Явление

ЯВЛЕНИЕ

                Верить  значит  отказываться  понимать.
                Поль  Бурже
       Никола долго блуждал по краю неглубокого сна, то проваливаясь в него  по свою наполовину босую макушку, то высовываясь почти целиком, но просыпаться окончательно ему совершенно не хотелось. Был понедельник, было тяжкое похмелье, и совершенно нечем было от него эффективно излечиваться. Воскресное бражничанье закончилось полнейшим разгромом всех старых запасов, а новые ещё дозревали в тёмном и тёплом чулане, мирно побулькивая и аппетитно попахивая.
       — Охо–хою-шки... Грехи наши тяжкие... — Никола всё-таки рискнул проснуться, невзирая на все свои громкие внутренние протесты. До новой партии жидкости для досуга ещё следовало дожить, а на работу в поте лица своего он уже и так опаздывал. Петухи давно откукарекались, а скотина перестала скандалить в хлеву, значит, пастух уже прогнал по деревне на ходу растущее стадо. Болела башка, но, если не вставать и не угнать скотину вдогонку стаду, она с голодухи взвоет, а бригадир опять пришлёт погонщика с длинным кнутом, и откупиться от него на этот раз будет нечем.
       — Делай - раз! — Никола вынырнул из-под одеяла, сел на кровати и открыл упорно сопротивлявшиеся глаза.

       В избе было совсем светло и почти тихо. Даже слишком тихо, если игнорировать мух. Но мухи, как всегда, не желали игнорировать такого видного мужчину, как Никола. Возбуждённые постоянно царившим в доме духом и запахом спиртного, укомплектованного незамысловатой закуской, они обожали его как своего щедрого поильца и кормильца. Едва очаровательная, опухшая с перепою цианозная физиономия Николы воспарила над постелью, как они роем фанатичных поклонниц ринулись к нему, бурно приветствуя его долгожданное пробуждение.
       — Кыш, подлые! Кыш!!! — он замахал руками. — Эх, дихлофосу бы! Я б вам устроил!
       Дихлофоса не было даже на донышке. Ещё с пятницы. По три основательных « пшика » в кружки с пивом, да помноженные на всю Николину бригаду, да плюс серьёзная обработка остатками баллончиков уже невменяемого Николы, проведённая его обозлённой женой, понадеявшейся на то, что такого рода антигомеопатия хотя бы на время отобьёт у мужа охоту употреблять всякую гадость…
       Добилась она, к своему удивлению, совершенно другого. Дихлофос прочно въелся в дублёную соляркой и многочисленными деревенскими лужами Николину шкуру, и бедного мужика пришлось срочно изолировать от семьи по причине его стойкого дурного запаха.
       Катерина с детьми на неделю эвакуировалась к матери на другом конце деревни, а Николу оставили одного.
       Выдыхаться...

       …Никола внимательно принюхался к воздуху, потом тщательно обнюхал самого себя.
       Вроде, ничем исключительно жутким уже не несло, хотя за два прошедших в изоляции дня у Николы совершенно отпал нюх не только на проклятый дихлофос, но и на всё прочее. Водка для него тоже пахла дихлофосом или не пахла абсолютно ничем, но, что характерно, собутыльники пили её с ним в выходные, тщательно зажимая носы…
       Никола вторично шумно втянул пульсирующими ноздрями перенасыщенный насекомыми воздух, опять не найдя в нём никакой особой вонючей крамолы.
       И вдруг в сивушные мысли Николы ворвалось редкое для него умственное озарение.

       …Мухи! Они роились в прежних масштабах, и это было вернейшим признаком того, что Никола в паре с дихлофосом их ноне больше не так раздражал, как прежде.
       Он слегка повеселел. За два дня ему весьма понравилось быть действенным средством от назойливейших из насекомых, но одновременно он стал ещё и средством против жены и детей, а вот эта ипостась Николе была совершенно не по нутру.

       …— Делай - два!
       Он энергично откинул одеяло и спустил с постели грязные, стоптанные никудышной жизнью ноги.
       — Нате! — радостно сказал он мухам. — Жрите меня, подлые! Лопайте меня, паскудницы!
       Мухи очень живо откликнулись на его страстный призыв, и это окончательно вернуло Николе почти утраченное душевное равновесие. Он представил как Катерина, обнюхав его придирчиво со всех сторон, хмуро скажет, что он с очень большого издалека опять стал почти похож на человека, вернётся наконец с детьми домой, и не надо будет больше варить самому себе какую-нибудь полусъедобную бурду, от которой мухи шарахались ещё сильнее, чем от вонючего Николы...
        Настроение стало ещё менее червивым. Никола блаженствовал от толпами ползавших по нему влюблённых мух, и счастливо улыбался.
       Ещё в субботу он сбивал их прямо на лету одним пьяным взглядом, и они послушно дохли целыми эскадрильями на дальних подступах к его дому. Доведённые до отчаяния местные тараканы массово эмигрировали в неизвестном направлении, и даже мыши где-то сейчас отсиживались по причине отсутствия у них противогазов...
       Сегодня всем этим кошмарам приходил конец, и жизнь возвращалась на круги своя!
       Никола сделал глубокий-преглубокий вдох и мощный выдох, от которого с десяток мух, окосев мгновенно и до совершенно скотского состояния, пошёл крутым юзом. Это Николу окончательно развеселило: он, как всегда, был в отличной форме.

       …Неожиданно во дворе отчаянно залаяла собака, но её лай тут же перешёл в щенячий визг, а потом вообще заглох...
       Это было весьма и очень даже оригинально! Никогда ещё Шарик не позволял себе подобных концертов со столь богатым репертуаром. Обычно он беззлобно и басовито брехал на всё, что видел, слышал и чувствовал, и на памяти Николы визжал только один раз, когда он по пьяной скамеечке поставил во дворе медвежий капкан на носорога, и Шарик умудрился попасть в него раньше Катерины.
       Примчавшаяся на дикий шум жена вызволила бедного пса, а Николе устроила такой медвытрезвитель, что он потом долго материл охромевшего кабыздоха за то, что тот, мерзавец, чуть поторопился...

       …— Делай - три!
       Никола спрыгнул с кровати  на прохладные доски пола, не без труда влез в спрятавшиеся под ней, жёваные не одной коровой и, похоже, не только жёваные родные штаны, и заторопился на разбор происшествия во дворе. Пробегая мимо большого пыльного зеркала, он мельком глянул на свою до боли знакомую и родную физиономию, ещё помнившую чей-то ботинок, состроил ей рожу, на что отражение ответило ему абсолютной взаимностью, и, придерживая руками строптивые штаны, лбом вышиб входную и одновременно выходную дверь.

       ...Незнакомец поджидал Николу посреди основательно замусоренного двора, и выглядел он настолько необычно, что это подействовало на хозяина дома не хуже опохмелки.
       Гость был высок ростом. Очень высок! Под два метра, если даже не больше! Золотые, сказочно кудрявые волосы основательно обрамляли его до безобразия красивое лицо. По росту это вроде бы был мужик, но по обличию - чистокровная баба. Принадлежность к мужской братии выдавали лишь широченные плечи, с которых к самой земле ниспадала белая одежда неопределённого фасона.
       Но всё это были странности, можно сказать, весьма безобидные. Опохмелило Николу совсем другое - за саженными плечами незваного гостя он обнаружил громадные птичьи крылья. Это были мощные, под стать незнакомцу крылышки, покрытые плотным белым пером; они слегка сходились и расходились, как у обедающей на цветке бабочки. Незнакомец неподвижно стоял, молитвенно сложив перед грудью ярко выраженные мужицкие длани, и смотрел с высоты своего роста на обалделого и низкорослого Николу, как снизу вверх, смиренным взглядом его должника на миллион бутылок халявы...
       — Тебе чего нать-то, мужик, кажись?.. — дружелюбно спросил Никола незваного пришельца, притормаживая руками штаны, больше привыкшие валяться, где попало. – Какого?..
       Гость вознёс голубые глаза к небу.

       — …Мною  клянусь, говорит Господь, я  благословляя  благословляю  тебя, и  умножая  умножаю  семя  твоё, как  звёзды  небесные  и  как  песок  на  берегу  моря; и  овладеет  семя  твоё  городами  врагов  своих...
       Никола застегнул-таки привычно упорствовавшие искусственные прикрытия естественной срамоты на нужном им месте, и облегчённо вздохнул.
       С незнакомцем ему уже всё было предельно ясно. Тот либо основательно перебрал водки, либо так же масштабно недобрал мозгов. Второе выглядело вероятнее, потому что с первым было гораздо сложнее. Искателей жидкого счастья на Руси испокон веков оказывалось больше, чем денег на покупку  этого самого счастья...
       — Слушай, мужик, давай тут мне не надо ни того, ни этого... — ласково попросил Никола. — У меня и без твоего опиума для народа голова уже сломана напополам алкоголем для него же… И я с раннего детства потомственный антихрист…
       Гость на секунду уронил на Николу с неба уже слегка раздражённые глаза, слегка изменившиеся цветом, но был по-прежнему невозмутим, как тяжёлый танк с полным боекомплектом.

       — …И  послал  меня  Господь  наш  передать  тебе, Ной,  волю  свою, — продолжал он свою откровенно не научную лекцию, обращённую к низким дождевым облакам. - И сказал он мне, говоря: - Конец  всей  плоти  пришёл  пред  лице Моё; ибо земля наполнилась от них злодеяниями. И вот, я  истреблю  их  с  земли...
       — Ну-ну, полководец... — поощрил Никола фанатичного незнакомца, видя, что спорить с ним абсолютно бесполезно, и пытаясь что-то вспомнить из не школьной программы, знакомое ему ещё хуже, чем даже на единицу. — Давай, заливай - наливай, ангелочек... Не тяжко тебе жить с крылышками-то?.. А то ведь с огнём и мечом будет ещё тяжче...
       Гость с трудом проигнорировал колкости.

       — …И  вот, я  возведу  на  землю  поток  водный, чтобы  истребить всякую  плоть, в  которой  есть  дух  жизни, под  небесами; всё, что  есть на  земле, лишится  жизни...
       — Пузыря у тебя на это дело может и не хватить... — насмешливо сказал Никола. — Один будешь тут потоп мне устраивать, или вас там много таких отчаянных?..
       Гость сделал из своей слишком красивой морды вполне зверское лицо, однако взгляд пока оставил небу.

       — …Сделай  себе  ковчег  из  дерева  гофер; отделения  сделай  в  ковчеге, и  осмоли  его  смолою  внутри  и  снаружи...
       — Вынь причёску из ушей, мужик! У меня тут, по-твоему, что, судоверфь?! — Никола спустился с крыльца и стал смотреть на великорослого гостя снизу вверх.
       Псих был явно из смирных, и если мог кого-то напугать, то только дремучего Шарика, который ещё ни разу в своей жизни не сталкивался с сумасшедшими.
       — Ты откуда это такой взялся?.. До сёдняшнего дня в нашей контре дурдомов пока мне не наблюдалось... Или с утра уже открыли один частный?..
       Никола льстил своей country: в их глухой деревне не было даже задрипанного вытрезвителя, поэтому жёны делали его для своих пьяных мужей из подручных средств.
       Гость упёр могучие руки в боки, став похожим на культуриста в ночной рубашке.
       — Покорись, смерд, ибо  я - Посланник  Божий, и  я  передаю  тебе  Волю  Его  и  Слово  Его!..

       …В конуре дурным голосом взвыл мгновенно ставший заикой Шарик.
       Никола повернул голову на звук и увидел, как конура пушечным снарядом взлетела вверх, и со свистом ушла в облака. До ушей Николы докатился грохот, когда она перешла звуковой барьер...
       Бедный Шарик, в мгновение ока лишившийся честно заработанной однокомнатной хаты, с жалким воем беженца забился под крыльцо.

       …За спиной тяжело заскрипело и, инстинктивно крутнувшись на месте, Никола перепугано шарахнулся от ходивших страшным ходуном брёвен родной избы.
       Дом качался, точно от мощного землетрясения, в окнах с жалобным дребезжащим звоном лопались стёкла и осыпались на землю застывшими слезами. Поросячий визг смешался в хлеве с коровьим мычанием, овечьим блеянием и куриным кудахтаньем, и это уже походило на увертюру перед симфонией Конца Света...
       Никола упал задом на крыльцо, глядя снизу на Ангела, голова которого, казалось, упиралась в небо. В его насквозь пропитанном алкоголем и атеизмом мозгу не оставили места для Веры; она зрела на голом месте и потому была дикорастущей.
       — Не надо, мужик... Не надо... Всё… Верю... Уже верю... – Николе никогда и ничего не нужно было долго объяснять по шее.
       Ангел давил взглядом, размазывая Николу по крыльцу тонким вонючим слоем.
       — …КОВЧЕГ!!!
       — Ага... Ага... — сердце Николы колотилось так, что вполне могло вывалиться из его чахлой груди.
       Он на четвереньках засуетился по двору.
       — Ковчег... Ковчег...
       Никола сел на дворовый мусор и тоже молитвенно сцепил перед грудью заскорузлые пальцы.
       — А где ж я его возьму-то?!.
       Ангел, продолжая начатое серьёзное дело, встал в уже знакомую позу Слуги Божьего.

       — …И  сделай  его  так: длина  ковчега  триста  локтей; ширина  его пятьдесят  локтей, а  высота  его  тридцать  локтей...
       Никола глянул на свои локти, и всё-таки сообразил, о чём тут идёт непонятная речь.
       — Лодка!!! – дошло до него с чудовищным опозданием.
       Он вскочил с основательно собравших пыль двора коленок, пулей слетал туда и обратно в забитый доверху барахлом сарай, и с натугой приволок надувную лодку.

       — …Войди  ты  и  всё  семейство  твоё  в  ковчег; ибо  тебя  увидел  я праведным  Мною  в  роде  своём...
       Никола истово дёргал головой.
       — Войдём... Войдём...

       — …Введи  также  в  ковчег  из  всех  животных  и  от  всякой  плоти по  паре, чтобы  они  остались  с  тобою  в  живых: мужского  пола  и  женского  пусть  они  будут...
       Никола нырнул в курятник, долго крушил там уже никому не нужные насесты, и наконец вылез оттуда, измазанный с ног до головы куриным помётом, но бесконечно счастливый. В руках он сжимал истошно кудахтавшую курицу и истерично кукарекавшего петуха.

       — …Ты  же  возьми  себе  всякой  пищи, — лекционным тоном продолжал удовлетворённый Ангел, изредка кося глаза для контроля Николиных действий, — какою  питаются, и  собери  к  себе; и  будет  она  для  тебя  и  для  них  пищею...
       — Ага... — Никола бросил трепыхавшихся птиц, сбегал в полуразваленную избу, и сел в лодку, прижимая к груди холодный чугунок с остатками варёной картошки.

       — …Ибо  чрез  семь  дней, я  буду  изливать  дождь  на  землю  сорок дней  и  сорок  ночей, и  истреблю  всё  существующее, что  Я  создал, с  лица  земли...
       — Уф!.. — облегчённо сказал Никола, роняя чугунок. — Ещё целая неделя! Куда ж ты меня гонишь-то?!.  Успею ведь!
       Ангел опустил руки и тщательно вытер их о свой, оказавшийся довольно грязным, балахон. Глаза его посмотрели на Николу с весьма откровенной издёвкой.
       — Что, напугался?..
      Никола с зубным лязганьем закивал головой.
       — То-то!  — сказал Ангел нравоучительно. — Вот  что  значит  Дар  Убеждения! А  то: антихрист, атеист...
       — Н–н-не п-понял... — заикаясь, с превеликим трудом выдавил из себя Никола.
       — А  чего  тут  непонятного?.. — Ангел скучающе посмотрел по непривлекательным сторонам, и коротко глянул на хмурое небо. — Отбой  учебной тревоги...
       — Какой такой тревоги?.. — Никола мучительно морщил лоб, но его титанические усилия вглубь черепа не проникали: извилины были прямыми и неподвижными.
       — Тренировочной, — лениво пояснил Ангел. — Для, так сказать, поддержания  боеготовности  на  должном  уровне...
       — Не понял... — повторил медленно приходящий в себя Никола уже слегка твердеющим голосом.
       — И  не  поймёшь  ты... — Ангел огорчённо махнул рукой. — Все  вы, богохульники, бестолковые! До поры... — зловеще добавил он. — Я не прощаюсь, смертный...
       Крылья за его спиной шумно всплеснулись, подняв пыль и мусор, и распластались на весь двор, чуть не сдув ветром тщедушного Николу. Ангел взмыл над крышей покосившейся избы и стал тяжело, ступеньками подниматься к заморосившим тучам, уменьшаясь и уменьшаясь в размерах, пока не вошёл в облака и не исчез...

       …Никола опустил взгляд с небес, обречённо глянул на то место, где совсем недавно стояла собачья конура, потом посмотрел на выбитые окна родного дома.
       Жалобно покряхтывая, он выбрался из перегруженной чугунком лодки и, постанывая непонятно отчего, поплёлся в кладовку.
       Ждать, когда брага созреет, Никола уже не хотел.
       Он уже боялся  НЕ  ДОЖДАТЬСЯ...

                Научный атеизм –
                это  ещё  большее
                заблуждение  человечества,
                чем  его
                Вера  в  богов...