомств, сотни желаний, сбывавшихся при скромненьком хрусте пахнущих краской банкнот, множество поклонников у которых при виде любимчика судьбы перехватывало дух, сгибая спины и колена, уважительно покачивая на перед слабыми головами.
Окружающий мир, в один миг просто стал с ног наголову, когда еще так недавно, им по обычаю брезговали, а если сказать по правде и не замечали, словно живая единица души не больше чем клякса тени невзрачного пятна павшая осторонь без права слова и участия, отсиживалась по темным уголкам.  То теперь, и не кто и не мог иметь представления без прямейшего лидера, самого дорогого и близкого, сменившего, низменно слащавое имечко Вадимки, на томно строговато ликующее  взывавшее в указ, Вадима! Со всем нужным к склонению фарса и пафоса, значимого соотношения во признаках знатного пацана, первого из первых на всем районе, и  более никто не мог посмотреть с укоризной в его глаза, или фыркнуть бросив ручкой на отмаш вслед, теперь он сам своим ясным взором корил, апатично меняя суждения и пересуды о чем бы, иль о ком бы, не пошла речь. 
Сделав по всем европейским стандартам, ремонт квартиры, выбросив полностью всю мебель, и раритет нащент про трухлой  бытовой техники, полу векового холодильника и телевизора, на место которого напичкивая мелкие комнатки, водрузил с размахом шика современность кинотеатров да аудиотехники но не говоря о удобствах быта, стиралки, кондиционера, теряясь в шопинг угаре прикупил себе еще несколько дорогих моделей телефонов, приодел родителей что прям с несколько дней боялись и показаться так на улицу, да не позабыв на конец о своей детской мечте, облагородить себя японским мокиком. Да поспешно задумываясь своим ценнейшим мозгом что крохотный мопед, в своем механичном порыкивании слишком мал перед таким большим человеком как он, и в три дня потехи с пластиковым коньком горбунком, жестко для себя порешил что ему нужен, без лишнего не больше и не меньше, как хороший вороной, заграничной, да еще знатной фирмы автомобиль. Но если бы не задача бурных двух недель, после первого и последнего на данное время посещения Филиппа Павловича, счет на кредитной карте почему-то начал с катастрофической скоростью падать в цифрах, со строгой пропорциональной зависимостью тратившихся на лево и направо денег, с причин, да в основе без их, от нечего делать, указывая по части на свою барскую добрую душу.
И так пугающая статистика тающего наличного номинала, прям раздирала его, с которого в ужас своему уравновешенному характеру просыпалась негодующая озлобленность, сыпавшись словно с питуха перья, после битвы с чужим красноперым султаном, за право бить одно личным хозяином курятника. И делать было нечего, причина такого расклада финансов выплывала сама собой, нужно было по скорее проведать дорогого, очень дорогого старичка. Да на этот раз быть более сдержанным и участливей в его за унылых разговорах о боге, и такая мыслишка гнувшая вольную душу к прислужничеству, особенно уж после того как сам вошел во вкус руководить, Вадима несносно гнобила, и крайне разочаровывала.
-Ты представляешь Леха, сегодня нужно будет ехать, да ты не представляешь,  чего это будет мне стоить, целая мука, ничего подобного мне и не приходилось ранее переносить,- пыжившись да не объясняя до конца, пялясь  на один телефон, рукой тиская второй, Вадим жаловался ближнему на свою не добрую учась, товарищу копавшемуся с головой в моторе старенькой машины.
-Лех, ты вот что там роешься, брось, тебе здесь мой конек не помешает, я и гараж хочу вскорости приобрести, может в этом месяце и машину возьму, не солидно на мопеде по столица катить,- заулыбавшись с представшего в глазах зрелища. Роскошного парня, с именем и знатность, на чудо технике восточного производителя, возле самого престижного клуба великой столицы, Фортуне.
-А именно чего хочешь взять?- не высовываясь с под капота, спрашивал Алексей.
-Не знаю, ну конечно не Bugatti,- со всей серьезностью тона ответил Вадим.
-Тогда может возьмешь Ferrari или Bentley, на плохой случай, чего же мелочится, а машины они хорошие,- душась во смехе вынырнул наружу  да обтирая замасленные руки предлагал чистый эксклюзив Алексей.
-Смейся, а вот возьму и куплю, и твою рожу так перекосит от зрелища когда я обгоню твою колымагу на центральной улице под красные фонарики, полыбишься тогда, я посмотрю,-
-Да, ладно чего ты воспринимаешь все в ножи, покупай чего хочешь только не забудь старого друга прокатить на беленьком Lamborghini,- продолжая с комизмом шпилять Вадима, изображая круглым лицом безвинность, шутил Леша.
-Вот сволочь,- с плюнув на сторону,  Вадим вышел с гаража на улицу. 
-Слышь Лех, ты не помнишь ведь мы сегодня договаривались с девчонками мотнутся на ночь глядя, по клубам, но как ты сам понимаешь у меня не выйдет с вами, ты бы не мог по деликатней объяснить дамам мое отсутствие,-
-Конечно,- выйдя в след с тени, сырого помещения пропитанного бензином и резиновым запахом новых только что смененных шин.
-Так и скажу Натали, Вадим нас кинул! Нашел себе дружка получше и куколки у него теперь, ох пальчики лижут, оближешь,- 
-Будь нормальным скажи у меня работа и все,- сердито буркнул Вадим.
-Вот признаешься какая у тебя работа, тогда можешь и не беспокоится, а то нашел секретаря. Уладь мою проблему ну пожалуйста, а сам что не можешь взять вон вытащить телефон и позвонить, ты же сам подарил ей трубу на прошлой неделе, и объяснился бы,-
Вадим еще больше похмурнел, надувшись сычом исподлобья за рыкал на Алексея.
-Так ты поговоришь?- с трудом вывалил ультиматум, быть немного лояльным к его просьбе.
-Ну куда же мне деваться, поговорю,- повернувшись спиной, бросив испачканную маслом тряпицу на капот его красненького форда.   
-Ну тогда не прощаюсь может мы сегодня еще и увидимся,- кинув слегка головой в сторону друга, Вадим направился через двор прямиком домой. Новенькие бронированные двери теперь встречали его у квартиры, осветленный белый коридор с небольшим прихожим гарнитуром, да  во вес рост с зеркалом вмонтированным в стену,  принимали своего молодого хозяина с изысканной скромностью деликатно простых и необходимых вещей. А прихотью интерьера самой его крохотной комнаты преобразилась, по званому подросткового поколения кличу хай-бренду, никем не понятного стиля художеств, которыми были измазаны все стены, широкими полосами кистей, светло салатного, розового да голубого, где тонкие воздушные гардины, только мутили вид чистого пластикового окна, да лишь стол из толстого стекла гордо подпирал светлый угол, на котором красовался плоский жидко кристаллический монитор компьютера,  а вместо старой кровати важно раскинувшись, стоял бежевый диван служивший в одно час и ложем. Два белых кожаных кресла еще достаточно испускали неприятный запах новизны, над которыми теперь висли две инкрустированные в черном дереве полочки, где на одной располагался миниатюрный музыкальный проигрыватель о на другой компакт диски, да немного никем не читаные книги, пылившиеся уж не одно десятилетие, отображая память что кто-то с их семейства смог прочесть рассказ о капитане Гранте.
Подойдя к тумбовом комоду, похлопывая ладонью по чистой глади, еще не исцарапанной крышке Вадим с тяжесть мыслей пытался детально обмозговать очередную встречу с Филиппом Павловичем.
«Как оно не звучит постыдно и смешно, но старик был прав, многие бы хотели гостить среди стен его замка. Но когда деньги только увеличиваются то он и не нужен, а тут желается еще хоть немного удобств, взять хорошую машину, да прикупить гараж не по далека, и достаточно. С машинкой уж возможно и самому денежку заколачивать, да только на счету миллион двести, и в общем кому эти тугрики деревянные нужны, необходима валюта. Ну что же одеть? Что ли прети по облику первого случая, хипового пацана, джинсы цветастая майка, чудно но стремно, а вдруг не поймет в этот раз. Ведь я же изменился, и нужно со всем уважением соответствовать данному окружению, тогда выбор невелик.»
-Консервативность.-
«И буду выглядеть полным придурком, черный костюм беленькая накрахмаленная рубах, под лиловый галстук, а еще нужно будет зайти в салон, ну там маникюр, педикюр, стрижка и не забыть побриться, ну прям не встреча, а выходит знатный раут в обществе князей и графов, чушь, но в общем мысль о фраке удачна. А сам разговор с ним о чем будем вести? Ему нравится, и по моему до само обожания трендеть на тему о религии. Ну о всем этом мистично фантастическом из древних свитков народа еврейского. И что мне известно о прославлении великим богом народе, ну был там сомаретян Иисус, римский куратор, фарисеи какие-то, апостолы, ух ты да я оказывается много осведомлен по теме археологических раскопок сказочной мифологии!»
Присев на кресло и закинув ногу на ногу, удивившись своему обширному мозговому волнению, так хлеставшее разумностью его самолюбие продолжал тираду ума.
«А по сути то ничего! И чего предпринять, ну хорошо выглядеть я буду, это уже плюс, буду додерживается всего заданного заранее величия моей персоны, эстетичности да мелочей этикета. Может и получится произвести впечатление, ну не буду же я молчать, нужно будет хоть какой-то вопросик задать. А вот вопросик и будет моим спасением, панацеей, отображу всю собранную в лице внутреннею серьезность, и спрошу а кто таков бог? Или почему Иисус пришел в лице человеческом, а не духовном, и пристал на муки земные? Да если я об этом буду спрашивать то мне сразу же и укажут на дверь, нужно спрашивать о чем то волнующем самого меня, затрагивающие мои взывания к мудрости старика, да быть искренним перед им. А волнует меня только одно, где взять денег на машину и гараж, явится так и сказать, вы мне Филипп Павлович неинтересны ни водном вашем проявлении, но без денег ваших, я уже и жить не могу, вы не раздобреете еще на немного, на новенький Land Cruiser.»
 Долгая пауза замеревшей пустоты, о без мыслившей головы перед феерией миражей внутренней комедии, была спасительным глотком с глубины закромов трезвого рассудка, подарившего именно то действительно необходимое своему молодому хозяину.
«А зачем мне чего-то выдумывать, спрошу то, что меня в основе волнует больше всего, ну что в своей сути представляет религия? Какую роль она отыгрывает в жизни общественного человека? И самое главное какое влияние она оказывает на меня и того кто будет мне пол ночь поучать и наставлять? Ох эти и старики любят сварить и учить жизни, словно у них ее не было, и они живут за тебя.»
Немного передохнув перед сложным вечером, Вадим предупредил с чистой не принужденностью, без деликатности прежнего милого сына, ни много смутившуюся мать, о том факте что он уезжает по работе, и  может задержится, да совсем пробудет до раннего утра, зло извиняясь за себя переспросил уходя что б его и всерьез не ждали, двинулся в город.
Дальнейшее приключение выбранным маршрутом, ряда элитных лавок, где гнувшиеся не состоявшиеся жар-птицы, великой моды с мало приметными изьянчиками, от совершенства модельных кукол, подобно заведенным звоночкам рассыпали свои похвалы.
-О, на вас пиджак сидит так хорошо, вы так смотритесь великолепно!-
-Герой нашего времени, вы настоящий джентльмен!-
-Ничего лучшего и не возможно придумать, на вас все сидит словно литое!-
И несколько влажных истонченных улыбок, тянули своими уголками нескрываемое ехидство, поблескивая жемчугом белых зубов съевших не одного богатенького клиента, падшего перед льстивыми зазываниями наигранной страсти стройных фигур, мягких черт смазливых мордашек, да без ценных умопомрачительных взоров, чистых еще светлых глазенок многоликих сирен. Задержавшись почти допоздна, да размениваясь на сласти красиво красочных дев, Вадим так и не смог ничего выбрать из всего того что в последние часы промелькнуло у него перед глазами, брюками, пиджаками, бляхами, поясами. Он все уповал на суждения и пожелания, высокопрофессиональных дам, но при этом растеряно не отдавал в отдельности кому либо в предпочтении и терялся  вовсе. Запутавшись в опале окончательно решил так и сбежать,  уединившись среди шумной улицы города, но не у молимое время поджимало и нужно было что-то предпринимать и выбирать. Оставив вдалеке последнюю лавку, он примкнул к едино правильной мысли, прикупить тот костюм который ему первым подсунут, более не высказывая во слух своих добрых комплиментов, как тем кто продавал изящество шитья, так и самому преподнесенному платью.
-Каков будет, таков и будет, совсем времени не осталось,- заскочив на последок в небольшой магазинчик, согласившись с первым предложением классического фасона, черно лощеным костюмом с жилеткой, не позабыв о беленькой рубахе и галстуке, тут же переодевшись, в новом обличие предстал открыто перед гигантом каменных джунглей великой столицы. Подловив медленно сунувшееся по густо переполненном машинами проспекте такси, чуть не с криком несложного объяснения повествовал своему извозчику, что он опаздывает и каждая минута для него это потеря целого состояния. В ловкий кидок с размаха определив большую сумку с прежней одеждой на задние кресла, да не зная почему кулаком ударив о грязный капот, словно диким животным  желал напугать железную колесницу, быстро заскочил на перед к водителю, сильно с хрустом метала закрыв за собой дверь.
-Крутогорский район, Золотова пятьдесят два,- не глядя на шофера, защелкавшего испугано рычагом коробки передач, крутанувшего немного рулем в сторону улицы, пристроившись к крайней мало заполненной скоростной полосе.
-Можно побыстрей,- с негодованием завертевшись в кресле повторился Вадим, небрежно бросив две тысячи на панель приборов.
-Бери за срочность, а знаешь постой, давай еще заедем ко мне домой, выбросим сумку,- повернувшись посмотрел, на огромный полетиленовый пакет набитый во придел своей вместимости. 
-Это почти по пути, к Октаве переулок Прудской, знаете,- мужичек и до того мало говоривший а лишь кивавший во знак согласием, в покорности перед неизвестностью замотал головой указывая на свою некомпетентность в поставленном вопросе.
-Ты чего, не местный?-  повернувшись круто наклонившись с претензией, переспросил Вадим.
-Подзарабатываю у вас,- с трудом выговорил водила.
-Ладно, без разницы я покажу,- снисходительно добавил Вадим, по лучше умостившись на своем месте, увлекшись размышлением как было бы проще объяснить подвернувшемуся гастробайтеру куда же нужно ехать.
Совсем уж стемнело, когда хорошо да ловко приодетый молодой паренек, прибыл на Крутогорскую, остановившись среди стареньких трех и двух этажных домов, отдыхавших среди жаркого июльского вечера затхлым плесневым запахом старости. Ни чего не сказав молчаливому таксисту, который так и не притронулся к брошенным деньгам, и только во все время езды пожирал их глазами, кривясь и морщась от  желанного того что лежало у него перед самым носом.
Войдя в знакомую парадную, чуть не бегом, взобрался на второй этаж, пыхтя от энергичного подъема, большим пальцем ввалил кнопку звонка алого светлячка.
Где то снова что-то запищало, и подобно прежнему разу, ничего кроме звонка не было слышно, ни каких движений, ни какого шума, да и открывать не спешили и лишь спустя несколько минут, замок двери лязгнул засовом, слегка приоткрытой щелью ослепив гостя.
-Здравствуйте Сергей Сергеич вы меня узнаете, не позабыли? У вас так темно, совсем нету в парадной света,-
-Добрый вечер Вадим, вы наверняка обратно желаете посетить Филиппа Павловича, хотели бы снова увидится? И мне передавали сообщение что вы бели замечены, и о вас вспоминали, и это хорошо что вы заехали ко мне,-
-Вы правы я хотел бы навестить Филиппа Павловича, вы меня отвезете, иль может дадите адрес и я сам заеду к нему,- еще в дверях объяснялся столь поздний гость.
-Можете и не беспокоится, я всегда для вас сделаю такую простую услугу, я сам вас отвезу, только немного подождите, мне нужно сменить халат на что либо по приличней,- та самая процедура переодевания Сергей Сергеича в темный фрак, да ожидание когда его громосткой джип, тихим накатом подкатится к месту где Вадим вертясь на месте будет не терпеливо выглядывать своего извозчика, по чему-то так долго мешкавшего на заднем дворе.
-Все в порядке!- влезши в салон, поскрипывая кожей переднего кресла.
-Точно, все в порядке,- улыбнувшись со всей отвратительностью такого полуночного принуждения отвечал Сергей Сергеич.
-Может я поздно, следовало бы по раньше,- смутившись проговорил Вадим.
-Не беспокойтесь бывает и позже, мне за эти полуночные прогулки хорошо платят,- снова улыбнувшись тем же едким, желчным оскалом больших зубов.
-Вы Сергей Сергеич, упоминали что о мне вспоминали, а можно спросить о чем именно говорили, какое я произвел впечатления на Филиппа Павловича?-
Машина плавно не набирая еще большой скорости свернула на кольцевую, где сразу же загудев двигателем начала ускорять свой ход. Вадим затаив дыхание с жаром внутреннего волнения перед ожидавшим отзывом о его юной персоне, лелеял предвкушением чего-то лестного.
-Мне показалось что вы понравились Филиппу Павловичу, и правильно то что вы сегодня прилично одеты, потому как мне известно вы  будете не единственным гостем, я не знаю кто именно, но вам составят компанию, а вот классика фасона вашего платья только добро потешит нашего хозяина,-
Озадачившись донесенной новостью, Вадим померкнув замолчал, и не поддерживая более беседы потупился в боковое окно, высматривая тени силуэтов, светлых домов, троллейбусных станций, бензоколонок что во тьме ночи, меняли свой облик до неузнаваемости. Допустив робость в опаске мыслей, слабо ползших по полю растроганного неизвестностью сознания.
«Плохо что буду с Филиппом Павловичем не один, кто-то  будет вертеться и мешать, вертя своим гибким червячьим тельцем, а мне придется стоять в сторонке. О, так огорчительно не видеть денег, того нужного подаяния в каких-то десяти миллионов оторванных от миллиардера, да тон золота наивного добродушного Филиппа Павловича. Зачем ему размениваться на других когда я сам могу заменить всех,» в миг полонящее безмыслие вытянулось гладью в соглядатайстве высоко тучного загородного леса, что своим ужасом черной стены, еще больше разворошил без покойную смуту, волнующей неопытной и мягкой души.
«А может это просто встреча для служащих, он же говорил о целой империи разросшейся по всему миру, вот он  и не сам, а с какой-то курицей услужливо перевшаяся у ног своего повелителя, преподнося свои новенькие только  снесенные яйца. Обычная корпоративная вечеринка с полным отчетом по делам компании,  той или другой отрасли, с вечно принятым дружеским радушием, и все возьмет и закончится пока я приеду, ну а может и не так.»
Машина слегка притормозила, кинув Вадима немного вперед, свернув с главной дороги в саму глубь леса.
-Подъезжаем,- вывалилось само по себе знаменательным определением, и страх на несколько секунд возрос до такой силы, что задрожав словно от неистового холода, покрыв чело испаренной липкого пота.
«Может повернуть и приехать завтра, но нужно будет тогда объяснится с Сергей Сергеичем, а он наверняка о моем странном поступке поведает старику, и по концу может сложится еще хуже, и тогда прощайте халявные кладовые, нет лучше решить вопрос сей час и не томится в неведении,» Показавшиеся в дали точки ярких фонарей, предзнаменовали скорое прибытие Вадима к дому Филиппа Павловича, те же ворота, тот же высокий забор встречавший завсегда желанных гостей, где прежний страж с опаской подглядывавший сквозь щелку приоткрытых ворот морщился от слепящего света машины, да никогда не позабытый в лике консьерж с вылезшими клочко-гадистыми волосами почти лысой головы, услужливо кравшийся с тихимолвной лестью слащавых речей.
-Мы рады, мы рады вас видеть, ни что так не подымает настроение нашего Филиппа Павловича как юность молоды прекрасных особ, пожалуйста проходите о вас уже спрашивали, и только о вас говорили. Не вы это ли у ворот!  Вот только Филипп Павлович сегодня не один,- с загадочностью да ноткой интрижки, склонив старую голову набок консьерж смотрел прямиком в глаза Вадима.
-С ними еще вам подобный, юное дарование, знаменитый человек, в скорости известный режиссер, снимавший свою первую картину, и они так оживлено по этому поводу ведут беседу, страсть! Проходите, проходите и вы к ним, они на другой стороне дома, возле озера там есть альтанка, вон слышите они обратно о чем то спорят,- тихо сыкнув сквозь зубы последним словом, как бут-то делясь сокровенной тайной о которой не говорят слишком громко, провел гостья на задворки, где Вадим сразу же заметил серебристый блеск водяной глади достаточно большого водоема, тихо застывшего под  разложистыми плакучими ивами, росшими у берегов и ниспадавшими своими шикарными тучными косами к самой воде, совсем рядом на ближнем берегу среди синего полумрака, белелась с чисто голубоватым отливом блика отражавшаяся со звездочного неба высокими колонами беседка, откудова и правда доносился слабый говор людей.
Консьерж шел в перед, Вадим следовал за им, пока они не очутилась среди хозяина и неизвестного для него гостя. 
Свод диковиной, не повторной ни с чем во сравнении по архитектурному решению постройки беседки, напоминал более келью чем место досуга в час несносной жары полдня, и терпимостей зноя летнего дня, тонкие густо сомкнутые колоны высоко поднимали остро конечный купол пика, а круглая площадка так и внушала вошедшему стать посреди нее да обернуться на ее слизко глянцевой поверхности во круг себя подобно юле. Открытые вырубленные с того же материала короткие скамейки аккуратно словно литые были пристроены большим кольцом воздвигая так званую  границу. Вадиму от удивления прямиком стало по детски стыдливо созерцать такое великолепие, прислонившись рукой к одной из многих колон, осведомится о странном материале помпезного сооружении и надеясь наткнутся на камень, резко с неприятным чувством оторвал руку назад, опешив и сконфузился от представшего осязания, твердое вещество одной из многих опор было теплым.
-Это не камень! Извините, здравствуйте меня так поразила ваша Филипп Павлович беседка что я забылся, но это и правда не камень,- повторившись для себя, дотронулся еще раз, присев на одну из тумб, прямиком напротив неизвестного гостья.
-Я рад что вы Вадим пожертвовали своим драгоценным временем, молодого запаса своей сокровищниц, и приехали меня навестить, познакомьтесь Игорь Дмитриевич он немного старше вас, но нет преград для душ сошедшихся у одного родника под пение мало звучных  истин, не правда ли Игорь Дмитриевич,- обратившись закрутившемуся на месте, слегка рыкнувшего гортанью гостью.
-Так оно так, Филипп Павлович,-
-Ну продолжайте вашу странную историю,- по ребячьи хмыкнул старичок, ближе поджав под себя ноги, да поставив на перед трость согнувшись у перевшись подбородком в сложенные кисти сомкнутые на белом шаре рукоятки. Мужчина зайорзавшись словно попавши в неловкое положение, долго молчал, то поглаживая волосы ниспадавшие на лоб, то похлопывал свои коленки, ему с суждения Вадима и правда было неловко. Немного старше за тридцать он был немного выше Вадима с русыми волосами что светлели на кончиках да все время ложившиеся на его гладкий лоб, сходивший приятным овалистым лицом к волевому подбородку. А одет он был со всей видимой безответственной безалаберностью к себе, на нем лишь была клетчатая байковая рубаха, ни застегнутая ни на одну пуговицу открывая широкую сильную грудь, рваные старые джинсы под босую ногу на беленькие истертые сандалии, и лишь одно что подпадало под искру гламура, так  поблескивавшая золотистым светом среди туманной тьмы, тонкая цепочка на которой желтым огнем горел маленький крестик.
-Да не знаю, будет ли удобно,- произнес не уверено Игорь Дмитриевич, коротко взглянувший на Вадима.
-Бросьте, ну зачем, рассказывайте не томите,- перебивая, подзадоривал Филипп Павлович.
-Хорошо, может так оно и интересней, когда будет посторонний судья, человек который может без лишнего принуждения и симпатии высказать истинно все свое мнение, тогда для вас маленькая предыстория,- обратно обратившись к Вадиму, выровнявшись ровно с слегка наклонившись на перед заговорил Игорь Дмитриевич.
-Закончив в недалеком прошлом наш столичный театральный институт, и оставив этот конечно прекрасный дом муз и чудес человеческой игры полным бездарем. Протестуя всем и каждому из преподавателей и воздвигая себя в таланты, когда мне еще с первого курса говорили, ты Игорек не туда попал, не твоя это крутая стезя, но мне по чему-то казалось что я могу сложить в себе тот не сгибаемый прут бесталанности если не в четверо то хотя бы в двое, я рассчитывал на потто обильное трудолюбие, на опыт который я собирал все пять лет. И конечно многое чего я смог абсорбировать своим мочалистым умом, да но на сцене во время студенческих премьер я походил на чучело, плохую пародию какого-то  мной играного героя, и после окончании заведения  по доброй рецензии я поступил в один из наших столичных малых театров, ну для скромной, да постоянной публики. И сразу же в первый месяц был уволен, найдя другое место разделил туже выбранную богом мне незаурядную участь, третий, четвертый, и не одна по матерински сцена, рай актерской феерии не принимала меня, и может быть я бы до сего времени ездил страной, меняя одни за другим города и подмостки, но вот случай, мне помогла моя знакомая дама. В один из прекраснейших вечеров когда мне пришлось в очередной раз сыграть вторую роль, не помню какого-то коротенького спектакля, где я должен был отобразить тихого невзрачного студентика, по ошибке спутавшего дома и попавшего к чужим людям ставши свидетелем жестокой семейной ссоры, где по задумке обличалось эгоистичное самолюбие замужней пары.
И так немного назад, выше упомянутая дама, по видимому питавшая ко мне любопытство, и может еще чего, в этот вечер была с видео камерой, простеньким аппаратиком ни много больше кулачка, и в у тай отсняв весь мой спектакль, позже подарила увековеченный шедевр в восхищении моей же игрой. И что вы думаете Вадим, я долго опасался просмотра того маленького радужного диска, трусил, но трусил подсознательно неосознанно, но нет горя без добра, точней как позже выяснилось наоборот, спустя многие месяца мы труппой подготовляли совсем новенькую премьеру, предвкушая фурор зрелищного действия, где как и прежде мне был удостоен второй план. И вот первое представление, малый зал, на половину пустой, сцена за сценой летит сюжет спектакля, актеры в остервенении желая взорвать расчувствованую публику. И что диковинка нам удалась, поднять со своих стульев всех гостей нашего действия, аплодисменты с целых десять минут, вселяли в нас некоторые надежды, а самые сентиментальные из нашей трупы девчонки, в благодарность разрыдались прям перед тремя десятками обожателей.
После такого выдавшегося успеха, добравшись домой слегка пьян, конечно не минув праздничного банкета где изрядно подустал, завалившись восвояси тихой и родной берлоги пав на диван, мне пришла та не добрая мысль о позабытом случае быть запечатленным на видео, моей не так уж и давней игры, я воткнул в проигрыватель диск, который смог но все же с трудом найти среди кучи разнообразного хлама, да удобно умостившись на подушках, припал взором к экрану телевизора, к демонстрации своего театрального мастерства и таланта,- выдержав значительную паузу Игорь Дмитриевич, твердо как бут-то переспрашивая у слушавших продолжать иль может остановить свой рассказ среди душевных тайн, несколько раз оглядел своих в тиши почитателей, да неуклонно снизав  головой, коротко затаился в себе. Но Вадим и Филипп Павлович молчали и лишь напротив привязавшись всем своим внимание ожидали продолжения начатого откровения.
-То что я увидел было омерзительно, бесталанно, я и сам был похож на холодную пластиковую куклу, так и все остальные коллеги нашей трупы были мертвы, и наша пьеса могла бы получить успех, но для этого ее нужно было бы переименовать на сложно длинное название, «современные роботы бездушно топчут театральное ложе,» и это ужасно когда живые муляжи пусто ведут диалог и действие сюжета. Я не спал целую ночь пересматривая диск раз за разом, я не мог поверить в видимое, мне хотелось среди полтора часового позора отыскать хоть секунду, когда чувства актера с наигранности становятся подлинными, выплескиваясь на зрителя одухотворяющим эфиром, войдя в него во иступленным торжеством, но ничего подобного и не было и быть не могло. И сколько потрачено времени, думалось мне, и ради чего, когда мой труд принес мне одно лишь разочарование, ведь моя бездарность с которой я явился во стены института, казалась теперь лишь возросла. Но и в этот момент, самой откровенной внутренней правды представшей пред мной, моему самолюбию, вере и гордыне было не мало, не приняв поражения в очередной раз я порешил обмануть, подменить мой свет чистого истинного понимания, на туже простую кукольную подтасовку. Моя идея пришедшая не сразу а после нескольких недель бессонницы и мук, душевных ноющих терзаний покончить с карьерой актера заключалась в том, что взятый запечатленный на диске спектакль оказавшийся на крошечной пластинке, с помощью электронных чудес компьютерных технологий, изменить, переделать, выделить, сконфигурировать, иль просто налепить, ту живость чувственностей предложенных в эмоциях актеров и сцен. Монолог, движение, звуки, музыку все необходимо было подправить, точнее как-то выразить из безвкусной пустышки да соткать идеал, шедевр неповторимого чуда, водружавшего свое волшебство перед смотревшими людьми, и мне пришлось потратить много времени и усилий что бы начать запланированное дело. Первым что я посчитал нужным так подробное изучение режиссуры, привлекши к себе множество хороших людей, втолковавших и объяснивших как возможно с несовместимых отрывков, склеить логичную, восприимчивую средним умом короткометражку, и что бы этот мой фильм, еще был бы и по нраву зрителю.
 Да, множество мне пришлось потратить  денег на мою затею, прикупив разно образной техники, для того что бы увидеть себя совершенным на исторических подмостках. Знаете а у меня получилось, спустя два года мой шедевр лежал на столе малой дискеткой, перед которой моя сущность млела, кому я бы не показывал свой труд, позабытый спектакль, то почему-то все приходили в восхищение, всхлопывали руками и ручками не могши поверить что они будучи людьми высоких муз искусства, ранние не присутствовали при самой премьере, иль потерявшись не приметили среди серости и простоты постановки тонкую подоплеку, ниточку совершенства в предложенной ранние оригинальной игре. Я молчал, ни чего им и не говорил, о том что они созерцали с милым упоением, было ни что другое как искусно подогнанный монтаж, который я с помощью искривленного моего внутреннего зеркала, потешало и смеялось над слепцами выводя к их общему ликованию. На что мое самолюбие только возрастало в неизмеримой цене, да печально было то что в той неприятной пропорции, так долго взрослевший во мне актер умирал, и эти предсмертные дни и часы очень изменили меня, и тот ключевой момент долго не заставил себя ждать.
В одно из до обеденных, ранних утренних часов ко мне кто-то постучался, и я ни сразу оторвался от крепкого сна, но все же настойчивость гостя меня подняла, с трудом добравшись до двери я увидел перед собой мою старую хорошую знакомую.
Я забыл ее сразу представить, Анжела, низенькая ни много кругловатая, черноволосая, с крошечными голубыми глазками, с радевшей улыбкой поглядывала на мою измятую физиономию. Без лишних объяснений я впустил ее к себе, да не размениваясь на расспросы, что послужило причиной такого раннего визита, в телесном обоюдном согласии мы занялись с нею любовью, вы поймите мы люди чувств, у нас так бывает. Но у нас не было отношений верней взаимных отношений, мы знакомы с Анжелой еще очень давно со студенческих времен, и ко мне она была всегда хороша, милой и ласковой, с первого курса, и именно тогда мы имели время на первый с нею роман. Я и сам до сих пор не понимаю зачем мы встречались тогда, я не видел в ней дамы сердца которой бы восхищался, открыто трепетал прикасаясь к роскошному бюсту, да она была для меня не более чем друг, близкий друг, могший всегда поддержать своего товарища, и после долгих с неимоверными ссорами двух не обтесанных вспыльчивых молодых людей, в нашу несовместимость, мы ими и стали, хотя во много раз и пытались разрушить наше приятельское представление друг о друге, по крайней мере так я думал тогда. И я так понимаю она продолжала меня любить все эти годы, она не преследовала нет, не навязывалась а попросту была рядом, радо бросаясь мне на помощь, когда очередная моя амбиция выходила мне боком или точнее в бока, тогда она была по прежнему добра и тепла и неподалеку.- Свалив от отяжелевших воспоминаний голову на грудь, надолго затих Игорь Дмитриевич, еле слышно похрустывая пальцами рук, сцепившиеся сильными кистями в замок.
-Я немного отошел от основного, извините,- поправившись снова да выровнявшись, открывая впалую грудь да белое строгое лицо Игорь Дмитриевич продолжил повествовать свой начатый и так неожиданно прерванный рассказ, долгим взглядом посмотрев на Филиппа Павловича, словно безмолвно передавая суть предстоящего, да с тем же спокойным немного басистым голосом понес ожидаемое продолжение.
-Когда в этот день наши страсти улеглись и мы пали двумя бездыханными телами друг возле друга испытывая блаженство забытья теплой мягкой пустоты от плотских радостей, без подозрения на что либо, что могло всколыхнуть, испугать мою внутреннею свободу, я получил сообщения от неугомонной Анжелы о ее очередной  проделке, в пример прошлой позабытой она запечатлела вновь меня на сцене, и теперь вымахивая пластинкой она потрясая мое тело и зля, настаивала на просмотре. Закинув диск в щель проигрывателя, мы тут же не сходя с кровати припали к экрану, ею было отснята одна из репетицией, готовящегося под новый год премьерой, хорошего современного спектакля от молодого автора, и вот в те несколько минут созерцания моих актерских потуг, мой ум наконец-то просветлел и я понял что как бы я не старался, не свергал горы невежественного бездарсва, ничего у меня не выйдет, актер с меня никудышный и что пора оставить мои порывы пробить бетонную стену тупой головой, которая может бы сгодилась для чего-то другого. В тот же день мой гнев возвысился над всем разумным во мне, выгнав почти голую Анжелу за дверь, туда же выбросил ее очередной  подарок, уникальную запись моей гениальности, вслед наговорив во словах злого, да на долгие недели я поник в себе пытаясь найти какого-то духовного покаяния перед своей даром прожитой прошлой жизнью. В скорости я забросил театр, разругавшись со всеми приятелями и знакомыми, что так сердобольно перед мной гнули дружеское благородство, наставляя вернутся обратно к подмосткам, но увы и сей час я смотрю на то время с одной только мерзостью и отвращением, но хорошо все в прошлом, в прошлом, та полугодичная депрессия и та боль которую мне пришлось пережить, пережить одному, и для чего? Что бы спустя несколько лет умереть заживо.
Тогда мы Филипп Павлович и встретились, благодаря вам я ненадолго ожил, ни знаю почему и из каких фантазий высосал представленную вам идею, словно я начинающий молодой режиссер и хочу снять свой первый фильм. Может тогда мне хотелось с кем-то поговорить, для того я и придумал такую лож, ну вы уж извините но позже моя выдумка и правда вдохновила меня. Вы помнете, вы все помнете, еще вы смеялись с меня среди аллеи центрального парка у реки, а я был таков серьезен, клялся снять фильм, картину, которой будут поклонятся все метры киноискусства, я просто предполагал что вы какой-то невзрачный старичок, и тут прошу вашего прощения, таким вы мне представлялись тогда, и не как не мог подумать что вы предложите быть моим кредитором, без каких-то либо гарантий ссудите мне денег, да еще в том количестве в каком мне было необходимо для реализации моего культурного порыва, обогатить мир еще одной ценностью взывающей с экранов кинотеатра к миллионам поклонников, быть прекрасней в одном лице, слившимся, сплоченным за сотню лет общества, в истинных обожателей кинематографии.
О, как мы с вами подписывали тот смешной контракт, на маленьком листке блокнота, где я обязывался передать вам право именовать мою картину, как вам было бы угодно, и еще вы письменно желали быть первым зрителем моего творения, смешно неправда Филипп Павлович,- выдержав паузу ожидая реакции старичка.
-Почему смешно Игорь Дмитриевич, листик не был выброшен, и мне он наконец  преподносит полное право отданное вами, первую привилегию, просмотр вашего шедевра, и присвоение своего личного мнения с сажавшегося в одно иль несколько слов громкого названия к произведению, ну это все пустяки за этим дело не станет, вы б только закончили, продолжайте далее нам очень-то интересно,- слегка повернувшись к Вадиму ели заметно улыбнувшись словно приглашал поддержать Филипп Павлович.
-Да очень интересно,- кротко и тихо добавил Вадим, которому в действительно кортело, чем же закончится непонятная история Игоря Дмитриевича.
-Первое право всегда будет за вами, об этом не беспокойтесь, и вы об этом знаете,- повторившись, вновь выровнявшись торсом, готовясь повествовать дальше.
-Получив от вас денег, и не веря что в один момент я стал достаточно состоятельным, моя алчность вовсе пала пеленой на глаза, в недолгое время я прикупил роскошный дом, машину и беспробудно кутил по лучшим ресторанам нашей столицы, я прямо сказать смеялся над своей выдумкой и над вами, а вы меня ничем не попрекали и наверняка даже жалели, потому я и блудил целый год по местам где всегда тебе и твоим деньгам рады. Но вы знаете, мне самому осточертело безделье, видимо не совсем я пропащий человек, тогда и почудилось мне, и я в действительности порешил любыми способами, любыми средствами не жалея себя ни других отснять картину. Наскоро расставшись со всеми прежними привычками, пьянства, хождением по женщинам да траты ваших денег,- виновато смутившись, склонив низко голову Игорь Дмитриевич на минутку запнулся.
-Я обзавелся нужными знакомыми на киностудии, обгладывая ни одну ручку великих метров, закормив свиных смотрителей тупо головой администрации. И я почти не стал одним из самых знаменитых режиссеров, ни только на нашу страну но и на весь мир, при этом не отработав ни одного дубля, парадокс но факт ведь, и такое возможно Филипп Павлович. Да короче скажу и со всей откровенностью мне пришлось много учится, и что я заметил с первых шагов, у меня  начало отлично получатся, я словно схватывал все налету, как будто режиссура сама выходила изменяя. Я творил да дивился себе, постепенно я обзавелся и в прям необходимыми людьми так сказать творческою труппой талантливых операторов, актеров, да во смелости и силе возросшего во мне таланта представши перед ключевым моментом гордо звучавшей фразы, мотор. Но тот же мой, творческий живущий в моей душе человечек шептал о чем-то опустившем, незамеченном, и правда о чем снимать, каков сценарий, моей комедии иль может быть трагедии, мелодрамы, триллера, мистификации. Депрессия, и вновь она меня чуть не сломала, так был этот вопрос важен, хоть и множество хороших сценаристов с своими работами целыми месяцами преследовали меня, но все то что чернело не белых листах любезных заслуженных авторов, мне виделось полной безвкусицей, мне нужно было свое, выстраданное, осознанное своим телом, принятое душой. И я не постыдился взять в руки перо, но вы скажете о чем же писать, но конечно о жизни, о нашей непоколебимой жажде к ней, о нашей обычной обыденности, любви, разлуке, смерти, и вечном чувстве ностальгии о прошлом, лучшем для нас. По сути начавши писать я и не видел жестких рамок произведения и его заключения, все приходило ко мне на ходу не имея ни какой  планировки которой  я бы и придерживался, той сюжетной линии которой гранят бывалые писатели, стараясь сохранить однотонную избранную мораль выбранного жанра, у меня все вываливалось спонтанно и вот спустя еще один год сценарий законченной рукописью лежал перед мной. Начались первые пробы первых съемок, да не все так пошло гладко как желалось, сюжетная линия набранная с рваных клочков жизненных перепутий четырех людей хоть и виделась мне великолепным довершением чистого искусства драматургии, да по чему-то на экране мои герои не оживали. В моем воображении они были подобны легким парящим нимфам, богами высоких небес, а на съемочной площадки они полностью на отрез отказывались выходить из меня и воплощаться в настоящих людей моего же фильма. Я не видел в основе среди моей трупы тех кто играл первые и вторые роли, того влекомого ворожащего чувства исходившего на пленку, сплетавшегося умиленным позывом крика о жизни, существовать и не боятся случая погибнуть, в любой момент в любую минуту.    Ведь не правда ничто более не подчеркивает жизнь как ее окончание, и напротив жизнь всегда очаровывает мистифицируя таинство смерти, и что может больше волновать обычного среднего обывателя, как тот же вечный вопрос о самой смерти да жизни! По сценарию некоторые мои герои погибают некоторые взмаливают в благодарности к звездам о их дарованном спасении, да много мне пришлось ломать голову для того что бы понять, осознать, тот терновый путь того счастливого мига, когда моя героиня смогла в действительности зарыдать слезами покаяния. И тут все изменила одна древняя мудрость; только тот кто смог пережить те страдания что и представлены по сюжету, может их же и преподнести во правдивой сыгранной постановке. Ее звали Лида, прекрасная женщина, одинока уж давно и единственным ее островком радости был семи летний русоволосый сынишка, маленький малый, совсем похожий на девчонку. Долго я тряс Лидию сыграть воскресшую мать, впавшую в оцепенение да легкое помешательство от страшной болезни чада крошки, которому доктор поставил страшный диагноз. Но нет невозможного в мире за экранного волшебства, где в игре судьбами принимает участие сам бог режиссер, посылая горемыке доброго мужа решившего все ее проблемы, оплачивая дорогую операцию и даря свою любовь богатого олигарха. И не знаю что на меня нашло, но осознавая свое безумство я решил поставить ее в тоже положение что и героиню. Наняв не совсем чистых перед законом людей, я похитил ее семилетнего сына, требуя неимоверный выкуп который она бы и не могла никак собрать, ну как у нас и заведено в этих темных делах, все пошло не так, моя задумка выдавить с строгой жесткой не сгибаемой леди растившего своего чадо, и сражавшаяся за их существование со всем миром в полную одиночку, да превратить в страдалицу пал крахом. Ребенок чуть не погиб, а сама Лидия еще б немного и угораздила туда где радость на лицах цветет целые дни, недели, месяцы и годы, но вскорости все обошлось и мы снова приступили к работе, и тут она была просто великолепна, пережив недавнее она всю свою боль с легкостью да натуральностью, такого естественного отчаянья  перенесла на пленку, оператора. Мое самолюбие ликовало, срываясь от восхищения я бросался фразами; удалось, это невозможно, Каннский фестиваль мой! Да следовало продолжать начатое, четверти от основного сюжета картины конечно было мало, но вот перипетия вновь, все обратилось во старое. Сонные актеры, восковые лица, мертвые движения, нужен был вновь разряд, импульс который смог бы расшевелить моих звездочек, заставить их блистать талантом. Сцена которую необходимо было отснять не разнилась ни чем противоестественным от обычного юного позыва легкой до беспамятства дурманящей голову влюбленности подростков. Первый дубль, второй, пятый, десятый, и все одна брезгливая выставленная высокомерием претензия друг перед дружкой, и тут мне пришлось позаботится и о их счастье, я решил и вправду их соединить. Я отобрал у них все что могло их только в чем-то рознить, при этом лишив связи с миром предметов да веселой светской жизни, поджигал их дома, сорил с родными, закрывал щита, публиковал грязные статьи, ну в общем все что могло бы их свести вместе в одно положение горемык, а горе как мы знаем объединяет, сплочая даже самых злостных врагов, и что вы думаете снова удача, отработали на ура, фурор, чудеса, и осталось ни много ни велико но пол картины, в которой бы шлось о мирной жизни простого убийцы да деревенской бабы, очутившейся среди камней мегаполиса, а ведь далее страшно и рассказывать,- низко склонив голову замолчал Игорь Дмитриевич.
Филипп Павлович, по прежнему с кроткой улыбкой, сквозь полумрак поглядывал на своего гостя, тихо шаркая по полу кончиком остренькой трости.  А для самого Вадима услышанная повесть глубоко вошла пиком скрывавшегося смысла, что интерес грядущего продолжения пульсировал рвущимся наружу сердцем, под холодный пот котившийся со лба, словно он сам был участником дикой авантюры, жертвуя не мыслимыми делами вершившиеся над ничем не повинными людьми, неся им столько страданий и мук.
-Но вы сами говорили ранние Игорь Дмитриевич что жизнь одного, стоит счастья райского бытия миллионов, и если вас утешит то эту норму придумали не вы, а хвала христианства, сыну господа Иисусу, пожертвовавшего самолично собой для всех грядущих поколений, что жили после него и будут жить после нас, так не убивайтесь, и вас не судят строго, будьте свободны, будьте сами собой,- пытаясь подбодрить, утешить, говорил Филипп Павлович.
-Интригующе,- неосознанно вклинился и Вадим, добавляя свое объяснение.
-Извините, может я и лезу в то что немного недопонимаю, но поверти я вас не осуждаю,-
-Судить, судить,- поднявши голову, и вставая повторился Игорь Дмитриевич, затоптавшись на месте, да задрожав всем крепким телом.
-Как я устал, как я устал, да вы и не знаете что было дальше, и мне не стыдно, это слово слишком для меня ничтожно, я до меры  сам ничтожен и ненавистен себе, это вы понимаете, вы говорите искусство а имеет ли оно границы, свои какие-то рамки какой-то зыбкой дозволенности, иль сам метр, художник, поэт, выставляя свои рубежи, тихо потай по шажку, по пол ступни  подступая к торжеству безумия, к полету над бездной, смеясь своему помешательству и делам, творившим не от человеческого рассудка а от во все свое соизволение истинного бога, считая себя одним из ангелов сошедших с небес для освобождения земных молящихся в смуте рабов, хм-хм, ха-ха,- истеричный смех понесся чем-то жутким, отдавая каждым звуком над тихим близким озерцом, немного успокоившись, присевши Игорь Дмитриевич, продолжил.
-С колхозницей все было просто, проехавши по глубинке мы сразу же отыскали необходимый нам экземпляр, свезши в столицу где немного подучив зауральский самоцвет актерскому делу, мы получили то что было и необходимо. Но вот с маньяком, где было найти такого человека, сыгравшего такую роль, и я последовал в путешествие по тюрьмам, подымая множество дел, досаждая прокурорам разных городов, и взирая на тех людей носивших по себе не одно убийство. Но я никак не мог совместить моего героя с теми кто седел, иль прятался в глубинах Сибири, не говоря об их  историях, отображенные следователями много листовых дел, точней я видел пережитки тех полу зверей, что  со строк добровольных признаний наслаждались кровью своих жертв, их муками, терзаниями предсмертных агоний. Вы читали? Вы читали хоть раз такие признания?- повысив голос, заголосил Игорь Дмитриевич.
-Когда вы берете подобное дело, где только начало, имя, фамилия, день сознания, место убийства, в общем предыстория, то первые строчки кривы и косы словно рука дрожит, буквы ломаные, клякса на кляксе, много зачеркнутого и испачканного, но когда вы опускаетесь ниже, прочитывая лист за листом то вы в удивление находите, чистые с ровными слогами и предложениями незапятнанные странички, где писалось уже с полным холоднокровием, с полной отчужденностью и по всей видимостью ликованием. И это листы где именно описывается само преступление, само убийство, с деталями с изобилием тех животных эмоций которыми упивался совершавший акт истязания над безвинной жертвой,- сделав короткую паузу, решаясь открыться, Игорь Дмитриевич отступившись назад снова неистово неприятно рассмеялся.
-И я просто порешил, сыграть роль убийцы самому попробовав еще раз свои актерские способности, да и не обременяя более никого, взвалить тяжесть палача на свои плечи. Почему палача вы спросите? Я не болен, и единственно от чего мог оттолкнутся так от чувства мести и справедливости, любимых добродетелей человечества, и приняв окончательно богом дарованную участь, я сразу же начал подыскивать подходящую жертву, какого-то, грязного мерзкого типа, недостойного жить, только вредившего своим близким, ну полного тирана, подлого, ехидного монстра, прятавшегося где-то рядом. Нет я не ударился в вечную киношную погоню сюжета, искавшего мясника мафиози торговавшего оружием и героином, мне нужен был обычный, неприметный, едкий, желчный человечек, соривший своей гадостностью и мерзостью по всюду, от дыхания которого загнаивалось все подряд, любой разговор, любая идея, любая компания, и мне не пришлось далеко ходить, да искать именно такого типа самородка, настоящего гада плазуна. Он проживал в доме напротив, живя долгое время на одном месте, и я смог его хорошо узнать, да скажу вам откровенно, ни одного благосклонного отзыва мне не довелось о нем услышать, словно он и был создан для возмездия зла над человеческим родом.
«Он,» воспела моя растревоживая радость, ну а во всем остальном дело не стало, деньгами как вы знаете я располагал, и не размениваясь на мысленные мудрствования в акте моего первого жертвоприношения богу справедливостей, прикупив пистолет какой-то французской оружейной фирмы, взявши глушитель в нагрузку, да подкараулив своего пучеглазого отрока сатанинской породы, прямиком во дворе спустив несколько раз на курок. Стрелял я в спину и издалека и очень сомневался что попаду, но уже после первого выстрела его длинная сухая фигура поколебавшись зашаталась, после второго он немного обернувшись жуткими большими глазами впавшими в глубь черепа прямиком сверкнул на меня и тело плавно сползло по решетке детской беседке к самой чернеющей земле. Спрятав пистолет я позабыв подойти да убедится мертва ли моя цель, впопыхах скрылся с места моего преступления. Незабываемое для меня случилось, ночь после убийства вылилась несносным кошмаром какой-то непонятной неосознанной суеты, глаз я и не сомкнул ни на секунду, это костлявое лицо стояло еще там посреди двора из которого я как бут-то и не уходил, и только утром я смог уснуть, да уснул на долго, проспав младенческим покойным сном целые сутки. Странно конечно когда очнувшись посреди следующей ночи, я не чувствовал ни страха, ни дрожи, ни скорби, по содеянном. Напротив моя голова была легка, а всеобщее мое настроение походило на безвинную ухмылку непонимающего ребенка в озорстве невинного поступка, в аккурат столкнувши товарища с лестницы.
«Ну и что, боль других ведь всегда на лицах добропорядочных граждан вызывает только улыбку, чего же тут.»
 А вы может спросите почему меня не арестовали? А есть ли у нашей прокуратуры дела, раскрытые дела, не имевшие со стороны преступника логично следственного мотива, ха-ха, да я сам следователю, низенькому толстоватому лейтенантику давал показания. Мол видел покойного частенько шлявшигося в полумраке вечеров по меж их нем и нашим двором, да вот так-то оно. Но одной смерти для моего культурно просвещения оказалось маловато,- вывивши завершенное заключение, Игорь Дмитриевич немного притих потерев волевой подбородок, переглянулся с Филиппом Павловичем. 
-И наконец-то когда вся оказия улеглась, шпики перестали шнырять в округе, и утихли перемолвины между старушками, да ночные мудрые совы видавшие да знавшие все о содеянном, испугано больше не выли по ночам, тогда и мне стало вовсе потешно от такого чудного мирского порядка, был человек и нету и чего уж тут, еще будут. И спустя некоторое время я приступил к работе, и как мне показалось мои актеры снова ожили, и я сам преобразился перед камерой, но муза по чему-то не была очень любезна со мной как с великими метрами, и вновь тупик, и снова депрессия, и что особенно мне желалось в таком не добром состоянии, как кого-то порешить. Сознание бунтуя протестовало, но глубоко душевное давление нашептывало.

«Будь, будь, самым настоящим ненасытным душегубом, и только тогда ты сможешь отобразить своего героя на голубом экране,» много я спорил сам с собой без сонными ночами, и как вы думаете к чему привели мысли, да логичность моих силлогизмов, что мне и вовсе не помешает таковая практика, и теперь мне нужно было ни только убить но и снять тот момент, последних минут, последнего вздоха, последнего взора,  на без ценную и вечную пленку. Проще сказать мне нужен был такой вот актер, да еще была нужда его заманить, милого доверчено любимца публик пойманного где-то на улице, добрейшего ягненка попавшегося в руки самой смерти. Ха-ха-ха, вы меня слышите и вам не кажется что это бред сумасшедшего, но как не странно этот бред случился со мной, именно со мной,- возвысив тон и заметавшись на месте, продолжал Игорь Дмитриевич.
-Теперь я и не перебирал между плохими и хорошими, полезными и без полезными, посудите, а суть такого выбора, все мы одинаковы, все мы злы и добры, все мы равны,- затихнув на секунду, призадумавшись тихо добавил.
-Перед объективом кино камеры. Я нашел этого взрослевшего мальчугана на набережной, возле центрального парка, пялившегося на серебристую гладь реки, мне не составило ни какого труда завязать с ним разговор. Ну кто же откажется в этом мире уважить близкого, и наше приятельство пошло как-то само собой, и уже через несколько недель я пригласил юное наивное творение на званый пикник, ко мне на загородную дачу разделить кротко кроткий досуг, среди прекрасных ни тронутых ландшафтов нашей родины, лесистой луговой природы, не брезгуя компанией ласковых дам милосердных к мужским тяжестям бременных пороков, и все выше сказанное под коньяк да шампанское, ну куда тут деваться не смышленому пареньку! Не устоял, и мы недолго ломая голову, каким днем осуществить важно частный загул мужской души, отправились ко мне уже так сказать на второй день, а на следующее утро я дорогого знакомого друга, холоднокровно прикопал на заднем дворе. Где собирался ближе к старости взрастить сад, и на том же черном месте пересеял рыхлую землю отборными желудями, что бы увековечить место погибшего, ради великого искусства. А дубки уж вон какие выросли!-   Игорь Дмитриевич потрепав высоко рукой, показывал  высоту уже выросших саженцев крепких деревьев.
-Нужно будет проредить, оставить самого сильного самого высокого,- по хозяйски с полным равнодушием, позабыв на чем именно должен был вырасти его крепкий дубок, добавил Игорь Дмитриевич умостившись обратно на скамейку.
-А к слову у меня на данное время, шикарнейший сад, может показаться странным что не фруктовый но сад, березки, клен, ясень, тополька,- с сарказмом разводя руками словно указывая добротность своих владений.
-Пушистые тополя,- повторился в след Вадим.
-Они самые!- ударив ладонями по коленям да поднявшись снова, отрешено от присутствующих посмотрел туда где через несколько часов должно было разорваться небо светлым горизонтом, да пролиться утреней зарей.
-Ни собираетесь ли вы Игорь Дмитриевич нас покинуть не досказав своей истории, неужели вы хотите что бы мы прожили в догадках, сгорая от любопытства что же было дальше, несколько недель сряду, дожидаясь вашего следующего посещения, ни жаль ли вам нас?-
-А что рассказывать Филипп Павлович, совсем недавно меня наконец-то осенило,-
-Как закончить ваш, триллер,- со смешком перебил Вадим, и понимая свою неуместность, стыдливо отвернулся в сторону.
-Искусство тут не причем, хотя оно, оно. Все те чувства которые влекут гения осуществлять невиданное миром, граничит только с одним пороком, тщеславием, оно самое тщеславие,- едко шипя промолвил Игорь Дмитриевич.
-Оно самое, и превратило меня в монстра, и она также,- загадочно поник головой косвенно указывая на кого-то.
-Анжела, она по своей глупости, еще тогда засняла мою игру, мою беспомощность. Ну и что, и пусть я бы до сих пор бездарно скакал самодовольным кузнечиком по подмосткам, слушая лживую лесть от жалостливых почитателей. Что я то был нечего!- Задрав к верху указательным пальцем, знаменуя не так свою, как званно прошлую невзрачную но хоть какую-то значимость, для тех друзей, для тех коллег, с которыми был в одной телеге колесного театра. Иль может этот жест был больше похож на монументальную тень, по ком-то совсем забытым погибшим, падавшего на гладь общественно социальной памятной плиты последним скорбным гласом.
-Я ее также пригласил камне на дачу, показать зачатые мною лесной сад, вы бы видели ее счастливое лицо, когда она среди можно сказать пустынного места, у большого высокого дома да с любимым человеком один на один. Голос ее превратился с натянутых звуков в мягкие звонкие нотки коротеньких песенок, а глаза сияли блеском влюбленной радости, а в округленном налитом личике томной бледностью сияло женское совершенство и счастье,- выдержав паузу, омертвевшим немым ликом обратно посмотрев на Филиппа Павловича.
-Я накачал ее морфием, что бы она не сопротивлялась и не ощущала боли,  распяв посреди гостиной запустив камеру, закатав рукава, в кропотливости дела я спустил с нее кожу, а когда белая изрядно испачканная пала на пол, в лужу черно алой, липкой, мерзкой крови,- указывая последним словом, срываясь задавал как бут-то всем присутствующим вопрос. 
-Я спросил ее рада ли она? Счастлива? Что покидает этот мир, и вот-вот познакомится с самой смертью, рада она что более никогда меня не увидит? И ее дурацкие никем не понятые желания и проблемы останутся позади, и вы знаете что она мне ответила? Да рада, и улыбнулась мне, словно смеясь с несмышленого мальчугана, и вы понимаете что она умерла смеясь надомной. Она умирала без жалости к себе без страха, придуманный нами к моменту смерти, она как бут-то была свободной, как бут-то открываясь перед чем-то к чему шла всю свою жизнь,- тихим голосом добавил Игорь Дмитриевич.
-И вы теперь в завершительной стадии, заканчивая свой выдающийся фильм,- вывел с расстановкой слов Филипп Павлович.
-И не собираюсь ничего завершать!- озлоблено фыркнул, поднявшись став посреди беседки.
-Ну почему же, вы приложили кучу усилий что бы открыть тайну из тайн, заглянув сквозь зеркало утухающих глаз умирающего человека, ну на ту неведомую для смертного сторону, где души сроднившись одним единым народом, лелеют своего бога, живя в мире и добре согласия,-
-Ничего этого я не видел!- вновь закричав и погрозив пальцем в сторону Филиппа Павловича.
-И что же вы тогда увидели в глазах Анжелы?-
-Замолчите Филипп Павлович, вы знаете что я в них увидел, и поверьте я не собираюсь заканчивать этот гребаный фильм, да предоставить его вам, не дождетесь, и денег я вам не верну потому как у меня их нет, вот оно так, уж простите коль ваша ласка великий князь, а сей час позвольте уйти, ибо видите сами нету силушек находится более с вами, прощайте,- сорвавшись окончательно, с грубостью и не истовой злобой попрощавшись, быстро удалился в сторону дома, где спустя уж некоторое время, дожидался уж случившейся развязки прилежно послушный консьерж.
-И часто у вас такие психопаты бывают?- убедившись что дорогой гость, акулистый кашалот шоу бизнеса отдалился на то расстояние, куда уже не мог долетать словесный пинок, доброго доброжелателя лесным отзывом, Вадим шпилем прямиком в спину.
-Частенько Вадим, недавно ко мне один молодой писатель захаживал, а теперь почему-то пропал, а мне старому человеку так бы хотелось с ним вновь увидится.- Посмотрев долго с излишней назойливостью, ясно светлых глаз искрившихся среди полумрака утра, да правой рукой ловко отставил, все время державшую трость, скользнув в карман желто-кофейной жилетки, блеснув белизной клочка бумаги лощеной визитки. 
-Вы бы не смогли, своими легконогими стопами отправится с моей просьбы к Александру Александровичу Граневу,  начинавшему летописцу, с визитом почтения, да за одно передать мой маленький каприз, мол старый званый Филипп Павлович просит погостить, и с нетерпением ожидает, с его позволение не навязчивого но желанного участия в создании избранного сочинения, ведь вы проявите снисхождение к старому человеку передав мое устное послание, не правда ли,-  слегка подсунувшись ближе, просил Филипп Павлович, Вадима.
-Вы спрашиваете, одно ваше слово для меня великая честь,- не зная откуда взялась такая покорность, услужливость, но Вадим без шутки и насмешки, гнулся перед скрытым под дряхлым обликом старости сильным властным человеком, подобно смерду перед его повелителем.
-Вы также хотели со мной о чем-то поговорить?- заискивающи продолжал Филипп Павлович.
-Вы не думаете что у меня, как там говорят молодые люди, что-то с головой, я стар, очень стар,- жалостно вздохнув от безвыходного положения своих не малых лет.
-Ну а вы верите, что я еще молод? В нутрии, в душе. Но а тело мое по большой части уже с трудом принимает расставание с креслом у камина, иль чего хуже с кроватью спальни, но мир,- замолчав, да оглянувшись по кругу обводя горизонт взором.
-Он продолжает существовать, стой силой и энергией двигаясь и вертясь, взлетая и падая, что и раньше. А я угасаю,  словно костер зажженный очень давно и даривший свое тепло и свет на послушание судьбы и своей натуры, что желто огненными языками опалил время, канувшие в тление, и вот я и вовсе иссяк в тепле, и от меня остался один лишь угар, вольный дым который в скорости может быть свободен от земного  очага,- задумчиво склонив голову Филипп Павлович долго смотрел себе под ноги.
-Ненужно так! Я вас не брошу, и вы не старый,- с трепетом да смущением, что так и нечего предложить для спасение от полу векового утомления, Вадим поднявшись стал напротив Филиппа Павловича, протянув руку предлагая помощь подняться, расчувствовавшись под кроткий взгляд безвинной  слезливой влажности скользнувшей по молодому лицу.
-Спасибо, спасибо вам, и правда была чудесная ночь, и теперь уж утро, пора нам на покой, немного сна нам не помешает разбавить наши острые чувства, прошедшего дня и ночи, меланхолией забытья спокойных сновидений,-
Покорного, вежливого, блюстителя за всем происходящем возле хозяина консьержа нигде не было, видно и выпавшая участь самому проводить Филиппа Павловича, ему лишь понравилась. Старик о чем-то бормотал, да юношеские мысли светлой головы, давно покинули красоты загородной усадьбы, отлетев куда-то далеко к шикарным белым залам салонам, с новыми истонченными в дизайне кузовами  спортивных и обычных автомашин, теша всю ему представлявшуюся картину одной но непоколебимой мыслью.
«Да за такую услужливость,  да доброту с моей стороны, можно и все состояние отписать,» прогибавшись еще сильнее спиной, подобно лакею он в легкости до правил без ценного старичка к самому крыльцу, где с притворством растерянной увлеченности, без остатку свободных секунд не поспевавшего слуги, на перехват подбежал облезший консьерж.
-Спасибо вам большое, что вы помогли Филиппу Павловичу,- оттолкнув Вадима, да приняв локоть хозяина, начал с легкостью подталкивать старое тело на высившиеся ступени крыльца.
-До свидание Вадим вы обязательно заезжайте, не забывайте обо мне, и не берите с сегодняшнего услышанного много к себе, все это ерунда, бред уставшего запутавшегося человека, прощайте еще раз,- и сухая рука махнула Вадиму, хоть сам старик и не повернувшись продолжал идти, не обращая более внимания на своего в прошлом гостя.
Не обратив внимания на такой резкий переход с теплого обхождения на холод полного безразличия, к тому которого в несколько минут назад лелеяли словно цветок, вертя перед умиленным личиком да сдувая порывистым дыханием с алых дрожащих лепестков мелкие пылинки.
-Ну да и ладно,- с хлопком за перевшейся с нутрии входной двери, озвучил свое завершительное слово подаренного снисхождения. Крутнувшись на месте, быстро направился в сторону ворот, где чернел в одиночестве силуэт джипа.
-Чего-то вы сегодня задержались,- кружа вокруг машины, обозвался сжавшийся на утреннем холоде высокий Сергей Сергеич, на сонном лице котором играла, насмешливая отпугивающая кривая улыбка.
-Да долго, но теперь я могу облегчить ваши мучения, езжаем домой обратно в город, и если возможно то побыстрей,- указательно, без притворства своего положения, повелительного тона распоряжался Вадим. 
-Полетим на крыльях!- Хихикнув так же неприятно, как и сама скалившаяся улыбка, добавлял Сергей Сергеич, приоткрыв услужливо, переднюю пассажирскую дверь навстречу подошедшему пассажиру.
-Благодарю,- с деликатностью но не теряя властного тона, под хлестну шофера, он пал на широкое кресло, тихо вздохнув от ослабших мышц тела, по которым волнами раскатывалась сладкая боль истомы, и только одни мысли продолжали колотится не унимавшейся вереницей рассуждений о прошедшей ночи, о откровении Игоря Дмитриевича, о самом хозяине, о счете на его карте, о автомашине которая словно наяву вырисовывалась перед им, о поете, писателе Александре Александровича Гранива,  и визитке представленного выше человека, и его дурацком положении перед этим еще незнакомым Александром. И долго бы, так измученное сознание продолжало без причинно суетится, если бы не подводный выпрыгнувший сквозь волны шпик, острастки, ужаса, пронизавший насквозь.
-Черт а взять визитку то я забыл, как же я теперь найду этого Гранева!- разразившись среди тихого шума мотора слабо доносившегося в салон, заерзавшись и рефлекторно зашарив по карманам, не замечая своего не ловкого положения перед Сергей Сергеичем.
-Вы наверняка что-то забыли, иль потеряли?-
-Да, визитка,- негодуя подчеркнув свое разочарование в рассеянности забыть взять тот клочок бумаги с рук Филиппа Павловича.
-А это не она?- нагнувшись к ногам Вадима, Сергей Сергеич, с полу поднял белую глянцевую картонку, где черным по белому было выдавлено, «Профессор государственного университета филологического факультета, Гранев А.А.»
Долго пялившись Вадим не мог поверить случившемуся, что б эта бумажка могла переместится с кармана старичка в салон машины, точно помня как Филипп Павлович совал ее обратно в жилетку, да делать было нечего факт наличности имелся налицо.         
-Она самая, спасибо,- смутившись заробев добавил Вадим, сунув найденное во внутренний карман пиджака. И тишина вновь спутала двух спутников, летевших обратно  на крыльях раннего утра к родному мегаполису, не разменивая более свои фантазии на всякую ерунду, а по обычая прелестного наездника ловкого коня, устроившись прилежными соглядатаями глядеть придорожную природу на большой скорости, изрядно менявшихся ландшафтов перед их глазами. И когда растравленные дремотой на удобном кресле джипа Вадим прибыл к родным места, то великий город, великих царей еще спал. Лишь по одинокие дворники блуждая проспектами и площадями, пристально со старанием соскабливали остатки человеческой истории, ночной да дневной жизни, кипевшей, парившей, метавшейся и просто замиравшей на миг и час, взрывавшейся да падавшей мишурой на асфальт, обвертками, мелкими деньгами, потерянными телефонами, билетиками в кинотеатр.
Глупо было на месте Вадима, отправится прямиком в стены родной обители, спрятавшись в новеньких по свежести и дизайну комнатах, и так со сластью слипавшихся глаз, погрузится под покрывало легкого и теплого одеяла. Да проспать целый божий день, лишивши себя и своего разума тяжелого раздора, решений и сложных пересудов неугомонных мыслей, с болью скитавшихся по его голове. Ну конечно нет, вставши поблизости к центру, встряхнувшись, сгоняя остатки дремоты, он побрел на встречу подымавшегося из-за крыш домов солнцу, успевшему озолотить некоторые стены тех же еще сонных домов.
«Нужно будет найти банкомат, и посмотреть мой теперешний счет,» рука ловко шмыгнула в карман штанов, и два чутких пальца не доставая самой карты, ласково начали поглаживать тонкий пластик прямоугольника. Быстро сориентировавшись, что где-то неподалеку располагалось казино Фортуна, а напротив по всей вероятности находилась какая-то банковская конторка, которую он еще заприметил после последнего посещения в места страстно горячего азарта, он двинулся туда.
-Точно там есть обменник, ну и ящик с деньгами,- и довершив надеждой на интуицию, направился вдоль еще пустого и достаточно широкого тротуара. Десять коротких, быстро сплывших минут, канувших в ожидание мига счастья, океана радостей, излившегося с глубин голубого монитора банкомата, быстро ушли в бессознательное прошлое. Вскорости показался ночной клуб и маленькая конторка напротив, с длинным инициалом какого-то филиальчика невозможного в простоте произношении банка, на мести присутствовал и сам аппарат, который радо порыкивая глотнул плоский пластик, и после несложной операции, коротких тычков указательного пальца отбывшего по клавиатуре, электронный ящик высветил баланс наличных денег имевшихся на счету у Вадима, и к увеселенному ликованию, юного богача, баловня удачи, данной суммы волшебной карты хватило бы не только на новенький автомобиль да плохенький гараж, а было бы вполне достаточно прикупить хорошую спортивную модель среднего класса, и гараж под лимузин, да еще бы на квартирку где-то у окраины, квадратов на сто пятьдесят. Не став обналичивать высветившейся сумы, видя смешным такую ситуацию полного грабежа железного денежного мешка, Вадим неспешно направился поближе к центру, в поиску найти не по далек открытую кафешку, да угостить себя чашкой кофе, да на досуге поразмыслить что ему в первую очередь предпринять, пойти и определится с выбором авто, иль сразу снять деньги, но все это виделось пустым и пока ненужным. Первым и необходимым представлялся факт,  дождаться девяти часов, а на золотистом циферблате левой руки, лишь слегка малой стрелкой перевалило за шесть. Намотав изрядное расстояние по обеим сторонам улицы, да наконец-то по чистой случайности наткнувшись на маленькую работавшую кофейню, расположившейся в тупиковом углублении между двумя домами, скромно со вздохами в предвкушении покоя радо уединился. Казалось само блаженство насыщало маленькую аккуратно убранную комнату ароматом только что сваренного кофе, юная еще с остатками припухлостей на милом личике от без сонной смены дева, мило улыбалась раннему с виду измученному и чем-то озадаченному посетителю.
-Вам только кофе,-
-А у вас есть какие-то пиченюжки? А то со вчерашнего вечера ничего во рту и не было,- по детски с наивностью спрашивал Вадим, перегибаясь через высокую стойку, любопытствуя чем занималась симпатичная девушка.
-Есть,- коротко ответив, взглянув невинным взглядом смеявшихся глаз.
-Хорошо, очень хорошо,- смутившись словно увидел наготу божественно красивой девы, он невпопад закивал головой, крутнувшись на месте прошел за один из двух имевшихся столиков.
Несколько минут и горячий обжигающий губы, густой нектар стоял перед Вадимом, где в украшение рядом брякнув белым фарфоровым блюдце в соседстве стали три облитые в шоколаде пиченьки.
-Спасибо,-  робко но с выделением, искрений откровенности своей благодарности, прелестнице хозяйке отдал почет в такой предутренний час, на что получил в ответ лучистую улыбку, и тоже скромное стесненье, от которого сам только что и сгорал. И слова далее были бы просто бессмысленны, они напротив рушили то благоухающее ваятельное роптание зародившее в воздухе добрые волнение чудных переживаний, летавших туда и обратно, волшебным эфиром, томя их почитателей радостным счастьем, от их таинственной не объяснимой связи обыденной встречи двух молодых людей.
А жадно выпитая чашка кофе, и крошки сладкого хлебца на столе вкушали начало дня и хорошего настроения, забывшись о тяжестях своих желаний и просьб людей, да запросов мира, окружавшего его огромного мегаполиса. Покинув кафе он отправился, не предвзято коротать время, прогуливаясь городом созерцая великолепие зрелищного вида, когда подымавшееся солнце озалачивает крыши старых и новых домов, изжигая серые мокрые тени еще оставшиеся после короткой летней темноты ночи. И ему показалось на самый крохотный миг, что жизнь на этой изможденной истерзанной земле большое дарованье для самого человека, и все, все, с чем сталкивается обычно простой обыватель есть полная ерунда, ведь ничего краше подымавшейся звезды над низким горизонтом нет, и нет ничего великолепней и чудесней чем зарождение чего-то нового, невиданного, произраставшего жизненной силой, среди истлевших лесов где каменным мусором возводится очередная гробница, для покоя данной цветущей цивилизации.
«Сколько было городов, стран, культурных народов, и все это в прошлом с воли великих стихий и полководцев, и только одно они после себя оставили, величие своей славы, ценности ужаса перед глубиной открытого неба. Но свитки с их ними легендами возвышают их в свети славы и до сего дня, хоть их города, да  их  империи рассыпались, развеваясь песком по ветру увековечивая грозное слово смерть, унесшая сначала первичным порывом своих хозяев, а после и их творения и труды,» навеянные мудрости разили Вадима своими замысловатостями, дивя его рассудок, в водя в трепетное исступление перед самими мысленными откровениями. Чем выше подымалось солнце тем больше становилось встречных прохожих, и тем туже сводился стальной обруч безмыслия и рассудительности над буйной головой, вовлекая тело в извращено переродившегося  истукана, вликомого одними лишь инстинктами.
-Хватит болтаться,- последним и окончательным слогом, отозвался властный узурпатор, покоривший волю небосводов легко невинного романтизма. 
 Банк уж спустя полу часа был открыт, и работал на полный размах хрустких да шуршащих банкнот, летевших с рук радостных и грустных, бывших и настоящих владельцев, малых да великих капиталов. Обналичив добрую половины сумы со счета, занявшая не малую часть в приобретенном по пути полиэтиленовом пакете, да скомкавши удобным дорого стоящим рулончиком, так по простому Вадим без раздумий отправился к первому в столице автомобильному салону. Он находился по сути недалеко, но навеянное ощущение своей особенности и отображение с чем-то высоким и значимым, предлагало целое путешествие по знатным авто рынкам и отдельным загородным салонам, о которых он знал только понаслышке. Подловивши такси, и приказным жаргоном делая особо веский тон голоса, пошлого гонора, настоятельно объяснил морщившемуся водили, быть его покорным извозчиком целиком и полностью на весь день.
Противоречий да и ни каких не было, поскрипывая старенький железный конь, рыча порой захлебывавшимся мотором понес денежного клиента выбирать уже свою колесницу, свой лимузин, свою быструю тройку, что сменив бубенцы на мощь сан буфера, разрывая ветер гремит тонами басов и сольных визгов. Много было объезжено в этот день мест, да много вошло в Вадима лестного о тех иль иных моделях да марок автомобилей, но все же главное произошло.
Плохо справляясь, без навыков за рулем, Вадим не спеша тихими улочками, сторонясь большого движения ехал малым ходом на новеньком BMW, раскрасневшись от радости воспалившимся лицом, ликуя и торжествуя своей уникальности иметь во свои почти двадцать два года такую машину, потешаясь глянцевому черному цвету кузова поблескивавшему слепящими искрами, на палящем июльском солнце, так и желавшего взять изморной духотой молоденького хозяина, что включивши тихо журчащий кондиционер самодовольно ласкался в струях холодного воздуха.
-Вот и мой домишка, и дворик,- свернув к себе в переулок, Вадим стрелял взором в разные стороны, пытаясь отыскать тех ротозеев, любивши пялится на что-то необычное не естественно происходившее возле их места проживания, дома девяносто восемь. Но скудность тех перед которыми ему хотелось по козырять лишь смутила молодого, свежего, посаженого судьбой но трон вездесущего званого парня, да к  заключению в неоткуда проявившихся тех нескольких человек, протиравших свои задницы возле подъездов, хватило что бы его самолюбие примкнуло и еще одну свою отличительную черту, уже знатного кавалера двора. Остановившись на специально отведенной площадке для парковки, почти напротив своей парадной, да развалившись с вольностью в кресле, отображая своим видом толи самого Цезаря. Загордившись, он с кволостью и ленивостью, представительного бизнесмена иль раскрученной звезды, достав один из двух телефонов, начал выбивать крохотные цифры на маленьком экране.
-Ало, Леха та возьми ты телефон,- с претензией понес в приложенную к уху трубку, с которой только доносились протяжные гудки, но в секунду что-то щелкнуло на другом конце и тут же обозвался знакомый голос.
-Да, кто это?-
-Конь в пальто, среди зимы,- с нахальным тоном понес Вадим.
-Совсем к тебе дозвонится невозможно, ты где сей час находишься, необходимо поговорить,-
-Вадим ты ли?- обозвался с слабой приметкой на опасение, Алексей.
-Ну кто же, еще может быть!-
-Да ты этими телефонами прямиком оброс, заведи один и не пугай людей,- размякши с насмешкой добавил Алексей.
-И еще куплю коль нужно будет, я спрашиваю ты где сей час?-
-Дома,-
-Тогда выглянь в окно,-
-И зачем?-
-Ты выглянь, сам увидишь,-
-Ну и чего я должен увидеть,-
-Беху видишь?- с лукавой подоплекой спрашивал Вадим.
-Вижу хорошая тачка, просто мечта для таких как я и ты,-
-А меня в ней видишь?- со смехом восторга разразившись в трубку.
-Нет, и хватит тебе меня дурачить, говори что тебе вновь сбрело в голову,- с примесью холодка к шутовству друга ответил Алексей.
Неспешно покинув салон машины, Вадим предстал в полный рост и в полной красе перед окнами дома, поправляя с важностью затянувшийся на горле галстук, да ровняя полу пиджака.
-Вот черт!- влетело ему в ухо.
-Каких чертей ты вспоминаешь? Ты лучше спускайся, я тебе говорю нужно поговорить, закрылся в этом скворешнике не выманишь,-
Да опешивший товарищ не осознавая себя, уж давно несся лестничными проемами нижних этажей, что бы на большом ходу несущихся ног выскочить пулей наружу, где по молодецки пасть в объятья своего самого несравненного корешка, и порадоваться такому льву дорог, с ним же в месте.
-А ты еще не верил когда я говорил, о желание прикупить тачку. Вот так, быстро и скоро,- еще из далека, не дожидаясь пока подойдет Алексей быстрым говором нес Вадим, ехидно оттягивая уголок рта да подрагивая щекой. 
-Привет, ну ты даешь, она каких денег стоит, сумасшедший откудова у тебя сколько бабла,- пожав хватко руку, Алексей продолжал пожирать глазами черный силуэт машины, переливавшийся на свету серыми тенями.
-Небось не меньше четырех сот, отломил,-
-Почти пять,- видно уточнил Вадим.
-Я чего тебя вызвал, помнишь мы говорили о гараже, не буду же я бросать свою куколку, посреди двора каждую ночь, для нее нужно хорошее пристанище,- ласково похлопывая по крыше, заглянув на перед ветрового стекла, словно там хотел в действительности увидеть что-то милейшее, к примеру из дам, улыбавшаяся ему в ответ безвинной приятной прекрасной улыбкой, да только покривившись в ответ самому себе Вадим вновь обратился к Алексею.
-Так ты меня не чем не порадуешь, ты же говорил что как бут-то знаешь какого-то Петрова, продававший гараж где-то неподалеку от твоей конуры и красненького фордика,-
Таковое заключение о его машине слегка обидело Алексея, да сразу было развеяно тем захватывающим зрелищем и кроткой лезшей в голову фантазии, ощутить себя за рулем такого ночного льва.
-Дай проехаться и я тебе гараж подыщу,- ясно прочувствовав свое положение, нужного человека, без которого и дела не решают, с игрой настаивал Алексей.
-Целый вечер! Тебя таков гонорар устроит?- сорвав с барского плеча бросил Вадим, открыв дверцу и слегка вытянутой на перед рукой, приглашал корешка к руль.
-Ну поехали чего тут время терять, решим вопрос,-
И два парня скованные дружескими чувствами умчались, слегка похрустывая протекторами новенькой резины колесить, от одного к другому, потенциальному продавцу коробчатой гаражной недвижимости. Обзванивая десятки людей да интересуясь разнообразными сделками, оценивая и подбирая те варианты, оптимально подходящие для их куколки, ночного льва, стального коня, и многих других присвоенных на ходу названий к черному BMW, своими юными даровитыми хозяинами, и по правде сказать к вечеру уютное пристанище для самой машины было найдено, да и куплено с легкой щедрой, не скупившейся руки Вадима.
-Ну что теперь беха на целый вечер моя?- ухватившись и скрипя ладонями о кожаный чехол руля, заключал Алексей.
-Я ничего против и не имею,- подтверждал Вадим.
-Только одно, самого тебя я никуда не отпущу, а ты поверь братишка третьи сутки на кону, а я и не спал совсем, да вот еще нужно некоторые дела об мыслить, будь добр, давай завтра, как раз и обмоем мою тачку, хорошо,- надеясь на понимание, потрепав предплечий корешка, объяснялся Вадим стоя посреди бело выбеленного гаража, свысока дивясь детско-забвенному ликованию Алексея, по лицу которого поплыла тень легкого разочарования. 
-Ну не дуйся, завтра ты целую ночь за рулем, и все дороги города твои, представь везде только зеленый свет, потому как перед такими колесами всегда только зеленый светофор,- утешая бубнил под нос Вадим, обхаживая по кругу прямоугольную конуру, заглядывая во все четыре угла. Где еще присутствовал хлам прошлых хозяев, который необходимо было пересмотреть и лишится того что давно отслужило или стало приоритетом раритетного прошлого, неприменимого на данном витке продвинутого технического прогресса. Спрятав за широкими стальными дверьми, свое без ценное приобретение, Вадим более не разговаривал а только мычал на постоянно без причинное бормотанье Алексея, терпеливо перенося глупость вопросов, и тех ответов его мнений от ясного ума, на те же повторявшиеся заданные им же вопросы. Добравшись домой и распрощавшись наскоро с надокучливым в несуразности другом, Вадим и взаправду чувствовал себя разбитым, да полностью испитым, всем его имевшимся запасом сил, исчерпавшихся в пару суток, беготни по авто салонам, банков да нотариальных контор, в поиске не известных. Что виделось сквозь призму бессилия полным ужасом о прошлой без сонной ночи, разрешившаяся таким долгим до самой заутреней странно бредовым рассказом. Исповедью сумасшедшего, не подпадавшая ни под какую образную категорию его юного разума, мелькая в воображении слайдовыми заставками затормозившихся сцен, шуточных вопросов Филиппа Павловича, да излияний наболевшего не сдержанного потока чувств Игоря Дмитриевича. Но самым глубоким колом вонзавшимся в разрывавшуюся голову, которая на отказ не желала ясно мыслить, был тот самый Александр Александрович, которого было бы необходимым найти, да еще исхитрившись оставить по себе хорошее впечатление, уговорив посетить забытого старого товарища, так болезненно скучавшего о приме выдающегося современника.
Домашние радо встретили пропавшего куда-то на целые сутки, так недавно полюбившегося сына, в особенности отец завидевший Вадима за рулем хорошего авто, испещрено с павлиньим хвостом наигранной любви начал в присест виться возле родного чада. Долгие донимания устроенного допроса, только дразнили и раздражали своей неуместной любопытностью да интересом. Раскаленный злобой что и дома ему нету места где можно было бы уединится и отдохнуть рвали последние клочки собранного в нем терпения, прибереженного для самых дорогих и близких, и ему пришлось откупится по обычаю добродетельного кормильца заткнуть толстой широкой пачкой денег рты надоевших докучавших близких. С суровостью строго напомнив что ему желалось бы хорошо выспаться, и кто бы ни было спрашивавший его не мог подступится, проще гнать всех  в зашей, сторожа к завтрашнему утро его дорогой покой, а может даже и позже.   
                8   
-Вот снова утро, и снова серебро что соскользнув с тумана, ложится к лону наших ног, и огненной звезды. И здесь нет еще лучей, в золоте прожигавшие это темно голубое пространство перед нами. Птицы еще молчат, да не вспорхнули мотыльки, но мы с тобой мой друг уже рождены, без лика без форм лишь шепчем в тьме слова не громче наших мыслей, боясь в поспешности своих во смелости и рвении побуждений, отнять милейший сон  грядущего к земле лучами света. Смотри, огонь мой друг зажжет весь мир, огонь для нас и будет отвердевшим телом, что прожигая образность понятий человеческого разума возводит к небесам цветок великих перемен, для многих, для народов, для семьи, для одного. Что прогоревши пеплом сыпко сереющей золы, под чудом становясь  эмульсией в сильнейших поколеньях темной краской, впиваясь чернью  в земной круговорот, иероглифом, символа пентаграмм, значимой буквой,  неся в себе науку в память истлевшей кладовой, лишая всех людей велико сознанья, и нету тех младенцев неба кто медленно ступая по земле имели истинность своих во простоте великих мудрствовань природного начало, располагая этим качество в себе как высшею наградой разумного и умного творенья. Но нет мой друг, я повторюсь таких уж нет, а коль они приходят то их вздымают на кол, но сколько той без мерной жадности к гордыне к взыванию обычного, во простоте  земного существа к вершинам человека, в самолюбивом наглостном исканье спасения в науках, в заучености сотен фраз, гримас и жестов, что лишь десятком действий возводит в право  назвать мудрейшим хоть себя, не знавши что и это слово означает, мудрость. Мой друг, ты почему-то робок в сегодняшнем рожденье, и в ласках прижимаешься ко мне, да посмотри вот и звезда огонь разносит над землею, вот ты и я, и бисер утреней росы у ног и чистый воздух надувает грудь, и свежесть головы ища разумность на земле пытаешься определить свою свободу.
 Нет мой друг не дано им, такого права помышлять и мыслить, их воля созерцать, идти путем манимым и чужим, чудес не их руки творений, сгибая плечи да в удивлении в охи раскрывая рты, им нужен свет, точнее блеск для жизни, для собственной нужды, для долгого пути к могильной смерти.  И мы с тобой мой друг ступая по земле сегодня без права на творенье, склонившись в ропотной усталости отяжелевшей головы, пристанем к чуду созерцанью, взирая на величие коллапса мировых культур, что прячутся в народах, семьях, в одному.-
Высокая стать Вестника немного шатнувшись в перед и словно переступив барьер своей визуальной образности ярко засветившейся в первых лучах солнца, вмести с четвероногим другом двинулись на встречу красно алому рассвету, да немного пройдя по высокой траве так и затерялись среди дымчатых миражей сытно влажных лугов.

Да к удивлению самого ласкателя, тискавшего целую ночь подушку, утро следующего дня немного затянулось, очнувшись уж за полден, мутным взором он таращился на циферблат часов, что указывали без четверти три, и потирая свой по чему-то воспалившийся нос, Вадим не верил себе что потерял с целых пол дня на переваливания с боку набок не решивши ранние поставленных задач, отыскать званого поэта. Ни много позлившись на себя да попинавши одеяло, стараясь перебороть свое недоверие к настенным часам, окликнул матушку переспросить о точном времени, не отрывая взора от своих ходиков что по прежнему тихо щелкали, да все помаленьку подпихивали большую стрелку к отметке двенадцать, округляя третий час.
-Ну ты мать даешь, почему меня никто не разбудил?- Ища виновного в недовольстве спрашивал Вадим, напугав Татьяну Григорьевну, оробевши завертевшуюся у дверного проема.
-Ну ты же Вадимка  ничего и не говорил, напротив предупредил что бы тебя никто не беспокоил.-
-Да мне нужно было с утра одного человека найти, а теперь куда я поеду, и чего мне теперь делать?- Продолжал хохлатится Вадим.
-Ну не знаю,- разводя руками, без жизненно павших обратно по швам добавила матушка, и ни зная в действительности что ответить перевела разговор на другую тему.
-Тебя вчера вечером Наталья спрашивала, говорила давно не видела, такая хорошая была,- на сторону озвучив свое мнение, тут же следя за реакцией сына.
-Наташа, давно мы с ней не виделись, ага два дня, нужно обязательно встретится,- нагоняя едкой иронии, мотая головой не поднявшись с постели, он мысленно хулил весь мир и ту же Наташу, да и матушку и всех до остатку.
«День упущен и когда мне снова понадобятся деньги, делая визит к Филиппу Павловичу, мне нечем будет его порадовать, а в общем,» откинувшись назад водрузившись в подушку головой, не заметив пропажи матушки с комнаты, осветил свои грузные мысли.
«Ведь точного договора то не было, в особенности по просьбе срочности, с поклоном от старого друга, а коль так то можно отправится  на поиски и завтра, а коль и завтра не выйдет то после завтра.» Отмахнувшись от навязчивого мирского слова, которое необходимо было сдержать, Вадим улыбнувшись светлому окну и своей фантазии, что как бут-то с яркими лучами ясного дня спустилась к нему. Видя себя за рулем, он колесил кольцевой по улицам города выдавливая с двигателя, весь его огненный потенциал, разгоняя свою черную куколку до не мыслимых скоростей, купаясь в радостных предвещаниях, завистливых фырканий сквозь узкие носы тех которые так и не смогут пережить чужого счастья, с сиплыми отвратными с тяжелыми давучкими вздохами комплиментов, перед тем который с фарсом своего нового положения, будет колоть каждого кто в недавнем прошлом смеялся над им.  Лежа на кровати, Вадим смотря в потолок уже начинал свою пикантную комедию, действие мести, издевками жаля всех подряд, кто первым в образе представал перед его отдохнувшим сознанием. И все же сломавши дряхлую лень, поднявшись подойдя к столу подхватил с его поверхности еще не включенный телефон, да тут же пал на мягкое кресло и вновь расслабившись  погрузился в мякоть полу дремлющего состояния, в котором слегка мутным взором медленно шарил по клавиатуре телефона, словно вспоминая что за вещица у него в руках, и что с ней нужно делать. С трудом включивши да с неимоверными потугами вспомнив выбранную им еще неделю назад, четырех цифирную комбинацию кода, оживил электронную трубку. Первым делом заглянувши в папку пропущенных вызовов, где список желавших потревожить святой покой был просто огромен, сам Алексей названивал несколько десятков раз, не считая других мало известных и мало важных личностей, да погрязнув в электронной пустоте мелькавшее восьми злачными цифрами абонентов, Вадим набрал первого самого настырного за последние пол суток, своего дружка, корешка. Долгие идущие гудки, вложенных сомнений и недовольства почему ему так скоро не отвечают с ругательством во слух разорвали безмолвие на другой стороне, и не дав слить свое негодование припал ухом к звонкому веселому голосу Алексея.
-Вадим, Вадим, ты куда пропал, названиваю целый день никто трубки не берет, тут есть два дельца, одно не очень приятное но обязательное, а второе приятно миленькое но на ваш вкус. Так что нужно встретится и если можно то решить первое как и второе именно сегодня,- напутавши все одним клубком быстрым говором вычитывал Алексей.
-Ну так что ты выйдешь, иль мне к тебе забежать?-
-А с каких это пор ты такой загадочный стал, вокруг да около, все мутишь, давай рассказывай, для чего тебе понадобилась моя машина?- 
-Да хрен с тобой, зачем мне твоя машина, когда ты сам мне ее подарил на целый вечер, тут вот в чем проблема, ты хоть помнишь нашу вчерашнюю покупку гаража, да так вот. Прежний хозяев от радости позабыл забрать некоторые вещи и теперь мне названивает каждые десять минут, со своими просьбами найти тебя да позволить ему унести тот, его какой-то хлам,-
-Ты говоришь о том мусоре, что распихан по углам?- переспросил Вадим.
-Да, да, да, еще ты говорил что нужно все вынести на свалку, так пусть сам забирает а то от него больше и терпенья нет, вот обратно звонит,-
-Ладно, хорошо,- потянувшись свободной рукой к верху заключил зевая Вадим.
-Давай встретимся через час во дворе и решим,-
С другой стороны послышалось твердое согласие во слове, «отлично» оставляя Вадима с догадками о не обсужденном втором приятном деле, дразня просыпавшееся любопытство, вовлекая его в активный полдник да принарядившись без хитростного пафоса, простым образом, измятой футболке, темно синих шорт к самым коленям, и дырчатых сандалий на босую ногу, пряча под голубоватым блейзером свой еще гладкий без морщинистый лоб, бросив ключи от машины и гаража на глубь кармана, похлопывая подошвами легкой обувки о бетон лестничных проемов побрел на встречу рассеянному и уже и ему надоедавшему прежнему владельца гаража, не успевшего выбраться в один день и настаивавшем о последней привилегии не расставаться со своими пожитками плохо пахнувшего хлама.
Алексей покорно, держа свое слово дожидаясь у парадной, радо встречая друга широкой открытой улыбкой, выражал благодаренное спасение от телефонного тирана, молча пожав руки, обменявшись двумя твердыми взглядами молодых мужчин двинулись по направлению гаражей.
-Прикинь, он уже ждет,-
-Что такого ценного у него там заперто?- Поддернув удивлено бровью, Вадим как бут-то спросил сам у себя.
-И сам не знаю, слышь Вадим а чем ты сегодня вечером планировал заняться?- Суть прежнего разговора из далека, во своей загадочности чего-то не ординарного и предшествовавшего сюрпризом, во вновь вовлекал Алексей.
-А что, по сути то ничего,- коротко ответив канув сразу же в задумчивость неразрешимости сидевшей между двух царей, проблемы с Александром Александровичем, и своего желания развеется.
-В общем нужно съездить к одному человеку, но не знаю стоит ли мне, кажется что не стоит, делать визит посреди будней недели, ни правда ли плохая идея,- переспрашивая и ожидая поддержки, гнусавил Вадим.
-Ты прав, человек может работать, нет дома или нет времени,- не понимая о чем речь, кивая порывисто головой, прислужливо поддакивал Алексей.
-Ну тогда я сегодня свободен,- радо словно освободившись от чего-то мозолившего, давившего, и не дававшего выпрямится да развернутся всей молодой игривостью.
-Можно куда-то забурится, в закрома какого-то ночного клуба да покутить на славу, повод то есть,- гогоча неистовым хрюканьем разил Вадим.
-Именно так и поступим,- подпрягался Алексей.
-Только может возьмем с собой дам?- косо посмотрев на друга, пытавшись распознать уместность данного предложения, к празднику души и тела.
-Ты о ком?- переспросил Вадим.
-Натали уж за вами соскучилась, вчера ее видел она только о тебе и говорила, ты чем-то так девчонку зацепил?- саркастично улыбнувшись Вадиму в лицо, вильнув по воздуху рукой продолжал Алексей.
-Она к тебе хотела зайти,-
-И зачем?-
-Ну не знаю, наверняка поздравить с покупкой машины,-
-Да была, только я устал вчера, проспал почти шестнадцать часов подряд,-
-Бывает, бывает напашешься,- сочувственно лобзал Алексей.
-Так может возьмем их с собой Натали и Тому, места у тебя хватит, салон бехи просторный, прокатим малышек по ночной столице, подивим, потреплем их мягкие места, ночной разгульной жизнью,-
-Совсем не против,-
-Ты пойми Вадим оно и веселей будет, ты сам увидишь,- с возбуждением уверял Алексей.
 На что сам Вадим млевший и хорошо прятавший за гримасой важности  и суровости, безмерную радость и восторг от сбыточности всех его желаний, притворно щурился. Богат настолько во сколько требуют необходимые расходы на сладкую жизнь, с машиной, с обожаемой девчонкой, которая не дождется того момента когда могла бы повиснуть на его шее. И главное молод, полон сил и способности переварить весь мир в котле рассудка под лопанье всплывавших пузырей, горячих накопленных парким туманом розовых иллюзий, растворявши в себе все чудеса мирозданья, наполняя душу дивным ароматом счастья, каждую клетку крепшего не по дням а по часам возраставшего мужчины.
В конец расправившись с дотошно надоевшим мужичком, дожидавшийся их возле пристанища железного коня, нервничая и мотаясь без причин у ворот, словно им было потеряно что-то очень важное, стоящее всей его жизни, и который по приходу парней, вспотев от лихорадки дрожащими куцыми ножками вбежал в открытый гараж, где с темноты падавшей тенью правого угла выхватил небольшой сверток и не объясняя ничего убежал прочь, восвояси. Не остановившись и не обсудив претензию нового хозяина, заключавшаяся в том небольшом пунктике наскоро составленной бумажке вчерашнего дня, где упоминалось о прошлом и настоящем владельце, и крохотной недвижимости и всего того что прибывало на тех малых двадцати квадратных метрах, переходившее в собственность последнего.
К планам на дальше у ребят оставалось только одно, на истекавший солнечно жаркий день, во пристальной расстановке с выдержанной деликатностью сдержанного порыва заликовавшей возбужденной эйфории, отдавшей почет перед весело ночью, то что мы называем подготовка к празднеству. Ох сколько приятного замешательства, сколько истязаний от своих домыслов, как выглядишь и как предстать перед теми неведомыми сценами, предстоявшего эпатажа любовных игр, что бы не растеряться не потеряв выбранного образ, перед теми кто глазами будут вас вкушать, при этом не отходя от зеркала приставать к друзьям и родным с вопросом «О как я вам,» и не видя в лицах дорогих оппонентов того взрывного удивленного искажения, начинать все сначала, лезть в шухляду за новым галстуком, перемерять брюки, подбирать пиджак, менять туфли и так далия.  Но слава богу что у Вадима подобных праздничных костюмов было не так уж и много, только два, один с которых отпадал сам по себе, пылившись на полке отображая консервативного джентльмена сноба высших кругов, и второй подобно таянья от умиленных настроений, просторной футболки, широких джин-с, легких новеньких кроссовок, и все под сочную изюминку свежее пахнувшего небольшого точней крохотного кожаного саквояжика, где хранились два почему-то молчавших телефона, записная книжка с авто ручкой, ключи от дома и гаража, несколько визиток для друзей и приятелей, кредитка и сами денежки. 
Долго маявшись в таком собранном виде по двум комнатам,  и не дождавшись условленного часа он отправился полюбоваться своей черненькой красавицей. Заодно более подробно узнать о потайных местах его машины, заглянуть под капот, не минув багажника, и всех остальных ниш и щелей, в особенности не позабыв полюбопытствовать толстенькой книжонкой «тех характеристик».
Солнце давно уж кануло за крыши соседних домов, пустив по земле широкие разложистые тени серых пятин затихавшего района, не успев отдалится и скрыться в подворотне соседнего двора, как его кто-то окликнул из далека слабо донесшимся голосом, обернувшись назад и сразу же заприметив фигуру Алексея, приостановившись пристально разглядывал колеблившийся силуэт разряженного в белое, двигавшегося к нему друга.
-А я тебя завидел из окна, сам маюсь битый час, думаю догоню оно может веселей будет, девчонок дождемся и прорвемся куда ни будь,-
Сорванные планы, на счет близкого знакомства с железным коньком, в полное уединение, свидание без кого либо, немного смутили Вадима, огорчив на самое малое горчичное зерно такого дорогого интимного времени.
-Ладно пойдем, тогда проедимся посмотрим где нам сегодня лучше остановится, ну на грядущую ночь,- определившись заметил Вадим, двинувшись дальше в сторону соседнего дворика.
-Ты говорил недавно о каком-то клубе «Фортуна»,-
-Это скорее казино, ну там конечно есть и танспол, да только мне оно достаточно осточертело, хотелось бы в действительности попасть на ночную тусовку, что бы народу было человек двести, триста, не протолкнешься, вот это здорово,-
-Угу,- промычал Алексей, следуя за Вадимом и не отрывая высоко от земли взора, словно о чем-то по себе мечтал.
О прекрасна в этом вопросе столица, где чтят законы ночной жизни, где эдемские сады насквозь продымлены табаком хороших сигарет, расстилаясь ароматом шампанского, духов прелестных дам, рыканьем басистых мужей под щелчки стеклянного шарика рулетки, визга треплемых девчушек впервые взошедших на арену танс площадки, изгибаясь так нежно так с осторожностью своих тел, робея и краснея своими юными личиками под неоновый свет, вспыхивавший в такт громоподобной, разорванной, превращенной в коллаж звуков непонятной современной музыки. Да, такие места произрастают, на поле ночи всегда и повсюду, вылезая среди илистой липкой земли подворотен, красочными не повторными цветками слепящих вывесок, «Клуб черная лилия,» «Агат» отблескивая  рубиновыми буквами над козырьком старого сыпавшегося дома. А порой встречаются целыми полями, роскошных рядов кафешек, ресторанов, игровых домов, дискотек и много еще чего, сманивая трудолюбивых пчелок разменять часок другой их тревожного сна во вкус приятнейшего медка, с горечью ожигая внутренности и так славно дурманя голову.
-Рай,- вывалится у каждого изо рта, со вздохом приседая на стул иль кресло, сразу же погружаясь в воспоминание одной из последних прогулок по ночному божественному саду столицы…

Выгнав с гаража свою лошадку, Вадим радо предложил быть Алексею рулевым, полюбовавшись немного со стороны великолепием представленной машины, парни оставили позади свой родной район, отправившись в глубь города погружаясь и увязая среди центральных улиц, проспектов, переулков да в свое удивление живых тупиков, так добро званых пробок, скопления тысяч машин и не имевших возможности из-за своего обилия и тесноты сдвинутся с места.
-Нет, так колесить бесполезно,- было начал Алексей.
-Ты прав еще эти заторы, хотелось бы чего-то новенького эксклюзивного, а о таких местах плакаты на столбах не клеят, знаешь что Леш,- оторвавшись от дороги, пристально посмотрел на слегка напряженного друга.
-Разворачивай, а поехали к центру, к крепости, там у меня знакомый хороший работает, сувенирами торгует, он с этими темами всегда на острие копья, знаток, где какая там тусня иль бомонд светских жриц, ну при делах парень,-
И спустя быстро истекших в пути полу часа, парни высадились у стен векового замка. Размерено легкой ходой двигались к рядам лавок и закусочных, где ожидали отыскать знатока ночных дебрей, Александра, вечно околачивавшегося среди безделушек разных видов и форм, сувенирного магазинчика. Но к большому сожалении,  в званой выше лавке самого Александра не оказалось, да хвала прогрессу и тому невероятному случаю подаривший Вадиму телефон, и не один конечно, с помощью которых начался еще более усердный поиск канувшего в неизвестность приятеля, о котором в самой лавке удивлено разводили руками, наводя безошибочное чувство своего полоумства от поставленного вопроса, спрашивая  юных продавщиц о совсем недавно работавшем здесь пареньке, отвечавших полным противоречием о упомянутом индивидууме.
Оставленный номер, с горечью первого разочарования да был найден водном из телефонов, чавкая и похваливая себя  в ответ находке, Вадим долго не раздумывая втиснул кнопку вызова, и на радость парней третий искомый иль уже найденный, обозвался с той быстротой на которою и не было расчета, проще сказать желанно услышанный голос,  сразу же после третьего гудка дал о себе знать.
-Кто это?- с претензией вылетело с трубки.
-Ты что Сань не узнаешь, это я Вадим,-
-А, а,- откинувшись протяжно длинной согласной, воздушного замеревшего ангелочка над кучей заворошившегося вороха молодого сознания протянул Александра.
-Привет Вадимка, совсем попутал с одним неприятным человеком, извини, ты по делу иль так просто, вспомнил старого приятеля?-   Увеселенным голоском спрашивал Александр.
-Та и по делу, и узнать твои делишки, мы вот к тебе заехали на площадь, обшарили всю лавку где ты работал, напугали двух молодых дев, которые выпучив глазенки, втирали нам что тебя здесь и никогда и не было,-
Громкий смех понесся с другой стороны.
-Эти две дурры, долбанные пригородние шлюшки, приехали с какого-то сила задницами торговать. Штука в том что меня немного повысили по должности, перевели в другое место, предложив подменить на несколько недель заведующую спорт магазином, ну спорт-мастер на углу, да как говорят где две недели там и месяц, главное сноровку проявить, а те дурры второй день только у прилавка, послал бы ты их куда подольше,- продолжая хихикать, в водил в курс Александр.
-Сань я то чего хотел, ты ведь король там этих тус, и всех мест где испаряется водка и вино целыми бочками, где девчонки отпаднные, и танспол со всеми там гламурными штучками ненавязчивой обстановки, одним словом есть желание и повод отлично покутить, только не знаем куда податься подскажи дружище,-
-А Фортуна что надоела?- с хитринкой обзывался Александр.
-Ну Сань, сколько можно туда ходить, осточертело мне это казино, ни хочу целую ночь просидеть за столом у рулетки или у барной стойки,- оправдываясь брезгливо отвечал Вадим.
-Тогда и не знаю чего и предложить,-
-А если хорошо подумать?- не принимая разочарование в ответе, переспрашивал Александра. 
-Ну если подумать то есть одно нагретое местечко, я правда и сам там еще не был, но сужу по рассказам друзей. То что надо, правда оно на окраине, и замечу это закрытый клуб, каждого встречно бродягу туда не пускают,- наводя тумана, да сказочной привлекательности таинственному заведению, Александр продолжал томить сладкой прелюдией Вадимовы уши.
-Там говорят стриптизерши обалденные, и танспол с футбольное поле, и за стойкой бара не только вино и бурбон, всколоченные в одном стакане фирменного коктейля, «Fifty - Fifty». Там есть все, можешь носик попудрить иль по легкому дымку пустить, да и девочки по разным ценам, и представь все в одном месте,-
-Ну и как нам туда попасть?- Резко перебив, переспросил Вадим.
-А это по-видимому самый главный вопрос,- весело давясь смехом от понимания своей вынужденной значимости, чавкнув в трубку наглошал Александр.
-Скажу сразу, если мы, то есть вы вот так возьмете и заявитесь туда, то вас конечно никто вовнутрь и не пустит, это факт. Но у меня там работает один знакомый, с которым можно было бы объяснится прямиком на месте, перетереть, что на что, и может оно и вышло, если конечно карманы не окажутся пустыми,-
-Карманы не окажутся, с этого нечего переживать,- резко снова перебил Вадим, не упуская возможности занять верх в разговоре.
-Давай так тогда Сань, у меня повеселится самые серьезные причины, я прикупил себе машину, и приглашаю тебя на праздник обмыть моего железного коня, и от вас нужны только две незаменимые услуги, первое присутствовать на нашем скромном банкете, второе договорится что бы наш банкет состоялся среди стен твоего чудного местечка, где позволены все вольности без лишних напряг. И самое главное от вас отказов не принимается, ни с первого ни с второго вопроса, а теперь поговорим вон о чем, ты надеюсь сегодня свободен?- тихо отбившись эхом в трубке.
-Да,- глухо кануло среди сети.
-Вот оно и хорошо, случайно сей час ты не на роботе, управляешь там штангами, гантелями, вело тренажерами?-
-Да нет,-
-Еще лучше, тогда мы прямиком сей час к тебе и заедем, ты где живешь?-
-Тверская восемь,- коротко оборвал Александр.
-Ну ты даешь совсем рядом, ладно через пол часа будем, успеешь собраться?- продолжал командным тоном навеивать покорность дорогому в этот вечер приятелю.
-Нет давай Вадим через час, я могу опоздать,- поправил Александр.
-Хорошо, пусть будет по вашему, тогда до вечера,- напоследок добавил Вадим, не выслушав прилежно скромного прощания с другой стороны, выключи телефон.
-Целая пресс конференция,-  с улыбкой подшутил Алексей все это время сторонившись по одаль, давая другу вольное пространство для общения.
-Пойдем, здесь есть прилежное небольшое кафе, выпьем чего не будь, пиво будешь?-  заключительно спрашивая о самом важном.
-Нет ты чего, я же за рулем,- закивав головой, смеясь с своего ответа, хихикал Алексей.
-А забыл, ну да, а ты хоть права взял?-
-Конечно!- выхватив с заднего кармана красненькое партмане.
-Смотри при себе, а как же,-
-А сколько сей час штраф за пьянство на дорогах?- идя впереди и увлекая за собой друга, спрашивал о всех тонкостях авто дорожных путей и их пользователей.
-Семерка,-
-Семь тысяч?- переспросил Вадим.
-Так,- коротко картавя, ответил Алексей.
-Тогда держи и не бойся,-  доставши с саквояжика добротный свернутый рулончик денег, оторвавши с которого семь бумажек протянул Алексею, наставительно добавил, грозя указательным пальцем.
-Ну только что бы под грузовиком не оказались,-
-Обижаешь друг дарогой,- перекривив грузинским акцентом ели слышно ответил Алексей, приняв деньги ловко упрятавши в нише глубокого кармана штанов.    
Зайдя по свойски в само хорошо знакомое кафе, расположившись у первого столика тесноватого павильончика, Вадим навскидку бросил руку к верху, защелкав большим и средним пальцем, надеясь что его повелительный жест, будет замечен и кто-то обязательно выйдет да обслужит единственных клиентов.
-Жалкая лачуга!- сердито с презрительностью молвил в сторону проема открытых дверей, за которыми виднелось край стойки и какое-то белое пятно суетливо метавшееся по помещению.
-Меня кто-то обслужит?- Срываясь от нетерпения, заоравши во всю глотку, немного напугав Алексея, который в ответ начал лихорадочно со смехом искать неизвестную официантку, поглядывая в туже сторону, откуда и появилась недавняя знакомая Вадима, ранние заводившая прежний спор о спичках.
-Извините,- скривив личико в кислом негодовании, обозвалась вопрошаемая дева.
-Пожалуйста два пива и омаров,- во спокойствие отдавал заказ Вадим.
-У нас нет омаров, если хотите то можем предложить креветки, но нужно подождать немного времени, иль вы сырыми будете?- Пытаясь с невинностью допустимых шуток, уколоть привередливого клиента.
-Давай креветки,- холодно заключил Вадим, посмотрев на товарища продолжавшего испугано улыбаться, косо бросил взгляд на часы, спросил.
-Время позволяет, ты с Натали на сколько договорился?-
-К девяти мы должны за ними заехать,-
-Обратно домой!-
-Ну сам понимаешь женщины всегда требуют и требовали ради себя жертв, таковы они,- оправдывался Алексей.
Пиво было в скорости подано, оставалась одна задержка за морепродуктами, поймав паузу молчаливости, осмысливая единоличные рассуждения, ребята давали друг дружке покой. Вадиму снова вернулось воспоминание о гостеприимстве Филиппа Павловича, о странном режиссере Игоре Дмитриевиче с его рассказом, те картины о которых он повествовал сами вставали перед его глазами, проявляясь ясней, отчетливей словно его мозг тайно без внешнего рассудка, тем-то и занимался что конструировал сложные представления о неслыханном не виданном ранние, вычлененном из сюжетности действий фильма холодно кровных жестоких убийств.   
«И эти человеки живут среди нас, и им позволено решать и разрешать судьбы и жизни людей, почему-то мне казалось что эти все маньяки, рецидивисты, бандиты, жулики, имеют место лишь на экране телевизоров, и то под каймой наигранной сказочной пеленой голубого экрана. А тут тебе встреча с глазу на глаз, убийца, настоящий маньяк, искрошивший немалый десяток тел, да еще какая вычурная фантазия, садить прямиком на могилке деревцо, устраивая такой вековой постамент дереволистного вечно растущего истукана, березового, ясеневого, дубового, юморнной режиссер, хоть и имеет руки по локоть в крови. А как он рассказывал свою историю, с вдохновением с порывом, словно снял с себя истому под прохладным душем, наслаждался. А Филипп Павлович как сиял, бут-то поедал слышанные им слова, и смотрел как премьеру каннского фестиваля, а может он был в тихомолвку соучастником, потому так радо и принимал выложенное откровение Игоря Дмитриевича, может он и желал сам этого, такого невообразимого завершения судьбы этого уже конченого человека. А может просто Филипп Павлович обычный богатенький маразматик, которому приелся обыденный мир, вот он и развлекается, находит то того, то другого. Но тогда и я!»  Не озвучивая в мыслях выплывшего по случайности заключения, был разбужен официанткой, брякнувшей большой тарелкой с креветками об стол, впопыхах еще подсунув две небольших, для очистки отхожих панцырьков. 
-Приятного,-
-Признательны,-
-Спасибо,- в один голос взаимно ответили парни, улыбнувшись  выпавшему ребячьему казусу, и не дожидавшись во приличии приглашения, выражавшееся в возведению высоко бровей, да подмаргиванию, начать первым, стой же едино совпавшей синхронностью вытянув руки напали на морское лакомство, жадно поглощая одного за другим рачка, слегка приятно почавкивая солоноватым белым мяском, промывая время от времени рот и горла горьким пивко, словно смывая остатки божественно вкусовых впечатлений съеденной порции, и готовя пивным полосканием к новому аппетитному ощущению, горячей парящей мякоти.
 В аппетите не успев пережевать и глотнув, обозвался Алексей.
-Морские семечки,-
 -Ими ни когда не насытишься,- отвечал взаимным торжеством благоухающего удовольствия от еды, Вадим.
-По сути рассудить можно было бы целое ведро сесть, и потом еще одно,-
-Обдует,- вынув случайно попавшую в рот скалку панциря смеялся Вадим, и ребята уже молча продолжали методичное поедание морских жучков.
-А нам не пора?- поглядев туда где сквозь решетчатые стены павильона виднелась авто стоянка, спрашивал Вадим.
-В принципе можно выдвигаться,- Алексей хватанув с остатка еще одну, жадно пересчитав последних рачков.
-Семь,-
-Что семь коль семь то пора,- не понимая намеренье друга, переспросил Вадим.
-Угу,- мыча обозвался Алексей, вливая в себя огромный глоток пива.
-Не оставлять же, да и перекурить надо было бы, сигареты вот только кончились,- обтерев руки  захлопал ладонями по пустым карманам.
Вадим проделал такую же операцию, полезши в добавок за деньгами, доставши пару тысячных купюр, одну из которых тут же пнул назад а вторую передал Алексею.
-Зайди у них сигареты имеются, а зажигалка у меня где-то есть,- зашарив вновь по карманам Вадим остался один, допив остаток пива в темной не проглядывавшейся бутылке, да завершив трапезу сочной шейкой, откинулся на спинку кресла подальше отдалившись от стола, пристально еще раз вытерев руки о ком белоснежных салфеток сорванных с небрежностью с подставки гребешка, что легкими прямоугольниками разлетелись по всей гладкой пластиковой поверхности.
Сигареты в скорости прибыли, как и с самим плывущим упоительного мления мины лица посильного Алексея, обменявшись белыми палочками, затлевшиеся от искры желтенького огонька, не юноши а мужи, с кутали себя голубовато прозрачным дымком табака, насыщая свое тело плавно входящего через легкие, теплой воздушной мягкостью облегченной слабости плывшей по всему телу.
-Мы сей час к твоему приятелю?- оторвав сигарету от губ, выпустив к верху клуб дыма спросил Алексей, в ответ получив плавное снисхождение, кивок опустившейся на грудь головы Вадима, говоривший о малой тонкости намека, позволить хоть минуту покоя, прокатится упоительным опьяненным парением над болью и нуждой вечно ноющего тела, то и дело желающего колкими позывами разнообразных беспокойных, потребностей, перечить истинному блаженству. Но культ южно американских индейцев поклонявшихся духам через вдыхания дыма табака, доставленный в Европу, мореходцем первопроходцем Колумбом. Имел свое завершение упиравшись огненной зорькой искринки в желтый фильтр сигареты, за скворчав тихим полускиванние синтетической бумаги, по несши неприятный запах вечерним воздухом. Выбросив по огарку под стол, да с отчаянной дерзостью растоптав в пиль подошвой еще тлевший жар, товарищи с важными деловитыми ликами царей мира поспешили к своей колеснице.
Время отсвечивавшееся золотистыми нитями Вадимовых часов, выпадавшее без четверти восемь, изрядно поджимало рамки их ней успеваемости в точной явке на место встречи с Александром.
-Ты чего-то нервничаешь?- переспросил Алексей, открывая машину плавно садясь на мягкое обволакивающее спину кресло.
-Получается так, ну ты не мешкай, поехали,- садясь рядом да громко хлопнув дверцей отвечал Вадим, не впадая в дальнейший разговор продолжая млеть от перевариваемой тяжести живота, спустив свои мысли что скорыми лихими псами помчались рвать видимую гладь реальности мелькавшего перед глазами города, насыщая фантазиями непонятных еще картин, какого-то несвязного представления необычного будущего иль ранние пропитавшего мозги прошлого, мало приятных воспоминаний поплывших самих по себе яркими представлениями, обратно возвращая Вадима к местам загородного дома Филиппа Павловича, и ему привиделась та первая встреча, которая прошла как-то напряжено натянутой, этой отъявленной чуждостью которою имеют только враги.
«И почему в нем нету любви, той крохи привлекательной симпатии, которой по сути можно отыскать в каждом человеке, с виду он ни чем не отличается от других старичков, но его что ли притворство и та самонадеянность, уверенность с его годами ставит в полное заблуждение. Он словно прожил целую жизнь не чувствуя ни секунды боли, или совсем наоборот гиб, истязался в муках, и с многими годами свыкся, почитая терзания тела за наслаждение. Может и именно по этому у него странные знакомые, а я, зачем я ему? Чего необычного во мне? Ни актер, и книг писать не собираюсь, да зачем я тогда этому старичку? Чего интересного для его старческого маразма может принести моя незначительная персона, ведь я обычный парень!».
Картины прошлой жизни, той мало приятной бедности и скудности  занятий, понеслись короткометражным фильмом перед его сознанием.
«Да нет, вернутся обратно в серость сырой конуры прошлых времен, уж это нет! Лучше стать тираном, палачом, марионеткой старого психопата, но быть на вершине, только бы не испытывать того постоянного презрения других, и быть пустым образом в глазах тех кто тебе так интересен. Желать и не получать, работать стараться ради мечты, и понимать то, что ты из года в год только маешься, маешься без толку как для себя так и для других, и одно слово только Вадим, Вадим, грузно тяжело и пусто. Подобно миллионам, миллиардам, Сергеев, Александров, Алексеев, Миш, Владимиров, о лучше гной и язвы да только быть у руля корабля под названием Земля. И пусть Филипп Павлович хитрит и ухищрен, только бы у него деньги не кончались, и если тот поэтишка не согласится посетить своего старого знакомого, так тогда я его к нему притащу!»  С силой ударив себя по колену кулаком, запечатлев свое обещание клятвенной болью занывшей ноги.
-Ты чего?- резко обозвался Алексей.
-Мы уж подъехали?- не понимая где они находятся, замотал головой вокруг, пытаясь узнать местность, отозвался Вадим. 
-Еще минут пять,-
-Хорошо,- осознав свою не адекватность, да испугавшись скомпрометировать свой поставленный статус, крутого без укоризненного молодого парня, достав один из телефонов, набрал номер Александра.   
 Тут же посадив до краев басистого голоса свой тон коротким монологом врезавшийся в трубку, демонстрировал величие и то высшее положение над тем который через несколько минут по собственному желанию, намерен стать под его крыло, разделив свою волю свободного вечера на тонкою во своем понимании верную дружбу.
-Ну что ты там собрался? Мы почти подъехали,- заявлял Вадим, пустым взором потупившись в тротуар, и не видя ничего продолжал.
-Ты уж не долго если можно то побыстрей,- добавив, откинув телефон на панель приборов, с небрежность павший лицевой стороной в глубь ниши.
-Притормози, вон там возле той парковочной площадки,- кинув указательным пальцем туда где несколько машин ровной линией уткнулись в беловато-серый бордюр.
Остановившись  выйдя он снова закурил, ломая шею по обеим сторонам тротуара в надежде увидеть где-то замешкавшегося Александра, который просил еще десяток минут его обождать имея вескую причину, встречи с человеком, обещавший им сто процентную поддержку в вопросе попасть в стены пока загадочного для всех ночного клуба. Вторично закуриная сигарета, казалась своим сизоватым дымком приторно ядовитым снадобьем, от которого вернуло наизнанку, и хотелось блевать. И все же сделав несколько затяжек, да направив выстрелом крупный окурок на проезжую часть, с харкнувши неприятную собравшуюся во рту слюну, Вадим в какой раз мысленно пообещал себе больше никогда не курить, да тем же пустым взором вновь начал всматриваться в бесконечность тянувшейся в движении улицы.
-Нет ну где он?- рявкнув под нос, и подобно заклинанию наткнулся глазами на выскочившего из узкого пролома между домов Александра, быстро направлявшегося к им.
Перекинувшись приветствием нескольких теплых фраз, да уютно умостив гостя на заднем сиденье BMW, ребята влившись в транспортной поток, понесшись без остановок навстречу с дамами, что по всей вероятности и назойливом нытью Алексея должны уж давно быть готовыми, и дожидаться своих кавалеров. Все так и было, две разодетые, рознаряженые словно мало известные фрейлины с горделивым видом ожидали своих молодых благодетелей, обещавших  провести и сохранить их красоту да невинность к местам подвально царских палат, к больно маскарадным культурным предприятиям, с благородной свитой начала двадцать первого столетия. Красота прехорошеньких девчонок, не канула мимо мужских глаз,  Натали и Тамара блистала своим великолепием своих молодых годов, Вадим не сдержавшись напоказ ахнул нагоняя к себе завести двух друзей, что именно он первый будет во праве выбрать себе леди. Выскочив с машины с галантность подавая дамам обе руки, невольно подобно врученных трофеев, потащил девчонок к машине, на ходу бормоча несуразно невпопад сложенное предложение.
-Не робейте, веселей, мы и так к вам опоздали, а без вас так точно плохо,- не оглядываясь на невольно упиравшихся Натали и Тамару, хихикавших между собой, да снисходительно снизывавших своими хрупкими плечиками.
Тамара первая нырнула назад машины, поскрипывая кожаным просторным креслом. 
-Нет я не буду теснится, сей час помну платье а тогда целый вечер буду выглядеть как дурра,- закомезившись тихим хныкающим голоском обозвалась Наташа, остановившись у дверцы, застенчиво стыдливо сверкавши ясными глазами вопрошала к Вадиму.
-Натали, ну не начинай своей за унылой песенки, здесь места что в лимузине,- обзывался Алексей не покидая места у руля.
-Ты присядь сама увидишь,- уже предлагал сам Вадим, сверкнув умилительно теплым взором, прося руки поддержать капризную леди, легко скользнувшую в проем, поправляя подол белоснежного платья, да подбирая оставшуюся снаружи ножку, окаймленную розовенькой на высокой шпильке каблука туфелькой, одаривая своего помощника тем же тепло ласкового взгляда искрившихся глаз.
-И правда широкий салон,-
-Как и вся машина,- гордо низким голосом заметил на слова Натали, Алексей.
-Тамар, Наташ, познакомьтесь пожалуйста мой хороший знакомый Александр, он кстати обещал нам показать отличное местечко, оно хоть и находится не в центре нашей столицы, но с отзывов Александра имеет все качества да положение одного из лучших клубов города, по крайней мере я бы того желал.-
Александр только улыбнулся, кивнув учтиво дамам во знак приятного знакомства, что ответили тем же. И не успевши наполнить салон машины ароматов духов исходивший от умопомрачительных дев, да рассеять в закупоренной капсуле, узкого пространства, чисто веселым говором молодых людей, как упругий железный конь, слегка пошумев двигателем, пискнув резиной протектора, понес своих ездоков по городским улицам куда-то в серость спускавшейся с неба ночи.
В скорости разрешив приятную прогулку и прибыв на место, напоминавшее ни что другое как самое убогое захолустье самого дальнего пригорода, и по всему что окружало ребят видно было что цивилизация с ее  неусыпным прогрессом сюда не дошла, и ни когда даже во край или в сторонку не дотягивалась, замерев окруженной местностью на более не изменой временной отметке восьмидесятых годов прошлого века. Лишь только несколько дорогих машин стоявших  возле совсем старого здания, по всей видимости ранние служившего малым кинотеатром иль чем-то другим в административной сетке коммунистической эпохи, указывали о реальном времени. Широкая площадь у входа, старый крохотный парк, высокие ступени с большими дверями, с сумрачно не приветливыми окнами, за которыми было полно темноты и мрачного уединения царства вечно блудивших приведений, так часто наполнявшие такие забытые, заброшенные здания. 
-А мы хоть туда попали?- обводя вокруг взглядом, и любопытствуясь неприветливым пейзажем, спрашивал Алексей.
-Сюда, сюда,- выбираясь, веселым голоском повторился Александр. На что Вадим обратившись к дамам, недоумевая кивнул перекосившимся лицом, выражавшее одну безвинность с которой, и с помощью случая проказницы судьбы, попал в сети липко гадкого обмана.
-Чего сидите, выходите, сами увидите, еще конечно мало кто приехал, но спустя часок другой, и здесь негде будет тачку пристроить, и Алексей ты не ставь беху по центру, лучше о край, на случай необходимости пораньше свалить, а то прижмут, да и по слухам здесь частенько незнакомых купорят для хохмы,- наставляя поучал Александр.
Тем временем с помощью услужливо вежливого Вадима так и юлившего возле Натали, девчонки покинули салон машины, с оглядками да малым испугом, шарили по округе отыскивая хоть малые признаки увеселительного местечка ночной разгульной жизни.
-А вся эта обстановка впрямь интригует!-
-Ага, так по нервам и бьет,- взмахнув рукой и засмеявшись, отображая ладонью острие лезвии ножа, ударив по воздуху добавила Тамара.
-В общем так ребята, я вижу вы мне совсем не доверяете, да я и сам в полнее не уверен пустят нас или нет, за эти сыпавшиеся песком стены, но будьте на месте, сей час  все выяснится,- быстро заявив о положении их дел, Александр чуть ли не бегом умчался за ближний правый угол, монументального уже исторического сооружения.
-Глушь, глухомань,- разила Натали, похаживая возле машины с грацией стройного тела, повиливая ягодицами играя бедрами, обворожительно впечатляя своей фигурой остальных оставшихся парней.
-Кошка,- невольно вывалилось со рта Алексея.
-Ты что там шепчешь?- обернувшись с претензией, но не теряя улыбки на лице спрашивала Наташа.
-Ты так мягко с осторожностью прошла, подобно тихой кошке по карнизу,- оправдывался Алексей.
-Я бы подметил, кошечка,- перебил склоняя к шутовству Вадим.
-Что гуляет сама по себе и властвует покоем темных ночей,-
-Ох и коты,- с тем же сарказмом кинулась в ответ Наташа, но было ясно видно что само подмеченное сравнение с изяществом пушистых хищников, вечно красовавшихся на периферии самых нежных чувств о братьях меньших льстило ей самой.
-Никогда здесь и не была,- сменив тему, далее говорила Наташа.
-Да никто по всей вероятности здесь не был, ты права глушь, глухомань, но потому мы и здесь что бы сменить мутившее каждодневное однообразие быта, на феерию не повторного зрелища, таившегося за этими стенами, и может оно так и будет,- не веря своим догадкам подмечал Вадим.
-Да будем надеяться, не так ли Натали?- робко сжавшись по направлению вопрошаемой, обозвался  Алексей.
-Так, конечно только так,- тихо со смешком отбилось ответом тонко звучным девичьем голоском. 
Секунда застывшего на одном дыхании тишины сковала трепетом ожидания, чего-то не известного и более лучшего, чем торчать по среди старого пригородного парка, но откуда-то с далека донесся ели слышный да быстро нараставший еще слабый монотонный рык, автомобиля летевшего к им на полной скорости. Рев рос, и ребята не успев опомнится как три без дорожника на большой скорости, влетели на пятачок перед самым клубом ушедших в прошлое комиссаров, завизжав протекторами да насытив прохладный воздух вечера горько удушливым запахом резины, от оставшихся параллельно прочерченными черными полосами торможения на асфальте. Три разрозненные компании из трех, четырех человек, сошлись с крикливым шумом, не совсем трезво адекватных мужчин и женщин в одну народную братию, постоянно говорившую и спорившую, бросавши на осторонь далеко разлетавшиеся фразы своего торжества, срывая голоса басистых мужей, и соло смеха привольно пошатывавшихся дам. И со всем эти набором разнузданности обезумевших чувств, описанного одним словом гвалтом, веселившаяся компания прошла туда где с десять минут назад пропал Александр, бросив свои тяжелые кареты так и стоять клиноподобным узором по среди площадки, с открытыми салонами с игравшей музыкой.
И вся представленная картина располагала одну следственную развязку, неизвестные скоро должны были бы вернутся назад, оседлав своих коней умчатся так же быстро и неожиданно исчезнуть среди дали рядом проходящей центральной дороги, как и внезапно появилась. Но нет, так не случится, в ответ с подворотни выскочили двое мужчин при лощено глянцевых фраках, быстро наводя порядок на так званой парковке для гостей, выставляли машины в одну линию, по свойски руководя созданным не ими но для их беспорядком, они и остались тут же, подобно караульным на лобном месте поджидая очередных посетителей.
-Впечатляет,- определительно заявил Алексей, да не успев выйти с оцепенения, опомнится от виденного шика прибывшей своры разгульных людей, с подобной неожиданностью  на площадку прямиком влетели две воющие мощными моторами низкие спортивные машины, откинув свои  дверцы к верху словно крохотные крылышки выпускали наружу трех роскошных дам, поблескивавших много численными искорками чистых камешков,  ожерельев, браслетов, колец. Между собой тихо болтая они с заботливость и нежностью тонких ручонок окутали единственного мужчину, замешкавшегося чего-то во хламе желтого салона, и на смех своих поклонниц громко ругался.
-Где-то я его видел,- выразив на слух мысль, Вадим пристально всматривался в знакомый силуэт.
-Ничего себе местечко, шабаш какой-то городской знати, бандючных олигархов.- опрометчиво описывала свои впечатления Тамара, следя за обслугой ловко справлявшихся с брошенными машинами, строивших пока один ровный ряд парковки вдоль травянистой кромки.
-Ну где же наш гонец, пропал?-
-В воду канул,- щурясь посмотрев на Вадима добавила Наташа.
-Хоть я его знаю не так уж и давно, но пока он меня не подводил,- тонко намекая на свое без винное положение, да оправдывая пропавшего Александра, насмелившись подойти ближе к  проему, небольшому заборчику возле стены, заглядывая туда где все прибывшие исчезали.
Небольшой островок яркого желтого света среди спускавшихся сумерек полукругом освещал задний дворик, на котором красуясь среди большой пустоты пространства мило колеблелись две только что приехавшие высокие блондинки, пуская прозрачные клубочки мягкого дыма сквозь нежно выпуклые губы подпитывая туманное действие тонкими длинненькими сигаретками, но по видимому их кто-то позвал, и две орхидеи, оживившись, затерзавши свои выпуклые линии стройных тел быстро исчезли в желтом свете.
-Пойдемте, по моему я нашел вход,-
Да не успев пригласить по-прежнему стоявших на месте ребят, как ему на встречу выбежал изрядно запыхавшийся Александр, остановившись возле Вадима начавший с расстановкой объяснять всю глубину их дел.
-У меня есть две новости, одна плоха, ну не очень то и плоха, но настоящая и реальная, без разрешения которой невозможно получить вторую хорошую, и с чего начинать дорогие друзья!- заодно обращаясь к подошедшим девчонкам и Алексею.
-С того что разрешает вторую?- смеясь от ломаного говора Александра спрашивал Алексей.
-Тогда проще не бывает, что бы попасть за эти стены, нужно не много ни мало заплатить пять тысяч,- сделав паузу хитро с лукавством посмотрев на Вадима.
-И в чем тут вопрос?- с презрением к оглашенной суммы брезгливо обозвалась Тамара.
-С каждого,- добавил Александр, смеясь во всю улыбку, словно забавлялся от непомерности его же предложения.
-У меня самого  таких денег нет, так то, тупик ребятушки,- определительно заявив на конец.
Хандра своего бессилия перед денежной банкнотой, накрыла липкой вуалью лица, серой за унылостью горечи, и даже сам Вадим обладатель неплохого цветастого рулончика, задергался на месте, зашарив в барсетки отыскивая свои бумажные кладовые.
 Достав денежку, он начал наскоро отсчитывать купюру за купюрой.
-Восемьдесят четыре тысячи, двадцать пять по входу, пятьдесят на стол и развлечение.-
-А если там в нутрии ничего особенного, пауки да тараканы,- пытаясь намекнуть на мысль отступить от штурма этого ночного клуба, повела Тамара, желая поймать взор Наташи для поддержки ее. Да подруге было все едино, она не отрывала своих ясных глаз от Вадима, и денег которые он крепко держал зажатых в руке.
-Особенного там может и нет ничего, но понравится должно всем, и за это я в ответе,- определил за всех Александр.
-И я немного не договорил, про платив первые пять тысяч, нам с торжеством будут вручены бесплатные карты, по которым платя пол цены можно тут тусить хоть целыми сутками, а можно и продать  если она вам будет не нужна. Мы не платим по факту входа, мы сей час платим за то что мы становимся членами клуба, а первое посещение у них бесплатное, вот так-то с подробностями.-
-Хорошо у них бесплатно получается,- с сарказмом вымолвила Тамара.
-Ладно,- спрятав и более не афиширую состоянием, заговорил Вадим.
-Поступим так, возьмем эти клубные карты, войдем осмотримся устроим дам, и если денег у меня будет маловато к нашему веселью, то мы проедемся с Алексеем, я еще доберу необходимую суму. И попрошу друзья больше мне сегодня праздник не портить, ясно всем!- посмотрев на Натали смутив безвинное создание.
-Особенно к вам это касается,- заиграв улыбкой обратился к той которая так разила своей красотой его сердце, да и все остальные органы на что позволяет наша читательская скромность в представлении юношеской еще так телесной страсти в влекоммых потребностях.
Не торопясь пройдя под желтый свет, лучистого фонаря, ребята не надолго остановились, еще раз но только молча переглянулись, несодрагая общей тишины не нужными возгласами прошли во внутрь, где их встретили двое похожих на тех что дежурили на парковке молодых мужчин. Рослых во фраках опрятно напомаженных, они сидели за столом на мягком серо коричневом диване с пустовавшими креслами по сторонам, на что сам стол был усеянный множеством глянцевых буклетов и журналов. И кроме этих вещей и молодых людей в этой комнате ни чего и никого не было, не считая широкой красноватой двери ведущей куда-то в глубь здания.
-Тихо как у вас,- обведши взором всю комнату, первым выразился Алексей.
-Ну вы же правда не за этим сюда пожаловали,-  поднявшись с дивана служащий мужчина подошедший к Александру.
-Это именно те, о которых вы говорили?- вновь осмотрев каждого, продолжал холить страж.
-Вам я думаю заведомо было сообщено о наших правилах и условиях, повторюсь, карта нашего клуба стоит ровно пять тысяч, с помощью которой вы сможете нас посещать и на далее, при этом делая небольшие взноси в размере двух с половиной единиц. Так же вы должны чтить наши внутренние принципы, их немного, и вы сможете с ними познакомится с этого небольшого удобного буклета в три страницы. Но настою только на одном, место у нас закрытого типа и сами посетители бывают разного полета да сословия, великие, да очень большие львы и сними легконогие лани, так помните о приличиях, и то что происходит в этих стенах не должно стать веселым анекдотом снаружи, или еще хуже утреннем репортажем какой-то желтенькой газетенки, это место для вип персон, так соответствуйте вашему положению,- детально основываясь на главном, завершил служащий хлопнув по поле пиджака по дну пустого кармана, да решительным озадачивающим взором посмотрев прямиком в лицо Вадима, смутив пристальностью наглых самоуверенных темных глаз.
Отдав надлежащую сумму, получив в обмен пластиковые плоские прямоугольники, чем для Вадима, Алексея, Натали, Тамары и Александра освидетельствовалось членство самого вип клуба.
-К, Миранжоли,- не выдержав озвучив на слух, не отрывая глаз от врученного пластика, объявлял Алексей.
-Звучит словно кавказский пик неизвестной горы,-
-Мы все поняли, большая вам благодарность,- услужливо произнося слова, с нотой  явного призрения к дотошному нрава учителю, причмокнув выпуклыми губами, говорил Вадим.
-Нам сюда, вы проведете нас?-
-Да по сути то и вести  некуда, сами все увидите, пройдите,- выровнявшийся придворный, ощутив свое настоящее положение нижней лакейской ступени в иерархии клубной тусы, ловко и немного согнувшись подскочил к дверям, щелкнул ручкой потянул к себе, пустив во внутрь малую компашку, под фанфары раскатной музыки и сизовато синеватый свет общего полумрака открывшегося зала.
-Раздевалка на лево бар на право, приятно вам провести время, а там вам помогут,-
С тем же едким призрением Вадим вновь посмотрел на мужчину который теперь виляя уводил взор от глаз гостей.
И под без словный и легкий реверанс виновника торжества, ребята прошли туда где ночь давно вступила во свои права, а точней ни когда и не заканчивалась, имея свое малое царство теней и бликов человеческих пороков, выходивших наружу дивными образами невинных ангелов, да чуждых изваяний извратно чудовищных мыслей, вольно себя чувствуя среди родной среды безумства. 
Большой зал с высоким потолком, встречал первенцев с благоухающим простором, наполняя свобода-вольем души тех которые привыкли всю свою жизнь жаться по углам. Большой круг немного проваленный в глубь, образуя огромное блюдце служил ареной для чудес, переливаясь разными цветами горячих квадратов светлого пола, окруженный четырьмя толстыми метало отлитыми колонами, с круглыми платформами у вершин, их высота была разной от двух до пяти метров, и как оказывалось в пристальности наблюдения они двигались, одна из которых опускалась а какая-то другая поднималась к верху, где на их вершинах пластично гнувшимися статуями в полной демонстрации иллюзии имелись  оголенные девы, изгибавшиеся под музыку где-то прятавшегося в темноте  ди-джея, пристально ведущего свою игру с винилом пластинок. Да тот же невзрачный дирижер под небесных симфоний подставлял во свои вычурные ноты рваную музыку лихих композиций, управляя движением колон, и самих воздушных ангелов замиравших в  пикантных позах на своих высоких пьедесталах, где посередке над самой ареной по воздуху летала настоящая сказочная золатовласка, паря чуть не под самым потолком на воздушной качели в невинном костюме Евы, с роскошными рыжими прядями, окутывавшие ее белоснежное тело  игравших волос с ветерком зефирной колыбели. При этом сказочное создание, забвенно веселилось отдаваясь волне эмоций своему счастью, эйфории безграничного восторга, подобно малому дитяти, ощущавшего  первые полет над землей, игривого маятника парковой качели. Да и везде вокруг находилось много оголенных женщин, официанток да натурщиц для творцов художественных панорам угарного бреда, одурманенных фантазий слабо живых клиентов, что в личном обмороке мутных глаз ласкали своих весталок пустыми взорами.
 Фурнитура отделки зала составляла редкую неординарность, новаторского взгляда дизайнера, да испещренную хитринку лукавого хозяина, и что бы описать детально нужно заметить ту характерную черту которая и поражала новичка. Присутствие деревянной отделке с классическим не позабытым сочетанием в камнем, да художественными фресками рвущихся в небесных красках континентов угловато обрамленные между собой красным золотом, предоставляя основной площади  отображать старость в глубоких трещинах неровной облицовке. Преподнося так остро выделенный контраст всему остальному, и такой эпатаж мысли художника только радовал и развлекал богатых гостей. С десяток диванов расположившихся по самым темным местам еще пустовали,  лишь только пару компаний почивавших на узеньком балконе второго этажа, распивая что-то за столами высоко взбрасывая бокалы наполняли представленный рай, в котором не боясь разменять опрометчивое словцо, так и кишело изящно сладко ласковыми Евами.
Издалека  виделся еще небольшой проход отсвечивая красноватым светом, наверняка ведущий в соседнее помещение, откудова изредка выходили те же прелестные служащие.
-Нихрена себе!- перевалив через отвисшую губу возопил Алексей, завидев светопреставление над ареной, окрашенное изяществом линий станов белой плоти, изгибавшихся подобно умиравшим, но не от боли а от из мерного удовольствия, в которой гибли их ломавшиеся дрожавшие тела.
Девчонки на миг прижавшись к друг другу покривив улыбками, приняли такой откровенный фасад девственной красоты не сразу за обычно должное. Заведомо возгордившись своим величественным приоритетом, что ни кому другому а им, дозволено носить одежду, и то что под ней не так уж дешево, для того случая  как представлялось продажи за звонкую монету, остальных присутствующих женщин. Среди всех Вадим один, в укор по прежнему пытался сохранить свой невозмутимый скептицизм, ставя виденное в рамки бытовой нормы.
-Ну чего тут диковинного, голые телки с самого входа,- обрамив свое мнение, холодком смешливого равнодушия.
-Можем пройти далее, там присутствует одинокое, умиротворенное местечко, с красной обивкой стен и потолков, с коврами да мягкими подушечками, в наличие я узнавал имеется чистый китайский опиум, кокаин и много еще чего другого вкусного. Коль тебе не по нраву танцульки веселых весталок, то  между прочим здесь через час появятся настоящие лани, будет целое представление,- выдержав паузу придавая загадку к сказанному.
-Ну есть и малая игровая зала, только мне говорили игра ведется на серьезные деньги, но ведь ты  Вадим упоминал что тебе сегодня не до игры, тогда чего хош выбирай.- Ухмыльнувшись Александр посмотрел на непоколебимого, непробиваемого товарища, заигрывающее ретиво потрепав его предплечье словно желая разбудить.
-Ах да забыл, в этом Миранжоли присутствуют и номера, а представление которое мы надеюсь посмотрим будет не более чем аукцион, ты понимаешь?- шепотом добавил Александр, косо поглядев на Натали, что в отместку пристально ела и его глазами.
-А это что-то новое,-  оживившись словно предвещая минутку свободы в которой можно уместить всю свою накопившуюся бессвязную блуждавшую душой дурость, шаловливую невинность, не вовремя повзрослевшего юноши.
-Ну так и на чем мы остановились,- оглашая для всех сделать выбор, пристать на одну иль на другую сторону начинавшегося кутежа. Девчонки только продолжали  жаться, молча стеснительно снизывали роскошными ресницами, остро выстраивали клином тонкие брови, морща так смешновато чистые лбы, парни по своему молча похрюкивали да отворачиваясь кривили улыбки.
-Понятно,- вновь обращаясь только к себе оборвал Вадим, продолжая свой едино личный разговор, под свой высоко поднятый нос, обратив  голос к центру зала.
-В таком случае когда все пожелания собраны, и легли шорохом беззвучного мычанья и хихиканья на лист меню, тогда можно начинать, и не дай бог вы не будете довольны, продам вас в рабство, сюда же, в этот гарем!- Громко чавкнув своей разнузданной мысли вылетевшей так вольно наружу бессвязным пустым наставлением, вскинув высоко руку защелкав большим пальцем, обратив мину лица во грузный свинцовый кирпич, заорал на всю силу своей лодки.
-Позовите мне администратора, и почему я не вижу человека встречавшего нас, мы что сюда на экскурсию прибыли, где обслуживающий персонал, где моя голая задница,- но эти настолько дерзкие слова насколько возможно не затронули ни единой души во всем зале, лишь среди мрака где появлялись и пропадали прелестные служанки, возник мужской силуэт, быстро направлявшийся к ново прибывшим гостям, с видком  холодно пустого в исполнительности лица.
-Здравствуйте, вы желали меня видеть?- размеренный в спокойствии тон округлил в ноль, многочисленные на крик взывания Вадима.
-Так, конечно желали, мы бы хотели для начала хоть столик,- оглянувшись назад на девчонок да парней, добавил значимое.
-На пятерых, и если позволите то нам лучше расположится на балконе, мы любим высоту,-
-Хорошо пройдемте,- коротко ответил администратор, легкой неспешной походкой направившись к лестнице ведшей наверх. Два десятка ступеней и вся честная компания, удостоилась праву соглядатать зал с высока и ту скромную арену с голыми танцовщицами, придававшихся тихому дурманившему ветерку порыва своих эмоций, верховного величия снисходившими кроткими злорадными улыбками к тем кто копошился в низу и никак не мог дотянутся до их недосягаемых вершин манящей иллюзорности божественной страсти.
-Присаживайтесь вот тут, здесь хороший вид, наше шоу начнется через час, и мне кажется вам будет удобно смотреть,- усадив гостей возле парапета перил, добрый администратор немного шатнувшись в перед добавил на прощанье.
-Будьте снисходительны еще несколько минут, и вас осенит своей красотой Земфира, наш лучший официант, которая будет служить вам во всю эту короткую ночь, она разрешит все ваши  любые пожелания и самые дикие капризы,- да бросив короткий взгляд вниз, неприметно для всех исчез на лестнице.  Спустя некоторое время возле их столика и впрямь возникла высокая, стройная, с черными вьющимися волосами, в длине ложившиеся на две округлые груди прикрывая розовые сосцы Земфира, встречая своих вельмож добро заискивающим взглядом искрившихся глаз.
-Добрый вечер меня зовут Земфира, на сегодняшнюю ночь я ваш маленький ангел хранитель, и всегда буду у вас, зовите меня когда  вам угодно. Вы наверняка проголодались и вот меню, вы можете выбрать любые яства и составить для себя хороший ужин, у нас многообразие предложений, как и традиционной кухни так и экзотической,-  со всей невинностью своей наготы радостно улыбнувшись да возложив буклет меню перед Вадимом.
 -Будьте, добры я подожду,-
Вадим с расторопностью, соблюдая приличия солидного молодого человека, поднял буклет перевернув лицевой стороной, неспешно за листав многочисленными страничками, равнодушно разглядывая коротенькие абзацы описаний съестных еще буквенных предложений, да коротко бросая взгляд на циферки у правого  красочно рифленого поля.
-М-да,- чмокнув жевавшей нижней губой, выложив во слух свое впечатление о обильности выбора, и самой стоимости предстоящего банкета, в неожиданность другим, громко хлопнув двумя сложившимися политурами.
-Вы знаете, мы поступим вот как!- повернувшись на пол оборота посмотрев на волнующие формы неотразимой красоты Земфиры.
-У меня сегодня праздничная дата нам нужна хорошая поляна, а мне человеку слабо воспитанному среди ресторанного круговорота, сложно разобраться с теми названиями этой книжонки,- указательно постучав пальцем по меню.
-Когда большинство, для меня совсем ново, о которых я и не слышал, одним словом и язык сломать можно, да в этом случаи будьте вы добры, возьмите денег,- и доставши номинал отсчитал по быстрому пятьдесят тысяч протянул официантке.
-Организуйте нам это дело сами, на сколько хватит, по вашему вкусу, ну там закусить, выпить,- с одолжением улыбнувшись, упредительно добавил.
-А можно еще вопросик, все эти приготовления, будут долгими, иль нет?-
-Иль нет,- ретиво перекривив повторилась Земфира.
-Первое мы подадим минут через десять, вас так устроит?-
-Вполне,- ответил Вадим, поднявшись да окликнув Алексея.
-Леха, мы успеем с тобой смотаться за пятнадцать минут в город?-
-Легко, только нужно поднять крылья и выпустить шасси, и мы уже здесь,-
-Ну и отлично,- перебросив взгляд на дев.
-А девчонок доверим Александру, будьте прелестницами, только не успейте за наше отсутствие чего учудить,-
И в действительности запланированная поездка за дополнительными деньгами оказалась коротко срочной, верней так определял сам Вадим, хотя по золотистому циферблату часов мимолетное путешествие вместило в себя ровно пятьдесят минут полного час. На счету оставалось еще достаточно денег, и сама барсетка обладательница волшебной картой теперь не пустовала, одутловато горбилась одной стороной.
Вернувшись в Миранжоли, Вадим и Алексей почему-то встретили погрустневшие нерадиво желавших проявить свою обиду девчонок, с губ которых изредка срывалось что-то не понятное, похожее на невинную претензию к своей брошенности да забытости. Александр со своей стороны поддерживал воздержанный нейтралитет, как-то невинно в стеснении игнорируя рядом сидящих милых дам, давая хрупкой стати полный выбор одно личных развлечений, не затрагивая их ни словом ни вниманием. Он не отрывался вниманием от арены, где до сели продолжали ломаться под музыку голые модели, периодически лихорадочно подрагивая, возбуждено кивая головой да не осознавая гадостного жеста без у станку облизывал верхнюю губу, тихо в глубине груди порыкивая от переисполненного приятного перенапряжения.
-Ну вы мальчики совсем,- грубо фыркнув отвернувшись набок, кинула через плече Тамара.
-Молодцы такие!- пытаясь спутать свое огорчение с шуткой добавила Натали, посмотрев долгим взором на немного раскрасневшееся лицо Вадима.
-Взяли и бросили, нет ты по суди сама Том, завезли за тридевять земель, и бросили, а сами куда-то уехали,-
-Вот и доверяй таким,- поддержала уже с иронией Тамара.
Вадим на представленную сцену короткого вразумления, со стороны слабого пола лишь только улыбнулся, да придав своему лицу линий повинности и скорби с повода огрубевшей без чувственности, присел у стола. Который можно было сказать, был уже накрыт с роскошным ассортиментом хорошего разборчивого повара, не обделенного талантом вычурной сервировки своих блюд. Бутылка шампанского зелено изумрудной росой выглядывала горлышком с серебристого кубка, взманивая самые прелестные нежные чувства волновавшие его душу. Минута покоя на созерцание зеленого стекла орошенного холодом льда, безмерным благополучием к торжеству, закрадывалась вольной  мыслью.
«Мечты стали явью, лучшее место столицы, не худшее авто, самая красивая девчонка района, чудеса, настоящие чудеса,»
-Ущипните меня,- взорвавшись и накренившись над столом, Вадим ловко подхватил бутылку игристого, изрядно напугав присутствующих.
-Я конечно благодарен что вы мои дорогие друзья, соблюли приличие подождав нас с Алексеем, но зачем такие жертвы. Но коль так, тогда объявляю всем и каждому, что банкет в честь моего седлания у руля черной бехи, открыт!- сорвав желтую фольгу, наспех развинчивая оцинкованную проволочку удерживавшую пробку плотно закупоренного сосуда, пытался взорвать вместимое. Громкий хлопок, тихий взвизг дам, бурно обдавши своего обладателя воздушной белой пеной, разлетавшейся на разные стороны, насыщая воздух слабым ароматом кисловатого винного духа. Все словно завороженные действием Вадима, подхватили высокие бокалы, с жадностью перед чем-то неимоверно вкусным волнующим их рты и нос, бросились тихо позвякивая, тонким прозрачным хрусталем к горлышку бутылки, орошавшей желтыми каплями вина скользкое стекло, и только когда приятное журчащее питье, пенившееся пышными шапочками разошлось с полнотой своего изобилия, грациозно побулькивая  мелкими пузырьками, опустошив полностью зеленый продолговатый сосуд, был произнесен первый со всей значимой радостью за друга, соченный на ходу тост Алексея. Поднявшийся напротив виновника торжества и с радушием теплых глаз смотревшего на Вадима, таким образом уединяя их на несколько секунд среди других присутствующих.
-Ты поверь мне Вадим, я всегда тебя знал парнем не простым, я знал всегда что ты пробьешься, подымишься, и ты знаешь меня, мы друзья с самого детства, и я тебя никогда не терял и не стыдился, всегда мы были вместе и всегда будем вместе. И когда с твоих тайных предприятий, твоя судьба переменилась мы не разошлись, и я думаю что после таких слов можно тебя по мужски поздравить, обнимаясь и целуясь за наше взаимопонимание и поддержку в трудную минуту, за тебя Вадим!- звякнув о бокал Вадима своим.
-Так держать, дружище!-
-О-о, вы мальчики так близки, что не можете без поцелуев,- хихикая и тянувшись своим бокалом к верху подшучивала Тамара.
-Ох да, какая пикантная сцена, сердце только ёкает и скачет,- поддерживая общий хохот Наташа, откинувшись на зад упиравшись в спинку стула, радостно соглядатала умилительную сцену любви двух парней. Только Вадим воспринимал произнесенные в тосте слова товарища, да и общую реакцию близких, с ловко припрятанным недоверием. Недоверию в искренности к иронии, правдоподобному факту приличья перед им, изменившегося в короткое время в настоящего значимого человека, а не того знавшего всеми паренька с еще не забытого сурового прошлого. С изъявленной мертвостью улыбки, оскалив свои широкие белые зубы, вздернув кистью, оросив вылетевшими капельками пены на воздух, он отдал честь благодарности хрустом стекла бокалов.
-Не стоит мне так льстить, ты лучший мой товарищ как и все остальные, и мне нечего вам сказать кроме слов похвалы, зато что вы меня почитаете, и лично к тебе Алексей замечу с твоих слов мы ранние да и всегда были вместе, и будем  дальше,- подняв вновь рукой выкрикнул короткое,
-Але-оп!- пригубив холодное стекло краев, жадно отпил пару полных глотков колючего игристого, и все во знак поддержки последовали примеру, на секунду утихнув смакуя вином. После первого сердечного изречения последовали другие поздравления, прямиком  позабыв о самом поводу торжества, то от Александра, то снисхождением прелюдии Тамары, завершено обоюдным трепетом вопиющей ласковостью Наташи в рваных словах девичьей признательности.
-Здоровья, удачи, хорошего взлета в карьере, и конечно богатства!-  Как-то истерично во смехе выделив последнее слово.
После нескольких порций игристого, вино сменило гордость славянина сама беленькая, росистая капелька, мягонькая водочка, и за столом оживленная целительным хоть и горьким питьем взошла из мертвых к живым, воспарив говором своих уже значимо важных слов да реплик к высоким истцам великих мудрствований застольного галдежа, веселенькая разумность. Компания не на шутку зашумела, Алексей о чем-то спорил с Тамарой, Александр подвинувшись к парапету балкона, напевал детскую песенку о рыженьком Антошке, выкрикивая по одинокие фразы торжества в сторону начинавшегося шоу представления. В участие много численных дев, на которых словно изо всех щелей мрачного зала по выползало множество гостей разных родов и полов, включая возрастные категории от мала до велика, где музыка начинала уже не играть слабо теша ухо, а греметь садрогая воздух. Тут же везде суетились официантки да молодые люди во фраках, служащих клубного дома.
Раскрасневшись двумя стыдливо розовыми румянцами, Наташа легко снизывая в томности смыкавшихся ресниц наверняка стыдясь саму себя, вглядывалась в Вадима осоловевшего в бледность погрузневшего лица.
-А здесь чуднинько, хорошо что мы сюда приехали, только вы так не хорошо поступили, бросили нас, ничего не объяснив, взяли и уехали с Лешкой, не могли и нас прокатить, нам же так же было бы весело, ты более так не поступай со мной,- Вадим только кивнул в ответ головой.
-Только тут немного шумновато, сколько посетителей прибыло, роскошные какие мужчины, а дамы, дамы, настоящие профурсетки,- тыкая пальчиком в одну из близ сидевших двух женщин, одетых в открытые вечерние платья, с перьями среди волос, сложенных в абстрактно не вообразимую копу чего-то непонятного во всей пышности диковинной прически. Вадим и сам улыбнулся озвучив одним словом навязавшееся впечатление.
-Вызывающи,-
-Мне знаешь,- далее продолжала тараторить Наташа,
-Более тихие места по нраву, ну так, побыть с кем то вдвоем, ну там звездочки посчитать, музыка, тихая беседа о прекрасном,- да не договорив залилась не истовым смехом, толкнув важного кавалера с силой в плече.
-А ведь машину ты купил, а ездить что ли не умеешь, почему Лешка был за рулем?- пристально до назойливости своих искрившихся глаз, посмотрела на героя наступившей ночи.
-Можешь и ты порулить, коль желание имеешь,- отстаивая свой статус равнодушного самоуверенного паренька, освидетельствовал свое безразличие к поставленному вопросу.
-А пошли сей час, как раз меня и научишь, ах забыла да ты и сам ездить не умеешь,- разразилась вновь смехом Натали.
-Алексей мне значимо услужил, найдя моей машине жилище, гараж, а ты же сама знаешь о его страсти ко всему гремящему, движущемуся, да металлическому, вот он и попросил в оплату быть у руля на целый вечер,- объяснял Вадим.
-Да я о чем и говорю!- продолжая хлопать своей махонькой ладошкой по бедру кавалера.
-Вечер уж давным-давно канул в ночь, и ты можешь меня научить, нет ты обещай, что обязательно меня научишь,- отобразив комедийно представленное будущее обучение, выставив на перед сжатые кулачки откинувшись на спинку стула, смешно загудев дрожащими звуками, да медленно заколебавшись переваливаясь  с одной стороны на другую, под замигавшие светофоры высоких осветительных софитов у потолка.
-Обязательно поедем,- легко обхватив рукой нежное расслабленное предплечий Натали, обернувшись на затихшую музыку в зале и на громовое басистое приглашение мужчины во фраке стоявшего по среди арены. 
-Леди энд джентльмены, к вашему вниманию сей час будет приставлена одна из лучших европейских групп, коллективного танца и не только. Встречайте трупа Жозефина!- и на арену игриво ломаясь чудными жестами, выскочили с открыто темного уголка восемь стройных, юных, легконогих дев заиграв батистовыми ленточками ярко красочными фонтанчиками под гимн вступительной музыки. Их танец сверху походил на вырисовывавшийся в разнообразии сложности геометрических фигур, звезд, треугольников, полу кругов, и ко всему ребятам та правильная в низу, своей белой хорошо освещенной платформой арена поползла к верху, превратившись в широкий пьедестал что и еще разделившись на множество движимых к верху квадратов, уготовила свое место для каждой, то снова этот каламбур с неровности вновь ложился гладью, и все это под музыку и фигурные движения молчаливых но подвижных актрис. Само выступление не было похоже не на экзотическое представление заморского чудо стриптиза, ни на цирковое шоу акробатов, выполнявших с легкостью своих гнувшихся тел сложные фигуры, ни концертной музыки переменой новизной рубившая ноту за нотой привычных мотивов, будоража сонно опьяненное состояние гостей, но в общем все было прекрасно, завораживающе и красиво. И когда зал на секунду, две затихал, в тишину его общественных отголосков то тут же вливался восторг  вздохов и ахов, да треплющий уши лязганьем аплодисментов. Сами девчонки стыдившиеся заведомо начавшегося представления, теперь с упованием проедали каждую танцовщицу насквозь, ухая рвущимся дыханием от удивления.
-Здорово, не правда ли,- то и дело восклицал возбужденный Александр, не дожидаясь одобрительных кивков товарищей снова влипал в предложенное представление. Вадиму самому до изумления нравилось видимое, да растущий трепет от женских тел начинал изрядно давить раздувавшуюся до краев грудь, и не сложная по содержанию мысль шептала что сладости порой не в меру принятые не опытным стецом голодных улиц, становятся приторными или еще хуже режущей болью низа живота. Но несколько минут антракта, были как раз тем охладительным нектаром растворяя распеченное мужское состояние отвердения, предложив по очереди Алексею и Александру выйти, на что те ни только не ответили согласием, но и не откликнулись на предложенную просьбу, предупредив девчонок о своем коротком уходе, Вадим покидая друзей спустился этажом ниже, очутившись среди множества гостей расположившихся на диванах, за столами и просто стоявших возле возвышенной арены. Имея с самого начала желание выскользнуть на улицу, посмаковать на свежем ночном воздухе сигаретную палочку,  на миг замешкав пристрастившись к прелестям колеблевшихся нижних округлостей одной из проходивших нимф, остановился на минутку у лестницы, и тут странное чувство полоснуло острием чего-то опасного тревожного его покой, и забвение сладкой иллюзии представленной наяву  в форме девы исчезло, растворилось. Боковым зрением он кого-то заметил, знакомого, недавно встречавшего, быстро проскочившего перед им и исчезнувшего среди темного коридорчика ведущего еще куда-то в закрома Миранжоли. Вадим долго стоял просто смотря в темноту, не решаясь пройти и полюбопытствовать той личностью, которая так в один миг смяла комком его прежнее хорошее настроение. Но все же пересилив свой  интерес да выйдя на улицу попав под свод благоухающей безмерной глубины звездного неба, изливавшееся в пение сверчков обосновавшихся целым оркестром на крохотном зеленом участке возле старого здания, с облегчением вздохнув на полные легкие, словно снял с себя тесный костюм и ту ролевую обязанность корчить с себя заведомо предписанную им же знатную роль статно важной особы. Воспламенив зажигалку, затянувшись сладковато вишневым дымком, слегка расслабленным взором поплыл млечным путем, мириад слившихся звездочек в одну светлую дорогу во все темно-синее небо.
«Кого же я видел?» спрашивая у себя и теряясь от смутных догадок, водящих во трепет взволнованного животного перед чем-то никогда не виданным да страшно пугливым, представлявшимся таковым с первого впечатления. Но то еще совсем юное любопытство толкало своей сильной рукой туда где представленное сумбурной фантазией неизвестной личности стало бы явью познания, разрешая весь коллаж замысловатого рассудка, следственно не выходившего за рамки вопроса.
«А кто это и вправду был?»
Закончив ритуал табакосжигания окуривая свой силуэт ароматом настоящего мужчины, Вадим расшатываясь неровной походкой направился обратно вовнутрь, где минув ликующее представление, нырнул в темноту прощелины загадочного коридора, с глубины которого долетал приятный нежащий глаз слабо розовый свет, не останавливаясь и пройдя большую половину мрачного лабиринта, дивясь тому покою который так и кутал, обволакивая его тело плотным вакуумом замеревшой тишины, не веря своим ощущениям обоюдно умиротворенному покою, обернувшись поглядел назад откудова доносились слабые звуки былой громовой музыки.
-Странно,- заявив себе сложно объяснимый феномен звуковой изоляции, плавно с осторожностью шагов все глубже погружаясь в тенета вязко пустой тишины, блики красненьких теней жарких крошечных лампочек густо усеянных потолком, пробивавшихся сквозь жидкий туман слабо парившего  дыма ложившись на низ пола плыли странными абстрактными фигурами, во плотности обволакивая колыбели курильщиков опиума и гашиша. Красные долго шерстные ковры, низкие диванчики с ярко алыми бархатными подушками, были хаотично разбросаны во всему задымленному помещению, с упованием своей пушистой мягкости взывали к любому зашедшему. А теплый манящий свет огоньков манил прилечь, раскинувшись на полный рос да с открытостью своей обремененной душонки, насытится легким удушливым дымком да отправится в мир грез, где сказочность твоих фантазий обрамляется мудростью алмазного чистого сознания, что более не терпит ни каких ущемлений от вечно хандрящего тела, предаваясь забвению своего единоличного духовного существования. Кальяны и по одинокие курители трубок малыми компаниями располагались ровно очерченными кругами, выдерживая строгое расстояние, сохраненное на их право быть недоступными ближними. Кто-то просто рассуждал с самим собой, другие тихо вели беседу с товарищами, были и те кто потупившись в потолок, лежа в медленных  заторможенных движениях ласкался с заведомо купленной танцовщицей.
Обшаривая глазами каждого, Вадим пытался отыскать того человека который так будоражил его интерес, да что бы наконец-то стряхнуть чуждое без причинное терзание, опасение перед чем-то до сего не понятного. Но он ни только ни распрощался с червем страха, засевшего в нем а на против позволил мерзкой личине пустить яд, разлившийся по жилам леденящим холодом, сковавши молодое тело.
Перед им предстал, рядом расположившийся на диванчике и о чем-то слабым голосом ведший говор с товарищем,  сосавши мундштук кальяна и созерцая сизоватый тяжелый дым, слабо слывшего по воздуху словно не желая парить да подыматься над самим Игорем Дмитриевичем. Лицо его отображало пресыщенное изящество, человека имевшего волю, ту настоящую способность рушить старое, принципы и догмы целых эпох и культур, и тут же строить новые ввысь уходящие вавилонские башни, приглашая всех своих собеседников на вершину иллюзорного пика мыслей, по заигрывать с самими богами.
«Тот режиссер, убийца!» вывалилась мысль на экран сознания, заклинанием толкавшим Вадима ближе подойти к знакомому приятелю, и только сойдясь в упор, но оставаясь не примеченным постояв истуканом с несколько минут смог в голосе напомнить о себе. 
-Здравствуйте Игорь Дмитриевич,- тихо промолвив не отрывая взора от вытянувшегося сильного торса хорошо развитого красиво сложенного мужчины, что подперев рукой свою белорусу голову с немного продолговатым лицом к подбородку, мясистого полукруга придававши волевой тяжести линиям нижней челюсти, бросил снисходительный взгляд на Вадима.
-Вы меня не помните?- шелохнувшись на месте обратился вновь, к тому кто ни как не мог осознать какого-то побочного просящего, желавшего почти плачущим голоском разрешение на свое участие в том забвение которое делил Игорь Дмитриевич, с рядом сидящим товарищем, продолжая о чем-то тихо с кротость говорить, делая лишь редкие вольные выпады своей речи, немного повышая голос повествуя повторными объяснениями.   
-Вы совсем меня не замечаете но я вас знаю, вы снимаете фильм, и мы с вами встречались загородом у Филиппа Павловича, вы должны были меня помнить,- добавив басистости к голосу пытаясь разрушить покой, настаивал Вадим. Но ни что не могло растревожить замиревший мутновато молочный взор Игоря Дмитриевича, если бы не волшебное упоминание, о самой значимой для обоих персоны, старого щедренького старичка. Повернувшись к взывавшему, да слабо улыбнувшись к млевшему в опасение своего поступка, обычной навязчивости, отдал почет замешкавшегося приличия.
-Вам видимо чего-то необходимо, когда вы тут торчите с пол часа, и не располагаетесь подобно остальным, вы видите эти крошечные кисточки аленькие бутончики спускавшиеся на тонких ниточках с потолка, потяните одну из них и к вам тут же подойдут, разместят и предложат все необходимое, вы наверное здесь впервой и не можете освоится, садитесь, садитесь, прямиком на пол, и дернете за кисточку вот так,- потянув веревочку с наивной простотой и любезностью, в добродушие на секунду повеселевших глаз посмотрел на Вадима. Который не успев открыть рта да полностью объяснится был перебит черноволосой куклой с длинными ножками, игравши своими полностью оголенными ягодицами, спешивши на вызов своих клиентов, на перевес с серебристым подносом державши высоко над головой лихо играя блестящею плоскость и тем что было на ней, при этом пританцовывая, изламывая свои дуги точеного стана легким пируэтом страсти.
-Позволите, ваша просьба исполнена, вы здесь найдете все то что вы просили,- крутнувшись вокруг своей оси, вытягиваясь державшим подносом к верху с ниспадая в воздушной мягкости сломанной северными ветрами розы, опустилась на колени перед Игорем Дмитриевичем, выставив цельное блюдечко с белым порошкам и золотистой трубочкой, рядышком возложив стеклянный мундштук и что-то похожее на коробочку иль глубокую чернильницу содержавшую во своем дне, черный раствор блестящего вязкого глянца.
-Помоги мой легкокрылый мотылек, этому молодому человеку, он видишь совсем опешил,- подгребая под себя принесенные сласти, не смотря на Вадима, говорил Игорь Дмитриевич услужливо раскованной девице, служившей их покойному забвению, верой и правдой да своим телом.
-Нет вы меня не поняли, мы встречались с вами у Филиппа Павловича, это было ночью, вы еще рассказывали свою историю с вашей подругой, и еще о вашем саде,- не договорив до конца всколыхнув спящего опьяненным сознанием Игоря Дмитриевича, что с неистовой невинностью выпученной злобы да прищуренных глаз взглянул на Вадима, но маска болезненного оскала с той глубокой тиранией в миг спряталась под белую кожицу равнодушия, растравленного лика от безмерных удовлетворений принимавших  ранние  наркотиков. Скоробивши нижнюю губу не естественным образом отобразив животную улыбку, давал понять о радушном снисхождении, принять незнакомого так близко как бы ему хотелось самому, позволяя дополнить свой круг общения.
-Так это были вы, мне хотелось вас рассмотреть и запомнить, но вы все время прятались в тени беседки и свет луны вас не касался, точно это были вы!- Заключив, упиравшись на одну рука, присел придвинувшись ближе к Вадиму.
-Вы видимо не ожидали такой встречи, особенно после того что слышали от меня, но видите я обычный человек, если конечно не верить всему тому бреду, похожему только на исповедь убийцы иль маньяка, а вы то верите?- Ухмыльнувшись более естественно спрашивал Игорь Дмитриевич.
-Нет,- растянув короткий ответ целой нотой покорного удовлетворения к вопрошателю.
-Мне сразу же показалось что вы лжете, вы же имеете такую профессию,- не сумев точно выразить своей мысли но будучи понятым, Вадим по чему-то оправдывался хотя твердо понимал, что он именно теперь самому себе и лжет, и этот человек находящийся перед им, вгоняет его в ледяные закрома обморочного страха, но с другой стороны это же чувство, маня привлекало, тем промежутком времени в этот момент его существования, что он сам входим в дом призраков с садом на заднем дворе и именно в этом темном месте где стены комнат насыщены криками умиравших людей, он сможет навсегда распрощаться со своими жалкими демонами по истине детской трусливости, на всю оставшуюся жизнь и более ни когда не замирать от испугов перед чем-то неожиданным или ужасным до не объяснимой несуразности.
-Вы правильно говорите, только позвольте напомнить ваше имя?-
-Вадим,- переступив с места на место, поглядел в глаза Игоря Дмитриевича.
-Вадим, мне просто хотелось проверить одну из рукописей, точней сценарий, мне недавно пришлось просмотреть его, вы знаете сначала было впечатление, то впечатление которое затрагивает, заставляет тебя волноваться, смеяться иль рыдать, рушить твои представления, опустошать. А Филипп Павлович тонкой натуры человек, секреции широкой души, вы видимо  только немного проводили с ним вместе времени, и мало о нем наслышаны. Довертись мне, он много чего знает, и много чего повидал, не говоря сколько он смог прожить на этой земле, и чего лучше как не узнать мнение такого мудреца как он, разыграв одну из сцен прямиком перед им, фильм то для него я снимаю, вы же знаете?-
-Вы правы, вы правы,- пытаясь подхалимничать, Вадим лил ушата лести.
-Филипп Павлович интереснейший старичок, хотя о нем так и не скажешь, он с виду стар, а внутри по моему в нем целая бомба энергии припасена, что стоит его один только дом, а его эта не повторная миловидность, томная величавость вычеканенного покоя на мирном лице, а те слегка усталые движения изысканных жестов, прямиком…- но не закончив он был перебит.
-Вы полюбили Филиппа Павловича, оно так и говорится, не полюбить такого человека просто сложно,- тихо засмеявшись Игорь Дмитриевич поднявшись подгибая одну из ног под себя умостился поудобней, уважительно кинув рукой приглашая юного приятеля сесть рядом. Расторопно подобрав с алого ковра кругловатое зеркальное блюдце с россыпным порошком и золотистой трубочкой, ни много подав по направлению Вадима.
-Не желаешь?-
-А что это?-
-Ты слышишь Андрей у меня спрашивают что это!- Расхохотавшись на взрыв, обращавшись к своему другу лежавшему рядышком, и на минутку отпрянувшего от трубки кальяна отупевшим взором посмотревши на высившегося над им Вадима.
-Ты точно, здесь в первый раз,- покосившись набок и положив белое снадобье обратно на пол, дружелюбно спрашивал у Вадима.
-Вы правы я здесь с друзьями, только они остались там,- указав на проход ведущий обратно к большому залу.
-И вот решил немного прогуляться, так сказать свежим воздухом подышать, и увидел как вы сюда вошли, вот так и я тут и оказался,-
-Садись, садись, не стой,- повторявшись говорил Игорь Дмитриевич.
-Тогда позволь быть твоим гидом, а, и самое главное ничего не бойся, и ни о чем не заботься,- хлопнув Вадима рукой по голени, играя толкнул в след кисточку алого шнурочка, потянув пушистый бутончик вниз. И тут же снова появилась оголенная дама, ласкательно вопрошавшим взглядом посмотрела на своих повелителей, в частности отдав почет Игорю Дмитриевичу, что улыбаясь застывшей на месте длиной растянутой улыбкой поманил пальчиком к себе, приглашая на интимный разговор притворного шептания, прямиком из уст в аккуратно беловатую раковинку уха. Да на конец перекинувшись кивком, отдавая честь себе и сотканному с увлечением плана интриги над несмышленым пареньком, оба не разрывая близких и теплых объятий долго посмотрели на статно скромную их цель и жертву, да без лишних слов и расстались.
-И что вы задумали?- Так и не присев, переспрашивал Вадим, надеясь разоблачить хитрость.
-Секунда, одна секунда, и все узнаешь,- повелительно пошатывая указательным пальцем отвечал Игорь Дмитриевич.
Улыбка которого начинала слегка добро гнутся, приобретая более теплый образ, стирая линию лицемерия и того отблеска злорадства, смятого уголка рта высоко подтянутого по щеке. Да обещанная секунда, не заставляла себя долго ждать, и мягкая нежная горячая ручонка скользнула по открытым местам его шеи.
-Здравствуйте, вас величают Вадим, не так ли?-       
Открытые большие голубые глаза, с ясностью предутреннего неба, предстали перед его немного удивившимся лицом, поглотив все его внимание непревзойденной безумной красотой. Ровные брови чистого лба ложились мягкими дугами, теплой снисходительной строговатостью, подчеркивая черной линей два океана, короткая стрижка белых волос, еще более добавляла лунного отблеска коже лица, среди которого жгучими лепестками горел мягкий бант губ, носик кнопочка горделиво вздернутый к верху, да тихое мурлыканье сладко выходившее с лона слабо вздымавшейся груди колыхавшихся молочными шарами в унисон, рвали Вадимов оплот честнейшего мужа перед сказочным соблазном, не говоря о красоте тех с ниспадавших донизу дуг талии и бедер.
-Присаживайтесь,- повторился тот же слабый голосок.
-Вам уж давно выложили полукруг бархата  с мягких подушек,-
В действительности, когда Вадим смог оторваться от прелестей незнакомки, оглянувшись назад, то за ним уже было сложено с виду воздушное ложе с невысоким переносным диванчиком и множеством мягких квадратиков, небольшого ни такого как у всех кальянчика и подноса с зеркальцем да белым порошком.
-Вам лучше разуться, так будет удобней,- и не спрашивая позволения голубоглазая без лишних хитростей, присев потянулась своими белыми ручонками к обувке Вадима, помогая ему оголить ноги, ехидно в стыдливой ласковости не видя работы своих рук радо улыбалась снизу в верх, так отчаянно пиная свою женскую гордость да склоняясь перед повелительным мужчиной.
-Меня зовут Алена,- поднявшись и снова возложив ладони на плечи Вадима,  в такой жест приглашала в очередной раз, расположится на мякоти предложенного диванчика. Невольно подчинившись обворожительному ангелу тиснувшего с слабой силой на его торс, бросив в приятной для него безысходности рукой жеста согласия опустился на приготовленное ложе.
-Это случайно не кокаин?- Ни зная зачем, и понимая что ему полностью безразлично, спрашивал уже полу лежа Вадим, облокотившись на кругловатую высокою подушку у головы.
-Так, отличное снадобье, что бы ощутить вкус истинного блаженства, при этом не имея ни каких последствий,- пояснительно успокаивала присев рядышком Алена.
-Не дрейф малый,- обозвался друг Игоря Дмитриевича, званый Андрей.
-Оно право, навряд ли ты смог бы пристрастится к этому зелью, но коль понравится с первого раза, то никогда более не сможешь отказаться,- сложным противоречием констатировал свойства беленькой пудры, насмешливо улыбнувшись новичку, первопроходцу.
-Попробуй, тогда и узнаешь,- добавил Игорь Дмитриевич.
-Вы правы только так, да только у меня друзья в зале,-
-Они не убегут,-
-А могут только дымкой  растворится!-
Подымая на смех роптанье первенца перед зеркальцем и порошком.
 Обозлившись на услышанную насмешку, придав лицу озлобленной важности, с аккуратностью стараясь не просыпать, поднял повыше серебристое блюдце да лихо с наигранной ретивостью настоящего сорви головы, зажав между пальцев золотистый мундштук потянул себе в нос значительную часть порции. 
-Хватит, хватит,- с жалостливо испуганным видом, возопила тихим голосом Алена, отнимая снадобье и ставя остатки на поднос.
-Ну зачем так сразу много, вам будет плохо,- добавив посмотрев с умилительным сочувствием в глаза своего юного клиента.
-Много никогда не бывает!-
-Да, согласен,- важно с натиском значимости заявленного довода подчеркнул Игорь Дмитриевич.
-В этой жизни не бывает много ни денег, ни женщин, ни этой дряни,-
-Перебью, хороших женщин,- вклеился Андрей.
-И той всевозможной дурры фортуны, которая так все забвенно ласкает наши иллюзии,-
-Иллюзии,- повторился в след Вадим.
Знаменательное словцо засевшее в его черепной коробке и отбывавшееся от костных стенок ни много заикавшимся эхом кружа повело хоровод мысли.
-И-и-иллюзия,- просочившись сквозь разжигавшим грудь смехом, первым ощущением наркотического опьянения.
Видимое, немного заслезившихся глаз начало плывя меняться, контуры представленной взору картины становились бело мутным отливом стирать все рамки острых углов и ровных линий, середина из которых, напротив в огне своей яркости розовых цветов, придавалась более четкому контрасту общей прогнутой панорамы. Легкая слабость прокатилась волной по всему телу, напитавши мякотью отяжелевшие ноги, да далеко доносившиеся рваные звуки музыки с соседнего зала теперь казались близкими. Тихий говор коллег, как-то ослаб, предоставляя первому плану нескладные обрывки, шуршащих движений рядом вертевшейся Алены, да по чмакивания губ в сосанье кальяна Андрея, в монотонности слабо слышных пощелкиваний пальцев Игоря Дмитриевича.
-Здорово,- павши головой и вытянувшись на весь рост, заявил Вадим.
-Здорово бы, сей час под этот душе растлевающий звон, вот этих красненьких колокольчиков,- ткнувши в пушистую кисточку шнурка, с ниспадавшая как раз над им.
-Оказаться на берегу теплого моря, греется на солнышку, да слушать пенящиеся волны ударявшиеся о берег карибских островов, чайки, чайки,- со смехом вспомнив о морских птицах, тихо взывал Вадим к представленной перед им фантазии.
-А еще пустынный берег, несколько удобных шезлонгов, ты, дамы, друзья, холодные коктейли, и свободного времени от рассвета до заката, а чего Андрей, может рванем на карибы, там говорят самые красочные и удивительные подводные сады рифовых кораллов,- пытался дополнить  Вадима, Игорь Дмитриевич сведши разговор на своего товарища.
-Вот мы с тобой еще водки  по среди океана не жрали, да дурь в себя не всаживали, и для этого еще одного преступления против своего организма, кося нещадно остатки нашего бесценного здоровья переться за тридевять земель, но а по сути чего тут здорово!- За противоречив как бут-то себе Андрей.
-А поедим сразу же, прямиком с этого кабака, только не к чернопопым, а к этим как они крешноиды, нет буддисты, ну в Тибет, наверняка нас там заждались, побреют, наряды наши сожгут, окутают голые тела в простынку и будут учить, что бы наш дух сливался с светом нирваны.
-Ни чего глупей и не слышал,- непристойно расхохотавшись выразил Вадим.
-Попасть куда-то в горы, жить в лачуге, питаться одним стаканом риса в день, умирать от голода и холода, и ломать голову бредоносными сувоями написанные сошедшими с ума от одиночества людьми, от злобы вытворившие свои шедевры, где ничего окромя ревностной грязи к нормальной жизни и нет. Не смешите меня какие буддисты, вот хотите маразма в полный рост, так вступите в христианское движение, всех поколений да ростовых возрастов, хвалящие на окрик прохрипших голосов, освященных богом служителей Иеговы. Ох они мне и парили, о вечности о том рае, который со слов их уже начал строится с кирпичиков их ней непоколебимой веры.-
-И во что они верят?- иронически переспросил Игорь Дмитриевич.
-А хрен его знает, когда само слово вера, у них связано с предожиданием чего-то что должно произойти в скором будущем, но тогда конечно возникает вопрос, а что именно должно произойти?-
-Конца света,-
-Армагеддона,-
-Крах нашей милой жизни,- чуть слышно мурлыкающим голоском, окольцевав в одно понятие проговорила Алена, погладив Вадима по плечу.
-Вот, вот, и разве возможно затворится среди стен хоть золотого храма, иль вонючего актового зала поклоняясь смерти, лелея свое разлагающее гниение еще при жизни,-
-Не даром мудрый немец сказал по этому случаю; черви среди навозной кучи, что называется моралью,- с высока своих самых заоблачных фраз промолвил Игорь Дмитриевич,-
-Да, бедные люди, это же надо при своей полноценной жизни, добровольно кастрировать свой разум, свою способность мыслить, при этом вгоняя себя в полумрак унылого нытья, что потом будет лучше, чем сей час, под этим настоящим солнцем и луной. Да еще на протяжение множества столетий  свою осповую чуму, съедавши здравый рассудок  расселять в глупые массы, во предлоге самого мило сердечного добродетиля, самой чисто светлой души,- поддерживал беседу и Андрей.
-И вы того же мнения, что само понимание о боге и богах, не более чем самобичевание умалишенного гордеца,- в ответ взаимопониманию двух сторонников поддерживал Вадим.
-Ну не совсем,- резко возразил почему-то Игорь Дмитриевич.
-Религия как таковая отыграла достаточно значимую роль в эволюции человека, современного человека, она и вправду взрастила  неотъемлемые для нашего общества качества, остерегающие и служащие на благо каждого из нас. Но вот в чем парадокс, что на последнем часу нашего двух тысячного  развития во Христе у  многих светло рожденных, мораль в поступках и умозаключениях да и взглядах на мир, не может согласится с теми каменно ардельнтальскими законами, обще структурно запутанной системы ценностей и правил. И как  для многих, мораль влившаяся в шрифт книжонок под названием библия, не более чем путивододящий учебник настоящего каннибала, человека устраивавшего свою жизни за счет других, пытаясь содержать свою паству силой слова, вольного слова что может легко лечь как на сторону зла так и на сторону добра, и все эти раздаривания красочных обещаний лишь для того что бы служащий в вере мог с достоянием и честью, да с долгом перед человечеством и конечно великим гуру, отдать себя и свое последнее во благо служителей господа, но замечу ни самому богу. И таким образом святой пастух  воплощает перед ими первую поставленную задачу, наворачивать заблудших в забытье и вечном хаосе, космической пили во кроткое воспитание, крестиком воткнувшегося в землю, в грудь иль просто в дух, истинностью небесной. И что тут самое смешное, первых, сильных, они всегда называют слугами сатаны, дьявола, забывая что именно те первые и дарят им же, склонившись, поникши головой, перед алтарем святой беззаботной жизни, кучу бытовых услуг и удобств, современного технического прогресса от богохульной науки, науки творить земные чудеса, от которых они и не отказываются. Иссасывая их великим словом вера, упрекая их в безверии и в желании знать коль не все так многое, не смешно ли правда получается, святые кормятся трудами и плодами черни и богохульников, слуг темного ангела, так что же тогда выходит что ученик превзошел учителя, а угнетавшееся из века в век зло, взяло главенство перед добром, на что когда-то первое было полностью согласно,- остановившись и потянувшись к зеркальцу с кокаином, завершил свой длительный монолог Игорь Дмитриевич.
-И на вас влияет Филипп Павлович, он словно цепляет каждого высоко парной темой, кипящей от бессмысленности мозгов,- вывел Вадим, мутным взглядом посмотрев на пристрастившегося к белому порошку Игоря Дмитриевича, что правой ноздрей с шумом и причавкованием от удовольствия, втягивал радо в себя зелье.
-Филипп Павлович,- крякнув да потерев слегка побелевший нос.
-Он скорей коллекционер, у него нет мнения по этому вопросу, он пуст безличен с этой темой, а вот собирать устои и принципы окружавших, отношения к званым богам, да такой личности как Христос, суждений о современных переводов духовной литературы, так такой пункт его волнует и имеется,-
-Выходит он подобен девице, с трепетом желавшая услышать о себе ту лестную и возвышенную характеристику, предложенную от первого встречного,- перебив и не совсем понимая своих слов, неловко пытался объяснить суть сказанного товарищ Андрей.
-Ну типа того, только причем тут девица?-.
Басистыми голосами взорвались все втроем неистовым смехом, разошедшегося эхом по всему залу, так же вместе посмотрев на милейшее создание, гладившее крохотной ручонкой вздымавшуюся грудь Вадима.
-Возможно ли с вами познакомится?- облизывая аппетитно губы, Вадим заискивающи развеселыми глазенками окинул стройный стан Алены.
-Мальчик созрел,- продолжая смеяться добавил Андрей.
-Вы ведь меня понимаете, не правда, и не слушайте их. Что имя, одно слово, а я хочу знать о вас все, ну мне так бы желалось, прям страсть,- поведши от бедра и выше, не останавливаясь гладил рукой одну из мягких округлостей.
-Так вас зовут Алена, Аленушка,- но не успев окончательно утонуть в голубых глазах, не нарадовавшись мягкими изящными линиями красивого личика, как сквозь мутную пелену дурманившего угара наркотиков, проскочил знакомый звук тонкого голоска, пробив на сквозь его воздушный шарик умиротворенного парящего забвенного полета, острой ядовитой иглой испуга до тщедушного омерзения к себе. В неожиданности представ перед им Натали, выставив его слегка  в незаурядном положении, да  еще в объятьях нагого ночного мотылька, так с наслаждением расторговавшись перед теплом и светом крылышек женской страстности. Сконфузившись,  оторвавшись от сластного занятия ласкать Алену, он наскоро поднявшись в полный рост вырос перед избранницей, чистым бледным лицом отлунивавши розововатый свет, потупился со всей непритворностью виноватого, немного снизав плечами припустив подбородок на грудь.
-Мы уж ребус целый загадали, ну где пропал наш дорогой Вадим, можно было бы и предупредить. Ты пойдешь обратно к нам, или здесь останешься?- Застеснявшись на конец своего упрека, не имевшего еще по себе ни какого основания, черными точками расширенных зрачков посмотрела на шатавшегося на месте Вадима.
-Конечно, просто вышибло,  встретил хорошего товарища, познакомься Игорь Дмитриевич, он на данное время снимает фильм, он режиссер, и его друг Андрей, и мы только что говорили о райских уголках нашей маленькой земли, куда бы можно было бы податься, отдохнуть, поплескаться в голубом океане,-
-Карибы, только карибы,- присев, рассматривая юную леди с ехидно хищной улыбкой.
-Но ваш друг таится, видно хочет сделать вам сюрприз, но я поспешу раскрыть карты, я желал бы видеть Вадима и,- замерев на гласной букве, пытливо посмотрев в светлые глаза дамы.
-Наташа,-
-Правда, и вас Наташа,  на своей даче, таком скромном бунгало на одном из островов Карибского моря,-
-Да ты же себе пент-хаус отгрохал, вот бунгало, ты еще фотки показывал, тебе курьер от архитектора передал,- перебив спрашивал перевернувшись набок Андрей.
-Если честно, то я там еще  ни разу и не был, я два года копил на подобную шалость, домик на краю мира, у моря. Поедем со мной за одно, и новоселье мое отметим, соглашайтесь,-
Короткая тишина и первое под нос,
-Куда вам деваться, вот только нужно будет съемки остановить,- знаком поддержки разбило робение и млеющую скромность, тем кому даровалось целое путешествие.
-Можно, ну если у вас за домиком, где то возле палисадника не имеется парка, ну там березки, липки, тогда ваше предложение принято,-
-Ох липки, ох березки, они там не растут, соглашайтесь Натали, вам там понравится,-
Легкий кивок головы той которая и до конца не воспринимала точного толка, что было шуткой или благородным жестом богатого свободного человека, вольного поступать в этом мире как ему угодно, а не бывши по большой части целой долгой жизни рабом минутного случая, склоняясь покорно перед обстоятельствами предложенные безмолвной реальностью. Она в свою ехидную мелочность лишь желала побыстрей увести Вадима, и оставить его при себе может не на год, не на месяц, но хоть на этот вечер.
Любезно обменявшись формальностями подразумевая будущность, поездки на острова, да перекинувшись номерами телефонов, условившись пересечься где-то дней через три предстоящей недели, да обсудить все в деталях, билеты, маршруты авиакомпаний, сумы переводов, и наличных денег, ну и тому подобное. И два в один миг постаревших в минуте скуки только что сошедшихся товарища пристально на прощание посмотрев друг на друга, тихо вздохнув разошлись. Игорь Дмитриевич продолжал свое вяловатое сосание мундштука кальяна, испуская к розовым софитам малых искорок сизоватый дым, Вадим же сменивши прекрасную Алену с ее голубоватыми обворожительными глазами и вызывающим фасоном одежды  самой Евы с лоснящимся оливковым оттенком кожи, на светло окую Натали что ретиво с резковато властвующим жестом подхватила его под руку, повела на ходу одевавшегося и все время терявшего туфли, коридором к центральному залу.
Приятный угар после принятого кокаина садил взрывным весельем разнузданных мыслей чистого поля его сознания.
-Море, точней океан,- кривя до самой огрубевшей ноты хриплого баса, повторяясь ревел Вадим, постоянно на ходу расспрашивая о пустых мелочах, в его пулу часовое отсутствие. То ноющи переспрашивал о выступлении трупы «Жозефина,» и обижался тому что он пропустил самое интересное, то с веселой назойливостью по пять раз переспрашивал о том добром побуждении, заботливого создания, то есть Натали, отправившейся на поиски пропавшего хозяина торжества, что с первой попытки словно по сюжету романа отыскала своего потерянного рыцаря, да еще вызволив с когтей огнедышащего дракона прятавшегося в туманом дыме опиума и гашиша, то облекаясь во строгость бледно поплывшего к подбородку лица, словесно мутил ряд предложений в рассуждении как бы должны были сдружится Алексей и Александр оставшись одни без него. И на все это словесное плескание в искусственном бассейне, подогретым парком дурманящего порошка, лишь одним снисхождением ложилось скорбностью отяжелевших фраз, покойно гложущего покоя, над тем кто требовал помощи и поддержки, мягко поглаживая Вадима, словно вся напыщенность безумного проявления опьяненного яства дико извращенным образом лезла, именно с того места где лежала рука Натали. И правда выступление уж давно окончилось, и ди-джей рубил свои дрова, разлетавшиеся по залу щепками экзотических несуразных нот, трудно понятной для трезвого человека музыкой, но в том и суть ночных громовых муз, паривших над крутящимся диском винила, что бы их тональности сложились в ритм и пели, ну хотя бы подыгрывали слабо живым телам на миг воскрешенных от алкоголя, гордо вольными душами, витающих под зеркалами искристых потолков танцпола.
И нечего было другого ожидать, подхватив милейшую с весталок, представшая розовым бликом ночи, Вадим потащил Натали на пятачок любви, кружа ее стройный стан в неловких не расторопных движениях, улыбавшись засмущавшемуся павшему  на его плече личику, застыдившейся своих глубоких чувств вольно корившейся и жавшейся к нему девы.   
-Ну так что, ты отправишься со мной за моря и океаны?- Потонувши среди ревущей музыки безответно разбивались Вадима вопросы, на что лишь кроткие кивки да волнующее похлопывание век глаз подали ласкающим согласием той которую он так горячее тискал на ходу вяловатого танца.
 В скорости к их блаженному забытью одиноко танцующих, присоединились Тамара и Алексей, после кривя брезгливой миной подошел и Александр. Да и в общем,  обескураженные в раскованности, раскрасневшихся от испарены горевших из нутрии очагов гости, потянулись к месту где слова и мысли заменяют плавные иль резкие, неловкие, отточено изящные жесты, с помощью которых порой так легко объяснится, в особенности тому человеку перед которым вязнет язык, да разбегаются по далеким нишам самые искрение побуждения и мысли.
В край истоптавши свои ноги, до слабо сладчайшего дрожания уставших мышц, да изрядно насытив свои желудки всевозможными яствами да питьем, коктейлей, вин, в упоении омрачив свои взоры, самыми пикантными экстравагантными сценами разнузданности похотей людских, превозмог свое малодушие нищенства, жемчужным элитным время провождения, среди стен закрытого клуба, ребята встречаясь с зорькою подымавшегося солнышка, откинув споры противоречий, любимого занятия молодого поколения решили покинуть чудо Миранжоли, да отправится в одиночный эскорт домой, через просыпавшийся город царей и великих людей.
-Ну чего, а вы носом вертели, дорого; а может можно еще куда-то попасть. А здорово то получилось!- Выкрикнув Александр, разложившись на заднем сидении BMW, с вольной похабностью раскованной дерзости пьяненького существа, обнимая Тамару беспрестанно целую и облизывая ее щеку.
-Теперь и карты у нас есть, в любое время можно потусить, ничего нас не останавливает, а,- снова закричав на ухо Тамаре, что жалась всем своим телом к Наташе, которая с вольной гордой победоносностью императрицы, мягким беззаботным взором, упоенная тихой игрой поющей души смотрела куда-то в даль, вперед лобового стекла словно мыслями неслась в заоблачные просторы в тот сказочный город выросший так внезапно  в один вечер в солидарность своей повелительницы, для торжества внутренней коронации.
-Саш, Саш, ну отстань ты наконец,- вопила тихим голоском Тамара, боясь вспугнуть желанного обожателя, продолжавшего нести свою хваленую ахинею.
Немного поколесив по пустым улицам, разменяв остатки своего запальничного возбужденного настроения на слабеющее утухание блаженного удовлетворения всеми чудесами света, покоем молодых существ, притихших на своих местах, с мало растянутыми нитями уже бледневших в усталости губ радушных улыбок, но с тем жадным рвением глаз, пожиравших светлое преображение золотых улиц, игравших еще вытянутыми утренними тенями на встречу подымавшегося солнца, которые по не многу сжимались и суживались словно прятались под крыши домов. Проводивши Александра, чутко распрощавшись в официальной форме, рукопожатий, объятий, и долгих лобзаний с дамами, после чего оставшиеся под неопровержимый кличь выражавшийся краткостью понимания самого главного желания, «домой,» черное BMW на полных оборотах шести цилиндрового двигателя помчало к родным местам, дорогой слегка грязноватых подворотен  района Октавы. Все это время Вадим беспривязно болтался в своем кресле, как-то с трудом упиравшись на переднюю панель почему-то гнувшейся рукой, стараясь окончательно не расклеится да не потерять мутно плывший перед  им воспринимающий мир, проще, боясь отключится и  впасть в бессознательное, выставив себя в не лучшем виде перед еще резвившимися ребятами. Но те разорванные не собранные мысли так неожиданно посещавшие его голое сознание только бесили, волей позыва принуждавши остатки сил потратить на умственную работу, но тут же натыкавшиеся на ленивое препятствие, очищавшее светлый и чистый рассудок от суеты сует, сами отступали и таяли.
Тамара и Алексей по прибытию  к родной обители пятиэтажки, поспешили с беспардонным наотмашь прощанием удалится, оставляя на незыблемых  территориях амуров, слуг купидона в уединение двух нравившихся друг другу людей, давая им возможность разрешить тот самый волшебный миг незабываемого ни водном проявлении грядущей жизни, робкого порой со стеснением да смущением, вывалившегося признания о своих чувствах, о своей любви, пока безответно горевши палящим жаром часто бьющегося сердца, могли слиться в ритмичный унисон.
-Спасибо Вадимка,- ласкательно словно с ребенком, нарушив первой тишину начала Натали, кивком пригласив кавалера пересесть на заднее кресло.
-Спасибо клуб был просто великолепен, и представить себе не могла что подобные заведения существуют, по крайней мере что смогу в них когда либо попасть, не говоря о время провождении, ты сколько денег истратил, и эта машина,- замолчав на минутку пристально прилепившись к передней панели приборов, как бут-то вновь пыталась развеять представший перед ней дорогой салон машины, обратившись в мираж, в сон который должен был бы развеяться. Разойдясь по сторонам и перед глазами вырисоваться, прежний плохо одетый ни знавший никогда опрятности, неловкий, даже жалостливый в себе любимчик Вадимчик, безусловный талисман их него двора, способный лишь на одно, навеивать разнообразное настроение на своих сожителей, не стесняясь своей роли игривого шута. Но нет перед ней теперь сидел красивый статный парень, величаво мутными глазенками смотревши куда-то за горизонт светлого неба, и самое главное и приятное для него самого, не замечавши никого и ничего вокруг.
-Возгордился, прямиком блин-гейц, все свои миллионы сосчитываешь,- поглаживая рукой смятую на груди футболку Вадима, склоняясь поближе над без чувственным  опустевшим от эмоций телом.
-А, ты о чем говорила?- отозвавшись с бездны всасывавшей его сознание, и отлунивавши с глубины неестественным грубым голосом.
-Тебе плохо?-
-Немного хорошо,-
-Ты до сих пор бредишь,- потерев той же рукой открытую бледную щеку, да робея поднявшись выше пальчиками к волосам, заиграв с светлорусостью чистых рассыпчатых волос. Вадим немного повернувшись назад заглянул в лицо той, которая так жаждала близости их взоров, что и должны были сказать им теперь о многом.
-Ты красивая,- само сорвалось с губ.
-И я не смешен и не жалок?- Добавив с презрительной ирониею зазвучавшего вопроса, всколыхнув ту безмятежность окаменевшего лика.
-О чем ты мечтаешь, чего бы желала, расскажи мне?- Не разменивая той колкой насмешки, над сжавшимся от испуга существом, вовсе не понимавшего такого вопроса, и той холодной перемены словно в один миг перед ней предстал, воплотившегося с доброго любезного да слегка глуповатого соседа, в жестокого безжалостного зверя, во праве которого было возможным сделать с ней все что угодно, а она дрожа только от представления грядущей беды, боли или терзания, напротив  ближе жалась к злобному самцу, в благоухавшем желания отдаться  во всей своей покорности и невинности.
-Не знаю,- пряча свой  страх, да встревоженный взгляд.
-Карибы,- вылетело первым что пришло на ум.
-Ну на острова мы и так поедим. И более вам ничего и ненужно? Прямиком смешновато выходит,-
-Правда больше ничего! И ты веришь тому человеку?-
-Игорь Дмитриевич, я говорил,- перебил Вадим.
-Я не забыла, он что и в прям нас сопроводит с собой на острова и поселит у себя на вилле, он что тогда в действительности знаменитый режиссер?-
-Не знаю знаменитый или нет, но фильм снимает, и имеет деньги, большие деньги,- округлив тему завершил Вадим, оставив Натали на несколько минут в полном оцепенении, давая ей образно переварить малой головкой предстоящее приключение.
-Тогда это хорошо, только мне нужно переговорить с родными, они наверняка будут корячится, особенно отец начнет выдвигать свои протесты, нет он у меня добрый, только любит меня очень и не замечает что его забота очень схожа на назойливость, толстолобого упертого человека.- Объясняла Натали, поглаживая открытую кисть Вадима.
-Любят, отлично когда тебя любят!- со вздохом, отяжелев да погрустнев повторился Вадим.
-У меня так же будут дела и пока я их не разрешу, то мы никуда с тобой не уедем, вот так,- повеселевшими на миг глазами посмотрел на свою симпатию, что прижавшись продолжала гладить его руку.
-Ну и пусть не уедем, зато мы вместе, и будем вместе, ты же этого хочешь?- Оборвав перевернув тему с ног на голову немного сыграв на чувствах, пала в легкое миловидное красившее любую юную особу смущение воспылавших румянцем щек, да взмокших пуговок светлых глазенок.
-Я хотел этого всегда, хотел ранние, и хочу сей час, и буду хотеть на далее, ведь сколько времени блудя этими подворотнями,- кинув головой указ на то о чем говорил.
-Я мечтал встретить тебя, встретить такую красивую, робкую невинную, заговорить с тобой, или просто услышать единое слово приветствия,  заглянуть в твое лицо, да прикусив губу свои непослушные глаза оторвать от твоих стройных прелестей, а ты говоришь будем ли мы вместе. Поверь будем, и если ты уж когда и собираешься не разделить моей любви с тобой, тогда я заставлю тебя пить тот сурагат наших чувств, который ты сколотишь, смутишь. Ведь я знаю почему ты здесь и почему ты со мной, ведь это очевидно,- сводя свой тон к ревностной обиде, евшей сквозь слова горькой желчью еще образную не успевшей выйти наружу, боль обиды, прошлой обиды.
-Ты о чем, ты думаешь что я подобна другим?- В претензии залепетала Наташа.
-Никогда я не сменяю себя на деньги, на роскошь, это постыло, это не про меня, и если ты так обо мне  думаешь, тогда забудь то что я тебе говорила. Только вот возьми мне сей час и объясни, почему когда человек открывается другому человеку, то тебя сразу же жалят и унижают, Вадим ответь мне?-
И не успев дослушать упрека, поспешив загнуть неровную дугу со своей стороны, Вадим пытался выровнять натянутое общение.
-Тогда и ты мне объясни, почему тот второй человек, по большей мере не желает выслушивать первого, а в основе не может чего-то услышать, от того кто стоя у тротуара срывая голос взывает к  забвенно купавшемуся в счастье, проходящего быстрым шагом к знаному блеску своих внутренне взращенных идолов, а первый так и остается стоять возле тротуара, никем и незамеченный,-
-Вадим я тебя не совсем понимаю?- Удивившись услышанному разинув маленький ротик, спрашивала Натали.
-Да я и сам ничего не понимаю, только я хотел сказать,- остыв и пустив на свое лицо тень радостной глуповатости наивного мальчишки, расторопно в отчетливости каждого слова довершил. 
-Что значит почему ты здесь и почему ты со мной, да потому что я тебя люблю!-
Поплыв от услышанных слов, сложно сложившихся в признание, обхватив шею Вадима, Натали тихо пискнула от удовлетворения, поцеловав холодную щеку своего обожателя.
-Ты не теплый,-
-Но и не холодный, я просто уставший,- ответив взаимностью несколькими коротким поцелуями, тот который мечтал целыми ночами на пролет, о той которая совсем недавно даже и не замечала ни его, ни его порывов,  а теперь ласкалась своими ровными черными душистыми немного лоскотавшими волосами у него на плече. 
Расставшись, да удовлетворив друг друга на прощание взаимностью чувств начала их настоящих отношений, строившиеся на искрящемся железном кремне их душ обоюдно разгоравшейся любви Вадим и Натали с каким-то облегчением с радостной хандрой прекрасной болезни,  разбрелись не оглядываясь своему избраннику в след, по своим высившимся норкам, уж наполнившиеся давно свежестью раннего утра, при которой так сладко спится в самые жаркие дни Июля.
«И правда что ли мне на эти карибы поехать?» плавно плыла мысль, короткими вопросами да длинными объяснениями, оправданиями перед самим собой, дразня своей суетностью, и до того разбитое обессиленное от бессонной разгульной ночи не слушавшееся тело.   
«Почему Игорь Дмитриевич, выдался мне совсем не таким сегодня, которым я его видел у Филиппа Павловича, куда пропала его истерзанность, разнузданность, ущербность что ли, та несобранность, присущая только психопатам и полным идиотам. Тут в клубе он был совсем другой, только почему-то испугался меня, когда его слабая память смогла воссоздать мой образ и то место где мы с ним встречались. Обычный человек, права он так и говорил что режиссер,  который так видимо и не снял ни одной картины, живет себе в обычном положении, ни перед чем ни трусит, ни о чем не сопереживает, тянет свою лямку в свое удовольствие, и плевать он хотел на все и на всех, выманивает потихоньку деньжонки у старичка и не стесняется уделенному подаянию, не брезгует, а для чего, живем же мы не в век благородства, и нет в наших традициях, красно розовых полдников, каждодневных балов и раутов самых знатных, породистых, родовых семейств. Это все прошлое дотянувшееся до нас сквозь время  на шесте культурных героев, нами прочитанных книжонок да просмотренных сериалов, ворожащие пресыщенному жителю и жильцам нашей безобъятной державы, как нужно поступать. Убийца, о чем речь, какой он убийца!» Хмыкнув своему восклицательному безмолвному возражению, снова поник водрузившись мыслями.
«А чего делать когда хочется жить, хорошо и не только хорошо но  красиво, на полный размах, что бы грести все на своем пути ни пропуская ни чего, поднимая любую радость представшую разрешенностью твоего вольного осуществления. Вот у тебя перед глазами, прямиком падавшее в руки долго ожидаемая мечта, вот и лжет, выдумывает сказку, бут-то убийца. Целый сад взрастил на трупах, чушь, ерунда! За то остро, вызывающи со вкусом, а Филипп Павлович уши развесил, верит. Забавляется наверняка своими куколками, игрушками, выслушивает, вздыхает, сочувствует, а перед им всего то на всего театр, да и актеры, оно как оказывается самые настоящие, только бы на деньжонки тратился, как говорят за ваши деньги любой каприз.»
Тихо с расстановкой истиной подоплеки Филиппа Павловича, да всего что его окружало и вертелось, кануло на дно колодца чисто прозрачных истин сознания.
«Тогда и у меня есть шанс, немалых деньжонок подкопить, по крайней мере я их не краду, а обещание отдать когда либо не давал, служить буду на сколько меня хватит, исполняя дурацкие капризы выжившего из ума старика, а он пусть деньги мне шлет на кредитку коль ему их девать некуда, а этого профессора я ему и в правду приволоку пусть тешится, слушает сказки, может о нем так-то и будут помнить ребятишки ни одного поколения как о Гриме иль, а в общем черт сними,» задернув ширму разыгравшегося разнообразия сцен мыслительного процесса, оставив в беззвучии театр царей, гнавших осла мистифицированными тропами утихавшего рассудка.
                9
-Ничто так не может удивлять, ни что так не может впечатлять как зыбкость, тонкость грани дня и ночи, ведь та почти невидимая сущность преткновенья, отяжелевшей мрачности ночи и света блеска дня, так велика, так значима для нас мой милый друг, когда в один период мы только спим, мы дремлем, исчезнув, испарившись, без осознания себя не существуем, отдавшись в руки самой непреклонной ночи, что взявши власть над нами вершит свой суд во праве действий. Мой друг но миг освобожденья близок, растаяв, распылившись в забытье мы ждем и мы встречаем свет. Во дне мы живы, во дне вольны мы, творя творим и правим в доброте наш бал, ведь свет и есть добро, добро для человека, и кто полюбит свет тот будет верен ему всегда, как мы с тобой встречая солнце каждодневно утром, отдав в преподношению свою большую дань покорного уваженья, но тот кто любит тьму, беспамятство и пустоту, порой и в светлый день облекшись в черное манто, пугливой тенью шарит там где света много.
Пойдем мой друг увидим цвет культуры дня и ночи, что с бережным уделом жалких мыслей разделяет чистоту добра и зла, храня как первое так и второе великой ценностью для каждой смертной человеческой души, увидим мы таких людей в любви отдав почет,  проникшись чувством сожаленья.-
Вестник отпрянув от невообразимого по красоте зрелища, восходящей звезды немного ступив в перед, где упиравшись в шаге у него под ногами протекал небольшой ручей с серебристой водой, перезвоном взыгрывавшей на мелких поворотах роскошно зеленого луга с мириадами цветов, стебельков, мотыльков и всеобщей красоты чудотворного мира природы. Они вместе с четвероногим другом тенью испарились и исчезли, перенесшись в просторное здание  большого зала университета, спрятавшись на задворках аудитории притихнув замерев отдались слушанью не строгих поучений, для полтора десятка молодых учеников, что пытались в том диковинном и не слышанном никогда рассказе молодого священника и учителя, уловить суть эфемерно и бескрайне загадочной науки философии, что с под рясы плотно сытного юнца, лилось по строгости басистым бархатом прописных законов мнений и суждений настоящего.
-Мой друг он поучает, о сказе Заратустры, верней о том как надуманный пророк прошлого столетья, блудя по свету возвещал во книге Ницше, о той ужасной сцене когда паяц взобравшись на канат над главной площадью в не хитрой выдумке большого городка, от шпиля к шпилю балансировал на тонкой нити, устроив представленье. И охала толпа и замирали дети веря в чудеса, но вдруг сорвался тот актер, циркач короткой походной жизненки, разбившись оземь, бездыханно пал он с высоты оставив по себе лишь мокрый след, мягкий отпечаток пока еще теплело тело, и тут слеза прошла толпой от ужаса случившегося горя, завыв людским негодованьем, что расступившись в краткой приземистой украткой начав разбегаться кто куда, оставив то, что так их недавно впечатляло, дивило, ворожа их взгляд так непокорно обращенный к небу. Один лишь Заратустра стоя увидев что душа ушла с паяца как и сама та жизни от тела, поднял свой труп облекши как часть свою больную в покрывало, отнес к лисам где схоронил в дупле, что б не разодрали звери. И вот мой друг смотри как светлая душа с крестом у шеи глумится над законом мира, ведь человек без веры, и сам без душен, не говоря что мертвым вера не нужна.-
Вестник тепло улыбнулся, раздухарившемуся в словосочетаниях лектору, немного пощекотав своего четвероного друга, уныло снизав уголками рта, продолжил внимать культуру нравоучений двух сросшихся в одном человеке религиозных побуждений. 
 
Наступавший день шикарной тишиной во всех отношениях славной жизни, начался с заслуженного во всех привилегированных  достояниях богатых само достаточных людей, с самого полдня, который прибывает не как обычно к двенадцати часов а затягивается к трем, когда сам сильный жар звезды сменяется на более острый угол палящих лучей, оставляя по себе лишь зной уходящего дня.
Для самого Вадима такие перемены только радовали его, а слегка хандрившее тело ни как не могло слиться с новым настроением скоро приобретенных привычек быть добрым, любезным, щедрым и покладистым к себе и своим пожеланиям, да и к другим подлым  с обычаем хамства и дерзости, неумолимым во все время злившегося  поддонка, который по случаю судьбы попал из грязи в князи, возопив на свою врученную власть, поносил все на чем держался свет. Да и всех кто попадал под руку, придиравшись к чужим мерзостям, проявлявшиеся в других, и о которых он с радостью рассуждал,  изобличал, понося своим судом от идеала своего сосуществования, молодого человека что имея всего на всего в конце двадцать первого года, с трудом достигших высот, содержит самолично своих стариков, то есть родителей, которым по любви и попадала самая большая ложка упреков о их жалком пребывании в этом мире. А что говорить о машине, и тех связях которые открывали для возвысившегося паренька с  района Октава, высотную гору над всем родом человеческим.
 По окончательному пробуждении насытившись сполна тяжелым похмельем, свалившегося на опухшую голову Вадима, немного на радостях но располагая самым омерзительным настроением, ругая без причинно матушку слегка перекусив, да подметив с нехитрого замечания, что для его сложившегося во всем великолепии и достаточности удавшегося молодого юноши слишком душно среди стен двух комнатной квартиры, родной обители где было и только занятий как перекрикиваться с вечно пьяным отцом, да наставлять на борьбу с тем же извергом, мать. И делать было нечего, для такого молодца как по обычаю желалось, сбежать с дорогого гнезда, располагая, или выдумывая на ходу причины своего бегства, а причин у него было много, одна из которых каждодневно повествовала колким напоминанием что он уж давно физически развитый мужчина, своих тесных штанов.
Но та прекрасная сторона выдавшегося расположения духа, и близких соседей, встретившейся в парадной так неожиданно представшей старушкой, теткой Верой на лестничной площадке, что тихо поманивала с окна, своего облезшего черного кота, который засев на откосе стены на отрез не желал подчинятся своей благодетельнице. И тут понеслось, вся та откровенность натуралистической лекции о обитателях свалочных мест питавшиеся объедками, и служившие человеку только одним, опасным разносчиком разнообразных болезней.
-Да еще и гадя, где не попадя!-
 Немного попозже, спустившись к низу, досталось и соседу и Григорию Алексеевичу, припарковавшего свое валившееся на глазах авто марки Жигули слишком близко к черному красавцу БМВ, так не в аккурат бросившего им еще раним утром, от лени гнать к гаражам. С приводу что так  можно было  исцарапать его дорогостоящий шедевр машиностроения, да попасть в должники, и как заметил сам Вадим высоко подкинув подбородок.
-Да стать на вечно моим опричником, потому как не было тех которые бы мне сплотили расчет с полна.-
В ухват справившись да разделавшись со встретившимися, попавшимися так к стати под руку самого мирного добродушия, самой миловидной ласковости, желчно ядовитой гидры, Вадим по кректав своей значимости и игре в повелителя над смертными, на что так метко вгоняют ту  наивную глупость  своей открытости со всем театральным пафосом, кончиками пальчиков взявши с панели машины и еще не садясь в машину насадил на нос темные солнечные очки, с ленью влезши во внутрь салона щелкнул ключом зажигания переводя авто в режим ожидания, да дотянувшись до кнопки кондиционера, запустив тихо шуршащий спрятанный под панелью вентилятор, понесший прохладу освежающей струи воздуха. Сам же выйдя обратно наружу, захлопнув двери не давая кондиционеру работать в холостую, отошел к лаве недалекого детского городка, присев под безлистным стволом невысокой гибнувшей яблоньки, задымив сигаретой, дым которой медленно исчезал в нем, возвращаясь наружу прозрачным туманом. Первые затяжки ничего не вызывали кроме желания вырвать из себя, с бурлившего желудка тех крох что были с едены с пол часа назад, но дойдя сизым пепелком до границ желтенького фильтра, хоть  во рту да оставалось впечатление самой настоящей помойки, сама голова потеряв слегка вес, стала более радушно воспринимать окружающий мир. Не так колко разя сознание злобными умыслами коварных мыслей сводившие всю свою не сложную процессию, мелькающих фраз и слов в пустоте черепа к иглистому ежу, в подобие неистового гнета Пиночета иль Гитлера ораторствовавшего о начале конца, толкая волей великих умыслов хлипкие тела на мировую арену, гладиаторского поединка великих держав, да их предводителей посевших на тронах сильнейших. Так и тот противный еж в Вадимовой голове порождал искалывать и язвить  много тысячной ордой слабую душу, ненастно зловещими мыслишками что немного начли оседать и слабеть с взлетевшем в воздуху огарком сигареты. 
Первичное намеренье отогнать своего стального коня в гараж да в очередной раз по любоваться в одиночку его красотой, не сложилось заведомо запланированной директивой, избранной рассудительности перейдя в несложный ход предстоящего события выпавшего вольной вполне спонтанной прогулкой за рулем лучшей для него машине, по улицам и проспектам столицы.
С открытого окна приятно гнало теплом воздуха, остывавшего со всей лаской июльского дня, обдувая его кожу лица и левой руки свисшей на конке угловатым мясистым локтем выступавшим наружу, легкая музыка самой музыкальной радиостанции города FM, немного пощелкивая и снижаясь то повышаясь тембром звучащей мелодии, сыпала десятками подряд самых хитовых песен и треков, теша своих едущих, мчавшихся иль просто стоявших припаркованных слушателей, что со всей небрежностью своих осанок влипнув в кресла авто крепко держались за баранку дорогих авто колесниц. 
В его душе не было ни капли уныния, поедавший досуг терзанием горькой скуки способной сводить самого порядочного человека сума, увлеченность своей не ординарной личностью имевши такую привилегию быть свободным, свободным во своих желаниях и их осуществлению, по детски убаюкивало, закачивало на воздушных цепях качелей, до умопомрачения своего пика истерично эйфоричного самозабвения ликующего самолюбия.
«И разве счастье бывает иным,» краткая мысль выскакивала на экран сознания, в промежутках ярких картин окрашивавших ярко его близкое будущее. То перед им представала Натали, со всей стыдливой скромностью заглядывавшая ему в глаза, словно спрашивала у него позволения быть его послушницей, и громкое восклицание разносилось  вакуумом по серому веществу разбивая образ.
«Да, да, о, да, да,» при этом  в груди Вадима проносилась холодная волна, чистого приятного волнующего снисхождения, спускавшаяся к низу где тождественно поглощалась другими членами, и снова образ Натали представал перед глазами, но в более эротичной форме, зажигая новое волнение но уже бравшее свое начало от паха. То он представлял себя в аэропорту, с которого должен был бы перелететь к Карибским островам, «Самолеты, стюардессы, стюардессы, самолеты,» неслыханная роскошь для серого жителя подворотен не видевшего во свою жизнь ничего кроме мебельного завода да трамвайного депо и то благодаря родным, а тут самый скоростной вид транспорта, несущий самого его, к самым голубым берегам тихого океана.
«Воздушный лайнер, Анкор, чудеса машиностроения,» билось короткой дробью мысли на горизонте представлений, плывших перед Вадимом феерией красочных иллюзий, которые вот-вот должны были бы начать осуществляться, и лишь темным коридором выпадала та сцена, душащая долгом, обязывающим обещанием посетить званого поэта, не существовавшего литератора Гранева Александра Александровича, и  вслед его неразрешимости мучавши терзавши его я, так безответно ликовавшему его минутному счастью ползло короткое, тонкой телеграммой на белом листе рассудка ноющее оправдание.
«Пусть завтра, это точно завтра, завтра,» но мы все знаем что ничто так не ускоряет ходу часов, как наше радостно счастливое расположение духа, молящее каждую секунду задержатся да остановится прожитым мигом. Но почему-то все выходит наоборот и мы просто снизываем плечами, удивляясь куда канул час, куда ушел день и где так неожиданно растаял вечер. Так и для Вадима оставленное на потом завтра, наступило настолько быстро, насколько позволяет эйфория растерянного в удовольствиях молодого человека.

В очередной раз поправляя душивший горло галстук, кректя от недовольства своей выбранной чужой судьбой участи, припарковавшись у неизвестной подворотни машиной, ловил взгляд редких прохожих, оценивая на перед коренного жителя прибрежных мест, которые его окружали, новыми высотными домами раскинувшимися с права, и старенькими пятиэтажками слева, при этом периодически поглядывая на белый лоскуток мятой бумаги с неизвестным для него адресом.
-Третий раз объезжаю по кругу, ох и райончик, и попробуй тут найти улицу Титова, с домом двадцать четыре,- выругавшись под нос непростому занятию, отыскать знатно не признанного поэта, профессора филологических наук. Замотав головой словно стряхивая бред его комментариев, поспешно направился к новым девятиэтажкам, обхаживая чистые ровные ново-положенные тротуары, наверняка недавно сданного под ключ микро района, блиставшего еще своей новизной и чистотой, и теми редким молодыми равнодушными лицами коренных обитателей самых экзотично прогрессивных в дизайне жилищ, что с надменностью своих взоров говорили всем встречным о незаурядном не скрываемом хвастовстве, горделиво напоминая свое высокое положение. То и привлекало Вадима, видя тех которые так походили на него, и упираясь на доводы его неопровержимой логики, напоминавшей о том факте, что сам профессор знаком с Филиппом Павловичем и мог не однократно получать от него суды на добро добротную жизнь, следовал тем же путем роскоши. И так оправдывая свою интуицию дом двадцать четыре был одним из четырех новостроек, прятавшись у края по одаль у самого пригорка, круто возвышавшегося над штучно вырытым оврагом, на котором в далеко серо-желтыми  домами  и по одиноким старыми деревьями, зеленых пятен уходил в даль нескончаемый город. Отыскав нужную парадную, где предвещалось найти необходимую нумерацию тянувшихся к верху квартир, и в заминке нескольких минут, повертевшись у металлического щита входных дверей, косо посмотревши на белый домофон весивший рядышком у стены, бросавшийся в глаза прямоугольным расположением клавиш от ноля к девяти. Теряясь от сомнения вызвать ли вахтера иль подождать кого либо, кто бы выходил иль напротив входил, впустив его во внутрь. Но поблизости на улице никого не было, и за металлической дверью так же было тихо. Рука сама потянувшись опустила указательный палец, на подтертую кнопку нуля, и через несколько секунд в след послышался, сиплым полу человеческим голосом,  равнодушная заучивая за многие повторения короткая фраза, стража служившего верой и правдой жильцам дома двадцать четыре.
-Позволите знать кто вы, и к кому?-
-Послушайте,- склонившись немного к домофону, начал Вадим.
-Послушайте я не знаю куда я попал, но мне нужно найти Гранева Александра Александровича, достав белый клочок бумаги и прочитав фамилию, словно боялся ошибки да быть непонятым.
-Он профессор, профессор филологических наук, по адресу он живет именно здесь, вы не подскажете это так?-
-И вы бы хотели бы его увидеть?- ответил динамик.
-Так,- подтвердил Вадим.
-Вы не ошиблись, верно, он проживает здесь, на пятом этаже, но скажите кто вы для него будете?- вопрос немного испугал Вадима, смутив заставив замяться, замолчать, выдержать паузу своего замешательства.
-Вы знаете если по правде то никто, поймите правильно я выполняю поручение нашего общего знакомого, с которым они долгое время были в сношениях. И я не знаю что между ими произошло, но более Александр Александрович не посещает своего товарища, а Филипп Павлович стар и уже плох собой, точней при смерти, но желавший на последок увидеть так полюбившегося товарища, во многое время брезговавши им,-  неровное пыхтение со щелчками домофона отдалось поведанной грустной истории.
-Вы сможете мне показать свой паспорт, иль какой другой документ, удостоверяя вашу личность?- И не дожидавшись обще принятой фразы, сочувствия по забытом товарищем Филиппом Павловичем, Вадим поспешил перебить коротким ответом.
-Да, документ при себе откройте!- Зашарив во внутреннем кармане пиджака. В глубине парадной защелкавший замок отворил дверь за которой показался мужчина, лет тридцати пяти, немного щурившийся от яркого дневного света, при этом пристально рассматривавший Вадима.
-Вы знаете Александра Александровича может и не быть дома, он всегда до вечера в институте чем-то там занят, ни знаю но ведь лето, студентов то там нет,- заговорив мягким голоском вышедший вахтер худенького и схожего малой рожицей на белку, вскользь оглядел открытую книжонку предложенного паспорта, продолжая тихо напутствовать.
-А вот его жена Эльвира, она почти всегда дома, она очень культурная дама и очень красивая, и если хотите то можете подняться, она очень добра и гостеприимна, да вы и сами увидите,-
Вежливо отойдя пропуская Вадима, улыбнувшись прошедшему мимо юноше, что благодарно идя оглянулся, признательно кивал головой отвечая той же безвинной улыбкой которую созерцал на лице почетной вахты. Чистый новенький лифт быстро поднял на пятый этаж гостя, следовавший к восемьдесят восьмой квартире, где проживал профессор Гранев. Так же чистая убранная лестничная площадка принимала не пряча от его взора дверь с двумя золотистыми восьмерками и светящейся алым светом кнопки звонка, да только не успев подойти к той заветной двери за которой предстояло разрешить поставленную задачу, как от куда-то с верху совсем рядом послышались тихие шажки, обескуражив Вадима, неожиданным появлением сходящей по лестнице прекрасной белокурой с ровными локонами чуть не к самому поясу, дамы лет двадцати пяти а может чуть старше, с детским ликом, выражавшее грацию своего достоинства своего верховенства, среди идолов женских прелестей, перед которыми она могла пристать только судьей, рассматривая штрихи идеальных форм девичий красоты, сквозь призму своего божественного великолепия, и при этом все то что ей подарила природа то верховенство над остальным нежно слабым полом, она несла с приметной тенью отчаянно стыдившейся девчушки, словно будучи пяти летним ребенком играючи с помадками да пудреницами у зеркала, перед сном, под забылась и устала, так тихо задремав у трельяжа на вертком бархатном стульчике, а когда очнулась, увидала в отраженье серебра полно формную деву, сочившуюся изливающимся нектаром обворожительного существа перед которым мужчины робея замирают, глотая язык, просто молча молятся. Вадим не ставши исключением, только таращился на представшее в женском теле совершенное чудо, что мягкими стопами обутое в розовенькие пушистые тапочки  спускалось с верхнего этажа.
-Вы студент,- ласкавши уши голосок, сорвался с нежных алевших губ, великолепной белокурой незнакомки. В ответ окаменевший Вадим лишь смог слегка пошатать головой со стороны в сторону.
-Ну тогда извините,- снизав двумя черно угольными дугами бровей, над светло серо-зелеными глазами, веселившиеся крошечными искринками над точками черных зрачков.
-А, а, не позволите переспросить?- немного заминаясь да стараясь по мякшее выразить свой вопрос и нужду быть понятым, не желая что бы его просьбу по простоту расценивали за жаргон уличной шпаны или какого-то заносчивого парнишки, спрашивал Вадим.
-Вы, вы случайно не супруга Гранева Александра Александровича?-
-А вы точно не студент?- еще раз переспрашивая, подойдя совсем близко к дверям восемьдесят восемь.
-Нет, а это наверняка плохо, когда я бы оказался студентом.-
-Да но не совсем, Саша бывает очень строг к вашему брату, ой извините вы же не студент. Вот они и приходят ко мне, ищут мою благосклонность к ним и мою влиятельность на Сашу, а он мне никогда ни в чем не отказывает, только тихо сердится. Вот так и учат молодые люди иностранные языки, хоть они то и своего родного не знают,- улыбнувшись да пройдя в проем приоткрывшихся дверей, пояснила супруга профессора, растрепывая на ходу длиной ниспускавшейся к самому низу желтой юбкой прозрачного платья.
-Вы проходите,- приглашала остановившись посреди коридора, тепло зеленым оттенком глаз посмотрев на Вадима, предлагая войти. 
-Я же понимаю вы бы хотели встретится с Сашей, то есть простите с Граневым Александром Александровичем,- с ретивой насмешливостью, склоняя в басистом голоске, пискляво жестко исковеркала кривя всю важность своего мужа, серостью обывателя неграмотного большинства.
-Извините и меня, я забыл представится Вадим, а вы говорите Александр Александрович дома?- пройдя  спрашивал Вадим.
-Нет, я одна и мне скучно,- с тем детским ребячеством заносчивой девчушки заигрывала с гостем хозяйка дома.
-А вы меня пожалуйста зовите Эльвирой, хорошо,- утвердительно настояв на просьбе откинуть лишний этикет благородных и пустых слов.
-Хорошо,- впервые за встречу с заоблачной нимфой, от которой еще в добавок несло, дразнящий Вадимов нос изнеженный аромат какого-то экзотического фрукта.
-И вы мне составите компанию, вы подметили какая я болтушка, говорушка, бывает совсем не могу остановится так и сыплю словами, одно за другим, одно за других, а вы знаете как важен для Саши покой, та тишина в которой он выискивает среди гор книг свои истины, бывает просиживает целыми днями у себя в кабинете, позволяя мне только несколько фраз; будь добр мой милый пойдем пообедаем, или, да может дорогой пойдем прогуляемся день такой теплый. А он только отмахивается, вот я и рада каждому, подруг у меня практически нет, я ведь нездешняя, а Саша один раз пытался возыметь дружбу с его коллегой Виктором, они и в прошлом захаживали к нам, и по верти это были одни из самых ужасных вечеров, лучше уж одиночество чем трата нескольких часов в отвратности низких побуждений, зависти и злобной заносчивости к прекрасному которое не удостоилось стать их собственностью. А хотя вы вовремя, вы разбираетесь в живописи?-  улыбнувшись лучезарной улыбкой, скрестив под собой ножки, откинувшись торсом назад, выпучив полную на перед грудь, прикусив с безвинной игривостью ноготок указательного пальца. Белоснежными зубками блеснувших своим голубоватым оттенком, на фоне ярко красных пухловатых нитей губ, заискивающи посмотрев на Вадима.
-Наверное нет!- Без возможности и шанса освоится перед такой женщиной, пробормотал невнятно Вадим.
-Это очень хорошо, очень, вы Вадим не истец,-
-Не знаю что обозначает это слово, но знаю что означает профан,- с критикой к себе добавил и тут же застеснявшись своих выводов краснея умолк.
-Истец это наверное тот который хорошо разбирается в том или другом деле, и вы уже поняли что у меня много свободного времени, и я устроила себе студию, ну такую крошечную студию. Я рисую, ну там краски, масло, холсты, пойдемте посмотрите, я как раз заканчиваю одно из особенных картин, вы должны это увидеть, оценить своим незатронутым сознанием, не испорченным критикой и шедеврами уникальных талантливых метров рожденных с кистью в руках. Ведь вы Вадим простой человек, со всей свежесть и искренностью свободной души, вот  и выразите мне свое первое впечатление от увиденного, пойдемте, пойдемте со мной.-
- Вы знаете, я сам в детстве немного рисовал,-
-Здорово, совсем чудесно,- предлагая пройти, уговаривала таща Эльвира.
Миновав прихожую да гостевую сохранявшую классическое монументальное величие интерьера, стола с золочеными ножками, резбленных стульев с крутыми жесткими спинками, небольших диванчиков под увешанными стенами разнообразных картин да пожелтевших папирусов под стеклом, с коротенькими полочками где красовались вычурные по виду и форм статуэтки и награды. Но сама небольшая комнатка, заветного места милейшего с виду мастера, гордо называвшейся со слов Эльвиры студией, с пропахшим горьковатым воздухом, открылась Вадиму одним из очередных удивительных впечатлений познания о семье Граневых, да и их сосуществования. Большое почти на всю стену окно наполняло полупустое помещение золотым светом с маленький столик в уголку, где куча эскизов просто громоздилась не впопад, тут же рядышком некоторые листы лежали просто на полу, поблизости с низким кофейного по цвету креслом, возле которого по средине возвышавшись над всем, стоял треножник представляя незаконченную картину, округляя всю пустовавшую комнату множеством у стенки располагавшихся начатых или напротив завершенных работ, хотя об этом непонятном стиле Вадиму было трудно судить, где эскиз а где полное доведенное до конца во игре красок произведение.
-Ну как вам моя цитадель моих творческих порывов?- 
Вадим взирая на представленный шедевр кисти, лишь снизывал дрожащими бровями, от удивления и не возможности охарактеризовать, ту полную самую настоящую в хаосе мазню, в изобилии трех красок, черного, синего и ярко красного. Вырисованного первыми мрачного холодного фона, а третьим контрастным отличительным в яркости клякс, падавших к низу странными космо-фантасмагорическими светлячками.
-Вы наверняка абстракционист,- не зная чего сказать, да не зная других направлений и профилей живописи, словесно отмахнулся от своей участи быть уличным экспертом.
-И совсем не угадали, посмотрите сюда,- Эльвира одним махом сорвала, подставленную к стене пилившуюся заготовку, крутанув ее на месте предоставив гостью на осуждение, где засияло во солнечном свете размытое личико круглощекого мальчика, лет шести семи, на том же фоне черно синей дыры.
-А здесь вы напротив портретист,- улыбнувшись да рассмеявшись своей глупости, посмотрев на Эльвиру без возможности удержатся, рассматривая ее сверху донизу и наоборот.
-Вы циник,- радо отвечая смеху Вадима, своим колокольчиком ласково посмеивавшегося голоска.
-Скорей авантюрист,-
-О, я люблю таких людей, у них много мыслей у них много слов, которыми они умело пользуются, описывая свои самые не объяснимые для языка желания и побуждения. Или могут быть без боли для других, мессиями, наставниками, даря красоты души, нашим скудным воображениям,-
-Ну не знаю, навряд ли я тот о ком вы говорите, но мне хотелось бы таковым быть. Так вы расскажите что вы в действительности хотели воплотить на этом полотне? Не серчайте но как выяснилось  я полный профан, и не могу ничего сказать, кроме,- демонстративно выровнявшись с торжественным видом выпалил свой приговор.
-А мне нравится!-
-И вы знаете что это? И я уверена что нет, никто еще не угадывал, даже мой Сашенька сослался на больную фантазию, но нет это мои муки, муки которые я видимо не могу познать моим тленным телом, это муки моей души,-
-А почему муки?- Перебив и улыбнувшись в лицо, той отчаянной серьезности, в миг по грустневшей Эльвиры.
-Почему муки, наверное это мое только предположение, ни факт, наверное вы правы,- сменив замысловатость глубокого размышления, хозяйка продолжала ласково болтать.
-Ну не буду вас томить, открою вам свой творческий замысел, мою кладовую, с которой я черпаю своими крошечными пригоршнями,- подав на вид изнежено беленькие ручки с тонкими пальчиками, да коротко подстриженными розововатыми ноготками.
-Ведь вы знаете как сложно отобразить себя в этом мире, особенно с помощью холста и красок. Эти масляные музы, портретистов, пейзажистов, тешат многих и их хоть пруд пруди, а в общем в этом деле еще и уменье нужно,- приятно покривив уголком рта, выдерживая откровенное замешательство о ее истинном мастерстве.
-Вот я и решила, а почему мне не отображать на полотне какую-то часть себя, ведь сей час как видится мне, среди нашего общества почитается индивидуализм, вы со мной согласны?-
Вадим только удовлетворительно покивал, оглядев еще раз Эльвиру с ног до головы, не стесняясь своего откровенного неудержимого желания сытить мужскую сущность, такой представшей уникальной не повторной красотой женщины.
-Вы знаете мне редко снятся сны, и не знаю почему, но меня это очень разит и огорчает, и я порешила этим редким пришествием волшебного затуманивания тех иных миров превознести подарок запечатлевая их, на вот чистой трапеции, нет вы можете не понять, я не разрисовую свое сновидение на движущихся мультяшных героев сотен листов. Здесь я отображаю лишь свое пробуждение, ну последнюю картину моей волшебной истории, представленной моему сознанию усыпавшей надень  души, и вы сей час видите это сновидение, которое меня посетило два месяца спустя,- пройдя к треножнику и указав но черно синий фон с искрами красных светлячков.
-Это фейерверк, взмывавший к верху алыми ракетами, только они не успели взорваться. Саша меня разбудил, мы еще тогда собирались загород,-
-Никогда бы не догадался,- позабывшись с холодком обозвался Вадим, и понимая свою ошибку попытался перевернуть смысл сказанного в изящный комплимент.
-Да так мог сказать может только человек без фантазии, хотя ко всему сожалению оно так и есть. Но когда вы мне немного подсказываете, подталкиваете, мою очерствелую чувственность к прекрасному, то тогда и я начинаю замечать, что-то больше, над чем можно было бы наверное остановится и при задуматься,-
-Правда, правда, вы правы, если произведение, музыка, стихи, иль исписанное полотно не останавливает человека, позволив ему углубится в самого себя, да замереть хоть на кроху минуты, тогда это творчество бездушная цветастая этикетка, декламация той или иной культуры. Музыкальных шедевров или великих поэтов, и это для того что бы люди не забывали о прекрасном а хотя бы помнили пока вернутся домой, ну там с выставки иль музея, наверняка и это нужно но у меня не так!-
Выдержав более продолжительную паузу, давая понять гостью что тема достаточно исчерпана к которой нет более нужды возвращаться, Вадим и Эльвира прошли обратно к гостиной, присев у стола на немного жестковатом диванчике, стеснено засмущавшись той близости представшей друг другу между ими, короткого расстояния в каких-то десяти сантиметров. Вадима немного опалило жаром предвещавши сменить его бледность на ярко ало воспылавшие щеки с немного вспотевшим лбом.
-А слушайте вы любите музыку?-
Разбив сосуд с отравой их приятного досуга ожидания Александра Александровича, тяжелого замешательства их притворных скрытых, замкнутых под печать  верности и порядочности в обычных отношениях, не уходивших далее безвинности шаловливого ребенка желавшего увидеть весь мир, услышать, из трогать, попробовать на вкус да обязательно по концу кутежа измазать да испачкать.
-А я просто обожаю музыку, во всех ее проявлениях, нет конечно у меня есть любимое, но по сути мне нравится почти все, наверное мне нравится сама гармония нот, сложившихся в одну композицию, мне нравится именно та красота, тех прыгающих пинтаклей которые словно пытаются выпорхнуть, выскочить в перед следующей, а те на перед ее другой, и так они друг за дружкой скачут, напевают нам не сложные мелодии. Ну там трамтарарам, и вы знаете я просто обожаю фортепиано, такой знаете большой на трех статных ножках, белый с матовым отблеском  среди большого с высоким потолком зала. Мне часто в долгие зимние вечера приходилось играть разные отрывки  оперных сонет для Филиппа Павловича, милый дорогой Филипп Павлович, а вы любите живую музыку?- слегка повернувшись к гостью спрашивала Эльвира.
-Не могу сказать, наверное, а вы знаете Филиппа Павловича, и вы у него были загородом?-
Милая хозяйка не меняя гримасы с теплом благоухающей умиротворенности  влитого в ее лицо, с легкостью кивка согласия, дала ответ.
-А я вижу вы так же знакомы с этим прекрасным человеком,- переспросила для незримой открытой для обоих формальности.
-Мы с ним познакомились совсем недавно, и знаете он меня так же очаровал как и вас, и по сути я у вас в гостях потому что в не состоянии отказать как вы выразились добренькому Филиппу Павловичу. Он попросил отыскать вас и уповая наверное на мою молодость и еще не разменянное упорство, и той черты молодых людей, быть уверенными что любое дело по плечу, поговорить с Александром Александровичем да уговорив склонив его к снисхождению быть гостем его дома,- само объяснение, верней его конец вырисовавшийся приглашением для профессора и супруги Эльвиры, немного смутило придав ясно весомому лику малого штришка задумчивости, которая разорвалась фразой.
-А давайте пить чай, скоро и Саша должен будет подойти, ой на улице стоит такая жара, а я вам чай предлагаю,-
-Нет, нет я не против,- не зная почему привставши ответил Вадим, теряясь от мысли напросится ли в помощники, коллективного заваривания душистого снадобья, иль попросту просидеть некоторое время самому среди стен пустой гостиной.
-Спасибо, но я сама,- словно угадав намеренье гостья, хозяйка дома прошла насквозь прихожую скрывшись с виду среди темных теней слабо освещенного коридора, откудова донеслись звучные побряцивание чайника и звонкий цокот фарфоровых чашек и блюдец, сливаясь вычурной композицией кухонной утвари. Теплый нежный голосок взывавший предоставить свое умение ухаживать за Вадимом, расторопно обозвался вопросом хозяйки.
-Извините Вадим но я позабыла спросить, вы что предпочитаете зеленый или черный, и сколько вам сахара?-
Не ударяясь в свое самолюбие Вадим вновь поднявшись с дивана и подойдя к проему прихожей, немного повысив голос боясь что его не расслышат, коротко осведомил свои вкусы.
-Если можно то зеленый, мне он больше по нраву,-
-У вас хороший вкус,- отлунивая донеслось обратно с кухни.
-Подождите еще несколько секунд и я буду с вами,-
-Хорошо не беспокойтесь,- ответил Вадим и как-то с облегчением вернулся на свое место, потупившись на чистое пропускавшее в комнату свет окно. Он отдался веренице лезшим поперек одной, другой, мыслимых и не мыслимых догадок и предположений, пытаясь разгадать единственную не разрешимость, что с ним только что происходило и что именно так разило его в Эльвире, обвораживало и заставляло радо корится этой не повторной по красоте женщине.
«По сути и представить себе невозможно было, что такие девы могут существовать, правда она очень красива, но истинная красота всегда холодна непритворным отчуждением для мужчины перед совершенством, а тут алмаз самой чистой слизистой огранки, но сколько тепла сколько света в этом камешке, а ее эта презабавная болтливость, чудесное свойство увлекающее тебя, словно подцепивши на острый крючок своего остроумия плавненько волочит твои мысли, представляя твоему голодному воображению приятные картинки кинофильма сложенного ловкостью ее языка и губ. И где такие женщины только проживают, где такой уголок нашей страны порождавший и взращивавший таких мисс леди, но еще один не разрешенный вопрос, откудова она знает Филиппа Павловича, точней какие у них сношения и сколько времени сам профессор Гранев знаком с старичком, и самое главное почему он не желает с ним свидится?»
Слывшие задачки донимавшими мыслями, в один миг были рассеяны в тихих шажках Эльвиры возвращавшейся с подносом в гостиную.
-Вот и я, а вы вижу загрустили, вот и мне всегда было интересно, почему люди когда смотрят в окно то не видят за ним ни чего, ну там двор или пустырь, вы понимаете, почему когда мы смотрим сквозь стекло, то на этом стекле предстают образы нашего прошлого или дрожащие зыбкие представления наших пред ожиданий грядущего, сотканного с золотистой туманной вуалей наших мечтаний, вы не знаете?-
-Увы нет, но вы правы я так же иногда размышляю у окна,- улыбнувшись Вадим немного от сторонившись  подпуская поближе Эльвиру, позволяя ей принять самое удобное положение для расстановки чайника и чашек да хрустальных лодочек пиал с конфетами и печеньем, на овала-подобный стол.
-Как вы и просили зеленый,- с душистым парящим до верху ароматом, хлынула тонкая струйка с беленького чайника в подставленную чашку, высоко заполнявши сосуд желто-золотистым снадобьем.   
-Спасибо,- не зная что сказать, закивал в ответ, благодаря хозяйку, что улыбнувшись коротким толчком руки подвинула пиалу с конфетами, безмолвно указывая на угощение. Но не успев вдоволь от души насытится, не повторно вкусным питьем, оказавшимся на пополам смешанным с сухо фруктами где превозмогал более лимон, придавая сладко кислый дурманящий рецепторы языка не объяснимого слова привкус, как что-то среди тенистого полу мрака прихожей, щелкнуло и зазвенело созвучием метала  дверного замка, прокатившись эхом дотянувшимся к гостевой. Испугано округлившиеся глазенки, дивно приняв вид растерянности, метались от Вадима к темному слабо различимому силуэту вошедшего мужчины.
-Не может быть но вероятно, он никогда так рано не приходил домой,- сменив свое испуганное замирание на радость ликования.
-Не верю,- хлопну в ладоши вскочив со стула, без шумно полетев навстречу мужа.
Вадиму ничего не оставалось, отстранившись от чашки, поднявшись поправив галстук да осмотревшись, приняв стойку решительного и целеустремленного человека, стоявшего на пороге новых открытий да завоеваний не разменявшегося на пустяки мира, который в основе отображается на глуповато подавленных минах обывателей глубокими морщинами неоправданного лишенного во свете созерцания красочного великолепия.
-Ты так рано, ты немного меня напугал, поверь напугал, иль что-то случилось с тобой, ведь ты всегда допоздна в институте, ведь ничего не случилось, не случилось?-
-Нет, нет, ни о чем не беспокойся, видишь меня просто одолела тяжелая смута, а после обедни унылость совсем отобрала мой запал и вдохновение чем-то заниматься,-
-Ты снова думал о своей книге, которую желал бы написать?- доносился с прихожей отчетливо ясный разговор Эльвиры и Александра Александровича. 
-Я и совсем позабылась дорогой, а у нас гости,- с мягкой провинностью голоска добавила Эльвира пропустив в перед хозяина дома. Вадим на миг потеряв рамки своего избранного приличия, опешив отвалив к низу свой красивый  выдавшийся в перед округлый подбородок. Пред ним предстал на много старше миловидной до очарования жены уже старевший муж, точней ему было с добрым хвостиком за сорок, сухое костлявое лицо отдавало не свежей желтизной и серостью, крючковатый большой нос между маленькими узко посажеными алчными глазенками, скудно искрившихся слабым блеском. Тонкий но широкий лоб переходивший в лысину дико извращал форму черепа, да еще эта жиденькая бородка до мерзости разила какой-то отвратностью настоящего козла, и вся эта соломенная но как подмечалось умная головка держалась на грязно бронзовой шеи насаженной на хлипленький тоненький торс хлыщеватой фигурки.
-Это Вадим будьте знакомы, и мой самый дорогой человек, мой муж,-
Взявши под руки свой истощавший антикварный раритет филологической профессуры.
-Александр Александрович,- представившись и обменявшись рукопожатиями.
-Но по моему, у меня не оставалось тех кто не прошел тестирование по моим предметам, и экзамены давно сданы,- поглядев на Эльвиру с небольшим негодованием сипловатым говором замечал профессор.
-Он от Филиппа Павловича,- с осторожностью слабо натянувшихся губ в улыбке, осведомляла цель прихода молодого человека.
-Тогда я слушаю вас,- облачив свой лик угрюмой тучностью, пред представленным гостем.
Но не успев Вадим пережевывая губами да начать свое объяснение, осветив нужду Филиппа Павловича и все грядущие преимущества посещением Александра Александровича добрейшего старичка, как покорно верующая в снисхождение мужа Эльвира поспешила сама изложить суть поставленного дела.
-Ты снова будешь сердится, но дорогой Филипп Павлович, вновь прислал к нам посланца и теперь это Вадим, вновь прося нас посетить его загородный дом, ты помнишь дорогой тот дом, он не повторим, в нем можно теряться, и это мечта махонькой принцессы,- открытой ладонью руки, указывая к полу за значила рост маленькой представляемой девчушки с золотистой короной, игриво хихикнув да заглянув избраннику в его мутные глаза, что опустившись к низу к той образной принцессе что-то выискивали на полу.
-Эльвир ты знаешь, почему я не хочу ехать загород, да навестить Филиппа Павловича, мы об этом много говорили, ты извини, и вы извините молодой человек, но вам придется уйти нищем,-
-Но позвольте!- с молением за протестовал Вадим, не успев еще и понять о нависшем разочаровании.
-Нет, нет, подождите Вадим,- отстранившись от супруга возразила Эльвира, блеснув огоньком своих светлых больших обворожительных глаз.
-О чем ты мне рассказывал ты можешь забыть, это глупости, Вадим вы извините что мы вас не надолго прогоняем, но может вы нас подождите на улице у парадной. У нас заведено, когда Саша пораньше приходит, то мы спешим на прогулку, любопытствуя блуждать окрестностями, ведь хорошая традиция, и вы нас дождитесь, обязательно дождитесь,-
-Это вы меня извините,- перепросил Вадим с невольным поклоном и приложенной руки к груди, не мешкая удалился оставляя трения супругов на их совместную рассудительность сложенную в клятве брачного долга, быть в радости и горе, последнее из которых с такого пустякового повода и могло пасть камнем преткновения, обрушив их хрустальный домик выстроенный на любви и доброй надежде.
Выйдя с квартиры профессора Гранева и спустившись к низу, стараясь быстро проанализировать по мере гнусную для него ситуацию, да оценить хоть какие оставшиеся шансы уговорить непреклонного Александра Александровича, Вадим сердито ударил кулаком в косяк открывшейся парадной двери, поняв, верней заметил, сделанную и непоправимую ошибку.
-А ведь меня попросту выпроводили, так деликатно что и самому тошно за сделанный мной визит к этой парочке,-
«Нет нужно вернутся,» уже мысленно добавив, еще раз стукнув кулаком но уже не по двери а себя по бедру, но рассудив что сразу же повернуть назад невозможно, обшарив карманы на хороший случай не забыл ли он чего на верху, да немного успокоившись тихо поругиваясь присел на новенькую скамейку у цветущей рядышком разбросанными по одиноким цветками клумбы, искоса поглядывая на желтенький бутончик не известного по названию для него, но часто встречавшегося цветка, болтавшегося слабо по кругу малой оси, от коротких порывав знойного ветерка.
-Я видел Александр Александрович вернулся, хоть к удивлению он никогда так рано не возвращается, и вы тут же выскочили, словно ошпаренный,- со смешным саркастическим невежеством во здоровье смеха над болью других, выйдя на крыльцо и ковыряясь в зубах зубочисткой, обращался жмурясь на солнце вахтер.
-Видно немного приревновал, он по своей жене немного томится, держит при себе, все прячет, ведь сами-то видели каков избранник,- продолжая осуждать, лил грязь на Гранева.
-А вам Эльвира то понравилась? Можете не отвечать, таких еще не было, которые бы не желали вспорхнуть с этим ангелком.-
-Вы о чем?- перебил сердито Вадим.
-Так, скучно,- отрезал страж и завидев бессмысленность своих откровенностей, почавкав да созвучно сплюнув, прощально с протяжным вздохом,  вернулся обратно к себе в конуру парадной.
Произошедшее, предрасполагало тактично ровным отсчетом секунды за секундой, тающего по не многу времени золотистого циферблата ручных часов, вселяя в Вадима изрядную порцию гнева, воспаляя то остервенение которое может вселится, только в раненое умирающее животное, которому за всю цену нужно отстоять свое право на жизнь приняв бой с неравным соперником, да одержавши верх облегчено в последний раз вздохнуть и умереть.
-Нет, нужно вернутся!-
«Сколько было дано обещании, и Игорь Дмитриевич, да и что я скажу Натали, которая по всей вероятности по всему району раструбила что ее увезет сам принц Вадим, не куда либо, а на острова к теплому побережью тихого океана. Вляпался, вот вляпался, да в прочим эта поездка сплошная ерунда, пустяк по сравнению с тем лицом старичка буровычка, с которого трухой сыплются денежки, вот я и не смог притащить к его лику этого уродливого горбуна с неприязненным оклеймением заумного гадливого профессорского личика, вот загадка. А смешно право что такая благоухающая совершенством божественная красавица нашла в этой двух ногой непримечательной достопримечательности мужского виду,»
-Нужно вернутся, обязательно вернутся!-
-Вы чего-то спрашивали?- С осторожностью донесся близкий голос Александра Александровича, застав врасплох Вадима, смутив до испуга его смелость, что только и рвалось на спасение своей казалось утерянной цели, обернуть мнение профессора, на сторону все же быть гостем дома Филиппа Павловича.
-Да нет извольте,- с трудом сумев расцепить сведшие челюсти, заговорив с облегчением Вадим, с каждым словом испуская наружу накопленную тревогу.
-Я совсем ушел в себя а вы так незаметно подкрались, разогнав мои мысли, оставив лишь пустоватую голову и болтливый язык, что сей час несет бог его знает что, и вы уж извините меня,- с опаской Вадим бросил теплый взгляд в лицо  Александра Александровича.
-Для вас я вижу мое посещение загородного дома Филиппа Павловича, очень важно?-
-Вы извините меня еще раз, ваш визит прямиком уж очень важен но для Филиппа Павловича, и я не знаю причин вашего отказа быть его гостем, но уверен в одном, о вас думают и по вас скучают, он мало о вас говорит но много раз вспоминает, и поверти, поверти вы ему нужны, по крайней мере мне так показалось,-
Профессор от слов Вадима лишь замявшись всем телом, уродливо покривил лицом, словно попал по неосторожности в тенета паутины, мерзко прилипши к его щекам, с которых он желал побыстрей освободится срывая с себя руками гадостное неудобство, разившее его чистолюбие.
-Я вас понимаю молодой человек но я не могу, поймите не могу, поступить так как просите вы, да и моя жена, это значило бы переступить через себя, через мои взращенные идеалы. Но и отказать Эльвире я не могу, она и так много раз снизывала своей золотисто-белой головкой перед теми кто был до вас, и мне пришлось пообещать, что очередное приглашение будет мною принято, но я верил что после моего ряда отказов с пол дюжины таких как вы, более никто ни придет. Но вот вы, и у меня остается одна надежда, смягчить мою участь с помощью вас, и мы должны чего-то придумать,- секундная пауза и профессор далее нес свою ерунду.
-Послушайте, послушайте, вот то и оно, вы завтра а лучше после завтра вернетесь к нам обратно, и сообщите пренеприятную новость, об неожиданном отъезде Филиппа Павловича, и что наша договоренная встреча должна будет быть перенесена на неопределенный пока день, ну близкого месяца иль полугодия, вы понимаете меня?-
-Понимаю,- натянув ехидный оскал улыбки, ответил Вадим.
-Вы хотите моей ложью, покрыть ваше вранье,-
-Нет вы не правы, вы совсем не правы,- замотав указательным пальцем перед Вадимом, по привычки угрожающи намекая на ошибочность суждения, спутав постороннего юношу с одним из студентом своего факультета. Но вовремя опомнившись Александр Александрович, присев рядышком на скамейку, низко снизав головой, виновато притих.
-Да что с вами происходит, чего вы так боитесь, не уж то Филиппа Павловича, так это смешно, добрейший, милейший старичок, ну бывает встретишь у него разного гостя ну и что, но нельзя же судить,- пытаясь успокоить и утешить, склонив на согласие посетить старого знакомого, аргументировав бессмысленную надуманность, заводившее профессора в такое несуразное обморочное исступление.
-Добрый и милейший, вот и суть, добрый и милейший,- сбиваясь неровным дыханием проговорил Гранев, не отрывая взора от земли.
-Я вам расскажу все, а вы меня обязательно поймите. Пойдемте, пойдемте здесь неподалеку заложили небольшой парк, там еще маленькие и хрупкие липки, и уж давно положили дорожки да стоят хоть не выкрашенные но все же лавы, я только что проходил мимо и видел это отличное место и оно нам сгодится. Ну для того что бы вам поведать мою историю и меня выслушать да пронятся моими откровенностями, пойдемте,- профессор поднявшись начал увлекать за собой, не отстававшего а следовавшего в шаг немного позади Вадима.
-И правда я вижу, оно для вас не так просто,- на ходу бубня несколько раз повторялся Вадим.
-Непросто, так непросто,- отбивал эхом и Александр Александрович.
Пройдя несколько сот метров, очутившись на кругловатом пятачке с пол стадиона, с саженцами липок успевших взрасти в двух метровые деревца, зелено буявших на солнце июльского надвечерья, раскинувшись ровными рядами вдоль двух параллельно протянувшихся алей на одной из которых уже были поставлены белевшие чистой древесиной лавы.  Вадим смирно шел за Граневым, без сомнений предугадывая что их скромная беседа, о личных перипетий профессора да его умопомрачительной жены затянется, и будет осведомлена не в один час, поведав самые откровенные тайны. И тут он не ошибся, пройдя  к заложенному совсем недавно парку, Александр Александрович с вежливостью попросил Вадима присесть и на милость снисхождения попробовать понять, хотя бы мысленно прочувствовать его раздор ту смуту, и то стыдливое отчуждение так долго жившее в нем.
-Вы знаете Вадим, вы молоды, вы очень молоды, и у вас все впереди. Но не у меня, нет, и что бы вы все поняли я расскажу вам все с самого начала, и это касается более меня чем моей милой Эльвиры, это только мои стенания утонувшей в темном омуте души. Все началось четыре года назад в самый сложный для меня периодом, в те времена сковавшие меня горестью и одиночеством, выдавливая с моего тела последние соки, тогда я потерял единственно дорогого мне человека, любившего и чтившего меня с самого рождения, мою мать. Она была прекрасной женщиной вырастившая меня в одиночку, отдавши мне саму себя до самой смерти, и это она научила меня языкам и помогала в работах, которые может быть когда-то зазвучат на весь мир моим именем. Мне ее не хватает, мне ее очень не хватает, и даже в этой трудной ситуации она бы поддержала меня, указав путь, дав правильный совет как нужно поступить, и я бы не сожалел бы потом о содеянном ни секундой настоящего или близившегося грядущего, не сожалел бы!
И знаете почему? Она никогда не ошибалась, и вот она ушла от меня,- Гранев вытянувшись желтоватым лицом устремился в даль, в проем между домами где открывалась далекая нить горизонта, и он некоторое время вглядывался в эту бесконечность, словно оттудова с этого проема должна была выйти его мать, прижав к груди постаревшего сына да развеять своим теплом все его тревоги.
-В начале я совсем потерялся, не знал что и делать, куда себя приткнуть куда деть. Ушел с института, бросив любимую работу, подвел коллег и сорвал контракт с одним состоятельным человеком заказавший мне библиографическую книжонку. Павши в апатию, то мумифицированное состояние когда и человек то и не человек, а так примат запертый во клетях не вольно безмолвный, я продолжал долго хиреть. Но спасибо институтским друзьям, не бросили, не оставили, не позабыли; навещали, проведывали, и все просили вернутся, убеждая бут-то оно за работой будет легче уютней, но я почему-то отказывался и только спустя пол года скорби я смог найти силы и принять их решение. Отмахнувшись на весь внутренний раздор, нашим русским любимым словом; а будет что будет, не помирать же,  возвратился в вековые стены, мною ранние обожаемого учебного учреждения, на свою прежнею ни кем так и незанятую должность, заведовать кафедрой иностранных языков. И вы знаете Вадим поначалу было все хорошо, ну по крайней мере каких-то несколько месяцев,  я чувствовал себя лучше, так сказать что ли возрождено, несколько раз уж и приходилось улыбку примерять к лицу, и это было здорово. Но спустя того же некоторого времени моя хандра вновь обострилась, и для меня мир вновь стал безразличен, снова подкрались еще не позабытые мысли; а не бросить ли все и окончательно. А что еще хуже мой отуманенный рассудок, начал нашептывать о самом непозволительном, о ужасном и страшном, желанием покончить с собой, и более не мучить ни себя ни других, вы можете себе представить! Я и в действительности желал себе смерти, и наверняка замышленному и было бы осуществление, если бы не знакомство с Филиппом Павловичем.- Вновь выдержав паузу искоса посмотрев на Вадима, который изо всех сил пытался отобразить на своем лице заинтересованность и сочувственность, которой не делятся, а поощряют слезливые откровенности.
-Тогда было так же тепло и хорошо только больше зелени, это был конец весны, десятки студентов тебя прямиком донимают и в институте и дома, спутавшиеся мысли вытьем разных отголосков хаоса следственно туманили острой мигренью голову. Ты попросту никуда не успеваешь, ты никого не понимаешь, прискорбно представая рабом путаницы, которая в придачу тебя и угнетает. Под вечер я возвращался домой, таща с собой тяжелый полный разных бумаг дипломат, но не успев далеко отойти от института, я почему-то стал резко слабеть и мне показалось что я вот-вот рухну, прямиком посреди тротуара и более никогда неподымусь, в глазах темнело а ноги не держали мое тело, кисть разжималась и дипломат несколько раз выскальзывал сам по себе. Так я плелся с несколько сот метров пока по случаю в грязненьком переулке не завидел спасительного пристанища коротенькую скамейку, где можно было бы немного передохнуть, но как вы наверняка догадались мне не пришлось быть первым, когда я умостившись облегчено вздохнул, то со мной скромно тихо делил покой пожилой старичок, да это был Филипп Павлович, все время без устану мявший своими сухими руками белую сферу набалдашника трости, всматриваясь  чистыми глазами в ручей проходившей мимо толпы людей. Я молчал, стараясь побыстрей отдышатся да продолжить свой путь домой, помышляя представлениями, о  своем теплом   кабинете и мягком разложестом кресле. Не поворачиваясь он первым заговорил ко мне, отдав почтительное приветствие с легким поклоном куда-то в сторону от меня, тихо переспросив не плохо ли мне, и может ли он чем-то помочь. В ответ я только закивал головой, мол сам то справлюсь, тогда-то он оторвавши свою руку от трости, невольно с сочувствием положил поверх моей кисти и словно с любовью слегка потрепал. И вы знаете что самое удивительное Вадим, мне сразу же стало легче, жаркая задуха весеннего городского воздуха сжимавшая мое горло в миг куда-то исчезла, глаз стал чист, а голова облегчено по пустела, я побыл с Филиппом Павловичем еще с малую минутку, после чего поднявшись освеженный, новый, коротким словом поблагодарил старичка, снизав головой на прощанье скоро побежал домой. У меня и не было времени в тот вечер размышлять о моем случайном совпадении, встречи с седоватым старичком так ловко излечивший мою слабость, если бы на второй день я обратно не возвращался таким усталым и разбитым что и прошлого дня, и не встретил его на том же самом месте, сидевшего на той самой лаве, не меняя прежней позы. Не осознавая словно манимый на огонек отогреть свои нывшие члены, я подошел вновь и присел, и не зная что говорить, позабыв поздороваться просидел некоторое время молча. Но Филипп Павлович вновь начал первый, и послушайте что он сказал; что так же и он будучи молодым разменял все свои силы на пустые ненужные занятия, и истратившись полностью пришел к старости, с тем лишь только что ему и осталось, а осталось только умереть, ибо как его сущность уже не желала более ничего другого, ибо человек устает только от не правильно выбранного ранние им деяния, тогда когда его дела жизни вопреки перечат его настоящим желаниям и намереньям. Конечно я возразил, потому как мне вспомнились дорогие душе труды, ранние изданные от моего имени учебники, пособники для применения теми кто желал бы побыстрей и более совершено изучить иностранные языки. Он только улыбнулся на мои противоречия и наверно на мои помыслы, и этот ехидный оскал чисто беленьких жиденьких зубов меня пронял насквозь. На следующий день мое несогласие с незнакомцем, только окрепло и возросло смешавшись с прискорбной обидой по себе, и злобностью перед тем о чем я только подозревал. Я порешил перепроверить, не уж то мои небольшие но все же считавшиеся мной труды двух нетолстых переплетов не имеют места среди тех которым они предназначались, и как вы думаете я поступил?-
Вадим снизавши правым плечом на поставленный вопрос, лишь продолжал корчить мину увлеченного слушателя.   
-При нашем институте без сложности в догадке естественно имеется библиотека, и конечно при первом издании моих пособий с английского и немецкого языков, они были подарены мной самолично  в знак благодарности и почета нашего учебного учреждения,  ну что бы любой студент мог бесплатно приумножить свои знания. Но увы о как я был разочарован, когда обратившись к Лидии Сергеевне со странной не понятной для нее просьбой, поднять все возможные карточки читателей и узнать сколько молодых людей имели честь ознакомится с моими очерками.
И вы знаете она лишь неловко улыбнулась, да как-то сочувственно переменилась в лице на мой растрепано небрежно измотанный вид, отвечая пояснила о невозможности разрешения моего пожелания, потому как на поиски всех любимцев моих бумажных наставлений уйдет множество времени, да и по окончанию института после ухода вызревших аспирантов карточки не сохраняются. И я смутился еще более и уже хотел покинуть читательский зал, когда добренькая Лидия Сергеевна, остановила меня и попросила меня немного погодить и зайти к ней после обеда, а она за это время попытается удовлетворить мое болезненное любопытство. И что вы думаете, истратив утренние часы, все же дождавшись двенадцати я полетел к дверям книжной кладовой, за дорогим ответом на мой вопрос не выходивший с моей головы на протяжении почти целых суток, « а был ли я кому либо полезен, своими догматичными сочинениями, но хоть кому либо?» И то притворство улыбки Лидии Сергеевны мне не придавало более неловкости ее округленного слегка лица, а наверное скорей какого-то омерзения в уродстве, вот так-то я боялся этой минуты, она даже пыталась немного пожурить мои требовательные настаивания, но как не горька правда а она рубит, разит и губит; один человек, один! За многолетнюю историю моих трудов интересовался их содержанием только один, и тот после оказался бездарным не уделом взросшего поколения, будучи на третьем курсе  был исключен по причине систематической не успеваемости. Не знаю, но тогда я не мог поверить узнанному, открывшемуся передо мной, что истративши свою молодость, лучшие годы, ради все славной будущности, бить признанным и известным человеком, я только лишь оградил себя болью разочарований, ведь никому мои мысли, домыслы  и просто мировоззрения оказались не нужны, ни тогда ни теперь, вы понимаете меня Вадим, не нужны!-
-Понимаю,- кротко с кивком согласия оборвал Вадим, повертевшись ни много на лаве, приняв более удобную позу.
-Когда я вернулся тем днем в аудиторию, от Лидии Сергеевны, для прочтения очередной лекции к моим студентам, и не зная для чего перед тем как начать чтение, устроил перекличку каждому присутствующему, хоть и не делал этого никогда, и когда они взрослеющие дети вяло с ленью подымались, кидая в меня дрожащие апатичные недомолвные, «я», «есть», «на месте», «он болен», то я их просто рассматривал вглядываясь в их глаза, и я видел их иначе чем когда либо, пустыми, разбитыми, тратившими себя на то что никогда не будет нужно, что они подобно мне пытаются заслужить  изучением ряда наук, себе непоколебимую гордыню восхвалявшая раним утром у зеркала перед работой, какого-то маклера или главы банковского фелиальчика, свой ничем не запятнанный статус успешного и умного человечка. Который как и я когда-то споткнется, представ перед искренней истиной всплывшей на поверхность согнутого сломанного духа, о  непозволительности того факта сохранять свою молодость и живость в дряхлеющем теле, без малейшей любви к тем занятиям и делам которые удерживают тебя на этой земле и составляют всю твою настоящую жизнь. И как гнусна та мораль обучавшая нас лишь радоваться иллюзорности сладко рисованных завершенных целей; значимости, властности, славы, собственности да признания, когда годы пути к тем заказано указанных нашим больным самолюбием предстают пред истуканом высокого пьедестала, мы проживаем озлобившейся брюзгой, бросаясь с оскалом ругани и желчно понося в мелочности слов на все и всех, случайно пробежавших поперек нашей славной дороги. Вот я и до сей поры не перестаю мнить что стану большим человеком в области слово-знания, или литературы, хотя мой пьедестал это надгробная плита, превратившаяся в семьдесят пять лет в пиль, и может не позволившая дать дышать какому-то единичному свободному человеку.-
Профессор несколько минут молчал, ни много наклонившись в перед, что-то рассматривая в несколько метрах от себя.
-И вы также как ранние встретили Филиппа Павловича?- стараясь поддержать разговор, прикрепив к себе фальшивую заинтересованность услышанным излиянием, спрашивал Вадим.
-Да в тот же день, но теперь я сам спешил с ним повидаться, а он словно дожидался меня, и когда я машинально свернул в переулок, то он заблаговременно улыбнулся и еще из далека кивнул своей небольшой головкой во знак приветствия, а с под его ног выскочила низенькая коротко шерстная облезшая дворняжка, мило заскулив подбежала ко мне да начала ласково тереться. Вы знаете Вадим я не желал вопросов или споров с Филиппом Павловичем нет, хотя во мне кипело не мало смолы липшей к языку и пытавшейся вылиться на кого-то, но нет мне хотелось с ним просто поговорить, облегчится что ли, быть для него старым другом или им же стать. Тогда я начал первым, не испещряясь вопросами глубины которые незнакомый человек мог воспринять бредом сумасшедшего, я в обыденность спросил где он живет, судя что наверняка где-то неподалеку, потому как имеет возможность приходить сюда в это припрятанное покойное местечко среди центра огромного города, так часто, то есть каждый день, ну да еще о его имени и фамилии.
В доброте представившись, Филипп Павлович осведомился что я немного ошибаюсь ибо его дом и родное место очень далеко за границами каменного мегаполиса, и что он попросту любит иногда изменять обстановку, в особенности отыскивая такие мало приметные нишки, куда суетливость людей редко заглядывает, хоть и всегда натыкаемся на подобные островки тихой умиротворенности, и ни как их не замечают, и что ему  предназначено в немалые годы представлять безмерное удовольствие, быть тихо стесненным старостью молчаливым наблюдателем. И мы вместе устремив свои взоры в тот небольшой проем между домами, с которого можно было соглядатать крохотный отрывок прокатывавшегося секундой за секундой безостановочного цикла рождения и перерождения, смены и обновления, распада и возобновления, логического общественного существования, взрослевшим ни одним столетием и стоявшим на пороге своего временного совершеннолетия, уже человеческой эволюции.
А вы мечтали о чем то когда ни будь? С отрезвляющей неожиданностью, спрашивал с глубокой одержимостью поставленного вопроса Филипп Павлович. На что мне лишь оставалось с горечью улыбнутся, рядом  со мной сидел старичок лет шестидесяти пяти  еще размышлявший о мечтах. Наверно то у меня и времени  нет, отвечал я, они так же не имеют времени, продолжал Филипп Павлович, позабыв те мечты которые и породили их сознание, их увлечение, их стремление, их радости и приветствия к росе раннего утра, когда они будучи еще свободными с улыбкой встречали наступавший день, но чем они подменили свои восхваления иллюзорных восхищений, перед серостью реалий несломного мира. Шаблонными позициями ролевых программ, скверно расторгнутых из нутрии конституционных принципов насаженной идеологии, манящим ярлычком на котором оттиском отбита стандартность  воли главы стада. И его слова меня удивляли, они словно текли с глубины человеческой мудрости сложенной в одном сознании на протяжении многих тысячелетий, а я себя чувствовал малым ребенком на коленках у дедушки, которого у меня и не было, так как и бабушки и отца да и родственников. Мне было очень приятно с ним, и мы много о чем тогда говорили, и в тот день и в следующий, я спрашивал он отвечал, он спрашивал я отвечал, но не помню того момента когда мы вспомнили о женщинах, и той встречи когда была открыта эта тема для нас двоих. Увлекательная беседа, подобно и прежним унесла нас за горизонт немыслимых рассуждений, мы начали с того, о как велика и значима роль хрупкого до изящества истонченного в телесной слабости существа, вечно согревавшего растерзанные груди и души суровых мужчин, у лучистого желто алым светом очага дома, мы заговорили и о жертвенности женщины, что из поколения в поколение из века в век несла свой долг быть хранительницей жизни мужчины, его взросления, и его процветания. Я вспомнил о своей матушки да ставя в пример отображал многочисленные тонкости ее любви ко мне, я рассказал Филиппу Павловичу о ее раннему не погодам старению, павшей седыми волосами  да изрубленности щек да лба глубокими бороздами морщин, так к сорока пяти годам ее глаза налились той мутной застывшей усталостью с отливом грязной желтизны, и все лишь потому что позабыв тот час когда она могла спокойно для себя отдохнуть, разменивала дни и ночи в трудах и той безмерной тяжелой битве за мое выслужено оправданное сосуществование. А я напротив рос маленьким и хиленьким, принося чуть ли не каждый день и до того разбитой и униженной судьбой женщине свои обиды и разочарования. На то что мир безвинных радостей уж давно    был раздарен другим детям, а доброта поныне продана еще в те праздники когда бумажные герои сказок, водили хоровод на сцене истерто старого стула казавшегося мне тогда еще таким высоким  и большим столом. Филипп Павлович мне уважительно сочувствовал, не позабыв спросить; но все же была ли моя мать мною любима, и на этот сложный вопрос как мне показался тогда я не смог внятно ответить, да заговорил о самой красоте, о том урожденном даровании природы, отличительном знаке, личного превосходства перед другими. И вы знаете Вадим мы даже немного поспорили, Филипп Павлович настаивал что нет никакой красоты, кроме избалованного вкуса глупой толпы, ну молодых компаний, иль эстета, постельных опер огрубевшего рассудком мужлана. Но нет, нет, восклицал я, много случаев, когда большему количеству молодых людей нравится только одна особа, и они все заявляют о ее необычайной ослепительной яркости. А он только протестовал; нет так взывают только из далека, которые пытаются отобразить в вашей тайной личности хрустальный чистый идеал, чего-то светлого и обоюдно хранившее ваши самые добро-желанные чувства, а подойдя поближе на расстояние кроткого и горячего дыхания, и вы узнаете что затем гложущим пушистым теплом ласкающего духа, стоит ни что другое как желание, желание владеть и иметь, и вы тогда спросите куда исчезло то ликование и восхищение тем созданием которое так недавно кружило вам голову. А далее его слова меня совсем напугали, страша ужасным приговором что красоту никто не любит; ведь вся лучезарность творения слепящая нам глаза безжалостно пленит, а мой опыт говорит что нет на свете ни одного настоящего мужчины желавшего быть пленником, потому я и говорю. И он ни много повторившись,  взглянувши весело на меня добавил; когда огонь разгорается с искры, то эту искру называют мигом великого совершенства, началам восхищаемой красоты, но уже сам костер ложится собственностью к ногам сильного первенца  мира сего, ведь так Александр Александрович удобней для всех. Мне было сложно его понять как тогда, так и сей час, но может он в чем-то и прав, ни знаю,- не отрывавшись от подробностей изливался чувствами, продолжал рассказ профессор.
-Вспомнили и о самом главном, любви, и я попытался с помощью представленной новой темы, развязать наши снисхождения на что окончательно получил на орехи, ибо на это Филипп Павлович и вовсе отмахнулся с наивной сущностью даром тратить слова, коротко ознаменовав свое что ли одичавшее мнение; нет, за протестовал он, это чувство еще не рождено и не раздарено всем людям всех народов, ведь оно лишь словом звучным, в руках тех кто рожден одним слабым телом а не сознанием мудрого ума, а те кто такое порождение одной из добродетели человеческой души имели, то те только смеются над этим еще для них диковинным побуждением имея близость с тем которое могло подарить им безграничное счастье. Вы правы, правы, заторопился тогда я, меня и самого тогда осенило, ведь мы, я и вы Вадим никогда не задаем вопрос, а что такое доброта или гнев, никогда эти два порыва наших сердец мы не сравниваем, и не задумываемся о них тратя целую вечность наших мыслимых просторов, а зачем, ведь мы знаем, они снами были всегда, да одинаково проявляются источая с помощью нас один путь наружу. А это славное чувство при первом заявлении своему рассудку о вашем серьезном намеренье, отдать ваши будущные деяния  под флаг царицы любви, и вы сразу впадаете в заблуждение, отыскивая среди  благополучных благодетелей внутренней святыни истинно царский венец, представших покорных слуг души, трусоватой любознательности, бескорыстной даровитости, лесной услужливости, покорности под бубны обольстительной со страданием самой гложущей ноющей страсти, и весь этот компот мы называем любовью, вот только каждый человек желает по-разному составить рецепт своего иссушенного образами глуповатого ума сладенького сухофрукта.  Но я и не понимал тогда в чем была задумка Филиппа Павловича, затрагивая такие темы, он безустанно приглашал отведать его загородный дом, а я все отказывался, к себе мне было немного стыдновато его пригласить и я попросту отмалчивался, в общем я не звал его, и не соглашался на  приглашения, и мы так по прежнему встречались среди пролома между домами  до самой осени, пока не пошли дожди, холодные сыпавшие моросящими капельками с туманно низкого неба, и наше летнее пристанище на свежем воздухе стало совсем не пригодным для продолжения наших встреч, тогда я и не смог отказаться в посещении усадьбы Филиппа Павловича. Ко мне был приставлен человек, который обязывался в любое время не протестуя против моих желаний увидится с Филиппом Павловичем доставлять меня к месту. И я помню тогда так же был по моему холодный с сырой во слякоти день, да и сам вечер не отличался ничем лучше, кроме что от павшего покрова тьмы липкой во грязи унылости, что не так пробирала хандрой душу а поблескивала слабыми искринками мокрого асфальта и больших луж, во свете бело желтых фонарей пустых улиц. Мы добрались быстро, по крайней мере мне так показалось, пока не предстали перед высокими воротами  особняка, и когда мы попали во внутрь, то я немного даже удивился, окна дома были темны а вокруг стояла какая-то неприятная жуткая тишина в кайму огромного силуэта мрачного дома и двора, на котором были разбросаны бледными тенями бело каменными во множестве и разнообразии статуи не понятных для меня богов. Меня тихо позвали с крыльца, и вы знаете Вадим я пошел. Пошел на голос человека на цыпочках прятавшегося за дверью холла, вежливо поклонившегося мне, да с весомой утайкой шутливого жеста поднес указательный палец к губам, чуть слышно прошептав, желая что бы я излишне не шумел. Приняв пальто и радо улыбаясь, да искря глазами им же указал на лестницу ведшую на верх, где откуда-то доносилась плывущая, вязнувшая в избытке бесшумной массы воздуха спокойная славная музыка, и мой услужливый гид проведши к дверям открывавшиеся в огромный зал  оставил меня самого, кивком указав поспешить пройти открывая передо мной проход. В самом центре стоял белый рояль с двумя много огоньковыми подсвечниками, дававшие предельно слабый для всего помещения свет, но хорошо освещал самого мастера игравшего дивную мелодию Филиппа Павловича. На нем так смешно сидел новенький черненький костюм, словно на худеньком студеньтеке пришедший подавать заявление в учебное учреждение, стесняясь, сжимаясь, своего странного наряда. Но я не сразу прельстился музыкой, верней она сама прельстила меня околдовав еще на ступенях, а тут в зале я впал в феерическое зрелище представшее перед моими глазами, застыв на месте у дверей словно истукан я рассматривал купол потолка, где чудной росписью во свете свечей и колыхавшихся бликов теней, представлялась сцена из святого писания, восхождения на небо пророка Ильи, а на стенах красовались фрески, великих древних людей, Платона, Цезаря, из римского христианства молящего папу о блаженстве, а сам пол великое чудо мозаики, и вы не поверите, вся огромная плоская гладь, отображала небесный космос с миллионами звезд, галактик, туманностей, знакомым нам созвездий; да, такой красоты редко где увидишь. И я не сразу приметил тот слабо видный не шевелившийся силуэт одинокого слушателя, прятавшегося на границе света и тьмы, да мне и не очень было интересно знать кто там еще кроме меня в компании с Филиппом Павловичем, который заканчивал одну увертюр и начинал другую, наполняя созвучием нот целый зал, завораживая наше внимание словно умелый волшебник. Отыскавши у стены стул, я так же как и мой далекий сосед присел поодаль, поник с головой в мир гармонии дивной музыки, тихо со стыдом разыгравшегося восхищения беззабвенно ликовал торжеству вливавшегося мистицизмом ароматов всепоглощающей праздности, что пристали в этом вечере передо мной. По времени я и не скажу сколько мы так просидели, во искушении перед божеством звуков рояля, наверняка целую вечность, мне так тогда показалось, но все же последняя оторвавшаяся от струны нота завершительно повисла баритоном, ноющи взывавшим окликом облетела весь огромный зал, секунда промедления и я уже подымался что бы отдать честь приветствия хозяину, но завидев шевеления  напротив, приник и присел обратно, предлагая первенство своему соседу. В отдачи своих не объяснимых словами предвкушающих вожделений, растроганных чувств в получасовом дрожании всем телом, словно смакуя струившейся игрой, открывшимися неведомо ранние рецепторами нашего яства. Я сам удивился когда с той стороны с той грани теней и света донесся женский голос, ранние я и никогда и не мог себе представить, Филиппа Павловича в сношениях с дамами, не было ни малейшего повода и причин об этом помышлять, но там была она, мягкий нежный голосок доносился воздушным напевом свирели, она робко поднявшись со стула, застыв стыдливо у рояля, с приятно растянувшимися заминками слегка невнятных слов несла свою благодарность, то она спрашивала позволения, но о чего именно я так и не припомню, то она роптала ударив в ладоши восхваляя Филиппа Павловича, но пугаясь обильной пустоты исказившая ее отплески в неприятное лязганье ладошек заставляя себя вновь замирать, то она просила поиграть еще да тут же пугаясь, беспокоясь о здоровье мастера, тихо посапывая уговаривала оставить чудесную затею и отдохнуть, то она совсем стыдясь гугнявила слова своего неразборчивого вожделения, схожего больше на кокетливость совсем юной девушки. Я думаю Вадим вы догадались кто это был.
 Эльвира, серое скромное платьице прятало стройную точеную фигуру, и лишь молочные плечи, шея да лик богини усеянный золотом струившихся локонов словно свет освещали темноту моих глаз. Такой красоты и женственности, поселившейся в одном живом существе, я не видел никогда, да честно сказать, я мало то и опускал свои взоры на тех кто развеивают подолами своих юбок, ведь вы Вадим можете сами убедится я не красавиц и никогда им не был, и вы сами видели Эльвиру, и поверти после нашего знакомства я не встречал тех мужчин которые бы не желали стать лобзателями ее немного пухленьких пальчиков. Филипп Павлович тогда первым обратился ко мне, просив подойти, он нас познакомил. И все перевернулось во мне когда та ладонь, нежно коснулась моей руки, и как подметил Филипп Павлович; возжелал, я возжелал иметь и хранить как самою мне дорогую собственность. О, ее глаза это небесные ягоды стыдливо павшие к низу в которых отблескивали созвездия дракона и большой медведицы, мы тогда мало о чем говорили, и Филипп Павлович нам не мешал просто наслаждаться друг другом, мы несколько минут слушали пустоту застывшего словно вязнувшего стекла тишины зала, то придавались взлетавши в пении души вместе с проигрышами вальсов иль отрывков из творчества Шопена, Баша, Моцарта, в искании своего места среди звездного неба, боясь наступить на какую либо планету. И к сожалению, мы так же тихо и распрощались. Да получив очередное предложение посетить усадьбу, я в полном замешательстве вслед за машиной Эльвиры отбыл  от Филиппа Павловича. Вы не поверите Вадим но мир моей серости и тоски преобразился в новом красочном свете, я много не спал в те первые ночи, много думал и помышлял о владельце такого чудесного имени Эльвира, да совсем не гнушаясь на свою бессонницу, позволявшей моей фантазии раз за разом возвращаться к той незабываемой для меня встрече. Вы знаете ведь ранние когда я замечал поблизости хорошенькую девушку, то я сам себе не позволял ею интересоваться, не позволял отдаться тому волнующему грудь порыву чувств, боясь того что это все бессмысленно и не приведет ни к чему другому кроме огорчению и разочарованию. Но с Эльвирой я не мог себя сдержать, подобная красота истонченной манерности и форм,  мне более не встречалась. И то  что если я снова потерплю поражение, то со мной до конца моих дней останутся те воспоминания с человеком которого я желал и которому предлагал свою жизнь. Но вы сами видите Вадим этому не суждено было случится, Эльвира стала моей, но об этом немного потом. Ровно через неделю я снова удосужился своим посещением побывать у Филиппа Павловича, и мне не верилось что я встречу мое очарование, но я надеялся, и само провидение мне помогало. Послушный управляющий меня проводил в небольшую тайную комнату, с каминном который и насыщал ало-красным светом добрую половину помещения, тут присутствовал и Филипп Павлович, слабо покачивавшийся во кресле качалке, укрытый чуть ли не под самое горло клетчатым пледом с чудными светло сизоватыми кисточками по всей его прямоугольной границе. Эльвира как раз была у него ног, присев и подобрав под себя свое сероватое платье, ловко управлялась с поленцами, бросавши на жаркие угли да поправляя их крючковатой кочергой, выстраивая на горячих рубинах пламенеющих россыпей крохотную пирамиду из рубленого дерева. За видав меня Филипп Павлович возрадовался моему приходу, он начал фастливо приукрашать мою личность всяко выдуманными достоинствами расхваливая перед нею, при этом весело поглядывал с искоса то на меня, то на нее. Пристыжен славными речами я было начал перечить но заметил что это тешит не только Филиппа Павловича но и мою даму, что тихо посмеиваясь на сторону пугаясь открытости изредка поглядывала на меня, а я напротив даже начал подыгрывать, озвучивая с пафосом важного человека с заслугами, о прошедших делах соткавшие в нелегком труде звано перед ими  присутствовавшего в этом статусе важного мужчины. Мы все смеялись, моя шутка удалась и всем было весело, особенно тогда когда я осмеял свой сан доктора филологических наук, практично получившего за труд что был прочитан лишь четырьмя людьми, бывшие в членах госкомиссии, состоявшей из моих хороших друзей да знакомых отдавших мне заслуженный почет да надбавку к зарплате. А хотя по сути Вадим я ведь ни один год корпел, не досыпая ради тех двух сот исписанных листов бумаги, ну ладно сей час не об этом. В тот вечер я впервые откровенно заговорил с Эльвирой, ее тихий слегка звонкий голосок словно  колокольчиком ложился мне в уши лаская чистым пением, и я замирал когда две аленькие нити губок начинали шевелится подрагивая в улыбке, а что само поразило меня, так те разумные осмысленные речи в которых было и знание и глубина, не походив на обычную болтушку, даму срывавшую остреньким язычком с чердака сознательности, маленькой питчей головки вымыслы от первых попавшихся волнений ума, хотя вы сами заметили что поговорить она любит,-
-Наверное это от скуки,- ни зная зачем опрометчиво выпалил Вадим.
-Может вы и правы, от того что не с кем вести общение, но тогда поверти, мы не скучали, мы проводили незабываемые вечера во стенах дома Филиппа Павловича, а он же скромно сидевший в сторонке с робостью пошатывался во своем кресле, тихо взирал на наши с Эльвирой застенчивые игры да развеселые споры, зачинавшиеся лишь для того что бы изрядно посмеяться да пошалить, пока он с неприметной у краткой для ее не подозвал к себе, и не задал мне отчетливого и решавшего на далее мою судьбу откровенного и прямого вопроса,- профессор посмотрев на Вадима, который отсидел давним давно на плоской доске задницу, то и дело без конца вертелся.
-А почему это вы Александр не делаете Эльвире предложение? И добавил, а ведь Эльвира была бы рада выйти за вас замуж, от услышанного я целиком растерялся, в глазах потемнело, в голове помутилось и наверняка я стал еще более уродлив, хотя куда же еще. Я и не думал о таком счастье, я лишь мечтал о случае подолее продлить наши встречи, и надеялся на очередное проведение благосклонное сведшее опять нас вместе, придаваясь мечтал и мыслил о ней как любящий человек, но я не подпускал ту надежду к себе, что мне будет даровано та сказочная участь прожить в месте всю оставшуюся жизнь с самой красивой, обворожительной, умно воспитанной женщины, которая еще и испытывает симпатию ко мне! И вернувшись обратно к крошечному столику, за которым располагалась она, что-то чертя карандашом на белом листе бумаге, без лишних прелюдий поборов свой стыд я сделал предложение, выйти за меня, в ответ она лишь умилительно улыбнулась, не подымая головы от своей затеи, нескольких сереньких рожиц карикатурно разбросанных на клочке бумаги, на которой из одной, я мог предположить образовалась небольшая дырочка, прокол от карандаша что с хрустом сломался о твердь стола. После она долго смотрела в мои глаза словно пыталась там отыскать что-то лишнее, но кроме мольбы в них ничего и не было. Я сгорал ту долгую, вечную минуту от нетерпения услышать ответ, и она согласилась, и через недели две мы переехали ко мне, не устраивая головокружительных торжеств по этому случаю, заключив брак стали жить да поживать, и так уж почти целых два года,-
Гранев накренившись еще ближе к земле, окончательно затих, словно уставши в полном бессилии впал в забытье. Вадим недопонимая всей сути услышанного, верней того момента который бы так  корено влиял на тот факт, разорвавший его отношения  с Филиппом Павловичам. Он перебирал у себя в голове все сказанное по очереди, повторяя снова и снова, и не находя ни малейшего намека на раздор, таких со слов профессора близких друзей, да закорчившись в глуповатой гримасе пытался наставительно возразить.
-Но послушайте Александр Александрович!- поднявшись со скамейки и выровнявшись напротив на полный рост, вопросительно заложив руки за спину продолжил обращение.
-Со всего того что вы только что поведали, я могу судить со своей малой опытности в этих делах только одно, что у вас нет причин отказывать Филиппу Павловичу, в прихоти хоть иногда видеть вас, я понимаю что каждый человек во праве  поступать так как ему угодно, встречаться с тем или другим, но вы скажите по чему же хоть один раз вы не можете, увидится с старичком, когда и ваша жена того же желает, и заметьте с ваших слов он отыграл не последнюю роль в теперешнем положении для вас, быть уважаемым семьянином да еще с такой обворожительной супругой,-
-Не последнюю роль,- с наголосом повторился профессор несколько раз.
-Не последнюю роль, я вам Вадим не все рассказал, вот так,- и он снова замолчал, сверля дыры мутным взором в земле.
-И что же еще тогда?- Садясь обратно на скамью, переспрашивал Вадим.
- В один из прекрасных вечеров когда моя душа ликовала, от тех незримых наслаждений быть рядом с любимой женщиной, наш можно сказать без связный разговор, обратно вывел к мечтаниям, ну наших юношеских мечтаний,  и по правде говоря ко мне вернулось старое позабытое в мои шестнадцать лет переживание. В те молодые годы мне чудилось что я поет, что в будущем меня ждет карьера писателя, выставлявшегося на суд мировой литературы свои бесценные труды, рассказы, романы, коротенькие фельетоны, а я ведь тогда еще пытался  писать и делал заметки, мне хотелось для пробы моих сил, выместить в бумагу небольшой романчик ну конечно о двух влюбленных молодых людей. Но для свободы в те годы моей разнузданной фантазии желалось взять сюжет, какой-то фантастический невообразимо космической  истории в меж планетном пространстве,  развитой цивилизации, где первым фундаментным камнем их культуры и морали была всепоглощающая, озарением чувств нужда любви, мужчины к женщине и конечно наоборот. И с сарказмом и смешком я открылся Филиппу Павловичу да Эльвире, последняя из которых прильнув ко мне с нежностью поглаживая плече, вопрошала что бы я обязательно написал такой роман и подарил его ей. На что Филипп Павлович только смеялся, и вот к чему его смех привел! Не придаваясь серьезности поставленной шутливой задачи, озвучивая разнообразными проектами, исходами, неимоверных сюжетов мы начали рассуждая размышлять, строя основной костяк прямиком оживавшего в наших словесных предысториях  еще только выдуманного романчика. Эльвира подобно мне цвела фантазиями малого детища, изобретая чудные названия планете на которой все и происходило, то ломала названия цветов, составляя гуманоидам трогательную сцену, приношения пышного букете лотофилий во знак космо-любви, то придумывала имена главным героям Аде и Инди, и всем было весело пока Филипп Павлович не настоял приписать,  к образно изложенному сюжету, тот их ней вне галактический строй культурно социальной жизни. И я согласился ведь правильно мои герои не могли существовать в вакууме в закупоренной капсуле мигрируя по вселенной, и вот в чем заключалась его идея,- профессор на секунду примолк, пожевав губами смочив их иссохшую поверхность, немного повернувшись к Вадиму начал описание далекого за звездного мира. 
-Их  цивилизация просуществовала ни один миллион лет, сотканные тела с клеток органического вещества дали сохранение своего вида да всего слитого под знаком вопроса жизнь, и блюдя этот кодекс своего безукоризненного проявления во вселенной они сами не понимая того развили уникальные технологии, отвечавшие за их комфортное существование на немалой планете. В общем, имевши полную гармонию и разграниченость в свободе отдельно каждого индивидуума предопределяясь их нем миролюбием и процветанием, без воин, без политики, без разбоя, тщеславия и властолюбия они выстроили свое родную обще планетную идиллию в коммуну, и даже науки которые по нашему ведому есть колесом прогресса, в пике их совершенства стали не нужны, каждый попросту наслаждался жизнью имея все для удовлетворения своих физических и духовных побуждений без границ их него пластичного воображения, и все лишь в заслугу одного  института наблюдавшего да изучавшего их исторический путь, да  занимавшегося только одним вопросом, распространением органических существ в отдаленные места их галактики, к планетам где самая простая клетка могла уцепится за волю своего существования. Ибо их культура ранее не однократно переживала горький опыт своего долгого пути к вечному, не выходившего за рамки двух философских суждений, подкрепленной ни чем другим как самой физиологиею их тел, стремления к покою, и благополучию, выстраивая всеми желанную утопию, и самого банального соперничества в котором рождаются  великие мысли и решения, великие открытия и блага, схожего с чем то наш Дарвинизм, теории естественного отбора, где выживает сильнейший усовершенствовав генотип самой планетной нации, но второе имело место только в жестоком мире не присуще тому о котором мы сами да и они мечтали. И по сути как оказывалось со слов Филиппа Павловича их устраивали условия от оставшегося ранние позабытого прогресса, и нового взгляда в их будущее, сквозь немногие умы их культурной элиты. Да сытность, покой и благоухание вызревшие на протяжении многих сот тысячелетий, вгоняли их порой во дремлющее замирание угасавшего строя, идиллии вечного пребывания во счастье, которая угнетала бдительность каждого их жителей, притупляя их жадное влечение познавать да изучать окружающее, и что самое главное этих двух двигателей внутренней души живого существа, они еще и боялись, просто боясь нарушить гармонию их планетного семейства. Но как упоминав выше потерпев несколько раз подряд полный крах их цивилизации да оказавшись на грани исчезновения, и осознавая что вожделенное замирание во главе венца творения, минуя долгий период бездеятельности, привел к нужде иметь необходимость нового решения, новых взглядов на их развитие даровавшее покой утопизма и сохранявшее беспечность их вида миную кровавый естественный отбор, представившись диковенностью решения. Вот им и был необходим тот единственный институт наблюдений и исследований биологической органики, которую рассылали и селили на меж галактических просторах, создавая новые виды, новые социально сложные структуры, на  ими же заселенных планетах, по мере разумных существ, за которыми они и наблюдали и черпали свои знания.
Они отдавали свои творения во имя космослучая который и играл в тех подопытных великую роль, при этом постоянно наблюдая за их развитием и способами сосуществования, справлявшихся с различными суровостями жестокого мертвого мира, да ловко и умело пользуясь их ним безмерным ненасытным желанием властвовать над ходом пребывания во цвети своего проявления, идя к вершинам безграничного совершенства своего существования. Можно так сказать что целые планетные народы с невиданными технологиями что дались им не дарам, в тихомолвку подкармливались своими творцами не забыв о своем личном пище насыщении, что почти в вечности прибывавших во благах утопического строя, даровались на те добрые нужды что мы называем проверенным работающим новаторством, ставшие нам полезным и защищавшим от не знавшего жалости мироздания, слабою клеточную жизнь такую не долголетнюю для самих первенцев,- 
-Вы знаете, но я мало чего понял в сказанном, но по мне знаком стиль Филиппа Павловича, только вот скажите а куда вы собираетесь в этом романе приткнуть двух влюбленных человечков?- С иронической насмешливой улыбкой спрашивал Вадим.
-В том образно воображаемом институте, были созданы, два генетически с модифицированы одного вида существа, которым пред путешествием к бескрайним просторам звездного неба, была положено, предложена проверка при искусственно созданных условиях во стенах самого заведения, где сами герои будучи  разумными и чувственными, находят свое влечение друг к другу, округлено говоря любовь, ну должны они были бы как-то населять ту далекую планету,- такой немного сменившийся рассказ, верней пересказ идей Филиппа Павловича только начал забавлять Вадима.
-Вы знаете а выходит презабавно, весело, а не скажете имена им были даны, ну вашей женой?- Ухмыляясь, пытаясь шутить и разогнать сумрачность профессора третировал Вадим.
-Да конечно, Адам и Ева, а тот институт на той счастливой планете назывался Рай.
-Ну вы меня и вовсе запутали,- еще не сглаживая улыбки с лица, ответил продолжая бесновать Вадим.
-Какие Адамы, какие планеты, прогрессы и марафонцы в виде народов, которым только и снится как обскакать соседа, какие утопии с вечным блаженством, и что означает ваш рай?-
-Ничего этого молодой человек пока не означает, это обычная выдумка, а рай это лабораторно искусственно обеспеченная атмосфера для испытуемых, для первого теста, перед забросом их на враждебную планету, где бы их историческое развитее стало бы одним из ценнейшим опытом для первых, потому их туда и отправляли!- Отвечал, также входя в бешенство профессор.
-Хорошо, хорошо, ну и по чему же вы тогда не написали этого романчика, о вне планетном строе, о социальной морали прогрессивного соперничества и их следственного беззаботного утопизма, коль Филиппу Павловичу так было угодно, ведь наверняка вы более понятливей меня и знаете что ярлык ошеломляющей буквенной любви, можно влепить в любую форматную рамку, пусть она хоть будет уродлива или в общем явилась для читателя полным бредом, ведь не это надобно ни вам, ни читателям, ни Филиппу Павловичу!- проносом словесного обвала, в конец разорив свой красноречивый лексикон, без сожалений на сказанное, с опалом выразил свое настроение Вадим.
-Вот именно, что ни мне, ни вам и ни кому, и разве вы не понимаете что меня прост просили не,- не обращая на пылкость молодого собеседника не договорил Гранев.
-Не понимаю,-
-Видите, вся эта космо фантасмагория попросту очень хороша что бы остаться в тени от человеческого любопытства, по крайней мере это мое суждение, а значит на задворках твердой каменой нашей человеческой правды, поселит в души обычного обывателя смутные сомнения, загаживая и до того болотисто вязкие устои нашей хлипкой морали, единственно добрых и справедливых людей, мы нарушаем общую гармонию,  ведь вся доброта и справедливость это не более чем порыв тщеславия, с барского плеча бобровую шкуру, тому у которого своя от работы и холода стала грубая и бесчувственна,-
-Ни говорите мне больше ничего, я все равно вас не понимаю, а ваши сравнения меня только в водят в еще большее заблуждение,- продолжал обрывать речи Гранева раздухарившийся Вадим, пытаясь поставить профессора перед фактом обычного каприза, неосмысленного упорства, стоять на своем, так не желая проведать Филиппа Павловича.
Некоторое время они  оба молчали, не зная чего более друг другу сказать, пока Вадиму не закралась разрешающая спор мысль, которая же сразу же и слетела с языка.
-Послушайте, а почему вы так предвзяты, ведь вас то и несиловали к написанию этого романчика? И почему вы думаете что Филипп Павлович обратно будет настаивать на своем, может вы ему нужны для другого, а по случаю можно сказать что взявшись за работу вы разочаровались и не смогли слив соединить свои мысли во слове, а,- успокаивая и наставляя поучал Вадим.
-А знаете еще лучше заявить Филиппу Павловичу что роман написан давным-давно, и как бы не было вам прискорбно со всеми правилами извинений, до класть о горькой разочарованности того кто так желал стать чуть не соавтором предложенной идеи. Одним словом не робейте перед Филиппом Павловичем, а вывалите на него всю эту хрень, с болотом моральной огрубелости мужицкой кожи под бобровой шубой, он такое любит, и поверти мне я вам не лгу, потому как не научился еще,-
Гранев сидел смирно и больше не говорил, только слушал реплики Вадима, так яростно желавшего объединить в месте двух старых друзей, да побыстрей покинуть душный город да окунутся в теплые воды Карибских островов. И так бы выплеснувшиеся стяжание двух душ, сошедшихся во спорных трения продолжали бы в месте маяться, кабы поодаль не показалась в куцоватом аленьком платьице в аккуратненько беленьких туфельках на точеную ножку сама прелестница, с робкой изящной улыбкой и живыми светлыми глазами, подходившая Эльвиры. 
Еще из далека опознав на скамейке Вадима и мужа Александра, она как-то с необычайной мягкостью линий ее стройной фигуры, слабо скомкав свой силуэт, походя более на прятавшегося застыдившегося ребенка намеревавшегося тихо подглядывать за избрано интересным, под ступала со стороны жилого массива. Профессор до самого конца не обращал на ее никакого внимания, один Вадим был в не состоянии оторвать свой взгляд от виновато крадущейся Эльвиры, лаская взор виденной грацией настоящей леди.
-Мальчики вы так далеко забрались, а ты Александр обещал что меня подождешь у парадной, и мы проводим Вадима вместе,-
-Прости дорогая, оно так получилось,- со вздохом посмотрев на жену, вымолвил профессор.
-У меня для тебя хорошая новость дорогая, этот юноша смог мне растолковать мое заблуждение, по которому мы с тобой так отчаянно спорили, я сегодня же сяду и начну свой роман, его сюжет ты приблизительно знаешь, ведь правда он прост и наивен дорогая, и дело стало только за малым оживить наших героев с помощью слова, ложившееся строкой на лист бумаги под ударами печатной машинки, и что бы тебя больше не томить, мы завтра же поедем и навестим Филиппа Павловича, ты рада дорогая?-
Но Эльвира ничего не ответив только ближе подойдя, помотала ручкой словно от растерянности не зная куда ее приткнуть, тихо поблагодарила Вадима, что поднявшись да выровнявшись в полный рост не внемля слов благодарности любовался не земной красотой представшей перед им богини.
-Нет, нет, извините, ничего, оставьте, пустое,- осознавая свое не совсем удобное положение да своего оцепенения перед Эльвирой, начал понемногу увиливая сторонится милой семьи Граневых, отпуская мало приметные поклоны пытаясь скостить свое не совсем элегантное похожее на бегство прощание. «Ничего не скажешь сад придурков, точней рай идиотов, одни сказки об убийствах сочиняют, другой предлагает быть соавтором чужих выдумок, а после отказывается, завидев странную по последствиям подоплеку непонятной истории, воротит носом, лучше задались вопросом а кто это будет читать да смотреть, так как и его пособие будет пригодно только в одном месте, общественной уборне. Вот только не понимаю что такому облезшему цыпленку еще нужно, такая женщина польстилась на любовь а он передней прямиком праведника корчит, а ведь ничего в нем кроме жалкой мнительности и нет,  тряпка, пустое место, и что старик и находит в таких людях, смешно правда.» Колесили мысли перед застывшим образом лица Эльвиры.
«Да и мне посчастливилось в этой жизни хоть раз, быть знакомым с такой женщиной!»
Хмыкнув под нос отдалившись достаточно далеко, остановившись обернулся на минуту отдавшись волшебству женских чар, припав обратно взором к стройной фигуре жены профессора. «А может я еще с ней и увижусь, нужно как-то об этом спросить у Филиппа Павловича,» Обернувшись обратно продолжая мысленную тираду он побрел к машине. «А в общем можно понять Филиппа Павловича, старость скучна, а тут такие, открытые без скудности на слова на излияние своих душевных мук ищущих пристанище под крышей покоя, да сочувственного понимания с покачиванием головы, одобряя судом справедливого человека, приголубливая растроганного бедами мученика прямиком у своих ног, предлагая исплакавшись поделится с ним ушатами горького липкого горя. И все же старики глупы и сварливы, требуя у последних дней вечно юного мира, право считать себя полноценным, хоть и не владетелем его но полноправным участником. Странно но почему люди не помирают тогда когда это им нужно, верней почему они умирают а не уходят, например как старые детские друзья уехавшие в другой город, ты провел с ними множество не забываемого времени, взрастил в себе кучу ценностей и идеалов и делил мир пополам, но когда вы расставались то ты лишь улыбался пожав руку на прощание, выронив коротенькую фразу; мы обязательно встретимся. Понимая ясно что данное обещание только ради приличия детского расставания, отпустив от себя того кто так был тебе дорог, и уже через минуту, ты был обратно счастлив и доволен теплому солнцу на без тучном небе, и ветерку шаля запутавшегося среди пряди твоих волос. М-да, трудно понять тех, которым ты не есть.» Севши в машину да отогнавши поток не совсем потешных мыслей, Вадим сросшись с рулем BMW стал одним целым с механичным конем, куском тяжелого метала, без душным и безмозглым, с визгом рванувши с места на скорости влился в поток, ретиво и нагло таращась на дорогу, встречая светофоры, спешащих прохожих, цветные знаки и плакаты, круживши в веренице обильно живых улиц. 


                10               
-Доброе утро мой друг, доброе утро мир света, мир огня, воды, земли и жизни! Ты рад мой друг что мы снова рождены, что мы снова можем упираться на твердые ноги, слышать, видеть, ощущать и переживать. Ту гармонию чувств вливавшуюся в нас от красоты великого и теплого явленья, что так во смелости предстает перед нами, великого солнца любимой звезды, оживавшее вместе с нами,-
Вестник изобилуя красоту предутреннего чеса, не отрывал своего взора от зажигавшегося горизонта, где уже толстой золотой нитью брюзжал рассвет, а его другу еще темноватой тенью, шурша росистыми стебельками высокой травы, лениво таился за кустом дикой розы высоко и разложисто взросшей над теплым летним лугом.
-Мой друг, сегодня мы уйдем от этих красот, позабыв о лени мы снова спустимся к мечтам, простых делам обычных людей, что почему-то свою прожитую жизнь с воли других называют грешной, а грех их всего лишь нелюбовь того кто с их же слов называется великим и единственным творцом, создавший их, да и все что есть на земле и вне ее.
А мы с тобой мой друг грешны?-
И взблеснув во свете яркой искрой, Вестник исчез с не истоптанного луга, позволив лишь одному ветру вольничать среди девственных красот нетронутой природы. Они в чудесный способ перенеслись туда где никогда не  утихавший гул машин все время соревнуется с ревучим воем силы взбурлившей в пене воды, полноводной реки. Огромный белый мост растянувшись бетонной лентой связывал два берега огромного мегаполиса, в рукотворном творении соединяя так два разрозненных участка суши.
-И вот снова перед нами мир культуры, в красоте слова изысканной величественности дум первых и рук последних. Ты посмотри мой друг внизу, в нескольких метрах вода быстрой реки а под нами твердо, и кажется мы куда-то плывем, и весь город вместе снами, и правда ни что не стоит на месте, ни что не замирает, река стремится к морю к обильному покою, а город! А город к совершенству, к величию выросшего к небесам в трудах его народа, что с самого утра под свет звезды слагают в страной форме камни, среди излюбовавшегося ими пустыря, так возвышая дома и свои по царски  отделанные  жилища. Так создавая свои грешные маленькие мирки, без воздуха в пили, без света уродливые склепы. Так не справедливо смыкавшие их в теснящих квартирных стенах, без жажды насквозь проломить пространство дали. И что такое даль? В прискорбности сужденья иметь в жизненной длине близкие границы, границы стены, соседнего двора, границы главного проспекта,  твердого стекла окна удушливой комнаты, границы боли и вины греха.-
 
Вестник тихо смолкнув, опустив свою руку нежно поглаживал прижавшегося к его ноге четвероного друге, что немного оробев от высоты и бурлящей в низу воды, жался в покорности к своему хозяину.
-А мы с тобой мой друг грешны? Имея свой рубеж, не знавши боле неба!-

Следующий день, верней его вторая половина имела не малое значение для Вадима, первым он желал оценить свой капитал, высветившийся на экране банкомата много численной сумой, сумевшей забить дух его обладателя, который сквозь комок в горле, радостно прошипел своему электронному другу теплую бдагодарность, попутно так же не забывая о уважении к Граневу Александру Александровичу, да Филиппу Павловичу щедрому меценату, ну и конечно  себя, громко во все полное горло озвучил исковерканную фразу из библии.
-По делам ему и награда,- так подразумевая свое удачное похождение к доктору филологических наук, который по видимо все же желал исполнил обещанное, посетив загородный дом старого во старости товарища. Во вторых не теряя доброго настроения и того слегка зудящего раздраженного состояния возжелания и восхваления, после вчерашнего общения с шикарной дамой спешил к Натали, в благосклонном посещении возложить на алтарь женской груди свою покорную голову, да составить на вечер с ней пару, под руки отправившись на встречу с Игорем Дмитриевичем. Натали и правда несколько дней сряду искала встречи с ним, периодически названивая да донимая Алексея, что не стесняясь ее общества, только и успокаивал юную леди.
Ему еще приходило в голову, мало утешительная забота о формальности предстоявшей поездки.
«Ведь не соседняя губерния а где то посреди океана, по крайней мере нужно хоть на первый случай загранпаспорт,» помышлялось ему о предстоящей бумажной волоките которую нужно было решить в короткие сроки.
«А еще все обнародовать, получить согласие родителей Натали на поездку и обсудить все представшие тонкости путешествия с ней и Игорем Дмитриевичем, который может во трезвом виде, и отрицать свое причастие к данному обещанию среди стен миранжоли.» И на все это, Вадим горделиво посмеявшись над своими фантазиями о Карибских островах и измышляя по делу предстоящего отдых, пафосно озвучил окончательный приговор.
-Да если и ничего и не выйдет, тогда я сам отправлюсь куда захочу, теперь у меня денег предостаточно что бы объехать хоть целый свет,- и на этом его спорящие надруги засевшие в черепной коробке затихали, отдавая первенство сладкому ейфоричному состояньицу, млеянья своего самолюбия.
Доставши один из телефонов и пересмотрев входящие звонки, окидая своим за мыленным взглядом, почет славы лучшего парня двора, и те попытки милой черноволосой соседки пытавшейся не однократно дозвонится к нему. Да не промедлив и не растягивая в удовольствии ликования, что за последнюю неделю ему чаще названивали девчонки да с такой обильностью, что не шло в сравнение со всей его прошлой жизни, набрал номер Натали, приложив трубку к уху, замер в ожидании. Гудки недолго донимали его слух, пока первое слово не вылетело с крохотного динамика.
-Ало, вас слушают,-
-Это мы вас слушаем,- с басом густого устрашающего рыка, обозвался в ответ Вадим, в секунду смягчившись да изменив свой тон.
-Привет Натали, не побеспокоил?-
-Да нет, а ты все шутишь?-
-Ага,- эхом отдалось на вопрос, незримой черноволосой девы.
-А вы чем-то заняты?- Переспросила Наташа.
-Был немного занят, но теперь свободен как птица, и думаю а почему мне не позвонить самой стильной, самой продвинутой девчонки нашего дома, ну и самой уважаемой мной, и перекинуть пару словечек. Ну рассказывай чего ни будь, Лешку видела, а?- Стой же шуточностью нес бытовую ахинею Вадим.
-Ну нашел о чем спросить,- с ноткой обиды отвечала Наташа.
-Твой друг, а ты спрашиваешь у меня, видела ли. Видела, так обменялись кивками, он же по всей вероятности к тебе шел,-
-Ах да, может быть,- не понимая о чем речь и зачем он спросил о Алексее, входя во враж своего без причинного веселья, срывался в удушливом хохоте.
-Я то чего позвонил, фу ты и совсем позабыл, а ты не знаешь чего мне взбрелось тебе позвонить, поверь было какое-то дело, совсем не могу вспомнить, вот голова, а все эти дела, дела,- кривляясь и придавая важности слову, дела.
-Наверняка я хотел чего-то у тебя спросить, или может взять, занять, переспать, разделить, ну если вы конечно, не будете против,-
-Будете против,- повторилось в отяжелевших рамках женского голоска, пытавшегося понарошку подметить, остренький уголок развивавшейся стремительно беседы, ни о чем и о том же.
-На все есть разумность и ее сторона,- пыталась поумничать Наташа.
-Но у вас мужчин порой разум подминается усердием дела, безумного подвига который только в редких случаях славит своего героя, а в основе это очередная выходка самодура, не понимавшего что творит,-
-Ну ты прям как моя мамаша, не успев развеселится, набрать полноту куража, а тут тебе нравоучения, не хочу я себе такую девчонку, не хочу совсем!- Со смехом добавил Вадим.
На другой стороне молчавшая Натали немного разволновавшись ни зная чего сказать в ответ, и как понимать услышанное, тихо посапывала в трубку. Вадим так же молчал лишь ели слышно похмыкивая накалял представшую ситуацию.
-Не сердись, шутки, но они уже прошли, не сердись,- начав первым, сорвав с себя маску паяца, заговорил со всей вменяемостью рассудительного человека.
-Нам необходимо сегодня решить насчет нашего отдыха, ну среди Карибского моря, и предлагаю встретится вечером, перезвонить Игорю Дмитриевичу, а лучше с ним переговорить с глазу на глаз и выяснить все в точности, твои же родитель будут же не против вашей пропажи на несколько недель с дорогим тебе соседом, ведь вы уже взрослая леди,-
-Взрослый джентльмен, я и раньше говорила, отец будет артачится да только попусту, ни маленькая, и паспорт имею, пусть как хотят,- отвечала не теряя своего достоинства, зацветавший бутон цветка буявший смелым ароматом молодости.
-Наташ но ведь это все не телефонный разговор, давай встретимся ближе к вечеру, часов к восьми а лучше к семи, хорошо,- повторяясь во просьбе переспрашивал Вадим, да получив в ответ размытое но умилительно ласковое согласие, посодействовать его просьбе предстать перед им, во всей ее красе, он увлекся другими аспектами той же проблемы.
Самому Игорю Дмитриевичу, хоть было бы необходимо но сразу же позвонить не насмеливался, робея в одиночку зависти с таким человеком разговор, он и теперь его немного побаивался. Точней после того ночного откровения, не находил в нем ни чего привлекательного для себя, хотя и подозревал во всем том услышанном  только одну лож;
«И в клубе он был таков прост, обычен да натурален, ни чем ни в диковинку.» Но другое не пускавшее Вадима сомнение на луга овеянной чистоты добросердечием мягкого человеческого покоя, разило особым значимым фактом страха да внутреннего беспокойства.
«А ведь он по профессии актер, и может ни такой плохой как о себе говорит.» Такие мало утешительные мысли наводили на другие малоприятные размышления. Ему вдруг показался весь тот разговор под алым сводом с кисточками с ниспадавшими с потолка, клубного заведеньица, полной пустышкой, точней формально признанной порядочностью, этикета двух разнеженных в грязь от наркотиков и дури мужчин, один с которых посчитавши долгом перед другим пригласить последнего, в воображаемое по случаю под воспаленное иллюзорное представление подпитанное кокой, путешествие по дальними заморскими странами, возомнив себя на короткий миг  парящей фантазии, самим Колумбом двадцать второго столетия.
Но острые углы его совсем эфемерной головоломки  своих догадок, к сознательному диву воспевали новые аргументы, указывая на знакомство с Филиппом Павловичем, да щедротами первого раздаривавшего свои сокровища на все стороны, на лево и направо.
«А загадочная личность профессора Гранива, что и не упоминал о деньгах, но получил свой презент, по слову говоря натурой, то что желал самого большого, но тогда и Игорю Дмитриевич по желанию следовало  приобрести малый театр, и на своих же подмостках играть главные роли, хотя оно быть режиссером, и снимать самого себя, наверное тоже ничего, все так запутано и непонятно.» Зазвучало  разбивая дознания любопытного ума, выдерживая несколькими внутренними паузами молчания, после чего те же вопросы, те же сомнения, с теми же предположениями  и ответами вновь полонили его голову. Пока его неловкое для самого себя положение не изгнал не ожиданий звонок не забывавшего его друга Алексея, который по своей природе с первых слов, начал жевать, подчвакивая криво гнувшимся ртом, с осторожностью выпуская из себя ни совсем понятные расспроси, и намеки поскорей увидится. При этом давая понять Вадиму, что Алексею чего-то от него очень нужно, и который не знает как об этом спросить, а сам Вадим аж разгорался от удовольствия впервые быть меценатом перед другом, что по части в недалеком прошлом занимал тоже почетное место но для него, вспоминая те моменты что порой стравливало до кончиков скрюченных косточек пальцев гнусного моленья, покорно обязуясь на всю оставшуюся жизни не забыть одолженной доброты, отдаваясь на милость Алексею.
Условившись встретится, сей час же он отправился на улицу к гаражам где ожидал  его чем-то озадаченный Алексей, лицо которого еще из далека показалось угрюмо сердитым, а глаза почему-то стыдившиеся прямого взора бегали не привязано по орбитам, словно искали чего-то для себя подходящего. Вадим также отображал на своем лике почетно важную заинтересованность, представшей проблеме товарища, тершегося у заднего капота своей старенькой колымажки, легко постукивая кулачком по дрожащему металлу крыла.
-Привет,- обозвавшись первым, заговорил Алексей.
-Не помешал, не перебил, может ты был чем то занят,- с предубежденным извинением, заходя с далека словно ощупывая, впал в короткие расспроси Алексей.
-Нет, ты о чем спрашиваешь какие могут быть дела посреди лета, праздник ведь, нужно отдыхать, и если ты позвал меня трудится то ты совсем не щадишь близкого соседа,- пытаясь снять напряжение с помощью шутки, отвечал Вадим.
-Ты прав лето это отдых!- поглядев в небо и растянувши не совсем естественно увеселительную улыбку, а скорей напротив изломанную дугу губ, слезливого Пинокио сквозь слезы пытавшегося выражать горчайшую радость.
-В чем-то проблема, чего нужно? Говори прямо чего случилось, не зря ты такой навьюченный словно ежа проглотил, говори!- Питаясь сразу же вывести все концы на чистую воду, спрашивал Вадим.
-Да что тут говорить, и что тут вилять,- искоробившись всем телом, подобно усовестившемуся лицемеру, сбросив свою ложную шкуру, в один миг не совсем приятного гадливого на вид, вывернувшегося из нутрии перевоплощенного Алексея.
-Денег мне нужно Вадим,- с трудом выдавив и вздохнув с облегчением, пристально посмотрев из под лба на друга. 
-Много?- Переспросив, да переступив с ноги на ногу немного сторонившийся Вадим.
-Много,- повторившись ответил Алексей, тернув нос указательным пальцем, начав объяснение его просьбы.
-Фигня получилась, и все из-за отца я без колес остался,-
-Отец что ли ключи отобрал?- Кивнув на саму машину.
-Нет, хуже, дал ему съездить к приятелю, на рыбалку они что ли собирались, да только не доехали далее пригорода, влетели под Volkswagen , передок вон весь вдребезги, в общем машине кранты,-
-А тот на другой?-
-Да все нормально все живы, все в порядке, пусть теперь отец сам разбирается кто прав кто виноват, и если виноват пусть сам выкручивается, смешно и мою колымагу отреставрировать грозился, да ты сам пойди и посмотри что тут можно сделать, разве на лом сдать, да устроить шикарные поминки по старушке,-
Вадим не стал долго медлить, зашедши на перед где убедившись что машина в действительности была разбита, хотя Алексей и преувеличивал причиненный ущерб от аварии.
-Но кузов же цел!,- приподняв немного, посреди помятый капот, жалостливо заскрипевший от усилия руки.
-И мотор по-моему не сорван с места, ну а радиатор и крыльчатка, ну да и рихтовка передка это ерунда, можно сделать, конечно работы много но отреставрировать получится, хоть после и перекрасить придется,-
-Да может ты Вадим и прав, сделать можно, но согласись оно совсем будет нетто, да и денег придется в класть не мало, проще оно за эти деньги купить что-то новое,- выдержав паузу рассматривая Вадима, исследовавшего место удара смятого метала да побитой фары.
-Ну так ты чего решил?- Спросил не отрываясь от занятия дивится изуродованным передком, Вадим.
-Я уже давно копил на новые колеса, и подсобрал неплохую суму, но ее мало, нужно еще столько же, сколько я имею теперь, и я подумал может ты одолжишь недостающего, а я отдам, обязательно верну, ну до конца этого года, посуди сам немного подмарафечу вот это железо,- неприязненно ткнул ногой в колесо фордика.
-Что-то уже будет, ну еще подзаработаю, да соберу одним словом, а то что отдам, так это безусловно,-
Вадим только покривился, но не злорадной миной улыбкой, отчуждено пытаясь показать что просьба Алексея для него звучит слишком мелочно, и не имеет такого серьезного места для внимания.
-Но если ни очень много, то конечно одолжу,- расторгнув удушливое оцепенение Алексея, заставившее его покраснеть лицом и шеей.
-Семьдесят тысяч наших, сможешь занять?-
-Тебе на когда нужно?- Без лишних трений переспросил Вадим, со всей прямотой обязуещего долга помочь товарищу.
-Ну чем раньше тем лучше, я присмотрел по нету объявление, неплохой вариант, и даже успел созвонится, так поверхностно узнать о предложенной машинке, говорят в хорошем состоянии, ну сам понимаешь смотреть необходимо, на говорят еще чуточку, приврут, так оно с простого жигуленка леопард выйдет.
-Ты прав, конечно поглядеть надо!-
Соглашался с Алексеем Вадим, вышедши из тени затхлой сырости гаража, под слепящее золото еще жарких вечерних лучей солнца. На месте крутнувшись обернувшись лицом к другу, с величавостью жеста мужчины который не любит ждать, откинув голову немного на сторону, на мекал на движение следовать за им.
-Ну чего тогда ждешь, поедем, а то мне сегодня нужно решить некоторые дела,-
На что Алексей словно ручной щенок, обласканный своим хозяином, по пискивая фразами благодарности и рвущегося наружу предшествовавшего торжества, покорно увязался за им следом. 
Не было покоя Алексею, от волнения близившегося счастья быть обладателем новенькой машины, о которой он мечтал на днях, желая загнать во свое стойло да запереть под замок, и долго поглаживать дорогой ключик, сокровенную частицу напоминавшую нежной минуткой о стальном боливаре. Не было покоя и Вадиму, лезшая бессмысленной пеной восхищения им радость за их двоих, ни давала и ему ни на чем сосредоточится, душа его умиротворенно строившая на благодарении сознания своего добросердечного поступка, пела от радушной помощи близкому человеку.
-Еще немного и тебя порвет на клочья, утихомирься хоть на минуту,-
И Алексей с невинной улыбкой замолкал на пару десятков секунд, но тишина оказывалась еще дотошней болтовни, раздухарившегося не на шутку друга, вертевшегося без конца на кожаном кресле ВМW, как бут-то его жалило что-то из нутрии и щетинилось в горле, заставляя подрагивать тупой острячек его кадыка.
И только когда Вадим снял деньги и вручил бесценный сверток дюжины цветастых банкнот, их ситуация немного разрядилась, войдя в сладко зефирестое обсасывание, с помощью блуждавших по голове Алексея представлений, об еще абстрактном приобретении средства скорого передвижения.
А сам Вадим только и поглядывал на свои золотистые часы, что уж давно павши  рубежом к шести, потихоньку незаметно для глаз дрались к отметки семь.
-Послушай Алексей я немного спешу, и не могу разделить более времени, ты извини но мне необходимо подобрать Натали, и отправится к одному человеку на разговор, я подвезу тебя обратно, а ты уж решай сам на далее, хорошо, только не забудь познакомить и меня с ново приобретенным тобой мустангом,- обращаясь Вадим подъезжал к их райончику, заведомо пытаясь отказаться от участи судебного истца, которого уговорами Алексей мог сей час же под данный вечер потащить на разглядины его симпатии, а после к полуночи в роли гостя на пиршество, формально устно обусловленной сделки воздать почет товарищу, в приобретении новеньких колес на банкете благодарения.
-Да нет Вадим коль ты не можешь отправится со мной, да посмотреть чего я желаю прикупить, тогда расстанемся до завтра, и я не спорю, только пообещай что следующий вечер за мной, нужно же проставится за крепость метала, уносящие наши возлюбленные тела в даль дорог, под виз красивых девчонок,-  аллегорией завершил свои стяжания в благодарности Алексей, рассматривая родные каменные пейзажи домов и проезжавшие подворотни близ дорого знакомых мест.
Сама Натали уж давно  красовалась возле  подъезда, ожидая Вадима, остановившегося машиной возле ее беленькой ножки окрашенной красненькими туфельками на низких каблучках. Да еще не отдавшись целиком ее красоте без слов распрощавшись, помяв только друг другу руки отдал на этот день последний почет Алексею, поспешил к по чему-то смутившейся с виду слегка расстроенной избраннице. Без смущений в нежных касаниях подойдя погладил ее открытое плечико, да не зная зачем невольно поцеловал в бледную похолодевшую щечку, тихо почти на ушко просивши присесть на минутку на лавку.
-Я вижу у тебя что-то не ладится? Поссорилась с родителями?-
Такими вопросами еще более вогнав, белое личико во строгость озлобившегося, вздувшихся бугорков заигравших мышц скул.
-Отец заявил что денег на поездку не даст и копейки, а без денег мы и визы не оформим, да и в общем куда можно ехать без средств,-
-Наташ с этого повода нам то и беспокоится  нечего, финансовая сторона это мои заботы, обетом нет смысла и расстраиваться, нам нужно только одно, согласие, но в крайнем случаи примирение, что бы мы не улетели посреди ночи, а на утро по всей стране трубя объявляли о похищении юной несовершеннолетней милейшей девушки,- обняв хрупкий стан, потискав о свое твердое плече утешал без грусти веселый Вадим.
-Даже и нет мысли как нам это все гладко обустроить,- сквозь зубы мямля добавила Наташа, заглянув слабеющим от отчаянья взглядом загнанного растерянного зверька, в глаза Вадима.
-Все у нас получится, можешь не беспокоится, а сей час нам нужно решить вопрос с Игорем Дмитриевичем, послушать что он скажет, не шутка ли все его обещания. И на минутку извини подожди немного, я приоденусь по приличней, пять, не больше да прокатимся, угу,- отозвавшееся протяжным мычанием быстро удалился, скрывшись в парадной соседнего подъезда, откуда через полтора десятка долгих для Натали минут он снова появился, но во своем уже ставшим привычным черном костюме под зеленоватый галстук на белоснежной рубахе. Натали не дожидавшись приглашения считая себя уже хозяйкой сама прошла к ВМW, и приткнув свою беленькую сумочку на заднее сиденье, умостилась спереди, иногда припадая к открытому пространству дверец, косо поглядывая на высившиеся окна своей квартиры, пытаясь рассмотреть за тонкой тюлю, не следит ли за нею отец.
 Не мешкая и не отдаваясь любезностям заняв и свое место у руля Вадим щелкнув замком зажигания, притянуто улыбнувшись к обворожительному пассажиру, тихо двинулся с места но не отъехав далеко, а только пересекши их двор, скрывшись из виду остановился, заглушив слабо слышно буркнувший двигатель.
-Я еще не звонил Игорю Дмитриевичу,- доставая телефон и перелистывая электронную записную книжку, отыскивал нужный номер, с важностью угрюмого лица, потирал кистью лоснившийся после утреннего бритья подбородок, немного зудевший раздраженной кожей.
-Вот,- вылетело знаменателем отыскавшейся необходимой записи, после чего трубка приткнулась к уху хозяина, откинувшегося на спинку мягкого кресла, устремивши взор на желтоватую обивку потолка салона.
-Игорь Дмитриевич добрый вечер, вот хорошо что вы взяли трубку, я вам не звонил несколько дней, я тот молодой человек с которым вы имели возможность повстречаться у Филиппа Павловича, и по ближе узнать друг друга при случае нашего столкновения в заведении клуба миранжоли, я надеюсь вы меня не забыли?-
-Нет конечно, вас зовут Вадим, и с вами была шикарная брюнетка, я прав!- Отвечало с другой стороны веселоватым голоском взрослого мужчины, свободного без лишних притеснений чистого слегка грубого в баритоне тона.
-И вы помните, мы обусловливались с вами встретится, да обсудить ваше предложение по путешествовать островами Карибского моря,- перейдя к тонкой услужливой почитательности промурлыкал в трубку Вадим.
-Об этом можно было бы и не спрашивать я никогда не бросаю слов на ветер, по крайней мере так стараюсь поступать, вы можете ко мне подъехать в любое время, и мы обсудим с вами все детали, и замечу Вадим нам нужно поспешить, видите я уже рассчитывал покинуть нашу столицу уже на следующей недели, а формальностей я так понимаю не мало,-
-Вы правы, совершено правы Игорь Дмитриевич, и если вы не против мы могли бы встретится сегодня вечером,-
-Ну, как вам будет угодно, вы можете подъехать ко мне, или мы можем встретится в другом для вас удобном месте,-
-А как на счет ужина и бутылочки вина, вы не против?- Рассыпавшись всем своим яством, лобзающего льстеца спрашивал Вадим.
-Не откажусь, вы знаете ресторан «Летний букет,» он крошечный тихий и уютный, и там отличные повара, там мы и сможем все обсудить,-
Неведенья предложенного места только смутило Вадима, что начавши немного заикавшись, но сразу взявши свою речь под контроль, сформулировал просьбу более подробно описать маршрут и место нахождение ресторана. Да в конец условившись о встречи и имевши еще немного времени в запасе любящая пара, без долгих помышлений, отправилась немного поблудить по магазинах, приобрести то все по случаю, необходимые принадлежности кочевой жизни, и первым во списке Вадима стоял хороший обильно вместительный чемодан, которого у него то никогда и не было, с причин неимения такой разгульно вольной жизни, да и чего в него улаживать. А сама Натали больше склонялась к мелочам, пляжным одеждам, да средств гигиены и комфорта у моря, капризничая предлагая Вадиму приобрести до воли диковинные игрушки, надувных мячиков, кресел, миниатюрных стаканчиков, и разнообразной дрибидени. На что получив со стороны сильной половины жесткий отпор, веского аргумента о глобальности разветвленных сетей нашей цивилизованной инфраструктуры, настаивая на том что даже в самой глубокой деревушки Гваделупы, имеется все то что она желает с собой тащить через океан, не говоря про то что они будут жить в гостях у Игоря Дмитриевича, который во всех этих побрякушках пляжного  обустройства наверняка купается так же как в водах изобильного  тихого океана. Но все же потратив значительно большую суму Вадимовых денег, и к счастью своим женским сердцем ставши ближе к доброму заботливому любящему мужчине, Натали с неприметным притворством ласковой лисички, всеми своими испещренными эротическими жестами, да коротенькими теплыми словцами, обласкивала млевшего да тлевшего во страсти Вадима, чувствовавший себя но если не султаном, то мужем, имевший во власти не измеримое в богатстве сокровище что так тепло жалось и восхваляло его во славности.
Немного припоздав но вписываясь в рубежи дозволенного, радостно веселившаяся пара, на гвалт своих звонких голосов не замечая своей излишней раскованности в валилась в двери ресторана Летний букет, где и правда подчеркивая летнее название пахло луговыми цветами. Вакуумная тишина с враждебностью встретила молодых людей, невидимой силой заставив их притихнуть и устыдится, пенившегося лезшего с них гула торжества. Небольшая зала с десятком аккуратно и свободно расставленных друг возле друга столов, с изяществом убранных белоснежных скатертей и бархата алых стульев, с чистотой и лишних излишеств интерьера, водворяло слегка напыщенный рационализм и почтения к практицизму всех видимых форм, меблировки, окон и даже той простоты и удобства самих столовых приборов, словно сам хозяин был любителем истории ресторанного дела, и собравший не за одно столетие коллекцию самых желанных удобств и требованных услуг, совокупляя во своем завидении все лучшее с его стороны, не давая клиенту ни куража со стороны золотистых тонов стен, ни благоухания своего самолюбия  от красочности блюд и обслуживавших слуг, нет ничего этого Летний букет, не мог о себе похвастать перед гостями. Это место дарило посетителю только одно, мягко ватное, приятное утяжеление живота, под общее устойчивое впечатление, до полного безмыслия головы, своего не побоюсь сказать само бичевания пере теми кто не посулил себе в удовольствии откушать завтрака иль ужина во стенах приятно скромного уголка.   
-А здесь миленько, и Игоря Дмитриевича по всей вероятности еще нету,- обозвалась оглядывая скользящим взглядом безлюдное помещение Натали.
-Ау, здесь то ко ни будь есть?- Повысив тон к кому ни будь спрятавшемуся где-то в закромах, проходя глубже спрашивал Вадим. На что с глубинки донеслось робеющее с ужимкой низкого голоска, изрядно подобранная для таких случаев со всей радушной вежливостью и почтенностью фраза.
-Добро пожаловать, и пожалуйста извините к вам сей час выйдут, буквально минуточку за которую вы можете выбрать место у столика,-
И правда не успев в ответ Вадим открыть рот, шутливо хмыкнув на странноватое обхождение с гостями, как с немного завешенных золотистыми гардинами дверей выскочил не один а целых два мужчины, первый с которых был молод и щеголял своим белым чистым лицом да русыми чудесно сложенными в аккуратную прическу волосами, немного вертясь на ходу словно давая рассмотреть его лощеный новенький костюм пингвина с белоснежным передником и полотенцем наперевес левой руки. Тут же за которым следовал средних лет по всей вероятности администратор, низенький с кругловатым животом, ясно улыбавшись бледноватыми губами, прямо разглядывая желтоватыми глазами во своих посетителей.
-Мы очень рады, что наше скромное местечко посетила такая прекрасно молодая пара,- с выдержанной риторикой человека знавшего свое дело, а то есть умения бросить пыль в глаза, украшал таким способом предшествовавший ужин.
 Поправляя свой костюм верней трепля полу пиджака уважительно обращался и второй.
-У нас вы сможете по настоящему вкусно поесть, угощаясь самыми обыденными блюдами, которые именно сегодня вам могут показаться совсем экзотическими, ну и конечно у нас всегда есть что-то новенькое,-
-Ведь девиз нашего заведения, свежесть и  мастерство наших поваров, с которым вы, можете обсудить каждое из вами заказанных блюд,-
-И ну безукоризненное обхождение предложенного вам персонала, окружавшие вас уютом и благоухавшей средой в этих стенах ресторана Летний букет,- перехватив инициативу, продолжал описание всех качеств данного места молодой человек, подергивая левой рукой заставляя дрожать ровное с ниспадавшее полотно полотенца.   
-Мы конечно отведаем ваших щей, но у нас здесь договорена встреча с одним важным для нас человеком, имя Игоря Дмитриевича вам о чем-то говорит?-
Маленький с кругловатым животом, весело передернувшись своим шарообразным тельцем, выступил немного вперед, безропотно махнув рукой в размахе направо, при этом переспросив своих гостей.
-А вы так понимать Вадим, а юную леди величать Натали, пожалуйста присаживайтесь вот за этот столик,- указав на отдельный у самого окна немного не похожий на другие стол, чуточку больше и по своему напыщенней, с вазой да роскошным букетом цветов.
-А Игоря Дмитриевича, мы здесь все хорошо знаем,- обозвался молодой с полотенцем, наперевес.
-Да,- повторил низкий, продолжая подтверждать слова коллеги.
-Игорь Дмитриевич бывает у нас очень часто, с друзьями и сам, и у него очень хороший вкус, я бы сказал таких мало, и именно он за полчаса перед вашим приходом перезвонил нам, что бы мы встретили его дорогих гостей, и просил вас занять, если он задержится.-
-И будьте добры, проходите,- молодой человек с нежностью свободной руки элегантно подхватил Натали под локотки, легко подталкивал к указанному месту у окна. Толстенький все по мерно вздувая слегка отвисшие щеки только безмерно болтал.
-По верти, мы не желаем и не будем портить вам аппетита, но предложим хорошенький аперитивчик, так что бы смыть ваши прежние представления о еде, которая стала вам наверняка в обыденность, завтрака, обеда, ужина.-
Присев на слегка жестковатые стулья да облокотившись о белизну плоскости стола в ответ услужливым официантам, с каким-то радостным умилением переглянулись между собой, отпрянувши на несколько десятков секунд за горизонт их розовых грез, где фанфарами ликовал тот час когда самые сокровенные мечты без сознательного детства начинали сбываться, открывшись перед их ними взорами безумной явью.
-Вот ваш и нектар, это вино прошлого века, восемьдесят второго года, в этом году ни мало сортов вин стали величайшими грантами нашего времени, неповторимый аромат, божественный вкус, а цвет растаявшего рубина,-
Черненькая бутылка с ловкостью пухлых ручонок, кругловатого официанта выскочила с серебряного кубка, державшего молодым помощником, тут же протягивавшего полотенце, которым вмиг было снято росу с хрупкого сосуда. Да глухо хлопнувши корковой пробкой, захлебываясь тонким горлышком, изливаясь прозрачно кровавым питьем на коничное дно хрустальных бокалов, стыдливо завизжавши от удара горлышком о тончайшую кайму стекла. Но не успев отпить и пол глотка чудного вина, как входная дверь ресторана Летний букет, тихо взвизгнув оттолкнувшим во внутрь воздухом, пропустила того о ком все это время говорили.
-Игорь Дмитриевич!-
-Игорь Дмитриевич,- выгораживая себя поперек другого, молодой и толстый, бросивши компанию Вадима и Натали, скача в припрыжку, подступая вытанцовывали то на одной то на другой ножке, спеша к дорогому гостью.
-Ой, вы так сегодня хорошо выглядите, эта ваша трех дневная щетина так компанирует вашему лицу, придавая доброй строгости и немного статной вежливости,- торохтел растлеваясь в излишке слизкой льсти толстый. 
-Мы выполнили все как вы просили, и ваши друзья уж вас ожидают, жаркое вот дойдет, и ваши любимые карасики в сметане распаривают последние косточки, ваше слово и мы велим подавать яства к столу,- расхваливал все подряд и ресторан и вкус Игоря Дмитриевича, без запинки словесно раскланивался молодой.
-Здравствуйте Игорь Дмитриевич,- поднявшись с места навстречу подходивши ближе, протягивал руку, с легкой улыбкой вопрошал почтением Вадим.
-Добрый вечер Вадим и Натали, рад снова встретить вас,- отобразив ласковость изогнутых губ, на открытом сурово грузном лике, точней желая казаться в радости знакомства с юной парой, при этом с небрежностью жеста кинув во сторону официанта и администратора рукой, давая понять о их излишней назойливости, что сразу же исчезли словно их и не было.
-Вы заказали ужин?- Ни зная для чего спрашивая, заговорила Наташа.
-А мы уж успели открыть ваше вино,- покрутив тоненьким пальчиком у горлышка бутылки, поворачивая к себе большие цифры года сбора винограда.
-Тысячу девятьсот восемьдесят второй,- со смехом произнесла нескончаемую для произношения цифру, придавая шутливой важности самому возрасту напитку.
-Пожалуйста, пожалуйста Натали, если вы хотите то мы возьмем еще  одну,- отвечал тем же не поддельным веселым безвинного шутовства Игорь Дмитриевич.
-Вы знаете молодые люди, давайте мы с начало поговорим, присаживайтесь Вадим,- кивнув на отставленный пустой стул.
-А после и поужинаем, ведь когда я ем я глух и нем, а точней я имею привычку не разговаривать за едой, ну о чем то важном или значимом, проще о том, что могло бы испортить хорошее с варения моего живота,-
-Я с вами согласен,- весело хмыкнул Вадим потупившись глазами во стол.
-И сам ваш приход,- продолжал Игорь Дмитриевич,
-Гласит о том что вы намерены составить мне компанию в путешествии к Карибским островам, где есть у меня небольшой домик на берегу моря, крохотная яхточка и все необходимое для жизни в пару месяцев. И это здорово что вы едете со мной, мой друг одарил меня отказом, Вадим его знает, по этому с вами мне не будет так грустно, неправда ли Натали?- Жмурясь на единственную даму за столом, спрашивал с ретивостью двусмысленности слов Игорь Дмитриевич.
-А почему это нам должно быть грустно,- обрывая говор, вклинивался Вадим.
-Нам бы вот только решить бумажные вопросы, ведь мы еще неделю назад никуда не планировали уезжать тем более на край света,  да и в общем мы не с тех людей которые имеют кругло годичный случай разъезжать, по близкому да далекому зарубежью, но без околотов, у нас не готовы загранпаспорта,-
-Их у нас совсем нету,- поправила  Натали, отображая и свою участливость в разговоре мужчин. 
-Но у нас есть деньги, и неоспоримое желание увидеть голубые волны, облизывавшие теплые песчаные берега Карибов,- растянувши улыбку и придавши своему лицу какого-то наивного недоумения, выдерживая паузу и давая возможность продолжить Игорю Дмитриевичу, которого так и обсыпало развеселыми искорками, тонувших в одной точки черных зрачков.
-С вами невозможно не согласится, сегодня уж пятница, а я желал покинуть с вами нашу столицу, где-то в среду, или по крайней мере в четверг следующей недели, а за это время вам ни какая соц. инстанция не предоставит паспортов, но на этот случай есть люди, хорошие люди,- Игорь Дмитриевич откинувшись на спинку стула, с расстановкой человека значимого по крайней мере для Вадима и Натали продолжал.
-Вот что мы сделаем, я дам вам адрес одного джентльмена который решит все ваши вопросы, и что бы быть уверенным я перезвоню самолично, и еще для вас будет лучше взявши хлопоты с перелетом на себя, а вам останется лишь собрать чемоданы, пляжные костюмы, ну крем для загара и конечно захватить с собой хорошее расположение духа,-
Вадим и не ожидал от Игоря Дмитриевича ничего другого, только самодовольно хмыкнул в ответ, косясь посмотрел на Натали, что слегка дрожа от волнения да пахнувшего румянца на ее бледные щечки млела от разыгравшегося в ней воображения, представляя себя среди тенистых насаждений высоких пальм, экзотического непохожего ни на что из  наших краев пения птиц, обитающих среди широколистых деревьев.
-Вы извините Игорь Дмитриевич, но наша очаровательная спутница, давним давно видит себя плескавшейся в бурунчиках  тепло голубого бриза, в толще которой пересчитывает морских коньков, зелененьких, красненьких,- коснувшись открытого плеча, Вадим безобидно попытался разбить хрупкие миражи Натали.
-Послушайте а ведь там есть попугаи?- наивным детям, без излишеств на мысль выглядеть глупой, спрашивала у мужчин растерянная во своих мечтах единственная дама.
-Вы знаете Натали, я вам точно не скажу, хоть я и выстроил дом, ну на берегу моря, который я мог только оценить с фотографий полученных от курьера, но есть ли там попугаи мне неизвестно, наверное есть,- не сбавляя шутливого тона, поддерживал атмосферу веселого разговора третировал Игорь Дмитриевич.
-А что знаю точно, так то что там много клубов серфинга, и мы сможем так же с вами разрезать волну вдоль,-
Слегка раскинув руки над столом, вздув немного щеки и губы, отображая шум моря, выказывал своим жестом сложность балансировки на узкой доске, взлетевшей на вершину огромной волны, котившейся на сумасшедшей скорости к огне-желтому берегу. Вадим в ответ только улыбался, добавив лишь своих несколько слов.
-Обязательно покатаемся, а еще займемся дайвенгом, я с детства наслышан красотой коралловых рифов, это так же наверняка было бы интересно,-
Обняв близ сидевшую Натали, притиснув ее пару раз к своему плечу.
-Здорово правда, здорово Натали,- игриво повторялся он.
-Ничего еще более ошеломляющего в моей жизни и не было, если конечно мы и правда улетим за океан,- полу приглушенным голоском обозвалась заалевшаяся слегка в стеснении Наташа.
-Полетим, обязательно полетим, можете не сомневаться,- успокаивающим тоном отвечал Игорь Дмитриевич, ласково с нежностью поглядев на застыдившееся дитя, сгоравшие из нутрии от своих радостных вожделений, близившегося грядущего.
Игорь Дмитриевич наотмашь выкинул руку над головой, так взывая к выглядывавшему с дальнего угла молодому официанту, который в миг ока исчез, и тут же появился предводителем за которым потянулась целая вереница прислуги, возвышая вровень своих плечей серебряные подносы с разнообразными яствами, ложившиеся на стол перед дорогими гостями, да насыщая апетитнейшими запахами носы тех которые предвещали в себе лишь ту минуту когда будет позволено, набросится на всю ту изобильную сытную красоту их стола.
Игорь Дмитриевич не ошибся, во своем высказывании о приличественной искушенной слабости быть без словным перед полной тарелкой, и его радо поддержали Наташа и Вадим, без возможности оторваться уплетая кусок за куском молодой телятины, сира, овощей, рыбы не позволяя своему рту пустовать, и только когда их приятно отяжелевшая сытность пала на еще не тронутые или не совсем доеденные блюда слабо навязчивой презрительностью, их разговор снова нашел свое место. Отсутствие импульсивности во словах теперь отдавалось ваятельной гибкостью речевых фраз пропитанных раздумчивостью человека не имевшего в себе ни каких ограничений перед его близ седевшими собеседниками.   
-А вы и правда Игорь Дмитриевич занимаетесь режиссурой?- Забегав глазками отрывая бокал с вином от вспухлых губ.
-Правда,- коротко ответив и словно пытаясь остановить разговор на предложенную тему, резво поскрипывая вилкой о фарфор тарелки, раздирал остатки тушки форели.
-И у вас есть свои фильмы?- Продолжала зудеть Наташа.
-Еще нет,- срываясь со смехом, ответил бросая на стол приборы, снисходительной добротой потупившись на донимавшее создание.
-Я почти закончил одну из своих работ, осталось всего только до кучи склеить, немного подогнать под рамки принятого, ну и обнародовать, вот я почему и хочу уехать. Нужно немного отдохнуть, так сказать по забыться, ради того чтобы окинуть незамыленным взором мою работу, да без чувств притязаний, к своему любимому взращенному  детищу,  прямо с искренностью своего свежего рассудка так сказать  выразить истинное мнение, дав настоящую оценку тому что я создал, я думаю вы меня понимаете Натали,-
Которая лишь только повела бровью, ретиво продолжала язвить своего собеседника.
-А мне по чему-то думалось что такие профессии, ну связанные с кино, приносят только удовольствие. Ведь сколько вы встречаете людей, знакомитесь, самих актеров, небось сотни с полторы,-
Игорь Дмитриевич лишь улыбался, над невинным предположением молодой дамы, так любопытствовавшей его профессиональным ремеслом.
-А, а, это ж вы отбираете актрис, ну на главные роли, правда так?- Сжавши свое личико и ставши похожей на хитренькую лису, спрашивала Наташа и не дождавшись ответа продолжала болтать.
-Игорь Дмитриевич я никогда конечно не могла быть актрисой, но если бы вы попросили в моем лице отобразить ну там, Елену Прекрасную, или ну, не знаю, чего там сей час в моде, я бы радо согласилась,-
Смеялись все, и Наташа и сам Игорь Дмитриевич, да и Вадим, беспрестанно тискавший осмелевшую до невинных глупостей деву.
-Нет, а вино и вправду очень хорошее, еще бутылочку и можно было бы спеть, Натали бы мы выставили солисткой, а сами бы подпевали,- слова Вадима павшие опрометчиво на совесть дамы, немного пожурили раскрасневшееся личико от хмельного питья, что стыдливо поникши и понимая свое слишком раскованное баловство десятилетней девчушки. Что не может а точней не хочет отказаться в любознательности всего того чего  падало под сферу досягаемого ее влияния, рук, слов, взгляда. Притихнув она вспоминала те по чему-то не очень приятные моменты поучений матушки и старших, которые так гордо навязывали обычное воздержание, с брезгливым равнодушием плоских тупых лиц, называя гордо свои нравоучения солдатской выправкой, чувством такта, которое должно присутствовать с настоящей леди везде и повсюду.
Подозвав молодого официанта, Игорь Дмитриевич попросил листок бумаги, на котором начертал кривым почерком номер телефона и адрес, человека который бы помог решить вопрос с паспортами, повторившись в очередной раз о надежности своего товарища.
-Спасибо вам Игорь Дмитриевич,- благодарил Вадим, продолжая еще порывисто посмеиваться да поглядывать на профиль Натали.
-Мы обязательно свяжемся с Борисом Григорьевым,- прочитав  фамилию с записки.
-Вы только объясните все подробней, что бы не вышло наконец, неприятной мелочной оказии,-
-Хорошо, хорошо,- кивая покорно головой, заверял Вадим, пряча лоскуток бумаги в кармашек своего пиджака.
-Ну тогда все, я вам обязательно позвоню на той недели, где-то во вторник, узнать все ли в порядке,- поднявшись из-за стола Игорь Дмитриевич протянул руку Вадиму, что в ответ привстав и наделал много шума стулом, потрепал кисть своему добродетелью.
-И вам до свидания Натали,- вымолвил имя с необычайной нежностью похожего на обращение отца к малышке любимой дочери, протягивая так же свою руку, на что Наташа не вставая подала слегка обвисшие пальчики, с украдкой улыбнувшись интереснейшему за последнее время знакомому.
Проводив взглядом Игоря Дмитриевича, ребята еще с несколько минут посидев в размышлениях, как им разделить с пользой и удовольствием сходивший сероватыми тенями на город теплый вечер.
-Можно куда-то поехать в клуб, и развлечься,- заерзавшись мягким место на стуле,  смешливо изобразив ломаный современный танец, предлагала Натали.
-Можно, поехать куда-то и зажечь, а можно выехать куда-то загород, и полюбоваться на лоне природы закатом,-
-Как знаешь,- подхватила идею Натали.
-Оно так будет и лучше, алый закат, ароматы луговых цветов, хеппи-энд прошлого века,- продолжала, паря своими тонкими ручонками по воздуху, рисовать диковинное ветреное чудо своей фантазии.
-А может все таки в клуб?- улыбаясь повторился Вадим.
-Нет, нет, и только да, да, загород, ну пожалуйста,- став похожей на ласкающегося котенка вопрошала Натали.
-Ты такая смешная когда выпьешь,-
Обняв свою даму, Вадим кинул рукой в сторону ожидавшего поодаль официанта, что в несколько прыжков занял позу, вежливого слушателя дорогих гостей.
-Вы были правы, и высокое вам благодарение за ужен, все было вкусно, мы обязательно к вам заедем еще,- на что официант с аккуратно сложенными волосами лишь размерено покачивался во знак такой высокой благодарности.
-Но еще не большая просьба, будьте добры, мы бы хотели с собой взять бутылочку такого же вина, восемьдесят второго года и пару фужеров,- изгибая брови с причудой в ожидании на отказ, Вадим поглаживал указательным пальцем свой гладкий подбородок.
-Не могу противоречить вашим желаниям, сей час буквально одну минутку и все будет готово, только вот, вино и бокалы, записать на счет Игоря Дмитриевича, иль вы сами уплатите?-
-Сами,- с наигранной обидой за вопрос, резко ответил Вадим, доставая партмане и придавая себе солидности, бросая в ответ значимый для любого пристойного заведения вопрос.
-Кредитную карту возьмете, или для вас лучше наличными,- выдернув синеватый пластиковый прямоугольник.
-Как вам будет угодно,- смирено ответил молодой служащий, передернув белое полотенце и бережно взявши кредитку.
Обзаведшись небольшим багажом, аккуратно спрятанным в поллетеленовый пакет, Вадим со своей спутницей тепло прощаясь с молодым официантом и выкатившимся кругловатым администратором, быстро покинули стены ресторана Летний букет, где по дороге к машине все еще весело о чем-то бессвязно пересмеивались тесня на широком тротуаре друг друга, радуясь разрезали пространство насыщенного людьми города.
-И ты не боишься, выпивши садится за руль?-
-Нет конечно! Ведь у меня есть ты, а с тобой мне ничего не страшно, и только посмотри на моего боливара, кто нас сможет догнать, когда мы ударим во все колеса,-
На мести перепрыгнув с ноги на ногу с лязгом в липши подошвами коричневых туфлей в топкий асфальт.
-Ну конечно на наших четырех нас никто не догонит, только бы побыстрей с машины вылезть, и наутек, кто куда, и только бы успеть спрятаться,- с ретивостью переисполненного веселья подтрунивала Натали.
-Ну так что в клуб, иль к лесу, речке, лугам?-
-К звездам, хочу видеть чистые звезды!- С аллегорией отвечала Наташа, дожидаясь пока ее кавалер справлялся с дверью машины, предоставляя даме минутную потеху, быть уваженной благородно обходительным мужчиной.
-Мерсси,- пискляво но с теплотой благодарения, выскочило тонким звуком сквозь белый ряд ровных красивых зубов.
-Ля тужур,- не зная что ляпнув, Вадим захлопнул позади умостившейся дамы сердца дверца, трусцой перебежав на противоположную сторону занял свое, водителя, запустив двигатель да переглянувшись со стороны в сторону, нырнул в движущийся поток автомашин.
 Дорога к первому любо обрисованному клочку нетронутой зелени заняла не мало времени, и что бы не со скучать ребята под громкое пения волны FM радио, устроили на ходу совсем безвинную и не к чему не притязательную игру вино пития, с сладкими поцелуями  после каждого высушенного бокала. Их монотонные  с визжанием и грозными окриками разговора об чем-то непонятном для кого-то другого походил более на странную, но по современным стандартам непредсказуемую несуразицу, мотивчиков песенок, подколок с смешливыми глуповатыми выводами совершенства каждого, перед так выразится коротко оскорбленным. И только свежий воздух пахнувшей пустырной земли не по далек от центральной дороги, смог немного отрезвить угорелых от хмеля ребят. Спавшее истерично безумствовавшее веселье обмакнувшееся в прохладу чистого цельного покоя над вечеряя, сковали юные тела, придав лицам отчужденного  благоухания, что перед божеством покорного онемения, созерцали не мигающими глазами закат огромного солнечного диска.
-Вадим,- произнесла Наташа, и замолчала словно испробовала свои слова и их звуки среди такой тишины, пытаясь дотянутся своим слухом к каждому обрывку, тонкого ее голоска отбивавшегося от густо девственной природы.
Вадим хотел было  ответить, но боясь даже пошевелится с осторожностью попытался отставить бутылку с вином, что уронив выпавшую с открытой машины на смятую траву, безмолвно рассматривал ту коротенькую пульсирующую жилку красного ручейка мигом исчезавшего в разрыхленной земле.
-Вадим здесь так тихо, словно мы одни на всем свете,- чуть слышно прошептала Наташа.
-Скоро стемнеет, а сей час еще так красиво, такое большое солнце,- посмотрев в сторону горизонта, про себя говорил Вадим.
-Ты боишься темноты?-
-Нет с тобой мне ничего нестрашно,- позаимствовав недавно произнесенную Вадимом фразу, подсунувшись поближе, Натали склонила свою голову на плече избранника, рассыпав по белой рубахе свои ровно струившиеся пряди черных волос.
 Солнце медленно уходило за верхушки поодаль раскинувшегося лиственного леса, беззвучием насыщая все длинновато жиреющие  тени, крывшие с запада на восток зелень земли. Вадим и Натали также молчали, не нарушая общего порядка природы, и только когда жаркая звезда окончательно канула за нить горизонта их губы заговорили сахарными словами поцелуев, с тихим подрагиванием стона, спазм, кружащего голову удушья, передававших с уст в уста блаженного упоения, разжигая их юные тела в чувственной страсти.

Очередные, подступавшие ближе и ближе, точней в упор выходные, так опрометчиво зацепив и понедельник со вторником, для Вадима прошли не с меньшим буйством угарного отдыха чем и прошлые, гостюя во клубе «Миранжоли,» но теперь со всем достоинством полюбившейся экзотики загородного мира, проводя пару дней на даче у Алексея, обмывая проставленным пойлом, его новенькое приобретение, которое он с гордостью называл; немецким тарантасом. И верно, мерсик с дизельным движком, и его плавно ленивым покачивавшемся на бугорках ходом, напоминал что-то деревянное с колесами, на что брезгуя на отмаши колкостей друзей, сам с лица знатока и водителя со стажем отвечал.
-Нет, машина вам не ванна с пузырьками, и не массажное кресло, в котором можно уснуть, машиной нужно управлять, чувствовать ее,-
На что все только и смеялись да и сам Алексей, не желая обижаться на своих товарищей, подымая новую излитую до краев рюмку, провозглашал тост за тостом, адресованные своей железной любимице.
Да и само разрешение вопроса с поездкой заграницу, документами и родителями Натали, походило более на заведомо запланированное сватовство с оформлением брачного контракта, не похожего ни чем на обычную обыденную неразрешимость которою никогда не берут во внимания и идут на пролом, рассчитывая на тугое чело.
И только когда очнувшись в среду под  обедню, и не понимая где он находится дома или в гостях, Вадим со стоном своего негодования, пеняя в особенности на головную боль, вырвал из себя знаменательную и хорошо известную всем фразу.
-О, так жить нельзя! Надо что-то менять!-
При этом нащупав рядышком под боком что-то мягкое, которое тихо посапывало и поталкивалось слабой ручкой, натягивая на себя одеяло.
-Дома, и эту уже хорошо,-
 Оглядывая предметы своей комнаты, затуманенными ото сна глазами, да не желавшие без боли плавать со стороны в сторону, по линии слабо приоткрытых зениц.
Гробовая тишина за стеной, где по обычаю всегда было шумно, вечно что-то ищущих родителей, гложа не хорошим чувством, дразнило его  злобой в ответ на такое необычное замирание пустоты.
«Никого что ли?» отдалось уже мыслю, заставив ровней сесть на кровать и обхватить крепко руками свой череп, да с трудом сползши с ложе, где без него не имевшего интереса для Вадима остался кто-то или что-то, так еще усердно боровшееся за сон, кроясь в мякоти одеяла так ловко, что было трудно рассмотреть личность спящего. И правда среди чисто убранных комнат его же квартиры, с домашних никого не оказалось. Вгоняя его самого в непонятный ступор и обиду, как бут-то он явившись с края земли не видя родных целую вечность, попал впросак, ожидая застать близких в трепетных рукоплесканиях радуясь его возвращению, разделив свои объятья с ними.
«Хоть и должны,» как казалось самому ему.
 Отхлебнув не в один глоток и не одной чашки шипящей водицы с под крана, обогатив свои внутренности живительной влагой, минералов, железа, и рядом полезных бактерий, тихо присел у окна, и не зная почему порешил добить всю ту отвратную липкую слизость рта, дымком душистой сигаретки, желая в немного просветлевшей голове разобраться с блудившими мутными мыслями и воспоминаниями, которые самостоятельными всплывавшими образами как оказывалось последними пару днями между собой не имели ни какой связи и заворачивались в спиральный до тошный абсурд, размывая и до того туманное сознание.
Полуденное солнце, приятно заигрывало несколькими лучистыми отблесками, по стеклу его окна, а ветерок неистовый баловник, пробиравшийся во внутрь сквозь открытую форточку, потреплевал прозрачную узорестую тюль, что коротким шлейфом свисала с карниза, навеивая превозмогавшее желание побыстрей выйти на улицу, на свежий воздух. Ткнувши окурок сигареты в твердое дно пепельницы, увлекшись быстрым одеванием, шорт, найденной какой-то футболки, да сандалий на босую ногу, Вадим уж запрыгал со ступени на ступень лестничных секций, жаждая поскорей попасть под веянье теплого но свежего ветерка, да не успев выскочить наружу как среди площадки первого этажа, ему преградил дорогу сосед проживавший немного выше, предстарковатый мужчина, горделиво понося везде и повсюду свою прошлую деятельность, службы в рядах милиции, при двух разных строях страны, коммунизма и капитализма, наглашая что при первых и вторых всегда был в почете, при этом повсюду отображая перед своими друзьями, близкими и знакомыми, тот онемевший за многие годы работы в органах лик решительно серьезного человека. Который почему-то теперь, изменив всем своим прошлым традициям одноликой гримасы, расплылся перед Вадимом в слащавой улыбке, распустив веером свои подкрашенные угольные усы, и чуть не тянясь своей морщинистой рукой, вежливо с тоном командного окрика, поприветствовал летевшего навстречу юнца. Вадим  не успев оторопеть от сюрприза, откинувши эхом в ответ пулей вылетел наружу, хлопну громко по себе дверью, да сразу же умерив ход, да заложив руки в карманы, не зная еще куда податься и где приткнутся, остановился посреди продолговатой аллеи описывавшей вытянутым кольцом их дома.
-Здравствуй Вадим!- не поняв откудова, да впервые слышанным голосом донеслось со стороны последнего углового подъезда. Брови сами вспрыгнули на лоб от неожиданности, пронизавши его насквозь озлобленностью, на такое ни чем необязуещее внимание, позади стояла старая подруга матушки, тетка Клава. С самого его детства вхожая в их семейный круг, и частенько баловавшая его сладкими карамельками и припадками шутливых щекотаний его малого тельца, а после рассорившаяся с причин для него не известных да более не посещавшая их дом. При этом впавшие в прямое отчуждение, забытье перед членами его семейства, вернувши при встречи свою рожицу на сторону, неистово фыркая да стараясь обойти по далее своих друзе из прошлого.
-Здравствуйте, тетя Клава,- не стесняясь своей откровенной претензии, резким тоном отдал почет и Вадим, выровнявшись подобно солдату выставляя вздувшуюся грудь вперед, встречал проходившую тетку, которая более не сказав ничего, улыбавшись и заглядывая  в щурившиеся глаза Вадима, прошла мимо свернув с двора, да скрылась среди переулка соседней подворотни.
-И чего им всем от меня надо?- Выразив свои мысли во слух, проведши взглядом старую знакомую, обозвавшаяся к нему впервые за семь, восемь лет.
«Все же куда-то нужно себя приткнуть?» с вырисовавшимся мысленным условием, по далее от человеческого фактора, так притязательно полюбившего о последних днях его существование, да его ни чем не приметную в прошлом личность, Вадим просто желал сбежать. Но никакого подходящего спасительного решения среди пустой головы не могло сыскаться, уповая на твердость точного разрешения его прямого бегства от общества. И как раз умостившись по центру двора на скамеечке под усохше усопшей яблонькой, умерщвленной абстракцией живой природы, да на конец всей душой слившись пришел к плоскенькой тени облезшего ствола деревца благоговейного покоя, омывая свое русое чело свежим воздушным  сквознячком носившимся по открытому пространству двора.
-Добрый день Вадим,-
-Приветствуем лучших из лучших!-   
Кивки болтавшихся голов, взмахи рук с растопыренными пятирьнями, почтенные уклончики и поклончики, полетели в сторону спрятавшегося у всех на виду милейшего юноши, и кто только не посылал своих теплейших приветствий и хвалы молодому здоровью. Некоторых он и не узнавал, некоторых с трудом мог восстановить в памяти, типичных детских друзей, да  уже позабытых обидчиков, и все это могло бы быть для него пустым развлечением, забавой, если бы не тот факт, гложущий последними двумя днями угарно пьяного забытья, а слабые попытки сложить хоть какую-то хронологию событий только раздразнивали псовую гиену, неустанно кусавшую невыносимой болью его голову. И тот страх что в этих позабытых днях, он само лично для всех этих теперь добрых соседей, знакомых и просто неизвестных имел место, и наверняка отчебучил неимоверное представление во своем участии, выставляя себя теперь лишь на смех да обмолвок снисходительного сожаления к его особе, просто угнетал его. Выраставший как гриб стыд и сожаление по самому себе, достойный лучшего чем воображала его не дружелюбная фантазия благородного человека и знаного парня, съедала остатки его самообладания пред мнимым образов представлявшегося им человеком чучелом, пялившего на себя шкуру безвинного кролика, которого единственная составная всей жизни зиждиться на одном, спасительном бегстве.
«Скрыться, драпать!»
Вернувшись обратно домой, с трудом сдерживая припадок, давящий его душу невыносимой зло истощающей истерией, заскочив не раздеваясь в ванную упавши на скользкое дно душевой, пустивши на себя дождистые струи холодной воды, надеялся просветлить свою пустоватую голову, за одно и смыть бурлящий в груди бред, чудесного солнечного июльского дня, который так и язвил своим обыденным ходом, ни чем не предвещая беды, добро-надежными событиями почитаемого все охающего общества своему молодому соседу. Леденящая прохлада холодного душа, заставляла дрожать прозябшее его тело, и немного отрезвив сознание, приводя разбитое тельце и дух в жиденькое, вязко подвешенное состояние примитивной чувственности, которое могло уж о чем-то помышлять, складывая с недавнего происшедшего утреннего представления, в странную но логическую ясность ну не так уж и страшного грядущего. Выдавшись теперь не чем другим как почтительностью черни толпы так и лезшей ему под ноги со своими лизоблюдствами, что в общем всем взятым, Вадим неистовая совал с кабинки душевой уютно забившись в уголку под стенкой, крепко сложенные в руке кукиши и фиги, проявлявшимся образам соседей на мутном стекле перегородки, таким способом вербально заводя новые дружеские отношения с теми что так почетно чтили его семейство множество лет подряд. И только тихое шорканье да тряпичное шуршание одежды, смогло немного потушить костер агонии селившейся в ванной комнате.
-Вадим это ты здесь, ты сам?- Обозвался с коридора голос Натали, кутавшейся в коричнево синей халат, да жавшейся возле стенки коридора.
-С вами, а с кем мне быть,- всполошившись перекрикивая воду, поднявшись да сбрасывая с себя мокрую одежду отвечал Вадим.
-Но ты же с кем-то говорил?- Продолжала настаивать Натали.
-Это я уже не говорю, а заговариваюсь,- выскочив мокрым наружу, объяснялся Вадим.
-И вот что, что за ерунда произошла вчера? Я ничего не помню, где родители? И как мы оказались вместе? И самое главное почему я не могу спокойно выйти во двор, не видя скалившиеся в ухмылках рожи соседей. Натали ты сможешь мне все это объяснить?- Обхватив обеими руками плечики, удивлено испугавшейся избраннице, глядя ей в светлые глаза, он пытался в такой способ разрешить личную дилемму.
-Ты что ни чего не помнишь?- Не доверяя словам Вадима, переспрашивала Наташа.
-Нет,- резко ответив и бросивши даму в коридоре, прошел к себе в комнату.
-Ну ни чего особенного вчера и не случилось, не считая того что ты устроил целый праздник во дворе, был заказан ресторан с питьем едой и музыкантами. Ну и конечно того не большого поползшего слушка по между людей, бут-то мы с тобой заручились, и кольцо у меня от тебя есть, ты же мне позавчера его покупал. И то что наше путешествие есть подарком для молодожен перед свадьбой, и как бы тебе не хотелось но об этом говорят все в округе,- вздув обидчиво вспухшие бледные губы, да откинув с лица волосы, обрисовала ситуацию Наташа, замолчав исподлобья смотря на Вадима зашедшего к себе да развалившись на кремовом кресле подперев руками голову.
-А мы еще едем на эти карибы?- Спрашивал словно у себя Вадим.
-Документы готовы, родители согласны, но а во всем остальном ты хозяин положения,- отвечала с отчетностью молодой жены Наташа.
-Хозяин положения Игорь Дмитриевич!- Поднявшись возразил Вадим.
-От него зависит будем мы у него в гостях или нет, он сделал нам это предложение, не забывай,- отыгрывая в действительности сцену новоиспеченных молодят, Вадим хулил заочно представленную жену.
-Ладно Наташ, позволь мне успокоится, ведь чего хочу узнать, Игорь Дмитриевич нам случайно не звонил вчера?-
-Нет, я думаю ты бы мне сообщил,-
-Хорошо, хорошо,- пересев в соседнее кресло у окна, снова подперев голову рукой устремил свой взор на цвет выгоревшего от неистового жара солнца голубоватого июльского неба, клочком павшее сквозь окно в его комнату. Так позволив Наташе уйти да принять душ, разрешая множество своих рваных мыслей колотившихся в его голове, да в основе походившие на жгучие придирки к самому себе.
«Почему так, а не иначе? Почему сложившихся каких-то коротеньких пару дней, влезло в меня таким боле ощутимым отчаяньем, бессмысленностью и ненужностью, не применимой ни к чему тому, что желалось бы узреть далее, с чем бы хотелось таково жить и обручится. Смешно, и какое может быть замужество, с человеком которого обожал с несколько год подряд, и знал каких-то три недели, а так сказать первые сладчайшие минуты близости проведены в пьяном беспамятстве,»
Вадим косо посмотрел на еще неубранную кровать, злорадно улыбнувшись,  снова обратился к проему окна.
«Женщина нужна только что бы козырять перед друзьями, да что бы не скучать моим двум округлым сущностям, мне и ему. Эльвира вот настоящая женщина, об ней можно думать целыми сутками напролет, неужто и мне попросить об услуге Филиппа Павловича подыскать мне достойную пассию, от которой бы и дух захватывало, отнимало речь, и не позволявшая на себя смотреть выпученными, полезшими на лоб глазами, теряясь от раздора тупости твоей половинки,»
Образ Эльвиры вынырнул ясным ореолом покоя и благоухания, представ живой картинкой перед Вадимом.
«Женщина, зрелая, сочная,» да только не перепало возможности расфантазироваться на полную, смутив его душисто воздушные потуги забыться в мечтах, разрушенных возвращением Натали, обжимавшей тщательно, толстую сотканную в хвост прядь волос зеленоватым полотенцем, что освежено бледно милым личиком поглядывала на своего парня, почему-то загрустившего у окна.
-Может не нужно никуда ехать?-  с мягкостью голоса обратилась к Вадиму.
-Да и здесь оставаться нету сил, так и пропасть можно, со мной никогда такого не было, словно кто-то украл мой вчерашний день, напротив, нужно исчезнуть, испарится убежать, от этих огалделых людей, и чем на дольше тем лучше, ты согласна со мной Натали?-
На что легкая хода поднесла, фигуристый силуэт, ответчику  с нежностью своих касаний водрузив нежные ручки на плечи строгого вопрошателя, легко без особых усилий начав потискивать его твердую шею. 
-Уедем, куда хочешь туда и уедем,- шептала Наташа, пытаясь тревогу будоражащего волнения избранника снять легким массажем.   
Ожидаемый звонок от Игоря Дмитриевича, вселявши радостную надежду на бегство с мира приятелей, друзей и соседей, пришелся на вторую половину дня, точней ближе к вечеру, в котором отдаваясь лаконичному разговору, разрешали все проблемы постылой столичной жизни. Заведомо запланированный вылет должен был бы состоятся в ранние часы утра, а машина от Игоря Дмитриевича должна была подойти к шести, на сборы оставалось не много ни мало чуть больше пол суток. Великолепная по своей чудности новость, на повал сразила ребят, своей как оказывалось не подготовленностью к перелету, заметавшись и забегавшись они суетливо топтались на месте, к вечеру все больше и больше нагнетая тревожную паничность, конечно о своем достоинстве и приличие, которое придется им предоставить на следующий день тем, кто по их суждению недалеко отошли от аборигенов и были способны про эволюционировать в экономическом росте лишь на низкую ступень, сдачи в аренду своих земель заморским чужестранцам, что радо с любовью к диковинкам, не прочь обглодать все то что им было подарено на некоторое время.
Маявшись, Вадим без конца бредил своей состоятельностью, на пока далеких заморских островах, объезжая не успевшие закрыться банки, узнавая об оптимально дешевых финансовых переводах наличных счетов заграницу. А Натали будучи порядочной девой охала и ахала, с той громкостью поющего голоска доносившегося в самые захудалые уголки, доставая самые оглохшие ушные раковины, которым нашептывала по секрету свои тяжбы, по перелету и предстоящему отдыху возле океана, отбивавшиеся в сознании других ничем как самым обычным хвастовством да завистливым сочувствием.
Но все же тот час настал когда широкая ступня Вадима удобно обжимавшая новенькой туфлей ступила на трап самолета, увлекая за собой спутницу руки и сердца, что покорно следовали вдвоем за их гидом Игорем Дмитриевичем, да не стесняясь тонкостей дела, инструктировал созревших   птенцов перед первым вылетом из родного гнезда, при этом шутя подтрунивал над каждым, пытаясь их волнению и ошарашенности от новизны виденного, придать окраски торжества и веселящего в душу восхищения. Перелет был приятен для всей компании, а от высоты виденного и дух совсем захватывало, в ощущении божественной вершинности над теми кто был в низу.
А на другой половине земли не спадавшая кругло годичная жара, да до горечи солоноватый привкус влажного воздуха несшись слабым ветерком со стороны океана радо принимал очередных гостей, что ратазейничали на все красоты теплого климата  со своим вечно зеленым ландшафтом, да пятнами желтых пляжей граничивших с синевой океана уходящего в глубокое небо, вокруг которых красуясь  по одинокими домиками разрастались повсюду куда только дотягивался взор,  вытянутые поселения.
В скорости достигнув окончательно своего места расположения на несколько счастливых недель, под крышей белокаменной вилы в несколько зеленых гектаров раскинувшейся в неподалек побережья, с большим домом, огромным бассейном да дуговидной полосой экзотического сада. Со всеми местными экземплярами флоры и фауны, названия которым ребята еще  и не могли дать, ни диковинным цветам ни красочным мотылькам. Прилежный сторож, а на далее ставши управляющим по хозяйственной части, смуглый метис с черными курчавыми волосами местного виду обитателей, с распростертыми объятьями встречал своих хозяев, при этом заговоривши на чистом русском диалекте, без малейшего намека на ломаный акцент. Весело подбодрил такой чистотой наречий родного языка, рассмешивши на взрыв Вадима и Натали.
-Смотри Наташ и такие славяне бывают, с кудряшками по самые плечи, да цвета мореного ореха,- с улыбкой подшучивал Вадим.
-А вы и правда с континента? Вы конечно не похожи, но говорите так чисто, просто удивительно,- вопрошая с наивной навязчивостью малого ребенка спрашивала Наташа. Но мужчина лишь переступив с ноги на ногу, заставив дрогнуть единственное его одеяние, низких к самым коленям белоснежными и по всей видимости парадными шортами, игриво брякнув пряжкой не застегнутых сандалий расплылся в улыбке, выставив свои белоснежные зубы, без малейшей обиды в голосе ответил на волнующий вопрос гостей.
-Вы в какой-то мере правы, я с континента, но не совсем как вы видите, родился и вырос я по случаю судьбы в краях лугов и снежных зим, но прожить всю жизнь мне вероятно придется здесь на земле моих предков,- еще раз широко улыбнувшись да протянувши свою оливковую слегка суховатую руку.
-И зовут меня, только не смейтесь, Андрей,-
На что Игорь Дмитриевич игнорирую теплоту встречи, пока ребята знакомились с необычайным местным жителем родом с теперь уж далекой родины. Тщательно оглядывал свое теперешнее заморское поместье и когда насытившись вдоволь архитектурным изяществом своего гнездышка, измацав да обнюхав чуть не каждый камешек да кустик, незаметно вернулся обратно к ребятам, отдавши распоряжение вести их в дом, показать им двух этажного красавца, да устроить его и гостей, да не позабыть пригласить на второй день дом работницу и повариху знавшейся на их домашней славянской кухне. На том и было позволено метису Андрею покинуть виллу и заняться выполнением поставленной перед им задачи, что ни как не смутило расторопного управляющего, который вежливо от рекомендовавши удобства каждой комнаты, не придавая шумности огласки своего ухода, испарился с поля зрения самого хозяина и гостей. Разместившись да окончательно обосновавшись по комнатам, друзья без заведомого заговора, хаотичного блудя огромным но замкнутым помещением, любуясь шикарными апартаментами, в один момент сошлись вместе в холе на просторном первом этаже, где удобно умостившись на мягких диванах, не зная как выразить свое волнение от переизбытка внутренней эмоциональности, завели беседу ни о чем, но об каждом.
-А вы вижу Натали уже успели сменить свой стиль одежды, коротенькие шортики, подрезанная маячка,  а замечу у вас молочная белая кожица, не боитесь поджечь свои красоты. Здесь по всей вероятности солнышко не щадить ни кого, видели сами нашего соотечественника Андрея прямиком весь почернел, а был таков как вы, да нет, да нет!-  С ласковым смешком говорил Игорь Дмитриевич.
-Ведь мы сюда и приехали ради этого, зачем же и правда прятаться, надо же будет вернутся на родину загорелыми и красоваться перед друзьями своими оливковыми бюстами, так что же тогда дорогие, будем купаться, загорать и еще раз загорать и купаться,- поднявшись с места Игорь Дмитриевич посмотрел на свои ноги, белые и обутые в сероватые смешноватые по фасону сандалии.
-Но перед тем как наши тела водрузятся в волнующую массу голубой волны тихого океана, предлагаю посетить поселок, здесь неподалеку раскинувшийся возле побережья, да чего-то прикупить, не представляю только чего, мне правда неизвестно чем питается местное население,-
-Мы это обязательно узнаем,- поднявшись с места Вадим посмотрел на его точно такие же сандалии как у Игоря Дмитриевича, подав руку даме приготовившись следовать за им.
-А это не опасно?- Не зная зачем переспросила Натали.
-Наверняка нет, ведь мы для местного островка, что не наесть хлеб,-
-Точней средство для существования,- поддержал мысль Вадим.
-Прибыль, доход,- важно додал Игорь Дмитриевич.
-У них видишь Наташа кроме кокосов и бананов ничего и нет, не говоря конечно о красотах здешних мест, на что и покупаются многие желавшие весело провести время,- поучал Вадим, ту которая подхватив его под руки с ретивой улыбкой в ответ слышанному, покорно шла за своим господином. Посещение местной деревушки и правда выдалось изумительным действием, дома и домишки разных способов и видов ручных архитектурных построек, каменных и деревянных более походили на отростки какой-то объединенной заморской жизни, на длинных и порой в несколько сотен метров пустых улиц, где бар, жилища, разные агентства, учреждения и базарчик, располагались водном месте, зазывавши туристов на обеи стороны  поскорей распрощаться с своими денежками. Еще что удивляло ребят так это неимения а в общем и непонимания местными жителями понятия тыльных дворов, где с нашей славянской традицией увековечиваются наследие прошлого, ну там мотоцикл или сучковато иссохшая груша, посаженая на потеху детишкам полвека назад дедом, ну что-то в этом роде, что было необходимое не так для пользы и процветания наших потуг в нескладной жизни как для разрешения духовных смут обнищавшего сознания, желавшего прятаться во хламе прошлого столетия.
Немного перекусив у первого попавшегося открытого бара ресторана чего-то похожего на курицу, да насытившись сладостью спелого ананаса, ребята не теряя радостного веселья прошли к рядом имевшимся в сотни метров  пляже, раскинувшегося длиной полосой вдоль океана лизавшего голубой чистотой волной белую желтизну песка. Надеясь обмочить ножки да не сетуя на безумие  разыгравшегося духа, с визгами, криками, вздымания струй воды к небу, поплескаться в водах теплого моря. До изнеможения свое тело, растратить всю свою энергию мускул, и в бессилии выползти на берег да пасть в горячий песок, обжечь влажную кожу, да еще при этом на радостях от купания слабым голоском бормоча возлагать хвалу, солнцу, песку, да вода мирским.
-Нет что и не говорите а это наверняка и есть рай,- подтерев несколько соленых капель с бровей, присев да обняв свои колени, обращался к выходившему из морской пучины Игорю Дмитриевичу и Натали, Вадим.
-Неплохо,- с улыбкой отвечал Игорь Дмитриевич.
-А мне казалось что здесь будет немного по сумрачней, а здесь тепло, светло и достаточно уютненько, и самое главное мне казалось здесь будет намного много людней,- поводив по сторонам головой, да остановившись на двух десятках отдыхающих, кинул вперед головой словно приветствовал незнакомцев.
-Карибы, правда же ребята такой славно известный курорт,  а тут я вижу если постараться то можно отыскать уголок где царит покой и тишина, да  не пахнет человеческой суетой.
-Вы правильно подметили, я сам представлял себе целые толпы, что без конца мутят воду, подобно стаду тюленей теснясь на берегу, ну нет мы ошиблись, Игорь Дмитриевич! Можно так сказать вокруг нас чуть ли не пустыня,- отвечал Вадим.
-Ну а это может быть с тех причин что поблизости нет баз для отдыхающих,- пыталась по разумничать среди мужчин Натали, присаживаясь рядышком возле избранника, оставляя по одиноко стоявшего Игоря Дмитриевича, повернувшегося к им спиной да так же вглядывавшегося в глубину бескрайнего горизонта океана.
-А почему вы одни, Игорь Дмитриевич?- Вывалившись не произвольным вопросом, в конце смутившись своей бесцеремонности обозвалась Наташа.
-Вы ошибаетесь Натали, я не один, я с вами,- ответив оглянувшись назад.
-Или вы порешили меня бросить, на этом слабо обитаемом острове?-   
-Нет что вы, без вас мы и домой не попадем,- сводя все к шуточности, засмеялась Наташа.
-Вы знаете Натали у такого человека, точней достаточно взрослого мужчины, могут быть множество причин быть одиноким,-
-Ну назовите тогда хоть одну?- Поддерживая тему откровенностей так спонтанно вышедшая наружу спрашивал и Вадим.
-Ну хотя бы, мне с прелестным полом просто скучно,-
-И у вас никогда ранние не было женщины?- Перебив снова, обращалась Наташа.
-Да по чему же, и то и другое меня не обошло стороной, но я говорю о теперешнем времени и положении, Вадим знает обо мне немного и наверняка меня может понять. Ведь я стал режиссером, и в свою очередь состоятельным человеком совсем недавно, каких-то четыре пять лет назад, а до того я был обычным актером захудалого театра, играл вторые роли и мечтал о счастье, семье, доме, сыне, хорошем автомобили, ну о чем может мечтать молодой парень,-
-А теперь что у вас все по-другому?- Ехидной но с ласковой хитринкой по дружески язвила Наташа.
-По-другому, теперь у меня есть много времени что бы думать, размышлять, и совсем нету времени что бы жить, ведь ранние подобно вам я владел действием, точней я сам являлся проявлением действия, меня куда-то несло я чего-то предвкушал, чего-то изменял и ставал одним из проявлением колеса инертного движения нашего бытия. А теперь я словно выпал, меня словно исключили, и все из-за глупых мыслей, что умертвили мое тело, оставив в нем лишь сгусток сознания, который то и может что созерцать окружающий мир,-
-Но вы же снимаете фильм,- недопонимая сути сказанного, переспрашивал Вадим.
-Да, снимаю, но вот видите, чем ближе тот момент когда мой шедевр предстанет перед взором зрителя, тем меня все больше мучают сомнения, что я и моя работа будем не поняты и неприняты, и не потому что глуп и духовно пуст зритель, а лишь потому что я не смог в каждого из них вложить хоть каплю, хоть песчинку, благоговения и воскрешения в о серевших, сплесневевших, тонких чувств нашей души, которые хоть когда либо могли очнутся ото сна, да чудотворничать на благо самого человека,-
Вадим только в ответ услышанному покорно помотал головой, и еще шире улыбался Игорю Дмитриевичу.
-И все же почему вам неинтересны женщины?-
Вернувшийся снова вопрос смутил Игоря Дмитриевича, придав его лицу утяжеления и какой-то неразрешенности, с которой ему ни как не желалось встречаться.
-Женщины, дамы, леди, они такие разные и такие одинаковые, но ко всем я испытываю только одно чувство, иметь, и ничего другого, и это мне кажется аморальным да гнусным, я не умею дружить с женщинами, а может и не могу, и я множество раз пытался в себе отобразить это чувство, надеясь на цвет талантливости да зоркости умов, парящих в их маленьких кукольных головках, но находил лишь только одно, онемевшее дерево в предожидании весны жаждущие своего плодоношенья. И если быть кратким то когда я пытался в даме рассмотреть что-то интересное, манящего, таинственного, то это сокровенное оказывалось ни чем другим как ее задницей.
-Странное у вас отношение,- обозвалась Натали, поглядев на рядом сидящего Вадима.
-Да, или поиметь,- заключил сам Вадим, опуская завесу темы разговора, которая и взаправду могла вылиться гнусными помоями, что всегда прячут от чисто сервированного стола, укрытого сластолюбивыми потехами желудка и тела.
Окунувшись на прощанье еще раз, омывшись от песка, дружная компания вернулась обратно к поселку где еще поблудив немного от бара до бара, испробовав уйму экзотических жаждоутоляющих напитков, последовала по уже хорошо известному маршруту ведущему к воротам виллы. Радо предоставлявшей своим хозяевам отдых, на возвышенной террасе второго этажа, с двумя пустовавшими столиками и рядом низких шезлонгов из шести штук, на которых можно было бы с удобством, вытянувшись развалится, и с такого  положения млея созерцать красоты рыжеватой алости горизонта над голубым океаном, снисходившего в омут солнечного заката.
-Наверняка это ваша планировка, так хорошо открыт берег и само море, так много пространства что и задохнутся можно, и на ум приходит такое чувство, что если бы я был больше, то мог бы вобрать в себя всю эту жидкую и воздушную субстанцию. Вдохнуть, проглотить, обхватить руками и держать всегда при себе,-
-Не во многом вы ошибаетесь Вадим, мне прислали все эти ракурсы и эскизы построек и такого балкона с видом, куда мы сей час смотрим, еще когда был здесь пустырь, и все мной было облюбовано, и я вижу что удачно, нечего сказать незабываемое зрелище,-
И когда горделивый порыв расторгал последние связи с миром, оставшимся за пределами газообразных воплощений душ, теперь парящих над океаном ласкаясь в желтизне золотистых нитей заката. Будучи в роли единственной женщины среди двух мужчин, Натали на ловкую свою скорую руку, с припасенных в деревне фруктов, сотворила чудный сладкий натюрморт, с ананаса под оранж ошкуренных апельсинов да зеленоватых киви, подхватив корзину с несколькими бутылками вина, поспешила отрезвить и дать снизойти на землю своим порой ручным благодетелям. Растаявшие, поплывшими сознаниями в реально представшей иллюзии, дымчато переливавшйеся перед их ними глазами.
-Мальчики вы не заскучали?- Подойдя поближе тихо обозвалась Наташа, с легкостью расположив все приготовленное на стол, да повернувшись к ребятам, вглядывалась в лица окаменевших мужчинам.
-Мальчики вы так померкли, словно стухший сальный фитилек пред первыми сумерками,-
-Где уж! Ты посмотри каково пространство, ты посмотри каков закат!-
Солнце еще третью купалось в синеве океана, рассыпая свое золото во все стороны, голубой глади. 
-Это тебе не наш пропылившийся из конца в конец, серый, грязный, мегаполис, и не двор, составной которой лежит несколько гектар на семьсот живых людей. А здесь мир без краев, сама можешь поглядеть,- поучал Вадим немного негодуя на претензию дамы и ее безвкусностью перед красотами природы.
-Хм, ну да,- коротким одобрением туго вышло с Натали, что и не собиралась отдавать почет невиданному зрелищу южных стран.
И только когда солнце полностью свалилось за горизонт, мужчины смогли придти в себя, смягчится перед дамой приняв ее к своему вниманию.
-А вас Наташ, я вижу совсем не прельщают чудеса живого мира, вы как настоящая леди, любите торжество, шум, гам современности, изображая из себя цвет культурного изобилия, при этом пожиная плодотворные овации  ваших восхвалителей,-
-Я вас не понимаю Игорь Дмитриевич?- С улыбкой ответила Наташа.
-Да я и сам себя не понимаю, мне хотелось сказать что вы любите внимание и ревниво относитесь к тому кто у вас его крадет,- пояснительно добавлял Игорь Дмитриевич присев рядышком у стола, вытащив с корзины бутылку с вином да принявшись ее раскупоривать.
-Вадим я и правда так плоха?- Отобразив на милом личике трагикомичную пародию к заданному вопросу, Наташа со слезливым взором потупилась на своего избранника.
-Не исправимо,- шутливо заметил Вадим, присев и склонившись ближе обхватив талию своей настоящей леди.
Тенью поползшая черная ночь, медленно омрачала уходящий вечер, не надолго умолкший Игорь Дмитриевич снизав плечами, на вопрос к самому себе.
-Где же в этом доме наружное освещение?-
С отяжелевшей в лени походкой не прощаясь с ребятами надолго побрел туда не зная куда, на поиски крохотных волшебных кнопочек, зажигавших всю элиминацию двора, разбросанную одинокими фигурными столбами вокруг дома. Вадим же в свою очередь пододвинув шезлонг к Натали разглядывал с пристальность ее стан да стройненькие ножки, что немножко подрумянились на солнышке отливаясь свежей розововатостью, при этом порой кратко с коса любовался игривыми искорками ее светлых глаз, ясными очертаниями отблескивавших словно у кошки радужных границ черных зрачков.
-Ты так на меня смотришь?- Выдерживая продолжительное молчание, первая заговорила Наташа.
-Но если бы я на тебя еще и не смотрел,- улыбнувшись отдал свое слове и Вадим.
-Немного странный наш Игорь Дмитриевич, тебе так не кажется?-
-Нет, вовсе нет,-
-Ему не интересно с женщинами,- цитировала со слов, Натали.
-Но он объяснился, о своей аморальности, ведь то что мы чувствуем сей час друг другу  ему постыло, а может быть и надоело. Наверное не все же люди желают иметь отношения покорно следуя влечению интимных близостей, вот он один с них, может благородно, красиво, но чего тут сделаешь,-
-И ты подобно всем во мне видишь только влечение, интимной близости?- Присев да подсунувшись ближе, пыталась разглядеть на лице Вадима, ответ на поставленный вопрос.
-Да конечно, я не против естественного, хочу я вас, уж боле мочи нету!- Скопировал поэтичной строкой, откровенность своего желания, Вадим залился смехом.
-Мерзко такое слышать!- Оборвала Наташа пав на спинку стула головой.
-Вовсе не мерзко а естественно, ведь я не говорю что нам необходимо становится животными, я понимаю это так, что всю знаменательность наших прекрасных чувств к друг дружке, мы должны вести параллельно интригам интимных приключений, неужто нельзя одним подкреплять другое, а Наташ?- 
На что выше упомянутая, лишь ретиво ухмыльнулась, начав выискивать на чуть потемневшем небе первые самые яркие звездочки.
-А мы увидим южный крест?-
Да взвизгнув от неожиданности, приподнявшись да выровнявшись застыла в удивлении от представшего великолепия фасадной иллюминации, разлившейся золотистым светом по всей вилле, изображая разные фигурные облики света, гранича с немения загадочными, ворожащими дух тенистыми уголками, куда по задумке, не досягал луч электрической лампочки. 
-Ты посмотри Вадим мило правда, даже фонари ложатся назем чистым светом звезд,- восторгалась Наташа.
-Правда, куда не глянь вокруг диковинка, настоящий рай,-
Не задолго ночь и вовсе вошла в свои права, за одно вернув где-то долго замешкавшегося Игоря Дмитриевича, что той же отяжелевшей походкой словно усталый, изнеможенный долгой работой, вернулся обратно на террасу второго этажа.
-Здесь больше выходов и входов чем мне думалось, даже потерялся немного,- отрекомендовавши в слух свое замечание, и точнее сказать не присел а пал на кресло возле ребят.
-Вы так надолго пропали, вы не хотите выпить снами?-
-С радостью,- как бут-то оживши, резко отдал согласие единственной даме.
-Наверняка очень дорого стоит этот участок с домом?- Подавая полный бокал вина интересовалась Наташа.
-Наверняка дорого,- с легкой ироничностью покривил Игорь Дмитриевич.
-Вы так ответили словно дом не ваш,- с наивной обиженностью, на то что ее не воспринимают в серьез, продолжала зудеть Наташа.
-Нет, вы меня не правильно поняли, я видите, по так сложившемуся случаю, не знаю сколько за это бунгало возле океана, было уплачено,-
Натали и вовсе от услышанного пришла в исступление, таращась округленными глазенками то на Игоря Дмитриевича, то на Вадима.
-Вы женщины вам нужно всегда объяснять, сначала мне была предложена одна сума, после другая, а еще позже третья, не учитывая бесконечного ряда постоянных малых доплат, поточных премий, ссуд на подачки, могу сказать только одно, много,-
Натали только еще больше смутилась от такого ответа, и без лишних скромностей зевнув себе в ладонь, придавши томной усталости лику кротким движениям, поднявшись со стула и попрощавшись на целую ночь направилась к себе в комнату.
-Ты не пойдешь за ней?- Не смотря на Вадима, обращался Игорь Дмитриевич.
-Разве вы не обручены?-
Но мысли вопрошаемого почему-то не желали касаться реалий, окрылившись они полетели обратно во прошлое недалеких дней, когда он впервые повстречался с женой профессора Гранева, с самой Эльвирой.
-Нет,- сухо отрезав точно недопоняв спрашиваемого.
-Может вы и правы Игорь Дмитриевич что порой мы встречаем таких женщин, которых желаем всем сердцем, душой, яством, и стыдимся перед ней, собой, той не этичности, как вы выразились интимных побуждений, словно бы вы желали только одного быть с ней вместе, не перед кем и не перед чем не обязуясь, не давая клятв, не божась и не ругаясь, просто следовать за своей спутницей, или увлекать ее за собой,-
-А вы друг я вижу хоть и молоды да достаточно обмякли, если это конечно не заученные фразы с популярного романа,-
На услышанное Вадим только тернул свой нос, добавив немного вина в бокал, опрокинул на зад голову устремившись к синему глубокому небу, усеянного странно не по домашнему звездами, пытаясь отыскать знакомые созвездия.
-А вы и правда убивали без причинно людей?-
-Причину, причину оно всегда можно соткать, с нитей нашей заблудшей невменяемости да непонимания мира, в надежде на снисхождение и прощение, ведь мы добры. Но беспричинна ли сама смерть, сколько у нее причин что бы отбирать жизнь, а может это просто веянье, порыв природного круговорота, механизм, постоянно работавшего цикличного возрождения, а смерть не боле чем постовой дворник, вышедший на свою работу перед рассветом, сметая весь лишний сор в помойную яму.-
-Сложно это все. Да мне интересно что же вы увидели в тех глазах, той умирающей женщины, о которой говорили Филиппу Павловичу, взявши изуродовавши ее до рубежа безумного облика предсметрия, да оживив ее сознание, чего желали узнать от человека который заведомо знал что через несколько минут он умрет, так чего же вы увидели в ее глазах?-
-А вам не страшно разговаривать с таким человеком, и на такие темы?- Тихо с настораживающим тоном пытаясь увильнуть, переспрашивал Игорь Дмитриевич.
-Ну вы же не собираетесь устроить где-то здесь на заднем дворике очередную оранжерею, ну там бамбука, кокосовые пальмочки,- как то со злобной смешинкой третировал сарказм товарища, Вадим.
-Я вам не верю вот и все, не могли вы убить, да еще в такой жестокий способ,-
 -А как же по вашему должны выглядеть убийцы или сумасшедшие?- Так же отдаваясь скромному смешку, настаивал Игорь Дмитриевич.
-Ведь жизнь это не блок-бастер, где положительные герои чистенькие, вымытые, выбритые, хорошо одетые, с дорогими тачками, жвачками, а негатив вечно засаленный грязный из топором на перевес, так вы что ли видите добро и зло в этом мире. Да так-то у нас другого  представления и нету,-
-Ну а что же вы увидели в глазах?-
Игорь Дмитриевич ухмыльнувшись, еще шире с легкость отдал ответ.
-Ничего, но кроме конечно того что каждый который умер от моих рук, иль на моих руках, не верил в то что он умирает, и для него все закончено, как бут-то те люди, уже холодные но еще при сознание, разменивали очередной этап своей вечной жизни,- 
-А страх что вы о нем скажете?-
-Ничего, страх присущ тогда, когда есть чего терять, но когда человек осознает свою обреченность, он отсутствует, не имеет смысла в побуждении защитной реакции сохранении своей жизни, любым под павшим под руки способом.-
-А вы в действительности много знаете, еще немного и вы меня заставите поверить  о вашем увлечении, порой выходить на широкую дорогу, да резать кого попало,- с наигранной дрожью в голосе заключил Вадим, надеясь выдавить с Игоря Дмитриевича признания о его пафосе представавшего душегуба.
-Хотите верти, хотите нет Вадим, но для меня это мало что меняет,-   
-Вы ведь Игорь Дмитриевич хорошо знаете Филиппа Павловича?- Пытаясь сменить тему разговора, начинал Вадим.
-Немного по более вашего,-
-Расскажите мне о нем, а то мне только и приходится теряться в догадках,-
-И что именно вы бы хотели знать?- Пытался уточнить Игорь Дмитриевич.
-Да все что возможно,- определил Вадим с интересом рассматривая замявшегося в кресле Игоря Дмитриевича, словно не находившего той базисной точки с которой бы можно было  начать резюме о дорогом для обоих старичке.
-Но я бы начал с того, что Филипп Павлович великая и очень влиятельная персона, и ни тока в нашей стране а и во всем мире, безмерная власть, неизмеримые богатства. Он частенько любит представляться владельцем ряда отельных сетей, разбросанных по Европе, Америке, Азии, хвастаясь многочисленными базами курортных мест, самых живописных уголков нашей планеты, при этом весело добавляя что ли с самолюбивой иронией, о своем любимом увлечении, дарить людям комфорт и удовольствие. Но поверти Вадим это все одна скромность, его влиятельность безгранична, и его единственный товар которым он торгует это способы и методы благоухающей роскоши, удобства для каждого из нас, точней то что восхищает нас, радует, завораживает, начиная от блеска золота и заканчивая сотовой связью, удобно, полезно, как считаем мы, и самое главное в один момент для каждого становившееся жизненно необходимым, он торговец всем тем, за которое обычный простолюдин платит часами своей жизни.-
-Вы говорите так, словно все что нас окружает, является или было ранние в собственности Филиппа Павловича, это же невероятно, и невозможно,- возразил Вадим, веря что подловил друга на явном преувеличении, да с приподнятым подбородком влил в себя пару глотков вина.
-Зачем например бывалому дельцу торговать старым отребьям, когда есть множество купцов желавших купить твой бизнес, да еще вызывавшись сплачивать не мизерные, да по сути большие в целом суды по законному патенту, нет это не нужно, держать при себе в будущем проеденное до дыр корыто. Филипп Павлович и есть тот чародей устраивавший для нас благо, облекая их после в потребности, и где бы в этом мире не появилось чудодейственное проявления пика технологической культуры,  разрешаясь в сладких потехах для человека, к примеру какой-то инструмент для удобства или облегчения, как бут-то увеличивавший час досуга, но к сожалению устремляя нас к противоположному, траты драгоценного времени за станком иль столом, то за всем этим стоит только один человек Филипп Павлович. И вы правы во всем том что нас окружает есть и его заслуга.-
-Но прямиком люцифер воплоти,- не сменяя ноты сарказма, забавлялся Вадим.
-Ему это имя очень подходит, он то и есть цвет нашего совращения, он нам уготавливает соблазн, и мы о нем не знаем не ведаем, а тут по мановению руки, на мировой технологической выставке по борьбе за чистоту окружавшего воздуха, появляются мини автомашинки жуки, удобные,  скоростные, и самое главное работают без бензина, словно на том же чистом воздухе. Да небольшой придаток скромной информации для всех интересующихся о техническом прогрессе данной идеи, что этот мини пикап, первый экземпляр но не последний, и уже через неделю словно по волшебству выросшие заводы где-то в Малайзии, выдают десяти тысячные партии прелестных дорожных жучков, дешевых, доступных, и так необходимых перисечному гражданину, уставшему так дорого платить за бензин и готовому отдать последние копейки, за ту новомодную хрень которая будет двигать его заднее место. И заметь Вадим, никто другой за этим не стоит как сам Филипп Павлович; и что же он в замен желает, своим ярким цветастым стеклышкам так по чему-то манящих взор человека, да вы правильно догадываетесь, оплаты, золота, денег. А что такое деньги для большинства населения нашей планеты, это тот махонький фактик, который склоняет вас к тому что бы вы отдали каждодневно, полноценную активную жизнь во благо того который пожелал поделится тем мизером своего состояния, и мы привыкли называть эту деятельность работой, а когда-то это называли рабством, и разница лишь в том что ранние нас вгоняли в труды с рассвета до заката плетка солдата служившего наместнику, а теперь нас толкает к плодотворному но не для нас труду зависть к соблазну красивых вещей, что словно заговоренные умельцами и мастерами, шепчут мыслями в наших головах о их крайней необходимости, о их сладко притворной радушности, для нашего возвеличенного по мере царствовавшего в горделивости самолюбия. А некоторым по обычаю приходится тратится во своем времени лишь что бы жить, точней выживать, при этом с омерзением относится до того что им подсовывает судьба работяги, котлованная траншея, башенный кран, официант, пол сотни жильцов высотного дома где есть и твоя нора, и все это время, время, их обчисленой жизни в эквивалент одной бумажки. Вот и получается что Филиппу Павловичу за соблазн, удобства и комфорт данные человечеству, каждый обязан уплатить своей жизнью, а коль кому и не угоден такой строй то уж извините, вам и места с нами нет,- разведши руками да прихлопнув в ладони, вывел заключение Игорь Дмитриевич.
-Но одно хорошо, ведь нас все выше сказанное обходит стороной, и как говорится благодаря страшному человеку, а может он и не человек,- без мысли о серьезности в отношению к откровению друга шутя реагировал Вадим.
-Веселитесь, правда веселитесь ведь и вам Филипп Павлович не дал а вручил не оцененный подарок, дайте попробую угадать вы у него также состоите на содержании!-
-Ну наверняка как и вы,- поспешил отдать почесть и Вадим, ответом который немного обескуражил Игоря Дмитриевича.
-Был ранние но не сей час, поверьте деньги в таком доступном количестве не приводят ни к чему хорошему, особенно тому у которого не было заложено с самой колыбели как с ними поступать,-
-Вы хотите сказать, что вы  Игорь Дмитриевич, полностью не зависимы от Филиппа Павловича?-
-Диковатый немного вопрос, никто не имеет зависимость к самому старичку, а ведь все имеют зависимую потребность к его деньгам, мне видите Вадим удалось, верней это Филиппу Павловичу удалось купить за очень большую суму мой фильм,-
Так вы же говорили, что он не окончен?- Ретиво подхватил Вадим.
-Да разница тут какая, готов он, или только в планах сценариста, за столом под рюмку коньяка в гостях у режиссера, это уже можно продать, был бы купец ну и название картины,-
-Ловко, ну вы же все таки закончите картину?-
-Да, а зачем же было тогда начинать,- с натянутым выдохом озаглавил Игорь Дмитриевич.
-Ну ни знаю Игорь Дмитриевич, буду я, или не буду, брать у Филиппа Павловича деньги, но они мне нужны лишь для обустройства нормальной человеческой жизни,-
-А рамки вот этой вашей нормальной человеческой жизни у вас сложены, или они будут всегда расти и расширятся, пока в один момент вы с омерзением к себе, начнете от внутреннего стыда почитать свое свинство?-
-Но почему сразу же и свинства,- весело возразил Вадим.
-От сытности от обильности вашего окружения,- продолжал Игорь Дмитриевич.
-Мало кому дарованные богатства приносят чего-то полезного, в основе такие люди только расточаются на мыслимое и не мыслимое, сменяя мечтательную чистоту их чувств на порочность липко слизкой реальности от которой потом не отмоешься. И я сам Вадим не исключение, большими деньгами нужно учится управлять, ведь они подобны призрачному существу, которое во страхе перед хозяином служат ему, но если дать хоть чуточку слабины, вольности этому темному демону, он и проглотит вас превратив в слепца, раба, мыслившего, действовавшего, ради одного плавного сгорания от лихорадки растраченности себя в потоке банкнотной реки, несшейся сквозь вас.-
-Да не хочу я ни себе, ни кому либо делать плохо, что я какой-то бандит или изверг, судивший кого-то, те деньги которые я позаимствовал с карты лишь облегчили мне жизнь, но я ни только рад но и счастлив, и если бы этих бумажечек не было вдоволь, то мы бы наверняка здесь с вами под южным небом и не разговаривали, наслаждаясь теплым немного влажноватым воздухом, а ведь он этот, Игорь Дмитриевич ветерок с океана немного горчит,-
-Горчит Вадим, все благие намеренья в горечи сопроводят ближние нам,- замысловато ответил Игорь Дмитриевич.
-Ну зачем обратно так, помощь Филиппа Павловича мне только на благо, спасибо ему, а то так бы и прогнивал среди старых трущоб от унылости и серой скуки. Мне порой только одно интересно почему Филипп Павлович проводит именно такую благотворительность, почтив своим вниманием меня, вас, ну может профессора Гранева, который и не упоминал о деньгах и наверняка их и не брал, но получил на много лучше. И вот, какие рубежи доброты у нашего старичка?-
На что внимательно слушавший Игорь Дмитриевич, лишь злорадно ухмыльнувшись, да повел глазами в темень послышавшемуся прибою океана.
-Наверняка уже за полночь, сам океан нам начал нашептывать колыбельную,- вставив эпилог и дразня Вадима, Игорь Дмитриевич пред ожидая накала собеседника решил пояснить.
-Доброта Вадим, она безгранична, чем больше ты будешь брать, тем больше тебе будут давать, а в замен только одно иногда посещать дом Филиппа Павловича, в покорности сгибаясь мягкой спиной перед тем кто поднял вас с грязи, да короновал в князи,-
-Но ведь это несложно,- перебил Вадим.
-И второе вы Вадим спрашиваете, почему вы и я, а какая разница кто, не слаживать же свое накопленное золото в сундук, и закапывать, пусть оно радо идет обратно к тем кто желает за рыжо-желтый блеск расплачиваться своей жизнью, при этом же возвращая по случайной но неминуемой смерти самих лобзателей его руки, тоже золото в сокровищницу своего настоящего и единственного обладателя,-
Вадим только замычал на предложенный ответ, опустив свою голову на грудь, заболтав перед лицом, давно опорожненным бокалом.
-Звучит обидчиво и грустно,-
-Но не избранные же мы,- расхохотавшись на взрыв, Игорь Дмитриевич до того не пускавший на свое лицо и намека веселья.
-Ну с этим не поспоришь,- поддерживал Вадим.
-А вам я вижу нету особой радости с этого знакомства с Филиппом Павловичем, он мне также с самого начала показался немного чем-то обусловливавший к невольничеству, осаждающим, коривший, обращая тебя к необоснованной презрительности,- выдержав любопытную паузу Игорь Дмитриевич добавил.
-Так только по первой, позже вы в него влюбитесь, ну когда вы вместе начнете более близкие отношения, заговорите о сокровенностях, о идеалах, ваших и других, узнаете его помыслы, рассуждения, что словно строятся на тысячелетнем опыте, как бут-то он и в прям жил с самого начала сотворения мира. У него нет вопросов на которые он не мог бы ответить,-
-Ух ты, прям таки!- Дивясь и смеясь выделил Вадим.
-Теперь я буду проще, а то я и не знал, о чем можно было бы повести разговор,-
-Да обо всем, о чем только желаете,- пояснял Игорь Дмитриевич.
-Он только и ждет ваших излияний, и для Филиппа Павловича нет разницы чего вы будете говорить, правду бытовых историй сопряженной с проблемами нашего сосуществования, или розово радужные комедии, пассажи, вашей разгулявшейся фантазии, облаченные в праведность лжи обычных выдумок, главное ко всему нужны ваши чувства, потому как их, он от вас и ждет,-
-Так все же, с садом костей то была просто комедия?- Добавляя в очередной раз спрашивал Вадим, обратно смутившегося Игоря Дмитриевича.
-Как вам будет угодно, но только больше меня об этом не спрашивайте, и не будем говорить на эту тему,-
Вадим лишь смиряясь кивнул в ответ, поникнув взором в черноте горизонта, разорвавшегося молчанием разговора предрекавши свое близкое расставание. Да понимание скорого прощания толкнули Вадима на последний колко острый вопрос, по отношении само выдавшего добротой благодетеля. Подкрепившись остатком вина прямиком из бутылки, поднявшись с кресла и немного покачиваясь от хмеля кружившего голову, с улыбкой разорвал их оцепенение.
-Вы говорили что все то что Филипп Павлович, вносит в окружение человеческого общества для последних становится ни чем другим, как соблазном, тем от чего каждый житель кругленькой планеты не может отказаться, да восхищаясь желает наслаждаться чудотворными новинками с рук старичка, ведь так вы говорили?-
-Так, именно так,- покачивая головой отвечал Игорь Дмитриевич.
-Так потому вы и продали свое еще не созданное до конца творение, что бы иметь сто процентную гарантию, что ваше произведение с рук Филиппа Павловича, набрало статуса эпатажного, головокружительного, гениального произведения, ну нашего кинематографа, завоевав мнение лучшего фильма столетия,-   
Не ответив с предложенного ни на что, да только попросив перенести столь интересную тему на завтра, Игорь Дмитриевич с легкостью  и теплой улыбкой, попрощавшись с Вадимом побрев к себе в комнату, оставив в раздумьях немного охмелевшего юношу, которому лезли в голову только три помысла. Торжественное почитание себя, что он оказался прав, страстные сцены с давно ушедшей и наверняка спавшей Натали, и томных вздыханий, мечтаний о королеве самых сладких грез, Эльвире жене профессора Гранева.
«Ух, и не верится карибы. Приятный человек этот Игорь Дмитриевич, только вот я его немного обидел, пристыдил, а сам же такой, проживаю за подаяние богатого и властного старичка. Ну и пусть, главное что я здесь, что моя жизнь удалась. Теплый ветер, в дали слабо шумит океан, дивный воздух, чудесный дом и пару недель, все в моем распоряжении, солнце, теплые воды, Натали, что наверняка сей час спит, глупая. И почему мне ранние в ней виделось что-то прекрасное обворожительное, ну что ли от того факта ее первенства во всем нашем крохотном дворике, ну одной из красивых дев на  райончике. Нет с ней просто легко, хоть как то ранние знали друг друга, потому у нас наверняка и есть общее, какие-то темы, увлечения. Только вот почему-то теперь когда она не плод моего воображения, а можно так выразится покорная сласть моей постели, она стала чем-то пресным, не вызывавшим во мне ничего кроме долга, почетной службы вести этикет с приглашенной на первое свидание дамой, да одной усталости, безмерной усталости, за которой еще и кроется гнусное разочарование, пошло и противно. Конечно лгать, но ведь эта лож лишь скрашивает дни нашего общения, она то по-моему сама выглядит довольной и счастливой, или она подобно мне живет следственностью прошлых желаний иль напротив, предвещанием розовых вожделений женской мечтательности выйти замуж за юного принца, осыпавшего свою принцесс золотыми лепестками роз с ног до головы, но где же тогда та непосредственность, где же та легкая влюбленность, торжество чувств, от которой стыдливая наивность вспыхивает румянцем на бледно-лунных щеках, та вольность и свобода зарождавшаяся при встречи того, именно того, единственно дорогого тебе человечка.
 О, где мне раздобыть такую женщину, одна такая есть на свете но не про нас!»
Встряхнув пустую бутылку, улыбнувшись темно зеленому сосуду, блеснувшего стеклом искристого света фонарей.
-Достаточно на сегодня, перелет, обустройство на новом месте, достаточно,-    
                11
-Ты посмотри мой друг, как много света в рассевшейся заре, что подымает ореол огня, туманной дымкой зажигая новый день.
Мой друг, мой друг о как смешна та ночь, что сыростью последних бликов в украдку прячется бросая тень от силуэтов. Беги, гони, гони ее, и за тобой она, та пакость, та клякса, что разлучает нас с тобой со светом.
Мой друг какой счастливый наш удел всеутренем слиянье, каков порыв окаменевшей в многие века души, как бут-то мы вот-вот взойдем на небо, для света, для добра, для многих дел что уж сопряжены с искусством чистого творенья, лишая грязи пустоты не впору нашего призванья. Мой друг, мой друг, сегодня весел я, а ты игрив с первыми лучами, что так искрятся на тебе, что разливаясь красят буйную траву и лист деревьев.
Эх жаль увы но  слог теряет силу, и рифма пала на дно хрустального ручья, вгоняя в грудь остатки  трепетного счастья.-
Высоко статная фигура вестника, с просветлевшим в кроткой улыбке лица, в неприметную плавность глаз, следила за игриво скачущим псом, пытавшийся отогнать свою же тень, периодично полаивая   взывая к своему хозяину. Огромное поле дико вольно живущего под небом земли, открывалось в огненном рассвете двум случайным гостям внезапно появившимся не откуда, и чем выше подымалось колесо яркой звезды, тем тише, спокойней, становился четвероногий друг, все чаще подбегая, и тыча своим мокрым носом в холодную руку Вестника.
-Мой друг как много времени мы здесь? И что есть время, когда для нас открыта вечность, и как мы одичали здесь идя на поводу у смерти, взирая в прошлое,  любуясь  неизвестностью грядущих дней, соря прекрасным чистым настоящим, разменивая волю на мусор мнимых ценностей бездушных безделушек. Но это жизнь в величие царя творящего во глупом, не измеримом в глубине тщеславие, что преподносит облик свой к богам, кумирам, идеалов. Для нижних вырастая херувимом которым  даровано служить имея ревность к власти, без человеческим тираном.
Мой друг и мы пойдем под тихий ветер непредсказуемой судьбы, к любимым людям, что в горести, в своем рождении теряли веру и свободу, ища всегда и только для себя, во щедрости и доброте, хозяев, хозяев дня, недели, целой жизни.-

Чей-то смех  вперемешку с трепетным звонко радостным голоском, рассыпавши от спыжености словца и фразы, разбудили на следующее утро Вадима, хорошо выспавшегося и чувствовавшего себя в добром здравии, провести с незабываемым торжеством первый полноценный день у берегов тихого океана. Не ударяясь в тонкости своего наряда, как спал так и встал, и так же помчавшись на чье-то веселье доносившееся из гостиной первого этажа, в еще полусонной любознательности не успев спустится с лестницы, издалека завидел ту диковинку, так шумно всполошившую весь дом, да тут же сам залился смехом срывая живот в коликах хохота. По центру гостиной, ближе к входной двери прячась от света двух больших окон, под кровом сероватой тени стоял управляющий дома Андрей, сменивший свой прежний наряд, шорт и сандалий на лощеный черный костюм. Бабочки к белой рубахе, лакированных туфлей, сизоватых носочков слегка выглядывавших с под немного куцоватых брюк, и на всем этом фоне благородного великолепия статного мулата, его лик извергал величайшую гордость, мужа, солдата, давшего присягу на верность службы своему хозяину, и делу которое он принял наградой за вверенное доверие. Он ни как не стеснялся насмешек Наташи, что прямиком визжала от удовольствия, сипя шутовством над оливковым орлом, напротив Андрей принимал с долгом дамские подколки, он лишь слабо подергивал уголком рта, давая понят что и сам себе также забавен. Сам Вадим не веря подобной перемене бродя вокруг Андрея, подергивая за полу пиджака, словно поправлял и добавляя осанистости  виду не человеку а статуи, смеясь такой невероятной перемени управляющего походившего больше на комедийного актера недавней юности чернокожего Шурика, обласкивал заморского друга анекдотическими пословицами, и только приход Игоря Дмитриевича смог утихомирить двух молодых гостей, так беспардонно тиранившие свою прислугу.
-Андрей вам так удобно? Я прям и не ожидал от вас такого, вы вон моих друзей заморили насмерть, одних то и осталось что ходят вокруг вас да тычут пальцами,-
-В общем, не особенно,- корясь ответил Андрей.
-Тогда снимите свой карнавальный костюм, и спрячьте к цилиндру и трости, да оденьтесь немного попроще. Я не хочу что бы вы расхаживали в одних плавках по дому, ну или по двору, но костюм это лишнее, и вы не забыли пригласить к нам на работу домработницу и хорошую повариху знавшую славянскую кухню?-
Андрей с расторопностью кивнул знаком согласия на вопрос Игоря Дмитриевича, отступив немного назад и крикнув два непонятных для остальных иностранных словца, куда-то в приоткрытые двери ведшие с гостиной коридором на кухню, откудова без промедления появились две особы лет двадцати пяти и тридцати, имея так же на себе стилизованные по профессиям костюмы поварихи да дом работницы, с кротким поклоном отрекомендовавшие себя, первая из которых была целиком в белом, вторая под голубоватый передник располагала коричневым суженым в талии сарафанчиком ниспадавший к голеньким коленкам.
-Мари и Сита, Сита у нас повар, работала в ресторане несколько лет, хорошо понимает русский, но с самой речью плохо,-
Игорь Дмитриевич одобрительно покачал головой, подойдя поближе ткнув пальчиком в передник Марии.
-Вот им такая одежда нужна и необходима, а вам,- повернувшись к Андрею да замотав головой сам разразился хохотом, перейдя на ты.
-Ты Андрей прям клоун на арене малого цирка в этом пиджаке, местных аборигенов наверняка порешил попугать, переоденься и пусть нас ваша Сита удивит хорошим завтраком,- распорядился хозяин дома, обратившись к Натали и Вадиму одной лишь улыбкой, пояснившая сама собой безвинность так неожиданно преобразившегося слуги его дома.
-Да пусть от так весь день ходит, тогда у нас всегда будет причина порезвится!- Обращалась Наташа сразу же ко всем присутствующим одновременно, в очередной раз обескуражив и постыдив Андрея.
-Вы не обижайтесь, но вы в действительности так смешны,- попытавшись оправдаться, и видя что снисхождение к даме и ее баловству застряло где-то между мужской гордость и честью покорной прислуги. Лихо обернувшись вокруг себя на месте, не сказав более ничего, Наташа прошла обратно к себе в комнату, Вадим также стоявший у края лестницы и отдавливая себе бака деревянным резным перилом, вскоре бросив всю чудную компанию, последовал за дамой  сердца, которое ни так страстно учащалось боем к присутствующему любимому человеку, как скорей с унылостью притихало с хитринкой замирало над чувством слизкого обмана, по конечным душевным точкам данного романа, отлунивая ошибкой, прошением быть понятым и в снисхождении отпущенным на волю, от заблудшей души и разума желавшие встретить свою прекрасную деву, только не ту что сей час битой реальностью навязывала свои хоть и трогательные и не совсем остывшие отношения.
Без лишнего стыда и скромности, не дожидаясь приглашения, с полным правом владетеля живой красотой, Вадим прошел к избраннице в светлую просторную комнату, прикрыв плотненько за собой двери, с удобством разкрепощенности тела развалился на ее кровати, напротив инкрустированного золотом роскошного трюмо, заглядывая наискось в зеркало где отражалось и его немного вытянутое лицо, так и разившее в нечаеньи похотливое самодовольство, восхищение за себя и свои дела, так ставшие на пользу одному но очень важному человеку, который именно сей час вертелся на месте, поправляя ниспадавшие без конца черные волосы на бледный лик Натали, что-то приговаривавшей себе под нос с расторопностью упорядывачевая содержимое одного из многих чемоданов, в раздвижной шкаф, спрятанный вровень тыльной стены, дверцы которого ловко отъезжали на сторону, открывая во внутрь глубокую нишу с полочками и рядом пустовавших тремпелей.
-Как вам спалось на новом месте?-
-Не очень,- коротко отрубила Наташа, доставши несколько не понятных по форме для Вадима тряпочек, взявшись их разглядывать словно  никогда  и не видела.
-Здесь же не те часовые пояса, долго не могла уснуть,-
-Мы сами с Игорем засиделись на балконе, заболтались, ты так ушла рано, но здешний ночной воздух нищем не сравним, теперь он словно порыв огня обжигавший твое лицо и ноздри, а в ночь он становится прохладен, мягчает собой, зря ты ушла так рано,-
-Да три бутылки вина, размягчит что угодно,- со вздохом уныния проговорила Наташа.
-Ты на меня сердишься, ни нужно, оставь, и я обязательно должен исправится,- поднявшись подошел к милейшей деве, тратившаяся на пустые занятия слегка мысленно хуля своего парня.
-Я думала ты зайдешь ко мне, я также тебе не позволила скучать,-
-Ну брось Натали, ну неужели тебе нужно объяснять, мы здесь приглашенные, и мы втроем, двое из нас мужчины, и если обделять во внимании Игоря Дмитриевича то выйдет что-то нехорошее,- обхватив сзади открытые плечи поцеловав свободную от волос белую шею, принялся кротко ласкать свою звездочку. Но ребята на этом не остановились отдавшись любовным шалостям, битый час страстно резвились среди скомканных подушек да разбросанных вещей, нагуливая в такой способ хороший аппетит к предложенному ранние завтраку.
И уже с ясными благоухавшими лицами украдкой пряча глаза друг от друга, слегка припарадившись, парой влюбленных, они спустились  к трапезе, стол давно уже был накрыт и горячие щи давно остыли, лишь только индейка еще отблескивала обильно вытопленным жиром.
-Ну это не завтрак, с чашкой чая да бутербродом, если так обжиратся с утра, может и разорвать через месяц,- не совсем лестной похвалой Вадим одарил рядом стоящую и скалившуюся своими жиденьким зубами малого рта Ситу. Игоря Дмитриевича не было видно, ему самому не по нраву выпало такое сытное начало светлого дня, да и Натали сама крутила остреньким носиком, повторявшись одной фразой. 
-Я никогда с утра много не ем, да еще тяжелого и жирного, зачем тогда обет,- возводя высоко брови, искоса поглядывая на Ситу, не отводя взора от окна пытаясь отыскать с наружи куда-то запропастившегося хозяина дома, не спешившего ни к своим гостям ни к столу, за который никто без него и не желал садится. Сам он прогуливался позади дома, среди небольших пальмочек, разговаривая с Андреем что похваливал его же яхту, которую он также ни разу и не видел, стоявшую в ближайшем малом порту, небольшого городка, в несколько километров от их скромного домика, оббивая немного вздутым белоснежным бортом об дрябленький деревянный пирс. Не дождавшись, Вадим и Натали сами вышли под палящие лучи жаркого утреннего солнца, они так и не осмотрев всех деталей поместья прошлого дня, завороженные диковеностью архитектурного дизайна, алей, клумб, сада, фонтанчиков, бассейна, блудили по кругу, переделяя каждой детали особый интерес, напрочь позабыв о причине их появления под ясным небом. В особенности Натали была поражена искуственым лоном чистых вод, вертясь возле бассейна всматривалась в прозрачную жидкость воды, что лишь слегка поверхностью дрожала от легкого ветерка да от ее ножки, что оголившись от босоножек ретиво похлопывала мягкой ступней о гладь, пуская кружки волн, да без конца бубня про себя, снизывая плечиками, вскрикивая, да прищуривая развеселые глазки, без вино поглядывая на Вадима, привлекая его вопросом о возможности самой океанической стихии иметь подобный бирюзовый оттенок светло голубой воды. На что Вадим не замечая девичьих потех терся рядом, возле спаренных фонтанчиков переливавшиеся на солнышки лоскутком цветастой радуги, украшая ореол скульптурок беленьких ангелочков в комичных позах с крошечными арфами, словно танцевавших под теплым дождиком шедшим не с неба к земле, а совсем наоборот снизу к верху.
И почти случайная встреча с Игорем Дмитриевичем, выпала приятной неожиданностью, увенчанной добронравным пожеланием чудесного дня друг для друга. Склонивши своих гостей к новости и вытекавшему на далее разговору о предстоявшей экскурсии к морю, ну не к пляжу а к белобокому мини лайнеру, так давно ожидавший свою команду.
-Доброго дня ребята, вы наверняка нас ищете, завтрак уж давно остыл и все из-за меня, мы с Андреем заболтались, но у нас хорошее предложение,- сделав паузу давая слово ребятам, на что лишь Вадим поспешил заметить что у них вышел не завтрак а пир на весь мир, не совсем здоровой улыбкой подкрепив свою наблюдательность.
-Она хорошая повариха, но наверняка немного перестаралась,-  вступился, за свой персонал Андрей.
-Бывает,- одним словом поставив точку, в данном совсем не уместном притязании Игорь Дмитриевич.
-Послушайте Вадим и Натали мое предложение таково, мы сей час, все же немного перекусим, да рванем на смотрины моего кораблика, тобеж яхты под названием Русалка, такое имя простое и не заурядное, без выдумок. Ну как вы согласны, мы же должны отдыхать у моря!-
-Яхта да это совсем!- Стушевавшись от вырвавшегося визга, да приударив ножкой от восхищения и радости, скромничая, застыдившись Натали отдала сразу же свое согласие.
-Нечего лучше и не представишь, чем прогулку на яхте. Когда нужно собираться?-
-Да ничего не нужно, для этих собираний нужны только мы сами,- добавил Игорь Дмитриевич, кивком головы пригласив всех к дому, где и правда сам опешил от предложенного разнообразия яств к их завтраку. Похвалив Ситу и попросив на долее с утра им подавать горячий чай и кофе в прикуску с чем-то сладеньким, печенюжками, ватрушками, объяснив при этом особенности славянской натуры, встречать начатый день стой же сладостью что и на утреннем столе, не отяжеляя свои желудки перед сытным обедом. И долго не раздумывая попросил свою нисколько не обидевшуюся кухарку, собрать все что было приготовленое в холодные контейнеры, пояснив что они навряд ли  будут обедать дома, так как отправляться на целый день к морю, выйдя на яхте не долгое время в океан. Тут же в гостиной предупредив ребят о незамедлительных сборах, со всеми пляжными принадлежностями с лева от дому у гаража, о котором еще только все догадывались, не зная где он в точности есть. Но не долгие минуты промедления именно привели всех  к месту откуда они должны были бы отправляться к морю.
-У вас еще и кабриолет есть, мечты мои сбываются, всегда хотела прокатится на машине с открытым верхом,- трепеща и не переставая удивляться восторгалась Наташа красненькому леопарду.  Вадим сам торжествовал духом, почесывая себе затылок, маршируя изогнутой дугой возле машины, разглядывая то салон, то исследовал передок, фары, серебристый бампер, при этом сознательно жмуря все время расширявшиеся глаза от красоты элегантного зверя.   
-Игрушек вам не занимать,- вывалилось у него со рта, в адрес приближавшегося Игоря Дмитриевича.
-Да игрушка моя, она меня также заворожила еще вчера вечером, когда я случайно наткнулся на нее в гараже, и сей час у меня есть прямая возможность испробовать этого кота в деле, залезайте быстрее и помчимся навстречу ветру!-
Ощущение скорости, и того что твоя машина режет пространство, ласково скользившего ветерка по твоему лицу трепля волосы и гладя открытую кожу, заставляя каждого от радости взвизгнуть, да перестать служить расчетливой сумбурности взрослой жизни, вернувшись обратно в детство когда еще было позволительно кричать ветру на встречу.
Белая красавица замерев возле причала, горделиво вытянувшись на все тридцать метров, с величием своего блеска встречала своих долгожданных хозяев, которые и вовсе обмерев от видимого, не учитывая самого Игоря Дмитриевича что еще из далека начинал перед другими стыдится своей судоходной малютки, осторонь всхлипывая посмеивался над раскрытыми ртами Натали и Вадима.
-Может мы на вашей Русалочке  в кругосветное путешествие отправимся, с таким корабликом нам может быть и удастся обогнуть землю по экватору,-
-Не пробовал, не пробовал, и с места с рушить не пробовал,- без лишних церемоний, но со смехом отвечал Игорь Дмитриевич.
-А морячки тут имеются, настоящие с фуражками?- Не зная зачем спрашивала Наташа.
На борту и правда юную леди встречали обступив двое настоящих моряков, хотя по форме синеватых шорт и белых маек, без фураже но с низко натянутыми в упор к темным очкам блейзерами. Но зато они в действительности были полноценными членами малой команды, механик моторист, да помощник капитана, важно подступившееся к хозяину судна, слегка потрепав руку Игоря Дмитриевича. И самое удивительное бросавшееся ко взору то что никто из них не походил на темнокожих мулатов местных земель, они и правда хорошо подгорели на жарком солнце, но в кругловатых лицах и русых волосах без словной подсказкой отдавалось славянское происхождение. Натали и совсем расчувствовалась, узнавши что молчаливые мужчины ни откудова а с самой родины, с заученной ностальгией подшутив на тему о как огромна наша раша, и на Карибских островах кого не возьми то рыженькие то беленькие.
 Сам капитан подойдя позже и представившись Владимиром Леонидовичем, еще статным но уже за сорок, хорошо сохранившимся плотно твердым мужчиной, оказался сам из самой столицы, и со всего было видно что он хорошо знаком с Игорем Дмитриевичем, видя себя перед своим хозяином более по товарищески, чем услужливые матросики что подобно флюгеру клонились то туда то обратно, ну куда дул ветер, переменчивого настроения судовладельца.
-Ну как вы тут обустроились Владимир Леонидович, вижу хорошую команду подобрали, а мы к вам на денек погостить с друзьями, Вадим и его дева сердца Натали,-
Со своей стороны капитан, отрекомендовал двух Александров, которые уж поспели подхватить те небольшие контейнеры с едой и сумки с разнообразной пляжной чепухой, скоро оставивши гостей,  понесли к комнатам трюма.
А мы вот сможем Владимир выйти в море, ну так сделать небольшую петлю и обратно?- Спрашивал проходя по ближе к носу судна Игорь Дмитриевич, любуясь своим морским гигантом.
-Увы но это пока невозможно,- без лишних промедлений ответил капитан, смутив на несколько секунд самого вопрошаемого.
-А почему?- Отдавшись, самому невинному вопросу.
-Ваше суденышко не совсем и маленькое, и команде в три человека не будет так легко с ним справится, ну если вы настаиваете то за несколько часов мы можем собрать все и всех необходимых, и выйти к мысу западной стороны острова. Там чудные пейзажи этого теплого климата, плюс подводные коралловые рифы, незабываемый дайвинг, такие красоты подводного мира, прямиком одна неимоверность,- капитан затрепал по воздуху немного поднятой рукой, что должна была придавать его рассказу, о сказочных морских оранжереях более вызывающего интереса и любопытства.
-Подводный мир, и у вас имеются на борту костюмы, баллоны с жатым воздухом?-
Капитан только улыбнулся на услышанное, ответив со своей своенравностью знатока.
-На борту имеются не только костюмы, но и все необходимое для погружения, да еще и миниатюрная станция для поисков морских сокровищ,-
Вадим только замычал, посмотрев слегка пристыженным взором на Наташу.
-И мы в действительности можем найти что ни будь ценное и интересное?- Деликатным вопросом облучив свой облик шармом разумно хитрой девы, любопытствовала Натали.
-Ну не знаю, повезет ли нам поднять  со дна сундук с золотом, иль найти кожаный мешок с африканскими негранеными алмазами, но по трофейчику я вам обещаю, монетку, чайную ложечку,-
-Медный кисет под табак, самого боцмана,- подстрекал Вадим, кивнув в сторону Игоря Дмитриевича, предоставляя последнее слово ему, который немного замявшись, смог излить свое не сложное по смыслу заключение.   
-Ну я думаю нет ничего предосудительного в том что могло нам помешать, отдавшись случаю покорится череде событий, сыпавшиеся такими радостными новинками прямиком нам на голову, за два часа мы соберем остаток команды, так утверждает Владимир Леонидович. И мы сможем выйти в море, да с тех же слов наверняка к вечеру мы достигнем западных рифов. Проведем веселую ночку да целый день в интереснейших поисках серебряников прошедших столетий, и к ночи завтрашнего дня вернемся обратно,- выдержав короткую паузу да оглядев всех присутствующих с вниманием слушавших его слова.
-У вас же капитан имеется все для обустройства, так внезапно свалившихся гостей?-
В ответ Владимир Леонидович согласно кивнул головой, да вежливо попросил удалится, для подготовки яхты выйти к просторам океана, перепоручив своему помощнику Александру, устроить для гостей небольшую экскурсию по верхней и нижней палубам, что без лишней болтовни а только в плане информационного знания обвел перепуганных пассажиров указав на самые глухие места да на элегантные уголки  кораблика русалки; каюты, столовой, нижнего трюма, моторного отсека, да уютной верхней комнатки у мостика, пресыщенной красным бархатом и резьбовой отделкой с черного дерева, такого себе буфетного бара, с большими верхними и боковыми окнами прямиком к небу и морю, что в светлое время дня становились темными и слабо прозрачными, создавая приятную тень.
-Лучше себе и невозможно представить,- выйдя с бара на открытую носовую часть, под теплые лучи солнца млея от роскоши изъяснился Вадим. Да повернувшись назад, подойдя остановившись в дверях, с ласковой улыбкой и безмятежным взглядом поглядел на Наташу, которая так и донимала своими капризами помощника капитана, готовивший ей же апельсиновый коктейль со льдом, да с запинками своего неуверенного говора, словно заведомо пугаясь своих ответов угождал болтовне дамы, что вольно раскинувшейся на кожаном поскрипывавшем кресле, с предвзятой экстравагантностью не давала покоя своим ножкам, то подымала одну гнувши в коленке, то вытягивала не отразимую пару в чистом соблазне, то и в общем выстукивала босоножками хитростную чечеточку. Только одного Игоря Дмитриевича короткая водевильная сценка не затрагивала, скромной самоутвержденной улыбкой наплывавшего забвения, потерявшись где-то в своих мыслях, он созерцал малую волну океана, точней те мириады многочисленных искорок,  которые прыгали с гребня на гребень, устраивая ломаные дороги из разбитых зеркал к самому далекому горизонту. Управившись наконец с коктейлем и еще раз тихо в комплименте порадовав леди, Александр поспешил исчезнуть с поля зрения, не докучая своим присутствием, человека который обязан служить тем которые уже так по свойски, так без лишних прений и трений своих чувств приняли русалку, к которой он привык и успел влюбится за целый месяц неразлучной близости.
-Целый дом на воде, не правда ли Игорь Дмитриевич?- Заговорил Вадим.
-Не ожидал и сам, такой уют, все так удачно и удобно, можно и впрямь всю жизнь прожить среди плескающихся волн,-
-Да, это не столичная жизнь, гам, шум, суетливые людишки, вечно не дававшие прохода, здесь все и взаправду пропитано каким-то умиротворением, сохранившимся вековым покоем,-
-Вы Вадим мне навеваете мысль!- Повысив интонацию выразив с восклицанием свои размышления.
-А не остаться здесь навсегда?-
-Надоест,- подметила с брезгливостью, взмахнув высоко ручкой Натали.
-Может и так, а пока чего-то не желается возвращаться, и ни то что, а совсем не желается, вы как Вадим не остались бы со мной здесь на целую жизнь?-
Вадим лишь чуточку замявшись, растеряно не ожидав такого прямого вопроса, ели заметно помотал головой.
-Куда мой идеал женской красоты туда и я, а Наташе уже видите, надоело,- слегка выпуская из себя смешок, пытаясь снять ту образовавшуюся как-то самой по себе серьезность загаданной темы. Но Игорь Дмитриевич на услышанное только тепло улыбнулся, достав с холодильника бутылку минеральной воды,  не надолго попрощался с ребятами, таким же образом приглашая последовать его же примеру, пройти к себе в каюты да ознакомится с предложенными апартаментами в мельчайших подробностях обусловленные жизнью на воде. Да Вадим и Натали, оставшись одни и не могли допустить подобной мысли в свои молодые головы, павши вместе на одно большое гладкое кресло схлестнувшись в объятьях отдались поцелуям и ласкам, при этом порой на коротенькое время отрываясь от плотских потех, смотрели в даль светлого океана, предвкушая торжественные чувства их счастливого существования, среди радостных благ сходивших на них мириадами не мирских наслаждений.
Вскорости собравшиеся недостающие челны экипажа, преобразовавшиеся в одну команду, имевшую вид каких-то странных но до воли симпатичных бойскаутов, в одной и той же форме, синеватых шорт, беловатых футболок, и голубых беретах на светлых головах, что в радостных улыбках на поплывших к верху лицах, приветствовали на борту вытравленный с глубоких вод черно тяжелый якорь русалки, что легким суденышком двинулась с места, делая небольшой крен вправо, набирая все больше и больше скорости, под руководством крепкой руки капитана направляясь к западным рифам. Все вновь объединившиеся друзья у носа корабля, вцепившись в ограждение бортового парапета, со здоровым ощущением навевающего бурными порывами ветра предвкушали свободный полет над бушевавшими волнами, изредка оборачиваясь к капитанскому мостику, выкрикивая разные по содержанию, но одни по смыслу фразы, в желание еще прибавить скорости. И русалка плавно подымалась носом к верху изрядно встряхивая гостей, что повизгивали и отяжелевши по ухивали в диких криках деля свой восторг с морской пучиной. Но сама потеха оказалась недолгой, первые признаки морской болезни, проявившиеся во слабой плоти Наташи, заставило мужчин быть более толерантными, и снизойти к проблемам текущего времени. Натали мутило, хотя сам Вадим и Игорь Дмитриевич себя чувствовали просто великолепно, и ухудшавшееся самочувствие дамы им виделось ничем как забавным приключением, которое они как сильная стать должны были разрешить, и конечно немедленно. В чудо помощь им явился Владимир Леонидович, по теревши свой мясистый подбородок с литым в суровости лица, без принятых сожалений и сочувствий к сидевшей в кресле у бара Натали, побледневшей до зеленоватого нездорового оттенка, со взглядом ущемленного побитого щенка, умоляющи таращилась на обступивших спасителей.
-А это как то можно прекратить, или хотя бы можно плыть потише,- вопрошал мольбой еще ясный рассудок к присутствующим, да Владимир Леонидович нечем не порадовал свою расстроенную подопечную, выйдя наружу да через несколько секунд вернувшись со своим помощником, которому и было перепоручено иметь ответственность за разрешенность болезненного состояния единственной дамы.
-Это полная ерунда,- с игривостью тона, с полной безалаберностью не значимости перед тошнотой Натали, заявлял Александр.
-Я заварю вам сей час чудесную настойку, это займет несколько минут, и после вы отдохнете в своей каюте, с часок, другой, и выйдите к нам обратно с желанием танцевать жгучие танцы румбы и самбы. Пойдемте со мной,-
Подхвативши ручку Наташи, помощник капитана увел к трюму прелестную жемчужину их мужского общества, оставшиеся с легким недоумением и малым терзанием души, но не на заморскую болезнь Натали а за свое излишнее бесчувствие, безразличие перед недугам дамы, до которой им в миг стало никакого дела, и лишь напыщенная почтительность фальшивого благородства, принуждала битый час реже и не так широко улыбаться, да чаще вспоминать о их милейшей подруге, сей час боровшейся за право быть полноценно радостным человеком среди колеблющейся без конца глади чистой синевы.
-Такое могло случится с каждым из нас,- подмечал Игорь Дмитриевич.
-Хорошо что не со мной, мне бы было  очень неудобно, быть мужчиной и показать всем свою тыльную сторону желудка,- ухмыляясь поддерживал Вадим.
-Не беспокойтесь, еще немного времени и Натали снова будет снами, в том же хорошем расположении духа, как прежде,- в сотый раз повторялся капитан, перед теми которые не могли основательно поверить в его слова, при этом добавляя что они уже через два часа будут у западного рифа, как раз к вечеру точней к ужину, после которого будет приятная возможность вновь полюбоваться не повторным в огне закатом.
Так оно и случилось, как раз к самой вечерней трапезе, Натали вернулась к своему жениху да Игорю Дмитриевичу, которые еще немного отображавшие испуг за их даму, так и растравливали из себя излишне льстивую почтительность, да рассыпали со всей неуместностью комплименты. Сама же Наташа чувствовала себе хорошо и можно так выразится прекрасно, имея при этом не поборное желание побыстрей сесть за вечерний стол, да опустошить без оглядки сряду несколько тарелок, без разницы с чем, были бы они полны. Принесший голод чудотворный отвар, взаправду имел такой совсем не приемлемый для стройных дев эффект, постоянного ощущения внутренней пустоты, одним словом заправского аппетита от которого стройные душки становятся мягкими плюшками.
-Вам стало легче Натали, вот только ваша бледность осталась прежней,- в мягкости обращался Игорь Дмитриевич.
-Она такова всегда, это ее натуральный цвет лица,- поспешил пояснить Вадим, подобрав свою даму за талию, легко подталкивая к стулу, который уже успел отодвинуть от стола.
-Садись, мы уж прямиком расстроились, капитан нас все время успокаивал,-
-Но ведь мы ему не верили,- перебив Игорь Дмитриевич широко улыбнулся прямо в лицо Наташи.
-Нет мне и правда хорошо, ну не совсем,- добавляла Наташа, склонивши немного вниз и набок голову, искоса поглядев на капитана.
-И что же тебя мучит еще, обратно тошнота?- Озадачено, присаживаясь рядом спрашивал Вадим.
-Видите,- не отрывая взора от капитана, словно подразумевая в нем виновника всех ее бед.
-Я ужасно голодна,- и от этих слов что-то блеснуло в ее глазах, да по щекам пополз алый стыдливый румянец.
Капитан, только кротко улыбнувшись тихо добавил.
-Так оно со всеми бывает,- козырнув до своего голубоватого берета, таким безмолвным жестом спрашивая разрешения удалится, но Игорь Дмитриевич представши еще от пустого стола, схвативши за руку Владимира Леонидовича попросил остаться на ужин.
-Нет, поедите с нами, нам будет приятно, как и вам.-
Замявшись Владимир Леонидович хотел было отказаться, но быстро оценив положение подневольного, радо согласился принять участие в коллективном пиршестве, снявши и немного помявши головной убор, расторопно присел с края у стола, коротким взмахом руки к помощнику отдал приказ, накрывать коку на стол верхней палубы.
Сцена Наташиного аппетита, глотавшая все подряд первые минуты ужина вызывала у мужчин, беззвучными струящимися чистыми слезами радости искренний  внутренний смех, и только ее полнота желудка смогла присовестить девичий разум, в том плане что над ней без зазорности все потешаются, и что именно есть над чем. Обтерев свои засаленные ручки об салфетку, да обмакнувши блеск губ о игристые пузырьки шипучего вина, выровняв свой торс с откровенной суровостью посмотрела на мужчин, решив остро оборонятся.
-Вы знаете плохо что я на борту одна, то есть нет больше женщин, и я чувствую себя немного неуютно, вам еще приходится обо мне заботится, сначала расстраиваться, переживать, а потом не знаю как выразится воплощать в насмешки свое веселье с поводу моего выздоровления. Вы Владимир Леонидович давно связаны с морем?-
-Достаточно,- выдержав тон человека знавшего выправку и дисциплину вне один год.
-И многие ли подпадают под категорию, плохого с варения, ну морской болезни?-
-Много,- утвердительно ответил Владимир Леонидович.
-И не только женщины, и порой напротив мужчины оказываются значительно слабей,- не теряя капитанского тона добавлял капитан, что полностью удовлетворил  Наташу. Она лишь ретиво хмыкнула под свой маленький носик, таким образом ткнув на ущербность сильной половины.
-А вы вот еще что скажите мне, придется еще пить ваше чудотворное снадобье, и из чего оно приготовлено?-
-Я думаю вам этого делать больше ненужно, а из чего приготовлен отвар, вам лучше не знать, а то вновь стошнит,-
Один лишь Вадим на заключение капитана позволил себе робея засмеяться, привставши посмотрев сквозь стекло окна туда где открывалась чудесная картина, по золотившегося моря, от низко висевшего над горизонтам солнца, совсем утихши разровняв свою гладь в чистое голубое зеркало полного штиля. И только гнутые линии золотых лучей слегка подрагивая большими дугами ложились на смиренный океан. Выйдя на палубу да окунувшись в какой-то пересыщенный вакуум чего-то застывшего и теснившегося всеми силами в безграничном хрустально звонком вне, Вадим с жадность вдоха начал глотать представшее, не поддающееся описанию зрелище, за им последовал Игорь Дмитриевич, Натали да и сам капитан, который почетно отрекомендовал свои мысли, что именно здесь на западных рифах бывает еще и не так красиво, как сего дня, что сама природа в этих местах облюбовала разность своих нарядов. При этом украшая себя бесконечным разнообразием диковинных силуэтов, линий, форм, красок, и всего лишь двух земных стихий океана и неба, не позабыв о скромной жемчужине подводном мире, местных коралловых рощ с обильностью несусветного множества причуд океанической жизни, воплощенной в рыбах, членистоногих, да всякой твари не имевшей для необознанного человека, большой разницы между водорослями и странными органическими существами.
-Все же стоило побывать здесь Натали!- Обхватив талию своей дамы, Вадим прижался к ее мягкому плечику, предоставляя себе и ей как бут-то лучшее место для обзора падавшей за горизонт звезды.
-И нас ничего теперь больше не остановит, мы можем податься куда угодно, нам пришла мысль прилететь на карибы, и вот пожалуйста мы любуемся океаном цвета бирюзы,- продолжал тонуть в самолюбии Вадим, возносив себе хвалу.
-А хочешь мы отправимся еще куда-то, вот к примеру на горнолыжный курорт в Альпы, кататься на лыжах посреди белого лета,-
-Но это что не наесть экстрим,- поспешил вмешаться Игорь Дмитриевич.
-А что бы вы предложили?- Неожиданно для двух мужчин, не учитывавших во своем вольном разговоре послышался голос дамы.
-Африка!- Громогласно с величием вымолвил Игорь Дмитриевич.
-Ага, там экстрима по более, с обилием жарких пустынь, раем для животных и насекомых, буйволами, слонами и носорогами. Львы гулявшие на одном плато с другими жителями саваны, не известность и опасность для жизни. Ведь Африка и до сих пор не изучена, белому человеку трудно выжить среди малярии и тропических вирусных болезней.-
-А вы еще Игорь Дмитриевич романтик и самоубийца,- подчеркивал к услышанному Вадим.
-Но почему же идея прекрасная,- обозвался Владимир Леонидович, поближе подступив к краю ограждения борта.
-Только вот на яхте нам туда нельзя, пираты,- много значительно вывел капитан.
-Но вы и рассмешили,- с хохотом сорвалась Наташа.
-Двадцать второй век на дворе, а вы говорите о каких-то пиратах, нет это конечно весело, но что бы в правду,- взмахнув высоко ручкой с жатым кулачком, так отображая держащую невидимую сабельку Натали спародировала вымыслы мужчин.
-Вот Игорь Дмитриевич скажет, возможно ли в наше время процветание пиратского дела, а?- Спрашивал Вадим сам смутновато веря услышанной новости что континент алмазных руд, палящего солнца и песков, под контролем несговорчивых кровожадных разбойников, бредивших только одной мечтой, разжиться на сокровищах, вписывая свои имена наскоро сотканные устно произнесенные на ветру моря легенды о их чудно прожитой жизни построенной на воровстве и грабеже.
-Наверняка не знаю, но капитан так утверждает, и беспокоясь за нас выбранный курс на Африку им же будет отклонен, ведь там пираты!- И сам рассмеявшись с своей выдумки Игорь Дмитриевич скромно утих.
 В скорости глава корабля ненадолго удалился, и на нос были поданы мягкие кресла и низенькие лакированные столики, легкие закуски и вина, к которым почему-то так никто и не притрагивался. Ночь снисходила на океан очень медленно, словно светлые глубины чистых вод, накопив за целый день свету, продолжали отталкивать слабеющим блеклым сиянием темную тень ночи, творя лучистое приятное свечение поверхности моря тонкой границы между утухающим небосводом и дотлевавшим теплом тихого океана.
-Вы снова будет говорить не о чем, пока петухи не прокукарекают?-
-Наверняка так Натали, и хорошо что здесь среди волн нет петухов, и мы сможем выспаться,- слегка подтрунивая над дамой, дразнился Игорь Дмитриевич. 
-Тогда я останусь сегодня с вами,-
-Оставайтесь, нам будет только веселей,-
-Ага, обратно будете надомной посмеиваться?- С мягким тоном обиженного ребенка переспросила Натали.
-Нисколько,- ответил Игорь Дмитриевич, посмотрев туда где еще нить горизонта, отлунивала слабым голубоватым светом.
-И о чем же вчера вы без меня вели беседу?-
-Ну а вы как думаете о чем?-  Раззадоривая любопытство спрашивал Игорь Дмитриевич, и не дожидаясь ответа сам продолжал.
-Вот смотрите два молодых мужчины, в рассвете сил, имевшие на каждую минуту их славной жизни все что не пожелается, о чем же могли они вести беседу?-
-Наверняка о деньгах!- Поспешила Натали.
-Увы, вы не угадали, зачем же о них говорить когда я и Вадим их имеет сей час и на будущее в неограниченном количестве, было бы время их тратить,-
-Но не все же можно купить за деньги!-
-Не все правда, новую жизнь за деньги не купишь, а все остальное по сути можно,- с иронией заключил Игорь Дмитриевич, смутив окончательно Наташу, принявши на ум тот факт что с ней не желают делится откровенностями мужского мира.
-По моему, мы с Вадимом остановились в прошлый раз на теме добра и зла, верней имеют ли эти много значительные понятия границы между собой, или они порождают друг друга, при этом всегда взаимно заменяемые. И вы как молодая леди, Натали всегда придаете значению и отображению этих высоких столбов морали, проявлявшихся в поступках, или в вас самих?-
-Не знаю о чем вы говорите, и как вы высловились отображение, ничего я не отображаю. Ведь что ли трудно, различать где плохо а где хорошо, я всегда знала, то есть мы все, сами можем знать и понимать где добро а где зло,-
-Может вы и правы, женщина никогда не знала в этом мире добра и зла, ведь не она вкушала запретный плод с райского сада, и нет женщин имевших на своей службе званную добродетель, которую именуют мужчины справедливость, вы попросту не имеете на это право,-
-Вот вы и взялись за дискриминацию,-
-Нет, напротив,- выдержав небольшую паузу,
-Вы в самом начале сказали правильно, вам ненужно мыслить, рассуждать, вы уже все знаете заведомо, и кого любить, и кто чинит несусветное варварство, злодеяния по отношению вас,- сделав еще небольшую паузу посмотрев с улыбкой на Вадима, который разложившись в кресле слушал обоих.
-А вы Вадим никогда не задумывались о самой совести, о этике самих отношений и на чем они строятся, блюстя только один незыблемый закон мученичества, что и есть полным добром как для себя так и для других,-
- И что тогда получается, наслаждаться жизнью и дарами, пусть просто халявой сыпавшейся с неба манной небесной есть грех и зло,-
-Ну а вы как думаете, навряд ли тот, кто знает о нашем пребывание в этом раю,  восхваляет нас,  напротив нас хулят,-
-Ну ведь это просто зависть,-
-А кто вам сказал что зависть не является прогрессивной силой для доброго человека, который лезет и так из узкой шкуры, что бы дотянутся до благ тех перед которыми он услужливым псом ползает на карачках. Вы только представьте себе такого человека, всю жизнь служивший добру, догождая своим мученичеством перед непосильными невзгодами реального мира, в конце концов одержал почет общества, восхвалено поднесенного его к высотам мужа. Который не только обязуется надсматривать за добром в себе но и в других, да еще уже и быть творцом благочестивых деяний на благо того же себя и окружающих. И что получается не проходит года, другого, и полетели первые обвинения, что нет народу радости от недавно посаженого на трон избранника, теми кто его туда своей любовью и возвысил. И что деяние с добрых рук лишь одно зло, что окрыленное демоном невзгод, разрух и смерти, ходившее от общины к общине, а наш благонравный не постеснявшийся отъесться на хороших харчах круглолицый мудрец, ни кто как палач, которых и свет таких не видел. Да и он сам меценат, имевший мозги понимает что его должность не для облагораживания человека а напротив гнобления, ведь наш то христианский мир гнет линию всеобщего страдания, жаждущих, ожидая и надеясь только на одно, на боль, да что бы с ней потягаться, побороться, и заслужить право чинить ее другим. Верней, и точней, ни что  не приносило больше боли, терзаний и обычных смертей за эти две тысячи лет, чем то хваленое добро, служившее для нас моральным кодексом, быть зависимыми страдальцами,-
-То есть вы хотите сказать что  добро есть плодотворной почвой для самого зла, а не наоборот, и что зло лишь в человеческом обществе порождает следствие благоразумия добра, стававшего лишь первым хитрым умыслом для будущего зла,- пытался поумничать Вадим.
-Нет, конечно нет, я же говорю нет ни какого смысла, единичному человеку разменивать свое время жизни, ради того что бы кому-то вредить. Но глупо посудите, к примеру хотя бы взять простого пересечного гражданина. Который в один момент бросивши свою работу, семью, расторгнув все дружеские связи с близкими и отбросив симпатию к обычным знакомым, вышел на улицу и начал жечь соседние дома, да избивать до смерти первых встречных,-
-Но и такие бывают,- возразила Натали.
-Но ведь вы сами знаете что таких называют сумасшедшими, которых содержат в психиатрических больницах, да и не в том суть, мы говорим не о том животном зле, а о том которое туманом сердца живет среди разумных здоровых людей, которые осознают свое верховенство, и не понимают да и не желают понимать что их благодетельность истинных суждений ложится на окружающих в цвете чистого блага вездесущего процветания гиены огненной, отображаясь полностью во всех случаях  ничем другим как очередной тиранией избранного ими же деспота. И  кто бы не был, староста класса, депутат, прокурор, министр культуры, да хоть бог земной иль небесных, потому как их ней любой закон писаный иль устный, которым они сытят своих служащих и есть тот пограничный столб, человеческого разделения на два лагеря, плохих и хороших, или наоборот хороших и плохих, ведь нет тех людей которые бы могли, или умели осознавать свои ошибки и злодеяния, до того времени когда их сотворят. Ведь они то по сути во своей вере все творят добро, ведь они себя и считают добром, и только проигрыш перед общиной их дел, сводят личные потуги к несусветному злодеянию перед миром божественных существ,-
-Игорь Дмитриевич но зачем нам этого касаться?- Немного повысив тон спросил Вадим.
-Вы говорите о самом разговоре?-
-Да нет, в общем, пусть все эти тонкости человеческой деформации, моральных устоев, остаются тем которые больны головой, которые не умеют спать без мысли о возвышении своего имени и дел, перед историей прошлого и грядущих веков, гордо называя себя реформаторами, мессиями двадцать первого столетия, нашего технического иль культурного прогресса, при этом как вы говорите ложа свои труды на шальки весов, да с дрожащим упованием, ожидавши момента стекавшего во времени, куда же свалится стрелка обычного человеческого, неделимого незыблемого правосудия, на сторону добра иль на сторону зла, но и зачем нам это? Поверьте Игорь Дмитриевич я не деятель, не царь и не бог, я обычный парень живущий среди камней мегаполиса, который в своей жизни желает и мечтает только ободном иметь спокойное существование, окружив себе разнообразием разновидностей благ, дом, машиной, хорошей работой, любящей женой, детьми, ну и если можно то такую же виллу как у вас где-то у берега океана, ну и яхточку,- совсем расплывшись в улыбке завершил Вадим.
-Но я говорил ранние, а вы Вадим сможете контролировать свои аппетиты, ведь знакомство с Филиппом Павловичем открывает для вас безграничные возможности,-
-Да ведь у меня нету ни каких зазорных идей, и планов!-
Игорь Дмитриевич только еще раз широко улыбнулся, косо посмотрев на Наташу, и тихо добавив.
-А у вас мадам?-
-Да вы что,- немного смутившись, добавила Натали.
-Тогда может позволите сделать вам небольшой подарок. В моей каюте составлена небольшая коллекция книг, библиотека, и сам не знаю что там за произведения но один каталог привлек мое внимание, за названием ювелирные шедевры современных мастеров.- поднявшись и полностью не довершивши того что хотел сказать, Игорь Дмитриевич спустился на нижнюю палубу, откуда и незамедлительно вернулся.
-Вот держите,- протянув толстоватую в золотистом переплете книжицу.
-Посмотрите, может вам что-то понравится, ожерелья, кольца, броши, и сильно не ударяйтесь в те циферки, ну под каждым экспонатом, ибо любую из этих вещиц я могу вам бескорыстно подарить,-
-Это щедро с вашей стороны но ненужно,- не понимая до конца чего от нее хотят отказывалась Наташа, при этом рефлекторно откинув титульную страницу, подхватив с нею еще несколько, представив своему взору нагрудные подвески, с восьмидесяти четырех бриллиантов, больших и малых окаймленных в золото и платину.  На несколько минут онемев от увиденной красоты, поднеся каталог ближе к лицу, повернув страницу к лучам света бившего сквозь двери и окна бара.
-А это еще только первое что пришлось, а там  двести страниц,- с сарказмом и тонкой насмешкой проговорил Игорь Дмитриевич. Вадим же сам пододвинувшись поближе начал заглядывать туда, откуда разило волшебством ворожившее его даму, которая уж растерявшись совсем, листала страницу за страницей, дразня свое любопытство предвкушением чего-то совершено прекрасного, сияющего, лучезарного, скованного в холодных камнях, и так беззабвенно сытя свое не повторное величие, красотой с листов глянцевой бумаги.
-Вы знаете Натали, некоторые украшения которые вы сей час проглядываете, имеют стоимость ну не меньшую чем к примеру моя столичная квартира, но это всего лишь украшение. И я уверен в своем суждении что вы, именно вы Натали, не оставите по себе такого хоть маленького, хоть слабо живущей мысыльки о желаньице, приобрести крошечную безделушку, ну так в тысяч четыреста уе,-
-Вы плохо меня знаете, и вы почему-то желаете меня в чем-то обвинить,- резко с негодованием отрубила Наташа.
-Ну чем плохо иметь желания?- Вступаясь возразил Вадим.
В ответ Игорь Дмитриевич только поморщил лоб.
-Видите Вадим, мы часто упоминает такое загадочное слово как мораль, но не имеем ни малейшего представления что это такое!-
-Ну  и что?- спешил переспросить Вадим, растянувши губы в ехидной улыбке, ожидая очередной глупости демагогии.
-Мораль, это тончайшая мембрана в область нашего представлении о мире, которая ловко фильтрует наши желания, одним дает волю, другие заключает в плен наших фантазий и полу снов, а те словесные постулаты которые секут на благих и заключенных, мы называем рассудительностью, которой корится каждый из нас, гордо восклицая своей душе что он познал откровенности и истины,-
-Ну прям какая-то дисциплина,- смягчилась до глуповатой девчушки, обозвалась Натали.
-Невозможно возразить Наташ, ведь все те достоинства которыми человек любит хвастаться, перед массой толпящихся обожателей, ну там певец, физик, нобелевский лауреат, историк, врач, блеснув лавровым венцом славы, лишь воздает дань вот этой самой дисциплине, тем упорным трудам сломавшие не преклонную лень и животную тупость ума, продвигаясь все выше и выше к высотам пика новых открытий и достоинств, при этом тщательно фильтровав то что проходило сквозь него, со стороны сознания и самого окружающего мира,-
-С вами не сговоришься, вы так много всего знаете, и вольно рассуждаете что прям можно и потеряться, только голова начала немного болеть,- отреагировала на все услышанное по концу и ранние Наташа, поднявшись с кресла и не смотря на мужчин, лишь скользнув рукой по плечу Вадима двинулась к спуску на нижнюю палубу. И только когда она скрылась с виду, Вадим извинившись не зная за что а так для приличия, устремился за дамой его слабо колотившегося сердца.
-Ты уже не выйдешь?- Догнав в коридоре, и спрашивая со спины свою леди, что неуклюже справлялась с тугой ручкой дверей каюты.
-Нет, ни хочу,-
-Тебя чем-то обидел Игорь Дмитриевич?-
-Просто такие разговоры ведут только мужчины, видимо в них вы чего-то находите. Ну, для себя полезного, а для меня они пусты и бесформенные,-   
Вадим прошел за Натали во внутрь каюты, присев на стул возле стола, оттопыренного плоской доской от стены, всматриваясь в покрасневшее от дневной жары личико, которое без мятежно плавало по пространству комнаты, увлекая за собой тело с вялыми, кволыми движениями и жестами.
-Ведь я не могу оставить Игоря Дмитриевича одного, у него нет компании, нам нужно быть более снисходительным и уступчивей, ведь мы у него в гостях. Ты знаешь я наверное пойду к нему, это же будет совсем неудобно, бросили и ничего не сказали,-
Натали так ничего и не ответила, лишь продолжала блудить по каюте, дотрагиваясь тех или других вещей, подымая рассматривая и ложа их обратно, что-то подсовывая, поправляя и  снова устремляясь к чему-то другому, все время сторонясь одной вещи, золотого каталога унесенного с собой и небрежно брошенного на край кровати, и как то странно волновавший ее чем-то невыразимо влекущим.
-Ну я пойду,- повторился Вадим, да получив лишь одно кроткое угу, вышел в коридор.
Игорь Дмитриевич по прежнему сидел на своем месте, только откинувшись на спинку кресла, смотрел куда-то в даль мутной черни ночи.
-Вы здесь не заскучали?- По свойски, пытаясь все сопряженности натянутых нитей соединить в узелку дамского знаменателя, обиженности да простых расстройств, павши обыденным капризом, и свести к незначимой ерундовене, зыбко переменчивых настроений женских существ.
-Не знаю Вадим, не знаю, порой мне кажется что скучает мир вокруг меня, а порой наоборот, все веселятся, всех захлестывает радость а мне до ужаса одиноко, и тогда у меня пробуждается чувство ненасытности, я куда-то лечу, чего-то приобретаю, и мимолетно влюбляюсь, со страстью завожу интрижки играю с людьми, да в общем колешу по кругленьком земном шару, без конца и края,-
-Вот оно, а мне напротив казалось что вы оседлый человек, тихо живете, заняты работой, и редко размениваетесь на шумные истории,-
-Работа, а разве может быть работа покоем для души, для того кто отдается целиком и полностью сутра до вечера, к примеру став у фрезеровочного станка, и целых восемь часов отстругивает разновидные дитальки, при этом не пустив в голову не единой мысли,  что ты делаешь,  для кого, и для чего. Да так можно и в киноиндустрии штамповать из предложенных заготовок продукты первого потребления, фильмы хлопушки, занимавшие свое место на широком экране пока цветастое конфетти не обсыплется на землю, проще сказать пока бюджет картины способен клеить рекламные щиты, где непопадя,-
-Вы все о своем фильме, приехав на край света и то не можете успокоится, наверняка интересная картина, расскажите мне так вкратце, эх, так любопытно,-
-В следующем году она предстанет перед большой публикой, приходите с Наташей на открытие премьеры, я вас приглашаю, тогда вы сами все увидите,- отвечал Игорь Дмитриевич.
-Таинственность только интригует,-
-И заводит,- с смехом добавил Игорь Дмитриевич.
-Сходим, обязательно сходим,- весело поддерживал Вадим.
-А вы Игорь Дмитриевич чем-то расстроили Натали, она совсем потерялась, наверняка вы как-то ловко пришпилили ее самолюбие,-
-Да нет напротив  Вадим, я напомнил о ее самолюбии, которому может быть отдан весь мир, а не только хрущевка среди старенького квартала нашей бурной столичной жизни. И это те побрякушки из каталога ее завели, и теперь не дают покоя, посмотрим что еще будет далее,- с загадкой в лице ели заметно улыбнулся знаток дамских душ.
-А вы не шутили что можете подарить любую вещицу, просто отдавшись чувству бескорыстия, сделать Натали подарок о котором она и не смела мечтать,-
-Ну не обещал же бы я, и конечно не собираюсь вашу даму силовать, и если она возымеет спесь горделивой девушки, оградив меня отказом, то подарка не будет,-
-Да лучше и не надо,- отбил Вадим.
-Точней, как бы все эти наши шалости со щедростями, не вылезли нам  боком,-
-Точнее вам Вадим,- также весело заметил Игорь Дмитриевич.
-Ага, вы полностью правы,- и два друга разразились радостным смехом.
Вадим слегка приподнявшись да потянувшись к столу, подхватил уже изрядно прогревшуюся бутылку вина, весело выдернув с ледяной чаши, где конечно давним давно лед превратился в слизкую жижицу. Ловко раскупорив сосуд, да так же с легкостью стянув со стола бокалы, пролил темную жидкость на сверкающее стекло небольшого кубка, поспешив предложить сладко крепкого напитка Игорю Дмитриевичу, что безоговорочно согласился, пожелав наполнить бокал до краев.
-А вы Игорь Дмитриевич вчера не особо имели пристрастие к вину,- лукавя подмечал Вадим.
-Так оно и было, с усталости тяжел к спиртному, а сегодня на свежую теплую ночь, да с хорошим товарищем можно до утра под добрые слова и не одну бутылку отправить ко дну этого бескрайнего океана,- коротко кивнув бокалом в сторону искрившейся черной глади за бортом. Вадим наливши и себе, отставил бутылку назад на стол, но уже не опуская в серебристую чашу, расположил сосуд о край угла. Несколько минут они молчали, каждый из которых в этот короткий миг наслаждался вкусом хорошего слегка кисловатого ароматного питья соков виноградной лозы.
-Прекрасное десертное вино, ну к вечеру нужно другое,- со всей строгостью истца, осведомил свое суждение Игорь Дмитриевич.
-Вадим, а вы расскажите о себе?-
-О чем рассказывать,- вывалилось еще с резвостью, предав тут же мрачноватой тени внезапно павшей на его лицо глубокой задумчивости. Коснувшись тех чувств души что в данном положении его процветающей жизни, выглядели самым обыкновенным постыдством, для самого себя, и унизительной просьбой выставить свои незаурядности прошлой жизни на обозрение других, которые по всей видимости и не знали, той подворотней серости, да лишения обществом доброго права его на полноценное сосуществование, когда было отнято ни только то право на свободу и участность в мирских делах, но и возможность мечтать, о чем-то светлом и утешительном, согревая хоть яркостью бурных фантазий свой скудный внутренний мир, от каждодневных перепутий и невзгод.
Игорь Дмитриевич молчал, попивая малыми глотками вино, слегка растягивая улыбку, ухмыляясь Вадиму, продолжая ожидать интереснейшего рассказа, от сидящего рядышком сильного, цветущего, молодого человека.
-Ну не знаю, нечего и говорить, жил себе да и все,-
-Ах да вы еще юны,- перебил Игорь Дмитриевич.
-И ваше прошлое не имеет для вас исторической ценности, было такое и у меня, когда прошедшее рассыпалось на осколки, не имея значимости перед ценностями реальности, тихо угасая в забытье. Время летело в перед, и ты  спешил стараясь не отставать, вечная гонка без победителей, Вадим а вы в данное время негде не учитесь, ну там в каком-то высшем заведении, а то сей час модно каждому тыкать под нос, что мы достойны большего. И справочка по этому делу имеется, ну там МГИК иль МИЭП какой-то,-
-А вы хорошую идею подали Игорь Дмитриевич, как раз когда вернемся можно будет куда-то и документы сдать, да и время как раз подходящее, да и занятице для ума на несколько лет обеспечено,- переводя на смешки, вывел Вадим.
-И кем бы вы хотели быть?-
-Не думал, ну наверняка профессором, профессором академических наук,- совсем не сдерживая хохота, и того комизма составленной гримасой на лице, изображавшего вдумчивость лика, и несломного во взгляде знатока истин мудрого человека, пародировал Вадим себя в будущем.
-Да, да, да,- протянул Игорь Дмитриевич.
-Наука сделала много для человека, подарив удобства, превозмогла множество болезней, да создала все то что мы называем нашим техническим миром, которым одним сложным механизмом трудится на благо человечества, но хоть и не так успешно, но потуги серьезны, ведь само то предназначение науки, ну там физики, химии, механики, понять сущность материи, и ее процессов, при этом поработить эту безжизненную субстанцию, заставив служить нашему обществу, наука тем и занята что бы облагородит наше с вами существование, создав сложные инструменты, которые приходили бы в движение только от одной мысли, ну таков идеал нашей технической революции,- с комичным патриотизмом, и чуть не лозунгом заключал Игорь Дмитриевич.
-Ну а культура,- не зная зачем, только для поддержки разговора, обозвался Вадим.
-Ну тут посложней,- отхлебнув вина да погладив щеку, в своем определении на несколько секунд застыл Игорь Дмитриевич.
-Всю вековечную человеческую историю, культура была чем-то эфемерным и не понятным, совокупления действий групп или масс, строившихся на обрядах, произошедших бог его знает от чего и зачем. Да, но, само настроение возбуждено активной общины, которая по пережитку последнего опыта, ну там почетной хвалы прописного бога, иль погребения знатной особы, хитро умных ритуалах закреплялось и на далее, возводя прежнюю спонтанность в твердь непоколебимых законов, и это же касается других частей наших культурных эпох, музыки, художества, поэзии. Тут же работают те же принципы, привнесенные ранние чистой воды традиционности, становясь почвенной плодородностью,  произраставшей средой для шедевров настоящего, что по своей судьбе в начале приобретают имя бульварных финтов, а позже  народными достояниями каждого граждана, впиваясь в души коротким стишком иль созвучным мотивчиком, вот вам и культура чтя прошлое мы создаем себе настоящие,- 
-То есть вы хотите сказать, что культурному человеку нужны кумиры?- Пытаясь найсерьезным образом поумничать, спрашивал Вадим.
-Всем нужны кумиры, и с этим нельзя поспорить, ведь от них этих зыбких воздушных фигурок, живших в основе не снаружи а вне,- указав на свою голову пальце.
-Мы получаем  то богатство их творческих сил, для творений, для упорства, и трудолюбия, что и творит  чудеса перед которыми млеет мировая элита, славя труды где вложено не желаньице побыстрей набить карманы серебром а восхищение внутреннего порыва, своей славности, своей веселой потешности, горькости и слезливости, душевно черпаемых рудников, слившиеся ну к примеру в камне или в коротком рассказе,-
-Ну а как же тот вопрос, что большинство великих людей умерли бесславными, можно сказать позабытыми при их жизни, и только гробовая доска возвысила их до рубежей олимпа,-
-Тут просто Вадим, тут те же деньги,- не раздумывая ответил Игорь Дмитриевич.
-В нашем мире мало быть уникальностью, нужно что бы эта уникальность чего-то стоила. А может ли что-то стоить холст художника сросшийся со своим творцом, попросту не стоит ни чего, но это часть его, он бы желал свой труд подарить, перепоручить, поделится так сказать с хорошим человеком, ну или в крайнем случае сменять на копеечный прожиток следующего дня. Поймите Вадим для творца их нее творения ничего не стоят, это публика прикрепляет бирки и ценники, это обычный народ дарит славу, ну конечно если перед его глазами что-то неимоверно прекрасное, изумившее их умы. И стоит вам быть рядом где-то в уголку вашей же галереи, то они почему-то начинают мешкать, осторожничать, побаиваться своих откровенных ощущений, пуская по воздуху фразы; извольте но эти шедевры не присущи нашему времени, это взор в будущее. Словно с опаской отдаваясь на суд предшествовавшего поколения, которые по обычаю и не понимают, почему мастера прошлого создававшие одни из величайших шедевров и обогатившие на многие вика само человечество, умирали без известными, от холода и голода.-
-Тогда получается, вы Игорь Дмитриевич выбрали тернистый путь,- подчеркнул Вадим лекционное слушанье, на слабо вольные темы так легко слетавшие с языка и опустошавшие головы тех кто много времени страдал в истязаемых раздумьях.
Да на слова Вадима, Игорь Дмитриевич ничего не ответил, только ехидную улыбку смочил красным вином.
-Я наверняка стану скульптором, или стихоплетом, и мне бы хотелось от жизни получить чего-то посочнее, полакомей,-
-И слаще,- перебил Игорь Дмитриевич, и они вдвоем расхохотались во все горло.
-Нет правда, вернувшись домой нужно будет чем-то заняться, что ли конторку какую-то открыть, но какую?-
-Вадим, классический вариант, торговля недвижимостью, ведь пока люди больны холерной куплей продажей, то такой бизнес золотое дно, покупаешь ценности, экзотические, исторические, ну значимые на данный момент для других. Сам эскуствено создаешь на свой товар спрос и в ряде своего эксклюзивного предложения выставляешь такую цену, какая тебе и на ум не взбредет и от которой у богачей глаза на лоб лезут. Да некуда деваться единичный экземпляр, неповторимый ни кем и ни чем. И замете это всегда подкупно  и действует, но во всяком случаи на толстосумов, желавшие кроме богатства приобрести и величия от завистливой толпы низко рослых холуев.-
-Вы советуете то, что можно скупать дома, участки, и потом их перепродавать?-
-Хм, дома, лучше тогда начинать с дворцов, поверь оно так выгодней,- за итожил Игорь Дмитриевич.
-Угу,- многозначительно промычал Вадим.
-Тогда наша центральная крепость, по сути  была бы выгодная сделка,-
-Ну определитесь с сумой продажности нашего правительства, округлив с историческим памятником, да получите общую смету,- весело отвечал Игорь Дмитриевич, на тихий смех Вадима.
-Но это шутовство и баловство, а в общем идея интересная, вот бы только денег откуда-то достать, ну что бы развернутся,- уже с серьезностью говорил Вадим, заведомо примеряя к себе, солидность человека ворочавшего не малыми капиталами.
-Поговорите с Филиппом Павловичем,- однозначно советовал Игорь Дмитриевич.
-И вы думаете, что Филипп Павлович может безвозмездно ссудить несколько миллионов,-
-Ну да, он для всех щедр, делая такие милейшие подарки, не позабыв выставить свои какие-то идиотские правила вашей бизнес игры, к примеру не торговать золотом и серебром, и по случаю соблазна для вашей души такими сделками все потуги ваших мук, о быстром богатстве за счет ценных металлов, докладывать в подробностях ему самому,-
-Ну и для чего он всем этим занимается?- С недопониманием и удивленностью переспросил Вадим.
-Трудно сказать, он словно пытается разглядеть человека из нутрии, да потом тешится их душевными муками и их прочностью, порождавшие среди стен заключений общественной морали извратные вожделения, обсасывая ваше первое просоченное до омерзения безумное побуждение, а потом выплюнуть, преподнести, чем-то естественным даже с красотой вычурного то совсем недавно не присущее ни к человеку, ни к обществу злодеев, теперь отнесенное к его новым моральным ценностям и взглядам, выходя чистой полезностью и необходимостью как для тебя так и для других,-
-И даже убийство?-
-И даже убийство?- Повторился Игорь Дмитриевич.
-Как утешал меня Филипп Павлович, что погубив с десяток безвинных, я подарил мирную жизнь миллионам. И чем! Моей сотворенной картиной, упираясь на то что никто другой, чем сам палач не может больше, честней и реальней, донести визуальным рассказом о самой смерти и ценности  жизни,-
-Вы так холоднокровны,-
-Только с виду,- тень свинцовой печальности коснулась светлого лица Игоря Дмитриевича.
-Я много думал по началу об этой фразе, но первое случившееся лишь подтвердило мою правоту и правоту Филиппа Павловича, и он убедил, меня. Убедил, целиком и полностью, что поэты есть малые творцы на этой земле, и им позволимо все и многое, ведь они, именно они видоизменяют суть дел нашей культуры, устремляя взгляды и понимание тех много миллионных слепцов, к красотам вечно существовавших чудес, но пока не имевшие доступа к рукам общества.
Мы проводники мы мессии! Восклицал он и при этом смеялся, в чем-то может он то и прав, но не в том что бы осознать на своей шкуре факт смертоубийства ради каких-то благородных целей, которые по своей сути любят сменять свою добродетель на липкую гиену ужаса, и страха,-
-Извините,- коротко отреагировал на унылость тона, растроганного собеседника, да не знавши как расторгнуть их нею затянувшуюся беседу, мявшись на месте искоса поглядывая на Игоря Дмитриевича, смотревшего сквозь него пустыми глазами.
-Наверное я уже пойду, поздно,- завершил Вадим потянувшись рукой к умолкшему собеседнику, отдавая почет их близкому и короткому на ночь прощанию, человеку что слегка расстроен от глупых слов сложившиеся такой горькой развязкой. Игорь Дмитриевич в ответ только кивнув оживив мертвую застывшую уродливым эскизом строгость лица, да вяло протянув кисть уходящему товарищу.
«Наверняка не стоит больше затрагивать эту тему, он и правда порешил ради забавы тех невинных людей, а теперь кается и чего-то боится,» отходя и спускаясь в низ, делая замечание рассуждал Вадим.
«Пусть он говорит, а мне нужно только слушать и все будет в ажуре, а мысль о торговле недвижимостью, предложенная так во смех,  осветлена своими преимуществами да надежностью сохранить и приумножить свой капитал, просто великолепна! Нужно будет обязательно посетить Филиппа Павловича и пусть он посылает хоть к черту на кулички, или городит целыми сутками ерунду, только бы помог организовать конторку.»
Представляя себя знатным человеком имевший финансовый оборот денег, поток сменно менявшегося персонала желавшие работать только у него, порно звезду в приемной скромно величая секретарем, и всевозможный почет похвалы и лести, от которой он должен было изнывать изо дня в день, горделиво потешая себя мыслью что жизнь его удалась. Он видел свое начало, начало своего бизнеса к которому он присовокупит и своих друзей, Алексея и конечно ту дворовую шайку, что совсем недавно и не замечала его присутствия, а он сам к ним и не стремился, потому как не мог ничего противопоставить их ней средне классовой гламурности, купленного Валеркой хоть и старого но импортного спортивного мотоцикла, или Сергею с соседнего подъезда козырявшего по осени лощеной дубленкой.
Увы но двадцать второй век на дворе а правило копья среди молодых всегда принимались остро, твоя материальная значимость исчисляется каким-то лестничным подиумом к тем кто круче и к тем кто вовсе мажор, завертевшись спрыгнув до высот, полного, пышного самобичевания, обгаживая своими слюнями все то что еще желает его животное яство. Со всех этих людей Вадим и хотел создать себе финансовую опору, как виделось безграничного бизнеса, заняв почетное место первого.
Дивным образом присев на свою кровать, не замечая своей географической расположенности, гласившая что он уж очень далеко от дома, он начал примерять к своим пальчикам, разные жесты званых роспальцовок, окидывая своим еще светлым взором как ему думалось красивые крепкие руки.
-А вот сюда нужен перстень золотой, а лучше печать,-
                12
-Ты посмотри мой друг как велика во цвете, та маленькая в бесконечном времени и пространстве полость, мига восходящей зажигавшей свет зари, когда огонь и чернь в слияние дает голубизны оттенка, тех безграничных вод и неба, которое уходит в высь предоставляя путь звезде, теплу и радости обычной жизни. Мой друг о как прекрасен, топок в мягкости песок и как чудесна в малозвучных нотах низкая волна, что лижет берег устремляясь к высотам суши, и каков подарок мой милый друг когда большой могучий океан в покое спит не нарушая берегов твердыни, ложась границей между близкими по лону но чуждыми по сущности своих начал и проявлений явлений мира, делившее одно на пополам. Вот так и есть рассвет, той робкою минутой замерев в пространстве зыбкого покоя двух стихий света й тьмы, арбитром выступая для их борьбы, когда неумолимо первое к глубинам ночи стирает все что связывало нас с глубокой ямой тьмы, а та же тьма войдя во право губит труды во блеске света дня. Вот воды мира, они так велики, они могучи, в величии и красоте, хоть и пусты пока для человека, как и сама та тьма что возвышается над нами, но это лишь пока.-
Вестник взирая на бескрайности водной глади пытался до глядеться сквозь чистоту пространства первого золотистого происка слепящего глаз солнца, а его четвероногий друг игриво метавшись между им и накатом на песок волны, в неловкую игру со слабым рычанием желал то и дело спугнуть прибрежных чаек. Что несколькими десятками водных птиц вольно покачивались на волнах, не придавая ни какого значения ни по одинокой фигуре мужчине взиравшего куда-то в даль горизонта, ни псу ретиво метавшегося возле берега.
-Вот он, вот он свет! И снова ожили мечты, и кто-то поднялся с постели для трудов, а кто-то что бы пожинать плоды, узнав  своей дубленой шкурой тот миг забвенной жизни в каких-то сорок, восемьдесят лет, да с гордостью сказать по смерти. Я знал ваш рай, но жизнь достойна лучших проявлений, чем та которая прошла сквозь самого меня. Мой друг но мы уж не так ревностны как люди, в любви к себе забывшие что они лишь гости, что не они творили твердь и воды, что не они возвысив к небосводу очи окрылили солнце. Они творцы лишь душ своих, где свойственность играет избранные роли, купцов, жрецов, рабов и нищих, где царственность и властность есть жалким мизерным кумиром каждого из них.-

Следующий день морского путешествия Вадима, начался стремительно бурно, не осознавая своего пробуждения, стоя на ногах, но витая еще в потустороннем мире сновидений, стянувши на себя кое что из одежды, образно плюнув с высока на свои сандалии, которым еще нужно было бы придать нужное внимание, приделав их к ногам. Босиком побрел на верхнюю палубу, но в носовой части где они с Игорем Дмитриевичем кутили добрую часть ночи никого не было.
 Они стояли по прежнему на якоре, среди голубых вод тихого океана, светло белевшего шелком дна рифового перешейка, и только в самой отдаленной стороне по правому борту виднелась чернеющей растянутой точкой суша. Слабый говор доносился откуда-то позади, из задней части яхты, призвав Вадимово любопытство, что в полу сонном состоянии не разочаровало а напротив, окотило свежестью чистой радости. Но как позже выяснилось он оказался один из последних, который так долго сладко томился в сказочности снов, горячо тиская подушку. Все уже давно сойдя с пушистых перин, вертелись возле вываленного командного снаряжения для подводных исследований, ярко переливавшихся светлыми цветами на солнышку, зеленых, голубоватых костюмов, трубок, масок, баллонов, ласт, пик от акул, и кучи мелкой и большой электронной техники, представлявши для большинства загадку, по их применению, большой новой станции со шлангами, которую два матроса раздевшись почти до трусов пытались наладить, не отрывая своих взглядов от буклета по руководству, да рук от замочков, зажимщиков, кнопочек, и соединений для шлангов. Натали и Игорь Дмитриевич присутствовали тут же, занимая не малую роль в этой неразберихе, и лишь капитан Владимир Леонидович с насмешливой улыбкой немного осторонясь будучи экспертом в делах подводных, растолковывал что есть что, более мягко из услужливостью поучая своих хозяев.
-Всем доброго утра,- голосом не так громкого для боевого клича, но и не тихого что бы его не услышали, выражал приветствие опоздавший, по которому никто так серьезно как бы хотелось и не беспокоились, все были заняты россыпями диковинных игрушек разбросанных в обильности на палубе. Косо посмотрев на Натали, что забавлявшаяся с розовой трубкой с набалдашником у верха, все ближе и ближе подносившего к лицу, стыдясь своего желания примерять к себе, ухватится белыми резцами за пупырышки зубо-держателей, придав настоящего предназначения предмету. Но сконфузившись окончательно, своего намеренья тянуть все длинное в рот, отложила розовеньку цацу в сторону, переключившись на странный для нее предмет, походивший  с виду на букву Ф, или неизвестного вида автомобильной баранки, но с электронным табло по середине, и рядом темно синих продолговатых пуговок чем-то похожих на кнопочки. При этом выслушивая комментарии, верней догадки Игоря Дмитриевича, с представшего перед взором девы предмета, так мало разбиравшейся в электронике и механике не говоря о морском дайвенге. И как бы небыли привлекательны игрушки, Вадим подобно капитану посматривал по себе на ниже сущих, ползавших на корточках и что-то веселенько зудевших между собой, при этом с горделивой безразличностью сторонясь того что прямиком прожигало его разительной любознательностью.
-Скажите, а который час?-
-Четверть одиннадцатого,-  не подымая тяжелой пухлой руки с большими серебристыми часами, отвечал капитан.
-Всего лиши десять, а я думал что значительно позже,-
-Нам того же хотелось,- словно угадывая мысли Вадима, продолжал Владимир Леонидович.
-Верней мы думали подготовится к обеду, снарядить все по комплектам, да быть готовыми к безопасному погружению, а то знаете казусы бывают разные, с глубинами шутить нельзя,-
-А что здесь так глубоко,- повернувшись назад да перевесив свое тело через парапет борта, Вадим заглядывал в прозрачную глубину океана, удивляясь тому визуальному обману, представлявшиеся каких-то ерундовых несколько метров толщи вод, слабо покачивавшихся над светлеющим дном.
-Да в общем и немного, от шести до двенадцати метров, по крайней мере так эхолот показывает, ну и этого достаточно,- не довершивши мысли оставив свой ответ восклицательным намеком на опасность, заключал Владимир Леонидович.
-А с виду отмель,- повторившись, Вадим повернулся к капитану.
Игорю Дмитриевичу, и Натали которые оторвавшиеся от своих новеньких игрушек вопросительно предстали перед Владимиром Леонидовичем, что не дожидавшись навалы расспросов, начал первым в оправдательной форме сглаживая остренькие уголки выпавшего неудобства. Неподготовленности, и того факта что гости не имели большего терпения, жилая побыстрее снарядится экипировкой аквалангиста да отправится на дно, за чудесами подводного мира, идиллии рыб, кораллов, россыпей изумрудов да золота утерянного в средневековье, богатейшими людьми, повелителями морей славными пиратами карибских островов. Авторитет капитана конечно превзошел все капризы и выдумки взрослых детей, так с упованием дрожавших над теми предметами которые дарили им мечты, и тут же могли их реализовать, ставши морскими кладоискателями.
-К обеду у нас будет экзотические блюда, с море продуктов, во-первых морской окунь, вы кушали когда либо настоящего морского окуня?- С задором возвещал Владимир Леонидович.
-Вы должны это попробовать, наш кок делает это блюдо просто исключительно, а тигровые креветки просто настоящий деликатес для этих мест, пойдемте попробуйте, я потороплю мамку няньку, и весь скромный ланч будет подан ранние,- пытаясь увести дорогих гостей с хвоста яхты, убеждал капитан.
-А  камеру, а подводную фото камеру вы мне дадите, она у вас есть?- Еще под впечатлением вопрошала Натали, с таким серьезным видом что казалось в действительности ей были обязаны выдать аппарат для фотосъемки, как ведущему специалисту в области художественных снимков глубоководного царства Нептуна.
Смущавшийся без конца капитан, своим тяжелым лицом прямиком во гневе глаз съедал членов своей команды, что единично попадались ему на пути. А ребята только и теплели о близком обеде что должен был бы завершится подводной прогулкой. И вся компания по уже с клавшемуся обычаю, снова очутилась среди просторной каюты верхней палубы, бара открывавшего сквозь окна панорамный вид безграничной стихии,-
-Неимоверно, никогда не плавала с аквалангом, а ты Вадим?- Спрашивала Натали, что лишь неловко пожался стоя у двери, подойдя, плавно присел возле дамы сердца, обняв да немного погладив ее талию.
-Ну а где мне, ну не на мелкой реке, делать глубоководные заплывы, дивясь достопримечательностями столичных вод, вот вам центральная городская канализационная система,- поводя рукой по воздуху дережируя взорами Натали и Игоря Дмитриевича, что следя за его кистью слабо шевелили точками зрачков.
-А вот стоки хим-прома,  они ложатся немного поглубже, отливая характерной желтизной. Нет, конечно Натали у меня сегодня будет первый опыт подводного дайвинга,- прильну щекой к милой деве.
-А вы Игорь Дмитриевич?- Обратилась повторно Натали.    
-Доводилось но не так привольно,- улыбнувшись отвечал мужчина который сиял открыто радующимся лицом, и не был похож на себя прежнего, потеряв что ли свою вежливость, порядочность, которая проелась сквозь мысли и слова к корням движущих его тело, ряда отточенных, соблюденных в заповедях благородства жестов и телодвижений, что преподносили его как человека незапятнанного пороками, достойного и стоящего своего положения творца по призванию, и льстеца к забвеным пробуждениям прекрасного. А теперь он был похож на глупого маленького мальчишку с пригорода, восхищавшись своей удачливостью, ряду совпадений приводя в фурор юношескую душонку, от счастья поющую разнообразные мотивчики.
-Еще в студенческие времена, с друзьями выбирались на Волгу, да на черном море были,  и пару раз приходилось иметь опыт подводных погружений. На Волге мы охотились за сазанами и подстрелили нескольких, товарищ у меня был заядлым охотником, да и меня привлекал, а на черном море, обычная экскурсия, для всех желающих по созерцанию галестого дна возле крымских гор, сходивших чуть ли не к самому берегу,- 
-Но тут у нас рифы!- Восклицала Натали.
-Коралловые рифы,- поправил Вадим и тепло улыбнулся своей даме, они и не заметили того момента что среди них давно уже отсутствовал сам капитан. Исчезнувший так неожиданно для своих гостей он чихвостил своего помощника, с привода той причины, по которой ему удалось уговорить его же, в том что подъем тяжело похмельных, проще хозяина и его гостей затянется к самой обедни, и все снаряжение для подводной прогулки понадобится не ранние часа по полудню. Помощник в свою очередь задавал перца всем остальным, корпевших над оборудованием для поисков мелких ценностей, утерянных много столетий назад. Коку попавшему под горячую руку пришлось за компанию, приведши его в возбужденное состояние, заметавшись, закружившись волчком между столом и плитой круглой каюты, камбуза, устраивал во спехе пир на весь мир, в общем всем было весело в особенности Натали, что после полуночного просмотра не сметных ювелирных украшений из каталога подаренного Игорем Дмитриевичем, надеялась отыскать на светлом дне океана подобное чуду, крошечное, тепло золотистое, изрядно переливавшееся на солнце, сотнями цветастых искорок, голубых, зеленых, бриллиантов утерянной диадемы, иль хотя бы сотканного с одних белоснежных алмазов тонкого вьющегося браслета.
Неожиданно для всех яхта двинулась с места, правым ботом вырезав большой крен, дав гостям заметить свою смену расположения. Да капитана и теперь не было видно, оставляя одни догадки такого неожиданного снятия с якоря, но не пройдя и нескольких миль, Русалка снова остановилась, начав по прежнему мало заметно покачиваться на небольших волнах катившихся вдоль борта. Кок несколько раз заглядывавший к бару, осмелевши ворчал что-то непонятное под нос, совместив в один сурагат словесного поноса свой родной и русский язык, начав поспешно накрывать на стол обещанные Владимиром Леонидовичем  море продуктами. Среди ребят беседа продолжалась та же, повторяясь по несколько раз одними и теми же фразами да выводами, и только невнятное предложение отведать рукотворные яства, граничившее тем что более ничто подаваться не будет, немного уняло эйфорию пустословия. По началу все только смотрели с немалым удивлением на предложенные блюда, отыскивая хоть одно из знакомых приготовлений, но таких не было. Лиловые цвета, сменявшиеся с зеленоватого, плавно переходившие к фиолетовому, почти с слизкость каждого кусочка, не говоря уже о самих в отдельности рассортированных блюдах, изрядно пугавших тех для кого они были уготовлены, вселяли чувство брезгливого недоверия, перед лакомствами так по необычному выглядевшими для их привычных вкусов.
-Наверняка это какая-то Америко-латинская кухня, там всякие мокрицы, устрицы, и членистоногие, отваренные под маринад из морской капусты,- верзя в невпопад, первый бред пришедший в голову, отдав суждение тому что так не подобало внутренним, желудочным представлениям о съестному, прикрепленному к менталитету славянского человека с самого детства.
-Может не все так и плохо,- проговорив в утешение Игорь Дмитриевич, немного ближе подсев к столу, посмотрев на Натали и Вадима игриво ласковым взором, ища в них поддержки, да словно приговаривая строкой из детской песенки; а помирать так с музыкой. И спустя несколько секунд все сидели у стола, продолжая шарить по экзотике ломтиков и кусочков, обслюнявленных, вязких, не всегда прозрачным собственным бульончиком. И лишь большая тарелка с горой красных огромных креветок, примерно в пол сотни отваренных в укропе ракообразных, вселяла крохотную надежду поживится хоть чем-то. Все обмолвились почти в один голос о капитане, который бы мог разъяснить  о приемлемости той красоты что стояла на столе, но его почему-то до сей поры и не было. Первая рука смельчака ухватившая жирную креветку, с ловкостью сломав мясистый хвост, брызнув сочностью белоснежного мяса, зачавкав под угодливое угуканье  выходившее из глубины своего самодовольства о приятной вкусности данного продукта. Так Вадим извещал остальным еще нерешившимся таким невербальным способом, заведомо радостную мыслишку.
«Будем живы не помрем, прошу и вас отведать господа,»
Вторым кто решился припасть, был Игорь Дмитриевич, и только Натали мешкала, осторожно за тонкую ножку подняв усатую да положив себе на тарелку, долго присматривалась к тем мужским разделыванием ее внутренностей выворачивавшихся с хрустом ломавшегося панциря от силы твердых рук, она побаивалась что твердая оболочка ракообразного существа, не преступна перед ее крошечными тонкими пальчиками. Но все оказалось достаточно проще, шейка хвоста под слабым нажатием разламывалась сама по себе, облущиваясь целыми сегментами тонкого панциря. И спустя полтора десятка быстро пролетевших минут на месте тех же креветок по одиноко разбросанных на широком подносе выросла гора не съедобных остатков облюбовавшегося всем деликатеса, что не помещавшиеся у каждого на персональной тарелки были лихо сыпаны обратно, в центр стола.
-Ну конечно вы б после таких лакомств ничего бы и не ели!- Судя словно несмышленых детей, входя обозвался Владимир Леонидович.
-Вы знаете с нашим пониманием о здоровой полезной пищи, здесь было трудно что выбрать съестного,- возразил Игорь Дмитриевич, поднявшись да обтерев руки и лицо скомканной пачкой салфеток, указывая на свое недовольство бросил их небрежно на стол, разлетевшие по всем блюдам.
- Владимир Леонидович, на далее подавайте более традиционную пищу, мясо, рыбу, ну в этом роде, ну если у вас обновится желание удивить нас в такой способ,- ткнув пальцем на стол.
-То будьте добры быть снами, хотя бы для того, что бы пояснить кулинарное значение тех блюд которые присутствуют на праздничном столе,-
-Да у нас сегодня вышел праздник сытого и голодного, визуально мы бы должны были и наестся, но почему-то голодны,- остроумил с иронической насмешкой Вадим.
-Извините мы все исправим,- побагровел лицом оскулив вздувшиеся мышцы широкой челюсти, заскрипев зубами оправдывался капитан.
-Постойте, давайте забудем и оставим этот казус в прошлом, креветки пришли нам по душе и мы немного подкрепились,- Игорь Дмитриевич обвел всех присутствующих взором затейливого веселого паренька.
-У вас Владимир Леонидович все готово для найлюбопытнишей прогулки подводным миром?-
-Да, только что были закончены последние приготовления,- сухо не детализируя ответ, проговорил капитан.
-И вы снами?-  Выплеснувши спонтанной веселостью, обозвалась Натали.
-Я бы с радостью но нет, я же капитан и не могу покинуть судно,-  растянувши неестественную улыбку отвечал Владимир Леонидович.
-С вами будет мой помощник Александр и лучший аквалангист нашего судна Юрий, они опытные подводники с ними вы будете в безопасности, и они смогут вас более удивить чем я,- закончив, и отсторонившись от дверей бара Владимир Леонидович, приглашал пройти к задней части яхты, где уже давно ровными рядами, были разложены костюмы по размеру к гостям, со всеми их комплектующими, а сам задний борт с тупого угла преобразился в пологие ступени с площадкой у самой воды, на которую покушались самые большие волны, забивая свои искристые верхушки на пологую белую гладь, разливаясь и куда-то тут же исчезая зеленовато голубой водой.
-А вода то теплая, очень теплая,-
-Но вы же на островах,- подметил помощник капитана, распределяя костюмы между гостями.
-Маленький и узенький светло зеленого цвета единственной даме, вам придется его надеть,- заключая так правоту опытного дайвера, настаивал Александр.
-И никак без этого?- Ткнув ногой в инвентарь, с шутовством заводясь неистовым хохотом, кренясь всем телом над открытой водой Вадим неожиданно для всех повалился набок, и с взмывшимися доверху брызгами погрузился в гладь голубой пучины, да за несколько секунд появившись плавно покачивавшейся головой над небольшими лениво катившимися волнами, извергая свой заразительный хохот во все горло, порывисто взмывая сильным торсом к верху, хаотично выбивая руками целые фонтаны струй, летевшие серебром капель по всем сторонам.   
-Присоединяйтесь,- сквозь смех взывал к улыбающимся зрителям, которые немного всполошившись от удивления, представшего неожиданного куража товарища, спустились к самому низу, поближе к тому кто забвенно плескался, без возможности быть насыщенным, той радостью которую дарили теплые воды островов, и это спонтанно проявившаяся потеха в действительности пришла по нраву всем остальным. Игорь Дмитриевич не долго думал, с короткого разбега с грохотом звонкого удара тела об воду, нырнул под самого Вадима, немного откинувши его вздыбившейся большой волной. Натали только помакивала ножки, тихо хихикая под нос и развесело сверкая своими ясными глазками, робела перед океаном и погружением в него, да ее безмятежная робость длилась недолго, просьбы и уговоры мужчин присоединится не производили ни какого эффекта, и только когда Вадим сильным морским зверем, выскочил на нижний мостик, хватаясь одной рукой за перила, а другой за тонкую кисть Наташи, одним рывком повалил, непреклонную леди на мягко обильную поверхность голубоватого покрова.
-Глупые, Глупые дурачки,- визжала Наташа, показавшись с подводы головкой, затеребив ручками нагоняя невысокие фонтанчики брызг в лицо Вадима. Да мужчины продолжали веселится, смеяться, и сама дама радостно ласковым голосом беспрестанно поносила шаловливых мальчишек, словно они будучи не полно летними подпадали под ее попечение, позволявшее ей иметь черту поучительной мамки. Все резвились и не замечали онемевших в глуповатых минах, собравшейся на борту команды матросов, что по сердитому приговору капитана, преобразились однообразным видом, белой футболке, синих беретов. И только сам капитан спустившись на одну ступень стоял ближе к воде, гранича с пространством веселья и торжества своих гостей, имел сурово серьезный вид, словно брал сам один на себя обязанность в ответственности за всех и каждого в этом небольшом их нем путешествии, таким образом поддерживая свой статус главного на Русалке.
-Игорь Дмитриевич, но вы так весь наш сюрприз испортите,- обозвался Владимир Леонидович, смягчая свой басистый голос. И трио колыхавшихся на низких волнах на минутку притихло, не расспрашивая а поняв сразу в чем речь, с методичностью, по очереди  начали подыматься на палубу к команде, и только когда взобрались окончательно, отобразив неровную шеренгу о трех человек с застывшими улыбками на лица, то старший из них, доложив о своей готовности принять тягости главы, козырнув на вскидку рукой к мокрому челу, слегка рассмеялся своему жесту.
-Готовы, всегда готовы, пионеры войска Нептуна, готовы, всегда готовы, кануть в пучину на поиски неизвестных чудес,-
Да шутка Владимира Леонидовича почему-то не проняла, он остался прежним холодным истуканом, с дикой улыбкой общепринятого приличия.
-Александр, помогите леди справится с костюмом и аквалангом, и покажите как пользоваться фотокамерой,-
В ответ Натали, прихлопнув в ладоши от радости да робея подпрыгивая, отдалась целиком и полностью под начало интеллигентного, льстящего без конца Александру. Вадим и Игорь Дмитриевич так же приступили к натягиванию, слегка тесноватого, пористого из нутрии костюма, влипавшего в тело и принимавшего форму гибких линий, торса, рук, и ног. Вооружившись мягкими доспехами да получил по игрушке, как было упомянуто выше даме досталась фотокамера, Игорю Дмитриевичу ручной похожий на мобильный рулик от автомобиля, электроимпульсный метало искатель, а самому Вадиму перепало малый набор инструментов, для донных раскопок, крохотная лопаточка страной формы, и что-то похожее на кирку но значительно поменьше. Три человека с команды шли вместе с ними, сбрасывая рукав насоса в воду и экипировав себя также странно непонятными инструментами. И только один с них угукая в маску, решился похвастаться длиной пикой с острим наконечником, назвав свою лыжную палку электрошокером для слишком любопытных рыб. 
-Ну все готовы, пустых вам сундуков да стаю голодных акул,- исковеркав славно известную поговорку, обращался Владимир Леонидович, в таков способ приглашая распрощаться с твердью под ногами и водрузится под воду. Первым прыгнул помощник, вторым его коллега и только третий, сопровожатый подводной экскурсии остался на нижней ступени направляя гостей ко дну, исправляя неловкости неуклюжих исследователь, желавших побыстрей расстаться с обычным атмосферным миром.
Первые минуты под водой не приносили большой радости, костюмы теснили тело, а все возможные ремешки и манжеты просто врезались в кожу, и только убедившись что со всеми все в порядке и нет никаких беспокойств, плавно снисходя ко дну все неудобства отошли на второй план. Чувство восхищения и великолепия морской средой очаровывало каждого, невысокие уступы с цветастыми губками, желтых, красных красок, под ветвистыми кораллами выглядели подобно сказочным оазисом, живших ранние в мирах самых смелых фантазий. Но теперь эта красота, ставала нечем другим как явью, где жители очаровательной среды золотого песка, мирных подводных лесов составляли множество небольших рыбок, имевших туже пеструю окраску, что и фон их него жилища. Они мерцали стайками во свете солнечных лучей, переливаясь разнообразными оттенками своих крошечных чешуек, россыпью прячась в коралловых кустарниках, то снова объединившись почетным караулом, обводили дугообразными линиями  свой подводный палисадник. Оторопевши от зрелищного представления, идиллии Нептуна над одним из много тысячных холмиком шельфа, упоено тлели своим тщедушием благоухания от представленного совершенства красот ихтиофауны. Отряд же команды не придавая значения подобным мелочам, как таращится хоть и не на обычные заросли буйствовавших водорослями теплых морей, методично прочесывали песчаные полянки, растыкивая желто горячие флажки в местах отзывавшиеся писком метало искателя, куда позже были подтянуты шланги и раструбы, собиравший верхний слой песчаного грунта. Такое необычное занятие привлекало и гостей, Вадим и Игорь Дмитриевич, оставив даму которая без престану щелкала затвором фотоаппарата, и себе отправились прочесывать небольшой пятачок светлого песчаника.
Игорь Дмитриевич шел впереди и ближе ко дну, водя из стороны в сторону своим кругловатым руликом, что долгое время молчал но все же имел честь порадовать тонким свистом да светом возгоревшейся красной лампочки, своего обладателя, указав на место возле метрового подъема, казавшегося чисто литого камня, что при первом же ударе кирки с рук Вадима начал колоться на мелки куски. Игорь Дмитриевич побулькивая спускавшим воздухом пузырьков, указывал Вадиму что нужно копать у самого основания валуна, но сам он не веря видимому а верней той хрупкости с виду не чем не отличавшейся от брылы большого валуна, с усердием долбил на глазах рассыпавшийся выступ.
-Здесь, здесь,- мычал Игорь Дмитриевич, подозревая что его не понимают, да ближе подводя метало искатель, испускавший неистовый писк по мере приближения к затаенному в песке металлическому предмету.  И наконец-то оторвавшись от диковинного камушка, Вадим примкнул своим вниманием к взыванием товарища, начав раздалбывать и рассовывать в разные стороны  золотистый песок изрядно подняв вокруг себя муть. И только спустя несколько минут  да первой мысильки; а может оставить такое добывание кладов, пригласив специалистов с этого дела, как кирка глухо звякнула об  что-то твердое, ловко подвернув лопаткой и на поверхность выскочил продольный четырех угольный прутик, представлявши с себя большой корабельный гвоздь.
Похлопав в несколько раз Вадима по плечу, Игорь Дмитриевич так давал понять о веселости их развлечения, сулившее разнообразностью своих случайных находок. Подхватив найденный болт он ткнул пальцем к верху, зовя Вадима подняться немного выше в толще воды да осмотреться, потому как с их поля зрения уж давно пропали остальные члены команды их подводной экспедиции, и только большая продольная тень яхты, покачивавшейся на поверхности, внушала сознанию об их неброшенности среди красот рая Нептуна сглаживавши любую тревогу своей непревзойденности.   
Натали так же с ними не было, она по одинокой русалкой, висла слегка шевеля ластами, то над одним холмиком то над другим, не отрываясь от фотокамеры приближенным лицом, щелкала все попадавшиеся к взору красоты, при этом позабывшись окончательно отдалилась от трудившегося отряда с трех человек команды, тщательно пересевавших песчаную поверхность уходившую в раструб трубы к насосам на яхте. Игорь Дмитриевич да Вадим оставивши занятие найти что бы то еще, причислив гвоздь к трофеям привезенных с карибских островов,  устремились к их даме, которой то и дел  было, как к мерцающим порхающим рыбкам среди кораллов и зарослей, да курка камеры. Но настойчивость мужчин как и завсегда взяла свой верх, и настигнутая Натали больше не могла вольно пощелкивать пейзажи теплых вод западного рифа, смешливо красуясь собой, двое обмальчишившихся взрослых мужчин без перестану всплывали перед камерой, словно просясь запечатлеть их грациозный полет по отвердевшему в жидкости воздуху.  Наташа сердилась отмахивалась ручкою, грозилась фотокамерой,  и просто желала побыстрей отделаться от общества двух на докучливых обожателей, пытаясь сбежать подальше, отплыть и предаться вновь такому облюбовавшемуся дельцу, пощелкиванию затвором квадратного аппарата. Но все только сводилось к одному, к четности ее усилий, от Вадима ей было не отстать, хватавший за пера ласт золотой рыбки, он словно непокорную русалку тащил то ко дну то в к поверхности, не позволяя Наташе быть самостоятельной, и только показавшийся силуэт помощника, указывавшего с далека тычками указательного пальца на часы его левой руки остепенил их, так давая понять каждому, что кислород уж давно на исходе и пора возвращаться.
Грустное в строгости лицо капитана, что не отходил от парапета борта, и все время поглядывал туда где уж с полчаса исчезли его бесценные пассажиры, с более менее приятной улыбкой встречал их же, по одному выныривавших из глубины, про себя шепча отдохновенно; мол слава богу вернулись и живы, и на том спасибо.
-И какие результаты имеются?- С задоринкой к первинцам подводных кладоискателей обращался Владимир Леонидович, спустившись на самую нижнюю ступень, да подав руку обессиленной от подводной фото сессии Наташе, камера которой теперь на воздухе казалась слишком тяжелой. Вадим только гугнил в воздушный клапан, слабо подпрыгивая из воды, вытягивая руки к верху, указывая на найденный гвоздь. На что Владимир Леонидович покачивал головой, одобряя трофей.
-Ничего не скажешь хороший раритетный гвоздик,- угодливо повторялся раз за разом, помогая даме снять акваланг, и стянуть приклеившийся к коже костюм. 
-Ну как вам понравилось Игорь Дмитриевич?-
-Незабываемо, так много красок и все такое инопланетное, никогда и нигде ничего подобного не видел, спасибо вам прекрасный отдых, вот только трофейчик не очень,-  да не договорив похвал, его перебил Владимир Леонидович.
-Да это пустяки, чего-то вам особенного найдем, об этом не следует беспокоится,- еще радостней с открытой тщедушной улыбкой докладывал своему хозяину, немного отойдя к работавшему насосу где присутствовал сероватый контейнер наполненный беловатой жидкостью, откудова появились зажатые в руке капитана две немалых по размеру серебряные монеты.
-Приблизительно восемнадцатое столетие, они практически ничего не стоят, и этой чепухи здесь полно, но мы ищем другое, по легенде где-то в этих краях погибло пиратское судно, имевшие золотишко, и еще если верить, то дюжину белых африканских алмазов, их бы найти, можно было б и порадоваться,-
Но не успели блеснуть очищенные в растворе португальские монеты, как они успешно с быстротой мановения глаз пошли по рукам гостей, сведши свой окончательный путь к малой ладони Натали, что сомкнувши линию бровей смешно поморщив лоб, переспросила без всякой зазорности, своей девичий наивности.
-А почему они одинаковые, не могли они быть разные,- и при этом с той незаурядностью начала приглядывать местечко куда бы можно было бы спрятать хоть и малый но клад. Игорь Дмитриевич смеялся, Вадим и капитан не сторонились и разделяли веселье здоровым хохотом.
-Вот бы было чудно взаправду найти сундук с монетами, которые имели бы все разную чеканку!- Смеялся Вадим.
-Ага, такой себе пират Флинт, коллекционер, нумизмат,- захлебываясь добавлял Игорь Дмитриевич.
-Прекрасно что с нами дамы,-
-Они всегда наполняли души мужчин радостью,- подкрепил, потирая подбородок Владимир Леонидович, и лишь Вадим не отдаваясь таким высоко умным рассуждениям, подойдя легко обнял свою избранную, слегка потискав о свою грудь, да Наташа не видя ни чего предосудительного в мужских шутках, продолжала свой прежний безвинный разговор о тех же монетах и кладах спрятанных на дне океана.
-Владимир Леонидович, а вы находили здесь чего-то более стоящее чем эти серебряники?- Вытянув ручку показав для всех содержимое малой ладони. Капитан невольно для себя и других покривился в смятении, от откровенного вопроса косо поглядев на Игоря Дмитриевича.
-Нет, конечно нет, если бы чего и было, мы бы вам обязательно показали,-
-Ну а как вы тогда нашли это место?- С личным упованием на удачную хитрость, интересовалась Натали, еще больше омрачая капитана.
-Ну, ну, да это всем известная история, об ней знает каждый житель ряда островов, что западные рифы кладовая для тех кто жаждет романтики и трофеев средневекового периода.
-А, а,- протянув поющей ноткой Наташа, переглянувшись с Игорем Дмитриевичем, что застыв на месте выслушивал коротко следственный допрос, наипрекраснейшей леди по отношению капитана.
-Может вы желаете пройти отдохнуть? Ну пока баллоны будут перезаряжены и вы сможете вновь продолжить,- предлагал Вадим Леонидович, на что гости покорно кивая головами, целиком согласились следовать к бару, и только Вадим по поручении дамы таскал с собой фотокамеру предоставляя ему излишнее неудобство, да и сама Натали слегка гугнява подобно малому дитя, настаивала пройти к капитану, где можно было бы перевести снимки в электронный вид, да воспроизвести на мониторе компьютера, при этом за благовременно оценить достояние своей работы. Но никто ее не услышал, мужчины желали покоя и немного бодрящего вина, освидетельствовавши во празднике их первое погружение в воды тихого океана, подарившее им сколько впечатлений, которые им необходимо было обсосать у стола в привольной атмосферы, под сладкий вкус красного питья, застывавшего ароматом виноградной лозы на  губах.
-Но мы хоть что-то нашли, Игорь Дмитриевич!- Подзадоривал Вадим, не расставаясь с гвоздем и поводя им время от времени по воздуху словно дирижер.
-И сохранился неплохо,- поддерживал Игорь Дмитриевич, весело поикивая своим веселым смехом.
Выпитая бутылка в тихой не навязчивой обстановке бара, слегка разморила друзей, да на скорую перекусив бутербродами с бужениной, в апатичном содрогании разнеженных тел друзья сверили между собой подступившее желание отправится немного подремать. Вадим не перечел общему мнению, видя свой  дневной покой в горячих объятьях Натали. Но не зная почему получил изрядную порцию горечи и обиды, был одарен отказом у дверей каюты дорогой любимой дамы, да списав на женские ничем не обоснованные капризы, но все же без лишних огорчений отправился к себе в комнату. Эго догадки насчет Натали сводились только к одному,  Игорю Дмитриевичу, но и это его особенно не расстраивало, он мог поделится Рубиконом женской красоты безвозмездно и навсегда, благодаря невинному знакомству с Эльвирой, женой профессора Гранева, теперь зная что на свете еще имеются, ценней, изящней и краше изумрудные камешки изысканных филиграней. Но его мысли касались не только дамских, полных девичьей свежестью бюстов, он мыслил и о предложении Игоря Дмитриевича, открыть свой бизнес торгуя недвижимостью, и о родных матушке и отце, от которых по необходимости чудесных обстоятельств, выпадала возможность съехать в новенькую много комнатную квартирку где-то в центре столицы. Вспоминал и Филиппа Павловича который при его мечтаниях, в рождениях малых планах на грядущее был просто необходим как воздух и вода для жизни, при этом не забывая его о любимейшем занятие посодрагать воздух на высокие темы, на которые он мог смело и со всей у частность по практиковаться с Игорем Дмитриевичем.
«И правда хорошая идея,» шептала на конец мысль, завертев остальной коловорот своих собратьев в один вихрь, погрузив непослушных во все время разраставшийся черный проем забытья, ложившийся крепким молодецким сном.
-Эй, эй, ее,- кто-то вопил с наружи, с задворок реальности, желая прорваться к мирам, умилительно мягких сновидений, да воскресить Вадима приводя в сознание.
-Ну что вам?- Еще не понимая ни где он ни кто, отворачиваясь от источника шума, вопрошал Вадим, желая таким образом откараскатся от недоброжелательных особ.
-Да ты Вадим чего,- обращался более ясный, и знакомый голос Наташи.
-Натали ты?- С нежностью произнес Вадим, еще прячась между подушек.
-И ты всегда такой сонливый?-
-Ну, аль долго вы меня будете?- Стоя на своем переспрашивал свою даму.
-Да уж вечер давно, там сколько находок, я думаю тебе будет интересно, ну и нам без тебя скучно,-
-Вечер,- очнувшись, да не веря слышанному переспросил, поднявшись потирая щемивший ото сна правый глаз.
-Вот ерунда, и сам не могу поверить что так разморило,-
-Пойдем, пойдем, быстрей на верх,- подхватив под локоток чуть ли не таща,  подталкивал только что вошедший Игорь Дмитриевич, волоча Вадима за собой.
На палубе заведомо были приготовлены несколько столов, красовавшиеся резбленно лакированными  дубовыми профилями во твердости и крепости, они были выставлены под разноцветные тени куполоподобных грибков тенистых зонтиков, на своих плоскостях представляя свое разнообразие. Глаза еще не очнувшегося Вадима, так и бегали то от кувшинчиков к малым пушечным ядрам.
Игорь Дмитриевич подхвативши, изъеденную коррозией гнутую гренадерскую саблю, размахивал ее по ветру, со свистом разрезая пространство перед собой. На что дева всей компании не отходила от мелочей, нескольких золотых копеечек и крохотной заколки с красноватым агатом, которая ей очень припала к душе, скромным желанием оставить на память.
-Игорь Дмитриевич, а можно мне вот эту заколочку взять на память,- завертев перед собой, показывая облюбовавшуюся вещицу.
-Можно, только не на память, а для дальнейшего пролога нашей крепнувшей дружбы, а то я вас знаю, побудете радушны с со мной здесь в этих жарких странах, а вернувшись на родину позабудете,-  с улыбкой говорил в ответ Игорь Дмитриевич, открыто хихикнув даме так обнадеживая в ее вольности.
-Не дождетесь, никогда!- Ретиво отрезала Наташа, продолжая исследовать подаренную с легкой руки  заколку, ноготком мизинца пытавшись выковырять с под камушка залипшие песчинки. Вадим и сам прильнув вниманием к бронзовому массивному настенному подсвечнику, вертя его у себя перед лицом, разглядывал литые завитушки и рисунки, да плохо видные фрагменты каких-то гравировок, отображавших изысканную картинку на крепежной широкой платформе. На столах присутствовала и кухонная утварь, поблекший китайский фарфор, серебряный поднос, ложки, медная шкатулка, связка  заржавевших ключей, печать из слабо проглядывавшимся гербом, без сомнения капитана португальского флота. И к диву чего не заметили гости, множества предметов были очищенных чуть ли не до блеска, и тут же груды чего-то неизвестного в раковинах и морской плесени. Но такой казус никого и не интересовал, и сам Владимир Леонидович был доволен, получавши одну за другой похвалу от хозяина и гостей, он цвел, слегка краснея своими широкими скулами. Да потеха долго не продлилась, именно до того момента пока каждая вещица, не была в десятый раз изтрогана в чувственности еще молодых рук, да излизана на хитростные хмурящиеся взоры неимоверных предположений. А некоторым выпал и в общем уникальный случай придтись на вкус и зуб, и после всего почти докторского дознания, невольно страсти  улеглись, лишь то облюбованное, прикипевшее к самой душе каждого теперь служило своему новому хозяину. Натали поспела свою золотистую заколку расположить на тоненьком хвостике черных волос, показательно ложившийся на левую грудь, выставляя свой агатный камушек всем на показ. Игорь Дмитриевич не расставался с гренадерской саблей, используя ее более как трость, блудя по палубе, иступившимся давно острием, портил белоснежную гладкую поверхность литого покрытия полов. Вадим же тягался с малым пушечным ядром, хорошо ложившимся в руку, слегка подбрасывая чугунный шарик, впечатлено придавал ему прежнюю силу в самом себе, отображая угрюмую несломность, и дальновидность своих воинственных но верных по смыслу побуждений бесстрашного мужа.
-И с нас  никто и не предполагал, что мы сможем столько-то достать в один день из подводы, вы Владимир Леонидович право удивили!- Освидетельствовав в очередной раз свое удивление Вадим.
-Нам хотелось вас порадовать, заинтриговать, и у нас это получилось,- проговорил капитан, переглянувшись со своим помощником, который словно застеснялся такого откровенного взгляда от своего прямого начальника.
Вечер уж давно входил в свои права, дневной зной охладевал в малом ветерке, котившегося чешуей вдоль борта яхты, столы с трофеями были оставлены на ночь, а уставшая команда матросов вместе с Владимиром Леонидовичем исчезли целиком и полностью из вида гостей. Лишь кок имел неудобство быть на дежурстве, с наготовленными заранее съестными блюдами к ужину, да иметь возможность по прихоти господ накрыть им же на стол. 
Все по прежнему находились на носу яхты, развалившись во креслах они встречали крадущиеся с восхода первые сумерки. Говорили они уж не так и много, обрывками, выдерживая большие паузы молчания, словно пытаясь отобразить в себе ту тему для разговора, будучи заведомо интересной для всех, но увы каждый боялся своих умствований опасаясь выставить их на обзор других.
-Похоже мы свыклись, нам и поговорить стало не о чем, точней незачем, мы стали понимать друг друга без слов,- со вздохом наигранного уныния замечал Игорь Дмитриевич. Вадим и Натали только улыбались, да почти незаметно покачав головой, отвечали своим согласием.
-Игорь Дмитриевич, а правда что средневековье было отуманено бога боязнью перед церковью?-
Вадим чуть не поперхнулся от услышанного, он скоро мигал глазами и не веря что такое могло вылететь изо рта Наташи, косился на свою милую.
-И люди жертвовали своими благами и радостями ради страданий, которые им завещали, ну эти как они, священники, эпископы, ну служители тех старых храмов,-   
-Нет, это не так Натали.- начал Игорь Дмитриевич.
-Никто себе страданий самостоятельно не причинял, их и так было достаточно, зачем еще самому кликать беду, когда ее и так полно,-
-Но, а почему теперешние христиане, говорят что наши предки, были покорны и снисходительны к разным перипетиям, мук человеческих, встречавшиеся им каждодневно, и дарившие им так, радость светлого завтрашнего дня,-
-Ну вы и смешны Натали, люди и сей час встречают будущность завтрашнего дня с упованием  на дарованное счастье.-
-Ага, именно так,-  подтвердил Вадим.
-В особенности когда, оно должно пасть с неба на голову безвозмездной халявой,- 
Рассмеявшись над смелыми суждениями  своей дамы, вновь войдя в очередную прострацию безмолвия, в водя всех в какое-то недоумевание на несколько минут, умиротворенного покоя среди простор бескрайнего океана, и только Игорь Дмитриевич смог разорвать мешок томящей тишины.
-А вы знаете Натали до восемнадцатого столетия, бога боязливый человек был основой общества, мы попросту и не знали как можно жить без бога, нам не дано было таково право, человек рождался, рос и получал образование только в кругу родителей и родных, что чтили писание библии. Большинство не знали школ, грамматики, математики, физики, химии. Их умом, совестью, сознанием и намереньем был пастырь иль поп, потому их то и боялись, тогда первосвященник и имел место иерарха над своим пустоголовым стадом. Которое только и могло мычать псалмы примудрейших книг на этой земле, но мы осмелели, мы имеем хоть какое-то образование, что дает нам мизер из омута наук, но это горчичное зернышко мы гордо величаем индивидуализм. Личной непревзойденной точкой зрения, конечно по большинству пустых мнений, но все же свой островок, своего разума, по тому-то люд то и позабыл о воскресных заутренних перед ликом христовым, да вечерней молитве в мужицкой избе, на самый выбеленный и чистый угол с образами,-
-А вы прям Игорь Дмитриевич проповедуете атеизм,- вклинившись перебивал Вадим.
-Я, да извольте никогда, я равнодушный ко всем проповедям и движениям истинных служителей, ну чего либо из этого.- Но таков ответ Игоря Дмитриевича, был сжатый удушьем ложности, не желавшей выходить с горла скованным стыдом перед самим собой.
-Но а в общем не знаю,- пытаясь поправить себя, начав заново объяснение.
-Видите, судьей таких вольностей среди имперского властвования христианства, стал известный для всех первооткрыватель, путешественник Чарльз Дарвин, он наверняка немного похож на нас, так же не желал трудится, сбежав из дома в свои юные годы отправился в путешествие к Америке, за приключениями,-
-Но не хотите ли вы нам сказать что мы мартышки,- пытаясь как-то с строгостью, своего несогласия школьной теорией происхождения видов, возразить Наташа.
-Да причем тут это, наше вы солнышко, теория естественного отбора работает и сей час, и будет работать в будущем,-
-Выживает всегда сильнейший,- добавил Вадим.
-Но это так поверхностно, мы все знакомы с селекцией растений, животных, видов которые искусственным способом воссоздал человек, с помощью этой же теории. Обусловливая окружающую среду в определенные характеристики, мы  изменяем так самого подопытного, это и увидел Дарвин на Галапагосских островах, когда сама природа видоизменяет первоначальное порождение биологичного творения под натиском разнообразных стихий. Но и не в этом суть самого понятия Дарвинизма, а в том, что в один момент, когда молодой юноша под впечатлениями удачно прошедшего путешествия, порешил издать короткую статейку, под гордым названием, «Происхождение жизни,» в самой обычной бульварной газетенке. Шутка, да конечно шутка, ну много ли такой ерунды мы встречаем на страницах желтой прессы, да только вот эта именно статья и расколола человечество, верней христианское общество, с которого словно с обители вышли атеисты. Замечу люди которые уже не могли и не умели жить без веры, но верить им было в нечего, по тому что стереотип живущего на облаках дедушки с серебристой бородой, под натиском зарождения первого вольного разума рухнул, исчез в глупости и тупости каменного человека. И во что вы думаете, эти люди обратили свой вековой опыт и можно так сказать инстинкт покорности и служения, точнее веры, конечно в себя и в сои труды. Проще, они начали верить в свои силы в свои возможности, не желая быть более овцами а стать самими творцами. И я напомню вам что именно в восемнадцатом столетии, наш прогресс, технический, экономический, культурный, резко сдвинулся с места. Вся величайшая элита того времени ученые, дворяне, люди искусства, и все те кто хоть как-то мог самостоятельно складывать логическим путем самые простые понятия, то есть умели хоть примитивно мыслить, отошли от векового гнобления к воли индивидуума. Уйдя в сторону от строя кукольных человечков, которые словно по программе проживали всю свою жизнь, не отдавая отчета ни чему они были заняты, ни о чем им было позволено мыслить, и этой программой вы догадываетесь было ни что другое как каноны славно известного святого писания «Библии.»
А сами атеисты которых число возросло до нашего времени и множится и до сих пор, творят чудеса, ведь все те технологические открытия сделаны во благо человечества, служащие нам в тысячах мелочах обыденного быта, от таблетки аспирина, снимавшая вашу головную боль, до возгласа с капитанской комнаты через шипящий динамик радио,  все это  рук людей творцов. Которые замес-то того воскресного песнопения, да шести семи поклонов в пустой угол с мурлыкающими молитвами, отдали эти секунды и минуты единственному самоличному убеждению, дать, подарить, чинить корыстно полезное своему ближнему, получив в замен лишь одно спасибо и уважение поколений,- Игорь Дмитриевич замолчал давая себе немного передохнуть. 
-И вы наверняка так же атеист, и не верите в бога?- 
-Не знаю, навряд ли мои мысли во многом склоняются к тому дяденьке, высшему существу на которого можно было бы возложить все свои проблемы, что со временем в пережитке моей памяти, вырастают воющими ноющими псами, совестливой провинности,  перед теми которые имели в прошлом сношения со мной, но все же эту тяжесть мне все больше хочется называть одним всем понятным словом, грех. Да и быть атеистом это нужно возложить на себя рамки человека имевшего смелость сделать вызов, плюнув в лицо всему обществу, возвысится, превозмочь, прежнею прохудившуюся да испачкавшуюся в крови грязь морали христиан. Иметь свои духовные ценности, которые должны отображать настоящую доброту и самопожертву, быть творцом и страстным к людям, неся им же свою любовь, не пустословием а делом своих рук, проще выразится необходимо отдаться позыву полноценного участия в этом в полнее реально существующем мире, принимая на себя ответственность за его процветание во время твоей короткой жизни.- Игорь Дмитриевич снова на ненадолго замолчал, давая возможность Натали изложить свои короткие предвзятые мнения.
-Одним словом Игорь Дмитриевич, атеист это тот у которого лозунг буднего дня звучит примерно так; мой целый день пока непринятых ни кем трудов, отдан во благо славной жизни будущих веков, в унылость той вседневной простоты, для сладко ленных поколений, от тех кто умер от трудов, для их бессмертно мягкого дряхления,- 
Все в один голос рассмеялись.
-Да и не знаю как оно у меня такой каверзой сложилось,- добавила Наташа, радостно смеясь над своими словами.
-Ну, ну, повтори еще, повтори, повтори,- настаивал сквозь икоту рваного хохота Вадим.
-Не смогу, хотя бы и хотела, но не смогу,- отмахивалась ручкой немного застыдившаяся дева.
-Ну вы и охарактеризовали безбожное племя,- сквозь смех подтрунивал Игорь Дмитриевич. Но спустя несколько секунд все успокоились, отдавшись забвению продолжавшемуся рассуждению.
-Игорь Дмитриевич, мы много узнали и услышали от вас о людях, которые как вы говорите не чтят прошлого, но творят наше настоящее, а мне бы хотелось поинтересоваться прежними подопечными ну нашего окружения. Мне интересно как они привлекают людей пополняя так сказать свои ряды, почему люди идут к ним, почему они находят себе пристанище среди тех которые только и знают, что уж на протяжении двух тысячелетий провозглашать одно и тоже писание, при этом ничего так и не последовало за этот большой срок в подтверждении той же великой сказки,-
-Но почему же, а отъявленные, клятвенные восклицания с пеной на губах о близившемуся конце света, с судом не мирским, а божиим. Вот, вот, он будет завтра, ну если не завтра так через месяц точно, вы забываетесь Вадим!- При этом Игорь Дмитриевич ехидно улыбнулся, словно в чем-то подозревал друга.
-Поймите Вадим их схема очень проста, каждый из нас во многом ребенок, и покорившись данному природой побуждению своего желания, в кавычках, хочу на этом свете все! Учитывая при этом склонность сунутся туда, куда и Федька не ходил и того не делал, безмерного любопытства и интереса к реалиям встречавшимся нам на каждом шагу, мы порой попадаемся в образно сказано  медвежью яму, где сырость и страх перед смертью попросту не измерим. И единственный клочок свободы есть высокое небо казавшееся концом длинного туннеля, и то тяжелое понимание что вылезть обратно на поверхность без чей-то помощи  мы не как не сможем. Родители стары и уж давно безответственны за ваши поступки, друзья пустое слово, и остается лишь один спаситель, это милость человеческая, приходящая к нам на перевес с большой сумкой,  набитой макулатурой, буклетов, журналов, в которой как говорят они описано все, и то как вы угодили на самое дно и конечно способ побыстрей подняться на поверхность и даже выше. Но вы не берите на ум что кто-то вам поможет покинуть вашу ловушку, они сами вам и скажут что с этими трудностями ты должен справится сами, и только сами, но конечно не забывая о боге, который через вашу молитву подарит вам веру, да протянет духовную руку помощи. И вот вы все же превозмогли самого себя, трудный подъем по сыпучим стенам, беда свалившаяся на вашу неразумную голову уж давно позади, и вы снова на ногах и среди прежнего общества, среди людей что продолжают жизнь да отдаваться своим желаниям. И тут вы понимаете что мир так красочен, разнообразными предложениями и так снова желанный вами, а у вас до того такой нагулянный аппетит что и мочи нет. Тут и ваш провал под землю теперь лишь кажется коротким неприятным сном, с которым как оказывается сталкиваются почти все, при этом ни как не претендуя на ваше прирожденное побуждение брать от мира все на что последний не будет скупится, тем более вы уже имеете опыт дорожить и быть более осторожным в своей заносчивости.
 Да не тут то было! Когда б вы и были рады позабыть ваших друзей, что псевдо помощью сил небесных подарили вам новое улучшенное существование, то они вас не забудут, ведь сами вы представленное доказательство могущества господнего, воспрянувшие от его вдохновения, ведь молитва и песенка смешанная под непонятные вычитки из разных цветастых книжиц вселили в вас дух, дух света и изобильной любви к первому, который то и помог вам.  Оно то  и так,  и возразить то вам не хочется, ведь и правда некоторое время, потерявшись во своем смятении вы без чувственным чурбаном блудили за стадом светло умных христиан и отображали себя с ими, словно подражая, пытаясь хотя бы не разрешить своих душевных потуг, но хоть забыться.
А, алилуя, кричали тогда вы, а теперь вы на границе выбора, продолжить встречаться с новыми друзьями воспевая молитвы неизвестному мифическому существу, иль возвратится к прежним, продолжая радоваться обычными для большинства люда потехами. Да нет же, куда же вы вернетесь в прошлое да никогда, ведь вы затронули струны страха и отчаянья, и звуки визжавшего раздора до сих пор сидящие в  ваших ушах, вам страшно бить прежними, и этот не забытый гнойный ворох еще мутит вас, а тут перед вами лезший сам  во члены и голову рай, покоя и бессмыслия, и горделивого взора ложившегося на все коротко временное земное, нет мыслей, нет забот, есть канон, канон книги через уста пастыря, старейшины да без разницы кого, в общим того кто омыл ваше порочное, вольно мыслящее тело чистыми водами пустоголовых восхвалений идеалов человечества, рабов величайшего тельца всех времен и народов. Вы представьте себе Вадим, Натали, быть в жизни чурбаном, ни размышлять, ни мыслить, говорить ободном, помышлять только о нем, смешно правда, заучив одно стихотворение и с помощью его же общаться с внешним миром,-
-Сумасшествие!- воскликнула Наташа.
-Может и так, но это сумасшествие устраивает многих, но не обетом ведь, когда человек один раз обжегся на костре, то он запоминает на оставшиеся дни что огонь плох для кожицы человечка. Тут же та самая история, потерявши все и может даже свое здоровье, человек по традиции винит окружающих и даже может быть свой образ прежнего сосуществования, и тут вам пожалуйста новое мировоззрения, новое отношение, новый мир, где конечно проблемы присутствуют как и прежде, но винить никого не нужно, потому как вы добры и счастливы, ведь ваше счастье со слов братьев и сестер никогда не закончится, и вы, именно вы будете жить вечно. Да только ни кто не задумывается, ни кто не представляет какой может оказаться ваша вечно бесконечная жизнь, и имеет ли она в общем смысл для человека. Но кто же может отказаться от такого предложения, снявши с себя все проблемы и обязательства, повторяя с дурацко радостной улыбкой повсечасно один стишок, да в придачу вот этим всем можно будет заниматься целую вечность,- Игорь Дмитриевич замолчал.
-Ну, за такие речи вас Игорь Дмитриевич в одиннадцатом столетии, обложили бы дровами и подожгли,-
-Нет Вадим, я не собираюсь быть реформатором наших культурных идеалов, я только изложил свой взор, на то что христианство сделало для мира не так уж и много за две тысячи лет, сколько за двести атеизм здорового эгоистического человека, служившего во благо себя и ближнего,-
-Так вы еще и эгоист!- с смешком обозвалась Наташа.
-Ну а почему мне им не быть, мне пожелалось, я замечу что только мне пожелалось стать режиссером и отснять фильм, и я его снял, в угоду своего тщеславия и самолюбию, но замете то Натали, что мою картину будут смотреть массы, отображая при этом себя с моими героями, сравнивая их жизнь со своей, размышлять и чему-то учится. И как тогда получилось что мой эгоизм, приносит пользу другим, а вот мы с Вадимом обсуждали тему о недвижимости,-
-О будущем моем бизнесе,- с важностью поправил Вадим.
-Чего уж тут плохого,- продолжал Игорь Дмитриевич.
-Что юноша желает зарабатывать, и его способ зарабатыванея денег, лишь одна забота обустройства быта человеческого, одному нужен дом, а деньги нужны другому, совсем наоборот, а он лишь тот кто, как говорится сыскомый, который сэкономит ваше время и усилия, предоставив вам необходимое. А что вам может предоставить христианство, лишь то что ваши постоянные страдания не напрасны, что бедность и  вечная смута вашей души, возместится ликующим торжеством восхождения к небосводу по концу времен, вы знаете мои друзья это слишком сказочно для меня, хотя я так же не равнодушен к волшебству, и желал бы иметь волшебную палочку решавшая за меня все мои проблемы, но я не верю тому дядюшке который кормит лишь одними обещаниями, а здраво почетный христианин только этим-то и занят, подкармливая себя и других вечной надеждой, на то что они сами в общем-то и не имеют ни какого представления. Послушайте вот был у меня еще в студенческие времена случай, один мой товарищ из евангелизации ну как-то попавший туда в их лавы, убеждал не однократно посетить благость господнюю, изучая его стихи из библии. В очередной раз я ему отказал и как-то наш разговор перешел к теме искусства, точней о самой живописи, я знал что он с малых лет интересовался красками, да что-то еще и рисовал, но так и забросил, он спрашивал о театре а я его по долгой памяти о бывшем хобби. Он не брал кисти уж много лет, тогда я и задал ему таков вопрос; а не желал бы он возобновить свое увлечение, да все же научится писать картины? Он улыбнулся и лишь ответил, что не против но на это у него нет времени, ибо весь его досуг отдан в дар великому богу прославляя его повсечасно, а рисовать он станет когда настанет день конца, и он попадет в рай, тогда он и возьмется за кисть и краски, и будет писать все то что только не встретится его взору. Я ничего больше ему не говорил, да только как может быть так? Вот зачем будет нужно тогда художество, да и все искусство среди совершенного мира, точней тот райский мир весь должен будет сложен с искусства одного великого мастера, и ничего в нем нельзя будет дополнить и извлечь, так подобно их ней святой книге библии, ничего в нее нельзя превознести, ни лишить, одним словом бессмысленно писать то что в целой вечности не теряет своих идеальных форм, что не является временным а есть постоянным во цветении.
-Да Игорь Дмитриевич я с вами согласен, мир всегда изменяется, очень медленно но все же изменяется,- с значимостью выводил Вадим.
-Вот видите вы еще такой молодой, а такой факт заметили, вот к примеру в ясную погоду мы можем дотянутся взором к самому берегу, и что мы там увидим, прибрежные тропические джунгли,-
-Редко растыканные пальмочки среди песка,- вмешалась Натали.
-Точно так, но уж через несколько десятков лет, здесь может разложившись вдоль побережья  быть портовый город, с сотнями малых и больших кораблей у пристани, иль может случится совсем на оборот под бедственным ураганом было сровнено с землей целое поселение, и можно спросить у себя когда же было это место совершенным? И в этой дилемме только один правильный ответ, сейчас, так оно и для искусства.-
-Но вот еще что, само художество несет не только передачу форм предметов, явлений и красот нашего мира, но еще отображает в себе чувственность и эмоциональность каждого из нас, ну если бы мы были запечатлены в полотне,- умничал и Вадим.
-Бесспорно, Вадим вы правы, вот только зачем мне вас  с вашими достоинствами запечатлевать, когда в любой промежуток вечности у меня есть возможность с вами встретится, и вами восхищаться, при этом вы ни когда не потеряете, своей юной, сильно мужественной стати, вы вечны и никогда не умрете, ни мне ни кому на радость,-
-Хм, м-да, но тогда с ваших слов выходит что искусство стало первым подкупщиком, продавши христианство самому сатане,-
-Но это слишком образно Вадим, но то что человек, замечу человек, а не бог, подарил земную красоту вселявшую  радость в его душу, то это факт,-
-Так в чем же тут суть самого христианства?- Пытаясь и себе разъяснить, выше изложенное, спрашивал Вадим.
-Рабство! В иерархии классовости, и конечно темной пустоты в нутрии себя,-
-Ну и как так может быть?- Хихикнув спрашивала Наташа.
-Да очень просто, что для нашего тела смерть? Да ничего изгнивающая бездушная плоть становящаяся прахом, обычная земля которую мы имеем честь топтать. Но вот для нашего я, смерть представляется чем-то не вообразимым и непонятно ужасным, ведь ни кто из нас в за правду не может себе представить что когда-то может умереть, потеряв созерцание окружающего мира. С этого и следует что каждый из нас желал бы знать наш завтрашний день, нашу будущность. Ну а вы как думаете, кто первым смог предложить такую услугу, и частично скостить нашу заботу о ближайшем вольно плывущим времени, ну конечно наше религиозное общество, страхуя каждого от перепятей зла и невзгод, обычных горьких случайностей так бы сказать испытаний господних. Ведь не правда мои друзья, наше духовное сознание до неистовости рваных мысленных бредней боится смерти, и оно согласно на все ради своего существования, идти за любым пророком, вкушать любые идеи, отдавать свое тело в рабство ради своего безвольного хемерного существования. И тут же определю, было сделано множество потуг технологических и теоретических философских идеологий, проглядывавших далеко в грядущее, но мы все же не сдвинулись с порога реальности настоящего, вкушая темень высокой стены отделявшей завтрашний день, и лишь наши иллюзии гордо величавшиеся пророчеством, рисуют малейшей мыселькой о своем принужденном обязательстве, растворится среди выдумок и миражей благовидных мужей, ставши ничем. Я повторюсь Вадим, Натали, ведь ни кто на земле не верит в то что их Я когда-то умрет, все это знают но ни кто в это не верит, потому как бы было так, то наш мир не выглядел с той же помпезностью и величием нашей свободной убежденности вечного существования человечества, и те же сами стишки твердящие что они телесно умрут с последнем ударом сердца, не верят в их нею смертность царственного я. Это и есть причина религиозности народов и общин, ник-то не верит в свою смертность, верней ясно осознают свое бессмертие, хотя это одно и тоже,- 
-Не поспоришь,- катнув ногой давно лежавшее ядро под стулом, надоевшее рукам и брошенное на пол.
-Я сам не хочу умирать,- добавил Вадим, гремя круглой тяжелой игрушкой.
-А ты Натали что нибуть присмотрела из каталога, подаренного Игорем Дмитриевичем?- Лукаво потянув уголок рта спрашивал Вадим, резко для всех отпрянув  от темы прежнего разговора, переходя к более веселым прологам вечерней беседы.
-Ах да, забыла я сей час вам верну,- подскочив словно раздавшаяся пружина, Наташа быстро умчалась к двери ведущей на нижнюю палубу.
-И вы Игорь Дмитриевич в действительности намерены одарить нашу даму, бесценным презентом, не хотите ли вы так соблазнить мою девушку, а,- не теряя шуточности вопроса, спрашивал Вадим.
-Ни знаю, может мой соблазн и пал острием стрелы на грудь Натали, но только хватит ли мне запалу на такое чудесное юное создание, да еще при таком кавалере, а подарок сделанный мной или вами это мало значительный факт. Ни одна хрупкая девичья ручка не отказалась бы от повода опустошить мужские ладони, особенно когда они крепки, да кисть тянется к прелестям стройного тела. А вот и Натали,- кивнув головой Игорь Дмитриевич указав на приближавшийся изящно гнувшийся силуэт их дамы, игравшей так вызывающи и страстно с темными тенями океана, да белым светом прожекторов яхты. Она бережно положила толстый буклет на стол перед самым Игорем Дмитриевичем, тихо бормоча, что была рада ознакомится с украшениями занимавшие по стоимости и красоте в целом мире первые места, да присев на свое место, она невольно обернулась своим личиком в сторону игравших слабым блеском вол, слабо качавшегося теплого моря. Тая ото всех обидное разочарование что она и правда не королева, не принцесса и даже не графиня, для которых данные ценности с глянцевых листов, могли стать обыденным капризом, которые разрешали ее походные ухажеры.
-Не так порадовал мною данный буклет, как расстроил, видимо эти ровные клочки бумаги, чем-то вас огорчили, но извольте быть дерзко дерзновенным,  вы выбрали то что вам бы так шло к лицу? Браслет, кольцо, ожерелье,- настаивал, не сбрасывая с губ ехидной улыбки Игорь Дмитриевич.
-У меня есть брошь,- и Натали выдернула с смолистых волос трофейную заколку, блеснув агатом на свету крошечно красной искринкой.
-Она мне к лицу,-
-Вы горды,- коротко определял Игорь Дмитриевич.
-Да не так уж горды как хитры,- подымая на смех фатализм Игоря Дмитриевича, быть благородным и при этом не выходить за рамки обычного барышничества и тонко искусной покупательницы, застыдившейся своих желаний, попросту тыча пальцем в пол, уточнял Вадим.
-В чем же тут хитрость,- резко возразила Наташа.
-Да от куда мне знать, ну не мне же тогда вертеться перед зеркалом, кривляясь рожицей россыпям алмазов нагрудного колье,- продолжал тиранить Вадим.
-Глупцы,- резко ответила Натали, быстро покидая компанию мужчин, которым было и невдомек горькая обида единственно милого цветка их малого корабля.
Небесный свод чернотой ввалившийся в глубь космоса, прозрачным потолком вновь засеял блеском мириад звезд, и той свежестью воздуха ударил с моря омывая полночный час.
-Безумно как красиво здесь ночью,- заговорил Игорь Дмитриевич, потянувшись ко столу, поднявши бокалы и бутылку с вином, безмолвным жестом переспросив Вадима не желает ли и он пропустить пару стаканов красного, подобный жест павшей апатично расслабленной руки себе на бедро, от давал свое согласие. Мужчины молчали, забросив высоко голову, медленно водя глазами  вглядывались в чистое звездное небо, периодически пригубляя свои хрустально прозрачные чаши.
-И все же благодарить господа есть за что,- ухмыльнувшись к небосводу, аргументировал свое благоухание Вадим.
-Да конечно, особенно когда ваш бог Филипп Павлович,- не теряя взвеселенной тонкой насмешки, утонченной пикантности, добавлял Игорь Дмитриевич. Смешавши их обоюдный слабый смех робеющего признания к человеку которому они были обязаны всем имевшимся на данную минуту их существования.
Остальные дни не забываемого отдыха, у берегов Карибских островов прошли без каких-то  либо ограничений, разрешенные любым капризом и прихотями, текши бессрочно и незаметно для самих гостей, в тепле изобильного щедротами ласкового солнца южного климата. Да каждым  днем по малой крошицы наполняя души неугомонных ребят растущим чувством скуки по родине, ностальгии по недавнее утраченной столичной серо-суетной жизни. Редко появлявшаяся хандра, в заведенные вечерние беседы говорила сама за себя, а сами разговоры частенько выпадали оживленными воспоминаниями о родных и оставшихся друзьях по ту сторону океана. Не забывая о тех ласкающих сознание, самолюбивым торжеством представших прямиком на показ репетиций о вольном забвенном восхищении заморскими странами перед недалекими в образном понимании близкими, что отъявленно по сценарию должны  были с разинутыми ртами внимать слова заграничных туристов.
И вот вся разрешенность духовных потуг предстала слегка мрачноватой, но искренней явью родины, родная земля с самого аэропорта встречала добротно пообгоревших на солнышке друзей с оливковыми загарами, тихим сеющимся с низких свинцовых туч дождиком, который уж по концу лета, не был теплым и приветлив а напротив леденящим холодком разил открытые места, словно вгоняя под кожу иглы люда. Но все же и эта сумрачная меланхолия родного мегаполиса принималась с восхищением славянского духа, глаз радел слизко скользким силуэтам не позабывшимся образам столичной архитектуры. А встречавшие родные только подбадривали сытя энтузиазмом побыстрей углубится в пространство домов и улиц, знакомых с самого детства площадей и  проспектов, где кишмя по бульварам роились вереницы сотен, тысяч людей, которым и по сути то дела нет, кто ты, откуда, и куда спешишь.
«Здорово, здорово,» ликовала душа Вадима, а глаза ели своих близких принарядившихся мать и отца. Они словно не видавшие своего сына несколько лет, пытались его заключить в объятья, да сам Вадим сторонился выражая свою радость на расстоянии, при этом стараясь быть как можно поближе к родным Наташи, которые не позабыв свое цветущее чадо примчались встречать, желая побыстрей слиться  в полноценную семью, да разузнать с первых рук о всех чудесах заморской поездки, заведомо гордясь своей дочерью.
Игорь Дмитриевич бывши до последнего со своими друзьями, не стал присутствовать, при сценах трогательных лобзаний да родственных обжимок, коротко попрощавшись да пожелав не забывать о нем, не имея ни одной души которая могла порадоваться за его возвращение, где-то исчез, среди люду площади перед аэропортом, оставивши близко слившиеся семейства во своем покое и порядке, слегка слезливой мокроватой радости за своих детей.
-Нет, они просто не выносимы,- трунил сердито Вадим, не стесняясь своих рядом стоявших родителей, кивая своей избраннице желая найти поддержку, резко отдавая  вечно хмелевшему отцу приказательное наставление отыскать свободное такси, да ехать побыстрей домой. И в непонимания мало понятной логики матушки гласившей быть более бережливей, согласится на предложение будущих сватов и поехать с Наташей на их транспорте, а они как нибуть и так доберутся без лишних затрат. Такие темы еще больше бесили Вадима, таращась в недоумении глаз и фыркавши вздувшимися непомерно ноздрями, он не понимал почему его новенького ВМW нет рядом, и почему он нуждается теперь на своей земле в чей-то помощи да еще в поучениях, тем более с теми которые если бы не судьба  сведшая родством не стал бы и разговаривать. Почти месяц вольностей среди теплых островов да голубизны тихого океана немного изменили самого Вадима, приумножив его внутреннею царственность, лившейся какой-то слегка заметной брезгливой несходительностью к вещам и людям, видя себя настоящим полноценным хозяином положения среди мирской жизни. А точней выразится, в нем цвела распускавшаяся во все стороны, недоспевшими бутонами но уж подпахивавшая тщедушностью плосколобого упорства вседозволенности. И лишь сероватые пейзажи колыхавшегося города, слывшего медленно вдоль улиц, тихо крадущейся машины такси убаюкивали его ни чем не обоснованную раздраженность, а те небольшие комнаты после косметического ремонта и совсем остудили пыл юноши. Услужливость родителей, нормальная пища к которой привык с самого детства, да дворовые новости гордо называемые сплетнями, окончательно излечили его, по крайней мере среди стен родного гнезда. Но такое эмоциональное затишье продлилось не долго, к вечеру, ознакомившись со всем прежним до приторности приевшееся с самого рождения он уж начал снова помышлять о большом, о переменах, представляя себя если не Чингисханом, то ни как не подворотней шпаной, способной лишь просаживать свое время, под лязганье истертых карт да цоканье пивных бокалов. Первым делом он возобновил разговор о приобретении себе квартиры, новенькой и по просторней, сконфузив родителей что подразумевали такой ход, как ни что другое за обоснование  жилья для молодых, его и Наташи. Да не тут то было, хозяин своих самых смелых планов желал жить один, и судя по нешуточному говору со всем шиком молодого мажора, имевшего возможность сорить деньгами на лево и направо, так же Вадим не позабыл похвастаться перед матушкой о желаньице открыть фирмочку и начать торговать недвижимостью имея с этого не малый барыш; а зенки родных только круглели и ширились от таких фантастических перспектив. Да сумбурный дождливый вечер все больше садился на родной город толкая ночь в блекшие темнеющие пространство окна, подталкивая и Вадима побыстрей покинуть скучное общество домашних, которые завидев не здравый пыл своего чада уговаривали его посидеть дома, отдохнуть с дороги. Но нет снарядившись не хуже донжуана, лощеного костюма да белоснежной рубашки по забыв по обычаю о галстуке, наскоро погнушавши свой старый зонтик, что после отправил в мусорное ведро Вадим поспешил во двор. Первым делом ему хотелось побыстрей увидеть своего стального боливара да на радостях порычать его пламенным сердцем, но не успев отойти далеко  от парадной как его перехватил не позабытый дружище Алексей, он шел откуда-то с города и завидев своего близкого товарища еще из далека расплылся в улыбке радуясь их встречи. Вадим остановился, ему самому было приятно такое стечение, да Алексей еще из десяти шагов начал осыпать дружка приятными шутками.
-А смуглость впрямь вам идет, вы в действительности похожи на коренного столичного жителя, проводившего большинство времени по солярии и тепленьким местечкам по берегам морей и океанов. Да здравствуй, здравствуй, и не ждали и не верили что вернешься,- пожав крепко руку да по братски обнявшись друзья долго смотрели друг другу в глаза, изливая свою радость.
-Ты откуда?-  Не зная что спросить, обращался Вадим.
-Бегал в город,- не объясняя достаточно ясно, отвечал Алексей.
-Тебя то почти целый месяц не было, ты где пропадал, чего видел?- Немного отступив назад, но не отнимая упористого радушного взора настаивал Александр.
-Много чего, за раз и не расскажешь, море, яхты, Америку,-
-Ого,- впечатлено обозвавшись на все перечисленное.
-А Натали по случаю не потерял?- Выводя своим изощрением к намечавшемуся смешку.
-Нет не утонула, хоть океан и большой, но места для нее там не нашлось,- понимая что от него хотят, отвечал Вадим.
-Да приехала она со мной, ты так уж не переживай куда же мы без нее и она без нас,- мудрено заключив Вадим, на минутку померкнув в раздумьях.
-Ты куда-то спешил?-
-Да нет в особенности, дома скучно решил поглядеть свою машину, а тут ты, вот и мокну под дождем с тобой,- с широкой улыбкой Вадим корил товарища.
-Если желаешь пошли со мной, крутанем пару раз по кольцевой, а там решим куда податься,-
-А может на моей куколке?- Подстрекал Алексей прокатится на его мерсике, на что Вадим только крутил в ответ головой.
-Поехали, конечно поехали, только забегу домой на пару минут, хорошо подожди немного,-
И Алексей обступая на бегу неглубокие лужи, помчался к соседней парадной, да перед дверью коротко оглянувшись назад, кивнув не зная почему и зачем, наверное так в очередной раз отдавая почет Вадиму, который сам поспешал за им в след, ради того что бы побыстрей спрятаться от дождя под узким козырьком подъезда. Дождь был не большим, чистой воды мряка, но все же делавши свое дело, измельченными капельками постепенно промачивал верхнюю одежду, неловко начинавшей липнуть к телу.
-Нужно обязательно купить зонтик,- мыслью вслух отобразилось вне, его неудобство, чинившее небесный беспредел, низко ползучих серо-черных туч. Алексей не заставил себя долго ждать, спустя несколько минут он уже возвращался назад, под болтовню чего-то нелепого и несуразного, но с теплотой и радостью к Вадиму, он напоминал о себе еще с глубины подъезда.
-Не заждался, я спешил,- поправляя на ходу, беленькую в мелкий черный горошек рубаху, совсем не подходившую к светлым джинсам плотно сковавших ноги да низ торса Алексея.
-Что там в центре?- С равнодушием спрашивал Вадим, двинувшись быстро через двор.
-Ни чего особенного, давно сам не был, с неделю, наверняка по прежнему что-то ломают, что-то обновляют, о чем-то позабыли, поехали посмотрим сей час сами все увидим,-
-Хорошо,- закивал головой Вадим, спеша побыстрей добраться к гаражу, и снова в очередной раз как и при покупке, получить дозу восторга и восхищения перед его не простенькой машиной, красовавшейся своей черной с блеском краской величественного силуэта бехи. Распахнутые ворота и в прям влили в Вадима нектар благоухающего воздаяния, перед чудом которое с удобством и шиком могло носить его быстрее ветра по главным улицам бескрайнего города.
-А ты на своей ездишь?- Обходя своего боливара, присматриваясь к деталям фар, стекол, словно ища повреждений, которых то и недолжно быть за время его отсутствия.
-Ездим немножко, ну ездим,- с приметной унылостью в голосе отвечал Алексей.
-Почему так не весело?- Недопонимая такого тона, переспросил Вадим.
-Бензин то почти в раз подорожал,-
-Чудной ты, и когда такие причини опустошали улицы и магистрали, и я помню отец твой,- но не договорив будучи перебитым Алексеем, продолжавшим стоять у ворот в легком смятении от разговора.
-Это было когда, а ты чего хочешь в центре?- Меняя коренным образом тему, спрашивал Алексей.
-Посмотрим не знаю, зонт купим,- глупо улыбнувшись да добавил.
-И может зависнем где нибуть, да поговорим о нашем будущем,- много значительно замечал Вадим, повернув ключ зажигания запустив тихо задрожавший двигатель. 
Сделав полу дугу по центральным районам, Вадим сам убедился что за такое короткое время ничего не меняется, а все прежнее теперь выдававшееся спустя месяц интригующие знакомым и невероятным, будучи то архитектурными красотами зданий, мостов иль парковых фасадов, сразу же растворялось в повседневных позабытых вещах, которые по сути всегда с нами или окружают нас, но никогда не стают причинами для нашего внимания слившись с забытьем обыденности, не попадая нам ни как в глаза. Остановившись на хорошо знакомой стоянки, парни перебравшись с машины на тротуар, продолжали некоторое время расти под дождем, вглядываясь в поток машин, да в многочисленных прохожих противоположной стороны.
-Нам нужно все таки зонт прикупить, ты знаешь ту лавку?- Ткнув с под низу большим пальцем в  синеватый рекламный щит какого-то магазина, Вадим спрашивал у Алексея.
-Наверное пройдем посмотрим,- без определенности ответил Алексей, ступив пару шагов по направлению, выражавшейся пышностью  пафосной отделки вывески и витрин окон. Да сам магазинчик оказался прибежищем не для бедных и не для среднего класса покупателей, цены вещей и предметов сходившие в устном порядке с уст двух милых дев, вызывали в лице Алексея удивленное недоумение. Так расстраивая двух юных созданий, которые в очередной раз отчеканивали лестно слывшее резюме с того или иного товара, понимая что их труды идут в пустую, потому как перед ними ни кто другой как два ратазея, забредшие по случаю и лупавшие зенками, да тыкая пальчиками в их не мало ценные диковинки внутренних витрин. Лишь только Вадим, слегка подыгрывая Алексею и на сторону посмеиваясь, держась более уверенным и без колебаний не сомневаясь в своем финансовом положении, крепко зажатой рукой барсетки, с высока взирал на элитные штанишки, рубашки, куртки, пепельницы, светильники, раскиданные под стекольным вернисажем какого-то ненасытного барыги, продававши своим клиентам, не так предметы удобства, как то тождество чувств величественной ужратости сытной свиньи, имевшей честь себе позволить любую лужицу, подметив грязную водицу изумрудным замесом позолоченной грязи.
-Дамы вы заметили что на улице идет дождь,  у вас есть зонты, и какие?-
-Позвольте, позвольте,- перекривив, и указывая на настойчивость, повторился Алексей, считая началом розыгрыша затеянного теперь Вадимом. Молодые леди вмиг разложили с пол десятка по фасону мужских однотонных зонтов.
-Синий, черный, коричневый,-  не умолкая бубнил Алексей.
-Прям какая-то застенная мего-столичная  радуга, из средств защиты от стихийных бедствий по цене подержанного автомобильчика, да за такие денежки можно на время дождя нанять желтого гастробайтера, который по обязуется весь остаток нашей жизни разгонять опахалом грозовые тучи.-
-Пожалуйста вот этот черный,- не обращая ни какого внимания на веселящий жаргон товарища, с легкой томностью своего непоколебимого спокойствия Вадим указал на свой выбор, слабо улыбнувшись двум хорошеньким девам.
-Хороший выбор,- проговорила одна, поспешно будучи перебитой клиентом.
-Потому как у меня хороший вкус, не правда ли девчонки,- бросив на зазвеневшее стекло прилавка барсетку, с которой ловко изъял приличную пачку денег. Успешно не растраченные за время отдыха у океана, с экономив в основной массе за счет доброты Игоря Дмитриевича.
-Возьмите, сдачи не надо,- бросив приблизительную суму, к близ лежавшей дамской ручке, не знавшей больше тяжелого труда чем пересчету чужих денег. Да небрежно сорвавши чехол с зонта, распахнул круг слабо поблескивавшего материала над его буйной  головой, слегка по мямлив, да пожевывая нижнюю губу, заметил ловко считавшей его деньги деве.
-Бесспорно хорошая вещица, и надолго ее хватит?-
-Ну по такой цене, выходит ее необходимо хранить в сейфе под замком, то хватит на долго,- не понимая пафоса Вадима, в покупки такого дорогого зонта, шутил Алексей.
-А я бы у вас обязательно расческу бы приобрел,- погладив по коротким волосам рукой, продолжал третировать Алексей.
-Да только свои миллионы дома позабыл, а то чего и мне была б потеха, иметь плоскую чесалку по цене целой мини целлюлозной фабрики. Вадим а ты позволишь и мне укрыться под своим шатром?-
-Свободные места только сдаю в аренду,- пройдя сквозь входные двери, снова раскрыв зонт, Вадим отвечал Алексею. Парни остались одни но если не считать несколько прохожих, порой быстро пробегавших по тротуару, да и дождя так плотно сыпавшего с неба.
-Ты хоть скажи зачем тебе этот ерундовый купол, когда за такие точно деньги на рынку возможно приобрести с пять десятков не хуже твоего.
-А почему я не могу иметь самое лучшее,- без смущения с величавым спокойствием ответил Вадим.
-Но на лучшее нужно иметь множество денег!- Все же до конца недопонимая глупейшего поступка товарища, гугнил Алексей.
-Но почему не могу иметь их я, быть просто им хозяином и тратить их как захочу, ведь кому-то же это нужно делать, то почему не мне,- повторился Вадим.
-Ну-у,- промычал Алексей, так и не поняв ничего, но более не желая развивать непонятную тему. Парни вернулись к машине, и еще немного проехали в верх по проспекту, припарковавшись у небольшой забегаловки, полу ресторана полу кафе, с мини столовкой для близ лежавших нескольких учебных заведений, выходивши высоко поднятой террасой на тротуар, давая возможность посетителям наслаждаться пространством каменного города, при этом иметь крышу над головой.
-Хорошее место,- не бывав ни разу, и заведомо тратясь на похвалу отрекомендовал Вадим, подымаясь по ступеням к дверям самого ресторанчика, откуда доносился говор спорящего о чем-то персонала.
-Сядем здесь,- с шумом отодвинув стул да оглядевшись по кругу, средь пустоватых столов предлагал Алексей, прельстившись  его выбором пасть у самой перильной перегородки граничившей с окном.
-Здесь и вид хороший, садись,- настаивал Алексей, присевши на задний стул.
-Наверняка кто-то нас обслужить только нужно пройти к бару,-
Вадим присев рядом, потянув улыбку такой услужливости друга, и сам завел беседу.
-Ты чем-то в последнее время дружище занимаешься?-
-Да так ни чем, немного подлаживал свою старушку, да отцовскую ту что разбил, а так ничего, хотелось бы немного денег подзаработать но что-то не подворачивается, да скоро еще и обратно в институт, осень не за горами,- с претензией во гримасе лица, поводив по сторонам головой, Алексей словно обращался к слезливым облакам.
-Ты говорил что в этом году заканчиваешь юридический?- Алексей покорно кивнул в ответ согласием.
-Поможешь мне свою контору открыть, платить буду исправно,- прямиком в лоб, Вадим ошарашил своего товарища.
-Хорошие новости, наверняка туристическое агентство?-
-Не угадал,- пытаясь напомнить Алексею о своем теперешнем статусе, важновато склонившись над столом, уперевшись локтями подсунулся ближе, да невозмутимым твердым взглядом, посмотрев на притихшего в испуге друга.
-И что же тогда?- 
-Недвижимость, в одних скупаем другим продаем,-
-М да, тогда понятно, дело плевое нужно только деньги, ведь у нас все-то что законно дорого стоит, ведь у нас каждая бумажка, закарючечка, буковка, договорчик, разрешение иль соглашение, проходит через десятки рук, которым одно мило, тот шероховатый слойчик покрытия банкноты. И как только вечно хватающая ручонка ощутит хруст новенькой купюры, желательно американской тогда она с радостью раздает автографы, подкрепляя свои инициалы и гербами печатей. А иначе у нас ничего и не выйдет, как бы не был свободен средний и большой бизнес все это будет в пустую, ты думаешь законы стоят на службе защиты прав людей, нет они стоят на службе у шайки комбинаторов, которые в такой способ с народной массы выколачивают бабло, так даруя им обещанную свободу, расширяя рамки их своеволия,-
-Лех, давай не будем о заморочках, я таких философствований за пол месяца наслушался вот как, я хочу открыть свою контору, и если ты поможешь с бумагами тогда добро пожаловать, вас причислено к штату моей,- но замявшись на пол слове, не зная как правильно сформулировать название того что желал открыть, откинул эту сложность на потом.
-Ну в общем будешь работать на меня, так и долг отдашь за машину,- пытаясь приструнить гонор Алексея, положительно добавил Вадим. 
-Ну ты чего, конечно согласен но только на должность зам зама,- снизив тон но все же продолжая шутить соглашался Алексе.
-Почему зам зама?-
 -Но кто-то будет владельцем к примеру банка, ты генеральный, а я твой зам, правая рука, зам-зам,-
Вадим громко хмыкнул себе под нос.
-Владельцем выступать буду я!-
-Не понял!- округлив глазенки переспрашивал Алексей.
-Это же гора денег, а на дешевке не разбогатеешь, торгуя хрущевками в Подмосковье. Так много кто делает но это ерунда, а что бы подняться нужно торговать более серьезными вещами, ну там фамильными собственностями, историческими домами, гибнувшими фирмочками, землей, да просто ценностями. А для этого нужны серьезные капиталы, при вложении которых они сразу же на второй день и не смогут дать ожидаемых барышей, при этом нужно торговать не только у нас но и загранице,- со всей отъявленной увлеченностью давал разъяснения по делу Алексей. 
-Но вот и хорошо что ты так много знаешь, за это можно и выпить,- с легкостью своего покойного трепета, отвечал Вадим.
-Да и все таки, за мой приезд!- Приподнявшись со стула весело кивнув другу. Вадим отправился к барной стойке, откуда за недолгое время вернулся с бутылкой кислого игристого, взывая к Алексею да серому дождливому пространству города, возрадоваться да запечатлеть в их памяти тот вечер, когда идея стать богатыми правителями мира мирского, стала жить не только воображением подростком, но и явью сильных решительных мужей. Они сразу почувствовали в себе великую  мощь корить экономические рынки, гнуть кривые на мониторах международных бирж, ощущая себя прям Гейцами, сколотившие с одних устных предвещаний на успех их дела, огромных концернов, компаний, холдингов.
-Ну что же, все хорошо,- осушив второй бокал зеленоватой жидици, отмечал Алексей.
-Но первым делом нужно немного денег для приобретения офиса, желательно в центре и в хорошем состоянии, ну потом обстановочку, столики, креселко для зам зама, с пол десятка компьютеров, сеть интернета, телефончики, факсики, в общем нужно сделать лицо, вид первосортной конторки, а документы я на наше учреждение сделаю и сам. А далее придется искать специалистов, трудовых лошадок организовавших нам круговорот, подданных, следивших за рынком недвижимости, высматривавших что и где продается, водить занос нужных клиентов и коллекционеров, ну и этим всем заниматься,- продолжал весело дискутировать по знаному дельцу Алексей, который по правде и сам слабо видел настоящие реалии такого бизнеса, но имевши смелость при хорошем бюджете и карманных расходах взяться за дело.
-Обещаю завтра будут деньги, немного но будет, а с понедельника я думаю раздобуду всю нужную нам суму,-
-Ну ты даешь, откудова такие ресурсы?-
-Есть, найду,- хитря улыбнулся Вадим, с легкой томностью блеснув светлыми глазами, посмотрев в даль проспекта.
-Но а все же, откудова ты возьмешь такие деньжищи, ведь сума не шуточная,- настаивал Алексей, уже представляя себя партнером Вадима и имевшим право на знание всех тонкостей их дел.
-Не важно, главное они будут,- резко отрезал Вадим.
Но ощутив остроту им поставлено вопроса,  Алексей более не подымал темы о деньгах, ему хватало того благоухающего волнения, той мысли что он взаправду может в недалеком времени стать, ну пусть не совладельцем но одним из первых лиц немалой фирны, имевши хороший оклад и счастье секретаршу, за тонкой прозрачной дверцей желавшей только одного с чистосердечностью своего долга годить своему руководителю. 
-Странно это все получается,- с малой склонностью к минутке меланхолии подметил Алексей.
-Ни чего ни как, и в друг ты Вадим желаешь открыть дело,- снизав левым плечом Алексей ближе подсунулся к столу, улыбнувшись заглянув своему товарищу в глаза, словно пытался все разгадать. Ту ни кем не изведанную тайну, той внезапной перемены своего соседа и друга с которым вырос в одном дворе.
-Все в этом мире меняется, и меня этот катаклизм не обошел мимо,-  покривив лицом в теплой гримасе ответа, подсмеивался Вадим.
-Может еще немного поколесим по центру, да куда-то забуримся, ночные клубы ведь еще остались в этом каменном городе,-
-Наверняка да, остались, но ни рано ли?- Поддерживал идею Алексей, вставая из-за стола.
-А поехали в казино, я знаю отличное место,-
 Алексей косовато улыбнулся товарищу, добавивши вопросик к смекнувшей шутке любопытства.
-А ты именно так имел план раздобыть денег на дело?- Осторожно поглядывая с под лба на Вадима, пытаясь предугадать не стал ли его вопрос чем-то обидным и смущавшим. Но Вадим, предложенные шутливые притязания пропустил сквозь уши, не бравши к вниманию. И более он ничего не спрашивал лишь следовал за главой на улицу, где остановившись на против широкого немного затемненного стекла витрины рассматривал свой облик, понимая что джинсы хоть и самого лучшего качества и последней модненькой модельки, к распашонке рубашонке, и к дырчатым сандалиям совсем не идут, и составляют ему имидж сытенького обласканного родительского ублюдочка, имевшего честь и право обгаживать своими дреными поступками все что падало под его не здоровое влечение. Нет строгости, нет твердости, самой величавости в его фигуре, в общем виде.
-Ну и вид у меня, пляжного дикаря, не видевшего цивилизации несколько лет,- объяснялась в голосе мысль перед отражением. 
-Лех не дрейф, поедем переоденемся, мы уже не должны так выглядеть подражая дворовой пацанве, тем более появляться на людях в подобном виде, понося наш имидж деловых людей, которые может уже через месяц будут одними из самых знатных людей немалой столицы,-  высоко с ясным пониманием своих пророчеств заключал Вадим, уличая тонкими намеками Алексея и в его фасоне домашнего дворового костюма, да в слабой вере на их быстрый успех. Что ужимками, странными конвульсиями ломаных движений и жестов защищался от отъявленной не с держаной смелости товарища, который  с такой неопровержимой уверенностью разрисовывал яркими красками их славное грядущее.
-Главное что бы костюмчик сидел, верно Вадим,- рифмой подкрепил Алексей.
-И не только, главное впечатление, кутавшее сознание других таким туманом как уважение и снисхождение к твоей особе, вот так нужно выглядеть, ну поехали домой,-
И Вадим двинулся от ресторана, быстро перескочив последние ступени крыльца и оказавшись на тротуаре под дождем, ловко справившись с зонтом, раскрывшимся над головой, который сразу же защелкал множеством молоточных щелчков падающих звонких капель.
-Ну теперь я понимаю твою покупку зонта,- следуя позади проговорил Алексей.
Добравшись домой и сменим свой вольный костюм на черный под галстук фрак, Алексей поспешил обратно к Вадиму, где объединившись под крышей журчащего рокота движка ВМW ребята отправились обратно в город. Алексей все время бубнил о своем виде черно-перого пингвина, склоняя свою не совсем понятную любовь к данному платью, от которого у него возникало чувство, что как бут-то все окружающие пялятся именно на него. А Вадим убеждал что именно так и должно быть, ведь они те которые имеют право и возможности на внимание окружающих, но Алексей продолжал расстраиваться и по пути у них беседа почему-то и вовсе расклеилась. Но попав в застенки хорошо известного Вадимом казино да ополоснув свои горла прохладой горькой, на время умостившись у барной стойки, друзья размякли друг перед другом, понеся приятный для обоих покойный разговор.
-Ты так можно сказать, неожиданно улетел,- не зная почему спрашивал Алексей.
-Ну уж так и неожиданно, чуть не окрутили всем двором, да и не от меня все зависело, человек предложил составить компанию я и согласился, Игорь Дмитриевич хороший мужик,-
-Так это он организовал тур на острова тихого океана?-
Вадим слегка кивнул головой.
-И ты ни как не потратился?- Не веря своим догадкам, переспрашивал Алексей.
-Нет по чему же, немного ушло на Натали, это когда мы решили отведать континент, Америку, а так Игорь Дмитриевич за нас и для нас,-
Алексей лишь мотнул головой, удивляясь такой бескорыстной щедрости современного человека.
-А с Натали вы наверняка срослись окончательно?- С улыбчивой насмешкой продолжал Алексей.
-Да знаешь если так откровенно говорить, без лишней болтовни, то,- исказив гримасу, словно в оскоме кислого впервые сковало его рот.
-Мне кажется что это не мое, она хороша, но!-
Алексей на взрыв перебил.
-Ага, по матросил и бросил, наверное  имеются по лучше!-
-Может и так, одну такую знаю, только беда замужем,-
-Наверняка постарше нас?-
-Лет на пять, а может и больше, но такая богиня, не встречал краше, жена профессора,-
-Но тогда и тебе не обходимо получить докторскую степень,- веселя кривил Алексей.
Вадим застеснялся от такого предложения, снизав головой и слегка покраснев воспалившимися щеками.
-А может ты и прав еще время позволяет, можно сдать документы, а хотя это все ерунда,- поправляя себя от ведомого здравостью рассудка юноши.
-Нужно заниматься одним делом, а не хвататься за все подряд, имея свой бизнес я плевал на ваше образование, это ко мне, будут приходить и козырять разноцветными политурами дипломов да рекомендаций, а я их буду оценивать, могут ли они приумножить мой капитал или нет,-
Алексей на такое суждение ничего не сказал, только улыбнувшись бармену попросил еще по рюмке водки.
-Вадим, а ты знаешь мы с тобой упустили одну из главнейших вещей, наше название за недолго родившейся конторки.-
-А что, оно нужно?-  Резвясь в обратку, подтрунивал и Вадим.
-Но не будем же мы на документах указывать, к примеру фирма номер семнадцать, агентство по недвижимости трех точек и четырех пробелов,-
-Но можно четырех точек и трех пробелов,- исковеркав повторил Вадим.
-Ну так не бывает, и так не к делу,- толкая рюмку к Вадиму безмолвным жестом Алексей предлагал выпить. Парни глотнули по очередной, по солодив кисловатым лимончиком во рту, потупившись друг на друга.
-Прима, Юлий,- с открытым ртом после двух слов, Вадим застыл словно пытаясь выдавить из себя еще что-то.
-А причем тут Прима, а причем тут Юлий?- Повторяясь, отображал слова Алексей.
-А какая разница, пусть наше учреждение будет зваться; Юлий,-
-Ну хорошо, хоть не Экклезиаст,- выдержав паузу  выровнявшись торсом, выпучив губы в перед, Алексей громко продекламировал.
-Новое агентство по обороту недвижимости «Юлий», впервые ведет перед лицом мировых толстосумов самые, самые неимоверные по грандиозности аукционы, предлагая величайшие творения рук и умов человеческих, первый лот парижская Эйфелева башня, Курильские острова. И это все ерунда мы можем вам продать хоть целую планету, а желаете хоть звезду, подымался бы у вас палец к верху указывая на ваше желание прикупить предложенное, ну и конечно деньги, денежки,- остановившись на секунду косо посмотрев на Вадима с малой иронией к проговоренной речи добавил.
-Ну как на Помпея потяну, мой Юлий?-
-Болван ты, а  не Помпей,- ничего более не сказав, Вадим бросил пару банкнот бармену на стойку, направившись к окошку кассии. Обменяв наличные на жетоны, заискивающи с деликатной нежностью обогатив карманы своего пиджака, синенькими, красненькими, пятачками десяточками да соточками, поинтересовавшись у Алексея не желал бы и он сыграть,  но наскоро получив отрицательный ответ с дальнейшим гугнением о взращенном темпераменте, человека не имевшего той возможности получать удовольствия от игры на деньги, предлагал лишь себя под роль талисмана, самой удачи, могшей сопереживать и болеть за товарища. На что Вадим без раздумий согласился, протолкнув так сказать вечернего ночного тельца в узкий проход игрового зала, где вертелись несколько рулеток, постукивавших скатывавшимся по цифрам шариком. Тут же рядом за соседним столом крупье сдавал карты, раскидывая по две гостям, не хитрой игры блек-джека, что с некоторой осторожностью заглядывали под рубашки сданных карточек. И ко всем этим напряженным интригам азартных душ  по залу плыла мягкая приятно тихая музыка, где в самом дальнем темноватом уголке располагались в несколько рядов игровые автоматы, мерцавши в полумраке яркими цветами, с пару одинокими посетителями.
-Я здесь был несколько раз, мне Александр показал это место, и ты знаешь с пустыми руками не уходил, везло,- заглядевшись на стройную официантку, подносившей даме средних лет бокал красного вина, медленно вкушавши свой нектар у рулетки. Вадим щелкнув на вскидку руки пальцем привлекая к вниманию услужливую юную деву.
-Будьте любезны подскажите пожалуйста, где нам сегодня улыбнется удача?-
Официантка не понимая чего от нее хотят, только снизала плечами, расплывшись в заученной пустой улыбке.
-Тогда я хочу у вас купить фортуну, и еще несколько рюмок водки, и все это принесите нам, мы будем где-то здесь,- с напыщенной повелительностью тона, мужчины который может решать и располагать себя в любых ситуациях жизни, с помощью фарса и флирта обращался Вадим. При этом не чувствуя за собой не провины не вины, с легкостью разбрасывался своим тщеславием.
-Ты же будешь водку?-
-Ты еще спрашиваешь,- причмокнув нижней губой отвечал Алексей.
-Только хоть по оливке на зонт к рюмочке,-
-Вы слышали, оливочку и обязательно на зонт,- подав окончательный заказ, Вадим подошел  к одному из столов, где вертелся барабан рулетки и лишь один посетитель строгий высокий мужчина лет тридцати пяти, поигрывал малыми ставками.
-Может сначала здесь остановимся?- Спрашивал Вадим присев на высокий стул у стола, доставая из кармана фишки, небрежно вывалив их на зеленый бархат приятного для рук сукна.
-Ладно, давай здесь,- присел рядом Алексей.
Крупье принял ставки и вновь раскрутил барабан, глаза игравших пристально вцепились в заметавшимся по кругу шариком.
-Двадцать три красное,- повторил за крупье Вадим.
-Наш капитал увеличивается в двое, нам сегодня прет,-
Ставки делались одна за другой, и горка фишек росла и росла, не так быстро но все же жетончик за жетончиком, возвышались пирамидками синеньких и красненьких. Алексей не так как в удивление как в недоумевание, от халявной прибыли на ровном месте, игриво таращась хлопал веками, порой пряча взбудоражено неистово бешеный взор, жадно впиваясь в очередной выигрыш, да ели поспевая прикрывать рот  нижней челюсти, валившейся чуть ли ни к самой груди, с трудом по старчески шавкотя пережеванный бред лезший с него от переизбытка эмоций. Вадим же был спокоен, словно принимая в норму плывшие к нему куши, слабо вольными жестами величаво интригуя сбежавшихся  ратазеев руководил игрой. И когда он ранние роптал перед его же везением, то теперь он просто про себя смеялся, над леди фортуной так благосклонно дарившая лавры победителя по случаю выигрывая одну за другой ставку.
-Да теперь у нас целое состояние!- Восклицал Вадим немного повернувшись к сладко дрожавшему Алексею, стоявшего позади растягивая по лицу не так увеселенную как комичную улыбку, выражавши смехотворство своей души над сыпавшимся золотом дождем.
-Может мы сыграем по крупному, сыграем на все, ну хотя бы на пятнадцать черное иль на двадцать два красное, повезет а дружище?-
-Только не на все,- удавившись просьбой, Алексей скромно откашливался в кулак.
-Половину, половина на пять черное,- огласив цифру, Вадим по сунул горку фишек к середине стола, рассыпая по пути синенькие пятачки которые крупье аккуратно подбирал своей лопаткой, да помогал расположить на указанном числе. Барабан крутнулся волчок быстро замелькал блеском своей кресто-подобной верхушки, брошенный шарик с легкостью подпрыгивал несясь над мелькавшими цифрами. Все присутствующие в один момент впали в минутное замирание и словно с ними вместе весь остальной зал, притихнув в ожидании разрешения судьбы большого куша так лихо поставленного на кон.
-Пять черное!- Захлебнувшись на слове черное, замотав головой, словно переча очередному совпадению, крупье огласил выигрышную комбинацию, в состоянии оцепенения неуклюжих жестов приводил стол в порядок, сметая фишки проигравших да пытался округлить быстро в уме выигранную ставку с двадцати семи тысяч поставленных Вадимом на пять черное. Толпа ревела от невиданного чуда, кто-то поздравлял, кто-то предлагал выпить, кто-то лишь радовался точней злорадствовал, что хоть в этом вечере нашелся некий человек смогший опустошить кассу элитного заведения на полном законом обосновании, грабившее всех тех кто приходил сюда, в желании испробовать удачу, да заправило в истинный ресурс постоянно и так пустовавшего кошелька продувался до последнего гроша.
На этом игра  для  казино, так и для неимоверно удачливого гостя, была закончена, который пожелал получить свой выигрыш в наличном виде, иностранно твердой валюте, оказавшейся не так уж и много в три плотненьких пачки зелененьких, что с легкостью канули на дно барсетки. И с этим жестом скрытного конвертированного торжества в плоских бумажонках, страсти в зале улеглись, сменив буйствовавший ажиотаж на обычную атмосферу сурово молчаливого просажевания денег.   
-Вот теперь можно и выпить, здесь имеется скромный отдел где можно поесть и естественно танцпол, для всех кому некуда  девать радостей вместе с деньгами, выбирай Лех куда мы направимся?-
Спрашивал еще полностью не отошедшего Алексея, про себя словно зациклившегося, да твердившего одну фразу.
«Пять, черное.»
-А совместить нельзя?- Автоматически отвечая вопросом, и толком не понимая себя.
-А может сыграем еще, теперь и я попробую и мне может так попрет,- смотря пустыми светлыми глазами где не было ни чего кроме мелочной алчности, переспрашивал Алексей.
-Нет хватит, ты и так себе не представляешь, куда можно было бы потратить за ночь нами выигранную суму,-
Ответ Алексея только передернул, отступая назад, мысленно дав волю приставлению, он и вправду задумался над кушем и его реализацией.
-Было бы чего тратить,-
И парни улыбнувшись друг другу, той улыбкой которая предвещала весь шик разгульной ночи, с легкой ноги отправились обратно к бару а от туда к небольшому зальчику с широким проемом к танцполу, где были расположены столики и некоторое число компаний, под шумные разговоры выпивавшие, закусывая теми полупустыми блюдами традиционно более украшавшие столы, но ни как, не сытя своих гостей.
-Нет здесь можно закусить но не поесть,- подтверждал Алексей оценивая трапезы компаний.
-А почему не закусить вон теми двумя милейшими дамами,- указывая на дальний угол, где располагались белокурые гости со светлыми лицами, одна из которых не отрывая своих аленьких губок от желтинкой соломинки, методично всасывала в себя зеленоватый коктейль, а вторая тем делом о чем-то побалтывала первой на ухо, поигрывая правой ручкой с фигурной бутылочкой, слабо постукивая донышком по глади стола. Парни снова улыбнулись той однозначной улыбкой, без приметно подмигнув друг другу давая понять о своих односторонних намереньях, без лишнего промедления бросились на своих выбранных жертв, по обычаю которые сами и жаждут что бы их покорили, обворожили да и одурачили.
-Прекрасной вам ночи леди, мы к вам, и ненужно нас прогонять у вас это не получится, мы к вам на всегда, по верти это судьба, вы мне верите, а судьбе?- Без лишней зазорности роптания и стыдливости, не говоря о какой-то нравственности, Алексей словно подкошенный с шумом загремевшего стола брякнулся на стул важно откинувшись на спинку, глуповатыми зеньками пялясь на двух незнакомок, что в свою очередь таращились на него, медленно переваривая речи своих неожиданно нарисовавшихся доброжелателей. Вадим стоял немного позади, и словно ожидая приглашения присесть, с полностью отчужденной безразличностью а скорей насмешливой брезгливость, оценивал каждую из представшей перед им даму, наскоро перебирая имевшиеся среди бездумной головы, причудливые категории затрагивавшие долгие и мало на что похожие сравнений его худого суждений, а точней суда, кто же для него из двух взятых красоток, прекрасней и милей. Да остановившись в сложнейшем выборе на левенькой, ближе располагавшейся к угловой стенке, с фарсом жеста высоко выкинутой руки приглашал к себе официанта, в два шага направившись поближе к облюбованной симпатии. Да не успев определить свой лощеный пиджак на спинку стула, да поправить воротничок беленькой рубашонки, как возле них оказался молоденький слуга, и тут же первое неудовольствие дам полетело в их адрес.
-А вам не кажется что так ни кто не поступает, вы даже не переспросили, может мы кого-то ожидаем,-
Но Вадим не дал договорить.
-Но ведь вы никого не ждете, а коль и ждете, то мы уже здесь,- и сразу же не обращая внимания резюме дев, обратился к стоящему с покорной услужливостью официанту.
-Дамам самого лучшего шампанского, а нам с товарищем коньячку, и сигар если можно кубинских, а знаете пришлите к нам вашего повара, мы хотели бы сделать личный заказ, вы все поняли?-
Официант немного оробев, да не зная как поступить, расценивать  перед собой молодых людей за значительностью особ столичного бомонда, или подпадавших под обычный блеф подросткового гонора, пестрившего свои хвосты перед особами противоположного пола. Заминаясь и прикрыв кулачком рот, он еще раз переспросил.
-Вы могли бы сделать заказ и мне, я в точности бы мог передать ваши пожелания самому шефу,-
-Мог бы, но не желаю,- Вадим выровнявшись да выпучив грудь в перед, укоризненно посмотрев на молодого почти сверстника, ровно стоявшего служителя данного заведения, да не позабыв обвести каждого взором, увеселено хитренько блестевшими глазами.
-Понимаете дорогой и милый с некоторых вековых пор, для человека самого вкуса блюда стало почему-то мало, в том что какой-то питекантроп сытясь у трапезы, уже не видел в кусках мяса и овощей свое удовлетворение, ему понадобилась эстетика, способы приготовления парки, варки, изящество тарелочного дизайна, элегантность подношения и куча всякой разной чепухи. Вот мы и желаем увидеть того человека, который не откажется нас сегодня накормить, разбудит ли он в нас аппетит, как и его блюда что сойдут с кухонного стола, прельщая нас,-
Для парня теперь все становилось ясным, учтиво извинившись он исчез на несколько минут, да возвращаясь смело уверенной ходой еще из далека заверил изысканных гостей, что вот-вот их просьба будет исполнена, а пока коньяк, шампанское и сигары. Вадим снисходительно улыбнулся, тщедушно отданному своей профессии официанта, да создавши вид не замечавши того кто не соответствовал его положению переключился на прелестниц, теперь уж с вольной нагловатостью отвоевавшего стол.
-Чудесный розыгрыш может получится, мы можем представить себе того человека который к нам выйдет, верней его представление создаст наше чувство голода, ну тот червячок что гложет желудок из нутрии, поверти это может оказаться весело, со всей аппетитностью мы нарисуем человечка, который с немалым профессионализмом позаботится о наших животах, я думаю это будет мужчина, высокого роста, слегка, замечу слегка, толстоват, неуклюж в движениях, и мало понимавший в стряпне,-
-Но почему он тогда работает поваром?-  Выраженной удивленностью на рассуждения Вадима, возражала дева сидевшая возле Алексея.
-Наверно потому что в его студенческие годы он много голодал, проживая где-то в общежитии, и будучи не так успешным как разгильдяем в душе и по себе, не смог окончить своего ранние избранного учебного заведения. Да случайно попавши в первое кафешное учреждение, на должность подбора объедков, осознал впервые на сыто набитое брюхо свое настоящее предназначение. Ну как портить продукты вокруг себя, так и в нутрии своего жиденько вытянутого тельца,-
-После таких представлений и  правда на какой аппетит можно рассчитывать,- обозвалась симпатия, скованными ножками в бедрах покрутившись на стуле возле Вадима.
-А у вас версии есть?-
-Маленький и толстенький,- поспешил Алексей.
-С пухленькими ручками да коротышами огрызков пальцев, круглорожий, да пугливо кастрюльного силуэта, страх селедки, синих куриц и завядшей петрушки,- со смехом шутил и Алексей.
-Ну, я спрашивал у дам,- перебил Вадим пристально вглядываясь в свою соседку, пытаясь поймать взор ее светлых глаз, в осторожности полыхавшего небольшим румянцем лица, прятавшись от назойливых домаганий неугомонного юноши.
-Посмотрим сами, кто из вас угадал,- поспешала заявить близ сидевшая к Алексею. И в зале показался мужчина с белым хохолком беловатого убора на голове, медленной ходой он приближался к столу, за которым его ожидали, и по случаю выпавшего розыгрыша пристально рассматривали кулинарную особу. Перед ими был   человек лет тридцати, хорошо сложенный, обычного среднего роста, с большими вывернутыми наперед руками, в белом и еще не запятнанном фартуке.
-Добрый вечер молодые люди, вы просили меня лично посетить вашу компанию, да узнать о вашем по выражению официанта вкусе, и вот я здесь для того что бы реализовать любые ваши что не наесть неординарные пожелания, ваших дев и вас самих,- с ловкостью прибрав с широкого лба вывалившийся с под колпака локон черных волос, выставив на показ свою большую ручищу чистую с опрятно подстриженными ногтями.
-Вы правильно поняли, и знаете мы никого другого и не ожидали увидеть перед собой, никого другого. Сделайте нам пожалуйста хорошего жаркого, свинины но лучше говядины на ваш вкус, принесите красной рыбы, и если есть икра то давайте и ее, и еще малая тонкость подайте дамам морских крабов, хорошее лакомство,-
Повар, отрицательно замотав головой.
-Ладно нет, так нет, тогда что-то в этом роде, все остальное на ваше усмотрение, и будьте добры не стесняйтесь оценивать свой труд, по тем заслугам которые соразмерны предложенной вами услуги,-
Представший шеф повар отдавши честь порядочности и благородства молодым гостям легкого поклона, кротко улыбнувшись слившей с их уст о заведомо упомянутой щедрости, да намекнул о незамедлительности приготовлений, да насыщения их стола яствами, уже более важной походкой отправился к себе на кухню.  Теперь юные дамы и совсем по притихли, лишь переглядывались между собой да перешептывались.
-Может нам время познакомится?- Добавив себе и Вадиму немного коньяку, обращался Алексей. Но хоть вопрос со всей конкретностью был задан, но ко всей официальности дела так и не дошел, дамы немного поерзавшись на месте так и проигнорировали обращение.
-Может так оно и выйдет лучше,- озаглавив воспарившее над ими недопонимание. Вадим хлопнув рюмочку коньячка ретиво рыкнув, на встречу обжигавшей горячи прокатившейся по горлу, подхватив толстенькую сигару начал разжигать ее край, да плотно густевшим дымом окуривать дам аурой табака.
-А вы еще и курите?- Обращалась одна из дев.
-Вы знаете немного, мне больше сигары по нраву, они и ароматней и как-то по своему что ли дополняют мужчину, такая большая палочка торчит изо рта и пашит огнем, что-то в этом есть интригующее,-
Алексей так же закурил и дыма стало в двое больше, ложившегося вокруг стола и насыщавшего атмосферой детской загадочности, таившее в малолетстве на которое все вместе в компании сговаривались, млея в ожидании когда будет сигнал вершить безумие души, в эпизодах их торжества и волнений.
-Вы нас так сожжете,- возразила тихим голосом симпатия Алексея.
-Нисколько, что вы не умрете же от наших благовоний,- козырнув Алексей, указав на сигару.
-Ну или от облучения, сотен, тысяч рентген, исходившие от вас пучками флюидов,-
-Так будет быстрей,- повторился Вадим, притушив свою курительную палочку.
-Может мы все таки познакомимся а? Меня зовут Вадим, товарища Алексей мы  с ним некоторое время не виделись, я был в отъезде, а в общем у нас праздник, мы решили открыть свое дело. А такой поворот нужно по традиции обмыть, но не в компании один на один ну вот с ним, правда, за одно зачем и вам скучать,-  пытаясь по теплей по приличней склонить дев остаться и провести сними вечер.
-И куда же вы ездили случайно не в Чугуев, за чугуном,- с тонкой шуткой переспрашивала соседка Алексея.
-А что в Чугуеве есть чугун, не знал, не знал, и что это такое, чугун,- весело третировал Вадим.
-Ну да дела, дела, дела, мужские дела,- кривлялась та же.
-Нет, вы не угадали ни каких дел один отдых, около месяца проторчал у карибских островов,- но не успев закончить получив еще один остренький тычек.
-А почему у островов?- Обозвалась близ сидевшая, осмелившаяся заглянуть Вадиму в глаза.
-Нет, оно и на островах было хорошо, вила просто роскошная, но на яхте выходило круче, дайвинг, морские клады, там сколько всякого барахла. Я себе домой пушечное ядро с целый кулак притащил,-
-И яхта ваша?-
-Да нет, хорошего человека, Игоря Дмитриевича, если слышали о таком. Свое вот открою дело и сразу же обзаведусь,-
Дамы молча о чем-то для себя ведомом перемигнулись, и сделав широкое во всей благородности па, тыкая во значимость уборных мест, поспешили покинуть мужчин.
-Как думаешь они вернутся?- Раскинувшись вольно на стуле, полу пьяным взором смотрел на Вадима, Алексей.
- А куда они денутся, не пришли же они сюда ради того что бы вот вдвоем просидеть в этом уголку целый вечер, но если и так, то мы тогда не на тех на пали,- с сарказмом на извращенность дев добавил Вадим. Да сами те, оком так весело говорили парни, слегка подпомаженые на новый лад более свежих лиц, уже сиявшие радостью и приветливостью вернулись в близкой скорости, присев на свои места, подхватив еще полные бокалы с шампанским, без произвольности, безвинности своих нагих девичьих душ, скромничая и робея, представились.
-Я Светлана,- назвалась симпатия Алексея, посмотрев сначала на Вадима, а после и на своего мало спекшегося обожателя, который уж не постыдившись своей развязной распущенности, принялся поглаживать коленку бойкой львицы.
-А это моя лучшая подруга Лена, она у нас скромница, и прошу вас так неожиданно появившихся кавалеров не стеснять невинного ребенка,-
На Вадимовом лице медленно поплыла радушная  улыбка, в ответ услышанному от Светланы.
-Ну, другого мы и не ожидали,-
-Полностью с тобой согласен,- поддакивал своей проницательностью, важно серьезной до уморства миной Алексей, оторвав ручонку от юбчонки,  начинавшей сердится красавицы.
-Мы в общем приехали сюда повеселится, чего же мы здесь маемся, среди скуки этого серенького непонятного ресторанного отделения пойдемте к танцполу, погнем линии своих тел под ритмы музыки,- с робостью приняв руку слабой кисти Лены, вопрошал Вадим переместится в соседний зал.
-Хорошая идея,- подхватила и себе Светлана, приподнявшись вместе с Вадимом.
-А как же ваш заказ на поздний ужин?- Тихим почти не слышным голосом, спрашивала Лена.
-Лен, но мы же не собираемся уходить,-   
-Да еще его нужно приготовить,- не позабыв своего участия, Алексей не отставал от Светланы. Все вместе они плавно переместились, под свет парящих во тьме цветастых лучей софитов, прожекторов, ослепительных вспышек и грома  звучания электронно оглушающей музыки. Без лишних забот поиска пристанища среди насыщенного люда, они быстро нашли и свое место среди площадки танцпола, понесшись не осмысленными рисунками плавно гнувшихся фигур своих тел, демонстрируя невербальные рассказы партнерам по танцу, да и тем которым мило подобало, таращится на заигрывания с самим парящим под сизым потолком золотокрылым богом Эротом. Радость и веселье, окутали покойность, избавивши от внутренних агрессивных настроений, воплотившись в произливавшееся благоухание их симпатий друг к другу. Порой они отрывались от веселящего занятия, без обид из своеволия козыряя перед ближним, уходили на несколько минут к миниатюрному бару, где всполоснув прохладой горло, свежестью очередной выдумки бармена, коктейля по принципу бордо, в экстравагантных позах разменивались на короткие фразы восхищения, во хвале ночи сулившей им таким необычайным да неожиданным для каждого отдыхом, с знакомством тех которых празднество происходящего времени было так необходимо в сплоченности товарищества. Обычность и суетность ночной жизни, теперь подпадала для их всех, под ранг впечатлений и впечатленностей, выжигавшей в наших головах, памятные прекрасные воспоминания о не забываемом, вечно живом среди наших ярких фантазиях, прошлого.
-Ребята, ребята,- пытаясь перекричать грохот музыки взывал Вадим, без стеснений тиская Лену о свое плече, да поглаживая в совершенстве проложенной в тайне природы линий девичьей талии к низу сходившего бедра.
-А не желаете проехаться к миранжоли! Дамы, дамы, вы там были когда ни будь? Вот там истинная свобода, совершенству поющий фурор неугомонных человеческих пороков,-
Алексей с томной многозначительностью своего лица, придавал важности к воспоминанию шикарнейшего места.
-Да, там фуфлыжной бутафории нет, там присутствует все о чем вы можете пожелать!- Перечив тонким намеком своих пустых карманов перед местом такого масштаба, отзывался Алексей.
Девчонки и не знали что ответить, перед настаиваниями обожателей, отшучиваясь от уговоров Вадима, сами же терялись в сомнениях.
-А ваше миранжоли намного солидней чем это?- Брезгливо оттопыривши кисть от торса, Светлана указывала на окружающий зал.
-Даже не идет в сравнение, только нужно отыскать карту, она должна быть в машине, а ты Алексей случайно не прихватил?-
-Случайно прихватил,- с улыбкой отвечал, достав бумажник, откудова выскочил золотистый прямоугольник абонентной визитки закрытого клуба.
-Ну а с вами девчонки мы на месте уладим, поехали, там все только начинается,- Вадим броско взглянул на часы, в интересе который же час.
-Без четверти двенадцать, успеем,-
Впопыхах и быстрых сборах, рассчитавшись за ужин к которому и не притронулись, а только молчаливо полюбовались, с искусность подогнанных лучших почти избранных для данного места блюд, в экзотическом дизайне залежавшихся на их позабытом в танце столе, ребята помчали к ночной мечте. Быстрый перелет через ночную столицу, выдавливая с ВМW, все скованные в металле лошадиные силы принесли их к уже хорошо знакомому месту. Просторной парковке под покровом старенького кромешного во тьме парка, где уже по соседству располагались два ряда первоклассных дорогих машин, а само чудесное заведение миранжоли приняло своих полночных гостей со всей радушностью. Конечно с сожалением администратора, на упование редкостных посещений знатных гостей, которые в укор себе не ведут пристрастного любопытства за ночной жизнью великих столичных персон, при этом теряя лучшие вечера, да вечерние выступления так званого не легального экспромт кабаре.
-Но почему же вы так поздно, разве вы не желали бы увидеть неимоверное, пропуская во внутрь, ведя коротким коридорчиком бубнил, изысканный в льсти мужчина, придворный лакей ночного рая, отрабатывавший свой гонорар рядового служащего.
-И что сегодня было особенного?- Держа под руку Лену, спрашивал Вадим.
-Женщины и кошки, милейшие нимфы и барсы, рыси, неимоверное выступление, может вам удастся увидеть завершение,-
-Мы и не откажемся,- обозвался Алексей.
-И не отказались бы если вы начали все выступление с самого начала,- поддерживал Вадим, пытаясь вместить в свое слово приватной шутки. А само представление открывавшееся той же круглой ареной и взаправду подходило к концу, завораживая публику разнообразных гостей лязгавших в ритм ладоши, четырем полу голым женщинам, вольно заигрывавших с своими питомцами, лощившегося блеском шерсти барса, высоко ногой рыси вольно бродившего туда сюда по тонком шесту, да не упомянутого четырех метрового питона, обвившегося вокруг стана юной леди и ласкавший своей остренькой рожицей ее аленькую щечку, отображая всеми известную христианскую картину, панораму купившейся Евы на соблазн падшего ангела. Но этот факт ни как не затрагивал ребят, лишь только слегка обеспокоенные спутницы донимали парней, обосновывая свои капризы тем что программа уж завершена, и чего им находится далее в званом миранжоли, с такими откровенностями нагого персонала с первых шагов. Да парни их не слышали, явно принимая и понимая беспокойство, тонко улыбались убеждая что все только начинается, что арена с животными в несколько минут превратится в сцену иль танцпол, и что в их праве возжелать лучшего ди-джея составив свою трековую программу, или вовсе можно про платить за живую музыку с пивцом, и что здесь возможно купить хоть танцовщиц хоть целый ансамбль, с трубачами.
-Хотите дев, хотите мальчиков!- Восклицал Вадим.
-Хотите покоя в дыму гашиша, хотите личные номера для любовных игр, здесь позволено все, здесь и есть рай!- Продолжал Вадим утишать своих вечерних спутниц, которые еще больше, от услышанных предложенных удовольствий неизвестного места начинали волноваться. Но их ними переживаниями  не суждено было затмить все общее радостное возбуждение от переполнявших эмоций. Вадим добрым гидом повел компанию на балкон второго этажа, где уже поспешно накрывали на стол, под четыре хрустальных бокала с шампанским, которое и охладило в окончательном смысле тревоги Лены и Светланы.
-За дам, за прекрасных дам, которые с нами радо согласились скрасить наше мужское общество,- отзывавшись похвалой, Вадим добавил Алексею.
-А то бы мы с Лешкой проболтались по ночной столице, не зная таких красот и радостей как вы,- на конец радушно рассмеявшись открытыми улыбками милым созданиям, красовавшиеся молодостью и свежестью Лены и Светланы, что терзали души парней жаркими страстями, слегка подрагивавших в силе крепких тел.
-Вы знаете Лена здесь так много оголенных дев,-
-И очень даже красивых,- добавлял Алексей, следя за официанткой у соседнего стола, гнувшаяся в слабом наклоне прямиком выставляя на показ ему все задние прелести.
-А мне и дела нет, я только смотрю на вас, у вас такие дивные глаза,- слегка прищурившись Вадим, в действительности желал сквозь муть алкогольной пелены, разглядеть зеницы своего улыбавшегося котенка.
-У, а вы не стыдитесь меня?-
-Нет, нет причин пока,- и Лена прямиком на секунду посмотрела в глаза Вадима, на тот этичный максимум, приблизив свое беленькое личико к его.
-Тогда присаживаетесь моя леди,- присев на стулья все в один момент, не выпуская с рук шампанское, малыми глотками продолжали вкушать игристое. Вадим и Лена еще долго смотрели друг на дружку словно желали научится разговаривать с помощью одних мыслей.
-Я смотрю вы немного робеете от этого все окружающего гвалта, вы наверное более любите спокойные места, тишину,-
Лена в ответ лишь слабо склонила на сторону голову рассыпав белоснежные космы по хрупком плечу, так отдавая согласие искоса всматривалась в хмельного Вадима.
-А здесь имеются и тихие места!- В пол голоса замечал Вадим, осведомлял свою обознаность. Посмотрев на Алексея и Светлану, что добывая бутылку вина тихо о чем-то шептались, порой взрываясь в громком смехе, заливались хохотом не стесняясь своих громких голосов, на минутку приглушавши пение какой-то разряженной в костюм ангела певички, только что начавшей свое выступление этажом ниже, на месте где недавно была арене.
-И где же они?- Проговорила Лена, посмотрев с балкона в низ, где юрбилось множество представительного класса, среди которых их юность молодых лет, представлялась младенческим периодом, клуба миранжоли.
-Здесь так много взрослых мужчин,- добавила она.
-И дам тоже!- При этом Вадим подловил себя на мысли, опровергавшей свое наблюдение, потому как таковые особы были редкость, ну не считая многочисленных суетившихся без конца служащих дев. Он безмолвно поднялся, и тем же безмолвным жестом приглашал  свою симпатию следовать за им. Легкий невинный жест капризного противоречия, и Лена не спешно шагала за джентльменом, осторожно переступая со ступени на ступень лестницы, сходившей к холлу.
-Нам туда,- указав на ели блещущий свет длинного коридора слева от их, они в месте ступили на путь тишины, и верно подобно прошлому разу чем больше они углублялись, тем меньше становилось музыки, и пение выступавшей певицы все стихало и стихало.
-Видишь здесь совсем тихо,- сглаженными нежностями голоска шепотом обращался Вадим.
-А что там?- Ткнув пальчиком спрашивала Лена, указывая на открывавшийся взору зал, залитый ало розовым светом, бархатных ковров и разбросанных у низких лож подушечек.
-Ничего особенного, здесь люди находят свой покой,- с тем же тоном шепота продолжал описания. Но место покоящихся душ на сегодняшнюю ночь оказывалось малолюдным, только несколько небольших компаний, тихо изредка перемолвками коротких фраз напоминали о себе. Выйдя почти на средину, отмахиваясь от маленьких аленьких кисточек на своем пути спускавшиеся по одиноко с потолка, Вадим тут же и повалился на первое подвернувшееся свободное чуть подымавшееся алым диванчиком лежбище, потащив за собой свою прелестницу, что с визгом и смехом пала на своего больно раскованного парня, прямиком на грудь, да постукивая с ретивым негодованием своего полюбившегося в первый вечер проказника, маленькой ручкой по его тугом плечу.
-Ну, совсем не сносный,-
Но Вадим подставил к маленьким пухленьким ниточкам девичьих губ, свой указательный палец, да тихо прошипел, давая понять что в этом зале шуметь не принято, а если разговаривать то только в пол голоса. И верно когда Лена слегка опешив от очередного предупреждения, быть поскромней, да обводя взором не многочисленных соседей, то те не отрывая своих недоумевающих глаз укорительно рассматривали юную бесстыдницу, нарушавшую их  гармонию с духовностями и невиданными им божествами. И от этого окружающего давления она еще сильнее прижалась к Вадиму.
-Ты чего будешь?- Приложившись к порозовевшему ушку спрашивал Вадим, не отрывая взора от подошедшей оголенной официантке, что не проронив ни слова ожидала пожеланий молодых гостей.
-Ни знаю, а что тут есть?-
-Кокаин, героин, марихуана, опиум и много еще чего того, о чем я и не имею представления,-
-Так ты наркоман!-
Вадим криво улыбнулся.
-Ты посмотри вокруг, ты видишь хоть кого-то здесь зависевшего от этого мира, это мир от них зависит,- отяжелевшей мудростью, последственостью алкогольного сумбура, оправдывался в своей чистоте своего морального обличия Вадим.
-Нет не хочу, а можно здесь найти место еще потише и без нарк?- Не закончив определения Лена косо посмотрела на близ лежавшего мужчину, элегантно одетого с выпростанной белой рубашкой из черных штанишек, что расхристано уже криво повисла не его худеньком теле, который потирая свой припудренный нос, по животному облизывал кончик указательного пальца..
-Конечно есть,- ответив на ласку ручки Лены так мягко скользившей по его шеи и открытом уголке груди. Кивнув официантке подойти, прося провести их к номеру где они остались бы только одни, без чей-то назойливости и посторонних глаз, и их бы никто не беспокоил.
И сама та комнатка с крошечным трюмо для дам, нескольких кресел, да большой круглой выходившей к самому центру ярко фиолетовой кровати, застывшей в незыблемой безмятежности, стали для ребят родным шалашом среди бурь ночной жизни. Ни одного лишнего звука, ни одного пестревшего образа, слабо тусклый свет желто золотистой люстры, и аромат благоухающих свежих цветов,  расположенных в высокой вазе, слывший по воздуху да наполнявший носы юности, маслами приятного веянья радостей душистостей страсти. Немного растерявшись от представшей идиллии, они несколько минут разнились друг дружки, но неспешно исследуя каждый кусочек, каждый уголок затворенного  в четырех стенах клочка упоительно застывшей в тишине праздности, преподнесенного в услугах номера, отдались порыву однодневной любви.
-Необычайно!- обозвалась Лена.
-Согласен это прекрасное место,- обобщив все заведение, добавлял Вадим, с робостью и тишиной нескольких шагов, подкравшись обхватив двумя руками талию, опуская их ниже и ниже, разнеживая свой задор на девичьих бедрах. Короткие смешки, длинные взгляды, слащавые поцелуи, да забвенные часы скороспелых чувств, сменивши покойность на близость, растрачивая остаток ночи целиком и полностью. И только спустя два иль три часа их уединенной затерянности, среди ликующей сотнями побед карнавала жизни, слабый стук напомнил о задворках их крохотного мира. Успевшего вознести своих господ к тучным небесам, воздушных городов, божественного царства заоблачных страстей, влюбленных дуновений их неудержимых слившихся тел.
-Пошлем этих, незваных гостей куда подальше,- слегка поднявшись да поглаживая округленность мягкой груди, Вадим спрашивал у своей раннее утреней любви.
-Может это от наших, Светланы и Алексея,- не отрывая головы от кругловатой подушечки, отвечала Лена.
-Пошли и они,- холодно продолжал Вадим.
-Наверняка нам нужно собираться,-
И стук повторился еще раз, тройным боем чей-то кисти.
-Сей час, сей час откроем,- возопил Вадим, смахнув в один миг тонкое одеяло, и оголив сжавшуюся Лену да окрутившись им до пояса, направился к двери, за которой без лишнего удивления, для него стоял малорослый мужчина, имея приличный вид персонала.
-Извините, извините пожалуйста за наше беспокойство, вас спрашивают ваши друзья они уж вас за искались, и им нечем расплатится за предоставленные услуги. И они бы хотели с вами встретится, я так понимая уповая на вашу щедрость,- злорадно улыбнувшись на конец своего изложения, выпавшего такими неудобствами, представлявшего незаурядного положения Алексея, да и самого Вадима.
-Уйдите, мы сей час выйдем,- донеслось с глубины комнаты, настойчиво повествовала Лена.
-Вы слышали даму, несколько минут и мы сойдем в низ,-
В ответ слабо сочный мужчинка снисходительно согнулся в поклоне, повернувшись побрел обратно вдоль коридора. Лена собиралась поспешно, быстро, не отдаваясь тонкостям макияжным поправкам лица, да особо истонченным  укладкам белокурых локонов волос. Сам Вадим не ожидал от такой девичьей разнежинности прямиком армейской выправки, лениво натягивая на себя рубаху и штаны, он только улыбался к давно собранной Елене. Сидевшей у трюмо, не по обычаю спиной к зеркалу, лихорадочно покидывая свою  оголенною ножку, да быстрым ритмичным боем постукивая о пол остреньким каблучком.
-Вот и собрались, ну что пойдем встретим наших позабытых дружков!- Как то сердито выразился Вадим.
 Алексей и Светлана охмелевшие вдрызг, повиснув друг на дружке и чего-то бормоча про себя, с икотой посмеивались из последних сил, в полу пустом зале с нетерпением дожидаясь своих сбежавших, и не оставивших по себе ни слова, ни следа, близких друзей. Завидев Вадима встрепенувшись подранком сразу же павши омертвевшим на стул, Алексей слабо понятными фразами в нос гугнил, пытаясь донести претензию горькости их положения, без дорогой компании, без дорогого товарища. Но окончательно захлебнувшись в хмелю, осадил свой пыл отдаваясь последнему моленью в короткой реплике.
-Ну ребята, ну так нельзя,- потянув руку со стола да подперев на миг подбородок, толкнул в лоб Светлану, что оторвавшись головой от его груди, бессмысленными глазами, но в литой в черты мины претензией, тупилась то на Вадима то на свою потерянную подругу. В тоже время, близкой встречи старой компании, неожиданно для всех откуда-то вырос тот же малосочный мужчина, с буклетом общего меню и всех услуг заведения, с белым лоснившимся торчавшим наружу расчетным листом, в подробности описывавшего все их проведенные в эквиваленте банкнот, капризы да потехи в стенах миранжоли, сводя все коротенькие циферки в один горизонтальный столбик к низу округленной все обще выведенной сумой.
-Ну неплохо по кутили!- Осведомившись с счетом промолвил Вадим, примкнув свое внимание к барсетки, откудова вынул толстенькую пачку денег, оделивши добрую половину зелененьких соток, вложил обратно в буклет к расчетному листу, отдавши все вместе дожидавшемуся администратору.
-Наверняка довольно Лен,- обратившись Вадим озвучил свое пожелание истомившегося тела, просившегося ослабевшими и не желавшими стоять ногами домой, где можно было бы отдаться забытью крепкого сна. Алексей покорно кивнул тяжелой головой, висевшей над его оголившейся грудью небрежно распахнутой рубашки.
-Домой Светунчик, домой,- повторившись подымался из-за стола, с потугами отрывая свою даму от стула, что ворча и пытаясь в несуразности своих речей чего-то вымолвить, при этом отмахиваясь от своего обожателя. С трудом да непомерным без устали старательством, Светлана была перенесена к машине, и только Елена подобрав личные вещи подруги снизывая плечами, в недоумении провозглашала свои короткие речи.
-Ну никогда с нами такого и не случалось, прям в пору смешно получилось, до боли неимоверно,-
Но все эти возгласы ни как не впечатляли более парней, милая компания дам теперь в предутренней зорьке их только утруждая  удручала, коря приличественостью джентльменского пошиба, саморощенных дворовых лордов исполнять свой долг, проводить к дому прелестных леди, которые с приятными обличиями расположились на заднем кресле ВМW, да помчались сквозь пространство столичного каменного города, разгоняя лучистым ослепительно разившим светом фар последние мрачные тени уходящей ночи, предоставляя светлому прохладному утру просторы без крайнего мегаполиса.
-Не плохо провели ночку, удачненько,- немного очухавшись от алкогольного угара, снявши с себя груз, отбросивши в пропасть позабытого в трогательном расставании с Еленой и Светланой, приключения без чествований  и чистоты чести, с вольным правом с обеих сторон назвать произошедшее с ими, случайной встречей, знакомства на ночь, детской глупостью не имевшей ни каких либо обязанностей на будущее.
-Ты знаешь я думал над нашим планом открыть свою конторку, это хорошо мы придумали, нужно было когда-то начинать,- бормотал Алексей, переколачивая одно и тоже, пытаясь спровоцировать Вадима на разговор.
-Угу, хорошо,- коротко с придушенностью сиплого голоса, чисто машинально поддерживал Вадим, в душе опасаясь что феерии сегодняшней ночи, с помощью безумных ухищрений под началом товарища может быть не закончена, и не осторожная провокация могла извергнуть продолжения шабаша. А ему уж давно хотелось окунутся да укрыться покойно мягким одеялом, скрутившись калачиком под темнотой спущенных ресниц, отлунивая монотонностью пробивавшегося гортанного сапа хорошенько задрыхнуть. К тому же дурацкий вечер в казино, и ночь в миранжоли, ни как не желали оставлять его голову, слепя яркими представлениями редких минут, снятия огромного куша у рулетки, знакомства с фифами, придурка администратора требовавшего у него денег, ночной дороги под неистовый гвалт милых особ, фишки, вино, сигары, коньяк, пафос и торжествующая гордость, повелевавшая ему быть верховным жрецом у алтаря пороков человеческих. Но теперь он лишь тяготел, к пресной и стухшей на празднике солнца тягучей водицы сплывавшей по размывавшей слабостью его сознательной сущности, томившим желаньицем водрузится в прохладную несущуюся вечность обычного хода вещей.
-А ты знаешь Лех, ведь это все чепуха, ерунда!-
-Наш бизнес?- Встрепенувшись и не поняв к чему восклицание, переспрашивал Алексей. Вадим молчал, и сам не понимая к чему было озвучено такое продрогшее в унынии и просоченное в соках разочарования заключение, и лишь картинки ушедшей ночи, слайдовыми панорамами плыли перед глазами. Поцелуй с Леной, тост за поимку Эйфелевой башни, смешки с повара и его экзотически накрытый стол. 
                13
-Мне не представлялось более красот изысканного великолепия того что сей час представлено перед нами, в мировом явлении чистого чуда, созерцая величественный лучезарный рассвет с подъемом к вершинным высотам великого творящего солнца. Этой большой звезды даровавшей нам милый друг свет, свет восхищенья, свет трепета за саму жизнь, за само ее процветание, борьбу и  право взрастить себя среди мертвого мира. Воплощенного в человеческое сознание лишь иллюзорным вымыслом, теоретических представлений свойств тел и материй к чему тянется сама наука и эфемерности забальзамированных трупов, тлевших тушек бывших собратьев со стороны более размытых суждений самой религии. И все же мой друг это пир жизни среди мертвых камней, среди пустой неосознанности космоса, который  как бут-то в неимоверной случайности подарил всем торжествующим сытно обильный стол в доме разумности современного человека. И в чем же тогда красота? В симбиозе двух нераздельных сущностей, живого и мертвого, питавшие в сплоченности уз друг друга. Второе с которого дает нам стать, глаза и разум, первое волю и честь созерцания великого мертвого мира, сходившего к нам с солнцем яркой звезды и остававшегося так высоко и так далеко что лишь полная ночь указывает нам реальные границы бескрайних неживых простор.- 
Вестник стоявши у глубокого скалистого каньона, грозившегося быть пропастью для каждого кто мог приблизится, и растерявшись от представленной высоты с вскруженной головой пасть к низу. Он любовался другим берегом, другим зелено голубым оазисом огромнейшего плато, что было вот-вот рядом, но отдалялось словно большой высотой острой расщелины уходившей глубоко под землю. Четвероногий друг так же в страх кружа возле своего хозяина замирал у ноги, пугливо поглядывая на пространство  пропасти и глубины высот неба, где загорались первые лучи огненной зари.
-Мой друг о как прекрасен мир, и как он порой ужасен своими большими ловушками, своей непредсказуемостью для слабого смертного желавшего в этом свете звезды познать лишь одно, счастья для себя, для близких, для других. Вот видишь перед нами пропасть, а там луга, поля, песни птиц, там цвет земли. И что бы туда добраться нам нужно вспорхнуть и лететь, а если нет, так проложить огромно длинный мост да идти, а если и на это мы неспособны, то хоть взять и найти другие пути,-
И два темных силуэта рослого мужчины и черного пса в миг растворившись в воздухе, возникли на другом берегу расщелины там где высокая трава покрыла лапы и колени Вестника.
-Вот та грань мой друг где нету алчущей борьбы, здесь солнце, мир, покой, благоуханье этих трав. Но что же мы оставили вон там, на той сумбурно темной стороне, юность, молодость, труды, что так  желали попасть сюда, а для чего?
Наверное для  самого созерцанья!-

День выдался из коротких, благодаря крепкому младенческому сну, да почитания тишины родными, которые чуть ли не на цыпочках порхали по двум комнатам, боясь спугнуть сонную фею так ловко прибаюкивавшую их чадо. Первые часы пробуждения дорогого сына для него же были похожи на сумбурную волосистую бредятину, сбившуюся комком и катавшуюся по всей внутренней округленной поверхности опустевшего черепа, не находя своей точки преткновения. Тяжелые вздохи пост алкогольного синдрома с трудом исходили из груди, с чувством без апелляционной вины, вины перед отцом, матушкой, Натали, Алексеем, Леной, угрюмой соседкой, но более яркий пронизывавший на сквозь образ Игоря Дмитриевича, профессора, Филиппа Павловича. Вовсе разрывали его грудь на клочки сумрачным побуждением.
«Обязан, обязан, я им обязан,» вертелось на кончику шептавшего языка, замкнувшейся в себе мысли, но он не мог представить встречи именно со всеми, точней единственно к кому ему было необходимо ехать, так это к Филипп Павлович. Но сам визит виделся не ловким предприятием, заключавшийся в себе по основе не искреннее чествовавший усталых членов старика, ну а хоть не совсем низко падшее клянчество денег, в благородно достойной просьбе помочь в финансовом смысле, поддержать его только зарождавшееся дело. И он ясно понимал что старик был бы рад помочь ему, от чистой своей предстарческой доброты, да и слова Игоря Дмитриевича подтверждали его убеждения быть по откровенней, по смелей с Филиппом Павловичем, который за такие честноты по обычаю любил осыпать богатством из своих безмерно полных сокровищниц. 
-Нужно ехать,- последнем отвердевшим, не сломностью своего решения заявил Вадимов внутренний херувим, стиравший с поля сознания остатки мятежной беспомощности, состояния томившего его спустя несколько часов. Пройдя в другую комнату да умостившись на диване напротив широкоэкранного телевизора, приняв сановитый вид мудрейшего шаха, ловко умевшего крестить под собой ноги, начал с помощью ряда десятков кнопок пульта, менять на голубом экране движущиеся без связные сцены. Он слышал о присутствие еще кого-то в доме, кто-то тихо копошился на кухне, боясь в малом пространстве малых  комнат попасть ему на глаза, что потеряв реалии, дивился чистым листом иллюзорного технического прогресса, чуда их него века.
-Вадим сынок, ты не слышишь но кто-то к тебе звонит по телефону, ты ответишь, тебе подать телефон?- С украдкой подкравшись тихим голосом спрашивала матушка. И снова на секунду то едкое состояние тревоги, вины и страха посетило его, и не зная чего ответить он закивал согласием, перебирая в голове кто бы это мог быть. Натали, отображав подписью мигающий номер дисплея телефона, снизав бровями и потерев лоб, тратясь на сомнения подымать трубку иль отказать, да придавши что последнее выглядит не совсем корректно, нажав кнопку соединения, косо посмотрев на матушку что подобно служанке ожидала дальнейших велений, и тем образом давши ей понять что она больше не нужна.
-Здравствуй Натали,- с тяжестью в голосе заговорил Вадим.
-Привет,- легким теплым голоском обозвалась сама Наташа.
-Так ты отдохнула от солнца, моря, и островов,- не зная о чем повести беседу продолжал Вадим, косо посматривая на матушку, что застыв в дверях пристально разглядывала своего сына.
-Хм, о чем ты говоришь, разве отдохнешь здесь, серость, уныние и скука,-
-Согласен,- подтверждал Вадим.
-Мы сегодня куда-то выйдем?- Спрашивала Наташа, ласковой нежностью поющей в груди ноткой, поставив Вадима в тупик и смущение. Долгая пауза делила их воркотню на полюбовное шептание, да резко деловые объяснения и просьбы.
-Нет, извини но нет, мне срочно необходимо посетить одного очень важного человека, ты должна понимать, я уезжаю вечером и может возвращусь поздно ночью, это дела милая,- и Вадим снова косо но уже с неприязнью посмотрел на присутствующую мать.
-Знаешь Наташ, мне и к тебе будет небольшое поручение, если имеешь настроение и время можешь позаботится, я ранние говорил о желании приобрести квартиру, как можно поближе к центру, будь добра обзвони конторки посмотри объявления, в общем узнай что возможно, и отбери оптимальные варианты, а после все обсудим вместе,-
Со стороны Натали так же была выдержана значительная пауза.
-Хорошо, посмотрю, а дела твои по случаю ни снова связаны с Алексеем?- С подкопной хитринкой спрашивала Наташа.
 -Я не пойму к чему дорогая такие вопросы, Алексей был взят мною вчера на работу, он мой первый сотрудник в моем деле на нем лежат обязательства всей бумажной волокиты, так будь добра и привыкай, мы будем видится и проводить время с ним очень часто, и более будь по уместней с своими предположениями,- отключив телефон бросив его на диван и уже не с державшись прикрикнул на матушку, что бы она побыстрей ушла, исчезнув с его глаз. Да принявшись далее перепрыгивать с канала на канал, отыскивать на страницах телевиденья чего-то покойного, беззаботно мирного, не совместимого с его раздраженностью и вскипевшей злобой, на слабый пол так любивший совать свой нос в ненужные им мужские дела, да с кознями плести сплетни да интриги. Но время таяло минута за минутой, час за часом, и пора было отправляться к Сергею Сергеичу, этому не хитрому Сусанину проводнику к усадьбе Филиппа Павловича, и вновь темный вечер, немного просветлевшее в звездах после вчерашнего дождя небо, пустая дорога вокруг которой темно черной тенью пучился с обеих сторон лес, да то кутавшее рассудок недопонимание клубившихся без связных мыслей, не позволявших осознать куда едешь на самом деле, при этом теряя ту несложную синхронность запомнить саму дорогу. Тот же хорошо освещенный особняк, выросший на небольшой возвышенности широкого пространства, те же ворота без шумно отъехавшие на сторону, и те же рисованные по всюду беленькие воротнички прятавшихся по теням охранников.
Расставшись с Сергеем Сергеичем, Вадим не дожидаясь теплого приема, прям с под ворот двора, самостоятельно направился к дому, подходя по ближе он снова начал таять пред до исторической красотой  монументальных скульптур древне греческих богов, и чаши с чем-то похожим на кровь, и не удержавшись в странный по своему происхождению фонтан начал сунуть палец, да на свету фонарей рассматривая алую жидкость, по малой капле отрывавшейся с перста, разбивая темное зеркало чаши богов. Он и не услышал как огромная входная дверь приоткрылась и с небольшой щели донеслось вопрошание незамедлительно войти.
-Добрый вечер, мы уж вас заждались, вы испытываете всякое терпение, вы так долго добирались, проходите побыстрей вас ждут,- говорила немного высунувшаяся наружу та до половины облысевшая голова консьержа.
-Добрый вечер, я уже подымаюсь,- бравой ходой, двинувшись Вадим в пару прыжков осилил пирамиду ступеней крыльца, проскользнув в дом. Огромный зал фае был слабо освещен, по которому ели доносившимися отзвуками эха были слышны из далеких комнат разговорные споры.
-Нам на верх, пойдемте за мной,- добавил плешивый служитель, принявшийся подыматься по одной из боковых лестниц, приглашая пройти за им гостя. Как и ранние знавши Вадимом второй этаж располагал множеством комнат и залов, одна из которых была очень хорошо освещена, желтым приятным для глаз светом, выходя огромными открытыми окнами на задний двор. Царская золоченая мебель, диванчиков, кресел, нескольких столиков да масляные росписи стен под дорогостоящие гравюры скрашивали общий интерьер большого пространства, наполняя комнату духом средневековья. Кроме Филиппа Павловича, расположившегося по одаль от открытых окон на свое родном как будто сжатом кресле, здесь было еще несколько человек, они в подобья хозяину были в возрасте иль где-то того, но имея еще бравый вид, при этом о чем-то бойко переговаривались, ведя беседу о каком-то деле пока не известном для Вадима. Они были похожи на мужа и жену но позже оказалось что это не так, дама с разборчивостью копошилась в папках с бумагами, толстыми пачками лежавших на небольшом рубленом письменном столе с ярко горевшей лампой, мужчина с изрядно заглаженной назад сединой пряча так облысевший затылок, заложив руки за спину плавно ходил по комнате, иной раз подступая к даме заглядывая в открытые листы, что тут же сменялись на другие. В действительности пара для Вадима выглядела очень страной, не по обычному, их строгие костюмы словно сшитые по меркам, не купленные в магазинах, лито отображали их еще крепкие пред старостью тела, а сами лица были строги и непоколебимы в томной гибкости ума, имевшего за собой возможность выхолащивать из общего быта истины и мудрости, вливавшиеся в сознания людей без отверженной полезностью для тех же.
-О, как прекрасно что и вы здесь!- Первым обозвался Филипп Павлович.
-Добрый вечер и вам,- кротко наклонившись на перед, Вадим отдал почет Филиппу Павловичу и его друзьям, которые в ответ учтиво кивнули приветным доброжелательством.
-Присаживайтесь, присаживайтесь, мой юный друг, вы как раз вовремя,- с улыбкой выражавшей пустоту чувств воскового лица, вопрошал хозяин дома.
-Познакомьтесь это мои старые друзья, лорд Чесферд и леди Лиза Чесферд, они привезли с собой увлекательное дело, об одном молодом человеке и вы Вадим мне кажется должны послушать, вам оно должно быть очень интересно.
-Поверти, занимательная история,- на чистом русском без единого намека на акцент иль ломаный английский проговорил лорд Чесферд, а пристаревшая леди державшая свою остренькую мордочку в перед только уважительно улыбнулась, ели заметно кивнув головой.
-Так, с чего же мы начнем?- Вновь обозвался плавно сновавший у окна по ровной диагонали лорд.
-Да с самого начала милейших, с самых основ,-
-Вы правы Филипп Павлович, что бы судить человека, рассматривая его поступки, сквозь призму обще людской морали, нужно его знать. Но не только облик, поверхностно, но и его душевные муки и побуждения, и я бы предложил мой друг, Филипп Павлович, первым делом ознакомится с его мемуарами написанные под следствием, написанные им не так давно и занятые нами по доброй воли, так сказать заключенного,-
Вадим немного поморщился не понимая самой сути происходящего, какого такого подследственного, о каких мемуарах, и что за откровения в этих бумагах. Да в придачу того гложущего факта, что лорд Чесферд как бут-то и не замечал его присутствия, при этом ни разу так и не посмотрев в его сторону где он умостившись на диванчике недалеко от самого Филиппа Павловича,  был обязан быть свидетелем какого-то разбирательства.
-Лиза вы готовы?- Спросил лорд у дамы за столом.
-Да, и если вы желаете быть первыми лицензорами этого мудрено произведения, мук человеческой души, тогда пожалуйста,- выразив трогательную и тут же наивную насмешку, над тем что только было представлено перед нею и придавалось разглашению с ее уст, во все услышанье трех притаившихся на своих местах мужей. Вадим немного испугавшись водил головой по сторонам рассматривая то одно лицо то другое, Филипп Павлович по прежнему излучал кристальный холод своих глаз единственно живых, на давно омертвевшем лице, а энергичный Чсферд, бегло словно играючи примерял одну за другой деликатные мины к своему величавому благородному личику, и только одна влетах дама всеми своими движениями и жестами подражая молодой и ловкой девице, прятала свой действительный возраст, неутомимо перелистывая лист за листом, с робостью улыбавшись всему тому что там было написано.
-Минутку, а вот,- отыскав необходимую страницу начала с приятным тембром ораторской дикцией леди Чесферд.
-Я не знаю почему это было написано, и именно в таком месте посетила меня муза, вдохновлявшая на такие откровения, но знаю точно в этих строках собраны мои все мысли и побуждения с частичной хроникой моего прошлого, бурно прожитой жизни на воле, жизни с убеждениями с идеями, по родившейся от воли, с помощью которой, я оценивал и оцениваю существующий мир вокруг себя. И начну я с самых основ, положив свой взор на фундаментальность моего происхождения, отталкиваясь от своей семьи, и тех которые воспроизвели меня на белый свет. Мой род который имевши древние корни, уходит чуть ли не за тысячелетний отрезок времени, тянувшись стандартом католицизма по мужской линии, и все мои предки без разбору приходились врачевателями, докторами, знахарями, придворными лекарями, одним словом теми кто безустанно обменивал жизнь полноценную и здоровую, на серебро и золото. Еще отец в самом моем отрочестве, открыл мне нашу самую главную семейную мудрость, что нет ни чего ценней в нашем мире чем жизнь человека, на одре его собственной смерти, который в любви к теплому свету, очередному выпавшему на жизнь дню, взывает к небесам открыть тайну его бессмертия, желая получить хоть крохотную возможность полюбоваться зелено росистой травкой в лучах утреннего солнышка. Верней человек осознавший себя в болезни и обреченности, заплатит любые деньги за один единственный день его жизни, и ни только одни деньги идут тогда в ход. И именно этим жило мое семейство, и поверти не так уж и плохо, наш годовой доход по общим стандартам был попросту колоссален, а общий капитал собранный ни за одно столетие, выносил нашу фамилию в графу немногих семейств в общество величайших богачей и толстосумов. И правда моя юность пронеслась в самозабвенности материальной достаточности и вседозволенности, огромные ссуды родителей для любимого и единственного сына решали все материальные капризы и запросы. Но никак не могли возместить только одного их ней не подменой ни чем любви, отец почему-то  хоть и бывши у меня на виду всегда сторонился, словно избегал моей компании, мать она и того больше постоянно пропадала в разъездах, и была редким гостем в моем детстве. Меня воспитывали чужие люди, продававшие свою любовь за цветастую банкноту, премиального иль часового дохода, но знаете я не имел обит, ни на родных ни на тех кто притворно тянул свою лизоблюдную улыбку, ведь те кто подпадал под имя моих друзей, знакомых, коллег, приятелей, все как один восхищено завидовали моей особенной судьбе, не знать потребностей и притязаний вечно чем-то голодного тела, и мне виделось что такое семейное отношение между отцом и матерью, есть если не эталоном то нормою все общекультурного семейного положения, отображавшегося одним началом в сложных по структуре ячейках нашего общества. Не зная ни чего другого мое юношеское сознание научилось приравнивать расторженность нашего семейного очага к рамках благополучного, и вселюбящего в бескрайности чувств  великого рода, хранившего на данный момент времени  в себе все дарования прежних поколений, подымаясь для меня великой красивой горой, рубежом который я должен был бы покорить. И поверти, прежде я всем этим гордился, гордился до слез, до слез благородного человека, ставшего на защиту отца, деда, прадеда и всех остальных предков, которые по родству передали мне в руки дорогую родину, вековую страну прародительницу культурности на всю нашу Европу, Англию. Мы жили неподалеку исторического города Лондона, в своем не большом как для нас, поместье стареньком замке, где для меня и до сих пор имеются уголки и комнаты, еще не узнаные и не изученные моим любопытством. А те земли у дома еще в юности мне казались бескрайними, экзотические сади, перелески, пруды с небольшой речушкой, да своими личными полями для гольфа. Отец безумно любил эту игру, с упоением гоняя между лужаек и кустов, никелированной клюшкой белый шарик, пытаясь загнать его в кроличью нору. И как сами вы могли заметить, очутившись моя юность в таком положении не предрасполагала к дружбе. Нет, у меня были друзья и во множестве, но все они оказывались взрослыми людьми, и я всегда страдал от того что у меня не было в компании сверстников, а если и приходилось то это были редкие праздники для меня. Праздники моей ребяческой глупости, высвобождавшиеся в коллективе шаловливых, угарно визжавшей юрбы однолеток, с весельем метавшихся по замку да по бескрайним просторам поместья, играя в разбойников иль в прядки, и все эти простые полезные для тела и души игры, прям таяли во мне благоговеньем, отбрасывая весь цвет высших технологий на задворки моих истинных желаний.
И вот, когда в моем доме появлялись такие как я, меня не интересовала ни техника ни музыка к которой я испытывал некоторое пристрастие, ни новый мир компьютерных технологий, ни интересная наука о человеческом бессмертии, медицина, прививавшаяся ко мне с самых малых лет, все становилось для меня чуждо. Но и как я сказал выше, это была большая редкость, и именно ободном таком случае, я бы хотел вам рассказать с подробностями но немного ниже, да и конечно о тех моих переживаниях сложившиеся позже, когда я стал немного старше.
Вполне естественно имевши такую долгосрочную историю на горизонте  нашего рода, мои предки позаботились о ряде традиционных празднеств, которые приходились обязательной чертой фамилии Х, и вот один из них, застывший в моем сознании самым ярким воспоминанием.
 Мне было тогда двенадцать лет, на дворе стоял последний месяц зимы, снежной и очень холодной как для нашего края, а сама детская душа вот-вот в пред ожидании предвещала первое тепло весны. Наполнявшая грудь еще брезжившей от холода чувством дорогого огонька, слабой искорки милосердия перед открывавшимися благами природы, что должна была бы возбуять в жарком солнце подошедшей теплой поры. Я забегу немного на перед и упомяну что его звали Николя, маленький светленький мальчик, худенький и сухой, на целый год старше меня. 
И все же  вернувшись, я говорил о традиции произраставшей из веков нашего рода, и вот что я имел в виду. Именно в эти последние холодные дни февраля, у нас было заведено в один день, в один светлый день, тратится в бескорыстном милосердии перед теми кто в этом нуждался. По такому обычаю из года в год мать и отец, старались быстрыми способами расстаться с их вынужденной добротой, делая незначительные для нас пожертвования, детским домам, больница для бедных, образовательным учреждениям для инвалидов, и конечно устраивая ближе к вечеру банке. Родственный водевиль своих щедрот, щеголяя перед приглашенными братьями да тетками, уплатными квитанциями, чеками, под хруст хрусталя полных бокалов вина, сытя свои толстые животы хорошей пищей, да хвастаясь друг перед дружкой своей чеснотой быть добрым, меряясь своим бескорыстием этого дня, в размерах суды потраченной на нужды неимущих. И как по правилу возле ломящихся от яств стола, да ассортимента погребных даров, среди инкрустированных стен хорошо освещенного зала, кишевшей прислугой сновавшей туда сюда, велся только один разговор. О великой боли, о препятствиях перед жестокостями сурового мира, о той культурности которая вогнала их в рабское положение, сковав душу губительным  убеждением блюсти покору перед буйством  невзгод, сотен, тысяч страданий, падавших на их голову за их короткую жизнь. О сколько той притворной боли я видел на их лицах, что расплывались в радостных улыбках, от неловкостей какого-то остряка, дядюшки иль тетушки, спутавши откровенное сожаление со словами проказного шутовства над теми жалкими существами, над которыми еще несколько секунд назад висла чистая слеза искреннего сочувствия, самого настоящего благородного мужа. Может быть кто-то из них ту слезинку и уронил подхватывая белизной шелковой салфетки, да только позволительно то сожаление, то сочувствие, глубоко канувшее на дно их душ, и узнало ли оно сокрушительное волнение людской близости и единства не воплоти а водном духе, смешно правда, они и смеялись. Да насмотревшись подобной доброты, унаследовавши ее честь, мое трепетное сознание желало так же отобразится, и наконец-то застыть чистотой моего родового благородного обязательства, того произраставшего бескорыстия в этот единственный день в году счастливого бедняка. 
Для меня тогдашнее утро началось обычным буднем, с долгой дороги к одной из лучших школ Лондона, предрасполагая моему воображению таившему в иллюзиях, что мне сегодня представится тот человек, тот мальчик иль девочка, которых я бы смог зачесть в первые числа, обласканных моим тщедушным порывом быть кому-то полезным, при этом не предрасполагая на дальнейшую выгоду, ни имея с этого ни чего. И я старательно высматривал везде своего обездоленного человечка, по кривой дорожке к школе, в самом учебном учреждении. Но меня окружали только подобные мне самому, те которым было хорошо известно что такое достаток. Под конец занятий, я даже начал разочаровано скучать, и когда я уже собирался обратно домой мое уныние пало в глаза вечно пухленького и вечно вежливо услужливого моего личного водителя, который выслушав и поняв мои побуждения порадовать родных, предложил сделать небольшую петлю по городу. И может быть отыскать того кто мог бы принять мои дары, верно сказано дары. Я и сам то не предполагал чего мне необходимо было делать, с тем моим человечком. По обычаю и примеру моего отца, наполнить его дырявые карманы деньгами, пригласить в кондитерскую иль приобрести ему несколько дорогостоящих игрушек о которых он бы и не смел мечтать. Нет ничего в этого в моей голове не было, было одно, только одно, встретить его, блеющим на упования моего милосердного образа. И мой путеводный друг усадивши меня в мою же машину, ласково улыбнувшись на дорожку избранного нами приключения, повез меня по направлению старого города, и ни знаю сколько мы проехали сколько обогнули дуг по центральным улицам, да только уныние снова начинало ко мне возвращаться, план шефа у руля не оправдывал мои надежды, он и сам недопонимая своего предложенного дела потихоньку начинал смущаться, робея перед той непредугаданной оплошностью его смелого побуждения, способствовавшего еще более зависти меня в смуту и огорчение. Ведь я только теперь понимаю, а он еще тогда разумел тот факт, что славно богатые люди современного века воздвигая в добродетели лицемерие научились прятать нищету да боль страданий от их же глаз, растолкав эти же не потребные им элементы по подвальчикам, по норкам крошечным квартир, по редким приютным учреждениям. Ведь клич нашего века быть милосердным и добрым не зная своих плодородных трудов для тех от которых мы отказались, с самого их рождения, играя в прядки среди золоченого ореола своей личностной закрытой для других царственности. И когда я совсем напыжившись вздулся комком на кресле медленно ехавшей машины, с унылостью рассматривая тротуар одной из улиц, я подметил оживленность моего водителя, он тепло улыбнулся из интрижкой в карих глазах, подмигивал давая понять мне что еще не все потеряно. Он объяснил мне что у него неподалеку в городе проживает старый товарищ, имевший несчастье уж который год быть безработным, перебиваясь малыми заработками находившие каждодневно прямиком на улицах, и к нашему счастью у него имеется юный сынишка примерно моих лет, и что они по всей вероятности были бы рады принять  их с визитом. Такая идея обрадовала и меня, ретиво забарабанив ладошкой по панели приборов, веселясь в приказном тоне я потребовал везти меня к нему быстрей, и вы знаете я ни когда не забуду того момента, когда пред мной предстал тот худенький, слабо болезненный лик того мальчишки, его звали как и упоминал Николя.
Да он был мелко костным существом с округленной головкой, большими светлыми глазенками, евшие прямиком весь окружающий мир, он радо выскочил за отцом в темненький маленький коридорчик их так сказать прихожей. Немного выше меня в какой-то затертой красно синенькой рубашонке, в куцоватых шортиках на голые длинные ноги, он с любопытством рассматривал прибывших гостей, и его интерес в особенности падал на меня.  У них было немного душно и жарко, сравнивая с тем холодом что остался позади на улице, мой водитель с крепкими рукопожатиями долго приветствовал своего товарища, с веселящей хитринкой посматривал на мальчонку обтиравшего с растущей напряженностью угол стены, сдерживая так свое нетерпение, побыстрей узнать кто эти люди стоявшие перед им, и зачем они пришли.  А сам отец Николя с трудом осознавал нашу просьбу, и просил пройти в их нею единственную комнату, и я так тогда понимал обсудить все подробности. Но хотя на то время я и не догадывался к чему были те все промедления, между мной и тем, которому было уготовано радостно счастливое событие, то восходящее добротой моего юного благоденствия. Скинув куртку и аккуратно разместив шапку на старенько ветхой полочке вешалки, пытаясь  неприметно для других расхрестать верхнюю пуговку рубашки я прошел в комнату, где мое воображение обрисовало трагично комичную картину сверх возможностей человеческого быта, перед мной предстало одно из феноменальных решений дизайнерского профессионализма, с жатого, скомпанированого, в минимизации деталей огромнейшего крепостного замка в одной комнатушке шесть на пять. Диван и кровать, письменный стол и стол для праздных застолий, окно, и тут же оранжерей с несколькими иглистыми кактусами, истинно мужскими цветами, не прихотливые к той рассеянной забывчивости, к облагораживаемом занятии горшочной амелиорации. Мне подали стул, а мой водитель садится не желал, да практично то и было некуда. С самим Николя мы еще не обмолвились и словом, только продолжали смотреть друг на друга. Взрослые вновь заговорили, о чем-то для их близком но не внятном для нас, ни касавшись нашего внимание, а позже они затихли и посмотрели в мою сторону, и взгляд двух  мужчин меня отяжелил, неразрешенностью моего визита в эту не полноценную семью. Я поднялся и прямиком подошел к тому кто стоял у стола и пускал в меня искристый взор, и только сблизившись почти в упор я смог рассмотреть, сколько живости, сколько дикости, сколько порожденной бессмысленной невинности в метавшихся глазенках этого мальчугана.
-Поедем ко мне,- предлагая и пытаясь соблазнить, первым заговорил я.
-Мы можем пойти к родителям на банкет и слушать музыку,  смеяться над танцующими взрослыми, а можем под фонарным светом целый вечер кататься на коньках,- и на конец решивши окончательно распалить агонию любознательности да интереса к моим многочисленным чудесам моего поместья, не позабыл описать мой голубой воды огромнейший бассейн, в котором можно купаться и зимой и летом, и ото всех этих предложений Николя только коробило, кривило телом и беленьким личиком.
-Поедем,- шагнув немножко ко мне, слабеньким голосом проговорил он, пристально посмотрев на отца, уповая на его волю, исказив свой лик в миловидное снисхождение, перед тем кто еще в праве распоряжаться его временем и действием. Да первое нет павшее тьмой уныловатого разочарования, стерло наше общее, счастливое пробуждение двух едино душных существ, но было и второе нет, было и третье, пока мой в этом деле помощник не отвел своего товарища, куда-то за границы маленькой комнатушки, и как мне стало позже известно попросту купил, то взрывное то вожделенное феерией радостных эмоций, «Да,»
-Да, но только на одну ночь, нам завтра в школу,- был озвучен приговор отца Николя, что в за правду разверзся рядом безумных и бессмысленных жестов и движений, того кто не знал куда себя деть, кем предстать перед избранной случайностью провести вечер и ночь, где-то в неизвестном месте, где есть каток, коньки и даже целый бассейн, и еще многочисленные забавы нашептанные наскоро с моих уст. Да его одурманенное возбуявшее воображение сыпавшегося  россыпями предстоящих разнообразий, честно меня удивило, не так живость Николя, но тем что было потом. С трудом собравшись с гардеробом на одну ночь, да всеми предутренними принадлежностями, зубными щетками, школьными учебниками, мы все таки отправились ко мне в поместье. Светлый снежный день, только-только начинал тускнеть  во власти медленно подкравшейся ночи, последние зимние вечера они такие морозные и так светлы, совсем не похожие на первые осенние морозцы, павшие первыми холодно тяжелыми завесами зимних мало светлых ночей. Мои маленькие серебряные карманные часики, указывали без четверти пять, а банкет благотворительных душ моего семейства и всех приближенных должен был начаться не раньше семи. Мы прибыли очень рано и мой на ходу выдуманный сюрприз не имел бы своего торжественного апогея, в моем ликовании предстать одним из членов великого рода чтившего традиции отцов, отдавая почет ближним о которых не забывали мои предки ни когда, а точней один день в году. Условившись о малом таинстве с водителем, мы порешили ненадолго спрятать моего нового товарища, среди комнат моей спальни и гостиной. Я уже на то время располагал личным кабинетом, где по обычаю  справлялся с тягостями домашних заданий, излистывая учебники по алгебре, физике, да толстую литературу пыльных пособий с исследований по медицине, нашей фамильной библиотеки, предоставленной мне в полное распоряжение. Но не все оказалось так просто, одичавшее бедное существо с округленными глазенками, почти не моргавшими, ненасытно проглатывавшее все только что могло подвернутся, юля, вертясь вокруг, без возможности держать себя в узде металось повсюду, вход шли  руки, любопытно измацивая все к чему возможно было дотянутся, в придачу обнюхивая и пробуя на прочность и вкус.
 Да, та небольшая территория моих личных апартаментов во всю свою бытность не знала сколько шума и грохота, худенькие ножки словно молотками отстукивали  бой вечно бегущего Николя, а руки то и дело впивались то в игрушку то в книжку, то в статуэтку, вазочку, фотографию, и как-то не вольно без умысла, самопроизвольно роняя падало на пол, разбиваясь в дребезги, и самое главное удивляя и пугая меня. Ведь само таковое поведение, меня ни как не забавляло, хотя я и сам был юн и любил по проказничать. Напротив в этом мне виделась та невоспитанность, та непорядочность, которая со слов моей матушки делит мальчиков на несносных баловней и послушных любимчиков без права на золотую середину, и моя благо пристойность видела в Николя неосмысленного в своих деяниях животного, маленького крохотного человечка подобного зверьку, которому по случаю горькой судьбы выпала участь, не знать прелестей сытой жизни, стесненный заведомо суровостями от самого рождения, в нем выработалась странная агония, не размениваясь на лишние раздумья хватать все то к чему только можно дотянутся да быстро присваивая, считая попросту сворованным трофеем своим личным, за который уже необходимо было бы драться до крови, и не важно с кем. Подобным примером будет описание выпущенной на волю обезьянки, которая все свое время жизни провела за замком клетки, хотя та однокомнатная квартира, мало чем отличалась от вольера, разве что заменив стальную решетку на бетонные стены.
И о чем-то говорить или растолковывать Николя было попросту бесполезно, его уши меня не слушали, напротив он меня тащил то туда то обратно. С веселой реготней прицепившись к двери моего дубового шкафа раскачиваясь по сторонам, то гремел в барабан которому уж двести лет, и который издавал последние звуки при жизни самого Наполеона, то выворачивал на изнанку вместимое моего письменного стола, натыкаясь на мои рисунки, дополняя фломастером их содержание.
Да время таяло и нужно было этот погром прокатившийся по моим комнатам переносить далее к гостиной, где уже слышались говоры гостей, а музыка флейт и тихих скрипок отлунивала коридорным эхом. Мне с трудом пришлось объяснить Николя, что нам необходимо предстать перед моими родителями, да отрекомендовать его персону, и тот случай почему он здесь, на что коробившееся тельце ни как не желало осознавать той необходимости быть перед кем-то представленным и вести себя по правилам, которых у него самого никогда то и не было.
-А можно здесь остаться?- С тем безумным взглядом да дрожащей от напряжения улыбкой с жалостью к себе переспрашивал Николя. И боясь что мое нет лишь только его растрогает и смутит, представив меня перед очередными непредсказуемыми неожиданностями его чувств, вырвавшихся на волю, я только слабо замотал головой. Подойдя к зеркалу и поправив свой пиджак, взявши за руки растерянного товарища, потащил его коридором к гостиной, к большому открытому залу, где проводились по основе все семейные торжества и празднества. По дороге я пытался убаюкать ту несносную хищность слабо плетущегося за мной человечка, разнообразными убеждениями, со слов что он должен будет всем понравится, и быть одобрен отцом да получить множество подарков, а если  пожелает, то станет почетным гостем их фамильного поместья. Но что значили для него эти слова, да ничего! И как только мы оказались под сводом самого высокого зала нашего дома, Николя и вовсе обомлел, пожелтев беленьким личиком, ставши похож на умирающего, ноги его ели двигались, а сам он начал задыхаться, причина этих перемен мне тогда еще была не известна, это теперь все просто и понятно, ведь сама расовость и дискриминация классовости, может проникать на физиологически генетический уровень, наследственно передаваясь из поколения в поколение, не осознано выдерживая жизненные устои своих предков. Пугаясь моих тетенек и дядей да попросту взрослых, знакомых и приятелей он окаменел и вовсе, я с трудом протащил его поближе к отцу, и мало кто понимал в чем суть моей такой затеи и кто этот неизвестный парнишка. И только когда я обратился к главе нашего семейства, все присутствующие на миг затихли, а сам отец с недоумевающей улыбкой, да твердым спокойным взором  ожидал моих объяснений. Но я не знал с чего начать, и о чем говорить, да зачем я привел этого мальчика в дом, я лишь только посматривал на Николя, в ожидании что вот-вот в моей голове прояснится, и я дам четкий ответ на молчаливый вопрос главы, а сам Николя держался из последних сил, теперь он дрожал еще сильнее, и мне от этого становилось еще хуже.
-Наверняка это твой товарищ по школе?- Разорвав мое смятение, и облегчив мою участь первым начал отец. И мне стало не так душно, и я смог открыть рот, объяснив подробно что мы познакомились только сегодня, и что моему новому товарищу необходима помощь, и чтя традиции нашего рода в этот день проводить благотворительность, привел Николя в дом, для того что бы их семья разделила свою доброту и заботу с этим мальчиком. Подошедшая матушка которую я поспешил одарить приветственным поцелуйчиком в щечку при гостях, что были впечатлены моей речью и моим поступком, только радовалась за меня, а отец с громогласностью своего немного басистого тона, объявил обо мне как о сыне достойного отца, деда, и всего великого рода знахарей. Пару раз приседая к Николя развевая по полу пышное платье матушка, в обращениях пыталась разговорить маленького гостя, да онемевший юноша только шевелил губами, виновато потупившись глазами в пол, а отец гордо тем же низким тоном, для всех в услышанье вел беседу со мной, мы обсуждали как следует помочь моему избраннику, и чего бы необходимого и ценного составляло бы для Николя, и его семьи, я вспомнил о их доме, о их недостатках, и их не завидном положении, людей перебивавшихся изо дня в день уповая на добрую судьбу. Я предлагал подарить им дом, и на некоторое время обеспечить средствами для существования, да мое предложение было сразу же отклонено, подчеркнув мудрствованием насчет силы и слабости, и тех закономерностей что порождают друг друга, а точней, подарив сей час Николя беззаботную бытность мы обрекаем его на всю оставшуюся жизнь быть слабым, так и не научившись бороться с реалиями, да и само существование во благе для их может оказаться скудно, пояснял мне тогда отец предлагая другое решение, предоставить вексель к шестнадцати летам Николя, с хорошей кредитной ставкой, позволявшей ему стать студентом любой академии иль института их страны, да получить современное в будущем востребованное образование. В добавок я лишь додал, что было бы не позволительно Николя отпустить домой с одной лишь бумажкой выше предложенного векселя, а точнее с пустыми руками, прося  остаться переночевать да одарить несколькими игрушками из моей коллекции, на этом мы и пришли к согласию. Немного  смешно, но почему-то в тот момент все меня окружавшие взрослые начали хлопать в ладоши. Пробравшая горделивая стыдливость, омыла мое лицо краской и мы с Николя поспешили удалится. Моя задумка была исполнена, мое желание было реализовано, и сам мальчуган с трущоб Лондона, мне был уже не нужен, но он то никуда не делся?  И проведенная в месте бурная ночь долго не могла уйти с моих горизонтов размышлений, отдавая каким-то мне еще не понятным облегчением что я не подобен самому Николя. Да вот почему он сам такой? И именно то злосчастное почему прилипло ко мне в те совсем юные годы, повлияв на всю оставшуюся жизнь, вселив то вечно искомое, любопытствующее желание докопаться до истины, самых сокровенных человеческих тайн. И оно живо для меня и теперь, породившегося с того не разрешимого для мальца вопроса, откуда взято начало происхождения такого разграничения в отношениях, действиях, и образе мышления по сути одинаковых людей. Вовсе разорванное на вечность понятие духовной разности, самоличного убеждения постояно талдычащего я, гвоздившее сознание единоличной для всех идеей тщеславного вожделенного высокомерия, слывшего пафосом; а я ведь лучше другого!
Но не в этом дело, коль наша душа множество веков больна величьем, властвованием, да славолюбием, то где же наша мораль и какова она, в прописных постулатах сладко медовых грез нашего общественного сознания, выходившего из нас такой милой лаской, под которой воют и стонут наши близкие, одни от кнута а другие от внутренней язвы, змей их высокомерного деспота, зарившегося на титул князя. И Николя чудесный пример, меркантильного, циничного в алчности существа, родившегося в голоде и нужде, прививши к себе все эти качества с младенческих лет да оставшись с ними до конца, вот всю жизнь он будет без плодной ямой, утилизирующей субстанцией, истребляя любое и любого попавшегося в его объятья не зная меры своей ненасытности. И вот тот мой малый мозг пришел к одному но очень жесткому знаменателю; кому нужен такой человек? Какое общество бы желало принять данную единицу? И я вам отвечу, наше, только наше! Только наше общество желает иметь тех, которые бы от своей ненасытности истлевали прахом, в угоду порочной идейности, что покорно выискивает в животной красоте идеал божественного совершенства. Тяжело сказать, но за все те юные годы мне привилось то оторванное, отторженное частичное сознание, ставшее по осторонь моего я, третей внутренней личностью, неусыпно следившей за самим мной и всем окружавшим, превратив меня в скрытного холодного в безразличии к чувствам и эмоциям наблюдателя, что по одинокими вечерами дробивши словно орехи, членил те образные специально зачтенные воспоминания прошедшего дня, недели, года, под неусыпным все тяжелевшим молотком моего почему, но почему так, а не иначе? 
А порой мне кажется, что сам тот мальчуган, заразил и меня, той ненасытностью, той безумностью, и утопизмом собственного голода. Но моя безумность должна быть выше, краше, в моем чисто кровном побуждении благородствовать, творить и торжествовать во имя великого, но какого именно.  Я взрослел и мир для меня становился все ярче и ярче, подобно разгоравшейся звезде на таинственно черно-синем горизонте. Я приобретал новые чувствования, я знакомился с  пока мне неизвестными только зачинавшимися эмоциями, мое сознание росло подобно молочной пенке, крывши белизной шапки реалии. Четырнадцать лет, это то время когда дух протестанта ликует, воспевая гимн своим первым победам, когда отрубленность слабой смешливой поры детства видится наивной невинностью в глазах окрепшего юноши, примкнувшего  к себе право на суждении и знание где в этом мире добро а где зло. Мы еще вольны в своих побуждениях в эти годы, и мы красивы когда тонкими но уже бархатистыми голосами спорим о мелочах и о великом сего мира, не понимая даже сути слов которые мы громогласно взбрасываем к высоким потолкам зальных кафедр, при этом не боясь возжелать своей злобной ненавистью к тем кто нам перечит, и этот пыл, зной, продувное веянье душ молодых тел, конечно было известно и моим родным. На что с пониманием моего гормонального взросления, без лишних объяснений на такое неожиданное решение, матушка под патронатом моего немного стесненного в улыбки отца, предложила мне немного по путешествовать. На несколько месяцев пренебречь благородством порядочного юнца, да теми фамильными ценностями их семейства, поколесить в одиночку по Европе, в компании хорошего переводчика и знатока культурных устоев той или другой страны, естественно избранные ими же заведомо, да посмотреть каков же мир на самом деле, а не судить о нем с цитат учебников. Идея мне показалась презабавной, ну а в общем с такими городами как Париж, Берлин, Амстердам, я был знаком с детства, и то путешествие в котором я мог тратится на своеволие, изобретенного мной перед подступавшими каникулами вставало смелым планом, немного напугавши моих родных желаньицем посетить первым город, моего уже заведомо продуманного маршрута, столицы Чехии Прагу, для меня малой известной страны. Да и на далее я не загадывал, а сразу прямым курсом обращался к границам Европы и Азии,  желая увидеть  Москву, Стамбул, успокаивая родных что это предел для моих юных лет. Отец и мать хоть и не ожидали от меня такового, но не протестовали, только со скромностью оценивая мой выбор почему-то с утайкой радовались за меня.   
-Прага, Прага,- с возвеличенной наигранностью тона повторялся отец, словно пиная на не совершенность этого города. А мне он поверти понравился, он мне чем-то напоминал старый Лондон, низкие дома сложенные коробочками, с внутренними двориками хранившие свою какую-то неизвестную для других сущность со своей историей со своим настоящим. Открытые большие парки переходившие в целые леса среди города, да и архитектура своенравна, диковинка, да только эти описания можно оставить, потому как это вечно, и каждый может сам увидеть достоинства столицы Чехии, только вот сперва для моего пребывания, польстило отношение их странноватого народа. Расположившись в одном из лучших отелей, с чудесным фасадом, меблировкой  да интерьером номером, пропитанные сладко сочным веяньем разгульной вольности, для нации не знавшей во всей естественности пороков, то есть для нас англичан, да конечно не позабыв о тех доживавших элементов их обихода и самих людей таивших дух смертности, в всеобъемлющего застывшего в воздухе оцепенения, перед ароматами вечности помойных задних дворов, любимого места слабо сильных людей згоравших  изнутри молодых существ в вседозволенности и разврате. Много стран имеют два лица, одно из которых всегда прячут, но никто не возводит их в ранг  достоинств по крайней мере в открытых заявлениях, вот таковое наследие Азии, близь лежавшей неподалеку. Потому и смеялся надомной отец, позволяя мне отправится туда где все прегрешения перед моралью великой главенствовавшей державы становятся шутовством да обычным баловством, что по законам местных обычаев должно горделиво выставляться на общий обзор, крася тебя в глазах окружающих, и только там в первые я открыл что вокруг меня проживают миллионы, миллиарды подобных, но и вовсе не таких как я! 
Здесь было множество женщин, большинство из которых мне были очень симпатичны, насыщая мою юную грудь трепетом, и я в первые узнал все щедроты женских ласк, которыми обсыпала мои губы полюбившаяся мне в первые же дни, красотка Бип, она так себя называла, совсем молоденькая не намного старше меня, дева  вечернего досуга. За три недели наших страстных отношений она не получила от меня ничего кроме благодарностей и клятвы о вечной любви, и конечно чуть не забыл, дешевенького мною подаренного браслетика составленного с их народного достояния, минерала зовущегося по их нему так смешно и глупо «Искр». И мне до сих пор видится той причудливый орнамент ярко аленьких камешков, какой-то огненной змейке обвившей ее запястье. Это потом мне пришлось узнать что женская любовь продажна, через доверчиво уважительных моих сопроводителей, тех добрых лиц  что хорошо подпитывали чувства моей Бип, да и в обще в такой способ позволив мне ознакомится с простотой души слабого пола. О как мне было печально узнать истинность о женщинах в такие молодые годы, и лишь намного позже мне пришлось понять что нету на земле ни одной девы питавшей любовь к молодцу мужчине, потому как это есть естественная норма в таком успешном процветающем обществе как наше, позволяя многочисленной популяции стоять у вершины древа жизни. Но я и не говорю что они без любви совсем, они дарят ее своим детям и потому я буду всегда любим матушкой и всегда буду любить ее. Но кто мы тогда для женщин? Вопрос не сложный со сторонни девичьего ума, одна посредственность, удобство для процветания их детей, что вошло в рамки морали, и искусственно созданной традиционного приличия, служившее только в одном  умножения рода, то есть нас мужчин. Потому и скованные полюбовные да семейные отношения пропитаны болью да горестью, так как за прописными постулатами, жившими в реалиях принципов и убежденностью нет ничего природе подобного, объединявшего в действительности на многие годы влюбленный союз двух совсем разных существ.
Ни знаю, может отец и мать хотели именно такого результата моего вольного путешествия, не переспрашивал, да и не откровенничал о моих славных приключениях, вот только еще молодой юноша то бишь я, потерял одно из самых движущих сил персечного человека, успешного гражданина планеты, лишивши себя веры в сказку, без мифа на королевство принцессы, и всей той чепухи подпадавшей под сладкую лож, милейшую и благую для каждого. Не думайте интерес к женщинам не был потерян, страсть всегда оставалась при мне, заучив нормы этикета и ухаживаний которых оказалось не так уж и много, я имен большой спрос у дам как завидно галантно богатого молодого человека, меняя одну за другой с полным бездушие сытя свое тело ласками запретных плодов, без всяких укоров совести, так как понимал, что  поступают подобно мне более девяносто процентов  всех мужчин. При этом я так определил себя в категорию большинства а большинство всегда безвинно право, вот только скука, да без увлеченное сознание в те юные годы наложило свой отпечаток и мне пришлось отдаться в покору любознательности книг и наук, ставшие для меня спасением от хандры и уныния отыскивая ответ на тот же вопрос а почему все так? И я примерно с шестнадцати лет все выпадавшие каникулы проводил за горизонтом, ярко представляемого и до сих пор Востока, Австралии, Сибири. Где меня только не было, моя живая сущность требовала познаний, чего-то не известного и до сели не определенного. Вы можете подумать что желание жить во славе  преодолело и полонило меня,  нет это так же скучно, а тот же вопрос почему так  а не иначе, почему именно так устроено? Преобразовывал меня в пытливого юнца, подходя полностью по нраву моим родителям, гордившимся за меня и выставлявшим на показ другим, пеняя на ранние приобретенности достойных качеств, темпераментности, гибкости, созидательности, трудолюбия в котором затрачивалось все мое время. К самому совершеннолетию я приобрел хорошее по стандартам европейских учреждений образование, ставши с помощью моего отца одним из лучших хирургов страны и мира, в такие то мои молодые годы. Но я не получил самого главного, не привнес в себя веры, веры в грядущий день что обволочен иллюзией пред ожидания чего-то волшебного, желанного. Да в общем то и понятие времени, под прессом разумной мысли, было расплющено насчент прошлым и будущим, что имеет место лишь в нашем буйно фантастическом воображении, а за гранями этого же мыльного пузыря есть только одно, действие, проистекавшее с ниоткуда и в никуда запечатленное восприятием настоящего, и этот простой факт еще больше огорчил меня, наводя на мысль, о как много лжи было вложено и просеяно сквозь меня, да обетом позже. Вы думаете все знаете, и то что когда человек взрослеет то с годами учится любить, дорожить днем, часом, минутой, секундой его жизни, с упованием радуясь выпавшему мгновению, продлевавшего хоть на не большой отрезок жизни, в этом необъемлемом по красоте и совершенству мире, прекрасном рае отданном на поругу человека. Но юность всегда одно пола всегда любит только саму себя, томясь в иллюзиях собственного величественного превосходства, сытясь героизмом наиглупейших поступков. С самого что не наесть детства лет с десяти, одиннадцати, меня посещала чуждая для ребенка мысль, обрисованная в словах значительно позже, о сказочной общественной утопии на вольных землях где присутствовало лишь одно совершенство человеческих идей и трудов рук, отлившееся в обиходе, отношениях между особей, и мировосприятии, и этот мой фатализм поистине ожил в эти двадцать один год, когда в первые в жизни я, именно я получил право на выбор. Но о самом чудотворном положении такого выбора мне придется умолчать, ибо поверти и сказать то нечего, провидение или естественность мне неизвестно, лишь тот факт что волен и могу быть судьей хоть для самого себя, поколебало во мне все  основные колоны подпиравшие хлипкие устои, той жизни что снежным комом котится со скалы заведомо выбранным путем, только мы забываем что тот выбор мы не делали, но кто же тогда? Да я и сам не доискивался в те годы до таких тайн, мне было радостно и до меры страшно перед своим даром появившегося с ниоткуда. И замечу именно перед вами, какой именно первым выбором пал перед мной, к чему привело мое внутренне созидание. Оно состояло в личном предпочтении на жизнь иль смерть!-
На этом знаменателе, обронивши лист на стол Лиза Чесферд, в летах леди оторвалась от чтения, молчаливым долгим взором посмотрев на Филиппа Павловича, да на своего брата одиноко застывшего возле окна, и все это время смотревшего куда-то в чернь ночи, и только при неожиданной паузе сестры, уделил ей немного внимания. Сам же Вадим беспокойно завертевшись на кресле, подобно каждому из присутствующих водил взором, пялясь то на одного то на другого члена над интереснейшего гласного разбирательства, задушевных искренностей мистера Х. Но не позволив ни кому развернуть может краткую, лаконичную по смыслу беседу, между всеми по строго прямой нейтральной тиретории комнаты, тихо проскочил управляющий Филиппа Павловича, подбелив атмосферу кабинета сединой своих светленьких клочковатых совсем жиденьких волос, без шумно преподнося взятый с подноса стакан со слизистой водой единственной леди, почтительно немного наклонившись в знак своей исправной услужливости да покорности. Во след так же тихо приткнув на правый угол стола хрустальный графинчик, и еще раз невольно склонившись быстро исчез, стирая по себе какое либо воспоминание, перед увлекательно заинтересованными беседой гостями, что с упоением томили свой интерес к продолжению прописной повести. Леди Чесферд несколько раз глотнув из стакана, потупившись на оброненный лист, ловко его подхватив обратно продолжила чтение.
-А имеет ли какое-то понятие для нас, жизни и смерти, не говоря о смысле и понимания этих явлений, второе из которых ограничено, точней отрезано от сознания зыбкой волнующей пеленой фантазии неизвестного и необъяснимого. А само то неизвестное в придачу надуманное и воплощенное в абстракцию слов есть полным абсурдом. Ну а первое, тот венец творения, преподносящий долгий путь, сквозь ряды удивительных вещей и явлений, но так и не познанных до конца, ибо как видители нет в этом необходимости, радиво проистекая чем-то блажено замечательным, но при этом глуповато чуждым. Ну если конечно  хоть немного помыслить, затрагивая формы нашего рассуждения, которые уходят не далее корыстности и на явной необходимости, тянуть наше существование  сквозь отрезок пятидесяти, семидесяти лет, пеняя на пред смертную иллюзию бессмертной души, тогда все выглядит совсем по другому. И ко всему этому один ключик, открывавший кладовую безумных теорий и объяснений пусто колотившихся и никогда не знавших покоя мыслей, в обратно почему-то желавших во всем найти выгоду и нужду, верней мы ищем оправдание, хоть какой-то смысл. Но есть ли тот смысл в жизни во благо алчущей корысти, и если есть смысл самой смерти от нужды! И я говорю нет, нет никакого смысла! А если и есть то это надуманность,  до такой степени что нас уподобляет к животным, ставя вровень с самыми простыми микроорганизмами, и мне трудно тогда назвать себя человеком под ярлыком разумного вида.
В то совершеннолетие я встретил множество великих умов, нашего замечу нашего,- слово «нашего», было жирно подчеркнуто, поднятой головой леди Чесферд.   
-Нашего мира, тех что хоть один раз встретились с помыслами о жизни и смерти, которые старались потом же наполнять свою жизнь разумностью, пытаясь своими умами дотянутся к вершинам немыслимого, таким образом желая себя оградить от безысходности, что все таки мы не более животные имевшие завершенность, те животные которые имеют огромные способность к воспитанию и дрессировке чем низшие братья, вот только эти способности и не дают нам права быть в прямом смысле богами этого мира. Но как сладко то представление о божественном, да почитании себя как творца, в биологии, генной инженерии, физики, химии, философии, находя свои заоблачные царства, с которых с легкой своей руки вы! Доставая дарили огонь и пищу современным поколениям, обустраивая их обиход более удобным и пригодным к жизни, при этом прося в замен немногое, почитание, почитание без наград, да ликования фанатичных доброжелателей. Но я не забываю о тех кто совсем молодыми, кончали свою жизнь самоубийством, о высоко талантливых людях, выбравших вечный покой и безмятежность могилы, это их право и только немногие могут понять такой поступок. Но я повторюсь с возрастом человек все больше и все крепче учится любить себя, и свою жизнь, ту боль, те невзгоды, и всевозможные несчастья что преследуют нас, да и конечно те убеждения, те взгляды, и те дела к которым мы привыкли, да порой называемые каторжным рабством, стают для нас любимыми. А может из некоторых тех трудных деяний тех потуг наций и народов, наши потомки назовут всемирной благодатью, иль напротив тиранией, нацизмом, унося в вечность десятки миллионов человеческих душ.
Моя молодая игривость, в сплетении с буйством идейности, да свободного начала моей души, как вы уже заметили произрастала чудным букетом бунтаря и революционера, относившегося к старым положениям мира с негодованием да омерзением, в желании осветить мир светом истины, справедливости, входящей в каждою человеческую грудь, насыщая животное тело нектаром благородства, возводя на трон божественных идолов только одну добродетель, «любовь» безукоризненное пожертвование себя ради других, заботливую поддержку всегда и везде ближнему.
По началу такая абстрактная идея, изменить во благо наш мир, несколько лет только вынашивалась в самом мне, сложнейшими размышлениями о самой культуре,  искусстве, науке, образовании, религии. Да самими мало значительными  мелочами менталитета той или другой державы, все общей психологии женских масс, тонко вольно шатавшихся позиций самых богатых людей европейского круга, в плоть до изучения армейской муштры. Но скоро мой не спекшийся пирог умопомышлений росший не по дням, а по часам, нашел место среди других людей, поддерживавших ни только мои взгляды, но и желавшие стать на борьбу, в месте со мной сокрушив векового дракона, сеявшего так много зла среди человечества. Плавно с отчетливой методичностью превращая мои вольности в построение будущего еще жившего только среди образов и фантазий моего сознания, в реальные основы развивавшейся организации, перед которой стояла единственная цель, умертвить старое и породить молодое, девственное не порочное. И не было у меня часа иль минуты без предвкушающего ожидания на счастье, без улыбки на губах и торжества за себя, мой внутренний мир вышел наружу и требовал моего же участия, и я ему был рад. Как раз в тоже время, моя семья перепоручила мне треть всего состояния, давая полную свободу, одним словом немалый капитал шел только на пользу дела, многие ученые тут же получили заказы на работу, образовались целые институты изучавшие самого современного человека, точней его завтрашний день, и мой дух был спокоен,  и я радостно встречал каждое утро, трудясь, объединяя людей и их мысли, создавая новое общество, которое должно было бы стереть рамки прошлой кроваво насильственной истории, предоставляя не самому телу а чистому разуму, то чудо, которое вело нас на более высокую ступень эволюции, где нет ни малейшего понятия о добре и зле, где по случаю выпавшая неравность природной привилегии, более красивый, боле умный, иль сильнейшего не имело ни какого значения, при этом без права в своей основе отбирать место под солнцем у так сказать, пока слабых. Где в действительности прогрессировавшие в открытиях технологии, откроют благодать да достаток, привнося каждому идею о пересмотре моральных устоев и их изменения. Точней в моем плане заключалось полное обновление человеческой расы, если бы после можно было бы нас назвать, упомянув наши имена, в проекте под простым названием двадцать два, что возымев свое существование, вознося мою в прошлом застывшую гордость к вершинам незыблемого. Которая хоть и поскольку иногда для коллег отражалась жестокостью, но все так слепо вела выбранным путем, не допускавшая к душе ни одной худенькой пылинки, разочарований и горестей неудач, что порой были ни чем другим как глухими углами, с которых можно было бы отступить только назад. Я не скрывал от родных и близких свой род занятий, а на против по их любопытствованиям стремился объяснится, поучая что нам необходимы такие перемены, что мир устал от раздоров и гнета, строившегося на основе животного начала нашей настоящей сущности. Но с меня только смеялись не беря мои рассуждения до внимания. Но когда мой не малый капитал истек, бывши растраченным до последней монеты, отец в серьез порешил разобраться, и я снова попытался ему объяснить мою позицию сверх людей, желавших стать семенем для ростков завтрашнего. Но его вышколенный аристократизм, ни как не желал принять чего-то другого, чем падшей манны небесной на его плечи, да быть одними из нашей семьи, знаменитым, влиятельным и богатым, и он не понимал почему его наследие, его сын отказывается от таких привилегий. И я тогда ясно осознавал, что его разочарование мной не будет знать меры, лишивши нашего прежнего отношения между отцом и сыном. И что бы снять его напряжение  и ту горечь по фамильным утерянным деньгам, я показал ему те счета и акции вложенные под разные проекты, и к которым я имел прямое отношение  в их использовании, число которых исчислялось не в десятках а в сотнях кредитных суд да не малых сумм что были перепоручены мне, его лицо поплыло в мягкой улыбке, обмякло и стало вновь добрым и радушным. Но он меня как тогда, так и до сели не понял, потому как уходя обронил несколько слов, я говорю обронил, потому что их мне нечего было подбирать с пола истоптанного жестоким благородством.
«Тот кто в этом мире знает границы лжи и правды, тот ходит по земле пророком, склоняя головы перед собой в любви к себе!» Важно помотав указательным пальцем, словно пеняя на подоплеку мудрого стиха, он покинул меня на всегда, ни как отец, как близкая душа ранние разделявшая мои внутренние сокровища. Но ни какой как мы знаем обще принятой любви я не искал, ибо сама наша заученная любовь, ни что другое как самоличное желание стать жертвой, но для чего? Принося себя и свои убеждения на алтарь религиозных общин, которые возрадовавшись принимают, вкушая наслаждение от ваших плодов, взросших на полях христианства. Многие со мной могут не согласится но я попробую объяснить, многие скажут что жертвовать собою  ради другого, это венец нашего культурного великолепия среди сотворенной богом природы, и вы правы, жертва ради ближнего прекрасна в своем понимании и содействии, потому как ваш ближний жертвует ради вас и других. Но почему тогда сама религиозная структура сама преподносит людям тех, пусть образных, эфемерных существ которые не могут жертвовать ни собой ни своими деяниями ради человека, и те космологические существа только напротив желают полных алтарей от своего люда, и первым из которых является тот самый бог, которого все возносят и который поглощает безмерное количество любви, от тех у которых и осталось сил то лишь на измачивание своих лиц слезами. И тут можно много философствовать, принимая хитросплетенность прозорливых предков, создавших систему на умоположительнных законах вросшие принципами в каждого из нас, что удачно сохраняет наш вид, давая хоть какие-то средства для жизни и существования, образно говоря наш великий бог словно матка с пчелиного роя, не дававшая жизнь потому как она проистекает сама по себе, а только распределяет в мирном покое остальных между собой, организуя строй большой системы, создавая свою мировую семью. Но я замечу что с этой задачей навряд ли справилось само христианство, ибо их семя требует обновляющего в постоянстве с людьми объединении. В особенности тех которые мнят что они истинные дети бога и заслуживают вкушать жертвования, но никогда не жертвовать собой, приводя свою духовность во значение обычной хорошо оплачиваемой работы, и которые прямолинейно нуждаются в каких-то врагах, искусителях, злодеях, что по большей мере нужны не для того что бы вести непонятные дисциплины морального разделения на хороших и плохих, но на показание своей силы и нужды в их, да демонстрации своей беспощадности, вселявши страх всем кто подпадает под колпак богословных небес. Такова религия Иисуса с Назарета, заставить, и после приучить боятся не только смерти, но и самой жизни. Страх, а что если человек познает разумность мира сего? И отказавшись потеряет это чувство, зная что жестокий мир для него стал уютной колыбелью, с его же рук. И поверти мне приходилось очень мало встречать тех, кто помышляет о завтрашнем дне, с простоватой миной в улыбке радуясь ближнему времени, и именно вы, вы сей час может улыбнетесь моим словам, но только по причине что вам удалось прожить еще один день не обусловленный мерзкими проблемами грядущего. А вы вот возьмите и задумайтесь, сколько в вас самих присутствует негодования и противоречий, по отношению ваших условных минут этой жизни, и в каждом вырисовывается та или иная претензия, по каким-то неизвестным причинам чтить культ жертвенности, но как говорилось раньше эта жертвенность сама себе и противоречит. Так почему ответе, разрушенная самой собой гармонизация между нами; духовности, природой, и остроумием наших помыслов, где мы  в общем являвшиеся хранителями трех разно сторонних сущностей  не имеем единичной сплоченности, вы только задумайтесь над этим, ведь каждая из сторон имеет свой кодекс но не единую конституцию! 
А сама лож, множество людей мне приходилось встречать умевших с помощью хитрости и лукавства ширить свое место под солнцем, пеняя на свое великолепия пылкого ума, с легкостью проворачивая аферы за аферой, ликуя оттого что они истинные дети капиталистической демократии свободных богачей, ни чем не отличавшихся от средне вековых наместников, узурпировавшие целые народы, и это наша политика, политика векового рабства,  без начала и конца, хоть каждый правитель любой взятой страны дает право на жизнь и землю под ногами, да вот только забывают добавить к небесной воли, что земля по которой слабо уклончиво ступавший младенец, делав первые шаги, уже имеет владельца, так же имевшего заслуженное право распоряжаться всеми ресурсами и плодами взращенными на частных тириториях. И как много тех людей приходящих в этот мир, сразу же подпадают под религиозную доктрину в выборе врага, чистого зла, отразившегося в более сытном обеде, более чистом пиджаке, комфортном доме с величайшей привилегией помыкать вами. При этом используя для вас один и тот самый знаменательный стих из библии, подробно описавший борьбу с несусветным злом жившим рядом с вами. Когда бьют по правой щеке то подставляй левую, и если с ударами в тебя не войдет, лукавство да завистливая подлость, то тебя мало били, коль ты не можешь понять что если не обманешь ты, то обманут тебя, при этом сочувственно попирая на тысячелетнюю терпимость нелегкой судьбы дарованной свыше. Вы ни когда не задумывались в каком обоюдном симбиозе сожительствует государственная политика и религиозные структуры, и какие подводные камни придкновения могут стать перед ими, об которых по традиции должны расшибаться миллионы невинных и слабых убежденных, в ложной истине людей. А ведь за ими третья мировая война, да ими выдуманный и будущем сотворенный апокалипсис, но хорошо уже то, что рождены такие люди как я, имевшие возможность понимать происходящее с возможностью взять крах и хаос само разрушающейся культуры под свое руководство. И я говорю, пусть пока наука в одной банке со злом, и погибнет так же от своей ненасытности к властвованию, но подарит тем немногим выжившим, под нашим началом новый мир, без зла и добра без врагов и воин и права на собственность, без рабства, пред президентом иль папой римским. Тогда будут в первые даны человечеству первые ростки самоличной свободности с инструментами помогавшие соблюсти свою индивидуальность храня чистоту своих душ перед солнцем и совестью, да той общиной взрастившей тебя, как свою неотъемлемую часть, как своего сына или дочь, брата иль сестру, с именем но без фамилии и рода, относя себя к великой семьи нового возрожденного человечества. Я понимаю что многих такие речи интригуют, веселят, но поверти за нами будущее, а вы прошлое, мы желаем иметь завтрашний день а вы нет, потому он у нас и будет. И может мы еще только идея, но эта идея уже живет в нас, и даже в наших противниках, отрицавшие все грядущие перемены, она живет среди строк проекта «двадцать два», с которым может ознакомится каждый, кто до сих пор открыт сердцем сопереживая проникается чувствами других, имея способность различать разумность от испещренного корыстного лукавства, да подводить итоги над проделанным историческим путем нашей цивилизации. Жертв и жрецов и представшими пред нами реальными результатами, осмысливая все это, понять что мы все таки люди и достойны чего-то лучшего, свободного, вольного, без телесного гнета да манипуляций над нашими сознаниями,-
На этом леди Чесферд вновь оторвавшись от чтения, и немного повернувшись, сквозь чистые линзы очков посмотрела на своего брата, что заложив руки за спину струной осанкой покачиваясь немного вперед так радуя всех присутствующих, продолжая смотреть в глубь ночи куда-то за темный горизонт.
Небрежно бросив на стол лист, леди пригубила стакан с водой, обводя тем же немного навязчивым взором всех остальных, и когда хитро прищуренные глазенки расплылись от небольшого искажения линз, остановившись на Филиппе Павловиче, что вольно лежал на кресле, почти без движения, да методично разминал белый шар трости, в тишине комнаты круговым эхом разнесся ее голос.
-И каково ваше мнение об услышанном Том?- Выдержав паузу и не получив ответа от брата что слегка обернувшись посмотрел на свою сестру, обратилась  к Филиппу Павловичу.
-А вы наш покорный благодетель?- Доискиваясь в своем вопросе, чистых буквенных частиц нежности и безвинного баловства, так указывая на свое положение единственной дамы. Но Филипп Павлович так же молчал, его лицо выражало неотъемлемую заинтересованность задумчивой угрюмости, спутницы глубоких помыслов.
-Лучше, в этот раз, лучше,- устремившись к столу повторился лорд Чесферд.
-Не в один день становятся писцом, но времени у нашего автора будет предостаточно,- косо с какой-то непроглядной претензией, посмотревши на Вадима, без разбору поднявши со стола один из листов принялся перечитывать текст, время от времени, потирая себе подбородок.
 У клавшаяся атмосфера незнакомой и разрозненной, присутствующей компании вгоняла его в тупик, причиняя внутреннее неудобство, а то что  услышал, он пытался хоть как-то переварить, дотягиваясь тонкими еще живыми нитями к его еще не совсем далеком прошлом, где скорби, боли да лишонность благ, на которое те другие в действительности имеют право а он нет, подпадали под искреннюю  правду. Хотя те же блага есть ресурсом земли, или чисто бескорыстные подарки великих умов, подаривших цвет технологичного прогресса, были основоположно в самом начале отрезаны от него, и отрезаны навсегда, если бы не случай, дикий случай. И эти тонкие нити расплавленные под огнем страсти сковывавшие, так недавно недоступное быстро лопались преобразуя, преображаясь в стеклянные цветастые шарики, в нутрии которых жили иллюзии славной добротной жизни, без идей, без философии, но с деньгами Филиппа Павловича и желанием иметь лучшее, на что способен этот пусть не совершенный, пусть гнетущий в само разрушительности мир.
«Лучшее, лучшее, и неважно является ли оно совершенным, ведь такое стремление уже есть идеал каждого развития, в мечтах бредивши о финише ближнего рубежа их покоя, подбирая по пути то самое лучшее», кружа порой рвущуюся на части в бессмысленном рассуждении мысль, о лучшем по пути к совершенству.
-Ну а вы Филипп Павлович чего скажете, не желаете рассудить,- спрашивал ставший в стойку лорд Чесферд, высоко задрав подбородок, над узким теснившим горло воротничком рубашки. Да силуэт спокойно лежавшего хозяина, не дрогнул ни единой частью, лишь только нижняя губа слегка шевельнулась ответом.
-Лучше, а у нас имеется подробное описание проекта двадцать два, и сможем ли мы зачесть то немыслимое для нашего воображения, разрушение и гибель нашего мира по концу нашей еры. Хоть немного ознакомится с подробной методикой взращивания да возведения нового человеческого света,-
Леди Чесферд только с ухмылкой улыбнулась, неуклюже разметав по столу листы, высвободив наружу толстую подшитую сборку рукописей. 
-Вот пожалуйста, славно известный проект двадцать два,- с призрением в жесте и лишней брезгливостью  бросила осторонь.
-Это очень интересно, ну пусть немного позже,- выровнявшись во кресле, Филипп Павлович посмотрел на Вадима.
-А вы мой юный друг, не откажитесь чего добавить к тому что только что услышали?-
-До воли,- не ординарно выдерживая интонацией середину между положительным и отрицательным ответом, обзывался Вадим.
-Я видителе не понимаю самого человека, потому как мало знаю о нем,-
-Полная автобиография у нас в руках,- с холодом в лице да намеком на упрек, перебив, заметила леди.
-И это так,- поддерживал лорд.
-Ну тогда постает простой и логичный вопрос, зачем нам рыться в чужом белье, пусть строит свою утопию, может у него чего и получится,- сводя на сарказм оправдывался Вадим.
-А если ставя в один процент чистой случайности, все его задумки с этих листов реализуются, то вы Вадим готовы отказаться от вашей прежней жизни, в первую очередь быть представлены перед судом так званой вышей расы человечества, пред двух сторонним решением, или вы получаете новые конституционные законы морали, принимая их за должное, или становитесь ненужным элементом, находя свое место под толщей дерну, питая собой червей,-
Ошарашенный от речи лорда, Вадим сжался в двое, испугано посмотрев на Филиппа Павловича.
-Но это уж слишком страшное описание, но все же Вадим вы бы желали изменить тот мир в котором вы живете сей час?- Такие слова Филиппа Павловича и вовсе приколотили Вадима вжавшегося спиной в диван, задушив в груди дыхание не позволявши ничего сказать. И в этот момент ему показалось что в такой способ Филипп Павлович осведомляет его о лишения своей опеки над им, о уже пустом счете на его кредитной карте да и окончанию самой беззаботной жизни. Он молчал, но молчали и остальные, и ему нужно было бы чего-то ответить, и то малое все же вышло с него, выдавленным сжатым.
-Нет!-
-И мы все согласны, ибо как в основе мы все дорожим самой жизнью, самим проявлением, но и ее ценностями, которые восходят лишь на второй план, хоть они до меры и мнимы,- продляя ответ Вадима, добавлял Филипп Павлович.
-Вы правы, совершено правы,- выставляя себя полным подхалимом, Вадим дрожащим голосом поддерживал своего покровителя.
-Так почему же тогда этот человек, исписавший множество кип листов, организовавши тысячи людей против мирового устоя, желает изменить существование всех и каждого, ведь он имеет и фамилию, и колоссальное состояние, да как и оказывается и не малый ум, для приумножения своих статков, сам отец заметил его удачу. Но разве он не понял его слов, ведь это обычные люди привыкли разделять тонкую грань лжи и правды, наших желаний и наших намерений, да в самой действительности без игры разума такой золотой серединки не существует, есть всего лишь природой данное лукавство, способ разграничить кто более милостив к удаче а кто нет, это обычная обусловленность физиологической борьбы за больший кусок пирога. И коль мы упреждаем себя в провинсти быть ловчей, сильней, умней и просто держать за хвост фортуну, то объясните почем само детство со своим бессмыслием да ретивостью эмоций, спонтанно вырывавшихся в неугомонных деток, превозносит такие же качества о которых мы говорим,  во пример выставляя за цель каждому. И неужто мы в конец позабыли что мы всего лишь носители сознания, чистого сознания, скрытого во плоти которому нужно тепло, еда и удобства, а не светлые иллюзии о сказочных мирах. И какие бы фаталистические ценности человек не приносил себе в голову, грядущее с этих строк, или теперешнее, то тело останется рабом под гнетом окружающей среды. Многие хотели найти тот не определенный во словах баланс между духовностью и животностью, но увы, таков удел наших способностей, и я думаю вы согласны со мной Том,- закончив свой размерено произнесенный монолог обращался Филипп Павлович.
-Без спорно, любые перемены в особенности таких масштабов ведут только к одному, к крови не сотен и не тысяч, а целых народов,- поддерживал лорд. 
-Так что же такое рабство?- Воскликнула леди Лиза, поднявши один из листов прикрывши немного лицо, на котором брюзжала легкая улыбка, в спокойствии всего лика.
-Вы по моему отыскали чего-то интересного?- Поспешил спросить Филипп Павлович, получив на то вежливый кивок головы от взрослой дамы, что поправив очки, снова взялась за чтение.
-Терроризм, двоеточие, современное и достаточно модное понятие, пришедшее с духом времени, совершенствовавшегося разбоя на протяжении многих сотен  годов. Оттачивая свой вездесущий клинок, да рубивши миллионы безвинных голов, случайно, по неведенью и незнанию, спутав принципиальную узаконенную доктрину общества, с вольностями единично личных мыслей, своих или урожденных революционеров философов. Но и не только на этом останавливается эта прекрасная разделявшая нас контрольная система, подмявшая под себя чуть ли не весь мир, включая как страны и их организации, так и единичные лица, например вас. Вы вот никогда не задумывались над тем фактом почему те несчастные люди, женщины и подростки, нарядившись жилетами со взрывчаткой, смесями сделанными на скорую руку с материалов нашего быта, подрывают себя среди много численных людских мест, так сказать враждебной стороны. При этом практикуя сами действия с методичностью, размеренного по времени интервала, от события к событию, проще сказать что бы о них не забывали. Вы же не думаете о этих людях как о бессознательных существах, которые не в состоянии мыслить и современно рассуждать. Проще говоря объединить свою народность, взяться за оружие объявив войну противной стороне, отстаивая свой терроризм или государственно этнические интересы, поступая подобно другим странам, не позабывши определять свои военные действия рангом борьбы за свободу. Но с каким терроризмом вы воюете не с тем ли что осевшие на землях предков мирно исстрачивая поколение за поколением, воплощая в себе скромную народность Югославии, Ирака, Палестины, Авганистана, стран которым и дела не было до гонки вооружения, да наращивания ядерного потенциала, дети которых не росли воинами миротворческих сил, проживая в радости и счастье свой век, и не предполагая что их ближние во имя христианской культуры, только и помышляют о том что бы их добренький сосед то есть они, поделились с ними свободой, определивши себя под марку стран третьего мира, в кавычках колони, у которых сегодня могут отобрать язык и право на вольное общение, завтра их земельные ресурсы хлеб и воду, а еще через день построить на их же земле лагеря, проводя регулярные чистки тех кто самовольно не желает умирать, и с последних сил еще борется за свое существование на своей же земле. Так подождите, неужели меж расовая мировая вражда, отходя от народной справедливости на пару с здравым рассудком, что доискивается причинного осмысливания в различности цвета кожи и традиций, есть ни чем как привилегия, того кто не покладая всенощных трудов создавал оружие для решения только одного вопроса, своего верховенства перед другим, позволяя низшему только два пути, по сути одного выбора, умирать долго и мучительно, или быстро с динамитом на груди. Так наконец-то ответе мне, почему для нас людей с сверх оружием огромной разрушительности, так опасны те, которые и по сути своей никогда не стремились развиваться в делах ведения войны. Безоружные не вдаваясь мыслями быть захватчиками, чиня террор иль насилие над ближними племенами, да какие они террористы, а те кровавые попытки напомнить о себе лишь жалкие взывания от злобы к тем, кто не щадя губят их культуру да  истребляют сам народ. Так что же тогда рабство?- Дойдя до ранние освидетельствовавшего места восклицания, процитировала леди, коротко бросив взор на рядом шатавшегося, по кривой дуге брата, не отрываясь от листа добавила.
-Вечно и навсегда, ведь сильные обосновали свои плацдармы, для ведения усмирительных воин, сложив свои идеалы где ясно сказано, будь американцем, англичанином, русским, и ты имеешь возможность решать, кому жить, а кому служить,  кому быть для всех богом,- лист снова невинно выпал с руки леди, что сложив руки крестом на груди с укоризной показывая свое негативное отношение к прописным протестам. И снова образовалась минутная пауза молчания, ни кто из присутствующих не решался подобрать  точный, и необходимый вопрос зацепивший интерес каждого, вовлекая в непринужденную беседу. Первым не сдержался лорд Чесферд, согнав с места у стола свою сестру, что отяжеленной годами лебединой походкой про скользила по комнате остановившись у окна. Бережно с расторопностью курильщика с опытом достав сигаретку с близ лежавшей сумочки, начала с отъявленным удовольствие пускать небольшие клубы дыма  в открытое пространство, помигивая черной ночи жаркой искоркой тонкой розовенькой табачной палочкой. Лорд же неосознанно копошился в бумагах, словно чего-то хотел отыскать, да не находя искомого пытался развязать разговор.
-И с каких это пор, у нас разбойники становятся героям?- Пробормотав не отрывая глаз от рукописей. 
-Не уж-то порядочность и благородство не являются залогом мира, и не уж-то эти качества не вознаграждаются любовью общества, которые по закону обязуются охранять и беречь своих агницев. Прок от разбоя, в котором царит хаос, а окончательная цель анархия, без дисциплины, без образовательных устоев, без традиций, морали да государственных законов, облекая избранное племя в один организм, которому интересно развитее а не разрушение, следовавшему лишь одному идеалу, беречь тех кто беззабвенно сложил свою судьбу на алтарь процветания их большой, безмерно большой семьи.
-А ведь он прав сказав; где имеется понятие о врагах там имеются и фанатичные патриоты, гложущие свои духовные и телесные различия, при этом восхваляя на весь мир свои урожденные народные особенности, снисходившие к обычному расизму,- в ответ немного перебив, добавил Филипп Павлович. 
-Я не расист, но в мои молодые годы моя родина вдохновила…- но снова будучи оборванным Филиппом Павловичем, лорд Чесферд примолк, сузив свои пухленькие ресничные дуги, разглядывая говорившего старика.
-Народ любит не разбойников, народ любит героев, талантливых смелых и удачливых, верней им нравятся в подобании эти три добродетельности, талант, смелость и удачливость, черты благородных чеснот людей, которых сквозь века зовут великими. Потому как это люди деятельные в частности может и жестокие, а порой и мало сделавшие чего-то полезного для народа, но желавшие ему облегчить участь,  зато принесшие хоть какие-то перемены, подарив не малые месяца и годы, ощущения восторженной новизны от старо прелой жизни, да сладкого упования на лучшее. А вы мистер Чесферд говорите разбойники, а видите и они нужны,- Филипп Павлович с отъявленной тяжестью во своих движениях  с трудом поднялся с кресла, у перевшись на трость, и в один миг отмахнувшись от вечерних тем, пристально с вопросом посмотрел на Вадима.
-Вы о чем-то желали попросить?- Неожиданно обращаясь к нему же.
-Нет, нет,- испугано оправдывался, за что и не знавши, так же поднявшись на ноги отвечал Вадим.
-Вы знаете, я немного устал и оставлю вас, а вы можете в полнее продолжить эту занимательную дискуссию, но извините без меня,-
Да не позволив Филиппу Павловичу закончить свое прощание вежливым поклоном, Вадим поспешил осведомится что он сам так же уходит, пеняя на поздний час, который и взаправду был предутренний, да с разыгранной интеллигентной ноткой тщедушных нежностей крепко ласковых рукопожатий все разошлись в разные стороны. Семейка Чесфердов  устремилась куда-то в темноту балкона, Филипп Павлович исчез за дверью неизвестной комнаты, а сам Вадим под опекой консьержа, тихо стараясь не шуметь пробирался коридорами к выходу.
«Но и чего еще можно было бы ожидать,» лезли не умерено дерзко хулящие мысли, похлестывая представших престарелых друзей на вечер, читавшие какую-то дрянь самодура писца.
«Вот идиоты, в чем сам интерес? Таких вечеров, таких обсуждений, ни как не понятно мне,» Вадим с украдкой оглядывался по сторонам выворачивая шею назад, от невозможности сдерживать свое внутреннее негодование, да страшась как-то не быть услышанным, мифичным духом темного коридора и фойе. Свежий воздух немного облегчил его душевные страдания, вдохнув на полную грудь, и наконец-то поверив что полуночная словесная сутолока, на счет откровений детства, мировых переворотов, голодающих народов осталась позади.
 Поспешив побыстрей убраться со двора величайшего гуманиста Филиппа Павловича, и сам водила Сергей Сергеич с радостью воспринял Вадимову просьбу, скорей добраться к городу. Не жалея мотора, машина  шинами визжала на поворотах, разгоняясь на ровных участках  до двух сот километров в час. Вадим ни чем не делился с Сергей Сергеичем, потупившись в боковое стекло дверец, он устраивал мысленную тираду своему сознанию, как можно злобней гнушаясь над выжившим с ума стариком.
«И кто только мог подумать, что Филипп Павлович, интересуется какими-то письменными излияниями, бессмысленными и пустыми, чего в них интересного, то нытье которым пропитана каждая строка, то разочарование строившееся на скуке толсто-мордного богача, что не знает куда приткнуть свои миллионы, при этом воплощая свою маразматичную идею в высшую духовную цель по спасению человечества. Но не в том вопрос, вопрос в том почему такие темы затрагивают других? А эти Чечферды для чего они нужны? Для начетницы и суфлера, театральные куклы гиблой комедии, и кому нужны ваши визуально миражные выдумки о революциях, с лидерами и их проектами, вожди желавшие во своем наследии, близких поколений в потомках выразить жизнь без вождей и кумиров, от этого и самому страшно, что подобные мысли колотятся в моей голове, словно вредная зараза проникла сквозь уши.»
 Вадим пытался сменить колесо замкнувшихся  на одном мыслей, но оторвавшись от основного движущего побуждения дикой претензии, полюбившей верховенство над Я, всевозможно у важивать его капризы да желания, продолжил среди полу шара черепной коробки, рассуждения о Филиппе Павловиче.
«А мне он так был нужен, а мы с ним и пару слов не перекинулись; вы что-то хотели? Да у меня много желаний, у меня много стремлений и сил, а он еще и знал что мне к нему придется прибыть в скором времени для разговора, но не таким должен был бы быть наш разговор,» злость и само остервенение к прошедшему вечеру росло над им снежным комом, зависшим над его головой, и вот-вот рухнувшим на него.
-Черт, черт, черт,- сорвалось с губ Вадима.
«Мне думалось сегодня стать немного ближе, поговорить с откровенностью о его и о своих делах, разрисовать мои планы на будущее, возвысить старика во хвале самого щедрого и доброго мецената, отыгравшего самую значительную роль в моем росте, ведь я то отдам все эти деньги, глупый старик не имевший ни сочувствия ни минутки для разговора,»
                14
-Нет в этом мире ничего безрассудней и непростительней мой друг, чем само презрение и нежелание принимать в откровенности все красоты представшего перед тобой мира, мира огня, мира бесконечной энергии проходившей сотнями, миллионами частиц сквозь тебя каждую секунду, входя в тебя действенной жизнью, покойной перед этой же красотой грандиозных явлений, солнца, неба и земли. Даровавшая человечеству все их верховенство и властность над их достижениями, и возможностями влиять на гибкие фактории хранившие семейность в черном пространстве великого космоса, великой пустоты. И только огонь, и только звезда дарит свет им опустошенным душам, в короткий миг для всей вселенной, да в их долгом времени несколько десятков тысячелетий чистоты разумности красоты, что взросла от семени человеческого дерева, моралью злого добра, в ближайшем времени желая плодоносить, сотнями тысячами плодов что войдут в плодородную почву, поднявшись над землей в грядущем как колкими сорняками так и благородными культурами, которым под посевы будут отданы лучшие территории огромных полей человеческих наций, где может мой друг и нам с тобой не будет место, а красота той звезды которую мы каждое утро встречаем останется в прошлом какой-то исторической хроникой без чувственной без жизненной для будущих поколений, что лишь в строчке иль в фото могут воспринимать секунду информации вовлекая буквеность в минутную эмоцию.-
Встречая ярко алый рассвет, Вестник как то по свойски пророчил свою судьбу среди настоящих красот горных хребтов подымавшихся к небесам белыми еще с тенями отступавшей ночи снежными шапками, с нисходившие прозрачно чистыми реками к зеленым теплым долинам безгранично травянистых простор рая овец и разумных пастухов.
-А может напротив этому обществу всегда нужны будут поводыри, приходящие в семью человечества с врожденным осознанием разумности, ведшие и поучавшие много тысячных слепцов к вершинам счастья и миролюбия, которых они так во всю свою жизнь и не смогут понять и прочувствовать будучи лишенные глаз, без возможности узреть сущность вещей и явлений, то в таком мире найдется место и нам мой друг в мире ущербном, в мире где нет равенства, ибо это сама сущность живого творения, по крайней мере это сегодня так!- 
Следующий день начался для Вадима, с неугомонно звонящего и торохтящего о плиту стола телефона, прыгавшего и стучавшего у самого края уголка.
-Да,- сухое, отвердевшее, отлетело куда-то через гибкую, невидимую и не понятную для его разума сеть волн мобильной связи.
-Вадим это я,- мягким колокольчиком голоска, без излишних комментариев  обозвалось на втором конце.
-Я очень рад как раз ты Натали к стати,- приседая еще только в нижнем белье на кресло, заломив ногу под себя да откинувшись на спинку, придавая себе виду человека который на данный момент без излишнего лицемерия пренебрегал тем кто его так полюбовно беспокоил.
-С добрым днем, ты знаешь милый мне и не думалось что за один день, можно было б найти хорошую квартиру, под куплю. Я обзвонила всего несколько конторок, и результат на лицо, три адреса у меня на руках, все в центре, ты представляешь как здорово, нам нужно только проехать  и посмотреть, нас будут ожидать, я договорилась к трем, ну со всем учетом твоего пристрастия подольше повалятся в постели,- немного посмеиваясь над соней, словесно торохтела Наташа пытаясь обрадовать хорошей новостью своего любимого.
-Ты хочешь сказать что нужен только я, и не позже трех часов?- Стой же сухостью спрашивал Вадим, еще мутным взглядом не отойдя ото сна пялился на дисплей телефона, где пытался отыскать маленькие циферки указывавшие на данное время, и когда комбинация желтыми символами замигала, указывая на пол второго, в недовольстве потерев себе лоб резко отрезал согласием, быть в три с машиной у парадной.   
Планы для Вадима на день начались сами по себе строится и приобретать смысл, и он целое запоздалое утро был только  тем и занят что пытался разобраться над сегодняшними уже слаживавшимися событиями, да над вчерашним вечером, так неожиданно затянувшимся в ночь, о том человеке исписавший кучу бумаги, мемуары которого озвучивались леди Лизой, да обсуждения лордом и Филиппом Павловичем. И теперь к нему почему-то приходило чувство судьи, вольного наблюдателя на прописную жизнь, неведомого героя желавшего изменить мир.  Все вспоминавшиеся строки с короткой лекции, Вадиму виделись  фаталистическим фантазерством, не имевши ни какого обоснования ни в нем, ни в том мире который вертелся вокруг него. Считая что не мало радостей существует и в данном положении, а коль эти радости приемлемы душой и телом то зачем их на что-то менять, по крайней мере он не чувствовал себя заложником кокой-то не зримой системы, располагавшая на свое усмотрение его желаниями, мыслями да действиями.
«Во всем я волен, что захочу то ворочу!» Шептало самолюбие, а другой вопрос его язвительно интересовал, появятся ли деньги у него на счету и сколько именно. Хоть и не произошло ни какой деловой беседы с Филиппом Павловичем, надежда оставляла за собой желать положительного  результата.
«Ух, поскорей бы засвидетельствовать свое финансовое положение,» отзывалась вторая ретиво любознательная мыселька, оставляя первую на задворках сознания. Вскорости вспомнилось и о самом Алексее, что должен был бы с сегодняшнего дня приступить к работе и вносить подробные осведомления о проделанных трудах перед  своим начальником, радуя продвижением их совместных дел.   
Нужно было ехать к банку, этот первый и основательный пункт разрешал все остальные не разрешенные пока дилеммы, с квартирой с видом на центральную площадь, с офисом серьезной фирмы «Юлий,» знавшейся на рынке недвижимости, ну и так далее. И от этих непомерных проблем, не медля ни минуты, Вадим заведомо просчитав посетить ближайший филиальчик банка, в одиночку без лишних любознательных глазенок поспешил к своему родному железному коню, но его грандиозному плану была судьба не состоятся, черно глянцевый боливар подкачал, верней та незаурядная процедура хоть иногда заливать бак топливом приостановила все задуманное, и нужно было ехать совсем в другую сторону, надеясь что тех остатков горючего хватит к ближайшей бензоколонке. Путь оказался уж не таким и сложным, топлива хватило, а езда только расслабила и сняла напряжение, вот только было потрачено дорогое время да все карманные деньги в наполненность немалого бака, и эта скудность монет лишь пронизывала безысходной горечью по его душе. Вернувшись домой  ровно в три он остановился напротив парадной Наташи, поглядывая без устали на окна третьего этажа, хорошо знаные с самого детства. Вадим с неловкостью и каким-то закравшимся стыдком шарил у себя по карманам пытаясь найти хоть рублик, да раскрывая широко барсетку, надеялся доглядеть на дне, среди пустых кожаных перегородок хоть одну зелененькую.
-Пусто, совсем пусто,- повторялся несколько раз, помышляя не вернутся ли домой, потратить десять минут да обогатится сбережениями, которые он уж давно начал слаживать в столе верхней шухляде, выросшего капитала от лишнего сбрасывания банкнот, отдувавших карманы иль не вмещавшихся в крохотный кожаный саквояжик. Но не подавшись в лене, на предложение разумного рассудка, понадеявшись на блестевшую на солнышке карточку, переливавшейся серебристой синевой, уверяя себя что все будет решено с помощью этого волшебного пластика ровной прямоугольной формы, позабылся в своем веселом самолюбивом ваянье. Натали так же не заставила себя долго ждать, в девичьем спехе она опоздала лишь на пару десятков минут, с улыбкой встретивши своего желанного, важно мявшего кожу баранки, и пустым взглядом скоблившего дальние задворки их двора.
-Привет, светло сегодня солнышко светит,- составив такое доброе и длинное приветствие, Наташа умостилась на переднее кресло, возле любимого.
-Да погодка отличная,- заглядываясь на миловидное личико своей дамы, которое словно за несколько дней, после приезда с островов побледнело и стало светлей и белей, отлунивая еще детским овалом и чертами несмышленой наивной девчушки.
-Ну поедем нас ждут,- да быстро зачитав адрес, хорошо знавшего для Вадима места, ребята двинулись к смотринам их может быть семейного гнездышка, с роскошными апартаментами да видом на стену векового замка, по пути обсуждая реалистичность цены таким значительным покупка, в наивных мнениях выводя все хитросплетения данных операций на явь их размышлений, заведомо надеясь предостеречься от обмана, сулившей растратой немалых денег, что уж начали подпадать для молодых ребят, под состояньице циничной эмоции, как дорого и дороги! Но сама неопытность говорила за себя, побуждением тратить да шиковать на полный размах, не беря в учет мелочей каких-то там сотен тысяч уе, ведь для молодости пылкость разговора, остаются всего лишь продолжением мечты, сорвавшихся с языка и  у меревшие тут на месте и навсегда.
-Мы так  разговариваем словно и взаправду едем покупать с тобой уже избранную четырех комнатную квартиру,- отрезвляюще для себя и Натали определял Вадим.
-Ты сама должна понимать, такие покупки это сложное дело,- смягчаясь добавив с мягкой лаской, посмотрев на в миг опечалившуюся Наташу, что замявшись сменила радостно возбужденное настроение на пригорюнившуюся робость.
-Ты прав я и сама ничего толком не ведаю, а говорю,- с попыткой выразить понимание, малоприметное в какой-то лихорадке подергиванием уголком рта, Наташа пыталась преобразить с вой лик радостным радушием, пряча тень какого-то нахлынувшего разочарования.
-Но мы же едем смотреть в месте, вот и решим вместе,-
-Конечно вместе, и только вместе решим,- обхватив плечико любимой, да потрепав в объятьях добавил Вадим.
Первое соглядатайство, к удивлению не малых хором, на четвертом этаже высотного здания, выходя двумя балконами к реке, производило неизгладимое впечатление, своей дутой, объемистой помпезностью, среди которой можно было бы заблудившись потеряться, но эта пустота и за унылость дизайна чисто линейного кубизма, огромных комнат и зал с высокими потолками, немного настораживали чем-то губительным, заточенным в пустоте, походившее на старческое тление в тишине и одиночестве удушливой закупоринности на целый век.
-В этих стенах нет ничего живого, нет убаюкивающего торжества, все серо и скучно, словно нам нужна крыша над головой а не дом с удобствами и уютом, проще сказать, прошлый век,- таким приговором Вадим отдал честь риелтору, что добро улыбнулся на даром потраченный час не благодарных клиентов, отказавшиеся быть для него очередными премиальными, по мере хорошой денежной сделки.
 Вторые апартаменты располагались совсем неподалеку и теперь заместив представительного мужчины с черно смолистыми волосами по самые плечи, гидом и осведомителем обустройства и качеств предложенной квартирки с видом на Михайловский собор. Свои услуги предлагала молоденькая красотка, так сказать рыженькая бестия, с минимализмом одежды на стройненьком теле, при этом со всей откровенностью телодвижений и фигур, что парящим мотыльком и звонким голоском распивала заученную хвалу красотам жилплощади. Что была более симпатична для обоих экс молодожен, она приходилась по меньше, комнаты небыли по стандарту похожи одна на другую, соответствовали с точностью разумностей эстетичности их принадлежностей, спальни, гостевой, кухни. А сам интерьер с харизмой дизайна воплощенной в лепках, рисунках, меблировки, лощеного пола, фарша мыслимого и не мыслимого бытовых услуг от компьютера до посудомойной машины, подкупали Вадима и Наташу. Что косясь глазками львицы на огненную бестию, каждый раз пыталась уязвить милое создание на длинных ножках разнообразными невыразительными вопросами. По безвинному случаю, разгоравшейся симпатии Вадима, к вторым апартаментам чудного гнездышка, за окном которох разыгрался вечерний перезвон рядом стоящего собора, своенравной металлической сонатой пронзив все окружающее пространство, вековой созвучной с огромным мегаполисом духовности.
-И вот так, будет каждый день что ли?- Кривясь спрашивала Наташа, с угнетением посмотрев на облажавшуюся на конец рыженькую, которая застыв в не удобстве, быстро попыталась заговорить о чем-то другом только не о звоне исторического божественного храма, да не придавая заданному вопросу ни какого значения, пытаясь прикрыться заинтересованностью Вадима, что застряв по среди ванны, джакузи и душевой, очарованный блеском глазурной плитки, краников и смесителей, уже заведомо предвкушал блаженство праздного купания, омывая тело пузырьками, да удобства скорого мытья в душевой.
-Здорово, как миленько, просыпаться каждое утро к церковной заутреней, и часы можно выбросить,- продолжала зудеть Наташа.
-А мне почему-то нравится!- Выходя к гостиной и завалившись с размаху на длинный бархатисто беленький диван, взглядом отыскивая где же находится пульт плазменного кинотеатра, высказывал свое мнение и Вадим.
-Хороший, очень хороший выбор, вам будет завидовать вся столица,- раздувал рыженько огненный риелтор,-
-Ну не знаю,- Натали присев рядышком возле Вадима, закинув ногу на ногу да у перевшись локотком в спинку дивана, в презрительности возложила личико на сжатый кулачек, потяну беленькую щечку немного к верху, с хитринкой развеселого взгляда заглядывала в лик своего дорогого человека, млевшего пред жаркой похотливой бестией.
-Давайте мы поступим так, у нас имеется ваш номер телефона, и это прекрасно,- со смехом своего волнения добавил Вадим, не стесняясь своих заигрываний.
-Мы позвоним вам в течении трех дней, а вы будьте добры, не продавайте ее никому, и мы будем вам высоко благодарны и обязаны,-
И так на этом закончились вторые смотрины, и на оставшиеся третьи царские хоромы сил больше не хватило. Вадим молил о переносе на следующий день, оправдываясь тем что ему необходимо  побывать в банке и встретится с Алексеем, но Натали каверзничала, настаивая на том что на последок она приготовила самое интересное и самое лучшее, заслуживающее их внимания и посещения, но все же затянувшаяся в споре дилемма пала победой для Вадима, что отказавшись на отрез, перестал и внимать просьбы любимой, стоя на своем  с трудом уговорив рассерженную Наташу сесть в машину, помчался сквозь город к своему родному району, рассчитывая по пути заскочить в центральный банк, да освидетельствовать для себя прибавку на его же электроном счете. Но увы каким огорчением пронизало грудь Вадима, та совсем не радостная новость что никаких других перечислений не было сделано, кроме тех осуществленных ранние с месяц на зад, перед отъездом к тихому океану. Лицо в миг обмерло, сам он осунувшись немного сгорбившись, нерасторопно спускался по ступеням банка вниз, направляясь к машине, и не смотря по сторонам несколько раз натолкнулся на случайных встречных, без извинений прямо идя в перед. Голова опустела, а сознание не могло смирится с мелкой циферкой озвученной дамочкой у кассы, он не знал почему так? И для чего в общем? В значимости происходящее с ним после знакомства с Филиппом Павловичем, отдалось такими переменами, и почему их нет теперь? Натали продолжала гугнявить о третьем предложении насчет квартиры, и только фраза высказанная со всей резкостью самца.
-Денег нет!- Охладило то забвенное желание девы, отыгрывать в их отношениях хоть и малую но главную роль, существа заботливого да во благо беспокоившегося.
-Денег нет, и я не знаю почему!- Повторился Вадим, пытаясь на помощь призвать хоть какую-то мысль, потерявшихся в небытие его рассыпавшееся на части умствований, и сама Натали сочувственно разглядывала грустное и почерневшее от злости лицо любимого, желая отыскать на нем хоть короткую черту веселой шутки, которую она еще не понимала, но все было в серьез, и ей не обходимо было хоть как-то утешить обедневшего кавалера. 
«Но почему их нет? Ведь ничего необычного не было, та же стандартная ситуация, я вольный слушатель очередных выдумок, да бредней старого дурака которому нечего делать. То он тратится на обездоленного профессора бобыля, то выслушивает мерзости сумасшедшего убийцы, Игоря Дмитриевича милейшего оригинального мужчины, то теперь сокровенности, откровенности, целого бога, истории будущих лет, желавшего жить по другому. Быть может моя не соучастность, вредит духу доброты Филиппа Павловича?» интересным выводом, не запятнанным для юности в истинности, отозвалось заключительным суждением.
«Не соучастность, в подобных сценах откровенностей.»
Далее его мысли снова путались, переходя то от Алексея с которым теперь и ненужно было встречаться, до Натали, что без конца вертелась с права от него, при этом  он ругался на каждом светофоре, кладя бранью непристойностей суетившихся пешеходов бегущих поперек дороги. То он снова начинал замысливаться о Филиппе Павловиче, но оказывался перед глухой высокой стеной, ни зная ни чего об этом человеке, если не ударяясь в мнения Игоря Дмитриевича. Да попутно склоняясь все это время к запутанной бухгалтерии полученных суд, да сумм потраченных и сбереженных дома и на счету, успокаивая себя лишь тем что на некоторое время хватит, а там можно будет решить как правильно расставить точки над И.
Возле дома, расставшись с Наташей в полном молчании, чуть улыбнувшись друг другу, да расстроено растроганные ужасной новостью голубки разлетелись по своим клеткам, занимая каждую отдельно выделенную ячейку. Вадиму казалось что необходимо вновь ехать к Филиппу Павловичу, или по крайней мере встретится с Игорем Дмитриевичем, да может чего поведать для него важного, но первое сбрасывалось со счетов по причине излишней не этичной назойливости, обоснованной на мольбе все же подкинуть на жизнь, ну на сладенькие моментики серых будней, хоть малость деньжат, на личный пенхауз да на дело. Второе имело определенный сен-с и разумную хитринку, сыгравшей только в пользу, но к большому разочарованию Игорь Дмитриевич не отвечал взаимностью, а адреса у Вадима не было, и многочисленные попытки в течении нескольких часов дозвонится не имели за собой результата, и оставалось только одно мучительное ожидание. Промедление, упуская миг за мигом дорогостоящего существования, ликования юности, для которой и всего мира бывает мало. Закрывшись дома подавшись в затворники, приказав родным не открывать ни кому, пеняя на то что его попросту нет, и кода будет ни кто не знает, отключив свои два солидненьких, поставленный среди модных трендов и трений общественности трубки, повалился в полу дремлющее состояние на кровать прибывая сознанием во сне ожившего во красках мыслящего процесса, отображая прошлое, где приобретал опыт потуг несладкой жизни без денег, редкую симпатию девушек да уважений окружающих, сравнивая и оценивая сладко медовое данное положение, без зазорности проглядывавшееся на грядущее, чем-то не ординарным не предсказуемым и обязательно значимым, возвеличив его во статусе одного из людей, настоящих людей мира сего, имея право на собственность, личную волю и вольность на власть, и место хоть ни пастухом среди овец, но при случаи хоть волком.  Он размышлял над тем что поездка к Филиппу Павловичу попросту неизбежна, да пересматривая разные способы подступится, согласился на том что ехать необходимо завтра, отдать почетную признательность, за вчерашний любопытнейший вечер, с беседами о великом мировом саботаже, и интересной личности о которой желал бы знать больше, да о проекте двадцать два, с которого он то и запомнил что, эти две старинные цифры согнутые крючком двоек. И обратно его мысли отбрасывая предложение, что благотворительность может быть дошла своего апогея, обрубав канат связывавший его с благополучием и достатком настоящего и будущего,  миражами пелены что один за другим устраивали для Вадима целые слайда туманно дымчатые кинофильмы, где он не только столичный парень с подворотни, а вип персона занимавшая место да положение, где имеется прямая обязанность брезгливо таращится на простых граждан, да с истеричными криками вопить любимую фразу; а вы хоть знаете кто я таков, и с кем вы говорите, да без зазрения крох совести обтирать свои растолстевшими ножки о тех кто с гордость возвысился до имени хозяина района, бумажных фабрик, заводиков, и всех тех которых он от щедрости души превозносит немного выше от земли, и подкармливает хлебушком что бы не вымирал род людской.
-Генеральный генерал,- с шутовством отобразив свое феерическое сливко молочное побуждение, завтра проснутся первым человеком огромного мегаполиса, слегка посмеиваясь над своей фантазией, не заметно для себя уснул, отойдя к более красочным мирам сновидений. 
На второй день Вадим не с кем не встречался и не с кем толком не общался, с вчерашней угрюмостью да неразговорчивостью с самого раннего обеднего  утра исчез из дому, взявши машину он долго разъезжал городом, обратно пытаясь в мыслях часами простаивая на парковочных площадках разрешить проблему отношений с меценатом старичком. И не дождавшись как обычно сумерек вновь отправился к Сергей Сергеичу, что бы снова посетить Филиппа Павловича с визитом. Который к самому удивлению Вадима поджидал его в той же комнате, на втором этаже, с открытыми большими окнами и выходом на просторный балкон, сменив обычное кресло на кресло качалку, прикрывши ноги пледом, слегка поматывал кончиком трости у пола по воздуху. Филипп Павлович в тихом одиночестве встречал заскучавшую темноту, а Вадим только улыбнулся, предвещая то что ему теперь ни кто не помешает, и он сможет утешить старика и разговорить, да поведать о своих сокровенностях, и тех фаталистических смелых планах, что в последнее время заполонившие в желаниях его жизненное пространство не давали ему покоя, и пояснить наконец-то во всем свое признании, что то самое пространство невозможно без воздуха, вездесуще наполняя каждое мановение движимой и недвижимой материи, где именно Филипп Павлович и есть по роли того света и светила духа так непосредственно влиявшего на его судьбу, а воздух, его же капиталы бурных ветров носившихся с банка в банк.
-Здравствуйте, а у вас сегодня не многолюдно,- отрекомендовался Вадим, тая улыбку от душевного удовольствия.
-Здравствуй, просто еще очень рано,- с расстановкой выдержав ответ Филипп Павлович, повернувшись лицом к гостью и улыбнувшись в ответ.
-Но вы присаживайтесь, очень хорошо что вы сегодня вновь приехали,- вежливо продолжал хозяин. Вадим плавно обвел взором комнату замечая тот факт что в действительности с позапрошлого вечера ни чего не изменилось, а напротив ворох бумаг на столе только возрос, а некоторые листы валялись вокруг на полу, словно позабыты с прошлой ночи, так указывая на страсть прошедшей дискуссии да озлобленное остервенение к полюбившемуся писцу. Это конечно немного огорчило самого его, присевши на свое место, глубоко провалившись в мякоть диванчика, не отрываясь глядел на Филиппа Павловича, замиревшего в одной позе лишь слегка покачиваясь на ровных дугах, убаюкивающее исторического приспособления симулирующего вольное падение, приятно тревожа добрые чувства вольно дрожавшей груди. Покой, доброта, и мир сливались в одно,  безмятежное созерцание чудес божественного и людского.
-Вы извините Вадим, может я уделил вам мало времени, вы уж не осуждайте меня, мы старые люди таковы. И я встречался с вашим дорогим другом Игорем Дмитриевичем, и по моему он снова куда-то уехал и снова мы надолго расстались к большому моему сожалению, и я бы и не знал чем заняться если бы не вы и мои гости лорд Чесферд и его сестра, но об этом потом. Игорь Дмитриевич много о вас рассказывал хорошего, верней веселого и забавного как для молодого человека, и он прав что ваша молодость для вас самый над ценнейший дар,- с сожалением о своих преклонных годах со вздохом заключал Филипп Павлович.
-И упоминал о вашем намеренье быть самому кузнецом своего будущего счастья, и если без афоризмов то вы желаете открыть свое дело связанное с недвижимостью, и в этом вы хотите что бы я вам помог, и я уже вам помогаю, вы получите средства в самое ближайшее время и не в ограниченном количестве, и не только, вы получите для начала и саму недвижимость в какой-то своей мере, только будьте добры пойти на одно незначительное условие, оно просто, но пусть о нем вы узнаете сегодня позже, вечером. Игорь Дмитриевич еще говорил что вы обладаете чудесной красавицей?-
-Натали,- не зная почему перебив, обозвался Вадим не упуская момент отблагодарить за предъявленное в общении доверие, поспешно продолжал. 
-Да, она очень привлекательная, придется я вас обязательно познакомлю, а сей час я не нахожу других слов как благодарность. Спасибо вам что вы меня поддерживаете и помогаете, вы изменили многое, в корни переменив мое прежнее жалкое существование на праздность жизни, и это без каверз без лицемерия, и я приму ваше любое поставленное условие,- Вадим слегка поднявшись с места, но не привстав окончательно, под впечатлением расчувствовавшегося воздаяния к тому кто по правде был творцом его теперешнего завидного положения, желая подойти и толи пожать а может снизойти в поцелуе сухой кисти  Филиппа Павловича, надеялся разрыдаться у коленей благодетеля. Но приближавшийся стук за дверью  комнаты, остановил его рвение выявить искреннею благодарность, и они вместе повернувшись в одну сторону, посмотрели на дверь, где показался силуэт консьержа пропускавшего в перед лорда Чесферда и леди Лизу, что несла плотно сложенную пачку очередных бумаг, прижимавши ее локотком к еще видимой талии, да на ходу поправляя свои сползавшие на нос очки.
-Мы снова будем слушать прологи этого безумца?- Выпалив со всей неожиданностью и для себя и других Вадим. 
-Вы правильно заметили безумца!- Повторил Чесферд, подойдя к Филиппу Павловичу и отдав поклон приветствия.
-Вас не было видно целый день,- подметил немного зашевелившийся в кресле хозяин дома, весело проедая взглядом даму, прошедшей по комнате да присевши у стола.
-Много мыслей, очень много интересных мыслей,- оправдывался лорд, направившегося к появившемуся у окна диванчике, присев да подперев под бок бело бархатную подушку.
-И с чего же вы сегодня вечером хотите начать, мои дорогие мужчины,- отыскав на столе влажную губку, лежавшую в крошечной фарфоровой коробочки, смочивши указательный палец да поднявши его восклицательно к верху, спрашивала единственная леди. Короткая пауза, сопровождавшаяся тихим мычанием лорда, что таким обычным образом проявлял потугу к умственному процессу, пытавшись озадачить сестру.
-Может начнем с сознания, как вы думаете Филипп Павлович? Так званого человеческого превосходства, осознавать, но не быть осознанным самим собой,- как-то со смысловой иронией, спародировав изречения смелого автора, на что Филипп Павлович только закивал головой.
-И так, сознание!- и тут же ворох бумаг, под руками пожилой леди зашевелился находя свой специфический порядок.
-Мы много, и в тот же момент мало знаем об этом удивительном явлении, нашем сознании.  И это происходит лишь по тому, что наши иллюзии уносят нас за горизонт божественного,  в самолюбивой пехе отрицавши нашу простоту, низость несовершенства ставя человеческое существо в один ряд с животными, которые по плоти и своих жизненных проявлениях, охоты, войны за пищевые ресурсы, да размножения ни так уж и далеко отстали от нас. Но мы почему-то мним себе, что они с неизвестных причин были обделены даром осознавать, созерцать и анализировать мир, но если так то они попросту биологические машины, да возьмите хоть самого отупевшего от ситной жизни домашнего животного, и ни кто из вас с этим не согласится, видя в своих питомцах не мало прозорливости и разумности. Но и не примет того факта что они совсем похожи с нами, и я с вами немного соглашусь, ибо не видел никогда пса любопытствавшего физикой или музыкой, но кто знает как бы мы повелись когда такое бы случилось. Так кто мы все-таки, животные или боги? И что вообще представляет из себя это сознание? И я на это отвечу, мы боги в животном обличие, мы никогда не отходили от желаний  вечно ноющего намеренья, облегчить нашу нужду, в боли и крови омывающей теплом наши руки. Но с какой божественностью мы решали эти вопроси, с какой добротой и бескорыстностью мы возводили до неимоверных высот селекцию растений и животных, которые сей чес, для нас в прямом и переносном смысли составляют весь рацион, разве в этом мы не творцы, принеся в мир то что не было от самих начал, при этом накормив всех голодных, чудо, что мы так кровожадны и прозорливы. И не чудо ли то, что мы оживили метал, который стал крепостью наших слабых рук, быстротой наших ленивых ног, он даже понес нас к звездам, и поверти на данный момент, мы имеем достаточно сложные механизмы, не стававшие вровень белковой структуре дождевого червя.
Все, вы скажите, мы мыслим! А я добавлю, мы покорны мысля!  Но не они творцы городов растущих в небо, они только послушные верблюды, переносящие с мира слабо брюзжавших премарнных фантомов идей, в мир материальности, давая нам силу и упорство обезумевшему фанатику, искать способ и возможность реализовывать во плоти наши духовные веянья. Сознание, вы когда ни будь прислушивались к его шепоту, оно всегда говорит ободном о освобождении, о желании своей едино личной жизни вне самого тела, и так чувствуют все, при этом почему-то склоняя себя под шаблон  рассуждений религиозной доктрины. Но задайтесь вопросами, когда с неба сыпется феерия июльского звездопада, когда небо зажигает звезду, о чем вы думаете? Ну о чем вы думаете, когда слушаете музыку иль когда перехватив дух следя за аномалией распадавшейся ядерной реакции и термоядерного синтеза создававшего из  еще для вас ни как не известной материи предугадывая сам процесс, ну или когда клетка созданная вами, зарождает жизнь целостного само развивавшегося существа, о чем вы думаете? Нет вы млеете во своем восхищении перед неимоверным, открывавшимся перед вами, и вы не стесняетесь говорить о себе как о творце. Так вот наше сознание и есть творец, мать и отец всего что нас окружает и наполняет наши головы, от прогресса технологий до религиозных философствований, хранивши наше общество в так званом благополучном развитии, я повторюсь наше сознание и есть творец но желавший как можно быстрее освободиться от дряхлого слабого тела. Но тут вырисовываются другие немало важные вопроси, причины такой ничем не объяснимой способности? Совсем так сказать большого козыря для благополучного существования, растущей не по дням а по часам экспансии органической жизни, которой как таковой наверное без разницы имеет она разумность или нет, важно только одно населенность и приумножение, распространяясь во всех направлениях земли и космоса, и во вторых какая тогда цель в самом существования сознания, ведучи речь о самом нем? Первый вопрос очень труден, ибо он подпадает под категорию Шопенгаурского умопомрачения пытавшегося отыскать причину у причины, упираясь на математическую логику, отыскивая первичную цифру. По нашему говоря единицу что была и будет как сама материальность в определительном измерении ноля, но мы можем заметить что способность осознавать в одних народов и племен имея разные культуры, во многом разница, да и во многих характерных качествах того или другого индивидуума без претензии к национальности, под пристальным взглядом  можно разглядеть то что созерцательность и притязательное влечение к загадочному и неизвестному разное, к примеру там где процветает науцкивание программного обучения юных глуповатых особ, опытность и интерес к миру по более. Но все же это не ответ на вопрос, что же является зерном необъяснимой разумности в племенах индейцев  селившихся на берегах амазонки, и их мудрствованиях и открытость к истинам чистых мировоззрений, затрагивавшие пусть узко направленные но детализированные умения владеть тем или иным ремеслом, приводя гиганта мыслей головастого европейца в оцепенение. А может суть в другом, попросту их глаза видели другое, их уши ласкали другие звуки, и мысли строили свои воздушные замки, где разумное намеренье без лишних объяснений, самопроизвольно словно мать рождала новые открытия для охотника, добытчика, воина и мужа.
Подводя итог лишь немного добавлю, наше сознание вековечно, и именно эта сталая величина целого зерна дарована каждому человеку, и только тот кто пожелает его взрастить, омоется росами чистого блаженства, воодушевляя в жизни величайшие открытия, лишившись кандалов телесного и ставши духовно освобожденным, и это неважно рождены вы сегодня иль миллион лет назад, иль в бесконечном грядущем, среди пустынь да скал, или подземных бункеров после всемирной катастрофы, вы будете всегда иметь способность и то вечное желание осознавать себя, предметы, явления, да в возможности быть их разумным началом, проще творцом, в покорности склоняя стихию мира, да вечность бесконечного пространства черно звездного бытия.
Освобождение, запомните освобождение это ответ на второй вопрос, вся наша сущность лишенная бремени физиологии тела стремится только к одному разорвать связь с упомянутым рыхловатым сгустком белка на двух ногах, но в чем тогда парадокс в чем противоречие? А лишь в том, что одно без другого не может существовать, нет тела без сознания и нет сознания без тела, так в чем тогда определяется стремление к освобождению второго от первого? Ведь все мы знаем что наш организм имеет точно распределенную, так сказать конституционную зависимость, инстинктов, рефлексов, желаний и вожделений, отвечавших за способность выживать, так превращая нас в бессознательных рабов, каждой секундой ведши бой за свою жизнь. Но мы на протяжении всех веков и самого существования человека, отдавшись в покорность порочности  тел, мечтали только об одном независимости перед болью, болезнями, холодом, агонией ненасытных страстей, лезших из нас враждой и войнами, добывая другие тела и ценности, для того что бы хоть немного утихомирить, успокоить животные позывы, отдавшись порыву светлому дуновению божественного созерцания вещей, предметов, понимая их структуры, да создавая новое гениальное, неимоверное перед лицом  мировой человеческой культуры. Так что мои милые друзья, все в этом мире, от наркотиков, оружия массового поражения, до машин автоматов на хлебобулочной фабрике служит во благо нашего освобождения, позволив в этой жизни быть не только делившейся биомассой но и творцами, повторюсь неимоверного и непостижимого. И я думаю что это едино верный ответ на два не мало важных вопроса, первый из которых отображает незыблемую аксиому фундаментального абстрактно эфемерного понятия единицы математической меры, логического тождества, составившего все описания мира, выступая необъяснимой наявностью присутствовавшего во всем и везде при участии самого  конечно человека. Второе более проще, что не позволяет предаться забвению сладчайших иллюзий и миражей, восставших в сотканости  биологической зависимости, пелены, мутя взор перед чудесами, что должно быть отсечено и отброшено в историческое прошлое.-
-Это невозможно слушать Филипп Павлович, перед нами идеолог, философ не знавших краев своих умствований; сталая единица, отождествление логики,- цитировал лорд Чесферд, перебив свою сестру, не позволивши закончить избранной темы.
-Непозволительно, непозволительно говорить так откровенно о таких вещах!- С долей остервенения  понес лорд, поднявшись с диванчика и забегав по комнате, размахивая руками да перековеркивая услышанное. На что Филипп Павлович спокойно взирал, отображая выдержку и порядочность хозяина дома.
-Вас это так заводит, вы горячи, и так негативно отзываетесь, хоть в общем должны быть напротив, вступится и поддержать,- пытаясь остудить пил разошедшегося гостя, говорил Филипп Павлович.
-Вы правы оно так и будет, но сразу нам необходимо отдаться эмоциям, потом их сжечь в жаре чувств, и воссоздать из пепла вечностный прах конечной истины, неподкупной и отрешенной от стадного мнения  справедливости, не гнувшейся в коленках перед сильнейшей стороной,-
-Ну вот вы и сами поддерживаете, то что только что так безудержно хулили,- после этих слов лорд и совсем притих вернувшись к диванчику у окна. В комнате во царила незыблемая тишина словно каждый боялся пошевелится, сама леди Лиза умело обращавшаяся с бумагами так же без шумно вела свое дело, но этому упованию блаженного безмолвия не суждено было долго продлится.
-Нет вы позвольте!- С новой силой взрывного просто лезшего наружу противоречия вспылил лорд, вскочивши с места он подбежал к столу, от сторонивши сестру начал чего-то искать. А когда нужные листы оказались в руках, выпроставшись с гордостью своего вида, во все услышанье на повышенном тоне заявил, отдаваясь своему безумному рвению, пытался чего-то доказать и отстоять, уповая на свою точку зрения.
-Вот каково это чистое сознание!- трепля перед собой с десяток листов из рукописи.
-Вот творение божественного начала, узревшего положение и суть вещей среди пороков и несовершенства нашего поколения, животного племени если хотите, вы сами можете посудить к чему ведут откровенности нашего нового мессии, послушайте, послушайте!- Лорд Чесферд быстро доставши с нагрудного карманчика миниатюрное на золотой цепочке пенсне, прикрепив кругленькие линзочки к кончику носа, быстро пустился перебирать державшие в руках листы, да оторвавшись на миг от мемуаров, озаглавил.
-Напомню, это зачтенное как и выше есть проект за номером двадцать два, и продолжим,- выдержав малую паузу понес в разнос, немного повергая в чтении своим презрением автора, коверкая свой тон.
-Мы не можем оставить того момента в котором оказался наш данный неизменный во всех начинаниях мир, мир жестокости и насилия, где лучший способ прожить несколько десятков лет во славе и славности, своего завсегда утешающего самолюбия это как за счет жизни других, их материальности,  времени и самого здоровья, причисляя  сюда как к единичном способу образованию государств и империи. При этом заглянем сквозь розово-кровавое стеклышко настоящего, туда где начинается будущее, наше будущее свободных людей сверх человека. Всем известно что миром правят две величественные структуры, государственная и религиозная, обе из них затрагивают каждого, всегда и постоянно, и что бы сказать точней то будет так, мы их воспитанники, лидеры и слуги, да ответим сразу же на вопрос о целях двух главой горгоны, уплата податей и все поглощающая неприкосновенная власть, над своими порослями взращенные в колыбелях храма, за которых государственность уплачивает несколько сот зеленых а монархия Христа каким-то но очень важным с их слов духовным веяньем. И эти два херувима спокон наших времен были вечны, без устали и удавки глотая человеческую мораль запивая сластной культурностью общественности, сытясь и услаждаясь своим великолепием, при этом не мешая друг другу, а деля стол даров пополам, и так бы могло быть вечно, пока аппетит одного не вгонял  другого в завистливое отчаянье своего усохшего рта. Да поспешу теперь упомянуть о преимуществах каждого, государство всегда имело жесткую плеть, рубя  плечи, и сгибая спины неверных, так заставляя служить. На что христианство опаивало дурманом, убивая и так мало слабое мышление, превращая в зомби целые массы людей, способных по зову трубы с самого высокого храма, вольно идти на смерть во благо правящей монархии, но в каком положении их вера рабов и для рабов? Но вы сами скажете плохи, перед лицом прогресса все идет насмарку, окутывая себя ильным покровом лжи, обрастая мохом древних сказок и мифов, вы сами рассудите зачем миру христианское учение, предназначенное для обиженных страждущих и несчастных скованных кандалами рабства, когда теперь эту работу перебрали на себя, в завидную участь всегда молчаливый метал, ни молящий ни о чем а работавший денно и ночно. Кому же будут нужны те утешения, когда человек пусть не всеобще счастлив, но всегда сытый и обогретый с любимыми играми и игрушками во всю его теперь не малую жизнь, машиной, комнатой на сто семидесятом этаже, потерявши все представление о нужде и боли. И запомните проект за номером двадцать два избрал именно этот путь, ибо он ведет к концу, за которым восстанет рассвет новой эры, времени новых цивилизаций и новых богов, но не на небесах а среди людей и их же самих. Да не будем отвлекаться, ведь поверти монархия христианства не позволит жить в достатке ее служащим и своим верующим, ибо они будут попросту по обычаю самого вразумления бесполезны для их, и тогда вся их культура с престолами живых и умерших пророков отойдет к пафосу бульварных рассказов о Санта-Клаусе, или лохнеском чудовище, затрагивая лишь людское любопытство что от скуки будут перелистывать, бесценную до сели книгу библию, да веселясь смеяться над выдумками древних. Прочитавши эти строки приверженный христианин сказал бы; таково не может быть, этому случится не суждено, так прорицает наше писание. А вот вам и конец света, великий день когда по сыпется огонь с неба и это будет прописным пророчеством из кричащих уст фанатиков, сошедшего с небес апокалипсиса деля людей не избранных и тех которым суждено стать пеплом. Мои дорогие это будет третья мировая война, а каков еще имеется способ отобрать те приобретенные знания да возможности процветать за несколько веков, да и их полноценную работу на благо общества, загнав сытных без верных мечтателей о космических путешествиях о познании материи в рамки древне общинного строя зенита культуры христиан, тупости, крови и насилию, приобщив к ралу  в который нужно впрягаться самому, да по праздничным воскресеньям носить к церквушками свои потно слезные мольбы ложившиеся на алтарь великого бога, отлунивая к небесному престолу звоном мелких медных монет податей. Третью мировую войну начнет ни кто другой как сам христианин, взявши в руки святое оружие под управлением своих патронов, епископов да архиереев, понеся во флагах истинную свою святость. И единственной задачей проекта двадцать два в этом направлении иметь свой контроль над воцаренным хаосом, начала сует человеческих и самой войны, да беря во внимание что такая развязка неизбежна, задать основные положения самоуничтожения всего рода, в плоть до того что бы быть первой искрой великого пламени, спровоцировав общество на благо новой идеи на благо новой философии. Но в чем ошибка великих умов христианства, в том, что мало осознает из  сами слова писания, упоминавши что придет царство боже и унесет всех верующих в неизвестный мир, в края блаженных и щедрых на манну небесную. И хорошо то что такова развязка, ведь после их ней смерти очистивши землю на всегда, ни оставив по себе ничего, ибо как все созданное их идолами будет уничтожено, от злости и ненависти их же воспитанных потомков, то тогда мы сверх люди начнем построение нового света. И именно тем новым людям которым удастся сохранится после всемирного самоубийства наконец-то будет даровано осознать то к чему вело  учение евреев и их отпрыска Христа, и они увидят те плоды что заведомо предназначались для них, они увидят ту гиену которая по случаю не сумела проглотить их, и они уж и не назовут ее спасением и не отдадут почести мукам и страданиям трем добродетелям великого писания. Не будет более рабства ибо человек утратит границу государственного плена и заговорит одним языком, понимания и доброты, обращаясь к англичанину, русскому, китайцу, пренебрегая своим национализмом смеясь над расизмом, называя вместе себя землянами. И вы себе и не можете представить, что пусть может через значительный отрезок времени на нашей планете образуется общество без понятий о врагах, воин, соседских сутолок где конкуренция в наивно ребяческом соперничестве будет именоваться стремлением к красоте, а не идолизацией в совершенстве своих знаков отличий, знаменовавших различие тем кому нора да вера, а кому по стать судьей тонкой серединой между добром и злом, и которым нет места за горизонтами нашего грядущего,- оборвав свою речь, лорд Чесферд бросил пачку бумаг на стол перед лицом сестры, коротко посмотрев на Филиппа Павловича, продолжая свою уже узкую полемику. 
-И вот это вы говорите дар, дар человечеству, возглавленный искуствено искусным, пожертвовавший целыми веками, целых жизней, выстроившей. Я замечу выстроившейся культуры падшей перед разрушением какой-то иллюзии безумца. От странного желания добра и благополучия целым поколениям, которое по его словам должны будет жить лучше, комфортней и счастливей, все это бред Филипп Павлович, бред!- Повторился еще раз лорд, отойдя к окну и истощенным телом павши на свой диванчик, да облокотившись лбом о руку, начал медленно но методично выминать складки и морщины.
-Но почему милорд вы так сразу, ведь тут идет речь не о самом человеке, преобразовавшегося и принявши ту форму которую мы имеем сей час в течении двух тысячилетий, ведь речь о сознание и сохранение его в чистоте и проявлении в каждом будущем нами порожденном потомке,- не отрываясь от стола в первые в присутствие Вадима, заговорила о слушавшемуся деле леди Лиза.
-И ты утверждаешь сестрица что мы пусты, и никогда  не имели возможности здраво мыслить?-
-Нет, здравомыслие это другое братец, здравомыслие это наследование законов и традиций общественности, но я говорю о тех безумцах которые в последствие стают кумирами, вождями, идолами, для здравомысющего обывателя. Наш автор говорит о будущих детях, наследниках нашего мира, которым выпадет участь рождаться новыми Архимедами, Кантами, Достоевскими, Микиланжелами, Платонами, теми которые творя будут облагораживать не на года о на столетия нашу человеческую культуру, и в дни, месяцы изменять мир, придавая своей духовности новый характер, покойно доброй животрепещущей силы, силы мысли, силы взора наших душ, и силы всеобщего духа освободив от клетей узничества, мыслить стандартно с прописью мнений, суждений и слов услышанных на улицах. Ведь мы способны на наследие тех кто принимал при жизни один день за вечность, пространство за бесконечность, материю за коллапс разнообразия, а саму сущность за дар, порой сгубивших своих гениев,-
В услишанье от леди Лизы, Филипп Павлович только слегка улыбнулся, поглядев на Чесферда, что так и млел бледным лицом от подступившей злости, выжигая заслезившимися глазами свой протест. 
-Пусть, Филипп Павлович либеральничает, но вы, вы дорогая моя сестрица, вы никогда небыли идеологом склоняясь к утопическим идеям. А вы вот возьмите и спросите как у себя, так и у автора, имеют ли желание те миллионы, миллиарды тех вот за тем окном простых людей,- ткнув пальцем в черный квадрат оконного проема.
-Желают ли они платить за прекрасное, все озаряющего восхождение пока мнимого человеческого сознания на престол божества, при этом как говорит дорогой друг, иметь честь пожертвовать всем и в придачу самим ценным, незыблемым во всем понимании, жизнью, проведши акт самоубийства. И пусть возникнут новые искусственные тираны, новые войны, новые призывы, погоняя целые нации убивать друг друга, и все это за ради их в грядущем развивающемся сознания, вольного сознания единичного индивидуума. Тогда ответе, зачем нужна такова жертва под началом нового кумира, нового живого бога, когда все могут и сей час отбросить принуждавшие догмы и указки царей и их лидеров, да стать плодородными для себя и других!-
-Успокойтесь, успокойтесь, вы так чувствительны мой братец, но вы верно сказали, этот народ есть таковым только под плетями государственного и религиозного режима.-
-Вы прямиком меня расстраиваете, Лиза,- замотав головой отвечал лорд, подошедши к окну, и где из далека было заметно как он наполнял легкие свежим вечерним воздухом, словно пытавшись охладить свой разгорячившийся в дискуссии пыл.
-Дорогие мои друзья, дорогой Том, позвольте продолжить вашей сестре,- озаглавив свое старшинство, вмешался Филипп Павлович, пытаясь примерить разгоравшийся спор.
-Совсем уважением Филипп Павлович, но это невероятно, что бы моя сестра поддерживала этого…-  но не найдя подходящего слова к определению автора революционного трактата, замешкавшись на секунду лорд снова начал разводить одностороннюю демагогию.
-Но как вы можете сестрица вступаться, вы же сами мне сегодня зачитывали, о той болезненно гниющей индивидуальности, так модной и ширившейся во всем мире, от которой со слов этого умалишенного проистекают первые зачатки расизма, первые враждования, первые дилеммы, что невозможно в нашем обществе разрешить с помощью нашей морали, и мне вы сами, сами! Повторялись несколько раз, какими это способами такую не совершенную позицию индивидуализма можно разрешить, и об этом вы ни когда не догадаетесь Филипп Павлович,- повернувшись лорд Чесферд, погрозив указательным пальцем сидевшему хозяину, да слегка иронично с насмешкой обратился к Вадиму.
-Лишением семейного устоя, лишения единства во плоти мужчины и женщины, что сросшись во браке познают и радуются миру, а вот так, он наш автор утверждает!- И снова погрозив пальцем во сторону стола и бумаг.
-Что рождение и воспитание потомков должно быть непосредственно заботой общества, без вмешательства обеих спутников, нашего с вами сего времени мужчины и женщины. И это будут толи лаборатории, толи все местно разбросанные воспитательные центры, где подрастающее племя высших умов, вместо мама будут говорить учитель, а отец представит жестко твердую ограниченность, замечу во счастье и благополучие, самой системы. И вы забываете о тех строках где зазначено небольшим пунктиком, что если женщины не возродятся в прогрессивных начинаниях, прельщаясь способностями ума, и плодородию своих сознаний, творя чудеса и невиданные дела, на благо нового общества, то считать их грузом сдерживающим в развитии и достижений поставленных целей перед культурой сверх человечества. Вы груз, вы обуза дорогая Лиза, вы экономично невыгодны и любая родильная машины, успешно клонировавшая человека заменит вас, с эффективной процентностью в несколько тысяч раз. И именно так со слов автора проблема расизма будет решена, нет матери, нет отца, есть единая страна братьев и сестер одной большой семьи целого мира,-
Лорд Чесферд начал прикрывать лицо руками, краснея и пыхтя от удушливого смеха, старался лезший наружу сарказм задавить в нутрии.
-Вот вы молодой человек, если не ошибаюсь Вадим, желали бы вы никогда не иметь отца и мать, ни жены ни любимой женщины, хоть это одно и тоже, ни детей, ни наследия после вас, чем вы были тогда, чем бы вы занимались?-
Вадим слегка заерзавшись на диванчике, оглядывая всех присутствующих пытался выдавить из себя чего-то значительного и противоречившего для всех.
-Да как я могу об этом рассуждать, когда я не был взращен в таких условиях о которых вы говорите, но мои взгляды таковы, если меня всего этого лишили, ну теперешних условий существования, то наверняка я бы замычал как бык или завыл волком, но при этом я бы остался человеком, приобретавши другие не менее важные качества, увлекшие меня на всю жизнь, хоть без женщин было бы и худо,- сгладив конец ответа, крупинкой малого юмора умничал Вадим, пытаясь иметь нейтральное положение в разгоравшемся обсуждении философской проблематики.
-Вы симпатизируете моей сестре? Хоть молоды и много чего не ведаете об этой жизни, и то к чему ведут вот такие мысли и мечтания, о безответно счастливой бытности для себя и каждого,-
-Может и не знаю,- осмелев окончательно, протестовал Вадим.
-Но иметь симпатию к вашей сестре имею полное право, и поддерживаю всех тех кто своим трудом и умом достигает чего-то большего, ну чем другие те единоличные организмы общества, взаимно заменяющие себя в рождении и смерти,- Вадим ехидно улыбнулся лорду, косясь на леди Лизу, что медленно раскладывала рукопись на отдельно разбросанные прямоугольные столбики, чуть отрывавшиеся от гладкой плиты.
-Вот именно, вы имеете право,- горячился Чесферд.
-Но не власти и возможности сломать этот мир, и ваше юношеское счастье будет лишь прописным миражом среди сталой реальности вот этого всего!- Разведши руки в сторону лорд указывал на тьму открытых окон. Эта затянувшаяся сцена начинала Вадима забавлять, и решившись подтрунить над благородным лицом, поднявшись с диванчика он подошел поближе к окну, и отобразив  распятие лорда перед открывавшимся пространством.
-Вот это все на что вы указываете лишь одна тьма, или вы не видите этого?- Улыбнувшись более ласково, да заглянувши в усталые глаза лорда, Вадим вернулся на свое место.
Чесферд более ничего не говорил, понимая то что несмышленый молодой юноша, которому завсеместно досталась роль кивающего и икающего ишака согласного на все лишь бы отпустить погулять по полю, да и тот был против него.
-Да, среди нас больше реформаторов чем консерваторов, но мы же еще немного хотели ознакомится с мыслями нашего автора, и вы Лиза нашли чего интересного, будоражащего наши умы и воображение?- Не теряя своего любопытства и заинтересованности  произведением обзывался Филипп Павлович. Леди робея сжавшись словно непослушная ученица пред неразрешимой задачкой, вскинув давно выцветшие брови высоко ко лбу, ели приметно зашатала головой.
-Филипп Павлович, с чего вы бы хотели начать?-
-Мы подобно волкам рвали целое на части и куски, рубя на эпитафии и отдельные абзацные темы, приблизительно желая понять суть этого всего написанного, так может начнем с самого начала, с основательного начал проекта за номером двадцать два, предложенного нашим пророком,-
-Прекрасная идея Филипп Павлович!- Бросив слово поддержки Вадим.
-Ведь правда трудно понять то что в основе не объяснено, и как оно тогда может приобретать основательный смысл для нас,-
-Как хотите, хотите пусть будет вам с самого начала, этого чуждого здравому смыслу проекта двадцать два. Зачти им дорогая Лиза, зачти первые страницы пожалуйста,- распоряжался и Чесферд, подойдя к сестре и помогая отыскать нужные листы.
-Вот они, вот,- радостно залепетав подсовывая под нос сестры. Все тут же притаились в ожидании перед чем-то волнующим и затрагивающим их онемевшее любопытство, приковавши взоры к престарелой даме, внимательно рассматривавшей поданный ей текст.
-Почему название проекта именно двадцать два, отвечу лишь так, что падение двух цифр в спонтанности моего воображения, подарило всем и другим загадочность тревожного, чего-то особенного ниже лежавшего, целой программой которой необходимо внедрить моим соратникам, моим поплечникам. Проще сказать само название отображает мое безумство и смелость, преподнесенного ликующего вожделения воспаленного мозга, возводя в идеал человеческого бытия сложенного в общественной жизни и его морали, отображавшей наш лик в зеркалах глаз недалекого ближнего. И моя задача, как и проекта двадцать два, быть исследователем и исследовать всю отчуждено умертвляющую в целые века смерто-поклоность, отдававши почести тлению тел и смердящей истории и культуры людей, страждущих на земле и надеющихся на рай в далях небес, в горизонтах одурманенного воображения. Данный проект призывает быть творцами, в создании одной единственной земной расы, веря в себя и быть прорицателями свое будущего, рожденного в ложе чистого сознания, своих величайших способностей, с возможностями перед вселенной и ее материей, проявлявшейся как в органике так и в мертвом камне. Наш рай, и только наш рай, будет цветом нашей жизни, вышедшей из нас и служившей для нас, без всяких изъянов, без всяких высокопоставленных прав эфемерного существа, без нашей воли лишавший наших благ. Но пред этим, первейшая задача моего проекта это убеждение, способность моих слов покорить каждого, что путь перемен лежит туда где нет возврата, и нет возвращенных, ибо ни кто не пожелает покидать земли, расставшись с безмерно счастливой идиллией, полноценного существования каждого из нас, прибывавшего в покое, мире и радости.  Заскочив немного на перед для реализации поставленной задачи, мной  было куплено несколько институтов, изучавшие в плотную сам софизм, но и сам я в сложившейся ситуации, без возможности дотянутся к своим коллегам, буду переписывать основные тезисе проекта двадцать два, пока мои слова с этих желтевших  ото дня ко дню листов с легкостью не войдут в головы каждого и не начнут срываться с уст целых масс, откровенностями, истинами, и протестами. И пусть я погибну среди серых стен, узкой тюремной камеры, но моя идея будет жить, развиваясь и взрослеть в крепости, для разрушении морали нашего теперешнего так любимого зла и добра, двуликого чудовища правящего нашими сердцами, сряду в несколько тысячелетий,-
-Достаточно, достаточно,- взорвавшись на крик перебил лорд Чесферд, подбежав к сестре и вырвав рукопись разметав листы по полу.
-Это невозможно дальше слушать, это не позволительно для наших,- крича продолжал лорд, но в миг успокоившись завидев что Филипп Павлович завертелся у себя в кресле.
-Но почему же, разумно и достаточно рассудительно,- выдержав такт, тихого спокойного голоса повторился Филипп Павлович.
-Ну хорошо достаточно, в действительности мы ознакомились со всем в основе, прочтя по несколько раз представленное нам дело, и я бы хотел услышать от вас дорогой лорд и мой товарищ, решение как распорядится судьбой этого человека,- эти слова немного смутили Чесферда, что запрыгав с ноги на ногу он снова подбежал к окну, обернувшись ко всем спиной.
-Жизни мы не можем его лишить, не наша воля на такой поступок,- слегка опрокинув голову назад, лорд на секунду притих.
-Но то место где наш революционер располагается именно сей час, как раз самое прекрасное для процветания смело безумных идей, в поучении крыс и тараканов!-
-Вы говорите о вечном заключении, не так мой друг?-
-Именно так,- со вздохом безысходности отвечал Чесферд, так и не повернувшись к вопрошаемому.
-Но вы же сами прекрасно знаете, что никогда и не при каких условиях, нельзя было заточить саму идею, воображение творца и само сознание, проходящее сквозь стены и вкрадавшиеся в сердца и души миллионных народов в пред ожидании любви и покоя. Так вы его не остановите, ваше решение не имеет смысла и практичности, но с другой стороны почему не дать просящим того что они могут принять, принять душой на целые века на целую вечность. Так посудите почему строю порожденного еврейской мифологией было позволено а другим нет, почему в вас рассудство и справедливость молчит, не позволяя ближнему иметь свои идеалы, свои принципы и свои вожделения перед новыми богами или чем-то другим. Пусть его слова идут по миру вместе с ним, и если они не так далеки от истины, мир в скорости изменится,- с умеренностью утихавшего голоса закончил Филипп Павлович.
-Но ведь нам же там места не будет! И вы прекрасно знаете Филипп Павлович что подобные призывы, лишь искорки подверженные дуновению случая, и что пожара не миновать, а вы еще так снисходительны,-
-Я так же считаю Филиппа Павловича правым, мы не можем отнять жизнь и украсть свободу придав заключению, но почему же не лишить нашего мессию фамильного состояния с движимым и недвижимым имуществом, ведь вы позабыли что наш мир, держится на продажности и блеске золота, и без денег человек с подобными идеями не более чем полоумный, рискуя попасть в места для сумасшедших. И как женщина более милостива, предлагая подарить ему свободу да вольность в перемещении по земле, но лишив способности иметь ту неограниченность, хранившаяся в его семейных капиталах. Это нужно для того, что бы он сам посмотрел в близи, на тех людей которым он желает нести перемены, рушив старое насыщая землю трупами, и возглашая к небесам свою убежденность во цвете прогресса, пусть он узнает их, и ответит все же на самые главные вопросы, нужны ли? Или,  имеют ли они возможность? Силы, создать тот прописной рай, хранившийся еще только на этих страницах,- тихо похлопав ладошкой по стопочке бумаг, вынесла и свой приговор  леди Лиза.
-Вы знаете я с вами целиком согласен дорогая моя, пусть этот человек станет тем для кого он сам готовит такие исторические перемены, пусть мир откроется ему целиком, коснется тела а не только его воображения,- завершительно поддержал Филипп Павлович, посмотрев с без чувственностью, без выражавшего чего либо лица и пустых глаз, на рядом сидевшего Вадима.
-А теперь я бы хотел перепоручить вам еще одно дело, переведите весь капитал и имущество, нашего пророка революционера, на счет и собственность вот этого молодого человека, под устное обязательство, хранить и тратить только на личностные нужды и желания, во свою славу и своего величия, перед настоящим и вовеки неизменным в своем решении на благородность в порочности людей земли,-
Для Вадима такие клятвы, были много сложными в самом их понимании, единственно волновавшие его слова, это перевод на счет ожидаемых денег, которые может быть сделают его самым богатым человеком в стране, а может и на целом континенте. Краска залила его лицо, глаза искрились, а улыбка казилась от онемевших губ, взрывной поток нахлынувшей эйфории вспылив песчаной пустыней сознания, и только начавшие зарождаться мысли обожательными желаниями, сотен миллионов алмазов еще не ограненные его похотей, что должны были предстать в мире, его деяниями и творениями, в личную славу своего величия, подымали внутренний кураж и восхищение. Что по отношению других присутствующих, то ни кто не проявлял никаких ни позитивных ни негативных эмоций, связанных с решением Филиппа Павловича, что исполняя его просьбу, словно сама покорность лорда Чесферда и леди Лизы, в надлежащем порядке обязывалась беспрекословно подчинится гласу их повелителя. 
- А сей час извините мои дорогие друзья, мне необходимо побыть одному и отдохнуть,- тут же в комнату без шумно проник, лысенький уродливо плюшевый консьерж, угодливо подав руку хозяину, помогши привстать Филиппу Павловичу с кресла,  проводя по комнате к двери.
Вадим и сам не осознавал, своего прощания и клятв, держать обещание поставленное перед им, неся со всей возбужденностью каламбур, разрознено разорванных фраз и слов.
-Все исполню, все будет так как вы говорите, вы можете мне полностью доверять,- подорвавшись с места немного сгибаясь, преследуя своего покровителя, Вадим дрожал всем телом от возбуждения.
-Вы можете на меня положится, и принять мое мнение за искрений отзыв, как отрицательный отзыв об этом человеке, не имевшего права быть разрушителем того чего не создавал, при этом быть с себя таким тщеславным, что бы возомнится тем который желает смять реалии жизни и собирается облагонравить ее лишь вымышленными идеями. Но Филипп Павлович что такое благонравие, это помощь таких людей как вы, тем кто не рубит с плеча но поступает осторожно и рассудительно, везде отыскивая пользу и корыстность для себя и своих ближних. Но  в чем польза того человека написавшего целый трактат, рукопись сплошной хулы, хулы на кого на того же ближнего, и каков приговор с его слов, смерть, очищение земли от умирающей нации изгнивающего общества. Но вы Филипп Павлович посмотрите на меня, на всех нас, ведь мы живы, бодры и были бы веселы если бы не эти люди с их мрачными писаниями. Бери, живи и радуйся, да хвали небеса что ты жив и счастлив, но не так ли Филипп Павлович, не так ли леди Лиза, и вы лорд Чесферд?-
В ответ Филипп Павлович только покойно кивал головой, остановившись у приоткрытых дверей, долго безмолвно разглядывая Вадима, выслушивая его очередную реплику.
-Спасибо, спасибо вам за ваше доверие!-
-Вы правы, вы во всем правы, Вадим,- косо ухмыльнувшись перебил Филипп Павлович, скользнув во тьму коридора, за которой пряталось что-то тревожное, устрашающее в миг заткнувшее его глотку, да осушив рот где язык онемев прилип к верхней челюсти.
Тьма, бесконечная тьма со всей глубиной пронизывала холодком его тело, и он смотрел в эту приотворенную бездну и не мог взором оторваться, окаменев. И вовсе в один момент все звуки и шорохи исходившие от лорда да леди Лизы куда-то исчезли, и только странное очень тихое нашептывание его имени, очень знакомого и родного голоса доносилось к его ушам. Страх все более и более корил его душу, в соразмерности расширяя ту бездну тьмы, открывавшейся в двери где исчез Филипп Павлович, медленно поглощая участки большой комнаты перед им, окутывая его в плотный кокон удушающей черной прострации, тянувшей с силой куда-то в пустое воющего из нутрии и вне ужаса.
-Вадим, Вадим,- все яснее доносились слова зова, и тут с этими взываниями та натянувшаяся черно липкая пелена разорвавшись лопнула, залив его глаза снопом выжигающего белого света, который словно прошел сквозь него, неся с собой терзания невыносимой боли, в каждом члене его тела, в каждой отдельной клетке. Но более всего ныла правая нога да голова, а перед глазами брюзжал силуэт какой-то женщины на фоне беловато-сизого потолка с грушевидной люсторкой фасона шестидесятых годов, стон прокатился по груди вырвавшись наружу жалостливым рычанием, ему хотелось пошевелится но разошедшаяся по телу боль лишь сильнее сковывала его. Он еще долго присматривался к лицу рядом стоявшей незнакомой женщине, от которой периодично доносились слабеющие вздохи, в отзвуке горести и отчаянья тихо вырывавшегося имени.
-Вадим, Вадим,-
Перед ним стояла его матушка, а он как оказывалось находился среди стен центральной поликлиники, закованный в гипс и окрученный бинтами, без любой возможности подняться и пошевелится, будучи чудесной находкой для хирургов и аспирантов, да удивительным образцом изучения в практике молодой поросли студентов, которые не позабыв о своей профессиональной заботе, шныряли по комнате с причин и без них, попросту оглядывая очередного постояльца с костями наружу.
Вадим не сразу понял что с ним произошло, точней он ни как не желал верить в произошедшее, возложившее его на больничную койку, на алтарь жизни и смерти, калецтва и надежды на дальнейшее здоровое существование. Матушка все время плакала, и это его еще больше смущало и расстраивало лишая способности во твердости здравомыслия воспринимать мир, и лишь только приписанные на несколько первых дней, инъекции морфия слегка оживляли его мысли, пытавшись дать ответы на те вопросы, разрешавшие то приведшие его в положение в котором он оказался. Он спрашивал у матушки, почему он в больнице, почему нога в гипсу и очень болит, и почему раскалывается голова? Да получал в ответ лишь слабое всхлипывание, да невнятное бормотание о том, что три дня тому назад, попал под машину и чудом остался жив, да Вадим продолжал далее задавать вопросы, при этом с бессилием слабого тела, пытался протестовать обману.
-Ведь этого не может быть, какие три дня, а где Филипп Павлович? Где эти благородные лорды и где та сказочная вила в Подмосковье? Где в конце концов Натали и Алексей и почему здесь так отвратно пахнет?-
Доктора умирительно додавали на весь звучавший бред, порой так ретиво возбуждавшегося пациента, вразумительным объяснением.
-Удар головой понес за собой сильное сотрясение, с видимыми психическими осложнениями,- скромничая давая рекомендации матушке, не позже двух недельного срока в обязательном порядке осмотреться у психиатра. И только спустя неделю, проведенную в сознании и той канители происходившей вокруг него, сложили для него хоть какое-то зыбленькое представление, о той реальности так внезапно с ниспавшей гнетущим бременем на его еще не расцветшую молодую жизнь. Но так же он не мог позабыть и тех фантомных нескольких месяцев, отброшенных в прошлое чернотой забытья тех приоткрытых дверей, у Филиппа Павловича, и как говорил улыбающийся доктор, что наверняка это следствие полного беспамятства нескольких суток пребывания в реанимации. Карибы, роман с Натали, Игорь Дмитриевич, профессор с богиней Эльвирой, и все это под началом щедрого старичка, что ни как не покидало его головы, лишь только немного отдалялось, от реально сущно насущных проблем, звучавших внешним кличем, попыткой, способом выжить, и иметь силы отобразить себя во времени, малых шестидесяти иль семидесяти лет, за унылой серой жизни, но все таки жизни.
Операция на ноге, отняла последние семейные сбережения, выгребенных из сусек, старых и проданных предметов, и той малой части милосердия друзей и родственников согласившихся помощью, да оставив мать на душевные терзания, во стыде за непомерные долги сулившие жизнью впроголодь, млея в радости перед иссохшим сухарем, что для них должен был стать в ближайшее время сытным лакомством. Да как не было Вадиму худу, за завесой своего временного бессилия, и того лишь совестного снисхождения к его же беде, он не терял веры на выздоровление, надеясь на свою полноценность, ясно понимая что открытый перелом бедра, надолго приковал его к постели, знакомя в неутешном следствии с костылями, да дорогой вещицей престарелого поколения, палкой окуклившейся в благородном названии трости. По началу посещение близких,  родственников и в удивление соседей да одноклассников, насыщало обильностью свободного дневного времени Вадима, теша безмерно душевным сочувствием, да веселящими девизами бороться и не сдаваться. Но немного позже эта вереница отдавши долг своему милосердию, как бут-то исчезла, растворилась в будности и увлеченности, всем целостным и настоящим, игравшее светлую роль в этом мире, сторонясь перебинтованных мумий о которой оставалась лишь одна скорбящая память. Теперь к Вадиму заглядывали матушка да отец, последний из которых, намного реже проявлял свое почтение радуя сына.
На втором месяце Вадима свезли домой, так было проще и дешевле, но он по-прежнему был из-за ноги недвижим, и мог только отдаваться своим мыслям, что порой на отрез отказывались гостевать в его голове, предоставляя тупому протиранию не смыкающихся глаз серо желтый потолок малой комнаты, с опавшими по углам обоями, старым столиком, креселком, стулом, и той оригинальной лампадки, похожей на странный по форме домик, отливавший по комнате в темное время, приятный теплый свет, миленького электрического огонька, на который можно было бездумно, таращится целыми часами. И он по новому, словно в детстве тщательно начал исследовать предметы своих тесных апартаментов, от настольного пинала, до фотографии его в полный рост, спрятанной высоко на шкафе, и лишь выглядывавшей одним уголком да половинкой его моложавого, выцветшего за время совсем детского личика, отображавшего и запечатлевшего на вечность счастливое мгновение, прощание со школой и дорогими друзьями его юности, оставляя по себе на долгую память ту глянцевую фотографию. То он снова, во многий раз изучал перила своей кровати, да во всем том на что натыкался его взор, он находил ветхость да тленность во старости, словно квартира в которой он проживал всю свою жизнь, понемногу умирала, при этом готовя ему туже медленную и тихую смерть. Та и сама матушка беспрестанно заботившаяся о нем, теперь виделась постаревшей и осунувшейся во стане издрехлевшего тела, да почерневшего застывшего в оцепенении ужаса лица, перед откровенностями мира, искаженного в мольбе по сыну.
«Где та молодость, где очаровательная и всегда любимая, та красивая женщина, таскавшая меня всегда повсюду за руку,» смешливой ироничной ностальгией отбивалась мысль при виде своей кормилицы. 
С самого того момента когда Вадим перебрался домой, так его ни кто и не посещал, позабыв о нем совсем, не было ни приветливых соседей, ни тех же родственников, а самый близкий товарищ Алексей казалось и совсем о нем позабыл. Что очень смущало его, доводя до злобности и сыплемых в душе клятв разорвать с им любые сношения, на всегда и на века, не подав руки и не посмотрев такому товарищу, в его позорно постыдные глаза. Его волновала так же и судьба Натали, мечта, цвет его самых приятных чувств и отрада порой воспламенявшегося до иллюзорной сказочности воображения, но никого в живую он так и не видел, да и не мог видеть будучи ущербным да неспособным выйти на улицу. И само пребывание в замкнутом пространстве со спертым воздухом, порой угнетало позволяя вскипать желчной ненавистью ко всему миру, тому светлому,  движимому пространству видневшемуся из окна клочком побледневшего пред осеннего неба, да грязным задним двором выходившего к отдаленной фабрике. 
«Но там живые, полноценные, и может чему-то радующиеся, от чего-то веселившиеся люди,» отбивались его мысли о стекла крохотного окошка его комнаты, да замолкая на целые недели он впадал в меланхолическое уныние, не видя ни какой перспективы во своей будущности, во своей дальнейшей жизни. Та приниженность со случая падшая под ноги, для Вадима не благовидной судьбой, щемила раздавливая его душу, стирая по сути последние человеческие формы, придавая новый лик его сознанию, его пониманию окружающего и коренным образом изменяя конституцию ценностей во слове; любовь, дружба, общественное товарищество, отражаясь в его голове пустым звуком, отлунивавшие эхом от горького опыта, который ему приходилось переживать.
«О как горьки слова почтительного сочувствия, сопереживания, и как весела сама смерть, освобождая добродушных и милосердных от оброка их тщедушных признаний своего чистосердечия и великодушия, так обильно исходившего на измученного невзгодами своего ближнего,»
Иногда подобные протесты, смятой смутой души, произрастали чем-то наподобие коротких истерических скандалов, ни за что виня свою матушку, да попросту треплясь обещаниями, зароками, да желаниями никогда и ни кого ни видеть и не знать, в требованиях предоставить ему полное одиночество и так званую свободу среди двух подушек да одеяльца. Но минуты, часы, и целые дни сумбурного настроения, проходили и исчезали в мелких радостях, коротких разговорах с той же матушкой и в тех еще зыбких иллюзиях, мечтах на выздоровление. Отец как бут-то участвовавший в горе сына продолжал кутить со дворней своих престарелых дружков, подпитывая свое жалкое актерство, положением калецтва родной кровинки, в слезливом преподношении тягостей семейных, ублажая тех которые были способны перед им пойти на малую жертву, уважив горько кристальной жидкостью, проливавшейся на дно рюмки. А когда он и заглядывал к Вадиму, то им и не было об чем говорить, так разнились их интересы и взгляды на жизнь, одно что было повсеместно с отцом так навязчивая гордость по единственному сыну, достаточно часто срывавшаяся с уст ссохшегося старика.
-Вот  Вадим у меня молодец, только сволочь эта!- Сцепив зубы озлоблено подразумевал, того кто безвинно покалечил его чадо, ловко переводя тему игриво радостной несуразности, дивного шуточного жаргона, слывшего как предвкушение любимой игры в рюмку, да дикого ржания от влитого нектара, разливавшегося по телу огненным удовольствием. Да, повторившись такому человеку нечего было сказать, даже родному сыну и эта меж личностная неприкасательность проистекала в обоюдный мораторий тихо скромного мира, без воин и политических трений, у кого и на кого более прав. Но Вадиму одних домашних ни как не хватало, с гаженное в уныние настроение духа, всегда грезило о общении со сверстниками которых не было, и о которых он скучал, и которые были так равнодушны к нему. Но к счастью порой наши надежды сбываются и оправдываются в малых возможностях на утраченное, и в один из долгих вечеров проводя то в кровати то на диване гостиной соглядатая осточертевшим своим однообразием  телевизор, по случаю смог разрядить свою накопившуюся до краев, пенную озлобленность, двумя добрыми гостями зашедшие к старому другу неся свои благие намеренья к людям, это были те еще не позабытые Сергей и Владимир, что несколько месяцев назад представлялись паломниками секты Иеговы и которые тогда не пройдя мимо Вадима, пытались в несколько раз, пояснить ему священное писание, пришедшее к нам из далеких тысячелетии, восхваленное во своей мудрости и разумности, пред темными заблудшими душами. Та неожиданность их него прихода, немного сконфузила Вадима, выводя к черте несмелого осторожничества, да та нотка брезгливости, и недоверчивой насмешливости, подавила все опасения, придав ему какого-то задорного верховенства над выдавшимся положением. Он находился в гостиной, да заслышав гостей с любопытством вооружившись костылями, попрыгал к прихожей, пытаясь сквозь коридорную темноту, разглядеть своих дорогих почитателей, еще не забывавших о его существовании. Сами они вежливо обменивались любезностями с матушкой, ни обращая ни какого внимания на  Вадима, словно не примечая его, тихо стоявшего у гардины дверного проема.
-Здравствуй Вадим давно мы с тобой не виделись, с того злосчастного дня, вы уж извините что мы не могли вас посетить раньше, мы искали больницу в которую вас повезли но четно. Это ужасная трагедия, но нет худа без добра, и я смотрю ты Вадим идешь на поправку и можешь ходить, хоть и на четырех ногах,- сводя к увеселительной погрешности своих радостных речей без умолку говорил Сергей, сбрасывая на ходу свою легкою черную куртку, открыв свой лощеный в идеале виглаженый пиджак, да тот открытый треугольник белой рубашки с углистым воротничком, окольцованный зелено желтым галстуком.
-Ой извините, мы так вошли и не спросили разрешения,- застыв на секунду и немного склонившись на правый бок, словно снятая куртка, державшую правой рукой чинила тяжелое неудобство. Сергей долго без словно своими хитро развеселыми глазенками, смотрел на силуэт Вадима, дожидаясь благосклонного ответа.
-Проходите,- сухо без излишнего торжества проговорив, перебирая костылями направившись к себе в комнату.
-Проходите ко мне,-  не оглядываясь да пнув концом третей ноги дверь своей скромной опочивальни, незваные гости толи не от удобства толи с других причин, притихнув неспешно раздеваясь да разуваясь, приводя во мраке прихожей себя в порядок, двинулись в след. Вадим в свою очередь, присев на кровать и умостив свою больную ногу по удобней, дожидался Сергея и Владимира, тихо в себе раздразнивая любопытство и интерес, чего им в очередной раз понадобилось.
«Ведь сколько времени без вести, хоть они то и были на месте аварии, и наверняка помогали попасть в больницу, а объявились только сей час,» давно приготовленная мысилька, скромного мщения в обиде, осуждала молодых бога служителей, так славившиеся на свою доброту и тщедушие сердца.
-Я еще раз прошу прощение Вадим,- проходя и остановившись среди комнаты говорил Сергей, сторонясь стола и не решаясь присесть.
-Мы с Владимиром по дикой иронии не могли тебя проведать ранние, мы отлучались по службе нашей организации в другие города нашей большой страны, бывая на семинарах, много знакомясь, и чтя в молитве со своими братьями и сестрами нашего милосердного бога Иегову,-
-Да не очень то и милосерден ваш Иегова,- с сарказмом перебив, обозвался Вадим.
-Пошел с вами, поверил вам, слушал ваших старейшин их пугливые речи. Ну обычные люди! Обычные разговоры! А назад возвращался и вот на тебе, пожалуйста,- недоговорив о своих обидах, Вадим постучал по твердой забинтованной поверхности гипса сковавшего его бедро, указывая на конечный результат их веселой прогулки во славу Иеговы после заутреней. И эти откровенности немного смутили Сергея, отобразившего на своем лице повинность за происшедшее, и он на некоторое время за молчал, на что его товарищ Владимир без замешательств, начал рваными фразами как-то успокаивать пополам переломанного недозревшего и уже обиженного птенца их храма.
-Никто не знает воли божьей, и кому какая уготовлена судьба. Наш Христос ради человечества пошел на более тяжелые муки и горести, и будучи убитым не разуверился во своем отце,-
-Мне сложно понимать такие рассуждения, но мне хотелось бы не жертвовать так собой, своей ногой, ради того что бы попасть под ясный ореол благословения великого бога. Ведь я не пророк и не мессия и даже не подобен вам, а самый обычный, таких миллионы, желавших покойной доброй жизни, без перепутий, без проблем,-  такие слова вырвавшиеся сами собой, воспламенили в его голове воспоминания о Филиппе Павловиче, который как и эти двое, делят мир на зло и добро, вдававшись в рассуждение и суд от личного мнения, пользуясь рваными фразами из святого писания, при этом окружая себя вокруг теми, которые искали в этом мире противоречий, страдавших от пылкости своего любопытства, заводившие в лабиринты безумия, и всегда обманываясь, принимая суету и без цельность своих беспрерывных действий в идею быть освобожденными, во втором грядущем дне, так проколачивая свою свободу, да таким образом из года в год ничего так и не добившись, и ни чего так и не решив. Такие люди теперь сидели и перед им, боявшиеся только одного просто жить, творить добро, копить мудрость, работать и сытится своими трудами. Не судить и не быть судимым, не делать зла и не знать его, сторонясь вольно позабыв и о самом этом отвратном понятии. А любые снисхождения к ближнему сносить за приличную норму взаимопомощи, исключая при этом само понимание божества и божественности, проживая во счастье и рае покойной души.
-Когда-то и мы были такими как все,- слегка слащаво улыбнулся Владимир, упреждающе своего товарища, продолжал дискуссию.
-Да, ничем ни отличаясь от любого, что мог бы предстать перед нами. Ну вспоминая тех друзей и товарищей, мы выпивали, курили, бесцельно пропадали ночами, и все эти, в общем незаконные вещи,- наглашая на презрении к прошлой жизни отзывался Владимир, пытаясь в пример выставить более точное объяснение, того хитро духовного процесса через который проходили они.
-Но ведь ты был снами, на нашем воскресном собрании, и ты видел наших друзей  что теперь живут более счастливей, ну по крайней мере без лишних проблем,- и здесь поспешил перебить Владимира многословный Сергей.
-Потому что мы все живем с богом Иеговой, и он о нас заботится,-
-Мне трудно возражать вам, и трудно вам верить, ведь мало вас знаю, и вашего бога,- заключил Вадим злорадно ухмыльнувшись двоим молодым провестникам господа, но эти слова не надолго смутили ребят, да сам  Вадим поспешил разрядить обстановку, желая не потерять ниточки общения текущей беседы.
-А может я чего и не понимаю, вот именно ты, если не ошибаюсь Сергей, как ты пришел к этому?-
Вадим опрокинул голову к верху, посмотрев в потолок заюлив хаотично руками у себя перед лицом, так указывая на необъяснимое, неопределенное, блаженство царства небесного и путь души к нему.
Замявшись да снизав несколько раз плечами, Сергей порешил по быстрей ответить на поставленный вопрос.
-Я случайно познакомился с Владимиром,- и братья переглянулись между собой, скромно улыбнувшись друг другу.
-И согласился посетить несколько собраний, и если на чистоту, то сразу было неудобно, да неловко в общении, потом еще когда-то сходил, потом еще, и в один момент сидя дома, увлекшись мыслью о писании, о боге, пришел к выводу, значившим что все написанное в библии есть правда, что оно так и есть в жизни, ну и все завещанное богом сбывается в этом мире, где к сожалению правит Сатана, и его зло,-
-Ну а почему твое откровение сошедшее ясностью, не затрагивает других?- Перебив спрашивал Вадим.
-О, тут ты ошибаешься Вадим, оно тронуло миллионы людей, наша организация огромна, только в Америке нас несколько миллионов,-
-А, но Америка не весь мир,- со смешком добавил Владимир.
-Ну не знаю, кроме вас я других не встречал, а я же не сторонюсь ни кого, правда,- пытаясь опрокинуть предоставленный аргумент.
-Вот я могу тебе Вадим зачитать из самого писания,-
Сергей потянулся к сумке, надеясь достать библию да озвучить цитату, но самому ему такие мелочи показались лишними, остановив искреннего доброжелателя чтившего святое письмо.
-Не надо, зачем, я вам верю, ведь вы хотите сказать то что каждому будет открыт мир небесный, со всеми теми благами, о которых мы только и мечтаем в этой короткой жизни, вы хотите поговорить о избранных. Да меня вы только не поняли, это совсем неинтересно, я не говорю о самой книге, а говорю о том чего желаю, а я желаю быть просто таким как все, не таится в самолюбии да восхищаться своими знаниями о новом завете, зачем к примеру это все мне, когда я не могу нормально жить, нормально ходить, нормально одеваться, да и другого без чего просто невозможно полноценно существовать,- немного повысив голос Вадим настаивал на бесполезной, бессмысленной проповеди, как этих ребят так и самого учения Христа.
-Это ошибка ошибочного мнения, ибо тот кто познал ласку господа, тот получает в дар первое; покой его души, второе что не всегда блага устраивают наше ежедневное пребывание во счастье. Полюбивши этот мир и своего ближнего, мир полюбит тебя и ближний протянет руку поддержки и взаимопомощи, только возрадуй бога Иегову в молитве и твоя жизнь будет  намного радостней,- вступался Сергей.
-Трудно с вами, так много противоречий, можно совсем спутаться,-
-Хе, хе,- ехидно прошипел Владимир, сладко причмокнул своим вожделением, перед тем кто попался в одну из ловушек, замысловатого корыстного человеческого разума.
-Вот, Вадим ты не желаешь разобраться, а только ищешь выгоды и противоречий, а если изучать библию только ради одних противоречий и выгод то ты никогда не узнаешь бога Иегову, все будет бессмысленно, нужно читать писание и наши книги с верой, и вот прекрасный журнал, «Сторожевая башня,» здесь краткие, лаконичные описаний стихов от апостолов, самой жизни Иисуса Христа, с подробными, разбирательствами до самых тончайших деталей. Ты почитай на досуге, ведь от тебя Вадим не отнимется,-
Сергей протянул желтенький тонкий журнальчик с прекрасным рисунком, добродушной светлой семьи, среди садов незнаного рая, в обнимку позировавших в своей благоухающей озаренности, безмерной любви к тем, кто позарился созерцать их блаженство, изливавшегося с титульного листа малой брошюрки.
-И вот еще о той ошибке, о той ловушке которую нам устраивает Сатана, ты думаешь что здесь не правда, лож, обман. А ты представь Вадим сколько людей тратятся в работе, изучая писание для создания такого путеводного журнала и этих книг. Заботясь о собрании и каждом из нас, посуди, разве такое количество людей может ошибаться, ведь мы же не похожи на глупцов. Совсем напротив эта откровенность пришла с рождением нашей организации, и наш путь это путь к господу, и каждый из нас получит благословение в вере, и вот ты Вадим можешь сам посудить, о том что мы говорили, и о том что сам можешь подчеркнуть с журнала «Сторожевая башня,»-
Вадим снова в ответ ухмыльнулся, ретиво обозвавшись о врученном подарке.
-По моему у меня такой когда-то был, в прошлой здоровой жизни,- но не отказавшись принявши положил тонкий переплетик, самых святых и необходимых поучений, вместе с молитвами для всех покорных богу Иеговы, возложил рядышком возле себя, продолжая своим ехидством и насмешливым злорадством, застывшего на его лице палить своих гостей.
 Замечая это, божественные братья не желали на долго задерживаться, да снова замявшись в безмолвии, не могли разрешить их нее прощание с не совсем радушным апонентом, которому они в очередной раз принесли в дар самое что не наесть ценное в этом мири, спасение, спасение души, и который не осознавая своей глупости кочевряжится и подтрунивает над их словами.
-Вадим к тебе еще можно будет зайти?- Спрашивал Владимир, прямо и открыто посмотрев на слегка удивившегося Вадима, что не спешивши отвечать облегчился своей немного излукавившейся физиономией, но этот вопрос в неожиданность другим разрешила матушка, выскочив с полумрака коридора, пройдя в комнату.
-Заходите, заходите, не забывайте Вадима, мы всегда будем вам только рады, приходите, приходите, навещайте,- повторялась Татьяна Григорьевна, при этом не беря в суждение сами пожелания сына.
Сами гости Сергей и Владимир, начали быстро собираться, на ходу благодаря за приглашение хозяйки, коротко прощаясь с самим Вадимом да давая слово обязательно зайти на следующей недели. И только когда молодые проповедники покинули квартиру, слегка прихлопнув за собой входную дверь, и Вадим снова окунулся в привычную мертво затхлую покойность, скучную унылость своего одиночества, на которое не возможно было злится и с которым невозможно было чему-то порадоваться. Ни о чем не разговаривая с матушкой он вновь вооружившись костылями, попрыгал к гостиной, пытаясь хоть как-то себя занять у телевизора и сдержать свое ревностное озлобление к тем здоровым парням. Что могло в любую минуту вылиться истерией на родную матушку с руганью и попреками, в которых он со всей искренностью открывал все положение его молодых дел и перспектив на близкое грядущее. Пытаясь при этом уличить всех виновных в его страданиях, напоминая о его бедности да теперешнем уродстве, что палило юную душу с самой большой неугомонной жестокостью.   
День за днем уходили, словно таяли в осени туманы, горькой сырости обещания Сергея и Владимира посетить больного, исстрачивая все сроки и ту радость ожидания. Как не было Вадиму сними, но они могли по принимать хоть какое-то участие в его жизни, разделяя его длинные часы скуки да одиночества. Он так и не притронулся к врученной ему литературе, желтенького журнальчика оставленного на столе его комнате, и который иногда напоминал о себе, только одним что где-то еще у него должна была быть подобная макулатура, оставленная  теми же  Сергеем и Владимирам еще перед аварией, в общем как и теперь не принимая подобную ерунду во внимание он тихо скучал. Но все же в один день, пришедший в большой город измокшей прохладой мелкого сыпавшегося дождя из низких серых туч, покрывших небо от горизонта до горизонта, Вадим смог  его засухаренное невежество, то заносчивое чистоплюйство, которое вредило раскрыть буклет немного отсторонить, да чего-то может полезного со строк писания принять для себя. Он попытался отыскать остальные брошюрки и быстро их нашел, умостившись возле стола на стуле, он начал с неотъемлемой жадностью глотать название книжечек, журналов, статей, которые с однообразным разнообразием сыпались со страничек святого письма. «Чему на самом дели учит библия?» «То чего не разрушить ни какой стихией.» «Нужно ли боятся армагидона?» «Самый великий человек, который когда либо жил.» и много чего другого, успело промелькнуть у него перед глазами, но не смогши зацепится, интересное сразу же исчезало, подкупавши его сознание бурным любопытством и любознательностью, он снова и снова проглядывал те же журнальчики, буклеты и иллюстрированные книжонки, пока его такую старательную канитель не остановило слово, Дьявол, верней название короткого очерка, «Почему бог до сих пор не устранил Дьявола?» само название, в нем порождало противоречие, внутреннюю не состыковку без объяснимой логичности.
«И почему он в действительности позволил, своему злейшему врагу существовать?» Отбивалось дополнительным вопросом, мысль духовного недоразумения ума Вадима. Подвинув статью поближе  начав ее читать, в устной форме излагая в себе строку за строкой, абзац за абзацем.
                - Почему бог до сих пор не устранил дьявола?
Если бы вы могли облегчить чье-то страдание разве бы вы этого не сделали? Вовремя стихийных бедствий спасатели тут же мчатся на помощь совсем незнакомым людям. Поэтому кто-то, возможно спросит: «Почему бог так долго не устраняет Дьявола, обрекая людей на не мыслимые страдания?»
Что бы ответить на этот вопрос, представьте себе важнейший судебный процесс. Убийца отчаянно пытается помешать судебному разбирательству, заявляя что судья не честно ведет заседание и что он подкупил присяжных. Поэтому выступить на суде позволено огромному множеству свидетелей. Судья знает что длительный процесс создаст не мало трудностей, и хочет завершить дело без проволочек. Однако он сознает: для вынесения решения которое в будущем послужит прецедентом, обоим сторонам нужно достаточно времени, что бы представить свои аргументы.
Но какое отношение этот пример имеет к выводу, который Дьявол, называемый так же, «Драконом, змеем и Сатаной,» бросив Иегове – «Всевышнему над всей землей» (Откровение 12:9; псалом 83:18).  Кто такой Дьявол на самом деле? В чем он обвиняет бога Иегову? И когда бог его устранит?
                Бог устанавливает прецедент.
Изначально духовное сознание, в последствии ставшее Дьяволом было одним из совершенных ангелов бога (Иов 1:6:7). Он сам стал Дьяволом, когда им завладело эгоистическое стремление: он жаждал поклонения людей. Поэтому этот ангел подверг сомнению божье право на власть, и даже намекнул бут-то бог не достоин что бы ему повиновались. Он обвинил всех людей в том, что они служат богу лишь за благословение и «проклянут» своего творца, как только столкнутся с трудностями, (Иов 1:8-11:2:4,5).
Что же предпринял бог в ответ на обвинение Сатаны? Насильственные действия бы не дали ответа на поднятый вопрос. Если бы бог уничтожил Дьявола в Эдемском саду, некоторые, вероятно подумали бы, что Дьявол прав. Поэтому бог имевший абсолютную власть, начал судебный процесс. Он хотел что бы все наблюдающие за этим процессом увидели, как решится спорный вопрос.
В согласии со своими принципами и обладая совершенной справедливостью, бог Иегова поставил что каждая сторона должна представить в свою защиту свидетелей. Это позволило потомкам Адама жить и доказывать свою любовь к богу тем, что, не смотря ни на какие испытания, они сохранили свою непорочность.
                Долго ли еще?
Бог Иегова как ни кто другой осознает, что пока идет этот судебный процесс, люди продолжают страдать. Но он намерен завершить как можно скорей. Библия называет Иегову «Отцом сострадания и богом всякого утешения,» (2 Коринфянам 1:3). Несомненно «Бог всякого утешения» не позволит Дьяволу существовать дольше отведенного для него времени, и устранит весь причиненный им вред. В тоже время бог не уничтожит Дьявола раньше срока, пока полностью не завершится вселенский судебный процесс.
Когда спорные вопросы будут решены, право Иеговы осуществлять власть будет доказано раз и навсегда. Судебный процесс против Сатаны станет правовым прецедентом навеки. При этом если когда ни будь, богу снова будет брошен подобный вызов, у него будут готовы ответы.
В определенное время бог Иегова даст указания, своему воскресному сыну, устранить Дьявола, и последствия его злых дел. В библии говорится, что в конце концов Христос, «передаст царство своему богу и отцу. Он должен царствовать пока бог положит под ноги его всех врагов. Последний враг с которых будет покончен,- смерть». (1 Коринфянам 15:24-26).  Библия обещает что однажды настанет счастливое время, когда вся земля станет раем! И как изначально замышлял бог, люди там будут жить в мире. В священном писании сказано: «кроткие наследуют землю и насладятся обилием мира. Праведные наследуют землю и будут жить на ней вечно,» (Псалом 37:11,29). Такое будущее согласно библии, ожидает служителей бога: « Вот шатер бога с людьми, и он будет жить с ними. Они будут его народом, и сам бог будет с ними. Тогда он отрет всякую слезу с их глаз, и смерти уже не будет, ни скорби ни вопля, ни боли уже не будет. Прежнее прошло,» (Откровение 21:3,1).
                Задумались ли вы?
В чем Дьявол ложно обвинил бога и людей?
                (Иов1:8-11)
Какие качества бога убеждают нас, что в свое время он устранит Дьявола?
                (2 Коринфяне 1:3)
Какую надежду дает бог?
                (Откровение 21:3,4)
                Пробудись! Декабрь 2010 от 11.
Прочитанная статья на Вадима конечно не произлила чисто духовного исцеления, но все же затронула не много разгулявшееся воображение, коснувшись дивного суда, над первым врагом самого бога Иеговы, последний из которых был обязан разводить демагогию для оправдания своих прав, верховного владычества над всем духовным и живым миром. Такие рассуждения самому Вадиму казались странными и немного нелепыми, его сознание не могло дотянутся к тем сокровенным тайнам, разрешениям, заключавшимися в себе противоречием, и тут же величайшими истинами. Возводя во свой пример, он не понимал зачем в его холодильнику может быть испорченный продукт, который своим запахом, зловонием, портит другие фрукты и овощи, и по чему он как хозяин не может выбросить лишнее, оправдывая что ценность его гадостного вкуса, позволяет иметь для других контраст; и сладкому, кислому, воздушному, суля растворится исчезнуть в пресности изобилия, но и другое он не понимал из такой простой фруктовой логики, почему его во святости старенький холодильничок пуст, и то всякое зловонное было в самом раннем его и морозка взрослении съедено, не успевшее завалятся за толстенькой беленькой дверцей, порой так громко рычащего ящичка. Он предполагал что такая личность как Сатана, поспешил посетить и его семью, опередив ранние самого милостивого бога Иегову, которому как оказывалось дорог каждый человек рожденный на этой христианской земле, где уж спустя две тысячи лет почитают только одного небесного кумира Христа, и которому за эти то немалые годы, в бесконечном отрезке времени возлагалась самая великая почесть от знати народной и самого мелкого индивидуума, получившего с материнским молоком и теплом, клеймо крещения, не имея при этом своей сознательной воли будучи в бессознательном младенчестве. Но а по взрослой части поздно было выбирать родных, страну, богов, и свои заученные прописные мнения и суждения, сошедшие к доктрине мудрейших и сильнейших нашего общества, и это главное Вадим понимал, он понимал что он от крови христианин и его бог тот человек который сумел подняться на небо, взывая к вере и любви. И тут он понял что он настоящий верующий человек, человек который обучен и воспитан в духе прогрессивного существа, вечно скитавшегося в поисках идола и духовных ценностей, за которые будет сражаться, которые будет отстаивать, своим голосом, своими силами тела, и которым будет верен до конца своей жизни, веря в свой путь и веря в свое избрание. Но так же он осознавал с четкостью и ясностью слова, верней выдавленного в нем чувства доброты и любви, что сложившиеся пазлом милосердия и бескорыстия, парившие во строгости взора его совести, признавались во самых смелых идеях и решениях строить дом своей личной истории, тут же боясь за малую долю своей разгульной неосторожности, намерено навредить кому-то близ стоявшему, обычному сожителю его же социальной колонии, ценя личную свободу своего соседа, и так давая право быть полным хозяином жизни, что конечно так же в никоем случае не затрагивала и его пространство, его веру, его идеалы, его свободу, его любовь, граничившей миром для других. Вадим не остановился конечно, на одной статье о Дьяволе, а пробовал еще с приложенным усилиями и старанием восьмилетнего школьника прочесть несколько коротких очерков на святую тему о высоком, но что бы он не внимал скользившими по строчка глазами. Все казалось однообразным и немного скучным, по одной единственной причине, где бы он не находил чего-то интересного, пытливого для его ума, как тут же искренне чистая мудрость Иеговы растворяла клубившиеся помыслы в сухих, твердых и непоколебимых ответах, на те или другие духовные проблемы и душевные споры, о боге, религии и в общем обо всем христианстве. Проще объясняя, эти книги, журнальчики, буклеты, словно по подобранному шаблону, избранных проблем души и духа человеческого, предлагали тут же и свое разрешение, ответы, на заведомо вселенной боли тех же сомнений человеческих вопросов, без малейшей самой крошечной свободы, может слегка извращенной, мало дикой но не принадлежащей к строгой конституции одноликих общественных мнений, запечатленных на страницах современного святого писания. И именно это Вадиму казалось скучным, ведь чем интересен кроссворд или другая забавная головоломка на которую так хочется растратится своим умственным потенциалом, своим человеческим предрешением разумного существа, но когда вы тут же сразу при задачи получаете и ответ, подобно армейской дисциплине, имея приказ и способ его выполнения вы можете натолкнутся на бессмыслие своей разумности. Но все же та беда, то положение сковавшее Вадима в неподвижность среди четырех стен малой квартирки, нашептывавшей свои правила, свои мало зазорные желания, в имении хоть какого-то общения и снятия того громоздкого камня, беременной обиды на себя и родителей, да на целый мир, искавшее соприкосновения в общении со сверстниками, что и казалось для него много сложным, в описании его сокровенных страданий измученной души, должна была разрешится. И все таки такова надежда имелась, в основе хранившаяся в воображении, мелкими добрыми спорами с приводу тех же почему-то начавших интересовать духовных проблем, что теперь становились для него много значительными.
«Что в общем из себя представляет сам бог Иегова?» «Его значение на самой земле?» «Многих ли служители писания смогли обратить во свою веру и сколько именно?» «И почему тот же Иисус, будучи сыном всевышнего своего отца, имел такую плачевную горестную судьбу?» «И самое главное имеет ли это все, пришедшее к нам сквозь тысячелетия хоть какой-то смысл для современного человека?» Эти подымавшиеся вопросы в полу пустой голове Вадима, сплетались в целые коловороты самых неразрешимых мыслимых рассуждений, увлекая за собой время как разменную монету его интереса. Он чаще и чаще обращал свое внимание на библию толстенькую черненькую книжицу, где для его еще слабого ума не находилось ни чего ясного и собранного, в методично точном изложении летописей, откровений и пророчеств, ведя хронологию от так званого начала светлого мира. Вычитывая стих за стихом от своего разрозненного любопытства, прокатывавшегося от начала до конца книги, Вадим можно сказать только запутывался в немалом писании, но при этом будучи хоть и не созревшим фанатом, выхватывал с помощью сачка своего остроумия крылатые фразы, Моисея, Христа, пытаясь их тут же испробовать на родных, матушке и отце, на что вечно пьяненький глава лишь тихо посмеивался над нескладной важностью своего одуревшего от святости чада, но в этом поведении не было еще той искренности и уверенность, что водружает в кипящий бульон чувств питательного фанатизма. Эти реплики из высших сфер, походили более на возгласы попугая, изредка вырывавшиеся наружу, испытывая внешний мир на одобрения и ласку, в доброте затрагивавших перво появившихся почитателей.
 С целый месяц не было слышно ни Сергея ни угрюмого Владимира, что по всей вероятности, остро восприняли прошлое резкое  отношение его к им, и порешивши наверняка потравить несчастного одиночеством и личной обидой, не выходившей  с Вадима уж долгое время, позабыв о таком несносном молодом человеке, не имевшего уважения ни к ним, ни к их нему богу Иегове. Да все таки они объявились, придя ближе к вечеру они словно с собой снова притащили дождевые тучи, которые значительно омрачили и до того тускневший во мраке осенний вечер, они вновь с радивостью и веселостью своих миловидных мелодичных тонов долго разговаривали  с матушкой не покидая прихожую, а сам Вадим теперь прибывал в своей комнате и как раз перелистывал яркие иллюстрации книжонки: «Самый великий человек который когда либо жил». Он принимал в этот вечер гостей с нескрываемой радостью, на его лице играла веселая улыбка, а светлые глаза ретиво бегали, отблескивая искринками внутреннего торжества, восторга, радуясь тем кто все таки не позабыл о нем.
-Вот мы снова и встретились,- не теряя своего энтузиазма, своей вышколенной  вежливости, войдя в комнату обращался Сергей, за которым тут же прошел и Владимир, тихо и не понятно пробормотавши приветствие, отдавая чуть заметный доверительный в доброжелательности поклон. Вадим поспешил освободить стул возле стола, переместившись на кровать, таким образом позволив гостям присесть на единственное кресло и единственный стул в его комнатушке.
-Здравствуйте, и мне хотелось с вами встретится,- бодро отвечал Вадим, расталкивая спиной сбившиеся позади подушки и поудобней устраиваясь на ложе, не позабыв прихватить с собой над ценнейшую книгу, о самом великом человеке.
-Здравствуй, видимо ты Вадим заинтересовался?- Не оставляя места для паузы спрашивал Сергей.
-Немного,- с валидной расценкой своего ответа клонившего к важничеству, к пламенной искре любопытства, уже без излишней брезгливости к братьям в ответе проявлял  им свой интерес.
-И мы верили, надеялись что Иегова обратит свое внимание на тебя,- вступительным монологом начал Сергей.
-Потому как человек который хоть на долю своего существа, хоть на каплю души, проник в строки святого письма, не может быть более равнодушным. Ведь доброта исходившая от господнего света не оставляет ни кого, и человек сам тогда желает прибывать в этом благоухающем  состоянии, положении, скрашивая свою духовную жизнь, покоем и беспечностью, оставаясь в покаянии и смирении перед самим Иеговой. Вот и тебе Вадим подвернулся случай познакомится с ним, и поверь он примет тебя как сына,- Сергей на секунду замолчал, давая своему окончанию дойти до логичной черты, что должна была мыслью шепнуть великое имя Христа.
-Подобно Иисусу которым ты зачитался, и который есть наше наследие в заповедях, что чтим и исполняем. И тут можно сказать без лишнего зазрения, мы походим на сына человеческого, что без устали проповедовал путешествуя землями иудейскими, вселявши в сердца обычных людей надежду, веру и любовь, любовь к единственному богу и его отцу, так и мы спустя канувших в бездну прошлых столетий, приходим к людям с той же проповедью, с тем же намереньем открыть каждому правду, правду, и истину о боге Иегове. Мы говорим о нем и пытаемся понять его, в уповании склоняясь на книгу библию, начатой во своих строках со времен сотворения мира, и сохранившая свою ценность в настоящем, ставши проводным путем сквозь непростую жизнь, которой к сожалению правит Сатана,-
Услышав в словах Сергея воспаленное волнение, уже какого-то не видимого противоборства, Вадим поспешил перебить.
-И это можно прочесть в библии?-
-Что,- переспросил Сергей.
-Что Сатане в действительности была отдана власть над землей,-
В ответ, Сергей с Владимиром между собой переглянулись да с непритворным лукавством улыбнулись любознательному пионеру, и тут же Владимир с откуда-то взявшейся в его руке библии, начал шурша отыскивать нужное место.
-От луки 4:6, «Дьявол сказал ему: я дам тебе всю власть над ими и их славу, потому что эта власть отдана мне, и я даю ее кому хочу».- с четкой выразительностью процитировал Владимир.
-Совершено верно, и вероятней всего Иисус и купился на предложение Дьявола, принять власть над всеми народами, ведь христианство процветает,- с увеселительной меланхолией своего ответа и конечного замечания, отразил от себя цитату брата Владимира, при этом не позабыв снять с зависшего в воздухе недоумения, тяжесть недопонимания, громко рассмеявшись над своими словами.
-Нет, это так, остренькое предположение человека не знаного, профана что ли,- добавил Вадим с мерной радостью возгласа, посмотрев на Сергея что так же без лишнего лицемерия робко улыбался в ответ.
-Да тут, мы можем указать на истинность! Вот Вадим сам посуди, зачем было Христу идти на соглашение с темной стороной, предлагавшей власть над всем человечеством, когда он же ее ранние получил от своего отца, бога Иеговы, абсурд правильно Вадим,-
Вадим слегка лишь кивнул головой, в предвкушении услышать что либо еще интересного и достаточно интригующего, пусть образного но трогавшего его струны души.
-Ведь ты Вадим может и слышал раньше от других, но сам Иисус был послан на землю для спасения всего человечества, жившего тогда и после, то есть нас, тебя и всех кого мы знаем, кого мы любим и кого ненавидим, к кому добры и с кем враждуем, он спас всех, и вот что самое главное и интересное что это все истинная правда, его смерть спасла нас, он умер для нас, ради нас, ради нашей жизни, но мы не ведая оказываемся и не так  благодарны к этой жертве, не имея ни какого почета к Иегове. Я говорю о жертве, потому что она и была фактически  принесена небесным отцом, это он положил на алтарь нашего человеческого зла, нашей тьмы, любви к сатанинским порокам своего родного сына, отдав на страдания и муки. Поручив ему только одно дело, нести благую весть и спасении во прощении, в покаянии перед его отцом богом Иеговой, правда Вадим! Выходит не малая жертва, отдать своего сына на поруганье слугам нечистого?-
От такого нравоучения религиозного монолога с отяжелевшей в основании кровавой моралью, Вадим еще более притих, боясь показать свое смятение тронувшее его равновесие, он лишь по прежнему в кроткой улыбке лыбился, своему первому ловко сыпавшего своей убедительностью не погодам мудрого учителя.
-И это точно, мы мало когда понимаем, кому мы обязаны за жизнь на земле,- не теряя инициативы ловцов, подпрягался Владимир.
-Но самое главное,- продолжал Сергей.
-Веришь ли ты в Иегову? И если ты имеешь эту искру, и в тебе хранится вера в высшие идеалы, духовные ценности, то их ты можешь только подкрепить в священном писании,- Сергей косо бросил взгляд на библию Владимира и добавил.
-Перевод нового мира, с помощью этой книги мы можем развиваться и расти,-
-Я и так вырос,- шутливо прервал Вадим, пытаясь умножить свой юмор, сглаживая суровость и строгость, того серьезного разговора, произвольно сошедшего к так званому главному.
-Духовно, конечно духовно,- радиво с поддержкой своего честолюбия, миловидно поигрывая теплыми минами своего бледного лица, повторялся в несколько раз Сергей.
-Вы знаете, я сам согласен, ведь это не маловажно,- наконец-то скинув маску шута, и проникшись тем значимым, глубоким пониманием тех вещей о которых они говорили. Что так тронуло его настроение отобразив в гибкости совсем не притворного важничества, блудившего в отверженности своего такого трудного решения, прильнуть к проблемам человечества. И вот это все вышесказанное заиграло в его лице необычайной томностью фанатизма, без чувственного, пустого, но всегда манящего, привораживавшего своими необычайными просторами, той не заинтересованности в чем либо, кроме славы во своего кумира, Иеговы. Но Вадим ни долго млел во своем духовном умопомрачении, и воспламенив любопытство развел свои улыбчивые уста в новых вопросах, ни так интересовавших его и мучавших до боли душевных неразрешимостей, как первыми павшими на мысль.
-Я немного прочитал этой книги, и скажу что иллюстрации здесь попросту прекрасны,- сводя снова к шутовству, Вадим с медленностью движения вольно колыхнул по воздуху брошюркой о Христе.
-Но хотел немного полюбопытствовать с вами. Ведь в данное время ни кто и не говорит и не вспоминает о жертовниках и жертвах, относя эти ритуалы к кровавости язычников, но вот здесь можно зачитать, упоминания того что когда Иисус появился на свет, то Мария принесла в жертву во хвалу бога две птицы. И далее я подчеркнул что сам Иисус не был против такого порядка, он лишь желал искоренения торговцев жертвами, то есть то что должно ложится на алтарь в знак дара, а оно продавалось в храмах и это было ненавистно самому Христу, так почему сей час нет жертвенников, и самих приносящих жертв, иль я просто ошибаюсь?- Пытаясь с точностью изложить суть своего вопроса, спрашивал Вадим Сергея, которому с его сиявшего виду, само спрашиваемое приходилось по нраву.
-Но мы Вадим можем вернутся немного назад, одним десятком минут, когда упоминали что Иегова, ради человечества принес самую большую жертву, своего сына, невзирая на любовь к нему, так разрушив все старые традиции и возвестив о новой вести, о новом порядке всей системы вещей. Нам не нужно теперь строить алтарей и убывать ягненка на глазах сотен людей, ведь когда мы, и все наши братья нашей организации жертвуют большим, своей любовью, да своей верой в Иегову, вложенной наконец своей жизнью в его добрые и справедливые руки, то разве эту жертву может затмить, убийство животного?-
-Наверное точней сказать, это пережиток старого,- перебил, округлив ответ Вадим, но Сергей долго мялся давая искреннею волю к сказанному.
-Но не совсем, мы конечно почитаем исторические этапы, долгий и сложный путь служителей Иеговы, легший мудростями не малых строк святого писания, но может верней сказать наша теперешняя жертва немного изменилась, и мы свою доброту называем жертвой ради Иеговы, ведь помогая ближнему мы исполняем заповедь Христа, таким образом ложа на алтарь, свои искрение восхваления Иегове. И много заповедей мы знаем, а сколько помним, не убей, ни укради, вот и все, но поверь Вадим скольким нужно было пожертвовать ради сохранения себя в чистоте, следуя всем заповедям.-
-Которые с одной оно стороны, кажется ни так уж и много, но вследствие  их разбирательства и опробованиях на себе, постают чем-то совсем не простым. А иногда слабые люди так и продолжают отдаваться греху и порочности,- обозвался Владимир, с удивлением прикрякнув в начале и конце своей длиной речи, так подмечая свою грамотность и авторитет истца святого письма, которое он ловко цитировал со знанием книги,  без затруднений открыв на нужной странице.
-Библия преподносит заповеди только двух человек, десять из которых Моисея, и две озвученные значительно позже в самом времени жизни Иисуса Христа,- выдержав несколько секунд молчаливого эпилога, Владимир зачитал найденные строки. От чтения которых соседствующий Сергей, только плывя в улыбке глубоко в себе восторгался, точнее сказать пытался вывернуть свою духовность наружу, под искренно истинные слова их пророков.
-Первое: «У тебя не должно быть другого бога, кроме меня,» второе: «Не делай себе резное или какое либо другое изображение того, что в небесах, в верху, на земле, в низу, или в водах ниже земли,» Тут говорится что мы не должны создавать себе идолов и им поклонятся,- объяснял Владимир снова воткнувшись в рябь белой страницы.
-«Не используй имени Иеговы, твоего бога неподобающим образом,»
«Помни о том что субботний день нужно считать святым,»
Пятая заповедь: «Чти отца твоего и мать,»
«Не убивай,»
«Не прелюбодействуй,»
«Не кради,»
«Не лжесвидетельствуй против своего ближнего,»
И последняя: «Не желай дома твоего ближнего, не желай жены его,» а здесь упоминается наша зависть и ее грешная сторона,-
-Немного строговато, какая-то репрессивная жестокость,- хихикая с веселостью озвучивал услышанное Вадим.
-Но ни чего наверняка не бывает просто так, и коль они были принесены богом, то для нас они должны быть значимы, верно я говорю Сергей,- продолжал умничать Вадим, обращаясь к ненадолго умолкшему брату по духу.
-Правильно, ведь зачем бы нашему творцу было бы озадачивать свое творение, ну чем-то нелепым, невразумительным и бесполезным для нас и для нашей духовности, ведь каждая заповедь требует от нас усилий, и наши труды восполнит Иегова даря нам покой, благополучие и вечную жизнь,-
-Но это не все,- с малым признаком недовольства, за то что его отсторонили на второй план вмешался Владимир.
-Не нужно забывать о заповедях и самого Иисуса Христа: «Люби твоего бога всем сердцем, всей душою и всем разумом,»
И вторая: «Возлюби своего ближнего как самого себя,»- Владимир сложил библию, давая простор для разговора, в неуклюжей гордости повертевшись на стуле возле стола.
-Да здесь вторую заповедь Иисуса Христа можно подчеркнуть одной из главнейших. Вот ты Вадим только вообрази, если бы в один момент все люди на земле возлюбили друг друга как самого себя, наше общество более не знало бы воин и экономических трудностей, мы позабыли бы о преступности о ссорах, на сколько мы бы стали добрей и лучше,-
Эти слова Сергея значительно впечатлили Вадима, он даже немного впал в задумчивое состояние пытаясь своим сознанием, ухватить ниточки такого невообразимого чуда, человеческой, всеобъемлющей во всех прослойках любви и любови, но к сожалению вся картина представленного почему-то не складывалась, не отыскавши подобные аналогии в жизни, застывала серой пустотой бессильной фантазией.
-Это было бы круто!- Выдавил с себя в тяжелом вздохе Вадим.
-Вот видишь нет такого человека который бы не согласился с этой заповедью,  знаменуя ее великой, ведь те блага которые могли выйти следствием выполнения простого во всем условия, возлюби ближнего как самого себя, были бы и по правде чудесными, плодородными для человека для всего общества, для всего мира, почитавшего единого бога Иегову, но у вы нет еще по видимому таких людей на земле,- да не успев до развить свою идейность, Сергей как бы сбивши, тяжелым кряхтением бурно вздувшейся груди Владимира, да в один момент два брата по духу, без словесно с помощью лишь взгляда о чем-то перемолвились, сменяя, точней склоняя тему на другой лад.
-И видимо по тому что мало кому интересно слово Иеговы, ведь не следует забывать тот факт что мы все грешники, и мы всегда будем порочны, но только святое письмо и все прорицания Христа, апостолов, изложенных в библии, есть подробная инструкция избежать своего духовного падения, ведь не ценно само тело Вадим, а та душа которая дана богом и любима им. Конечно многие приходят к обиде и не пониманию самого понятия о грехе и греховности каждого из нас, испытывая в некоторой мере презрение к Адаму и Еве ослушавшихся бога, но ведь мы их наследие, ни так ли. Но позже когда мы Вадим будем изучать в подробностях библию, то ты сам узнаешь что Иегова нас простил, он проложил так сказать мост между двумя мирами, нашим грешным и небесным, и тут нету большой сложности этот мост отыскать,- не склоняясь к точному обозначению на намекавшее Сергей замолчал, давая волю Вадиму, что с легкой прозорливостью справился с предложенной загадкой, высоко подняв книгу, тяжело закивав нею в ответ спрашивавшего его испытателя.
-Верно конечно верно, это святое письмо,- Сергей поднявшись и немного подойдя к Вадиму, пристально посмотрел на него, того из теплевшего, из мякшего перед им и словами Иеговы юноши, подававшего надежды на спасение, и желание покинуть мир зла и разрушения храма господнего, своей души.
-Мы сегодня приятно поговорили, с пользой пообщались, о самом диковинном не доходящем до других, ибо их уши заняты одним лишь развратом. Вместе обсудили много важных тем, о которых забывают и вспоминают когда становится поздно. Да нам Вадим нужно поспеть еще на вечернее книги изучение, а осталось не так уж и много времени, но мы еще обязательно встретимся, мы зайдем к тебе,-
-Заходите, буду только рад,- с легкой грустью, отвечал немного растроганный Вадим, так же не спускавший взора с Сергей.
-Побыстрей выздоравливай, ибо то совсем малое что мы можем принести с собой в своих устах и в своем сердце,  в сравнении с проповедями наших братьев в воскресное собрание да так же будничных встречах, под покровом нашего нового зала царств,-
Сергей и Владимир радиво переглянулись между собой, словно на миг возрадовались какому-то значительному событию в их христианской жизни.
-Ну выздоравливать мне еще долго придется, месяца с два иль более, ну пока снимут гипс и я смогу хоть как-то передвигаться, но вы обмолвились зал царств, я помню был один раз в вашем съемном помещении клуба соседнего района, а теперь вижу вы смогли обустроить свое помещение, я так понимаю?-
-Мы конечно долго к этому шли, и много проявили стараний, и вот Иегова почтил и нас, и мы смогли построить свое местечко,  свой уголок, где мы духовно приходим к богу,- отвечал на любознательность Вадима, Сергей.
-Интересно было бы посмотреть,-
-Увидишь, мы на это надеемся,- Сергей с Владимиром снова переглянулись.
-Но конечно не прельщайся вымыслом, что наш зал царства украшен, готическими арками или еще чего, а стены исписанные художествами да иконами с образами, это все не верно, но об этом Вадим мы поговорим в следующий раз, а то мы и правда опоздаем,-
Немного вмешавшись Владимир добавил несколько слов с затронутого вопроса.
-В зале все скромненько, зачем украшать или испещрять заморским искусством стены, когда все в конце концов будет разрушено,-
Эти слова для Вадима стали последними, гости мягко пожав руку своему новому другу. Вышли в темную прихожую, где еще с десяток минут разговаривали с матушкой, пытаясь так же в короткой беседе направить Татьяну Григорьевну на путь к богу Иегове. Заботившегося во веки веков и теперь, о своих многочисленных творениях так ловко соорудившие целую цивилизацию, культуру, этичность разделения труда, среди пустой тьмы земли, в кровно потных потугах прямых изгнанников из рая. 
Да когда хруст метала разнесся эхом по малым комнатам, оповестив что то хоть и короткое радушие, добронравие, снисходившее на Вадима с общением с Сергеем и Владимира даря хоть какое-то малое но все же участие в целом мире, и что теперь хлопнуло дверью по себе оставив его в новь за гранью ценностей, красот, творческого порыва, глупостей и может безрассудности, но с живым ликом с наивными попытками скрашивать реальность да напоминать свое присутствие другим и быть рад тем же ближним. И это все рассыпалось, снеслось мутной водой печали, что с трудом уже пытались пробиться, сквозь застывшую улыбку на его лице, остававшейся кроткой памятью о прошлом общении со сверстниками, так в один момент ставшие дорогими и желанными для него.
-Они ушли,- тихо войдя проговорила матушка, не проходя далеко в центр комнаты, а остановившись у двери.
-Они очень хорошие, и занятые в такие молодце годы таким делом,- но не определив самого значения, видя что ее чадо мало увлечено положительным мнением, Татьяна Григорьевна без шумно скользнула обратно, стараясь больше не доставлять лишних беспокойств своему сыну, что потупившись, молчал в доброте теплого лица, смотря в полумрак черневшего окна, мраком незаметно расползавшегося по комнате, пытаясь полностью ее захватить. Вадим упираясь на костыли поднявшись вернулся к столу, зажегши свет маленькой оригинальной с виду лампы. И желтизна воздушно разошедшегося света мягкой теплотой скользнула по стенам, потолку, скрашивая постаревшие предметы и саму комнату, проливая для самого хозяина какое-то загадочно таинственное откровение, что созревши в намеренье и волновавшее в порождении чувств желало на волю, которым не хватало чуточку силы духа проявившись в словах, мыслях, образных представлениях его ума. Он седел и молча, в десятый а может и больше раз, перелистывал журналы и буклеты святого письма, да при этом не внимая ни одной буквы ни строки, вытягивал в своем сознании долгую мысль. 
«Нет а главное я не так одинок как мне казалось когда я очнулся после аварии, подумать только я и будучи здоровым не имел в людях особого спроса, но теперь если я принимаю в действительности то что говорится в этой книге, с черным переплетом и золочеными буквами, моими друзьями станут многочисленные люди, взрослые, сверстники, парни, девушки, вся организация, построенная на доброте и любовиобилии, постав моими защитниками перед миром, который меня той в прошлой жизни и не замечал, выставляя одной из мелких фигур большой доски большой игры, игры по сути без меня. Можно для себя рассудить, много ли в этом городе тех людей, которые могут вот так придти к моим дверям и нажать звонок, выкинуть с озорничеством какое-то дикое приветствие, и просто спросить как дела, а я бы ответил; хреново. Да не тот пассаж, растерялась по свету любовь к ближнему, да какая любовь великих истин, нет даже самого притворного одолжения, на несколько минут обычного уважения, где Алексей, где кто ни будь из двора, почему они исчезли, почему сама память пытается стереть их имена. Видимо нет тех друзей, которые желали бы разделить твою нужду, есть те которые могут разделить твою победу, но рыцари давно умерли, отдав мир в руки ворам и жуликам, умело превратив свое ремесло в искусство, но вот почему в этом мире самая большая ценность, самый большой приоритет это лож, и только лож может сойти к вершинам нашего так выразится мнимого благополучия.  Ну а зачем тогда вера человеку, не для того же что бы идти на поводу у обмана, не для того что бы тушевать в яркие краски реальность и обременять свою душу, что бы позже призирать, сожалеть о себе, нет вера нужна для истин, правды. Создатели которые не жалели своей жизни, исследуя законность, полезность, со всех этих тонких сторон как понимая игольчатой звездочки, ставшей путеводной мудростью для каждого. Но все же мое одиночество, уныние, скуку, я могу поделить на многих ибо я верю, ведь бог то есть на самом деле, или нет?- Своей эпохальной блудливой доктриной обозвалось и сомнение, Вадим немного повертелся на месте, и не покидая увлеченного листания журнальчиков. «Пробудитесь,» продолжал свою неумолимою мысленную тираду, в борьбе которой должна была склонится своими приоритетами к пафосным но во веки гордым ответам «Да» или «Нет».
«Может быть и так, ведь почему-то множество людей, которые меня окружают не признают ни какого бога, да и в общем он ли нужен сытному, ведь для чего человеку который в этом мире не знает преград, не знавши огорчений и сожалений, о своих потерях, о своих неразрешенных нуждах нужен какой-то бог, так зачем им бог? Но хотя таких как я немного, почему тогда другие так малы в своей вере к вечному великому и неповторимому, имевши доброю власть над нами, ведь каждый из них знает, или знаком с предложением о истинном сотворении мира, да первых людях Адаме и Еве, но может то и есть те слова Сергея в действительности, сказанные еще тогда перед аварией, что не все придут в царство боже, но многим будет дарована такая славная участь. Напротив мы тогда говорили что Сатана всегда будет преследовать истинно настоящих проповедников служащих Иегове, и их меньшинство, служащих единому богу во всем мире, во век обреченные на гонение и хулу, от неверных и фарисеев. Сергей говорил и тут же, когда сравнивал с  Христом имевший туже участь что и их организация, но может оно и так, иль наоборот? Человечество ни раз ошибалось принимая за лож те откровенности светлых гениев, талантов, дарившие позже чудеса своих умов и работ, принося одну только пользу, становясь в яркости времени вандалами реформаторами губя во прошлом цвет настоящего. Оно так грустно, совсем грустно понимая заведомо то, что тебя окружают те которые без своих добрых усилий, да остаются равнодушными к человеческому милосердию, вложенного в нас с самого момента сотворения, нет может они и не злы, но они не отвергают зла, давая вольность Дьяволу в надежде что их он не тронет, но так не бывает. И получается тогда что он вечный гость нашего праздника жизни, отравивший и отравляющий нашу радость, силу радости, к жизни, к миру, к тому кто все это создал, смешно, но так не бывает, творец по видимому велик».
Вадим потянулся к костылям для того что бы встать, и подойти к темному окну, где со стороны заднего двора и дальнего горизонта, малыми огнистыми звездочками, фонарей и окон жилых массивов, рисовался пейзаж вечернего города.
«Нет, это не может возникнуть просто так из нечего, сложившись с обычной случайностью из хаоса атомов, все ведь имеет свое начало, свою цель, пребывание, и свое следственное развитие, целенаправленное трансформирование, которое может быть объяснено, объяснено с помощью библии, да и наука не отстает, открывая новые и новые явления, к примеру электричество или радио волна, мы знаем процесс создания и процесс применения, но что это за эфемерный способ переноса по проводам энергетического тепла, спровоцированного нами на работу, мы не знаем, проводя в любое место куда пожелается, лишь бы кабеля хватило. Или те же волны, мы так говорим волны, но как они на самом деле выглядят мы и не представляем, может они и вправду плывут по волнам неба неся в себе информацию, а может и нет ни каких волн. Нет, на такие вопросы наша наука никогда не ответит, да и зачем ей это,» и в валившаяся пустота в голову немного облегчила его  созерцание сурово серого пейзажа, на котором нигде и не было видно какого либо шевеления, хоть какой-то проезжавшей машины, хоть какого-то проходившего человечка, столица словно застыла, лишь одна черная синева да точки света что как бут-то сцеплялись между собой, ложились странными иероглифами перед его взором, отображая во стойкости и выносливости лика песчано-кремневого, каменно серого монстра.
«Я дан богом и для бога!» Библейской рифмой выскочила мысль на сцену сознания, возводя к высотам души этот кричащий эпитет, растворивший во сложности рассудительною тираду, таким образом возложив на алтарь своих сокровенных внутренних ценностей, зарождавшееся чувство ликовавшей  и уже торжествовавшей веры.
                15
-Еще темно, и эта отступавшая вглубь земного мрака ночь, немного вгоняет нас мой друг в зыбкое, холодящее из нутрии оцепенение, как бут-то теми же мрачными тенями вытягивая с нас весь ужас черных и слепых для человека полумертвых прожитых в кошмаре фантомов времени. Но как ты видишь мой милый друг, это позади, за спиной, и нету воли и желаниям нам оглядываться и смотреть туда где пустота, где прошлость. Мы встречаем, приветствуем сам свет, открывший нам глаза, и радо принимаем то что горит в далеком горизонте, с самым теплым именем звезды великого солнца, что так безмерно поит мир лучами жизни.
Трава, лукавый мотылек в цветке, птица, змея, трусливый кролик, и даже ты и я, все ожили, все мы рады свету, он наполняет их и нас. Теперь мы видим, и не слепы как ночью, теперь мы слышим и можем созидать, да как и сама природа раскинувшаяся вокруг, тот буйные лес, те в бескрайности луга, тот стебелек который ты мой друг пытаешься стоптать неосторожно грубой лапой. И мы теперь можем идти, идти к звезде встречая свет, любить его вблизи.-
И два сплоченных не один век божественных существа словно впрыгнувших во свет, с тени отступавшей ночи, сбив с высокой луговой травы обильность утреней росы, двинулись навстречу только что забрежавшему  в дали над темно-зеленым лесом дуги огня, золота первых мягких во свежести теплых лучей. Вестник и его угольно черный друг все время смотря во свет не отрывая взора, по мерно двигались огромным простором девственной природы, по направлению того же света словно желали открыть его быстрей, да зажечь себя и весь мир в лучах огромного солнца. Что подымавшись с каждой секундой все выше и выше становилось ярче и более болезненно для глаз одиноких спутников, так насыщая пространство в яркости чистого золота.
-Сегодня мой друг нам нечего присутствовать там где шум и суета наполняет жизнь сотен, тысяч людей. Я бы хотел этот день провести в одиночестве в безмолвии, среди красот земли и великолепных явлений глубокого высокого неба, и за мечу то, что сама эта красота не может быть глухонемой, она и слышит и говорит, только нам ее нужно принять и понять для близкого разговора. Ведь в обществе друзей мы почему-то пусты для мыслей, склоняясь к увлекательным беседам где есть слова, есть твердое намеренье прямой неотвратимой силы слова, но нету стойкости, нет основы, мысли. Что любит одиночество, рассуждение, истинность, что любит приходить с нутрии тебя и наполнять тебя, даря в обильности покойностью и радость за твою разумность, да чистоты духовных просвещений. Пойдем к реке к воде, к туманам, там сон во свете дня, там мир иллюзий в границе с отвесным берегом, прозрачности плывущих мыслимых фантомов временных.-
 
Следующий день, не имел меньше радости чем прежний прошедший, хорошая новость от матушки подбодрила немного Вадима, как оказывалось с ее слов, тот злодей совершивший на него наезд, был успешно найден органами милиции. Что в меру своего бедствовавшего положению сулили скрывшемуся с места аварии, процессуально уголовной ответственностью, или полюбовного договора, в первую очередь с потерпевшим, а после возглашая на свое раскаянье с повинной, с самими стражами, ведшие следствии а точней с лейтенантом Лучковым, что с таким трудом и не без успешными усилиями, добросовестно справлялся со своей работой, на благо отечества и своей семьи, желавшей жить в мире, покое, и самое главное в достатке. Встреча с этим теперь злосчастным дорогим человеком, как раз предстояла сбыться, о после обеденном времени, обещавшего со слов самого служителя порядка, навестившего Татьяну Григорьевну не свет ни заря, да так словно порадовать да внемлить суть во правильности разговора, и их соглашения к денежному разрешению.
-Да я даже и не знаю как этого человека встречать?- Задавалась не легким вопросом, до конца не понимая самого порядка встречи с таким гостем и самого гостеприимства с человеком, что был частично виноват в их теперешних бедах.
-Чепуха,- отмахиваясь с буквальной апатией, успокаивал Вадим.
-Он придет и все станет понятно, по крайней мере его вина так же имеется, и он в полнее может получить срок и большие проблемы, а кому это нужно. Пусть он нам поможет, пусть раскошелится, и в общем то не переживай, это от нас все зависит,- убеждал Вадим пиная на их выгодное положение, над тем кто должен был в скорости прибыть для серьезного разговора.
-Вадимка, я ничего не говорила отцу. Может стоило бы?- Но не успев докончить, Татьяна Григорьевна получила резкое возражение, на такое пожелание быть либеральным членом их семьи.
-Ты правильно поступила, и нечего ему знать, да пусть он куда-то вовсе сойдет, нужны ли нам здесь скандалы, тем более мы незнаем кто этот негодяй,-
-И правда, и так стыдно, порой и слово сквозь горло не пролазит,- склонив голову, тихо почти не слышно проговорила Татьяна Григорьевна.
-Ты вот что, лучше подсчитай сколько было в деньгах потрачено на операцию, да в общем на лечение, ну и все расходы, и не забудь долги, ведь мы небось пол свету должны, хорошо,-
-Да тут Вадим и считать то нечего, я давно все обсчитала особенно долги,-
-И сколько?- снова перебив, в отчаянии услышать цифру спрашивал Вадим, что еще после ночного сна не мог оторваться от кровати, и пытался по пробуждению на ясную голову, разобраться в труднодоступных для него псалмах библии, желая уловить хоть какой-то смысл.
-От трех, до четырех тысяч,-
-Ну ни нашими, же,-
-Нет,- подтвердила Татьяна Григорьевна.
-Десять и не меньше, и пусть он только попробует не согласится!- Оборвал с твердостью своего решения Вадим, при этом давая понять что эта цифра не будет обсуждаться на далее, и за им есть последнее слово, слово потерпевшего. И более эта тема к самому приходу ожидаемого гостя не подымалась, если конечно не учитывать косвенных склонностей по данному вопросу, уточнения самих долгов и кому именно, округляя их финансовые дела столичного хозяйства, двух комнатной хрущовки лишенной каких либо нормально человеческих удобств. Износившегося и закупорившегося в последствии горячего водопровода, лишая с удобством помыться, сломанной газовой плиты, горевшая одной конфоркой, которой необходим был ремонт или вовсе замена, и все это в один момент могло поправится, по крайней мере оно уже поправлялось, хоть только и в одних мечтах и рассуждениях. Но о тотальном ремонте квартиры, конечно никто и не упоминал, зная что сума на которую они рассчитывали, не покроет самых явных грехов их жилища, малое обновление витало в их надеждах но не более, сытя их радостью на благие скорые перемены.
Ожидаемый гость не заставил себя долго ждать, и как только малая стрелка будильника, стоявшего на потемневшем от годов стареньком холодильнике перевалила за полдень как запищавший звонок входных дверей, оповестил о просящемся человеке с другой стороны. Это был мужчина лет сорока, еще свежий и коренастый собой, имея вид угрюмо важного, во значительности деловой персоны, и его серовато светлый костюм лоснившись на свету именно такое мнение и подтверждал, а сам зачинавшийся разговор отлунивал, грубостью и горделивостью мужа не умевшего вести себя в мягкости и взаимном снисхождении.
-Доброго вам дня, вы наверняка Татьяна Григорьевна, мать Вадима, вам должны были сообщить о нашей встрече, вы позволите войти? Мы должны поговорить!- 
Кругловатый гость с пустым лицом изрядно пугал матушку, что в ответ осознавая свою беззащитность только кивала головой.
-Меня зовут Анатолий Викторович, будем знакомится,- проталкивая во внутрь хозяйку, кремезный до меры гость пытался поместится в прихожей.
-Проходите, проходите,- чуть слышно проговорила Татьяна Григорьевна.
-Мы и правда вас ждали,- вышедши на встречу упираясь на костыли, первым заговорил с тем кто имел честь и возможность спустя три с половиной месяца назад сломить ему ногу и расшибить лоб.
-А вы Вадим, заведомо простите меня и примите мое соболезнование, я искренне сочувствую вашему положению,-
-Я не помню но как говорят свидетели, вы даже не остановились для оказания первой помощи, оставив меня истекать кровью на обочине, но в мире оказывается есть еще добрые люди, вызвавшие мне скорую помощь и сопроводившие к больнице. А вас еще пришлось искать со служащими милиции,- пытаясь расставить точки приоритетов, где их семья занимала высшее место, имея полную возможность диктовать свои правила и условия, в предстоящем разговоре для дальнейшей продуктивности, выражавшейся в помощи Анатолия Викторовича, познавшего такой неудачный опыт водителя, наехавшего на юношу и сбежавшего с места преступления.
-Я сожалею мне очень жаль, но ведь мы не можем время повернуть в спять и все исправить, и тогда почему нам не позаботится о настоящем, попробовать исправить ошибки теперешнего положения,- немного смягчаясь, но не теряя повелительности тона отвечал угрюмый гость.
-Вы проходите и присаживайтесь где удобно,- переборов чувство страха перед незнакомцем, да понимая что в выставлении без конца претензий они не смогут разрешить вопрос в их пользу, Татьяна Григорьевна пригласила пройти Анатолия Викторовича в гостиную, да успокоившись извлечь из всего худшего их совместного прошлого, чего-то полезного и мирного, взаимно обменявшись покоем для обоих сторон.   
-Не упрекайте меня, ведь не одна моя вина, и мне сулит судебный процесс,-
Защищался гость, проследовав за Татьяной Григорьевной, что приглашала присесть на диванчик.
На что Вадим умостившись напротив в кресле, лишь только ухмыльнулся.
-А мне вечная память, и сломанную ногу, которая может и не восстановится полной мерой, да разные регрессы, обострения на будущее,- не давал вставить слова Вадим.
-Ведь вы здесь именно и для того что бы снять из себя вину, и что нам стоит забрать заявление, и сразу же вы будете свободны и без забот, а мне еще несколько месяцев будучи горным ослом прыгать на костылях, да надеяться только на счастливое будущее,-
Теперь гость Анатолий Викторович, только еще больше насупился, молча смотря в пол перебирая пальцами, сложенные в один большой кулак двух рук, лихорадочно дрожавших среди раздвинутых толстых коленей.
-Вадим, но зачем ты так,- пытаясь остепенить пыл сына, обозвалась с робостью в голосе матушка.
-Помолчи, пусть слушает и пусть знает, любезный Анатолий Викторович нам нечего между нами раздувать доброжелательность, ни то положение. Вы не знаете сколько моя так выразится глупость и не осторожность, принесла страданий и породила нужды, в деньгах, да истраченных сил родителей, знавшие не только оскорбления и отказы, но и… да ладно об этом. Но вы также участник и мое слово десять тысяч уе, и поверти это вам обошлось еще дешево,- Вадим с ловкостью вспрыгнул на костыли, поспешив удалится к себе в комнату, но у самого косяка дверного проема обернулся и добавил тех же остреньких слов.
-И прощайте, я думаю мы с вами больше никогда не увидимся, и наверное вы сами желаете того же, прощайте,-
Пройдя в комнату, Вадим еще долго не мог придти в себя, злобность, с палившей грудь ненавистью не покидала его, и казалось желала о селиться навсегда. Он прислушивался к тихой продолжавшейся беседе матушки и Анатолия Викторовича, и так только больше раздразнивал своих бесов, которых сдерживало только одно, те слова соглашений, долетавшие к его ушам, от человека вогнавшего его на долго в больничную койку да и не только.
«Пусть убирается», отбивалась одна за другой мысль, «пусть убирается, да только пусть попробует схитрить». Но раздор души смог снизить свое мысленное поношение дорогого гостя, лишь только тогда, когда же за им захлопнулась дверь, и Татьяна Григорьевна не вошла тихой и робкой походкой прямиком к нему.
-Может я чего и напутала, но мне кажется этот человек, с виду честен,-
 Но Вадим не смог дальше слышать милейшую лесть в адрес только что ушедшего подлеца, которого он пожелал более не видеть в этой жизни.
-Этот честный человек сломал мне ногу, и вогнал тебя в долги, ты мать не забывай этого!- Упрекая, чихвостил Вадим.
-И он повторяю тебе, пришел сюда решать свои проблемы а не наши, ты это понимаешь, или нет?-
Татьяна Григорьевна стояла тихо, не пытаясь даже возразить.
-Он денег хоть пообещал вернуть, и когда от него их ждать?-
-Вернет, он офицер и живет загородом, я мало в этом понимаю но по моему с его слов он подполковник и имеет средства, пообещав после завтра привести три тысячи,- но не договорив как родное чадо, во крике посыпало вопросами.
-Почему три, ведь я говорил десять, ни каких заявлений что бы ты и не смела забирать!-
-Но послушай Вадим, он хоть, ну как это, подполковник, но сума большая, и ему нужно хоть кроху времени что бы ее собрать,-
-Пусть продает машину, пусть продает хоть душу дьяволу, почему это должно затрагивать нас, он виноват пусть платит, точней возмещает,- с цинизмом и похабством к падшей перед им жертве, изрекался не теряя запальничества Вадим.
-Он просил произвести выплату в рассрочку, послезавтра он завезет три тысячи, через две недели еще три, ну а позже остальные,-
-Когда позже!- Прикрикнув, перебил Вадим.
-Это лохотрон, нас хотят обмануть, ведь он то этот полкан Анатолий Викторович, заявление то желает что бы мы сразу же забрали, немедленно, побыстрей бы, вот так, да ведь так?- Вскинув руку, Вадим указательным пальцем, тыкал в осторонь стоявший силуэт матушки, словно желая втолкнуть в ее немудреную голову, истину явного обмана.
-Вот и пойдешь после завтра, когда получишь деньги и заберешь треть заявления,- отобразив на своем лице с этими словами, вид отрешенного не принуждения, так указывая что их беседа исчерпана, и что нет у него больше к ней ни чего, кроме молчаливого призрения и обиды.
-Нужно наверное с ним еще поговорить,- разворачиваясь и уходя добавила Татьяна Григорьевна, больше не тревожа Вадима в этот день, да он и сам был рад своему тихому одиночеству, в котором имелась теперь работа на круглой арене своих мыслимых иллюзий, миражей, предвкушавшей малую поправку его финансовых и материально бытовых нужд. Он хотел было снова присесть у стола да полистать святое письмо, журналы «Сторожевая башня», «Пробудитесь», надеясь для себя найти чего-то интересного и успокоившее, но почему-то все красивые иллюстрации с прописными слогами истин, стали бесцветны, и суховато черствыми, жутко скоблившие новыми побуждениями в нем, иными мыслями, иными действенными, фантазиями его возбужденного сознания. Словно то робеющее в уеденном одиночестве состояние духа, сходившее с листов библии и других брошюр больше не дотягивалось к нему, застыв молчаливыми символами правописных букв. А пробуждение проистекавшее от славной новости, о тех сладких серебряниках обещанных придать с рук в руки, насыщало буйством торжественной похоти к тем лишениям, которые пришли бременем нужды молодого парня и что могли в скором будущем разрешится и реализоваться хоть в каких-то малых радостях. Теперь все что было еще живо и буйствовало в нем стремилось к одному, удовлетворению, он таился предвкушением, тихо радуясь от первого хоть и не по цене оплачиваемого подарка, но все же подарка от сурово безжалостного мира. Он внимательно посмотрел на свою вытянутую скованную в сизый, грязный гипс ногу, испытав презрительное отчуждение к своему калетству, косо бросив взор на костыли подпиравшие стул, и мешавшие с удобством сидеть.
«Может пойти хоть в зеркало заглянуть». И то недавно похороненное самолюбие, очнувшись после долгого сна, тмистого забыться отозвалось несмелым предложением для него, по заигрывать с серебром стекла. Он медленно с осторожность стараясь быть не замеченным матушкой, для сбережения своего в потай ликования, начал пробираться  к прихожей, где имелось старое настенное зеркало, вселявшее всем домашним порядочность и этичность вида, для тех перед которыми бывало стыдно и для которых необходимо было почесать перышки.
-Прекрасно, прекрасно-, потиравши огромный шрам на лбу разрубивший пополам левую бровь.
-Ну так в общем чем не; а шрамы ведь только украшают мужчину-, еще несколько секунд, бессмысленной болтовни в полумраке коридора и Вадим тихо, стой же украдкой двинулся обратно, убегая от злополучного пререкания наших противоречий, которые любят выискивать недостатки даже в самых совершенных вещах не брезгуя и самим собой. Да минув свою комнату он прошел в гостиную, где составил компанию матушке. Им не было о чем завести беседу, исчерпанная тема их малого богатства, сошедшая манной небесной, хоть и представлялась в обсуждении увлеченным занятием, но не для слов а в основе для воображения, которому в данный момент желалось иметь покой и уединение. Вадим включивши телевизор, пытался среди полусотни каналов, отыскать самый пестрый, да веселящем радующий на данный момент времени, но передач с юмором, современной сатирой не где не было, и остановившись на музыкалке с короткими топами десяток, двадцаток лучших исполнителей, по мнению не исчисленных муз фанатов, он с апатичностью но с весомой удовлетворенностью от видимого торжества крохотных попрыгунчиков, можно сказать мини водевилей, клипов, стал духовно тратится на бурную теплоту любовных стишков, тех много численных певцов и в особенности певиц однодневок, бравшие своих поклонников, стройными ножками да осиной талиею, теша не так божественными голосами как эротичными виханиями оголенных тел, на освещенной софитами сцене, подталкивая самого Вадима к размышлениям о сладости порочного греха. Ему почему-то привиделась Натали, он вспоминал о ней прошлой, точней знавшей в настоящее время до аварии, и вспоминал ту которую он любил, пусть не с безумным пристрастием и самоотверженностью, но даровал себя целиком и полностью да только в тех миражах его хорошей богатой жизни хоть и за завесой иллюзии породившейся в беспамятстве. И тут его единично мучило, то что все это прошлое происходившее так сказать за гранью реального мира, представлялось перед им без каких то либо ограничений, списывавших на галлюцинации или не уравновешенность большого психического расстройства, нет это было прошлое, реальное прошлое, в несколько месяцев его полноценной жизни, в которой он был подобен себе и только себе, а не фантому на докучливого сна.
«Натали», робко обзывалась мысль, представляя может немного изменившуюся но в изяществе форм гармоничной сложенности ее тела, да красивого бледно лунного личика, с ровным овалом хранившее нежность, вселявши шаловливость светлых глаз, под ровно спадавшими прядями черно смолистых волос, рассыпавшиеся по белым оголенным плечикам.
Вадиму и прежде хотелось до жути выйти хоть на короткое время во двор, поласкаться может быть в последних теплых лучах осеннего солнца, да за одно увидеть тех кто еще не был позабыт, и жил своей может отдаленной жизнью в мире его воображений, не говоря конечно о самой Наташе, образ которой на данный момент проедал насквозь его душу, и как бы не были для него эти мечты наивны, он все таки всегда надеялся на случай, на волю пусть теперь и небесного владыки, но все же на воссоединение их сердец, какая бы это не была сумасбродная идея для него. Да то положение быть не полноценным, и еще эти типичные приступы усталости, бессилия, во следствии атрофированная мышц и ослабления иммунитета, ставали серьезной проблемой уйти так дали, да еще выставив себя перед всеми на скорбление, темы кому он по правде оказывался равнодушен, и только это сдерживало его перед походом во двор, но конечно не надолго. Вымышленной преграде, сумасбродному мнению пришлось вскорости уступить, ведь стояло появится первому денежному возмещению его мук и горестей, укрепляя тремя тысячами зеленых как сломанный дух юноши, обогатился ново свежим бурлящим отваром, своего не повторного существования во признаке величия и своего оцененного в нутрии самолюбия, так ставя себя перед другими в ранг и рамки знатных граждан их двора и района, ну хоть на несколько дней. И он все же решился увидеть божий свет, побрезговав стеклом мутных окон, прежде за полтора месяца успевших надоесть до омерзения. 
-Воздух чист и прекрасен, день добрый, день добрый,- напевал тем счастливым утром Вадим, готовясь к обеденному выходу во свет, а день и так уж не был плох сам собой, слегка потемневшее золото солнечных лучей, еще играло с серой пылью большого города, покрывавшей своим матовым покровом все и вся, тротуары, скамейки, дома, машины и даже людей. А самим двориком не растерявши еще летней ласк прокатывался тихенький ветерок певший последнюю оду, уходившему доброму времени тепла и достатка, небо так же отдавало уже голубой сизостью, будучи  не прозрачно чистым а немного мутным, и все это еще столько несло радость. Осмотревши все эти красоты с балкона, Вадим не колеблясь продолжал собираться к выходу, подкрепляясь поддержкой матушки он желал только бы побыстрей спустится, скорей очутится среди просторов улицы, да растатся хоть на некоторое время с замкнутостью и одиночеством затворника. С трудом одевшись подхватив с собой две свои деревянные вспомогательные ноги, у перевши их под мышки, попрыгал через проход их малой прихожей. Где само спускание по лестницы немного затрудняло Вадима, а сама волновавшаяся матушка то и дело запиналась в просьбах быть осторожней, глотая свои вздохи и охи кралась позади сына. Да все же барьер в несколько этажей был преодолен, с усталостью, со вспотевшим лбом, но достигнув пространства открывавшиеся бесконечностью хоть и только в сам верх куда-то под облака. Так возрождая в нем сад, вес позитивных чувств хлынувшие в один момент на него, когда его шаг еще одной здоровой ногой ступил на крыльцо парадной. Хотя в самом дворе так ничего и не изменилось, одно усохшее деревце и две яблоньки, старая истрюхшая песочница квадратным коробом, городила желтое пятно в прошлом имевшемся пещанике приходившего забавой для ребятишек, стой же ветхой беседкой с разломанным столом, да еще целенькой лавкой, пристанищем двенадцати летних юных озорников, которым по судьбе теперь приходилось ходить в школу, и играть там с учебниками. 
-Мам тут я уже и сам справлюсь,- стесняясь заботливо услужливого поведения матушки, пеняя в очередной раз на свою взрослость молодого парня, за которым ненужно такого пристального ухода. Вадим пытался освободится и так сказать подступится к пересечно встречному, товарищу, другу, соседу, пробегавшего мимо, пуская в свое личное пространство, без лишнего сочувствия родного но теперь совсем неуместного человека. Не обращая более на матушку внимания, бросив ее у подъезда, Вадим направился к той покошенной слега набок, выгоревшей краской и не знавшей ни какого ремонта во все свое существование беседке, так предоставляя себе широкий обзор родного двора, дышавший как ему казалось прежней его здоровой жизнью. Умостившись на исписанную, изрезанную скамью, и отдавшись несколькими секундами полной душевной тишины, наслаждаясь ликованием торжественного события, что за несколько месяцев быть подобным полноценным окружающим да немного иметь право на свободу, свободу перемещения. И уже не задолго он подметил поразившую его откровенность в наблюдении, мир был жив, пролетали изредка стайки воробьев, шумела в дали дорога, скрипела то слабеющим, то визжавшим тоном трудившаяся позади фабрика, вот только людей почему-то не где не было видно, и этот факт настораживал, напуская излишнюю панику.
-Да не может такого быть что бы все повымерли, исчезли,- не стесняясь своего по одиночного разговора с гуляющим ветерком, отзывалось тихое крадущееся отчаянье, но из их дома так ни кто и не выходил на улицу и никто не проходил мимо.
-Да ведь это мегаполис с миллионным населением, а то и более!- Продолжал протестовать не веря представшему безлюдью, но за этой фразой, за гнусной обидой,  последовала громкая во весь чей-то голос летевшей через двор приказной возглас чего-то верховенства.
-Стой несносный кобель!- И тут не задолго почти в туже минуту, на крыльце соседнего подъезда, показалась тупая морда боксера, коротко шерстного с полосатой рыже черной окраской, рвавшись с повода хозяйки что была еще посреди коридора парадной, не поспевая за своим любимцем. Вадим только ошарашено смотрел, на диковинную выдавшуюся сцену.
-Да постой!- Повторился возглас и дернув пса на себя, который встав на дыбы повернувшись мордой к выходу.
Появившейся даме было лет тридцать, тридцать пять, во всем хорошенькая, и еще изрядно сохранившая свою молодость и свежесть, это еще больше удивило его, ведь таких он ранние и не знал. Именно эту даму он видел в первые, и ни что в этой красотке не напоминало ему, ни в лики, ни в стройной еще фигуре чего-то знакомого, да хотя бы отдаленного воспоминания где б они могли когда-то пересечься, во случаи заметить ранние в обычно городской междоусобице, трениях друг с другом, нет, дама была ни как незнакома ему. А тот ее домашний наряд, аккуратный выходной халатик, подобранные волосы сложенным пучком на затылке, да чуть с колен открытые ножки обутые в пушистые тапки, указывало на то что эта леди обосновалась в соседнем подъезде уж давно и совсем не похожа на гостью их совместного жилища. И уже безмолвно для себя, Вадим начал следить за увлекательной парой, любительницы животных, и существа рвавшегося с цепи в прямом понимании этого слова, от необоримого желания слиться с природой да получить удовлетворительное удовольствие воплощая акт возлияния своей потребности. Но не это вечно смешное и вечно забавное для людей ворожило Вадима, а то что он не знал этой женщины и этого пса, что вместе, потихоньку орошали травинку за травинкой малого во клочке оазиса возле асфальта, подбираясь все ближе и ближе к нему.
-Здравствуйте,- не зная верности своего поступка отдал почет Вадим, немного снизав головой, не отводя глаз от кобеля, которому успели дать волю, и который уж поспел обнюхать его загипсованную ногу, скрытую под широкой штаниной старых простеньких брюк.
-Добрый день,- ответила дама, детально осмотрев вежливого юношу, примыкая в предпочтении к той скованной гипсом ноги, так тщательно обнюхавшей ее питомцем и тем мылицам стоявших рядышком спершихся о ветхость деревянного фасада.
-Тор не смей, преставать, пшел,- представив своим мягким видом слабой женщины, угрюмую фигуру, походившую больше на капризную ретивость малолетней девчушки, чем на реальную угрозу для любознательного Тора, что неловко даже виновато мотнул головой, да легкой трусцой направился нарезать спиралевидные кольца по игровой площадке, чего-то ища и вынюхивая. Но дама с соседнего подъезда долго не отходила, то и дело пуская косые взоры на Вадимову сломанную ногу, в гоняя его самого во стыд, какой-то вины и сожаления по самому себе, что так остро начав воспринимать свою ущербность перед другими. Она так ничего и не сказала, а Вадим  все же захлебнувшись во глубоком отчаянье не смог первым заговорить, без слов отпустив единственного кто смог освидетельствовать жизнь в его дворе.
Конечно, после этой женщины, селившейся совсем рядом, были еще так выразится  близкие сожители, суетившиеся, пробегавшие мимо и подобно первой гостье его солнечного дня, только и таращившихся на по одаль сидевшего  их соседа, словно пытались распознать давнего позабытого приятеля, и так в потугах и не вспомнивши кто то был возле беседки. Разряжая воздух и атмосферу души онемевшего юноши, сжегшего в себе все доброе настроение, от своего озлобленного в уродстве отчаянье с тонкой подоплекой выставления самого себя на смех, на обсуждение, на нерадивость всем тем кто рад человеческой боли и несчастью. Так в основе подорвав доверие к людям, людям из мира сильных. И он теперь желал и спешил побыстрей скрыться, сбежать, затворится за дверью своей квартиры, и если когда и выйти из нее так здоровым, целым человеком. Сама матушка завидев с окна поспешное возвращение сына домой, выбежала навстречу хватая под руки пыталась помочь, но Вадим с отчаянья только с силой пнул ее, да во грубости тона приказал, пойти и сейчас же купить ему пару бутылок пива, да раскошелится на какой-то глянцевой журнальчик имевший каталоги на современную бытовую технику.   
-Ну, там ноутбуки, телефоны.-
 Отдав распоряжение, борясь на трех ногах с притяжением земли он начал взбираться по лестнице, не слушая и не видя более никого и ничего, сквозь зубы пуская зловещие слова, что через сиплость своего оскудевшего во гневе голоса, не могли бы быть кем-то поняты. Родные стены немного успокоили Вадима, снявши с него не так озлобленную ненависть к людям, человеку и самому себе, как немного сгладили его безумие, в той недосягаемости и беспечности самого себя, что дает только родное гнездо, родной очаг, родная крепость в каких-то пятьдесят шесть квадратов. Закрывшись в комнате он продолжал отдавать почести своему остервененному до граней бешенства сложившемуся не от хорошей жизни настроению, теперь он видел и точно знал что ненавидит людей, и то что он не желает сними жить, и что они так же его не желают, лишая почестей и благ культурного общества.
«Их общества», частила мысль в его голове. И сам он не мог понять, простого и незыблемого во все времена, что вся сущность нашего существования есть борьба, тяжелая борьба в расчет которой идут по большей мере страдания, а не уют и удовольствия, он не мог понять и той самой борьбы, ее смысла, и той необходимости быть сильнее, богаче, значительней, и выше, умея срывать головы с других и ходить бульварной походкой по им же, злым ненасытным кровавым зверем.
-Кому это нужно?- Произрастал вопрос, о сути и смысле его же жизни, заведомо предрешенной самим обществом, но эти ставленые вопросы были так далеки и не осознаны, в самых своих ярких не освещенных чертах, что не могли быть разрешены. И он еще больше впадал в апатичную хандру, уничтожавшая его как особу, как личность молодого парня, которому по злополучной судьбе предстояло далее жить в бесправии на желания. Без права на солнце, на голубое небо, на любовь, на дружбу, на почет ближнего и их же уважение, хотя бы в добром слове отзывов. И только смешная до боли, проедавшая грудь мысль своим горьким сарказмом представляла в образе поучительную историю о нем, о самом нем перед соседними ребятишками, да поучительного взрослого мужчины, учившего тех меньших правильно переходить дорогу, и слушать взрослых без стыда и той порядочной скромности, тыча в него пальцем, строго наглашая на том что может случится с не послушными мальчиками.
«Показательный, и примерный для всех, но я то когда-то выздоровею». Вадим посмотрев на ногу, так и выпиравшей сквозь сукно тесной штанины.
-Да за день не выздоровеешь,- хоть это он прекрасно понимал, но терпеть ему было еще и плохо. Но всю досаду и обиду подкатившую так уже привычно, и все же неожиданно пришлось отложить, ведь в мире который он только что проклинал и отказывался, были и те кому он был неравнодушен да необходим, и эти люди подобно каждому светлому дню, солнечному, радостному, приходили с миловидными личиками и чистыми мыслями к каждому требовавшему их духовной помощи. И теперь эти люди толпились уж с несколько минут в прихожей, ведя свой непринужденный без глобальных тем разговор с Татьяной Григорьевной, но Вадим их не слышал, не слышал как они вошли, ни той беседы с матушкой, так он был оглушен своей ненавистью и буйством своего негодования. Да сам Сергей и Владимир завидев Вадима еще на улице из далека спешили навестить своего нового товарища, соплеменника по христианскому делу, но не догнав во дворе, отправились в след и прошли прямиком домой, где смущенная матушка поведением сына, и теми просьбами отданные в повелительном порядке, заикаясь в словах приветствия пыталась принять гостей. Которым может единственным со сверстников, не имели равнодушия к судьбе и участи ее дорогой кровиночки, о которой она так стяжала, изнуряя себя изо дня в день в неразрешимости непростого положения.
-Здравствуй Вадим,- неожиданным приветствием ошарашив самого хозяина маленькой комнатушки, обозвался Сергей, вошедший и расположившийся у стола.
-Татьяна Григорьевна говорила что ты Вадим сегодня впервые выходил на улицу, здорово, верней это хорошо для здоровья, свежий воздух еще теплое солнце, погода чудесная, вот только почему ты не предупредил нас, мы бы могли помочь, да и книга-изучение пришлось бы на пользу под свежесть ветерка, под спокойное радушие природы, сотворенной богом,-
-Возле иссохшей яблоньки, да угасающих саженцев, на травке отхожем месте соседского пса Тора. Совскуссничал бог одаряя нас такими радостями,- пытаясь хоть на ком-то чуточку стравить пар, кочевряжась кривил Вадим.
-Невозможно и спорить, на то и был обещан рай Иеговой всем праведным, но все одно на улице приятней, свободней что ли,- ограничивая саму безграничность мнения о свободе, замечал Сергей.
-А Владимир с тобой или ты сегодня сам?- Слыша говор самого Владимира, не зная для чего, спрашивал Вадим.
-А вот и он сам, а о тебе уж начали справляться,- примиряя почет и внимание, отыскавшихся поклонников подтрунивал Сергей над братом, который вежливо кивнул головой по здоровавшись из далека. 
-Вы так появляетесь всегда неожиданно, не позволяя собраться, подготовится,- не отойдя еще от разочарования, похода во двор, Вадим выставлял своим гостям претензию, ища конечно в самих них какую-то оправданную безвинность для самого себя.
-Может вы хоть оставите свой номер телефона, я думаю он у меня появится в несколько дней, и нам легче будет связываться,- освидетельствовавши свою будущую мобильность, Вадим по прежнему, по с клавшемуся обычаю, направился к кровати занимая свое место, в полу горизонтальном положении, таким образом намекая Владимиру на расположение пустого кресла.
-Хорошо мы оставим свой номер, а сей час о другом, мы уже подымали ранние эту тему Вадим, что мы проводим с первыми, с пионерами, с теми кто пожелает познать бога, уроки книга изучения, это мы так называем в нашем коллективе познание библии,- сразу же не увлекаясь бренностью сует бытовой жизни, подавал свой материал Сергей.
-Для этого каждый из нас имеет книжку, ты ее так же Вадим наверное имеешь,-
С этими словами рядом сидевший Владимир, достал из совей прямоугольной сумки на длиной лямке, аккуратно стоявшей у ног, желтенькую небольшую книжонку, которая была самому Вадиму хорошо знакома. 
-Название простое,  вовлеченное в вопрос. Чему на самом деле учит библия? А сама книга построена на разнообразных вопросах, на те, которые по части своего содержания, и я бы добавил по своим потребностям, будоражат, волнуют, и не дают покоя каждому человеку,- эпилог был раскрыт уступая место паузе, с позволения и проявления, востребованных от самой поднятой темы, в пред ожидаемого рассуждения.
-У меня есть такая книга, и я немного ее читал. И правда она состоит из вопросов, и тут же отвечает на них.-
-На вопросы с библии, если точнее,- поправил Владимир, поминая пальцами саму желтенькую книжечку.
-Это правда,- коротко подкрепил Вадим.
-И вот можно хотя бы взять самую первую страницу, с этими интересными иллюстрациями. Мужчины, по всей видимости смутившегося от народных новостей, излагавшиеся в прессе и который их считывает из газеты, угрюмо сожалея о происходивших войнах, революциях, и тех невзгод нашего мира. А немного ниже, но тут, на этой странице мы видим пожилых людей которые отдав не мало лет во благо, не могут равнодушно видеть и принимать горе опутавшее наше общество, и вот еще совсем в уголку страницы представлена большая иллюстрация с афроамериканцами, молодыми и юными со страхом и недоверием принимая на себя все безумство слуг Сатаны, что исходят с экрана телевизора,- Сергей словно по памяти, заученным текстом не видя упомянутого первого листа, охарактеризовал представленный во смысле христианина поучительный эскиз, что детально рассматривал Владимир и показывал Вадиму, подтверждая слова своего духовного брата. 
-И Владимир может зачитать нам, что здесь написано, и мы совместно вычленим главное, подчеркнув отысканную суть,-
Кивнув к началу чтения, Сергей с миловидной радостью посмотрел на Вадима, словно сквозь его глаза должен был сойти свет божий, с его благословением на доброе дело в изучения великой книги.
-Хотел ли этого бог?
Возьмите любую газету, включите телевизор и послушайте радио; в мире царят преступления, войны, терроризм. Подумай так же о своих личных проблемах. Возможно ты подавлен из-за болезни, или смерти близких и порой чувствуешь то же, что и праведный Иов, который сказал: «Я… горем напоен», (Иов 10:15 Тх).
Задумайся:
-Хотел ли бы бог, чтобы мы так жили?
-Где найти помощь, чтобы разрешить свои проблемы?
-Можно ли надеяться что на земле когда ни будь настанет мир?
Библия дает убедительные ответы на эти вопросы.- Владимир остановившись от чтения да отдалив от себя немного книжонку, сперва посмотрел на Вадима а после и на Сергея,  ожидавши разрешения поспешно доставать с кладовой таящихся сокровищ, истины и мудрости веры в Иегову.   
-Ведь правда конечно, что те самые войны, раздоры и разорения народов никогда не прекращались, что человек всегда враждовал, не зная мира и не желая его иметь, но вот тот же самый вопрос, хотим ли мы так жить? Нет, конечно, нет, и где мы можем найти помощь, разрешив проблемы связанные с пагубностью, озлобившегося мира под началом первого врага Сатаны. Конечно все может разрешить вера в господа, и наше служение ему, ведь библия и той путь следования законам и заповедям апостолам, пророкам, отгородит, защитит нас ото зла, так пытавшееся всегда и постоянно захватить наши души и сделать нас своими служителями.- подкрепляя более детальным комментарием к прочитанному объяснял Сергей.
-Но нет Вадим, мы никогда не станем сотрудничать со врагом Иеговы, ведь так Владимир! Ведь зачем содействовать злу, когда мы можем, и у нас есть возможность дарованная свыше творить добро, насколько это приятней, заслуживать похвалу ближнего и их радость, а когда радуются вокруг, то радостно и тебе. На что мы Вадим, взявши те самые газеты, или новости телевиденья, радио, видим что везде только одна смута, везде чья-то боль, разочарования, и это не правильно, так нас учит библия,-
-Они делятся с ближним, чем только могут,- пиная на боль и разочарование, в высказывании Сергея, заявлял Вадим.
-Конечно оно так, мы всегда ищем поддержки, и вот мы я и Владимир ее нашли, и мне думается ты Вадим так же, она здесь вот в этой книге, в которой объясняется как придти к богу Иегове,- уточнил Сергей, косо бросив взор на Владимира, словно давая знак, зачесть что-то еще из брошюры. И поняв друг друга в однозначном смысле, Владимир вновь оживив строки во своем бархатистом голосе, донося прописные истины еще не прозревшему в своей духовной основе Вадиму.
-Исследуй библию.
Не спеши делать вывод; что все, что говорится выше,- не сбыточная мечта. Ведь это обещано богом, и библия объясняет, как он их исполнит. Более того. Библия уже сей час может помочь нам вести осмысленную, стоящую жизнь. Подумай о своих личных беспокойствах. Материальные трудности, болезни, семейные неурядицы, смерть близких- это возможно, и лишь некоторые из проблем, омрачающие твою жизнь. Однако библия поможет тебе справится с ними. Она несет утешение, и дает ответы на важные вопросы;
-Почему мы страдаем?
-Как справится с тяготами жизни?
-Как обрести счастье в семье?
-Что происходит когда человек умирает?
-Сможем ли мы когда ни будь встретится, с нашими умершими близкими?
-Почему мы можем быть уверены, что бог исполнит все свои обещания?-
Вадим внимательно слушал, пытаясь придать своему лику задумчивости, и той внятной рассудительности, которой почетно возглашают разумностью, слабо покачивавшейся на шее головы, в одобрении слышанному.
-Все просто, нужно только поверить в бога,- завершив заключением современной проповеди Владимира.
На что сам Вадим кротко улыбнулся, и тут же почему-то перед им ясно восстало воспоминание, философского обсуждения на тему дарвинизма, да теории естественного отбора, преподнесенной ему несуществующим теперь Игорем Дмитриевичем, с ключевыми вопросами. К примеру, почему же  общество все таки приняло теорию видов, где человек занимал высшую ветвь, да все же происходил от обезьяны.
-Ну, а какое у вас мнение насчет самого Дарвина?- Не зная для чего спрашивал Вадим, не понимая того как таков вопрос смог выйти из него. На что в ответ Сергей и Владимир потупившись на своего революционера, на миг очнувшегося атеиста, расплывшись в одной на двоих улыбке, опровергли безумство самого смелого предположения, с жестокостью рубившего их вековое древо потомков Адамовых. 
-Вадим, это самая обычная бессмыслица, ведь до сих пор ни одна обезьяна ни стала человеком,-
-А человек ведь это духовная личность, без животного лика,- поддержал своего брата по духу, добавляя Владимир. Но самому Вадиму желалось повторить, отображая самого вспомнившегося Игоря Дмитриевича.
-Ну да, можно с вами согласится во всем, я говорю именно о боге, и о том что на этой земле нет ни одного человека который бы желал, иметь во своих предках диких обезьян,- с особой комичностью, склонив и развив Вадим краденую дилемму.
-Но ведь если разобраться немного глубже, то окажется что мы теряем саму суть, такой мировой бессмыслицы, ведь сколько этот светлый свет породил умных людей, и тех проходимцев вводившие нас в заблуждения. Верней сколько было теорий, и какой не практичной глупости они сягали в высотах научного признания, но большинство их в огромной части были отсеяны, как у нас с гордостью говорят; не признаны, не поняты, и их рукописные идеи, и те же теории, стлели на полках вековых библиотек от самой тьмы. Но тут вы говорите что человек от бога, но при этом все общество, включая нас с вами, приняло умозаключение Дарвина, которое приходит к нам  в малые годы, с учебно-образовательной дисциплиной, мы учим, наши дети учатся и наши отцы учили, что мы произошли от обезьян, при этом каждый твердо знает что мы дети адамовы, парадокс одним словом,-
Эти слова Вадима немного смутили самих дорогих гостей, притихших и можно сказать насторожившихся от такой развязки их совместного книга изучения, и наивно подмечая свою излишнею откровенность, во склонности только подтолкнуть к спору, который как оказалось порадовал только Вадима, но не Сергея и Владимира.
-Да вы не думайте, я ни как не отношусь к мировому взгляду на эволюцию, искренно посудить зачем она мне, как она может повлиять на меня, на наше общение, на то чем мы с вами интересуемся, ведь библия имеет тысячелетнею историю и неужто нельзя доверять тем которые внесли в эту книгу слова и законы бога, созданные в наше благо, вы говорите правильно, ведь бессмысленно себе в урон отказываться от благ, что даны нам свыше,- Слыша это, Сергей лишь обомлевши в благоухании покачивал своей немного продолговатой головой, одобряя верность суждения будущего послушника их истиной веры.
-Наверняка это сложный вопрос, ну насчет Дарвина,- ни много заикаясь и не зная в точности что сказать, обозвался медлительный Владимир, пытаясь привнести хоть какое-то пояснение, соответствовавшее их религиозному стану.
-Какую-то пользу может и он привнести миру, но ведь люди приняв его теорию, с ней то и не согласны,-
-Одно только сомнение и противоречие,- уточнял Сергей, хитроумного высказывания своего брата.
-Да верно, наша вера крепнет в трудностях, может в этом и есть польза от этого человека,- окончательно дожевав свои слова, Владимир вновь потупился в брошюру, но уже больше ни читал ничего, Сергей же продолжал милейшим образом улыбаться, не зная с чего же начать, их очередной абзац интереснейшей беседы.
-Но что же нам обещает Иегова?- После длительной всеобщей паузы, немного сводившая всех участников к смущению, снова разразился Сергей. 
-Чему нас учит библия? В чем она нас заверяет?-
Получив эти вопросы, Вадим и не пошевелился словно были они риторическими и имели свои ответы, хранившиеся в каждом верующем человеке, а он уже по своим догадкам себя таковым считал, потому и не спешил разлиться в красноречии суждений, по отношению тех же обещаний бога.
Сергей кивнув своему товарищу на то, что бы Владимир передал желтенькую книжонку, из которой он же без замешательства и со спокойствием, озвучил одну из статей.
-Новый мир близок!-
-Библия заверяет; «мы по обещанию его (бога), ожидаем новых небес и новой земли, на которых будем обитать во праведности» (2 Петра 3:13:  Исаия 65:17). Иногда под словом «земля» в библии подразумеваются люди, которые на ней живут, (Бытие 11:1. ПАМ). По этому праведная «новая земля»- это люди которые одобряют бога.
Иисус обещал, что те, кого одобряет бог, получает в новом мире дар «вечную жизнь» (Марка 10:30) открой пожалуйста Иоанна 3:16 и 17:3. В этих стихах ты прочитаешь о том, что, по словам Иисуса нужно делать, что бы жить вечно,- Сергей на миг прервался, что бы без поисков освидетельствовать упомянутый стих Иоанна.
-Мы должны изучать библию и стремится к знаниям о боге,- сразу же преткнувшись к листу, продолжая  чтение.
-А теперь давайте посмотрим, какие благословения ожидают тех, кто будет жить в раю на земле? Не будет зла, войн, преступности и насилия. «Не станет нечестивого… А кроткие наследуют землю» (Псалом 36:10, 11) Бог «прекратит брани, (войны) до края земли» и на ней воцарится мир (Псалом 45:10: Исаия 2:4). Тогда «процветет праведник, и будет обилие мира, до коли не престанет луна», а она будет вечно! (Псалом 71:7)
Служители Иеговы будут жить в безмятежности. Пока древние израилитяни слушались бога, их жизни ни что не угрожало (Левит 25:18, 19) В раю на земле также будет царить мир. Как прекрасно что жизнь людей, никогда больше не омрачится злом! (Исаия 32:18 Михей 4:4)
Больше не будет голода. «Будет обилие хлеба на земле и на верху гор»- обещает библия (Псалом 71:16). Иегова бог благословит праведных людей, и земля даст «плоды свои» (Псалом 66:7)
Вся земля станет раем. Уютные новые дома и благоухающие сады, будут украшать землю, которые сегодня губят грешные люди (Исаия 65:71-24) откровение 11:18). Со временем вся земля станет такой же прекрасной и цветущей, как эдемский сад. Бог будет неустанно открывать руку свою и насыщать всех живущих по их желанию (Псалом 144:16).
Люди и животные будут жить в мире. Дикие и домашние животные будут пастись вместе. Даже детям ненужно будет боятся тех животных которые сегодня считаются опасными (Исаия 11:6-9) 65: 25)
Не будет болезней. Когда Иисус жил на земле, он исцелял многих людей. Как правитель божьего небесного царства, Иисус совершит еще большее чудо; он позаботится о том, что бы все люди стали здоровыми (Матфей 9:35; Марка 1:40-42) Иоанн 5:5-9). Тогда « ни один из жителей не скажет: «Я болен» (Исаия 33:24; 35:5,6).
Наши умершие близкие, будут воскрешены и смогут жить вечно. Бог вернет к жизни всех, кто уснул смертным сном, но остался в его памяти. Библия обещает: «будет воскрешение праведных, и не праведных (Деяние 24:15: Иоанн 5:2, 29)
Какое же прекрасное будущее ожидает тех кто решил познакомится с нашим великим создателем, Иеговой богом, и захотел ему служить! Иисус пообещал разбойнику, который умирал рядом с ним; «ты будешь со мной в раю» (Луки 23:43). Иисус говорил ему о будущем земном рае. Насколько же важно больше узнать об Иисусе Христе, через которого исполняются все эти прекрасные обещания,- Сергей, оторвавшись от книжонки снова посмотрел на Вадима.
-Ведь взять и посудить!- Пытаясь навести на размышления продолжал Сергей.
-Что может пообещать мир Сатаны, в котором мы по сути и живем, что можем пообещать нам зло. Одно лишь зло, верно! Краткие удовольствия, порочность и извращенность, ведущее к проблемам и болезням, да смерти. Но что нам пообещал, и в конце концов исполнит бог, вечную жизнь. Мы ни когда не умрем, об этом позаботился Иегова, напротив он еще и воскресит наших друзей, которые будут жить с нами вместе в приготовленном для нас раю на земле. Но ни чего этого, нам Вадим не сможет дать ни наука, ни общество гибнувшее в алкоголе, наркотиках и злобе друг к другу. А что от нас требуются? Быть по истине самим собой, быть праведным, добрым, и любя почитать нашего бога,-
-Я нисколько не противоречу вам, может ранние у меня и били малые сомнении но теперь, тот мир о котором так явно вспоминается в библии, под началом Сатаны и правда жесток и ненасытен, он словно поедает нас, он лжив и эта лож везде и в каждом, кто конечно не желает от нее отойти, оставить. Я думаю, вы правы в том что до сели я плыл по течению, в корни не понимая этого, что речной свал где мы бездушные бревна, не знавшие правды о добре и зле, плывем в неизвестное. Но самое главное те люди плывущие за течением не имеют ни какого смысла в их жизни, бездушными созданиями следуют за миражем личного богатства и превосходства, и гибнут в непомерных трудах перед тем же богатством и в жажде властвовать над подобными заблудшими,-
Такие речи Вадима прямиком раз чувствовали Сергея и Владимира, первый с которых поднявшись подал руку, в знак своей поддержки и взаимопонимания, тепло окрыляя свое торжество, чем-то мало понятным  и приятным к минутам их общего ликования. Владимир же неудержимо ерзался на кресле не находя места, положительно удовлетворительно влиявшего на услышанную речь человека который сам по своему духу, разделяет их мысли, и так сказать частичную суть библии, их заповедной книги. Да и сам Вадим вознесшись в радости, от такого радушия друзей, что его так близко принимали к им, к их ней вере в единого бога, забвенно восторгался своими зачатками духовного просветления. 
-Спасибо, спасибо, ведь это на явно, и истинно, ведь в этом мире мало объяснимого, ну я говорю с точки зрения потуг опровергнуть божественное, подменяя совсем непонятными уму доктринами и теориями, от которых только и мурашки по коже, от их ней сложности и не применимости к самой жизни. Вот сколько было потрачено времени в школе на физику, химию, и другие сложные предметы, которые как-то объясняют атом, молекулу, клетку, но ни атома ни молекулы, не говоря об сношении с этими абстрактно выдуманными предположениями, мне не принять, не говоря  о том что никогда  и не будут известны, по простой причине, недосяжности моего яства как умственного так и телесного к этим величинам. Ведь все, я считаю должно бить немного попроще, ну хотя бы понятным объяснением что ли, во простоте своего предмета, а не закручено выкручено в сотнях томах того что так и не смогло объяснится в самом заданном предмете, а если это и невозможно, то почему же тогда и не доверять нашим отцам и предкам, исследовавших и познавших ранние, то о чем весь благородный мир спорит до сих пор. Все имеет начало и этим началом для нас есть бог, и видимо по концу мы вернемся к нему, как и покинули его.-
-Но, уже с радостью,- поспешно перебил Сергей. Глазевший на Вадима, способного изложить такую глубокую мысль с искренностью отождествляя свою веру во всевышнего. Да и сам Вадим не знал откуда у него произросло такое стойкое черенистое погонье, его духовного деревца, хватавшееся своими еще хрупкими веточками за небесное царство в котором и он начинал видеть самого себя, свободного не обремененного, ни болезнями ни социальными раболепствующими устоями, без нужды и злобы.
-С радостью,- повторил Вадим, поддерживая Сергея.
-Плохо конечно что ты Вадим не можешь двигаться, хорошо бы было в месте пойти нам, на нашу воскресную проповедь, но ничего мы вот что сделаем, в следующий раз себе позволим устроить праздник,- Сергей теперь более обращался не к Вадиму а к брату Владимиру.
-После воскресной проповеди, заручившись поддержкой сестер навестим нашего друга, устроив так сказать праздничное чаепитие, ты Вадим не против? Торт будет наш, а вам бы кипяточку, по чашке чаю я думаю у вас найдется,-   
Отдав свое согласие легким кивком головы, Вадим только возрадовался такой идеи. Застывшая улыбка на по светлевшем лице, с миловидностью красила его и до того симпатичный лик, румянощекого паренька.
На этом дорогие гости распрощавшись еще в одном рукопожатии, покинули своего товарища и брата по духу, доверяя его возраставший духовный мир в руки господа, и тем путеводителям современности в чуде отворившихся в буклетах, журналах, перевернув с ног на голову саму библию, став современными цветастыми скрижалями новых пророков, для дальнейшего пребывания на небесных лугах, сложного в понимании, но все же рая. Его так теперь называли товарищи  и сыскавшиеся братья для самого Вадима, что изрядно смягчившись и возлившись, в некоторые из хороших чувств его души, к примеру доброжелательность к ближнему, и как оказывалось от рассуждений избранного с самим богом Иеговой. Которые в свою очередь старались опекать, своего еще так выразится хромого в обоих смыслах славненького и новенького претендента, обогатив пополненной единицей и так уж не малые их  ряды. Тех шумных посещений с многочисленными желавшими стеснить свою поддерживающую взаимовыручку, ложившиеся к ногам Вадима. Где в месте с малой силой и еще не прихотливым стремлением, учились топтать не верных, ну кто не сними, кто был против их убеждений и самой веры, облагораживая так себя и лик единственного и любимого господа, подаривший им и ему спасение в великом знании, да умении, с помощью святого писания различать в этом мире где добро, а где само зло, с которым необходимо бороться и которое необходимо искоренять, уничтожая со всей беспощадностью. Образно, но еще может слабо славных воинов Иеговы, взявши в руки не истину а идеологию, так в чудесный способ отнимать свободу выбора, облагораживая, вселять в человека новые ценности, новые принципы, новые идеалы, корректируя их самих, под присмотром искуснейших учителей, просвещенного раба господа. Шаблонизировав любого и любую жизнь, под канон своего повелительного права, более старшего члена нового племени, пользовавшегося бесценным словарем великой библии, из которой можно извлечь любой смысл, на любой вкус, дробя само писание на предложения, абзацы, стихи и сами слова. Что после под духом провидения самого чудотворца небесного, сложатся в новые откровения и новые заповеди для тех же единоличных во свети господа праведников. И эту порцию истины получал и Вадим, не видя в ней ни лжи ни лукавства, ну где же им быть, когда они все следуют словам святого писания, покорно чтя каждую букву и запятую, при этом словно по велению в таком высшем занятии принимают избыточную веру, и само благословение на радость, покорно о селившуюся беспристрастность блаженности  их и его душ, от осознания неоспоримого факта, появления в его жизни самого значительного, самого величественного, самого сильного, самого доброго и милосердного заступника, обязывавшегося хранить их дружбу во веки веков, устремившись вместе в грядущие времена, тая в своем обоюдном счастье, не исчислимой бесконечности приготовленного райского блаженства на двоих и для других. А тот мир, общественный и социальный оставшийся позади за рубежом его посвящения сам по себе, некто канул в серость прошлого, которого то и не желалось самому Вадиму ворошить. Да и чем оно для него было бы знаменательно? Постоянными терзаниями от представленных иллюзий на высшее благое материальное счастье, да завистью к тем кто его имел хоть на цент больше чем он, нет тот мир был оставлен. Да и он сам тот мир своей структурной машиной не претендовал на обломок еще державшегося в теле и душе паренька, нашедшей покой и радость среди подобных себе. Но увы с критичностью  еще не угасший раздор сознания, иногда всплывавшего воспоминания о приключениях с вымышленной элитой, теперь назывался порочностью зла в лице друзей, из зазеркалья Филиппа Павловича, с вечными догмами и философствованиями, перед теми которых посетил его глас, в реалиях ожившей действительности. Поступков Игоря Дмитриевича, профессора Гранева, да и его самого, отдавали тихой болью химерности бессознательного положения, ставшей так сказать на пороге его жизни и смерти. Ведь что тогда и теперь для него стало ценностно, утеряностью мечты на блаженное благополучие под солнцем светлого грядущего, на голубых небесах растравливая туже рану, своей не целостности, в окончательном смысле ни с богом ни с тем кто в близи и рядом, но не давая права на их, разя себя сомнительностью и противоречием, за которой каждый из них имеет ничего, вовсе ничего, впадая в апатичность и уныние, и вот все это мы называем выбором, что без хорошего гида, учителя и советника нам не нужен и вовсе. Но такие были всегда рядом.
Часто посещая Вадима, наставничая, склоняя к нужным тонам звучных своих слов ложившиеся в его уши, подкрепляясь иллюстрациями, сценами, в событиях его глаз, порядочными, чистыми, селившимися мыслями, что ожидали дня не стирая смирения и терпения выздороветь, что бы увидеть в деле ими сотворенного человека, истинно видевшего во Христе грешный мир, который ожидает его проповеди, на улице, в метро, у входной двери, среди толпы неверных и лицом к лицу с самим Люцифером что так же наверняка позабыл о истине. И это пионерское служение о котором так яростно расспрашивал Вадим, раздразнивало в нем лишь лишний интерес и не терпение побыстрей стать на путь борьбы и милосердия, включив себя в лавы исполнителей слов господних, что так тщательно разбросаны по всей не малой книге библии, заучивая и заблаговременно оттачивая свое искусство быть благо влиятельным во своей покорности, коря других неподдельным смирением перед старшим по сану, и имевшие по своей природе таланты ловцов, этично моральных прегрешений пред которыми они прикрывались самим Иеговы, внося в человека царство благородной чистоты, где становились наместниками, прокурорами, их внутреннего мира, ново пришедшего к истоками целого  единства во творце. И эта тень власти, еще вовсе не изгнившего в запахе своего эгоизма и жажды к тщеславному верховенству, хоть над одним, хоть над пол человеком, хоть с помощью самой ценнейшей и не поколебимой справедливости бога, прельщала Вадима своей возвышенностью, да и самим знанием, о самом великом о самом значимом. А еще ему был любим тот факт, что он уж выйдя, может сегодня, может завтра, принесет своим не разумным, слабым, родственным и близким детям Адама, дар вечной жизни, с веселой улыбкой да смеясь над самой смертью, и теми кто атеистично еще при жизни называют то, пылью, юля во всю протяженность выделенных с выше богов годов, оставляя по себе лишь серый сор, что липнет к ступням потомков, суля неудобства, которые словно завязнув в болоте на целые века и тысячелетия, вспоминая первых врагов их религии, Платона, Энгельса, и других строивших свой рай, на горестях унижений и слез, без благословения великого творца Иеговы, имевший во своей власти порядок над своими творениями, да быть единым повелителем на небе и земле. И для Вадима не было более переживаний, беспокойств и расстройств, исходивших со стороны телесных и материальных причин, все эти не сложные заботы были перепоручены богу, доброму и милосердному. Всегда для себя упоминавши одну великую мудрость; «все когда-то пройдет, лишь бы твой дух был чист и светел», так в радости испускавши покорность к своему высшему повелителю, да безразличию к злому. 
День шел один за другим, истощив и вовсе сырую из холодавшую в дожде осень, сам гипс сняли и вот костыли сменила палка, невзрачная трость, одолженная где-то в неблаговидных товарищей отца,  теперь помогада Вадиму более успешно передвигаться, расхаживая окостеневшею от долгого бездействия больную ногу, что изрядно еще ныла не позволяя вольно двигаться, осторожничая на каждом шагу. Он по прежнему не желал выходить на улицу, после того первого и последнего путешествия во двор, где был так обижен и раздавлен своим самолюбием, он снова боялся столкнутся  с осознанием своей ущербности, в лице встретившегося прохожего, с сожалением и открыто без зазрения брезговавшим его обществом, человека у которого за душой лишь одна вера. Да новые друзья так искренне полюбившие своего нового брата, подталкивали Вадима быть смелей, надеяться и полагаться на Иегову, и побыстрей решится выйти на свет, так как бы превозмочь себя и свои страхи. И такой день не мог наступить, конечно ни каким другим чем воскресным, ибо осознание  и понимание заутреней проповеди для служителей Иеговы было свята, как и для самого Вадима положившегося на братьев и проведение всевышнего.
                16
-Как можно не верить в то что мы каждодневно чувствуем и принимаем с радостью, с открытостью наших похолодевших за ночь душ, как можно отрицать то что в колыбельном покое согревает наши первые шаги, даря им свет и истинность видимого. И я отвечу мой близкий друг, мы верны, верны вездесущему свету подарившему нам жизнь, жизни долгого дня и короткой ночи, ночи уходившей под дерн земли под илистую глину, выступавшую лиши острыми пугающими тенями из недр самого кипящего ада, мертвенности и забытости, порой выпиравших к небесам каменными крестами, жалкими воспоминания о людях, о целых поколениях. Ад, мой друг для нас есть пустота, пустота наших сознаний без возможности воспринимать божественное в котором и есть суть нашего существования. Мы велики, и мы есть выше других ибо перед нами огненное золото звезды, наполнявшее нас до краев, и мы можем идти следуя за солнцем, за его деянием так волшебно воплощенное в человечество, славящее свой путь во свете великого светила. Они дороги миру, и может целой вселенной, они дороги нам с тобой, ибо они созерцательны в целомудренном любостяжании. И мы ступая сквозь просторы жизни, наполнение птицей, зверем, хвоей и растительностью трав, пойдем к ним. Что бы познать их, что бы полюбить их, что бы служить им!-
Открыто взирая бледноватым ликом на всплывшее из за горизонта яркое солнце, Вестник еще что-то про себя дрожа губами нашептывал, навстречу вышедшему к мирскому свету светилу. Ясно взирая острым взором на яство целой осветившейся в лучах природы, высокого соснового леса, бугристых лугов, с которых к низу котились дымки туманов, где в разложистых низовьях поили цветы росой, что в своей красоте красок гнули головки к тонким в воде холодным родникам.
Четвероногий друг все время был рядом, ему были лестны слова хозяина, к которым он так бережно прислушивался настороженными вдаль ушами.
-Разрушив одиночество, мы  изобилуем культурность целого общения, общения друзей, коллег, общин, народов, для слова, для слова в вере, которое сплотив идеей дальше жить, ни пустовать в искусственной и крошечной клетки их жилишь а дать возможность каждому почувствовать себя частичкой общего народа, народа с верой за себя, за свои дела, творенья, а может и самого бога, смотря кокая будет та идейность веры человека. Пойдем любя, пойдем любить идею, для мира и для добра, а если хочешь и для бога самого!-
А само утро для Вадима сходившее пока с окна было угрюмо, серое, с толстыми, тяжелыми темно синими клубящимися облаками, но самого дождя а может и первого снега пока не было, хоть в суровости небо предвещало чего-то холодное может слизистое а может и пушистого. Сильный и холодный ветер мчавшийся подворотнями большого города только нагонял смуты, даже на тех кто был за стеклом окон теплых комнат, сгибавший перед их взорами, редкие деревца с уже безлиственными пустыми кронами, да изредка при особо яростных порывах по зимнему завывая, своим едким гулом, пугая подступавшей изо дня в день не доброжелательной поры, вовсе омрачая само то избранное утро с первым причастием перед духовным алтарем в кругу соратников и единомышленников.
Прикупивши заранее, дешевенький простенький черный костюм, на пример уже своих братьев, беленькую рубашку да коричневый галстук, Вадим не с малым трудом своей стыдливости к наряду, и таящего дрожавшего из нутрии замиравшего торжества, примерял перед зеркалом свой новый облик, что с первых же минут пришелся ему по вкусу. Мягкая еще не сбитая рубашка нежно лежала на теле, а сам пиджак придавал отличной формы плечам, во свободе и удобстве, все подходило под него, без каких-то исключений, даже та прямоугольна сумочка отвесным ранцем, заведомо набитая книжонками освященной литературы, так уместно гармонировала возле бедра, полно обильными ценными формами, и та брошь под золото удерживавшая галстук, звездочкой поблескивала на груди,  светом его чистой прозревшей сущности, перед ликом молодым озаренным и счастливым, сумевшего среди тьмы коварного мира найти свой путь, свою дорогу, к свету, к добру, и единственному в истине богу.
Тут в скорости подошли и братья, радо приветствовавшие Вадима, они так же как и он восхищались его видом, раздаривая похвалу и одобрение, и от этих скромных суждений он только млел, но не так как его матушка, что суетясь возле сына, не могла нарадоваться с него, без возможности перенести тот момент, деливший их жизнь на прошедшую горесть и благополучие выздоравливающего чада, что вот-вот сольется с общественным окружением, заняв в нем и свое место, добронравного, хорошего, рассудительного молодого человека, которым в полную возможность, можно было бы, гордится и любить.
-С добрым утром, волнуешься?- По приветствовались при входе, окинув взором сверху донизу своего брата, спрашивал Сергей.
-Нисколько,- с задором, повернувшись  к друзьям, словно выставляя себя напоказ, отвечал Вадим.
-Больше наверняка волнуется Татьяна Григорьевна,- продолжал свой разговор, клоня к болтливости матушки Вадима, что пытаясь скрыть свой интерес, а точнее назойливость в любопытстве к своему сыну, только и ожидала предложенной развязки с ее участью.
-Мне всегда приходится волноваться ведь он мой сын, и сможет ли он преодолеть такое большое расстояние? Ведь он так далеко еще не ездил, ни ходил,- склоняясь к заботе, смущенно отвечала Татьяна Григорьевна.
-Не беспокойтесь, и вовсе вам нечего беспокоится, более мы Вадима от себя никуда не отпустим, возлагая всю опеку на себя,- коротко взглянув на Владимира, словно ожидал от него поддержки.
-Так оно и есть, вам Татьяна Григорьевна беспокоится нечего, ведь мы будем всегда рядом, а тут до проспекта не далеко,- подкреплял и Владимир.
-Ну вовсе я младенец, не смогу о себе позаботится, возвели тут дилемму, совсем позабыли о моих ногах, а я вам могу и напомнить,- подхватив трость, не подымая высоко в свободном пространстве коридора, хаотично замотал ее концом, грозя что бы над ним не насмехались, при этом не теряя своего веселого нрава и безвинной претензии к друзьям господам. Представленный жест в веселье немного насторожил всех присутствующих, что больше и не желали затрагивать поднятой темы, боясь оскорбить своего близкого, пеняя на его же недостатки.
-Безусловно, безусловно,- покрякивая с весельем, принимая отпор, повторялся Владимир, пожевывая свои толстоватые губы. 
-Ну, я готов,- накинув куртку да вскинув на плече ремешок сумки, покрыв свою голову немного диковатой по форме кепкой, новенькой и недавно приобретенной, при этом не позабыв окинуть себя секундным восхищением, своего доселе необычного образа, отбивавшегося так контрастно так впечатляющи в стареньком зеркале прихожей.
Братья прощаясь с Татьяной Григорьевной начали медленно выходить на лестницу, не забывая словесно поддерживать Вадима, которому начинало льстить, имевшая свое начало служба Иегове, в продуктивности дел и деяний, а не в замкнутости мыслей и слов, пусть и верных слов, но не входивших далее его комнаты родного дома. Ведь теперь он шел, точней выходил к великому еще неосознанному творению и творцу, его жизни, его побуждений, неся в себе одно желание побыстрее слиться в любви с всевышнем, духовным в сущности едино единственного бога Иеговы.
-Многие будут рады увидеть тебя среди стен зала царств, это ты еще и не был в новом нашем зале царств?- Говоря подмечал Сергей, так же кивая всем своим видом и речами на знаменательный час Вадима.
-Ты познакомишься с многими братьями и сестрами, они заведомо полюбили тебя, мы много о тебе им рассказывали, о тех сложностях, о тех испытаниях, и о том как Иегова помог тебе выздороветь,-
-Не без него, да!- Кратко добавил Вадим выходя во двор да подставляя свой силуэт, свое лицо под порыв знойного ветра, ударившего холодной сыростью, заставив его на ершится и повыше подтянуть воротник куртки. Представшее неудобство умерило пыл братьев к беседе, и все поглубже закутавшись в одежду пытались так укрыться от невзгоды. Двинувшись сквозь дворы к проспекту, молчание, создавшегося завивающего вакуума было так же радостно и приемлемо для Вадима. Он рассматривал родной дворик и подворотни проходящих окрестностей, дивясь каким-то переменам и тем неизменностям, ставшие для него чем-то вроде исторических архитектурных памятников, которых не стирало не время ни сами люди, спотыкавшиеся каждый раз о развалены гаража, чугунных лавок еще коммунистического режима, и самых валившихся в округе двух этажных домов царского построю, что своими сыпавшимися кирпичами во скелетах, контрастировали с пластиком, стеклом и дешевыми металлами, новых выдумок современности возрождавшегося класса буржуа. И только у самой остановки троллейбусов, беседа ни много возобновилась, перед вкушением очередного чуда, во технологии движущейся кареты. 
-Так давно не ездил траликом, вовсе соскучился,-
Обтертый, зашморганый с виду, да с исцарапанными сидениями салон электрического автобуса, навевал на Вадима былую славу, цельного неотъемлемого гражданина огромнейшего мегаполиса, взросшего среди гула вечно движущегося колеса человеческой общественности.
-Четверка, она всегда везет туда куда надо,- не зная как сдержать свою всхлипывавшую радость, продолжал пустословить Вадим, прислонившись к периллу бокового кресла с жадностью рассматривал немногих пассажиров, пытаясь вникнуть в их лица, в закрепощенные в тугих мышцах мины, отливавшие своей безжизненностью, перед их ними же иллюзорными ожиданиями той точки, когда в радости, в суровости, в отчаянье, во смехе, воспрянут затворенные эмоции, давая волю быть открытыми, быть на миг живыми и свободными в своих чувствах, и эту именно сущность Вадим и желал узреть, в тех людях, в тех спутниках, следовавших в покачивавшемся со стороны в сторону троллейбусе.
-Правда, интересно увидеть ваш новый зал царств, чего в нем особенного,-
-Ну нет, ничего особенного в нем и нет, ведь наше учение сообщает, что нам нечего поклонятся деревянным изображениям, тельцам. Необходимо верить в живого бога а не в омертвевшего в камне и выставленного на показ какого-то гуру, так что Вадим мы в этом не находим истины, а наш зал царств это всего лишь место, коллективной всеобщей молитвы, где все мы вместе можем соединится с Иеговой. При этом ненужно забывать о проповедях, разбирательствах, изучения многих интересных тем с библии,- отвечал Сергей все время поглядывая на Владимира, что кивавши головой в знак согласия, поддерживал его.
-Да зачем заведомо открывать все замечательное, все можно самому рассмотреть на месте, так будет значительно интересней,- добавил Владимир в часть пытаясь отстоять, более почтительный образ молчаливо действенного человека. Да и сам Вадим был не против отложить поспешности,  пристроившись на твердом кресле у окна и притихнув продолжал свое безвинное созерцание, того что на долгие месяцы исчезло с его жизни, с его обихода, тех улиц по которым он любил ходить, болтаясь, встречаться с знакомыми, и так быть вместе совладетелем их райончика, решая насущные проблемы, местного значения, да чтя кодекс уличной шпаны, считая себя в хозяевах бульваров, малых парков, и тех остановок что скользили перед его взором с права на лево. Которые и быстро истратились во времени, своими прелестями душевных эмоций, и тех связующих материальных частей, промелькнувших мимо, деревьями возле дороги, чисто вымытыми витринами, летними павильонами  уж без посетителей, еще не готовых к зиме кафешек, и тех по одиноких любимых местах где можно было немного побыть одному, без повального вечно двигавшегося куда-то толпящегося люду.
К самому залу царств от светофора было идти недалеко, теперь только несколько сот метров разделяли  Вадима от колыбели господней, под крышей которой позволено собираться лишь избранному народу, и эту не маловажную истину именно теперь, мог он прочувствовать целиком и полностью  во всей своей значимости  для себя и своих поплечников. Вадим осознавал свою особенность,  свою не случайность  в этом бога любимом мирке, религиозного движения свидетелей Иеговы, что в этот час, в этот день, спешат к своим незавидным храмам, где со смелостью своего духа могли престать к великому племени, просвещенных и живших в истине людей, так как для бога так и для самих себя. И Вадим окрыленный гордостью и верой, в деянии благого начинания на пути своего у верования, неся во свободности своего порыва, в легкости своих движений, ловко справляясь со своей пораненной ногой с помощью палки, которая казалась ему самому, добавляла какого-то значительного колорита, к его же образу молодого парня познавшего мудрости более взрослой жизни. 
Искристо белый дом значительных размеров, ровной прямоугольной формы без излишних фасадов, обделок и пафосного экстерьера, светлым коробчатым пятном контрастировал с малоэтажными домами, окружавшими храм со всех сторон. По которым серость времен прошла тенью долгих лет, смывши все яркие краски, с крыш, окон, стен, сровняв с пыльной городской красотой окружавшего архитектурного слова пол векового прошлого. И этот Вифлеем, хлев, где рождались сыны и дочери бога Иеговы, приносил еще больше радости тем, кому путь был светил и уже короток, проходивши сквозь утренний лениво пробуждавшийся микрорайон. У самого входу возле низенького крыльца, без символов, крестов, икон, как почитает православная церковь, да и многие другие, наспех и скорую руку, сотворенные на фабриках печатных станков, конфессий и сект, околачивался добрый десяток добропорядочных самаритян. Они время от времени то входили в здание, то возвращались обратно на крыльцо, словно поджидали кого-то, о ком необходимо было бы позаботится, кого-то подбодрить, кому-то посулить значимостью воскресного дня и своего пребывания в священном месте, они мило улыбались и о чем-то не принуждено между собой болтали. Подойдя ближе, Вадим с охотой приветствия и поставленным обычаем, радо начал раздавать свою пятерню, в рукопожатии со всеми встречавшимися, впервые им видевшими братьями и сестрами, с твердостью пожимая мужские руки и слегка трепля женские. Молодые и по  старше сестры, без брезгливости и самоунижения, но с любовью и снисходительным уважением к его открытости доброго нрава, осыпали новенького пионера, кроткой в лести похвалой, возлагая в радости дань Иегове, за то что еще один человечек был спасен и приведен к ним. Восхищаясь собой в теплом веселье такого насыщенного общения так сказать с первых шагов, ступивши на святую землю  Вадим не находил меры своему чувственному  самозабвению, в непонятности вылетавшего из него слов благодарения, да восхваляя тех кто лепил к нему свет целомудрия. Но так было недолго, пока призрачный силуэт  ссохшегося хиленького тела, гибнувшего во старости знакомого старичка, не был замечен Вадимом, походя в точности на самого Филиппа Павловича, того с кем он познакомился посреди дороги когда попал под автомобиль, но ведь он и ранние его видел среди этих же людей, да только на месте старых собраний, неподалеку арендованного клуба, тогда имея честь после заутреней поинтересоваться этим в годах послушником. 
«Он! Это был он».
Хоть фигура мужчины была видна Вадиму только со спины, да ошибиться он  не мог, да и его мелко-ногий песик желто облысевшей лохматиной, заюлив своим хвостом, тупился карими глазенками то на него, то на Владимира рядом стоявшего у крыльца, то снова на него, наверняка так по своему по собачьему приветствуя знакомых людей.
Вадим в один момент, в малую часть ему радостных секунд, обомлел и захолол с самого нутра, не веря ни себе ни тому, что тот человек из его миражей вновь на арене мирских действий, и наверняка в очередной раз решавший судьбу очередного просящего, нуждавшегося, показывая в истине мерзко грязную сторону наших стремлений, быть чем-то удивительным и неповторимым для всех завистников, в красочной, живой, порочной жизни, той жизни которая всегда  лишена зла и страданий, но для кого? И этот человек был вновь перед им, и даже немного отступившись попятившись с крыльца назад, пытаясь таким образом заглушить нахлынувшие терзания души, что с уверенностью предвещали чего-то плохого, чего-то нехорошего для него, вновь окончательного и завершенного. Он боялся очнутся и снова осознать жуть жестокой реальности, которая его так смяла в прошлый раз, он не желал более чего-то так резко менять, он не желал новых конфликтов, смены идеалов и стремлений, отдавая предпочтение тихому мирному пребыванию во Христе, с достоинствами верного самаритянина, растрачивать день за днем долгой своей благостной жизни. Но сами братья и сестры, опешившие от самой той перемены в нем, что вдруг омертвевшим молодым человеком, начал почему-то пятится от чего-то страшного и ужасного, находившегося  среди них, взывая во правде братской поддержке и понимания той сложности, в первый раз свыкнутся с самим обществом и правилами свидетелей Иеговы.
-Вадим, что тебя так взволновали?- Обозвалась тут же вышедшая, недавно познакомившаяся с братом Вадимом сестра Аня, с прилежностью стыдливого жеста подав руку и помяв слегка широкую ладонь, похолодевшую в лед.
-Да ничего,- пытаясь с собой справится, но все же сторонясь вида старичка, и его облезшей дворняги, отвечал Вадим.
-Но может же человек растеряться,- ревниво обозвался Сергей.
-Разволновался,- легко хлопнув с осторожностью по плечу Владимир, желая подтолкнуть Вадима в сам зал царств, и осмотреть это их нее прекрасное во святости Иеговы место. Да сам Вадим упорствовал и тянул время, в конечный счет понимая что войти все таки придется, не бежать же с постыдством, своего не объяснимого для всех поступка, во страхе к человеку существовавшего только  в его миражах странного забытья при аварии. И когда первые порывы с презрительным взором на пса, самого отъявленного мужества оттолкнулись от земли решительным шагом, к сближению с гранью святилища в духе Иеговы, призрачный Филипп Павлович своими видневшимися затертыми плечами старенького пиджачка, медленно обернувшись посмотрев в сторону входа.
Не чувствуя большого облегчения, едкой пелены удушия, в один миг слетевшей с него, освободив горло и отяжелевшую грудь, этот человек, этот старичок был очень похож на Филиппа Павловича, но не был им самим. Нос, лоб, сухие выпиравшие челюсти, все подобало, только в лице не чувствовалось зыблющего веянья молодости, живости, имевшихся сил, а в глазах не блистало ребяческое искрящееся любопытство, иногда падавшее тяжестью упорства за лож, стеснения перед откровенностью, ложившейся порой зверзко жестокой правдой, которую он с упованием абсорбировал в себя. Напротив этот старичок был словно выпит до самого дна, так сухо омумившись еще при жизни, своим ликом даря только одно отвращение, но это именно и привлекало Вадима, а может и то что он все таки пытался в нем распознать Филиппа Павловича. Потянув свои уста в неловкой и совсем не радушной улыбке, он отдал почет приветствия всему так сказать залу, пытаясь побыстрей занять себе место, да как-то спрятаться от стеснения не отдалившегося окончательного кошмара так явно всплывшего на поверхность, он пытался уединится и что бы совсем не растеряться да не предаться позору, остепеняясь желал собраться, припомнить тему первой речи, о которой он был предупрежден заранее, склоненный Сергеем, заведомо разобрав основные и непонятные детали звучавшей так первой лекции.
«Веруй в Христа сына Иеговы, ведь он уверовал во всех нас».
И отдалившись от всех, присев на длиной мягкой скамейке, почти у самой стены, не зная для себя зачем, начал пролистывать  библию, словно среди тонких прозрачных страниц, желал найти хоть чуточку, хоть песчинку покоя. Сергей и Владимир вольно отстранившись, предавшись тихо скромной беседе  с собратьями, ненадолго позабыли о нем, но того и требовалось. Почитывая то один то другой через несколько сот страниц, стишок из святого письма, Вадим не в состоянии был окончательно побороть себя, поглядывал раз за разом, на так званого воплотившегося во кости и шкуре, но позабыв душу, Филиппа Павловича, который ровной постановкой спины, недвижимых плеч и высоко поднятой головы, напоминал школьника начальных классов,  успевшего так же пройти в зал царства и присесть у другой стороны немного впереди его. И почему-то с каких-то глубоко чувственных причин, ему в один момент стало жалостливо, скорбно по этому человеку, да испытать смущение перед стыдом своего в беспомощности сознательного сожаления, во страже того что никогда не выйдет за рамки словесного,  мыслимого сочувствия, с жавшие его желудок и искоробив немного выровнявшегося после ужасного стресса его лицо, он теперь ясно видел в этом человеке недобрую хозяйку. Старичок своим бременным телом умирал, и лишь потому он был здесь, что желал напоследок погреться в лучах человеческой доброты и любви, взаимного понимания тех кто дарит во старости лучики теплого душевного света, пусть и в притворстве и с глубокою тенью лжи, но в щедрости раздавая каждому просящему, в яростных словах, на остро христианском языке, хранивши так заповедь.
«Да возлюби ближнего как самого себя, и не забывай о боге». И это сожаление по соглядатанию, по созерцанию, за самой уходящей жизнью, и держало Вадима, не оставляя разумности и возможности совладать с собой. Ему по ребячески хотелось прикрыть руками лицо и в утай всплакнуть, от подступившего горестного отчаянья, что все больше и больше склонялось к старичку а не к нему самому, где он под плодами своего воображения начал себя сравнивать с им, что в сути своим существованием дорожил каждой минутой, каждой секундой этой жизни, и той же минутой прощался с тем и теми, кто составляли его окружающую до сели уютную среду. Но все тонуло, исчезало в вне, и из нутрии, без следа, без памяти, становясь и вовсе без материальным, и это сквозь каких-то пять, шесть метров, разделявших от призрачного двойника Филиппа Павловича. Он краснел и в миг бледнел, сжимавшись в эмбрион и вновь пытаясь собрать бремя своих переживаний, выровнявшись спиной на лавке, и заглядывая во внутрь зала, где у столов и кафедры велись приготовления, да в очередной раз игнорируя заботу своих братьев, заметивших перемену в нем, вежливо просил о нем не беспокоится. Да только все спрашивавших в чем дело, но он только лыбился с той же сложившейся в ужасе улыбкой, боясь в очередной раз вскользь взглянуть в сторону старика, и все же смотрел на него, на малую слегка вытянутую головку, с жиденькими можно так сказать, редкими седыми волосиками.
Но выпавшее спасение, вокруг присутствующими, сидевшими и стоявшими, начавшими меняться местами, и теми кто вольно блудил скоро ударившись в живости, в сыскание свободных мест. В это же время худенький человечек у кафедры, вытянувшись носиком к верху, ретиво метал прищуренными глазенками по рядам собравшихся, в оцепенении замерев своим тельцем в несколько шумных минут, внушая так остальным их племени, свое основное положение, старшего предводителя. Беря высшую точку над другими, своим видом наполняя покой и тишину, что конечно и состоялся в по одиноких застывших шорохах, в трех четырех десятках сестер и братьев, обвороженных своим временно сменным лидером, вносивший и испускавший суть своих истин от имени Иеговы.
-Приветствуем всех тех, кто сегодня впервые посетил наше собрание, и благодарим нашего бога Иегову, что позволил и помог нам собраться в месте, и будет хорошо, если мы почтим во славе нашего бога песней, страница сто один; «Возвещаем истину о царстве»,- прельщенный с мягкостью теплого вопрошания обращался брат у трибуны, не меняя влитой бюстовой выправки, выглядывая из-за доски, за которой он чем-то не отрываясь взором был занят. Тихая мелодия с растущим треском, рычания вступительного проигрыша, во громкости полилась с динамиков, что черными полусферами были хаотично разбросаны по всему потолку. Не успевшие умостится как все прихожане, начали подыматься с поспешностью вооружаясь желтеньким песенниками, отыскивая стих сто один. Вадим так же поднялся, так попав в очередное замешательство, он не имел данного буклетика с вопрошаемой песенкой, и то чувство которое вгоняет в краску стыда, человека не умевшего да не желавшего в общем чего-то петь, корили очередным душевным унижением. Да не успевши пасть в унывающую скорбь перед своим не востребованым для бога талантом, как сидевшая а после подобно всем поднявшаяся сестра лет сорока, сорока пяти, пошевелив губами в тихой просьбе быть счастливым и благодарным богу, поделилась на двоих белыми листами малого песенника, вынесши их в перед и удерживая так, что бы им обоим было возможно следить за строками, начинавшейся только, только срывавшейся во словах песни, с уст бойких певуний молодых сестер первого ряда.
Был час, когда не знали мы,                                Каким путем идти должны.                Но Бог вывел нас из тьмы,                О Царстве истину открыл.                Суть воли Бога нам ясна;                Признать покорно власть Творца,                Божью славу возвещать,                Его святое имя прославлять.                Мы весть несем во все края-                Пусть слышит небо и земля.                На улицах и по домам,                По селам и по городам.                Народ Иеговы возвестит,                Что истина освободит.                Сеять семя нам дано,                Пока не скажет бог; «Завершено!»            
 Само пение и то принуждение в общем послушании, избранной и заведомо подготовленной программы, Вадима немного отвлекло от образа двойника мифического Филиппа Павловича, тихого старичка не подававшего ни лишнего шума, и не привлекавшего к себе внимания. Да и сам Сергей и Владимир немного отсторонились от его личности, лишь мешкая суетившиеся без конца бросали кивки в сторону него, так подкрепляли его веру и надежду в единство их организации, что хранит в заботе каждого из них, доверяя как первому так и последнему ее члену немалого народца, пополнявшегося новыми бога любимыми и бога боязливыми самаритянами. Вплетая эти два понятия в одно добронравное для самого Иеговы смирение, в легкости слабого голоса, со стыдом прочитанной песни под музыку, истраченной в том же тепле надежд, горевшей во блаженстве души Вадима, сменяя его жалость и полонящее сострадание, на что-то более округленное, осознанное в своей глобальности соединявшего его со всем миром, придавая так избранное место в великом божественном механизме системы вещей. Акцентируя на значимости и той ответственности которая во словах просто полонит уши обычного человека; «труды и дела» по которым судят, даря благосклонность иль презрение. Дама с песенником по завершении музыкальной аранжировки, так же вольно с радушием отшатнулась от него, как и прильнула, идя своим добрым жестом на выручку брату по духу и вере, занимая заранее выбранное место на лаве. Вадим и сам отпрянув, да освободившись от долга перед господом подсунулся ближе к Сергею, что безмерно лыбился ему в лицо, да на ощупь шаркал руками по святому писанию, перелистывая журнал; «сторожевая башня», который тут же и закрывал, косо поглядывал на представительную особу у кафедры, знакомого брата, выпавшему счастливая и приятная удача проповедовать для своих собратьев, в этот воскресный утренний день, так сурово встречавшей самой природой, праведных самаритян народа Иеговы. Но по самому виду, того аккуратно прибранного человека, желавшего так четко с ясностью слов сохранить вышколенную дикцию, внимавши с прилежной способностью его слушателей, изысканная декламация только и походила на невнятную рваную проповедь, человека свалившегося прямиком с луны, с того неба куда он наверняка хотел когда-то и попасть, минуя суровость физической смерти. Но так, в этих изначальных словах, доносилось только к незнакомцам и тем кто недавно начал посещать собрания, общее мнение о великом боге, имея порыв не вникать в сперва во смысл многословия, а отдаваться стремлениям, намереньям, и побуждениям, сложившихся в личности так выразится полноценного индивидуума, который давно не тратил, своих искренне радушных, добрых без вино детских эмоций, ну с тем кто мог бы ответить тем же, без зазорной мысли на корыстную оплату. А для остальных, кто сросся давным-давно одной семьей, однодневный пастор в одном часу, восполнявший волю Иеговы будучи пастухом племени послушных овец, выглядел по обычному, весело шутливым представителем их лицевых достоинств сокровищ души. Вадим приблизительно помнил то состояние, бессознательной подавленности, в тот первый раз на старом месте зала царств,  опустошив его голову на несколько часов проповеди, и имевшее в общем не самые приятные ощущения, к которым как ему виделось теперь необходимо было привыкать. Но вот именно сей час, его мало занимало то что происходило вокруг, впалая грудь и все хранившееся в нем, под раздором самых глубоких чувств гибло, на поле безмерных изнывающих кровоточащих ран, от которых не было ни покоя ни спасения, ни мысли к само побуждению чего-то предпринять, чего-то изменить. Ведь кто же мог подумать, что мираж, облик фантомного персонажа, его черного мира, забытья, воплотится в живую, хоть и не имевши такого отчетливого ясностью и подобность своему туманному героя, но он был, не позволяя ему оторваться прикованным вниманием от прототипа Филиппа Павловича, и привлечь к себе что либо другое. Глаза сами все время возвращались к одной точке, а возбуждавшееся любопытство во страхе жалось, желая побыстрей разрешить свою растущую не сдержанность в эмоциях, которым не было свободы. Так пролетела первая проповедь, бессмысленной и неосознанной в своей духовной сущности для Вадима, а те дорогие поплечники Владимир и Сергей и вовсе без лишнего обнародования, сбились с толку, не понимая самого поведения их нового принятого брата, менявшегося в лице, жестах, и самом поведении раз за разом, без причинно, то обмирая в ужасе, перед чем-то непонятно опасным и смертельным, то влажными глазами в дроже нижней губы чего-то шептал, подобно молящемуся человеку, чувствовавшего за собой безграничную вину, то отрезвившись на секунду, перебирал бледным лицом гримасы, словно за его ликом происходил без контрольный хаос. А те попытки с осторожностью не сорвать самой проповеди, и окончательно с будоражить остатки воли Вадима, взывания признаться в чем дело, не приводили Сергея ни к чему, да  он особо и не настаивал, веря и надеясь на проявление воли Иеговы, что разрешит любую ситуацию не учитывая в мелочности такого небольшого казуса с его товарищем. Да Вадиму самому не становилось ни как легче, перелистывая с одной на другую страницы библии, да юля перед носом цветными иллюстрациями; сторожевой башни, он то и дело доставал свой недавно приобретенный мобильный телефон, зажигая цветной экранчик, интересуясь застывшим на месте ранним временем.
«Еще с целых пол часа», изнывая от понимания, как это много, когда в особенности каждая минута растягивается в целую вечность, не осмысленной выжигающей грудь болью, деливши в эти несколько часов его мир пополам. Первый из которых во славе своей любви и желаний, позволял быть властителем всего материального, представшего перед тленностью смертного, ну чем-то вроде судебного повелителя, от своей воли и тщедушного наивного порыва быть хозяином новых добродетелей, рожденных в месте с им в утробе матери, и тем вторым миром, что срывавшись гранью иллюзорности наших рассуждений и смелых мыслей, позволял иметь надежду на магическую леди, щедро раздававшая всем желавшим светлую мечту, которая для многих с помощью упорства и трудов над собой становилась явью, хоть и не выходя за грань их костных черепов круглых голов. И таков выбор для Вадима был очень труден, да как и для каждого из нас, да еще в его неосознанности, когда наш мозг не находит объяснения, пытаясь склонится на разряженость, на хлопок чудотворного настоящего, так иной раз разрешавши наши все проблематические устои, сломленного в основе умопомешательства, в точке здравого нашего восприятия окружающей среды, так ярко желавшей вогнать наши духовные остатки в мир тенистых призраков, жутко приятных ощущений и таких совместных сопереживаний возложенных на чистую доску настоящего Я. 
Так истекла и вторая проповедь, безмерным мучением да без какого либо преткновения мыслей и решений, и только когда новоизбранный однодневный пастор, сменившийся в очередной раз у кафедры, возгласил смиренную молитву перед гласом Иеговы, искренне почтимую в их раскаянье и повиновению в вере. То только тогда Вадим немного воспрянул духом, подселив к его внутреннему карнавалу не вовсе радостных чувств, кроху смелого порыва, брезжившим светленьким лучиком его спасения и покоя. И когда все про себя читали молитву, то он простоял с эти несколько минут молча, под покойное слегка басистое в нежности голоса бубнение старшего брата у кафедры, направлявшего в словах прямое обращение к Иегове. Он долго смотрел на так же поднявшегося старичка, что прикрывши глаза чего-то нашептывал бескровными губами, и он почему-то не видел теперь разрешения в сложившейся так проблеме, в быстром его исчезновении. Тоесть прямого бегства с места святых двадцать первого столетия, а напротив желал подобно молодому волчонку с опасливым любопытством бросится на пугавшую неизвестную статуйку, замиревшего с лева у третей скамейке неподалеку от требунки их зала царств, и тут же разъяснить для себя тот кошмар, что еще остался после пробуждения в комнате реанимационного отделения, да мучавший его до сих пор. Хоть та часть той жизни, с милейшей моралью прошедшей сквозь недавнюю боль и нужду но со святым словом, взволновывала позывы сладкого, пусть грешного, отвратного, но по мере других концепций и взглядов, к любимо счастливой жизни, жизни с достатком, с главным, вечно цветущим в завести желанием, желанием иметь. И не понятным для таких как он теперь, с лицом вольности и свободы своих побуждений, пусть диких, пусть неоправданных. Но это опознание должно было случится, дав ощущение своей заблужденности, излитого в конце концов в покаянии, отысканное на страницах библии настоящего, во справедливости верной истины его жизни.
Все в друг как-то одномоментно зашевелились, объединяясь малыми группами, снося со своих улыбчивых губ еще повторявшееся «Алилуя», так похваливая своих братьев и самих себя перед великим богом, во слове сложившегося, млеющего от радости в душе, молитве целого собрания, совместно блеющего мычащего ликования.
-Алилуя,- повторялся и Вадим, привстав бережно собирал свою духовную литературу, опустивши низко свои глаза боясь кого-то затронуть взором, вступить в разговор который ему был как раз некстати еще сомневаясь в своем решении приблизится к старику или нет. Отойдя от братьев, оставивши самих по себе Сергея и Владимира что не задолго увлеклись чуткой беседой с юными сестрами, игривых во прилежности святого письма цветущих дев, разменивая свое обусловленное обольстительное положение ярких бутонов, смешливо пахнувших во своем обаянии перед будущими мужами Христа. Свернув в коридор, остановившись при входе возле диванчика где на небольшом столике, ровно разложенными стопками, лежали ряды новых изданий, журналов, пособий к святому письму, которые были так важны для каждого из собрания, тут же рядышком перебирая  по листу, два немного постарше мужчины, прилежно поздоровавшись с Вадимом, просматривали голубоватую книжонку, о вопросах молодежи, в рассуждениях склоняясь к почетной буквенной истине, перед гиперактивной телесной прегрешенностью, взывавшей к святости во взоре Иеговы, да к воздержанному почету в вере и служении к первому.
-Вас зовут Вадим?- И длинная рука одного из них, еще не известного товарища потянулась навстречу улыбчивого Вадимого доброжелательного кивка согласия.
-Вот чудесная книга, верней незаменимое пособие с многими ответами на разнообразные вопросы,- и та же рука что только что жала ему кисть, вытянувшись на показ демонстрировала тыльный лист, с бирюзовым отливом много портретного фона, с улыбками, в обильности национальных сограждан государства бога Иеговы, где на белеющем павшем к низу горизонте, крупным шрифтом отбивалось само название; «Вопросы молодежи, практические советы, том 2».
-Хоть это и вторая книга, но не маловажная, и хранит так выразится автономную, верней целостно завершенную суть,- и засмеявшись над своими высокопарными словами, не назвавшись по имени брат добавил.
-Верней эта вторая книга не склоняется на первую,-
Вадим в ответ только продолжал кивать, не разделяя в своих суждениях разговор, да все время косясь в центр зала боясь пропустить ухода двойника. Взяв и себе рекомендуемое пособие, попутно полюбовавшись на ее пестрые иллюстрации, размещавшиеся чуть ли не на каждой странице, не прощаясь, отяжелевшими шагами без полной уверенности в правильности своего побуждения, предстать перед тем, что так его волновал и будоражило, побрел обратно к залу непосредственно к левой стороне, к третей лаве, где в непринужденной тишине, деля одиночество в молитве с благим деятелем Иеговой, сидел сам жизнью угасавший старичок, от которого падала тень самого Филиппа Павловича.
-Здравствуйте, доброго вам утра,- сжимая до боли кулак, державший лямку сумки, тяжело набитой литературой, зарыпевшой еще новенькой искусственной кожей, да за топтавшись на месте не зная куда и подеть трость про которую он словно и позабыл, по приходу к дверям этого зала царств. 
-Я вас уже видел, и вы наверняка помните меня, вы очень мне напоминаете одного человека,- с удушливостью говорил Вадим, с трудом проталкивая сквозь горло каждое слово. Но сам старичок медлительно пожмакивая шар своей палки, беловатую сферу ручки ссохшимися  тонкими пальцами, безмолвно продолжал глядеть перед собой, бесцветными, пустыми глазами, словно никого вокруг него и не было. Вадим хотел было подступится поближе, желая разрушить одноликое пространство причудливого отшельника, восполнить свой образ и на голосить о внимании к нему, меньшему брату, но сам тот что вот только без притворности млел в своем покойном оазисе чистых молитв, резко сорвавшись с места, пошел прямиком на донимавшего юношу, предупредительно стукнув свое тростью по лавке, так отсторонивши Вадима направился быстрой слегка прихрамывающей походкой к выходу, на ходу вежливо кивая всем кого встречал, таким образом по видимому прощаясь и благодаря своих собратьев. Немного ошарашенный Вадим, не желая упустить своего призрачного приятеля устремился в след, держа дистанцию что не могла вызвать лишних подозрений в его намеренье завести очередной не слагавшийся в его пользу разговор, для всех тех кто оставался у него позади, но и сам старичок воссоединившись со своим четвероногим товарищем, которого полюбовно со всей радостью своего добродушия снизал несколько раз концом трости по облезшему желтевшему боку, быстро устремлялся куда-то вглубь серых холодных зимних подворотен. Он не шел к проспекту а скорей этими каменно бетонными лабиринтами бежал вдоль него, не давая прямой возможности нагнать себя Вадимом, что и так же не желая вогнать себя во смущение, не правильно выставив свой оклик, человека которого он знал лишь с своих мираже, мрачного фантома, к которому он же живой двойник мог бы быть и не причастен, по своей плотской сущности, в невозможности занять духовную среду его глубин внутреннего мира. Вадим все шел, давно оставив позади свой ново приобретенный дом бога, с трудом узнавая и до того позабытый соседний район, помнившийся мутью воспоминаний с озорной юности. Да и сам апонент почему-то не останавливался, не оборачивался назад, словно не подозревал погони, при этом почему-то не подпадая под то предстарческое любопытство, всегда во все соваться, и всем на докучать своим присутствием. Нет, это худенькое существо на тонких ножках, постукивавшее тросточкой на ходу о мокроватый асфальт, скользя своим неровно сложенным тельцем, так и пытался исчезнуть, кануть за ту грань, в ту ячейку нашей много обильной структурной системы общественной жизни. Которая сама по себе сглаживает свое существование в истраченности, в бессилии, умиравших желаний оставлять по себе единственную радость, быть не тронутым, быть незамеченным, порывами ураганно свежих стихий молодой жизни, еще гнавшей буйные ветра перемен для целых возраставших поколений. Этот для Вадима один километре, второй а может третий, давался с борьбой еще болевшей ноги, да все же марафон нашел свой конец, свой финиш, оставляя одни только вопросы и  ответы, к которым так стремилась его сущность. Минувши очередной двор, что по памяти Вадима граничил с широким бульваром шумной артерии, городского движения уже прямиком выходившей к центру столицы, где среди образно старенького домика, изрядно освеженного да недавно отреставрированного с лицевой стороны, и так же во весе прежних столетий красовался желто-серым фасадом, тыльно расположенных несколькими парадными четырех этажного здания, с маленькими но уже на современный лад пластиковыми окнами, так похабно оскорблявши всю архитектурную задумку наших предков, воплощавших живость и пригодность для человека в живых продуктах и материалах. Точней для их обоих далее идти было некуда, лишь только в сторону проспекта, во что и не верил Вадим, прямо осознавая финиш их гонки, убегавшего и преследовавшего, сам старичок по всей вероятности оказавшись среди родных стен и хорошо известного места, умерил ход и стал более развязным походкой во чванливом спокойствии, таращась по сторонам да не находя преткновения своим обесцвеченным глазам, замедлявшись всеми своими движениями, направлялся к правому угловому подъезду. Но не к самой двери а к старой изгнившей от времени низенькой, собранной из брусков лавы, приткнутой у самой стены дома, что и заменял спинку на которую можно было легко упереться, не жалея конечно испачканной одежды. Вадим направлялся туда же, позволив старику вновь умиротворить свои челны, потуплено снизавши голову на грудь, да недвижимым взором сверлить землю, на которой у самых ног, пал в той же старости его четвероногий спутник, вывалив своему хозяину свой в черно рыжих пятнах голый живот.
-А вас трудно и догнать, я второй раз пытаюсь с вами заговорить, и не нахожу это возможным,- отдавая от себя то первое что реализовалось в его уме, и воплотилось на кончику языка, обычным от меры простоватым обращением, так не тратясь на излишние чувства и эмоции приведшие его бог знает куда, пытался он разрешить свой внутренний конфликт. Да сам двойник Филиппа Павловича, продолжал походить на безмолвную окаменевшую мумию, привыкшую к излиянию душ многочисленных прохожих, не знавших как воплотить свои потуги, своих просьбенных пожеланий в более живой мир, находя идола с радостью делившего досуг всех вопрошавших.
-Вы не хотите со мной разговаривать, но мне кажется вы для меня будете очень важны, со мной произошла очень диковинная штука, мне трудно ее описать и быть понятым для других, но вы не посредственный участник, и мне нужно с вами об этом поговорить, мне так сказать необходимо разуверить себя, вы меня понимаете?- Но старик продолжал по прежнему сидеть, словно ненадолго уснувши, и никого он и не слышал, лишь только желтенький песик, изредка отрывая свою голову от мокрого асфальта, откидываясь назад косо поглядывал на Вадима.
-Во прошлый раз, когда мы с вами виделись, почти пять месяцев назад а может и больше, еще в том арендованном помещении, старого съемного клуба, тогда меня вы так же интересовали, но не в этом суть. Это было еще тогда, когда само то служение кончилось, и мы с ребятами, Сергеем, Владимиром, отправились провожать сестер, ну так пройтись, вы должны понимать, и по иронии случая я попал под машину, и конечный результат вы сами видите, нога. Но и это ни то что я вам хочу сказать, то время которое мне довелось провести в так званом беспамятстве, следуя к реанимации и самого трех дневного пребывания под присмотром врачей борющихся за мою жизнь, то я сам не зная как, провел на данный момент моей неосознанности в иллюзорном мире, он был подобен этому, без малейших изменений, без малейших намеков на то что это сон, или галлюцинация, и тот мир моего беспамятства был целиком и полностью настоящим, вы понимаете, и в нем был человек, влиятельный человек, очень похожий на вас, вот почему я страстно хотел поговорить с вами, для чего вы и нужны, понимаете?- Вадим удавившись своим настойчивым пониманием, дал передышку своему продолжавшему молчать материализовавшемуся Филиппу Павловичу. Да от самой невыносимости затянувшегося молчания, гнетом давивши его здравомыслие, боявшись единственного признания, обще взятого в добрых кавычках сумасшествия, своего помешательства что вот-вот для него должно было бы стать явью, с тучными врагами, смирительными рубашками и безверием в окружающий мир.
-Вы все молчите, но я не знаю что и делать, в том сне, в том забытье, мы с вами познакомились так же на улице как и сей час, и тогда было лето, это лето которое прошло, меня сбыла машина, но не так травмируя как оказывалось по настоящему, я лежал посреди улицы и вы помогли мне подняться, вы как-то с волшебством своих рук излечили меня, вам это было просто, и еще вы оставили мне свою визитку да кредитную карту с определенной сумой, которую я мог тратить по своему усмотрению. Я ездил к вам загород, вы там жили, и у вас там был шикарный и в общем неповторимый дом, среди двух стен высокого соснового леса, и там я познакомился с вашими друзьями, Игорем Дмитриевичем, профессором и этими как их, адвокатами международной защиты, но не в этом то суть, вы просто ответьте мне, это было или нет, скажите вы мне наконец-то?- Сорвавшись в голосе возопил Вадим, и тут же умолк, сверля своим озверевшим в ярости взором, непоколебимого во своем спокойствии старичка.
-Много лет назад,- немного сиплым тоном, да еще свежим голосом отошло от ели содрогавшихся губ, пожелавшего в конце концов ответить донимавшему юноше.
-На нашу землю спустилось по сути уникальное явление, разившее своей откровенной простотой, оголявшее правду и не стыдившееся наготы истин, это явление мы люди назвали атеизмом, и именно он атеизм, открыл всему человечеству все те возможности, все те духовные способности, которые вдохнул в нас в час зачатия отец. А до того мы были ленивы и скудны в своих творениях, веря в то что одна лишь молитва может творить чудеса, но как оказывается в настоящее время это не так, мы сотворены по образу и подобию творца, и имеем туже волю творить, и те же способности извергать и возрождать свои самые смелые желания. Но юности и силы молодых лет, взыскивают в поиске своего самолюбивого восхищения миром и собой, приводя неразумную душу к гордости и гордыне, заставлявшая нас по забить о главном, хранившее во веке наше семя в каждом человеке в каждом сознании. Так и я, отдавшись дуновению своего величия пытался дотянутся к секретам самой смерти, вечной жизни, составных сознания и его работы, и вот что мне напел ветер моей молодой вольности, которому я был так покорен много лет подряд. Ведь не кажется для вас молодой человек, что понятие о вечности в патетичности этого вопроса попросту бессмысленны? Ведь то что окружает нас все время умирает и перерождается, обновляясь каждым мгновением текущего настоящего, тогда почему мы не хотим в это верить, верить в само бессмертие органической жизни, которая во своем процессе в действительности одарена вечностью. Мы говорим, мы утверждаем, что именно мы и наш опыт, наше созерцание, вольется в мегокосмическое пространство, давая нам полное позволение быть его совладельцем, в равности бесконечности самого бытия. Но на этот вопрос ответить очень трудно, верней наверное невозможно бес союза той же веры, но можно задать другой вопрос и на него ответить, кто порождает то вожделение, что мы бессмертны, что мы еще дети в доме отца, который так в своей защите добр? Ответ прост наше сознание, и почему же тогда нашему сознанию не дотянутся не взлететь к тем рубежам, что возносят наш дух в мир блаженства, сказочных царств покойности и благоухающей щедрости, да окружающей среды, миров иллюзорных представлений, ведь только среди этих тонких нитей мыслей, восприятия и чувственности, мы можем сотворить туманность Ориона и назвать ее своею колыбелью, или облачную не повторную по красоте перинную тучку среди голубого неба, отождествить  с безмятежным островом малого поэтичного уголка, наших не скромных до меры экстравагантных муз. Но это все мелочи, ведь то что возможно разумом воплотить, среди пространств не имевших ни материи, ни плоскости ни временного цикла, равнявшееся бесконечности наших внутренних побуждений, мировоззрений да и их волшебных проявлений, стряпанных за костно-лобной перегородкой нашего черепа. Так почему же нашему разуму при таких возможностях, без ограниченных рамок скованных материализмом, не возлелеять, не взрастить, ту иллюзию, которая так славно заботится о нас самих при самой жизни, и так легко может  существовать и после самой смерти. При этом для себя собирая все возможные ингредиенты, на протяжении нашего долго-короткого  пути по земле, сшивая волшебными нитями одеяло крадено возжелавших идеалов, которые так волновали и трогали нас на протяжении всей целой жизни, в невообразимой случайности сложившейся  по своей необъяснимой сложности и возможности, в фантом полноценного мира. Но созданным нашим мозгом в нутрии самих нас, и смирено ожидавший зова к виртуальной иллюстрации нашего возрадования, нашего восхищения перед ликом тех же нами созданных идолов, только теперь служащих во всем своем свете, и пусть это будет Иегова, или Будда, или лаборатория с позывом и возможностями к открытию новых микро вселен в прозрачных колбах, или сытных столов посреди полей рая, все это предстанет перед каждым во время смерти, ибо как само сознание не позволит себе умереть, и пока те первые секунды нашего пред смертного часа с омертвением тела, становятся долгими часами для наших родных и близки терявших дорогого человека, то для нас самих они будут вечностью, реальной вечностью, ибо для нашего внутреннего восприятия материальные концепции попросту не применимы, и я повторюсь, отсутствие материи, плоскости и времени, равняются бесконечности. Наше сознание всю нашу жизнь готовится к этому бессмертию в несколько секунд, и ты волен выбрать его сам, какими будут луга твоего эдема. Вот к чему меня привела вольность вызревшего в плоде атеизма под духом вечности,- глаза старика немного поднялись, оторвавшись от земли, и теперь Вадиму показалось что в действительности перед им был сам Филипп Павлович, с чистым еще молодым взором светлых глаз.
-Вы говорите так, как и он,- и немного отступивши назад, пытаясь более детально рассмотреть опущенное лицо.
- Голос и само содержание по правде молоды и с тем жанром, чего-то любопытного, занимательного, во всей своей свежести, человека не знавшего старости,-
-Я не знаю молодой человек о ком вы говорите, но я не сожалею о своей жизни, наверное теперь я только сглаживаю ее острые грани, которые выступают в моем сознании дерзкими воспоминаниями, а старость почему-то жалеет и стыдится, но и они я думаю будут оправданы, в покаянии перед богом,-
-Нет, вы скажите свое имя, и перестаньте нести эту высоко-материальную ерунду, ведь коль на то пошло то и Иегова не рад будет пустословию!- Восклицая в крике, спрашивал Вадим. Но старик со всей злорадностью изрядно морщинистой улыбке, с размаху высоко поднятой палки ударил оземь, возле лежавшего перед им пса, что в испуге схватившись заметался на месте не зная чего от него хотят.
-Наверное это с вашей стороны похоже на абсурд, но меня ранние звали Филипп,- подымаясь с лавы старик неуклюже отвернулся от Вадиму, с трудом пытаясь выпрямится спиной.
-Но о чем вы говорите я не знаю, и пожалуйста оставьте меня в покое, ведь мой эдемский сад вот-вот расцветет и я кану в вечность, а вам еще необходимо потрудится, ради тех ярких цветов каких вы бы желали себе в бессмертие. Ради тех радужных тонов в глазурной вечности, ваших еще несозревших идеалов, еще не скованных в вере духовных ценностей, замечу живших как до вас, так и будучи процветавшие после вас,-
-Я все время молчал, я молчал но теперь не буду, я не знаю кто вы и не знаю что вы, но вашим бредом я сыт по горло, и я желаю только одного что бы вы исчезли с этой земли, навсегда, не мороча другим головы, вы слышите меня, это я к вам Филипп Павлович!- Разойдясь во злобе, Вадим поносил уходившего во тьму парадной старика, который в новь не подавал виду своего беспокойства, словно и не слышал ругань летевшую в его адрес. И лишь только махонькая белая бумажонка, вывалившаяся с кармана Филиппа Павловича ровным прямоугольником легши на замусоренный кафель входного коридорчика, привлекала Вадима оставляя по себе еще какую-то вербальную связь между мифическим образом старого мужчины. Что тут же была изрядно облобызана следовавшим позади мокро-носим псом, обижено фыркнувшего над клочком бумаги, сорвавшегося в несколько прыжков догнавшего и исчезнувшего на лестничной площадке хозяина.
Вадим еще продолжал злится, но не находя преткновенного лица, своему взбешенному расположению, сопя да без лишнего афиширования выругивал ушедшего старика, не отводя ни на миг, не теряя со взора им выроненную бумажонку, при этом теряясь в желании и колкой опаски ее поднять. И тут в его голове все перемешалось, слизав все видимое перед глазами, и сложившаяся путаница рассуждений открыла ему то что он так желал, на протяжении этих долгих месяцев, прибывая взаперти у койки со сломанной ногой. Это была карта, та волшебная бело синенькая кредитка, с неисчерпаемыми запасами наличных, она лежала на том же месте где был оброненный клочок бумаги, искрясь своим глянцем на сероватом свету открытой двери. Чего-то екнуло под ребром, забив дух в остановке дыхания, и Вадим с чудотворными способностями своего еще раненого тела, в один скачек настиг то необходимое, то дорогое, решавшее его все материальные и духовные проблемы, спутывавшие все это время его разумное сознание.
-Ясно теперь, все ясно,-  шепча сквозь зубы, и крепко сжимая рукой первое доказательство, да билет в ту свободно вольную жизнь, со всеми удобствами, со всеми безвинными прегрешениями, Вадим в раненом беге несся вдоль проспекта. Пытаясь слиться с людьми и не быть замеченным в том малом воровстве, которое он с потерей уважения и своих чеснот, совершил перед старшим братом и самим богом Иеговой. Что теперь как великий бог почему-то молчал, словно целиком и полностью доверял  своему детищу, шедшего стопами праведного самаритянина. Но то, что он так крепко держал в руке на какой-то сотне метров, торжественного по духу марафоне, вдруг измявшись  размякло, и чуть ли не приняло форму малого комка, мягкого и влажного липшего к ладони. И в какой уже раз, в это пасмурное серо мокрое воскресенье, Вадима посетил страх, с которым он более не желал разменивать себя. И не зная что предпринять заметав по сторонам головой, кинулся к первому ближнему переулку, где среди своего пугливого одиночества перед глухой стеной почерневшего дома, поднявши левую руку повыше раскрыл в ладони свой кулак, где пошатываясь на малом ветру подобно неваляшке колыхался тот же оброненный клочок белого листа, только теперь в близи на нем были видны слабенькие голубые ниточки какого-то большого прописного слова, пальцы сами быстро затеребив разгладили крошечную записку, где в трех раздельных словах был вписан кличь славы божества, великого отца Иеговы. Вадим еще долго не мог понять что с им происходит, и где была реальность а где миражи восставшие с глубин больной души, но больше он никуда не спешил, он так и не выбросив украденного листика, продолжая крепко сжимать его в кулачке, да подобая сломанной кукле все время заикавшейся в одном слове тихо повторялся, в трехзначном сочетании короткой прописной фразы, сошедшей с белизны клочка и впитавшейся в его тело.
-Алилуя, алилуя, алилуя!-
Пронизывая вдоль движущуюся на него толпу людей, так тихо хваля своего единственного бога, в котором  теперь так нуждался и которому как теперь верилось был крайне необходим, и от этой веры ему становилось только легче и свободней, среди страстей людских что так с достоинством несли перед им свои пороки и прегрешения измученных с унылыми лицами сотен встречавшихся прохожих, которых он так легко охрещивал в животворящей славе бога Иеговы.
-Алилуя, алилуя, алилуя,-   
                17
-Друг, мой друг! С продухом я пытаюсь найти ответ, среди этого не объяснимого океана плотной вековой смуты, так беспощадно обращавши свет в хаос бытия, ставя на пьедестал законности случай и совпадение, кроша и разрывая то стабильное и зыбкое, к которому мы так привыкли и дорожим, в надежде что вот-вот мы окунемся в этот тепло золотистый бархат утреней зари. Но нет мой друг ты посмотри как в суровости черная мгла в неистовом урагане рвет свою чернь, пуская во слабый свет горизонта темно-синие грозовые тучи, пороша чистоту огненной звезды клубами вздымавшейся пыли и пара, истлевшего праха той жизни, о которой и мы с тобой желали бы позабыть. О, нет мой друг, нет больше жалостливей плача чем унывавшего ребенка, пред безводной пустыней, скрывавшей свою истинную сущность под чернью тайфуна, беспощадного неба с силой вжимавшего слабое тело, да верное духу радости сознание в жидкий, топкий песок. О нет, больше муки видеть такой рассвет, когда сама природа во своей стихии дает понять, что нет уголка, нет дома устоявшего перед грядущим разрушением, и той вероломности, да шалости перед значимой гордыней возвысившегося тела. Ты слышишь мой друг, мне страшно отпустить мысли, что сами глаза во смелости увидят это разорванное небо, где в блюзнирстве урагана канет свет, свет божий, а злоба и зависть очнувшись начнут блудить душами алчных людей, так жадно во цвете своего безумия выстраивавшие свои воздушные королевства бессмысленных идеологий, даря живому чудо человеку с точки рождения к пику смерти лож обман и духовные мучения. Мой друг ты чувствуешь этот крадущийся страх, страх что ловко спрятанный в словесной красоте, в хитрой мысли, наставлении и поучении, видеть, слышать, да ощущать так как учил пророк, исковеркивая простую суть первенца, сошедшего для покаяния миллионов, и ушедшего вольно, открывши двери за собой и приглашая в мир живых, всех тех кому дорог почет людской стаи, что в равенстве красуется своей завершенностью, совершенством, и в тихой скромной шутливости отдает веру великому провидению сотворившего их таковыми. Ведь почему все забывают или не хотят знать, что он принес для нас единство, в сплоченном равенстве перед ребенком, стариком, братом, повествовав что мы равны все перед его отцом, указывая своей любовью на то что для него вечерний незнакомец был другом и дорогим близким, а по утру прилежным слушателем и учеником. Таков сегодняшний рассвет крывший двух тысячелетним отрезком его светлые слова, омрачая все то что его вера могла сотворить для этого мира, и каждый мог бы принять от чистоты своего сердца, а не от лжепророка, которыми желают стать многие что подхватив с устных чувственных пересказов седых мудрецов, облекли во слова то что должно ходить по люду из уст в уста, так в буквенный способ колонизируя целые общины и группы, одной какой-то буклетной брошюрой, во строгости хранившая людскую кровожадность и поклонность тельцу с времен падения Вавилона, когда великие земные народы делили единого бога, в гордыне называя себя избранным племенем. Мой друг ты слышишь ту боль, которую несет тысячелетний ветер?
Я знаю, ты слышишь!-   

 «Искусство, это ликование нашей разумности воплощенное в                творении чистых  умов,  занявшее свое место среди времени текущего настоящего, даря свет и тепло искушенности, всем тем кто радо возжелал коснутся  красоты самой человеческой животворящей мысли.
 И если вы прочтя эти строки смогли осознать суть сотен символов то вы разумны, вы гениальны, вы божество представшее во творении, что в следствии становится центром массы, вокруг которой вращаются целые циклы человеческих культур, в сотни, тысяч лет.»
                Сергей Серебанов.



                Конец    11.04.11