Принцип

* из цикла "Сказки дедушки Абсурда".
18+


Иван-дурак, по обыкновению улыбаясь, вышел из избы, шумно выдохнул в морозный воздух облачко пара и, поставив пустое ведро на землю, смачно плюнул в ближайшую курицу. Да-да, из числа тех, что бесцельно и пакостно снуют по двору цельными днями. Не со зла, знамо дело, так, "для антиресу". Сегодня ближайшей оказалась чёрная. От меткого плевка, угодившего ей в голову, курица пала замертво.

"Эка оказия… - поразился Иван, поправив латаную-перелатаную шапку и опасливо покосившись на окна, а ну как мать або невестки узреют - поедом съедят. - Морозит, не диво по январю-то, ан не столь шибко, чтоб харчки  влёт леденели…"

Иван-дурак зажмурился и медленно сосчитал до трёх. Склонность к устному счёту проживала в нём с детства, однако далее Иван не умел, оно и понятно - зазря "дураком" в народе не прозывают. Их, сыновей, в семье аккурат трое, так что до трёх-то, как говорится, свыше велено, сверх же того - по желанию. Опасливо открыв глаза, он с удовлетворением отметил, что чёрная куриная спина снова истерично бьётся с товарками за червивое пшено.
 
"Фух… - облегчённо выдохнул Иван, прямо в рукавице показал невидимым родственницам кукиш и, подхватив ведро, покинул двор. Отчего-то стараясь не оглядываться. - Эка страсть блазнится, к чему бы?"

Январьское солнышко щедро проливалось на землю, где вскипало миллиардами сверкающих искр. Тёмный лесок поодаль безучастно и малость завистливо взирал на блистающее великолепие, ёжась от морозца и явно поджидая весну.
Тропинка к реке, куда Иван отправился за водой, круто сбегала вниз между пузатых сугробов, белоснежных и девственно… Стоп! Увы, не всё столь девственно - в двух шагах от тропки, на слепящем глаз белоснежном покрывале желтело нестройное и размашистое "Иван - болван!"

"Надобноть возбранить свеклу сажать. И пчёл возбранить, - хмуро подумал Иван, - бражничать-то не можут по-людски. Понадуются медовухами, зассанцы… А сахар придумают, что тады станется?"

Но уже через мгновение Иван-дурак, притопнув от избытка чувств разношенными пимами и щурясь на яркое январское солнышко, улыбнулся предельно широко и даже причмокнул. Ему привиделась весенняя и весёлая бражка из берёзового сока. Ничего-ничего, недолго осталось…

Подойдя к реке, Иван обомлел - проруби на привычном месте не оказалось. На её месте, некогда приличной и собственноручно рубленой, темнело небольшое окошко, закрытое резными ставнями. Иван, отставив ведро, встал на колени и приложил к ставням ухо. Но тут же, отпрянув, выругался в сердцах - чего там слушать, в воде-то? Раков? Так ить не факт, что те в речке зимуют, иначе б к ним, зимующим, не посылали.
Иван что есть сил постучал в ставни. Продолжая поносить себя последними словами… но ведь откуда-то это окно взялось!

- Кто? - недовольно прохрипел кто-то из недр реки. Баба ли, мужик ли - ей-ей, совершенно неясно.
- Отворяй! - решил с ходу брать быка за рога Иван. - По воду я!
- Читать не умеешь? - рявкнули из-за ставен. - Ить чёрным по белому: воскресенье - выходной!
 
Иван, усевшись на лёд, недоуменно встряхнул головой. Что за наваждение? Сбросив рукавицу, он ущипнул себя сквозь ватные штаны. Щипнулось на славу, но окно со ставнями не исчезло. Более того, подле ставен проявилась вмороженная в лёд табличка с кривым "ООО "Гидросервис".

- Отворяй, грю, нечисть! - взвыв, отчаянно забарабанил в ставни Иван. - Мене без водицы вертаться негоже, у мя маменька знашь кака? Она третьего дня кузнеца побила, что свататься приходил. Кузнеца! Тверезого! А невестки, те ва-аще...

Внутри что-то скрипнуло, стукнуло пару раз, кто-то грязно выматерился, а потом ставни распахнулись, с размаху ударив Ивана по ноге.
 
- Ты неграмотный, что ль? - вопросила скрючишегося  от боли дурака мордатая щука, высунувшись аж по пояс. - Воскресенье - вы-ход-ной! Завтра приходи! И желание не забудь придумать!
- К-како ишшо желание? - прошептал Иван, изнывающий от абсурдности ситуации.
- Как какое? - задохнулась от возмущения щука. - Сказки читал, нет? Ты в понедельник утречком по воду, ведро забрасываешь, а в нём - опа! - щука. То есть я. И начинается: отпусти, мол, Емелюшка, я твоё желание исполню, то-сё. Отпустишь. Так что готовься. Желание придумай достойное. Чур - не лапти новые, не печь на колёсиках и не корыто!
- Отпущу? - недоверчиво  переспросил Иван, прикидывая, на сколь фунтов потянет щука. - Рыба ноне ой недёшева…
- Отпустишь, - ухмыльнулась та, ковыряясь зубочисткой в зубах, - извиняюсь, плотва. Емелей звать-то?
- Иваном...
- Мде... Впрочем, какая разница?
- Так енто... имеется у меня желание… - пробормотал Иван. - Водицы плесни, а?
- Дурак - он дурак и есть… - вздохнула щука. - Ну, что ж…
- Нет! - торопливо выкрикнул Иван-дурак, холодея от осознания едва не допущенной непростительной ошибки. - Постой! Царём стать желаю, слышь? Самым что ни на есть царским царём! Чтоб никаких боле дров, скотины, лучин и прорубей! Чтоб в палатах почивать, жить в золоте, вкушать с золота, тепло чтоб завсегда и без печи, чтоб бояр казнить опять же два, нет, три раза в…
- Царица нужна? - деловито перебила щука.
- На кой?
- Ясно, - коротко ответила щука и нырнула в тёмную речную воду, звонко ударив хвостом.


                ***


Проснувшись, Царь ещё с полчаса нежился на мягкой перине. По воскресеньям его не будил золотой газовый будильник, к которому в свою очередь был подключен золотой же газовый фонограф с гимном родной и Главной Партии. И это хорошо. Потому что гимн давно обрыдл и потому что сразу понятно - выходной.
Царь, бодро спрыгнув с перины, проделал несколько быстрых гимнастических движений, затем, подойдя к огромному зеркалу в золочёной раме, полюбовался на свой торс. Накинув на голое тело мантию и непроизвольно погладив нежные спинки соболей, вновь полюбовался. В этот раз не только на торс. Надев корону и приняв соответствующее выражение лица, позвонил в золотой колокольчик. Из недр Универсальной Газотурбинной Машины - новейшей разработки отечественных мастеров, занимающей отныне половину царской опочивальни, с шипением выплыл золотой подносик с бутербродами, молодильными яблоками и запотевшим графинчиком. Крякнув от восторга, Царь неспешно уселся в Главное Операторское Кресло и принялся изучать намедни доставленный механизм. Тот призывно сопел и угрожающе ухал.
Расширив сосуды первыми пятидесятью и роняя на голые ляжки чёрные икринки с бутербродов, царь воззрился на золотую клавиатуру. Если б не благородный металл, клавиши точь-в-точь как у печатной машинки, той, что конфисковали у писаки, прохлаждающего сейчас где-то на лесоповале. Так... Наверное, стоит набрать какое-нибудь слово, например, "Австро-Венгрия", чтобы что-то произошло. Что именно должно произойти, Царь ещё не знал, а с печатными инструкциями у него (как и у остального народа) испокон веку отношения сложные, кто ж их, инструкции, читает покуда не поломается что? Так... Метод тыка. Как водится. Одним словом - не нами заведено...
Царь средним, свободным от перстней пальцем набрал "Австро-Венгрия", полюбовался набранным на голубом газовом дисплее в золотом корпусе. И чуток подержал палец над Главной Золотой Кнопкой. Приятное ощущение. Чертовски приятное ощущение. Дрожите, австрияки? А нечего... Не позволим, короче. Дело принципа, вот!
Машинально набрал "Принцип". Опять вспомнился тот писака. Как там его звали? Гавриил? Набираем "Гаври…"
В дверь поскреблись. Государь чертыхнулся, впустив вечноголодную и дикошарую Царскую Собаку, и, пукнув, отправился в газифицированный туалет.   
Царь уже заканчивал чтение свежих газет, доставляемых по обыкновению прямо до дверей тотально золоченного клозета, когда что-то случилось. Что-то глобальное и непредвиденное, это чувствовалось по странным вибрациям, от которых тяжёлая золотая корона охотно сползла на уши, и по завыванию газовых сирен снаружи.
Выскочив из туалета, Царь стеклянным взором уставился на бестолковую Царскую Собаку в золотом ошейнике, стоящую передними лапами на утопленной Главной Золотой Кнопке и озабоченно обнюхивающую дисплей. Который отчего-то стал красным. Надпись на дисплее, хоть и тревожно мигала, осталась прежней: "Австро-Венгрия Принцип Гаври…"


                ***


Проснувшись, Иван долго смотрел в потолок, не решаясь даже вытереть клейкую слюну, стекающую по подбородку на полати. Где-то внизу, у печи брякали ухваты и хихикали вздорные невестки. Пахло то чем-то прогорклым, то пригорелым. Не пахло, воняло.

- Ваньша! Воды наноси!
- Да ну её… - пробурчал Иван, всё-таки утёр слюну и повернулся на другой бок. - Всяка хрень чудится…
- Воды наноси, грю! Ой, гляди, Ванятка, возвернутся братовья…

Иван-дурак, по обыкновению улыбаясь, вышел из избы, шумно выдохнул облачко морозного воздуха и, поставив пустое ведро на землю, смачно плюнул в ближайшую курицу. Да-да, из числа тех, что бесцельно и пакостно снуют по двору цельными днями. Не со зла, знамо дело, так, "для антиресу". Сегодня ближайшей оказалась чёрная.