Колокольчик сказки рассказы стихи для детей

ВАЛЕРИЙ

ПРОТАСОВ







 































ВАЛЕРИЙ
ПРОТАСОВ






 




СКАЗКИ
 РАССКАЗЫ
 СТИХИ
ДЛЯ ДЕТЕЙ





























Дорогие ребята!
Хотели бы вы, чтобы на свете было больше хороших и добрых людей? Конечно, "да", скажите вы. Но что для этого нужно? Прежде всего, чистое сердце. А сердце делает чистым  хорошая книга.
Такая книга перед вами. Возьмите её в руки, и вы окажетесь в чудесной стране сказок и былей, рассказов и стихов, узнаете о том, что думают и говорят звери и птицы, о чём звонит колокольчик, куда бежит ручей, — и многое другое узнаете вы, прочитав эту книжку.
Счастливого вам путешествия по её страницам!



























КАК СОЛНЫШКО УЛЫБАЕТСЯ

После завтрака в детском саду собрались ребята в большой комнате. О том, о сём разговаривают. Солнышко в окошко светит. Гулять пора, а они про то забыли.
"Как же их на улицу выманить?" — думает воспитательница. Вот она и спрашивает:
— Кто из вас видел, как солнышко улыбается?
Удивились дети. Как это: "солнышко улыбается"?
     Воспитательница и говорит:
— А давайте на улицу выйдем, посмотрим!
Тут все сразу заспешили, оделись и во двор. А там светло, ясно. Над землёй пар курится, на прогалинках из-под снега травка выглядывает. Так всем весело стало. Тут и поняли дети, как солнышко улыбается.

КОТЁНОК

На крыше высокого дома сидел котёнок и жалобно мяукал. Ему было страшно, одиноко и очень хотелось вниз. Но он не знал, как слезть. То и дело свешивался над карнизом, царапал когтями стену и едва-едва не падал. Но в последний момент успевал податься назад. И всё же один раз не удержался.
Внизу стояли люди. Они смотрели на котёнка и очень жалели его. Когда котёнок полетел вниз, все ахнули. Кто-то закрыл лицо руками. Все думали, что его уже нельзя спасти. Только один человек не растерялся. Он сорвал с себя пиджак, развернул его перед собой и успел подхватить падающего котёнка.
Котёнок плюхнулся в развёрнутый пиджак, скатился вниз, упал на лапы, прижался к земле и от страха громко замяукал. Но все видели, что он не разбился, и очень этому радовались.

ТОПКА

Жил-был щенок. Звали его Топка. Пришла ему пора учиться в школе  собачьих наук. Счёту и разным другим премудростям учил щенков старый бульдог.
— Было у собаки четыре кости, — сказал он. — Одну она сгрызла сразу. Две других спрятала. А последнюю оставила себе на ужин. Сколько костей осталось?
Топка подумал-подумал, почесал лапкой грудку и пролаял: "Ав! Ав!".
Верно ли решил Топка задачу?

"ЛЮБЛЮ ГРОЗУ В НАЧАЛЕ МАЯ..."

Был у Миши попугай. Раз пришёл Миша домой из школы грустный.
— Что случилось? — спрашивает бабушка.
— Задали нам в школе стихи учить, да мне неохота, — отвечает Миша.
— Что ты! — говорит бабушка. — Двойку получишь. Давай-ка я почитаю, а ты послушай. Авось, запомнишь.
Стала бабушка читать. Миша слушал-слушал и задремал. А утром только стал в школу собираться, вдруг слышит, попугай ему вдогонку: "Люблю грозу в начале мая...".
Миша так глазами и захлопал. А потом придумал одну хитрость.
Вызвал учитель Мишу к доске.
— Ну-ка, прочитай нам стихи!
Миша вздыхает, с ноги на ногу переминается.
— Можно я с места?
— Ну, если стесняешься, читай с места, — разрешил учитель.
Миша незаметно из-под стола клетку достал, на скамейку поставил, сдёрнул платок. Попугай спросонья как закричит: "Люблю грозу в начале мая...". И замолчал. Потом опять: "Люблю грозу в начале мая...".
— Хорошо, — говорит учитель. — Читай дальше!
Миша на попугая поглядывает, попугай на Мишу. И оба молчат. Дети смеются. Учитель подошёл, увидел попугая и говорит:
— Садись, Миша! Птице твоей ставлю пять, а тебе...
И поставил в журнал против Мишиной фамилии... Что?

КОШАЧЬЯ БАНЯ

Из подвала под домом вылез кот, чумазый и сердитый. Жмурясь и отворачиваясь от яркого света, постоял. Потом медленно пошёл, прижимаясь к стенке, точно виноватый.
— Ты что же такой грязный? — спросил я его. — Отчего в баню не ходишь?
— Мо-окрро... Мо-окрро, — отвечает.
— Конечно, мокро, — говорю, — зато чисто.
— У-у? — удивляется кот.
— Точно, не сомневайся.
Подумал-подумал кот, головой мотнул. " Нет, — дескать, — оно хоть и чисто, а всё мокро. Брр! Не любят кошки воды. Лучше я так похожу. отдохну, отлежусь, шерстку вылижу. Вот и вся кошачья баня".

ЛИСА И ГЛУХАРЬ

День был солнечный. С веток капало. Снег стал рыхлым, тяжёлым. Глухари с зари токовали и истоптали весь снег под берёзами. Вечером небо расчистилось. Потянуло морозцем. Глухари взлетели на ветки, поклевали очки, а потом то один, то другой бух да бух головой в снег. За ночь снег затянуло ледком. Хотел, было, глухарь из-под снега вылезти, да не тут-то было. Побился-побился, да так и остался под ледяной коркой.
А тут лиса бежит, добычу ищет. Много следов и запахов на снегу: там мышь пробегала, там птица душок оставила. Да поди достань: все входы и выходы мороз запечатал. Под берёзами птичьего духа — аж в голову ударило. Заметалась, завертелась лиса. То лапой копнёт, то носом ткнётся — не может лёд пробить. В одном месте ледяная корка потоньше. Птичьим духом сильнее тянет. Стала лиса  лапами лёд скрести. Вот дорылась до мягкого снега,  сунула морду. А глухарь уж давно лису слышит. Сжался вес, ещё глубже в снег ушёл. А как стало над головой свободней, рванулся, лису крыльями ударил, раз-другой подскочил и на сук взлетел. А там и повыше. У лисы только слюнки потекли, да пух на морде остался. Повезло краснобровому.
Да только не всегда  так счастливо для глухаря лисья охота кончается.


ЁЖИК

Шёл я раз по опушке леса. Нагнулся ветку поднять. Вдруг рядом как кто-то фыркнет. От неожиданности я даже вздрогнул. Гляжу, а это ёжик. Иголки наставил, взъерошился. "Не подходи, дескать, уколю". И пыхтит: "пых-пых, пых-пых". Хотел я ёжика погладить. Руку протянул, а он как подскочит. И иголками прямо мне в ладонь. "Вот тебе".
"Э, — думаю, — да тебя голыми руками не возьмёшь".
Была у меня с собой шапка. Снял я её, перевернул ёжика на спину. А он пыхтит, не даётся. Ну, с шапкой колючки не страшны. Взял я ежа, а сам думаю: "Что делать? Оставить его тут — собаки задерут, а то и мальчишки обидят. Всякое может случиться. Вон кругом сколько народу ходит. Возьму-ка я его с собой".
Взял. Несу. Прошёл немножко, заглянул в шапку. Ёж попыхивает, из-под колючек выглядывает. И шапку обнюхивает. Нос длинный, чёрный. Глаза синие. Смотрит — не боится. Потом и пыхтеть перестал. Видно, ему моя шапка понравилась.
Вспомнил я, что у одной моей знакомой девочки уже живёт в доме один ёжик. Принесу-ка я ему товарища. Вдвоём им веселее будет. Так и решил. А потом думаю: "А ведь у этого ёжика, может быть, в лесу детки остались. Он им пищу искал, а я на него наткнулся. Верну-ка я его на прежнее место. Пускай на воле живёт".
 Так и сделал. Ёжик немного отбежал, землю понюхал, на месте покрутился — видно, дорогу искал. И скоро пропал из глаз. Так и разошлись. Я в одну сторону пошёл, а ёж в другую потопал.




РАЗГОВОР ДЯТЛА И БЕЛКИ

     Встретились раз дятел с белкой.
— Что это ты, дятел, всё стучишь да стучишь? — спрашивает белка.
— Тук! Тук! Червячков добываю. А ты что по веткам скачешь?
— Орешки ищу, шишки спелые. На зиму запасы готовлю.
— А на земле что делаешь?
— Грибы собираю. На сучки развешиваю. Осень придёт — в дупло перетаскаю.
— Тук, тук! Хорошо тебе. А у меня на зиму запасов нет.
— Ш-ш… Цок! Как это нет? Как же ты живёшь?
— Так и живу, тук-тук. Где шишку старую поклюю, где ягодки рябины прихвачу, где червячка под корой услышу.


СЛОМАННОЕ ДЕРЕВО

Дружно жили деревья в лесу. Вместе шумели зелёными кронами, вместе радовались солнечному свету и летнему дождю. Но однажды пришли в лес неумные люди и сломали молодое деревце. Оно долго лежало и плакало смолистыми слезами, пока не засохло.
Прошло время. Наступила зима. За ней весна. Всё вновь зазеленело и зацвело. Деревья подняли к небу свои пушистые ветки. Не было между ними только сломанного деревца. Не пришлось ему увидеть весну, порадоваться теплу, распушить зелёные листья. Никогда уже не расправить ему свои ветви, не порадовать прохладой ни птицу, ни белку, ни человека.

СКАЗКА О ЦВЕТКЕ

Он расцвёл рано утром на садовой клумбе. Алая чашечка его лепестков весело тянулась к солнцу. От него веяло лёгким и сладким запахом. Пчёлы, шмели, бабочки и разные другие насекомые так и летели к нему. И люди, проходя мимо, невольно останавливались и улыбались. Им даже не приходило в голову сорвать его. Так он был красив.
Но время шло. Все привыкли к нему и почти перестали замечать. Расцветали другие цветы. Розы манили всё живое своим ароматом, лукавые фиалки заставляли замирать влюблённые сердца. Пчёлы всё реже навещали его. Бабочки только порхали вблизи и уносились прочь. Он стоял всё такой же красивый и никому не нужный. И даже запах его стал как будто слабее, и алые лепестки уже несмело улыбались солнцу.
Но вот однажды в сад пришли люди, которые никогда прежде не бывали в этой стране. Они остановились перед цветком, поражённые его красотой.
— Какое чудо! — воскликнули они.
И наклонились, чтобы услышать его аромат. И тогда от цветка, как и прежде, пошло тонкое и нежное благоухание. Пчёлы вновь полетели к нему и зажужжали над его головой. И алые лепестки доверчиво раскрылись навстречу солнцу.

КОЛОКОЛЬЧИК

На тихой улице одного красивого чистого города стоял дом с большими окнами, резными наличниками и дубовой дверью. Над дверью висел фарфоровый колокольчик. Когда в дом приходили гости, колокольчик радостно звонил. Но вот хозяева куда-то уехали. Дом опустел. Колокольчик покрылся пылью и только иногда неслышно вздыхал, вспоминая прежнее весёлое время. Иногда какой-нибудь прохожий из тех, кто раньше бывал в этом доме, в задумчивости останавливался, а потом шёл дальше.
— Ах, послушайте, — хотелось сказать колокольчику, — какой у меня приятный чистый голос!"
Но люди проходили мимо, и колокольчик молчал.
Иногда возле старой двери пролетал бродяга-ветер. Он вечно куда-то спешил, сердито ворча.
— Послушай, ветер, как звучит мой голос! — просил колокольчик.
Но ветру не было дела до колокольчиков.
После ветра иногда шёл дождь. Он никуда не спешил. Капли воды деловито стучали обо всё, что попадалось им на пути. Попадали они и на колокольчик, но так тихо, слабо, что почти ничего не было слышно.
— Только и осталось мне что жаловаться и плакать, — вздыхал колокольчик. — Неужели больше никто никогда не услышит мой голос?
Однажды утром большие и маленькие колокольчики в городе принялись вызванивать странную новость.
— Слушайте! Знайте! — на разные голоса возвещали они, — В город пришёл человек, который любит слушать, как звонят колокольчики.
Они забыли только сказать (а, может быть, и не знали), что это был мастер, который когда-то сделал их всех одного за другим. Теперь он стал старый, плохо видел и не мог больше работать. Но стоило ему нащупать дверной молоточек, стукнуть в него, как колокольчик откликался. И мастер тотчас узнавал знакомый голос. Каждый колокольчик рассказывал своё. А если уметь слушать, можно узнать много самых разных историй. Про то, например, как быстро, точно взволнованное сердце, колотится молоточек, когда в дом просится радость, и как осторожно и пугливо отдаётся его звук, когда у дверей горе. Многое можно узнать, если уметь слушать.
Старый мастер послушал много историй. Наконец, подошёл он к опустевшему дому.
"Ну-ка, что расскажет мне колокольчик за этой дверью?" — подумал он.
И протянул руку к молоточку.
— Клу-клу! — ожил вдруг над дверью фарфоровый колокольчик.
И все услышали, какой у него и в самом деле нежный и звонкий голос. Немного печальный, правда. Но что поделать? Если в колокольчик редко звонить, голос у него становится грустным. 

ЧТО ВСЕГО БОЛЬНЕЕ

Как-то мальчик Коля поссорился со своим другом из-за игрушки. Стали они говорить друг другу обидные слова, а потом даже подрались. Пришёл Коля домой. Нос у него поцарапан, волосы взъерошены. Стал он жаловаться маме. А та и говорит:
— Видишь, как больно, когда человеку оцарапают нос! Но эти раны видимые, они быстро заживут.  А есть другие, которые увидеть нельзя. Но болят они ещё сильнее.
Коля удивился.
— Что это за раны? — спросил он.
— А подумай-ка сам.
Коля подумал.
— Ну, что догадался? — спросила мама.
Коля головой мотает.
— Нет.
— Всего больнее человеку, когда его обижают, — сказала мама. — Эти раны болят всего сильнее. Понял?
— Да.
— Так что надо сделать?
— Помириться, — сказал Коля.
И пошёл скорее с другом мириться.

ЗИМА-ПРОКАЗНИЦА

Всякие на свете зимы бывают. У одной всё идёт чередом да ладом: в свою пору и морозы, и метели, и солнечные дни. А у другой всё вперемешку да невпопад. Вот раз уродилась такая зима — шалунья да проказница, какой свет не видывал. На дворе январь, надо бы морозу трещать, а у неё оттепель, слякоть — не пройти, не проехать. Через день-другой морозцем землю скуёт, дороги стеклом покроет. Лошади скользят, люди падают. И в лесу, и в поле не лучше. Тетерев под снег нырнёт, а обратно ходу нет. Лось пойдёт — провалится. Заяц и тот бежать не может. Лиса в поле мышкует: нигде и духу мышиного: всё подо льдом укрыто. Птицы на ветках скользят. Ни почки, ни ягодки. Прямо хоть помирай!
Вот собрались звери да птицы на совет. Как быть, что делать? Думали-думали и решили лису к проказнице-зиме послать. Лиса хитрая, что-нибудь да выведает.
Вот пошла Патрикеевна по лесу. Встретила Зиму-проказницу и говорит:
— Здравствуй, Зима-матушка! Как живёшь-можешь?
Та улыбается. Хорошо, дескать, живу, весело. Где зверям да птицам беда, там мне потеха.
— Уж как ты мне нравишься! — ластится лиса. — Снега у тебя пушистые, поля да дороги серебром выложены, ветки жемчугом блестят. Много ли ещё сокровищ в твоих сундуках? Будут ли ещё метели да морозы?
Понравились Зиме лисонькины речи.
— Много, — говорит, — ещё у меня в сундуках серебра, много снега да мороза. Выйдут звери из нор, вылетят птицы из гнёзд весну встречать, а я дохну стужей, закручу метелями — всех заморожу.
Услыхала это лиса, хвостом махнула и была такова. Прибежала на поляну, где звери и птицы её дожидались, и всё им рассказала. Поспешили звери и птицы обратно в норы и гнёзда, да поглубже попрятались.
Вот прошла ночь. Настало утро. Вышла Зима, оглядела землю. Видит кругом следы зверей да птиц. "Ну, — думает, — сейчас я вас заморожу". Взяла в руки ледяной посох, ударила им о землю — затрещало всё вокруг от лютого холода. Дунула Зима — завертелись метели да вьюги: света белого не видать. Лютовала-лютовала, наконец устала. Сколько мороз ни злобствуй, сколько вьюга ни кружись, а конец и зиме бывает.
Пришла на землю Весна-красна. Где ни ступит, там травка из-под земли выглянет. Куда ни посмотрит, там цветок расцветает. Вот поле миновала, в лес вошла. На прогалинках из-под снега подснежники показались. Всё ярче весна улыбается. А зима отступает. За деревьями по оврагам прячется. Всё дальше на север уходит. Медведь глаза протёр, потянулся, из берлоги вылез. Птицы: синицы да снегири голос подали: "Не боимся тебя, Зима-проказница! Ушло время твоё. Здравствуй, весна!"

ОРЛЁНОК

Птенец был большой, как все птенцы орлов. Но не настолько, чтобы уметь летать. Сплетённое из веток гнездо пряталось в густой зелени на самой вершине дуба. Увидеть его с земли было нельзя. Но птенец был такой непоседливый, так громко пищал, что его могли обнаружить другие хищные птицы.
— Тсс… — успокаивала орлёнка мать. — Сиди тихо.
— Не хочу тихо, — пищал малыш. — Хочу летать.
— Не спеши. Сначала поучись в школе лесных наук.
— Вот ещё! Я уже и так всё знаю.
— Не будешь сидеть тихо, упадёшь вниз.
Тут мать встала на крыло и скоро скрылась из глаз. Ей пора было на охоту.
Птенец остался один. Он потоптался, поворачивая во все стороны любопытную голову. Сорока-белобока села рядом и принялась насмехаться.
— Трр… Трр… — трещала она. — Такой большой, а сидит в гнезде. Боится на землю упасть.
— И вовсе я не боюсь. Вот я сейчас…
Орлёнок распушил перья, замахал крылышками. Сорока пересела подальше, но продолжала дразниться.
— А ну-ка, клюнь! А ну-ка, клюнь!
Малыш заклекотал, совсем как взрослый; взъерошил перья, бросился вперёд — и, конечно, упал бы. Но тут раздался шум крыльев. Мама прилетела вовремя. Сорока тут же юркнула в гущу ветвей и затаилась. А орлица, тяжело дыша и оправляя перья, спросила:
— Ну, что, будешь учиться в школе лесных наук?
Птенец согласно закивал головой. Он был так напуган, что сжался в комок, втянул голову в плечи и жалобно попискивал. Сердце его так и стучало: "Тук-тук-тук… тук-тук-тук…"
Но скоро он пришёл в себя. Почувствовал голод и потянулся к матери. А сорока, поскакивая с ветки на ветку, воровато оглядываясь, удалялась от орлиного гнезда.

СЁСТРЫ

В давние-давние времена жили на свете четыре сестры. Одна звалась Мудростью, другая Справедливостью. Имя третьей было Мужество, а четвёртой — Умеренность. Все они были дети одной матери: Добра.
И были на свете: Жадность, Зависть, Клевета и Жестокость. Они были детьми Зла.
Стоило одной из четырёх добрых сестёр уснуть, как её место тут же занимала какая-нибудь из дочерей Зла.
Так было долго. Но наступило время, когда к четырём добрым сёстрам прибавились ещё три: Вера, Надежда, Любовь. С Верой не страшны стали никакие испытания. Надежда не давала проникнуть в сердце человека унынию. А Любовь согревала душу радостью. И тот, кто водил с ними дружбу, был сердцем добр, чист и храбр.

АРИШИНО СЧАСТЬЕ

В одном городе жила-была девочка Ариша. Волосы у неё были светлые, как речной песок, глаза ясные, как две родниковые капли. "Здравствуйте!" — говорила она знакомым и незнакомым людям при встрече и улыбалась. И люди улыбались ей в ответ. "Какая добрая девочка!" — говорили они.
Когда Ариша шла из детского сада домой, то обязательно брала с собой кусочек булки. У подъезда её ждали котята и щенки. И даже птички слетали с дерева. Ариша крошила булочку и кормила зверей и птиц.
Потом Ариша пошла в школу. Любила читать книжки и узнала много хорошего. Даже стала понимать, о чём говорят птицы и звери, про что шепчется ветер с цветами, и какие тайны несут по небу облака. Она узнала про дальние страны, про хороших людей и выросла умной и доброй.
И вот какую главную мудрость поняла Ариша: когда человек добр, то и всё вокруг становится добрым, расцветает, как золотые, красные, синие цветы на солнечном лугу.

МАША

Маша жила в большом городе на берегу тёплого моря. Папа её был моряк, а мама работала на фабрике, где шили обувь. Маша никогда на этой фабрике не была, но если видела на витрине магазина ботинки, спрашивала маму: "Это ты сделала?". Зато корабль, на котором плавал папа, Маша узнавала издали. Это было большое судно, целый город в три этажа. Там  были палубы. По ним ходили матросы в синей форме. На головах у них были шапочки с лентами. На шапочках золотые буквы. Папа говорил, что они обозначают слово: "Бесстрашный". Значит, папин корабль никого не боялся. Маша тоже хотела быть смелой. Но пока это не очень у неё получалось.
Девочка она была уже большая. Ей недавно исполнилось целых четыре года. Он сама про себя так и говорила:
–– Я большая!
Большая-то она была большая, но очень стеснительная. Дома, с мамой и бабушкой, обо всём говорила бойко и рассудительно. Но, когда её спрашивали о чём-нибудь на улице незнакомые люди, она отчего-то терялась и не могла вымолвить ни слова. Некоторые даже думали, что она немая.
–– Опять язык к гортани примёрз! –– говорила бабушка.
–– И отчего ты у меня такая? –– вздыхая, добавляла мама.
Маша, конечно, знала, сколько ей лет, как её зовут, даже номер дома и квартиры, где жила. Только вот название улицы никак запомнить не могла. Длинное такое было название.
Девочка она была худенькая, бледненькая, с синими, не то печальными, не то задумчивыми глазами. Часто болела. В детский сад не ходила, а сидела дома с бабушкой. Когда папа был дома, Маше не было скучно. Но вот уже много дней, как папа ушёл в море. По маленькому телефону он часто слал Маше разные бодрые слова и даже фотографии. Один раз прислал снимок, на котором было видно, как возле судна резвятся дельфины. Это было интересно. Но всё же Маше хотелось поскорее увидеть папу настоящего, а не на телефоне. Без папы как-то грустно жить на свете и даже страшновато. 
–– Нашей девочке надо больше бывать на воздухе! –– говорили между собой мама с бабушкой.
Вот однажды в тёплый весенний  вечер Маша с мамой вышли во двор погулять. Сели они на лавочку, и стала Маша глядеть на то, что вокруг происходит. А происходило там много чего. Посреди двора стояла большая песочница. Маленькие дети что-то лепили из песка. Те, что побольше, с горок катались. Взберутся по ступенькам, через тоннель в виде трубы пролезут –– и с горки вниз. Горки и трубы красные, жёлтые, зелёные. Гомон и крики так над площадкой и стоят. Всем весело.
–– Пойди, Маша, к детям, поиграй! –– говорит мама.
Хотела, было, Маша пойти, да вспомнила про детей незнакомых и отказалась.
––Тогда давай голубей покормим, –– предлагает мама.
Достала она из сумки булочку. Голуби, откуда ни возьмись, тут как тут. Засмотрелась Маша на голубей.  Какие они проворные! Красными лапками семенят, крутятся, так и норовят друг у друга из-под носа крошку хлеба выхватить, воркуют. Одни юлой вокруг себя вертятся, другие подскакивают, с места на место перелетают. Тут и сизые, и белые, и разноцветные. Один, самый большой и важный,  зоб раздул, спину выгнул, хвост по земле волочит, на всех наскакивает, песню воинственную поёт: "Ур-ур-ур!" и клюётся.
Вдруг все голуби с шумом крыльями взмахнули, взвились в воздух и снова сели неподалёку. От неожиданности Маша даже вздрогнула. Что такое? А это кот, рыжий разбойник, тихонько подкрался и из травы выскочил. Только где ему голубей перехитрить! Они уж давно его видели. Разобиделся кот, хвостом крутит, недовольно урчит, и зелёными глазами-щёлочками на птиц посматривает. "Какие злые глаза! –– думает Маша. –– Плохой кот! Съесть голубей хочет".
А мама говорит, что вовсе не от голода он на голубей охоту устроил. Просто такой у них, у кошек, обычай: не могут равнодушно видеть ни птицу, ни мышку. Обязательно поохотиться надо.
Маша ещё от волнения в себя не пришла, как какой-то мальчик на велосипеде мимо промчался, да так близко, что чуть Машу с мамой не задел, только ветром обдал. Да ещё по-разбойничьи присвистнул. Маша ещё теснее к маме прижалась. Сколько вокруг опасностей!
Вот по дорожке идут дедушка с бабушкой. Маша их раньше никогда не видела. Ближе подходят. На Машу смотрят, улыбаются и о чём-то между собою говорят. Они всё ближе, а Маша всё дальше за мамину спину прячется и исподтишка оттуда следит: пройдут дедушка с бабушкой мимо или остановятся?
Пока Маша так размышляла, дедушка с бабушкой к скамейке подошли. Поздоровались. Дедушка и спрашивает:
–– А что это ты, девочка, от нас прячешься? Не бойся, мы не страшные, не злые, детей не едим и даже не кусаемся.
–– А бабушка? –– спрашивает Маша.
–– И бабушка хорошая. Скажи-ка лучше, как тебя зовут?
–– Маша!
Сказала это и сама удивилась, как это просто и весело у неё вышло. "Вот бы папа видел, какая я смелая!" –– подумала она.
И, подумав так, из-за маминой спины вылезла. Смотрит на дедушку с бабушкой. По всему видно, добрые люди. И кот вовсе не злой. Даже голуби его не боятся. И мальчик, что на велосипеде опять пролетел, совсем не такой ужасный, а просто весёлый. И солнышко такое ласковое, и травка зелёная, и веточки на деревьях листиками шелестят, точно что-то хорошее сказать хотят. И дедушка с бабушкой Маше улыбаются. И Маша им тоже рукой машет: "Пока-пока". И даже жалко ей, что дедушка с бабушкой уходят.
–– Молодец, Маша! –– сказала мама.
Тут Маша совсем осмелела. Соскочила с лавочки и побежала к детям играть.

ПРИКЛЮЧЕНИЕ ПОПУГАЯ

Чистое весеннее небо задумалось. Солнце тонуло в малиновом бархате вечерней зари. Лёгкими тёплыми пальцами гладило оно верхушки деревьев, стены домов. Стрижи с пронзительным верещанием носились в воздухе.
 Солнце скрылось за дальними домами. Повеяло свежестью. Земля вздыхала, отходила после жаркого дня. Воздух делался прозрачнее. Он повторял каждый звук, усиливая его, бросаясь им, словно мячиком. Люди высыпали на улицу.
На окне одного высокого дома стояла клетка. В ней  жил красивый попугай. Перья у него были красные, синие, жёлтые, а на голове торчал малиновый хохолок. Это был очень печальный попугай. Он часто сидел на жердочке, нахохлившись, и не смотрел вокруг. Мало ел и даже редко пил. Неволя угнетала его. Сначала он пытался взлететь, но, ударившись о прутья клетки, он сжимался, садился на жердочку и всё неохотнее покидал её. Вокруг были непривычные голые стены, чужие запахи и звуки. Когда мальчик подходил к клетке, чтобы подсыпать корму и поменять воду, попугай вздрагивал и забивался в самый дальний угол. Мальчик всегда тщательно закрывал дверцу. Но в этот вечер он забыл это сделать.
Попугай уже собирался сунуть голову под крыло и задремать, как вдруг заметил в стенке своей тюрьмы маленькую пустоту. Он слегка нажал на прутья клетки. Проём сделался шире. Попугай высунул  голову и тут же втянул её обратно. Но пустота манила. И он ещё раз заглянул в неё. И, когда оказался на краю, крылья вдруг сами подбросили его — и он вылетел наружу. Мальчик бросился к открытому окну, но было уже поздно.
Оказавшись на воле, попугай заметался в едком, кружившем голову воздухе, наталкиваясь на мрачные громады стен и паутину проводов.
 Стало темнеть. Загнанный и испуганный, он примостился на карнизе одного из окон. Ночью просыпался от ярких столбов света, с рычаньем минующих улицу. С рассветом он сорвался и снова закружился в бесцельном метании. Вдруг знакомые запахи почудились ему. Пахло чем-то смолистым и терпким, как в лесах его родины. Он полетел на запах и скоро оазался на большом корабле.
Это было бразильское торговое судно, отправлявшееся на родину. Попугай забился в тот уголок, где знакомые запахи были всего сильнее. Он беспокойно оглядывался, надеясь увидеть зелёное море джунглей, услышать голоса сорок и крикливых обезьян. Вдруг он заметил рассыпанные зёрна и бросился их клевать. В этот миг что-то лёгкое и пестрящее упало сверху. Это была сеть для ловли птиц. Попугай встрепенулся и ещё больше запутался в сети.
Смеясь, подошли двое смуглых матросов.
— Э! — сказал один и присвистнул. — Смотри-ка, попугай! Наш, бразильский.
— И в самом деле! Свезём-ка его домой, — предложил другой.
Судно шло на юг. В небе было всё больше мягкой лазури. Воздух теплел и легчал. И вот корабль вошёл в порт.
— Ну, Аугусто! Повезёшь пленника на берег? — спросил тот, который удивлялся и свистел.
— Оле! — сказал другой. — Я поеду с ним к лесу.
Машина мчалась по твёрдой красной дороге. Коричневая земля, дрожащее марево воздуха, толстые изогнутые стволы жёлто-зелёных кактусов — всё это знал попугай, когда ненадолго вылетал на равнину из леса.
Машина остановилась. Матрос вышел, держа в руках клетку. В наступившей тишине отчётливее стал слышен шум ветра. Из леса доносился птичий гам, рёв. Громче других были слышны голоса сорок и обезьян. Матрос поставил клетку на землю, открыл дверцу и отошёл. Секунду-другую попугай смотрел на тёмно-зелёную громаду джунглей; наклоняя голову, вслушивался в звуки. Потом что-то подтолкнуло его. Он выскочил из клетки. Вольный воздух плотным кольцом окружил его. Но в этом кольце он уже не чувствовал себя пленником. От оттолкнулся от земли, крылья подняли его — и он полетел. С каждой секундой лес приближался. Слышнее делались запахи и голоса. Попугай сел на ветку толстого старого дерева, уходившего макушкой высоко вверх, туда, где шла своя безостановочная, невидимая снизу жизнь. Что-то рвалось у него из горла. Он плотнее вцепился когтями в шероховатую кору, повертел головой, закричал что-то призывное. И прислушался. Всё так же шумел лес. Где-то взвизгнули обезьяны. И вдруг издали до него донесся ответ на его языке!
Быстро догорал тропический закат. Трещали и пели ночные птицы. Жизнь ликовала!

ХРАБРЫЙ ВОРОБЕЙ

От мороза раскалывался воздух. Воробьи и синички перелетали от одного оконного карниза к другому, надеясь поживиться чем-нибудь съедобным. Вот на одном выступе стайка воробьёв и две синички подняли возню за мёрзлый кусочек  можно было заметить в величавом наклоне головы, в чёрных бусинках глаз какое-то особенное птичье благородство, грацию. И, если хотите,  ум… Да, да — ум. Поддаваясь инстинкту страха, этот воробей так же срывался с места, как и его собратья. Но при этом чувствовал, что ему как-то не очень хочется бояться. Он недоумевал, что бы это значило, и часто раздумывал над этим. От этого у него и был чрезвычайно глубокомысленный вид.
Воробьи и синицы ещё сидели на прежних местах, не сумев побороть страха, а он, подчиняясь неведомому приказу, вдруг сорвался с места и с лёта вспрыгнул на карниз. Встревожено чирикнули изумленные воробьи. "Тинь!" — подали голос синицы. Всё существо смельчака затопило на миг чувство ужаса. Оно тянуло его нырнуть вниз. Но другое непонятное чувство с каменной властностью притягивало к месту. Дети махали руками и сердито стучали  в стекло. Воробей ощутил срединную смертную пустоту раздвоения…
Когда через секунду он опомнился, всё так же орали его друзья, неистовствовали дети за окном, но воробей уже не испытывал прежнего страха. Вспомнив о корме, он стал клевать замерзшие крошки. Никто не мешал ему. И он вдоволь насытился. Потом от прилива непонятной радости вдруг сорвался с карниза и стрелой бросился вниз, слыша, как вокруг со звоном лопаются частицы скованного морозом воздуха.
С этой минуты он перестал бояться с прежней слепой силой. Если ему надо было пообедать среди идущих по дороге людей, едущих машин, он подлетал к корму и смело клевал зёрна. При этом всё видел и ни разу не дал опасности подстеречь себя. Бывшие друзья теперь стали ему чужими. Они боялись и не любили его за то, что он нарушал извечные обычаи их рода. Храбрец не сердился на них за это.
Однажды он заметил, как из проехавшей машины высыпался на землю золотистый ручеёк зёрен. У него разгорелись глаза. Он слетел на дорогу. От обильной еды скоро отупел и услышал крик часового воробья только тогда, когда чёрная пыхтящая громадина оказалась прямо над ним. Его обдало тяжёлым чадным дыханием. Ему страстно захотелось к друзьям, метавшимся по обочине дороги. Он взлетел, пытаясь увернуться  от рычащего надвигающегося чудовища, но что-то тёмное и тяжёлое ударило его в бок и перевернуло. На миг он увидел опрокинутую безбрежность неба, летящего на него с низким давящим гудением. И затем чёрная ночь закрыла ему глаза.
Печальный рассказ? Да, печальный. Но ведь в жизни случаются истории не только с благополучным концом. И наше сердце должно быть готово встретиться и с печалью.

АЛЁША И МАРТЕМЬЯН

Темнело. Алёша гулял по двору уже третий час. Он чувствовал себя обиженным и очень несчастным. Конечно, не стоит без разрешенья лезть в банки с вареньем. Но и бабушка не права: только за это выставлять его за дверь. Теперь Алёша ни за что не пойдёт домой. Пусть будет страшно, темно. Пусть ночью придут какие-нибудь чудовища. Пусть…
Бабушка уже два раза высовывалась из форточки и звала Алёшу, но  мальчик не откликался. Стал под навесом парадного, чтобы его не было видно, и притаился.
Сейчас в комнате светло. Папа ходит туда и сюда. И бабушка с мамой рассказывают ему об Алёшином преступлении. Его немного утешало, что грешен не он один. Рядом ходил кот Мартемьян, тайно слизавший сметану и тоже за это наказанный. Мартемьян бродил и пел бархатным баритоном. Бабушка говорит, у него оттого такой красивый голос, что он очень любит сметану.
Алёша и Мартемьян уже натерпелись страданий и устали. Алёшу мучила совесть. Мартемьяну надоели мальчишки, проверявшие, крепко ли пришит у него хвост.
На небе зажглись звёздочки. Стало совсем темно. Из окна первого этажа над самой головой Алёши рокотал телевизор.
— Сынок! — услышал Алёша мамин голос. — Куда ты пропал? Иди домой!
Тут Алёша не выдержал,  выскользнул из-под навеса и побежал домой.
Дома он сидел понурившись и не отвечал на вопросы. На душе было тяжело, в желудке — слишком много сладостей. А тут ещё мама подошла и погладила сыночка по голове. Алёше стало совсем стыдно, и захотелось плакать. В постели он отвернулся к стенке и стал рассматривать царапинки и пятнышки на обоях…
 Из стенки вышел Мартемьян в бабушкином фартуке. Он был бы совсем похож на молочника, если бы не уши. Он подмигнул Алёше жёлтым глазом и беззвучно сказал:
— На, угощайся! — и вытащил из-за спины банку с вареньем.
Алёша угощение не взял. И банка стала белой.
— Ага, — подумал он, — ага, в  ты тоже мог бы быть львом или тигром.
И Мартемьян стал расти, расти — и вырос под самый потолок. И тут Алёша понял, что такому Мартемьяну уже не нужна сметана.
— Ты что делаешь? — сказал Алёша. — Соображаешь?
И Мартемьян стал уменьшаться, уменьшаться, пока опять стал маленьким. "Таскай уж лучше сметану", — подумал Алёша и проснулся.
В комнате было светло. В окно виден кусочек голубого, словно вымытого утренней свежестью, неба. Стрижи, пронзительно вереща, проносились мимо, быстро-быстро трепеща узкими крыльями, будто стригли ими воздух. Алёша стал думать о том, как хорошо быть птицей, летать, куда захочешь, даже в далёкие края. Тут он вспомнил, что папа обещал купить ему на птичьем рынке скворца. Но как же Мартемьян? Он такой хитрый и может съесть птицу. А кот увидел, что Алёша проснулся и прыгнул к нему на кровать.
— Да ну тебя, Мартемьяшка, — сказал Алёша. — Ты только и умеешь, что сметану таскать.
Мартемьян посмотрел на Алёшу своими жёлтыми глазами с тёмными щёлочками посередине, как будто хотел сказать: "А мне больше ничего и не надо". И Алёше показалось, что кот улыбается. Он удивился и посмотрел внимательнее. Кто знает, чему ухмыляется Мартемьян? Может быть, думает, что вот Алёша только говорит всякие умные человеческие слова, а потом они будут вместе сметану да варенье таскать.
— Нет, — сказал Алёша, — надо купить скворца.
Мартемьян повёл ушами, взглянул на Алёшу и спрыгнул на пол.
Весь день кот молчал и вообще имел вид задумчивый и печальный, а вечером подошёл к Алёше, потёрся об его ногу и замяукал. Алёша взял кота на руки и стал гладить. Мартемьян заурчал, сперва обиженно, потом ласково. Оба совсем забыли, что утром дружбе, казалось, пришёл конец.
Вдруг Мартемьян перестал мурлыкать. Привстал и замер, вглядываясь в тёмный проём двери.
— Интересно, Мартемьяшка, как это ты видишь в темноте? — спросил Алеша.
Кот ответил тихим урчаньем.

МАЛЬЧИШКИ

Витька вылетел на улицу, увернувшись от рук матери, в пальто, надетом на один рукав, в шапке набекрень. Пальто пришлось сейчас же запахнуть, шапку надеть поплотнее. Мороз стоял такой, что деревья потрескивали. "Лопнуть могут", — подумалось Витьке.
Слепящим белым кругом глядело сквозь облачную наволочь солнце. Медленно, тяжело выползали из труб дымы, белые, словно выцветшие от холода. Схваченные морозом расползались густыми, пышными, как взошедшее тесто, клубами. Над деревней в колющемся леденеющем воздухе стлались запахи пекущегося хлеба. Белая улица с сугробами по обеим сторонам была пустынной. Только две вороны молча дрались возле конюшни за добычу.
Воздух стал колоть Витьке ноздри, когтить щёки.
— И-эх! — сказал Витька и, подпрыгнув, воображая себя лихим скакуном, помчался к школе.
 Проскочив холодный коридор, он вбежал в натопленную комнату, где стояла ёлка. Пахло смолой и хвоей. Комната была полна ребят.
— А на улице мороз! — сообщил Витька, — Так и жжёт, так и жжёт.
— Удивил, — скептически отозвался Вовка Мамочкин. — И много дохлых ворон валяется?
Белобрысая Ленка, привешивая игрушку, обернулась и поглядела на Витьку с лукавой усмешечкой. Что, дескать, съел? Ошеломлённый такой встречей Витька молчал.
— Губы примёрзли, — объяснил Мамочкин.
Тут Витька с вызовом посмотрел на него и встряхнулся.
— Ничего не примёрзли. А ты… Ты… девчонка. С мамочкой за ручку ходишь.
— Я? — возмутился Мамочкин. — За ручку?
— Ты! А то кто же? Журавль! Чего грудь-то выставляешь?
Этого Мамочкин стерпеть уже не мог. Ноги у него и, правда, длинные, но только почему же "журавль"?
Мальчишки стояли друг против друга красные, надутые.
— Кш-ш! Петухи! — сказал восьмиклассник Ваня. — А ну, разлетайся!
Вовка Мамочкин жил в деревне первый год. Он путал пшеницу с рожью, волчью ягоду с калиной и, как говорил кое-кто, будто бы боялся индюка. Зато бегал быстрее всех в классе. И вообще был бы парень ничего, если бы не воображал. Подумаешь, городской!
Чтобы остыть, Вовка вышел на крыльцо. В воздухе плавали, змеились таинственные тени сумерек. Тень от крыльца расплывалась. Снег синел. Мамочкин поёжился, потопал озябшими ногами. Промёрзшие доски крыльца отозвались тонким визгом. Тут он заметил собаку. Она подняла уши и посмотрела на Вовку жёлтыми искрящимися глазами. Именно этих искрящихся глаз да крутого загривка испугался Мамочкин.
"Волк", — подумал он, холодея.
Вовка попятился и, коснувшись спиною двери, мигом провалился внутрь и быстро задвинул  когда он вошёл.
— Братцы, — шёпотом сказал он, — что делать? Там волк.
— Волк? — недоверчиво протянул Витька. — В деревне? Посреди улицы стоит?
— Стоит, — чуть слышно подтвердил Вовка.
Витька был знаком со всеми собаками в деревне. Лестного Витькиного внимания не избежал даже огромный злой кабель Абрек.
Краем глаза поймав обеспокоенное Ленкино лицо, Витька не торопясь направился к двери.
"Собаки, наверное, испугался", — подумал он. Ему было приятно, что все смотрят на него и ждут…
— Пальто надень, — вдогонку ему сказала Ленка, но он даже не обернулся.
Выйдя на крыльцо, Витька заложил два пальца в рот, набрал в лёгкие воздуха и присел, собираясь оглушительно свистнуть. Улыбка развела его губы, когда он представил себе, какой ужас наведёт на деревенскую собаку его свист.
В эту минуту из-за угла школы вышла большая серая собака. Она подняла тяжёлую голову и неподвижно уставилась на Витьку. Такой собаки в деревне Витька не видел. Тут он заметил тяжёлый свисающий хвост собаки.
"Как полено, хвост, волчий, — подумал он, отодвигаясь к двери. — Видать, и, правда, волк. С голоду, никак, зашёл в деревню. Гнать надо, а то беды наделает…"
Витька сунул в рот окоченевшие пальцы и засвистел так отчаянно и надрывно, что будь на деревьях листья, они попадали бы на землю. Волк вздрогнул, прижал уши, но в сторону не метнулся, не побежал. Наоборот, направился прямо к Витьке.
"Прыгать будет", — подумал тот. И раздирающий уши свист снова повис в гулком морозном воздухе.
На этот раз волк метнулся в сторону и вдруг залаял. За школой заскрипел снег. Показался человек в тулупе. Витьке сразу стало легче дышать.
— Дядя Иван! — закричал он. — Откуда собака?
— Второй день как из города привёз. А ты чего раздетый стоишь? Марш в избу!
— Ага! — отозвался Витька. — А как зовут?
— Пошёл в избу! Пошёл. Джеком зовут.
— Ха-ха! — Витька со смехом влетел в комнату. — Никакой это не волк. Обыкновенная собака. Джек. Дядя Иван из города привёз.
— Познакомились, — съехидничал Вовка Мамочкин, уже забывший недавнюю конфузию.
На этот раз Витька не обиделся. Только посмотрел на Вовку.
— Я, брат, и сам подумал "волк". Даже испугался.
— Как ты свистнул, я аж от окна отодвинулся, — подал голос Санька-маленький. — Ну, как бросится!
— Чего там! — сказал Витька, явно скромничая.
Белобрысая Ленка глядела на него с явным восхищением.
Все вспомнили о ёлке. Она стояла посреди комнаты, как царевна. Ожерелья бус обвешивали её; снежными пушинками припорошили ветки белые хлопья ваты. Сказочными драгоценностями играли, переливались разноцветные игрушки. Ёлка пахла лесом, праздником.
Ребята разошлись поздним вечером. Звёзды, густо усыпавшие тёмно- синее небо, горели необыкновенно ярко. На скате не6а, почти под самыми звёздами, словно вырезанные из тёмной бумаги, таинственно проступали силуэты елей. Сказочная была ночь!
Витька на минуту приостановился. Но стоять было холодно. Тогда он вспомнил, что он лихой скакун.
— И-эх! — вскрикнул он и помчался к дому. Промёрзлый снег звенел. Белая пыль летела из-под валенок.
Он ворвался в дом и с порога — шапку на диван.
— Где тебя лихоманка носила?
Мать повернула от печки раскрасневшееся лицо.
Только теперь Витька уловил сладкий запах пекущихся пирогов, заметил, что горница чисто прибрана.
Новый Год наступал!

ВЕРТУШКА

Эта история случилась с одним мальчиком давно, очень давно. В те времена продавцы в белых фартуках носили по улицам лотки со сладостями, свистульками, воздушными шарами и разными другими замечательными вещами. Иногда среди них оказывались вертушки. Вы, конечно, знаете, что это такое. Если бежать с такой вертушкой быстро-быстро, крылья её сливаются в одно радужное трепещущее и гудящее колесо. И кажется, что и сам летишь куда-то.
Тогда только что закончилась война. Люди жили ещё очень бедно. Детей во дворах было много. Они играли в войну, в пряталки, салки, казаки-разбойники и разные другие игры. Очень любили футбол. Мячом служил набитый чем-нибудь чулок или какой-нибудь другой круглый и мягкий предмет. Настоящий резиновый мяч был редкостью. А вертушка была просто мечтой.
Эта игрушка была только у одной толстой девочки Вики. Но она никому не давала не только побегать с ней, но даже подержать.
Мальчику очень хотелось иметь вертушку. Она стоила три рубля. И вот однажды, когда продавец показался на улице, мальчик взлетел по лестнице к себе на четвёртый этаж, вбежал в комнату,  Подскочил к продавцу, протянул ему деньги — и в руках у него оказалась вертушка. Он даже не сразу поверил такому счастью. Как птица, попавшая в силок, она трепетала крыльями, билась на ветру и так и тянула за собой. Подняв её над головой, мальчик вбежал во двор.
Он носился с вертушкой целый день, громко кричал и смеялся. Но на душе у него не было весело. Он знал, что дома обязательно спросят, откуда у него игрушка. Хватятся денег и, конечно, обо всём догадаются.
Наступил вечер. Все уже разошлись, а он всё ещё бегал по двору. Бабушка позвала его домой и, увидев в его руках вертушку, очень удивилась.
— Откуда она у тебя? — спросила бабушка.
Мальчик врать не умел и тут же во всём признался. Его долго стыдили и ругали. Он забился под стол. Сел на перекладину и не вылез, даже когда стали ужинать.
Его достали из-под стола, долго стыдили, потом покормили, уложили в постель. А вертушку сломали и выбросили. Спал он плохо, тяжело и тревожно. Точно камень лежал на душе.
Утром он вышел во двор. Вика уже носилась со своей вертушкой.
— А где твоя? — спросила она.
— Сломалась, — сказал мальчик.
Ему больше не хотелось бегать с вертушкой. Было стыдно того, что случилось. Но сказать правду он не решился. И так с чувством стыда и пережитого унижения он прожил этот день и внутренне дал себе слово никогда больше не делать того, за что потом бывает так нехорошо на душе.

ПОДАРОК

Было ясное летнее утро. Лена вышла на улицу в самом хорошем настроении. Мама, уходя на работу, обещала ей, что если она будет послушной, ни с кем не поссорится, то получит вечером подарок.
До вечера было далеко. Лена посмотрела, как играют ребята. У одного мальчика был заводной электрический автомобиль; он мигал красным глазом, жужжал и мчался вперёд. У другого — красивый мяч с красными и синими полосками. У третьего — водяной пистолетик. Девочки играли с куклами, возили их в колясочках. Только у Лены ничего не было.
Вдруг она увидела у одного мальчика большой, круглый, яркий, как солнце, воздушный шар. Мальчик бегал с ним по двору — и, казалось, что это солнышко носится вместе с ним.
— Дай поиграть! — попросила Лена.
Мальчик, не отвечая, промчался мимо.
— Дай, а? — опять сказала она, когда мальчик, запыхавшись, остановился возле неё.
— Не дам! Отстань, — сказал мальчик. — Это мой шар, понятно?
Лена надулась и уже хотела заплакать. Но тут мальчик сказал:
— Попрыгай на одной ножке, тогда дам.
— Ладно! — согласилась Лена.
Она попрыгала.
— Мало, — сказал мальчик. — Ещё.
Лена ещё попрыгала.
— Всё, — сказала она, — Больше не могу. Устала. Давай шар!
— Ещё чего! — ухмыльнулся мальчик. — Обманули дурака на четыре кулака.
И он опять принялся бегать по двору.
Тогда Лена побежала за ним, догнала, уцепилась за верёвочку, к которой был привязан шар, и стала тянуть её к себе. Лена к себе — и мальчик к себе. И они всё ближе подбирались пальцами к шару. Вот схватились за его круглые резиновые бока. Раздался грохот. Шар лопнул. В руках у мальчика остались резиновые лоскутки.
— Ах, ты!
     Он бросился драться. Лена стала отбиваться. Оба ревели. А красные, как капли крови, клочки шара валялись на земле…
Мальчик ушёл домой. А Лена стала ждать маму. И, увидев, бросилась к ней.
— Что с тобой? —  спросила мама.
Лицо у Лены было зарёванное. Нос поцарапан.
Лена во всём призналась.
— Вот жалость-то! — сказала мама. — А я как раз купила тебе надувной шар.
Она вынула из сумки резиновый комочек, приставила к губам. Стала дуть в него — и комочек превратился сначала в жёлтенького цыплёнка, потом вырос в целую курицу. И, наконец, стал похож на круглую луну, которая как раз в это время взошла над домом. Только луна была задумчивая и печальная, а на Ленином шаре были нарисованы разноцветные домики и цветы.
Мама перевязала шар ленточкой и сказала дочке:
— Иди, отдай мальчику!
Лена позвонила в квартиру, где жил мальчик. Он открыл дверь и с недоумением посмотрел на Лену.
— Возьми! — сказала Лена и протянула мальчику шар.
Мальчик сначала удивился, потом обрадовался.
— Давай завтра вместе играть! — сказала Лена.
— Давай! — согласился он.
И на душе у них стало легко. Лена выбежала на улицу. А мальчик вернулся в комнату и долго смотрел на шар. Он казался ему сказочным лугом с чудесными цветами. Дорожки между цветов вели к домикам, где жили хорошие и добрые люди. 



СТИХИ

   ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ

Вот и пришёл этот радостный день.
                На душе легко.
Мне идти до школы
Совсем недалеко.

Всё для нас здесь ново,
Всё здесь в первый раз.
Строгой тишиною
Нас встречает класс.

Добрая учительница у доски стоит,
Сажает нас за парты, так нам говорит:
"Вы пришли учиться, чтобы стать умней,
С книгой подружиться, быть ещё добрей".

Громко и торжественно
Прозвучал звонок.
Вот и начинается
Первый наш урок.

ОСЕНЬ
Золотая осень по земле идёт,
Спелыми плодами радует народ.
Принеси нам, осень, дар своих полей,
До краёв амбары ты зерном налей.

Яблоком румяным заиграй в саду,
Россыпью каштанов отразись в пруду.
Гроздьями рябины вспыхни под окном,
Солнышком прощальным освети мой дом.
               
              ВАСИЛЁК

Синими и нежными глазами
Улыбался в поле василёк.
Солнечными тёплыми лучами
Согревался маленький цветок.

И шептал, головкою кивая:
"Ах, какую песню я спою!"
Говорил он солнышку и маю:
"Эту землю, жизнь на ней люблю!"
               
ЛЕСНОЙ РОДНИК

Бьет родник из-под земли:
Вот так чудо — погляди!
Он лопочет и ворчит,
Струйкой свежею бежит.

                — Ты про что лопочешь? Стой!
— Я про дождик и про зной,
Про зелёную траву,
Про густую мураву,
Про прохладу и про сон —
Близ воды так сладок он.

РУЧЕЙ

Вьётся маленький ручей:
"Я весёлый, я ничей.
Я не сплю, бегу, журчу,
Отдыхать я не хочу".

Он бежит в далёкий край.
Но куда же? Угадай!

Через лес и через поле
Он бежит себе на воле.
В речку синюю впадёт,
В этой речке пропадёт.

Вместе с нею он течёт
Всё вперёд, вперёд, вперёд.
Шум вдали, сердитый вал:
Это море-океан.

КОШКА И МЫШКА

Мышь в нору к себе спешила.
Кошка мышке говорила:
— Мышка, мышка, где была?
Я давно тебя ждала.

Отвечает мышка ей:
— Я была среди полей.
Хлеб спешила я собрать,
Чтоб зимой не голодать.

ГРАЧ И ГАЛКА

Грач добыл себе еду.
"Ну, теперь не пропаду!"
Вдруг слетает с ветки галка,
Скачет боком, вперевалку.

Говорит она грачу:
"Дай и мне, я есть хочу!"
Отвечает галке грач:
"Не такой уж я богач".

Рассердилась наша галка,
И пошла у них тут свалка…
А вороны налетели,
Утащили всё и съели.

ЁЖ И ЛИСА

Шёл по лесу ёжик,
Под колючей шубой не видно ножек.
Домой идёт,
Грибы несёт.

Вдруг навстречу лиса,
Кума-лисанька.
У неё глаза,
Словно искорки.

Увидала ежа,
Разгорелись глаза.
Носом толк,
А ёж в клубок.

Не возьмёшь его, лиса,
Завидущие глаза.
Вот как!

НОВЫЙ ГОД

Время зимнее настало,
Снег кружится за окном,
Голубое покрывало
Блещет чистым серебром.

Расцвели огни на ёлке,
Весь в огнях наш школьный зал.
Дед Мороз на быстрой тройке
К нам спешит на детский бал.

Утром праздник в нашей школе,
Всем нам доброй и родной.
В светлом зале и на воле
Пахнет свежестью лесной.

                ЗНАЧКИ И ТОЧКИ

На беленьком листочке
Стоят значки да точки.
Зачем они стоят
И что нам говорят?

Стоят они рядком.
В слова сложились знаки.
Беседуют ладком,
И нет меж ними драки.

Глядят, глядят слова
В неведомые дали.
Про волка и про льва
Они нам рассказали.

Про птицу и про зверя,
Про Ваню и про Машу,
Про зайца и медведя,
Про колобка и кашу.

Стоят значки да точки
На беленьком листочке.
Зачем они стоят
И что нам говорят?

                ХИТРЫЕ СЛОВА

Какие хитрые слова
Живут на белом свете!
Про них разносится молва,
Их знают даже дети.

 Вот слово "тот" всё будет "тот"
И справа так и слева,
А вот "мышонок" или "кот" ––
Совсем другое дело.

"Оно" останется "оно",
Читай и так, и этак,
Смотри в зеркальное окно
Из трёх волшебных клеток.

Сварил обед нам бравый "кок".
Он стряпает умело,
Талант и редкостный знаток
Поваренного дела.

Вот "топот" слышится вдали:
Бегут к ковчегу звери.
"Потоп"! Спасаются они,
Пока открыты двери.

Скакал домой "казак " лихой.
Вдруг перед ним  "шалаш".
В нём спит-храпит разбойник злой,
В руке его палаш.

Сказал "казак": "Рука тверда.
Я никогда не трушу.
Я клялся храбрым быть всегда
И клятвы не нарушу".

Вскричал разбойник: "Sos! Беда!
Спасите жизнь и душу!
Не буду я разбой творить
Ни в зной, ни в дождь, ни в стужу".

Какие хитрые слова
Живут на белом свете!
Где хвост у них, где голова,
Скорей скажите, дети!


 ДВОЙКА

Мне вчера звонила двойка,
Говорила:  —  Жизни нет.
Мне так больно, и так горько,
Что не мил и белый свет.

— Отчего же? — Оттого,
Что не любит нас никто.
Всё пятерки да четвёрки…
Чем же хуже двойки, тройки?

Я ответил: — Как же  другое дело! Смотрят оба обалдело
На светящийся экран:
На экране мистер Сван.

С ним крутые супермены:
Злые лица, гордый взгляд.
Разрушают взглядом стены
И с обеих рук палят.

Фильм с ума мальчишек сводит.
Гришке с Мишкой спать пора,
Да с экрана не уходит
Суперзвёздная игра.

А в углу, в пыли, забыты,
Книжки бедные стоят.
Их страницы не раскрыты,
И цветистые обложки укоризненно глядят.



ГРУСТЬ ДЕВОЧКИ
 
День был пасмурный.
Но, когда девочка пришла из школы домой,
Вдруг выглянуло солнце
И залило комнату тёплым ласковым светом.
Но вскоре сияние его погасло.
В комнате потемнело, и девочке стало грустно.
–– Что с тобой? –– спросила мама.
–– Не знаю, –– ответила девочка, ––
Я вдруг подумала, что будет,
Если солнце больше никогда не взойдёт?
Но мама сказала:
— Никакое ненастье
Не длится вечно.
Завтра снова будет светло и весело!
И девочка улыбнулась,
Услышав это.

                ЗВОНОК

"Динь-динь-динь!" —
Звенит звонок,
Приглашает на урок.
И в жару, и в стынь
Приходите в срок.

                ПОСЛЕДНИЙ УРОК

Вот и памятный день —
Наш последний урок.
Нам учиться не лень,
Всё успели мы в срок.

Мы покинем свой класс,
Переступим порог —
Что ждёт в будущем нас
На развилке дорог?

Что нам выбрать тогда,
Как нам счастье найти?
Мы по жизни всегда
Будем честно идти.

Вот и памятный день —
Наш последний урок.
Пусть же громче звонит
Нам последний звонок.

                КРАЕВЕД

Если спросите, откуда
Этот город на реке,
На извилистой Оке,
Сколько нашим землям лет,
Что писал Тургенев, Фет,
Что за храм воспел поэт,
Чей вы видели портрет,
Всё расскажет краевед.

Ведать —  значит, край свой знать,
И любить, и понимать.

          СВЯТЫЕ ИМЕНА

Храним святые имена
И славу давних лет храним.
Теперь другие времена,
Но мы героев так же чтим.

Пусть помнит враг, поднявший меч:
Не отдадим родной земли.
Мы будем родину беречь,
Как наши деды берегли!