Одна жизнь. Часть 2

ЧАСТЬ ВТОРАЯ


1.

Сегодня я снова был на своей работе. С утра, выглянув из окна, я был поражен странным изменением в природе. Вчера вечером начался дождь — а утром еще и выпал снег! Снег в середине апреля —  ничего себе!.. При этом на улице довольно тепло, и снег, не успевая упасть, тут же тает. Одевшись соответственно, я поскорее вышел из дому. Всю дорогу мной владело какое-то странное ощущение. Дело в том, что уже наступила совсем весна, и показалась зеленая трава —  и кое-где этот белый тающий снег лежал прямо на траве. Интересное, скажу я вам, зрелище. Да, действительно, довольно странное состояние природы!..
Наконец, я вышел из метро. Вот он, мой родной институт, или мое "учреждение", или моя "контора", о которой я здесь не раз упоминал — возвышается прямо в трех шагах от метро! Это высокое здание из стекла и бетона. Довольно далеко оно тянется и в длину. Я раньше и не представлял, что бывают такие здания — пока сам сюда не попал. Здание опоясывают длинные ряды окон. Внешне оно совсем даже ничего —  если не вспоминать, что делается там, внутри! Я, как обычно, подошел к подъезду и вошел в большие стеклянные двери. Сразу за ними — вертушка и пропускной пункт. У нас здесь такая система, что человек проходит через эту вертушку, и потом уже до конца рабочего дня не может выйти. Насколько все-таки изобретателен человек в том, чтобы порабощать и подчинять себе других!.. Вот и меня «вертушка» проглотила, и я оказался внутри этого здания, как бы «в заключении». Можно, конечно, иногда оформить временный пропуск, и выйти отсюда "по делам", если очень надо — и все-таки от всей этой ситуации радости мало!..
Я снова оказался в знакомом коридоре и поднялся на лифте на этаж, где находилась наша рабочая комната. Вот она, эта знакомая дверь!.. Я постоял немного на пороге и толкнул ее. Снова — знакомая картина!.. Ряды одинаковых столов, и над ними — одинаковые склоненные головы. Вроде бы, вполне пристойная картина — но я провел в этой комнате уже многие месяцы, и нет для меня картины бессмысленнее и тоскливее!.. Здесь люди старательно делают вид, что заняты каким-то важным делом. Но что это за дело, в чем состоит эта работа — один бог знает!.. Создаются какие-то проекты, пишутся какие-то отчеты, но что это за дело, какой во всем  этом смысл — кто бы мне объяснил?..
Впрочем, мне кажется, что и сами эти люди это понимают. Они давно уже и не ищут во всем этом смысла, а просто... проводят здесь время. Раз уж они здесь оказались, раз уж им удалось найти эту работу и попасть в эти условия, то и надо извлекать из этого максимум полезного и приятного!.. В рабочее время сидят, послушно склонив над столами головы — а зато в перерывах говорят о спорте и политике, о модах и косметике, играют в шахматы и шашки. Короче, все как у людей! Для начальства нужно сделать вид, что аккуратно делают полученную работу, исполняют план, а для себя — просто приятно проводить здесь время, раз уж все вместе здесь оказались, да еще за это и деньги платят!..
Но уж зато я так жить не могу. Не могу я просто "проводить здесь время"! Все меня волнуют вопросы — зачем я живу, зачем я здесь оказался, какой смысл во всем этом? И не удается мне спокойно и бездумно играть здесь в шахматы, разговаривать о спорте и обсуждать наших правителей. Приходится мне сидеть здесь будто бы среди людей, но на самом деле одному — или, не выдержав этой обстановки, "нарушать дисциплину" и идти в одиночестве гулять во двор или куда-нибудь в дальнюю часть здания.
Вот и сейчас — только лишь открыв дверь и заглянув в комнату, я вдруг понял, что совершенно, просто физически не могу в ней находиться! Это было состояние на грани какой-то паники, какого-то нервного срыва! И совершенно невольно, почти не сознавая, не контролируя себя, я вдруг сделал нечто странное — снова захлопнул дверь и бесцельно пошел дальше по этому длинному и тоскливому коридору.

Вот, и это тоже! Это наваждение опять начиналось! Эти мои бесцельные хождения по коридору тоже имели свою долгую историю. Сначала, только поступив сюда, я еще какое-то время пытался "работать". В нужное время я, как и все, сидел в нашей комнате и делал вид, что я чем-то занимаюсь. Но потом мне все это так осточертело, что уже просто не было сил! И тогда я понемногу начал уходить — сначала ненадолго, а потом все дольше и дольше, так что иногда бывало, что меня не видели на рабочем месте по нескольку часов. Что же я делал в это время? Занимался ли для себя чем-то важным и интересным? Нет, удивительно — но я просто ходил, ходил в самых дальних уголках этого огромного здания!  Я выбирал уголки поукромнее, на разных этажах, чтобы не встретить никого из знакомых — и просто проводил там время, гуляя по этим коридорам взад и вперед. В обстановке, где все куда-то шли по делам, а может быть, и просто так, без толку, фигура молодого человека, который прогуливается в этой толчее или одиноко стоит у окна, могла и не вызывать удивления. А если бы и вызывала — мне-то что! Я был здесь настолько отъединен от всех и погружен в себя, что мне не было никакого дела до чьего-то мнения!
Так, гуляя по всему зданию и совершенно напрасно проводя здесь время, я все же делал некоторые наблюдения над работающими здесь людьми. Большинство людей идут по коридору сосредоточенные и серьезные, будто по какому-то делу. С другими людьми обычно не здороваются, а если здороваются — то видно, что со «своими». Иногда видишь людей, которые, так же, как и я, тоже потеряли всякое представление о каком-либо деле. Иногда человек идет по коридору, будто бы с какой-то целью — но дойдя до нужной двери, вдруг останавливается, как бы о чем-то размышляет, потом поворачивается и идет совсем в другую сторону. Я думаю, он и у другой двери сделает то же самое. Так эта обстановка влияет на тех, кто уже ей подчинил себя. Человек просто теряет представление о какой-либо разумной цели. Я заметил, что эти длинные коридоры, эти бесконечные двери, эта толпа снующих туда и сюда людей на любого человека действуют подавляюще.
Еще у нас в этом большом учреждении есть двор. Он довольно большой — и это, конечно, некоторая отдушина — но совершенно безжизненный, и в нем нет ни капли зелени. Все это большое пространство залито асфальтом, используется исключительно в рабочих целях, и в нем даже нигде не посидищь, не отдохнешь. Я, конечно, иногда в него выхожу — но здесь гораздо сильнее становится опасность, что пройдет кто-нибудь из знакомых, т.е. из сотрудников с нашего этажа, и начнутся снова эти бесполезные разговоры — почему снова гуляю, да почему снова не на рабочем месте. И все-таки по-своему это хорошо — есть все же место, где можно хоть воздухом подышать.
И вот, как я уже сказал, очень скоро после моего поступления на работу я стал уходить с рабочего места и проводить время где угодно, только не в рабочей комнате. Грустные, тяжелые мысли одолевали меня! Я думал о том, как странно складывается жизнь, и как же мне наладить эту, теперешнюю мою жизнь, и что будет со мной дальше. Эти бесконечные низкие коридоры, эти длинные ряды дверей подавляли меня. И вот теперь это наваждение снова возвращалось! Только придя на работу после болезни, в первое же утро, в первый же день я снова не мог войти в мою рабочую комнату, меня снова неодолимой силой тянуло в эти бесконечные коридоры!.. Нет, конечно, я должен буду там появиться, у меня было там дело в середине дня — но сейчас я почти физически не мог войти туда! Это было что-то неодолимое, это было выше моих сил!
Так и не побывав в своей комнате и не поздоровавшись с сотрудниками, я пошел дальше по коридору. Снова эти серые стены, этот льющийся с потолка мертвенный "дневной" свет! Я почувствовал, как грудь мне сдавила привычная тоска. Снова эта обстановка меня "затягивала"!
В этих чувствах я вышел на лестницу. Здесь было немного посветлее, на лестничных площадках — окна во всю стену. Затем я по лестнице спустился на первый этаж. И, походив немного по первому этажу, спустился еще ниже, в подвал, где в другом крыле здания у нас расположен буфет. В прежние дни моих бесцельных скитаний я частенько заходил сюда. Здесь иногда собиралась интересная публика — люди, быть может, чем-то похожие на меня. И в этот раз я не ошибся— меня действительно ждало здесь кое-что интересное.

2.

Буфет наш, как я уже сказал, расположен в подвале. Это не наша главная столовая, которая работает только в обеденный перерыв, а такое место, куда проголодавшиеся сотрудники могут прийти в любое время. Здесь стоит несколько засиженных мухами столиков, у стены — небольшой прилавок, где можно взять чего-нибудь подкрепиться.
Я взял сок и бутерброд, и сел за столик в углу, за которым никого не было. Мне было как-то не по себе. Вот, пришел на работу, может быть, чтобы что-то изменить — и с первого же шага все начинается с начала! Снова я не смог зайти в свою комнату, снова пошел бродить по коридорам, снова оказался в этом буфете! Да, такими средствами вряд ли что-нибудь исправишь!.. Да и есть ли у меня настоящие, подлинные средства?..
С этими мыслями я прислушивался к разговору, который происходил за соседним столиком. А разговор был довольно интересный! Рядом сидела компания, которую я и прежде видел несколько раз в этом буфете. Эти молодые ребята мне чем-то нравились. Я и прежде рад бы был с ними заговорить — но как-то повода не представлялось, да и неловко было — настолько я здесь чувствовал себя подавленным и забитым. Однако, в этот раз их разговор меня очень заинтересовал — так, что я даже через некоторое время преодолел мою робость и подошел к их столу. Попробую этот разговор здесь передать — конечно, не в точности, а лишь насколько его сохранила моя память.

Итак, рядом сидели трое. Все они были примерно моего возраста  — т.е. попали сюда, наверное, тоже сразу после института. Меня привлекали в них какая-то живость и свободные манеры. Видно было, что эти молодые люди тоже к чему-то стремились и чего-то искали  — в отличие от большинства работавших в этом заведении. Обращало на себя внимание и то, что я часто видел их здесь, в буфете, и именно в рабочее время  — видимо, они тоже не слишком-то были увлечены работой, и искали любых возможностей освободиться от нее и провести время как-нибудь иначе. Видимо, работая в разных подразделениях, они как-то нашли здесь друг друга, и собирались специально, чтобы провести время так, как им это интересно.
Прислушиваться к ним я начал в середине разговора. Одна тема меня вдруг очень взволновала, будто напомнила мне что-то давно забытое. Молодые люди говорили, очевидно, об эстрадной музыке.
 — Ну нет, "Битлз" от "Пинк Флойда" я, несомненно, отличу!  — чрезвычайно энергично говорил один из молодых людей.
 — Да ну, неужели?..  — шутливо отвечал ему другой,  — А Макаревича от Никольского?
 —  Да ну, что вы все переливаете из пустого в порожнее!..  — обиженно вступил третий,  — Лучше скажи, что там нового, в нашем деле?..
Второй из говоривших помрачнел.
— Пока ничего.
— Не дают?
Тот отрицательно помахал головой.
— И никакой надежды?
Тот огорченно сжал губы.
Вся компания тоже помрачнела.
— Странно, ну что им стоит? — сказал первый, — Ведь должна же быть в этой конторе хоть какая-никакая культурная жизнь!.. Вот и будет собственный вокально-инструментальный ансамбль! Зал есть, музыканты есть  — что еще нужно?
— Дело за небольшим,  — ответил второй,  — За инструментами. Оказывается, их нужно где-то заранее заказывать. А у предприятия, или даже у министерства этого нет в финансовых планах, или в смете расходов, или где-то еще. Так мне и говорят  — мы бы рады, да у нас этого в планах не предусмотрено. Так что, похоже, что на этой идее придется поставить крест,  —  грустно закончил он.
— Как, неужели ничего нельзя сделать?!..  — огорченно воскликнул третий,  — Это же получается совсем тоска! И так здесь время уходит совершенно бесцельно  — да еще и этой последней возможности нас лишают!..
— Ну нет, сделать-то кое-что можно…  — пожевав губами, ответил его собеседник,  — Устроиться в каком-нибудь дворовом клубе… Я знаю, там иногда берут... Будем репетировать по вечерам… А все-таки жалко, что здесь зря время проходит.
— Ну, хоть в дворовом клубе!.. — воскликнул третий, — Лишь бы заниматься любимым делом! А то здесь такая тоска!
— Да уж, — откликнулся второй, — Не весело. Иногда думаешь — хоть вообще отсюда уходи.
— Правильно, а что здесь делать?..  — подхватил третий,  —  Только штаны напрасно протирать!
— И я бы с удовольствием с этим местом попрощался, и уже бы не приходил сюда! — оживленно добавил первый.
— Но пока мы все же здесь работаем,  — резонно заметил второй,  —  и нам стаж идет. А вопрос перед нами один — будем ли мы где-то играть?
— Так если здесь нам отказали  — так что же?.. — воскликнул первый.
 — Есть еще одна возможность...
 — Давай говори, не томи!..
 — Здесь, неподалеку, в одном из кварталов, молодежный клуб... Там, я слышал, как раз такую команду ищут...
 — Так что же, ты узнал?!..
— Сегодня вечером пойду узнавать...
 — Да ну, наверно, опять ничего не получиться...
 — Так тогда я не буду ничего узнавать!..
 — Нет-нет, ты, пожалуйста, узнай!.. Давайте пойдемте вместе...
 — А и правда, может быть, лучше идти всем втроем! Внушительней и представительней будет!
Порешив таким образом, они встали и стали собирать стаканы.
Тут уж я не выдержал и буквально подскочил к ним.
 — Извините пожалуйста, вы думаете создавать группу?!..  — чуть не задыхаясь, начал я.
 — Да, а что такое?..  — высоко поднял брови тот, кто вел беседу.
 — Я тоже играл в ансамбле! Еще в школе! Я тоже мог бы с вами играть!..  — буквально выпалил я.
 — А на чем ты играешь?
 — На синтезаторе!
 — А на бас-гитаре умеешь?
 — Нет...  — огорченно поник головой я.
 — Ну ничего, может, мы с тобой еще сговоримся... Синтезатор нам, конечно, тоже нужен. Слушай, ты в какой комнате работаешь  — мы за тобой туда, если что, зайдем.
Я скорее назвал комнату.
 — Или еще лучше вот что. Приходи сюда же завтра утром, в это же время. Да мы, честно говоря, здесь же бываем и в другие дни.
 — Да я знаю, я сюда тоже часто захожу.
 — Ну вот и отлично. Смотрите-ка,  — обратился к своим друзьям руководитель группы (до этого он все время говорил со мной один), — Вот, похоже, и еще одного участника нашли. Теперь у нас будет полный "коллектив". Ну, мы с тобой еще поговорим,  — сказал он мне, и с этими словами они все втроем вышли из буфета. 
Я остался стоять в полностью взбудораженных чувствах. Вот, оказывается, вдруг я нашел себе здесь товарищей по несчастью — и в то же время по интересам, по отчаянным попыткам что-то сделать. Они, оказывается, тоже увлекались музыкой, и имели какие-то возможности, и при этом обратили внимание на меня... Я не знал, что может из всего этого выйти. Но сама возможность познакомиться с такими людьми меня очень привлекала.

Выйдя из буфета, я направился в кабинет начальника. Я должен был отдать ему больничный, и, так сказать, "показаться", что я сегодня вышел на работу. Начальник наш— человек средних лет, довольно культурный и приятный. Я, в сущности, не имел бы к нему никаких претензий — если бы обстановка во всем учреждении не была такая! Он человек внимательный, заботится о сотрудниках, достаточно по-человечески ко всем относится. Но что уж делать, если мы все оказались здесь в такой обстановке!..
Когда я вошел, он сидел за своим рабочим столом. (Его кабинет находится в другом конце коридора, отдельно от нашей рабочей комнаты, и мы ходим к нему туда по разным вопросам.)
— Здравствуйте, Сергей Александрович, — не очень ловко сказал я, — Вот, я сегодня снова вышел на работу... А перед этим две недели болел…
Он приветливо взглянул на меня.
- Ну что же, хорошо, что показался... — сказал он, — А то мы уж не знаем, где тебя и искать... Сотрудники говорят, что ты в комнате только показался — и сразу куда-то ушел.
Я смутился.
- Не знаю, но почему-то я там находиться не могу… — вдруг искренне сказал я, — Я никак не могу себе найти там настоящего дела...
Он внимательно взглянул на меня.
— Я понимаю… А все-таки нехорошо, что ты целыми днями по коридорам гуляешь... Сотрудники из других отделов удивляются...
  Мне стало неприятно от этого разговора.
— Я постараюсь заняться делом... Я не хочу вас подводить...
Я отдал ему больничный, и уже совсем собирался уходить.
— Сергей Александрович!.. — вдруг вернулся я, — Ведь правда, я слышал, что я могу отсюда в любое время выйти?.. Оформить разовый пропуск, или что-то вроде того...
Он внимательно взглянул на меня.
— Да, а в чем дело?..
— Дело в том, что я все-таки пробую себе другую работу искать... Ну честное слово, у меня здесь что-то не получается... Вот и теперь —  подвернулся вроде бы возможный вариант... Нужно будет поехать, поговорить с людьми. А как поедешь — если я все рабочие дни здесь с утра до вечера?..
Он сочувственно размышлял и кивал головой.
— Да, да... Это действительно стоящее дело... Что ж, если действительно будет нужно, мы тебя отпустим...
Я взглянул на него с благодарностью.
— Хорошо, я буду искать, пробовать, договариваться.  Вот и сегодня нужно позвонить в одно место — может быть, пригласят для знакомства... Так я, если что, к Вам зайду за разовым пропуском?
Он доброжелательно кивнул.
— Да, давай, старайся. Здесь тебе действительно оставаться не дело. Эта обстановка совсем не для тебя. Мы-то тебя не можем выгнать — ты у нас по распределению — но ты сам посуди, что из этого выйдет дальше… Только сам ты можешь что-то изменить. А то так и получится, что жизнь зря проходит. Нужно иметь свое дело, свою работу. А здесь у тебя явно не сложится. Здесь ты только и научишься, что зря время проводить. Давай-ка, постарайся что-нибудь придумать — у тебя ведь жизнь впереди...
Я взглянул на него с благодарностью. Все-таки хороший человек — несмотря на то, что здесь работает, а и о людях заботится, и меня понимает!..
— Хорошо, я буду искать, интересоваться — и к Вам обращаться. А пока пойду в комнату и  займусь каким-нибудь делом.
— Ну давай, успехов...
С этими словами он мне кивнул — и я окончательно вышел из комнаты.

От начальника я сразу направился в мою рабочую комнату. Должен был я все же показаться там! Теперь, поговорив с начальником, мне это было легче. Когда я появился в комнате, это вызвало оживление.
— Ну вот, наконец и болящий появился!..
— Где все утро-то пропадал?..
Я молча прошел в комнату и молча сел за свое рабочее место. Я вдруг с какой-то особой ясностью почувствовал, что мне нечего им отвечать, вообще не о чем с ними говорить. А ведь, в сущности, обычные, неплохие люди! Вот, спрашивают, интересуются, заботятся обо мне!.. о почему-то здесь получается, что я им чужой — и они чужие мне. Такая уж это ненормальная обстановка.
Сев на свое привычное место, я некоторое время сидел совершенно бездейственно. Потом достал и полистал какой-то журнал, потом положил перед собой листок бумаги и начал что-то писать. Никто не подходил ко мне с рабочими вопросами. Я чувствовал на себе косые удивленные взгляды. Но что же делать, если я здесь совершенно чужой! Я, если бы и захотел, никак не смог бы включиться в эту жизнь!..
Хорошо, однако, что скоро уже был обеденный перерыв. Сотрудники начали вставать один за одним и уходить в столовую. У меня, однако, здесь было дело, которое я хотел совершить именно наедине. Когда в комнате почти никого не осталось, я достал из кармана бумажку с заветным номером и подошел к нашему рабочему телефону. Не буду передавать здесь содержание этого разговора. Главное, что результат его меня чрезвычайно взбудоражил. Я пошел скорее снова в кабинет к начальнику, и сказал, что мне нужно уйти с работы именно сейчас, и чтобы он выписал мне разовый пропуск. Скоро я как был, без обеда уже выходил из здания нашего института. Кажется, наконец-то в жизни что-то начало меняться! Хотя кто знает — стоит ли надеяться?.. Не оказалось бы все это в очередной раз обманом!..

3.

Скоро я был уже на улице. Здесь вовсю светило солнце, утренний снег растаял — только всюду стояли лужи. Все-таки люблю я этот город! Как приятно пройтись по нему в ясный день, когда солнце светит, и прохожие идут с добрыми, ясными лицами! Конечно, если у тебя самого на душе ясно и ничто не тревожит. Но у меня на душе как раз сейчас было достаточно ясно, будто забрезжила какая-то надежда.
С этими мыслями я спустился в метро. Пролетели полчаса дороги — и скоро я вышел на другой станции. Здесь, немного оглядевшись, я принялся искать адрес, который узнал во время того краткого разговора. Обойдя несколько соседних улиц, я, наконец, нашел нужный дом. На нем действительно висела нужная вывеска. Войдя внутрь, я с радостью отметил, что здесь нет проходной, и что все люди заходят в здание просто так, без пропусков. Спросив у дежурного, как пройти в нужную комнату, я очень скоро поднялся на нужный этаж. Здесь я еще раз про себя отметил, что здание небольшое, что коридоры в нем сравнительно короткие, и обстановка на этаже достаточно уютная. Впрочем, рано мне было на все это засматриваться, потому что я не знал еще, чем закончится этот мой визит.
Найдя нужную комнату, я, наверное, минут пять в нерешительности стоял около нее, а потом набрался духу и постучал. Изнутри меня пригласили войти. Я толкнул дверь и несмело вошел внутрь.
— Здравствуйте, это я звонил вам полтора часа назад...
За столом сидел другой начальник — тоже средних лет. Он начал задавать мне свои вопросы. Я старался не уронить себя в его глазах. О чем-то мы уже с ним по телефону переговорили — теперь настала пора для более близкого знакомства. Я уже знал, что у них уволился компьютерный мастер, и что они ищут себе нового. Нужно было произвести на него хорошее впечатление. Он задавал разные вопросы — и о месте, где я прежде учился, и о том, где я сейчас работаю — и я старался как можно более внятно и толково отвечать. Главное, что его интересовало — это, конечно, то, что я умею делать. Вот здесь был предмет большой тревоги и преткновения для меня! Дело в том, что в компьютерах я вообще не очень разбирался, а за два последних года, которые я без дела провел в своей конторе, и вообще ото всего отвык. Но кое-что, конечно, знал, и кое-в-чем, конечно, мог разобраться. Поэтому я решил отвечать как можно более уверенно и обещать все, о чем ни попросят, с самоуверенной и дерзкой мыслью: "А, ладно, если чего и не знаю — потом разберусь!" В данном случае все, кажется, обстояло не так плохо — им нужны были самые простейшие операции, работа в редакторе и с некоторыми уже готовыми программами.
— Ну, работать в Word'e и Exel'е Вы, конечно, сможете...
Я с полной уверенностью подтвердил.
— Хорошо, мы подумаем и позвоним Вам в конце недели.
Я кивнул — но тут же спохватился.
— Только звоните мне, пожалуйста, вечером, после работы... Вот мой домашний телефон.
— А что такое?..
— Днем на работе я не могу разговаривать. Мне часто по делам приходится выходить из комнаты.
— Что ж, пусть будет так. Вечером позвоню Вам из дома. Кстати, а почему Вы так хотите уйти с этой работы?
Я напрягся. Нужно было сказать, чтобы это выглядело как правда — и в то же время полную правду сказать было невозможно.
— Видите ли, — после некоторой заминки начал я, — Я всегда хотел содержательной, творческой работы. Та работа, которой я занимаюсь сейчас, не дает простора развитию моих творческих способностей.
Он задумчиво взглянул на меня — и ничего не сказал. В сущности, ведь в том, что я сказал, было достаточно много правды!..
— Ну что же, всего доброго — до окончательного решения, —  подвел итог разговору он, — Ждите в конце недели окончательного звонка.
Я вышел, не зная, удался или не удался мой визит. Конечно, я не получил еще окончательного ответа. И все же меня пригласили к себе, и состоялся вполне внятный и деловой разговор. Конечно, еще не известно, чем на самом деле дело кончится. Но, по крайней мере, есть некоторая надежда. Прежде-то, сколько не пытался я найти такие варианты, не доходило даже до личной встречи — все оказывалось иллюзиями, мечтами.
В этих мыслях вышел я из незнакомого здания, вернулся в метро и поехал домой. Возвращаться к концу дня на работу у меня не было ни сил, ни желания. И вот теперь, сидя дома и немножко успокоившись от недавних впечатлений, я вновь думаю заняться тем, от чего отвлекся в эти  последние дни, в связи с моим выходом на работу, и чем так увлеченно занимался в дни моей болезни — т.е. буду снова вспоминать.

Итак, я остановился на старших классах школы. Я вспомнил моих учителей, и нашу школьную компанию, и то, чем мы занимались после учебных занятий. Но вот, наконец, наступил последний год. Это время было для всех нас тяжелым испытанием.  Начались заботы о "выпускных баллах", об аттестате —  и всех моих одноклассников словно подменили. О, многого, многого мне пришлось насмотреться в этот год!.. Каждый думал только о себе, старался обогнать другого — все дружеские, здоровые чувства были как бы "отменены" этой предвыпускной гонкой!..
Самое главное, что непонятны были всему этому причины. Ну да, от взрослых мы уже знали, что нужно поступить в институт,  а для этого нужно "заработать оценки" — но почему, почему это могло так разительно изменить нашу жизнь?.. Почему это не привело нас к тому, чтобы просто лучше представлять себе свои жизненные цели, заранее позаботиться о будущем институте — а только лишь к этой бессмысленной "борьбе за аттестат"? Ну разве может так уж серьезно повлиять на жизнь человека какая-то цыферка в выпускной ведомости?.. Но тогда нам всем это представлялось именно так.
От всего того времени у меня осталось ощущение бесконечного "стресса". Бессонные ночи, сидение над учебниками —  и все с единственной и совершенно бессмысленной целью. Мои товарищи тоже надрывались, теряли здоровье. Но что будет с нами дальше — мы совершенно не знали. Многие не знали даже, в какой они пойдут институт.
Ну мы-то ладно —  у нас еще не было жизненного опыта —  но о чем же думали взрослые?.. Ведь они-то могли поставить перед нами более разумные и здоровые жизненные цели?.. Я теперь думаю, что они и сами, возможно, этих целей не знали. Возможно, что они тоже были частью "системы", и видели только то, что их детям надо поступить в институт — а для этого заработать хорошие оценки. Во всяком случае, так мы оказались с их стороны без всякой поддержки и помощи.
И единственной "светлой отдушиной" из всего того времени были наши занятия вместе с друзьями в вокально-инструментальном ансамбле. Мы создали его в предпоследнем классе, и подолгу репетировали в школьном зале, и даже давали концерты!.. Вот это действительно было живое, стоящее дело!.. Но потом, с приближением окончания школы, у нас уже не было на это сил и времени, и нам пришлось это дело оставить. Так наша школьная жизнь лишилась и этого, последнего яркого и радостного "пятна".
...Вот потому-то я так и обрадовался, когда услышал в буфете разговор тех приятелей! Это было самым живым впечатлением моих школьных лет —  и я так рад был найти в них "товарищей по увлечению"!..
Но, как бы то ни было, "счастливые школьные годы" подходили к концу. Последнее напряжение сил, выпускные экзамены, "последний звонок" — и вот мы уже навсегда покидаем здание школы. Тут же сразу, буквально через неделю предстояли экзамены в институт. Их я преодолел с порядком пошатнувшейся уже нервной системой. И вот скоро я узнаю, что, вопреки всем ожиданиям, я принят. С осени я приступил уже к учебе на новом месте.


4.

Сегодня с утра я снова был на своей работе. На этот раз я сразу зашел в рабочую комнату, подошел к заместителю начальника с вопросом, чем мне сегодня заниматься, некоторое время сидел на рабочем месте и вникал в его задание — и лишь потом отправился гулять по этим бесконечным коридорам. Настроение у меня в этот раз было другое, чем вчера. Я никак не мог забыть о том, что в моей жизни, кажется, наступает какой-то просвет. Впрочем, что это за просвет —  вот сорвется моя вчерашняя поездка, не приведет ни к какому результату —  и буду еще многие месяцы ходить по этим коридорам! Поэтому настроение у меня было какое-то неопределенное. Вроде что-то изменилось в жизни, появились какие-то новые надежды и возможности —  и в то же время все это было совсем не наверняка, и рано было этому радоваться.
В этих чувствах я спустился в буфет. Знакомой компании в этот раз, однако, не было. Я тоскливо проглотил какой-то пирожок и чай с лимоном —  и пошел гулять в соседний коридор. Тут-то мой новый знакомый и настиг меня. Видимо, он работал где-то недалеко. Увидев меня в задумчивости стоящим у окна, он подошел  и меня окликнул.
Это был один из трех товарищей, которых я видел вчера в буфете — видимо, "старший" из них, «заводила», и он же —  руководитель их только складывающейся  группы.
— Привет, —  начал он, —  Вот ты где. А у нас есть новости. Вчера ходили в этот клуб, и, представь себе, случилась удивительная вещь —  нас туда действительно берут.
Я смотрел на него удивленно, еще не в силах включиться в разговор.
— Слушай,  давай знакомиться, —  продолжал он, —  Мы вчера с тобой толком не поговорили. Меня зовут Владимир. Ты ведь на ударнике играешь?
—  На синтезаторе...
— Ах, ну да. Синтезатор нам тоже нужен... Ты давно в этой конторе работаешь?
— Почти два года...
— А как сюда попал?
—  По распределению...
Он задумался, кусая губы.
— Ах, ну да, понятно...  Тоже здесь тоскуешь?..
—  Да вроде как...
—  То-то я смотрю, ты по коридорам гуляешь... Как зовут-то?
—  Николай... Можно просто Коля.
— А мы все втроем сюда тоже после институтов попали, —  продолжал рассказывать он, не дожидаясь моего вопроса, —  Так же, как и ты. Познакомились случайно, на территории. Оказалось, что мы все трое музыкой увлекаемся. Вот и решили, чтобы совсем не затосковать, обмениваться записями, кассетами —  теперь вот сами играть попробуем.
Я слегка оживился.
— А что там за обстановка? В этом месте, о котором вы говорили?...
Он тоже оживился и принялся рассказывать более энергично.
— Представляешь, там такой клуб... Это отсюда в двух шагах. Все это находится в подвале. У них там недавно оттуда группа ушла, и и инструменты стоят свободные. Они нам и говорят - приходите, занимайтесь, играйте любую эстраду. Мы им для виду, конечно, сказали, что мы давно играем, что у нас большой репертуар. Им нужно, чтобы у них был молодежный ансамбль, для отчета. А нам что же —  почему же не позаниматься?!..
— А вы на самом деле не так уж давно играете? — с  тревогой сказал я.
—  Да мы вообще не играем! —  рассмеялся он, —  То есть вместе, как группа. Музыкой, конечно, увлекаемся, и каждый для себя играет  — но вместе мы никогда не пробовали, здесь же нет такой возможности!..
—  И... как же?... —  не очень уверенно спросил я.
— А что такого!.. —  искренне удивился он, —  Надо же когда-нибудь начинать! Соберемся, послушаем записи, разучим партии —  готово дело! Ты какую музыку любишь?
Я назвал.
—  Ну вот и отлично! —  заметил он, —  Я, в общем-то, тоже. Думаешь, это так сложно —  составить репертуар? Подберем что-нибудь из Битлз, из Макаревича, из Бутусова — и готово! Наши "хозяева" будут довольны. А главное —  чтобы было собственное творчество, свои стихи и песни сочинять! 
— А ты что-нибудь пишешь? —  с оживлением спросил я.
—  Есть немного... —  скромно ответил он, —  Я вам покажу, если мы в самом деле соберемся. Да и любой из нас может свои песни писать.
Я все более благожелательно смотрел на него. Действительно, человек был живой, творческий — совсем не такой, как здесь большинство —  и я рад был, что встретил его.
— Хорошо, может быть, я и приду, —  ответил я, —  Правда, у меня сейчас другие заботы... Но я действительно рад бы был с вами познакомиться и "тряхнуть стариной".
Он с интересом взглянул на меня.
— Другие заботы? Если не секрет, это какие же?..
— Да я, честно говоря, может быть, скоро отсюда уйду... Кажется, появилась такая возможность… И поэтому у меня сейчас новые заботы с поисками работы, и так далее...
Он завистливо посмотрел на меня.
— Счастливый человек!.. А нам вот тут сидеть еще как минимум года два!.. Поэтому приходится придумывать что-то, чтобы совсем не закиснуть...
— Правда, все это еще не наверняка, —  тут же поник я, —  Может, получится, может, нет. и может не получиться, и могут быть еще какие-то сложности… Но, во всяком случае, сейчас, кажется, есть такая возможность, и я хотел бы попробовать...
Он задумчиво слушал меня.
— Дай-то бог, дай-то бог... Но ты к нам на репетицию все равно зайди. Как говорится, дело развлечению не помеха! К тому же это не здесь, в институте, а "на воле"!
— Да, я думаю, что зайду, — ответил я, — Но где это? И когда вы думаете встречаться?
— О, ну это совсем легко, —  оживился он, —  Это даже отсюда видно!.. Вон видишь, те дома за территорией?.. Практически ближайший к нашему институту квартал. Это старый район, пятиэтажек. Там есть детский сад —  и сразу за ним пятиэтажный дом, такой серый, из кирпича. Номер... я сейчас не помню, но я тебе потом скажу. Так вот, у него в среднем подъезде есть вход в подвал, и там —  разные кружки, занятия теннисом, и есть небольшой зал. Вот, мы сегодня уже туда отправляемся. Ты, если не сегодня, сможешь и в другой раз зайти. Я думаю, ты и без номера дома найдешь. Во всяком случае, будем "на связи" —  и я тебе обо всем скажу.
— Да, я, пожалуй, зайду, — снова сказал я, — Только не знаю, когда... А вообще, поздравляю, что у вас все так складывается. Пожалуй, это тоже большая удача.
Он весело усмехнулся.
— Ну, и тебе желаю всего доброго. Конечно, это будет чудо, если ты отсюда "слиняешь". А мы будем репетировать сегодня вечером, да и в другие дни.
На этом мы с ним расстались. Я пошел дальше по коридору, а он —  в другую сторону, куда-то по своим делам. После разговора с ним я остался совсем в других чувствах. В жизни появлялось какое-то разнообразие, какие-то новые цели, дела... Правда, непонятно еще было, что из них выйдет —  и из моего дела, и из этого, нового. Но все же эти ожидания как-то наполняли жизнь.  В этих чувствах я пошел в другой конец корпуса, в нашу рабочую комнату. Теперь, когда наметились возможные изменения в моей судьбе, я решил быть более аккуратным, чтобы оставить добрые впечатления в сотрудниках. Впрочем, повторяю, что все это пока были только надежды, и точно я еще ничего не знал.

Весь оставшийся день я старательно пытался работать. Я сидел за рабочим столом и старательно делал какой-то чертеж. Сотрудники с удивлением смотрели на меня и кивали головами. "Смотри-ка, —  слышал я удивленный шепот, —   Что это с нашим Николаем сделалось?.. Никак за ум взялся!" Но дело было в том, что я не знал,  что делать в ожидании решения моего вопроса, и далеко не худший вариант был —   просто работой заняться.
Кстати, вспомню уж здесь заодно еще одно впечатление. Оно не из приятных —   и все же стоит мне и его здесь немного осознать. Дело в том, что у нас в комнате есть одна сотрудница. Это совсем молодая девушка, и я совсем не знаю, как она сюда попала. Вообще, она ведет себя, как и другие сотрудницы, т.е. сидит за своим столом и работает, а в перерыве смотрит моды —   но в этом году она почему-то стала обращать особенное внимание на меня. Не знаю уж, чем я ей так уж особенно понравился. Несколько раз случалось, что я во время работы поднимал глаза от стола —  и замечал на себе ее внимательный, какой-то особенный взгляд. Честно говоря, меня это смущало. Я не знал, что может значить этот взгляд, и чем мне следует на него отвечать. Из-за этого каждый раз в таких случаях возникала какая-то неловкость. Я помню, что какое-то время она смотрела на меня просительно и с какой-то надеждой.  Потом в глазах ее появились грусть и будто бы какая-то обида. Но и то и другое меня одинаково смущало. Она будто бы задевала в моей душе какие-то струны, но какие, я не знал, а главное —   что они молчали. Совсем не до того мне здесь было! Я здесь не находил себя, меня одолевали неразрешимые проблемы, а главное —   что я совсем не представлял, как и для чего мне с ней знакомиться.
Вот и сегодня — я сидел-сидел за своим столом, и вдруг встретился с ее глазами, которые неподвижно и как бы чего-то ожидающе смотрели на меня. Когда она увидела, что я смотрю на нее, лицо ее прояснилось, в нем заиграла какая-то радость —   но тут же она увидела на моем лице смущение и недовольство, и взгляд ее померк, лицо приняло печальное и обиженное выражение, и она опустила глаза. На меня все это снова произвело какое-то неприятное впечатление. И чего она хочет, и чего ей надо?.. Не понимаю я этого ничего!.. Мне бы со своими проблемами разобраться —  а тут еще какие-то странные чувства, отношения!..  Весь этот эпизод оставил во мне какой-то неприятный осадок. Будто я что-то кому-то должен — но так до конца и не знаю, что это за долг, и главное —   не могу его отдать. Я поскорее снова уткнулся в свой чертеж, и после этого избегал смотреть в ее сторону.

В конце рабочего дня я снова пошел гулять по коридорам. Все-таки не могу я постоянно находиться среди людей! Все время меня тянет уйти от них, остаться где-нибудь одному, наедине со своими мыслями. Вновь мной, как это и часто здесь бывало, овладела тоска. Эти длинные коридоры, эти низкие потолки, эти бесконечные двери по обе стороны —  все это так и сдавливает, и сжимает, все это придавливает и угнетает душу. Я зашел в самый дальний конец нашего института, и остановился у окна.  С этим окном для меня были связаны давние и печальные воспоминания. Еще в самые первые месяцы моей работы здесь я нашел в одном из дальних коридоров это окно. В моих тоскливых и одиноких чувствах я полюбил останавливаться около него и подолгу смотреть во двор. Это самый дальний двор нашего института, в него я обычно не захожу, он предназначен для каких-то хозяйственных нужд. Здесь есть какие-то подсобные строения, виден внешний забор института, обтянутый колючей проволокой (да-да, я не оговорился, у нас в институте действительно есть эта необычная деталь —  в самом центре Москвы, среди, по-видимому, свободных, ходящих по улицам людей, сразу несколько тысяч человек работают в этом огромном здании за колючей проволокой!) — и еще есть какой-то небольшой клочок земли, на котором растут трава, кусты и несколько деревьев. Уж не знаю, как это все здесь сохранилось! Возможно, когда строили наш институт, эти деревья решили не вырубать —  или, может быть, есть такое правило, чтобы всегда при таких стройках оставлять среди города немного зелени. И вот, с этим уголком двора у меня было связано совершенно особенное воспоминание. Здесь, как раз напротив окна, стояло одно дерево.  Оно росло как бы отдельно от остальных, и как-то особенно меня привлекало. Я полюбил смотреть на него — не знаю почему, быть может, потому, что это дерево чем-то напоминало мне меня самого?.. Мне будто казалось, что вот и оно здесь так же — оказалось среди этого камня и бетона, и, кроме того, чувствует себя отдельно от других деревьев. Я смотрел на него и зимой, когда все было занесено снегом, и летом, когда зеленую листву покрывала городская пыль, и осенью, когда все деревья облетали и шли дожди. И вот теперь я стоял и смотрел на него весной. Конечно, мои деревья в это время заметно повеселели. Все они начинали уже зеленеть, покрылись как бы "зеленой дымкой". Но тем более я ощущал контраст между ими и мной. Дело в том, что я смотрел на них из замкнутого, мрачного коридора, стоя у мутного, пыльного окна. На подоконнике его лежало несколько окурков. Пространство между рамами было затянуто паутиной и давно не мытое. И за этим окном даже достаточно ясный весенний пейзаж выглядел как-то невзрачно, казался каким-то хмурым и непривлекательным.
Постояв немного у окна, я вернулся в главный корпус и стал собираться прочь из института. Скоро я уже вместе с другими сотрудниками по окончании рабочего дня вышел за проходную и оказался в городе. Передо мной встал вопрос: куда теперь идти? Я мог бы сразу поехать домой — но сегодня меня привлекала еще одна возможность. Правда, я должен был ожидать звонка, и для этого находиться дома по вечерам. Но, с другой стороны, невозможно же все вечера сидеть дома, глядя на телефон! В конце концов, если не застанут меня, то еще позвонят —  и родные мне сообщат. Поэтому, поколебавшись немного, я все же решил остаться здесь и пойти туда, куда приглашал меня мой новый друг Володя —  в тот молодежный клуб, на репетицию.

5.

Повернув от метро, я обошел здание нашего института. разу за ним начинался жилой район. Скоро я действительно нашел в одном из дворов детский сад, и сразу за ним — обычный пятиэтажный дом из серого кирпича. Дверь в средний подъезд действительно была открыта. Войдя, я увидел лестницу, ведущую вниз, и около нее — различные объявления. Сомнений быть не могло —  это был тот самый клуб. Не без некоторой робости я спустился вниз. Еще когда я спускался по лестнице, до моего уха донеслись какие-то странные, но удивительно знакомые звуки. Их не может не знать всякий, кто когда-либо играл в вокально-инструментальном ансамбле. Эти звуки —  гул усилителя, голос, звучащий через микрофон, перебор струн гитары, звон ударника — и все это в какой-то особой, гулкой атмосфере, говорящей о том, что здесь используются электроинструменты. Я вошел в подвал, прошел по какому-то небольшому коридору, и попал в небольшой зал. Здесь действительно собралась вся компания. Володя стоял на сцене, держа в руках гитару и проверяя микрофон. Рядом сидели двое его приятелей — один с бас-гитарой, другой за ударником. У всех был чрезвычайно серьезный и сосредоточенный вид. "Зал" представлял собой подвальное помещение, лишь слегка "облагороженное" и приспособленное для этих целей. В передней его части была сколочена небольшая сцена, заднюю занимало несколько рядов стульев. Видно было, что дело происходит в подвале — вдоль  стены проходила толстая крашеная труба.
Когда я вошел в зал, все трое сразу обратили взгляды на меня.
— А, вот и наш новый друг!.. — удовлетворенно воскликнул Володя, —  Молодец, что пришел! А мы, как видишь, уже все наладили!
При этом он не переставал проверять микрофон. "Раз-раз-раз... Раз-два-три-четыре-пять..." — разносились по залу гулкие звуки.
— Сейчас закончим настройку, и попробуем что-то сыграть, — продолжал он, — Ты ведь нам подыграешь?
Я пожал плечами.
— Не знаю... Если это не сложно...
— Здесь аккорды простые, — подбодрил меня он, — Мы тебе покажем.
Наконец, микрофон взвизгнул в последний раз и умолк. Все музыканты заняли свое место на сцене. Меня посадили к синтезатору. Мы начали пробовать что-нибудь сыграть, на ходу помогая и подсказывая друг другу. Как ни странно, у нас уже очень скоро что-то получилось. Прозвучало несколько песней из Битлз и из Макаревича. Правда, звучание было неважное — инструменты страшно гудели и половины слов было не разобрать — но большего в такой обстановке и при таких инструментах и невозможно было ожидать.
Володя гордо оглядел нас.
— Ну вот видите — уже получается! Еще немного нужно сбалансировать звук, поработать над партиями —  и уже можно выступать! Поднаберем репертуара, устроим концерт — а там, глядишь, и известность, и поедем куда-нибудь с гастролями!..
Его друг, сидевший за ударником, усмехнулся.
— Куда уж нам о гастролях думать!.. Нам пока главное —  чтобы нас отсюда не выгнали!..
— Ничего, пожалуй, не выгонят! — успокоил его Володя, —  Они ведь сами нас сюда пригласили, а мы будем себя тихо вести!
Немного передохнули и продолжили работу. Вообще, мне кажется, получалось вполне нормально. Володя даже начал импровизировать на гитаре, а его товарищ (я тогда еще не знал, как зовут двух остальных) "забацал" какое-то необычное соло на ударнике. В общем, мне понравилось. Знакомые песни обретали даже какое-то новое звучание при исполнении такой группой.
Часа через два мы все-таки закончили.
— Ну вот, видите, все неплохо получается, —  сказал под конец Володя, — Вот так и будем подолжать — и свои песни потом начнем играть. Нам здесь выделили два дня заниматься — во вторник вечером, как сегодня, и в пятницу.
Мы вместе собрали инструменты и вместе вышли из клуба. До метро нам тоже было по пути. Разговор всю дорогу шел о музыке, о сочинении своих песен. Здесь я окончательно и познакомился с двумя другими членами компании. Этот вечер оставил во мне, с одной стороны, какое-то сумбурное впечатление — а с другой, свежее и доброе. Было ощущение начала какого-то живого, настоящего дела. В этом настроении мы дошли до метро — и они все втроем поехали в другую сторону, а я поехал домой.

Никакого звонка сегодня, конечно, не было. И действительно, они сказали, что позвонят ближе к концу недели. Так что можно мне пока не напрягаться и заниматься своими делами — а от них ждать известий ближе к четвергу или к пятнице. Впрочем, теперь я уже не так переживаю, если этот столь волнующий меня вариант не удастся — даже если ничего не получится с мои переходом на новую работу, у меня есть теперь новое занятие, которое будет несколько сглаживать эти серые будни, и сообщать новый смысл моей жизни.
Однако, я не закончил воспоминание основных моментов моего жизненного пути. У меня на очереди теперь — мой институт, моя юность, мои студенческие годы.

Итак, я окончил школу и поступил в институт. Само по себе это было непростое событие в моей жизни. Старший класс школы,  выпускные экзамены, потом сразу вступительные — и потом почти сразу начало новой учебы в новом месте. К этому важному событию в моей жизни я подошел с достаточно расшатанными здоровьем и силами. А тут еще — эти новые впечатления. Все это сразу на меня так и навалилось. Ранние утренние пробуждения, дорога в переполненном транспорте, огромное здание института, бесконечные семинары и лекции, множество непонятного, огромные домашние задания, пугающие своей неизвестностью предстоящие зачеты и экзамены, усталый и испуганный, находящийся в том же положении, что и я, народ. Буквально через два или три месяца здоровье у меня совсем разладилось. Я не высыпался, все дни проводил в библиотеке — но от не становилось меньше непонятного. Самое неприятное, что здесь у меня с трудом появлялись новые товарищи. Все студенты были такие же испуганные и забитые, и от этого очень трудно знакомились. На занятиях царило какое-то напряжение и отчуждение. Все были подавлены множеством непонятного и опасались предстоящих экзаменов.
Из-за этой обстановки, совершенно ненормальной и неестественной, я очень скоро стал пропускать занятия. У меня просто не было сил сидеть в этих аудиториях и слушать эти долгие непонятные лекции — и я начал уходить из института, чтобы просто бродить по городу. Стоял ноябрь, начинал сечь холодный мелкий дождь — а я ходил по незнакомым улицам, в каких-то тяжелых и безвыходных чувствах. Я был студентом, предстояли экзамены, от них зависело моё будущее — а я не мог оставаться в аудитории, у меня не было сил и внутреннего стимула учиться. Из-за этого настроение у меня было ужасное, я не видел никакого просвета, никакого выхода вокруг — но самое ужасное, что нечто подобное, по-видимому, чувствовали и многие мои товарищи.   
Я теперь часто спрашиваю себя — как можно делать такое с людьми?.. Собрать их всех в одном здании, поставить в такие условия — для того, чтобы ввергнуть их в такие вот чувства!.. И вот, теперь я все чаще прихожу к мысли, что никто, в сущности, не делал этого специально! Не было, в сущности, такого замысла — губить, калечить и мучать сотни и тысячи молодых людей. Просто все это выходило... как-то само собой! Преподаватели многие у нас были неплохие люди, которые по-доброму и с любовью относились к студентам — и, тем не менее, общая обстановка в институте складывалась именно такой, как я ее описал. Может быть, многие преподаватели работали добросовестно, старались дать нам необходимые знания — но общим впечатлением оставалось ощущение холода и отчуждения. Может быть, это зависело даже и не от взрослых. Они тоже, если бы и захотели, не смогли бы на это повлиять. Видимо, так действовала на людей система. Взрослые тоже просто попадали в нее, и подчинялись ей — потому что "так принято", потому что  она все же позволяла зарабатывать деньги, потому что они сами никогда не видели ничего лучшего. Это была система, в которой главным был не человек — а просто необходимость приобретать знания, причем знания, уже давно забывшие о своей цели и о своем первоначальном смысле. Но почему складывается такая система, как все это происходит в жизни — об этом я здесь не смогу размышлять, это выходит за пределы моих скромных способностей. Для этого нужно гораздо лучше разбираться в истории, и в социологии, и не ограничиваться только системой образования, но рассмотреть проблемы всего нашего общества.
Вот в такую обстановку мы все тогда попали. И все это продолжалось не месяц, и не полгода, и не год — а целых долгие пять лет!.. Правда, на старших курсах обстановка была уже поспокойнее. Мы как бы привыкли, все вошло "в свою колею" — и началась,  наконец, нормальная студенческая жизнь. Здесь были уже и интересные занятия, и дружба, и любовь, и поездки — словом, все то, с чем многие обычно привыкли связывать свое представление о студенческих годах. И все же даже от этих последних, более спокойных лет у меня осталось странное ощущение бесцельности и бессмысленности. Вот, вроде бы, все неплохо, текут спокойные студенческие годы, сдаются зачеты, экзамены — но для чего, зачем?.. Скоро учеба окончиться, нужно будет где-то работать — но где, для чего, с какой целью!?.. Текла просто жизнь, более-менее привычная и налаженная, полная каких-то, иногда довольно ярких и живых впечатлений, жизнь эта называлась "студенчество" — но эта жизнь была лишена чего-то очень важного — ясного представления о собственной цели, смысле.
Но ради справедливости надо сказать, что было во всем этом времени и что-то доброе. Не зря все-таки говорят — "счастливые студенческие годы"!  Дело в том, что поступление в институт несет для молодого человека чрезвычайное "расширение горизонтов". До этого он, по существу, ничего не знал, кроме своего двора, школы. Теперь же у него появляется множество новых товарищей, открывается дверь в "взрослую жизнь".  До этого жизнь от него, по существу, не требовала никаких усилий. Теперь же он должен трудиться, зарабатывать себе учебой если не деньги, то, по крайней мере, некоторое достойное будущее. И что из того, что он по-прежнему живет дома (я говорю сейчас о москвичах, а не о иногородних)? Все равно это событие — поступление из школы в институт — оказывается важным, переломным моментом в его жизни.
Здесь у него появляются новые товарищи. Здесь могут возникнуть новые, серьезные чувства, которые отразятся впоследствии на всей его жизни. Прежде его интересовал, в основном, он сам, а теперь у него появляется новое поле наблюдений — студенчество, общественная жизнь. Короче, студенчество — это все-таки важный, особый период в жизни человека. И остается теперь только спрашивать себя, почему же этот период для нас прошел именно так — в хмурых аудиториях, за скучными лекциями, в душных комнатах общежития, за поднимающимися в душе неразрешимыми вопросами, в ощущении некоторой пустоты и бессмыслицы жизни?
Я думаю, это потому, что вся вообще наша жизнь крайне несовершенна. Эти явления носят, так сказать, характер "системный". Ведь о чем здесь, в сущности, идет речь? — о том, чтобы подготовить молодых людей к дальнейшей жизни, дать им прочные основания для этой жизни. Все мы, если на свежую голову подумаем, отлично сможем представить себе те здоровые и естественные условия, в которых это должно происходить. И вот, вместо этого — эта неестественная и больная обстановка, в которой люди не живут и не готовятся к жизни, а только лишь "учатся", откладывая жизнь на потом!.. Здесь дело в самом обществе, в поврежденности самих жизненных оснований. Общество уже не может готовить к жизни своих молодых людей, не "воспроизводит" себя. Но, повторяю, что здесь я вхожу в ту область, размышлять о которой я не в состоянии, которая недоступна для меня.
Все это имело в моей жизни вполне естественные и вполне предсказуемые результаты. Приближался конец обучения, надо было искать работу. Никакого представления о том, где я хочу и где могу работать, у меня не было. Подвернулся этот вариант, сравнительно недалеко от дома. Все другие варианты были не лучше этого. Представители разных предприятий сами приходили в наш институт, ища себе будущих сотрудников. Поговорив с одним человеком, я откликнулся на его предложение — и так после окончания обучения оказался в этом учреждении. Последствия этого продолжаются и теперь.
Вот, собственно, все, что мне удалось вспомнить о моих студенческих годах. Разумеется, это лишь малая доля того, что произошло за эти пять лет — и то лишь, в основном, некий "целостный взгляд", некоторое "обобщение". Все вспоминать — не хватит ни времени, ни сил.
Там было, конечно, много и знакомств, и встреч, и впечатлений, и событий. Была, например, некая совершенно особая область впечатлений — жизнь наших иногородних, в общежитии. Может быть, если впоследствии будет настроение и время, еще к ней вернусь. А пока заканчиваю мои воспоминания о студенчестве.

6.

Сегодня ничего особенного не произошло. Звонка пока никакого не было. Весь день я провел на работе, как и в любой обычный день. Возможно, мне так и придется проводить здесь еще долгие месяцы. Зато у меня есть теперь новая "отдушина" — мои новые друзья. Сегодня я встречался с ними в буфете. Мы вспоминали нашу репетицию и предвкушали, как мы еще пойдем туда через два дня. Настроение было свежее и бодрое. Будто в эту безжизненную обстановку, как в какой-то унылый, пасмурный день, ворвался луч света. На какое-то время я почувствовал себя веселым и крепким. Правда, это было всего лишь короткое время. Закончился этот разговор — и снова начался обычный бессмысленный день.
Когда двое наших приятелей ушли, Володя на какое-то время остался со мной.
— Слушай, — сказал он, — Ты говорил, что новую работу ищешь? Как, есть какое-нибудь продвижение?
Я пожал плечами.
— Пока нет. Наверное, мне позвонят завтра или послезавтра.
Он серьезно посмотрел на меня.
— Дай бог... Удачи тебе! Только, если ты отсюда уйдешь, ты и нас не забывай!
Я подумал и кивнул.
— Хорошо, я постараюсь к вам приходить...
Он похлопал меня по плечу — и ушел. Я остался стоять у окна. Разговор наш происходил в том же коридоре на первом этаже, недалеко от буфета.
 "Да, может быть, я отсюда вовсе и не уйду! — тоскливо подумал я, — И буду ходить по этим коридорам неделю за неделей, месяц за месяцем, до конца жизни! Как все-таки грустна жизнь!.. И ничего-то от человека не зависит, ничего-то он сам не может изменить!..
А все это — только мечты, пустые надежды!.. Это все от неопытности, от незнания жизни. И не стоило бы им поддаваться, не стоило бы мучить себя — а лучше смириться и принимать все как есть."
На улице в это время лил дождь. Тонкие его струи сделали мокрым и блестящим тротуар под окном. Над городом нависло низкое серое небо. Стены ближайших домов были в мокрых разводах. Я постоял у окна, глядя на этот тоскливый пейзаж. Он казался мне подстать моему настроению. Потом поднялся на свой этаж и пошел к сотрудникам. Так прошел весь рабочий день.
Но я начал вспоминать про институт, и хотел рассказать еще про иногородних ребят. Вот это действительно были необычные люди, и в каком-то смысле — "отдушина" в нашей студенческой жизни. Уже очень скоро после начала обучения я полюбил ходить к ним в общежитие. Это было место, в котором чувствовалось хоть какое-то веянье жизни. Здесь жили молодые люди, съехавшиеся в Москву из разных городов. Вот у них-то, несомненно, были какие-то внутренние цели, и более крепкие и серьезные характеры. Правда, и жизнь у них была тяжелая — все они оказались в чужом городе далеко от дома, и должны были самостоятельно строить своё будущее.
Я полюбил приходить к ним, потому что мной самим владела глубокая тоска. Здесь можно было хоть немного отдохнуть душой. Они проявляли какое-то особое внимание к любому пришедшему. Лишь потом я начал понимать, что это так было потому, что им самим было тяжело.
Здесь, в общежитии, я насмотрелся самых разных характеров, самых разных жизненных ситуаций. Больше всего мне нравились "крепкие" студенты, которые действительно старались учиться, занимались спортом и ездили на летние работы, развивали свои таланты. Такие обычно держались крепкой компанией, и рядом с ними было как-то увереннее, надежнее. Но приходилось мне видеть и совсем других — отчаявшихся, разочаровавшихся, заболевших физически и душевно. Это особенно стало проявляться на средних курсах. У нас были студенты, которые вдруг переставали учиться и не могли сдать очередные экзамены. Были те, которые заболевали, и не могли уже поправиться. Особенно тяжелой была ситуация с душевными болезнями. От всей этой ситуации, от сложного обучения, от тяжелой обстановки в общежитии человек вдруг заболевал, и начинал обращаться ко врачам. Врачи в конце концов направляли его к тому единственному врачу, к которому никто не хотел попадать. Тот, конечно, готов был дать справку —  но для этого нужно было пройти обследование в больнице. Так молодой человек попадал в соответствующее отделение, по выходе из которого он действительно мог освободиться от экзаменов и взять академический отпуск. Но самому человеку была нанесена теперь серьезная травма — он теперь знал, что он серьезно болен, что у него что-то не в порядке с психикой, с душой. Это было как какая-то печать или "клеймо". Впрочем, у нас все не слишком серьезно к этому относились, потому что это было обычным явлением. Слишком многие попадали в эту больницу, так что установилась какая-то странная "связь" между нашим факультетом и этим психиатрическим отделением. Многие студенты даже использовали это как обычный путь, чтобы освободиться от экзаменов.
Те студенты, которые поступали так, оставались на второй год. Те, которые поступали так несколько раз, становились т.н. "вечными студентами". Это был как бы особый "класс" молодых людей. Учебная обстановка — институт, общежитие — становились как бы их миром. Они годами вращались в ней, потеряв всякое представление о своем назначении, о цели собственной жизни. "Вырваться" из этой обстановки не было никакой возможности. Многие уезжали домой, потом приезжали, снова "восстанавливались", месяцами ночевали где-то у друзей в общежитии. Здесь складывался свой особый мир — людей, которые "прикипели" к этой студенческой жизни, и уж никак не могли от нее оторваться. В трудных ситуациях они снова попадали в больницу. Это становилось для них уже привычным, естественным средством существовать, частью их образа жизни.
Были студенты, которые терпели различные неудобства от товарищей. Вообще, жизнь в общежитии нелегкая —  многие не спят до утра, развлекаются, не давая как следует выспаться и своим соседям. Из-за этого приходилось пропускать занятия, отсыпаться  по утрам и днем. Но бывали случаи, когда молодые люди сознательно создавали друг для друга неприятности. Это происходило, например, когда отношения в комнате не складывались. Я, например, знал случай, когда двое студентов, начавших жить уже "физической" жизнью и приводившие в свою комнату девушек, выгоняли из комнаты своего товарища, так что ему приходилось ночевать в коридоре. Из-за этого он постоянно не высыпался, не мог учиться и сдавать экзамены, и в конце концов тоже заболел и попал в больницу.
Это поднимает новую тему — разврата среди студентов. В Москве началась для них новая, самостоятельная жизнь, никаких ограничивающих принципов не было. Многие, ощутив полную свободу и молодой избыток сил, начинали "развлекаться". Преподаватели не уделяли этому должного внимания — вновь повторю, что в нашем институте речь шла только об "обучении" молодых людей, ане о их воспитании. Конечно, были какие-то сдерживающие рамки, коренящиеся, в основном, в естественной нравственности. Так, к таким студентам, ведшим такую "беспорядочную" жизнь, с некоторым отчуждением и осуждением относились их более порядочные и нравственные товарищи. Была, конечно, между студентами и настоящая любовь, впоследствии приводившая к постоянным и прочным отношениям. И все же, каких-то достаточно твердых рамок и полного порядка в этой области не было.
Вновь повторю, что при всех этих беспорядках было в студенческой жизни и много хорошего. Были надежные, крепкие компании, члены которых неплохо учились, развивали свои способности, занимались спортом, были опорой для окружающих. Для таких людей студенческие годы не проходили зря, и к ним вполне можно было отнести летучую фразу о том, что "студенческое время — самое лучшее в жизни". Но рядом с ними были и другие, для которых это время было временем самых тяжелых проблем и испытаний. 
 Об этом с наибольшей очевидностью свидетельствуют случаи самоубийств среди студентов. Такие у нас действительно бывали, хотя и нечасто. Время от времени по институту проносились слухи, что такой-то студент с такого-то курса выбросился из окна, или у себя в комнате в общежитии повесился. Часто это было связано с трудностями в учебе, с несданными экзаменами, иногда — с какими-то другими сложностями в жизни. Весь институт в таких случаях на какое-то время замирал в тяжелом недоумении. Студенты переговаривались об этом событии в коридорах, по углам. Понятно, что такие происшествия как-то не умещались в сознании. Я сам, помню, в один из таких случаев долго, несколько дней думал о том, кто был этот студент, почему это произошло, что его могло к этому привести. Но, в конце концов, и к таким событиям как-то привыкаешь. Это стало естественной особенностью нашего института, частью нашего образа жизни. У нас даже что-то вроде шутки было о том, что год прошел не нормально, если два или три студента не повесилось.
И вот в связи с этим я теперь спрашиваю себя — неужели все это было так необходимо? Неужели жизнь молодого человека в большом городе непременно должна начинаться именно так? Нет, понятно, конечно, что жизнь есть жизнь, что всё весьма далеко от идеала, и что мы, по-видимому, живем в каком-то больном и поврежденном мире. И все же — неужели молодость человека должна проходить именно так?.. Ведь не к этому же он стремится, когда оканчивает школу и поступает в институт, когда делает свой первый шаг во взрослую жизнь!..
Теперь, по прошествии нескольких лет, я только одно могу на эту тему сказать. Как ни была странна и неестественна наша студенческая жизнь — никто в этом не был виноват! Никто не делал специально так, чтобы сломать и разрушить жизнь стольких молодых людей. Взрослые, которые организовывали эту жизнь, сами в нее попали, сами не владели ситуацией и были зависимы от нее. Это была проблема в целом нашей системы образования. А система образования в целом связана со всем обществом. Что-то со всем обществом не так, со всей жизнью вокруг не так!.. Вся жизнь вокруг в целом повреждена — а это отражается и на молодых людях! Но, пожалуй, это мысль слишком общая, и я не могу серьезно на эти темы рассуждать. Ограничусь лишь моими собственными впечатлениями от студенчества и моего института.
...Впрочем, достаточно этих впечатлений! Всего все равно не расскажешь — приходится ограничиваться лишь некоторым "общим взглядом". Ведь моя цель здесь — окинуть все прошлое как бы "в целом", как бы подвести ему некоторый "итог". Лучше мне все же теперь вернуться к моей теперешней жизни и к моим теперешним проблемам.


7.

Cвершилось! Наконец, свершилоcь! Я до сих пор не могу опомниться и поверить! Неужели получилось, неужели удалось, наконец, то, чего я ждал все это время, все эти долгие два года?!.. Вчера вечером мне, наконец, позвонили, Тот человек, с которым я ездил встречаться в понедельник, сказал мне, что они меня берут, и что я могу увольняться здесь и переходить к ним на работу. Сегодня я должен приехать к нему еще раз, чтобы войти в курс дела. Я пока еще ничего не говорил сотрудникам, а только лишь зашел к начальнику и сказал ему, как повернулось дело. Он некоторое время серьезно и задумчиво смотрел на меня.
— Ну и хорошо, ну и хорошо... — наконец, сказал он, — Может быть, там у тебя все лучше пойдет...
Он мне без разговоров выписал разовый пропуск и дал копии нужных документов. Теперь нужно только дождаться обеда.

В обеденный перерыв я снова вышел из института. Опять на улице был ясный, солнечный день. Минут через сорок я вышел на другой станции и пошел в уже знакомое место. В этот раз я был уверен в успехе, и поэтому это здание мне еще больше понравилось. Маленькая уютная проходная. Никаких пропусков показывать не надо. По сравнению с нашим здесь значительно меньше этажей, коридоры не в пример уютнее и короче.
  Я взбежал на нужный этаж и пошел к нужному кабинету. Разговор в этот раз шел уже о деле. Мне показывали конкретные задания и спрашивали, как я с ними справлюсь. Кое-что было легко, кое-что — посложнее, но я напустил на себя уверенный вид, и говорил, что во всем можно разобраться. Вообще, я решил держать себя в этот раз как можно увереннее — даже если встретится что-то совсем непонятное. Моя уверенность произвела хорошее впечатление.
— Что же, можете увольняться там —  и потом устраиваться к нам, — сказал мой новый руководитель, —  Сколько это примерно займет времени?
— Я… н-не знаю… Но думаю, что недолго…
— Тогда приступайте, — кивнул он, —  До скорой встречи. Всего Вам доброго.
Я, совсем ошарашенный, вылетел из кабинета. Как, неужели все?.. Неужели все так просто?.. И так вот закончились эти два года моей нелюбимой работы?.. И я теперь начинаю новую жизнь на новом месте?..
Но, судя по всему, все было правда. И я, выучив как следует название новой организации и нового отдела, не помня себя, поехал обратно. Я надеялся еще застать моего начальника, чтобы узнать, что нужно для увольнения. Действительно, поговорить с ним мне еще удалось — но заниматься этими делами к концу рабочего дня было уже неудобно. Придется заняться этим после выходных, прямо с понедельника.

Выйдя из института, я хотел сразу ехать домой, чтобы обрадовать родных. Но погода на улице была такая хорошая, что я решил немного прогуляться. В городе уже царит весна. Листва на деревьях еще совсем нежная, прозрачная. На газонах уже пробивается свежая травка. Ветер гонит весеннюю пыль по улице. И над всем этим небо — такое чистое, ясное, прозрачное!..
Я так бродил некоторое время по небольшим переулкам. Потом в голову мне вдруг стукнула мысль — мои друзья! Сегодня ведь пятница, и они как раз собираются в подвале! Как же я о них забыл?.. Впрочем, не удивительно — обстоятельства моей собственной жизни могли побудить меня забыть про что угодно!..
Я скорей по переулкам заспешил к их подвалу. Вот и знакомый пятиэтажный дом, и средний подъезд с объявлениями клуба, и лестница, ведущая вниз, в подвальное помещение. Оттуда, снизу уже раздавались знакомые гулкие звуки.
Скоро я вошел в зал. Мои знакомые были уже на сцене. Увидев меня, все трое обрадовались.
— А вот и наш друг Коля, — сказал Владимир, — А мы, как видишь, уже начали. Мы сегодня разучиваем свои собственные песни — надо же, в конце концов, и что-то свое сыграть!..
— А у меня такая новость! — сразу с порога начал я, — Меня сегодня на новую работу взяли!
Все трое приятелей оживились.
— Счастливый человек! — воскликнул Володя, — Вот уж повезло так повезло!
Он на минуту задумался.
— Но к нам-то ты будешь приходить? А то уйдешь в другое место — и с концами!..
— Н-не знаю… — неуверенно ответил я, — а вообще-то — конечно, да! Вот освоюсь на новом месте, войду в курс дела —и обязательно загляну! Времени-то у меня теперь будет побольше! А с вами мне интересно, вы молодцы, ребята! В вас что-то есть живое, светлое! Все вокруг застыло, прокисло — а вы к чему-то стремитесь, боретесь!.. Вот разразберусь только с новой работой — и обязательно приду!..
— Вот, послушай, что мы тут временем сыграли! — сказал Володя, — Это моя собственная песня, я ее полгода назад сочинил.
Он взялся за гитару, и они сыграли вместе довольно неплохую песню. В ней речь шла о современной молодежи, о ее надеждах и проблемах.
— Ну, как? — с некоторой тревогой спросил он.
— По-моему, порядочно! — подтвердил я, — Слушай, кажется, она несложная — давайте все вместе сыграем!..
Я тоже поднялся на сцену, быстро разучил песню, и мы тут же ее исполнили "полным составом".
— Да, конечно, в жизни не все бывает гладко, — под конец сказал Володя, — И все-таки каждая проблема имеет решение. Пусть нам пока еще до этого далеко — но зато мы имеем возможность делать то, что хотим. Проявлять себя в творчестве. А там, глядишь, и все остальные проблемы найдут решение.
Мы продолжили репетицию. Так незаметно пролетел вечер. Наконец, мы закончили, вышли из клуба, вместе дошли до метро — и я поехал домой.
 Здесь, около дома, в самом подъезде ждало меня еще одно впечатление. Только я взялся за ручку двери — как вдруг из подъезда навстречу мне выходит мой давний школьный приятель.
— Привет, Колька!
— Привет, Сергей!
— Сколько лет, сколько зим!
— Да, давненько не виделись!
— Что-то ты совсем пропал — не звонишь, не заходишь!..
— Да, что-то не получается — заботы, дела...
— Нехорошо, нехорошо старых друзей забывать! А ты знаешь, что мы по-прежнему встречаемся — вся наша компания, все прежние друзья — только тебя совсем не видать!?
Я с интересом рассматривал товарища.
— Как, у вас сохраняются какие-то связи?
— Ну да! Помнишь Игоря? Мы у него собираемся, отдыхаем, развлекаемся!..
Я с удивлением смотрел на его. Так вот, значит, моя прежняя школьная компания! До сих пор сохранилась!.. Это, значит, только я "откололся" от нее, когда поступил в институт, и все это на меня так сразу навалилось!.. А вот они, оказывается, по-прежнему сохраняют дружеские связи, и собираются у одного из приятелей, и поддерживают друг друга в жизни!..
— Ты сам-то чем сейчас занимаешься? — спрашивает у меня Сергей, — се у тебя в порядке?
— Да работаю!.. Вроде, все нормально!..
— Слушай, а давай и ты к нам заходи! Все будут рады! А то что же ты совсем отдельно —  нужно восстанавливать старую дружбу!
Я задумался. Эта встреча произвела на меня приятное впечатление. Действительно, ведь мы были так дружны — и вот я в последние годы совсем отдалился от моей прежней компании! Впрочем, это было понятно —  мои студенческие впечатления, а затем впечатления моей новой работы меня так подавили, что мне совсем не было дела до моей прежней школьной компании! Но вот теперь в моей жизни, кажется, наметились некоторые изменения. Что, если "на волне этих изменений" попробовать решить также и эту проблему, также и это вернуть?..
 — Что ж, я подумаю... —  неуверенно сказал я, — Пожалуй, да... Ну конечно, я буду рад!..
— Ну вот и отлично! Обязательно приходи! Ты мой телефон помнишь —  ты мне позвони, и я тебе обязательно скажу. А то что же — живем рядом, а совсем не видимся!..
— Ну да, конечно, я обязательно позвоню... А ты что здесь делаешь — в моем подъезде?
— Да, был у одного приятеля...
На этом мы с ним, еще раз пожав друг другу руки и, выразив радость о нашей встрече, расстались. Я остался один перед дверью подъезда. Мне вновь расхотелось идти домой, и я решил пройти еще последний раз по двору. Понемногу опускался теплый весенний вечер. Зажигались уже огни в соседних домах. Налетал сухой весенний ветер и гнал пыль по сухому асфальту. Слышались голоса играющих в песочнице детей. Над всем этим раскинулось высокое уже темнеющее небо.
Я шел по двору в каком-то высоком и светлом чувстве. Мной владело ощущение начала чего-то свежего и нового. В самом деле, рано я отчаивался, рано "хоронил" себя! Оказалось, что все жизненные проблемы вполне разрешимы. Передо мной теперь  — новые перспективы, новые возможности!.. В полном смысле — новая жизнь!
В этих достаточно ясных и бодрых чувствах я вернулся домой.

К О Н Е Ц   II   Ч А С Т И