Телеграмма

Телеграмму от родителей принесли вчера вечером, когда он уже вернулся с работы.
Парень из соседней комнаты сказал, что нужно спуститься, а слегка поддатая вахтерша внизу потребовала исполнения ритуального танца. Вокруг был народ, и он отказался.
Вахтерша, тем не менее, веселилась и настаивала на своём, блестя хмельными глазками, но потом, что-то заметив, всё же отдала помятый бланк с непременными цветочками на обложке.
Он раскрыл и сразу прочитал. Наверняка, отец отправил. Как ему удается никого не забыть и всегда точно сориентироваться во времени? Но в этот раз он немного опередил события. Очевидно, не доверяет нашей почте, и правильно делает.

Поднявшись к себе, он спрятал телеграмму в тумбочку вместе с другой корреспонденцией, полученной за время пребывания в этом городе.
— Уже поздравляют? — Это Гурам, сосед по комнате, который сидит за столом перед шахматной доской, подняв двумя пальцами своего ферзя.
— Родители поторопились. Ты пошел? — Он уселся напротив приятеля и оглядел позицию: дело туго, долго не продержусь.

... Зайдя утром на почту, он убедился, что девушка, сидевшая в окошке «До востребования», новостей сегодня не приготовила. Только покачала головой, сверив протянутый паспорт с лежавшими на полочке письмами и телеграммами.
Все верно. А чего ты хотел? Так и должно быть. Ты расстроился?  Ерунда, забудь. Ведь сегодня день твоего рождения.
Он не выделял особо этот день среди прочих, не привык. Так сложилось, пожалуй, с детства. Обычный день, чему радоваться? Тем более теперь, когда больше не нужно взрослеть. Теперь, скорее, стоит грустить от приближения этой даты. Да и грустить незачем, рано еще.
На работе никто не поздравил, а он не напоминал. Зачем? Можно было, конечно, собраться вечером, но все вылилось бы в банальную пьянку. Он не против этого, только сегодня нет настроения. Надо готовиться, закупать что-то, а лень. Лучше сходим потом с Гурамом, посидим спокойно.

Когда он узнал, что нужно сюда ехать, тоже было лето. Столь неожиданным известием хотелось поделиться, он позвонил ей прямо на работу и сразу выпалил все новости. Говорил долго и возбужденно, но ответа не дождался.
— Алло, ты слышишь меня? Черт, опять что-то с трубкой! Алло...
— Да, я слушаю. Не пойму, отчего ты такой веселый?
— Просто от неожиданности. Даже не знаю, хочу ли теперь туда ехать? Но уже поздно.
— Ты ведь говорил, что это маловероятно.
— Сам не верил, но всё же повезло... — он осекся, — извини, я так не считаю, но...
— ...Конечно, просто повезло.
— Приходи немедленно к себе домой. Я рядом и буду ждать, уже жду. Слышишь, приходи немедленно!
— Я не могу. Я на работе.
— Тогда — приходи медленно.
— Ты выпил?
— Немного, не в этом дело.
— Я приду. Попозже. Ладно, мне пора.
Она повесила трубку, а он долго в ожидании бродил по улицам и думал о том, что… всё к лучшему. Да, наверное, так. Наверняка, это наилучший выход. Он стал привыкать. Он запретил себе привыкать, уже давно, а тут снова начал. Эти вяло пульсирующие отношения обязательно должны были чем-то завершиться, как и всё на этом свете. Они его вполне устраивали, но не могли длиться вечно. Изменять их не хотелось, что-то мешало, но ощущение дискомфорта уже преследовало в последнее время. Не надо было привыкать, дуралей! Он запутался? Да, да и еще раз да! А тут такой случай, все само собой... Слабак, обрадовался! Зачем же так — просто обстоятельства, ничего не поделаешь.

Хорошо, что никому на работе не сказал про день рождения. Гурам знает — и ладно. Пойдем с ним вечером. Сейчас только закончу свои дела и поеду, скоро уже. Зайти еще раз на почту? А стоит ли? Зайди, зайди — хочешь ведь, себя-то зачем обманывать. Ну да, ну хочу! Что в этом особенного? Разве, для очистки совести...

...Во сколько же она ее отправила?
В 10. 35, сегодня. Черт подери, еще сегодня она писала все эти слова! Придумала — и написала. Выйдя из почты, он вынужден был сойти с тротуара, чтобы спешащие домой прохожие не натыкались на его спину. Некоторые, извинившись, бежали дальше, другие сквозь зубы цедили ругательства, удивленно оглядывая неподвижно стоявшего человека с белым бланком в руках. Наконец, он медленно побрел к дому, затем, вспомнив, спрятал телеграмму в карман и зашагал уже быстрее.
Что происходит? Неужели крохотный клочок бумаги способен так подействовать на меня — взрослого мужика? Неужели так мало нужно человеку, чтобы почувствовать то, что теперь чувствую я? Всего-то, несколько строчек, неровно наклеенных телеграфисткой?
А кто сказал, что этого мало? Это удивительно много, это вселенная для тебя. Здесь всё, только сконцентрировано, сжато в тысячи раз. Всё, чего ты ожидал и втайне надеялся. Признайся — ведь надеялся? А ты говоришь — мало! Нормально. Ты доволен?
Разве не видно. Только это слова, она так не думает, теперь уже не думает.
Пускай не совсем так. Но ты же что-то почувствовал? Оставь и за ней право...

Он увидел приближающийся автобус и поторопился к остановке. Заскочив последним в закрывающуюся дверь, прислонился к ней спиной и, немного успокоившись, сунул руку в карман. Так и ехал, поглаживая шершавый листок — вещественное доказательство уже запомнившегося текста.

— Где ты, парень, болтаешься? — приятель, собравшись, поджидал у входа в общежитие.
— Я мигом, погоди бичо (груз. — парень).
Облачась в выходную одежду, он зачем-то переложил телеграмму, но, выйдя на улицу, не стал показывать её Гураму. К чему? Неудобно. Да и долго объяснять. Себе бы объяснить.
Однако, немного расслабившись в ресторане, он всё же не выдержал, достал бумажный прямоугольник и протянул своему спутнику:
— Вот получил сегодня. Я тебе, кажется, рассказывал...
— Красивая открытка, — Гурам прочитал текст. — По-моему, она тебя очень любит, даже завидно.
— Возможно когда-то... Теперь она не одна.
— Вот стерва! Не переживай, парень. Что же она...
— Она не причём. Я сам так сделал. Давай выпьем?

Тогда в аэропорту он был неестественно весел, много болтал о пус¬тяках, о чем-то несущественном. Он избегал главного, откладывал. И она, вероятно, это чувствовала, не могла не понять. Она старалась быть ему под стать. Потому, что гордая? Или это для нее тоже выход? Между прочим, не самый плохой вариант. Правда-правда. Она еще молодая, а с ним... Ей-богу, так лучше. Для всех.
— Я тебе позвоню на работу. Можно? — Он бездарно комкал расставание. — Доберусь до места и позвоню.
— Конечно. Зачем ты спрашиваешь.
— Хорошо, если бы тебе удалось приехать, например, в отпуск. Я только устроюсь и тогда...
— Это будет неплохо. Я подумаю.
Заканчивалась посадка, и нужно было прощаться. Глядя в сторону, она сказала:
— Иди. Тебе пора.
Дурацкая ситуация! Он не знал, как поступают в таких случаях, он не умел прощаться. Не надо было вообще брать ее в аэропорт.
— Я тебе обязательно позвоню. И потом буду звонить.
— Договорились. Иди же. Ну, что стоишь? Иди...
Он быстро поцеловал ее, неловко улыбнулся и пошел вглубь аэровокзала. Впереди ждали свежие впечатления, совсем другая жизнь. Легкая? Вряд ли. Скорее — необычная, а потому, он надеялся, увлекательная. Одним словом — другая. Он шел навстречу этой жизни, отринув день вчерашний. Пусть жестоко, но это его жизнь, только его. Он сделает её сам, он сумеет.
А она, покинув зал ожидания, стала в очередь на такси. До работы оставалось полчаса.

Вернувшись ночью с приятелем из ресторана, он достал телеграмму, снова прочитал её, после чего сунул в пачку с документами. Что-то еще кольнуло, но уже не так сильно, разве что самую малость.
Это ж надо — размяк! Не ожидал от себя этакой сентиментальности. Ничего — бывает.
Когда через несколько месяцев он собирался домой, то выкинул часть ненужных бумаг. Кое-что оставил, а другие бросил в большой мусорный бак, стоявший во дворе. Надо было порвать, но второпях не успел. Дьявол с ним, пусть читают, если найдётся такой идиот.
Уже в аэропорту родного города он почему-то подумал о той телеграмме, только никак не мог припомнить, захватил ли её с собой. Лучше бы захватил.