Неправильные гости. Эпизод 16

- Что желаете сэр? Сок, чай, кофе?
     Стюард подобострастно изогнулся у кресла Томми Смита, растянув тонкие губы в дежурной улыбке.

- Ага, и потанцуем. Потом водка, пиво – полежим. - Сквозь дрему пробормотал русскую присказку Томми, свернувшийся калачиком под пледом в мягком кресле личного «Боинга – 737», несколько часов назад закончившего длительный набор высоты и теперь, быстро удалявшегося от плетущейся позади ночи.

- Сэр?
- Чего пялишься? Водку говорю тащи! В графине. – Открыл глаза Томми. – И капустки квашенной не забудь.
- Простите сэр, но у нас есть только свежая капуста.

     Стюард растерянно захлопал бесцветными ресницами, ожидая неминуемого гнева вспыльчивого босса, не терпимого к возражениям.
     И не ошибся. Раздражение, давно копившееся в Томми, вылилось бурным потоком брани.

- Мне плевать, что у вас есть, а чего нет! Передай Толстому Гарри, что если через час, предо мною не будет стоять тарелка с квашеной капустой, я вас обоих к чертовой матери, вышвырну над Атлантикой! Будете готовить десерты акулам, если раньше, они не пустят вас на закуску.
- Слушаюсь сэр!

     Перепуганный стюард, не понаслышке знавший крутой норов хозяина, со всех ног бросился исполнять приказание.

- Постой! Водку не забудь охладить, чтобы зубы сводила. И смотри мне, попробуй только содовой разбавить!

     Проводив взглядом съеженную спину стюарда, Томми неожиданно счастливо улыбнулся.
- Наконец-то все позади! С невероятным трудом, ему удалось провернуть самое выгодное дело в России, навсегда скрывшейся за плотным ковром из облаков, медленно волокущихся под крылом Боинга.

     Окончательно проснувшись, Томми откинул плед и первым делом прошел в пустынный конференц-зал, посреди которого, на круглом столе, стоял небольшой тюк, испускающий тонкий аромат запревшего сена.

     Внимательно проверив пломбировку, сетью опутавшую гладкий брезент, Томми, ненадолго задумался, вспоминая сентябрь прошлого года, когда он впервые попал в Рысаковку.

     У каждого миллионера свои причуды. Кто, представляя себя эдаким Растрелли везде, где только можно, приобретает участки, под последующую их застройку безвкусными бунгало.

     Кто, придерживаясь правила – поделись и воздастся сторицей! - спешит к казино, в котором, скребя сердцем, спускает пару десяток процентов с каждого заколоченного барыша.
     Кто, устраивает в бронированном подвале экспозицию мировых шедевров, прикинуть рыночную стоимость которых, удается только неверной любовнице.

     Более прагматичный Томми, не страдал подобными глупостями, единственно увлекаясь нетрадиционной медициной.

     Как-то его занесло на Тибет, где в приватной беседе с Далай-ламой о бессмертной вечности истинного духовного бытия - нирване, Томми был потрясен заявлением авторитетного собеседника, что кроме него, секрет секретов известен одному русскому, хрен его знает как, научившемуся мотаться туда с регулярностью посещений супермаркета.

     Быстренько собравшись, Томми отправился в Рысаковку, спесиво уверившись, что выудить суперсекрет у недалекого русского, не составит особого труда.
     Однако, недостаточное знание русского менталитета, абсолютно не признающего деловых переговоров без предварительного застолья, закончило общение уже на первой минуте.

     Не заметив презента в руках у лоснящегося от упитанности, холеного буржуя, не вынимая изо рта толстую сигару, лопочущего какой-то вздор на английском, надменно опершись на роскошный белый «Роллс-Ройс», Петрович сразу потерял к гостю интерес.

     В результате, Томми, никогда до того не сталкивавшемуся со столь прямолинейной деликатностью, пришлось, болезненно массировать отбитый копчик, на ходу пересматривая дальнейшую тактику плана осады несговорчивого Петровича.

     Так как осада требовала постоянного личного присутствия, Томми был вынужден остановиться у живущего по соседству деда Архипа, после долгих уговоров, согласившегося сдать летнюю кухоньку с удобствами на улице, по цене пентхауса в «Президент – отеле» и под бутылочку, поведавшего секрет воздействия на Петровича.

     На следующее утро, облачившись по совету деда в холщовую дерюгу, выменянную на только раз одеванный смокинг, Томми, чуть свет уже нарезал круги перед усадьбой Петровича, загребая пыль босыми ногами и затягиваясь самокруткой, набитой крепчайшим самосадом.

     До самых заморозков, набиваясь таким макаром на благосклонность Петровича, он целыми днями напролет ошивался у того под забором, который сплошь исписал цветными мелками, зашифровав в вязь иероглифов ставки гонораров за однодневный тур в нирвану.

     С наступлением холодов, дед Архип накинул плату на парковку в дровянике лимузина неприхотливого постояльца, чем вынудил и без того сильно поиздержавшегося Томми, выбрать для бесплатных ночевок стог сена, стоящий посреди лужка напротив усадьбы Петровича.

     Через некоторое время, бодрость свежего воздуха, выработала у него привычку, вместе с петухами просыпаться посреди ночи, чтобы, высунувшись из глубокой норы, прокукарекать в безмолвную темноту предложение новой суммы, для вящей убедительности, подкрепленное сочным выражением, коими изобилует богатый русский фольклор.

     К немалому собственному удивлению Томми, ночные упражнения, открыли в нем дремавшую до того способность к русскому сленгу, позволившую выстраивать труднейшие словосочетания, разбавлявшие монотонность чуткого сна Петровича умильной картавостью произношения и занозистой насыщенностью содержания.

     Иногда правда, они несколько смущали кумушек, бабочками залетавших на притягательный огонек Петровича, против собственной воли вынужденного в таких случаях, использовать полено для погашения до рассвета брокерской активности бессонного соседа.

     Жизнь на вольных хлебах, не только расширила словарный запас Томми, но и существенно изменила его внешность.
     Сильно отощав, он зарос и словно коконом, покрылся твердой коркой грязи, отколупывая которую, однажды, с ужасом заметил коричневую шерсть, судя по всему начавшую пробиваться к грядущей зимовке.

     Рысаковка, поначалу сурово воспринявшая взбалмошность Томми, видя его страдальческое терпение, все сильнее стала проникаться к нему жалостью, что ни день, при встрече, выговаривая Петровичу по поводу бездушного отношения к насущным проблемам капиталиста.

     Петрович, кстати и сам проникся уважением к настырному Томми, все чаще подумывая о том, чтобы прихватить его с собой в нирвану.
- Может пускай одним глазком посмотрит, каково там, все равно ведь не въедет в технологию доставки?

     На беду Томми, не ведавшего, что вожделенная цель так близка, перед самым Рождеством бедолага занемог.
     Сказались видно недостатки тепличного воспитания, спасовавшего перед свирепостью русских холодов.

     Никогда не начинавший работу без предварительного полоскания горла, вечно пересохшего после вчерашнего, фельдшер Повитухин, будучи в глубокой депрессии от утраты бутыли со спиртом, изъятой ревизоршой, по совместительству подрабатывавший его супругой, вместо осмотра больного хмуро заявил, что медицина может быть бесплатной, но не всесильной, так что не стоит терять времени попусту, а лучше своим ходом поспешить в морг.

     Диагноз настолько ошарашил Томми своей простотой, что через пять минут он вновь стучался в дверь здравпункта, трепетно сжимая в руке сотенную бумажку, предусмотрительно зашитую в прокладку.

     Заметно повеселев при виде баксов, Повитухин немедленно провел блиц-прием больного, ограничившийся осмотром горла и выдачей таблетки активированного угля вместо аспирина.
     После чего, сославшись на отсутствие у гринго медицинского полиса, вытолкал того взашей, спеша за пополнением лекарственного запаса в сельмаг.

     Несчастному Томми, не осталось ничего другого, как оставив на хранение у деда Архипа свой «Роллс», не солоно хлебавши вернуться обратно в Калифорнию, выводить солнечными ваннами геморрой, подхваченный где-то под забором Петровича.