Тогда удалось

Проклятая муха...
Мужчина, неподвижно лежащий на диване, рассматривал ковер, который висит прямо перед ним, прибитый им же когда-то к той стене.
...ползет. Пересекла центральный узор. Остановилась на чёрном ободке. Сейчас её никто не видит, но я-то знаю — она там. Вот, опустилась ниже. Наглая. Словно чувствует, что её не достанут. А может, и впрямь чувствует? Нет, она тупая. Просто реагирует лишь на движение, поэтому считает себя неуязвимой. Сейчас она права.
Левой руке ничего бы ни стоило прихлопнуть её или хотя бы отогнать. Ещё неделю назад. Теперь же, смотрю на руку, словно это тоже муха или другой какой-нибудь зверь, существующий вне меня. Но любой зверь хоть как-то движется, в отличие от этой руки.
Нога тоже ей под стать —  бревно бревном. Да и правая сторона если меня и слушается, то уж слишком коряво, конвульсивно, что ли. В общем — бесполезно.
Мерзко всё это, унизительно. Главное — говорить толком не получается. Всё равно никто не понимает. Мычу что-то, а они не могут разобрать: в своем я уме или того уже... Нет, они пытаются, и я пытаюсь, только в результате — все уже, вероятно, считают, что ничего не соображаю. Но пока соображаю, и не всегда это приносит радость.
Впрочем, муха особого беспокойства не доставляет. Во-первых, комната большая, и насекомое подолгу кружит по ней, прежде чем вернуться в излюбленный угол. Но возвращается с отупевающим постоянством.
И потом, я совсем не чувствую, когда она садится на меня, даже когда ползает по лицу. Жутковато знать, что эта противная тварь ползет по твоему лицу, а ты ничего не ощущаешь. Ну, ничегошеньки!
Может, действительно я уже без сознания? Может, это грезы, наваждение?
Но ведь могу думать, понимать происходящее, вспоминать, наконец!
Забавно вспоминать. Нет, забавно — неподходящее слово. Это как арбуз, которого иногда вдруг захочется зимой. Тоже негодное сравнение. Вот, даже сравнения могу подбирать. Мозг работает. Скорее — теплится.
...Да, о воспоминаниях. Через них возникают желания, нелепые в этом жалком положении. Страшно хочется двигаться: бежать, прыгать, хотя бы ползти. Летать не хочется. Никогда этого не делал. А вот бегать приходилось много и с раннего детства. Иногда бесцельно, но чаще — по делу, важному или не очень. Сейчас хочется бесцельно, а раньше... Как это было тогда, возможно, в первый раз?

Я снова оглянулся на Валентину Алексеевну, которая в этот момент отошла в дальний конец двора и поправляла кому-то шапочку, соскочил со своей лавочки и, быстро открыв заднюю калитку, прошмыгнул, не привлекая ничьего внимания. Я давно заметил, что калитка днём не запирается, в этом не было необходимости, поэтому выскочить с территории детского сада не составило труда.
Теперь - вперед. Теперь главное, чтобы сразу не поймали.
Страха не было. Возбуждение — да, но не страх. Страшней всего было решиться, сделать эти несколько шагов до калитки. Поэтому я пытался несколько раз. Зато сейчас - свободен, но это только начало...
Деревянный заборчик всё дальше, ноги пока ватные, хотя с каждым мгновением ощутимее ловят асфальт парковой дорожки. Куда теперь? Путь недолгий и уже знакомый, но я впервые должен пройти его сам.
Просто ли одному пройти самый незначительный путь, когда тебе от роду три с половиной года? И это первый раз в твоей жизни?
Я о такой ерунде не задумывался. Я бежал, уже узнавая знакомые ориентиры. Вот огромные синие скамейки, где мы с отцом иногда присаживаемся, чтобы передохнуть. Вернее, он садится, если не очень многолюдно или когда встретит кого-нибудь из своих знакомых. А я ношусь вдоль этих скамеек довольный тем, что скоро домой, но чаще, прижавшись к отцовской брючине, слушаю разговоры взрослых. Я люблю слушать их разговоры, заливаться смехом, когда они вдруг начинают хохотать. Я никогда не перебиваю и не тяну за рукав. Мне просто интересно. А что в этом плохого?
Там, над деревьями, высится громадина разрушенного театра. Отец часто вспоминает со своими друзьями о том, как работали в этом прекрасном здании до войны, говорят, что скоро театр восстановят, и они туда вновь переедут.
Сразу за театром самый красивый городской фонтан, в центре которого четыре огромных каменных спортсмена в трусах держат большущую тарелку, почему-то каждый одной рукой.  Быть может, они — рабы и приготовили эту тарелку для великана, приходящего ночами утолить жажду?
Вокруг статуй расселись лягушки. Тоже большие, но не страшные. Лягушки все время пускают изо рта длинные струйки воды, словно у них болят животики. Со мной однажды такое было. Это неприятно, но быстро прошло. Бедные лягушки.
А вообще, фонтан славный. Мы приходим сюда гулять по воскресеньям. Отец берет с собой фотоаппарат, смешит нас с мамой и фотографирует. Мне однажды дал щелкнуть. Я посмотрел в дырочку: все такие маленькие, будто отошли подальше. Аппарат тяжелый, держать было неудобно, и я его чуть не выронил.

Ряд скамеек закончился. Теперь напрямик через старый парк. Деревья здесь растут редко, но они высокие и много листьев, поэтому неба почти не видно. Наверху хлопают крыльями вороны, громко каркают, норовя послать свой «привет» вам на голову.
Обычно, меня водят другой дорогой, более длинной. Но там всегда много взрослых, и, потом, я опасаюсь погони. Хорошо, что знаю этот путь. Я не заблужусь.
Перед тем пригорком дерево, которое немного отличается от остальных. На нем моя кнопка. Какая кнопка? Обыкновенная. Такими крепят бумажки к столбам.
Однажды, еще до детского сада, мы гуляли здесь, и отец достал из кармана эту блестящую остренькую штучку. Он поднял меня на руки, и я приколол кнопку к дереву. Она высоко, но увидеть ее нетрудно. Если знать, куда смотреть. Но мы-то знаем. Теперь всегда, проходя мимо, проверяем: на месте ли наша кнопка. Она на месте, только потемнела немного, а значит наш секрет не раскрыт.

Пока бегу, самое главное, чтобы не остановил кто-нибудь из взрослых и не отвел обратно, как было, когда я потерялся. Но я тогда плакал и звал маму, а сейчас бегу спокойно, поэтому никто не обращает внимания.
Почему я сбежал именно сегодня? Сам не знаю. Все было как обычно за те два месяца, что меня водят в детский сад.
Вчера вечером за мной пришла мама. Я увидел ее издали со своей удобной лавочки, закричал: «Это моя мама» и побежал в раздевалку. Как здорово, что она пришла рано. Здорово уходить одним из первых. Все еще только ждут, а ты, взяв ее за руку, уже идешь по ту сторону заборчика, спиной чувствуя завистливые взгляды.
Пока я переодеваюсь, мама подошла к Валентине Алексеевне:
— Как всегда?
— Да, без изменений. Не знаем, что и делать.
Мама вздохнула:
— Потерпите немного. Он скоро привыкнет. Вот увидите.
— Повезло же мне, — воспитательница качает головой.
Я выбежал, на ходу поправляя гольфы. Мама расстроена. По дороге домой она молчит, а я о чем-то болтаю.
— Погоди, ты долго будешь меня огорчать?
Делаю удивленный вид.
— Нет, ты мне скажи: что сегодня ел в детском саду?
Я начинаю загибать пальцы на руке:
— Супик ел, кашку ел... — после паузы разгибаю и показываю открытую ладошку, — ничего не ел.
Это уже как игра, повторяющаяся изо дня в день. Мама крепче берет меня за руку:
— Пойдем быстрее. От голода не упадешь? Дойдешь до дому?
Дойду, конечно дойду. Долечу!

Дома я быстро восполняю недобранное в детском саду всякой вкуснятиной и иду гулять. Люблю гулять в своем дворе. Здесь у меня друзья, даже среди старших. Особая гордость — мяч. Футбольный, желтый, без шнуровки, с дырочкой для воздуха. Это подарок дяди. Он судья и ездит на соревнования.
А еще у меня есть синие гетры с белой полосой и настоящие вратарские перчатки. Меня ждут, часто зовут под окном:
— Ты выйдешь? Мячик не забудь.
Ворота-кирпичи поставлены. Можно бегать и падать на траву. Иногда обидно, что редко дают пас, но я стараюсь. Если мы выиграли, возвращаешься охрипшим. Дома меня моют в тазике, потому что один душ на семь квартир. А воду греют на керогазе, который стоит в длиннющем коридоре, в ряду себе подобных Их там тоже семь, и все одинаковые.
Потом приходит отец, а мама шепчет, чтобы он со мной поговорил. Отец усаживает на колени, и мы разговариваем. Иногда долго, если он не устал.
Заканчивается тем, что отец берет меня на руки и подбрасывает под потолок. Немного страшно, но жутко приятно. Я зажмуриваюсь и визжу, а мама недовольна:
— Что за игры? Он же не уснет, да и у тебя сердце. Прекратите, соседей разбудите!

Больше всего на свете я не люблю утро. Меня поднимают, пичкают кашей, зная, что это до вечера, и ведут по нашей унылой аллее рассветных страданий. Первое время я в дороге плакал, ковыляя как можно медленей, но вскоре понял — бесполезно все, только мама злится, и легко заработать подзатыльник.
Наконец, меня каждый раз усаживают вместе с другими в мерзкой столовой и ждут чего-то. Я ведь им сказал однажды: «Вашего есть не буду», что же еще?
Особенно ненавижу теплое молоко с толстой белой пенкой, которую и выбросить-то некуда.
Отсидев обеденное время, я со всеми выхожу во двор и сажусь на любимую лавочку возле забора. Нет, меня никто не обижает. Пусть только попробуют! Просто скучно. Игры все неинтересные, детей я не знаю, а они меня не зовут.
Ну и пусть! Сам придумаю себе развлечения.
Когда идем гулять в парк, нас ставят по двое. Приходится брать за руку какую-нибудь, обязательно, сопливую девчонку. Мне всегда противные попадаются. Они не все такие, но мне не везет.

Я немного запыхался, но до дома уже рукой подать. Вот он — большой, серый, с красивыми балконами. Жаль, что у нас нет балкона, ведь мы живем на первом этаже. Зато окна выходят во двор, видно: кто там из ребят.
Я хотел побежать прямо домой, но возле арки гуляла соседская собака и пришлось обходить с другой стороны. Чего они лают, ведь я их не трогаю?

Перед дверью надо отдышаться. Бабушка возится в наполненном запахами коридоре, помешивая содержимое кастрюли длинной ложкой.
— Батюшки, откуда ты? — удивилась она.
Я придумал ответ еще по дороге. Ответ казался убедительным:
— Да гуляли здесь, рядом. Решил заглянуть. А вообще-то, меня отпустили.
— Как это отпустили? А где воспитательница?
Стало ясно, что мой трюк не проходит.
— Бабушка, родная! Не отводи меня назад, пожалуйста. Я не хочу больше! Я хорошо буду себя вести, правда. Всегда. Только не отводи! Там плохо. Если бы ты знала... — уткнулся лицом в фартук и обнял, не давая пошевелиться.
— Ладно. Сейчас мать вернется, пусть она решает.
Увидев меня, мама в шоке:
— Ну как ты мог! Теперь обязательно отчислят. Знаешь, с каким трудом удалось устроить тебя в этот садик? Туда же очередь, а ты... Собирайся!
— Нет. Вот и пусть другие ходят, — я лег на пол.
— Вставай и не устраивай истерик!
— Не надо, мамочка. Только не теперь! Мне стыдно.
Она немного смягчилась:
— Хорошо. Пойду одна, успокою их. Но завтра ты сам, лично, извинишься перед воспитательницей.

...Насколько мучительными были минуты перед возвращением, к счастью, не запомнилось. Думаю, это оказалось потруднее, чем совершить сам побег.
А меня не очень ругали, даже вроде стали посматривать с интересом и уважением. Удивительно, но после происшедшего все быстро, как бы само собой наладилось. Я начал есть со всеми, только не мог проглотить противную пенку. А вечером, заигравшись, просил маму подождать и подолгу прощался с ребятами.

Трудно судить, чего было больше в том детском побеге, но я его иногда вспоминаю и, кажется, немного горжусь. Обычно вспоминаю, попав в старый парк, что теперь бывает редко, ведь давно живу довольно далеко от него.
Последний раз я тщетно пытался разыскать мою кнопку. Неужели наш секрет раскрыт? Если и так, это сделало время. Скорее же всего — просто состарилась уютная тайна, вышел срок, бывает, за ненадобностью...
Я присел тогда на одну из древних скамеек. Их как-будто стало меньше, а оставшиеся давно не ремонтировали, только весною выкрасили желтой краской.

Зачем это вспомнилось именно сейчас? Наверное, оттого что тогда удалось. Может быть, в первый раз. Мне потом многое удавалось. Почти все. Если был поступок. Пусть небольшой, даже наивный, пусть совсем крохотный. Для начала.

Мужчина попытался приподняться, открыл глаза и посмотрел на ковер. Мухи не было. Даже жаль... Она кружила в дальнем углу комнаты, билась о штору, пытаясь вылететь в открытое окно.


Рецензии
Очень понравился рассказ. Александр. Нет, не воспоминаниями про детский сад, хотя воспоминания очень милые и жизненные. Не имеет значения, о каком времени идет речь, дети почти всегда не хотят ходить в садик, особенно такие - с твердым характером. Описание фонтана - вообще тронуло до слез. Так мне знаком это фонтан Вучетича...
Очень пронзило то, как больной человек ищет силы в детстве, в нем набираясь сил. Да и правда, все мы родом из детства, где же и черпать силы, если не в этом бездонном колодце. Спасибо.

Мария Купчинова   14.05.2015 19:15     Заявить о нарушении
Спасибо, Мария. Очень тронут ТАКОЙ Вашей оценкой! Так ценно мнение думающего и глубоко чувствующего собеседника!
С уважением,

Александр Молчанов 4   14.05.2015 19:29   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.