Целая корзинка чувств

            Первое, конечно, ЧУВСТВО ГЛУБОКОГО УДОВЛЕТВОРЕНИЯ. Хотя, звучит это как-то двусмысленно.
Но, вот Брежнев испытывал его неоднократно. Но речь тут пойдёт не о Брежневе, а обо мне.
           Поэтому, лучше я расскажу о чувстве ирреальности. Его я испытала однажды, а может и дважды. Как- то мы с друзьями катались на саночках. Здоровые уже лбы были. Во всяком случае, все наши подросшие, более ли менее, детки мирно сопели носиками у нас дома. Наши двойняшки - в своих собственных кроватках, а дружественные дети, дети друзей, на диванчиках и креслах. Всё был отлично. Малышня - в объятиях сна, взрослые - хорошо подшофе. Снег выдался богатый, ночь - лунная, горки высокие, санки скользкие.
       
          И, когда я заявила, что сломала ногу, друзья долго смеялись.
Замечательное приключение! Меня везли сначала на санках, потом на ночном такси. Все хотели в него втиснуться, но не у всех получилось. Пришлось заказывать ещё одну машину. Никто не хотел пропустить такое развлечение.  И вот вся весёлая компания вваливается в больницу.   В больнице оказалась, что ситуация наша банальна. Там "гуляли" ещё три такие же компании. Группы поддержки потерпевших выпивали и закусывали.

         Пока меня гипсовали, в кабинет заглядывала то одна, то другая взлохмаченная голова, не ясно представляющая место действия.  Одна голова просила дать стаканчик, другая -  огурчик.  Среди ночи, сделав полезное дело, мы вернулись домой. Я чувствовала себя гвоздём программы. Вся моя левая нога была в восхитительном белом гипсе. Пиршество продолжилось. Всем было смешно и весело. Такие мелочи, как мои два перелома и один вывих, совсем и не испортили никому праздника. Наоборот, добавили пикантности. Мы пребывали в состоянии ирреальной эйфории, хотя кроме водки, да и то вполне в умеренном количестве, ничего не употребляли. Просто молодость, просто чудная ночь, просто впереди вся жизнь, которая с лёгкостью сращивает кости и каждый день готовит для нас новые порции счастья.

           А ещё я хочу написать о торжественном чувстве приближающейся смерти. Это когда я тонула в море.

            Алушта. Все лениво плавятся на пляже. Не плавает никто. Потому что вода потеряла свою пассивную безмятежность, и зло, и мстительно обрушивает волны на берег. Но я плаваю при любой погоде. Зачем же я приехала на море!?   Если заплыть   подальше от полосы прибоя, в море, можно наслаждаться, вплывая на волны, или подныривая под гребни. Так я и плавала, выполняя свою утреннюю норму. Спустя, где-то, час, стала плыть к берегу. Выходить из моря в шторм я научена. Главное, не становиться на дно, а рыбкой выбрасываться на берег вместе с попутной волной.  Но попутной, как раз, и не было.  Откуда вдруг взялись такие высокие, крутые и злые волны - не знаю. Но раз за разом меня кувыркало и било об камни. Я не страдаю паникой, захлебнуться не боюсь, но дышать, всё равно, хотелось.

             И вот в этот момент я испытала какое- то торжественное, даже ликующее, чувство приближающейся смерти. В голове пробил мелодичный и громкий гонг: "Динь!" Удивлённая, я ещё какое- то время кувыркалась в прибое, регулярно билась о камни, а потом меня как будто что- то с силой вытолкнуло на камни. Выползла. Передо мной стояли люди. Весь пляж. 

           Навстречу бежала какая- то старуха с пахлавой и кричала: «Идите в церковь и молитесь, вас сам бог спас!" Я с изумлением смотрела в лица людей. Что же они выражали?  А вот что: затухающее радостное любопытство и искреннее разочарование. Им было скучно на пляже, я их развлекла, но не оправдала надежд- не утонула окончательно.  Такое выражение лиц может появиться абсолютно бессознательно, возможно, что и я на их месте смотрела бы так же. Но получилось забавно. 

            Ну что ж, господа и товарищи, простите, что ли? Я долго шла на свой пляж, вытряхивала камни из купальника и возвращала существенные детали моего пляжного туалета на пристойные места. Вернее, на непристойные места, но чтоб выглядеть пристойно. Ещё я следила за морем. И больше не случилось ни одной волны, способной так грубо, как меня, завертеть и избить в прибое.  Наверное, коллективное сознание- это большая сила, которой подвластны и стихии.
          
           Есть ещё чувство драйва. Для меня- это заниматься странным делом. На работе, в гараже, мне очень нравилось надеть промасленную фуфайку, взять в руки кисть и краску и идти в ремонтную зону подписывать автомобильные шины перед отправкой   в наварку.
         
             Или затеять театрализованное представление на праздник. Когда все хотят участвовать, шьют костюмы, предвкушают чудо. Женщины, у которых и разговоров - то было с утра: «Пил- пил, бил- бил», вдруг расцветали, пели, плясали и предвкушали чудо. А режиссёром этого чуда была я. И пусть всё было примитивно. Ну и что, что всего- на всего, нарядились цыганами, пели, плясали, дурачились и всем гадали?!

             Но после первого праздника мы начали готовить второй, потом появилась традиция. А недавно я встретила в городе какого- то старика. Он долго в меня вглядывался и сказал: «Ты работала в нашем гараже. А я слесарь ОГМ, Алексей Пахоменко, помнишь? Это ж   ты летала, собирала всех докучи и заставляла веселиться!" Он вспомнил меня спустя 15 лет.

             У меня ещё осталась целая корзинка чувств.  Страшная тревога за своё чадо, блуждающее где-то в ночи в поисках приключений на заднее место, изнуряющее ожидание шагов на лестнице (наверное, каждая женщина меня поймёт), ликование по случаю профессиональной победы, бешеное ожидание, когда же доченька закончит рожать внука. Есть ещё чувство тёплых ванильных лапок, обнимающих тебя за щёки, отнимающих твои очки и проникающих в сердце,  как филиппинские хилеры. ЧУВСТВО ВНУКОВ - из всех, самое сильное.

            Только жалости я уже не испытываю, - переросла. Очень она мешала, разжижала мускулы и мозги, делала беспомощным сердце. И если кто-то мне теперь пожалуется, я не хочу и не буду лить вместе с ним слёз. Я это уже прошла и выбросила на свалку. Ни себя, ни других я больше не жалею. Не конструктивное это дело.  Отругать - пожалуйста. Рассмешить – пожалуйста. Чем могу помогу.  Только жалеть больше не буду.